Уткнуться лицом в природу — отзыв на рассказ «Медвежья кровь», который был прослушан в аудиоформате в исполнении Георгия Жжёнова.

Особенность авторского стиля Виктора Астафьева состоит в том числе и в том, что значительная часть его рассказов, повестей и даже романов практически является пересказом событий его собственной жизни, а не полётом писательской фантазии.

В нашем рассказе мы вместе с Виктором Астафьевым (хотя рассказчик нигде не называет в тексте своего имени, однако из контекста понятно, что героем рассказа и одновременно рассказчиком является именно он, Виктор Астафьев) побываем в небольшом походе на рыбалку с ночёвкой на реке Малый Абакан (это один из истоков реки Абакан в Хакасии).

И основным содержанием рассказа будут помимо нескольких внешних деталей в основном внутренние ощущения, мысли, чувства и переживания героя рассказа — по сути это будет вот такая многокомпонентная зарисовка реалий жизни и реалий внутренней жизни человека.

Кстати сказать, несмотря на грозное название рассказа никакой медвежьей крови в прямом смысле этого выражения здесь не будет, ни один медведь не пострадал.

Рок, фатум, судьба …

В основу рассказа (в некоторых источниках — повести) Бунина легло реальное уголовное дело об убийстве русским офицером Бартеневым польской актрисы Висновской (1890). И автор выстраивает повествование практически в форме судебного заседания: мы то слушаем выступление государственного обвинителя, который создаёт перед судом образ Елагина — умышленного убийцы (уголовный волк, так называет его прокурор), то выслушиваем сторону защиты, представитель которой всё время старается подвести нас и суд к пониманию, что любой факт можно толковать по разному.

Однако постепенно по мере открывания новых чисто психологических фактов мы понимаем, что и Елагин, и Сосновская были людьми особого психологического склада — натуры возвышенные, романтические, а Сосновская ещё и подчинённая романтике смерти (вот уж поистине готичность и модернизм смешались в ней в самой густой степени). И потому сложно сказать, какова здесь степень вины Елагина в смерти Сосновской, сколько здесь умысла и сколько других форм виновности. Собственно, повесть так и заканчивается словами Елагина «Может быть, я виноват перед людским законом, виноват перед Богом…» — сомнением в степени и сути своей виновности. А читатель, осмысливая содержание повести, может справедливо произнести, что смерть Сосновской была предопределена.

Рок, фатум, судьба …

Трагикомедия нравов

Вряд ли нужно пояснять, что с произведением знаком давно и в разных форматах. Совсем недавно (в ноябре 2022 г.) был прослушан аудиоспектакль с Виталием Соломиным в роли Чацкого, а вот сейчас более ранняя версия от 1945 года. И тут набор актёров уже менее знакомый, знаю только Царёва и Рыжова (занятный факт: в этом спектакле Чацкого играет Царёв, а спустя 39 лет он тоже занят, но уже совсем в другой роли).

И всё-таки как важны интонации и смысловые и эмоциональные акценты при произнесении реплик! Я это к тому, что вот по ходу прослушивания аудиозаписи поймал себя на том, что этот Чацкий мне неприятен, что он в самом деле относится к числу людей со злым языком — нет, дружить с таким я бы точно не хотел.

Что же касается Софьи, то сейчас ей 17 лет, значит во время отъезда Чацкого ей было всего 14 — о каком постоянстве чувств можно говорить, имея ввиду совсем ещё подростковый возраст для первой любви. И конечно незанятое место не может пустовать — исчез на три года Чацкий, появился хитрец и приспособленец Молчалин.

В общем, каждый раз для себя открываешь что-то новое, хотя, казалось бы, всё давно знакомо и разобрано на цитаты...

Жизнь в рамки педагогической теории не загонишь, а вот попробовать понять практику жизни с помощью теории можно...

Для меня это было уже третье прочтение известного и в своё время популярного романа Макаренко. Настолько популярного, что в оные времена был приобретён в домашнее пользование четырёхтомник этого автора, куплен и затем прочитан.

Для меня, прежде всего, это просто хорошая, качественная в литературном смысле советская литература. Вполне художественная, хотя и основанная на вполне реальных событиях и потому отчасти и документально-публицистическая.

.

Роман отчётливо разбивается на две части. По содержанию/оглавлению на три, но по энергетике и наполнению — на две. Потому что первые две части просто обозначают два периода существования колонии в разных местах пребывания и по сути являются одним и тем же в большей части художественным произведением на нехудожественную тему жизни колонии имени Горького.

А вот третья часть — существование колонии уже в Куряже — постепенно в большей части своей становится изложением педагогических воззрений и приёмов Макаренко и размышлений по этим поводам. Т.е. вместе с повседневностью колонистской жизни мы всё больше читаем рассуждения Макаренко о социалистическом и коллективистском воспитании и обо всём прочем, сопутствующем и препятствующем. Т. е. такое ощущение, что сначала были написаны первые две части книги (до переезда в Куряж) и уже затем спустя некоторое время написана часть последняя и эпилог. И хотя в романе проставлена дата написания через тире (1925 — 1935 гг.), так и напрашивается вместо тире запятая.

Впрочем, в примечаниях к книге можно легко найти историю написания романа и даты издания его частей, я только хотел выразить свои субъективные ощущения от прочтения романа.

Комментировать что-то о педагогической ценности идей Макаренко и его коллективистском подходе не буду — увольте, пусть учёные мужи и дамы ломают копья. Но для меня несомненна великая сила коллектива, да и сам я в большей степени коллективист, нежели индивидуалист. И события романа подтверждают меня и, надеюсь, и других читателей, в правоте Макаренко.

Против лома нет приёма, если нет другого лома (народная мудрость)

В принципе, эта книга могла бы быть обыкновенным развлекательно-увлекательным триллером. Если бы не несколько НО.

НО №1. Спрятанный в книге сценарий грядущего (уже совершающегося) грязевого апокалипсиса. На самом деле автор ничего нового не открыл — ещё в 60-70-е годы предыдущего века так называемый Римский клуб учёных сделал довольно пессимистические прогнозы того, что ждёт человечество и планету Земля (третья планета от Солнца в Солнечной системе) в ближайшие полвека-век — непосредственно доклады членов Римского клуба я не читал, зато азартно читал научно-популярные книги советского астрофизика И.С.Шкловского, в которых он об этих предсказаниях довольно подробно рассказывал своим читателям. Там прогноз основывался на четырёх факторах: глобальное потепление и перегрев атмосферы, демографический взрыв — перенаселение, мусорный апокалипсис и конец эпохи технико-технологической вследствие истощения полезных ископаемых. Клуб этот продолжает существовать и функционировать, и если кто-то заинтересуется его деятельностью, сможет сам найти всё его касающееся.

Т.е. в основе романа лежит вовсе не фантастическое допущение, а вполне реальные угрозы.

НО №2. Эта тема порождена темой первой — я имею в виду «золотой миллиард» (или меньше), который может выдержать планета Земля. Понятно, что лучше было бы и в самом деле прийти к определённым числовым значениям народонаселения Земли, однако пока человечество живёт в самой серёдке ЭРМ (Эра Разобщённого Мира — по И. Ефремову), вряд ли оно (человечество) сумеет договориться само с собой о каких-то серьёзных скоординированных действиях, направленных на решение проблемы перенаселения. Так что перешагнули цифру 8 млрд и гонимся дальше.

НО №3. Эта тема вытекает из двух предыдущих. Речь идёт как раз о повсеместном строительстве тайных убежищ для сохранения генофонда людей и прочих полезных для человечества видов. Не секрет, что в 60-70-е такого рода убежища довольно активно строились в разных странах, причём не только государственными структурами, но и частными лицами. Конечно, в первую очередь они строились для спасения при начавшейся атомной мировой войне, однако функционал был пригоден для любых случаев. Наверное и сейчас есть такие законсервированные убежища и хранилища, ждут заселения…

Пара критических рассуждений по поводу описанного в книге варианта спасения — переселения элиты страны на заброшенный островок в южном полушарии планеты. Думаю, что если посыпется клочьями биосфера нашей маленькой планетки, то вряд ли где-то будет лучше, чем везде — всё взаимосвязано и взаимозависимо, а потому и атмосфера перемешается, и океанические просторы постепенно более-менее равномерно «испачкаются» (тем более, что сами «пачкуны» туда нагрянут), и все прочие вымирания произойдут повсеместно. Разве что где-то почти сразу и относительно быстро, а где-то с оттяжкой и постепенно — ну, может на жизнь сбежавших времени и хватит…

Ну вот. А вся остальная описанная в романе возня и беготня является вознёй и беготнёй как раз для привлечения внимания читателей, для придания книге приключабельности и остросюжетности. Что же, у автора всё получилось — книга и в самом деле читается легко и увлечённо, сопереживательно и умочешуительно. А уж какие выводы мы (люди) сделаем по прочтении этого романа — одному Богу известно. Скорее всего никаких, об этом и один из ГГ романа говорит — всё останется на уровне бла-бла-бла.

Кстати сказать, в литературе не единожды эти темы поднимались и освещались, причём были разные подходы. Например, у того же И. Ефремова в его «Туманности Андромеды» описывается трагедия планеты Зирда, где учёные не смогли вовремя остановить безудержный разгон гонки вооружений и планета погибла. А у Стругацких мы встречаемся с миром планеты Надежда, где буквально взбесились все генные структуры и (по версии людей) некие космические Странники спасли почти всё население планеты… или (по другой версии тех же землян) просто зачистили её. Думается, что пока что у нас на Земле всё движется к варианту Зирды...

Ничего не стал писать про сам эффект Сюзан, ибо этот фантдоп придуман для того, чтобы двигать сюжетно-событийную линию книги вперёд. Есть ли подобного рода люди на самом деле? Ну, может быть не в настолько выраженном варианте, но есть, однако, скорее всего, их особенность основана на умелом пользовании невербальными средствами общения. Но это уже совсем другая история.

«Я хочу, чтоб ты горел» …

Книга настолько плотно американская, что было бы удивительно, если бы вдруг оказалось, что она написана где-то в другом месте. Т.е. даже если бы все действия романа перенести из США в небеса другой страны, то всё равно сам стиль остался бы именно американским.

Однако мало вот этой выпуклой американскости — наш роман ещё и голливудщина чистой воды. Т.е. практически бери и снимай: хочешь — блокбастер, хочешь — сериал. И в конечном итоге создаётся впечатление, что и написана книга с расчётом на последующую экранизацию (кстати сказать — вполне смотрибельное кино может получиться).

Сама смысловая завязка вполне ясна и понятна — накопившиеся претензии у людей третьего мира (в нашей книге у курдов, но на самом деле список недовольных народов и народностей гораздо шире) вызывают вот такие террористические по форме акции. Правда в романе парочка курдских братьев не имеет целью устрашение (а именно устрашение и является целью классических терактов) — они стремятся привлечь максимальное внимание американской и мировой общественности к тем проблемам в отношениях США (как государства) к другим народам и странам, ну и вызвать волну сочувствия и всего прочего с тем, чтобы вот эта порицаемая ими политика США изменилась.

Насколько действенны такого рода формы и методы — бывает по-разному.

Всегда сочувствовал и сочувствую жертвам терактов. Но… поймал себя на том, что понимаю (не принимаю) и чувства, которыми живут представители другой стороны.

