В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Оригинал прикреплен к посту

Автор француз. Жил на рубеже 19-20 веков, писал макабрические рассказы, детективы, пьесы. Писал на французском. Поскольку французского не знаю, переводила с перевода на английский, поглядывая в машинный подстрочник с французского и обращаясь в темных местах за помощью к Дипсику. Не уверена, что у меня получилось нечто хорошее. Критика приветствуется.

Мои другие переводы Левеля:

В свете красной лампы (призрак в проявочной у фотографа)

Следственный эксперимент (призрак убитой изобличает душегуба)

Морис Левель

1910

Он не был ни злобен, ни кровожаден, просто имел весьма своеобразное представление о радостях жизни. Вероятно, потому, испробовавши всё, не находил больше волнительной новизны ни в одной.

В театр он наведывался не ради спектакля или наблюдения за публикой в зрительной зале, а единственно в надежде стать очевидцем пожара. А на ярмарке в Нёйи* обходил зверинцы в предвкушении катастрофы: надеялся, что звери растерзают своего укротителя. Пробовал он смотреть и бои с быками, но те быстро ему опротивели; убийство было излишне отлаженным, излишне привычным, вдобавок нашему герою претило, что страдает живое существо.

Влекло его лишь то, что способно пощекотать нервы и несёт преходящую новизну не виденного. Дошло до того, что пережив в «Опера комик»** ночь большого пожара (из которого вышел цел и невредим) и постояв всего в нескольких шагах от клетки в тот день, когда знаменитого Фреда сожрали его львы, наш герой почти утратил интерес к театрам и зверинцам. Тем, кто удивлялся столь резкой перемене во вкусах, он объяснял её так: «Я там всё увидел. Прежние увлечения больше не способны меня всколыхнуть. Просто было любопытно узнать, какое действие те события возымеют на других и меня самого».

Лишившись двух излюбленный удовольствий (чтобы получить от них искомое, понадобилось десять лет), он погрузился в многомесячную хандру, не мог ничем заниматься и почти не покидал дома.

Но вот однажды утром парижские стены покрылись разноцветными афишами. На лазурном фоне была изображена странная наклонная трасса, которая выгибалась вертикальной петлей и затем падала, словно лента. На самом её верху маленькой точкой замер велосипедист, готовый по сигналу ринуться с головокружительного спуска. А тем временем газеты пестрели рассказами о невероятном трюке, который и разъяснял смысл этих диковинных афиш.

Акробат разгонялся на узком наклонном участке и взмывал на вершину петли, после чего почти отвесно устремлялся вниз. Во время этого фантастического спуска он на мгновение оказывался вниз головой и ногами кверху.

Автор трюка пригласил газетчиков осмотреть трассу и велосипед, дабы все убедились в отсутствии обмана, и пояснил, что залог успеха — наиточнейший расчёт и неизменная хладнокровность.

Как показывает опыт, жизнь, что зиждется на хладнокровности, висит на волоске.

Наш одержимый, прочитав анонсы, воспрянул духом. Сходив на пробный показ, он предвкушал новый волнительный опыт и в день премьеры, заняв место в ложе, внимательно наблюдал за прохождением мёртвой петли.

Он снял ложу, что находилась за финишной точкой, на одной линии с трассой, и сидел там один, не желая рядом с собою никого, кто мог бы его отвлечь от пристального наблюдения за сценой.

Сам номер длился считаные мгновения. Чёрное пятнышко появилось в начале трассы, и тут же мощный разгон, вход в петлю и гигантский прыжок... Вот и всё. Страх его был стремителен и ярок, как вспышка молнии.

Выходя вместе с толпою, он было подумал, что раза два этот номер, возможно, еще сумеет вызвать в нём содрогание, но потом приестся, как и всё остальное. «Не то!» — досадовал он. Но потом осознал, что хладнокровие человеческое имеет пределы, что прочность велосипеда, в сущности, относительна, и что нет на свете такой трассы, сколь бы надёжной она ни казалась, которая однажды не подведёт. Так, он пришёл к заключению, что авария лишь вопрос времени.

От этого вывода до решения дожидаться несчастного случая остался всего один крошечный шажочек.

«Буду ходить на представление каждый вечер, пока велосипедист не свернёт себе шею, — решил он. — Если этого не случится за три месяца его гастролей в Париже, последую за ним куда угодно, пока не дождусь!».

Два месяца он каждый вечер ровно в один и тот же час являлся в ту же ложу и садился на то же место. Аварии всё не было. В цирке уже знали этого посетителя в лицо. Он, кстати, забронировал свою ложу на весь сезон, вызвав среди них множество тщетных домыслов о причинах столь недешёвой причуды.

Однажды вечером, когда тот акробат закончил выступление раньше обычного, одержимый перехватил его в коридоре и заговорил. Оказалось, представляться нет надобности.

— Я знаю вас, месье, — сказал акробат. — Вы завсегдатай, приходите каждый вечер.

Одержимый удивленно спросил:

— Действительно, ваш номер вызвал во мне глубочайший интерес. Но кто вам об этом рассказал?

— Никто. Просто я всегда вижу вас в зале, — с улыбкой отвечал велосипедист.

— Удивительно. С такой-то высоты... в такой-то момент... И как вас только хватает разглядывать зрителей?

