«Прибыльное дельце» (у меня перевод Жаворонкова) рассказ гениально простой. В способности человека выбирать будущее, исходя из единственного критерия — прибыли, — нет ничего фантастического. И таких людей громадное количество. Допускаю, что их гораздо больше, чем людей, думающих как-то иначе. В нашем мире власть во многих странах принадлежит именно таким «порождениям крокодилов», людям с кругозором и интересами Эдны Бетесон, смотрящим на всё через специальные очки, где вместо стёкол вставлены доллары. Они и управляют развитием цивилизации, сидя на ящиках с золотом и пересчитывая его время от времени, как пушкинский скупой рыцарь. И, как сказано в рассказе, «живыми они нас не выпустят» (почти точная цитата), так и не поняв до конца, что у нас и у них он будет один и тот же.

Жаль, что мальчик так и остался брошенным в ста метрах от цели, недостижимой для него, как и для всех остальных. Может быть, он вернётся домой и снова будет приставать к бабушке с дурацкими вопросами. Но почему Автор не вернулся к нему? Забыл? Вряд ли. Тревожное ощущение оставляют работники службы по ремонту дорог, похожие на военных. На Земле во всех странах эти люди носят яркую, заметную издалека форму, никак не цвета хаки. Дело в том, что в момент пересечения грузовиком Эдны временнОй границы между прошлым и будущим, ребёнок мог выпасть в какое угодно время, совершенно не обязательно в своё.

Сначала рассказ оставляет впечатление почти шедевра, и только после второго прочтения с основательными паузами для раздумий становится ясно, что можно обойтись и без слова «почти». Начну с не самой главной, но интересной детали сюжета — детские игрушки для Земли производятся на Ганимеде и спутнике (не сказано, на каком) Урана. Это очевидная и, кажется, совершенно безобидная, без подтекста (ну, а вдруг он всё-таки есть? посмотрим...), шутка. Что может против Земли какой-то Ганимед, или ещё более суровые спутники Урана, полностью зависящие от метрополии, если цена изготовленных там игрушек (плюс доставка) окажется на пару порядков выше тех же изделий, произведённых на Земле? Сделав это, не такое уж необходимое замечание, перейду к тому, о чём, собственно, и написан рассказ.

Вот такое любопытное наблюдение, касающееся иерархии должностей в Бюро Стандартизации Импорта (БСИ). Руководитель группы испытателей игрушек Пинарио человек, безусловно, умный. Инструкции к играм он, хотя и не всегда, но читает. Испытав на себе «Ковбойский костюм древней эпохи Американского Запада», он и сам не покалечился и своего непосредственного начальника Уайзмена избавил от неприятностей. Уайзмен заметно глупее. Ребёнок в его голове сидит где-то совсем близко к коре больших полушарий, и что бы с ним произошло при испытании ковбойского костюма, не окажись рядом Пинарио, представить себе не очень трудно. Когда Уайзмен произносит свой короткий монолог, анализируя военную игру с точки зрения статистики (как ему кажется) вопреки очевидному ходу игры, становится ясно, что в игре он ничего не понимает* и несёт свою ахинею, скорее всего, в расчёте на присутствующего тут же Фоулера. Этот — начальник Уайзмена — человек уже совершенно не соответствующий своему уровню (находящийся явно выше своего потолка) и просто опасный. Идея Уайзмена, обладающего неплохой фантазией, о том, что игрушка «Штурм Крепости» может быть крайне неприятным сюрпризом (его поддерживает Пинарио**), вызывает совершенно неадекватную реакцию Фоулера. Число солдат в ускоряющемся темпе уменьшается, игра приближается к предполагаемой непоправимой развязке, но на предложение Уайзмена вызвать эксперта-сапёра из министерства обороны Фоулер отвечает: «Сперва доиграем». Играют они в «Сделку» (тоже продукт ганимедской промышленности), разновидность (даже аналог) известной на Земле очень длительной игры «Монополия», доигрывать можно довольно долго, но начальник принял решение и поэтому эксперт появляется только в последний момент. Это двуногое без перьев из министерства обороны действует так оригинально, что кажется сбежавшим пациентом дурдома. Пытаясь перекусить провод кусачками с не изолированными ручками, он хватается за корпус крепости. Хорошо, что испытатель Пинарио и здесь оказывается на высоте.

Все эти люди никакая не фантастика, здесь сатирически изображено реальное положение дел, а именно — всем управляют тупые бюрократы, часто принимающие на работу ещё больших дебилов. Такие же тупицы на Ганимеде пишут инструкции для игр. В инструкции по «Штурму...» нет ничего о правилах игры, есть только список голосовых команд, которыми играющий ребёнок может руководить солдатами, благодаря чему у него сложится впечатление, что он на самом деле руководил штурмом. Игра действительно психотерапевтическая (это Уайзмен в инструкции нашёл), способствующая самоутверждению маленького будущего командира, и люди это поняли после первого испытательного прогона. Только придурок Уайзмен приписывает ганимедцам ход мысли, на который способен лишь такой же тип, как он сам, и собирается продолжать наблюдение за игрой, очевидно, бесполезное; но он упрям и будет сидеть до посинения (и испытателей заставит), изображая служебное рвение перед Фоулером. В инструкции по Ковбойскому костюму, который есть не что иное, как очень совершенный узкодиапазонный фантомат, лохи с Ганимеда забыли написать, что играющий должен быть зафиксирован в специальном кресле. Эту инструкцию можно дописать и разрешить эксплуатацию игрушки лицензированным игровым центрам.

Инструкция к «Сделке» написана каким-то совсем уж тупым деятелем. Сразу приходит в голову такая пара игр, как шашки и поддавки. Умных ходов в шашках всегда один, максимум два. В поддавках умные ходы это почти все остальные возможные. Соотношение «Монополии» и «Сделки» ровно такое же. «Монополия» развивает стратегическое и тактическое мышление в экономике, «Сделка» практически не требует мозгов и напоминает обыкновенный шопинг, когда на вопрос, зачем купил? (купила), следует ответ — чтобы было.

В конце рассказа, когда, прочитавшие инструкцию дети обнаруживают, что «разбогатевший» отец-то проиграл (!), становится ясно, что, поиграв немного в поддавки, дети бросят это бесполезное занятие и не будут принимать во внимание дурацкое правило, которым только и отличаются две игры. Ну и взрослые, конечно, объяснят. Так что, никакой «подставки (так в тексте)***, предназначенной отвлечь наше внимание» от «настоящих событий», которые «происходят где-то в другом месте», здесь нет. Есть только бюрократы и другие люди, занимающие чужие места в жизни, люди разной степени тупости и воображения, безразлично, на Земле они живут или это ганимедцы**** земного происхождения.

Паноптикум земных управленцев эффектно завершает «выигрывающий» в «Сделке» коммерческий директор (!) сети нью-йоркских магазинов для детей Джо Хоук, ворующий сам у себя новые игрушки. «У нас их тысячи — успокоил Хоук [жену]. — Всё битком набито. Никто не заметит».

*) Солдаты, постепенно проникают в крепость, и, чем больше их оказывается внутри, тем сильнее они мешают обороне. Когда все атакующие внутри, оборона крепости считается полностью парализованной и она переходит в руки нападавшей стороны. Этого нет в тексте рассказа, но я так представляю эту игру.

**) Идея Уайзмена совершеннейший бред (зачем это было бы нужно ганимедцам?), Пинарио просто считает не лишним перестраховаться.

***) Обычно в подобных случаях употребляется слово подстава.

****) Не в этом ли соль шутки, с которой я начал? Там сидят люди, желающие торговать игрушками на Земле. Очевидно, основы их экономического мышления заложены долгими упражнениями на «Сделке».

Пролог.

Может ли отзыв быть длиннее произведения, на которое он написан? В случае микрорассказа и, тем более, афоризма, конечно может. Но в некоторых, конкретных, случаях отзыв может иметь вид смайлика — того, где оскаленные зубы занимают половину лица.

Несмотря на то, что сие произведение уже получило достойный его отклик (там два достоинства — первое, разумеется, краткость, а второе, ещё более очевидное, это односторонние кавычки, что является большой редкостью), я всё-таки осмелюсь представить на суд читателей плоды собственных поисков (или происков — зависит от точки зрения).

Отзыв.

Вставлять в отзывы смайлики я пока не научился, а если бы умел, то начал бы этот отзыв с упомянутой в предисловии улыбки. Почему бы нет, Автор ведь соизволил пошутить...Приведу слова Лема из «Фантастики и футурологии». «Фэнтези отличается от мира сказки и мифа тем, что её механизм не обязательно детерминистский. Подобной свободой авторы, правда, не всегда пользуются, так как не занимаются, как мы здесь, проблемами общеонтологического характера. Поэтому иногда трудно провести грань между фэнтези, сказкой и научной фантастикой, особенно когда на первый план выступают объединяющие их элементы: необычность, антиверистичность описанных событий и т. п.» Кроме этого Лем определяет соотношение между сказкой и фэнтези с точки зрения теории игр...много, короче говоря, интересного он сообщает по этой теме. А ведь многие читатели, благодаря пану Святославу, так и останутся в своём понимании фэнтези страшно далёкими от истин, которые раскрывает перед ними пан Станислав. И это очень досадно. По моему, афоризм Логинова («Если силы зла озлились, а силы добра раздобрели — жди новый роман.») плох и как афоризм (такая игра слов не делает его остроумным), и как шутка (юмор тут тоже слабоват). Да и непонятно, кто и от кого должен ждать новый роман. Например, если «кто» — читатели, тогда надо было написать «ждите» (или «жди, читатель»). Или слово «жди» обращено Автором к самому себе и романа он будет ждать от себя? Не менее интересно и то, что здесь понимается под словом «раздобреть». Если по словарю — это значит «растолстеть», и тогда анализируемый афоризм становится слишком уж трудным для восприятия. Растолстевшим силам добра станет сложнее бороться с силами зла? А может быть Автор написал «раздобрели» в смысле «подобрели», продемонстрировав обыкновенную небрежность в обращении с таким чувствительным предметом, как русский язык? Для профессионального писателя прокол серьёзный. Вот ведь незадача — такая короткая фраза и столько вопросов. Ума не приложу, чьей сестрой можно назвать подобную краткость? Итак, окончательный вывод — афтар отжог невдачно. Стало быть не зря мудрейший Роман Эмильевич Арбитман назвал его в 2002 году «покровителем сверхмалой формы графомании». Припечатал, однако.

Эпилог.

В свой отзыв я включил анализируемое произведение полностью (отзыв примерно в 50 раз длиннее — личный рекорд? и скрытая шутка, если кто не понял). Автор мог бы опубликовать эту свою неполную строчку хотя бы с небольшим комментарием. О чем он думал, когда включал её в сборник? Может быть, о том, что беспощадное отношение к собственному творчеству — это хорошая черта творца? Тут я с ним согласился бы, но мне, будь я на его месте, всё равно было бы немного стыдно.

Блестящий рассказ с не встречавшейся мне пока сюжетной находкой. Автор придумал высокоразвитую негуманоидную цивилизацию, существующую в виде шкур некоего очень тупого марсианского животного. Эти разумные шкуры не только дают носителям что-то похожее на бессмертие (слово cover можно перевести и как `обёртка`, `крышка переплёта`, `чехол` или `футляр`, и как `убежище`), но, пользуясь малейшей возможностью, пропагандируют своё мировоззрение и словом и делом. Ещё более интересная и неожиданная мысль Автора — это удивительное сходство между двумя решительно во всём различающимися формами жизни, шкурной и человеческой. Сходство единственное, но очень важное и многообещающее — это почти одинаковое чувство юмора.

Совершенно правы те, кто в классификаторе отметил опцию «контакт».

Удивляет перевод названия рассказа с точностью до наоборот. Как минимум, должно быть «Не по обложке», а, скорее всего, краткость английского языка сыграла здесь с кем-то злую шутку. По русски название должно быть длиннее, и, чтобы соответствовать содержанию рассказа, оно могло бы иметь вид «Не судите о книге по крышке переплёта», что, конечно, слишком громоздко и должно быть, с умом разумеется, сокращено.

Мой вариант — «Не судите по обложке».

В 1993 году Роман Арбитман написал о романе Звягинцева «Одиссей покидает Итаку» следующее: «Пока фантаст воевал, сюжет стопорился, динамика исчезала, инопланетяне скучали, а читатель 90-х принимался быстрее перелистывать страницы, ибо «вся правда без прикрас», да ещё в фантастико-приключенческом романе, раздражала своей неуместностью.» (статья «Василий З. и конец советской фантастики»). С этим я, тот самый читатель 90-х, категорически не согласен. «Одиссей...» прочитал я тогда залпом, найдя в романе очень толково изложенную правду без прикрас, совершенно не мешавшую динамике сюжета, и, не найдя в нём скучающих инопланетян. В «Скорпионе...» правды без прикрас гораздо больше, ибо она (правда) и есть главная тема романа, динамики никак не меньше, а инопланетяне не только не скучают, но и воюют, причём на стороне хороших парней против плохих (в том числе других инопланетян). Действие в романе происходит в основном на Земле — в России и в Испании (с короткими экскурсами в Германию и Великобританию).* Любимый герой Автора Александр Шульгин, пользуясь сверхъестественными способностями, которыми его наделяют некие непредставимо могущественные обитатели Вселенной (в романе они называются Игроками), осуществляет задуманный Автором альтернативный исторический процесс. Автор хорошо разобрался в политической и военной мозаике тридцатых-сороковых годов 20 века и столь же хорошо продемонстрировал, что значит извлекать из истории уроки. Эрудиция** и литературное мастерство Звягинцева настолько высоки, что комариные укусы некоторых критиков в виде, например, зубоскальства по поводу поручика Семецкого, играют против этих Culicidae Nematocera, свидетельствуя только о том, что им по существу не в чем упрекнуть Автора, да и вообще нечего сказать.*** Автор, кстати, довольно часто подпускает читателям различного рода шпильки, разбрасывая их равномерно по всему циклу. Мне, например, понравилось имя начальника Антона, — этого пожилого форзейля зовут Бандар-Бегаван, и найти это словосочетание в почти таком же написании очень легко...не буду говорить, где — предоставляю любознательным читателям самостоятельно попробовать поймать Автора за руку :). Впрочем, сейчас с помощью интернета это раз плюнуть, а я в своё время разгадал этот ребус, без чьих либо подсказок. Но главным такого рода развлечением Звягинцева является подбрасывание читателю множества цитат, при этом молча подразумевается, что ему (читателю) интересно будет установить источник.

В романе часто упоминаются известные фантасты и их произведения, которые в молодости читали герои. Это Лем, Азимов, Шекли, Андерсон, Стругацкие, Ефремов...кажется я никого не забыл. Это тоже не понравилось Арбитману (Звягинцев разбросал эти цитаты и аллюзии по всему циклу), и тоже зря, т. к. для героев цикла, людей, хоть и намного превосходящих по интеллекту современный им средний уровень, но всё же советских людей, выросших на книгах отцов-основателей («значит нужные книги ты в детстве читал») и вдруг оказавшихся в водовороте фантастической действительности, эти параллели выглядят вполне естественно. Стоит только представить, что подобное происходит с тобой и вокруг тебя, как становится понятна полная их (параллелей) уместность. И, что совсем хорошо, цитируются в книге не только фантасты, нашлось место и Пушкину, и Маяковскому, и даже одному из самых остроумных людей в мире Станиславу Ежи Лецу.

Жанр альтернативной истории вообще, на мой взгляд, в фантастике самый сложный и Звягинцев прекрасно с ним справляется, но, и это единственная моя к нему претензия, не стоило бы так сильно затягивать повествование. Чтение этой серии грозит перерасти в наркотического типа зависимость т. к. Автор беззастенчиво пользуется тем, что читателям очень часто жаль расставаться с полюбившимися ему героями.

В заключение вернусь к соотношению в романе фантастики и правды. Собственной фантастике Автор дал исчерпывающую характеристику в 5-й главе 2-го тома «Скорпиона...». А именно — читатель, желающий понять основные идеи, на которых держится весь цикл, столкнётся с теми же трудностями, с которыми столкнулся бы носитель неприспособленного языка при попытке «перевести на эскимосский впечатления бедуина от самума в Сахаре». Причём, это касается не только тех чудес, которые творят Шульгин, Антон и Замок, но и фантастики, скажем так, более традиционной. Примером здесь может послужить эпизод из биографии адмирала Маркина — он «один из первых на Земле пилотов-самоучек, выведший в межгалактическое пространство хроноквантовый звездолёт, а, проще говоря, обыкновенную подводную лодку типа «Барс», на которой заменили реактор на странную, но перспективную конструкцию.» ****Этого достаточно, чтобы понять, что фантастика для Автора «Скорпиона...» дело десятое, а главное — это его «курс лекций по экспериментальной истории», т. е. то, что Арбитман когда-то назвал правдой без прикрас. И какой же вывод можно сделать из тех страниц романа, ради которых он, собственно говоря, и написан? Вывод простой и всем известный — история не допускает сослагательного наклонения, что и подтверждается в раскрытии главной темы романа — изменённой истории Гражданской войны в Испании (при соответствующей подготовке внутриполитической обстановки в СССР). Придать событиям ход, описанный в романе, может только человек, знающий будущее в другой реальности и способный вести себя как гений, значительно опередивший своё время. Вот таким скромным гением и прикидывается Александр Шульгин, действующий в романе в облике Григория Шестакова. Но разбор только что состоявшейся шахматной партии в матче за звание чемпиона мира дело безусловно полезное, а творчество Василия Звягинцева как раз и есть аналог такого исследования.

*) Участники голосования в классификаторе отправили героев ещё и в Азию, кто в центральную, кто в Среднюю, кто на Ближний Восток. О Ближнем Востоке в прочитанных мной частях цикла, кажется, нигде кроме начальных страниц «Дырки для ордена», не упоминается. В других частях есть Новая Зеландия и Южная Африка, Азии же, по моему, вообще нет, хотя тут я могу и ошибаться. Да и не могу судить обо всём этом бесконечном, как лента Мёбиуса, цикле. Могу предположить, что Средняя Азия появилась в классификациях тех посетителей, которые прочитали название и вспомнили, где обитает упомянутый в нём страшный зверь.

Многие (из немногих, к сожалению) определили возраст читателя, как любой. Тут вопросов нет, поскольку сейчас появилось множество очень умных детишек, недавно научившихся читать, которые с большим интересом прочтут о жизни и работе в конце 30-х годов товарища Сталина и других членов Политбюро, о работе и заботах наших славных чекистов в эти же годы, а также о внешней политике СССР, Германии и Англии. Надо только не забыть перед тем, как дать эту книгу почитать ребёнку, вырвать из неё несколько страниц, где описывается встреча Шульгина/Шестакова с очень соскучившейся по нему женой Зоей. Описывается не по детски живо и натуралистично, хотя, разумеется, в рамках приличий. Что же касается довольно подробного описания первой ночи Игоря Ростокина и княжны Елены, то тут я затрудняюсь с рекомендацией — оставить эти страницы для читателей ЛЮБОГО возраста, или нет. Ребёнок может не знать слово «суккуб», ну так объясните, что может быть проще...

**) То, что Автор знаком с мемуарами Попеля (и вообще с историей ВОВ и Второй мировой), совсем не удивительно, но он хорошо знает историю Гражданской войны в Испании, историю Гражданской войны в России, историю Первой Мировой войны, в том числе её малоизвестные страницы, в частности осаду и взятие Эрзерума войсками генерала Юденича...и т. д.

***) Не менее прискорбно также то, что эти люди по видимому всерьёз убеждены в том, что написанное ими является отзывом и 10 баллов за него ими заработаны честно.

****) Примерно такого же достоинства и инопланетные фантастические артефакты, в частности аггротехнические — блок-универсал «портсигар» и браслет-гомеостат, о которых в следующем романе «Ловите конский топот» сообщаются дополнительные выходящие далеко за грань фантастики сведения.

Второе (через много лет) прочтение это статьи Лема заставило меня мысленно а потом и письменно подвести итог собственным размышлениям на эту тему. Я не астрофизик и основаны мои предположения конечно не на расчётах, а на некотором имеющемся у меня представлении о теории вероятности, которую нам читали в институте в довольно приличном объёме. И это представление немедленно приводит к заключению о том, что мы во Вселенной не одиноки. Противоположная ситуация кажется мне невероятной вплоть до невозможности*. Стоит только посмотреть на снимки далёких и не очень звёздных систем, снимки, полученные астрономами с помощью таких аппаратов, как Хаббл и ему подобные. Мироздание прекрасно выглядит, и мысль о том, что любоваться им нам приходится в одиночестве, кажется дикой. В таком, примерно, разрезе многие уже высказывались до меня, но, как говорили древние римляне, — да погибнут те, кто раньше нас сказал то, что говорим мы. Конечно, всё дело в ограниченных сроках жизни цивилизаций, об этом говорит Лем в своей статье, и причины этих ограничений сразу же становятся ясны при разглядывании вышеупомянутых фотографий. Но даже и тем, кому пока везёт как нам, мешают невообразимые расстояния, исключающие общение даже с теми, кто существует где-то одновременно с нами.

Но надежда всегда есть. И если мы, как цивилизация, хотим найти в Космосе кого-то ещё, есть смысл руководствоваться простейшей идеей — во Вселенной надо жить долго.

Чаще смотрите на звёзды! И будьте уверены — оттуда смотрят на вас.

*) Мне совершенно точно известно, кто ещё думает так же. И не просто думает, но и убедительно доказывает это во второй главе своей книги «Скрытая реальность: Параллельные миры и глубинные законы космоса». Этот человек известен российскому читателю довольно давно и зовут его Брайан Грин.

Один из неудачных, по моему, рассказов Мастера, поскольку кроме очень простых ассоциаций типа известной библейской заповеди или не менее популярной поговорки (поспешишь — людей насмешишь), ничего толкового в голову не приходит. Но и это было бы для такого короткого произведения неплохо, если бы не удивительно примитивное представление о работе компьютера, а заодно и о способностях старого программиста и инженера Бренмейера. Человек, который собрал огромную базу данных о звёздах, не мог не предусмотреть в программе её обработки вариант, когда исследуемой звезды в базе не окажется. Он же не всю Галактику занёс в память машины, а только звёзды четырёх спектральных классов. Поэтому концовка рассказа кажется неубедительной. В реальности компьютер сообщит о неудачном поиске и предложит направление и расстояние для нового скачка — т. е. в точности то, что и нужно штурману от машины в таком случае. Дальнейшее не представляет проблемы для опытного пилота Трента.

Прекрасный отзыв на этот рассказ дал А. Стругацкий в 1963 году. О его Авторе там сказано следующее: «Это очень большой и известный фантаст, и он, вне всяких сомнений, прочно стоит в первой десятке американских фантастов. Но это автор с причудами... — может написать отличные вещи и тут же опубликовать какую-нибудь дрянь, соблазнившись сюжетным или научным трюком. Переводчик, плохо понимающий фантастику, но хорошо знающий, что Азимова «берут», может представить самые скверные его вещи.»

Аркадий Натанович не рекомендовал рассказ к публикации «ни под каким видом».

Не хотелось тратить время на отзыв, т. к. рассказ отзыва просто не заслуживает, но, с другой стороны, из уважения к Азимову и его поклонникам, неправильно было бы оставлять столь низкую оценку без объяснений.

Вполне возможно, что составители сборников «Воины» и «Смертельно опасны» своим выбором оказали Блоку медвежью услугу. Оба отобранных рассказа могут не понравиться очень и очень многим читателям. О путанице, произошедшей с выбором места публикации этих рассказов, я уже писал в отзыве на «Чистый лист». Так кто в рассказе «Я знаю, как их выбирать» смертельно опасен? Вообще-то сборник посвящён представительницам слабого пола. Выходит, эта изощрённо убитая сексуальным маньяком красотка и есть одна из смертельно опасных героинь сборника. А если рассказ попал не в тот сборник, то кто здесь воин? Уж не этот ли здоровенный бык, который говорит о своей жертве: «Не уверен, правда, что могу записать эту на свой счёт, потому что будет сложно доказать, что именно я её выбрал.» Счёт у него немалый; если судить по очень натуралистическому описанию завершающей фазы преступления, он делает нечто подобное довольно регулярно. Так что он только в постели «воин», а из воображаемой им драки можно сделать лишь тот вывод, что, конечно, подраться он не дурак, но что он сможет сделать с противником, владеющим хоть каким-нибудь стилем восточных единоборств или с боксёром среднего уровня, т. е. с воином в настоящем смысле этого слова?

Возможно, составители сборника (так же, как автор аннотации к рассказу) решили, что убитая женщина замышляла убийство мужа и искала исполнителя. Но она не говорила этого. Во всяком случае, он её не слушал. Об этом Автор устами своего героя говорит прямо: «И теперь лучше смотреть, не слушая. Это было так, словно я не мог слышать её, даже если захотел бы; всё, что я мог слышать — это её голос в своей голове, говорящий мне то, о чём она думает.» Ну и, разумеется, он услышал в своей голове то, что хотел, как и любой маньяк.

Один момент в рассказе неясен. Почему эта горилла до сих пор на свободе, а не на электрическом стуле? Ведь масса народу видела преступника и жертву вместе. Автор либо сознательно не превратил рассказ в детектив, сместив акцент в сторону психологии маньяка и истории её формирования, либо рассказ является заготовкой для более развёрнутого произведения, которое, как мне кажется, произвело бы на читателей более благоприятное впечатление.

Моё внимание в этой повести привлекли, главным образом, две фигуры. Вторая из них появляется в своём истинном облике далеко не сразу и к ней я вернусь позже. Первая же — это командующий шонгайрийским флотом Тхикайр, который, размышляя, иногда машинально теребит хвост своей шестипалой рукой, а в знак согласия, как это принято у его народа, шевелит ушами. Невозможно не видеть, что эта повесть американца Вебера относится к весьма многочисленному разряду предупреждений, но здесь предупреждение даже двойное. С одной стороны в современном мире (а действие в повести происходит буквально в наши дни) таких тхикайров вполне достаточно. Это именно они трясут пробирками с белым порошком на Совбезе или же демонстрируют пробитые неизвестно чем куски железа на каком-нибудь там Совете Европы, а не так уж давно по историческим меркам один из них приказал сбросить атомные бомбы на японские города. Есть ещё тот, по чьему распоряжению был сбит наш самолёт в Сирии, и другой, разбомбивший недавно Белград. Имя им легион, на мнение Гегемонии (в повести так называется ООН) им глубоко наплевать и для них не имеет значения, что объекты, по которым они собираются нанести удар, располагаются иногда «докучливо» (так в тексте!) далеко от их родины. Автор повести, которая построена на безупречном психологическом фундаменте, недвусмысленно даёт понять, что ответ будет иметь максимально возможную эффективность. Зная это, наши тхикайры пока сидят относительно тихо, спрятав клыки и прижав уши. Правда, от них вони в среднем тем больше, чем ниже занимаемая ими должность, что, конечно, не есть хорошо, но мириться с этим можно. С другой стороны, повесть предупреждает о том, что надо быть начеку, поэтому она предельно пессимистична. У Автора нет ни малейших сомнений, что, сорвавшись с цепи, такие командующие не остановятся ни перед чем, даже перед уничтожением человечества, которому будет некоторое время предшествовать прекрасно изображённая в повести партизанская война.

И, наконец, вторая фигура, второй из нескольких (по моему, их трое) ГГ повести, — это, разумеется, Мирча Бесараб он же Влад Дракула. Он же нелюдь и в то же время единственный людь, оказавшийся в состоянии спасти цивилизацию, вернее то, что от неё осталось. Вебер писатель опытный и не может не знать, что такое рояль в кустах, бог из машины, скелет в шкафу и т.п. Но что-то же он должен был сделать, какой-то сюжетный ход, чтобы всем стало ясно, что дело швах, человеки получили шахматной доской по кумполу ещё до начала партии, что надеяться в такой ситуации можно только на чудо. Использовать способ, применённый Уэллсом в «Войне миров» в наше время, время универсальных биологических защит, невозможно. Приходится обращаться за помощью к персонажу другого литературного мира. Думаю, что, вернувшись из похода против шонгайрийцев, отомстив им за всё, Мирча возглавит на возрождающейся Земле всепланетное Министерство по Чрезвычайным Ситуациям.

PS. Если посмотреть на эту повесть просто как на обыкновенную твёрдую фантастику, то, пожалуй, это хорошо, что следов инженерной деятельности сверхцивилизаций в Космосе пока не обнаружено. Не хотелось бы появления на околоземной орбите гостей, обогнавших нас в техническом смысле лет на двести-триста, да ещё и с хвостами.

Рассказ не попал в антологию «Смертельно опасны» по той причине, что составители почему-то не захотели включить в предшествующий сборник («Воины») второе произведения Блока, или же элементарно перепутали рассказы. Рассказ «Я знаю, как их выбирать», должен был оказаться в сборнике «Воины», а «Чистый лист», естественно, должен был войти в сборник «Смертельно опасны». То, что отец называет свою дочку Кэтрин воином, это просто случайность, такая его добавка к их игре. Если рассматривать рассказ, как психологический триллер, то это произведение мастера. Доказать, почему это так, не очень трудно, но ломиться в открытую дверь я не буду. Скажу только, что происходящее между отцом и дочерью в рассказе это не совращение в общепринятом смысле, как многие думают. Инцест — не такое уж редкое явление даже и в наши дни, не говоря уже о прошлых эпохах, но то, что описано в рассказе — редкое исключение. К сожалению, это настоящая любовь, которая бывает очень и очень разной, многоликой. Отец любил свою доченьку, и обращался с ней так, что сумел заменить ей весь мир и она полюбила его так же сильно. Будущее представлялось ей «чем-то вроде сказки, какие рассказывают малышам: про Санта-Клауса, про зубную фею и тому подобное.» Из рассказа это всё, по моему, ясно, как божий день. Почему «к сожалению»? Вспомним «Лолиту» (ну как тут её не вспомнить!). Сходство между отцом Кит и Гумбертом в том, что обоих тянет к нимфеткам, хотя неизвестно, осознаёт ли это герой рассказа так же, как герой романа Набокова, которому не пришлось, как отцу Кит, тратить массу времени на достижение своей мечты («... я полагал, что пройдут месяцы, если не годы, прежде чем я посмею открыться маленькой Долрес Гейз...»). В итоге у Набокова кончается всё плохо, но не настолько, потому что Гумберт не бросает её так, как это сделал отец Кит, — неожиданно и окончательно. И этот удар Кэтрин, которой ещё не исполнилось и восемнадцати, перенести не в силах. Что поделаешь, не читал этот человек «Маленького принца», а если и читал, то, очевидно, ни черта не усвоил. Её мир обрушился, и, оставшись в одиночестве, почти буквально «голой среди волков» (в её искажённом представлении о мире), она превращается в равнодушного и страшного мстителя. Это трагедия, основанная на жизненных реалиях. И она производила бы ещё более сильное впечатление, если бы Автор чуточку тщательнее продумал детективную составляющую рассказа. Возвращаясь к «Лолите», напомню, как сложно было Набокову найти возможность для настоящего сближения своих героев. Надо же было устроить так, чтобы мать Лолиты погибла в ДТП. А в рассказе «Он приходил к ней каждую ночь месяцами», и мать ничего не знала, ни разу не зайдя в спальню к тринадцатилетней дочке, ни разу не поинтересовавшись, где же это пропадает муж по полночи, как минимум. Это, разумеется, невозможно. А как дочери удалось ввести в заблуждение полицию, заставив её поверить, что отец застрелился, вставив дуло пистолета себе в рот? Это полная чушь, разве что он открыл рот от изумления и ужаса при виде трупа жены, а дочка воспользовалась этим моментом. Но и это чушь. Тогда как? Да никак, не до мелочей было Автору. В результате читатель может и усомниться в том, что Лоуренс Блок* — «один из королей современного детектива», да ещё и «гранд-мастер Союза американских писателей-детективистов» (или «Гроссмейстер детективных авторов Америки», как, не заботясь о грамотности, написали комментаторы сборника «Смертельно опасны».)

