Впечатления роман оставляет в целом положительные, но по разным аспектам неровные, неоднозначные.

Два главных референса при чтении всплыли очень явственно, и оба относятся к современному англоязычному фэнтези. Во-первых, Чайна Мьевиль с его нью-кробюзонским циклом: то же «странноватое» фэнтези с привкусом стимпанка, тот же сеттинг с приметами конца XIX — начала XX века, те же (отчасти боди-хоррорные) мотивы с добровольными и не очень модификациями тела, тот же мотив социальных противоречий как один из двигателей сюжета и решений, принимаемых центральными персонажами. Во-вторых, Брэндон Сандерсон: схожая степень «рационализированности» местной «магии», конструкции мироустройства, похожий подход к выбору персонажей. С последним связан и некоторый флёр янг-эдалтовости: все pov'ы, за единственным исключением, подростки 16-18 лет, плюс расхожий сюжетный ход обучения и обуздания магических способностей (ненавязчиво, но очень близко подходящий к стереотипному «обучению в особой школе/академии «противоестественных» искусств»), и это предопределяет целый ряд основных сюжетных злоключений. Впрочем, здесь автор проходит (как и Сандерсон частенько) по самой грани, скорее заигрывая с популярным поджанром, чем падая в его объятия: в целом сюжет «недетский», и местами довольно жёсткий, ценз «16+« вполне оправдан.

Написано хорошим, ясным литературным языком. Хороший баланс образности и динамики текста. Почти все встреченные проблемы с текстом могут быть отнесены на счёт недостаточно глубокой корректуры и — много реже — редактуры. Нареканий именно к автору в этом плане не возникает, за одним или двумя исключениями.

Динамика сюжетная тоже на уровне: и близко нет переизбытка экшена, роман нигде не пускается по ленте событийного конвейера, но и заскучать не даёт. Причём эффект вовлечённости поддерживается местами весьма искусно и, опять же, литературно: через обыгрывание событий с различных точек зрения, через игру со временем привязки различных глав. Фабула подаётся нелинейно, однако система флэшбэков и флэшфорвардов довольно логичная, и каких-то серьёзных усилий для выстраивания общей событийной канвы от читателя не требует. Скорее, ненавязчиво провоцирует на осмысление мотивов персонажей, некоторые догадки о подоплёке событий и т.п. Персонажи многомерные, сопереживание устойчивое.

Некоторые сомнения возникают на уровне «ворлдбилдинга» и общего планирования сюжета. Но, поскольку перед нами только первый том цикла, все эти минусы остаются потенциальными, подтвердить подозрения или опровергнуть могут только следующие тома. Однако всё же поясню.

Во-первых, что касается мира.

С местной реальностью, как можно понять уже из аннотации, чуть больше 7 веков назад приключилась некая катастрофическая неурядица, которая превратила большую часть страны под названием Кьертания в некую, условно, «магически заражённую» зону, смертельную для человека, но, однако, таящую в себе множество ценных для этого человека ресурсов и артефактов, которые, с колоссальным риском для жизни, приходится добывать особо одарённым и тщательно подготовленным людям (а именно, т.н. «препараторам», откуда и название цикла). Однако экспедиции в эту самую зону (т.н. «Стужу») настолько сложны с технической точки зрения, что совершенно непонятно, как данная страна вообще выжила в таких условиях, как такая технически и ресурсно требовательная сфера деятельности вообще могла сложиться постепенно, органически, а не как плод длительных усилий и изощрённых предприятий уже довольно-таки технически развитой цивилизации. Создаётся впечатление, что ты либо имеешь все те «ништяки», которыми обладает Кьертания на момент начала действия романа, и тогда твои «препараторы» могут выживать и даже приносить доход своими вылазками, либо, как говорится, «you die». Как произошёл переход к этой ситуации от более традиционного общества в условиях присутствия Стужи и жёсткого давления на популяцию с её стороны, совершенно непонятно.

Возможно, в дальнейшем автору удастся нарисовать непротиворечивую и достаточно убедительную картину.

Во-вторых, строение сюжета заставляет подозревать, что всё это выполнено несколько нарочито, слишком уж по сценарным лекалам, с элементом лего-конструирования наслаивающихся сюжетных арок различных персонажей и прочим creative writing-схематозом. При определённом недостатке «души», или внутреннего содержания. Но, опять же, время покажет.

Но, читается, повторюсь, очень приятно. Первый том хочется охарактеризовать, минимум, как «качественный продукт». А возможно, и что-то большее.

Несмотря на всю мою любовь к творчеству Юрия Никитина, некоторые циклы его произведений так и остались за пределами моего внимания. Так что, удивительным образом, «Волхов, сын Словена» Дмитрия Гаврилова оказался первым романом «Княжеского пира», который я прочитал. Потому не мне судить, насколько автору удалось сохранить дух серии, или же в какой степени оригинальная задумка Юрия Александровича оказалась им творчески переработана. Сравнения мои неизбежно ограничены теми образцами славянского фэнтези и исторического романа, с которыми у Никитина я знаком.

Но, как бы то ни было, то, что я обнаружил под обложкой «Волхова», мне понравилось.

«Волхов, сын Словена» — фэнтези историко-мифологическое. «Славянское фэнтези» в данном случае означает не просто заимствование этнокультурного антуража, не бережно сконструированный для его воссоздания вымышленный мир, удобный автору, — но вписанность сюжета именно в нашу историческую действительность. Одна из сложнейших проблем, встающих перед автором такого произведения — это выбор соотношения между исторической истиной и степенью погружения в миф, легенду. Нахождения меры, в которой факт может растворяться в фантастическом, в тумане, заволакивающем тьму веков.

И здесь Гаврилову пришлось принять несколько неочевидных решений, явным образом спорных, но главное в том, работают ли они. Для меня — скорее да.

О чём речь?

В качестве канвы романа взят, по-видимому, новгородский цикл былин о богатыре-оборотне Волхове. В романе Волхов предстаёт перед нами старшим сыном и наследником князя (тцара) Славии Словена, добровольно отказавшимся от княжеского венца в угоду странствиям волхва и постижению потаённой сути мира. Волхов — мудрый правитель (в прошлом), могучий воин, он действительно обладает способностью к превращению и готов сразиться не только с врагами родной земли, но и против диких или нечистых тварей и сущностей, грозящих людям или стоящих на его пути. Однако путь, выбранный им — это в первую очередь дорога знания и духовного самосовершенствования. Это предопределяет неспешный старт повествования.

И вкатываться в это повествование не очень просто. Во-первых, читателя встречает приличная порция архаичной лексики, которая, с одной стороны, добавляет колорита, с другой, над некоторыми словами придётся крепко поразмыслить (либо покопаться в словарях), чтобы добыть из контекста их значение: сносок в романе не предусмотрено. Во-вторых, несколько сбивает с толку исторический контекст. Казалось бы, сами имена персонажей дают понятную культурно-историческую привязку, а описанные реалии довольно близки к тем, что можно встретить в исторических романах Юрия Никитина, вроде «Князя Владимира», или дилогии «Тризна по князю Рюрику» самого Дмитрия Гаврилова (в соавторстве с Анной Гавриловой). Соответственно, ожидаешь чуть более раннего, но близкого исторического периода. Однако отдельные упоминания о путешествиях персонажей дают понять, что дело происходит в глубокой античности (так, фигурируют, с несколько изменёнными именами, Гомер и Гесиод, которых Словен и Волхов застали лично); обмолвки о прошлом их народа заставляют ассоциировать их скорее не со славянами в привычном понимании, но с более древним народом скифов (той его ветвью, что откочевала к северу и осела там, создав городскую цивилизацию); наконец, топонимика северо-западных русских земель, Приильменья вполне узнаваема, где-то именами городов, где-то названиями озёр и рек, но всё же при этом искажена относительно стандартов, привычных по учебникам истории и наиболее известным летописным сводам. В результате формируется противоречивая и контринтуитивная картина, которая, казалось бы, даже может отдавать «клюквенностью» «родины слонов», но…

И вот тут вступает в дело третья трудность «вхождения в материал», которая, парадоксально, ставит всё на свои места. Дело в том, что старт романа подаётся сложным чередованием флэшбэков. Вместе с Волховом мы кочуем по причудливому ландшафту его памяти, из зрелости в детство, оттуда в юность, и обратно в детство, и далее, далее, далее... Последовательность этих «вспышек сознания» не всегда удаётся правильно выстроить с первого раза, и достаточно трудно выделить, что из них относится к непосредственному «сейчас» повествования. Однако быстро понимаешь, что эта мозаичность «не баг, а фишка» романа. Ландшафт воспоминаний накладывается на ландшафт природный и исторический, на южную природу путешествий и военных походов юности героя, или же на величавые пейзажи Русского Севера его детства и зрелости. И, углубляясь в эти причудливо переплетённые картины, читатель вскоре осознаёт, что Волхов находится в довольно непростых отношениях не только со временем, но и с пространством, причём не только на уровне субъективного восприятия, но и в смысле проникновения в глубинные слои реальности. Волхов путешествует по своеобразным топосам родной земли, по местам силы, где достаточно сдвинуть с места вросший в почву камень с руническими письменами, чтобы открыть тропу богов, ведущую за пределы мира, углубиться в чащу дремучего леса — и повстречать сущности древние и удивительные, недоступные взору обычных смертных.

Волхов — человек «ведающий», сумевший приподнять завесу видимого мира и нащупать под ней мифологические и метафизические основы. Притом этот специфический опыт Волхова описан автором осторожно и деликатно, очень локально, так что в большинстве случаев остаётся гадать, является ли он свидетельством действительного прорыва в иномирье, или же плодом изменённого состояния сознания героя, его, как сейчас сказали бы, психоделического поиска. Волхов живёт в очень особом «безвременье» и «беспространствии», населённом богами и демонами, и древними представлениями о мироустройстве, и своего рода «этическими универсалиями», поскольку, как по ходу действия обнаружится, здешние законы имеют отношение не только к славянской (или «скифской») мифологии, не только к заветам предков Волхова и его народа, и управляют вовсе не только духовным, «тонким» миром, но и делами светскими, мирскими.

И вселенская природа этих откровений до поры сильно контрастирует с видимостью простой и одинокой жизни, которую ведёт главный герой.

Звучит не слишком-то похоже на обычное героическое фэнтези, не так ли?

И правда, здесь, на этапе развёрнутой, сложной и продолжительной экспозиции читательское внимание цепко держат вовсе не захватывающие приключения, кровавые битвы, изощрённые интриги. Всё это тоже будет, но потом. А пока что от чтения оторваться трудно (ведь действительно трудно!) по другим причинам. Помимо понятного желания всё-таки собрать этот паззл до конца и понять, что же тут всё-таки, щьорт пабьери, происходит, это, во-первых, широкие стилистические возможности автора, порождающие одни из самых впечатляющих образцов пейзажной лирики в отечественном фэнтези, во-вторых, его живое и яркое воображение, завораживающее картинами потустороннего, с которым сталкивается Волхов в своих странствиях (если подбирать аналоги в фэнтези Никитина, то эти картины напоминают, пожалуй, поход героев «Артании» в земли дивов, или же блуждание Троих из Леса по подземным владениям Ящера в романе «Трое и Боги»). Наконец, это чувство подлинности, аутентичности, которое умеет создать автор при описании верований и обычаев языческой древности. Это сложная и неоднозначная картина, при написании которой Дмитрий Гаврилов не чурается и тёмных красок, и пугающих образов, так что его атмосферное фэнтези подчас становится почти тёмным, но никогда не превращается в упрощённое пугало или пустую, но щекочущую нервы экзотику.

И вот покуда Волхов блуждает в своих духовных исканиях, через них и помимо них проступает мир посюсторонний, мир, который Волхов в негодовании оставил, сбросил с плеч, как бремя, мешающее постигнуть суть вещей. Мир, в котором его родные братья в сварах за власть готовы разрушить великое наследие отца, в котором единый народ вот-вот распадётся на враждебные, истребляющие друг друга племена. Мир, где интриги жрецов всё дальше уводят их паству от древнего закона и истин, которые те призваны были хранить. Этот мир выходит на первый план постепенно, вытесняя к середине книги сновидческие прозрения Волхова на периферию повествования. Действующими лицами становятся братья Волхова и их родичи, жрецы, чужеземные князья и воины, и мы становимся свидетелями развязывания, поэтапного и неизбежного, междоусобной войны, готовой разрушить выстроенную тцаром Словеном страну, Славию. Войны, разумеется, не хотел никто, но война оказалась неизбежна. От этой междоусобицы Волхов отстранился, прозревая её отвратительную суть, но сможет ли так и остаться от неё в стороне?

Пуповиной, связывающей главного героя с этим миром, становится судьба случайно (или чьим-то промыслом?) встреченной девушки Нельды, тоже, как и Волхов, «ведающей», прозревающей суть вещей под внешней видимостью, и изгнанной за это испуганными сородичами. Нельда становится по сути главной героиней второй половины романа. Беспокойство юности толкает её в самую круговерть интриг и междоусобиц, она оказывается при дворе князей — братьев Волхова, проникает мысленным взором в сокровенные планы жрецов и в священный полумрак их храмов, разгадывает смысл тайных интриг и терзается бурным ураганом собственных чувств, едва ей понятных.

Вторая часть романа успевает вместить в себя и приключенческий квест, и круговерть интриг в духе «Игры престолов», и романтическую линию, которой позавидуют многие опытные авторы пресловутого ромфанта. С одной стороны, переход от неспешной и атмосферной линии Волхова к этому участку повествования может показаться слишком резким, а почти полное исчезновение заглавного персонажа — породить закономерные вопросы. Кроме того, линия Нельды лично мне показалась и попросту несколько затянутой сама по себе. Однако и козыри автора здесь понятны — наконец мы получаем крепкий, интригующий сюжет, вдоль которого читатель может двигаться привычным образом. Линия Волхова не исчезает совсем, но выступает едва намеченным контрапунктом к основной линии повествования, придавая ей объём и создавая возможность альтернативной трактовки событий. Постепенно между ней и событиями главной линии нарастает подспудное напряжение, так что роман обрывается очевидным вопросом: сумеет ли Волхов не вмешаться в происходящее?

«Волхов, сын Словена» — первый роман анонсированной дилогии, и второй том получит название «Возвращение Волхова». Что-то подсказывает, что «Возвращение» в данном случае не привычный штамп для названия второй части, и даже не просто указание на вмешательство Волхова в разворачивающиеся события. К концу первого романа заглавный герой завершает и свой, особый поиск. И какие истины ему удалось в нём добыть, также предстоит узнать из второго тома.

Роман Дмитрия Гаврилова — это и долгожданное для поклонников продолжение старого цикла славянского фэнтези, начатого некогда мэтром жанра, и — один из многих — вклад в испытывающий прилив читательского внимания поджанр. Интерес к фэнтези на аутентично русском фундаменте возрос, его так или иначе пытаются удовлетворить многие писатели, художники, разработчики игр, et cetera. Это понятное и интересное своими перспективами явление само по себе.

Однако и в том, и в другом случае «Волхов, сын Словена» видится чем-то большим, нежели дежурный «подход к снаряду». Это нешаблонно выполненный роман, где находится место и нестандартным персонажам, и доле стилистического эксперимента, и запоминающемуся визионерству. Что особенно важно, автор в этом романе, не чураясь игры с читателем, не стесняясь завоёвывать его внимание захватывающим сюжетом и доступными для сопереживания персонажами, старается всё же говорить о чём-то сверх того. Вкладывать «прибавочный смысл», рефлексировать над сложными вопросами этики, истории, государства и власти. Вплетать в свои сюжетные узоры смыслы, которые не стыдно назвать и «философским содержанием».

Однако оправдать эти многочисленные авансы, которые «Волхову» хочется выдать, должен второй том. В режим ожидания которого лично я теперь и перехожу.

Райаниеми крайне не везёт с отзывами и интерпретациями. Отчасти тому виной, конечно, многослойность его произведений. И вроде бы многие рецензенты отсылки читают, аллюзии улавливают (а в этот раз ещё и переводчик с редактором помогли, снабдив роман путеводителем по персонажам), но чаще всего это ограничивается верхним слоем, который почти наверняка не самый важный для автора.

Да, формально «Страна вечного лета» — шпионский роман в фэнтезийном антураже. Да, среди персонажей множество реальных знаменитых разведчиков и шпионов по обе стороны баррикад и — учитывая специфику произведения – по обе стороны реальности. Однако разведывательно-политическими аллюзиями всё далеко не ограничивается, роман куда постмодернистичнее, чем может показаться. И смыслы кроются всё же на философско-мировоззренческом уровне эфира. О чём, в принципе, можно догадаться уже по присутствию в сюжете переименованного Герберта Уэллса в роли премьер-министра Великобритании. Всё же и к разведке он имеет весьма опосредованное отношение, и на политическом небосводе эпохи фигура далеко не первой величины. Есть чему удивиться! Однако присутствуют в тексте инкогнито и другие интересные персонажи, которых миновало бдительное око переводчика-контрразведчика, а вместе с ними прокрадывается и другая проблематика, другие идеи. На этом постараюсь и сосредоточиться.

Возможно, уместно будет начать с переинтерпретации сеттинга. Как ясно уже из аннотации, перед нами мир, где на научных основах обнаружили связь бренного с потусторонним, и технологии оказались способны сохранять души покойников в неком сверхъестественном «эфирном» мире. Вокруг этой затравки и строится большая часть политических аллюзий и коллизий романа, вполне очевидных. Однако перед нами не просто антуражное решение, у такой игры существует двойное дно.

Первое семейство отсылок, явно немаловажных для автора, физика-теоретика по образованию и мировоззрению, берёт начало из обмолвок о механике Той Стороны. В этом мире что-то явно не то с физикой: релятивистской и квантовой революций не произошло, мы не слышим имён Эйнштейна, Планка, Шрёдингера, не возникают и творцы атомных проектов. Зато персонажи активно рассуждают об эфире, четвёртом (пространственном) измерении и т.д. Классическая механика и электромагнетизм, похоже, устояли, правит бал эфиродинамика.

Второе семейство чисто сеттинговых отсылок – явный изоморфизм явлений здешней реальности с тем, как сейчас видится околотрансгуманистическая проблематика «загрузки» и искусственного интеллекта. Для читавших «квантовую» трилогию автора это почти очевидно, сходство сторон глобального конфликта с Соборностью и Зоку прослеживается неплохо. Остальным предстоит просто проанализировать и сопоставить. Новые Мёртвые британской короны вполне похожи на оцифрованные сознания в виртуальном мире из иной научно-фантастической книжки. Отбор в бессмертие идёт по имущественному и социальному рангу, а также по полезности государству. В то же время, потусторонний Ленин, Вечно Живой, вполне смахивает на коллективный разум и искусственный интеллект сверхчеловеческого уровня в одном флаконе. Возникающие в тексте фигуры Моркома и Тьюринга служат дополнительным намёком на сопоставление ситуации с гипотетическим «взрывом интеллекта».

Отдельного упоминания заслуживает очередной экскурс Райаниеми в область русской философской мысли. В «квантовой» трилогии это был космизм в исполнении Фёдорова и его философии Общего дела. Здесь «богостроителями», создателями Вечно Живого, автор рисует деятелей Русского Авангарда из разных областей науки, технологий, философии и искусства: Богданова, Красина, Малевича и Термена. При желании этот список можно многократно расширить, ведь связь тогдашней советской науки и искусства с идеями космизма и с современной проблематикой трансгуманизма и постчеловека – отдельная громадная тема для множества вполне реальных философских штудий.