— О, всё не так! Мне, конечно, не до лиц в зале. Отвлекаться на толпу в моём деле крайне опасно. Помимо всего остального, что связано с моею профессией, самого трюка, практики и теории, есть кое-что ещё, один фокус...

— Фокус? — оживился собеседник.

— Не поймите меня превратно. Никакого обмана. Я имею в виду нечто такое, о чём публика не подозревает, — одну деталь, что составляет самую трудную часть трюка. Понимаете? Я исхожу из невозможности столь всесторонне опустошить мозг, чтобы в нём осталась лишь одна мысль, чтобы воля не рассеивалась, если можно так выразиться. Что ж, я поступаю следующим образом: выбираю в зале некий объект, неподвижную точку и впиваюсь в неё взглядом. Я вижу только эту точку, этот объект. С той секунды, как он попадает мне на глаза, больше ничего не существует. Я в седле. Руки крепко держат руль, я ни о чём не думаю: ни о равновесии, ни о направлении. Я уверен в своих мышцах. Они тверды, как сталь. Боюсь я только одной части себя: глаз. Но когда они смотрят в одну точку, я их больше не боюсь. Так вот, в вечер премьеры, не знаю почему, мой взгляд упал на вашу ложу. Я вас увидел. Я больше не замечал никого, кроме вас. Вы, сами того не ведая, перехватили и удержали мой взгляд… Вы стали тем якорем, тем объектом, о котором я вам только что говорил. На второй день я искал вас на том же месте. И в последующие дни – тоже. Так что теперь, едва я вхожу, мой взгляд сам собой ищет вас, следит за вами. Вы, сами того не сознавая, – мой драгоценный, незаменимый помощник в этом номере. Понимаете теперь, почему я вас тотчас узнал?

На следующий день одержимый, по обыкновению, занял своё место в ложе. В зале стояло необычное оживление, висел гул нетерпеливых голосов. Внезапно воцарилась глубочайшая тишина – казалось, публика затаила дыхание. Акробат сидел на велосипеде, который придерживали двое помощников, ожидая сигнала к старту. Он принял идеальную стойку, руки крепко сжимали руль, голова была неподвижна, взгляд — устремлён вперёд.

Наконец акробат скомандовал «Начали!», и помощники дали велосипеду толчок.

В этот самый миг одержимый, словно невзначай, пересел на другой конец ложи. А затем произошло ужасное. Акробат дёрнулся, словно от удара током, и потерял самообладание. Велосипед устремился вперёд, резко вильнул и, выскочив за пределы трассы, полетел навстречу воплям перепуганной толпы.

Одержимый спокойно надел пальто, разгладил примятую шляпу и вышел.

* Нёйи́-сюр-Сен (фр. Neuilly-sur-Seine — «Нёйи на Сене») — коммуна на западной окраине Парижа. Ежегодная ярмарка в Нёйи́ была заметным событием в жизни парижан. Здесь можно было найти не только всевозможные товары, но и множество увеселений.

** «Опера комик» (фр. Opéra-Comique; полное название «Национальный театр комической оперы», фр. Théâtre national de l’Opéra-Comique) — оперный театр в Париже, основанный в 1715 году и первоначально предназначенный для постановки комических опер. Театр горел дважды: в 1838 и 1887 году.

В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Оригинал прикреплен к посту

Т.Е.Д. Клейн

1974

Когда невысокий мужчина объявил, что он учёный, все возликовали.

Физики-теоретики танцевали возле компьютеров; техники-электронщики, выйдя из-за приборных панелей, улюлюкали от восторга. Огромная лаборатория полнилась аплодисментами журналистов, и Салганик из «Геральд», повинуясь порыву, описал эту сцену так: «…напоминает радость, с которой работники NASA когда-то встречали успешные запуски “Аполлонов”».

— Слава богу! — воскликнул доктор Бацца, итальянский биохимик.

— Слава богу, наш гость не дворник!

— Простите, сэр, вы бы не могли повторить?.. — Репортёр оторвался от блокнота.

— Слава богу, мы вытащили в прошлое человека, способного что-то рассказать.

— А что, были сомнения? — Салганик замер с карандашом наготове, ловя каждое слово.

— Конечно, были, — ответил итальянец. — Мы знали, что зацепим кого-то из Гарварда, ведь мы сейчас прямо в здании факультета физики, но нам мог попасться кто угодно. Расспрашивали бы сейчас первокурсника… или уборщицу… или случайного туриста. Не предугадаешь, где именно появится ЗВЗ…

— ЗВЗ, — лихорадочно записывая, повторил репортёр. — Вы же о зоне временного зазора?

— Именно. Примерно на таком же принципе работали устройства, которые вы, американцы, устанавливали в 1970-х на межпланетные зонды для сбора случайных образцов почв. Только на сей раз мы захватили живого человека, причём из собственного мира. Он просто… как бы это выразиться… случайный образец.

— Не совсем уж случайный, надеюсь…

— Нет, естественно, нет. Мы знали, ЗВЗ возникнет где-то рядом с этой физической лабораторией, и исходили из того, что Гарвардский университет на века останется флагманом науки. Однако саму локацию представляли себе крайне расплывчато: просто здание. А что касается времени… — Он махнул в сторону коротышки, который улыбался и удивлённо покачивал головой. — Мы лишь знали, что наш гость перенесётся из будущего, отделённого от нас тремя-четырьмя столетиями.