*) В сборнике «Смертельно опасны» он представлен, как Лоренс Блок.

Суть рассказа в предельно кратком изложении такова. В результате преступлений религиозного фанатика, имевшего высокое воинское звание, человечество получило очень хитрого врага, действующего методом, гарантированно приводящим к победе. Человеку, занимающему важнейший пост в государстве подсовывают необыкновенную любовницу, играя на его склонности к экзотике. После достаточно длительного общения, она занимает его место в правительстве, а он с радикально изменённой внешностью и без документов только и может, что рассказывать свою невероятную историю случайным собутыльникам.* Его не убивают по очень простой причине — он, хороший, в сущности, человек и вызывает у своей любимой (подосланного агента) чувство, похожее на ответную любовь. Поэтому — пусть болтает, всё равно никто не поверит, да и не настолько он здоров, чтобы долго протянуть. Кроме того, он не подозревает, кем на самом деле является человек, занимающий в настоящий момент его бывший пост (пост канцлера).

Впрямую текст рассказа не содержит почти ничего из того, что я только что изложил. Просто по другому мне не удалось сформулировать вывод, на который меня натолкнуло сопоставление двух маленьких отрывков из него, которые я намеренно не цитирую. Ведь рассказ, кроме того, что это фантастика-предупреждение о необходимости гуманного отношения к любому народу даже очень сильно отличающемуся от людей, содержит ещё и хорошо замаскированную детективную составляющую, разгадывая которую читатель может получить дополнительное удовольствие.

Отдельный интересный вопрос — зачем нужен здесь второй лейтенант Трейси Бельманор? Мне кажется, что он и его возлюбленная Мерседес ещё встретятся, и тогда услышанная лейтенантом история может дойти до императора. Так что враг не сумел предусмотреть всего, и у человечества появляется слабый проблеск надежды.

*) Две последние фразы могли бы послужить основой аннотации к рассказу вместо той абсолютно никуда не годной, что присутствует на этой странице.

Эта небольшая историческая повесть, в которой много динамики (иногда несколько бестолковой, чему причиной вполне может быть не соответствующий качеству оригинала перевод), и масса хорошо написанных диалогов, — запомнится надолго, как первое знакомство с творчеством Дианы Гэблдон. Несмотря на существенные недостатки, о которых в основном и пойдёт речь, повесть увлекательна и держит читателя в напряжении буквально с первых строк и до самого конца.

Действие происходит на соответствующем истине историческом фоне. Англией правит Георг II, сражение за Квебек (поля Авраама), описываемое на последних страницах, имело место 14 сентября 1759 года и в нём действительно погиб командующий французскими войсками в Северной Америке Луи Жозеф де Монкальм-Гозон, маркиз де Сен-Веран. Очень убедителен образ английского офицера-аристократа лорда Джона Грэя. Это человек порядочный и добрый, умеющий в решительные моменты думать только о деле, полагаясь на судьбу, и обладающий лишь одним «недостатком» с точки зрения «высоконравственного» британского высшего общества — у него нетрадиционная сексуальная ориентация. Случай предоставляет ему возможность побывать на театре боевых действий в Канаде, где его ожидают самые разнообразные приключения, в том числе двухнедельная рыбалка на островах реки Св. Лаврентия и её притоков в обществе индейца с такими же наклонностями. Здесь в двух смыслах в полной мере оправдывается поговорка — рыбак рыбака видит издалека. После этого «отпуска» он участвует в том самом коротком решающем сражении, итогом которого стало через несколько лет (в 1763 году) присоединение Квебека к Британской Империи.

Описание этого сражения могло бы стать одним из неплохих образцов батальной литературы, если бы его автором не была женщина. Здесь необходимо короткое пояснение. Англичане ночью втащили на почти отвесный берег реки 16 пушек с боеприпасами (и ещё 15 осадных орудий, впоследствии не понадобившихся) — труд, достойный суворовских богатырей. Французы утром, имея численный перевес и ничего не зная о замаскированных пушках, спокойно пошли в атаку, не сомневаясь в успехе. И тут по ним был произведён картечный залп с расстояния эффективной стрельбы из мушкетов т. е. с сорока шагов (!). Как раз в этом месте повествование даёт сбой подобный сеющему смерть залпу английских орудий, сбой просто таки самоубийственный. Одновременно с командой «пли!» английская пехота ринулась в атаку на находящихся менее, чем в сорока шагах, французов. «Залп был сокрушительным, земля была устлана телами». Британцам оставалось только добивать оставшихся в живых бегущих в панике солдат противника. В этом месте читатель натыкается на потрясающую фразу: «Британская артиллерия стреляла настолько быстро, насколько можно было перезаряжать пушки». Сразу же приходит в голову вопрос — в кого стреляла эта артиллерия? Конечно же в собственную атакующую пехоту, которая, пробежав эти сорок шагов за несколько секунд, завершала разгром, продлившийся «менее четверти часа». Как можно до такой степени не понимать, что ты пишешь (хочется сказать — несёшь), у меня не укладывается в голове. А ведь это совсем просто — закрой глаза на пару минут и представь перед своим мысленным взором (уж извините за штамп) картину боя. Но куда там, ведь даже намного более простая сцена и та написана с грубой нестыковкой. Это сцена дуэли на первых страницах. В тексте ясно сказано, что Грэй хотел выстрелить вверх, но его «рука на миг утратила контакт с его разумом»*, и запястье опустилось. Палец надавил на спуск, и он «еле успел отвести дуло в сторону, и прогремел выстрел». В конце повести читатель с изумлением узнаёт, что «пуля взлетела вверх почти вертикально, а потом поразила мистера Николса сверху [...], не причинив особого вреда.»

Складывается впечатление, что Автор или куда-то торопится (в кассу за гонораром?) или просто плохо соображает. Судя по повести этой же Дианы «Девственники», последний вариант ближе к истине.**

Интересно, что никого из авторов предыдущих отзывов не удивили замеченные мной странности, а вот то обстоятельство, что в повести нет ничего фантастического, почему-то вызывает недоумение. Но этот жанр называется «реализм», и составители предупредили читателя в аннотации, что в антологии представлены авторы, пишущие в разных жанрах.

*) Дуэль происходит почти сразу же после тяжёлого поражения Грэя разрядом электрического угря. Здесь у меня есть сомнения в том, существовало ли в среде богатых бездельников на самом деле такое удивительное развлечение, очень красочно и убедительно, на первый взгляд, описанное в повести. Не нахожу ответа на вопрос — что в доме английского аристократа могло бы послужить в качестве заземления? Ведь если последний человек в цепочке ни за что подобное не возьмётся, то никакого удара током угорь не нанесёт. В воде это работает (и должно было привести к сильному поражению током руки Грэя, которой он схватил угря, но по воле автора не привело), поскольку вода отличный проводник, а в лондонском особняке были ли тогда ну, например, громоотводы? Автор ничего об этом не сообщает, возможно, не придавая значения пустячным деталям и, очевидно, не понимая, что в данном контексте это не пустяк.

**) В конце этой повести два шотландца заступаются в таверне за служанку. Один из них душит насильника-француза, а другой, помогая другу, ухитряется убить эту самую девушку ударом кинжала в сердце. В тексте упоминается окровавленный именно шотландский кинжал. После этого идиотизма следует не меньший — тот, в руке которого был этот кинжал, пытается заставить исповедаться того, который убил француза, сам же от исповеди отказывается.

«Когда в делах — я от веселий прячусь, / Когда дурачиться — дурачусь, / А смешивать два эти ремесла / Есть тьма искусников, я не из их числа.»

Грибоедов «Горе от ума».

Авторство Шекспира не доказано, тем не менее, как убеждённому рэтлендианцу, мне хотелось найти в этой книге аргументы в пользу авторства Роджера Мэннерса. Собственно говоря, уже в панегириках дан ответ — Кориэт в одном из них (у Кирхнера) назван человеком, успешно выполнившим некую дипломатическую миссию в Дании, в другом (Бен Джонсон) прямо упоминается некий Роджер, на месте которого оказался «Правдовещатель Том». Интересно было найти и другие подобные зацепки. Должен признаться, что читать её я начал с середины, с описания Венеции, т.е. с наиболее интересных заметок. И почти сразу в рассказе о лестнице Гигантов наткнулся на следующее: «Наверху лестницу венчают две великолепные статуи. Справа по ходу стоит длиннобородой Нептун на дельфине, выныривающим из под его ноги, а слева Паллада в роскошном шлеме на голове.» [сохраняю не свойственную мне орфографию перевода — mr_logika] (очень похожие статуи украшают также и входной портал Арсенала). К указанию части тела, на которую надет шлем, я ещё вернусь, а сейчас отмечу лишь то, что, во первых, Нептун стоит не на дельфине, а над ним, касаясь его морды левой рукой, во вторых (и это не лезет ни в какие ворота), слева не Паллада, а Марс (!), он почти полностью обнажён и вообразить, что это женская фигура, может разве что инопланетянин. И ни один из четырёх докторов наук, перечисленных на обороте титульного листа, не дал поправку в сноске, как это часто встречается в книге по поводу намного менее крупных неточностей*. Есть в книге одна необъяснимая накладка. Описывая Монетный двор, Автор пишет, что у «первых ворот вас встречают две белокаменные статуи огромных страшных титанов с булавами...». Но от фасада Монетного двора всего несколько шагов до воды, никаких огромных статуй там нет и не могло быть. Вместо того, чтобы исправить эту дезинформацию, коллектив, работавший над переводом, сообщает в сноске, что «это статуи Марса и Нептуна без булав, и изваял их Якопо Сансовино». Эта сноска гораздо лучше смотрелась бы около описания лестницы Гигантов, и каким чудом она попала на другую страницу, одному Б-гу известно. У меня в связи с этим возникло ужасное предположение — уж не перепутали ли уважаемые доктора наук вместе с Автором Монетный двор с Арсеналом?!!

Граф Рэтленд посетил Венецию в 1596 году и, видимо, полагаясь на память, не всегда записывал свои впечатления, а спросить у друзей в 1610-м году постеснялся (ну, ему же казалось, что он правильно помнит), друзья же, сосредоточившиеся на сочинении панегириков, книгу в рукописи прочитать не удосужились (этого нельзя сказать обо всех, судя по такому отрывку из одного панегирика: «Что из того, что ты прошёл полмира? / Хорош ходок, да с трещиною лира! / Прочтя твой труд внимательно и строго, / Поймёт любой: написан он убого.»), либо сами в Венеции не бывали. А учёным комментаторам ведь ничего не стоило по примеру Ийона Тихого произвести осмотр на месте, или, в крайнем случае, воспользовались бы одним из десятков альбомов с видами Венеции...Это мой первый и последний совет этим господам на будущее.

В общем, мне стало ясно, что точности в описаниях от этих путевых заметок ожидать не следует. И вот ещё не столь существенная, но ошибка, не исправленная издателями. Сообщая об установленных на площади Сан Марко колоннах, Автор пишет, что они мраморные и привезены из Константинополя, когда венецианцы вместе с крестоносцами ограбили город (это было в 1204 году). На самом деле они гранитные и привезены из Сирии в 1127 году, задолго до разграбления Константинополя.

Теперь несколько слов о шлеме на голове. Вот две цитаты из «Похвального слова путешествию» Германа Кирхнера (у Гилилова — Киршнер): «...собрать пожитки, натянуть башмаки, надеть прогулочную шляпу на голову и расправить крылья...»; «... прирождённый военный, в шлеме на голове, в латах, и знает, как управляться с мечом...». Эти два указания, как нужно употреблять шляпу и шлем (и здесь шлем) подтверждают, пожалуй, гипотезу о том, кто такой этот Кирхнер — не он ли и есть Томас Кориэт (эта фамилия приведена на сайте неправильно, в книге — Кориэт)?** Этого, разумеется, мало, чтобы что-то доказать, но выглядят такие обороты речи как-то не по-логодедаловски.

Столь же странно читать и вот это: «Когда я вошёл во двор Santo со стороны еврейской улицы, то увидел незабываемое, чтобы не сострить, а именно прекрасную бронзовую статую Гаттамелаты...». Какое слово тут должно стоять вместо «сострить»? Соврать? Тоже не годится. Ну а вот это кто написал: «...я мало что могу сказать об этом прекрасном и красивом городе»? А вот ещё: «Дворец Дожей квадратный, но вытянут в длину больше, чем в ширину.» Это написано гуманистом эпохи Возрождения? На шекспировский этот стиль мало похож, и я знаю, какую характеристику дал бы ему Михаил Зощенко. Это определение бессмертно не в меньшей степени, чем не вызывающие сомнений произведения Шекспира.

Известно, что книги начала 17-го века, издаваемые в Лондоне (про другие центры книгопечатания не знаю), содержали много опечаток (например, издание Сонетов 1609 года). Книга, о которой я сейчас пишу, содержит неимоверное их количество, особенно для такого мемориального издания. Выше я привёл два примера (и могу привести ещё двадцать два), добавлю только такие никогда не встречавшиеся мне орфографические редкости, как Апиллес вместо Апеллес, Эннеида вместо Энеида, нечто ужасное в виде имени короля в творительном падеже — «королём Иаковым» и венец всего этого нагромождения — «...тонкий лингвист и неумный путешественник» (это об авторе одного из панегириков Лоренсе Уитакере; что в оригинале, догадайтесь сами). Короче говоря, не стоило бы в начале 21-го века подходить к изданию книг так, как это делалось 400 лет назад, благо технические возможности для этого появились.

Переводчик С. Макуренкова пишет: «Человек, с которым предстоит путешествовать — милый и приятный собеседник. Он терпим, впечатлителен и милосерден.» В двух последних качествах сомнений нет. Что же касается терпимости... Вот что Автор сообщает о греках: «Мужчины и мальчики носят длинные волосы, как больше никто в Венеции. Мода неподобающая и подходящая только головорезам». Это ещё цветочки. Вот ягодки-выдержки из рассказа Автора о его беседе с раввином в еврейском гетто Венеции. « ... я решился призвать его оставить еврейскую религию и перейти в христианскую веру, вне коей он будет навеки проклят. [...] В конце он был раздражён на меня, ибо я плохо отозвался о несуразностях в их обрядах. [...] ...пока мы обменивались с ним зажигательными речами, вокруг собралась толпа ... евреев. Некоторые стали вести себя вызывающе и угрожать мне, ибо я дерзнул оспорить их религию.» Автор спасся от расправы благодаря двум английским джентльменам, случайно проплывавшим мимо в гондоле. Если это терпимость, то что такое тогда религиозный фанатизм и элементарная глупость? Уже через два года после посещения Венеции Шекспир является автором 12-и пьес, которые кажутся написанными мудрым и знающим жизнь человеком. Удивительно быстрая перемена личности. Неправдоподобно быстрая. К этому можно добавить характеристику, данную Кориэту его другом Ричардом Мартином, «златоустом и превосходным лингвистом», в рекомендательном письме к Послу Британии в Венеции сэру Генри Уоттону. Перевод письма вызывает вопросы, но интересующее меня сейчас место вполне понятно: «Во первых, В ДОРОГЕ ЗАМЕНЯЕТ ПОВОЗКУ***, он лучше, чем голландская телега. Во вторых, он универсальный самозванец. В третьих, среди своих друзей он бесконечен и непреходящ.» Это явная насмешка и гораздо легче совмещается с образом скандалиста из гетто. Действительно похоже на нелепого шутоподобного Кориэта, и совершенно незачем было Макуренковой писать о Кориэте так, как можно написать только о самом Шекспире. Но она-то уверена, что Кориэт это Шекспир. Не рано ли?

Человек, который всё время измеряет шагами и футами городские площади и расстояния то между стенами залов и комнат, то между колоннами, которые ещё и пытается время от времени обнимать, как будто его преследуют летающие змеи, человек, который всё время считает колонны, обрамляющие различные галереи (сосчитать 152 колонны — шутка ли?), — такой человек выглядит довольно смешно. А человек, который, говоря, что желает воздать должное замечательному певцу, не называет его имени, или который, приводя в качестве примеров великих конных памятников статуи Коллеони и Гаттамелаты, не называет имён их создателей****, а, восхищаясь венецианскими дворцами и храмами, не упоминает ни Палладио, ни Санмикели, ни Бона выглядит просто неприлично, и даже не хочется ломиться в открытую дверь, доказывая, почему это так*****. Тут Автор «Дневника...» явно переборщил в своём стремлении выставить себя шутом, если этот Автор в самом деле Шекспир. Не спасает даже его хороший музыкальный вкус.

Так какой же можно сделать вывод? Шекспир — галопом по Европам? Может быть, поверхностность описаний, легковерие и неумение провести границу между шуткой и глупостью объясняется возрастом путешественника (20 лет)? А, готовя записки к изданию через 10 лет, граф махнул на всё рукой — автоэпитафия же, ну что тут мелочиться, пусть остаётся, как было? Илья Гилилов очень убедительно обосновал авторство «Дневника...». Только Рэтленд. Но Илья Менделевич пишет о полном Кориэте, а обсуждаемая здесь книга это только первый том «Дневника...». (Гилилов сообщает, что Кориэт «открыл англичанам многие работы Палладио, первым не только в Англии, но и в Европе обратил внимание на такие его творения, как базилика и ротонда в Виченце.» Гилилов читал дневник в оригинале, в обсуждаемом здесь переводе Кориэт лишь обещает рассказать о Виченце, но обещания не выполняет. Неужели описание Виченцы переводчиком просто опущено?). Да, местами кажется, что Шекспир не мог такое написать, но нужен, во-первых, хороший перевод (этот сделан, похоже, наспех) и, во-вторых, окончание записок Кориэта, в том числе упоминаемая Гилиловым его переписка с европейскими учёными. Вдруг да выяснится когда-нибудь, что всё-таки автор записок Кориэт******, а вся история издания книги и появление панегириков не что иное, как большая шутка принца Генри. Не сохранилось разрешение на выезд Кориэта из Англии? Это ничего не доказывает, как и многое другое в этой головоломке. Подождём второго тома «Дневника...» тогда и продолжим разговор.*******

*) Мне встретилась только одна грубая ошибка, да и то не Автора этих путевых заметок, а Кирхнера (здесь не важно, это одно лицо или нет), которая была исправлена в современной сноске. Это утверждение, что «патриарх Иаков отправился в путешествие, дабы избежать домашнего предательства.» В действительности это было бегство от возможной мести за предательство, совершённое им самим. Возможно ли, чтобы Герман Кирхнер (или тот, кто скрывается за ним), «профессор красноречия и древностей в прославленном Университете г. Марпурга» ТАК знал Ветхий Завет? Ни на какое раблезианство или другого вида розыгрыш читателя это не похоже. Впрочем, как и Паллада вместо Марса.

Приведу ещё один пример того, о чём существует поговорка «врёт, как очевидец». Речь об изображении около входа во дворец Дожей «четырёх албанских аристократов, которые были братьями». Автор рассказывает красивую историю о том, как они умертвили друг друга попарно, и уверяет, что это правда. На самом деле это два античных барельефа из тёмного порфира, изображающие четырёх правителей Римской империи (тетрархов) Диоклетиана, Максимиана, Галерия и Констанция Хлора. Жители Венеции называют эти барельефы «Четыре мавра».

Есть в «Дневнике...» места, которые трудно назвать иначе, как полной ахинеей. Это, например, описание игры в «летающий мяч» (устройство, которым подбрасывается мяч, представляет собой деревянный круг размером во всю руку, да ещё с шипами) в сочетании с приведённой на с. 145, очевидно для пояснения, гравюрой, где у игроков нет никаких кругов, а изображённый крупным планом игрок держит в руке теннисную ракетку (тогда уже играли в теннис, об этом Кориэт упоминает в другом месте «Дневника...»). Ещё пример. «Магистратов всех уровней избирают демократически весьма необычным и странным образом. На возвышении ... устанавливаются три урны ... В боковых урнах находится много серебряных шаров и несколько золотых, в центральной то же самое, но их поменьше. Лица избираются согласно распределению полученных шаров. Вся процедура выглядит очень изысканно...». Это называется описанием процедуры выборов. По моему, дальше ехать просто некуда!

**) Среди панегиристов не было Уильяма Шекспира и этим Шекспир «выдал себя с головой» пишет С. Макуренкова во вступительном слове. Не факт. Граф Рэтленд ко времени издания «Кориэтовых нелепиц» был уже тяжело болен и, может быть, не успел написать панегирик, но более вероятным мне кажется, что ему было просто неловко писать панегирик самому себе и он ограничился текстом под псевдонимом Герман Кирхнер, сочтя это достаточным для конспирации. А то, что панегирик произведению Тома Кориэта написал сам Кориэт, соответствует образу этого человека.

***) Выделенные мной слова даны в тексте на латыни с переводом в сноске.

****) Пара слов в связи с этим более чем странным умолчанием. Не называя в «Дневнике...» Андреа Верроккьо, его Автор лишил себя возможности рассказать своим соотечественникам замечательную историю, связанную с созданием памятника Коллеони, историю, которую в Венеции не знали, может быть, только обитатели городского дна. И ведь Рзтленд побывал в Венеции ровно через 100 лет после официального открытия памятника. Что же это за путешественник, который вместо интереснейшей правды втюхивает читателям заведомую ложь типа легенды об албанских братьях? Не зовут ли его Томасом Кориэтом?

*****) Из великих художников названы лишь Тициан, Тинторетто, Сансовино. Упомянут ещё малоизвестный резчик по дереву Альберт де Брюль. Например, когда он пишет о церкви Иль Реденторе, построенной в ознаменование избавления города от чумы (эпидемия 1576 г.), то даже и здесь не упоминает её автора Андреа Палладио. Ну, а чего ждать от двадцатилетнего оболтуса? Вернее, оболтусов, т. к. Кориэт и Рэтленд практически ровесники. У меня сложилось впечатление, что Автору вообще безразлично, что в Венеции, да и где угодно, кем построено, изваяно и написано на холсте или штукатурке, он просто не разбирается ни в живописи, ни в скульптуре, ни в архитектуре, а все его рассуждения об этих искусствах (а он, если это Рэтленд, магистр искусств) весьма поверхностны.

******) Есть одно существенное соображение в пользу авторства как раз не Кориэта, а Рэтленда. Путаница с Палладой и Марсом это ведь не в насмешку, это действительно ошибка. И её не мог сделать Кориэт, если он путешествовал в 1608 году, т. е. совсем недавно. Значит он таки не был в Италии в это время, а ошибся Рэтленд, со времени поездки которого прошло больше 10-и лет.

Как в таком случае объяснить идиотское поведение Автора в еврейском гетто? Очень просто — весь этот эпизод целиком выдуман. Таким образом кандидатура Рэтленда перевешивает и суд присяжных уже мог бы вынести ему вердикт «виновен», что означало бы «ты Автор этой крайне неаккуратно написанной книги, этой неудачной попытки совмещения несовместимого». Возможно, в каком-нибудь неисследованном архиве найдётся когда-нибудь признание обвиняемого.

*******) Одна из веских причин для ожидания второго тома «Дневника...» такова. На стр. 220 Автор объявляет о намерении рассказать («теперь я расскажу») об оставшихся четырёх городах Италии, которые он посетил. После этого следует очередная нелепица — вместо четырёх перечислено семь городов, в том числе, почему-то, Падуя. А главное не это, а то, что никакого рассказа так и нет! То ли Автор мгновенно забыл о своём обещании, то ли этот рассказ об итальянских городах появится в описании путешествия по Германии, что вполне в духе всей книги, производящей в целом впечатление холодного «душа из града», как выразился Автор, описывая погоду в Венеции «первого июля в пятницу».

PS. Резюме. Приведены интересные аргументы как в пользу авторства Кориэта, так и в пользу авторства Рэтленда, что ни на йоту не приблизило нас к истине. Но наши цели ясны, задачи определены.* За работу, товарищи шекспироведы!

*) Ставилась ли такая, например, задача — поискать в датских архивах, не написала ли чего-нибудь о Шекспире королева Анна, жена Иакова I, своему брату Кристиану IV, датскому королю, которому граф Рэтленд вручал орден Подвязки?

Рассказ среди огромного их количества у Саймака занимает безусловно одно из первых мест. Отчасти потому, что написан он на тему столь животрепещущую, что трудно найти автора-фантаста в ней не отметившегося. О проблемах связанных с бессмертием и отношением к нему людей, получивших от природы этот дар, и остальных простых смертных, среди которых им приходится жить писали Фармер и Андерсон, Хайнлайн и Желязны, Юрий Никитин и...пожалуй, остановлюсь, ибо это перечисление может оказаться непозволительно длинным. Но вот чего я не смог вспомнить, так это того, чтобы бессмертный был одинок всю свою практически бесконечную жизнь. У Андерсона в романе «Челн на миллион лет» этих людей не так уж мало и они находят друг друга. У Желязны в «Хрониках Амбера» все бессмертные принадлежат к одному роду. У Фармера Властители тоже не одиноки и жизнь они ведут очень бурную и полную опасных приключений. То же и у Никитина (Олег). Есть одно исключение — это повесть Фармера «Последний дар времени», но жизнь героя этой повести описывается им самим очень кратко и как он решал свои проблемы, остаётся неизвестным.

Интерес человека к проблемам бессмертия выразился в том, что он создал бессмертными своих богов в том числе и для того, чтобы посмотреть (это отразилось в мифах), как они будут жить, обладая таким качеством. Но и боги не были одиноки, в любой мифологии их десятки.

Герой рассказа «Грот танцующих оленей» прожил в одиночестве около 22-х тысяч лет, не считая молодости, когда он, скорее всего, был таким же, как все, и имел семью. К тому времени, когда он уже мог бы попытаться начать нормальную жизнь, т. е. стать, например, учёным-историком, что упростило бы его жизнь (тем более, что он не нуждается в деньгах и мог бы покупать новые документы*, когда приходило бы для этого время), он уже начал медленно сходить с ума. Луи всё время кажется, что уже пора уходить, а это — синдром революционера-подпольщика в чистом виде. Очевидно, что он долго не протянет (две-три тысячи лет, не больше), если Бойд не найдёт способа ему помочь. А хочется верить, что найдёт.

Саймак доказал этим рассказом, что бессмертие в одиночестве человеку не по плечу, доказал вообще-то говоря нечто очевидное — человек не Бог. Но сделал он это очень хорошо.

В заключение — ложка неприятной субстанции. Досадно (мягко говоря) бывает, когда в произведении, которое кажется вот-вот попадёт с твой личный список шедевров, обнаруживается вдруг нечто, на мой взгляд, недопустимое для большого Мастера, а именно, элементарный ляп. Я в этот момент почувствовал себя так, как если бы уронил и разбил амфору с вином из Спарты, где долго жил когда-то Луи. «Я ничего не планировал, — говорит Луи — когда оставил в гроте свои вещи. Свирель, конечно, выдавала меня сразу, и я надеялся, что ты, по крайней мере, заинтересуешься. Хотя здесь, у костра, ты ни словом не обмолвился о находке, и я решил, что шанс упущен.» Автор, видимо, забыл, что несколькими страницами раньше, когда Бойд вышел из пещеры с палитрой и свирелью, «на каменном уступе рядом с пещерой никого не было: Луи ушёл по своим делам в деревню...». Ну, т. е. не было никакого разговора у костра после обнаружения Бойдом палитры и свирели. Закончив чтение рассказа, я сравнил свои ощущения с переживаниями той девы из Царского Села, которая в вечной печали сидит около разбитого сосуда, в руке «праздный держа черепок». Это не ошибка переводчика, так ошибиться невозможно, амфору разбил всё-таки Автор и хорошо, что где-то в верхней части и всё содержимое не вытекло, т. е. ляп не настолько грандиозен, но максимальную оценку уже не поставить.

*) В наше время можно купить любой документ, неважно, диплом это или автомобильные права или свидетельство о награждении орденом Почётного легиона.

PS. Рассказ почти не содержит следов работы над ним современных профессионалов книгопечатания. Но как же это — совсем не напортачить? И напечатали таки в одном месте, что баски убили и ограбили рыцарей Карла Великого в 1778 году. Спасибо, что хоть в другом месте дата верная (у меня сборник «Прелесть» ШФ, 2003 г.)

Книга оставила неоднозначное впечатление. С одной стороны почти гениальная космоопера (и была бы ещё ближе к гениальности, если бы чуть поменьше внимания уделялось в ней верблюдам), с другой стороны обидно за Азимова, от цикла которого Кингсбери отошёл значительно дальше допустимого (так далеко, что вышел из него совершенно*), и ещё больше обидно за несчастных терранских сапиенсов, наших потомков, кажущихся в романе недочеловеками. Даже гипердвигатель изобретён не на Терре (Земле), а в неизвестной (сейчас) системе Эты Куминги** какими-то ракообразными негуманоидами, умудрившимися необъяснимым образом породниться с людьми, вероятно, после завоевания ими нашей планеты. Эти завоеватели оставили массу похабных автографов на стенах архитектурных памятников Терры, как это сделали когда-то наполеоновские солдаты в Италии.

