Пропущенный материал со стр. 70 – это небольшая статья Збигнева Дворака/T. Zbigniew Dworak, которая называется:

Тайнам, содержащимся в романе Жюля Верна «Таинственный остров», дано множество удивительных, пленительных и остроумных интерпретаций. Перечитав недавно роман и посвященные ему критические материалы, в том числе книги “Potrójne życie Juliusza Verne’a/Три жизни Жюля Верна” Кирилла Андреева и “Jules Verne – tajemnicza wyspa?/Жюль Верн – таинственный остров?” Яна Томковского/Jan Tomkowski, я с некоторым удивлением обнаружил, что список тайн или их интерпретаций отнюдь не исчерпан.

И первую загадку может представлять собой год издания этой книги. Некоторые из польских – в том числе “Encyklopedia Powszechna PWN” – и русских источников (например, биография К. Андреева) называют годом первого издания 1874. Другие источники: французские, польские, русские, американские – указывают годом издания 1875. Так вот в 1874 вышел третий том этого романа под названием «Тайна острова» в журнале “Magazin d’education et de recreation/Журнал воспитания и развлечения”, издававшемся Пьером-Жюлем Этцелем, а отдельной книжкой “L’ile Mystérieuse” роман был издан именно в 1985 году – отсюда и разногласия в датировке первоиздания.

На идею использования воздушного шара в качестве средства побега из осажденного Ричмонда Верна натолкнуло действительное событие франко-прусской войны 1870 года. Выдающийся астроном P.J.C. Janssen (1824 – 1927) вылетел на воздушном шаре из осажденного Парижа, чтобы произвести наблюдение за затмением Солнца 22 декабря 1870 года. «Поддержанный в своем замысле Академией наук, Янссен добрался до места назначения на воздушном шаре, названном “Volta”. Он поднялся на высоту 2000 метров и, двигаясь в восточном направлении под давлением ветра, благополучно приземлился – вместе с инструментами и ценными посылками – вблизи атлантического побережья» (John North “Historia astronomii i kosmologii/Джон Норт. История астрономии и космологии”).

Хорошо известен также упрек в том, что остров Линкольна в том геолого-географическом виде, в каком он представлен в романе, не смог бы существовать. Но как возражения ученых критиков (в том числе геологов, географов, биологов), так и высказывания защитников творчества Верна, утверждавших, что остров имеет аллегорически-символический характер, по сути излишни. Верн знал, о чем писал, свидетельством чего являются следующие слова, вложенные в уста Сайреса Смита: «Этот остров вообще производит на меня некое странное впечатление – и в том, что касается его вида, и его природы…» И чуть далее: «Я считаю, что остров Линкольна был некогда частью некоего обширного континента, который постепенно погрузился в волны Тихого океана». Тут и ссылка на гипотетическую Пацифиду на месте Австралоазии (а может быть даже на легендарный континент Му?), и отчетливое подтверждение условности природного характера острова.

Интерпретации – поэтические или философские, и даже психологические – могут быть разными, но мне пришла на ум еще одна, пожалуй, простейшая. Верн после издания двух первых частей трилогии получил множество писем с просьбами объяснить, кем был капитан Немо, что случилось с Айртоном. Он исполнил эти просьбы, однако, обладая острым чувством юмора и изрядным запасом иронии, сделал это по-своему: одну тайну заменил другой, впрочем, не без причины. Был в этом некоторый оттенок злости, излитой им в адрес как читателей, так и издателя, Этцеля, который не позволил Верну осуществить его первоначальный замысел. Как известно, – что подтверждают хотя бы Томковский и Конрад Фрейдлих/Konrad Frejdlich (переводчик книги К. Андреева. W.) на основании сохранившихся писем Верна, -- капитан Немо должен был быть поляком, повстанцем 1863 года, преследуемым русскими, семья которого погибла в Сибири. Однако Этцель, похоже, боялся дипломатических протестов и утраты читателей в России. Этого последнего опасался, якобы, и сам Жюль Верн, но, я считаю, что это уже, скорее, домыслы. Ведь не боялся же он, например, утратить английских читателей, выступая в защиту шотландцев. В Англии, однако, свобода слова была гарантирована уже в XVIII веке, а в тоталитарной (с монгольского нашествия до наших дней) России отсутствие штампа «Дозволено цензурой» могло послужить причиной абсолютного запрета публикации. Верн уступил, написав в письме издателю: «Согласен. Ни слова о России. Пусть эта история сохранится в тайне». Ну и сохранилась, поскольку объяснение, что капитан Немо это принц Даккар, ничего не объясняет, а лишь переносит действие трилогии Верна в страну фантазии, как бы в «параллельный мир» -- к чему мы еще вернемся.

Великий эпигон Верна, писатель Гюстав Ле Руж/Goustave Le Rouge в романах «Узник на Марсе» и «Невидимки» безо всяких колебаний учинил главным положительным героем поляка.

Им стал инженер-изобретатель Боленьский, пребывавший ранее в «сибирских степях». Знал ли Ле Руж о первоначальных намерениях Верна. Весьма сомнительно – первая монография о Жюле Верне вышла из печати в том же 1908 году, что и “Le prisoner de la planéte Mars”, а издатель произведений Верна, Пьер Жюль Этцель, умер в 1886 году.