Ну, а обо всём остальном мы поговорили на клубе КЛюЧ г. Валдай в июле т.г.

Дружба дружбе рознь

Эта повесть по своей сути и по содержанию не является художественным произведением. Перед нами книга воспоминаний о советском литературном критике Александре Николаевиче Макарове, с которым Астафьев сошёлся во взглядах и вкусах, да и чисто по-человечески и по-мужски. Эта дружба длилась что-то около двух десятков лет, и после смерти Макарова Астафьев в память о друге (и не без настойчивой просьбы жены Макарова) пишет вот эту книгу воспоминаний. Воспоминаний и размышлений.

Поскольку литературным талантом Астафьев не обижен, то читать вот эту нехудожку чрезвычайно интересно. Прежде всего из-за литературного языка автора. Однако не меньший интерес представляют характеристики каких-то известных людей, моментов эпохи, конкретных книг, детали жизни и прочие вроде бы сугубо личные и потому может быть даже и пристрастные суждения и свидетельства Астафьева. Однако как раз из суммы вот таких субъективных мнений наблюдательных и точных в формулировках людей и создаётся картина бытия, максимально полная и приближенная к объективной реальности.

Книга (в моём случае — аудиокнига) дополнена несколькими рассказами Астафьева, в основном автобиографического свойства, однако полностью художественными и потому вдвойне интересными и волнительными — попробуй обойтись без волнения, когда ты вместе с 13-летним пацаном заблудишься северной глухой тайге да проведёшь там несколько августовских дней и ночей почти без припасов. Ну и другие жизненные эпизоды сибирского паренька Витьки…

В общем, это совсем другое, невоенное лицо Астафьева. И не знаешь, которое лучше — вот такой разносторонний талантливый русский писатель Виктор Петрович Астафьев.

Ты только не плачь, мать...

Хотя эта повесть не входит в качестве составной части в роман-странствие «За Доброй Надеждой», однако по духу и стилю вполне может дополнять и обогащать его. На первый взгляд, здесь в центре внимания автора находятся судьбы двух людей — мужчины и женщины, Глеба и Агнии — их почти случайная встреча, короткое сближение, и многоточие в конце повести относительно их дальнейшего будущего.

Однако Конецкий не сводит повесть только к этой лирической любовной истории и вводит в сюжет ещё несколько интригующих и драматических линий. Это и решение Глеба взять на судно в последний его рейс отца своего старого товарища, взять, даже зная, что тот уже не очень хорошо будет справляться со своими обязанностями — а рейс не просто из точки А в точку Б, рейс перегонный по трассе СМП, а под ногами не ледокольное судно, а маленький рыбацкий сейнер.

Третья интрига — его начавшаяся дружба с капитаном другого сейнера, дружба, быстро ставшая едва ли не враждой из-за соперничества за внимание Аглаи — и тут тоже читателя ждут сюрпризы.

Да и просто сам рейс группы маленьких неприспособленных для плавания во льдах сейнеров — тоже ведь совсем непростая морская история.

Как мне кажется, эта повесть, вышедшая в 1961 году, может уверенно и прочно занимать заслуженное место рядом с романами и повестями Олега Куваева и Владимира Санина — есть что-то у них общее, объединяющее этих трёх авторов в одну группу. Кстати сказать, у меня так всё и обстоит, и эта тройка — Куваев, Санин, Конецкий — и в самом деле всегда идут рядом друг с другом. И занимают высшие места в моей личной табели о рангах.

Это вам не двое из ларца, одинаковы с лица...

Идея живого воплощённого Бога настолько очевидна, что диву даёшься, почему так нечасто она встречается в литературе. Может потому, что срабатывают чисто религиозные ассоциации: для христианина слово бог немедля ассоциируется с именем Христа и с Троицей, для мусульманина с Аллахом, а для иудея — с Яхве и Иеговой, ну и если переходить к буддистам или индуистам, то тут и вообще божественный потрет становится многоликим, а в некоторых случаях ещё и многоруким и даже многогрудым. И тут уже только смотри, как бы не оскорбить чувства верующих, выводя в качестве персонажа кого-то из этих всемогущих вседержителей.

В нашем случае автор просто ушёл от термина Бог, назвав земное воплощение Абсолютом и поместив этот Абсолют в тело простой земной не слишком взрослой девочки. И сразу прорезался основной движ: пойти и спросить у каждого встреченного что нужно сделать, чтобы тот стал счастлив. Понятное дело, что в нашей книге автор вовсе не стремиться проследить за всеми восемью миллиардами возможных встреч нашей богини, однако нам с лихвой хватает и десятка историй о нечеловеческих человеческих хотелках и о том, что при этом происходит с миром, если бог или божонок просто будет слепо выполнять наши порой безумные сокровенные мечты.

Ведь не зря у Стругацких в «Пикнике на обочине» Рэд Шухарт не может предельно точно сформулировать конкретику своего желания, воплощённого в его простой как пять копеек молитве «Счастья всем даром, и пусть никто не уйдёт обиженным!» — ведь и в самом деле богу надобно знать, из каких конкретных составляющих должно быть это совершенно неконкретное понятие «счастья» — одному подай то, другому — это, третьему сделай кое-что чтобы до земли доставал, ну и так далее. И опять же, не зря есть хорошая булгаковская мудрость: «Бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться». Именно вот по такому пути и ведёт читателя автор этой книги — наглядно на примерах показывает нам, что будет происходить с миром, если тот, кто там наверху, внимательно нас слушает и возьмётся исполнять любое наше желание.

Конечно, последние две главы книги изрядно подпортили в общем-то неплохое к ней отношение — непременно нужно было вставить в неё сексуальных извра (это я с сарказмом говорю). И потому оценка сразу упала на полбалла.

Круг. Квадрат. Круг. Квадрат… Цилиндр!

Пелевин не был бы самим собой, если бы не продолжил в этой книге развитие всех своих идей и взглядов, с которыми мы знакомы по предыдущим его культовым и знаковым романам. Точно так же стремится Виктор Олегович за каждой группой кустиков и тем более небольших рощиц показать читателям картину Леса, со всеми его лесными закономерностями и сущностями, со всеобщими всеохватными движами, со всей прочей лесной требухой и начинкой. И конечно же читатель должен взять вот это всё выстраданное и осмыслить с глубоко идущими выводами и далеко смотрящими планами.

Но вот какая фишка: книгу прочитал всего-то пару недель назад и эти четырнадцать… нет, вру, всего-то десять дней, практически напрочь стёрли из памяти едва ли не всю событийную составляющую. То ли несколько других книг, прочитанных уже после сборника Пелевина, стёрли всё монументальное величие, то ли реал вмешался. И осталось в голове только вот это ощущение, с которого я начал свой отзыв. И которым и закончу — конечно мир устроен не так, как он нам видится из наших компьютерных кресел и кухонных стульев и табуретов. Однако может ли Пелевин претендовать на звание всеобщего Гуру — тоже большой вопрос. Хотя свою долю вот этой работы по расширению читательского сознания и формированию и развитию у оного возможностей видеть подоплёку многих явлений Пелевин безусловно выполняет.

Ну, что ж, будем дальше жить, с расширенным и углубленным...

Тем, на глубине полутора-двух метров, совсем другая жизнь...

А что, весьма занятный и оригинальный вариант: этакое виртуально-творческое соавторство двух ипостасей одного человека.

А в результате — два лица одного и того же места, инь-янь шести некрополей.

При этом и исторические эссе Чхартишвили, и мистико-готические истории Акунина не спорят друг с другом, а наоборот, взаимно дополняют историю того или иного места и подогревают интерес читателя.

В результате и познавательно, и приключабельно, и не без романтики, и в то же время обошлось без всякой этой современной некрофилии.

Впрочем, как и без танатофобии.

Кукиш тебе, а не орден

Этот рассказ можно назвать фантастическим только если некоторые произведения Николая Гоголя тоже являются фантастикой. Хотя во времена Гоголя и Лескова всякие мистические случаи конечно можно было называть фантастикой, но тогда и «Вия», и «Страшную месть», и «Пиковую даму» с «Гробовщиком» тоже с полным основанием следует отнести к этому жанру. В общем, с жанровой принадлежностью рассказа понятно, что дело непонятное.

Ну, да не в жанре дело. Вся история просто имеет отношение к мистике… или к проявлениям нездоровой психики. Судите сами — умер некто и стал буквально преследовать нашего главного героя, являться ему по поводу и без повода. Понятно, что главный герой переживает по этому поводу, и его дела ухудшаются, и обещанная награда обходит его стороной. И только по прошествии некоторого времени чиновник как бы получает прощение и всё встаёт на свои места.

Такое ощущение, что особой направленностью этого рассказа Лесков не слишком озадачивался. Ну, разве что есть в нём некоторое назидание, типа — не завидуй и радуйся тому, что у тебя имеется. Но рассказ, как и всё творчество Лескова, хорош прежде всего особым лесковским литературным языком.

Своя земля, стерпит...

Сборник коротких рассказов, эссе, основной темой и содержанием которых стали зарисовки картин природы, а также рассуждения автора о сути и роли человека, о взаимодействии и соседстве людей и природы, зачастую не то, что бесхозяйственном, но расточительном и пагубном.

И предельным контрастом выглядят зарисовки родного края и его просторов и хозяйственно-бесхозяйственной деятельности человека, так и кажется порой, что у людей есть некий злой умысел и злая целенаправленная губительная воля.

Такова ли природа человека?..

Свой среди чужих, чужой среди своих

Вообще после прочтения некоторого, небольшого, количества страниц мне на ум пришёл фильм Джеймса Кэмерона «Аватар» — уж слишком фабула книги вписывалась в киношную историю. Прежде всего антуражем — и там и там события происходят на некоей как бы дикой планете, и в романе, и в кино имеются как бы дикие аборигены, которые затем на самом деле оказываются просто отлично встроенными в биосферу родной планеты и живут, не создавая искусственную среду обитания, как это делаем мы, земляне, а максимально полно приспосабливаясь к естественным внешним условиям и только в рамках сохранения биосферы позволяя себе некоторые локальные вмешательства. Правда в нашей книге аборигены героиню подвергают биотрансформации, приближая её облик и физиологию к местным ребятам для того, чтобы она могла не просто выживать, но и жить в местных не слишком благоприятных для землян условиях. В кино же всё происходит уже иным образом — ну, вы помните. На этом уйдём от «Аватара» в сторону, ибо чем дальше, тем больше роман становится полностью автономным (разве что немного напоминает какие-то книги Урсулы Ле Гуин и некоторых других НФ-авторов).

Вообще читатель должен быть готов к неспешному и не страдающему излишним приключенчеством повествованию — перед ним (читателем) спокойно разворачивается довольно плотно проработанная автором картина чуждой нам планеты, с богатым растительным и животным мирами, а также с весьма оригинальными социокультурными особенностями существования местного народа. При этом основной смысловой и содержательный упор автор делает именно на социокультурном наполнении книги, и это вовсе не скучно — быть вместе с нашей героиней в роли начинающей местной жительницы и изучать образ жизни и систему взаимоотношений среди ставших постепенно практически своими тенду — так называется этот народ.

Эми Томсон придумала несколько вполне оригинальных ходов для того, чтобы усложнить и сделать более богатым и поведение нашей героини Джуны, и для того, чтобы сделать крепкий основательный задел для последующих книг цикла — ведь впереди множество возможностей для развития отношений между землянами и тенду. И вот тогда мы увидим, куда нас поведёт автор — в колонизацию этой планеты Землёй или в равноправное сотрудничество… Хотя при столкновении разных культур неизбежно происходит их взаимное влияние друг на друга, и тут могут быть разные разности.