Кингсбери не просто вышел далеко за рамки азимовского цикла, мир его романа это альтернативная вселенная. Во-первых, у Азимова в Галактике живёт только одна разумная раса; во вторых, в мире Кингсбери реально существовали R.U.R., придуманный Чапеком и Америндия, придуманная Фармером. Выходит, мир «Психоисторического кризиса» это т.н. вторичный литературный мир по отношению сразу к трём авторам-фантастам.

Приведу ещё одно очень убедительное доказательство альтернативности мира Кингсбери. Дело происходит на Терре в маленьком городке на месте старого Бремена. «...местный учитель танцев даже нарядил своих танцоров в чёрную форму эсэсовских суперменов, на которой красовалась жёлтая пятиконечная звезда норвежского бога Давида, которую все подданные Третьего рейха должны были носить в знак своего расового превосходства.» Здесь всё поставлено с ног на голову, и, думаю, это можно не комментировать.

Всё это ни в коем случае не есть плохо, но, похоже, что написать что-либо достойное Азимова, не выходя из заданных им рамок (психоистория существует только как отрасль математики; Галактика развивается по пути, выбранном Голаном Тревайзом; жизнь на Земле невозможна), в настоящее время не может никто.

В анализируемом романе есть некоторые моменты, делающие его интересным с точки зрения футурологии. Например, кажущееся парадоксальным утверждение Автора, что организация обучения в университетах не изменилась «с тех пор, как первые гомо сапиенсы избрали в джунглях первого профессора.» Каждый, получивший очное высшее образование, по-моему, оценит эту шутку, как содержащую значительную долю правды. В романе упоминаются вскользь такие свидетельства научно-технического прогресса, как фотоцитра — музыкальный инструмент «со струнами из лазерных лучей», карманный генный преобразователь, гарантирующий «необратимое изменение цвета волос или кожи»***, говорящая собака, наконец. Самое главное это, конечно, пам — персональный суперкомпьютер, подключаемый к мозгу через психозонд. Это изобретение изменило жизнь людей не менее радикально, чем начало эксплуатации гиперпривода.

Роман в целом очень серьёзный, поэтому редко встречающиеся проявления авторского юмора очень заметны. Но вот эта шутка показалась мне неудачной — фамилия Шекспир, через 70 тысяч лет звучит как СпирШейкер (?!). Почему пострадавшим оказывается один только Шекспир, а Эдуард Гиббон и Вергилий пребывают в полной сохранности, т. е. их имена звучат так же, как сейчас? Хотя читают этих Великих предков единицы из ста с лишним квадриллионов жителей Галактики, но важно то, что любой, интересующийся историей, может приобрести (если хорошо поищет) всё, что угодно. Это тоже футурологическое предсказание — книги, пусть и не бумажные, но очень похожие на современные, сохраняются как явление культуры даже в таком трудно вообразимом будущем.

Почему Автор вставил в свой роман такой мощный упрёк терранской (т.е. нашей) цивилизации, как упоминание об очень большом количестве находимых на Терре при раскопках черепов с пулевым отверстием в затылке? У меня нет ответа, хотя я и знаю, кто практиковал такой способ массовых расстрелов. Почему тогда, упоминая об эсэсовцах, он говорит только о танцах одетых в эсэсовскую форму артистов, не говоря ни слова о каких либо других «увлечениях» этих древних «воинов»? На этот вопрос у меня тоже ответа нет.

*) Роман написан намного позже заключительной дилогии Азимова, но не содержит никаких следов Геи и гермафродита Фаллом, а чудовище, в которое Автор превратил Дэниела Оливо, назвав его Дэнни-Боссом, это неприкрытое издевательство над всей основной темой творчества Азимова. Остроумная пародия на три закона роботехники (Петуния вводит их в пам Эрона Оузы, превращая его тем самым в своего раба) Азимову, мне кажется, могла бы даже понравиться, несмотря на заявление Эрона, что такое могла придумать только женщина.

**) В романе упоминаются созвездия, которых нет на современном звёздном небе, наблюдаемом с Земли. Это естественно, т. к. Автор пользуется картами Галактики, составленными астрономами столицы Второй Империи; привычными земными терминами (Орион, Персей) на этих картах обозначены целые рукава галактической спирали. Но в Галактике существуют приборы, демонстрирующие карты того звёздного неба, которое можно видеть с любой обитаемой планеты в любой исторический период.

***) Интересно, что изменения необратимы, т. е. в дальнейшем преобразователь уже не поможет. Став чёрным, уже нельзя будет стать снова белым, но можно ли стать голубым или зелёным — неизвестно.

«...Кажется, эта вещица самая отталкивающая из всего, что я до сих пор печатал, правда?»

В Набоков. Из письма М. Алданову. (1941 г.)

Этот фантастический рассказ содержит загадку, разгадать которую полностью едва ли возможно, но почему бы не попробовать... Художник рассказывает своей недавно умершей жене о необыкновенном происшествии случившемся с их общим знакомым, которого зовут Адам Ильич Фальтер. Этому человеку открылась какая-то истина, поставившая его вне человеческого рода и полностью его изменившая. Открылась эта истина ему неожиданно (ничего подобного он и предполагать не мог) и это произвело на него совершенно ошеломляющее воздействие, выразившееся в нечеловеческих воплях, издававшихся им непрерывно в течение, минимум, пяти минут. Даже от описания этих жутких криков мороз идёт по коже, а каково было слышать это находившимся поблизости людям, представить могут разве что врачи родильных домов. Автор никак не объясняет причину этих более чем душераздирающих нечеловеческих звуков, приводя только слова Фальтера, что тому открылась некая истина, «которая заключает в себе объяснение и доказательство всех возможных мысленных утверждений.» Он назвал это «ударом истины» и этот удар доставил ему крайне болезненные ощущения, отсюда и такая реакция. Что это за истина, так и остаётся загадкой. Итальянский психиатр, сумевший недавно выведать эту истину от Фальтера, сразу же умер, как показало вскрытие, от разрыва сердца. Фальтер выразил это проще, сказав, что его собеседник умер от удивления. Но художник, тяжело переживающий смерть жены, решил рискнуть и тоже попробовать узнать эту тайну. Ему это не удалось, т. к. Фальтер не желал повторения недавней истории и не хотел опять беседовать с полицией. В разговоре художника с Фальтером Автор даёт некоторые зацепки, позволяющие если и не сформулировать эту страшную истину точно, то хотя бы получить о ней довольно таки непротиворечивое представление.

При первом взгляде на Фальтера художнику показалось, что из него «вынули душу, но зато удесятерили в нём дух», а в его облике, «в неприятном сытом взгляде, даже в плоских ногах...[...]...чуялась какая-то сосредоточенная сила, и этой силе не было никакого дела до дряблости и явной тленности тела, которым она брезгливо руководила.» Уже здесь почти всё становится ясно, но проследим и за другими намёками Автора. В рассказе молчаливо предполагается, что у человека есть душа. Когда человек умирает, душа, как принято считать, покидает тело с последним выдохом, и в этот момент человек, умерший за мгновение до этого, ничего не чувствует. Можно ли себе представить ощущения живого и вполне здорового человека, душа которого расстаётся с его телом под действием какой-то неведомой силы? По моему представить это невозможно, но с той или иной степенью правдоподобия (а где здесь критерии правдоподобия?) такие попытки в литературе имели место. Изображение этого процесса Набоковым на мой взгляд одно из самых удачных. Итак, душу из Фальтера вынула и выбросила на просторы Вселенной (или попросту в Лимб) некая непредставимо могущественная сила, занявшая своей небольшой частью место этой души. Эта новая сущность (или её часть) сначала ничего не знает о мире, в который попала, и Набоков пишет об этом так, что истина представляется совсем уж лежащей на поверхности повествования. «Это был человек, как бы потерявший всё: уважение к жизни, всякий интерес к деньгам и делам, общепринятые или освящённые традицией чувства, житейские навыки, манеры, решительно всё.» Далее следует очень интересное описание поведения Фальтера, вроде бы и свидетельствующее о ненормальности, но это ненормальность человека набирающегося опыта, изучающего мелкие нюансы окружающей действительности; так ведёт себя годовалый ребёнок.

Что же это за сила? В разговоре с художником Фальтер «среди всякого вранья» и увёрток от ответа «нечаянно проговорился — всего два-три слова, но в них промелькнул краешек истины», прошедший мимо внимания собеседника, который ведь не стенографировал ответы Фальтера и вполне мог забыть этот момент. Но мы-то, читатели, легко можем заглянуть на несколько страниц назад, в то место рассказа, где художник напоминает жене о каком-то писателе, заказавшем ему серию иллюстраций к поэме «Ultima Thule», только что им написанной. Где в тексте первый раз встречается название рассказа, там и надо искать (мальчик-с-пальчик разбросал белые камешки). И находим. Художник напоминает жене, что в то время «ты уже не вставала с постели и не могла говорить, но писала мне цветным мелком на грифельной дощечке смешные вещи вроде того, что больше всего в жизни ты любишь «стихи, полевые цветы и иностранные деньги». Когда Фальтер рассказывает об ударе истиной, у него проскальзывает такая фраза: «Можно верить в поэзию полевого цветка или в силу денег, но ни то ни другое не предполагает веры в гомеопатию или в необходимость истреблять антилоп на островках озера Виктория Ньянджи*». Здесь то, что было написано умершей женщиной, ловко затмевается упоминаниями о таких очень далёких и от того, что она писала, и друг от друга предметах, как гомеопатия и антилопы; это можно назвать заметанием следа или, говоря языком, понятным любому инженеру, уменьшением соотношения сигнал-шум.

Вспомним, кто ещё обладал способностью знать всё, что происходило когда-либо (и даже, что произойдёт!) с любым случайно встреченным прохожим или, например, театральным зрителем и не только с ним, но с кем угодно из его знакомых; кто имел «ключ решительно ко всем дверям и шкатулкам в мире». Это герои завершённого М. Булгаковым в 1940-м году романа «Мастер и Маргарита»**. Каждый может перечитать главу о выступлении группы Воланда в Варьете. Правда, Коровьев и Бегемот умеют и многое другое, их возможности практически безграничны***, поэтому я и утверждаю, что в теле Фальтера находится только часть демонического духа.

Так что же, загадка Набокова разгадана? Похоже на то. Но почему я уверен, что никто не умрёт от удивления, прочитав всё написанное выше? Конечно, не потому, что на фантлабе уже давно никто ничему не удивляется. Просто у меня нет исчерпывающих и убедительных доказательств, а у Фальтера они были. Да и не верю я, как не верил художник из рассказа, в возможность разрыва сердца от удивления.

Некоторые второстепенные моменты в рассказе остались за пределами моего понимания. Какая, например, смысловая нагрузка у факта наличия у Фальтера двух сестёр, одна из которых полузабыта им и умерла где-то в другой стране, а другая ухаживает за «помешанным» братом? Зачем нужна первая из них, не имеющая для сюжета никакого значения? Что означают слова «повар ваш Илья на боку»? Какой-то каламбур? Всё это не нашло отражения в обширных комментариях в конце полного собрания рассказов (издание третье, уточнённое). Дело, вероятно, в том, что этот рассказ не самостоятельный, а глава из романа.

Можно только пожалеть о невозможности стать хотя бы на часок каким-нибудь Азазеллой — сделал бы операцию Пушкину, провёл бы эскадру Рожественского вокруг Цусимского пролива, не допустил бы убийства Столыпина, поговорил бы с Владимиром Владимировичем (даже и не с одним, а с тремя!)...смотришь — и жить стало бы лучше, в смысле веселее. Да только контора Мэнсфилда Эверарда не позволит.

*) Здесь ещё и сознательное запутывание читателя бессмыслицей, т. к. «ньянджи» это название языка одного из африканских народов.

**) Анализируемый рассказ написан в 1940-м году.

***) Как и у известного Набокову джинна, живущего в лампе Аладдина. Нужно только приказать.

На последней странице моего издания (Пушкинский дом, 2000г.) сообщается, что «сборник издан впервые в 1977 г. американским издательством «Ардис». Составлен он двумя эмигрантами Марамзиным* и Лосевым. Среди книг Льва Лосева (настоящая фамилия Лифшиц) есть и книга об Иосифе Бродском, вышедшая в серии «ЖЗЛ». В 1977 г. Лосев работал в «Ардисе» в скромной должности наборщика в типографии и, вполне возможно, лично набирал текст сборника. Это я к тому, что ему был точно известен состав издаваемой «Ардисом» книги. В целом сборник был бы вовсе даже не плохим, если бы не сосуществование в нём двух стихотворений, которые мне кажутся несовместимыми, хотя каждое из них в отдельности вполне на уровне всего творчества Бродского. Первое из них «Памяти Т. Б.» (1968 г.). Это отклик на странную смерть женщины в Финском заливе. «Чаек не спросишь, и тучи скрылись. / Что бы смогли мы увидеть, силясь / глянуть на всё это птичьим взглядом? / Как ты качалась на волнах рядом / с лодкой, не внемля из резким крикам, / лёжа в столь малом и в столь великом / от челнока расстояньи.» В этом реквиеме с философским оттенком поэт обещает погибшей почтить её память необычным образом — «Если сумею живым, здоровым / столько же с этим прожить я словом** / лет, сколько ты прожила на свете, / помни, в Две Тысячи Первом лете, / с риском быть вписанным в святотатцы, / стану просить, чтоб расширить святцы.» Не сумел, пяти лет не дожил. Между прочим, из последних строк следует, что погибшей было 33 года; кто она, я пока не знаю (предполагаю, что Татьяна Бек, но тогда непонятно, почему Бродский говорит о 2001 годе; Татьяне в 1968 г. ещё не было 20-и лет), но это сейчас не важно. А важно то, что в этом же сборнике есть и стихотворение «Император», где легионер стоит «битый час» на страже возле белой двери, «из-за которой слышится журчанье» и на которой красуется «большая золотая буква М». За дверью «Прозрачная, журчащая струя. / Огромный перевёрнутый Верзувий, / над ней нависнув, медлит с изверженьем.» Плохо императору, возможно, перебравшему на пиру, но и в таком состоянии он не может не думать о переживаемых империей трудностях.

Итак, прощание с молодой утопленницей, очевидно, очень хорошей знакомой, и здесь же мучения человека в туалете... Два литератора поместили это под одной обложкой, наверняка с согласия Автора. Ну, Б-г с ним, с Автором, а эти-то двое чем думали? Об эстетических принципах формирования поэтических сборников? О гармонии? Так написали бы предисловие, чтобы не было у читателя сомнений.

*) Об этом человеке очень интересно написал Владимир Соловьёв в «Романе с эпиграфами»:

«...назавтра после дня рождения Володя Марамзин обзванивал чуть ли не всех женщин, бывших у нас в гостях, и предлагал им свои мужские услуги — на этой почве у него был какой-то вывих, род недуга, ему казалось, что все бабы хотят лечь под него немедленно, и его телефонные предложения объяснялись даже не похотью — скорее вежливостью, своеобразным рыцарством.» Дальше ещё интереснее, но лучше прочитать весь роман, да и другие произведения Владимира Исааковича. Они того стоят.

**) Речь идёт о слове «умерла».

«Я перечитываю Куна / Весенней школьною порой. / Мне так понятен этот юный / Неунывающий герой, / За миловидной Андромахой / Плывущий к дальним берегам — / Легко судьбу свою без страха / Вручить всеведущим богам!» Это первые восемь строк (из 32-х) стихотворения и это второе стихотворение Городницкого, которому я поставил оценку, требующую комментария.

Андромаха, жена Гектора, сына царя Трои Приама, была дочерью Ээтиона — царя Гипоплакийских Фив (город в Мизии, не далеко от Трои). Никуда не надо было за ней плыть и никакие боги в подготовке этого брака участия не принимали. У Куна нет этих сведений, я эти и ещё некоторые подробности из биографии Андромахи нашёл у Грейвса, которого не мешало бы почитать каждому интересующемуся Греческой мифологией, в том числе и тому, кто не собирается делиться с широкой аудиторией своими познаниями в этой области. А тому, кто собирается, просто Зевс велел.

Есть у меня подозрение, что Автор плохо различает Париса и Гектора, почему и путает Андромаху с Еленой (между прочим, к моменту её похищения «неунывающим героем», матерью троих детей). Стихотворение прекрасно иллюстрирует, что спешить нужно только в некоторых исключительных случаях, которые можно пересчитать по пальцам одной руки. Работа с известными всем источниками в этом списке не значится.

Всю свою жизнь слушаю и читаю Александра Городницкого. Отношусь к нему с огромным уважением. Поэтому особенно обидно, когда в стихотворении безупречном по форме натыкаешься на глухую стену при попытке понять выраженную в нём мысль, т. е. уловить его содержание. Да, любая причастность к чьему либо бессмертию может быть приятной обыкновенному человеку. Так «правнуки Дантеса гордятся с Пушкиным нечаянным родством». Дантес приходился Пушкину свояком; нашему забору двоюродный плетень, конечно, но «какой ни есть, а всё-таки родня»*. Что же касается Сальери, то, насколько мне известно, он и Моцарт не были связаны родственными узами ни в какой степени. Поэтому потомки Сальери не имеют возможности гордиться нечаянным родством с Моцартом, и параллель здесь неправомерна. Кроме того, на самом деле Сальери не имел ни малейшего отношения к смерти Моцарта. Городницкий, основываясь на вымышленном отравлении Моцарта в трагедии Пушкина, проводит параллель с реальным событием — убийством Пушкина на дуэли. Но это ещё терпимо.

Александр Моисеевич как будто бы понимает, что с гордостью «нечаянным родством» «в равной мере» он хватил через край и пытается выкрутиться, говоря, что надо радоваться ЛЮБОЙ причастности к бессмертию. Но слово (родство) не воробей, и исправить уже ничего нельзя. Ставя себя на место Автора, я не нахожу ответа на вопрос — почему он не дал стихотворению «отлежаться», почему поспешил с напечатанием?

Как правило я не оцениваю те стихотворения хороших поэтов, в которых встречаю нечто, достойное осуждения, но для этого конкретного случая, совсем уж на мой взгляд неприемлемого, решил сделать исключение.

*) Поэту наверняка было известно, что дочь Дантеса любила стихи Пушкина, многое знала наизусть; в её комнате висел портрет Пушкина. И не с этим ли «комплексом нечаянного родства» связано её попадание в психушку?

В этом причудливом, как витраж, романе не так уж легко разобраться, как может показаться в начале чтения. Поэтому начну с классификации. Действие происходит в эпоху, соответствующую нашему позднему средневековью, но при этом в далёком будущем. В результате столкновения Земли с гигантским метеоритом (возможно, астероидом) изменилась земная география; всю среднюю часть огромного континента (очень похоже, что это была Евразия) теперь занимает океан. По берегам этого океана разбросаны государства, отдалённо напоминающие латинские на западе, славянские на северо-западе и что-то имеющее отдалённое сходство с нынешним индопакистанским регионом на юге и востоке. В эпицентре столкновения (в романе оно именуется Великим падением) появился некий кристалл — источник магической Силы, причём Дар управления этой силой есть почти у каждого жителя Земли (об этом говорит один из высокопоставленных волшебников из Университета). И вместе с тем эта Земля не наследница нашей теперешней планеты. В мире «Витражей» живут не только люди, но и эльфы с гномами, которых нет в нашем мире. Поэтому приходится считать мир, изображённый в романе, альтернативным нашему, ведь не появились же эльфы и гномы в качестве побочного эффекта Великого падения*. Тем не менее основные черты старого мира (до Великого падения) соответствуют нашей реальности. Прямо это не говорится, но, например, Папа Урбан V вспоминает, что «там, в прежнем мире, в тысяча сотом году уже был антипапа Теодорих», одним из элементов архитектуры нового мира остались атланты, военный фрегат называется «Святой Лука», а деньги — талерами и драхмами. А ещё сохранились такие понятия, как шариат и адат. Это, конечно, частности, но они позволяют прийти к однозначным выводам.

Почему «витражный» мир за почти две тысячи лет после Великого падения не открыт Америкой, которая, находясь на противоположной стороне планеты, должна была пострадать значительно меньше? Куда делись Австралия и Африка? Может быть, ответы на эти вопросы Автор даст в следующих книгах серии.

Теперь несколько замечаний по сюжету. В романе есть мастерски написанные и очень страшные эпизоды. Это, например, сражение с толпой покойников на острове Алтиной; но ещё красочнее, нагляднее описано сражение между армиями герцогов Милано и Чезаре, которое в действительности происходит между двумя волшебниками из Университета. Эта грандиозная битва магов, напоминающая о мифических сражениях олимпийских богов с титанами, заставляет посмотреть на волшебников с неожиданной стороны. Со временем они становятся всё меньше внутренне похожими на людей — огромные возможности при очень долгой жизни превращают их в монстров, легко обрекающих на страшную смерть массу народа, оправдывая это во первых, подготовкой ко второму Великому падению, о сроках которого им ничего не известно и, во вторых, наивной верой в то, что такая демонстрация приведёт к прекращению навсегда всех войн. Очевидно, что историю предшествующей цивилизации в мире «Витражей» знают лишь выборочно и в очень малом объёме.

Интересен также взгляд Автора на информационные войны, ведущиеся в придуманном им мире с помощью газет и слухов (других СМИ не существует). Способ, предлагаемый в романе для достижения победы в такой войне крайне прост — нужно найти заказчика и превратить его в союзника. Всего лишь! Вывод — в нашем мире, где нет Силы магической, победа правды над ложью возможна только при наличии очень большой военной Силы, что и подтверждается практикой.

Есть в романе часть (Центральный витраж), которую я считаю наибольшей удачей Автора. Это красивая и остроумная иллюстрация известной истины, заключающейся в том, что всерьёз допускать возможность построения Рая на Земле могут только идиоты. Этот же эпизод приводит к вопросам, правильный ответ на которые может обрушить всю конструкцию романа. Что представляли собой люди, первыми обнаружившие кристалл? Или даже только первыми ступившие на остров? Почему они не погибли? Интересно было бы услышать (или увидеть) возражения Автора на такой вариант ответа — остров Алтиной был открыт идиотами.

Ну и как обычно в заключение о тех необъяснимых, разбросанных по тексту перлах, делающих этот текст похожим на плохой перевод. Вот отрывок из одного разговора. Бывший капитан обращается к моряку: «Вспомни, я сам видел, как ты отказался от своей доли в улове Гнилого Зуба, потому что он ловил не на своём участке. Сколько ты потерял тогда, пятьдесят талеров?». Ясно, что отказался из сочувствия к пойманному за руку товарищу, а совсем не потому, что тот промышлял не там, где положено. Есть и «переводные ляпы» похуже. Команда фрегата состоит из экипажа и ста пятидесяти гренадеров т. е. сухопутных солдат (пехоты). Но почти сразу же гренадеры становятся гардемаринами и остаются таковыми до конца, когда сорок из них погибают в бою. Сто пятьдесят гардемаринов в одном экипаже это уже не просто неприятно, это ниже плинтуса. По чьей вине книга изуродована такими ляпами (есть ещё Марс с заглавной буквы, хотя это не имя собственное, а наблюдательная площадка на мачте корабля; есть восклицание «all!», с Марса, что-ли, упавшее**), трудно сказать. Помочь ответить на этот вопрос, мне кажется, может такое удивительное обстоятельство, как ужасающее враньё в датах. Например, в 1982-м году ушедший на пенсию Академик рассказывает (записывает свои воспоминания) о событиях 1669-го года; вспоминая визит к Папе, он пишет: «Монах-секретарь поставил на стол поднос с фруктами, хрустальный графин (не тот ли самый, из которого пил восемьдесят лет назад смертельно больной Урбан)...». Но о той, первой, встрече с Папой Академик совсем недавно рассказывал, что состоялась она в 1612-м году, т.е. не 80 лет назад, а 57 (!) и он упоминает, очевидно, хорошо ему запомнившийся (память прекрасная) факт — стоявший тогда на столе у Папы хрустальный графин лопнул во время процедуры дарования Папе бессмертия***. Другой пример. В 1982-м году Академик, начиная свои записки, сообщает свой возраст — 562 года (стало быть, год его рождения 1420-й). Немного дальше, излагая беседу с Папой, состоявшуюся в 1612-м году (он так и пишет — 370 лет назад), он сообщает, сколько лет ему было тогда (записывает свой ответ на вопрос Папы). И было ему тогда 262 года, из чего следует, что родился он в 1350-м (!). Вывод из этого всего — своё пренебрежительное отношение к читателю Автор (даты целиком на его совести, т. к. у Академика решительно нет причин для обмана) продемонстрировал без всякого стеснения. Может быть, слишком хорошо войдя в образ Волшебника.

И такое безобразие (отсутствие оглавления — прекрасный заключительный аккорд) творится при том, что в целом книга написана в хорошем стиле и довольно легко читается. Одно только удивляет — на протяжении всей книги меня не оставляло ощущение дежа вю. То ли читал что-то очень похожее, то ли в кино видел...Университет, где учатся по полвека, принцип распределения выпускников...Что-то знакомое. Но на оценке это не отразилось.

*) Самое убедительное доказательство альтернативности мира «Витражей» — гигантский летающий живой организм Охха-оллье. Такое существо может появиться только в результате очень длительной эволюции.

**) Это малыши кричат, и встречается в книге такое один раз. Действительно, плохой перевод.

***) Не тот ли это графин — ляп чисто авторский, т. к. ясно, что Академик этого написать не может. Он отлично знает, что не тот.

Человечество живёт в мире компьютеризированном до «мозга костей», достигло окраин Галактики, воспользовавшись научными достижениями сверхцивилизации, но состоит это человечество почти сплошь из дебилов, которые, заполнив различные Комиссии и Советы, управляют всей жизнью на планете. Общество недалёкого будущего описано очень бегло, и трудно разглядеть за этими скупыми штрихами, что же там — утопия или антиутопия. Но вскоре читатель узнаёт, что практикуются эксперименты на людях, и в случае неудачи подопытный экземпляр уничтожается, одноклассникам же сообщается, что он переведён в другую «школу». Т. е. не просто на людях, а на детях, школьниках (!). Таким образом, ответ на только что заданный вопрос приобретает чёткие и однозначные очертания. Специалисты на Земле, разумеется, есть, куда же без них. Один из таких специалистов, историк, алкоголик, но незаменимый человек (пережитки советской организации производства) разгадывает загадку одной из обнаруженных в космосе цивилизаций, приземлившись на её планете. И что же он получает в награду? Абсолютно непредсказуемая развязка! Автор умудрился глубоко вникнуть в процесс принятия решений теми, кто имеет соответствующие права, сумел поставить себя на место почти клинических идиотов, которые уничтожают посадочный модуль совершившего подвиг историка вместе с ним самим. Последний раздел рассказа, где приводится очень короткий диалог историка с Создателем, вообще ничего не проясняет и неизвестно зачем написан.

Не спасает положение ни юмор, которого, правда, кот наплакал, ни китайские стихи, которых могло бы быть и побольше, т. к. именно они и представляют в рассказе наибольшую ценность.

В рассказе есть несколько строк, имеющих отношение к футурологии, и было бы замечательно, если бы Автор ограничился этим и не стал бы изображать на основе своих предположений мир, напоминающий что-то среднее между концлагерем и дурдомом. Интересно, что напечатан этот «шедевр» совковой фантастики под одной обложкой с рассказами Брэдбери, Шекли и Азимова, а фамилия составителя предусмотрительно отсутствует.

Исходя из маловразумительного (здесь явно перевод оставляет желать лучшего) полустраничного вступления к рассказу, можно представить следующее:

Вымирающая земная цивилизация, существовавшая в очень далёком прошлом, заключила некое соглашение с другой высокоразвитой цивилизацией, разведчики которой высадились на Земле. Земляне (вымирающие) «готовили Землю к приходу следующей расы». Как готовили, Автор не сообщает. Но и «чужаки не бездействовали — они покрыли половину планеты городами, населёнными великим множеством незрячих, фантастических рабов». Так эта «старшая цивилизация» готовилась к предстоящему в будущем вступлению «во владение давно утраченным наследством.» То есть в этом и заключалось соглашение — вы тут вымирайте спокойно дальше, а мы подготовимся к переселению на Землю в будущем, для чего обеспечим защиту Земли от завоевания кем-либо ещё. Этими потенциальными завоевателями через сорок миллионов лет оказались марсиане.

В дальнейшем рассказ всё больше становится похожим на пародию*. Марсианский разведчик Кервак Тетон, принятый в Английском высшем обществе**, исследуя земную фауну, непонятно, с какой целью уничтожает несколько видов (!) животных (земные браконьеры по сравнению с ним просто невинные младенцы), представляющих опасность для человека. Переключившись на изучение насекомых, совершенно отсутствующих на Марсе***, Тетон начинает исследование термитов и тут его ждёт важнейшее открытие, которое приводит к изменению направления экспансии марсианской цивилизации. Разведчик Тетон предполагает, что на Земле «может существовать гораздо более могучий интеллект, чем тот, с которым мы уже столкнулись». Ему невдомёк, что этот «более могучий интеллект» существует не на Земле, а в дальнем Космосе, и неприятности у земного человечества ещё впереди.

*) Проявляется эта пародийность в большом количестве фраз, отличающихся доходящей до идиотизма наукообразностью. Их так много, что, как мне кажется, это не может быть набором ошибок переводчика. Вот несколько примеров.

«...скопление крохотных и невероятно сложных механизмов, и все они щёлкали и гудели почти со скоростью света.»

«...мы засекли...[...]...другие помехи — космические, ультракосмические, индукционные, а затем наружу начала проникать ужасающая длинноволновая радиация...».

«Корабль угодил в центр торнадо, поскольку его капитан не хотел рисковать, а ветры стратосферы могли быть аннигилированы пламенем его лучевых экранов.»

«...экраны вспыхнули под воздействием луча высокой индукции...».

«...испытал настоящий шок, пока не вспомнил известный военный трюк и не сосредоточил всё поле моего геодезического генератора в луче.»

Голоса на марсианском Совете разделились. За военные действия 967, против 233. Если в момент написания рассказа численность Палаты лордов была именно такова (1200 человек), то рассказ точно пародия. Это число не постоянное, например, в 1994 году лордов было 1259 (согласно одной из статей Википедии).

**) Этот марсианин «провёл некоторое время в одном из их так называемых центров обучения, но вскоре с отвращением покинул его». Это открытая ирония.

