облако тэгов
6. В номере размещена статья Марека Орамуса/Marek Oramus, умышленно задиристая и провокационная, которая вызовет много споров и нападок на автора (часть из такого рода отзывов, причем сплошь авторства членов редакции «Фантастыки», будет напечатана в журнале лишь через полтора года – в № 12 (51) 1986). Эта статья была почерпнута из находившегося в ту пору в печати сборника критико-публицистических материалов М. Орамуса «Wyposażenie osobiste/Личная оснастка», который вышел в свет лишь в 1987 году в варшавском издательстве «Iskry» и позже, уже в нынешние времена (2013), был переиздан c с дополнениями и исправлениями. Эссе длинное, поэтому я выложу его в два приема.
Я как-то спросил у знакомого священника, который, будучи вербистом, много ездит по Польше, где в нашей стране грешников больше всего. Он удивился такой постановке вопроса, но, поразмыслив, все же назвал южный город – Плоцк или Тчев, не помню точно. «Там люди исповедуются в весьма тяжких грехах», – сказал он.
Наверное, вопрос о связи между склонностью к грехам и местом, где такая склонность проявляется, может показаться досужим, однако я считаю, что нахождение связей между даже очень отдаленными друг от друга элементами мира – занятие отнюдь не бессмысленное: пряник связан с ветряной мельницей постольку, поскольку был выпечен из муки, смолотой из зерна на этой мельнице. Если я скажу, что территория научной фантастики, кажется, в особенности способствует нарушению правил, обязательных для хорошей литературы, многие вознегодуют. А я пока что и не стану защищать таким образом сформулированный тезис, хотя мог бы попытаться сделать это, например, так: там, где нужно построить весь мир от фундамента до самой крыши, легче наделать ошибок, чем там, где достаточно умелого подражания.
Научная фантастика не требует ни от пишущих, ни от читающих никакого особого посвящения – в том смысле, что тот, кто уже десяток лет увлекается ею, не должен чувствовать своего превосходства над тем, кто любит ее едва лишь два года. За очень короткое время можно сориентироваться в тематике, идеях, преференциях жанра… а также покуситься на составление реестра его важнейших провинностей. Я читаю фантастику уже два десятка лет, и все, что я имею из груды лежащих за спиною книжек -- лишь снижающееся из года в год количество иллюзий.
Я не проводил никаких статистических исследований, ограничившись обычными читательскими впечатлениями. И я также отдаю себе отчет в том, что так или иначе составленный список выделенных грехов этой литературы не является исключительно польским, его легко соотнести с французским, чешским или американским аналогами. Примеры, которые я здесь привожу, частью подлинные, а частью выдуманные – пусть читатель развлечется, отгадывая, которые из них которые. Кроме явных примеров из творчества Лема, который не обидится, поскольку сам себя яростно критикует, я старался не называть ни конкретных имен, ни приводить точных названий, опасаясь преследований. Амбиции авторов легко задеть – мне довелось уже убедится в этом, а гетто такое маленькое.
Даже не верится в то, что названия результатов творческих исканий, гурьбой выскакивающих из под перьев наших отечественных авторов (c зарубежными авторами та же картина, но ведь это не оправдание) могут быть такими однообразными и скучными. Состоящие из одного слова или, в исключительных случаях, из двух слов названия почти планомерно отказывают себе в оригинальности, предпочитая убогость, штамп, уничижительную маскировку, серость. Чаще всего автор увенчивает свой труд единственным существительным. Самым популярным у польских авторов названием следует признать КОНТАКТ; за ним следуют ВТОРЖЕНИЕ, ТЕСТ и ЗАДАНИЕ. Ребенок вот-вот родится – как станем его звать? СОН, ИСПЫТАНИЕ, ПАТРУЛЬ, РОБОТ, ЭНКЛАВ, ОАЗИС, ЭКСПЕРИМЕНТ, ИСПОВЕДЬ, ПРИВЕТСТВИЕ, ПОЛЕТ, ВОЗВРАЩЕНИЕ – сами собой лезут в голову в таких случаях, поэтому нет ничего удивительного в том, что многие авторы наталкиваются на свои счастливые названия одновременно. (Например, как Станислав Лем, так и Роман Левандовский избрали для своих рассказов название «ВТОРЖЕНИЕ» -- и, что более странно, оба текста в одинаковой степени заслуживают внимания). Значит, чтобы избежать обвинения в плагиате, стоит оснастить существительное прилагательным, и лучше всего прилагательным, взятым из арсенала штатных жанровых определений. КОСМИЧЕСКИЙ ПИЛОТ, ПОЛЕТНАЯ ИНСТРУКЦИЯ, АВАРИЙНЫЙ ВАРИАНТ, НУЛЕВЫЕ ЗОНЫ, ИДЕАЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ – нечто в этом роде. Названия типа МЕСТЬ КОСМОСА, ЗОНА ПРЕРЫВИСТОСТИ, СПОСОБ УМИРАНИЯ, ЛАБОРАТОРИЯ ПРОФЕССОРА ТРИКСА – следует признать в этой ситуации прямо-таки изысканными.