И не друг, и не враг, а так...

I

Сразу расставлю быка за рога и возьму все точки над И — у меня довольно непростое отношение к Андрею Тарковскому. При всём при том, что смотрел и не без удовольствия его «Сталкер» и «Солярис» и чуть с меньшим удовольствием «Зеркало» и «Ностальгию». Однако, по здравому размышлению, есть предположение, что в Солярисе я люблю не Тарковского, а Станислава Лема, в Сталкере — братьев Стругацких, а в Зеркале и Ностальгии — Олега Янковского, Эдуарда Артемьева и других великолепных актёров и творцов.

При этом нельзя сказать, что именно не люблю Тарковского — такая формулировка предполагает активное негативное отношение. И нелюбви как эмоционально-чувственного отношения нет. Но нет и любви. Скорее есть понимание (от ума) особенности Андрея Тарковского как кинематографической величины, но только от ума, эмоции и чувства здесь нет. А неприязнь к нему в осознанной форме имеется с давних пор после просмотра сцены с несчастной заживо сжигаемой коровой в фильме «Андрей Рублёв» — вот этого страдания и мук ни в чём не повинного животного я ему точно простить не могу.

II

Дневник дневнику рознь. Многие люди пишут дневники. Например, я с удовольствием и интересом читал и перечитывал фронтовые дневники Константина Симонова. И с интересом читал всякие путевые дневники геологов, полярников, писателей и актёров, и других людей. Чтение дневников — совершенно особенное явление в страсти к чтению.

И дневники многих людей опубликованы — чьи-то посмертно, а чьи-то и при жизни их владельцев. И есть две большие разницы в мотивации писания своих дневниковых заметок. Прежде всего — предполагает ли автор, что у его дневника будет читатель — не он сам, а некто внешний. Ведь даже если только лишь в подсознании автор дневника предполагает или хотя бы допускает, что у его дневника будет читатель и паче того читатели, то, скорее всего, и содержание дневника, и форма его изложения будут ориентированы на этого внешнего читателя. Автор дневника волей-неволей, но будет подстраивать свой стиль и свои записанные мысли под этого неизвестного предполагаемого читателя. И тогда мы не можем точно судить о том, насколько искренен и открыт был автор дневника в тот или иной дневниковый момент.

И совсем другое дело, если человек вёл свой совершенно личный дневник, считая, что его — этот дневник — никто и никогда читать не будет. При этом здесь важно именно активное нежелание автора дневника подпустить кого-то — пусть даже и близкого и родного человека — к его строкам. Между формулами «я не хочу» и «я хочу» есть большая разница — первая всё-таки пассивная форма нежелания, а вот вторая — активная желания. Так вот, если автор дневника хочет чтобы его дневник оставался личным и секретным для любого вероятного читателя, то только тогда он может излагать свои мысли и суждения открыто. Если, конечно, он умеет быть открытым перед самим собой...

III

Трудно сказать, с каким именно отношением писал Андрей Тарковский свой многотомный более чем полутора десятилетний мартиролог. Но всё-таки кажется мне, что он понимал, что его дневники будут кем-то и когда-то прочтены. Сказывалось ли это на тех словесных формулировках, которые он использовал при написании дневника, или не слишком — мы не знаем. Возможно что и сказывалось.

Но в любом случае мне не слишком понравилась та категоричность и негативная оценочность Андрея Тарковского в отношении целого ряда упоминаемых в Мартирологе людей. Причём людей вполне уважаемых и заслуженных как в мире кино, так и в актёрской среде, да и в прочих местах. При этом порой возникало ощущение, что Тарковский как бы сравнивает того или иного человека с самим собой и старается опустить сравниваемого в табеле о рангах. Есть в этом какая-то нечистоплотность, что ли. Ведь одно дело, когда ты оцениваешь стати того или иного актёра и пишешь, что у Имярека глухой невыразительный голос или срезанный подбородок, лучистые глаза или красивые руки — здесь ты просто берёшь во внимание индивидуальные особенности актёра для того, чтобы оценить пригодность его к той или иной роли и максимально использовать его — актёра — индивидуальные особенности. В такого рода оценивании ничего уничижительного нет. А вот когда ты налево-направо разбрасываешься словами «подлец, ничтожество, негодяй» и прочими подобными характеристиками, то выглядит это не слишком привлекательно. И мне вот эта тарковская особенность в глаза бросилась — бросилась и застряла там, в моём, наверное, немного пристрастном глазу.

IV

Пара рассуждений по поводу творчества и его содержания, его наполненности, его направленности. Ведь человек может поделиться только тем, что имеется у него. Есть пища и вода — он может дать воду и пищу. Есть состояние внутреннего полёта и свободы — он делится свободой полёта. Фильмы Андрея Тарковского в этом отношении скорее наполнены болезненными чувствами и переживаниями, внутренней дисгармонией, мучениями и страданиями. И значит именно этими чувствами, эмоциями и состояниями была наполнена душа Андрея Арсеньевича. Именно поэтому «Солярис» Тарковского так сильно отличается от «Соляриса» Лема — у них разные смысловые центры. Точно также, как разные содержательные и смысловые центры у «Пикника...» Стругацких и «Сталкера» Тарковского. И ведь не просто так, из прихоти Станислав Лем не слишком положительно принял тарковскую версию «Соляриса»...

V

И мне искренне жаль Андрея Тарковского. Жаль его просто как человека. Потому что конечно с его обострённым восприятием жизненных реалий он испытывал длительные и мощные страдания. От непонимания его другими людьми и от неприятия его творческой позиции официальными властями. От стычек и столкновений с другими людьми — как в быту, так и в творчестве. От любовей и нелюбовей, от удач и неудач, от успехов и поражений, от слов и от молчания, от осуждения и от восхваления… Мне кажется, что человеку с такой внутриличностной конструкцией, какую можно предположить у Андрея Тарковского, вообще сложно жить на свете и быть при этом в состоянии гармонии с собой и с миром.

Знаете, вот я бы не хотел иметь такого человека в своём личном приближении. Ни в друзьях, ни, тем паче, во врагах. Не берусь ни судить, ни осуждать Андрея Арсеньевича Тарковского. Он был таким, каким он был. Его не стало, он ушёл в свои земляничные поля и живёт теперь где-то там за радугой. И может быть даровано ему там заниматься своим любимым делом — снимать своё новое кино. Про тех, кто уже там, рядом с ним или неподалёку. И про нас, оставшихся здесь. Пока что ещё остающихся.

Мы дошли, значит, этим ты всё доказал (А.Розенбаум «Корабль конвоя»)

Весьма! Казалось бы вполне себе романтико-лирическая мелодраматическая история, а вот поди ж ты — и читалась что называется «на одном дыхании», и вспоминается после прочтения вот уже с неделю только со знаком «плюс».

А всё началось с того, что сам факт организации военно-морским флотом такого рода пассажироперевозок (в книге их почему-то называют грузоперевозками, ну да ладно, свалим на неуклюжесть переводчика) до этого мне не был знаком вообще. И даже мыслей не возникало — вот что значит, что всё-таки мы сосредоточены на реалиях Великой Отечественной войны и в гораздо меньше степени знаем о войне на Тихом океане и иже с ним. А ведь и правда — громадное количество военных кораблей, и соответственно, моряков, авиаторов и морских пехотинцев, а также всяких вспомогательных служб было сосредоточено на просторах этого самого большого океана Земли. И по окончании войны и возникла вот эта необходимость отправить по домам не только самих военных, но и их жён — ведь война там длилась с декабря 1941 и до сентября 1945, и за это время конечно же была и всякая прочая невоенная жизнь, встречались и влюблялись люди, создавались семьи…

А вот затем автор сумела привлечь внимание уже с нашей главной героине, к молодой австралийке Маргарет, которая будучи крепко в деликатном положении отваживается плыть через несколько океанов (не считая морей) в Великобританию к своему молодому мужу. Да ещё не на комфортабельном пассажирском лайнере, а на стареньком раненом и латаном авианосце, наскоро приспособленном к изрядному количеству этих внезапных и необычных пассажиров, к этому чуждому морям и океанам живому «грузу». А там и с другими героинями рейса свела нас Джоджо Мойес.

И всё основное содержание романа занимает если не каждодневное, то всё-таки более-менее подробное описание событий и происшествий, случавшихся во время этого не самого простого рейса. Причём каждая отдельная глава художественная предваряется либо выдержкой из реального дневника какого-то реального человека, также находившегося на этом корабле, либо цитатой из газетной публикации того времени, либо заметками членов экипажа авианосца, что безусловно добавляет реалистичности этой художественной книге.

Конечно же автор сумела накрутить и интригу, причём таких моментов в романе несколько, и если некоторые из них разрешаются по ходу чтения, то парочка держат марку таинственности до самого финала. Ну и ещё один плюс — Джоджо Мойес сумела удержать роман от чрезмерного мелодраматизма.

Туда ехали, за ними гнались. Оттуда едут, за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь! («Не бойся, я с тобой»)

Вполне симпатичный авантюрно-приключенческий роман с фоном из конца перестройки и начала дикого передела в нашей стране. Т.е. на дворе самое начало 90-х. А наш главный герой — опытный и довольно именитый каскадёр, за плечами которого работа в фильме «Пираты XX века», «Не бойся, я с тобой» и в других известных картинах. Правда автор, чтобы чего не подумали и не стали искать имя героя в титрах, названия упоминаемых в книге картин слегка изменил, дабы дать понять, что образ героя собирательно-выдуманный.

И вся интрига книги состоит как раз в кинопроизводственных и кинорыночных делах и отношениях — как известно, на гребне мутной волны всегда можно выскочить на вершину денежных пирамид и прочих финансовых потоков. И потому появляются разного рода махинаторы и спекуляторы, которые лопушат любого наивного человека, поверившего в свою удачу или же в свою неотразимость-непобедимость, либо ещё в какие-то свои якобы чрезвычайно особенные свойства и качества.

Но ведь у честного человека дорога, в общем-то, всегда одна, а у преступника никаких морально-нравственных и этических границ в его выборах нет. И потому наш герой попадает в нелепые, однако смертельно опасные ситуации, где ведётся самая увлекательная из охот — охота на человека. Причём в роли дичи — он сам.

Понятное дело, что нашей книге имеется и неотразимая красотка, с которой у нашего героя произошёл внезапный коитус, и образ которой он впечатал в свою память и в своё сердце. И конечно же, тут вам будут и трупы, и погони с перестрелками, и захват заложников, и прочие киношно-жизненные трюки — а что вы хотели, ведь Виктор Ломакин — настоящий трюкач.

Осторожно: пиявки и клещи

Аудиозапись пьесы, не адаптированная под радиослушателя, однако нисколько от этого не потерявшая — всё происходящее на сцене понятно даже и тогда, когда действие проходит в молчании или междометиях — заразительный смех зрителей в зале подсказывает варианты происходящего. Тем более, что в спектакле заняты маститые актёры Московского академического театра сатиры, известные советскому телезрителю по знаменитому в 60-х — 70-х «Кабачку 13 стульев»: мы уверенно узнаём голоса Ольги Аросевой и Романа Ткачука, Зиновия Высоковского и Георгия Менглета, Виктора Байкова (кто же не помнит пани Монику и пана Владека, пана Зюзю и пана Вотрубу!). И их характерные и неподражаемые голоса помогают радиослушателю в лицах и красках представить себе всё происходящее на сцене.