Пытаясь интерпретировать смысл «Таинственного острова» и в особенности временные соотношения, связывающие этот роман с двумя предыдущими частями трилогии («20 000 лье под водой» и «Дети капитана Гранта»), критики не обратили внимания на еще один временной феномен. Действие этого произведения – а именно пребывание героев на Таинственном острове – начинается 24 марта 1865 года, а заканчивается ровно четырьмя годами позже – 24 марта 1869 года.

Ян Томковский в названной выше книге пишет: «Попробуем прочитать такой забавный роман, как “В 80 дней вокруг света”, без двух последних глав. <…> В тридцать пятой главе содержится действительное окончание романа, в тридцать седьмой – возможное, но не реальное, которое не имеет с действительностью ничего общего, а случается лишь в романе, да и то лишь в таком, в котором автор пожелает сослаться на чудо» (речь вновь идет о «манипулировании временем»).

Используя этот же подход, давайте-ка мы лишим «Таинственный остров» последней его главы и получим «действительное» окончание; поскольку трудно поверить в то особое совпадение обстоятельств, благодаря которому колонисты спаслись буквально в последнюю секунду. Отсюда символическое звучание даты 24 марта – тут герои как бы возвращаются из альтернативного пространства и фантастического времени в реальный мир, и вновь с пустыми руками! «Время описало окружность, и мы вернулись к исходной точке», -- пишет Ян Томковский. И остров, который не имел права на существование – не существует.

В этом месте я снова вставлю свое словцо: описанный в романе катаклизм и гибель острова Линкольна – это гениальное предвидение извержения вулкана Кракатау, случившегося через десять лет (1883) после написания романа. Сам замысел вулканической катастрофы осознанно использовал – ссылаясь в т.ч. и на Жюля Верна – в книге «Zagłada wispy Avira/Гибель острова Авира» Славомир Сeрецкий/Sławomir Sierecki, автор нескольких других произведений с элементами научной фантастики.

Уничтожение острова в ходе вулканического извержения использовалось также в забытом уже ныне романе Фенимора Купера «Колония на кратере». Иначе поступила Кристина Гжибовская/Krystyna Grzybowska, использовав инверсию понятий и значений. В ее романе «Юлиан, или О конце света» это уничтожение (вулкано-космическая катастрофа) охватило в 2000 году почти весь мир! Остался лишь…одинокий Остров (в околицах Кракова?), на котором воистину необычную робинзонаду – во времени (!) и в измененном пространстве – переживают герои романа-дневника: Петр и Ева.

Проблема времени (хронологии событий) в «Таинственном острове» не дает, однако, покоя. Ведь не без причины Верн занимался такой эквилибристикой с датами и последовательностью событий. Возможно не будет в таком случае дерзостью предположить, что двукратное использование даты 24 марта являлось все-таки упрямым намеком на польские дела? Ведь это дата принятия присяги Тадеушем Костюшко на Краковском рынке, а у капитана Немо в каюте «Наутилуса» висел на стене портрет Костюшко.

Так чем же был таинственный остров Линкольна в романе Жюля Верна? Ян Томковский пишет следующее: «Он был продуктом живого воображения писателя, прекрасным сном об иллюзорном в конце концов рае. Поэтому переход от литературного вымысла к действительности должен был быть полным. Все эдемы искусственны, как установил ранее Шарль Бодлер. Добавим, что они существуют вопреки законам времени и пространства»

Трудно с этим не согласиться. В каждом из нас содержится таинственный остров, иногда очень уединенный.

По мнению китайской литературной критики, классическая проза фантастической и мифологической тематики, и в особенности та, что описывает приключения Сунь Укуна, оказала очень сильное влияние на формирование в Китае современной научной фантастики. Впрочем, не менее сильное влияние приписывается также западным научно-фантастическим романам.

Примерно до половины прошлого XIX столетия Китай проводил так называемую «политику закрытых дверей» по отношению к остальному миру. Поэтому переводы иностранной научно-фантастической классики появились в Китае сравнительно поздно, а первый из них – перевод знаменитого романа Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней» – был издан только в 1900 году. Тремя годами позже появился перевод романа «Пятнадцатилетний капитан» того же автора. Этот последний роман перевел выдающийся политический и общественный деятель того времени ЛЯН ЦИЧАО (Liang Qichao), за пару лет до этого руководивший вместе с Кан Ювэем (Kang You-wei) прогрессивным движением, которое стремилось путем реформ и модернизации вызволить Китай из тесных оков феодальной системы. Чтобы облегчить китайскому читателю восприятие литературы нового для него типа, ЛЯН ЦИЧАО произвел в переводе романа традиционную для Китая разбивку текста на мелкие главы.

Также в 1903 году были опубликованы переводы двух других романов Жюля Верна – «Вокруг Луны» и «Путешествие к центру Земли». Оба перевел с японских текстов родоначальник современной китайской литературы ЛУ СИНЬ (Lu Xin), который в предисловии к первой из книг высоко оценил роль научно-фантастических романов в подъеме уровня знаний китайского общества, усматривая в них исходную точку для интеллектуального развития соотечественников.