Раз уж Моркома с Тьюрингом упомянули, то интересно рассмотреть и другую фигуру, которая возникает рядом с ними и с которой связано два из трёх ключевых диалогов романа. Немецкий философ Уншлихт. Кто он? В одном из встречавшихся отзывов отмечают, что Уншлихт характеризует Вечно Живого термином из философии Хайдеггера. В пользу этого говорит вроде бы и национальность персонажа. Не мой конёк, потому настаивать не буду, но Хайдеггер известен всё же скорее философией техники, а вот Уншлихт обсуждает с Моркомом и одним из главных героев – Блумом – скорее фундаментальные основания математики и логико-эпистемологические проблемы. Звучат фамилии Рассела и Мура, упоминаются важнейшие парадоксы математики. А что за теорема, которую доказывает призрак Ленина Блуму? Что-то о противоречиях и аксиоматике математических формальных систем. Уншлихт определённо некий собирательный образ Витгенштейна и Гёделя, что поддерживают и некоторые упомянутые факты биографии. Просто в здешней реальности бога встретили не на вокзале, а в чемодане.)

Иными словами, перед нами книга не только о «загрузке» и трансгуманизме, но и об основаниях математики, конфликте математического платонизма и конструктивизма.

При этом Уншлихт называет математику не более, чем лингвистической игрой, а не наукой, изучающей сколько-то реальные объекты. Для Блума на тот момент это очевидная нелепость, но и истинная роль Уэста-Уэллса в его судьбе от героя тоже до поры сокрыта. А между тем эта фигура здесь очень кстати со своими рассуждениями о фантазиях и воображении, с мирами, которые он творил в собственных книгах. Читая «Страну вечного лета», мы оказываемся внутри лингвистической игры, где персонажи тоже постоянно играют в лингвистические игры. От погибших душ остаются в конечном счёте несколько аксиом да кроющееся в них изначальное противоречие, которых вполне достаточно для дальнейшего развития (ещё один привет диалектическому материализму?). Учитывая явные отсылки к неоплатонизму с его Единым-Неведомым как источником душ, а также намёком на возможность душ творить миры, не окажемся ли мы в итоге в одной из реальностей, нафантазированных ушедшим вслед воображению Уэстом? Замыкая круг этого постмодернистского Уробороса: текст и персонажи лишь лингвистическая игра, но если лингвистической игрой является сама реальность, то не являемся ли мы игрой этих персонажей и этого текста?

Если взаимопроникновение этих двух взглядов на математику и лингвистические игры можно считать разрешением философско-эпистемологической линии романа, то финальный диалог Блума и Рэйчел Уайт можно считать разрешением конфликта трансгуманистическо-политического. Мировоззренческие разногласия покуда никуда не делись, однако герои ведь готовы счесть победу над смертью безусловным благом, достойным первоочередной защиты. По всем возможным соображениям, включая собственную личную свободу.

Таким образом, перед нами обманчиво простой текст с громадным количеством отсылок и лингвистических игр разной степени очевидности. Вопрос, однако, не в этом. А стоит ли считать такую игру оправданной и удачной. Достаточно интересной художественно и философски.

С идеологической точки зрения роман показался мне довольно интересным и временами изящным, хотя не покидает ощущение, что автор мог бы высказаться смелее и интереснее.

Что касается недостатков художественных… Звучали обвинения в «клюкве». На мой взгляд, пример такого рода ровно один, и он упомянут в одном из встречавшихся отзывов: воспоминания экс-агента НКВД о бытности в Петрограде. Впрочем, Кулагин, судя по всему, был тот ещё поэт.

Феминистическая линия не показалась мне чрезмерно назойливой и гипертрофированной. Тем более, что героине придумана интересная и убедительная психологическая мотивация, а речь всё же о 30-х годах прошлого века, да ещё и в мире с сильно замедлившимся техническим и социальным прогрессом.

Сюжет действительно не балует чрезмерным напряжением, а экшн ближе к финалу отдаёт шаблоном и китчем. Но не забывайте: мы внутри лингвистической игры (и не факт, что только фигурально выражаясь), так что может сделать её забавнее и интереснее, чем немного шпионских пострелялок? Кроме того, книги с подобной плотностью отсылок и смыслов крайне редко столь просты для чтения и хвастаются хоть каким-нибудь сюжетом вообще.

Зато если следить за сюжетом и отсылками одновременно, напряжение мысли всё же увеличится, и скука станет куда более призрачным явлением.

На мой взгляд, этой книге, конечно, далеко до того прорыва, которым стал «Квантовый вор» и вся его трилогия. Однако роман безусловно хорош.

По большому счёту, чепуха, но забавная и духоподъёмная. И, кстати, весьма киногеничная, — не удивлюсь, если через какое-то время экранизируют. Получится отличная фэнтези-приключалка под Новый год.

Сплавом Мартина с Пратчеттом, вопреки цитате с обложки, книгу можно назвать с трудом. По общей тональности и настроению показалось ближе всего, как ни странно, к «Троим из Леса» Никитина — то же сочетание ироничности с жёсткой, а подчас и жестокой героической линией. Однако баланс этих элементов большую часть книги оставляет желать лучшего. Пару раз автор проваливается в тотальное алогичное юморение, что очень вредит убедительности текста. И только где-то в завершающей трети роман выбредает на правильный путь и добирается до финала без проседаний. В оном финале ждёт довольно уместный намёк на продолжение, ничуть не вредящий завершённости истории, рассказанной в «Королях Жути».

Из неоспоримых плюсов произведения:

- Хороший юмор. Когда его не слишком много, читать действительно забавно. Правда, шутки зачастую отдают скабрезностью, но вполне в духе рокнролльности — следующего плюса романа;

- Прикольные отсылки к рок-музыке. Причём речь, конечно, именно о классическом роке и хард-роке, а не металле, как мечтали, кажется, некоторые «лаборанты». Вы сразу поймёте (если в теме), кто из героев «соло-гитарист», кто — «басист», а кто — «драммер» или «клавишник». Ох уж эти расхожие шутки о тормознутых бас-гитаристах! Узнаваемые отсылки к группам, вроде Hawkwind, Queen, The Sparks, отдельным известным музыкантам и песням. Ненавязчиво, но весело: «Monsters of Rock» превращаются в «Rock vs. Monsters»;

- Неплохая работа с текстом. Много неожиданных, красивых и метких сравнений и метафор. Временами они даже слишком бросаются в глаза, как будто автор немного красуется. Но хороши;

- ПЕРСОНАЖИ. Сорри за капс, но оно того заслуживает. Этот момент просто-таки за уши вытягивает общее качество книги. Стареющий герой на пенсии — вроде бы расхожий забавный мотив. Но здесь Имс сумел раскрыть образы из этой категории действительно достоверно. Все эти легендарные воины с семейными проблемами и болями в пояснице больше не смотрятся предметом для нескончаемого потока приколов (навроде того беззубого пратчеттовского варвара). Нет, это действительно продуманные, мощнейше замотивированные персонажи, люди с непростым прошлым и сложной, неочевидной системой принятия решений. Их по-человечески понимаешь, в них веришь. И это тот фактор, который превращает в лучшие моменты эту развлекательную юморную адвенчуру в трагикомедию довольно высокой пробы. Заставляет переживать за происходящее, делает читателя небезразличным, натягивает нервы, как струны электрогитары. Вот тут всё сделано очень круто, и задатки автора кажутся действительно солидными и многообещающими. Всё остальное на уровне крепкого, но не выдающегося дебютанта, здесь — уже виден класс.

В минусах зато очень многое другое. Карнавал монстров, которые монстры исключительно потому, что страшны, зубасты и шипасты. Злобное зло (за исключением, может быть, главгада, которому бэкграунд продумали всё-таки неплохо). Периодически сваливающееся в натужно-забавный абсурд повествование. Временами проседающий темп. Временами алогично придуманный и несколько прямолинейно поданный мир (тут автор, кажется, и сам не решил: эпик ему необходим (довольно шаблонный), или забавный тяп-ляп (не всегда смешной)). Куча проходных персонажей на пару глав: ниоткуда возникли, в пустоту и ухнули. Отсутствие какой-то внятной идеи, — но этого и не ожидалось.

Ergo. Многообещающий, но пустоватый дебют. Если не слишком тормознут откровенно слабые места, несколько приятных вечеров за увлекательным чтением вполне возможны. Но вообще-то и в жанре, и вообще выходит громадное число куда более достойных внимания книг.

6,5/10, округляю до 7.

Многие критические отзывы на данный роман — слишком явное следствие недопонимания авторского замысла, неверного подбора «ключей» для его истолкования. Конечно же, читатель может с полным правом поставить это в вину автору. Не разъяснил, туманно сформулировал, был неточен. С другой стороны, все ключи находятся в самом творчестве Лема и лежат относительно на виду.

Во-первых, описание мира будущего, который мы находим на страницах «Фиаско», кратко изложено уже в монографии «Фантастика и футурология» 1970 года. Том второй, «Проблемные поля фантастики», глава IX — «Утопия и футурология». Там описываемый мир датирован серединой третьего тысячелетия, а узнаваемые инновации, играющие принципиальную роль в сюжете «Фиаско», приведены по датам изобретения/внедрения. На собственном примере Лем разбирает достоинства и недостатки масштабных «хронологий будущего» — литературные и футурологические. Очевидно, замысел в своей основе ещё тогда владел его воображением, и роман 1986 года стоит рассматривать как венец многолетней работы, замыкающий множество заранее подготовленных мотивов творчества в единое целое.

Во-вторых, там же обнаруживаем подробный разбор романа Уильяма Голдинга «Повелитель мух», а также нескольких классических НФ-произведений о межзвёздных дорелятивистских кораблях, «ковчегах», с точки зрения правдоподобия описанной там социальной инволюции замкнутых коллективов. Малых групп, отпочковавшихся от большого общества. Ещё подробнее проблема разбирается в «Философии случая». А в примечаниях к первому тому «Фантастики и футурологии» можно найти расширенный вариант критики «Повелителя мух» с позиций социологии. Там Лем разбирает материалы дневников, хроник и социологических исследований, в том числе касающихся поведения групп заключённых в нацистских лагерях. Основы социодинамики замкнутых групп, обозначенные автором там, – точнейше воспроизводятся в поведении экипажа «Гермеса». Большинство принятых ими диких и нелогичных решений, на которые сетуют читатели, объясняется именно такими эффектами.

Таким образом, нарисованная в романе схема абсолютно последовательна и таки опирается на вполне актуальные научные представления. Недодумки или произвола в этом отношении нет.

Ну а дальше — вопрос цельности и убедительности художественного образа, в который Лем вписывает свои размышления.

«Фиаско» становится в художественном отношении своего рода «парадным портретом» человечества или даже, скорее, человечности. Только понятой не как абстрактный гуманизм, как борьба всего хорошего против всего плохого. Нет, человечность героев «Фиаско» — это набор имманентных свойств человека как биологического существа. Как индивидуальных, так и социальных. Со всеми противоречиями и скрытыми внутренними конфликтами. И здесь то, что в ходе эволюции увеличило адаптивность человеческого рода, вся самопожертвенность, экспансивность, повышенная агрессия и склонность к отчаянным авантюрам малых групп (которые обеспечили выживание вида в условиях прохождения «бутылочного горлышка« или при колонизации удалённых уголков Земного шара) – всё это оказывается в условиях сложнейшего технического предприятия – Контакта, установления межцивилизационных связей с представителями инопланетного вида – губительной бедой.

Отдельная проблема, по аналогии с тем, «кто же такие квинтяне?», — а кто же является полноценным и полномочным представителем человеческого вида?

По идее, предельно обезличенный главный герой Марк Темпе, — то ли Пиркс, то ли Парвис, размороженный после гибели на космическом фронтире, восстановленный из частей тел многих людей, — максимально типичный и обобщённый человек в разношёрстной компании на борту «Эвридики». Он оторван не только от человечества, как все прочие члены экипажа. Он изгой ещё и во времени, им безвозвратно потерян любой социальный контекст, который окружал его до первой гибели. Кажется, именно его, а не учёных мужей или исполненного истовой, но и ищущей веры священника, ставит Лем воплощением Человека.

И наделён Темпе человеческим в высшей степени набором личных качеств. Это, как уже сказано, не смиренный искатель духовных истин, и не кабинетный учёный. Не «фаустовский человек», взыскующий истины. Нет, это больше прометеевский образ. Человек, стремящийся активно подчинять и преобразовывать мир. В сложной ситуации именно он, «дикарь», невежда в сущности, станет неформальным лидером и лицом группы Контакта. Именно такие личности в истории вели за собой, спасали, обороняли, защищали и возглавляли. Какое ещё воплощение побед и завоеваний Человечества вам нужно?

Он буквально напрашивается на роль эдакого «человека-в-себе».

Однако в романе именно этот набор качеств человека-победителя приводит всё предприятие к эпохальному, апокалиптических масштабов краху. И этот прометей принесёт огонь не только на Землю, но и на Квинту:

»... и, когда вознесённая к небу паутинная сеть вместе с антеннами, ломающимися в пламени, упала на него, он понял…»

На другом уровне представителем человечества оказывается весь экипаж «Гермеса» и «Эвридики». Но эти группы тоже сработали не лучшим образом, коль скоро вся ситуация оказалась в руках одного человека с биометром вместо молотка в руках.

С другой стороны, эпизодами, умело добавленными деталями, техническими справками и экскурсами перед нами открывается панорама всего человечества, стоящего за спинами людей «Гермеса» и «Эвридики». Да, это человечество тоже не лишено своих проблем, его начинания неидеальны, и подчас довольно болезненно неидеальны. Оно напоминает того «ущербного бога», нарисованного Крисом Кельвином на последних страницах «Соляриса». Но в целом как раз оно развивается успешно, постоянно преобразует себя и мир вокруг себя. Оно куда больше похоже на цельный и эволюционно успешный организм, чем каждый из героев романа в отдельности. И, возможно, в многочисленных отсылках, в образе коллективно разумных муравейников из виртуального сна Темпе, в самых квинтянах таится намёк именно на это. Возможно, они – зеркало для человечества, по Лему. Отдельный человек или ограниченная группа людей не могут служить достойным представителем Человечества. Только само Человечество. А эти ложноножки, выброшенные Человечеством в безграничность космоса, в сторону звёзд, неизбежно рвутся как слишком хлипкие. В силу биологических и физических ограничений.

То же, что лежит за рамками Окна Контакта, уже слишком мало походит на человека, и для Контакта с ним не приспособлено. Если там что-либо вообще находится.

Да, роман ещё можно покритиковать за старомодность некоторых описанных технологий, за чрезмерную расплывчатость и лишь смутную наукообразность других, за эскизность и неполноту некоторых образов, но…

Возможно, я слишком восторжен, в противовес нередким отрицательным оценкам этого романа. Но для меня «Фиаско» — одно из важнейших и масштабнейших полотен Станислава Лема, продирающий до внутреннего холодка финальный аккорд его художественного творчества, подводящий итог многим линиям его размышлений. Один из важнейших романов жанра.

Чрезвычайно противоречивый роман. И оценка в данном случае вовсе не про то, что «написано относительно пристойно, но оставило равнодушным». Скорее, произведению Бестера крайне трудно выставить какой-то когерентный балл, а то, что есть — «среднее арифметическое» от явленных провалов и достижений.

Внешний слой романа – ураганный экшн-боевик в эклектичном сеттинге, вобравшем, кажется, все мыслимые шаблоны классической НФ. Космические полёты, телепортация и телекинез, мутации, апокалиптические катастрофы, временные петли, роботы и антигравитация et cetera.

На подкладке же — попытка едкой социальной сатиры с философской проблематикой свободы воли, сильной личности, общественной роли элит.

По исполнению всё это для своего времени как минимум оригинально. Однако насколько в итоге состоятельно? Насколько достигнуты цели?

Ядро романа – авантюрно-приключенческая история мести, эдакий «граф Монте-Кристо на стероидах», поданная в невероятном захлёстывающем темпоритме. Событийность зашкаливает, сметает ураганом. Помимо сюжетных твистов, щедро перемешанных с разнообразными piano ex machina, на читателя обрушиваются всё новые фантастические допущения, всё более «остранняя» предметный мир повествования, поддерживая непреходящее ощущение чуждости и непредсказуемости. Можно было бы сказать, что автор сознательно доводит концентрацию новшеств до предела, стараясь рельефнее показать столкновение человека и стремительно меняющейся научно-технической среды. Довести до апофеоза нагнетаемый этими переменами стресс – стресс героев и самого читателя.

Можно было бы сказать, кабы не два обстоятельства.

1. Практически все фантдопы контрэмпиричны, а зачастую и полностью алогичны. И вроде бы автор пытается увязать всё в единую непротиворечивую картину, но эта работа никогда не доводится до конца. Для этого нет ни времени, ни, скорее всего, желания. Простейший пример – один из центральных фантдопов романа, джантация, мгновенная телепортация в произвольную точку пространства силой воли. Само собой разумеется, что джантация противоречит теории относительности и самой физической концепции причинности. На том можно бы и остановиться, однако Бестер попытался ликвидировать хотя бы видимые противоречия. Что будет, если вследствие телепортации два человека окажутся в одной точке пространства-времени, задаётся вопросом один из персонажей. Произойдёт гибельное столкновение, отвечает другой, потому-то площадки, где разрешена джантация, столь большие – чтобы вероятность пересечения нескольких человек в ограниченном объёме была минимальна. При этом джантирующие исчезают с тихим хлопком – воздух устремляется в образовавшийся на их месте вакуум. Однако если взаимопроникновение с другими людьми и предметами после джантации действительно возможно, то что же происходит с тем воздухом, в который джантирует путешественник? С плавающими в нём взвесями, пылью? Не оказываются ли те равномерно рассеянными внутри клеток его тела? Почему не приводит это обстоятельство к трагическим последствиям? И трудно сказать, что было бы лучше: пытаться довести этот сизифов труд «объяснений» до конца, или же просто бросить всё на уровне полной условности, принимаемых по умолчанию «условий игры». Вариант Бестера застывает ровно посередине, ни к селу ни к городу.

2. Поведение персонажей не похоже на стрессовую реакцию человека. Наоборот, давление среды превращает их в гипертрофированных монстров, в комиксовых супергероев и суперзлодеев. Переформатируй нас ускоренный научно-технический прогресс в некое подобие Супермэна или Железного Человека, фильмы Marvel и DC давно бы провалились в прокате: Лиги Справедливости вгоняли бы друг друга по ноздри в асфальт в прямом эфире 24/7. Неожиданные реакции героев Бестера, фрагментация их личностей скорее напоминает не отклик изуродованных индивидов на среду, к которой невозможно приспособиться. Перед нами дурно сшитые эмоциональные франкенштейны, где эффектность происходящих метаморфоз объясняется не обнаруженными психологическими глубинами, а абсолютной непоследовательностью и непредсказуемостью аффектации, усиленной и закомпрессованной, как звук на музыкальном альбоме времён “loudness wars”. Даже эмоции и страсти персонажей больше напоминают суперспособности, поскольку любовь и гнев здесь способны порой в буквальном смысле разорвать ткань реальности.

Впрочем, спорные и откровенно провальные черты романа вряд ли отделимы как от просто ярких, так и от по-настоящему пророческих, опередивших время.