А на сцене сатирическая пьеса от Сергея Михалкова. В которой высмеиваются нравы определённой части интеллигенции тех лет. Причём вначале под сатирический удар попадает стремление приобрести что-то модное и дорогое, часть из которого становится предметами роскоши и довольства, а остальное используется в качестве подношений туда-сюда, т. е. нужным людям, которые в ответ не преминут отблагодарить дарителя. А затем по ходу действия мы узнаём о способах и приёмах защиты разного рода диссертаций и получения научных званий и степеней — бизнес и только бизнес. И автор в конце пьесы нашёл очень многозначный сценический приём с этими повторяющимися звонками телефона…

Ей богу, не пожалейте пару часиков своего свободного времени, удовольствие, полученное от прослушивания пьесы, того стоит!

У страха глаза велики, или Слухом земля полнится

Радиопостановка по небольшому рассказу автора. Т.е. на каждую роль свой актёр и голос ведущего само собой.

А в центре внимания Лескова — вроде бы комичная ситуация с мнимым ограблением на пустынном и славящимся своей опасностью месте.

Хотя на самом деле под этой комичностью спрятана серьёзная озабоченность масштабом преступности. Ведь и сами мнимость и комичность возникли не на пустом месте, а только из страхов, порождённых слухами и сплетнями о действиях банды грабителей.

А разве в жизни оно не так — наслушаешься разных ОБСок и других пужалок, и потом начинаешь видеть опасность в любом встречном-поперечном ночном прохожем. И внутри тебя рефреном слова известной когда-то песенки «Ой, рятуйте, граждане хорошие, из кармана вытащили гроши».

Вызываю огонь за себя, или «По квадрату четыре, десять било шесть батарей»

Поскольку рассказ был написан не в один приём, а начат в 80-х и закончен уже в нулевых, то вот эта разница в подходах к теме и сюжету ощущается. Не смогу точно отметить, где был более молодой Астафьев и с которого места пошёл Виктор Петрович преклонный. Но вот это порожек ощутим.

Главным героем рассказа становится молодой несуразный паренёк, добавивший себе образования и выучившийся на офицера. Однако на самом деле настоящим офицером так и не ставший — уж больно нелепый это был солдатик в офицерских погонах, да и командовать он не умел, и выстраивать взаимоотношения с подчинёнными у него не получалось.

И вроде так бы и прошёл он всю войну болтаясь в разных небоевых ролях и ипостасях — Астафьев довольно подробно описывает все эти роли и ипостаси, — однако всё-таки один единственный эпизод из его негероической военной биографии переворачивает всё с ног на голову — всего один единственный поступок парня возводит его на героическую высоту.

И казалось, на этом немного пафосном месте и можно было бы закончить рассказ, однако фронтовик-окопник Астафьев знает, что после подвига жизнь продолжается, и если ты обезноживший инвалид, то жизнь твоя уже будет совсем другой. И кем ты станешь в этой другой послефронтовой жизни — одному Богу известно.

Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт

Малоизвестный (это я про себя сейчас говорю) спектакль по пьесе А.Н. Островского, постановка Бориса Бабочкина (он же в одной из ролей). Набор актёров середины 60-х годов Академического Малого театра СССР.

Под пристальным взглядом драматурга находится не слишком богатая, но однако и не из бедных, купеческая семья в Москве. Всем хозяйством заправляет бабушка, сын её кутила и промотчик, а старушка настолько не старушка, что рулит в доме всем и вся.

Ну и, как водится, есть в доме внучка в возрасте «на выданье», а также не слишком чистоплотный и плутоватый приказчик, да в слугах некий молодой человек…

Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт — правда, в нашем случае слова эти не совсем к месту, а вот вспомнились...

«Полковник наш рождён был хватом» (М.Лермонтов «Бородино»)

А вот это уже совсем незнакомое произведение, ибо и авторства нацреспубликанского, и постановка Белорусского государственного академического театра имени Янки Купалы (1988 г.). И потому вряд ли мы с этим произведением могли пересечься. Зато сознательные поиски по архивам Всесоюзного радио дают возможность послушать много чего новенького из старенького.

Сюжет полуфантастический, ибо вводит нас в мир некоего придуманного министерства, причём сразу в кабинет министра, который занят приёмом посетителей. И вот на приём является некий изобретатель, который заявляет, что изобрёл действующую модель дуромера. И всё последующее как раз и крутится вокруг испытаний этого прибора, коллизий, возникающих при этом, столкновений мнений и характеров действующих лиц — а на совещание собраны важные и ответственные работники министерства. Понятно, что министр хочет проверить прибор и на них самих, но… а кто ж не испугается того, что прибор может обнаружить вместо мудрости дурость?

А побеждает вся и всех обыкновенная чинушность и бюрократизм, а также изворотливость и тот самый интеллект, только не в высоком его понимании, а чисто приспособленческий: как говорит одна житейско-служебная мудрость — если замполит не может предотвратить пьянку подчинённых, то значит он должен её возглавить, так и тут нашёлся подобного рода выход...

Куд-куда, куд-куда...

Небольшой рассказ на тему деревенской жизни. Наверное юмористический, хотя смеха в нём немного. А вот картинка жизненных реалий середины 50-х кое-какая высвечивается.

Известный факт — за кем ухаживаешь и в кого вкладываешь душу и силы, к тому и прикипаешь мыслями и чувствами. Дядя Кузя стал заведовать птичником. Но кура — птица требовательная и даже немного капризная, а потому требует неусыпного внимания и кое-каких знаний. А дядя Кузя — человек ответственный и трудяга. На том сошлись — дядя Кузя старается содержать птицу в соответствии со всеми научными и практическими требованиями, а кура ему за это яйца несёт исправно, да и болеть стала помене. А ведь работу-то одному не своротить, и дядя Кузя заручился помощью и поддержкой местных…

Да что я вам рассказ пересказывать буду — вон, стоит книжка на полке, возьмите и сами прочитайте. Аль в интернете аудиоверсию найдите и послушайте — умного и хорошего человека чего не послушать, верно?

Побеждать нужно мягкой силой

Прочитанная почти пять лет тому назад первая книга цикла была мной оценена на не слишком высокие 7 баллов: «чего-то мне в романе не хватило. То ли слишком много было китайскости. То ли слишком рыхлыми показались НФ-допущения. То ли просто какая-нибудь тяжёлая заряженная частица мимо пролетела. Но читать продолжение никак не хочется. Увы. Пусть я останусь в неведении» — так завершил я тот свой отзыв. Однако игровые обстоятельства вынудили всё же продолжить знакомство с перлами современной научной фантастики.

На этот раз всё действие (все действия) романа происходят на Земле и в Солнечной системе — в трисолярианскую систему мы заглянем только посредством астрономической аппаратуры и совсем ненадолго. Понятно, что раз для Земли возникла угроза, то перед всей планетой во весь рост встала задача предотвратить негативное воздействие чужого разума и постараться победить в будущей битве двух цивилизаций. Тем более, что агрессорами являются трисоляриане и земляне имеют полное право сопротивляться всеми возможными (и невозможными) способами.

Автор придумал довольно оригинальный подход к решению этой непростой задачи в условиях, когда любое действие учёных Земли находится под наблюдением враждебных нам сил. И основным событийным наполнением романа стали описания разных подходов неких специальных людей, назначенных для решения непростой задачи сопротивления и победы.

Понятное дело, что возни было много, а толку — пшик… ну, или почти пшик. А решение нашлось совсем в неожиданном варианте.

Но всё-таки для меня этот неплохой роман, как и первая книга цикла, не стал чем-то особенным — мне показалось (возможно, что именно показалось и на самом деле это не так), что он (роман) слишком растянут и затянут. Ясен пень, что автор стремился накрутить интригу и накачать напряжение в читателе, но вот это ощущение некоей тяжеловесности осталось — по моему сугубо субъективному мнению книга оказалась с утяжелителями, которые вполне можно было бы снять.

Отслужил солдат службу ратную...

Люблю вот такие средневековые истории. В особенности, если они написаны колоритным и вместе с тем довольно простым литературным стилем — это как с солью или приправами при приготовлении пищи — и недосол и пересол явственно чувствуются и сказываются на вкусности блюда, а если всё в меру, то просто вкушаешь вкуснотень и блаженствуешь. В этой книге как раз всё в меру и потому вовсе не задумываешься о литературных особенностях книги, а просто погружаешься в средневековый антураж и вместе с главным героем пытаешься выполнить запрос местного феодала.

При этом автор вовсе не стремится представить нашего отставного солдата этаким рэмбо-крепким_орешком — Яр то и дело получает люлей, ушибы и травмы, и даже ранения. Однако многолетний военный опыт помогает ему выстроить взаимоотношения и с селянами, и со стражей замка, а успехи в поимке неких замогильных существ и вовсе превращают его в человека слова и дела. Он обрастает дружескими связями и полезными знакомствами, приобретает более-менее верных слуг и товарищей и уже совсем близок к выполнению поставленной перед им задачи.

Однако автор вовсе не хочет заканчивать всё хэппи-эндом, тем более, что перед нами только начало целого цикла и нашего героя ждут новые приключения. А поскольку книга читателю понравилась, то значит эти новые приключения Ярослав Волков будет совершать не в одиночку, а в компании не только со своими соратниками, но ещё и вместе с читателем.

А могло бы быть совсем иначе

Восемь годочков тому обратно читал эту историю, а вот теперь решил повторить пройденное уже в формате радиоспектакля — постановка Григория Козинцева 1956 г. в исполнении актёров Ленинградского академического Театра комедии. Поскольку труппа питерская, то знакомых актёрских имён нет ни одного, что добавляет своего колорита — ведь популярные актёры зачастую тащат на себе отпечаток уже сыгранных ролей, знакомые интонации и прочие индивидуальные особенности, а с незнакомцами всегда есть доля интриги.

А центральная мысль осталась прежней — стоит ли всегда добиваться знания всей правды? Может быть, иногда незнание всего и вся сохраняет и мир (во всём мире) и добрые отношения, и имидж хорошего человека, и дружбу-любовь, наконец, даже жизнь? Где граница просто лжи и лжи во спасение? Тем более, что срывая маски с других, ты всегда должен помнить о том, что в таком случае непременно найдётся и для тебя самого срыватель маски, открыватель шкафа со скелетом и правдолюб-принципиал.

И маленькая реальная история (имена изменены): мои друзья рассказали — довольно много лет тому назад Юля обнаружила в прихожей на вешалке деталь дамского нижнего белья, причём не своего, а супруг Коля на её вопрос «Чьё это?» спокойно ответил «Юля, ну ты же умная, придумай сама». На том конфликт умер не начавшись. До сих пор дружно и весело живут во взаимной заботе и любви.

Без названия

Решил пройти вдоль творчества Виктора Астафьева и потому взялся за перечитывание некоторых его произведений. Тем более, что с предыдущего прочтения времени прошло уже немало и многое успело подзабыться-подвыветриться.