***) Не менее ироничное замечание, т. к. отсутствие насекомых означает отсутствие жизни вообще.

PS. Наличие в рассказе юмористической составляющей отмечено в классификаторе всего лишь одним человеком из 39. Из отзывистов этого не заметил никто. По этим причинам мне, чтобы доказать пародийность рассказа, пришлось рассказать о нём несколько подробнее, чем хотелось бы.

Очень динамичное произведение, написанное в лучших традициях классического приключенческого романа, на основе которого почти всегда можно снять отличный фильм, т. к. требуются минимальные усилия для превращения его в сценарий. Начинается всё с неторопливого знакомства читателя с семейством Фрайз, с укладом жизни земной колонии на Марсе* и кое-какими отрывочными сведениями о древней цивилизации Марса. Например, «...мы, люди Марса (не марсиане; те — негуманоиды и почти все вымерли), рано вступаем в брак, заводим положенное число детей и избавляемся от них до лучших дней...». Разнообразные подробности читатель узнаёт из дневника девушки (ей остаётся меньше года до совершеннолетия) Подди, и этот приём даёт Автору возможность избежать углубления в детали.** Плохо то, что он иногда эту возможность не использует.

Постепенно начинают происходить какие-то события, в которых участвуют Подди и её брат Кларк. Происходят они на Деймосе перед вылетом к Венере и на космическом лайнере, и интерес к чтению не ослабевает, поскольку нарастает напряжение, атмосфера повествования всё более насыщается предчувствием грядущих драматических событий. Тут, правда, Автор слегка увлекается описанием устройства космического корабля***, девочка ведь мечтает о карьере звездоплавателя. И, увлёкшись, бодро несёт такую ахинею, которую невозможно представить в исполнении взрослого, имеющего хотя бы среднее образование, человека. Мне трудно представить человека, не понимающего, что корабль не может одновременно находиться под воздействием линейного постоянного ускорения и ускорения центростремительного, которое действует во вращающемся цилиндрическом корпусе корабля (точнее, корабль-то может, не могут люди). При этом плоскость пола любой палубы не может располагаться параллельно оси цилиндра и угол наклона этой плоскости должен ещё и быть переменным, т. е. зависеть от скорости вращения корабля (а она в романе меняется и Автор прямо упоминает о сложении векторов ускорений). Такую конструкцию не то, чтобы невозможно вообразить (вообразить можно много чего), но она принципиально неосуществима. Попробуйте соблюсти главное условие — результирующий вектор ускорения всегда должен быть перпендикулярен полу, т. е палубе. Ещё раз поясню на примере описываемого в романе вечера танцев. Зал большой, даже «можно проследить дугу окружности». Корабль-цилиндр вращается, люди крепко стоят на ногах, но почему постоянное продольное ускорение 0,1g не сносит танцующих в сторону, противоположную движению корабля по курсу? Не сносит потому, что, как только что сказано, плоскость пола не параллельна оси корабля. Но при этом в разных концах зала ускорение будет существенно различаться. Абсурд? Разумеется, и в таком зале не потанцуешь. Кажется, это ляп. Автор определённо переборщил с техническими подробностями, как это уже неоднократно за ним замечено. И какие-то странные вещи сообщаются о запахах в корабле, совершенно, по моему, не имеющие ни оснований под собой ни отношения к повествованию вообще. И расчёт веса штанги там какой-то с потолка взятый...

Вызывают досаду и другие менее существенные ошибки, о двух из которых я упомяну здесь; буду максимально краток.

Первое. «Трезубец» — корабль с постоянным ускорением, он не мелочится с расчётами экономичных траекторий...[...]. Он движется быстро и быстро набирает ускорение.» Ускорение набирается мгновенно, включил двигатель на нужную тягу и вся работа. Видимо, имеется в виду быстрый набор скорости, а уж время на набор скорости зависит от ускорения.

Второе. «Кто может позволить себе летать на роскошных лайнерах? Правильный ответ: старые богатые вдовы, состоятельные супруги-пенсионеры, большие шишки, чьё время так дорого, что им приходится летать самыми скоростными кораблями, ну и прочие, входящие в категорию редких исключений.» «Трезубец» под завязку набит переселенцами на Венеру, как когда-то трансатлантические лайнеры, ходившие из Европы в Америку. При всём желании их невозможно отнести к категории редких исключений.

Все перечисленные проколы (а перечислил я их далеко не все) заставляют предположить, что роман был написан с излишней поспешностью, и выглядит местами как яркая иллюстрация известной поговорки. Спасают книгу блестящие образы героев, начиная от кошки по имени Мадам Полька и кончая последним членом экипажа «Трезубца». Так что и здесь грандмастер остаётся верен себе.

Движение корабля вещь невозможная. А вот вещь возможная, но, по моему, только теоретически. Это я о действиях Кларка в критической ситуации. Конечно, он гений. Но ему всего одиннадцать лет и он вырос на Марсе, где небольшая сила тяжести. А упражнения в спортзале корабля, как замечает Подди, не очень-то помогают на Венере (она там танцует и этому тоже невозможно поверить). А миссис Грю, хоть и пожилая дама, но она с Земли, и её «железные» объятия Подди (девочка неслабая) прочувствовала на себе. Сопоставив всё это, я считаю практически невозможным то, что Кларк сумел (смог) свернуть ей шею, даже принимая во внимание фактор неожиданности (он сверху спрыгнул ей на плечи и свалил на пол). Всё остальное в принципе реально, т. к. не требует особых физических усилий.

Но, в отличие от недопустимого даже в фантастике движения корабля, этот «подвиг» Кларка допустИм, хотя и фантастичен. Так подрастают будущие супермены.

На Венере роман становится динамичным, как хороший боевик. Начинается практическая политика, о которой много хорошего говорит в романе дядя Том (это мысли Автора). Но не политика, показанная здесь достаточно правдиво, как дело предельно грязное и неприличное, привлекла в этой части романа моё внимание. Самое интересное — это описание Венусбурга и местных нравов и венерианцы, прекрасно изображённые на двух иллюстрациях и на обложке книги издательства «Полярис» 1993 года. И это стоит читать. Потому что интересно...и эта сильная гуманистическая нота в самом конце. Замечательно и то, что Хайнлайн вкладывает в уста Подди (неужели Хэмингуэя читала?!) на последнем листе романа знаменитые слова Джона Донна о человеке и Острове.

*) Это уже не колония, т. к. была в недалёком прошлом некая Революция, после которой власть в Республике (провозглашение Республики, очевидно, и было результатом революции) перешла от Компании (что за компания, не уточняется) к Президенту.

**) А детали иногда заключаются буквально в одном слове. Такое, к примеру, замечание в дневнике Подкейн — «...бесценные марсианские артефакты хранятся теперь в Британском музее и в Кремле.» — говорит о том, что в довольно далёком будущем (в той или иной степени освоены не только Марс и Луна, но и Венера, и Меркурий, и Титан, где находится тюрьма для пожизненных) существует Россия, а в ней Москва.

К написанному только что в скобках добавлю отдельно, что среди пассажиров лайнера, совершающего рейсы исключительно внутри солнечной системы находится несколько тех, кого Подди называет инопланетянами, и это не люди с Марса, Венеры или Земли. Прилететь к нам они могли только на своём транспорте, т. к. межзвёздные корабли «с приводом Дэвиса» («целые межзвёздные города») пока не построены.

А такая деталь, как португальский язык на Венере? Что стоит за этим?

***) Но ещё больше (намного больше) места в романе уделено уходу за новорождёнными младенцами, иногда это напоминает учебник для медсестёр родильного дома.

PS. В одном из отзывов Кларк назван маленьким злобным исчадием ада. А ведь это исчадие предотвратило взрыв корабля, спасло жизни сотен людей. Предвижу возражение — он и себя спас. Ладно, но почему он нянчится с Ариэлем? Потому, что сестру любит. Ну, получится из него Джеймс Бонд. Чего же тут плохого?

Отнести эту миниатюру Пушкина к реалистическому жанру можно с большой натяжкой. И если уж это реализм, то реализм магический. Дело в том, что называющий себя неаполитанским художником (вводя таким образом Чарского в заблуждение) итальянец оказывается до такой степени гениальным поэтом-импровизатором, что мысль о магической подоплёке его мастерства приходит в голову самым естественным образом. В реальности такая способность была бы настоящим Божьим Даром, иначе пришлось бы предположить, что его носитель сам имеет божественное происхождение. Возможно, талант импровизатора не единственный талант этого человека (не говоря уже о том, что он импровизирует, аккомпанируя себе на гитаре, и к этому я ещё вернусь). На такую мысль наводит тот факт, что Чарский лично убеждается в волшебной способности итальянца только на другой день после того, как договаривается о месте его выступления и уже завербовав на него «половину Петербурга»*. Итальянец определённо ВНУШАЕТ доверие. Колоритная внешность его напомнила мне итальянского художника Сальватора Розу, каким он изобразил себя на лондонском автопортрете 1645 года. Его легко представить с бородой (у импровизатора густая борода), т. к. на картине под подбородком художника положена густая чёрная тень от его длинных волос. Остаётся только мысленно одеть Розу во фрак и вот вам готовый герой Пушкина.

Главная тема этого произведения — взаимоотношения поэта и толпы — то, к чему Поэт возвращался неоднократно. Пушкин с замечательным грустноватым юмором (о последующем юмористическом уклоне предупреждает читателя эпиграф) описывает поведение Чарского, которому так надоели «приветствия, запросы, альбомы и мальчишки», что он «употреблял всевозможные старания, чтобы сгладить с себя несносное прозвище» — стихотворец. Когда Пушкин сообщает, что в разговорах Чарский касался только самых пошлых тем и никогда — литературы, а кабинет его был убран, как дамская спальня, где «ничто не напоминало писателя», юмор начинает напоминать издёвку, и, похоже, Пушкин смеётся здесь не только над собой. Ну и, конечно, тема, предложенная Чарским импровизатору для испытания, та самая, вышеупомянутая — «поэт сам избирает предметы для своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением.» После чего следует первая импровизация, одно из лучших стихотворений Пушкина во всём его поэтическом наследии. Напоследок (во второй главе), ещё немного поиздевавшись над несчастным итальянцем и над собой (для Пушкина тема прибылей и гонораров была вынужденно и неприятно близкой), Поэт расстаётся с итальянцем до состоявшегося вскоре его творческого вечера, на котором он ещё раз демонстрирует свой необыкновенный талант.

В заключение отмечу две любопытные детали. Итальянцу для начала декламации необходимо небольшое музыкальное вступление (увертюра), поэтому оркестр в третьей главе играет увертюру к «Танкреду» Россини (видимо, важно, чтобы звучала итальянская музыка). Но, когда он начинает говорить, музыка умолкает. Очевидно, что гитара и оркестр ему нужны лишь для прихода божественного озарения (что-то вроде схождения благодатного огня в Иерусалиме), при котором всё, что он теперь скажет, приходит ему в голову сразу и целиком. Но тут у Пушкина очевидное противоречие, т. к. в конце второй главы итальянец «обнаружил такую дикую жадность, такую простодушную любовь к прибыли, что он опротивел Чарскому...», а такой человек скорее удавится, чем допустит делёж гонорара с целой кучей музыкантов.** Противоречие это очень существенное, в связи с ним вспоминается завещание Шекспира, совершенно не вяжущееся с образом автора сонетов и пьес.

А другая деталь — это наличие в Петербурге первой половины 19 века значительного количества любителей поэзии, знающих французский, но не знающих итальянский язык. Чарский (так думает и сам Пушкин) уверяет итальянца, что если его и не поймут (даже точно, что не поймут), то это не беда, «главное, чтоб вы были в моде». Очень верно замечено, так всегда было и так всегда будет.

*) В аннотации допущена грубая ошибка («Убедившись в его таланте, Чарский решает устроить вечер...»). Не стоило бы рекламировать произведение (аннотация это реклама), прочитав его по диагонали.

**) Видел ли Пушкин это противоречие? Не знаю, что говорили по этому поводу пушкиноведы. А что-нибудь да есть на эту тему, ведь, кажется, к настоящему времени в наследии Поэта не осталось ни одной не исследованной буквы. Осмелюсь высказать своё мнение. Уверен, что видел, — один из умнейших людей России как-никак. И он наверняка нередко сам испытывал подобные эмоции, но достоинство старинного дворянского рода не допускало такого падения (выражения этих эмоций вслух). Его импровизатор человек простой, поэтому Пушкин здесь смог выговориться по полной, намекнув тем самым на бури, происходившие в собственной голове.

«У нас не было бы ни одного космонавта, если бы они каждый раз не летели домой»

К. Саймак «Специфика службы»

Пессимизмом от этого рассказа разит аж за целую астрономическую единицу. От начала освоения Марса прошло двести лет, что даже с учётом замедления темпов прогресса, очень много. И вдруг ненадёжные двигатели космического корабля и, что совсем уж удивительно, горючее оставляет желать лучшего. На Марсе нет запаса лекарства от песчаной лихорадки, что наводит на мысль о деятельности тупых чиновников, ставших за 200 лет ещё тупее, хотя и сейчас кажется, что тупее некуда. Там эпидемия, из чего можно сделать вывод об отсутствии успехов медицинской науки.* Самое ужасное — это причина, заставляющая космонавтов не бросать работу. Неверие в технический прогресс — с этим ещё можно примириться, как с одним из возможных, пусть и странным, предположением о пути развития цивилизации. Но можно ли согласиться с полным отсутствием веры в силу человеческого духа? Прививка ностальгии это просто верх безумия.

Остаются неясными некоторые важные детали. За что ГГ получил выговор с занесением, и связано ли это с той же прививкой? К выполнению прямых обязанностей выговор вроде бы отношения иметь не может, из текста очевидно, что Энсон Купер отличный механик, сумевший справиться с обслуживанием двигателей малознакомого типа. Почему механик корабля, который должен был доставить на Марс лекарства, на Земле удрал (дезертировал, оказался «слабоват в коленках»)? Прививка не всегда действует или он сумел её избежать и, значит, не собирается больше летать? Сидят ли на Луне, Меркурии, спутниках Сатурна и Юпитера, на астероидах (!) дежурные врачи, делающие прививки прилетевшим туда космонавтам**, или полёты совершаются только на Марс (что в таком случае ещё раз подтверждает тот дух отрицания прогресса, которым пропитан рассказ)?

Но зато степень парадоксальности и непредсказуемости финала повышена до максимума. Очевидно, что описание действия вышеупомянутой прививки и было главной целью Автора.

*) В середине 20 века в США не было оснований для такого неверия в прогресс медицины. Откуда оно у Саймака? Живи он в современной России, где развитие медицинской науки практически остановлено чиновничьей бандой, всё было бы понятно.

**) Легко довести среднего уровня абсурд до такого, который вообще ни в какие ворота не лезет.

Автор сделал попытку изобразить общество с довольно таки необычным социумом, где только мужчина — человек, а женщина существо низшее и не может не только говорить без разрешения, но даже оскорбить человека прямым взглядом. Но управляют всем жизненным укладом жрецы, среди которых есть женщины. Этот момент Автор постарался окутать непроницаемым туманом. Он говорит о жрецах, как о мужчинах, и в этой же сцене (через несколько строк) Старший жрец, стянув с головы капюшон, оказывается седой старухой с холодными глазами. Для Владетеля это не открытие, чего, кажется, нельзя сказать о его сыне. Можно ли считать это общество матриархатом, если Владетель со слезами умоляет Великую (ту, что минуту назад была Старшим жрецом) о пощаде, и как такой матриархат сочетается с вышеописанным положением молодых женщин и девушек? У жрецов есть какая-то Цель, о которой Владетель не успел рассказать сыну, едва не совершившему нечто, находящееся под строжайшим запретом. И он действительно не мог успеть (таков закон), но что помешало Автору хотя бы намекнуть на природу этой Цели читателю? Жрецы заботятся о доброкачественной наследственности, предотвращая родственные браки, но при этом почему-то никак не ограничивают сексуальную свободу юных наследников Владетелей. Из-за этого могут возникнуть (и это чуть было не происходит) очень серьёзные проблемы.

Обязательно ли родить здорового мальчика, чтобы стать жрицей? Это ещё одно тёмное место в рассказе. Другое аналогичное место — кто такие Сыны Костров и почему они родятся очень редко? Костры горят на празднике Дарения, когда танцующие близ огня девы «горячими ласками благодарят гостей праздника» (цитата не точная). Так, может быть, Сыны Костров — это мальчики, зачатые этими самыми девами? Что означает таинственная фраза — «Никто не забудет шепнуть своё имя усталой танцовщице»? Пусть Сыны Костров родятся редко, а как обстоит дело с рождением сыновей, зачатых в другие дни? В рассказе об этом ни полслова.

Вот уж действительно «прописанный мазками» и «очень легко понимаемый мир»* (см. предыдущий отзыв) (!).

Резюме. Предполагаю, что Автор поздно узнал о готовящемся сборнике рассказов «Любви все роботы покорны» и представил к публикации недоработанный, явно сырой материал. Но идея хорошая и написано неплохо. Соглашусь (но только в этом) с предыдущим отзывом — немного усилий и выйдет отличная повесть.

*) «Лёгкость» понимания этого мира такова, что в классификаторе нет единого мнения о месте действия рассказа. Один из проголосовавших подумал, что это другой мир, не Земля. Но вся упоминаемая в тексте флора и фауна говорят об обратном. А вейгела — красиво цветущий кустарник — есть даже на моём загородном участке.

PS. Что ещё вызывает в рассказе недоумение и что как-то не сразу до меня дошло — это абсолютное отсутствие оружия (любого, нет ни мечей, ни луков, НИЧЕГО нет) и вооружённых людей. Такое бесконфликтное общество, что даже Властители не нуждаются в охране? И ничто, кроме их гаремов их не волнует? А если недостаток мужчин столь заметен, то кто служит в армии (если допустить её наличие)? Презираемые женщины? Жрецы, наконец? Или жрицы? А кто в этом «легко понимаемом мире» работает в каменоломнях и возводит дворцы из зелёного мрамора, кто строит ротонды, купальни и спускающиеся к ним лестницы из каменных плит; кто изготавливает и обтягивает шёлком диваны и кто (и как?) в этом слившемся с природой почти райском мире* занимается производством оконного стекла?

Не является ли рассказ всего лишь одной недописанной главой значительно более крупной формы? Надеюсь, что так.

*) В классификаторе кто-то, обладающий, видимо, фантазией, превосходящей авторскую, додумался даже до «техногенной катастрофы» и «постапокалиптики». Но Катастрофа тут есть только в аннотации.

Как и предвидели физики во главе с автором монографии по тауэлектродинамике, в тайне забытого эксперимента не оказалось ничего страшного. Наоборот — великое открытие состоялось и люди скоро получат такой источник энергии, который сделает их почти равными богам.

Главная идея рассказа — надо быть оптимистами и верить в могущество науки. Авторам пришлось прибегнуть к помощи чуда, чтобы это доказать. Почему чуда? Потому, что из квазинаучной характеристики свойств голубого тумана и протоматерии, из поведения приборов в танке, из наводящих ужас ощущений членов его экипажа однозначно следует неминуемый сбой настройки магнитных ловушек, удерживающих плазму в реакторе. Выход танка из голубого тумана — чудо, а то, что руководитель экспедиции Леминг, очевидно, потерявший от радости осторожность, без всякого анализа произошедшего посылает в эпицентр другие танки с такими же двигателями — это нечто худшее, чем преступление, это ошибка. Что произойдёт, если следующий выброс энергии грянет до монтажа энергоснимающего устройства? «И поторопись, Леминг, надо упредить следующий взрыв» — говорит Беркут. Это говорит физик, он просит прислать в эпицентр больше людей, не зная, когда состоится следующий выброс, но, зная, что частота выбросов растёт. С одной стороны это противоречит здравому смыслу, но, с другой стороны, положение безвыходное, и довели ситуацию до этой стадии именно такие вот леминги.

Авторы хорошо знали, что в советской жизни всегда есть место подвигу, даже в таких ситуациях, когда подвиги противопоказаны. Сколько умных и, во всяком случае, ни в чём не виноватых погибло или стало инвалидами, исправляя ошибки дураков...Здесь многие вспомнили Чернобыль. Кто читал честную книгу Медведева «Чернобыльская тетрадь», тот знает, что эта катастрофа произошла как раз в результате такой ошибки.

Роман, как уже было замечено, весьма необычен. Он вызывает настолько противоречивые ощущения, что одного только положительного (в целом) отзыва на него оказывается мало. Этот мой очерк будет посвящён тем моментам в романе, которые показались мне неприемлемыми. Особенно на общем реалистическом (иногда с примесью магии, но в меру) фоне повествования.

Но начну с одного малозаметного замечания Автора. Речь идёт о том, что я называю «приказом по гарнизону» в последней главе, где Сун Цзян распределяет обязанности между главарями. Приказ этот заслуживает отдельного разговора, но я скажу лишь об одном назначении, которое выглядит особенно бесспорно. «Наблюдение за строительством и ремонтом домов и помещений поручается Ли Юну» (гл. 71). Сун Цзян, как бывший чиновник гос. службы, прекрасно знает о повальном воровстве по всей стране. А больше всего воровали (всегда и везде) на строительстве и оборонных заказах. С последней проблемой разбойники справлялись двумя методами — конфискацией и реквизицией. Что касается строительства, то лучшей кандидатуры, чем непьющий (похоже, один на всю армию) да ещё и бессемейный Ли Юнь (переводчик, очевидно, не смог прийти к однозначному решению насчёт написания имени этого героя, у него то есть мягкий знак, то его нет; пишу, как в гл. 43 и в списке звёзд), найти было невозможно. Так что здесь Сун Цзян блестяще перестраховался. Мне кажется, что Ши Най-ань напрасно никак не комментирует (в форме, например, диалога между двумя самыми главными главарями) вышеупомянутый приказ. Ведь причины произведённых в нём назначений не всегда лежат на поверхности, а имён много и, в частности, вышесказанное по поводу назначения Ли Юна может пройти мимо внимания даже китайского читателя.

Перехожу к главной теме — к изображаемым в романе сценам войны. К сценам мира у меня претензий нет. Начну издалека — с поединка У Суна с тигром (ещё не война, но и на мир не похоже :). Описано всё очень подробно, но цитировать отрывок полностью нет надобности. «Увидев, что тигр вот-вот бросится на него, У Сун отскочил в сторону и очутился у него за спиной.» Ещё цитата: «Тигр дико зарычал и, повернувшись к У Суну, со страшной яростью прыгнул на него. Но У Сун отскочил в сторону шагов на десять, и передние лапы зверя оказались как раз у его ног.» Естественный вопрос — зачем Автору эти не подчиняющиеся законам механики прыжки «в сторону»? Для того, чтобы присудить в итоге человеку победу в этой неравной схватке, приходится использовать нереальные приёмы. В реальности у безоружного человека против тигра шансов нет.

Известно лишь одно исключение. Гоминдановцы хотели скормить пленного японца* тигру, но японец оказался одним из лучших в мире мастеров каратэ и, опередив тигра в прыжке, кулаком проломил ему переносицу. Ши Най-Ань сделал попытку изобразить невозможное и попытка оказалась неудачной.

Сравнивая описание этого эпизода в разных книгах («Речные заводи» и «Цветы сливы в золотой вазе»), можно сделать вывод, что в изображении ланьлинского насмешника (он работал позднее) поединок выглядит значительно реалистичнее (перевод В. Манухина), хотя тигру и приписаны некоторые совершенно несвойственные ему черты, делающие этого зверя далеко не таким ловким и подвижным, каков он на самом деле.

Теперь рассмотрим более сложный случай. Это уже полномасштабная война. Но сначала очень маленький эпизод из жизни императорской армии, ещё только готовящейся к походу. «После того как всё было готово к выступлению, командующий Гао Цю прислал из своего управления двух командиров, которые должны были произвести смотр войскам перед походом. Бойцам роздали награды, и Ху-Янь Чжо, разделив всё войско на три колонны, вывел его из города.» Казалось бы, простейшие вещи, о чём тут писать, но Автор умудрился загадать читателю неразрешимую загадку. Загадка такая — существовала ли где либо в мире хотя бы одна армия, кроме китайской, в которой бойцов награждали бы не после сражения, а задолго до него? А в китайской армии действительно существовала такая практика или Автор написал здесь откровенную чушь? Оба вопроса остаются без ответа. Теперь — главное, т. е. способ отражения атаки скованным строем. Собственно о самом скованном строе императорской кавалерии Автор даёт весьма туманное понятие. Вот этот эпизод сражения: «...отряд противника из тысячи человек расступился и из образовавшегося прохода ринулись вперёд один за другим три конных отряда, соединённые друг с другом цепью.» «Каждое звено из тридцати всадников, связанных друг с другом, бросалось вперёд; и если бы кто-нибудь из всадников испугался, он не смог бы отступить.» Здесь уже есть ошибка, т. к. чуть выше сказано, что только всадники связаны внутри звеньев, но звенья между собой не связаны. Всего было в правительственной армии три тысячи всадников, разбитых на сто звеньев. Эта кавалерия опрокинула войско Сун Цзяна, стоявшее в пяти колоннах. Недели через две Сун Цзяну удаётся хитростью заполучить к себе мастера боя против скованного строя, и этот мастер (зовут его Сюй Нин) начинает обучать бойцов разбойничьей армии. Посмотрим, чему он их учит.

Для противостояния скованному строю нужны специальные пики с крюками. Они были срочно изготовлены и Сюй Нин показал приёмы обращения с пикой в варианте всадника и в варианте пехотинца. Оба набора приёмов стоят друг друга, поэтому я разберу только тот, который применяется пехотой (против конницы, разумеется). Итак, «...вы делаете сначала восемь шагов вперёд и четыре выпада пикой. Это для того, чтобы прорвать ряды противника. На двенадцатом шаге вы поворачиваетесь в полоборота. А на шестнадцатом — делаете полный поворот, оттягиваете пику к себе и, выбросив её вперёд, пробегаете двадцать четыре шага.» Здесь я прерву цитирование и дам краткий комментарий. Будет ли прорван строй противника после четырёх выпадов пикой? В скованном звене появятся убитые и раненые кони, которые связаны с другими конями. Как их заменить? Это проблема наступающих и, возможно, они знают, как поступить. Появятся и убитые всадники, значит за первой линией атакующих (за звеном из тридцати кавалеристов) должно следовать другое такое же звено. Но, предположим, строй («ряды противника») прорван. Зачем поворачиваться в полоборота (очевидно, в сторону пики)? Чтобы оказаться спиной к противнику? Видимо так, поскольку теперь надо сделать ещё четыре шага...назад (не идти же спиной вперёд!). Но крюки-то зацепились и никаких сил не хватит, чтобы пройти эти шаги, таща то, за ЧТО они зацепились. Пока всё крайне сомнительно. Но на шестнадцатом шаге вы делаете полный поворот, и, оказавшись уже лицом к противнику, снова идёте («пробегаете») вперёд на двадцать четыре шага. Но ведь это довольно большое расстояние, пробежать 24 шага значит оказаться за линией наступающих или, как минимум, внутри этой линии. Кто же вам позволит сделать это?** Продолжу цитирование. «Затем вы должны взмахнуть пикой сверху вниз. Причём нужно, чтобы крюки двигались слева направо. Через тридцать шесть шагов вы, тщательно прикрываясь щитом, противопоставляете всю свою силу силе врага.» Здесь снова чудеса. Удастся ли поднять пику, чтобы ей взмахнуть? Если какой-нибудь крюк зацепил конскую сбрую? Почему крюки должны двигаться именно слева направо? С кем вы вообще сражаетесь в этот момент, проскочив первую линию атакующих? Если уже со второй линией, то разве не надо серию приёмов проводить сначала? Всё это производит впечатление некоего набора бессмысленных движений, выдаваемого за военную науку. При работе пикой с крюками, сидя на коне (это наставление я не затрагивал), один из приёмов это удар пикой в сторону. Удар пикой в сторону! Всегда ли это нужно делать и не помешает ли это действиям вашего соседа? Не напоминает ли эта тактика недавно упоминавшиеся прыжки в сторону? Мне так очень даже напоминает. Самое главное доказательство того, что всё это обучение, эти приёмы, суть полная ерунда, не то, что я не сумел представить их на практике, а то, что в последующем сражении ничего подобного не делалось. Разбойники заманили атакующую конницу частью в лес, частью в камыши, где та запуталась и застряла (кони-то в рядах связаны), и быстро стащили с коней всех, кто на них сидел. Так как Автор представлял себе реальное применение описанных им приёмов едва ли лучше читателя, то он и выставил командира скованной конницы полным идиотом.

Вышеописанное очень сильно снижает в моих глазах достоинства анализируемого романа, но это ещё не всё. Удивляет не меньше выдуманное Автором индивидуальное мастерство отдельных будущих главарей. Замечательная девушка Ху Сань-нян (Зелёная змея, личность, между прочим, историческая) владеет приёмами боя двумя мечами одновременно, сидя на коне. Владение двумя мечами даже в пешем положении нечто невероятно сложное, и используется этот комплекс упражнений только для тренировки, хотя и встречаются отдельные мастера, владеющие этим искусством. А как при этом управлять конём да ещё не обрубить ему уши...Полнейшая ерунда. И она не одна такая, двумя мечами владеет ещё Ма Лин, который сражается с ней. Этот бой в четыре меча происходит в гл. 48. То же самое можно сказать и о Дун Пине по прозвищу «Полководец с двумя пиками». Как управлять конём — непонятно, щита нет (возможно, он на спине). Так долго не повоюешь. Зачем Автору это было нужно, кто этому верил даже и в 12-м веке (или в 14-м, когда был написан роман)?***

На этом о недостатках изображения войны писать прекращаю. Есть в романе один эпизод, ещё более моему пониманию недоступный. Но доступно ли это пониманию китайца 12-16 веков? Речь идёт об очень существенной черте человека того времени — о почтении к богам. Богиня девятого неба Сюань-нюй (в энциклопедии «Мифы народов мира» она почему-то понижена в звании до феи) вручает Сун Цзяну Небесную книгу, говоря при этом: «...читай эту книгу внимательно и постоянно, но только читай её вместе с тем, чья звезда называется «Закон неба». Никто другой не должен её видеть.» Буквально через несколько дней Сун Цзян изучает Небесную книгу вместе с Чао Гаем и У Юном, т. е. ещё с двумя первыми среди равных. Человека, чья звезда называется «Закон неба», в Ляншаньбо нет, как нет такой звезды и в окончательном списке, который ни одному из троих пока не известен. Это очевидное и прямое нарушение запрета Сюань-нюй. С этим что прикажете делать? Равнодушно пройти мимо? Ещё раз приходится пожалеть об отсутствии перевода продолжения романа. Но оно написано другим человеком, который, может быть, исправил промах (а что ещё?) Ши Най-аня, а может быть и не исправил...Это ничего не меняет. Ошибка, по моему, непростительная.