Роман написан нарочито утилитарным языком, короткими, рублеными предложениями, чаще всего лишёнными каких-либо стилистических красот. Тем больше впечатляют регулярно встречающиеся жемчужины образности, вроде:

«Одна стена была полностью застеклена: круглые иллюминаторы, квадратные иллюминаторы, алмазные, гексагональные – любой формы и материала. Казалось, что стену сотворил безумный ткач из лоскутков стекла и света».

«Кипящая кислота ненависти опалила плоть, завладела душой, выела скотское долготерпение и безразличие, сделавшее из него ничтожество, и возбудила цепь реакций, которые превратят Гулли Фойла в адскую машину. Он был одержим».

Всё вместе очень напоминает «концентрированную прозу», разработанную через тридцать лет Брюсом Стерлингом, да и вообще весь этот хромированный стиль киберпанков во главе с Уильямом Гибсоном. Очевидно, революционеры НФ 80-х почерпнули у Бестера не только стилистические решения. «Тигр! Тигр!» последовательно воспроизводит киберпанковский принцип “high tech, low life”, противостояние всесильных транснациональных корпораций (кстати, даже фишка с вездесущими, маркирующими власть, престиж, социальный статус брэндами предугадана!) с деклассированными низами общества. Отсутствие классических «положительных персонажей». Технобандиты и технодикари кромсают основы социума. Да и вообще в мире Бестера «всё, что можно сделать с лабораторной крысой, можно сделать и с человеком» (с) Председатель Брюс.

Кстати, остроумно проработанный сленг и жаргон социальных низов, потребовавший даже внедрения в речь персонажей особого синтаксиса, тоже можно отнести к бесспорным стилистическим удачам. (А вот знаменитые изобразительные элементы в тексте выглядят подчас необоснованной эксцентрикой.)

Реальность романа, благодаря прежде всего нагромождению хаотически падающих на голову читателя фантастических допущений и ошеломительных открытий, приобретает подвижность, текучесть. Теряет стабильность. И здесь явное сходство с произведениями Филипа Дика, тем более что структура мира здесь тоже во многом оказывается зависимой от человеческой воли.

Киберпанки добавили к находкам Бестера техническую и научную грамотность, острую проблематику. Дик переместил эпицентр сотрясающих фиктивную реальность сейсмических корч в человеческое сознание. Оба подхода в итоге самобытны и интересны, способны сказать нечто новое и важное о человеке и мире. Решениям же Бестера не хватает цельности и системности. «Тигр! Тигр!» — паноптикум уродцев и всякой небывальщины, поражающий воображение, восхищающий напором авторской фантазии, но вряд ли способный на что-то большее.

При этом амбиции и поддерживающий их интеллектуальный багаж автора существенны. Художественные отсылки почти постмодернистски многообразны и разнородны: Дюма, Шекспир, Достоевский, Ницше… Однако метаморфоза «Типичного Среднего Человека» (как характеризует языком психологической анкеты своего героя, Гулливера Фойла, сам Бестер) в графа Монте-Кристо с задатками Заратустры, которому, тем не менее, предстоит раскаяние Раскольникова, способного, впрочем, замахнуться метафорическим топором на целое человечество, — слишком эклектична и нарочита, чтобы показаться достоверной. Завершающее морализаторство романа на тему просвещения масс, обличающее загнивающую ницшеанскую элиту, выглядит взятым с потолка. Прежде всего потому, что до финальной главы мы видим в романе только всех этих гипертрофированных Героев почти мифологического размаха – и нигде обычного человека или хотя бы общество, о котором финальные патетические монологи Фойла. Однако монолог того же Фойла о свободе воли и сцена с «сошедшим с ума» андроидом художественно поразительно сильны, пусть эффект и остаётся преимущественно локальным.

В итоге перед нами по ряду признаков совершенно новационное для своего времени НФ-полотно, где вполне сознательно, по-видимому, доведены до абсурда многие шаблоны палповой литературы, романа приключений, триллера и пр. Однако на обломках этих шаблонов не прорастает ничего по-настоящему нового и убедительного. Нет того, что получилось, например, у Стерлинга, разрушившего в «Схизматрице» шаблон авантюрно-приключенческого романа. Из живописных развалин сюжетных схем последней вырастает философия постгуманизма. Роман же Бестера читается лишь как до смешного гипертрофированный боевик. Попытки вывести дело на некую глобальную идею не получают по ходу действа достаточной почвы, чтобы прочно укорениться в восприятии читателя.

Тем не менее, этот роман стоит прочитать ради понимания путей развития англоязычной фантастики середины прошлого века. Произведение бесспорно влиятельное и изобретательно написанное. В этом плане ему невозможно не отдать должное.

Прежде не читал семейных саг, и брался за «Великие мечты», чего таить, с опаской. Тем удивительней был нарастающий с первых же страниц интерес. Казалось бы: речь про бытовые трудности, довольно приземлённые жизненные неурядицы. Персонажи, по большей части, — люди обычные (хотя и не в социальном, может быть, смысле, но об этом скажу позже), даже часто заурядные и поверхностные. Но – внимание текст удерживает отлично.

«Виной» тому несколько неоспоримых достоинств романа.

Во-первых, стиль. Чудо как хорош, конечно. Поток тонкой изобретательнейшей авторской иронии, соскальзывающий временами в ядовитый сарказм, способен преобразиться в возвышенную прочувствованную метафористику в самый непредсказуемый момент. Тогда в дело вступает изощрённая образность, которая чаще всего весьма эффектна и эффективна, идёт ли речь об описании природы, интерьера, или же об отражении игры внутреннего мира персонажей. А затем, без ложного эстетства, Лессинг может сменить высокую поэтику на сухой, почти протокольный язык, когда необходима «беспристрастная» фиксация факта. Спектр настроений и стилистических подходов широчайший.

Круто, в общем. Хотел бы я уметь писать с подобной вариативностью!

Второе достоинство романа тесно связано с первым. Богатый нюансированный стиль как нельзя лучше подходит для отображения множества психологических деталей и наблюдений. Многие из них касаются чего-то совершенно обыденного и привычного, но при эффектной стилистике и во взаимосвязи со многими другими подобными деталями, — производят эффект прозрения.

Не сказать, что большой фанат психологической прозы, но при таком подходе, — впечатляет. Возможно, кому-то покажется, что перегружены феминной эмоциональностью женские образы. Кто-то посетует на некоторую предзаданность и недостаточную вариативность мужских образов. Но тут, на мой взгляд, вполне правомерна ссылка на авторское видение. В целом же психологическая проработка очень хороша.

Третье, и важнейшее, пожалуй, для меня достоинство, — «Великие мечты» в первую очередь не книга «о семье во времени», чего ждёшь, казалось бы, от семейной саги, но и как минимум в той же мере книга «о времени вокруг семьи». Именно это обстоятельство роман выделяет и делает его произведением значительным. Правда, скорее всего, здесь же и корень главных его проблем и дисбалансов.

Что, конечно, следует обсудить подробнее.

Почти всё, о чём идёт речь в «Великих мечтах» применительно к биографиям персонажей, имеет выход с личностного уровня на социально-политический. На примере судеб старшего поколения, «ровесников века» (линия Юлии Леннокс) можно проследить очередной виток упадка аристократии в Англии XX столетия. Вместе с падением значения привилегированного некогда сословия происходят и сдвиги нравов, культурных реалий.

Больше внимания уделено, конечно же, поколению самой Лессинг (Фрэнсис, Джонни и др.), и здесь важна уже не только некая «типичность» персонажей для времени и общества, но и подбор их индивидуальных черт и биографических подробностей, помещающий их в сердце социально-политических преобразований века. Личная жизнь той же Фрэнсис даёт повод поговорить и об отношениях полов в целом (О, эти блестящие характеристики «волн» и «этапов» европейского феминизма! С нашей исторической и культурной дистанции они во многом сливаются в неразличимые хаотические бурления, провоцирующие только неприятие и насмешку. Но у Лессинг показаны очень рельефно и интересно.), и о расстройстве привычных семейных связей (да, «Великие мечты» — семейная сага времён окончательного распада «традиционной семьи», этот процесс тоже показан поэтапно и убедительно), и о (контр)культурном сдвиге середины XX века, «разрыве поколений». Отдельный разговор – фигура Джонни Леннокса, и вся политическая линия романа; об этом порассуждаю особо и чуть позже.

Не менее насыщены социальным контекстом линии «молодёжи» — детей 40-50-х. Зарождение контркультуры, сексуальная и психоделическая революции, эпидемия депрессий, формирование современного европейского политического ландшафта и нового истеблишмента, глобализация, — всему найдётся место и время.

Стоит упомянуть: как-то неосознанно своего рода «саундтреком к чтению» я выбрал поначалу пинкфлойдовскую «High Hopes». Может быть, просто по созвучию названий: «Большие надежды», «Великие мечты»… (Даром, что в оригинале у Лессинг “The Sweetest Dream”. Впрочем, это одно из немногих явно спорных решений переводчика. В остальном, проделана колоссальная и очень качественная работа.) Может быть, подсознательно ждал от романа похожего на эту композицию ностальгирующего настроения, и отчасти его и правда можно обнаружить. Однако совершенно неожиданно «Великие мечты» представляют собой скорее сильную антитезу к классическому творчеству тех же Pink Floyd. Дело в том, что молодёжный бунт 50-60-х показан Лессинг скорее глазами старшего поколения. А бунтует, как вы понимаете, поколение как раз Роджера Уотерса и компании. Всегда подозревал, что не так всё гладко с виршами типа “We dun need na edjukayshun” из “Another Brick in the Wall” (простите уж за умышленное коверканье цитаты, не смог удержаться от иронии :) ). Поверьте, взглянув на ситуацию с той стороны баррикад, через призму романа Лессинг, вы не сможете удержаться от определённого сочувствия и противной стороне.))

Заодно по живописным зарисовкам эпохи становятся, например, ясны исходники для гипертрофированных ужасов пресловутого «Заводного апельсина» Бёрджесса. Молодёжная преступность, немотивированная асоциальность, «тлетворное влияние русских коммунистов» — всё на месте, и понимаешь наконец-то, откуда что взялось.

Словом, 50-70-е изображены столь живо, и ярко, и многосторонне, так что если о времени только и знаешь, что по замечательной психоделическо-прогрессивной рок-музыке, да что-то слышал о движениях хиппи и пацифизме, то лоск со светлого образа может капитально ободрать.

Однако центральной и важнейшей для романа является, конечно, политическая линия, — линия «Великих Идей», столь повлиявших на жизни персонажей. И здесь тоже сказано немало интересного и важного, но подчас отображение политических противоречий в их «диалектическом развитии» становится весьма шаблонным и поверхностным, а то и просто предвзятым.

Вообще, с одной стороны, здорово, что Лессинг являлась частью множества процессов и явлений, о которых пишет. Это даёт уникальный «взгляд изнутри», нередко очень правдоподобные характеристики и взвешенные оценки происходящего. Лессинг была феминисткой – и в «Великих мечтах» найдётся много интересных рассуждений о феминизме. Автор жила продолжительное время в Африке – и роман сообщает многое о проблемах континента. Наконец, Лессинг долгое время была коммунисткой – и… ну ладно, как раз тут всё не очень гладко.

На критику коммунизма (отдавая, впрочем, тому должное как «великой мечте человечества») Лессинг не скупится, и зачастую это вредит роману. Воистину: нет для идеи или учения критиков более едких и непримиримых, чем бывшие пламенные адепты. Политический пафос взвивается пионерским костром, и от его жара корёжит и перекручивает характеры. Нет, серьёзно, вы верите в образы Джонни Леннокса или Роуз Тримбл? Лично у меня периодически случались «разрывы правдоподобия»: невозможно быть настолько глупыми, или агрессивными, или упёртыми людьми, особенно если чуть раньше сказано не очень хорошо соотносящееся с подобным образом! Для характеристики Джонни Леннокса употреблено известное выражение «полезный идиот», намекающее, что тот – агент влияния СССР. Но, простите, как раз с точки зрения СССР он скорее «идиот бесполезный», а то и «вредный», поскольку трудно представить более верные способы дискредитации левых идей. Думаю, у нас в стране даже правоверные коммунисты, завидев подобного болтуна, скорее вздохнут в духе: «Ах, как всё-таки правильно и своевременно распустили Интернационал!». Да и кто рискнёт назвать подобный типаж «несгибаемым сталинистом», как его отрекомендовала Лессинг? Совершенно другие культурные ассоциации.

Политический пафос, кроме того, заводит автора в области, где она, по-видимому, не очень хорошо ориентируется, попросту слабо владеет информацией, и подобные экскурсы рушат логику происходящего. Нет, «Великие мечты» всё равно очень хорошо демонстрируют «блеск и нищету еврокоммунизма». «Переобувание» пламенных революционеров 60-х в респектабельных либералов и глобализаторов 80-90-х показано очень точно, с блестящей иронией. И да, можно понять сказанное, например, о советских репрессиях или методах внутрипартийной борьбы.

Но как вам, например, «прохладные истории» об израильском социалисте (!), которого в середине 60-х (!!) пытали в пражской тюрьме, в первую очередь посредством допросов на румынском языке? Ну да, вполне возможно, что чешский румынский реально настолько ужасен, что им можно пытать. Но оцените логику «чехословацкой гебни»: измываться над, в сущности, международным политическим союзником Варшавского блока, чтобы тот потом отправился рассказывать по всему миру о «гостеприимстве» республики рабочих и крестьян… А ведь середина 60-х, повторюсь, на дворе! Или рассказы про советские трудовые и чуть ли не концентрационные лагеря… в 70-х! Или про заражённые радиацией «регионы» в СССР (завод «Маяк», что ли, подразумевался?).

Тем большее недоумение на фоне весьма развесистой антисоветской клюквы и непримиримой критики вызывает описание некоторых британских реалий. Например, трудности, которые испытывает семейство Леннокс (состоящее из беднеющих, но всё же аристократов, а также представителей среднего класса и творческой интеллигенции) с банальной оплатой даже школьного обучения своих отпрысков. Когда автору неудобно, сравнений с СССР того же периода читатель, само собой, не дождётся.

Кроме Страшно Ужасного Советского Союза, даже как-то сугубо любя и строго дозированно отвешивается пара пинков и США, за ядерное оружие и Вьетнам (но не, скажем, за «заражённые регионы» при катастрофе Три Майл Айленда). Чуть серьёзнее перепадает международным финансовым фондам и транснациональным корпорациям.

Как бы то ни было, чем ближе к концовке, тем больше становится политики. А чем больше политики, тем меньше остаётся литературы. Стиль довольно быстро редуцируется до журналистского отчёта о событиях, и если в африканских главах (линия Сильвии Леннокс) особые художественные красоты, может, и неуместны, в силу тяжёлого и повседневно-трагического характера происходящего, то вот факт, что подобный подход затрагивает, например, и поздние лондонские главы, уже печальнее. Словно бы автор слишком торопилась излить выстраданные убеждения, и идейное рвение заставило потесниться даже профессионализм художника слова. Всё бы ничего, но даже в этом «протокольном» тексте зачастую случаются провалы логики (спонтанные или в погоне за локальным драматическим эффектом), да и рецидивы поверхностного подхода к социально-политическим вопросам.

Так, когда в африканской глубинке ломается жизненно важная телефонная линия, фермеры запитывают рацию – единственное средство связи с внешним миром – не от сети, а от наполовину разряженных батареек (хотя ведь работает упомянутый чуть ли не в соседнем абзаце холодильник!). Потом, конечно же, данная деталь оборачивается настоящей трагедией. Кроме того, пациента в африканской клинике оперируют прямо на пыльном полу, потому что того «опасно перемещать». Но ведь только что того же пациента притащили на руках за километр из ближайшей деревни! Однако, судя по всему, Лессинг решила, что так будет драматичнее.

Вишенка на торте – ещё один сугубо политический мотив. В середине романа движение за одностороннее разоружение в Великобритании 1970-х однозначно объявляется инспирированным и спонсируемым сами догадайтесь какой Империей Зла. Сторонники этого движения, очевидно, разного калибра агенты влияния. Однако предположительная активность шпионов ЮАР в одной социалистической африканской стране (получающей, тем не менее, подачки от западных международных фондов) клеймится с порога как параноидальные домыслы. Лессинг восхитительно и несгибаемо последовательна!

Апофеоз перерождения книги под воздействием политики – сцена светского приёма на другом конце света, где встречаются почти все члены «большой семьи» Ленноксов. Сцена написана в сатирическом ключе, и по-своему прекрасна. Она действительно изящно и метко бичует язвы времени, демонстрирует извращённую природу мировой финансовой системы и «капиталистической благотворительности», и всё такое. Но после чрезвычайно убедительного реализма первой половины романа ты видишь всех этих людей, которые поголовно министры, депутаты, финансовые консультанты экстра-класса, топовые журналисты и городские администраторы высшего уровня. И вспоминаешь, что все они знакомы почему-то с детства, росли в одном доме, сидели за одним столом на одной кухне. А ведь чуть прежде нас убеждали в абсолютной репрезентативности семейства Леннокс, это же средний класс, соль земли британской! И закрадывается мысль, что всё это даже не сатира, а уже гротеск. Все великолепно и кропотливо выписанные Лессинг образы выхолащиваются до набора преувеличенных черт, застывших театральными масками; тонко выстроенный психологизм «как рукой сняло». И получается, что хорошая сама по себе сцена из общей тональности романа безнадёжно выпадает.

И всё же ближе к концовке случается пара вспышек творческого гения. Первая – африканские главы Роуз Тримбл: более изобретательно саркастичного фрагмента в «Великих мечтах» не сыщешь. Вторая – лондонская концовка романа, где текст словно бы изо всех сил вымаливает читательское прощение за переизбыток внелитературных мотивов предыдущих пары сотен страниц, — и всё чуть не утопает в стилистически красивом, но всё же избыточном сентиментализме и грустной иронии. Тем не менее, Лессинг удалось закончить сей opus magnum светлой и довольно чистой нотой.

В итоге перед нами, безусловно, значительное, но весьма неоднозначное произведение. С художественной точки зрения написано преимущественно очень-очень хорошо, но крайне неровно. Сложно сказать, почему. Может, книга писалась слишком мозаично и в разные периоды времени. Обратите внимание, на момент публикации автору было уже за 80 – мало кто в такие годы вообще берётся за перо.

Может быть, однако, всё примерно так и задумывалось изначально, только не удалось соблюсти правильный баланс. В конце концов, корпус затронутых тем и проблем чрезвычайно обширен, уместить их в одном произведении заведомо непросто, а некое весьма впечатляющее художественное единство у Лессинг всё же получилось.

Амбивалентность Великих Идей показана внушительно и убедительно. Универсалистские системы, действительно толкающие «эскалатор прогресса» (сквозной образ романа) вперёд и вверх, буксуют на частностях, нереализуемы в конкретном воплощении, и потому ломают и коверкают человеческие судьбы. Нечто похожее в идейном отношении вспоминается по научпопу Роджера Осборна «Цивилизация» — возможно, подобные настроения влиятельны в современной западной культурно-интеллектуальной элите.