Салганик глянул в другой конец комнаты, где давала интервью новоявленная знаменитость, окружённая камерами и огнями. Конечно, можно было рассмотреть всё лучше, воспользовавшись телеэкраном на стене — трансляция шестичасового визита учёного в настоящее шла по всему миру — но Салганик предпочитал наблюдать знаменательное событие воочию.

«Я там был, — скажет он внукам. — Я стоял в той самой комнате, куда мы выдернули человека из будущего».

Какой-то идиот-журналист уже выкрикнул избитый вопрос «Каково это?». («Каково быть первым человеком на Луне? — спрашивали когда-то. — Каково выиграть семь золотых медалей? Каково знать, что всю твою семью уничтожил метеорит? Каково победить в президентской гонке?»).

Гость из будущего попытался ответить.

— Ну, — начал он, моргая от вспышек, — всё приключилось так неожиданно, и вообще… В смысле, я ничего и никогда не выигрывал и уж точно не думал, что именно я… Ну, вы понимаете. Окажусь здесь вот так. Хочу сказать, что это, определённо, большая честь и всё такое, и я, конечно, невероятно горд находиться с вами, пусть мне вскоре и придётся вас покинуть… Э-э-э… — Он прикусил губу и моргнул. — Рад сообщить, что в мою эпоху мы, э-э, очень продвинулись во всех областях… по крайней мере, нам, так кажется, кхе-кхе. «Третий научный Ренессанс» — под таким девизом проходит Всемирная выставка в Аддис-Абебе… Новая эпоха Возрождения, соперничающая с той, что в начале XXIII века… Впрочем, вы же об этом не знаете, да? М-м-м… Я, честно говоря, не мастер говорить речи, но, э-э… надеюсь, смогу поделиться знаниями, которые вас заинтересуют и, э-э… Возможно, капельку помогут?

Он смущённо улыбнулся.

— Поразительно! — пробормотал доктор Бацца. — Казалось бы, язык за века должен измениться, но наш гость говорит по-английски лучше меня! Наверное, благодаря кинематографу язык стал медленней изменяться.

— Вот и хорошо, — шепнул Салганик. — Если б проект провалился (материализуй вы трёхлетнего ребёнка или какого-нибудь отсталого болвана), правительство свернуло бы финансирование так быстро, что опомниться не успели бы.

Салганик помнил, как упорно NASA убеждало Конгресс, что лунные образцы представляют научную ценность и эти полтора десятка мешков с камнями стоят потраченных миллиардов. В итоге проект сочли «непрактичным» и закрыли. Люди в этой лаборатории сейчас находятся под таким же прессом…

Впрочем, им, кажется, повезло с уловом.

— Ах да, — проговорил человек из будущего, — я профессор плазменной биофизики уже почти… Дайте подумать… Лет двадцать восемь.

— Вы бы не могли объяснить, что это такое? — выкрикнул один из репортёров, пробившись вперёд.

На него тут же обрушился шквал негодования: «Тише! Пожалуйста! Выведите этого человека! Тссс! Ещё доберёмся! Помолчите!»

Репортёрам сказали молчать, а все вопросы задавала группа учёных, которая, как надеялись, сумеет рациональнее использовать драгоценное время. Тот репортёр уже потратил его впустую…

— Профессор, начнём с самого важного, — сказал доктор Склар, патолог и нобелевский лауреат. Он говорил авторитетно, хорошо осознавая, что мир ловит каждое слово. — Я даже не стану спрашивать о вашем имени…

— Модесто 14 Икс Гудиер, — перебил коротышка.

— …или о вас лично. Нас интересует решение насущных проблем. Итак… — Он выдержал паузу, нагнетая напряжение. — …нашли ли в ваше время лекарство от рака?

Гость улыбнулся.

— О, божечки, конечно! Мы о раке уже и не вспоминаем. Если и находят, то разве что у космонавтов в дальних полётах…

— Можете объяснить, как его лечат? — перебил его Склар. В его голосе звучало нетерпение.

— Фу-ух! — гость из будущего, надув щёки, поглядел в потолок. — Хм, дайте подумать. Боюсь, тут загвоздочка. — Он на мгновение застыл. — Видите ли, сам я не болел, и знакомые тоже… Но если вдруг, позовём врача, и он… э-э…

— Что именно сделает врач?

— Ну, даст нам препарат, мы… поспим, и всё как рукой снимет, так сказать.

— После препарата? — недоверчиво спросил Склар.

— Да, но, увы, я знаю только торговое название: «Опухоль-Сгинь», так он называется. Вам это вряд ли поможет…

Доктора Склара ответ явно разочаровал.

— Видите ли, это не совсем моя область компетенции, — пояснил гость из будущего и смущённо пожал плечами.

— Недавно вы упомянули, что «зовёте врача», — начал другой член группы (доктор Склар пока строчил новые вопросы). — Я инженер по связи и хотел бы знать, можете ли вы рассказать о том, как обстоят с ней дела в ваше время.

— Буду рад.

— Например, что именно происходит, когда вы зовёте врача?