Очень интересно было бы узнать, как воспринимают читатели некоторые внешние данные героев романа. Я уже писал о встрече в Восточной столице Линь Чуна и Лу Да. Вид этих двух собеседников внушителен, т. к. они примерно одного роста, по 256 см. Вокруг столпились зеваки, мелкота по 200-210 см. (в книге этого нет, но я так вижу). Такого же роста У Сун, специалист по прыжкам в сторону. Встречаются и более крупные экземпляры. Гуань Шэн «Большой меч» ростом 272 см. В гл. 29 появляется некий Цзян Чжун «Бог — хранитель ворот», его рост 288 см. Но У Сун довольно легко справляется с ним, после тигра у него нет достойных соперников. Однако, и это не предел — Ю Бао-сы «Бог путей» и «Звезда здоровья» ростом 320 см и толщиной в несколько обхватов. И эти фигуры окружены совершенно обычными людьми, например, брат У Суна У Далан росточком не более 160 см., за что и получил прозвище Корявый Сморчок. Вот такой народ эти разбойники (сам Сун Цзян роста невысокого), и здесь нет никакой ошибки, я просто перевёл китайские меры длины чи и чжан в сантиметры (в книге есть соответствующее примечание).

Как относиться к этому феномену? Наверное, как к элементу сказки, лубка, и, хотя мне такие приёмы Автора не нравятся, менять из-за них оценку я не буду.

Среди разбойников есть несколько человек, лица которых черны «как дно котла». К сожалению, никаких комментариев к этому нет, и остаётся открытым вопрос о происхождении чернокожих китайцев. Очевидно, что это потомки каких-то завоевателей, но каких? Между прочим, сам Сун Цзян тоже далеко не белый и даже не жёлтый, а «Тёмнолицый» — это одно из его прозвищ.

Так хороший роман «Речные заводи» или плохой? Хотя и нельзя так ставить вопрос, отвечу — хороший, но не для нас написан, мы существуем в другой культурной системе координат. Ну что же кому под силу процесс преобразования координат — прочитать стоит.

*) Этим японцем был Ямагути Гогэн. В одной из статей Википедии написано, что в клетку с тигром его втолкнули в советском плену, где он действительно находился в 45-47 годах. Но я больше доверяю книге Долина и Попова «Кэмпо — традиция воинских искусств» (М. «Наука», 1991).

**) В наставлениях Сюй Нина нет ни слова о возможных действиях противника. Как будто молча предполагается, что наступающая конная армия вдруг остановилась и никакой цели, кроме как дружно поковырять в носу, у них нет.

***) При всем моём недоверии к только что высказанному я нисколько не возражаю против таких персонажей, как «Волшебный скороход» Дай Цзун или Чжан Шунь «Белая лента в воде» и многих других, обладающих различными ВОЛШЕБНЫМИ (в этом всё дело) способностями.

PS. И ведь Автор вовсе не такой профан, каким кажется. В гл. 64 очень подробно описан поединок между двумя опытнейшими мастерами. Оба верхОм и вооружены один копьём и луком, другой мечом и щитом. Они гоняются друг за другом, и, когда один, убегая, стреляет из лука в догоняющего, тот либо отбивает стрелу мечом, либо уклоняется, пригибаясь к стременам (трудный прием, полупадение). А когда стрельба из лука ведётся по убегающему всаднику, стрела попадает...куда, трудно догадаться заранее...в щит (!). Щит у него на такой случай за спиной. Очевидно, что Ши Най-ань имел совершенно адекватные представления об этих вещах. И это, видимо, такая специфика китайской литературы — Автор рассказывает о чём-то, чего быть не может, но время от времени как бы подмигивает читателю (или слушателю — роман написан в форме устного рассказа) — мол, всё-то мы понимаем, как оно бывало на самом деле, но почему бы и не приврать иногда для большей занимательности.

Итог довольно неожиданный. То, за что я критиковал Автора, можно, оказывается представить и как некий положительный признак, особенность стиля талантливого рассказчика. Поистине «Речные заводи» — книга полная пантагрюэлизма.

Общая характеристика романа точно и кратко дана в не слишком известной книге филолога из СПбГУ Пан Ина «Текстология китайского классического романа («Речные заводи» и «Сон в красном тереме»)» — СПб, Нестор-История, 2008. (в дальнейшем ТККР). Приведу несколько отрывков. «Роман «Речные заводи» [по китайски «Шуй ху» — mr_logika] ... является историко-героическим романом, ибо он построен на достоверном событии... и на деятельности исторических личностей...Вместе с тем, «Речные заводи» — социально-бытовой роман, в котором описаны жизнь и нравы людей самых различных слоёв средневекового общества...По развитию сюжета и похождениям героев «Речные заводи» можно считать и авантюрным приключенческим романом с некоторой дозой фантастики [...] Наряду с этим ... немало элементов плутовского романа. В нём нередко описываются проделки героев, издевающихся над чиновной знатью. Таков эпизод, когда Ли Куй в уездном управлении ... устроил сцену суда и потешался над чиновниками ... а также ... как Жуань Сяо-ци выпил всё вино, присланное императором, и подменил его самогоном ...», (Пан Ин исследует вариант романа состоящий из 120-и глав, несмотря на то, что последние 50 глав написаны другим автором и не переведены на русский язык; в варианте, состоящем из 71-ой главы замечательным примером такого издевательства может послужить операция «золотой колокол», гл. 59; нумерация глав даётся по изданию «Эннеагон пресс», 2008 г.).

В своём небольшом очерке я коснусь лишь очень немногих сторон этой несколько необычной для русского читателя книги. Но это будут такие моменты, о которых Пан Ин не написал ничего, поскольку текстологический анализ не предполагает изложение своих впечатлений от произведения, также, как не предполагает и объяснения происходящих в нём событий.

Вот два эпизода, которые очень хорошо характеризуют и уровень мышления руководящего состава разбойников и до некоторой степени уклад жизни в их лагере.

Однажды разбойникам срочно понадобились услуги двух крупнейших специалистов, чтобы подделать письмо советника императора. Один из них был талантливым каллиграфом и мог писать всеми четырьмя распространёнными в стране стилями начертания иероглифов. Другой, резчик по камню также известный всему Китаю, мог вырезать любую печать. Разбойники с помощью небольшого обмана захватили обоих учёных, обращаясь с ними предельно вежливо, и уже на следующий день доставили в свой лагерь семьи своих новых соратников.

Был несколько раньше и в другом месте случай более трудный. Талантливый и мужественный командир правительственных войск, у которого и в мыслях не было переходить на сторону разбойников (тогда они ещё не были повстанцами), сражался с ними до последней возможности. Но к этому времени разбойниками уже руководили очень умные люди (в частности, будущий предводитель восстания Сун Цзян). Им удалось взять командира в плен, после чего они поставили его в такое положение, что он был вынужден примкнуть к вчерашнему противнику. А вместо погибшей жены ему мгновенно нашли новую, молодую, сестру одного из главарей, так что дело закончилось как обычно большим праздником с потоками вина и горами закусок.

В те времена в разбой уходили очень разные люди по сходным причинам, совокупность которых можно кратко выразить формулой «дурное управление государством». В исторической хронике «Сун ши» («История Сун») говорится, что «император* не следовал советам мудрых людей, приблизил к себе людей преступных и вероломных, таких как Цзай Цзин, Тун Гуань, Гао Цю**, которые вовлекли его в беззаботную и распутную жизнь. Предаваясь порокам, император Хуй-цзун совсем забросил дела правления и в конце концов погубил своё государство.» (ТККР). В стране царила коррупция и протекционизм, а такие качества как справедливость, добросовестность и высокопрофессиональное исполнение своих обязанностей встречались среди государственных служащих настолько редко, что такие люди получали всенародную известность. Именно таким человеком и был Сун Цзян, секретарь уездного управления, а для обыкновенных людей просто «господин писарь». В романе Сун Цзян становится предводителем в Ляншаньбо после множества приключений, во время которых он несколько раз чудом избегает смерти. Злая судьба обращается с ним, как с лягушкой в футбольном мяче, и в итоге у него не остаётся иного выхода, кроме принятия настойчиво и единогласно предлагаемого ему «звания» главного командира разбойничьего стана. Благодаря своей природной сообразительности Сун Цзян оказывается способным военным руководителем, несмотря на крестьянское происхождение («Он происходил из зажиточной крестьянской семьи» — гл. 22). Это напоминает карьеру некоторых наполеоновских маршалов и генералов. (Можно сравнить и с петровской Россией, что, между прочим, вполне естественно, т. к. по степени развития государственного аппарата Китай 12 века соответствует России примерно 18-го). Один высокопоставленный чиновник докладывал императору: «Сун Цзян с тридцатью шестью разбойниками хозяйничает в областях Ци и Вэй. В многотысячной правительственной армии нет никого, кто посмел бы сразиться с ним. Талантом своим он, видимо, превосходит многих.» («Сун Ши», цитирую по ТККР). А началось всё у Сун Цзяна, как ни странно (он в романе очень мягкий, добрый и мирный человек), с убийства. Криминально-социологическая сентенция «ищите женщину» универсальна и действует в любом районе земного шара. Сун Цзян вынужден был заставить молчать свою бывшую любовницу, при этом он не просто её убил, но и отрезал ей голову, что по китайской традиции означает мщение за особенно сильную обиду.***

Косвенной причиной прихода в стан Ляншаньбо ещё одного героя романа из числа реально не существовавших, но весьма правдоподобных личностей, также была женщина. Я имею в виду наставника целой армии по овладению всеми видами оружия Линь Чуна. Сыну командующего армией, подлецу из «золотой молодёжи», Гао Цю, приглянулась жена Линь Чуна. В результате последний по ложному обвинению получил 20 палочных ударов и клеймо, отправился в ссылку и после многих мытарств оказался одним из главарей Ляншаньбо. Несчастную женщину, хранившую верность мужу, скоты довели до самоубийства. В романе упоминается и ещё одна девушка, отнятая у отца, опозоренная одним из императорских холуёв и бросившаяся в колодец. Вообще отношение Автора к женщинам очень простое. Основное достоинство женщины — верность мужу. К изменницам пощады нет, им можно отрезать голову, например, мстя за брата, и даже, перед тем как убить — язык; в последнем случае муж убитой был начальником тюрьмы и, по совместительству, палачом. А если распутная певичка, любовница ещё одного холуя, ни с того ни с сего вдруг начинает оскорблять уважаемого командира и приличного человека, то её смерть неминуема. Да и как бы иначе он попал в разбойничий стан?

В связи с Линь Чуном (этому герою в романе уделено очень много места, таких персонажей по моим подсчётам в романе всего 6 человек) интерес представляет ещё один наставник армии по применению почти всех видов оружия (он себя называет главным учителем фехтования) Ван Цзинь. Этот человек бежит от произвола того же Гао Цю, вступает в пограничные войска...и теряется. Его ученик Ши Цзинь, искавший его по месту его службы, не находит человека, который является одним из лучших мастеров военного дела в стране (!). Яко бы не находит. В чём тут дело, почему Автор не привёл в Ляншаньбо бывшего непосредственного начальника Линь Чуна, я так и не понял. Видимо, по каким-то причинам Ван Цзинь оказался сто девятым, лишним, и Ши Най-ань выбросил одого из тех героев, о которых было написано не очень много.

Прослеживать судьбы даже малой части героев романа здесь нет возможности. Но стоит, пожалуй, сказать несколько слов о людоедах. Народ был доведён до того, что во многих семьях убивали новорождённых, т.к. с них полагалось платить налог. Государству это было настолько невыгодно, что правительство решило выплачивать родителям пособие, так даже и эти деньги разворовывались чиновниками подчистую. Многие не выдерживали такого положения и открывали придорожные кабачки, подобные описанному в романе (в этом кабачке чуть не съели Сун Цзяна и даже богатыря У Суна, обоих спас случай; хозяйка этого кабачка Сунь Эр-нян по прозвищу Людоедка и Звезда мужества (!) вошла в число главарей). Разумеется, такой кабачок был не один. Не брезговали этим промыслом и некоторые другие главари разбойников.

Становились разбойниками монахи целыми монастырями (удивительный и красноречивый факт), а одним из главарей (и лучших умов) Ляншаньбо стал абсолютно мирный сельский учитель. Среди героев Ляншаньбо немало отрицательных типов (самый жуткий из ста восьми беспредельщик и людоед, которому что маленького ребёнка убить, что священнослужителя, что комара, всё едино — лицо историческое; зовут его Ли Куй). «Но все они, вступив в ляншанское братство, в корне изменяют свой моральный облик — становятся честными по отношению к простым людям и друг к другу. Такое превращение объясняется тем, что Ляншаньбо — это не просто разбойничий стан, ставший центром повстанческого движения, а идеальный по тому времени образец человеческого общества» (ТККР), где был осуществлён принцип «от каждого по способностям, каждому по труду». Именно этим определялось отношение к роману Мао Цзе-дуна, а китайская компартия не состояла из сумасшедших (см. предыдущий отзыв).

Невозможно пройти мимо китайских концентрационных лагерей (или просто лагерей для ссыльных) и тюрем. Отношения надзирателей и начальников к заключённым кое-чем напоминают ГУЛАГ, в частности возможностью за определённую мзду устроиться придурком, что и там и тут означало остаться в живых. Мзда измерялась количеством лян**** серебра, преподнесённых в качестве подарка должностному лицу. Отличие же и весьма существенное заключается с том, что тогда не существовало категории политических заключённых (за государственную измену или за участие в вооружённом восстании казнили при первой возможности*****), поэтому не было и так называемых социально близких, просто все были осуждёнными по уголовным статьям. Встретилась в книге деталь, которую я не могу объяснить. У Сун сидит в одиночной камере, дверь которой запирается на задвижку изнутри. По моему, это исключено всегда и везде и нет ли здесь ошибки переводчика?

Несколько слов о географии; мне всегда интересно представить места действия. В Атласе мира нашёлся г. Юньчэн (провинция Шаньдун), где служил писарем Сун Цзян. Город, где он, будучи в ссылке, написал на стене ресторана «мятежные» стихи, установить не удалось. Похоже, что это современный Цзюцзян (ориентир — недалеко от него есть небольшой городок Путин). Восточная столица из романа это современный г. Кайфын (у Пан Ина — Кайфэн). С идентификацией Северной столицы дело обстоит гораздо сложнее. Современное название Северной столицы, если судить по карте в ТККР (карта очень плохая) — Аньян. Этот город был в древние времена столицей, а место, где он находится, хорошо согласуется с указанным на карте. Тут есть одно «но». Аньян совсем не далеко от Кайфына (145 км.) и местность между ними равнинная. А в романе расстояние между столицами весьма приличное и путь проходит через восемь горных цепей. Если Ши Най-ань не приврал (зачем это ему в данном случае?), то Северная столица это г. Тайюань (провинция Шаньси, в прошлом тоже столица, ок. 400 км. от Кайфына), а на карте ТККР ошибка. Согласно ТККР, тогда (в 12-м веке) этот город (я отдаю предпочтение Тайюаню) назывался Дамин (в романе — Даминфу). Если Северная столица из романа это Пекин (настоящее название Пекина (китайское) — Бэйцзин, что дословно означает Северная столица и это главный город провинции Хэбэй), то на карте ТККР ошибка ещё более грубая. Да и дорога из Кайфына до Пекина (около 600 км.) ни через какие горные цепи не проходит. Город Дамин есть в Китае и сейчас, но совсем в другом месте. Автор (возможно, не без помощи переводчика) постарался затруднить читателю ориентирование. Цитирую гл. 58 : «...господин Ши Цзинь, спустившись с горы, встретился с одним художником, как оказалось — уроженцем Даминфу, Северной столицы...». В гл. 66 читаем: «А надо вам сказать, что Северная столица и Даминфу являлись крупнейшими центрами провинции Хэбэй». Что это ошибка и что Даминфу и Северная столица — одно и то же, читатель в конце концов поймёт, но потерянного на это времени жалко******. Может быть, г. Даминфу был стёрт с лица земли чжурчженями или монголами и Аньян (либо Тайюань) возник на его месте. Воды-то с тех пор много утекло. Интересно, что события первого тома романа происходят примерно за два-три года до начала восстания т. е. ровно 900 лет назад.

В заключение этого положительного отзыва (а будет и отрицательный) я хочу высказать одно предположение, касающееся количества главарей стана Ляншаньбо. Возможно, об этом уже давно написано в Китае, но нет русских переводов; хорошо, что хоть сам роман издают приемлемыми тиражами. Дело в следующем. Роман, который есть в распоряжении нашего читателя, заканчивается, когда в Ляншаньбо собираются все 108 главарей (звёзд). Собственно восстанию посвящены следующие 50 глав. Почему их (главарей) 108? В первой главе были выпущены на волю 108 злых духов, заточённых глубоко под землёй (Автор сообщает точную глубину пропасти — 10000 чжан, т. е. 32 км.). Но нигде в романе не говорится, что эти 108 духов вселились в главарей разбойников. Откуда же тогда могли бы появиться их благородные принципы и стремление «во имя неба осуществлять на земле справедливость и обеспечить мир и порядок для народа» (из клятвы Сун Цзяна)? Моё предположение таково — 108 злых духов вселились в противников Сун Цзяна и его друзей, в тех злых и глупых ставленников императорской клики, о чьих преступлениях много говорится в романе. Поэтому, как только главарей становится столько же, наступает момент начала восстания. Судьба распорядилась иначе — армии Сун Цзяна пришлось воевать в союзе с императорскими войсками против ещё более страшных злых духов — чжурчженей.

*) Он является одним из действующих лиц романа. Это князь Дуань, которому понравился Гао Цю за мастерское владение мячом. Годы его жизни 1082-1135. Вступил на трон в 1110 году, получив при этом новое имя, под которым и вошёл в историю. Потерял власть в 1127 г., когда чжурчжени захватили Кайфэн (тогда Баньлян, в романе — Восточная столица). Умер в плену.

**) Все трое действующие лица романа.

***) Аналогичным образом оказался среди разбойников богатырь У Сун, голыми руками убивший тигра-людоеда. Он отрезал головы сначала жене своего брата, отравившей мужа, и её любовнику, после чего судьба его пошла наперекосяк и вскоре он, опять же мстя за крупную несправедливость, совершил уже массовое убийство (более двадцати человек, включая двух маленьких детей, отцу которых он также отрезал голову).

Что же касается упомянутой традиции, то она жива и по сей день. Просто об этом как-то не принято говорить в СМИ. Последний известный мне случай имел место в Петербурге примерно семь лет назад. Восток — дело тонкое и меня нисколько не огорчает отсутствие китайцев среди моих знакомых, несмотря на то, что я очень высоко ценю китайскую культуру. Но, как сказал мой любимый поэт — Запад есть Запад, Восток есть Восток и с мест они не сойдут.

****) Лян в то время равнялся 37,3 г. Сейчас это 50 г. Слитки были весом (по тексту романа) в 5, 10, 20 и 50 лян. Была в ходу и мелочь, т.е. деньги номиналом меньше 5 лян.

В комментариях Б. Рифтина к «Цветам сливы...» лян равен 31 г. Это возможно, т. к. , насмешник, живший в 16-м веке, описывал реалии своего времени, относя их ко времени жизни своих героев, которые жили в 12-м.

*****) При чрезвычайных обстоятельствах бывали исключения. Например, известно, что после захвата северного Китая чжурчженями армия Сун Цзяна сражалась с оккупантами вместе с императорскими войсками.

******) Ещё пример ляпа, косвенно связанного с одной из столиц. Лу Чжи-шэнь (Лу Да) говорит Линь Чуну: «В молодые годы мне приходилось бывать в Восточной столице. Там я познакомился с вашим почтенным отцом». Такие вещи меня всегда сильно огорчают, ведь этот разговор происходит именно в Восточной столице, где служит Чун.

Небольшое дополнение к вопросу о Северной столице. Насколько он сложен для неспециалиста, можно судить по следующему. В примечаниях к 1-му тому пятитомного издания романа «Цветы сливы в золотой вазе» (первые три тома вышли в 1994 г. тиражом 25000 экз.; последние два в 2016 году тиражом 300 экз.; издание представлено, как научное) я нашёл, что Дамином в Сунскую эпоху назывался Пекин. Это категорически противоречит положению Северной столицы на карте в ТККР. И, кроме того, Е Лун Ли в «Истории государства киданей» называет Бэйцзином какой-то другой город, да ещё и в провинции Шаньдун, т. е. довольно далеко от Пекина.

В то, что Северная столица из романа это Пекин, трудно поверить по очевидной причине — армия разбойников очень свободно чувствует себя в районе этого города (и в гл. 66 захватывает его), и это происходит на расстоянии более 600 км. от их лагеря. Но в художественном произведении возможно и такое. Приходится верить Ши в том, что его герои идут из Восточной столицы в Северную через почти сплошные горы, хотя их там нет сейчас и не было тогда. И приходится не верить современному исследователю этой книги, этническому китайцу и петербургскому филологу Пану, поместившему в своей книге Северную столицу на расстоянии от Восточной в четыре раза меньшем, чем в романе.

PS 1. С некоторыми мыслями из предыдущего отзыва я согласен, с некоторыми не совсем (например, китайцы вовсе не алкаши, они пьют лёгкое виноградное вино, как грузины или, скажем, французы; его можно выпить много и не опьянеть). Но вот с чем не могу согласиться категорически так это с тем, что «в книге уважение к императору отсутствует напрочь». Уважение как раз есть, но руководители разбойников считают, что император просто заблуждается. Рогачёв пишет в послесловии: «Повстанцы — и сам Сун Цзян, и выходцы из угнетённых сословий, и отверженные из господствующих классов, волею судеб заброшенные в лагерь Ляншаньбо, — наивно верили, что вероломные правители и чиновники обманывают императора и помимо его воли угнетают и притесняют народ». Это очень распространённая ошибка руководителей огромного количества восстаний по всему миру и проиллюстрировать это можно многочисленными цитатами из романа, но доказывать очевидное не считаю нужным.

Есть ещё одно свидетельство в пользу положительного отношения повстанцев к императору, которого нет в романе из семидесяти глав, но оно есть в полном варианте. А именно — исторический факт — участие армии Сун Цзяна в подавлении крестьянского восстания Фан Ла. Почему одни повстанцы выступили против других — вопрос непростой и очень далекий от обсуждаемой здесь темы.

Ошибка отзывиста насчёт уважения к императору является следствием общего его подхода к анализу романа. Вот, например, что он пишет: «Украл как-то с голодухи Чёрный Вихрь Ли Куй в одном кабачке петуха и съел его...» и далее см. отзыв. Случай кражи петуха в романе только один, это гл. 46 и крадёт петуха Ши Цянь по прозвищу Блоха на барабане (Звезда вор). Ли Куй там даже и рядом не стоял, этот вообще не способен украсть, он только отнять может. Не следовало бы что-либо сообщать о такой значительной книге да ещё в столь уверенной манере, прочитав книгу по диагонали. С остальными примерами дело обстоит не лучше, чем с петухом. Отзыв набрал ок. 25 баллов, значит обманутых читателей примерно столько же.

Отзывист определяет одно из величайших произведений китайской классики как «песнь ликующей [слово образовано от имени Ли Куй? — mr_logika] гопоты». Надеюсь, это многим покажется странным и у них возникнет желание проверить, так ли это на самом деле. В связи с этим «определением жанра» напомню (это можно найти в разных источниках) читателям, что в дело изучения китайской литературы внесли свой посильный вклад советские чекисты, расстреляв в 1937 г. профессора Б. А. Васильева (и многих других востоковедов) и уничтожив его докторскую диссертацию, которая называлась «Роман «Шуй ху», его роль и значение в китайской литературе». Вот такой деятельности можно с полным правом дать вышеприведённое определение.

PS 2. По прочтении романа у меня сложилось впечатление, что людоедство в средневековом Китае было вполне заурядным явлением. Подтверждение этому обнаружилось в книге вышеупомянутого китайского историка и сановника Сунского двора, современника описываемых в романе событий Е Лун-ли «История государства киданей». Вот цитата из гл. 11, раздел «1122 год» (в это время значительная часть Китая находилась под властью киданей). «Во время обсуждения вопроса об объявлении амнистии почтенные старцы, жившие в Яньцзине, доложили, что Лю Янь-лян, занимавший должность главного управляющего дворцовой кладовой, — порочный человек, всегда толкавший Тянь-цзо [свергнутый император киданей — mr_logika] на безнравственные поступки. [...] Его жена Юнь Ци происходит из проституток. [...] Оба, муж и жена, являются несчастьем для государства. В связи с этим они просили сначала казнить супругов, а затем объявить амнистию. В тот же день головы Лю Янь-ляна и его жены были выставлены на базарной площади. Население разорвало трупы на куски, которые были съедены. После этого была объявлена амнистия.» Важно здесь то, что население, почтенные старцы и казнённые супруги — это китайцы, а остальные действующие лица (новый император, высшие сановники и армия) это кидани-завоеватели.

Есть в этом рассказе один подводный камушек. Цитирую один из отзывов: «Интересная история гибели динозавров: один из видов стал разумным и перебил все остальные...». Автору, очевидно, было просто неловко закончить эту фразу (а весь отзыв чуть больше её) словами «из бластеров». Если бы отзывист такое написал, стало бы ясно, что либо он, либо Автор чего-то не договаривают. С автором отзыва всё понятно, он очень торопился. Что же касается Автора рассказа...Попробуем разобраться.

Дело в том, что учёный, совершивший путешествие в мезозой, знает гораздо больше, чем говорит не очень трезвым работягам. Посетив, по его предположению, меловой период, он встретил там маленьких рептилий «ростом в четыре фута. Они стояли на задних ногах, сзади болтался толстый хвост, и у них были короткие руки с пальцами. На талиях у них были пристёгнуты широкие металлические пояса, на которых висели пистолеты. Причём, не обычные пистолеты, которые стреляют пулями, а энергомёты.» Где у рептилии, стоящей на задних лапах талия, вопрос отдельный. Профессор решил, что где пояс, там и талия, что совершенно не очевидно. Но это мелочь. Вот как он догадался, что эти существа теплокровные за те несколько минут, которые протекли, пока представители разных цивилизаций разглядывали друг друга? От этого один шаг до предположения об уничтожении разумными динозаврами («охотниками по инстинкту») своих неразумных собратьев.

Почему мы не находим следов цивилизации этих охотников, профессору как будто бы ясно. «Вся их жизнь была настолько чужда мне, что я просто оказался не в состоянии её постичь...кроме пистолетов» — говорит он (соответственно, мы и сейчас не можем ничего заметить и постичь). Но наличие пистолетов он постиг. Стало быть, он понял то, что дошло бы и до ребёнка, т. е. что он столкнулся с высокоразвитой цивилизацией, освоившей производство металлов, имеющей мощную обрабатывающую промышленность, которая производит станки, на которых в свою очередь можно изготавливать ещё более наукоёмкую продукцию, каковой являются пистолеты-энергомёты, в просторечии именуемые бластерами. Вопрос о причине отсутствия на Земле следов всего перечисленного ребятам после поглощения немалого количества пива в головы не приходит. А профессор (и Автор вместе с ним) слегка лукавит и на эту тему молчит. Но Азимов-то не может не предвидеть, что этот вопрос придёт в голову читателю (трезвому уж точно).* Предположить можно только одно. На Землю прилетело множество инопланетян и они, увидев, что планета населена животными того же вида, что их собственные предки, решили почему-то всю популяцию уничтожить. Возможно, опасаясь появления в далёком будущем конкурирующей расы. Охотники покинули Землю, не оставив следов, кроме массовой гибели динозавров, в результате чего хомо сапиенс появился другим путём.

Получается, что Автор воспользовался идиотизмом изображаемого им «обмена мнениями», чтобы повозить лишний раз человечество мордой об стол, давая понять, что люди ещё хуже динозавров. Тех-то, неразумных, пришельцы истребили, а вы истребляете друг друга. Не лучше ли направить усилия на включение в работу той огромной части мозга, которая присутствует в черепах в качестве балласта?**

*) И пришёл, что понятно из отзывов (не из всех, конечно).

**) Интересный список приведён Азимовым. Краткий перечень людей, чей мозг был задействован в значительно большей мере, чем у среднего человека. Это Леонардо, Архимед, Аристотель, Гаусс, Гала, Эйнштейн...Собеседник профессора ни о ком, кроме Эйнштейна, вообще не слыхал, да и запомнил далеко не всех, кого назвал профессор. Я же долго не мог понять, почему в этой компании оказалась жена Сальвадора Дали. В конце концов понял, что эту загадку загадало издательство Эксмо (или Домино, чёрт их разберёт; у меня «Приход ночи», серия ШФ, 2007 год). Следует читать Галуа.

«Сладкие дожди, падающие, как низвергнутые амбиции»; «девушка с волосами цвета богатой кислородом пыли»; «мир, созданный вирусами, ручными, как певчие птицы»; «каскад смертельных инъекций, сверкающих, как шампанское»; «его утренний хэш-чай и бамбун были отравлены по единодушному решению всего населения»*... Даже если бы я не знал, кому это принадлежит, подозрение пало бы на Кэтрин Валенте, потому что после «Сказок сироты» других вариантов просто не может быть.

Из рассказа можно узнать, что в личном Космосе Валенте, а точнее на разнообразных вариантах Марса, присутствуют такие чудеса, как «нерифмованное стекло», «баритональный контртенор», «архитектор с постпластическим ретровирусным преобразованием», «ржавые слёзы», «квантовая икота», «семикильный корабль». В классификаторе я даже не стал отмечать пункт «артефакты», поскольку всё перечисленное скорее относится к категории «чёрт-те-что и сбоку бантик», и поэтому невозможно сказать об этих перлах что-либо более вразумительное, чем они сами.