Проблема, однако, в том, что единственная альтернатива, которую смогла предложить Лессинг, – некий аналог «теории малых дел», которую реализуют в романе Фрэнсис и Сильвия – в Англии и в Африке, соответственно. Может быть, опять сказывается ограниченность личного опыта Лессинг, но, в конце концов, откуда британской экс-коммунистке знать об истории левых движений в России? Но нам-то известно, что разного рода «хождения в народ» тоже вовсе не переламывают ситуацию, не спасают от революционных потрясений. Не создают системного эффекта.

Оглядывая написанное и вновь вспоминая прочитанный роман, думаю вот о чём. Обычно я безусловный сторонник социальной значимости искусства. Идеи действительно важны, в том числе те, что представляют блок социально-политической мысли. Однако в случае с «Великими мечтами» я бы, пожалуй, предпочёл, чтобы этого аспекта было поменьше. Тогда, возможно, данный образец действительно сильной и искусной прозы производил бы более цельное и выдержанное впечатление.

Признаться, до сих пор колеблюсь в оценке между 7 и 8. Пожалуй, 7,5 было бы идеально. Ну что ж, округлю.))

Если однажды исполненный скепсиса к научной фантастике любитель «высоколобой» литературы обратится за советом, способным побороть его предубеждение, «Город перестановок» Грега Игана будет в топ-5 книг, которые порекомендую. Наряду с произведениями Станислава Лема, Питера Уоттса, Брюса Стерлинга.

Причём, приступая к чтению, я подобного эффекта вовсе не ожидал. Прочитанное прежде «Отчаяние» оставило весьма сдержанное одобрение. При неоспоримой эрудиции и стремлении автора потягаться со сложными вопросами из области эпистемологии, социальной футурологии, а также множестве оригинальных находок, тот роман Игана всё же страдает от многих недостатков. От капитальных провисаний сюжета, слегка идеологизированной акцентуации некоторых второстепенных деталей (типа особенностей постгендерного общества), — и от спорных и попросту взятых с потолка ответов на те самые «непростые вопросы», например, философии науки.

Каким-то чудом «Город перестановок», принадлежащий к тому же условному циклу Игана «Субъективная космология», избегает ловушек, в которые угодило «Отчаяние». То ли звёзды так сошлись, то ли мне роман очень уж попал «в настроение», то ли правда получился намного тоньше и продуманней, но интегральное впечатление сильнее на порядок. Причин тому, думается, несколько.

Действие романа происходит в середине XXI века, когда стала возможной «загрузка» — электронное копирование структуры нейронных связей человеческого мозга и запуск полученной программы на мощных ЭВМ. Таким образом достигается некая форма «цифрового бессмертия», и Копии людей могут существовать неограниченно долго в виртуальном окружении, смоделированном в недрах распределённых вычислительных процессов. При этом будущее «Города перестановок» вовсе не выглядит чрезмерно чуждым и фантастичным. При чтении постоянно чувствуешь высочайшую степень правдоподобия и достоверности. Как Иган достиг подобного сложнейшего для hard sci-fi эффекта?

Во-первых, мир «Города перестановок» базируется на ряде очень правдоподобных допущений, показанных со свойственной автору глубиной проникновения в проблему. Закон Мура в описываемой реальности закономерно оборвался с исчерпанием ресурсов полупроводниковой технологии, любой рост вычислительных мощностей сопряжён с массой финансовых и инженерных затрат. Потому ни одна из бессмертных Копий не способна функционировать даже со скоростью обычного человеческого мышления, не говоря уж о том, чтобы запустить программы, человека превосходящие. Сверхинтеллекта нет, и технологическая сингулярность Винджа и Курцвейла безнадёжно задерживается.

Вообще, описываемый мир далёк от утопических прогнозов. Политические и экологические кризисы, растущая безработица – постоянный фон происходящего. Наука занимается, по сути дела, освоением современных нам идей, пусть на другом технологическом уровне, но знакомых, в общем-то, образованному читателю и в наше время.

Роман написан в 1994 году, но и по сей день читается очень современно и актуально. Пока что время подтверждает обоснованность Игановского подхода.

Во-вторых, герои романа – не только узнаваемые типажи, но и уникальные личности со впечатляющим количеством индивидуальных штришков к психологическому портрету. Каждый снабжён букетом личных проблем и бытовых трудностей, никто не прост, но все понятны и психологически достоверны.

Более того, научные работники, как и я, возможно, «словят» при чтении особый кайф от необычайно яркого ощущения «это про нас». Среди героев нет, как иной раз бывает в более шаблонной и безыскусной НФ, абстрактно-обобщённых «гениев всех наук», они — вполне типичные представители научно-инженерной прослойки со всеми узнаваемыми чертами и жизненными неурядицами. Постоянная эквилибристика между интересом к высоким абстракциям и поиском вполне приземлённого заработка, хоть сколько-то близкого к специальности; неуклюжесть в обустройстве быта при витании в эмпиреях.

Кроме того, эрудиция Игана и здесь срабатывает на 100% в пользу произведения. Если кто-то из героев рассуждает о проблемах расчётных методов квантовой химии, то я, занимавшись лет 5 сопряжённой областью, верю, что тот знает, о чём говорит. Или, если речь о некой работе на стыке кибернетики и биологии, то чрезвычайно легко представить, что кто-то из друзей, занятых в той области, лет через сорок мог бы исследовать именно такие вопросы.

Подобный подход позволяет Игану решать сразу несколько задач.

Во-первых, роман приобретает ресурс «прочности» и правдоподобия. Этот ресурс позволяет постепенно заводить рассуждения даже в крайне отвлечённые и абстрактные области без риска сделать повествование слишком фантастичным, потерять внимание читателя. Ведь тот уже на крючке сопереживания вполне понятным и человечным персонажам (даже если те – электронные Копии в симулированном виртуальном мире).

Во-вторых, проработанные психологические портреты – более чувствительный камертон для нетривиальных вопросов о личностных реакциях и глубинных последствиях столкновения персонажей с описанными технологиями и вообще идейным фоном повествования.

Примерно две трети романа (первая часть, «Конфигурация «Эдемский сад»») сюжет развивается весьма неспешно. По сути дела, перед нами экспозиция, которая может показаться затянутой. Обширные флэшбэки, раскрывающие предысторию четверых центральных персонажей и связанных с ними действующих лиц второго плана. Ирония в том, что всё, что можно сказать о достоверной, сколько-то реальной судьбе этих персонажей, насколько вообще может быть достоверной и реальной научная фантастика, с первой частью романа и завершается. В принципе, прочитай кто сразу после неё эпилог, — получит вполне завершённую «реалистичную» историю. Затесавшаяся же между этими фрагментами текста вторая часть («Город перестановок») уводит в принципиально непознаваемые глубины альтернативных реальностей, свободная от рамок верификаций и фальсификаций. Абсолютная непроверяемость и полёт фантазии, и тем не менее всё равно в неком важном смысле «научная», как и прочая фантастика Игана.

По сути, по впечатлениям от первой части можно решить, что перед нами умный, конечно, но не поражающий воображение (да и не стремящийся к тому) НФ-роман о «загрузке». Причём тем менее впечатляющий для сколько-то искушённого читателя, что многие сложные вопросы той же философии сознания, связанные с парадоксами копирования личности, Иган обходит стороной. Вопрос, обладает ли сознанием электронная симуляция личности, «решается» явочным порядком, коль скоро среди фокальных персонажей сразу несколько – «обитатели» компьютера.

Парадокс множественности копий и проблема персональной идентичности тоже почти игнорируются, поскольку по сюжету, в силу возобладавшей в обществе негласной конвенции, большинство персонажей считают свои Копии полноправной частью своей личности, даже если симуляции функционируют параллельно с оригиналом.

Нельзя, однако, не отметить захватывающие экскурсы в квантовую химию, синергетику, климатологию. Совершенно замечательны психологические зарисовки. Все из них касаются вопросов адаптации Копий к электронному существованию и принятия или непринятия людьми самой технологии «сканирования». Одна же из них мрачностью и внутренней напряжённостью навевает ассоциации с Достоевским, на которого ближе к завершению «Эдемского сада» последует и прямое указание. Ну и, конечно же, читателя ждёт одна почти безумная метафизическая теория, в духе термодинамических и статфизических размышлений Хорхе Луиса Борхеса и Станислава Лема о «Вечном Возвращении», напоминающая, к тому же, эвереттику, — монструозная «теория пыли».

Во второй же части вся степенность и выдержанность части первой идёт вразнос, и кто бы мог подумать, что именно самые безумные мотивы из заявленных выше станут ведущими в дальнейшем повествовании. События закручиваются сумасшедшим логическим водоворотом на просторах новых симулированных ab ovo (или уже сотворённых «от камня»?) миров.

Линия «загруженного» миллиардера с тёмным прошлым, Томаса Римана, оборачивается масштабной полемикой с Достоевским. Без шуток. Впервые вижу подобное в научной фантастике, но Иган на полном серьёзе и целенаправленно предоставляет атеистический ответ на концепцию «ада как отсутствия любви» из «Братьев Карамазовых». Вы точно не ожидаете увидеть подобное, но у автора собственный, и весьма последовательный, подход к обоснованию этической эволюции: самоосуждению и искуплению, доступным атеисту или агностику не в меньшей мере, чем (по Достоевскому) человеку верующему. Игановский подход базируется на внутренних этических ресурсах личности. Автор набрасывает вполне убедительный и точно интересный эскиз полностью осмысленной этики «без Творца», что, понятно, идёт вразрез с построениями русского классика.

Читателю же остаётся надеяться, что и эта версия реальности сумеет «собрать себя из пыли».

В то же время, в линии Пира (анархиста среди Копий, представителя «народа солипсистов») – трогательнейшее изображение любви бесконечного самоотречения, выходящей за пределы человеческих возможностей в прямом смысле слова. Любви, творящей во имя своего объекта целые миры и новые человечества, пренебрегая любой личностной заинтересованностью испытывающего её субъекта. Если линия Римана – отрицательное обоснование Игановской этики, то линия Пира – обоснование положительное, созидательное.

Наконец, в линии Марии Делука (молодой программистки) и Пола Дарэма (чудаковатого или даже безумного автора «теории пыли») нас ждёт столкновение «систем мира», эпическое противоборство, диффузия и переорганизация нескольких несовместимых реальностей. Решающей в столкновении будет «логическая обоснованность» миров, и попутно мы встретимся с попыткой уже не этического, а эпистемологического развенчания креационистских концепций. Герои, будучи Творцами миров сами, оказываются «понятийно избыточными» для собственной реальности, — и вытолкнуты за её пределы. Безусловно, здесь наиболее спекулятивная и фантастическая сторона романа. Иган использует множество упрощающих «визуализаций» для красоты и эффектности. Более того, сама исходная концепция эпистемологически избыточна, что охотно признаёт и сам автор устами нескольких персонажей. Однако с некоторого момента начинаешь сомневаться, не является ли и ведомый нам мир всего лишь «упрощающей визуализацией» некой более фундаментальной реальности; и в целом построения Игана оказываются художественно убедительными и определённо не лишёнными смысла.

В результате все «ниспровержения Творцов» оборачиваются гимном творческой способности человека, выводящей за пределы предустановленных возможностей и самой реальности. И художественная сила каждой из трёх линий второй части такова, что способна тронуть до слёз.

Эпилог выступает контрапунктом к величественному визионерству «Города перестановок» — будто граница между сказкой и повседневностью, тот напоминает, где заканчивается непроверяемая спекулятивная реальность и начинается действительность. Возвращение может получиться жёстким, держитесь.

«Город перестановок» — произведение цельное, продуманное, с заботливо развешанными по стенам не сюжетными даже, а философскими и аллюзийно-художественными ружьями, стреляющими через сотни страниц и в мирах, иных, чем те, где были изготовлены. Придётся смириться с некоторой, может быть, суховатостью текста и отходами от канонов НФ-строгости, вполне, впрочем, сознательными и тщательно продуманными автором. Даже если вышеупомянутое – недостатки, всё равно: «Город перестановок» – изумительная творческая удача.

Космическая одиссея 2012 года, или почувствуй себя Станиславом Лемом

«Край бесконечности» — антология современной (год издания: 2012) англоязычной фантастики, тематически посвящённая освоению космоса в пределах Солнечной системы. Издательская аннотация обещает возрождение оптимистического духа НФ Золотого века. И воскрешение происходит, пусть, может быть, не всегда в анонсированном ключе.

В 1970 году замечательный польский писатель Станислав Лем опубликовал результат десятилетий мучений над преимущественно англоязычной фантастикой Золотого и Серебряного века (от Азимова и Хайнлайна до Сильверберга и Муркока). Я про двухтомную монографию «Фантастика и футурология» — фундаментальный литературно-критический труд. Вердикт мэтра звучал тогда печально, хоть и с некоторыми крайне значительными исключениями.

При чтении данной антологии «ФиФ» Лема почти не терялась из оперативной памяти. Уж больно много параллелей, и сколь же богатый, как наверняка выразился бы Лем, «материал для компаративистики».

Но обо всём по порядку.

Антология весьма неровная и по качеству рассказов, и по именам участников. Вниманию читателя предлагаются и произведения мэтров ещё киберпанковой волны 80-х (Брюс Стерлинг, Пэт Кэдиган), и творцов «новой космооперы» (Аластер Рейнольдс), и совсем недавних сенсаций на сайфайном небосклоне (Джеймс С. А. Кори, Ханну Райаниеми). Совершенно разный подход и к конструированию произведений, и к раскрытию темы.

Про вступление составителя – Джонатана Стрэна – много говорить не буду. Это небольшой и довольно обтекаемый, в меру остроумный, но в целом ограничивающийся общими словами и далёкий от проницательной аналитики текст. Ну, просто вступление.

«Рыбёха-дурёха, подавшаяся в суши» Пэт Кэдиган – напористый и бойкий текст опытного и титулованного писателя. Нечто про сосуществование в системе Юпитера людей-колонистов и постчеловеческих модификантов, приспособленных к жизни в невесомости. Рассказ интересен прежде всего стилистически. Написано живо, разговорно, текст полон жаргона и распускается целым букетом остроумных неологизмов. Сюжетно и тематически ничего, в общем-то, нового. Очень напоминает «Схизматрицу» того же Стерлинга, только с ещё большим киберпанковским задором и бесшабашностью. Модель взаимоотношений постхьюманов и людей, правда, слишком уж явно списана с историй расовой сегрегации и социальных трений жителей афроамериканских гетто с европейским большинством. Однопараметрическая замена, сказал бы, наверное, Лем. Произведение прямолинейно воспроизводит исторически известные примеры в совершенно неподходящем контексте, что редуцирует проблематику к чему-то, вовсе не связанному с космосом, спутниками Юпитера и колонизацией газовых гигантов.

Впрочем, всё равно забавно. Прикольно.

«В глубинах неба» Элизабет Бир – пожалуй, один из наиболее близких к стандартам НФ «Золотого века» рассказ сборника, и в целом удачный. История первого контакта с обитателями атмосферы газового гиганта, поданная глазами представителя как раз нечеловеческой расы. Интересное описание ксенобиологических и социальных особенностей «чужаков», впрочем, несколько облегчённое некоторыми антропоцентрическими условностями, «универсальным переводчиком» и прочими классическими приёмами. Своего рода упражнение в «конструировании разумности», этюд на заданную тему. Напоминает рассказы Артура Кларка, вроде «Встречи с медузой» или «Второго рассвета».

Написано ровно, непретенциозно, ясно, в целом практично, но не без доли поэтичности. Некоторые описания, метафоры и подход к созданию имён «чужих», кажется, отсылают к скальдической манере скандинавских саг.

Особо интересных выводов из повествования сделать не получается, но и о прочтении не жалеешь.

«Двигатель» Джеймса С. А. Кори (псевдоним тандема авторов – Дэниэла Абрахама и Тая Фрэнка) – мастеровито выполненный сплав «производственной истории» из анналов освоения Марса и трогательной, даже трагичной любовной истории. В принципе, в наличии приметы современной манеры написания НФ – акцент на проработку персонажей, крепкая литературность текста, в то же время некоторые технические подробности намеренно усечены, что «смягчает» текст, делает фантастическую составляющую «гуманитарнее» и доступнее. Так, одна из центральных линий повествования – конструирование и испытание нового типа двигателя, значительно повышающего эффективность расходования реактивной массы и ускоряющего межпланетные перелёты; однако за весь рассказ невозможно догадаться о, собственно, типе двигателя: ионный он там, ядерный, на распаде или синтезе и т.д. пр. Нечто, трудно представимое для научной фантастики «Золотого века». С другой стороны, очень толковый разбор технологически обусловленных нюансов межпланетной политики, реалистичное описание происходящего на борту сильно ускоряющегося космолёта и пр., так что и проработка матчасти, в общем, пристойная. К тому же, следует учитывать: рассказ – приквел масштабного цикла романов тех же авторов под названием «Пространство», потому некоторая «недопрописанность» реалий вполне естественна.

В целом, написано толково, эмоционально «цепляюще», удивляться, что то же «Пространство» удостоилось недавно сериальной экранизации, не приходится, — авторы свою работу знают. Не шедевр, но очень крепкое произведение.

«Дорога на ССП» Сандры Макдональд и Стивена Кови. Рассказ начинается как джеклондоновская история о покорении Севера, перенесённая на спутник Юпитера Европу и в не очень далёкое будущее. Яростный, финансово и эмоционально замотивированный герой, опасная авантюра, коварные препоны людей и Природы, смертельная опасность… Потом богом из рояля вылезают внеземные формы жизни, чтобы озолотить героев и обрушить историю в нелогичный китчевый хеппи-энд. Необходимо упомянуть, что для вящей экстравагантности почти все действующие лица – почему-то выходцы из Юго-Восточной Азии.

Наверное, всё это писалось с иронией над классической НФ, с попыткой стилизации и литературной игры. Но текст довольно блёклый, персонажи схематичны, и рассказ в итоге весьма слаб.

Рассказ абсолютно не известного мне автора Джона Барнса «Быстро, как сон, мимолётно, как вдох» — один из приятных сюрпризов сборника. Короткая и на первый взгляд простая история. Фабульно – почти мелодраматическая лавстори о «трудных отношениях». Но одновременно – монолог искусственного (сверх-)интеллекта, не столь уж редкий субжанр в НФ, однако невероятно сложный в плане достижения правдоподобности. Настолько, что, по мнению Вернора Винджа, невозможный вообще; по Юдковскому, возможный только с массой оговорок; из признанных же удачных образцов навскидку вспоминается только Лемовский «Голем XIV». Автору счастливо удаётся избегнуть ловушек простых решений. ИИ-рассказчик выполняет в описываемом мире роль «универсального психолога», но это не просто калька с психолога-человека, только «очень умного». Наоборот, взаимосвязи причудливо закольцованы.

Один из героев по долгу службы обучает промышленных роботов, перетасовывая их навыки, умения и ситуации, в которые те попадают. По его мнению, обучающиеся машины — ничего сложного, просто имитации целей, стремлений, чувств. Пока те неожиданно не пытаются сыграть на эмоциях самого героя.

И рассказчик-ИИ, в числе подопечных которого герой, тоже вроде бы ещё одна искусственная нейронная сетка, просто большая, мощная, обученная анализу взаимоотношений и психологических реакций на всём массиве человеческой культуры и истории. Примерно как промышленные роботы. Только имитация.

Но не занимается ли тем же самым ИИ-психолог по отношению к людям и их мышлению: тасует, модифицирует, обучает? И что имитация, игра, притворство, а что – реальное чувство? Где же грань?