— Ну, он прибывает немедленно. Во всяком случае, должен. Не стану скрывать, порой сталкиваешься с грубостью и наплевательским отношением. Мол, я сейчас очень занят и…

— Пожалуйста, сэр! Как именно происходит сам вызов. Если у вас похожие средства связи? — Инженер показал на столик поблизости. —Телефоны?

— А-а, телефоны! Да, есть, только выглядят по-другому. — Ух ты! Ну и раритет тут у вас!.. Нет, наши за ухом крепятся. — Мужчина потянулся к устройству. — Ой, я сегодня не взял, а то бы показал вам… Ну да всё равно, мы вызываем врача не по телефону. Нажимаем красную кнопку в ванной, рядом с кроватью, и описываем… Но, кажется, вы не понимаете, о чём я.

— Нет-нет, продолжайте.

— Мы просто говорим что-то вроде: «Мне плохо, пришлите кого-нибудь».

— А кто на другом конце?

— Ну… люди. Они меня слышат и высылают помощь. — Коротышка помолчал, словно колеблясь. — Правда, иногда приходится ждать минут пять.

— И всё же как именно происходит вызов? Объясните механизм.

— Ой! — Учёный из будущего растерянно улыбнулся. — Понятия не имею. Я никогда не вникал. В смысле, кнопка всегда была на стене, и я просто… Стыдно признаться, но это не моя область. Я узкий специалист, изучаю хромосомные растительные узелки, так называемыми тельца Филлипса и… Ладно, скажу о связи вот что: те, кто на том конце, далеки от идеала, вы уж поверьте, а последнее время стало вообще из рук вон плохо. Вечно бастуют из-за чего-нибудь…

— А оружие? — решительно вклинился генерал. — Какое оружие в арсенале вашей армии самое совершенное?

— Ну, армии как таковой не осталось, но… Ах да, у нас и впрямь есть кой-какое ужасное оружие… о-o-o да, охохонюшки! Эта штука называется ВРВ… не уверен, что означают буквы. Если долбануть по городу, оставит воронку глубиной метров в четырнадцать, а соседние населённые пункты даже не заденет. Однажды ВРВ действительно использовали… в Сан-Хуане, Пуэрто-Рико.

— Каков принцип действия?

— М-м-м… Вы загнали меня в тупик. Увы, не знаю. — Он потупился и замолк, но вдруг оживился. — Знаете, вам стоит поговорить с инженером-ядерщиком. Лучше всего с одним малым, его зовут Хулио 6 Икс Франклин, и он мой старый приятель… Хотя сейчас это невозможно, так? Вроде бы я где-то читал, что в основе те же силы, за счёт которых Луна «тянет» за собой воду… Луна и приливы, вроде всё верно? Но, знаете, я не специалист.

Салганик наклонился к Бацце:

— Не хочу вас огорчать, но этот малый, где ни копни, ничего не знает. Что за ерунда?

Доктор Бацца лишь покачал головой. Казалось, он вот-вот расплачется.

Коротышка тем временем пытался объяснить устройство антигравитационного пояса, благодаря которому его сын может ходить по озёрам:

— Однажды пояс сломался, пришлось вызывать мастера. Он… дайте вспомнить… сказал, там батарейка, да, а ещё треугольный кусок какого-то губчатого вещества… Левии вроде бы, но точно не уверен. Может, цинка?

Учёные давно прекратили что-либо записывать.

Доктор Бацца повернулся к Салганику:

— Слушайте, а если бы вас занесло в Тёмные века, как думаете, сколько бы знали вы? — Голос итальянского биохимика дрожал от отчаяния. — Смогли бы объяснить, как построить самолёт? Или сделать аппендэктомию? Получить нейлон? Чем бы вот вы оказались полезны?

— Думаю… — пожав плечами, осторожно начал Салганик, — даже в эпоху Возрождения настоящих людей Ренессанса было немного. Универсальные гении наподобие Леонардо практически не встречались и тогда.

Камеры и диктофоны продолжали жужжать.

— Помню, я заглядывал через плечо мастера, когда он менял батарейку, — рассказывал коротышка. — Там был такой пучок проводов…

В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Оригинал

Институт нейробиологии, Ла-Хойя

10 февраля 2036 года

Субстратом для культивированных клеток мышино-человеческого мозга служил сгусток высоретикулярного [1] аэрогеля [2], заключённого в гомеостатическую капсулу размером с палец человека. В данный момент оголённая капсула находилась на док-станции, подключённая «Нейронитью» к компьютеру «Бруксвейль 5000», работающему со скоростью в сто пентафлопсов [3]. Материнская машина была размером с кредитную карту, а «монитор» и «клавиатура» представляли собой голографические проекции.

Рядом с установкой находились двое. Первый — добродушный, но рассеянный мужчина лет тридцати — одетый как истинный техногик в костюм из электронной ткани, полный мембранных карманов, встроенных органических сенсоров [4] и интерфейсных накладок. Вторая — женщина с жёстким взглядом и проседью в бронзовых волосах, — была в парадной форме майора морской пехоты со всеми регалиями, включая планки за кампанию в Каракасе.

— Я не понимаю, — говорила женщина, — почему дрон не может управляться напрямую «Бруксвейлем». Уверена, ему бы хватило тьюринганутости [5].

— С избытком, — ответил мужчина. — Почти человеческий уровень. Но в этом компьютере нет любви.

— Любовь? При чём тут любовь [6]?