После освобождения, в 1950-е годы в Китае принялись систематически переводить и издавать остальные книги Жюля Верна. В то время были изданы романы «Дети капитана Гранта», «Двадцать тысяч лье под водой», «Таинственный остров», «Пять недель на воздушном шаре», «Путешествие к центру Земли», «С Земли на Луну» общим тиражом в 5,5 млн. экземпляров.

Начиная с 1979 года, были переизданы прежние и опубликованы многие новые переводы романов Жюля Верна, так что теперь можно с уверенностью сказать, что самый популярный ныне в Китае писатель научной фантастики – это Жюль Верн.

(Продолжение следует)

Значительная часть опубликованных текстов связана с понятием «необыкновенных путешествий», а непосредственным источником вдохновения – независимо от более ранних традиций – послужили их авторам романы Жюля Верна/Jules Verne. К характерным особенностям этих последних относится связь заранее намеченных познавательной и образовательной функции с показом различных частей света, стран, неисследованных уголков земного шара (в том числе внутренней его части и ближайшего космического окружения) (…) Верн увлеченно интересуется своей эпохой и ее возможностями в области не только необычных технических достижений, но и широкомасштабных предприятий промышленного или социального характера. Однако хотя он по-прежнему верит в могущество науки, его оптимизм не остается непоколебимым. Наука может составить угрозу, стать орудием Зла, что было показано им еще в 1879 году в романе «Les cinq cents millions de la Bégum/Пятьсот миллионов бегумы» и с тех пор <в его творчестве> оптимистический образ научно-технического прогресса все чаще уступает место пессимистическим мотивам.

Если в 1886 году главный герой романа «Robur le Conquérant/Робур-завоеватель» показан как конструктор великолепного «Альбатроса»,

то в 1904 году он уже является воплощением Зла, как «Maître du Monde/Властелин мира» (…)

Однако наиболее, пожалуй, пессимистичным и вместе с тем одним из самых оригинальных произведений Верна является «L’Eternel Adam/Вечный Адам» (1910), где показана бесцельность усилий человека, взбирающегося по ступеням лестницы цивилизационного развития.

Высказанная в этом произведении гипотеза о цикличности развития цивилизации апеллирует как к катастрофизму Ж. Кювье, так и к эволюционизму Ламарка и теории Дарвина, не нашедшей еще <к тому времени> всеобщего признания во Франции (впрочем, Верн уже ранее обращался к эволюционной теории – в романе «Le village aerien/Воздушная деревня», написанном в 1901 году) (…)

«L’Eternel Adam/Вечный Адам» -- пример «антисипасьон», которое в его творчестве, если оставить в стороне «грядущие» устройства и изобретения, можно усмотреть только в «La Journée d’un journaliste américain en 2889/Путешествие американского журналиста в 2889 год» (поскольку «Amiens en l’an 2000/Амьен в 2000 году» -- это не более чем урбанистическая утопическая зарисовка).

Это произведение, впервые опубликованное в 1889 году американским журналом «Forum», характеризуется сходством как представленных идей, так и способа их представления с произведениями Альбера Робиды/Albert Robida, в особенности с его книгой «Le vingtième siècle/XX век», вышедшей в свет в 1883 году. Верн описывает мир далекого будущего, наполненный «чудесами техники», но при всем при этом во многих отношениях идентичный реальному миру автора (подобно XX веку Робиды) (…)

Альбер Робида – прежде всего «специализированный» автор «антисипасьон», в которых он показывает относительно недалекое будущее.

Наряду с «Le vingtième siècle/XX век» к наиболее известным его произведениям относятся «La vie eléctrique/Электрическая жизнь» (1891 – 1892),

а также «A guerre au vingtième siècle/Война в XX веке» (1883) и «L’ingénieuir von Satanas/Инженер фон Сатана» (1919), в которых он поднимает военную тему, к которой, впрочем, часто обращались и другие авторы рассматриваемого периода.

Робиде принадлежит также довольно интересный помысел обращения времени вспять, который он использовал в романе «L’horloge des siècles/Часы веков», изданном в 1902 году.

Он также снискал себе большую популярность как художник, иллюстратор SF-произведений, и как автор так называемых «романов в картинках», которые можно рассматривать в качестве зачаточной формы комикса (…)

Жюль Верн также использовал свои «необыкновенные изобретения» для воздействия на лишь нескольких связанных с ними людей, которые вместе с читателем познают истину (…) Примером такого рода «mervilleux scientifique» может служить роман «Le secret de Wilhelm Storitz/Тайна Вильгельма Шторица», в котором Верн поднимает тему невидимости, сталкивая жителей венгерского городка XVIII века с необычными явлениями, которые легко принять за демонстрацию колдовской силы.

Нечто подобное происходит и в романе «Le Château de Carpathes/Замок в Карпатах» (1892). И в том и в другом произведении развивается также тема любви, вынужденной преодолевать значительные препятствия, а в центре событий стоит женщина, что для Жюля Верна весьма необычно.

(Продолжение следует)