Сюжетный поворот в концовке напоминает картинки Баттлерианского джихада из «Дюны» Фрэнка Герберта или антироботической истерии из цикла об Элайдже Бейли Азимова. Но шаблончик уже не в силах повредить произведению: мелодрама уверенно избавляется от первых четырёх букв, исполняется внутренней трагичности существования, и вот читатель уже не в силах отказать в возможности чувствовать существу сугубо не человеческому.

Мастерски написанная короткая история, сдержанно поэтичная, куда умещаются любовь, обман, бессмертие и искусственный разум. Умещаются оригинально и органично.

Просто отлично!

Правда, к теме антологии рассказ относится посредственно, но подобную вещь нельзя было не включить.

«Последнее Рождество Мэйси Минно на Дионе, гонки по кольцам Сатурна, Лужайка Скрипача и сад старого гончара». Пол Макоули со своим рассказом, пожалуй, ярче всех авторов антологии демонстрирует смещение фокуса современной повествовательной манеры в НФ на психологию персонажей и общую литературность текста. Эрудиция автора, впрочем, по-прежнему значит много, главная «изюминка» рассказа связана со вполне добросовестным научным фантастическим допущением, что безусловно выводит ситуацию из рамок обычной бытовой истории. Повествование неяркое, скорее созерцательно-атмосферное, абсолютно человеческая вроде бы история потери трансформируется в полуэссе о поисках смысла жизни в новых и, казалось бы, совершенно нечеловекоразмерных условиях космоса. Некоторые психологические наблюдения, особенно насчёт возможных мотивов космической экспансии, освоения новых «земель», нетривиальны, интересны и потому ценны.

Хороший рассказ.

«Техника безопасности» Кристин Кэтрин Раш – ещё одна простая перестановка. Почти дословный перенос очевидного бытового сюжета из трудовых будней экзаменаторов автовождения в ближний космос. Замена автомобиля на космолёт несколько повышает ставки и цену ошибки, однако ничего качественно нового в ситуацию не привносит. Причём само предположение о схожести испытаний на управление космолётом с автоэкзаменами выглядит довольно абсурдно, само собой. Игра на сенсационном сюжете ради локального эмоционального, прежде всего юмористического эффекта. «Женщина за рулём чуть не уничтожила космическую станцию!» — отличный заголовок для ежедневной газеты.)

Космос решительно ни при чём.

«Камни, Прутья, Солома» Гвинет Джонс – действительно хороший НФ-рассказ об автоматизированном дистанционном исследовании Солнечной системы. Тема «телепутов» абсолютно не новая, но для сборника оригинальная – больше никто из авторов «безлюдное» освоение космоса не рассматривает. Нетривиально вплетена тема ИИ, несколько интересных психологических наблюдений. Большего вроде и не скажешь, во избежание спойлеров, но рассказ хорош.

«Тихея и муравьи» Ханну Райаниеми – забавная и мрачноватая НФ-фантазия, абсолютно в духе автора «Квантового вора», отсылающая разом к «Волшебнику страны Оз», «Алисе» Кэрролла и даже Фрэнку Герберту, и напоминает по смелому словотворчеству и искусной стилизации «Сказки роботов» Лема. Впрочем, причудливая фантасмагоричность украшает не слишком новый сюжет о ксенофобии человечества к постчеловечеству, а также историю взросления и обретения себя. Абсолютно не значит, что рассказ плох, просто финский Повелитель Матана (Райаниеми – матфизик со степенью в области теории струн) явно способен на много большее. Тем более, что ярчайшие находки рассказа, вроде внешней памяти и независимо от сознания и человеческого мышления существующих мемов-архетипов, куда ярче обыграны в его же крупной форме, где и проблемное содержание не в пример нетривиальнее.

Впрочем, перед нами оригинальный, атмосферный, добросовестно написанный рассказ, яркий представитель современной экспериментирующей постмодернистской фантастики.

«Обелиск» Стивена Бакстера, как и «В глубинах неба», очень классично звучащее произведение, но скорее в худшем смысле слова. Схематичная, умещающая десятилетия сюжетного времени в пару десятков страниц производственная история освоения Марса, к которой суровыми нитками, будто для виду, пришита драма столкновения героического первопроходчества и преобразовательства с человечностью. Притом собственно научно-фантастическая сторона произведения, которая автору явно интереснее и важнее, не предлагает, в общем-то, ничего существенно нового. Пределы прочности конструкционных материалов, вроде кирпичной кладки или железобетонного каркаса, увеличенные низкой гравитацией Марса, позволяют развить особую циклопическую архитектуру и мобилизовать население на стахановские темпы строительства промышленности. Вдохновляющий и невероятно оригинальный сюжетец, не правда ли? :)

Написано сухо, невыразительно, временами неуклюже. Попытки внести этнический колорит, отсылки к китайской культуре и мифологии ходульны и едва ли работают на произведение как задумано. Намеченное противостояние, довольно карикатурное, восточного коллективизма и западного индивидуализма, «не играет», будто добавлено для галочки.

Слабый рассказ именитого автора.

Аластер Рейнольдс, «Тщеславие».

Всё же уровень Рейнольдса замечаешь сразу. Малая проза валлийского астронома лишена спорных мест его крупной формы (и отличная концовка на месте, и диалоги живы и харАктерны), но сохраняет все фирменные достоинства. Безукоризненная эрудиция, завораживающе кинематографичная подача самых головоломных научных концептов, отличное чувство настроения, атмосферы при конструировании мрачноватых, но сложных и притягивающих внимание миров будущего.

Кроме того, в этом рассказе, посвящённом изобразительному искусству космического грядущего, особенно ярко раскрывается эстетическое и художественное чутьё Рейнольдса. Описанный творческий акт впечатляет и сам по себе. Эффектный переход классического ренессансного образа в новое, существенно технологичное, астроинженерное искусство производит похожий эффект на сцены из «Схизматрицы» Стерлинга, где главного героя, двухсотлетнего трансчеловека, разбирает истерический смех при взгляде на торжественные портреты «древних» и «мудрых» основателей родной космической колонии. Или на тот момент из «Призрака в доспехах», где пулемётная очередь шагающего танка в битве с постчеловеческим киборгом рассекает рельефное изображение эволюционного древа, увенчанного гоминидами. Рейнольдс очень тонко умеет поймать и воспроизвести этот мрачноватый киберпанковский дух Великого Нового, взламывающий изнутри глубинные естественные основы человеческого порядка.

Притом, персонажи Рейнольдса остаются психологически достоверными, живыми, яркими, что, честно говоря, не всегда удаётся британцу на все сто.

Великолепный рассказ.

«Право на воду» Ан Овомойела – ещё одна производственная история, на сей раз про космические станции околоземного пространства в условиях жёсткого водного кризиса – в мире, где вода не только важнейший жизненный ресурс колонистов, но и источник реактивного топлива для межпланетных перелётов. Толковая, технически грамотная, психологически вменяемо разыгранная партия о взаимовыручке и толкающем прогресс мечтательстве.

«Пик Вечного Света» Брюса Стерлинга блистает в сборнике в полном согласии с названием. Фонтанирующая стилистической изобретательностью и тонкой иронией умная история об отношениях полов, синтетической культуре и… перспективах колонизации Солнца. Всё же Стерлинг редчайший мастер, способный органично сочетать несочетаемое и затрагивать в произведении почти несовместимые вопросы.

Разные темы, идеи и общественные структуры вложены в коротком рассказе, как упомянутые в тексте разные уровни упорядоченности Вселенной. От ироничного вступления, где в описании общества меркурианских колонистов причудливо сталкиваются случайные формы организации искусственного, созданного с нуля социума и «вечные» проблемы человеческого сосуществования, Председатель Брюс ничтоже сумняшеся переходит к серьёзному обсуждению проблем космической экспансии, сопутствующей им идеологии и началам философии сложности, синергетики и экстропианства. Извечный интерес Стерлинга к экзотическим культурам накладывается на поток стилистических находок с изумительно метким словотворчеством под стать «Кибериаде» Лема. Произведение хочется просто разобрать на цитаты.

Рассказ – подлинная жемчужина «Края бесконечности».

Раздел «Об авторах» добавляет много интересной информации и представляет своего рода «социальный срез» современного писательского НФ-сообщества. Как и во времена «Фантастики и футурологии» Лема, англоязычные фантасты пишут en masse романов по 5 в год, зачастую работают не только в фантастике, но скитаются, по призванию или заработка ради, между жанрами: фантастика, фэнтези, подростковая приключенческая литература, детективы, триллеры, даже романтическая литература. Впрочем, необходимо заметить, что явно сформировалась целая когорта менее «торопливых» в создании произведений авторов, пишущих прежде всего то, что реально интересно им самим в художественном смысле. В 60-70-е подобная страта была, по Лему, пренебрежимо малой. Причём представлена эта стратегия творчества среди всех поколений участников антологии: от мэтров 80-х (Пэт Кэдиган, Брюс Стерлинг), до авторов, вышедших на первый план в 00-х или 10-х (Аластер Рейнольдс, Ханну Райаниеми).

И, конечно, краткая биография Брюса Стерлинга блистательно написана сама по себе. :))

В целом, антология демонстрирует весьма неплохой средний уровень, и думается, что, будучи рассмотренной в духе «Фантастики и футурологии», получила бы несколько меньше разгромных отзывов на единицу художественного текста, чем можно встретить в этой книге на многие другие сборники.

Англоязычная НФ определённо демонстрирует уже долговременный рост интереса к литературности текстов, и что особенно приятно – не в слепом подражании мэйнстриму и «большой» литературе, как подчас бывало с фантастикой «новой волны» 60-70-х. Научная эрудиция и техническая грамотность авторов по-прежнему в цене, и оригинальные находки в области идей встречаются не так уж редко. Впрочем, признаюсь, надеялся на несколько большее.

Нельзя сказать, что антология очень уж цельна как тематическая подборка. Да, у многих авторов прослеживается довольно когерентное общее видение будущей колонизации ближнего космоса и поднимаемой ею центральной проблематики. И произведения этих авторов подобраны с умом, дополняя друг друга. Однако, много, с одной стороны, пустых и «халявных» произведений. С другой же стороны, — те редкие произведения, что ставят наиболее оригинальные вопросы и предлагают наиболее интересные ответы (рассказы Барнса, Рейнольдса, Райаниеми, Джонс, Стерлинга) зачастую скорее выбиваются из общей тональности сборника, да и из его темы, а не задают антологии тон.

В общем, антология в восторг не приводит, но хорошей литературы здесь хватает, и в качестве информационной сводки о положении на западных НФ-фронтах тоже крайне интересна.

Роман оставил противоречивые впечатления. В лучшие моменты казалось, что «Геном Пандоры» — представитель редчайшего вида, компетентной русскоязычной НФ. Но в другое время текст способен оставить лишь горькую досаду от неуместной шаблонности и изобилия расхожих штампов. И, к сожалению, чем дальше, тем чаще ощущалось именно последнее. Будто и впрямь – повстречал диковинную химеру. Анфас чудище пугает львиным ликом в огне пышной благородной гривы. Но чуть только откроет пасть, так уже и не знаешь, что оттуда донесётся вместо громоподобного рыка: то ли баранье блеянье, то ли монстр детскую сказочку расскажет. Обойдёшь зверя кругом – а там тщедушное козье тельце…

Впрочем, обо всём по порядку.

Если кто-то решил по разыгравшимся метафорам первого абзаца, что роман показался мне плохим, то отнюдь. У «Генома Пандоры» солидный блок достоинств, которые почти гарантируют определённый литературный уровень.

Например, с первых страниц становится ясно, что автор начитан и охотно эту литературную эрудицию использует. Эпиграф напомнит русскому читателю не только о своём, эпиграфа, авторе, но и о братьях Стругацких. В первой же главе легко обнаруживаются аллюзии на творчество Оскара Уайльда, Рэя Бредбери. Далее по тексту с прямой подсказки автора читатель распознает и толкиеновские мотивы. Не обойдён вниманием и кинематограф («Бегущий по лезвию»). Широко используются отсылки к мифам и легендам: греческим, индейским, кельтским (в том числе, чуть менее очевидно, к артурианскому циклу). Особенно важно, что в большинстве случаев все эти литературные игры используются разумно и метко. Имя, внешние черты персонажа, название места и т.д. могут успешно заменить многословные описания и пояснения. Они помогают прояснить внутреннюю суть некоторых конфликтов, характеры героев, даже позволяют отчасти предсказать ход событий. К тому же, большинство отсылок легко читаются – обозначены они явно, а обращаются к известным хоть сколько-то образованному читателю произведениям. Т.е. мы имеем дело с рабочим инструментом, который успешно выполняет свою функцию, но при этом не усложняет восприятие, скорее даже претендует на внесение некоторого изящества. Хотя иногда всё-таки кажется, что отсылок слишком уж много, некоторые из них необязательны… Но об этом минусе чуть позже, он важен.

Второй большой плюс романа – научная эрудиция автора. Юлия Зонис со знанием дела вводит ряд абсолютно правдоподобных допущений: и генетический компьютер, и различные методики трансгеномного обмена признаками – это всё концепции с переднего края современной науки. А Зонис удалось сложить из них ещё и довольно любопытную сюжетообразующую комбинацию. Впрочем, именно этого и ждёшь от профессионального биолога. Гораздо бОльшая удача то, что автору удалось передать важные нюансы психологии открытия, до некоторого момента правдоподобно живописать отношения внутри научного сообщества.

Наконец, роман обладает вполне крепким сюжетом. Тот демонстрирует хорошую плотность событий и остроту, хоть и весьма линеен. Впрочем, эта линейность как раз вовремя нарушается продолжительным флэшбэком, раскрывающим многие аспекты описываемого мироустройства. Заодно это разнообразит структуру романа и помогает удержать читательское внимание.

Увы, вот тут-то в дело на разных уровнях и вторгаются шаблоны!

На самом деле, немного настораживают уже первые страницы, — слишком явственно веет вечно популярной постапокалиптикой. Само по себе это ещё не грех. Но дальше число шаблонов растёт, и нарастает интегральный негативный эффект. Первыми надлом дают достоинства, обусловленные научной эрудицией. Трещинку в конструкции из фантдопущений автор заштукатуривает «генетической» телепатией, никак не проясняя физический механизм точной трансляции мыслей между существами даже разных биологических видов. Более того, в ходе таковой трансляции информация ещё и, по-видимому, успешно перекодируется с уровня нейронной сети на генетический уровень, а потом и обратно. О «несущей субстанции», которая доставляет мысль от одного организма к другому, нет даже намёков… Не сочтите занудством, но в соседстве с блестящим описанием предыдущих генетических технологий подобная бульварная экстрасенсорика смотрится до дикости чужеродно. А ведь это сюжетообразующая деталь романа!

Чтобы запустить механизм планетарной катастрофы, Зонис использует ещё один шаблон – «безумного учёного». Меньшим злом на этом фоне выглядят спецслужбы, шпионские скандалы, психологическое внушение и прочий реквизит конспирологического фарса.

А дальше наблюдается более интересный, но не менее печальный эффект. Литературные аллюзии, о которых сказано немало хвалебного выше, начинают диктовать свою волю автору, навязывать произведению чуждую форму. Начинается всё с необъяснимых оптических особенностей главного героя (который то отражается в глазах и зеркалах, то таинственным образом пропадает). Затем следует несколько явно лишних и необязательных мифологических аллюзий с подземными карликами и злобными индейскими духами – хуже всего, что карлики и особенно духи ведут себя именно что как карлики и духи, а отнюдь не напоминающий их результат биологического эксперимента. Генетические «оборотни» становятся оборотнями всамделишными, сказочными, без всяких оговорок. Бессмертие генетическое, научное, условное – бессмертием настоящим, с вампирским душком, ибо отражения в зеркалах вдруг начинают своевольничать вопреки оптике. И даже «телепатическое» взаимодействие людей и зверей сводится к прямому сказочному диалогу. Структура научной фантастики, умело играющей на культурных шаблонах, подменяется структурой этих самых шаблонов, фантастика вытесняется банальной и очевидной сказкой.

А ведь был шанс и телепатию заменить на другой, более реальный, механизм самоорганизации биосферы (но сложно). Нестабильность зеркальных отражений можно было попытаться объяснить – но тогда что-то, скорее всего, придётся менять, а в нынешнем виде она слишком явно приплетена к случаю, для локального эмоционального эффекта. Не чтобы поиграть со сказочным шаблоном – а уж скорее чтобы этот шаблон соблюсти.

Если б моей задачей было во что бы то ни стало «спасти» роман, я бы сказал, что «Геном Пандоры» блестяще сращивает парадигмы НФ и сказки, мифа, демонстрирует переход одной в другую. Осваивает, так сказать, современную проблематику на уровне оснований культуры. Проблема, однако, в том, что подобное сведение вряд ли возможно, по крайней мере, здесь оно произведено неудачно. Проблематика генетических биотехнологий не сведена, а подменена проблемой заколдованных принцесс, прекрасных, но невидимых принцев, безумных учёных оборотней и страшных индейских духов.

В общем, речь идёт о довольно захватывающей приключенческой фантастике от потенциально очень сильного автора, с попыткой очевидной, но изящной литературной игры, с рядом нетривиальных фантдопущений и особенным обаянием некоторых идей и фрагментов. Если вам достаточно подобной рекомендации, читайте смело. Однако, как по мне, большая часть задач этого романа осталась не выполненной. И даже хотя часть промахов в следующем романе цикла, возможно, исправлена, а часть туманных мест прояснена… вряд ли возьмусь за чтение продолжения.

После приятно удивившей «Машины Ненависти» был безусловно интересен следующий творческий шаг Николая Троя. Всё-таки не так уж много русскоязычных авторов пишет сейчас грамотную НФ ближнего прицела с отчётливым привкусом киберпанка. Потому я решил ознакомиться и с романом «Игра теней», попавшим на прилавки всего несколькими месяцами позже «Машины».

И, надо сказать, новая вещь удивила очередной жанровой метаморфозой. В каком-то смысле она является полной противоположностью нестандартной и слегка выпадающей из конъюнктуры «Машины Ненависти». Дело в том, что «Игра теней» — представитель архипопулярного направления литРПГ. Думаю, нет нужды подробно останавливаться на канонах этого относительно нового для российского читателя жанра. Обозначу только, что литРПГ это как правило остросюжетные романы на стыке «мягкой» НФ и фэнтези, фундаментальным сюжетным ходом которых является «попаданчество» персонажей из унылого серого «реала» в красочный мир очередной компьютерной ролевой игры, чаще всего многопользовательской и онлайновой. Не могу назвать себя спецом по литРПГ, собственно говоря, до «Игры теней» я так и не дочитал хоть один образец: отчасти в силу предубеждения перед «попсовым» и наработавшим массу шаблонов поджанром, отчасти потому, что конкретные представители направления не смогли захватить и удержать внимание. Впрочем, на мой неискушённый взгляд, чисто формально основные каноны литРПГ в «Игре теней» соблюдены, так что моё знакомство с жанром в первом приближении можно считать состоявшимся.)