Но есть в рассказе одно вполне, на первый взгляд, обычное сравнение, простое, как мычание, но весьма неожиданное. «Марс — это девушка-соседка». Первое, что приходит в голову — написано женщиной хорошо знакомой с мужской психологией. Мне в этом смысле повезло необыкновенно. Из семи девушек, воспоминания о которых не изгладились в памяти за многие годы, три жили или живут сейчас в моём подъезде (9 этажей, 35 квартир).** И каждая из них была не просто каким-то там оскомину набившим локтем, который близко, да не укусишь; как теперь стало ясно, это были олицетворения Марса. Но «чтобы стать повелителем , надо уже быть им» и поэтому «вы должны стать великим здесь, чтобы Марс вас принял». Я же не был «великим здесь». У человека, не умеющего управлять ни автомобилем, ни вертолётом, одинаково плохо стреляющего из любого вида оружия от «Града» до пневматического пистолета, нет шансов стать повелителем Марса. Да и легче верблюду пройти через игольное ушко... В итоге мне досталась планета Венера, которая, как вскоре выяснилось, оказалась непригодной для жизни.

Вот такие воспоминания и размышления вызвал у меня этот небольшой рассказ. Несмотря на отдельные шероховатости Валенте здесь на высоте. Думаю, что далеко не всякая «обезглавленная новобрачная из легенды» (ещё один перл из рассказа, так что сама виновата) смогла бы выдать на гора такую оду всему необычному, прекрасному и недостижимому.

*) Эта последняя фраза, в которой речь идёт о повелителе одного из Марсов (красной планеты Ллим, которая на следующей странице превращается в Ллин) и в которой дана предельно краткая характеристика царящей там демократии, нуждается в одном небольшом комментарии. Этот повелитель выглядел «как массивный крылатый коала с исключительно длинными ультрафиолетовыми ресницами и кристаллическим торсом». Поскольку слово «бамбун» вообще ничего не означает, то я вынужден предположить, что имелся в виду бамбук, а коала — это просто результат путаницы. Думаю, что Валенте перепутала коалу, который питается листьями эвкалипта с пандой или с лемуром, которые едят бамбук. Т.е. повелитель был похож на крылатую, допустим, панду.

**) Остальные четыре были из Севастополя, Комсомольска-на Амуре, Смоленска и Сормова (того самого, «под городом Горьким, где ясные зорьки»). Невероятно — три рядом, а другие четыре по всей России. И, что характерно, только из России. Некоторые из этих «марсов» процедуру терраформирования уже прошли, у остальных она была в ближайшей перспективе. В Прибалтийских республиках, в Белоруссии, в Украине, в Армении, в Киргизии и в Казахстане равных не припоминаю. А в Петербурге вообще почему-то число красавиц, приходящееся на единицу площади и встречающееся в единицу времени непропорционально велико. В смысле по отношению к численности населения. Питер по этому показателю опережает не только Москву и Киев, но даже Прагу. Допускаю, что немного отстаёт от Рио-де-Жанейро.

«Летят белокрылые чайки — привет от родимой земли.

И ночью и днём в просторе морском стальные идут корабли.»

Соломон Борисович Прицкер, Семён Абрамович Фогельсон (слова)

Лучшие исполнители: Владимир Бунчиков, Леонид Кострица

Рассказ запредельно неправдоподобен*, и Автор, конечно, даже и не ставил перед собой такой цели, как правдоподобие. В одиночку такое дежурство не проходит не только в реальности, но и в фантастике. Шекли, например, отправляет на недавно открытую планету двоих наблюдателей всего на год («Поднимается ветер»). Маячник у Рассела не имеет даже кинопроектора, а магнитофон от земных психологов кажется издевательством пострашнее богомола, который, между прочим, всё равно ушёл бы сам, не дожидаясь, когда его отнесут на несколько миль и выпустят. Как обычно, препятствует нормальному решению проблемы недостаток финансов, из чего можно сделать вывод о слабой или никакой рентабельности исследований космоса. Но это в рассказе внимания Автора не привлекает совершенно. Главное в нём — это лирическая составляющая, тема тоски по дому и абсолютного одиночества. Спасти положение мог бы, пожалуй, лишь человекообразный робот, умеющий поддержать простой разговор и способный оказать первую медицинскую помощь. Этот наиважнейший аспект тоже оставлен Автором в стороне, роботов вроде как нет вообще в изображённом далёком будущем.

Решающее значение в рассказе имеет концовка. Весьма нетривиальная идея учёных в виде шумной стаи птиц, о которых на Земле сложено столько песен и которые присутствуют на бесчисленном количестве живописных полотен, вроде бы должна сработать.

Если хватит денег на печенье.

*) Начиная с полнейшей ненужности в Космосе каких бы то ни было маяков. Там, где полно естественных объектов такого рода, нет нужды в искусственных.

PS. Рассказ написан в 1955-м году, песня в 1954-м.

Отзыв, бессмысленный почти абсолютно, большая редкость в лаборатории фантастики. Текст, написанный 16 января 2010 г. именно этим (бессмысленностью) и ценен. Причём тут эксгибиционизм, при чём апории элеатов, совершенно не понятно. Автор отзыва, пытаясь блеснуть эрудицией, блеснул лишь плохой памятью, неверно написав название черты характера, философской школы («элиаты»), да ещё и «бестарием» отметился (а ещё «во велению», а ещё «ни сколько» — ужас, просто перевязь Портоса, а не отзыв; минус он честно заработал). Кафку он превзошёл, сделал его былью — только это и можно сказать о его отзыве с уверенностью.

Попытаюсь объяснить, почему моя оценка противоположна оценке предыдущего отзывиста.

На первую поездку А затратил 10 минут, и столько же на обратный путь. На следующий день А вышел из дома утром, а приехал к Б только вечером. Интереснейшее замечание Автора — по мнению А все привходящие обстоятельства (речь идёт о дорожных событиях) двух поездок были одинаковы. Как можно объяснить, что вчера путь занял минуты, а на другой день часы? Можно это сделать по разному. Ударился головой в автобусе, но не сильно, а на следующий день об то же самое место, но получил сотрясение мозга и попал в больницу, где провёл несколько часов. Другой вариант. В связи с каким-то дорожным инцидентом был приглашён в полицейский участок в качестве свидетеля, но договорился с полицией, что ему пришлют повестку; на другой день при таком же случае отвертеться не удалось. Кафка даёт простор читательскому воображению.

Но не всегда. Перемещения своих героев он описывает точно. Даже сама система обозначений, эти А, Б, Х, наводят на мысль о некотором математическом уклоне в рассказике. Когда А не появился у Б в назначенное время, Б не вытерпел и поехал к А. Последний, добравшись до дома Б во второй половине дня и не застав его, бросился обратно к себе (сделал глупость). На этот раз он доехал очень быстро («в одно мгновение») и узнал, «что Б также заявился почти сразу после того, как А вышел из дому». Поскольку А вышел из дома более десяти часов назад, а Б его ждал у себя, постольку приезд Б в дом А «почти сразу после...» событие невозможное по определению.

Кафка упоминает даже о встрече А и Б в ходе этих перемещений, при которой А заявил Б, что он (А) «очень торопится». Торопился он именно на встречу с Б. У А явно, что-то с головой, но, как только что показано, этой встречи не могло быть. А дальше действительно происходят события теоретически возможные и вполне в духе Кафки. Это тот момент, когда герои рассказа не смогли встретиться на тёмной (а как же иначе?) лестнице.

Нашедший в себе силы внимательно прочитать написанное выше, поймёт, за что снижена оценка — за то, что Автор, пытаясь изобразить путаницу (вот уж чёрт попутал, так попутал!), сам запутался (ну, у меня сложилось такое впечатление) в броуновском движении своих героев, заблудился в трёх соснах (даже в двух), и это в таком коротком произведении. Кафка — иллюзионист, а этих господ периодически следует разоблачать.

Отзыв Ihael (2011-09-06) не оставляет мне возможности хоть что-нибудь добавить по поводу главных и неоспоримых (если, конечно, не рассуждать с точки зрения кошки, как это делается в предыдущем отзыве — ddiver, 7 сентября 2016 г.) достоинствах романа. Поэтому речь здесь пойдёт о достоинствах второстепенных, позволивших Автору создать у читателя эффект присутствия в любом эпизоде. Хайнлайн блестяще владеет приёмами складывания из разноцветных и разнокалиберных кусочков литературной мозаики необходимой для такого эффекта иллюзии реальности. И очень интересно, следуя за Мастером, наблюдать, как это у него получается.

Постепенно читатель узнаёт, что не совсем обычным именем Иоганн Себастьян Бах наградила ГГ его мать, мечтавшая о музыкальной карьере для сына и десять лет учившая его игре на фортепьяно. В доме-крепости старого Смита есть даже два инструмента, один из которых большой концертный рояль. Но руки нового тела не слушаются старого мозга, придётся учиться заново. Мозг у него действительно старый, на момент операции Смиту 94 года, но мыслит он на редкость чётко, адекватно и остроумно. Вот одна из его шуток: «Я знаю о Павлове и его работах всё, что необходимо: когда у собаки выделяется слюна, экспериментатор должен дать звонок.» Сказано, по моему, неплохо, неважно, что автор этого анекдота и Автор романа — разные люди. Личность продолжает собираться. Смит, участник Второй мировой, в 1941 году сменил свою немецкую фамилию Шмидт на самую обыкновенную американскую; когда-то на какой-то бессмысленной войне был убит его сын (по срокам это получается война во Вьетнаме, но в тексте этого нет); сейчас он владеет одной из крупнейших компаний (и она продолжает расти), занимающейся очень разнообразным бизнесом, в т.ч. разведением чего-то на подводных ранчо (Автор умалчивает о том, что делают эти «подводные земледельцы», разводят ли рыбу, выращивают водоросли или жемчуг...). Состояние его колоссально, в доме целая армия слуг и охранников. Даже юрист компании «Смит энтерпрайзис» Джейк Саломон (еврей, нарисованный Автором с большой теплотой) человек очень богатый. Джейк намного моложе своего босса, ему всего 71 год, но отношения между ними вполне дружеские. Джейк однажды упоминает мимоходом, что в 1934 году он едва избавился от пелёнок, из чего можно заключить, что родился он в 1933 (или в 1934) году, и, стало быть, описываемые в романе события происходят в 2004 (или в 2005) году, а год рождения Иоганна Себастьяна 1910-й (или 1911-й). По ходу повествования выясняется, что Смит не только получил высшее юридическое образование, но даже имеет какое-то учёное звание, дававшее ему право принимать у студентов экзамены, т. е. из текста очевидно, что он был, как минимум, доктором права.

Из такой же мозаики складывается и фон событий. Роман написан в 1970-м году, а т.н. инцидент на Даманском имел место весной и летом 1969 года. Хайнлайн, как видно, сочувствовал Китаю, поэтому в романе Китай и США союзники и сотрудничают в деле освоения Луны и Марса, Россия же упоминается мельком и в негативном ключе. Операция по пересадке мозга сделана в США впервые (да ещё нейрохирургом из Австралии), а в Китае уже есть три живых пациента с пересаженным мозгом, т.е. Китай в романе представлен, как страна высоких технологий и впечатляющих научных достижений.

Город, в котором живут и работают герои романа очень похож на Нью-Йорк. Он огромен, в нём несколько т.н. покинутых зон, где царит мафия, с которой уже никто не борется, а ездить по зонам можно только на бронированных автомобилях с пушкой на крыше. Интересно, что бензиновые двигатели давно запрещены и на автомобилях стоят реакторы фирмы «Империал-атомикс». Едва ли Автор сам верил этому прогнозу; уже в 1970 году было понятно, что такая картина — дело не очень близкого будущего.

Жизнь в насквозь коррумпированной и загнивающей (так в тексте) стране очень неблагополучна. Несмотря на наличие профсоюзов (назван в романе, правда, только один, но, понятно, что есть и другие), существуют дискриминированные группы населения, например, квалифицированные медсёстры получают зарплату меньше, чем швейцары в богатых домах, масса людей малограмотны или неграмотны абсолютно (таков муж Юнис, художник). Официанты вообще лишены пенсионного обеспечения, т. к. их труд по закону (!) не считается общественно полезным.* Эмигрировать из Америки некуда, разве только на Луну. На Земле продолжаются войны, идут вялотекущие мирные переговоры, всё, как в наше время (тут прогноз оказался верным). А ведь наше время ушло на 12-13 лет вперёд от описываемого.

В романе встречаются картинки будущего, которые не всегда поддаются рациональному толкованию. Например, рождение в Алма-Ате двухголового ребёнка, мать которого сержант корпуса морали. За что так досталось Казахстану? Похоже, адресат этой шпильки всё таки Советский Союз.

А вот такое сообщение из романа кажется взятым из нашей действительности: «В Майами мисс Вселенная (мисс Гана — 42-22-38) через секретаря и переводчика заявила, что намеревается стать командиром первого звёздного корабля...». Кажется, кто-то из этих мисс действительно изрекал что-то вроде.

В романе много внимания уделено ненавязчивому просвещению молодёжи. К лучшим его образцам я бы отнёс объяснение Джоанной Юнис сущности молитвы и отличия секса втроём от групповухи.

Но наиболее яркими и точными мне показались эпизоды романа, связанные с медициной. Чувствуется, что Автору досталось по полной программе; реанимационное отделение описано выше всяких похвал, лучше не сумел бы даже Артур Хейли. Очень верно замечено, что женщина с мозгом мужчины не может родить ребёнка без помощи кесарева сечения, т. к. мужской мозг не способен отдать соответствующую команду**. И, как реакция мозга (и нервной системы в целом) на эту невозможность связи с ним детородных органов женщины, отторжение пересаженного органа (мозга) и смерть организма. Это можно рассматривать, как медико-биологическую гипотезу Автора — предположение о невозможности для женщины с пересаженным мужским мозгом остаться в живых при родах.

В заключение повторю другими словами сказанное в начале — замечательная книга, вероятно, единственная на такую тему. Вот только, зачем доктор права Джейк Саломон продал бабушку в Рио? Чтобы освободить в доме спальню? Ну, конечно же, это просто такая миллиардерская шутка, которая не сразу до меня дошла.

*) Интересная даже на фоне всего остального подробность — в ночном клубе, который контролирует мафия, посетителям дают кроме меню и списка вин ещё и список наркотиков.

**) Слово «команда» не нужно понимать буквально. Обеспечение подкоркой родов процесс очень сложный и осуществляется он, грубо говоря, за счёт своевременного появления нужных гормонов в нужных местах организма.

Отзыв связан с недавно написанным на «Тридцать три невесты».

Перерыв между двумя рассказами очень большой, примерно 10 лет, но в «Пьяной планете», как и в «невестах», не содержится прямого указания на место расположения Училища Разведкорпуса, а именно такое указание я и хотел найти. Автор тщательно обходит эту тему. Десантники в «Пьяной планете» прилетают к месту событий не с Земли, а из какого-то неопределённого района Галактики. Воры, за которыми они охотятся, тоже неизвестно откуда прилетели, хотя они практически стопроцентные жители Земли и даже документы у них совершенно земные, правда, как намекает Автор, липовые. Возможно, какая-то информация обнаружится в других рассказах цикла.

Идея Автора о существовании в Галактике места, где враги не стреляют «друг» в «друга», очевидно, имеет своим источником многократно описанные в литературе и снятые разнообразными видеоустройствами места водопоя диких животных. Там львы и антилопы утоляют жажду на расстоянии буквально прыжка. Охранять от плохих парней этот галактический оазис приходится совместными усилиями. К сожалению, по вине Автора, наши вояки не могут не только участвовать в описываемом в рассказе рейде, но и вообще лишены возможности участия в каких-либо Звёздных войнах. Надо верить ветерану, когда он говорит курсантам: «...я об этом [о вялотекущей партизанской войне в космосе — mr_logika] узнал, когда наша бригада выползла из анабиозных ванн не на Внешнем кольце Земли, а в доке неведомой орбитальной станции». Анабиоз — важнейшая техническая деталь, которая вынуждает усомниться в последующем рассказе ветерана и принять его за чистейшей воды байку. Но нельзя же так обманывать курсантов!

Можно было бы обойтись без дальнейших комментариев, но, судя по большому количеству отзывов на различные произведения, небольшое пояснение может оказаться не лишним. Анабиозные ванны нужны при полётах на очень большие расстояния (а других в космосе не бывает, речь ведь идёт не о Солнечной системе) с досветовыми скоростями. Вывод — Разведкорпус не может выступать в качестве подразделения быстрого реагирования, а именно это требуется от него по сюжету. Никакие войны в Космосе невозможны, если за время полёта к месту боевых действий на Земле (да и там, куда ты летишь) будут проходить столетия. Так что не стоит и связываться, чтобы не смешить остальных участников войны, пользующихся гиперпространственными переходами или по крайней мере Д-принципом :).

За этот более чем странный аЛЯПоватый анабиоз, и, разумеется (см. отзыв на «невест»), за юмор алкогольного происхождения оценку рассказу даю ниже средней.

«Где у вас почта? — Пошлите со мной. У меня письмо. — Пошлите со мной. Откуда вы знаете куда? — Пошлите со мной. Я знаю куда. Я по почте хотел. — Да нет. Пошлите со мной. Не пошлю. — А как же вы узнаете, где почта?». Здесь город (Одесса, но не та, которая в США) в лице одного из своих жителей окружает приезжего искренней заботой. Приятно встретить у знаменитого фантаста рассказ, так напоминающий творчество нашего знаменитого сатирика. Напоминает, но, конечно, не дотягивает. Но Шекли и не стремился написать что-то подобное «Теории относительности» или «Диспуту». Перед ним стояла другая задача. Тем не менее этот рассказ не так уж трудно представить в виде диалога, в котором за Кармоди говорит Роман Карцев, а за Город — Виктор Ильченко. Шекли предстаёт здесь в качестве замечательного юмориста, оказываясь в одном ряду с такими корифеями американского юмора, как Сэм Клеменс и Уилл Портер.

Но юмор юмором, а пройти мимо серьёзной составляющей рассказа невозможно, уж слишком явно она в нём присутствует (возможно, как заготовка для будущей доработки). Список компаний и научных учреждений, принимавших участие в проектировании и строительстве этого земного филиала Рая, весьма внушителен. Но некоторые организации, финансировавшие проект, пожелали остаться неизвестными. Не здесь ли зарыта собака? Город опустел, потому что жителей достал своей заботой Мозг, управляющий всей его жизнью. Кто разрабатывал программное обеспечение, Автор не сообщает, скорее всего РЭНД, но это наверняка известно заказчику, т. е. правительству штата и лично губернатору (пусть это будет республиканец). Город стоит пустой, дорогостоящий проект не окупается, и это означает только одно — дело уже в суде, и мошенники, подложившие губернатору эту свинью, скоро будут разоблачены. Самое очевидное предположение — приближаются выборы, и конкуренты (из демократической партии) подкупили тех, кто тестировал готовую программу в уже построенном городе. Ошибку программистов легко исправить, надо просто посильнее ограничить пределы заботливости и тогда из желающих переехать в Город в ближайшем будущем выстроится громадная очередь.

Почему Шекли не стал развивать в рассказе линию предвыборной борьбы, трудно сказать. Наверное, просто возник другой план, и в результате появились «Координаты чудес».

Но до чего же неудачен перевод названия! Ведь ясно же — «нога» и «глина» (глина для лепки!), причём тут плоть?? По моему, не мог Баканов предложить эту чушь, а, значит, это издательская отсебятина.

Рассказ этот на первый взгляд простой, но при всей простоте, как обычно у Шекли, многослойный. Службу он, разумеется, не придумал. Она является необходимой составляющей в структуре любой уважающей себя мафии.* Сюр в рассказе в том, что изображена работа вполне легальной, но не афиширующей** себя спецслужбы, которая самостоятельно подбирает себе клиентов. Агенты СЛ не прикидываются каким-нибудь там горгазом, работают открыто и, предлагая заказные убийства, пользуются визитками, как вполне респектабельные представители крупной фирмы, возможно, даже получающей небольшие дотации из государственного бюджета. Кстати, очень интересный вопрос (один из совершенно неуместных, которые, тем не менее, продолжают возникать у тех, для кого Шекли трудный Автор) — это «что же в итоге стало с главгероем»? С тех пор пролетело десять лет, и, возможно, отзывист узнал за это время ответ, ещё раз прочитав название рассказа, либо в наказание за подобные вопросы сам был ликвидирован. В данном случае недвусмысленный ответ дан в рассказе Автором — клиент бесследно исчез, перед смертью пытаясь сообразить, кому же собралась звонить его жена.

И последнее — по поводу предсказуемости концовки рассказа. Итоговое мнение отзывистов звучит весьма своеобразно: «Концовка предсказуема, с этим нельзя поспорить, хотя, зная Шекли, концовку предугадать сложно.» (Здесь в одной почти дословной цитате я объединил для большей наглядности высказывания разных людей). Чтобы прийти к правильному выводу, я бы посоветовал читателям обратить внимание на то, что Шекли не даёт в рассказе ни малейшего намёка на то, что причиной разлада в семье ГГ является именно его поведение/характер***, а не поведение его жены. Поэтому концовка становится предсказуемой только почти в самом конце.

*) В связи с этим не могу не отметить, что среди отзывистов определённо присутствуют люди (один, как минимум, причём, назвавший этот рассказ глупостью, забыв о теории относительности), близкие к хорошо информированным кругам. Но чтобы в каждом городе! Трудно поверить.

Другое дело — то, что имело место в нашем советском прошлом, когда общесоюзная СЛ работала с невиданным размахом действительно в каждом населённом пункте. Но у них был несколько иной (хотя и в чём-то сходный) принцип отбора клиентов.

**) Высказанное кем-то мнение, что у нас телефон такой службы есть в любом справочнике, это либо следствие недопонимания авторского замысла, либо имелась в виду неотложная помощь, т. е. это был такой черноватый, в духе Шекли, юмор. Других предположений у меня нет.

***) Если уж семейная жизнь такова, что добро приходится делать «скрепя зубами» (тоже цитата из чьего-то отзыва), то не надо его делать совсем; а лучше переключиться на кого-нибудь другого.

Некоторые из писавших об этом рассказе задавали в отзывах естественный вопрос — что же такое этот лаксианский ключ, с чем его едят — а все остальные об этом только подумали. Философская начинка рассказа вполне сопоставима по глубине с инструкцией по эксплуатации (ИЭ) аппарата, ведь любая ИЭ имеет отношение к философским аспектам проблемы взаимоотношений человека и машины. К этому трудно что-либо добавить, не повторяя написанное другими, но меня тоже заинтересовала загадка лаксианского ключа. Заинтересовала не только как профессионального читателя, но и как инженера-электромеханика. Между прочим, из двух ГГ рассказа один химик, а другой эколог, и совершенно очевидно, что им необходим третий компаньон. Как говорят в далёком будущем, Вселенная Троицу любит.

Вернёмся от наших баранов к основному вопросу Лаксианской философии. Итак, что есть Ключ? Несмотря на отсутствие инженерного образования*, Шекли, как мне кажется, понимал, какой простейший вопрос задаст читатель (особенно, если он подросток да ещё и любознательный), и спрятал в рассказе почти прямой ответ на него. Цитирую: «Арнольд повернул какую-то рукоятку. Производитель заворчал.» После этого Арнольд нажимает «Кнопку Номер Один» и Производитель начинает выдавать продукт, постепенно выходя на проектную мощность. А вот и момент истины — любой достаточно сложный аппарат сначала подКЛЮЧается к источнику питания**, и только после этого (иногда требуется время на прогрев) запускается в работу. Так и здесь. После нажатия кнопки «в машине что-то звякнуло, послышалось ровное гудение». Вскоре посыпался порошок, артефакт заработал. Ключ это рукоятка. Лаксианского она производства или сделана в Китае, неважно. Важно только то, что для отключения машины надо повернуть рукоятку (ключ) в обратную сторону. Иногда, предварительно потянув её на себя, о чём догадаться может далеко не каждый. Не сообразили ребята. А ИЭ часто (даже очень часто) пишутся теми, кто сам знает, а объяснить толком не умеет. Письменно не умеет, а показать-то, конечно, покажет. Старик Джо это понимал и с осторожностью относился к инструкциям в отличие от коллектива фирмы «ААА-ПОПС». Шекли не был инженером, но это не мешало (а, скорее, помогало) ему создавать шедевры. И не имело никакого значения, как оказалось в ящике абсолютное оружие, что такое «крутяк», или что значит «дварковать влендишным способом» (может быть, это какая-то разновидность сепуления?) и т.д. и т.п.

А что произошло на планете Мелдж, это отдельная тема, вероятнее всего, связанная с общим угасанием на ней Старой науки.

*) Итогом окончания технического колледжа было у Шекли осознание, что его призвание не лежит в технических областях человеческой деятельности.

**) В переводе Ю. Эстрина («Индетерминированный ключ») Арнольд говорит: «Её не надо ни включать в сеть, ни смазывать, ни обслуживать.» В переводе А. Корженевского сеть не упоминается.

Что касается рукоятки, то у Эстрина: «Арнольд рассеянно кивнул и повернул диск на панели. Изготовитель сухо кашлянул.» Получается, что мой отзыв был бы в случае «Индетерминированного ключа» несколько иным в частностях, но прежним по сути.

Переводчики не перестают удивлять — всё-таки диск и рукоятка не одно и то же.

Но ещё круче — перевести Laxian, как Индетерминированный (!). Перевод Корженевского явно предпочтительнее.

PS.1 Не перестают удивлять и участники классификации. Так много народу не обратило внимания на то, что действие рассказа происходит в основном в Америке, что в итоге получилось «вне Земли».

А как можно этого не заметить?? Remember Мелдж.

Варкалось. Хливкие шорьки / Пырялись по наве, / И хрюкотали зелюки / Как мюмзики в мове. /

О, бойся Бармаглота , сын! / Он так свирлеп и дик, / А в глуще рымит исполин — / Злопастный Брандашмыг!

Л. Кэрролл «Алиса в Зазеркалье»

В Зазеркалье Кэрролла «бывает по шесть, семь пятниц на неделе», почему бы в Зазеркалье Желязны не оказаться сразу восьми Алисам? У Кэрролла Алису представляют Бараньему Боку. «Бараний Бок поднялся с блюда и поклонился Алисе; та тоже ему поклонилась, так и не решив, смешно это или страшно». У Желязны Алиса разговаривает с изуродованными трупами своих клонов (здесь не важно, что она сама клон). Другое время, другие читатели. Но и в Зазеркалье Желязны есть свои Бармаглот и Брандашмыг, и вместе с одним из этих чудовищ оригинал Алисы падает в очень глубокий колодец, который тоже есть у Кэрролла, хотя и в другой сказке про Алису.

Но в повести Желязны есть то, чего не могло быть в первоисточнике, а именно — то, что я называю техническими Бармаглотами. Вот парочка таких «артефактов». «Кристаллическая решётка из чистого углерода с пропущенным через неё антигравитационным полем...»; «Окружность сечения нити составляет меньше трёхсот шестидесяти градусов, — ответил Калифрики. — Отрицательное давление антигравитации воздействует на геометрию окружающего пространства. Этот отсутствующий угол является моим ключом в другие пространства». Идея технического Бармаглота принадлежит английскому астроному Эддингтону. В книге «Природа физического мира» он замечает, что описание элементарной частицы, которое даёт физик, — по сути такой же «Бармаглот»: слова обозначают «нечто неизвестное», которое делает «неведомо что». Далее он пишет: «Узнав, что в одном атоме содержится восемь электронов, а в другом семь, мы начинаем постигать разницу между кислородом и азотом. У кислорода по наве пыряются восемь хливких шорьков, а у азота — семь. Если ввести несколько чисел, то даже «Бармаглот» станет научным. Теперь можно отважиться на предсказание: если один из шорьков сбежит, кислород прикинется азотом. В звёздах и туманностях мы, действительно, находим таких волков в овечьих шкурах, которые здесь были бы для нас полной неожиданностью». (Итоговое издание Алисы, М. АСТ, 2015).

Кроме двух вышеприведённых, в повести Желязны можно найти ещё несколько замечательных бармаглотоподобных научно-технических описаний, заставляющих отнести её (повесть) к твёрдой разновидности НФ, где местом действия является, кроме реальных мест на Земле, ещё и «самоподдерживаемый запрограммированный аккреционный диск, информационное поле которого подверглось неустранимым повреждениям». Алиса и её обладающий почти безграничными техническими возможностями спутник проходят в этот чудесный и ужасный мир именно через одно из таких повреждений, позволяющих пройти через горизонт событий чёрной дыры внутрь сферы Шварцшильда. В этой полной смертельных ловушек вселенной происходит нечто непредсказуемое, в результате чего из Зазеркалья выходят три другие Алисы, а та, которая прилетела на находящемся под водой корабле, навсегда остаётся в неизменном для внешнего наблюдателя состоянии в полном соответствии с теорией Чёрных дыр.

Эту повесть можно без преувеличения отнести к числу самых волшебных созданий Автора, почти не уступающих вершине его творчества — «Хроникам Амбера». Причина этой глубинной близости чистого фэнтези и научно-фантастической повести заключается как раз в происхождении последней от такого неиссякаемого источника, как история кэрролловской Алисы.

Преподаватель Высшего Училища Разведкорпуса (в рассказе это пишется со строчных букв, что неправильно) рассказывает курсантам о событиях, произошедших не более 20-и лет назад. Сейчас это назвали бы разбором полётов. Абсурдность того, о чём рассказывает ветеран РК, по ходу повествования нарастает и постепенно начинает превосходить по своему уровню как байки барона Мюнхгаузена, так и рассказы бывалого капитана Врунгеля, хотя и не дотягивает в этом смысле до отчётов Ийона Тихого. Вроде бы и нет ничего плохого в том, что ветераны способны на любой подвиг. Но есть небольшое отличие. Барон, моряк и Тихий не употребляют спиртного, что, естественно, способствует увеличению степени доверия слушателей и читателей к их рассказам. Все мы знаем, какое применение шампанскому нашёл Христофор Бонифатьевич. Ветераны же из рассказа Трускиновской это настоящие алкаши, которые протащив на крейсер самогонный аппарат, квасят всю дорогу. Понятно, что рассказ юмористический, но этот хронический алкоголизм двух друзей всё-таки заметно снижает его (рассказа) художественные достоинства. Тем не менее в рассказе множество очень интересных деталей, которые не хочется оставлять без внимания.