Насколько можно понять из контекста, это зима 1941-42 гг (в одном из разговоров упоминается о том, что наши под Москвой дали немцам прикурить каким-то огнём — надо полагать, «катюша» имелась ввиду). Холодная и голодная первая военная зима. А сибирская зима и того паче редко бывает «тёплой». И молодой семнадцатилетний паренёк-ФЗОшник отправляется по зову своей тётки в родную деревню. Путь неблизкий для пешего паренька, часть дороги проходит едва ли не по бездорожью, а тут ещё запуржило-заметелило — не пропасть бы ненароком, а то ведь пальтишко на «рыбьем меху» да ботиночки не слишком пригодны для сибирской зимы.

И вот по ходу своего студёного пути паренёк вспоминает разные разности из своей пока что ещё немудрёной жизни, симпатии и ФЗОшное бытие. Эти мелкие детали пацанской полуказарменной жизни много о чём говорят читателю из наших поздних времён, а когда повествование переходит в другие, уже не путевые встречи и разговоры, в домашние семейные беды и хлопоты, то и вовсе начинаешь чувствовать себя сидящим за одним столом с нашим героем и его племяшками, слушающим нехитрый горестный рассказ тётки Августы, а потом идущим на вынужденную охоту со стареньким ружьишком и вымещающим всю злобу на обстоятельства на старом диком козле…

А где-то далеко-далеко гремит война, и люди убивают друг друга, и нашему пареньку вскорости предстоит отправиться туда, в эту гремящую кутерьму смертоубийства…

Повесть слушал в исполнении Дмитрия Назарова (да-да, того самого) — отличная начитка и великолепно дополненный разными мелодиями и шумами звукоряд, и возникает такое мощное ощущение русскости и своей причастности к этой русскости, что понимаешь, что только такой мастер русского слова как Виктор Астафьев и мог написать книги такой проникновенности и силы воздействия. И не понимаешь, как после чтения таких книг можно перестать быть русским — как это сделали некоторые… Но это уже совсем другая, непростая и болезненная тема...

Ну, Дина Ильинична, я Вам этого не забуду!

На самом деле мы имеем дело не с трилогией, а с одним большим романом под общим названием «Наполеонов обоз». Ведь нельзя же считать отдельными книгами каждую из четырёх частей толстовского романа-эпопеи «Война и мир» — так и здесь, ни одна из книг трилогии не является законченной историей и читатель, начав однажды читать «Рябиновый клин», не сможет прервать чтение и уйти от книги — судьбы героев не закончены и за бортом остаётся много интересного.

Вот с такими мыслями я и начал чтение третьей части этого триединого романа. И тут Дина Рубина остаётся верна себе — она то даёт нам актуальное для героев романа время и мы наслаждаемся гармонией отношений Надежды и Аристарха и радуемся происходящему между ними, то ведёт нас по событиям их судеб, имевших место быть до их новой встречи, и мы потрясаемся прожитым и пережитым ими обоими.

А под конец автор и вовсе задирает приключенческую планку на высоту, годную для взятия только опытному прыгуну с шестом, и читатель, по сути, испытывает и катарсис, и чувство хинной горечи — такие финальные ходы придумала (или подсмотрела?) Дина Рубина.

Всё это мастерски выписано филигранно отточенным русским литературным языком и доставляет читателю высочайшее наслаждение ещё и от самого процесса чтения. Насоветовал книгу супруге и надеюсь, что она оценит мастерство Дины Ильиничны.

Мы жили голодно, но весело — вспоминала моя мать...

Север нашей страны — не заполярный, но север. Зона рискованного земледелия. Первые послевоенные годы. Страна в разрухе, карточная система, недостаток продуктов. Понятно, что в центре внимания писателей и драматургов тех лет эти проблемы стоят на первом месте. И потому — небольшие соседствующие колхозы на северных территориях СССР. Однако заход драматург делает через любовную тему — в деревнях того времени молодых девчат и женщин было достаточно, а вот с мужчинами, по понятным причинам, было посложнее. И в нашей истории, конечно же, появляются молодые девушки и молодые же ребята, а там где встречаются молодость и задор, непременно возникают симпатии и чувства.

Однако вот какое дело — помимо симпатии есть ведь и характеры. И потому чувство тянет к любимому, а своенравный характер сталкивает строптивицу с ним же лбами, да так, что вместо соединения сердец возникает вполне серьёзный и длительный… конфликт, хотя, скорее, это просто соперничество и стремление доказать и показать себя. «Показательные выступления» — как сказал некто Гоша (он же Жора, он же Гога) в одном известном и любимом фильме.

Но тут ведь не просто самодурство, тут столкновение отчасти принципиальное — один считает, что главное дисциплина, а другая говорит, что только организация сельского труда по науке. Кто прав? И сойдутся ли наши герои? И будет ли вообще свадьба в этой пьесе? И что это за приданое такое?..

Последняя книга...

Вряд ли эту повесть можно именовать художественной — скорее, это автобиографические записки об определённом периоде жизни Т.е. Астафьев здесь не пытается охватить всю свою жизнь, а вспоминает только молодые годы: начинает воспоминания с момента, когда он на фронте застрелил своего немца и затем так и идёт по хронологии — ранение, санпоезд и госпитали, демобилизация и возвращение с только что обретённой супругой в родные пенаты, взаимоотношения с родительской семьёй жены и обустройство их жизни в первые послевоенные годы — и всё это в деталях и подробностях.

При этом в силу особенностей собственного характера, которые, как известно, к старости всегда заостряются и делаются более выпуклыми, заметными и значимыми, Астафьев в основном останавливается на негативной стороне бытия, вспоминая всё прожитое преимущественно в тёмном свете и изображая только изнанку пережитого. И потому читать (в моём случае — слушать) всё это совсем непросто, и несмотря на авторитет Астафьева, не всегда и не во всём с ним соглашаешься.

Жизнь ведь всегда богаче наших представлений и воспоминаний о ней. И уже от внутренней позиции автора автобиографии зависит, что именно он сделает главным в своих жизненных событиях, и каким языком он поведает читателям о пережитом. Астафьев в этой книге сделал акцент на собственном негативном восприятии жизни — что ж, когда ты уже весьма немолод (74 года) и накопившиеся за жизнь болячки собрались в кучу и составляют привычный надоедливый фон твоей жизни, то понять его можно. Просто нужно иметь это ввиду, читая эту книгу. Совсем неплохую, качественную книгу. Написанную живым астафьевским литературным стилем.

Мы не выбираем, как начать свою жизнь. Но всё остальное выбрать можно...

Совсем недавно прочитал американского происхождения «Страну приливов» от Митча Каллина. Сравнение книги Геласимова со «Страной...» напросилось сразу, ещё во время чтения первой части «Чистого кайфа» — и в той и в другой книгах герои и персонажи ведут схожий образ жизни: как поётся в песне «секс, наркотики, рок-н-ролл». Правда в нашей книге вместо рок-н-ролла мы имеем рэп — наш герой не просто увлекается рэпом, он зачастую даже думает рэпчитативом.

Так вот, американская книга получила от меня оценку в 5 баллов, и только потому, что снятый по ней фильм добавил полновесный заслуженный балл, а если без фильма, то самое большее было бы 4.

А вот в романе Геласимова, при внешней схожести, всё однозначно и чётко подводит читателя к осознанию основных базисных пониманий и смыслов. Которые кратко можно сформулировать примерно так: перестань быть кем-то и начинай быть самим собой. Сдуй свой раздутый радужный мыльный пузырь понтов и ЧСВ, вернись в свою истинную форму. И осознай своё предназначение — делай что должен и прими смиренно то, что будет. Проникнись, наконец, глубинным смыслом песенной фразы:

«Когда меня не станет — я буду петь голосами

Моих детей… И голосами их детей.

Нас просто меняют местами.

Таков закон Сансары — круговорот людей»

И вообще, просто поставь этот трек Басты и послушай его внимательно,

В слову: сам я из поколения хиппи и потому моя музыка — рок в разных его вариациях, но ближе к мелодичному харду. Однако некоторые треки наших рэперов всё-таки достают и меня, ибо в них есть смыслы. Слушающий — да услышит!

Ожидаемо-внезапно

Очень в стиле лучших книг Даниила Гранина. Линия романтической любви двух едва ли не антагонистичных фигур своего времени — девушки-полукровки (мать немка, а отец — русский офицер, насильник) и стопроцентно русского, волею судьбы и своего руководства оказавшегося в Германии и там встретившего свою возлюбленную, тесно переплетается с несколькими другими линиями и сюжетно-событийными слоями. В результате получился совсем небольшой по объёму, но весьма сильный по эмоциональной нагруженности и плотности роман. В котором обе составляющих — и Она, и Всё остальное — являются взаимно важными и необходимыми друг другу, как две, казалось бы, отдельных ноги или руки являются всегда парой.

А в придачу рассказ военной поры о совсем необычном случае, о встрече двух человеческих начал, главным в которых было чувство справедливости и благодарности.

Дядя Сэм, ты чокнутый на всю свою звёздно-полосатую голову!

Der’mo ebu4ee — в одной из жизненных (пока ещё для него жизненных) ситуаций произнёс отец главной героини. И именно эта короткая идиоМАТическая фраза лучше всего отражает первичное реактивное ощущение, возникшее в клетках моего извилистого серого вещества. Не люблю (хотя и умею) матиться, но тут кроме матерка мало внятного напрашивается на язык.

И не то, что книга вызывает отвращение из-за отвратного содержания (хотя и такое наполнение в ней имеется — и физиологичность, и непристойности, и перверзии разного алко-нарко-некро-педо-рода). Вовсе нет, к этому мы привыкши. А оторопь вызывает вечный вопрос — а зачем? Зачем вообще выродилось вот это книжное чудо гороховое, именуемое «Современной зарубежной литературой»? Какой концепт в нём (в чуде гороховом) содержится? Так и хочется спеть «ты скажи, ты скажи чё те надо, чё надо?», адресуясь к автору. Потому что ничего кроме «захотелось повыё...ться» в голову не приходит.

Просто на похожие темы написаны и прочитаны другие, на мой взгляд и вкус более толковые книги — прежде всего, Кена Кизи имею ввиду. И там всё более-менее понятно и внятно, и как относиться к читаемому зависит от самого читателя, от его собственных ценностных ориентиров. А в этой книги ничего такого я не обнаружил. Нет, понятно, что образы и отца, и матери донельзя отвратные, и потому это отвратное отношение читателя к ним вроде как бы должно перекинуться и на их образ жизни, и на послесмертия. Но слишком старательно это нужно вытаскивать из книги и тщательно формулировать, а само — нет, не вытанцовывается. Да и вот это их наркофильство покрыто затем слоями следующих книжных событий и потому перестаёт быть смыслом/антисмыслом. А может быть, это автор вообще в отношении американских контркультур выпад сделал? Типа зеркало литературное поставил, позырьте, люди, вот чё вас ждёт, если вы не перестанете с герычем и прочими метадонами дружбу водить? В общем, слишком всё это по-американски.

Ладно закончим бухтёж и отправимся в видеоряд, вдруг там что-то станет иначе и суть выйдет из сумрака...

(прошло два часа) А вот фильм — совсем другое дело. И не потому, что плохиши стали хорошишами. А чисто с точки зрения кинематографической. Отличный видеоряд, хороший подбор актёров, актёрская игра и работа оператора выше всяких похвал, гримёры и костюмеры поработали на славу, создав именно такие образы, какие были спрятаны в тексте книги, и даже некоторое неизбежное изменение сюжета скорее всего пошло фильму на пользу.