«Каноны соблюдены» значит, что главный герой «Игры теней», от лица которого ведётся повествование, действительно попадает в фэнтезийную MMO RPG «полного виртуального погружения». Далее его ждёт «прокачка статы», «выбивание лута», «вступление в клан», «походы на боссов в пати» и всё такое прочее, с чем большинство читателей наверняка знакомо получше меня.) Несмотря на изумительную точность и убедительность виртуальной реальности игры, одним из важнейших интерфейсов взаимодействия главгера с игрой окажутся периодически выскакивающие логи нанесённого ущерба и заработанных очков, шильды с сообщениями о новых уровнях и прокачке умений и т.п. Несмотря на всю сложность описанной игры, запущена она, видимо, обычным для современности способом: без использования каких-либо невероятных технологий, регуляции искусственным интеллектом и т.д., что является общей для литРПГ условностью и данью привычным для играющих читателей реалиям.

Впрочем, Николай Трой, в отличие от большинства коллег по направлению, всё же создаёт некоторую видимость научного обоснования: например, довольно подробно описаны устройства нейроинтерфейса «мозг-компьютер», которые осуществляют доступ к игре. Да и проблема ИИ далее по тексту всё же возникает. Отличает «Игру теней» от прямых конкурентов и более тонкая проработка взаимоотношений «виртуала» с «реалом». В целом, применённая схема игровой реальности заметно напоминает уже использованные Троем ходы из романа «Нейросеть». Однако все эти нюансы играют довольно условную и вспомогательную роль. «Игра теней» — прежде всего развлекательный остросюжетный роман.

И здесь кроется основное достоинство романа. Он отлично проработан в сюжетном плане, интрига закручена весьма неожиданно, отчасти на детективный манер, а «виртуальные» и «реальные» события крепко переплетены и выстраиваются во вполне разумную логическую цепочку. Читатель гарантированно получит свою долю рубки в стиле «меча и магии» на фоне эпических пейзажей и фэнтезийных локаций. Потом передохнёт вместе с героем за распределением полученных игровых преимуществ. Перепрыгнет на разрешение неотложных бытовых трудностей. А затем задумается над сакраментальными «кто виноват?» в сложившемся положении и «что делать?», в конце-то концов, нашему незадачливому геймеру. Все эти составляющие перемешаны с хорошим балансом и сменяют друг друга обычно именно там, где надо.

При этом у действа есть важный позитивный момент: развлекая, автор отнюдь не скатывается в маргинальность, чернушность или тяп-ляповость. Наоборот, охотно демонстрирует начитанность и готовность добросовестно прорабатывать материал. По ходу дела он неоднократно выкажет познания в средневековой фортификации и оружейном деле, сообщит парочку занятных исторических фактов, ну и, как уже сказано, он кое-что слышал о переднем крае информационных и когнитивных технологий. Ну а прочитав тираду одного из персонажей на второй же странице романа, читатель вообще может испугаться, что перед ним что-то про развитие философии науки от Средних веков до наших дней.))

Из досадных минусов вспоминаются в первую очередь две вещи. Во-первых, мелкие ляпы, тут и там прокравшиеся всё-таки во вполне проработанный текст. То какой-нибудь нюанс внешности одного из персонажей неожиданно изменится, то обильные средства из виртуального кошелька героя испарятся без следа, заставляя клянчить подачки у товарищей. Впрочем, в мощном потоке действия эти «подарочки» почти незаметны, так что едва ли подпортят впечатление.

Во-вторых, немного разочаровывает несоразмерностью и простотой финал произведения.

Однако в целом «Игра теней» — это очень крепкая и достойная беллетристика, за которой можно провести немало приятных часов. Это, безусловно, развлечение, и на что-либо другое роман не претендует. Однако развлечение, за которое не будет стыдно. Я, по крайней мере, читал без зазрения совести.)

Возможно, именно такие вещи нужны иной раз и авторам, и читателям: и как передышка от более трудных и навороченных тем (а Николай Трой, судя по «Машине Ненависти», на них способен), и как писательская практика в построении чистого и незамутнённого, захватывающего в превосходной степени сюжета. В выигрыше, так или иначе, остаются все. Ну, кроме совсем уж бескомпромиссных эстетов и интеллектуалов, разве что.

Не могу сказать, что анонсированного второго тома «Игры теней» буду ждать, но при случае, в свободную минутку, вполне возможно, ещё разок нырну в его виртуальную реальность.

«Машина ненависти» — безусловно приятное событие в рамках русскоязычной фантастики. На поле, сильно ограниченном рамками сериальности, жанровости и проектности (попаданчество, «сточкерство», литРПГ, несть числа шаблончикам и обусловленным коммерцией добровольно-принудительным «творческим» решениям), научная фантастика «ближнего прицела» давно стала редким гостем. Особенно незаурядны случаи, когда НФ не сводится к декору и антуражу, экзотическому обрамлению для ураганного экшена – а демонстрирует оригинальное мышление писателя, техническую грамотность, долю визионерства. И уж совсем невозможно, чтобы сыграть в таком сложном ключе решился автор молодой, скорее многообещающий, чем популярный и заслуженный.

И тем не менее четвёртый роман Николая Троя демонстрирует всё вышеозначенное сполна.

Мир «Машины ненависти» даже не завтрашний, — сегодняшний. Подход к его построению и описанию чем-то напоминает последнюю условную трилогию мэтра американского киберпанка Уильяма Гибсона. Этот мир с технически-футурологической точки зрения состоит из продукции брэндов, которые мы видим и используем каждый день; технологий, о которых слышали вчера в новостях, а то и собираемся сегодня вечером прицениться в магазине электроники. Вот только использованы эти технические новинки самым неожиданным для рядового пользователя образом. Однако Трой заглядывает в целом дальше упомянутого американского коллеги. В сущности, «Машина ненависти» начинается там, где кончается «Страна призраков» Гибсона: технологии «дополненной реальности» и виртуального искусства составят здесь настоящий стержень повествования и приоткроют дверцу в куда менее очевидное и несколько более тревожное будущее.

Модно говорить, что «киберпанк мёртв». Жанр самоисчерпан, всё важное сказано, жизнеспособные принципы подхвачены дочерними направлениями: посткиберпанком, стим- и дизельпанком, отчасти галактической оперой. Однако «Машина ненависти» балансирует ровнёхонько на границе пост- и классического киберпанка. Среди центральных персонажей читатель найдёт как наших обычных современников, так и классических техногиков, хакеров-одиночек вне закона, технобандитов. Причём смотрятся подобные личности отнюдь не чужеродно: социально они отлично вписываются в нашу реальность; у меня, по крайней мере, парочка схожих с тем или иным персонажем знакомых найдётся. Да и их технические средства также вновь становятся достоянием рядового члена общества: герои «Машины» переворачивают мир гаджетами и девайсами, которые можно приобрести в ближайшем супермаркете. При этом роман настолько крепко укоренён в панк- и рок-эстетике, автор настолько охотно даёт отсылки к музыке и визуальному эпатажу этой субкультуры, что культурные ассоциации не могут быть двояки. Кто знает, возможно именно Николаю Трою удалось углядеть за «поворотом истории» возрождение визионерских решений киберпанков? А дверца в 80-е действительно ведёт в будущее?))

При этом «Машина ненависти» лишена характерной для последних вещей того же Гибсона элитарности мэйнстримовой «большой литературы». Элитарности, на мой взгляд, по крайней мере отчасти ложной. Рассуждать о феноменах массовой культуры, обращаясь к неким рафинированным эстетам, людям сугубо «понимающим», чем грешат в наши дни некоторые из продолжающих писать киберпанков, — дело сомнительных перспектив. И Трой этой ловушки избегает. Едва ли жертвуя глубиной изображаемого, он безусловно адресует роман самой широкой аудитории – лишь бы читатель был готов взять в руки книгу без привычных ярлычков и жанровых этикеток, а там дело пойдёт. Прошлые романы Николая (дилогия «Сетевой дьявол», постапокалиптический боевик «С петлёй на шее») изобиловали совсем уж ураганным экшеном, который становился зачастую локомотивом сюжета. Здесь повествование идёт более размеренно, с паузами на осмысление и полудетективный поиск ниточек к объяснению происходящего. Однако роман в полном смысле слова остросюжетный. В нужный момент он с точностью часовой бомбы взрывается драками, погонями и перестрелками, хотя в другое время может быть вдумчивым и интересным интеллектуально.

Нельзя сказать, что претензий и упрёков нет совсем. Некоторые технические решения кажутся излишне фантастичными или куда более трудными в реализации, чем показывает автор. Некоторые лихие повороты сюжета (а даблтвистов тут найдётся с лихвой!) кажутся слишком уж неподготовленными и обрушиваются на читателя с грохотом рояля из машины. Впрочем, это касается скорее впечатления непредсказуемости, которое охватывает читателя, порядка раскрытия фабульных фактов – логике происходящего подобные сюжетные фейерверки навредить не в силах, здесь всё продумано очень неплохо.

Автор обещает развернуть начатую в «Машине ненависти» историю в трилогию. И лично мне чертовски интересно, в какое будущее прикатится по кривой дорожке изображённый на обложке электронный грузовик-супертяж. Призываю читателей подарить этой книге толику своего времени: уверен, я в этом интересе останусь не одинок.)

Во время чтения я сразу понял, с чем сравнить эту книгу. Это Юрий Никитин «шиворот-навыворот».

Вам кажется странным? Тогда давайте приглядимся.

Начнём с того, что для серии «Сны разума» роман абсолютно не типичен. Общего с вышедшими ранее вещами Питера Уоттса или Дэвида Марусека практически круглый ноль. Первые книги серии — это яркая современная НФ, накачанная трансгуманизмом и научной информацией, гейзером извергающая запутанные научные гипотезы и изячные финты футурологической прогностики. Да, у Доктороу есть книги, которые оказались бы в такой серии «среди своих». Но эта не такая.

«Младший брат» — это остросоциальное произведение. Если это фантастика, то ультраблизкого прицела. Конечно, автор отлично осведомлён и технически грамотен. Только использует эти достоинства совершенно в ином ключе.

Книга похожа на камень анархиста, метко брошенный в хрустальный дворец современного государства. Ну какой стиль, о чём вы говорите? Откуда тут взяться изящности исполнения и чистому искусству? Да, главное, и зачем? Государство порабощает, ворует наши свободы. Так нехай получает! Мистер Докторов неплохо вложился в свой бросок.

Это книга идеи. Призванная пробудить эмоции, столкнуть читателя с места. Чтоб сейчас же хватался за ружьё: время убить бобров — спасти леса! Каждый нюанс сюжета, каждая ситуация, каждая деталь — направлена на больший эффект, на увеличение воздействия на читательские мозги. Всё подчинено одной цели, пусть даже всему остальному (художественности, красоте и сложности композиции и т.п.) в ущерб.

Вот в этом Доктороу похож на Никитина. В этом Доктороу — Никитин.

Зато в остальном — это анти-Никитин. От самого заметного до малейшей малости. На никитинское «стрижено» Докторов говорит — «брито». Такая вот заочная перебранка.

Во-первых, конечно же, Кори Доктороу «свободен как свобода» — большего противника копирайта ещё поискать. Никитин же во множестве произведений отстаивает право творца на законное вознаграждение (вспомнить хоть «Великого мага»). Можно свалить всё на личное: Никитин — профессиональный писатель, зарабатывает книгами, в то время как Доктороу «работал директором европейского отделения Electronic Frontier Foundation и до сих пор участвует в работе EFF и других общественных организаций, а также входит в состав советов директоров таких фирм, как Technorati, Inc», источники его дохода далеко-о не исчерпываются одной лишь литературой. Но есть, я считаю, и более глубокие причины. Это сама жизненная философия, взгляд на вещи.

В герои повествования Доктороу выбирает свободолюбивых подростков. Более того, провозглашает лозунг: «Не верь никому старше 25!», тем самым как бы выдавая исключительный мандат на честность, искренность и правоту этим подросткам. Никитин о таких сказал бы: «Гусеницы, не прошедшие и первой линьки». Во главу угла герои «Младшего брата» ставят, разумеется, всеобщую свободу: политическую, информационную, социальную, половую и бог весть какую ещё. Они идут под одними знамёнами с вульгарными хиппи и анархистами, асоциальными элементами, гомосексуалистами и лесбиянками. Примерно такую демонстрацию главный герой пары романов Никитина приказал расстрелять из армейских пулемётов при попытке захвата власти.

В остальном, кроме активной идейности, персонажи Доктороу ведут себя как и положено современным американским школьникам. Бегают с уроков, режутся в компьютерные и не очень игры. Попав в руки агентов злобного тоталитарного правительства, «колются» и подписывают любые бумаги, свои политические взгляды выражают посредством вандализма и т.д. И, конечно, главной ценностью этих людей является свобода. Не идея, не высшая цель или моральность (всё это они скорее отрицают), а свобода делать что угодно.

В оправдании их действий Доктороу заходит, пожалуй, слишком далеко. Аргументы, которые приводит в защиту своей концепции, вовсе не так блестящи, как пытается представить. «Почему не известно ни об одном пойманном в рамках программы борьбы с терроризмом преступнике? — возмущается автор устами главного героя. — Наверняка таких просто нет!» Но с какой стати рядовой гражданин должен узнать о ходе секретных операций армии и правительства? Доктороу математически обосновывает неэффективность предпринятых мер против терроризма. И недостаток тут не в математике, а в том, что он априори полагает эффективность применяемых защитных систем на определённом уровне, хотя доподлинно знать их характеристик не может. Доктороу предлагает избавить людей от необходимости платить за предметы искусства (на примере музыки начинающих групп), т.к. «молодым исполнителям важнее, чтобы их узнали, чем чтобы им заплатили». Но как быть «немолодым» исполнителям и вообще творцам? Их с лёгкой руки Доктороу следует лишить дохода от результатов собственного труда?

Конечно же, герои оказываются во всём «правы» и добиваются успеха.

На самом деле, такая разница в подходах двух писателей поражает. Они оба трансгуманисты, будущее для обоих несёт потрясающие возможности и нечто действительно важное для человека, небывало расширяет его возможности. Но если для Никитина растущие возможности индивида — это и громадная ответственность, над которой стоит поставить внушительный общественный контроль (см. роман «Трансчеловек»), то любое применение современных технологий по Доктороу должно быть свободно и не ограничено. В мире, где одиночка может нанести обществу всё больший ущерб (например, организовать терракт с тысячами погибших), индивид остаётся бесконтрольным в своих действиях. Причём Доктороу скорее постулирует невозможность эффективного контроля, чем доказывает и обосновывает её.

Для пущей солидности слов Доктороу навешивает собак на своевластное штатовское правительство. Оно чуть ли не самолично организует террористические акты, дабы повысить собственную популярность в предвыборный период.

Очень мощное эмоционально и очень неоднозначное произведение. Написано, безусловно, сильно, выстрел точно в цель. Но подобные книги скорее должны вызывать споры, чем немедленно увенчиваться лаврами и восхваляться до изнеможения. Уж больно серьёзные вопросы они поднимают.

Итак, очередной удар супертвёрдой научной фантастики из-за океана. Удар внушительный и тяжёлый. Увесистый такой ударчик.

Тут надо сказать, что мне ну очень симпатичны современные тенденции в англоязычной НФ. Те тренды, что берут начало, пожалуй, со Стерлинга и Винджа, ну а сейчас успешно развиваются писателями, вроде Стросса или того же Уоттса. «Ложная слепота» идеально укладывается в эту линию развития: умная, начинённая глубокой научно-философской проблематикой, футурологическая. С впечатляющим грузом научной терминологии. И при этом ничуть не менее художественная, чем требуется от серьёзной литературы. Ну, разве что чуток.

Конкретно для «Ложной слепоты» можно провести и ещё одну параллель в фантастической литературе. Не знаю, насколько это сопоставление будет носить генеалогический характер (то есть насколько это повлияло на Уоттса или вдохновило его), но роман получился очень «лемовским». Наиболее близким произведением Лема является, пожалуй, «Фиаско». Общая тут не только проблематика Контакта, но и главное сечение этой проблемы (поиск критериев разумности, различия в мышлении братьев по разуму и т.п.), да и общая глубина анализа.

Картина будущего у Уоттса очень современная, в полном соответствии с актуальными футурологическими концепциями. Человеческая цивилизация, продвинутая в плане NBIC-технологий (сакраментальное нано-био-инфо-когно), тончайшие генно-инженерные вмешательства в промышленных масштабах, искусственный интеллект, массовое бегство населения в виртуальную реальность в восторженном ожидании скорой «загрузки» — окончательного переселения бессмертной сущности в компьютер. На носу технологическая сингулярность, которую, впрочем, так долго ждали, что та, возможно, уже наступила (очень интересная мысль, кстати). Ах да, и, конечно, здесь есть ещё вампиры(!).

И вот это нестабильное, полное внутренних противоречий, переходное по сути общество сталкивается с нежданным сюрпризом — визитом иной космической цивилизации. Попыткам понять нежданно объявившийся чуждый разум и посвящена основная часть произведения.

Свою часть проблемы Контакта Уоттс обрисовывает вполне чётко: он исследует более частный вопрос о соотношении сознания и разумности. Что, если наши новые межпланетные знакомцы будут чертовски умны, интеллектуальны — но при этом лишены сознания? Того, что позволяет нам ощущать собственную разумность, ощущать себя разумным существом — человеком? Здесь Уоттс смело вторгается в область психологии и нейрологии, и приходит к выводу, что подсознательная часть разума вполне может оказаться более эволюционно успешной, если её отторгнуть от тормозящего балласта сознательного «Я».

Излагать в подробностях перипетии сюжета не имеет особого смысла. Во-первых, дело это непростое и почти обречённое на провал. Хотя бы потому, что рискуешь утонуть в наукообразных пояснениях, как это едва не случилось с самим Уоттсом. Во-вторых, гораздо большее удовольствие читатель получит от прочтения самой книжки (а читать однозначно стоит).

Здесь же выскажу несколько критических замечаний.

Во-первых, увы, бросается в глаза непроработанность основной проблемы романа. Конечно, вопрос сложный, Уоттс большой молодец, что вообще его поставил, но... Явно и внятно сформулировать её он так и не сумел! До самой концовки остаётся только гадать, что конкретно он понимает под «сознанием», как отличает его от «не-сознания». Всё интуитивно, полунамёками. Ссылки же на литературу столь разнородны и противоречивы, что затруднительно понять, какой точки зрения придерживается автор. Тут вам и Метцингер, и Пенроуз, и Блейксли, — сам чёрт ногу сломит. А ведь это, вообще-то, важно для полученного решения проблемы. Да, цельного представления о природе сознания современная наука не имеет, и все рассуждения на эту тему по определению спекулятивны... Но некоторая определённость не помешала бы.

Из обмолвок можно вывести авторскую ассоциацию сознания с рекурсией, «мышлением о самом себе», наличием в мышлении существа модели самого себя. При этом автор предполагает, что лишённое подобных «проблем» мышление было бы куда более быстрым и эффективным. Но эта гипотеза натыкается на трудности. Если действия существа производятся по неким мыслительным алгоритмам, то лучшее приспособление к среде требует улучшения этих алгоритмов, их динамического изменения — иными словами, обучения. А для этого алгоритмы должны модифицировать сами себя, нужны некие метаалгоритмы операций с алгоритмами. Существо должно «мыслить самого себя», то есть как раз включать модель самого себя. А это и будет сознанием по Уоттсу. Уоттсовские же инопланетяне — болтуны — вполне обучаемы.