Грузовой корабль (бывший крейсер), арендованный Институтом палеоконтакта, носит красивое название «Золото Рейна». С легендой о нибелунгах желающие могут познакомиться в другом месте; здесь же скажу только, что это название заставляет предположить принадлежность корабля немецкому коммерческому предприятию. Прежнее название крейсера «Аривара Нарихира»* сообщает читателю о том, что он входил в состав японского космического флота. Использовался он японскими экологами, но в результате какой-то сделки или конфликта сменил владельца. По тексту рассказа разбросаны и другие косвенные, но весьма определённые указания на то, что действие происходит на Земле (т. е. на Земле находится вышеупомянутое Училище). Упоминается Эйфелева башня, джунгли Амазонки, китайские династии Тан и Мин, китайский завтрак, Конфуций, ожерелье из фальшивых клыков леопарда (этот зверь наверняка занесён в Красную книгу)**. Кроме того встречаются имена, принадлежащие людям разных национальностей. Эти люди — немец Клаус Гердер (женатый на француженке с довольно известной не только во Франции фамилией Орнано), корабельный врач китаец Ван Ду Фу, штурман Бванга Нгуенга — негр из Африки и, наконец, друг лектора еврей профессор Виленский по прозвищу Гробус (преподаватель этого же Училища). Завершает эту галерею курсант Родриго Перфильев (!).

Из всех этих кусочков мозаики складывается картина некоего содружества европейских государств, простирающегося, как говорил когда-то один российский политик, «от Лиссабона до Владивостока». Иначе говоря, Автором создана вполне земная декорация, в которую помещено действие т. е. то, что я выше назвал разбором полётов. Сам лектор и его друг Гробус пенсионеры, которым только на Земле и можно жить, поскольку на какой-нибудь колонизированной землянами планете нужны только специалисты. Да и Училище в колонии располагать, как минимум, нецелесообразно, т. к. обучение при этом будет стоить фантастически дорого. Трудности будут также и с набором как курсантов, так и преподавателей. А уж Институт палеоконтакта, занимающийся известной и в наше время проблемой, находиться не может нигде, кроме Земли.

И вдруг читателя надолго (пока он не убедится, что ничего не пропустил) останавливает странная фраза лектора-ветерана: «...до того времени, когда нас обоих пригласили преподавать, оставалось лет пятнадцать. Земных лет, ребятишки. Это больше, чем вам кажется». Почему курсантам вообще может тут что-то казаться, если свой возраст они исчисляют в земных годах, независимо от местонахождения Училища? А если даже Училище не на Земле, то казаться им эти 15 лет большим сроком могут в том случае, если год на их планете длится меньше земного года.*** Так что это не Марс, но это и не Венера, которая будет совершенно непригодной для жизни людей ещё очень и очень долго, возможно, миллионы лет. Но, как только что выяснилось, и то, что это колония в другой звёздной системе, практически невероятно.

Так зачем нужна Автору эта запутывающая читателя крайне туманная фраза? Здесь возможны два ответа. Оба могут быть получены только после прочтения остальных частей цикла, и, если мне удастся это сделать, то я дополню отзыв. Или станет понятной эта фраза, или окажется, что это авторский брак. Называть это ляпом пока рано.

Оценку рассказу я поставил ниже средней, т. к. мне не нравится юмор, основанный на чрезмерном употреблении «продукта» (так эта жидкость называется в рассказе), и за невозможность однозначного определения места действия. Не очень-то это хорошо, когда читателю приходится угадывать, что же Автор хочет сказать на самом деле.

*) АривАра НарихирА — знаменитый поэт, принц Хэйанской эпохи.

**) Всё перечисленное содержится в рассказе преподавателя. Никаких инопланетных артефактов он не упоминает, только земные.

***) Может быть, это замечание относится к молодому возрасту курсантов. В молодости 15 лет не такой большой срок, каким он может представляться сорокапятилетнему человеку. Но почему акцент делается на слове «земных»?

PS. Получил (прошло несколько дней) сборник «Лучшее за 2007 год» с «Пьяной планетой». Написан рассказ давно и ясности в вопросе о месте действия не прибавляет. А имеющийся в нём удивительный для твёрдой НФ ляп (хотя главная идея интересна) видимо заставит меня написать отзыв и на этот рассказ.

«Блестящий, ошеломляющий, монструозный мир его книги, будь она написана иначе, оказался бы чудовищным — но повествование над всеми ужасами проносит нас со скоростью, почти не оставляющей времени на раздумье».

С. Лем о романе А. Бестера «Тигр! Тигр!» («Фантастика и футурология», т.2, стр. 189; изд-во Хранитель, М. 2008)

«Я пряду каждую нить до её естественного окончания. Если она заканчивается, то заканчивается, я не уговариваю её хоть немного продлиться. И не рассекаю до срока лишь потому, что мне хочется получить аккуратный рукав. Всё, что я тку, выглядит так, как хочет выглядеть, — не больше и не меньше. Я была последней из тех, кто сошёл с небес.» И действительно это огромное полотно из переплетающихся между собой сказок выглядит, как творение ткачихи-звезды Ксиде, а последнюю фразу можно отнести к Автору полотна Кэтрин Валенте. В ряду из всем известных имён (Перро, Гримм, Гауф, Андерсен, Уайльд, Родари, Кэрролл, Гофман, Метерлинк, Лагерлёф, Пушкин, Аксаков, Киплинг...ряд очень длинный, это только начало) Валенте на сегодняшний день последняя и трудно представить, чтобы кто-то сумел создать на этом пути нечто подобное и достойное великих предшественников.*

Общее впечатление от этой двухтомной смеси сказок и мифов, приправленной соусом из «Тысячи и одной ночи», это ощущение страшной путаницы, блуждания по лабиринту сюжетов и персонажей. Как если бы все 156 сказок Андерсена из примерно такого же по объёму двухтомника 1969 года (изд-во ХЛ) были изложены в виде связанных историй. К примеру, норвежская и датская тряпки разговаривали бы во дворце Снежной Королевы, а в охране дворца служил бы оловянный солдатик, женатый на русалочке, в которую превратилась избавленная палачом от красных башмачков девочка Карен...и т. д. У Валенте, когда на острове мёртвых появляются молодые близнецы Итто, читатель, если он не семи пядей во лбу, долго ищет в первой книге историю двухголового мальчика-звезды, поскольку хочется понять этот двусмысленный странный юмор, когда Серпентина, лёжа в объятиях обоих близнецов, говорит: «Я не плот» и близнецы, смеясь, отвечают: «Мы не король». И в такое положение читатель попадает сплошь и рядом. Кстати о башмачках. История Учителя танцев, который от этих андерсеновских башмачков, по моему, и произошёл, особенно привлекла моё внимание не столько тем, что эта пара туфель, называющая себя Учителем, очень много болтает (эка невидаль — говорящие туфли!), сколько тем, что несёт этот тип. Приведу его монолог с несущественными купюрами. «Я знаю, что полагается делать правильным девочкам...[...]. Девочки должны танцевать, чтобы их юбки развевались будто лепестки цветов; [...]. Они созданы для развлечений, чтобы хлопать ресницами и кружиться в объятиях красивых мужчин! [...] Они созданы для того, чтобы пить игристое вино. Их смех похож на пение зябликов, и они устремляются в тени ради поцелуя! [...] Они созданы [чтобы? — mr_logika] трепетать в мужских руках день за днём, пока их пяточные кости не начнут выбивать искры на полу танцевального зала!». Но Утешение оказалась по настоящему правильной девочкой, сказала — нет и разбила Учителя на кусочки. Даже и с таким финалом это не почитаешь маленькой девочке перед сном.

Есть в книге Валенте ещё один персонаж, который мне очень понравился; как-то не встречалось мне в сказках ничего похожего. Вспомнил только роман Саймака «Почти как люди». Там были шары из тьмы какого-то другого мира, а тут обыкновенные мыши**. Вообще, «Сказка о плаще из перьев» — одна из лучших в обоих книгах. Замечательно придуман невероятный персонаж по имени Костя (видимо, у Автора начались трудности с выбором имён из-за огромного количества действующих лиц и образин) и совершенно непредсказуемый способ, которым маленькая ткачиха-паучиха освобождает из клетки огромную Жар-птицу и её (его) дочурку. Незабываемый эпизод.

Но есть в книге и такие сюжеты, которые оставляют ощущение некоторой вымученности из-за полнейшего отсутствия целесообразности в поступках кое-кого из героев-людей. Ладно бы это были монстры. Но, вот прекрасная Ли, жена охотника Лема***, кончает жизнь самоубийством совершенно диким способом. Из-за чего? Из-за того, что когда-то убила тигра, чтобы познакомиться со своим будущим мужем? И теперь чувствует свою вину перед перед тиграми, а муж, понимая(!?) свою жену, наблюдает эту страшную сцену из окна. Всё это абсолютно не убедительно. Дальнейшее поведение Лема, который приводит в свой дом в качестве новой жены травинку-звезду, можно объяснить только тем, что он серьёзно тронулся умом. И кончается это всё ничем — жена спит в шкатулке до самой смерти мужа и ещё очень долгое время после неё. Не меньшее недоумение вызывает женитьба рыбака, обычного человека, на ужасной ламии, которая ему быстро надоедает и он держит её в своём доме только потому, что она кашляет аджанабской валютой.

Настоящий человек в книге один — Семёрка, жертвующий рукой ради своей любимой хульдры Темницы, верный её спутник и помощник. Кроме истории, произошедшей с этими героями в детстве, мне как-то не встретилось во второй книге ни одного сюжета с подтекстом. Может быть история умных мышей, попытавшихся выйти «в люди»? А вот жители сюрреалистического города Кость-и-суть, которые только жрут драгоценности и торгуют всем подряд и додумались до чеканки монет из костей нежеланных детей — это, пожалуй, хорошая аллегория кое-каких современных общественных явлений.

Ещё одна история, которая показалась мне очень оригинальной — это история о стадиях развития драконов. Сначала золотая рыбка, рвущаяся в небо, потом молодая красивая девушка, выходящая замуж, и, наконец, после родов, дракон, вскоре, по воле Автора, превращающийся опять в золотую рыбку, но уже с очень скромными запросами. Тоже, вроде бы, с двойным дном история. Теперь, глядя на симпатичных девчонок, я думаю, а не станут ли эти «золотые вуалехвостки» вскоре драконами, а некоторые уж точно огнедышащими. И надолго ли?

Книга даёт необозримые возможности для обсуждения, но хорошего понемножку, пора заканчивать. Всё же ещё несколько замечаний. Вот одно из многих понравившихся мне сравнений — «усталое морщинистое лицо походило на брошенную карту сокровищ, которые больше никого не манят». Причём, догадаться, кто это, почти невозможно, это становится ясно только в самом конце книги, до которого от этого места уже не далеко.

Удивляет характеристика уримцев; в этом городе страдающие жители «лечат друг друга, как могут». Кот-леопард Рвач говорит: «Недуги сделали уримцев братьями, и нет другого города, где было бы так много ласковых, измождённых, доброжелательных людей. Когда мы пришли туда [надеясь на помощь — mr_logika], они вырвали моей госпоже язык и приковали меня к ней...». Чуть позже он добавил, что перед этим они «избили Руину костылями». Всё это никак не комментируется Автором, понимайте, как хотите. Но этому зверю ещё не так достаётся, как некоторым другим совсем уж несчастным созданиям. Единорогу отрезают рог, Жар-птице трижды выщипывают хвост, у одного из джиннов практически ни за что отнимают глаз, у мантикоры намордником изуродована челюсть, газелли Тальо кастрирует себя. Темница расплачивается с Идиллией хвостом, и какая же она после этого хульдра? Есть и более страшный эпизод, когда девушка сама себя хоронит в земле (это та самая Руина, которая тогда умерла, но не совсем). Жестокий мир, ужасные сердца.

Вот пример неудачного перевода — «Я услышала тебя посреди океана, где корабли разбивают пенные волны, точно головы китов...». Очевидная двусмысленность, сомневаюсь, что она присутствует в оригинале.

Очень мешают чтению такие словосочетания, как «одинокий залив» (стр.303), «голодные моря» (стр. 367), «Варени тёк» (стр.382, в остальных случаях эта река имеет женский род).

А вот и долгожданные ляпы (а как же без них). Костя арендовал баржу и везёт Жар-птицу в Аджанаб; плывут по горной реке. Рыба (она в аквариуме) говорит: «Каждое утро они бросают меня в реку, и я пробую воду. Здесь, высоко в горах, она похожа на замёрзший мох...» (стр.411). Но Жар-птица, которая ( надо писать «который», так принято в этом тексте, но я так не могу) ведёт рассказ, только что произнесла: «Я видел зелёные берега, где летали огоньки-светлячки и тучи москитов. До чего же они были далеки!». Даже в сказке горная река не может иметь далёкие берега.

Но это цветочки. Ягодки сейчас будут. Баржа идёт по горной реке против течения (!). «Когда русло наконец сузилось и стало несудоходным, я почти забыл, что...» — это продолжение рассказа Фонаря (стр.437). В этом месте Костя перегружает клетку на телегу; до Аджанаба, который расположен на реке Варени, остаётся ещё приблизительно столько же, сколько уже пройдено. Итак, прочитав стр. 437, можно вернуться к стр.410-411, чтобы убедиться в наличии ляпа 1-й категории (по моей классификации ляпов эта категория высшая из трёх, и в просторечии называется халтурой). Такой же я встретил пока только один раз, и это было в рассказе Р. Янга «У шатров Кидарских».

Когда Автор создаёт целый мир, не используя такого понятия, как география, подобные ошибки почти неизбежны. У Мартина или Толкиена это исключено.

Третий ляп, хотя не буду на этом настаивать, таков. Джинния по имени Ожог (она даже Королева джиннов) мечтает искупаться в реке, но буквально через несколько минут, прикладывая свои раскалённые добела ладони к окаменевшим прутьям, она превращает их в лаву, освобождаясь таким образом из клетки. Может ли существо, состоящее из огня, купаться? Не вредны ли ему водные процедуры?

Подозреваю, что немногие из прочитавших первую книгу будут бороться со второй, но уверен, что количество таких читателей могло бы сильно возрасти, если бы обе книги имели подробные оглавления, о чём я уже писал в недавнем отзыве.

*) В этот перечень я не включаю мастеров сказочной фантастики, таких как Уильямс, Мартин, Толкиен, Ле Гуин, Нортон, Брукс, Муркок и вообще всех Авторов того фланга Фэнтези, который наиболее близок к сказке. Разумеется, точных границ здесь нет и могут существовать очень разные мнения.

**) Мне кажется, уже пришло время (вместе с этим сказочным романом пришло) появления в русском языке слова «мыш» без мягкого знака. Мышь при этом, конечно, остаётся. Интересно, как обстоит дело с мышами в английском...

***) Почему Валенте так назвала этого постепенно выживающего из ума парня? Может быть она не знает, какую ассоциацию вызывают эти три буквы, будучи расположены именно в таком порядке при том, что Л — заглавная? Может быть, она считает своего Лема положительным персонажем, который может кого-то научить чему-либо хорошему? Или просто за что-то не любит пана Станислава?

Одно предположение, как уже понятно читателю, ещё не забывшему эпиграф, у меня есть. Образ Лема, убивающего тигров, может быть связан с монографией С. Лема «Фантастика и футурология», в которой он даёт скрупулёзный анализ романа А. Бестера «Тигр! Тигр!» («Моя цель — звёзды»). На лице ГГ этого романа вытатуирована маска тигра. Лем относит роман Бестера к второразрядной литературе, т. е. «убивает тигра».

PS. В отзыве на первую книгу я выразил надежду на то, что в дальнейшем можно будет узнать, зачем волшебнику без ошейника нужна была иксора. Надежда не оправдалась. Нить оборвана. Но было ли так задумано или потерялась карточка из картотеки Автора (был случайно удалён файл из её базы данных)?

Об этом романе написано на ФЛ уже очень много, постараюсь не повторять сказанное другими. У нас каждый имеет право голоса, и это хорошо, что здесь может изложить свою точку зрения кто угодно, даже инопланетянин, который с детства терпеть не может «Алису в Зазеркалье» или же считающий ненормальным того, кто с удовольствием читает первую половину «Дороги доблести», или тот, кто думает, что одуванчик бывает только белым и пушистым и никогда не видел его в ярко-жёлтом головном уборе. Приятно было познакомиться. Так вот, чтобы не повторяться (а в целом, IMHO, этот роман Хайнлайна один из лучших у него), я здесь коснусь только некоторых частностей, умаляющих на мой взгляд его (романа) достоинства.

Для начала одна мелочь, но глаз режет, продолжать чтение мешает, т. к. начинаешь думать о том, что где-то что-то пропустил. Цитирую по переводу Ковалевского и Штуцер. «Руфо накрыл стол прямо перед палаткой Стар, сделал электропроводку, пустил её на дерево, под которым стояла палатка, на стол поставил горящие свечи.» Судя по дальнейшим событиям и описанию жизни аборигенов, электропроводка попала в текст по чистой случайности, просочившись, например, из какого-нибудь параллельного мира тем же путём, что и старая четырёхмоторная машина, на которой Оскар едет в 21-й главе из Прествика в Нью-Йорк. Если верить Стар, а её блестящая научная подготовка не позволяет ей не верить, на Невии «электроны не вполне те же и ведут себя не совсем так, как на Земле».* Не поэтому ли электропроводка, даже пущенная на дерево, горящих свечей не отменяет?

Как это многими отмечено, «Дорога...» вроде бы и фэнтези, но Автором постоянно делаются попытки объяснения магии, подведения под неё научной основы, её разоблачения (необходимо отметить, что в отношении драконов это было сделано успешно, но этот случай слишком простой). Конечно, было бы лучше, если бы Автор пошёл путём Булгакова и делал бы свои фокусы, основываясь на методике Коровьева и Бегемота...Но если бы, да кабы, выросли бы во рту грибы...Автор выбрал другой путь.** Посмотрим, к чему это привело.

Оскар, увидевший содержимое шкатулки и сначала удивлявшийся, как это Руфо «волочит на своей спине более двух тонн груза», в какой-то (этого нет в тексте) момент обнаружил, что шкатулка «весит всего лишь пятнадцать фунтов в упакованном виде». Но тут же Стар объяснила, что это вес, а не масса, которая равна всё-таки суммарной массе огромного количества заключённых в шкатулке предметов. После этого неплохо было бы объяснить, как с такой массой за плечами Руфо умудрялся успешно сражаться с Рогатыми Призраками, ведь быстрые манёвры для него были бы исключены большой инертностью груза. И уж очень резво эта весьма массивная шкатулка вылетела из рук Руффо перед тем, как погрузиться в трясину. Но Стар эту тему не развивает, а вопросов ей не задают. Дальше в лес — больше дров (в смысле — продолжаем их ломать). Стар говорит, что «необходима колоссальная сила, чтобы перенести сложенную шкатулку из этого мира в другой, ибо она может просто взорваться» (если сила будет недостаточной?). Позже, когда Оскар побеждает в последнем бою и Яйцо Феникса оказывается у Стар, о нём говорится следующее: «Подобно складной шкатулке, Яйцо изнутри больше, чем снаружи. В «развёрнутом» виде оно, надо думать, куда как превосходит пирамиду Хеопса». И вот с этой массой (там блоки памяти, по массе они, может быть, и поменьше пирамиды) Стар совершает прыжки через Невию и Землю в столицу Империи. Огромная, не сравнимая со шкатулкой, масса препятствием уже не становится. Таким образом, вся эта наукообразная болтология привела к неустранимому противоречию. И хотя Автор предлагает не пытаться рассуждать логически в мире магии, но при этом не желает соблюдать им же самим (и даже не столько им самим, сколько законами жанра) установленные правила. В данном случае это правило подобия — магия шкатулки, не поддающаяся логическому анализу и магия Яйца — это одна и та же магия и противоречий между принципом устройства шкатулки и принципом устройства Яйца быть не должно, это один и тот же принцип. По моим подсчётам, это у Хайнлайна второй случай. Стоит только ему попытаться поставить описываемые им чудеса на научную базу, всё рушится***. Первый случай — роман «Дверь в лето», о котором я недавно писал примерно в таком же ключе. Спасают положение и там и тут второстепенные персонажи. В «Двери...» — кот, в «Дороге...» блестяще написанный образ шутоподобного мудреца Руфо, одного из самых колоритных персонажей во всём наследии Автора.

Ещё одна «научная» проблема, успешно (тут — чистая победа) решённая замечательным парнем по имени Ивлин Сирил Гордон, это оригинальнейший способ уничтожения Игли. Тактика от Наполеона Бонапарта — ввязаться в бой, а там посмотрим (даже план сражения был составлен заранее, как при Аустерлице, и так же, как тогда у Наполеона, всё пошло не так). И получилось. Когда я читал этот роман в первый раз (довольно давно), мне не могло прийти в голову то, что сразу напрашивается теперь. А напрашивается анаграмма Игли — Игил (в оригинале такой номер едва ли прошёл бы, но я-то читаю по русски). Но каково попадание! Начиная с внешности и умственных способностей и кончая предложенным способом уничтожения. Как объясняет учёная Стар, «в метафизической геометрии это задачка для школьника и называется она парадоксом невыносимого давления и неподвижной массы. Масса взрывается изнутри — она вытесняется из этого мира в какой-то иной». Так что в книге и объект «предсказан», и способ борьбы с ним предложен, похоже, единственно возможный. Что же, надо объединить усилия с американскими хорошими парнями, такими, как Оскар (он ведь опять собрался на дорогу доблести), иначе невыносимого давления создать не удастся.

Ещё несколько мелких замечаний и «летопись окончена моя». Категорически не согласен с советом Автора никогда не ставить серьёзную проблему на народный референдум. Ошибочным кажется мне и утверждение (это произносит Стар — Ваша Мудрость), что примитивные общества всегда сложнее цивилизованных. По моему, наоборот и вообще трудно представить, как могла возникнуть эта идея, на каком основании. Очень удивило рассуждение Оскара, отказывающегося от посылки матери денег по идиотской причине — «её муж получает достаточно, и от меня он денег не возьмёт». Причём тут муж матери??

Но закончу на хорошей ноте. «Грех — это жестокость, несправедливость, всё остальное — пустяки». Отлично сказано! Много и другого в романе мудрого, полезного, точного и тонкого. Поэтому и оцениваю его высоко, несмотря на отдельные научно-магические провалы.

*) Как воспринимать эту краткую характеристику данного конкретного параллельного мира? И есть ли это в переводе Муравьёва? Ведь эта, с позволения сказать, физика, возможно, как раз и делающая этот мир магическим, начисто зачёркивает половину книги. Невианский атмосферный кислород не годится в таком случае для дыхания, поскольку не сможет вступать в химические реакции в организме человека, основой которого является вода, состоящая из кислорода и водорода земного типа. Приходится не обращать внимания, как это и делают все, написавшие отзыв, читатели. Иначе кислород, с шестью (в наружном слое) «не такими» электронами оказавшись в крови так даст по мозгам, что книгу придётся отложить навсегда, и не только эту. Правда, непонятно, как он окажется в крови.

**) Справедливости ради...Есть один магический артефакт, о научной подоплёке которого в романе нет даже намёка. Это, разумеется, абсолютно живой Сирано де Бержерак, да ещё и декламирующий написанную о нём через много лет после его смерти пьесу. Знает он и Кэрролла. Это не робот, в таком случае у Оскара не было бы ни единого шанса. Вот уж магия, так магия! Видна школа Воланда или кого-то не менее искусного. Негодяи, укравшие Яйцо, очевидно, не смогли сотворить ничего другого, поэтому Стар заранее позаботилась о том, чтобы Оскар стал отличным фехтовальщиком. Всем его погибшим предшественникам-разведчикам просто не хватило мастерства. Научно-фантастическая база под Сирано была подведена примерно через 20 лет, когда был закончен цикл Фармера «Мир реки», где Сирано такой же, как у Хайнлайна, а магия присутствует разве что в названии одной из частей.

***) Одновременно с появлением многомерной (внутри) шкатулки, т. е. в 1963 году, читатели НФ получили в своё распоряжение не менее остроумное аналогично работающее устройство — малогабаритный полевой синтезатор «Мидас», производивший из древесных опилок золотые монеты с профилем Арканарского короля Пица Шестого. Применение такого программируемого синтезатора в условиях веера миров решило бы проблему переноса между мирами значительных масс. Но не решило бы проблему переноса такого сложного устройства, как Яйцо Феникса. В этом случае помочь могло бы дублирование предмета с его самоликвидацией в случае кражи какой-либо копии. Это я к тому, что Стругацкие решали такие вопросы значительно изящнее.

«Что может испытывать человек, подключённый к фантоматическому генератору? Всё, что угодно».

С. Лем «Сумма технологии» (1967 г.)

Роман «В режиме бога» можно рассматривать, как литературное приложение (иллюстрацию) к разделу «Фантоматика» монографии С. Лема «Сумма технологии». С ГГ происходит практически всё, о чём пишет Лем (вплоть до примера с ящиком письменного стола, чему в романе соответствует рамка с запиской), и мне кажется, что он оценил бы этот литературный опыт положительно, хотя и не стал бы уделять ему столько внимания, сколько отдано в его «Фантастике и футурологии» творчеству Ф. Дика (ниже я объясню, причём тут Дик). Только вот пришитый к основной теме романа белыми нитками сюжет с предсказанной скриптом «ядерной зимой» великий философ и футуролог едва ли одобрил бы. Особенно странным кажется призыв покупать всё за день до катастрофы, как будто имеет какое-либо значение в такой ситуации, что делать — продавать всё или наоборот.

Интересна идея морфоскрипта, выход из которого возможен только через смерть фантома пользователя. Это одно из слабых мест подобных виртуальных сценариев, т. к. смерть должна быть гарантированной. В романе рассматриваются три варианта такого выхода в реальность — выстрел из пистолета в упор (удобнее всего в висок), падение под колесо автобуса (с довольно натуралистичным описанием образовавшегося на асфальте «пейзажа») и удушение шнурком.* Аналогичный выход через отравление, скорее всего, невозможен, т. к. для этого пришлось бы заложить в скрипт коды симптомов смерти, различные при разных ядах, для чего надо было бы закодировать всю биохимическую картину гибели организма, а это вряд ли под силу даже коллективу морфоскриптеров.

Несколько слов о ГГ романа Викторе Сигалове. По ходу повествования читатель всё более убеждается в его профессионализме, как бета-тестера морфоскриптов. У него явно большой опыт, завидное хладнокровие (здесь Автору изменяет чувство меры; очень уж буднично, без эмоций Виктор убивает себя, находясь в фантоматическом мире, который выглядит не менее реальным, чем исходный) и хорошее чувство юмора, несмотря на очень молодой возраст. В заключительном эпизоде вытворяемые им трюки достигают уровня такого непревзойдённого мастера, как Стивен Сигал, и, стало быть, Виктор полностью оправдывает совсем не случайно данную ему Автором фамилию. Молодость ГГ сказывается, пожалуй, только в неумении обращаться с женщинами. Будь он более зрелым человеком, не стал бы незаслуженно (да и заслуженно тоже) оскорблять такую замечательную девочку.** Мне вообще импонируют все положительные герои романа — и Шагов, и Аверин, и Майская, и Мальвина, но образ Сигалова получился наиболее удачным. Если бы ещё они с Шаговым чуть поменьше пили...

Полностью отрицательный персонаж здесь один — Лаврик. Но он оказывается столь же глупым, сколь жестоким. Похищать, браковать и убивать бета-тестеров, нужных ему для бизнеса, можно ведь до посинения, если не подойти к проблеме с умом и, например, начать искать нужного человека среди студентов или выпускников медицинских ВУЗов.

Конечно, этот роман не для взрослой аудитории, т. к. ничего нового для тех, кто в курсе, здесь нет, а те, кто не в курсе, так они потому и не в курсе, что их не интересует затрагиваемый Автором круг проблем. Поэтому наиболее подходящий контингент читателей — тинейджеры.

Теперь, что касается Кирилла, брата Виктора. Ситуация с этой «головой профессора Доуэля» почти на сто процентов срисована с романа Ф. Дика «Убик». И это скорее плохо, чем хорошо. В связи с этим нельзя не обратить внимание на название серии «Сверхновая фантастика». И упомянутые работы Лема, и романы Дика — это всё старые звёзды и они никогда не будут забыты. Боюсь, что произведения, подобные рассматриваемому здесь, ожидает судьба сверхновых звёзд, которые после небольшого периода, когда они сверкают очень ярко, превращаются в какую-нибудь Крабовидную туманность и постепенно исчезают, растворяясь во Вселенной.

По всему по этому мне больше всего понравился в романе социокультурологический (можно сказать, гендерный) анализ сказки «Приключения Буратино». При чтении этого маленького отрывка меня не оставляло ощущение дежа вю, надеюсь, ложное, не такое, какое вызывает роман в целом, а вызванное элементарным удивлением от того, что такое до сих пор никому не приходило в голову.

*) Ощущения человека, которого душат, описаны тщательно с претензией на правдивость. Похожую сцену в фантастике вспомнил только одну — это подробное описание ощущений человека, которому только что отрубили голову в рассказе А. Лазарчука «Священный месяц Ринь».

**) Мальвина хотела бы называться Джульеттой. Здесь содержится намёк на то, что она и Виктор принадлежат к разным борющимся между собой общественным группам.

PS. Одна придумка Автора остаётся и, очевидно, навсегда останется для меня неразрешимой загадкой — зачем ему понадобилось переносить столицу РФ в Петербург? Или — за что?

Первой прочитанной миниатюрой итальянского фантаста Итало Кальвино, был «Сад неистовых котов», и показалась мне эта вещь откровенно слабой, но, прочитав другую его маленькую сказку «Три Далёких острова», я решил, что это произведение почётного члена Американской академии и лауреата Австрийской Государственной премии по европейской литературе заслуживает отдельного разговора.

В целом от этой сказки остаётся впечатление вымученности сюжетных ходов, и бредовости монологов, диалогов и отдельных реплик героев. Попадаются и ляпы, которых немного, но и сказка-то совсем короткая. В особенности это всё поражает, когда узнаёшь, что Автор филолог по образованию и диплом защищал по творчеству Джозефа Конрада, одного из лучших мастеров приключенческой прозы в мире. Изучал, стало быть, Конрада и ничему не научился?

Приведу несколько примеров в качестве доказательства только что высказанных соображений.

Вот кое-что из техники управления парусным судном. «Капитан приказал свернуть паруса, и юнга Джиромино взобрался на грот-мачту, чтобы привязать их к флагштоку». Автор вполне мог бы редактировать «Морскую Газету» с не меньшим успехом, чем редактировавший некогда «Сельскохозяйственную Газету» Марк Твен.