И тут хочется, наконец, сказать пару слов об одиннадцатилетней девочке. Которая в силу образа жизни родителей не посещала школу (однако худо-бедно умеет читать) и не имела друзей, и потому вынужденно постоянно играла в ролевые игры, которые и так свойственны для детей определённого возраста. Просто здесь наша героиня играла все роли сама, помогая себе при помощи голов от барби и прочих предметов внешнего мира. А собственной фантазии ей хватало с лихвой. Понятно, что такие детские ролевые игры постепенно помогают ребёнку социализироваться, однако в нашей весьма специфической ситуации…

В итоге получается так, что книга вымучила оценку 4+ — плюсик за те мысли и поиски смысла, которые она вызвала во мне-читателе. А фильм получает ровно на один балл больше, т. е. 6- — минус за чувство омерзения при просмотре некоторых натуралистичных сцен, которые киноспециалисты были вынуждены вставить в фильм, ибо без них и фильм бы не состоялся. И дело даже не в натурализме, ибо видишь, что поработал гримёр или сделан муляж трупа, а дело в том чувстве противного, когда 11-летний ребёнок возится с этим воняющим покрытым трупными пятнами телом своего наркоши-отца, трогает его, обнимает и даже спит с ним в обнимку. Но тут опять мы возвращаемся к автору книги, все претензии к нему.

Там, внизу, порядком темно...

Не берусь сравнивать этот роман Кронина с другими его книгами. Просто потому, что хотя и имею в багаже прочитанного несколько книг этого автора (на самом деле всего три), однако все они для меня настолько разные, что по-разному не сопоставимые, не подлежащие сравнению (ну, вот некорректно же сравнивать умное с красивым). Зато легко пришло на ум сравнение с книгами других не менее, а может быть, и более маститых авторов: прежде всего, это Эмиль Золя и далее соотечественник Кронина Голсуорси. Но тут всё более-менее понятно: у Эмиля Золя есть роман на точно такую же шахтёрско-социальную тему, а у Голсуорси в его знаменитой саге события происходят в том числе и в эти же самые времена — первые три десятилетия века XX. Только у Голсуорси в центре внимания несколько иные социальные слои английского общества. И проблематика, соответственно, несколько иная.

И вот с таким привкусом некоей вторичности я и читал этот роман Арчибалда Кронина. Однако постепенно по мере погружения в событийную гущу этот привкус напрочь исчез и в центре внимания остались главные герои романа. При этом для меня Дэвид Фенвик не стал единственным главным героем романа — такими можно назвать несколько человек. Но конечно, в центре стоит противопоставление всё-таки двух людей: Дэвида Фенвика и Джозефа Гоулена. Однако и некоторые другие персонажи романа с их непростыми поворотами судеб тоже занимают внимание и сочувствие читателя: это и семья Фенвиков, и Артур Баррас, и его отец Ричард Баррас, это Дженни, Хильда, Салли... При этом многие из них вовсе не являются фигурами второго плана, призванными в сюжет для того, чтобы сделать более выпуклыми главных героев романа — они живут самостоятельной жизнью и дополняют ткань романа новыми нюансами и деталями.

Вообще этот роман напомнил мне ещё об одной книге, на этот раз американца Джона Стейнбека «Гроздья гнева», в которой автор сумел показать несчастья и невыносимые тяготы и лишения целых социальных слоёв под таким острым углом, что книга оказала влияние на американскую действительность. Не знаю, было ли такое влияние книги А. Кронина на английское общество, однако внимание к себе она, безусловно, привлекла, что подтверждается хотя бы последовавшей вскоре экранизацией.

В общем, это весьма доброкачественный роман. По моему мнению.

Помни имя своё... (отзыв на сборник повестей Абрамова)

Вот правда, про Абрамова всегда думал, что он в большей степени романист, автор известной и шикарной тетралогии «Пряслины», которая, конечно же, была в своё время прочитана. Однако вот теперь мои загребущие руки дотянулись до повестей и рассказов Фёдора Абрамова, и получается, что так называемая малая проза ему удаётся не в меньшей, а может быть даже в большей степени, нежели многотомный роман. И каждая прочитанная повесть вроде бы стоит на особинку, однако же все они взаимно дополняют друг друга и создают одну могучую широкую и глубокую картину Руси первых семи десятилетий века XX. И при этом не только рисуют нам картину бытия, но являются одним большим, разбитым на главы и части раздумьем автора и о Руси, и о Севере, и о людях — в первую очередь о людях, но и не только о людях, а о том, что делает нас людьми. При этом герои повестей Абрамова чаще всего не колхозные председатели и не секретари райкомов и обкомов, а это обычные русские архангельские люди — косари и пекари, разбитные беспутные девахи и степенные колхозные старухи, пацаны-подростки и он сам, герои-фронтовики и герои трудовых будней. И потому и жизнь у них не орденоносная, а простая трудовая тягловая жизнь, — впрягся в воз и тяни его, работай работу, любись, рожай и рости детей, и умей радоваться каждому прожитому дню, пролетевшей птичке и собранной в туесок ягоде, грибу…

Фёдора Абрамова причисляют к так называемым писателям-деревенщикам. Однако на мой взгляд такая классификация в отношении него не слишком верна, всё-таки угол зрения его на действительность шире — он просто большой, настоящий Русский Писатель. Знающий и любящий всё то, о чём он пишет. И болеющий обо всём том неправедном и несправедливом, что он видит в нашем мире. Кто-то скажет, что времена изменились и что прошло более полустолетия, и потому всё уже не там и не так. Да, внешняя картинка стала другой, но люди… люди в общем-то остались теми же. А значит повести и рассказы Фёдора Абрамова по-прежнему актуальны, современны, и могут быть и поняты, и приняты душой и сердцем.

Здесь русский дух, здесь Русью пахнет

На самом деле был прослушан в аудиоформате сборник под одноимённым название, и потому отзыв сразу на все рассказы...

Прочитал в аннотации, что книга в том числе и о радостях деревенских людей и задумался. Вроде как в основном о заботах и разных сложностях в книге речь. А о радостях как-то и не припоминается. Но ведь с другой стороны — а что считать радостями. Кругом тебя свои люди, работа и дом, своя земля и своя родная с малолетства природа, в которой ты не то что просто вырос, а скорее частью которой являешься и чувствуешь себя. И заботы твои не пустопорожние, а самые простые и вместе с тем самые корневые — чтобы было всё по справедливости да по совести. И чтобы люди тебя понимали и поддерживали — помните, в фильме «Доживём до понедельника» — счастье, это когда тебя понимают…

А ещё мне кажется, что рассказы Фёдора Абрамова тесным рядком стоят с более крупными его произведениями — это я сейчас имею в виду его повести, к чтению которых приступил сразу по окончании рассказов…

Здесь русский дух, здесь Русью пахнет — это как раз и об Абрамове, и о его людях.

Быть Человеком до конца

Поскольку повесть эту читал раньше, то на этот раз взял аудиовариант «Страницы повести» в исполнении Олега Ефремова. Как ни крути, но зачастую чтение аудиокниги опытными маститыми актёрами может дать фору любому чтецу — так было с чтением аудиокниг Эммануилом Виторганом, и так же обстоят дела с чтением книг Олегом Ефремовым — неповторимые обертона вкупе с профессиональными интонациями опытных актёров создают мощные аудиальные образы и потому оказывают на слушателя неизгладимые впечатления.

Ну, а о самой повести говорить что-либо новое и несказанное другими людьми сложно. Вряд ли кто сможет уверенно сказать о себе, как он поведёт себя в такого рода обстоятельствах, в какие попали герои повести Быкова. И кто-то поведёт себя как Сотников, не сдаваясь врагу до последнего вздоха, кто-то примет смерть спокойно и сдержанно, как староста и как Бася, кто-то будет истерить и криком кричать, как Дёмчиха, но и такие как Рыбак тоже непременно будут — избави нас всех, Боже, от такого рода выбора!

Колдуй бабка, колдуй дед, колдуй серенький медведь!

Жил-был город — именно этой фразой я начал свой отзыв на предыдущую прочитанную книгу издательства Планж (Кирилл Комаров «Яибэ»). И хотя нынешняя книга никаким образом не связана с предыдущей прочитанной (у них и авторы разные, и темы), тем не менее этим же выражением хочется открыть отзыв и на эту книгу — жил-был город. Жил по-северному спокойно, степенно и ровно, до тех пор, пока в него не приехал новый для города человек — Гелий Лакин. Казалось бы, что может изменить в жизни города всего один человек? А вот поди ж ты…

Хотя на самом деле, вполне возможно, что это не Гелий Лакин как-то изменил жизнь города, а совсем наоборот — город изменил жизнь Гелия. А может быть их влияние друг на друга было равнозначимым.

Хотя начиналось всё довольно мелодраматично, настолько мелодраматично, что я уж было озаботился перечитать многообещающую аннотацию — обыкновенная отчасти слащавая любовно-романтическая и потому, кажется, что совсем банальная дамская история мало была похоже на то, что пообещал нам аннотатор. Хотя и с заворотами. А для приключабельности, кажется, впихнута криминальная история, детективная загадка, которую следует разгадать...

Однако по мере раскручивания витков сюжетной спирали мистической таинственности в книге начало прибывать, плотность загадочных происшествий стала возрастать и включились сюжетные линии мистико-магического свойства — не то, что валом повалили колдуны с ведьмами, однако и без них не обошлось. А тут ещё тайна подворотен и нарисованных порталов, ведущих… куда? Или откуда?

В общем, мелодрама постепенно превратилась в добротную и занятную мистико-приключенческую книгу. И хотя некий налёт мелодраматизма так и остался, однако всё-таки обман читателя не состоялся, а может наоборот — состоялся в полной мере. Хотя вот эта внешняя форма повествования, выполненная в форме гадания по картам таро сразу должна была подготовить читателя к тому, что мелодрама только форма, а вся смысловая кухня лежит несколько в другой плоскости.

И ещё — всё-таки надо знать о своих предках побольше — на всякий случай. И к рисункам на стенах подъездов и лестничных маршей повнимательней нужно быть — опять же на всякий случай...

А что мы знаем о литературных 20-х?!.

Вот только из-за вероятности наткнуться на книгу такого уровня и стоит из месяца в месяц годами ходить в нашу маленькую районную библиотеку и терпеливо читать то, что она может предложить. Ищущий да обрящет! И это я пишу после прочтения только произведений Геннадия Гора.

Имя Геннадия Гора мне, любителю и более-менее постоянному читателю фантастики с более чем полувековым стажем, конечно же знакомо. Причём примерно столько же знакомо, ибо впервые с его необычными фантастическими рассказами встречался ещё на заре своей юности: помнятся «Сад», «Великий актёр Джонс», «Геометрический лес» — в общем, имя знакомое. Однако, как оказалось при чтении произведений этого сборника, знакомство было весьма односторонним. Потому что с таким «профилем» писателя Геннадия Гора я точно не сталкивался. Хотя какие-то общие черты всё-таки угадываются…

Эти его повести и рассказы очень точно попадают в энергетику 20-х — по крайней мере точно совпадают с моим представлением о ней, возникшем после чтения книг других значимых и ярких авторов эпохи (Зощенко, Хармса, Булгакова…). Совпадают и дополняют эту внутреннюю картину, заполняя некоторые лакуны в этом образе эпохи.