Анализируя разговор в реальном времени, костюм подсказал мужчине через наушник культурную отсылку — строку из поп-песни полувековой давности. Но он предпочёл промолчать. Вряд ли эта суровая женщина оценила бы столь легкомысленный намёк. Система усиления интеллекта всё ещё требовала человеческой осмотрительности.

— Любовь — движущая сила нашего проекта. Любовь дополнит эвристику [7] дрона в ситуациях, где менее важные императивы не справляются. Без неё вероятность провала возрастает на порядок. А мы пока не умеем симулировать любовь в чисто молекулярно-электронных системах.

Майор с подозрением взглянула на маленькую капсулу с нейробиологическим субстратом, словно та вот-вот могла разразиться сонетом через свою пока неподключённую периферию.

— Что ж, до тех пор, пока дрон следует директивам…

— Нужно ли напоминать о наших прошлых успехах? DARPA [8] и BARDA [9] только что возобновили нам финансирование, удвоив предыдущий годовой бюджет.

— Знаю, знаю. Но на этот проект так много поставлено. Если не остановим этого ублюдка Кьета Мышиного палача, рискуем потерять бо́льшую часть Западного побережья.

Мужчина содрогнулся, представив себе этот исход, и одежда впрыснула ему под кожу немного успокаивающих нейротропов.

Печально известный Кьет Мышиный палач начал как рядовой тайский пират, промышлявший на международных маршрутах. После того как неизвестные обрушили на Мекку ядовитую, GPS-управляемую зелёную слизь, он стал намного радикальнее и, примкнув к террористам, заработал прозвище [10] хитроумным уничтожением гонконгского «Диснейленда». Его последний план – пока вне поля зрения общественности – включал списанное японское буровое судно «Тикю» [11], купленное им и его теневыми покровителями через подставную фирму. Судя по разведданным, «Тикю» находился в порту Баликпапан [12] и готовился к выходу в море.

Кьет задумал пробурить скважину в зоне субдукции [13] у берегов Америки, заложить небольшую ядерную бомбу и подорвать её. Результатом должно было стать цунами, превосходящее по масштабам разрушений то, что обрушилось тридцать лет назад.

Прямое военное вмешательство против Кьета исключалось по политическим причинам: ведь убежищем ему служила формально союзная страна. Так и возник этот проект, финансируемый из «чёрного бюджета».

Взглянув на дисплей «Бруксвейля», техник начал отсоединять «Нейронить».

— Итак, через мгновение будем готовы принять образец. Он у вас?

Сначала майор инстинктивно потянулась к кобуре, но опомнилась и достала из кармана пергаминовый пакетик.

— Вот несколько волосков. Добыли во время последнего визита Кьета в его любимый бордель.

Небрежно взяв гомеостатическую капсулу, мужчина подошёл к дрону на столе.

Малозаметная черепаха с МЭМС-панцирем [14], которая питалась от такого же миниатюрного термоядерного реактора, как в зонде НАСА «Седна» [15], выглядела безобидно, словно бот-газонокосильщик. В панцире чернела полость, обычно закрываемая лючком. Техник установил капсулу внутрь и захлопнул его. Затем извлёк из пакетика волоски и поместил в небольшое перфорированное углубление спереди черепахи.

— Итак, мы в эфире.

Когда я полностью очнулась, сущность моего любимого уже стала частью души. Его прекрасное лицо стояло перед внутренним взором, и я ощущала вкус его генома, более милый, чем поток энергии, хлещущий из моего атомного сердца. Я желала только одного: быть вместе, слиться душами, выплеснуть свою любовь.

Всё остальное не имело значения.

Сокрушу все преграды на пути!

Немедленно подключив дополнительные органы чувств, я принюхалась, но меня ждало разочарование. Моего любимого в пределах досягаемости не было. Однако вложенное в память знание подсказало, где его искать. Как я затрепетала от нетерпения! Но где же выход из этого места?

Внезапно надо мной материализовался путь на открытый воздух. Я активировала подъёмные винты под брюхом и взмыла.

Мой возлюбленный звал!

Море Банда [16]

14 февраля 2036 года

За время путешествия к своей половинке я получила значительные повреждения. Пришлось пробиваться через кольцо бдительных дуэний. Эти злобные, похожие на меня саму сущности, ревниво охраняли моего милого. В последний день на каждом шагу ждали испытания, но я встречала их без колебаний. Ведь именно так поступают влюблённые.

Моя способность к полёту ощутимо снизилась, сведясь к коротким прыжкам, и я теперь двигалась под водой, используя магнитогидродинамические системы. Моя сигнатура во всём спектре была, как у косяка рыб.

Вся моя телеметрия кричала: «Отбой». Но я не собиралась отступаться.

Впереди маячило судно, на котором, как я ранее удостоверилась, находился мой любимый. Я знала: придётся всплыть, чтобы соединиться с ним, и приготовилась.

Маневрируя, вылетела из воды рядом с кораблём, и тут же те, кто не был моим любимым, встретили меня шквалом огня из стрелкового оружия. Я включила инфразвук, и все мои противники, рухнув, закорчились от невыносимой боли.

Пробив окно рулевой рубки, я получила ещё больше повреждений.

Но всё это не имело значения.

Ведь я наконец-то явилась пред очами своего любимого!