За этим следует чрезвычайно бледно выглядящий диалог Джиромино и Королевы сирен и разговор между собой трёх пиратов, в котором претензии на остроумие вызывают разве что чувство неловкости за Автора.

Близким к нулевому показался мне и уровень остроумия в диалогах пиратов с девицами, живущими на необитаемых островах. Особенно примитивно построен диалог одноглазого пирата и девушки с веером. Оба несут дикую ахинею, которую, как и весь рассказ, я не решаюсь советовать кому-либо для чтения.

Крупный ляп — это канувшая в неизвестность карта острова, где дедушка Джиромино (очевидно, бывший пират) спрятал сокровища. Островов три, карта, которую отдала мальчику бабушка, возлагавшая на неё вполне понятные надежды (это есть в тексте), одна. Видимо, по этой причине, отобрав карту у Джиромино, пираты почти сразу же о ней забывают и больше она в сказке вообще не упоминается, а сокровища оказываются в обыкновенных сейфах. Да, вот уж далеко не «Остров сокровищ» !

В финале сказки Королева сирен советует Джиромино перепрятать сокровища (!?) и начертить другую карту, чтобы снова (!?) отправиться на поиски. Это уже и вовсе за гранью фантастики. Напоминаю — Автор считается писателем-фантастом.

Последняя фраза Королевы, после которой Джиромино и Водорослинка уплывают на доске для сёрфинга в океан, звучит как некая квинтэссенция этого шедевра: «Не сомневайся, бабушка поймёт.»

Так и хочется телеграфировать Автору по межсветовой связи — а не расскажете ли, уважаемый Писатель, всё, что Вы здесь сочинили, собственной бабушке!

Посвящается Тасе, выпускнице детского сада 2017 года.

В прошедшем году этой повести стукнуло полвека. Летит время, и теперь это уже старая сказка. Впрочем, появились отдельные теоретики литературы, которые относят и это произведение к жанру магического реализма. Нет уже ни сказок, ни фэнтези, один сплошной магический реализм. Ну и довольно о глупостях. Хочется сказать несколько добрых слов о всеми любимых героях этой повести-сказки. Главный тут, естественно, Чебурашка, как бесспорно придуманный именно самим Эдуардом Николаевичем. Это его ноу-хау, чего нельзя сказать, например, о крокодиле, имеющем вполне себе корнейчуковское происхождение, или о Шапокляк, кажущейся одной из тех старух, которые не расшиблись насмерть, вываливаясь из окна, хотя и от Бабы Яги в ней кое-что есть. Немного странно звучит имя крысы — Лариса. С чайкой как-то не вяжется. Но с какой нибудь знакомой Автора — очень возможно. Для меня все сказочные крысы — Шушары, не зря так назван целый совхоз под Ленинградом, по полям которого я когда-то ползал по-пластунски, собирая картошку. Чебурашка зверёк, вероятнее всего, североафриканского происхождения. А откуда, кроме Марокко, возили тогда в Союз апельсины, за которыми народ стоял в огромных очередях?* У чебурашки только один недостаток — отсутствие рук, что отнюдь не превращает его в инвалида первой группы. Он прекрасно пользуется телефоном и часто звонит своему другу Геннадию, и даже принимает участие в строительстве дома из кирпичей, а этим может заниматься даже и не каждый руковладелец. А самое значительное положительное качество Чебурашки — это чувство юмора. Именно оно помогает ему добыть гвозди, необходимые друзьям, чтобы прибивать доски от забора к кирпичным стенам домика. Идея Чебурашки, что для забивания кривых гвоздей необходим кривой молоток, срабатывает на все сто. Кроме того Чебурашка обладает необыкновенной прыгучестью и умеет лазать по деревьям (во всяком случае, он прозрачно на это намекает). Это, если кто забыл, без рук. Вообще все трое друзей, составивших ядро будущего клуба, ребята умные. Гена (тоже, между прочим, персонаж с африканскими корнями) любит читать, и несколько странно, что он ещё и находит время, чтобы убивать его, играя в крестики-нолики, каковое занятие считается одним из самых малоинтеллектуальных в мире. А как было бы здорово, играй Гена в придуманную Джоном Конвеем игру под названием «Жизнь», которая чем-то крестики-нолики напоминает, но в иерархии игр находится где-то на уровне шахмат. Ну, Гена крокодил ещё молодой и знакомство с кибернетикой и эмбриомеханикой у него ещё впереди. А пока именно Гена устроил так, чтобы грузовик с нужным количеством кирпичей доехал в точности туда, куда было нужно, для чего ему потребовалось одержать победу над бюрократической машиной, принявшей человеческий облик и называющей себя Иваном Ивановичем. И ещё Гена прекрасный актёр, сыгравший роль Красной Шапочки так, что овцы остались сытыми (т. е. зрители были очень довольны), а волки (точнее один волк) целыми. И, наконец, Галя, маленькая актриса детского театра, хорошо знающая русский язык. Ей-то и принадлежала идея найти друзей всем, кто, как лев Чандр и пёсик Тобик, затрудняется сделать это самостоятельно. Прекрасная компания, и если бы они не поглощали в таком пугающем количестве кофе, причём без молока, и если бы Гена не курил трубку хотя бы в присутствии Гали (я не нашёл в тексте повести упоминания о том, что с приходом Гали Гена откладывал трубку в сторону), то претензий к автору у читателей не осталось бы совсем.

Надо воздать должное и старухе Шапокляк. Не могу отделаться от мысли, что никакая она не старуха, а только прикидывается. Бегать быстрее носорога (да ещё после удара рогом, перебросившего её через забор) никакая старуха не смогла бы, так же, как и забираться на дерево со скоростью кошки. Тут даже Хармс нервно курит в стороне. Так что Шапокляк (ей подошло бы имя Мария Францевна**, но Автору угодно было наделить им обезьяну) кажется мне самым загадочным персонажем повести. Друзья придумали отличный способ отомстить ей за все её злые дела. Куда её занесло на «аэростате», остаётся неизвестным. Можно с уверенностью утверждать только то, что облететь вокруг света ей не удалось, поскольку первым этот подвиг совершил всем известный дядя Фёдор.

*) И пропадали эти апельсины, как совершенно справедливо даёт понять Автор, именно ящиками. И не один Чебурашка при этом растолстел. А сколько было таких чебурашек, стоявший в очередях народ так и не узнал.

**) Правда, в таком случае в соответствующих инстанциях неминуемо возник бы вопрос — чем занимался Франц Шапокляк до революции, и старуха мгновенно потеряла бы интерес к злым проделкам, а повесть сменила бы возрастную категорию.

Как это однозначно следует из русского перевода названия, темой очерка является фантастика, какой она может стать в будущем. При чтении выясняется, что ничего подобного. Азимов пишет здесь о том, как может измениться жизнь человечества, когда роботы и компьютеры в полной мере войдут в повседневный обиход. Когда сойдёт на нет бессмысленный и однообразный труд и станет доступным индивидуальное образование. Когда перестанут быть проблемой получение любой информации и связь между людьми. Азимов мечтает о третьей эпохе Возрождения и даже о футболе и балете в космическом «театре/стадионе» при нулевой гравитации (может быть шутит?).

Как было бы замечательно, если бы тот «мыслитель», который влепил этому эссе теперешнее название, сначала сам прочитал его. Возможно, в этом случае название стало бы несколько более близким к авторскому варианту. Например «Воображаемое будущее» или «Причудливое будущее».

Этот случай — одно из наиболее существенных из всех встречавшихся мне искажений текстов Азимова.

Как упоительны в России вечера!

Любовь, шампанское, закаты, переулки...

Ах, лето красное, забавы и прогулки...

Как упоительны в России вечера.

Балы, красавицы, лакеи, юнкера

И вальсы Шуберта, и хруст французской булки.

Любовь, шампанское, закаты, переулки...

Как упоительны в России вечера.

Виктор Пеленягрэ

С одной стороны «...пошлость и пошлость. Скучные, ничтожные люди...», т.е. ужас обывательской пошлости, который осознаётся учителем Никитиным в конце рассказа. С другой — написанное об этом рассказе Чеховым в письме к Суворину: «Несерьёзный пустячок из жизни провинциальных морских свинок. Простите моё баловство...». Об ужасе пошлости — это сейчас так воспринимается «Учитель...». Но мнение самого Автора определённо такому восприятию противоречит. Не мог же Чехов не понимать, о чём рассказ. Так, как живут его герои, жила тогда вся Россия. «Прелестная бытовая картинка» — писал Плещеев Чехову и добавлял: «Всё это живые лица, которых встречал, видел, знал». Разумеется, вся российская провинциальная жизнь не могла быть и не была такой насквозь пропитанной пошлостью. Надо посмотреть, в какое время приходит в голову Никитину та чушь, которую он записывает в дневник (это последние фразы рассказа, заставляющие вспомнить знаменитую реплику Чацкого «карету мне! карету!», тоже последнюю в пьесе). А происходит это примерно через девять месяцев после свадьбы, весной следующего года. А что было до свадьбы? «Никитину с тех пор, как он влюбился в Манюсю, всё нравилось у Шелестовых: и дом, и сад при доме, и вечерний чай,* и плетёные стулья...». Всё, в общем, нравилось, кроме собак и кошек, да и тех в новом, полученном в приданое, доме оказалось не так уж много. Кстати, о приданом. Никитин даже и не поинтересовался, каково оно, Машино приданое, так он был влюблён. Во всяком случае до свадьбы такого разговора не было; в противном случае Чехов обязательно упомянул бы об этом, т. к. этот вопрос был тогда одним из жизненно важных при помолвке. Вот, стало быть, до какой степени учитель потерял голову.

Возвращаясь к сроку, прошедшему со дня свадьбы, невозможно не заметить, что о беременности Маши, не говоря уже о ребёнке, речь не заходит. Может быть, это обстоятельство (а, скорее всего, целая совокупность различных, но близких к этому обстоятельств**) так воздействует на сознание Никитина? Не поэтому ли куда-то улетучивается его любовь к молодой и очень красивой жене? Он как-то очень быстро забыл, что совсем недавно жил на съёмной квартире, а позволить себе проиграть в карты 12 рублей — да Боже упаси! Но не потому же она улетучивается, что жена не позволяет ему даже стакана парного молока (от трёх-то коров!), оставляя всё до капли на сметану и масло? Его это только забавляет. Да ведь Маша ему завтрак в школу присылала в белой салфеточке, каждый день к большой перемене, а это свидетельствует о том, что Никитин был просто окружён заботой и любовью. А что до молока, так этому верить нельзя. Каким бы гением Чехов ни был, а выросшая в очень гостеприимном, открытом для многих доме девушка не могла пожалеть любимому человеку двухсот граммов молока из получаемых каждый день, как минимум, пятидесяти литров. Здесь писатель слегка переборщил.

Так или иначе, никакого тлетворного влияния пошлости в рассказе нет, поскольку нет и самой пошлости, как таковой. Даже офицеры совсем не пошлые, а просто ограниченные и туповатые люди. А рассказ на самом-то деле о любви. Чехов собирался написать какой-то совсем уж плохой конец (сбежал бы Никитин от Маши?), да родственники упросили этого не делать, пощадить героев рассказа. Он и пощадил. Возникает ощущение, что за пределы дневника мысли Никитина не выйдут, он привыкнет к семейной жизни, станет больше обращать внимание на свою работу в гимназии, на учеников. Вспомнит, наконец, что он Учитель. Да ещё и Русской Словесности. Ведь в России всё, как писал сам же Чехов, зависит от отдельных людей.***

*) Интересная подробность — к чаю подавали варенье и сухари с маслом. Кто сейчас намазывает масло на сухари?

**) В связи с этим, очень большую роль может играть то, что Никитин сирота и детство у него было незавидное.

***) Необходимые уточнения: когда был написан «Учитель словесности», Чехову ещё не исполнилось тридцати, а слова об интеллигенции и «отдельных личностях» были им написаны почти десять лет спустя (см. письмо И. И. Орлову от 22 февраля 1899 г. из Ялты).

Было бы странно, если бы Николай Степаныч обошёл в своём творчестве стороной эту историю. рассказанную когда-то великим Гомером. Уверен, что Гумилёв видел в Одиссее родственную душу. И уже немного оставалось времени до его путешествий в Африку, где его ожидали приключения и разнообразные опасности. И, хотя по возвращении ему не пришлось вершить суд над женихами своей Пенелопы*, кое-какие мысли на эту тему нашли отражение в этом небольшом цикле. «Пусть не запятнано ложе царицы — / Грешные к ней прикасались мечты» — так говорит Одиссей у Гумилёва и поэтому собирается вновь покинуть Итаку вместе с сыном, хотя в мифе этого не происходит, он остаётся царствовать на своём острове, а богиня Афина примиряет с ним родню убитых женихов. В стихах всё куда хуже. Одиссей уверяет Лаэрта, что перед смертью «Припомню я не день войны, / Не праздник в пламени и дыме, / Не ласки знойные жены, / Увы, делимые с другими» , а вспомнит он отца («И с нежным именем «отец» / Сойду в обители Эреба»). Одиссей всё-таки склоняется постепенно к мысли, что Пенелопа доверия не заслуживает. Он ошибается, но неисправимый женолюб Гумилёв не может думать по другому, т. к. судит по себе. Тут нельзя не вспомнить тот образ нашего замечательного поэта, который мы встречаем в одном из лучших российских фэнтези «Посмотри в глаза чудовищ» — Гумилёв у Лазарчука и Успенского именно таков, каков Одиссей в «Возвращении...». Разумеется, я не считаю, что поэт и царь похожи во всём. Например, у Гумилёва была в характере такая черта, как склонность к неоправданному риску, чего никак нельзя сказать о хитроумном Одиссее. Бесспорно одно — оба они были Герои.

Что же помешало мне приговорить этот опус НСГ к «высшей мере»? Не могу понять нескольких строк. «Сердце — улей, полный сотами, / Золотыми, несравненными! / Я борюсь с водоворотами / И клокочущими пенами.» Какая связь двух первых строк с двумя последними? Непонятно также, какое отношение к царице и её не запятнанному ложу имеют следующие две строки «Чайки белей и невинней зарницы / Тёмной и страшной её красоты», смысл которых и сам по себе тёмен. Слабым утешением надо считать то, что у Гумилёва иногда попадаются в стихах такие места, которые оставляют в недоумении даже и профессиональных, причём, весьма проницательных литературоведов. Но такое бывает практически у всех поэтов.

Теперь пару слов о классификации этого цикла. Проголосовало всего четыре человека, дружно определивших жанр этого произведения как «историческая проза». Несколько строк я выше цитировал и могу с уверенностью утверждать, что примерно в такой же манере написано и всё остальное. Назвать это прозой...Я бы не поверил, что такое возможно, если бы не увидел собственными глазами. Не легче поверить и в то, что прозой называют здесь и другой цикл Гумилёва «Капитаны» и пьесу Ростана «Сирано де Бержерак». Тем не менее это так и, возможно, нечто подобное имел в виду Гамлет в своей знаменитой реплике, обращённой к другу по имени Горацио.

*) Путешествие по Абиссинии имело место в конце 1909 г., а обвенчались Гумилёв и Аня Горенко 25 апреля 1910 г.

Чем дальше читаешь эту книгу, тем сильнее склоняешься к предположению, что целью Автора было оставить далеко позади (или внизу) все сказки, мифы и легенды известные к настоящему моменту. Надо было превзойти всё существующее по красочности описаний, нетривиальности сюжетных поворотов, неожиданности сравнений и непредсказуемости поведения и превращений персонажей.* В некоторых эпизодах и в отношении некоторых героев Автору это удалось. Волшебники, например, весьма колоритны, причём, профессия эта считается омерзительной, а волшебник без ошейника кажется окружающим чем-то настолько необычным, что они не знают, «как на него смотреть, как к нему обращаться и, вообще, как он мог находиться среди нас». Неважно, что это мысли кентавра, так, очевидно, думают все подданные Восьми королевств. Так что положение волшебников в этом мире сказочным назвать трудно. Но такой уж это сверхнеобычный мир, где сосны и баобабы растут в одном лесу, где запахи и отблески можно чувствовать (слышать?) ушами** и где боги проживают (внимание!) в аду.*** Интересно воплощена пусть даже и давно запатентованная идея народа самоубийц-некромантов, а уж история анахоретки Джиоты и история несчастной Магадин, приёмной дочери Иоланты — это сказки-страшилки высокого уровня. Но самое большое удовольствие доставил мне сказочно-сюрреалистический в духе Сальвадора Дали эпизод, когда огромный рогатый монстр снимает с себя шкуру ради спасения дочери своей бывшей приятельницы-ведьмы. «Раздевшись», Левкрота говорит Болотному Королю и Принцу: «Я даже взбодрился. Посоветовал бы вам обоим попробовать сделать то же самое в качестве укрепляющего средства. Только у вас анатомия неподходящая, скажем так». Сцены с участием Чудища, Принца и Болотного Короля чем-то напоминают мне «Алису...» Кэрролла, возможно своим нестандартным «чудовищным» юмором.

При штурме таких необычных вершин неминуемы срывы, и, будь это реальное восхождение, от альпиниста осталось бы лишь мокрое место, но Автор продолжает повествование как ни в чём не бывало, как опытный певец, слегка подзабывший слова во время исполнения номера на сцене. Вот что я имею в виду. Когда Принц Леандр говорит, что функция Принца — убивать монстров и, если «производную Принца приравнять к нулю, королевство выживет», это кажется и глупым, и смешным. Мало того, что события происходят в довольно-таки древнем магическом мире (относительно нашего, конечно, т.е. мир сироты и её сказок может во времени располагаться где угодно, он же сказочный), но Принц ещё и демонстрирует серьёзную ограниченность своих познаний, зарабатывая от читателя твёрдую двойку по основам математического анализа. Производная-то равна нулю не только на максимуме функции, но и на минимуме и в седле. А минимум в этом контексте означает нечто противоположное выживанию (максимуму), т. е. гибель. Поэтому вопрос Короля: «Что за чушь ты несёшь, мальчик?» — совершенно справедлив, плохо только, что Король (и Автор вместе с ним) не поясняет читателю (и Принцу), в какой мере этот вопрос относится к математическим изысканиям Леандра. А вот эти слова Лунного человека: «Другие, дети солнца, умирают естественно и красиво, а для нас это то же самое, как решить сложное уравнение, не имея ни пера, ни бумаги» — разве не чушь, которую несёт...кто? Весь изображённый в книге мир монстров и волшебников, кентавров и продавцов прирастающих шкур, Жар-птиц (помните это — «сказал Птица»; умри, Денис...), полулюдей-полурастений, людей с собачьими и лисьими головами, с ртом или ушами на животе... — весь этот мир может ли хоть как-то соприкасаться с производными и сложными уравнениями? Мне этот квазиматематический детский лепет кажется по меньшей мере неуместным.

Другие мои замечания будут носить уже чисто литературный характер, но начать хочется с защиты Автора от необоснованной критики. Во второй части я насчитал семь персонажей мужского пола, бесспорно входящих в основную группу, и восемь (это без матросов пиратского корабля) которых можно отнести к группе второстепенных, т. к. им уделено сравнительно мало внимания (Покров, Гасан, Султан, кузнец и т.п.). В группу положительных персонажей мужского пола я включил бы медведя Эйвинда, селки Покрова, Короля-кентавра (быть хорошим королём очень непросто), принца Леандра, мальчика Итто (хотя он и Звезда). А отрицательных только двое — раджа и волшебник. Этого достаточно, чтобы упрёк Автору за перекос в пользу положительных персонажей-женщин отпал. А если бы и так, что тут плохого, если Автор женщина. А если уж высказывается такое тяжкое обвинение, как бросание Автором в глаза читателю «постмодернистской пыли» (а ведь и в самом деле не без того, но присутствует эта пыль во вполне умеренном количестве), то не приводить примеров просто нельзя. Иначе это обвинение может кому-то показаться голословным, что, как минимум, некрасиво.

В книге много странноватых мест, всё не перечислить (без цитат здесь не обойтись), но с ними можно в целом примириться. Но есть кое-что, возможности примирения не оставляющее. Так что несколько цитат я вынужден привести.

«Солдаты-вепри отличались свирепостью, а их преданность была чиста, как снег на трупе». Оригинально и можно бы принять, если бы в другом (отдалённом, правда) эпизоде не встретилось «...болезненно-сладкое дыхание, словно цветочный покров на трупе». Всего два трупа, а всё-таки выглядит как перебор.

Автор не обращает внимания на мелочи, но когда таких мелочей много, то от впечатления наспех слепленного продукта избавиться трудно. Несколько примеров.

1. «голос отразился от стен, как стрела от зелёного дерева». Это бабушка говорит внучке, хотя ни та, ни другая не носили в своих колчанах тупых стрел.

2. Сигрида просит Седку не переставать улыбаться, если она говорит что-нибудь не то, и добавляет: «Будь со мной пожёстче, и мы поладим».

3. «Обвинение лежало между ними на столе, жирное и уродливое с чёрной спиной и пропахшее дымом» и через полстраницы: «Она собрала со стола тесто из муки, крови, слёз и прочего и поместила в огромную печь». Не ясно, что лежало на столе — тесто или обвинение.

4. «Её кожа была точно свежие сливки или тень ворона, летящего высоко в безлунной ночи». Это шкура большой чёрной кобылы напоминает свежие сливки (!?). Возможно, так кажется из-за того, что всё происходит в «гематитовом» воздухе (гематит — железная руда не обязательно строго чёрного цвета).

5. Лис в пещере зализывает рану бабушки (тогда молодой). «Я прикусила губу и не всхлипнула, хотя прикосновение его шерсти к моей истерзанной коже вызывало агонию». Под агонией здесь подразумевается, очевидно, не последняя стадия умирания. Тогда, что? И почему «шерсти», а не языка?

6. Управляя парусником, Магадин «носилась вверх-вниз, как дервиш». Мне казалось до сих пор, что суфийские проповедники не были особенно суетливыми людьми.

7. Гадание на внутренностях названо иеромантией. Википедия не знает такого слова, там есть антропомантия. Словарь иностранных слов тоже возражает против иеромантии, возможно, отстал от жизни. Иеро значит герой. Видимо, гадательный ливер должен быть взят из трупа героя.

8. Сравнения иногда кажутся слишком вычурными, как, например, «изящный причал, тянувшийся над водой, как палец скелета»; «изумление на моём лице было отчётливым, как татуировка»; «навсегда останусь в бутылке, как чьё-то последнее письмо»; «высокие кипарисы обращены к небу точно руки паломников». Но это всё просто прекрасно по сравнению с вот такими «маловысокохудожественными» достижениями. «Я родился маленьким, как отсечённый плугом палец земледельца»**** или «её дыхание было тихим и мелодичным, как флейта». Последний случай вообще клинический (да и предпоследний тоже, только он требует хирургического вмешательства), мой совет — спать на боку, а не на спине.

В заключение несколько явных ляпов, на которые стоило бы обратить внимание при подготовке следующего издания книги.

Непонятен ответ маленького и очень умного лилипутика Лунному человеку: «Но я...я не могу задушить тебя, Отец, у меня и близко нет требуемой силы». Малыш не мог сказать этого, потому что Лунный ему пару минут назад всё объяснил, и уже выбрано новое тело (Марсили).

Грифон кормит анахоретку. «Я запихивал мясо мимо яйца в глотку женщины». Грифону было бы совсем не трудно её кормить, если бы Автором не был упущен тот факт, что Джиота яйцо проглотила и находится оно в её животе, так что не требуется ни мясо пропихивать, ни вливать воду «мимо скорлупы в её пересохший живот».

В городе Аль-а-Нур одна из башен вся утопает в хризантемах, они так быстро растут, что их подрезают ежечасно, иначе они перекроют вход. Тепло, стало быть, в городе, лето. Но в это же время около другой башни «бритоголовая женщина тяжело опустилась на заснеженную землю...». Если это магического происхождения микроклимат, так почему бы не намекнуть на это читателю? Ведь он может счесть это ляпом.

Наконец, не очень заметная, но довольно грубая ошибка в конце книги. Чудо-Юдо Рыба-Кит по имени Эхиней находится в подводном положении (после выстрела джиннии он начал «подыматься сквозь воду»), но при этом из-за «блестящего занавеса» китовых усов почему-то доносится шум моря.

С ужасом думаю о том количестве ляпов, с которым могли бы столкнуться читатели, если бы не те десять человек, имена которых перечислены на стр. 605 в разделе «Благодарности».

В конце книги сирота (почему-то в книге нет имён только у неё и у её слушателя) обещает мальчику рассказать историю «ещё страннее и прекраснее». Надеюсь, так и случится и мы узнаем то, о чём она забыла рассказать в этих двух частях, а именно — что это за необычная вещь, которую хотел повторить волшебник без ошейника и это было невозможно сделать без иксоры.

И последнее. Обычно в книгах оглавление помогает читателю ориентироваться, что-то в них находить побыстрее. В этой книге тоже есть раздел как будто в насмешку названный «Содержание». Раздел абсолютно бессодержательный, разве что вписать туда самому хотя бы самое главное. Может быть, сознательно так задумано? Не вижу смысла. Неужели оглавление по типу «Новелл» Маттео Банделло или «Фацетий» Поджо Браччолини (можно привести массу примеров) могло бы что-то ухудшить? Да, чтобы сделать такое оглавление, надо поработать. Не в этом ли заключается простое и очевидное объяснение этого издевательства на последних страницах?

*) В связи с этим не могу не высказать недоумения по поводу включения книги в серию «Мастера магического реализма». Видимо, те, по чьей инициативе это сделано, не имеют представления об этом жанре, принимая за магический реализм, например, «Сказки тысячи и одной ночи» или Историю (а в сущности сказку) Геродота.

**) «мерцающий отблеск дождя на сочных зелёных листьях и липкий запах отсыревших, гниющих цветов звучали в моих ушах, как бубенцы на лошадином седле».

***) Капитан «Непорочности» не хочет носить безвкусно украшенную шляпу из опасения, что «боги будут хохотать, когда она попадёт в ад» с этой «уродливой штукой» на голове.

****) Вероятно, Шарль Перро сумел бы оценить это по достоинству. (Это я о сказке «Мальчик-с-пальчик»)

PS. Не сразу обратил внимание на упоминание в аннотации о постепенно раскрывающейся мрачной тайне девочки-рассказчицы. В этой книге ни о чём подобном нет ни слова. Не относится ли аннотация и к ещё не изданным частям сказок? Но так аннотации не пишутся.

Французский народ на протяжении многих столетий терял своих лучших представителей в ходе различных исторических перипетий, смысл которых иногда был ясен уже участникам событий, а иногда совершенно не просматривался и остаётся предметом дискуссий до нынешнего времени. Не успела ещё сложиться французская нация, как на Францию обрушилась Столетняя война, сопровождавшаяся периодически вспыхивавшими эпидемиями чумы. Эти две напасти вырвали массу жизней из пассионарной части населения Франции. Нельзя забывать и о крестовых походах, в которых французское рыцарство играло ведущую роль. Позже, во времена религиозных войн (не абсолютная ли бессмыслица?), кульминационным моментом которых, вероятно, можно считать Варфоломеевскую ночь, погибло огромное количество замечательных людей. А какое количество генофонда страны перешло в разряд удобрения по причине колоссального количества дуэлей во времена расцвета французского абсолютизма! Последним гвоздём в крышку общефранцузского гроба были события Великой Буржуазной Революции и развязанные европейскими монархиями т. н. наполеоновские войны. В период с 1789 по 1815 годы погибло такое количество лучших из лучших, что была пройдена точка невозврата. И начался длительный процесс деградации.*

В дилижансе, которым путешествует Пышка, судьба сводит самых разных людей, но смысл в этом сведении совершенно прозрачен, т.е. никакой параллели с «Мостом короля Людовика Святого» Т. Уайлдера тут быть не может (а сначала эта повесть вспоминается, что естественно). Никакого божественного провидения, исключительно воля Автора, цель которого становится ясной задолго до конца повести, что ни в коем случае не делает её менее захватывающей. Собраны вместе представители трёх сословий. Выбившийся из низов нувориш Луазо, фабрикант и офицер Почётного Легиона Карре-Ламадон и граф де Бревиль, чьё дворянство хоть и имеет несколько двусмысленное происхождение, сомнению не подвергается. Очень характерен следующий штрих — жена графа пользуется особенным уважением в своём кругу из-за того, что, по слухам, была любовницей одного из сыновей Луи Филиппа. В компании есть и представители второго сословия, роль которых поначалу неясная становится в своё время едва ли не решающей. И как же выглядит этот срез французского общества ко времени франко-прусской войны после всего упомянутого выше кошмара, сдобренного довольно длительным правлением Наполеона III, этой карикатуры на императорском троне, который ещё и дополнительно сильно нагадил Франции, ввязавшись в Крымскую войну? А именно так и выглядит, как говорит им в лицо единственный более-менее положительный (не отрицательный — точно) герой повести, т. е. кучкой мелких душонок и подлецов.**

«Пышка» это приговор и одновременно диагноз, вынесенный Мопассаном французскому обществу, и этот приговор за последние сто тридцать пять лет был неоднократно подтверждён. Достаточно вспомнить «сопротивление» Франции Гитлеру в 1940 году (последующее действительное движение Сопротивления общей картины не меняет) с последовавшим крушением Французской колониальной империи. И, наконец, сегодняшний день — т. н. президент Олланд с его делом «Мистралей» и законом об однополых браках. Достаточно посмотреть на этнический состав населения крупных французских городов, заглянуть в пустующие христианские соборы, чтобы понять, что предсказанный сравнительно недавно закат Европы неумолимо приближается, и первым у края пропасти будет французский дилижанс.

*) Франция, расположенная в центре романо-германского мира, не имела возможностей для восстановления генофонда нации. В отличие, например от России, которая теряла не меньше, но которую всегда выручало её евразийство и необъятность постоянно увеличивающейся территории.

**) Мадемуазель Элизабет Руссе по прозвищу Пышка невозможно характеризовать однозначно. Эта женщина послана остальным (кем? Б-гом или Сатаной?) как своего рода искушение, для проверки на «вшивость». С одной стороны она, конечно, патриотка (вот каковы теперь настоящие французы!), но с другой — жалкая пародия на Жанну д'Арк, не дотягивающая даже до Рашель из рассказа «Мадемуазель Фифи».