При этом непременно следует отметить великолепный образный метафорический язык Геннадия Гора, тонкую игру со смыслами и сутями, с теми же рисуемыми им образами и картинами бытия. Короче, вау!

Леонид Рахманов для меня-читателя как автор вообще не знаком, хотя вот увидел, что он автор сценария «Депутат Балтики» и «Беспокойная старость» и внутренним голосом произнёс «Ага, понятно».

Здесь помещены две повести Рахманова. Раскрывающие творческое лицо автора с двух разных сторон. И если первая повесть («Полнеба») дополняет и отчасти продолжает начатую Геннадием Гором линию 20-х, то вторая повесть («Базиль») уже ближе к историческому реализму. Её героем становится крепостной, который по воле барина отучился (но недоучился) в заграницах на архитектора и затем попал в Санкт-Петербург во времена строительства Исаакиевского собора, в коем и принимает некоторое участие. Однако, как вы понимаете, вовсе не в статусе архитектора — Монферран рулит.

А третий автор сборника — Михаил Слонимский — тоже имя известное, но мне незнакомое. Его творчество представлено повестью «Средний проспект» — т. е. понятно, что о Питере как раз тех самых 20-х годов. И здесь мы вновь возвращаемся в реальность времени, становимся свидетелями, а то и участниками многих социальных явлений и процессов 20-х годов.

Все три автора вкупе составили гармоничную книгу, такое ощущение, что они как бы подстраивались друг под друга, чтобы книга была как единый организм — браво составителю! И нельзя не добавить похвалы книге за её чисто внешние данные — приятная обложка как визуально, так и тактильно, хорошая бумага, и вёрстка весьма удобная и размерами шрифтов, и междустрочниками, шириной полей и прочими нюансами.

Всячески рекомендую!

Горе от ума, но и без ума тоже не радостно

Для меня книга не стала чем-то шекочущим душу и стесняющим сердце. Не потому (надеюсь), что огрубел сердцем и очерствел душой. А просто потому, что и тема уже не единожды хоженая, и более яркие и сильные в этом смысле книги и фильмы уже были в моей жизни. Если про книги, то это конечно же роман (и рассказ) про Элджернона, а фильм, конечно же, «Человек дождя» (в первую очередь) и затем уже «Форест Гамп». И в смысле личного выбора (как следует поступать с такого рода людьми) для меня тут всё предельно ясно — стараться как со всеми.

Фишка-то ведь в том, что при всей их недоразвитости в интеллектуальном смысле, в эмоциональном они испытывают эмоции столь же искренне и сильно, как и прочие хомо сапиенсы. Равно как и дети — пусть поводы для эмоций взрослым могут казаться пустяшными и мелкими, сами эмоции от этого не теряют ни в силе, ни в векторе их направленности. Т.е. детское горе такое же, как и взрослое. И потому стоит в этом смысле относиться к людям такого рода всё-таки чуть бережней. И примеры тому в книге как раз имеются.

Конечно книга ориентирована прежде всего на молодёжную читательскую аудиторию. Старшие классы школы — однозначно да, но и чуть постарше тоже ещё можно и нужно макать в эту книгу.

А вторая тема книги — то, как устроены наши специальные заведения и учреждения для содержания людей подобного рода. И тут не обойтись без развитой системы как государственного, так и ведомственного контролей, а также без системы волонтёрства и общественного участия. Знаете, вот как есть действующий проект клоунов в онкоотделениях для детей, так и здесь нужно организовывать что-то подобное. Ну и конечно высокий уровень профессиональной подготовки персонала — всё-таки не всех особенных людей можно оставить в семьях под патронатом родственников или опекунов.

Прочитано специально для клуба любителей чтения г. Валдай КЛюЧ.

I Me Mine

А знаете, аннотация получилась более выигрышной и более загадочной, нежели сама книга. И в этом и плюс, но и минус тоже. Плюс потому, что возникли некоторые ожидания и предвкушения, т. е. в маркетингово-рекламном смысле аннотация сработала на все пять баллов. А минус в том, что ожидания не совсем совпали с тем, что получилось при чтении самой книги.

Это я не про то, что книга плоха, а про то, что аннотация шикарна, шикарней самого романа. Совсем, при этом, не плохого.

А вообще перед нами, конечно, история человека с маниакальными установками. Одержимый идеей фикс, которая на этот раз заключается в чувстве страстного непреодолимого сексуального влечения к очередной посетительнице книжного магазина, наш ГГ

Ну, и поскольку мы читали книгу первую одноимённого цикла, то значит будут следующие ситуации и следующие жертвы?

И если надо — жизнь отдаст солдат, он свой исполнит долг. И если надо — он примет сто смертей

А здесь мы вновь встречаемся с знакомым и узнаваемым писателем Василем Быковым — повесть написана в 1960 году, когда Быков ещё не свалился в политиканство и национализм (всё это будет позже и проявится в произведениях автора последнего десятилетия жизни).

Перед читателем возникает горькая как хина и простая в своей фронтовой обыденности ситуация: несколько наших бойцов оказались в немецком тылу… вернее, не в тылу, но в самой прифронтовой полосе на немецкой её стороне. И вот тут начинают проявляться характеры людей, их волевые качества и моральные установки.

Кто-то оказывается трусом и негодяем, всяческими способами спасая свою шкуру и бросая раненных командиров и бойцов.

Кто-то до конца следует своему солдатскому долгу и старается спасать своих товарищей несмотря на высочайшую опасность быть обнаруженным.

Кто-то, будучи по своей природе не слишком решительным и волевым, не сразу определяется с тем, как поступать в той или иной ситуации и уже по ходу развития ситуации принимает окончательные решения.

На войне как на войне, и характеры и сама сущность человека проявляются как под рентгеном — максимально контрастно и чётко, без полутонов — нельзя быть немножечко сволочью, ты или сволочь, или настоящий человек, солдат.

Сделать Дальний Восток своим и более близким

Семь лет тому назад прочитал книгу Николая Задорнова «Амур-батюшка» и почувствовал такой интерес к его творчеству и такой силы тягу к чтению его книг, что затем методично и последовательно прочитал всё им написанное: дочитал начатый амурский цикл, затем пошли «Чёрные корабли с Севера» (три романа), потом тетралогию о капитане Невельском и закончил трилогией о Владивостоке… Хотя вот тут как раз и возникла закавыка: в библиотеке был только роман «Гонконг», а двух следующих не оказалось. Некоторое время пошарил в свободном поиске и отложил чтение до лучших времён.

Но вот апрельский поход в библиотеку оказался результативен и в моих руках материализовался второй роман владивостокской трилогии.

Сразу нужно сказать, что в этой книге (как и в романе «Гонконг») речи о Владивостоке не идёт. А все основные события романа крутятся вокруг Великобритании, той самой «владычицы морей», именем которой и назван роман. И такой подход совершенно объясним: прежде чем читатель начнёт читать что-то о выборе места и о строительстве Владивостока, он должен проникнуться проблемами того времени, погрузиться в международную и геополитическую атмосферу второй половины XIX столетия и осознать, что другого пути у России тогда не было — либо мы бы закрепились на тихоокеанском побережье Азии, либо там появился бы ещё один «гонконг» — английский военно-административный и экономико-финансовый политический центр влияния Великобритании. Ведь мы же помним и блокаду английской эскадрой Петропавловска, и попытку английского же десанта на Камчатку — промедление было смерти подобно, ведь черноморские проливы блокировала Турция, Балтийское море в годы Крымской войны тоже оказалось в блокаде неприятеля, и у России просто не было бы других вариантов иметь незамерзающий морской порт.

Вот такая геополитика. И вся эта петрушка методично и последовательно в художественно-исторической форме изложена Николаем Задорновым в нашем романе. Конечно, может быть книга слегка тяжеловата. Однако безусловно интересна и как исторический материал, и в качестве подспорья в геополитическом смысле.

Осталось отыскать книгу заключительную «Ветер плодородия», тем более, что история любви русского морского офицера Алексея Сибирцева и английской девушки, начатая ещё в романе «Гонконг» и немного продолженная в нашей книге, требует продолжения и финала.

Пить меньше надо! Меньше надо пить...

Одного мудреца спросили: «Представьте, что вы в горах на узкой тропе. Справа пропасть, слева вертикальная гладкая скала. Спереди тигр, и сзади тоже тигр. Что вы будете делать?» «А как я туда попал?» — спросил мудрец (притча).

Небольшой рассказ, написанный уже явно в последнее десятилетие жизни автора. Героем рассказа становится незадачливый пьяница, который по пьяному ночному времени залез в трубу строящегося нефтегазопровода и там благополучно проспал монтажные работы, вследствие чего оказался в трубе в полной темноте и в безвыходном положении. И по ходу своих метаний туда-сюда наш герой вспоминает всю свою незадачливую жизнь: студенческие годы и неудачное распределение по окончании института, вербовку органами безопасности и свою дальнейшую жизнь.

И Быков по ходу рассказа подводит читателя к тому, что это не наш герой проsral свою жизнь в силу слабости характера и пристрастия к зелёному змию, а что это проклятая советская система изогнула и изломала его судьбу, равно как судьбу его матери и отца и судьбы всех прочих белоруссов, да и самой родной Белоруссии в конце-концов. И получается, что это уже не наш несчастный пропивший свою жизнь герой мечется в газпромовской трубе, а это сама Белоруссия попала в лапы России и Газпрома и не находит выхода — так выходит по Быкову.

Т.е. понятно, что перед нами уже совсем другой Быков, не тот, который писал в своих повестях о совместной борьбе с фашизмом русских, белоруссов и других народов, а Быков, считающий что Белоруссия сделала неверный выбор и должна была идти с Западом (мы знаем, что Быков к концу жизни стал довольно активным националистом, выехал из родной страны и только умирать вернулся сюда).

Что ж, каждый человек имеет право на мнение и имеет право на перемену мнения. Не будем его судить, а просто запомним как автора великолепных пронзительной силы антивоенных повестей и рассказов. Да и к этому рассказу с точки зрения литературной нет замечаний — написано ярко и талантливо.

Где-то по небу летит золотой метеорит

Поскольку утром встаю весьма рано (между 4 и 5 по мск), то обычно до выхода на работу имеется некоторое время. Часть из которого я провожу в наушниках. Да и по дороге на работу и обратно наушники всегда обрамляют мою седую (перец с солью — так называет цветовую гамму супруга) голову. И потому в моём читательском списке то и дело мелькают разные радиоспектакли и аудиокниги — мне так и удобно, и привычно. На этот раз свои аудиочасы я провёл в компании с мсье Жюлем Верном и его сыном Мишелем, пригласившими (вместе с актёрами) меня поучаствовать в этой всеобщей, всемирной погоне за «золотым» метеором.

Роман этот я раньше не читал и потому сюжет был мне не знаком. Однако он прост как пять копеек:

В общем, вот такая заваруха происходила на нашей матушке-Земле на рубеже XIX-XX веков. Чем там закончилось дело, как происходил распил метеора и происходил ли он вообще, да и падал ли метеор на самом деле — всё это и можно узнать, если отвлечься от забот сего_дня_шних и на полтора часа переместиться на столетие назад. Тем более, что нас поджидает неплохая актёрская компания — Зиновий Гердт и Анатолий Ромашин, Виктор Сергачёв и Борис Левинсон, Светлана Немоляева и Сергей Цейц, и многие другие популярные артисты с удовольствием помогут вам в этом путешествии.