Лицо его исказилось в жуткой гримасе восторга, и моя душа растаяла от радости.

Я дестабилизировала магниты вокруг моего пламенного сердца, наконец-то отдавая любимому всю себя.

На какой-то миг над «Тикю» неистово взметнулось облако плазмы температурой в несколько миллионов градусов, имевшее трогательную форму сердечка.

[1] Высокоретикулярный — имеющий высокоразвитую сетчатую (ячеистую) структуру.

[2] Аэроге́ли — класс материалов, представляющих собой гель, в котором жидкая фаза полностью замещена газообразной.

[3] Петафлопс (PFLOPS) — единица измерения производительности компьютеров, равная 10 в 15-й степени операций с плавающей запятой в секунду. Пиковая производительность в 1 петафлопс была достигнута в 2008 г.

[4] Органические сенсоры основаны на использовании органических материалов, используются в различных областях, таких как датчики давления, датчики газов, датчики температуры и биосенсоры.

[5] Суть теста Тьюринга в определении «разумности» машины через неотличимость от человека.

[6] «При чём тут любовь?» (англ. What’s love got to do with it?) — отсылка к песне Тины Тёрнер.

[7] Эвристика — это метод, основанный на интуиции, опыте и творческом мышлении, который используется для решения задач, когда невозможно или нецелесообразно использовать строго математические или логические методы.

[8] DARPA (Defense Advanced Research Projects Agency) — управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США, отвечает за разработку новых технологий для использования в интересах вооружённых сил.

[9] BARDA (Biomedical Advanced Research and Development Authority) — управление биомедицинских перспективных разработок и исследований, отвечает за разработку медицинских контрмер на случай пандемий, биотерроризма и т. д.

[10] Мышь Микки (Микки-Маус) — первый логотип корпорации Диснея (1929—1937).

[11] Тикю (яп. земля).

[12] Баликпапа́н — крупный портовый город в Восточном Калимантане (Индонезия), регион добычи нефти.

[13] Зона субдукции — область, где одна тектоническая плита погружается под другую.

[14] МЭМС (MEMS; MicroElectroMechanical Systems) — микроэлектромеханические системы.

[15] «Седна» — вымышленный зонд NASA для исследований на краю Солнечной системы. Планета Седна — самый удалённый её объект, открыта в 2003 году.

[16] Море Банда расположено в западной части Тихого океана, между островами Малайского архипелага. Площадь — 714 тыс. км².

В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Сегодня в меню целый сборник рассказов «Nightmares and Geezenstacks» Фредрика Брауна. Из абсолютно новых переводов в нем будет только The Little Lamb. Остальное давно где-то в сети. Я этот сборник наскоками переводила аж с 2015 (многое повторно в тренировочных целях), наконец устала и решила выложить, доукоплектовав чужими переводами из сети.

Сборник прикреплен к посту. Состав таков:

Гад / Nasty, 1959 (пер. А. Вий)

Снежная баба / Abominable, 1960 (пер. А. Вий)

Отдача / Rebound, 1960 (пер. А. Вий)

Цветные кошмары / Colorful Nightmares, 1961 (пер. А Вий)

Недоразумение / Unfortunately, 1958 (пер. А. Вий)

Бабулин день рождения / Granny’s Birthday, 1960 (пер. А. Вий, Л. Козлова)

Котокрад / Cat Burglar, 1961 (пер. А. Вий)

Дом / The House, 1960 (пер. А. Вий)

Второй шанс / Second Chance, 1961 (пер. А. Вий)

Великие утраченные открытия / Great Lost Discoveries (пер. А. Вий)

Убойное письмо / The Letter, 1955 (пер. А. Вий, Л. Козлова)

Отпустительная молитва / Resessional, 1965 (пер. А. Вий)

Хобби / Hobbyist, 1961 (пер. А. Вий)

Кольцо Ганса Карвеля / The Ring of Hans Carvel, 1961 (пер. А. Вий)

Флот возмездия / The Vengeance Fleet, 1950 (пер. А. Вий)

Трюк с веревкой / Rope Trick, 1959 (пер. А. Вий)

Роковая ошибка / Fatal Error, 1955 (пер. А. Вий)

Краткое счастье Юстаса Вивера / The Short Happy Lives of Eustace Weaver, 1961 (пер. А. Вий)

Экспедиция / Expedition, 1957 (пер. А. Вий)

Светлая борода / Bright Beard, 1961 (пер. А. Вий)

Молодая поросль / Jaycee, 1955 (пер. А. Вий)

Первый контакт / Contact, 1960 (пер. А. Вий)

Звездный забег / Horse Race, 1961 (пер. А. Вий)

Смерть в горах / Death on the Mountain, 1961 (пер. А. Вий)

Медвежья услуга / Bear Possibility, 1960 (пер. А. Вий)

Ещё не вечер / Not Yet The End, 1941 (пер. А. Вий)

Три совенка / Three Little Owls, 1961 (пер. А. Вий)

Круговорот / Runaround, 1942 (пер. И. Иванова)

Как стать убийцей 10 простых шагов / Ten Tickets to Hades, 1945 (пер. А. Вий, Л. Козлова)

Грядущее прошлое / Dark Interlude, 1951 (пер. М. Коркин)