Во-вторых, Уоттс всё-таки перебарщивает с наукообразностью. Иные специальные термины вполне реально заменить «объяснением на пальцах» — текст от них ничего не потеряет, но выиграет читатель. В «Слепоте» же «научности» так много, что автор порой сам тонет в этих массивах. К примеру, в одном из эпизодов персонажи разговаривают на некой смеси полудесятка естественных земных языков. Довольно забавная деталька, особенно при мотивировке, приводимой Уоттсом: ему как-то попалась статья по философской проблеме универсального языка науки, и вот невозможность такого языка Уоттса и вдохновила. Довольно наивно думать, что речь в философских диспутах шла об обычных разговорных языках, которые действительно трудновато использовать для формализации научного знания.))

Высказываются также претензии к недостаточно чёткой прорисовке социальной жизни предсингулярной Земли. Тамошние тенденции развития, социальные конфликты и пр. действительно показаны парой мазков и неполно. Но да это всё-таки не основная проблематика романа, и Уоттс однозначно вправе ограничиться минимально детализированным шаблоном трансгуманистическо-сингулярного грядущего.

Можно покритиковать автора за особо экстравагантные допущения, вроде тех же вампиров, но тут следует отметить и определённый шарм, который они придают вещи. В конце концов, порой они просто забавны.)

Лично мне не по душе пришёлся несколько разговорный стиль повествования. По мысли автора, он, видимо, разбавляет массу научной терминологии, а научный жаргон должен в нём сплестись с жаргоном бытовым. На деле смотрится лихо, но уж больно аляповато. Такие вещи не всегда сочетаются.

Суммируя, перед нами замечательное произведение на стыке классической НФ, киберпанка и singularity fiction. Мрачное, сложное, захватывающее. Поднимает ряд интересных проблем общефилософского значения, обладает неплохим художественным уровнем. Тем не менее, без заметных проколов тут не обошлось.

Уоттс в очередной раз ставит под вопрос образ человека как Царя Природы и Вершины Эволюции. Делает он это неподражаемо, вот только многие ответы, которые он даёт, продуманы всё-таки недостаточно. Хотя некоторые безответные вопросы и неверные гипотезы ценны сами по себе.

Короткий остроумный рассказ, рисующий, кстати говоря, вполне реальную футурологическую перспективу. Шедевром не назвать, но рассказ похож на меткий выстрел — точно поражает заданную цель. Ни убавить, собственно, ни прибавить.

До жути приятно писать отзывы на такие произведения, — и трудно не сорваться на общие, скомканные, шаблонные слова. Трудно не захлебнуться впечатлениями. Ибо «Схизматрица» — произведение исключительное: яркое, значительное, из тех, что созидают направления и задают пути. При всём при том необычайно цельное, так что даже непонятно, с какого боку к эдакой громаде подступиться, чтобы начать анализ.

Можно поставить роман у истоков киберпанка. «Схизматрица» разительно отличается от классических образцов жанра, — но отличается прежде всего по форме. А вот идеологически им очень близка: здесь и технологическая модификация человека, и далеко не последняя роль информационных технологий в описываемом мире, и чёткая общественная позиция героев, близкая генетически «левым» идеям. Однако Стерлингу удалось даже больше, чем задать тон киберпанку. Изначально сформулированной целью Стерлинга, Гибсона и компании была ревизия и глубокая реформа научной фантастики. Очищение НФ от устаревших шаблонов, оживление важнейших принципов в новых условиях. Подходом именно к такой задаче и стоит считать «Схизматрицу». И подходом во многом успешным.

«Схизматрицу» по праву можно назвать произведением футурологичным. Конечно, здесь вы встретите множество явных анахронизмов — бросаются в глаза магнитные ленты и видеокассеты, другие детали. Стерлинг не стал выдумывать «неизвестных технологий 22-го века». Однако сам подход к построению картины будущего — вот он как раз системен и интересен. Он построен на нескольких основных положениях.

Первое — применение синергетического подхода к рассмотрению общественных процессов. В 1977 году Илья Пригожин, неоднократно упоминаемый в книге, получил Нобелевскую премию за свою теорию диссипативных структур, так что синергетика была на слуху. Стерлингу оставалось поймать эту волну.

Схизматрица, эта фантастическая общественная форма, представляет собой разбитое на множество мелких неравновесных ячеек человечество. Здесь порядок неустойчив, и самая маленькая флуктуация — действие одного человека, одна безумная идея, одно лишь событие — ведёт к хаосу, переорганизации и кристаллизации новой системы отношений. Система открытая и принципиально неравновесная: то это связано с космической экспансией в Солнечную систему, эдакое расширение «человеческого газа», то с приходом Инвесторов — пришельцев с других звёзд, то с иными событиями, сотрясающими общество. Едва установится хрупкое равновесие, так тут же мир рушится на глазах и потом, долго и мучительно, ищет новые решения и выстраивает Новый Порядок.

Второе основание мира «Схизматрицы» — философия постгуманизма. Человек не приспособлен, почти беззащитен перед Космосом, этой новой средой обитания. Оставшись прежним, ему не выдержать ударов судьбы. И единственный выход для жителей Схизматрицы — меняться вместе с миром. Технологическая модернизация организма, генетические модификации, «шейперский» и «механистский» подходы в их противостоянии, слиянии и взаимодействии, развитие информационных технологий и нанотеха, тонкая химическая регуляция — только этот колоссальный набор ухищрений позволяет человеку остаться на плаву и участвовать в громадной творческой деятельности: научной, культурной, идеологической — самоорганизации человечества.

Человек в нарисованном Стерлингом мире — часть сложной и многогранной, неустанно эволюционирующей системы. И часть активная, определяющая будущее всей структуры, часть развивающаяся и эволюционирующая вместе с ней.

Но вся эта философия в «голом» виде, в самой живой формулировке, не имеет и толики силы воздействия стерлинговского романа. Глубокие и новаторские размышления неразрывно связаны здесь с остросюжетным повествованием, перед нами боевик, эдакий философский триллер — редко кому удаётся сочетать столь разнородные элементы. И неслучайны неоднократные отсылки к Шекспиру — именно с великого драматурга старается брать пример Стерлинг. «Публика-то у нас какая? Бляди, фермеры, два десятка пиратских шаек да полсотни беглых математиков. Драки и танцы всем им понравятся». В результате роман читается на одном дыхании. Уже на протяжении полугода после прочтения не могу избавиться от почти детского восторга по поводу этой книги.

А уж то желание нового, желание развития и совершенствования, что оставляет «Схизматрица» Стерлинга — вообще бесценно.

Так что прошу прощения за, возможно, несколько излишне эмоциональный отзыв, но... произведение до сих пор не оставляет мне выбора.;)

Не могу удержаться от написания ещё одного отзыва на книгу, — более подробного. Тем более, в свете относительно недавних событий, чрезвычайно интересно обратить внимание на некоторые стороны произведения и, может быть, произвести более широкий анализ ситуации.

Дело в том, что данный роман замечательнейше иллюстрирует, кем, собственно, является Юрий Никитин для отечественной фантастики, какова роль его произведений.

Немного хронологии: впервые роман вышел в 2002 году, и был тогда, помимо художественного произведения, неким учебником для начинающих писателей, содержал практические советы по работе с текстом, работе над образами и пр. В 2004 году вышла переработанная версия: советы по литературному ремеслу отошли в изрядно «потолстевшую» книженцию «Как стать писателем», «Великий маг» стал именно фантастическим романом. Обратите внимание на даты.

Итак, что за книга перед нами? Это фантастика «близкого прицела», научно-социальная. Действие происходит в пределах двадцати лет от момента написания.

Автор рисует картину заката привычной нам «бумажной» литературы. Книги давно перешли на электронные носители, читатели массово избавляются от устаревших многостраничных томов. Настало время нового шага — сама Буква, основной информационный кирпичик литературы прошлого, пошатнулась на своих позициях. Рождается новое искусство — импатика! Синтез литературы, компьютерной игры и кинофильма, основанный на новых элементарных устойчивых образах — импах.

А бумажные книги тем временем идут в утиль, не идут, текут просто нескончаемым потоком: горят колоссальными пожарами, погребают под собой мусорные свалки, погибают под гусеницами бульдозеров и переполняют специально вырытые бездонные могильники.

Знакомая картинка?

Ну, теперь-то знакомая. Вернор Виндж, «Конец радуг». Не так радикально, куда более скромно: в измельчители идёт переводимая в цифру библиотека университета Сан-Диего, зарождается, едва-едва намечаясь, новый вид искусства. Нечто на стыке театрального представления, музыки, словесности и манипуляций с виртуальной реальностью. Общие черты этого нового искусства можно понять из мельком отпущенных замечаний где-то в концовке вещи. Несколько по-иному, но проблематика, в общем, та же: те же протесты престарелых книгочеев, тот же футурошок у старшего поколения, та же ещё неуверенная, но уже близкая поступь рождающегося Нового. 2006 год, дорогие любители фантастики!

Вторая центральная тема «Великого мага» — инфовойна, война идей. Инфистика. Крупнейшие мыслители, философы, писатели организуют информационное пространство, проводят в нём молниеносные атаки и информационные сражения. Бьют сокрушительные удары по морали, ценностям, идеям вражеских обществ. Эти умы, мощнейшие генераторы информации, правят миром!

Казалось бы, не шибко. Вот в западной фантастике, взять киберпанков, или того же Винджа, информационная война — это нечто из области IT. Сумасшедшие хакерские атаки, неразбериха в передачах пакетов данных по Сетям, а у нас, мол, такое вот местечковое понимание войны идей, по традиции далёкое от технических тонкостей... Не тут-то было, друзья!

2004 год. Выходит роман Брюса Стерлинга «Зенитный угол». Об информационной войне в технологическом понимании. Ну, вот оно, вроде как, оно самое. Ан нет, Стерлинг рисует иную картину. Он показывает очередной этап развития Сети. Из чего-то неподконтрольного, вольного и непокорного, но опасного, она спешно превращается в прочную связь, которая сможет объединить мир, орудие упорядоченного и цивилизованного обмена информацией — вот, по Стерлингу, смысл бума информационной безопасности начала двухтысячных. И только в конце, на самых-самых последних страницах проскакивает: главный герой открывает блог, один из первых в Сети. Никто ещё не знал, что такое блоги, а он уже завёл свой. Его привлекает в блогах... «борьба идей«! Дословно.

Выходит, «Великий маг» — это не что-то отстало-нетехнологичное. Это следующий этап. Это рассуждения о сути нового этапа в развитии информационного пространства Земли. Как Никитин написал ещё в «Имаго», указывая на Интернет, «мир един»(с).

Собственно, вывод-то напрашивается только один. Юрий Никитин — единственный современный фантаст в России, который способен идти в ногу с западными коллегами, рассуждать о проблемах сопоставимой сложности, рисовать достоверную картину ближайшего будущего. Да, исполнение, возможно, специфическое, но предлагаю взглянуть на суть.

Хех, да причём не только «идти в ногу», но и опережать иной раз на шаг, смотреть дальше и глубже!

Вот она какая, футурологическая фантастика ближнего прицела. Самая «хардовая» фантастика нынешнего дня.:wink:

Тошнотная книжка. И, честно говоря, ничего выдающегося тут не вижу. Банальная антиутопия, каких вагон.

Предвидение будущего на детсадовском уровне, элементарная экстраполяция: сейчас много хулиганов, — в будущем будет больше, и это вообще будут чудовища какие-то. Сейчас безнравственности много, — в будущем ещё больше. Замечательно. Куда подевались законы развития общества, коли всё так просто? Гм.

Главгерой — банальный подонок. Но да, конечно же, ему же можно посочувствовать, он ведь классическую музыку слушает — громадное достоинство. Редчайшее просто. Личность! А общество — общество, естественно, ещё бездушнее и гаже, чем этот подонок, оно, видите ли, Бетховена слушать ему не позволяет. А состоит на самом деле сплошь из посредственностей. И эти посредственности, оказывается, тоже те же самые подонки, только... повзрослевшие и остепенившиеся. Да? Нормальных людей уже как бы не существует, а если ты хоть в чём-то не подонок, то уже, похоже, и не личность вовсе. Вот ультранасилие — это да, поднимает над толпой. И Бетховен.

Но написано да, надо признать, сильно. Держит в эмоциональном напряжении до последней страницы. Классический псевдоинтеллектуальный бестселлер.

Что ж, перед нами масштабный труд. Это цельная философская система, которая блестяще обобщает современные знания о мире и рисует картину вселенной в целом.

Похоже, это одна из тех систем, которые настолько логичны и прочны, что претендуют на то, чтобы являться квинтэссенцией мировоззрения эпохи, этакой «суммой», олицетворением взгляда человечества на мир.

Автор порой небрежен в обращении с научной терминологией и некоторыми фактами, однако при этом ему удалось не сделать ни одной грубой ошибки. Можете быть спокойны, — энергоэволюционизм прочно стоит на ногах, и нет ничего на нынешнем уровне знания, что могло бы опровергнуть основные его положения. Вот вам, пожалуйте, книга, которая вскрывает истинную природу Вселенной и человека.

Хотелось бы сделать только одно замечание. Автор совсем упустил из виду возможность существования иных вселенных, кроме нашей, хотя современная физика вполне это допускает. Более того, это скорее всего так. В то же время, сотворение новых вселенных без разрушения старой — действие несомненно более значительное, нежели разрушение и сотворение вновь какой-либо одной. Так что, с точки зрения существования человечества, всё далеко не так уж безнадёжно.:wink:

Замечательный анализ происходящего в стране и мире.

Автор просто позволил себе взять в качестве предпосылок явные факты, а дальше применил к ним законы логики, без всякой вуали и уловок политкорректности. Получившиеся выводы едва ли понравятся всем, но общая картина потрясает и впрямь побуждает к действию. Остаться равнодушным просто невозможно.

Местами, конечно, Веллер проявляет излишнюю категоричность суждений, некоторые суждения слишком безоговорочны, чтобы быть полностью истинными. Иногда упрощает. Но в целом позиция взвешенная и чертовски хорошо обоснованная.

Так что — советую всем, кто не побоится взглянуть будущему в лицо и — всё ещё надеется его изменить.

Роман интереснейшего фантаста современности — Вернора Винджа, — о ближайшем будущем. Роман замечательный и многогранный.

Мир завтрашнего дня нарисован правдоподобно, продуман до мелочей. Поражает изобилие точных деталей, рисующих картину в целом: громадные успехи медицины, вплоть до омоложения и радикального продления жизни, система образования, в которой главное теперь не знание и понимание, но поиск и интерпретация информации, организаторские навыки. Очень сочными красками показаны информационные технологии и сращивание реала и виртуальности. Поражает подробное описание даже компьютерных технологий будущего: умная одежда, дисплейные глазные линзы, пр.

Некоторые вопросы вызывает политическое устройство мира, так, сложно вообразить причины, собравшие в одной связке Евросоюз, Россию, Индию и ещё несколько стран, но суть уловлена верно: несколько сверхдержав, поддерживающих взаимовыгодный мир, террор-организации с оружием массового поражения в руках, конфликты решаются в локальных войнах и спецоперациях, подчас с применением крутых мер. Довольно оптимистический вариант, надо сказать.

Отлично показан футурошок, который испытает даже не путешественник во времени, но современник, не уследивший за развитием технологий. В принципе, это явление заметно уже и сейчас.

Герои не сказать, что прописаны детально, но показаны разные типы личности в новом обществе. Их истории типичны, как типична, видимо, и сама ситуация, когда действия обычного человека пересекаются с операциями спецслужб и других глобальных сил, выясняющих отношения в едином информационном пространстве планеты. Затронута и тема Искуственного Интеллекта, появление которого может оказаться неожиданностью для абсолютно всех жителей Земли, и повлияет на них очень здорово — таинственный Кролик это ещё довольно мягкий вариант такого вмешательства.

Роман очень хорошо демонстрирует основные тренды научно-технического и социального прогресса в ближайшие десятилетия. Очень важно, что показана не только громадность грядущих перемен, но и звучит призыв не бояться будущего, а активно искать своё место в нём. Есть в романе и свои трагедии, но в целом он оптимистичен, и может показаться банальным хеппи-эндом, что практически все герои в итоге «нашли себя». Но ведь, в конце концов, будущее именно открывает перед человеком невиданные возможности, надо только иметь смелость ими воспользоваться.:wink:

Пару слов о переводе. Он действительно плох. Масса ляпов, видных невооружённым глазом. Тем не менее, большую часть авторских оборотов всё-таки уловить можно, даже довольно тонкий местами юмор. Так что перевода советую не пугаться, достоинств книги он вовсе не забивает. Хотя, всяко лучше в оригинале.)))

Оценку ставлю 9, всё-таки ожидал несколько большего после «Фэрмаунтской средней школы», некоторым интересным находкам этого рассказа в романе места не нашлось, хотя и присутствуют свои. Тем не менее — вещь великолепна.

Суммируя уже сказанное по книгам цикла в отдельности: не самая свежая идея в блестящей обработке, до тонкостей продуманная, с затрагиванием широкой проблематики как научно-практических моментов, так и моральной стороны вопроса.

А я вот всем всё сейчас объясню, ибо никто, кажется, ни черта не понял, о чём прочитал, а я, вот такой умный, догнал ещё не изучив книги, а потом, читая, только кивал удовлетворённо своим мыслям.:biggrin:

На самом деле, идея в книге есть. Показан очень изящный и чрезвычайно действенный способ вывода современного общества из безудержного потребления (a.k.a. «потреблятства») и господства плотских ценностей. Этот способ — смещение акцентов.

Взглянем на наш дорогой прелестный тёплый и уютный современный мир. Это общество потребления. В нём недавний ускоренный прогресс во всех сферах сменился в массе застоем, повальным гедонизмом и культом тела и материальных ценностей. Наука и НТП оказались отторгнуты от магистрального направления развития, средства, направляемые на их продвижение, падают даже в развитых странах. Зато сытость и обеспеченность позволяют Западному миру расслабляться и получать удовольствие. Стало быть, есть проблема, мол, эдак мы и по красным пескам Марса погулять не сумеем, не дотянем. Проблему надо решать.

Как?

А вот тут появляется совершенно замечательный вариант. Разрешить ВСЁ! Ну, то есть как «всё»? Ну, вот так, — абсолютно всё. Любой разврат, чревоугодие, пошлость и животность. Снять все запреты. «Подавитесь вы своей вседозволенностью!» Ведь ценится в этом мире прежде всего то, что доступно немногим, на что есть запрет или табу, или на что способны лишь единицы. Ну, в этой категории сейчас большая часть удовольствий тела. Но если каждый может, в любой момент, с любым по-любому... ну, вот и в таком духе... то чем же это ценно? Вот что это даёт, если этим можно постоянно заниматься, а пользы это ни конкретной, ни какой-либо ещё не приносит? Зачем всё это нужно?

Вот тут и приходит вывод, который в книге сформулирован прямым текстом: тема секса казалась бездонной, а оказалась очень плоской и поверхностной. Оказалось, что порок даёт-то на самом деле человеку мало, зато сколько может отнять! И вот уже на этом фоне, после прохождения всех кругов греха, появляется потребность в чём-то высшем. Ну, на Марс слетать или верхнее ля взять. И вот теперь путь для развития хай-тека и трансгуманистических идеалов открыт. Ура, всем спасибо, занавес!

Теперь по поводу порнухи, смачных сцен и авторских комплексов, о которых нынче так любят говорить с умным видом. Ну, неужели ж непонятно, что сцены как раз и следовало описывать смачно, чтобы показать всю привлекательность порока и в то же время — как мало он на самом деле даёт человеку! И, знаете, если вот сценки-то похабные заметили, а больше ничего в книжке не отыскали, так, друзья, это ж и говорит об интересе к совершенно как раз определённому аспекту, к определённым моментам в романе. Ну, ваши это комплексы, ваши, а не автора.