И со щитом, и на щите

Что за дело рядовому пехотному ваньке до каких-то высших стратегических и даже до оперативно-тактических соображений! Он ведь не Жуков, не Чуйков и не Серпилин, чтобы оценивать обстановку в целом на фронте или на каком-то отдельном его участке и, исходя из этой оценки, принимать какое-то решение. Рядовому пехотному ваньке радостна любая передышка в боях — можно в очередной раз осознать, что ты снова остался жив и имеешь право спокойно покурить, пошамать нехитрого солдатского пшённого кулеша и кемарнуть сколько бог подаст минут.

Однако видимо была какая-то тактическая или иная военная необходимость произвести залп из «катюши» по немецким укреплениям именно в это время и именно в этом месте. А результат вполне ожидаем — прилетела нехилая ответка (то ли наши не попали, то ли у немцев был не один «скрипун» припрятан), и покурить, пошамать и покемарить удалось не всем.

И сразу вспомнились строки Александра Межирова:

Мы под Колпином скопом стоим,

Артиллерия бьёт по своим.

Это наша разведка, наверно,

Ориентир указала неверно.

Недолёт. Перелёт. Недолёт.

По своим артиллерия бьёт...

Дальше живите сами

Вообще эта пьеса написана в 1957 году и уже в 1960 была экранизирована под названием «Шумный день». Конечно сам я всего этого не помнил и воспользовался услугами всезнайки-интернета, однако поводом для этого поиска стал сменно фильм, который я как раз когда-то видел, и который запомнился великолепной игрой замечательных актёров: имена Сперантовой и молодого Олега Табакова наверняка для многих любителей советского кино значимы и привлекательны. И потому и захотелось послушать теперь радиоспектакль по этой пьесе, где задействованы совсем другие актёры — не то, чтобы именно сравнить и поискать кто лучше, но просто взгляд с другой стороны делает любой предмет объёмным.

Проблематика пьесы проста и несмотря на прошедшие со времени её написания шесть с гаком десятилетий остающаяся актуальной. Да-да-да, вещизм, культ вещей, соревнование между обладателями чешскими мебельными гарнитурами и югославскими сапожками, между «такой же, но с перламутровыми пуговицами» и «а без крыльев нету? Будем искать». И конечно же взаимопонимание людей нескольких поколений, проблема отцов и детей.

Пересказывать сюжетную основу пьесы было бы совсем неправильно, тем более, что проблематика актуальна, и потому пара слов о художественных достоинствах спектакля. Хотя основной набор актёров, озвучивавших роли героев пьесы, для меня остался терра-инкогнита (на самом деле можно было посмотреть каждую фамилию по фотографии и наверняка встретились бы знакомые лица, однако уж Сперантова-то известна и узнаваема и по голосу (обратили внимание, в фильме роль матери семейства играет она же).

Но ведь дело не в известности актёров, а залог успеха в актёрском мастерстве. И по этой части радиоспектакль ничуть не хуже фильма (всё-таки сравнивание некоторое было, да…). И даже многие интонации в тех или иных эмоциональных эпизодах были схожими, например когда юный Олег рубит шашкой новенькую мебель (в фильме это Олег Табаков, в радиоспектакле — Константин Устюгов, и интонации у обоих очень близки и похожи).

Так что получил большое удовольствие от новой встречи со старенькой пьесой.

А вещизм — да, многое теперь не нужно «доставать» и брать в магазинах «на ура!», но по-прежнему мы кичимся новенькими айфонами с тем или иным номером или же меряемся размерами плазмы на стенах своих спален и объёмами насиликоненной груди у дамы своего сердца… хотя потом частенько оказывается, что была она дамой не сердца, а тела, что-то типа спальной принадлежности. Впрочем, наш брат-мужик тоже гоняется за майбахами и прочими роллс-ройсами, оставаясь зачастую при этом простым богатеньким быдлом. Натуру человеческую трудно изменить, и тем более трудно делать это влиянием извне, а изнутри… когда оно ещё до кого дойдёт, это самое «изнутри»...

Судью на мыло!

Увидев в свободном доступе этот старенький (1954 г.) радиоспектакль, я не смог пройти равнодушно мимо — конечно же купился на возможность познакомиться с новым для меня литературным именем — Генри Филдинг хоть и на слуху, но не более того. Но и имена Веры Васильевой, Виктора Байкова, Георгия Менглета и Анатолия Папанова тоже сыграли свою роль.

Итак, отматываем от времени постановки спектакля пару столетий и погружаемся в мир Лондона семнадцатого века. Молодая девушка неосторожно оказывается на лондонских улицах одна и немедля попадает в переплёт, ибо не принято было в те времена порядочным девушкам находиться на улице без сопровождения, а с уличными девицами разговор короток — сколько? Но ведь Иларетта не такая, она сопротивляется и кричит, и как итог оба попадают в полицию и к судье. Ну, а наш судья дяденька из златолюбивых сластолюбцев, и потому вопрос тот же самый — сколько?

А вот дальше начинается комедия с переменой положений, возникают новые коллизии отношений, появляются другие герои пьесы, которые всё запутывают ещё туже — в общем, возникает классическая комедия тех времён.

Поскольку сценического мастерства актёрам не занимать, то все действия пьесы как будто бы разыгрываются перед нами на сцене, тем более, что знакомых актёров легко себе представляешь и буквально видишь их мимику при произнесении тех или иных моно- диалогов. Так что свою дозу удовольствия я получил.

Теперь проклятая ведьма задаст мне пфейферу!

» в безвыходной пропасти, которой не видал ещё ни один человек, страшащийся проходить мимо, мертвецы грызут мертвеца» (Н.В. Гоголь «Страшная месть»)

На полке домашней библиотечки бережно стоит… нет, не стоит, а хранится книга, не имеющая обложки и потому неизвестно какого года издания. Это сборник повестей Николая Гоголя (типографская запись на волшебной семнадцатой странице скупо гласит: «Гоголь. Повести»). Поскольку на форзаце есть надпись, сделанная рукой моей матери с датировкой 5.01.58 г., то книга явно издана в 50-х (если не ранее), но точнее мы сказать не сможем, никаких других отметок в книге нет, а титульный лист отсутствует. Сборник солидный не только по времени издания, но и по объёму — 640 с., и соответственно, по содержанию — тут и сборник повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки, тут же и «Миргород», и «Петербургские повести» в заключение.

Поскольку материнская надпись на книге сделана ещё во времена, когда наша семья жила в Сибири, то значит книга эта была перевезена при переселении в Новгородскую область. Да и память моя хранит воспоминания о чтении этой книги во времена моего раннего школьного детства, т.е. середины 60-х.

Нужно ли говорить, что именно тогда, в 6-8-летнем возрасте и произошло первое знакомство с миром Гоголя, любовь к прозе которого не смогла опорочить школьная литературная программа. И именно тогда и были прочитаны самые первые и потому самые страшные «страшные» сказки — убеждённость в этом сохранилась и до сих пор, хотя сказок за прошедшие почти 6 десятков чтенческих лет была прочитана туева хуча, и среди них вполне себе страшные — например, был такой интересный сборник «Сказки Верховины: Закарпатские украинские народные сказки», который при очередном нашем переезде был кем-то благополучно стырен, но о котором помню до сих пор. Ну и, кстати, грех не вспомнить тогда уже и о «страшных» сказочных фильмах — прежде всего это отечественный «Вий» с Варлей и Куравлёвым в главных ролях, ну и шикарнейший чешский музыкально-песенный фильм «Букет» — весьма рекомендую.

Вся вышенаписанная байда возникла в мой голове и затем переместилась на эти страницы в самой прямой связи с прочитанными мистическими сказками и рассказами от пермского крестьянина. Ибо в основе всех этих страшных сказок лежат народные легенды и рассказки самых разных народов. Причём поскольку здесь я имею ввиду народы именно славянские (в фильме «Букет» оживлены некоторые легенды западных славян), то и содержание у них схожее, и даже главные герои примерно одни и те же: перед читателями причудливой вереницей проходят лешие и колдуны, ведьмы и ожившие покойники, домовые и банники, русалки и черти, ну и всякая прочая нечисть. И сюжеты тоже довольно схожи: главные герои в одиночку либо кучно сталкиваются с проявлениями нечистой силы и пытаются ей противостоять.

Читать всё это дело чрезвычайно занимательно, а для особо впечатлительных особ желательно впитывать текст в светлое время суток, и чтобы кто живой рядышком был — мало ли примерещатся синие огоньки или голос замогильный. По крайней мере я точно получил истинное удовольствие, волшебно оттянулся и сказочно оттопырился.

Однако у всех этих дел есть одна занятная особенность. Не секрет, что официальная православная церковь всячески отрицает существование лесной, болотной и лесной нечисти, домовых и прочих «ребят» из нижнего мира, считая их принадлежностью и проявлениями язычества. Однако в наших сказках в борьбе с этой отрицаемой религией нечистью люди всегда прибегают как раз к помощи Бога, зовут Христа, Богоматерь Марию, Святую Троицу и прочих защитников и заступников от христианства. Т.е. в народных легендах и сказках эти мало совместимые понятия прочно уживаются друг возле друга и существуют в народном эпосе бок о бок. Так что все мы немного (лошади) язычники.

Двое суток, сорок восемь часов — сколь много могут вместить они в себя…

Имея в багаже прочитанного довольно много повестей Василя Быкова, прочитав в аннотации упоминания о психологическом триллере, скептически сморщил нос— где Быков и где триллер! Драма — да, трагедия — скорее всего, реализм — однозначно, но триллер? И был неправ. Потому что написанная во второй половине 70-х повесть отвечает всем требованиям этого жанра.

Два главных героя. Находящие в весьма сложной ситуации — война, оба партизаны и идут по занятой противником территории. Однако между нашими героями имеются весьма непростые отношения, суть которых постепенно открывается читателю. При этом суть этих отношений постоянно приоткрывается с новой, совсем неожиданной стороны, порой меняясь на диаметрально противоположную — «от любви до ненависти один шаг» и наоборот.

Помимо осложнения межличностных отношений столь же драматично меняется и внешняя обстановка, становясь всё более неблагоприятной для наших героев, меняя их планы (у каждого эти планы свои) и ломая намеченное что партизанской разведчицей Зосей, что партизаном Антоном.

При этом Быков умело манипулирует читательским вниманием и симпатиями, и, хотя наша Зося, в отличие от Антона, всегда остаётся главной положительной героиней, однако и Антон умудряется в течение этих двух суток пути совершать самые разные поступки, от самых подлых до отважных и даже героических. И потому по мере чтения читатель всё время колеблется… нет, не в своём общем отношении к Антону, а колеблется в ожиданиях и предположениях — что же будет дальше (вот вам и триллер высшей пробы).

И даже когда, казалось бы, всё однозначно закончено и все варианты развития событий определены, Василь Быков сумел закончить повесть в точке развилки, из которой опять-таки события могут пойти несколькими путями. Но это уже будет за пределами повести, и тут читателю предстоит самому домыслить, как именно поступит Антон в этой непростой ситуации, и что будет с нашей Зосей…

Ясно только одно — после февраля 1943 года (именно в эти дни происходят все события) были ещё почти два с половиной военных года, закончившихся победой в Великой Отечественной войне.