Крошка Агнес / The Little Lamb, 1953 (пер. А. Вий, Л. Козлова)

Я, Блинчик и марсиане / Me and Flapjack and the Martians, 1952 (пер. Б. Жужунава)

Шутка / The Joke, 1948 (пер. Б. Жужунава)

Карикатурист / Cartoonist, 1951 (пер. К. Валери)

Семейка Гейзенстаков / The Geezenstacks, 1943 (пер. И. Иванов)

Кошмар со временем / Nightmare in Time, 1961 (пер. Б. Сидюк)

В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Оригинал прикреплен к посту

Дональд Фрэнсон

1980

Ночь рвали вспышки, в измученные грохотом канонады барабанные перепонки бил звук орудийных залпов, сырую землю впереди разворачивало взрывами. Рядовой Леонард Блик нырнул в снарядную воронку и распластался на пахнущем пороховой гарью дне, а мир вокруг продолжал содрогаться. Твою ж мать! Загудел радиогид, рекомендуя найти укрытие. Слушай радиогида.

Блик решил — точнее, уставшие ноги решили вместо него — отдохнуть немного в кратере, хотя радиогид назойливо запищал, требуя идти в наступление. Брик особо не злился, понимая: ребята в радиоцентре просто делают свою работу. Сам он терпеть не мог там дежурить и направлять других солдат – яркие точки на мёртвой карте – к спасению или гибели. Как бы там ни было, радиоцентр видел, что назревает, а он нет.

Вот бы сейчас туда, всё бы отдал! Даже стоять в нудном строю на учебном плацу и то лучше, хоть пришлось бы слушать, как треплется эта жалкая козявка, сержант Траскер. «Учения не заменят вкуса настоящего боя», — любит приговаривать он своим детским голосочком. Коронная фразочка.

Грохот взрывов отдалялся, но Блик всё лежал, собираясь с духом. Сержант Траскер... На вид лет восемнадцать от силы, лицо почти детское, только тёмные круги под глазами — точь-в-точь фингалы — портят впечатление свежести. Молокосос, а уже ветеран сражений. Дали человеку немного повоевать — и вот он уже инструктор в тылу. Сам Брик тоже хотел бы так же, но вначале нужно было выбраться отсюда.

Последний инструктаж Траскер провёл, выстроив их в шеренгу после изнурительного марша, когда они едва держались на ногах. Блик не мог забыть эти слова. И не имел права.

«Слушайте радиогид, но и сами не плошайте. Может, придётся без него воевать, — говорил Траскер. — Бьём первыми. Видишь противника — стреляй. Не видишь — тоже стреляй. Убей, не то самого убьют. Прикрой своих. Делай, как учили».

Блик вспомнил: даже тогда ему хотелось оказаться в другом месте. Стоять под чистым небом и слушать, как какой-то болван повторяет прописные истины... Впрочем, Блик всё же сделал над собой усилие и выслушал.

«Грамотно ведомый пехотинец — король на поле боя. Танки и авиация — в прошлом. Против вас брошено всё оружие, но и у вас оно есть. Используйте. — Сержант Траскер нахмурился, будто мальчишка, спорящий с матерью. — Радист в тылу предупредит, когда укрыться, а когда идти в наступление. Больше он вам ничем не поможет. Остальное — на вас».

Сержант пытался добавить суровости, но голосок подвёл. «Если придётся вступить в бой — цените шанс. Закалённые боем ветераны не только лучше как солдаты. Они... в большей безопасности».

Казалось, Траскер ездит по ушам уже битый час, но наконец-то он подвёл итог. «Ладно. Больше нечему вас учить. Вы должны почувствовать вкус боя…».

И вот Блик здесь, но Траскер кое в чём ошибся. Ощущения безопасности нет и в помине.

Ладно, придётся повоевать. Блик выкарабкался из воронки и пополз к точке сбора, ведомый гудками радиогида. Преодолеть бы этот открытый участок — и окажешься за линией вражеской обороны, благо она тут редкая. А там и до отрезанных своих рукой подать. Хоть какой-то стимул ползти. А то ведь чаще и такого нет.

Обстрел стих, и густая тьма поглотила видимые очертания, словно все вокруг засунули в чёрный карман. Возможно, ползти уже не имело смысла, но зачем искушать судьбу? Писк радиогида сменил тональность. «Влево!» И что там, слева? Блик вглядывался в ночь, но без вспышек ничего не мог разобрать.

Воронка за воронкой. Это поле боя перекопало будь здоров. Судя по частоте сигналов, точка сбора находилась где-то рядом. Неожиданно Блик свалился в глубокую яму, и чей-то голос крикнул:

— Сюда!

Вдалеке снова послышалась каннонада, небо озарили вспышки. Блик подполз к позвавшему его человеку и узнал в нём Дейва Мурнама.

— Похоже, теперь нас двое, — сказал тот, обрадовавшись встрече не меньше Блика. — Наверно, у них там в тылу не хватает связистов.

Не успели они толком поговорить, как зуммер приказал укрыться. Они и так прижимались ко дну ямы, глубже — только зарываться. Некогда. Ударная волна прокатилась по воронке, кувыркая их, словно кукол. Дейв распластался на спине, лицом к ярости рукотворной бури.