Мне, к примеру, как-то так сложилось, ну просто не слишком всё это интересно было, я как данность эти сцены и принимал. Неприятно? Да, само собой. Но смысловая нагрузка того стоит.

Что меня удивляет, что вот «Дюну» Герберта, последние книги цикла, например, читают, ничего. Там такие сценки имеют куда более расплывчатое смысловое содержание. Или Пелевина, у которого вообще описания гомосексуальных половых актов имеются, и тоже, в общем, без особого толку. Никто не плюётся. А вот тут ну все взъелись, кто только может.

Может, читать повнимательнее стоит, а?

Оценку книге ставлю довольно высокую.

Да, совершенно убийственная по силе, взрывная книга.

Помню, как пробирался через текст, борясь буквально с каждым словом. Совершенно невероятные ощущения, когда вот, мол, тебе, читатель, посылки, с которыми ведь ты наверняка согласен, что вот бы и нравственность построже, и преступников поменьше, а теперь взгляни, как устроен современный мир... ну что, согласен, так он устроен?.. а потом, через совершенно неопровержимые логические выкладки выводится тебе такое, что просто жуть берёт, и поплохело мигом, и хочется отбросить книгу, слишком страшно и противно даже, а не можешь. Потому что и противно вроде, но и согласен со всем сказанным, не можешь, не покривив душой, сказать, что это всё неправда.

Вот так и борешься от первой страницы до последней с теми нормами, которыми жил и которым верил, так и выплавляется какой-то совершенно новый человек в этой борьбе.

Это, может, выглядит забавно и кажется, что слишком я серьёзно всё это принимаю. Но тогда, года четыре назад, когда попала мне в руки эта книга, она оказалась для меня ударом даже после вовсе не толерантной и политкорректной «Ярости», и пришлось очень многое пересматривать во взгляде на мир.

Что можно сказать, если отрешиться от эмоций. Идея обладает определённым потенциалом, но по своей сути несколько местечковая, что ли, имеет локальное, но не глобальное значение. В принципе, в безыдейные упадочные девяностые, когда она родилась, она действительно могла быть одним из путей дальнейшего развития страны. Если задуматься, то в те годы проходило, имело шанс на реализацию абсолютно ВСЁ, любая безумная идея любой степени радикальности.

В итоге выбрали другой путь. Но книга безусловно очень сильна, обладает громадной способностью к перестройке мировоззрения, и сейчас ещё может здорово повлиять не только на прочитавшего, но и на общество в целом.

Да, книга очень провокационная, особенно для многих былых фэнов цикла «Русские идут». Но, первое, роман, конечно же, о глобальной проблеме противостояния цивилизаций и о том, кого России стоит поддержать в этой борьбе. А во-вторых, это ещё и предупреждение. Понимаете, когда сам автор в течение десятка лет подкидывал одну за другой идеи по возрождению русского национального духа, да и не он один этим занимался, а с национальной идеей как было хило, так и осталось (как же, «поиск нац. идеи — это русская народная забава»(с)В.В.Путин), то, пардон, может, и не хочет народ никакого возрождения? Не хочет и не могет?

Ещё десяток-другой лет такого положения вещей, и у России уже точно не будет иного выхода.

Во всяком случае, автор действительно имел полное право сказать то, что сказал. Более чем.

Что касается самого романа, то завязка и развитие событий довольно бодренькие, но под конец скучновато, действия — меньше, образы — несколько картонные, гм. С другой стороны, сама идея настолько будоражит и заставляет постоянно продумывать такую кучу вещей и строить килограммы аргументов и контраргументов, что оторваться просто невозможно.

Вот и добрались Трое до нынешних времён, взрослея вместе с миром и направляя его пути. Теперь настала пора для хитроумного Олега решать проблемы глобализации в условиях одноплярного мира. Непростая задачка, когда свои же соратники вставляют палки в колёса, нужен глаз да глаз за собственным телом, над которым решился поставить жутковатые эксперименты, а друзья-товарищи пропадают невесть где: один скитается в образе бродячей собаки, а другой шастает то ли по соседним Метагалактикам, то ли по глубинам атома, сам толком не понимая, что делает. Божественная сущность, называется.

Живенький такой боевичок. Герои выведены в современный мир и столкнулись внезапно с его животрепещущими проблемами. Как ни крути, а всё одно решать придётся, это вам не шастать по сказочным мирам, змеев седлать да с магами противуборствовать. Тут вам и не такие «странные романы» попадутся.)

Мраку, внезапно спасённому не только от скорой смерти, но и от самого предписания о кончине в Книге Судеб, предстоит решить, как распорядиться открывшимися возможностями. А для этого необходимо отсидеться в тихом и спокойном месте, где можно заняться непривычным делом — подумать о смысле жизни. Подменить местного тцара на троне небольшого государства Барбуссия, окружённого враждебными соседями и разъедаемого внутренними раздорами — самое оно для такой цели, не правда ли?

Очень живая и яркая книга, цикл после совершенно исключительного «Мрака» набирает обороты, становится всё ярче. «Передышка в Барбусе» — тому доказательство. Чрезвычайно захватывающая история с нехитрой моралью и доброй долей юмора и иронии.

Просто замечательный роман, лучший во всем цикле!

Честно сказать, было несколько неожиданно увидеть столь яркое произведение после первых четырёх книг цикла, когда, казалось бы, всё уже сказано и ясно до последней точки над i. Но нет — история лесного варвара-оборотня Мрака свежа и интересна.

Трое расходятся по вновь избранным путям. Мрак, которому предсказана смерть до первого снега, решает пройти хоть весь мир и найти свою любовь, которую до того видел лишь мельком. На этом пути его ждёт дружба и предательство, чудеса храбрости и низость трусости друзей и врагов, и целый град испытаний. Любовь несчастная и, в итоге, — чистая и незамутнённая, спасающая жизнь.

Эта история достойна того, чтобы её узнать, такая любовь достойна того, чтобы её воспеть.

Без колебаний, — 10/10.

В этой книге сюжетная составляющая отступает на второй план. Героям, обрётшим невиданную мощь, предстоит решить, как же ей распорядится в мире, кого поддержать, в какое русло направить. А тут ещё Бог Богов Род собирается передать Перо Власти, которым пишется История, наиболее достойному народу, а люди даже и не значатся среди претендентов на эту высокую честь, в отличие от упырей, великанов, леших и прочих чугайстырей. Так, может, и не так правы герои, вломившиеся без спроса в горницы богов и вздумавшие решать судьбы мира?

В концовке этот вопрос получит ответ, и не самый тривиальный.

Читается довольно захватывающе, но действие, равно и ход рассуждений, довольно однообразны. Временами повествование оживляется очередным приключением или схваткой, но в целом ощущается некоторое утомление от подобного хода событий после книг первой трилогии.

Новый шаг в постижении мира для героев, новый этап странствий, новый уровень противоборствующих сил и поиска и понимания Истины. Книга завершает оригинальную трилогию, выросшую потом в длинный цикл. Завершает сюжетно и логически: герои обретают божественную мощь, находят Истину — каждый для себя, и получают возможность вершить судьбы мира, неся в него эту Истину.

Некоторые сцены смотрятся наивно, особенно эпизоды вроде противоборства новоявленного Сварога-Таргитая со Змеем-Ящером, очень уж непобедимыми кажутся главгерои, но в целом читается неплохо, настроение поднимает, захватывает. Но несколько похуже прошлых книг цикла.

Герои проходят новый этап в своих странствиях, побеждают могучего врага и обнаруживают, что... промахнулись. Истину искали не там, властителями мира считали не тех. Неутомимая жажда найти Правду гонит их в новые странствия, делает их мир шире и богаче, их самих — сильнее и взрослее.

Пожалуй, читается даже интересней первой части, персонажи становятся полнее и многограннее. Ну, как и книга в целом. Читать стоит тем, кому понравилась первая часть, а также тем, кто в колебаниях — продолжать ли знакомство с циклом.

Это была, кажется, вторая прочитанная мной никитинская книга. Читал после чрезвычайно понравившегося сборника «Человек, изменивший мир».

Читалось, помню, довольно медленно, долгое время было элементарно скучно. Заинтересовало использование славянской мифологии, но войти в атмосферу и оценить эту фишку получилось только к середине книги.

Повеселило наличие Конана как персонажа-атамана казаков. Позже сходил по ссылке на говардовского «Железного демона», и ведь действительно возглавлял легендарный Конан на каком-то этапе своих похождений казацкие отряды!))

Идейная составляющая книги показалась бледноватой, однако понравился элемент «взросления» героев, расширение их мысленного горизонта, выбор новых целей. Сама логика поиска Правды-для-Всех.

Что могу сказать по прошествии энного количества лет после прочтения. Довольно захватывающая книга с неплохим сюжетом и оригинальным миром, антуражем. Юмор: местами действительно неплох, местами слишком прямолинеен, даже плосковат. Читать стоит как развлекательный боевичок, любителям оригинальных фэнтези-миров. Ну, и для «гы-гы» тоже подходит.))

Отличная повесть. Возможно, чуток небрежно и недоработанно, черновик-с, но сама задумка — просто блеск.

Заключительному диалогу Горбовского и Тойво Турнена «о мотивах спасения мира» просто цены нет, так и просится расхватать на цитаты.

Ну, здесь, в принципе, уже всё и без меня сказали.

Совершенно исключительная книга. Настолько точно провидеть (читай: углядеть тренды уже существующие и возможные, экстраполировать и развить) — это надо уметь. Один из лучших образцов социальной фантастики, скорее всего, за всю её историю.

Пожалуй, где-то в тройке любимых книг Стругацких она у меня прописалась.

Некий намёк на возрождение смысла и идеи серии. Пошловатых намёков и затянутостей меньше не стало. Зато стало чуть больше осмысленной философии, рассуждений о законе и обществе, тех самых социологических и религиозных мотивов, которые были главным на протяжении всего цикла о Дюне. Есть несколько действительно интересных моментов, хотя в целом нового по сравнению с прошлыми книгами цикла довольно мало.

Впрочем, заключительная фраза оправдывает большую часть недостатков «Капитула»: «Зато они смогут создать очень много нового». Квинтэссенция идейного содержания цикла, в некотором роде.

Жаль, правда, что то новое, что приносят многочисленные социальные катаклизмы в одной отдельно взятой Галактике, мы так и не увидели. Будто и ни к чему был весь этот Золотой путь и что там ещё создавали Император-Мессия и его обожествлённый сын. Очень жаль.

Галактическое сообщество после Рассеяния. Всё те же старые недостатки космооперы в картонных декорациях. Пустые рассуждения, загримированные под глубокую философскую мысль. Вялый довольно сюжет с редкими безнадёжными попытками оживить действие. Да плюс ещё пошловатые намёки известного толка.

Но — нет на сей раз ничего, что бы оправдало подобный подход. Ну, и где, спрашивается, то Новое и Великое, ради которого Лето Атрейдес Второй три тысячи лет сгинал Галактику в дугу под своей железной властью, а потом отдал и её, и собственную жизнь, пожертвовал собой? Не покидает ощущение, что где-то здесь автор сделал какую-то чудовищную ошибку и просчёт. Возможно, я неправ и чего-то недопонимаю.

Но оценку ставлю, увы, лишь в меру своего понимания.

Жутко недооценённое произведение, на мой взгляд, едва ли не лучшее во всей эпопее о «Дюне».

Да, возможно, уже не так захватывает, как первая часть, не так ошеломляет сразу и бесповоротно. Пожалуй, дело в том, что мир уже утратил свою новизну, а новых деталей Герберт ввёл не так уж много, это может и отпугнуть читателей, которым нравились именно эти элементы в предыдущих книгах серии.

Но — какое блестящее социологическое построение, исследование проблемы власти, прогресса, роли личности в истории, роли диктатора в истории.

Общество в тысячелетней стагнации, под железной пятой жестокого тирана. Кошмарная несправедливость и тупость корыстолюбивой власти, — или часть великого плана, Золотого пути к звёздам, разработанного тончайшим политиком и наиболее умелым администратором за всю историю человечества? Лето II Атрейдес — чудовище на троне или блестящий мыслитель и правитель?

Социум, взятый под полный его контроль, начинает напоминать натянутую тетиву или сжатую пружину, готовую распрямиться и вышвырнуть его с трона, уничтожить правителя вместе со всей системой... Неужели мудрый Червь не видит этого, не замечает? А может, прекрасно и видит, и замечает, но не спешит принимать меры... потому что знает: та же самая пружина даст и новый небывалый толчок прогрессу и развитию человеческого рода. А жертвой этому прогрессу должен стать он сам, Великий Бог-Император.

Однозначно моя любимая книга цикла.

Книга поддерживает уровень «Мессии Дюны». Теперь настало время плотнее приблизиться к вопросу о сущности власти и показать наконец, что же это за Золотой путь, которого испугался грозный император-мессия Пауль Атрейдес. Сюжет не очень ярок, но в целом это компенсируется идейным наполнением. Впрочем, самое интересное было впереди.

Пожалуй, поинтереснее первой части будет. Больше психологии, больше проблем власти и государства. Автор позволил себе не отвлекаться на элементы боевика, ограничившись, в основном, придворными интригами, в результате больше места осталось на прорисовку конфликтов и рассмотрение их сути.

По-прежнему много псевдофилософской воды, но раздражает это уже не настолько, как в первой книге цикла.

Читается местами скучновато, но в целом от книги получается большое удовольствие. Ну, и поразмыслить есть над чем.

Не самое лёгкое для оценки произведение. С одной стороны, очень много космооперного барахла и феодально-звездолётной шелухи. С другой, — весьма интересное исследование проблем власти, религии, социологии.

Во-первых, это, конечно же, не НФ. Да, здесь есть замечательная проработка экологии Арракиса, но... и на этом всё. Дальше идут невнятные накручивания вроде нераскрытых способностей мозга, могущего просчитывать варианты быстрее суперкомпьютера, жуткого совершенно и неправдоподобного общественного устройства, абсолютной неизменности внешнего вида и, в общем, жизни людей через двадцать с чем-то тысячелетий.

Но, во-вторых, главное в книге отнюдь не касается напрямую чего-то научного, прежде всего идейно книга об обществе и власти. Хотя гораздо полнее это всё раскрыто в последующих книгах серии.

Ну, и сюжет немного затянут, не всегда оправданно. Раздражают местами напыщенные псевдофилософские рассуждения, не особо, впрочем, осмысленные, помещённые, главным образом, в многочисленных гербертовского авторства эпиграфах.

В общем, ограничусь здесь восьмёрочкой, наверно.

Очень хорошая повесть, из всего пока прочитанного у Олди (читал, правда, не очень много: «Песни Петера Сьлядека», «Дайте им умереть» и «Орден Святого Бестселлера») понравилась больше всего.

Целый букет интересных тем, довольно нетривиально рассмотренных: проблема личности и общества, сущности Добра и Зла, даже в какой-то мере вопрос отцов и детей. Совершенно замечательная игра с библейскими сюжетами, одно «искушение зелёным змием» в концовке чего стоит!))

Не абсолютно оригинальная, но одна из тех, что ещё не успели «затаскать», научно-фантастическая концепция, показанная довольно правдоподобно.

Есть, правда, и несколько вопросов. В частности, очень уж местами всё это напоминает желание покидать комьями грязи в хрустальный дворец, да и вообще не могу поверить, что «объединённое» человечество так вот бездарно замкнётся в себе, не сподвигнется на ошеломляющее ускорение темпов прогресса. Да и напрочь утерять понятие о Добре и Зле ему вряд ли грозит. И что, в конце концов, может сделать действительно важного для такого существа один-единственный человек, не гений, хоть даже и личность?

Но, что определённо хорошо, в книге есть, о чём задуматься, с чем соглашаться и спорить, по отношению к чему вырабатывать позицию, что принимать или не принимать. Очень важное качество для произведения.

На порядок выше того, что читал у Олди прежде, где в основном стоило любоваться языком и стилем и кивать старым проверенным истинам, коротая вечерок в мягком уютном кресле.

Даже десятку поставлю.)

Велика мощь человеческой фантазии, раз мы сотворяем целые миры за четверть часа короткого послеобеденного сна. Но «как несправделиво: быть наделённым такой мощью и так бездарно ею пользоваться!»

Очень яркий рассказ с неожиданными поворотами сюжета и великолепной концовкой.

Рассказ на популярную в советской фантастике тему генетической памяти. Очень красивый и трагичный, с ясной и чёткой моралью.

Кто важнее для целого народа: великий воин и полководец, что совершит подвиги, которые воспоют в песнях, одержит славные победы и... оказавшись в плену противоречий, запустит цепную реакцию братоубийственной войны, где каждый прав и никто не виноват? Или поэт и философ, чья идея положит конец всем войнам разом и разрубит гордиев узел устаревших обычаев и неразрешимых конфликтов?

Новый взгляд на бессмертную «Илиаду» Гомера и великолепный рассказ о взрослении рода человеческого.

Этот рассказ — ответ на лозунги: «Назад к Природе, вперёд — в пещеры!» и т.п.

Человек слишком далеко ушёл по пути технического прогресса, чтобы повернуть назад. Да, новое всегда несёт и проблемы, и неуверенность в завтрашнем дне. Но и только оно поднимает на ступеньку вверх. Спускаться всегда легче, но... В конечном счёте, путь только один.

Одна из любимых книг Никитина.

Яркая авторская позиция по поводу роли писателя в обществе, чрезвычайно интересная идея видеокниг и самого развития литературы на ближайшие десятилетия. Дальнейшее развитие идеи инфовойны, заложенной ещё в рассказах «Безопасность вторжения» и «Убить человека».

Ну и, конечно, отличная демонстрация мощи литературы, которая способна перекраивать границы и выбирать пути развития для всего человечества.

Действительно забавная юмористическая фантастика. Не без порции выводов под конец.

Никитинские рассказы — нечто изумительное. Короткие и чёткие, как выстрел, острые, как лезвие лучшего клинка. Пожалуй, равного ему мастера рассказа нет в нашей фантастике.

10 баллов, естественно.

Первая прочитанная мной книга Никитина.

Фантастика высочайшего уровня, подвластная в отечественной литературе единицам.

Понимаешь, что рассказы хорошие, сразу, но вот влюбляешься в них потом, когда сумеешь оценить все их грани.

Великолепный сборник. До сих пор время от времени нахожу в нём нечто новое.

Далеко не столь смешная, как предыдущие книги цикла. Но зато куда более идейная.

К третьей книге юмор начинает приедаться, да и становится он менее разнообразным. И это подводит к некоторым выводам, к итогу всей серии. Действительно, как выжить Герою в мире, где нет уже даже Добра и Зла, где нет никаких правил и честных схваток, где старый мудрый король может оказаться лихим Чёрным Властелином в прошлом, именно в том, старом, смысле лихим, то есть «злым, недобрым»? А быть таким вот «лихим» куда интереснее и моднее, чем Героем?

И как найти путь в родной мир через залы Корчмы, связывающей реальности и вселенные?

ЗЫ. А слова в предисловии о «конце трилогии, но не приключений главного героя», — уж не намёк ли на валящие нынче одно за другим произведения Гая Юлия Орловского?))