В неверном свете непрерывных пушечных залпов, миномётного огня, ракет и прочей адской мешанины Блик разглядел, что Мурнам лежит без сознания и выглядит ужасно, беспечный рыжий стал непохож сам на себя. Надо было как-то доставить его в безопасность. Но что пищал радиогид? «Укрыться». Нет, теперь он приказывал: «В атаку!».

В атаку? Дейв умирает.

Блик с трудом вытащил его из воронки и вопреки указаниям потащил к своим. «Раненых оставлять санитарам» — таково было правило, но к чёрту правила! Изнемогая, Блик тащил неподъёмный груз, как вдруг сигнал зуммера изменился, небо вспыхнуло, земля вздыбилась, и ношу вырвало из рук. Блика и Дейва вновь разбросало в разные стороны.

Блик торопливо пополз обратно к Мурнаму, но, почти добравшись, свернул.

Куда теперь? Радиогид всё твердил: «В атаку!» Ну что ж... он пойдёт в атаку. Будет наступать до тех пор, пока не положит конец этой проклятой войне.

Застрекотали винтовки и автоматы. Он открыл огонь из пистолета с пламегасителем. Целей не видел, зато и враги его не видели. Это называлось «перестрелкой».

Он исступлённо осыпал врагов пулями и вдруг заметил, что радиогид уже давно подает сигналы. Неожиданно Блик ощутил, что летит.

Он прикрыл лицо и, падая, принял удар на руки и локти — больно, несмотря на мягкую землю. Чудом удалось удержать пистолет. Лёжа, Блик ошеломлённо почувствовал на губах соль — нет, кровь. Так вот он какой, вкус боя!

Блик прислушался, надеясь услышать писк или гудки. Ни того ни другого. Радиогид молчал. Блик пошарил и его не нашёл. Теперь он был сам по себе.

Что делать? Куда идти? Когда безопасней передвигаться? Вспомнился инструктаж от сержанта Траскера: «Может, придётся без него воевать». И вообще, вспомнилось многое из того, что тот говорил.

Не зная, где враг, Блик не мог ни идти вперёд, ни вести огонь. Впрочем, интуиция подсказывала, что местоположение противника скоро выяснится. Внезапно бабахнуло по соседству, тело в нескольких местах прострелила боль — значит, ранило шрапнелью.

Блик вновь попытался ползти, но ноги не слушались. Тащил себя, подтягивая тело руками, пока не свалился в очередную воронку. Полностью обессиленный, он лежал на спине, а наверху продолжала греметь война. Глубокая воронка на сей раз. Ему ни в жизни не выбраться. Это конец.

Много времени спустя Блик осознал, что светает. Атака прекратится на рассвете. Он должен был уже прорваться через вражескую линию обороны. И угораздило же застрять именно здесь!

Из серых сумерек проступили очертания воронки. Свежая, глубокая, с ровными краями. И он в ней был не один.

Футов через десять лежало тело. Блик пополз к нему на локтях, надеясь найти рабочий радиогид. С пистолетом наголо он через боль наконец добрался до цели.

Попытался перевернуть тело, глянуть, кто это. Неужели снова Дейв Мурнам? — мелькнула шальная мысль.

Блик сделал три открытия подряд:

1. Это не труп; тело дышит.

2. Это солдат противника. Блик взял врага на прицел и снял с него проклятый шлем.

3. Это девушка. Блик заколебался, рассматривая её прелестное лицо — юное, грязное, измученное, как у него самого.

Рука противницы шевельнулась. Грохнул направленный в его сторону пистолет. А потом всё заволокла тьма.

Кто-то снимал с него шлем. В глаза ударил дневной свет, взгляд уткнулся в синее небо. Блик лежал, но не в больничной койке, а на армейской раскладушке.

— Встать! — прозвучал знакомый голос. Въевшаяся привычка заставила Блика вскочить. Он был в чистой форме, цел и невредим.

— Всем построиться! — скомандовал сержант Траскер.

Блик шагнул в строй, краем глаза глянув на техника: тот возился с огромным шлемом — так называемым феном, — который только что сняли с Блика. Смешавшись с группой на плацу, он поймал на себе чуть удивлённый взгляд Дейва Мурнама. К полусформированной шеренге присоединялись все новые солдаты.

— Итак, — Траскер холодно окинул взглядом солдат. — Большинство из вас прошли. Джонстон, Колер, Блик — остаться. Остальные свободны. Увидимся утром.

В считаные мгновения их оставили одних.

Старательно изображая крутизну, сержант обвёл взглядом проштрафившуюся троицу.

— Провалили. Не буду объяснять, как. Сами знаете. Вы сохраните память о симуляции, хотя не были в курсе, что находитесь во сне. Плёнка зафиксировала все ваши реакции.

Важно надув губы, Траскер выдержал картинную паузу.

— Придётся проходить заново. На этот раз программа будет сложнее.

Леонарду Брику вновь захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Выслушивать нотации от какого-то щенка...

— Радуйтесь, что бой был не настоящим. — Траскер ещё не закончил: — Армия не может позволить себе пополняться боевыми ветеранами по старинке. Вам повезло.

Блику почудилось, что в последних словах проскочила горечь.

Рядовой Леонард Блик лёг на койку, опустил на голову «Фен» и, закрыв глаза, погрузился в глубокий сон. На лице появилось умиротворённое выражение.

Ненадолго.