Разумеется, однословное название не дисквалифицирует произведение само по себе, поскольку во многих случаях именно такое название –краткое, незатейливое – подходит тютелька в тютельку. Оно является квинтэссенцией текста, подчеркивает его глубокий гуманистический смысл, иногда несет авторский комментарий. Между названием и обозначенным им содержанием иногда устанавливается структуральная аналогическая связь: грубости соответствует грубость, приземленности – приземленность. В акте выбора содержательного и сжатого, как пощечина, названия выразительно манифестируется авторская индивидуальность.
Еще один дешевый прием, теперь уже редко употребляемый, это втискивание любой ценой в название слов, указывающих на принадлежность произведения к жанру НФ. В детективной литературе к словам такого рода относятся: «преступление», «убийство», «инспектор», «расследование» и т.д.; в литературе ужасов: «дух», «оборотень», «шабаш», «привидение», «призрак» и пр. Названия этого типа ныне устраняются из польской фантастики отчасти из-за явной их художественной убогости, отчасти потому, что использование для НФ дискриминанта, своего рода печати на лбу, указывающей на то, что есть что, изжило себя. Названия типа ЧЕЛОВЕК С МАРСА, ЗАГУБЛЕННОЕ БУДУЩЕЕ или РАКЕТНЫЕ МАРШРУТЫ во времена мизерного развития фантастики играли роль указателя и распознавателя для читателя -- любителя такой литературы. Сегодня эту роль берут на себя особое художественное оформление обложек, графические серийные знаки, имена авторов, наконец. Вместо этого выходит на первый план иной повод – мода, традиция. РАВНОДУШНЫЕ ПЛАНЕТЫ, КОСМИЧЕСКИЙ РАПОРТ, КОСМОДРОМ или ПРИШЕЛЬЦЫ с ходу гарантируют соответственно высокую, ибо внеземную шкалу. Называние таким образом книг – часть своеобразного ритуала, принятого как писателями, так и читателями. Следует, однако, признать, что и в рамках этой парадигмы случаются новаторские и необычные названия, например КРУГОВОРОТ ПАМЯТИ, ПЕСНЬ КРИСТАЛЛА или хотя бы те же ВОРОБЬИ ГАЛАКТИКИ.
Если вести речь о красоте названий, то тут литература главного течения бьет фантастику наголову. Великолепные названия придумывал Хемингуэй: ЗА РЕКОЙ, В ТЕНИ ДЕРЕВЬЕВ; И ВОСХОДИТ СОЛНЦЕ; ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ. Не уступал ему и Марек Хласко: СОВА, ДОЧЬ ПЕКАРЯ; ВТОРОЕ УБИЙСТВО СОБАКИ; ПЕРВЫЙ ШАГ В ОБЛАКАХ; ДУРАКИ ВЕРЯТ В УТРО. Похоже, что глагол в лозунге, выдвигаемом в название, принципиально его украшает. И еще примеры хороших названий (не только из фантастики): ЗДРАВСТВУЙ, ГРУСТЬ; СИНДБАД НА RQM-57; ПОВОРОТИМ ВСПЯТЬ ВИСЛУ ДРЫНОМ; СЕРДЦЕ – ОДИНОКИЙ ОХОТНИК; КРЕСЛО НА АВТОСТРАДЕ; КОСМОДРAМ МАЧУ-ПИКЧУ, ИЛИ ЖЕСТОКАЯ ИСТОРИЯ О ЛЮБВИ И ПРЕСТУПЛЕНИИ, О ПОБЕДАХ, ПОРАЖЕНИЯХ И СОМНЕНИИ ДОБЛЕСТНОГО ТРИСТАНА 4381 В НАИПРЕКРАСНЕЙШЕЙ ГАЛАКТИКЕ ВСЕЛЕННОЙ.
Так уж повелось, что астронавтов следует называть коротко, но содержательно, например Пиркс или Брегг (Альф, Тольд, Габ, Терл, Брол, Лес, Стон, Гольт, Алк и т.д.). Всякое подобие фамилиям или именам из прошлого или настоящего – заранее исключается. Поэтому страницы польских НФ рассказов населяют индивидуумы, называемые Ург, Пал, Трег, Сой, Барг, Цисс, Снерг, Пер. Если у автора хватает на это ума, то на сто девятнадцатом имени, порядком подустав (количество комбинаций ограничено), он начинает подозревать, что что-то тут не так. Тогда некоторые односложные имена получают приставку или окончание – такие, конечно, чтобы исключить всякую обыденность и нефантастичность. Перет, Хобарг, Трегор, Пхург – уже лучше. Но душа настоящего фантаста таких имен не приемлет – Ург сможет выдавиться даже из уст, сплющенных перегрузкой в 14 g при пикосекундном импульсе.
Станислав Лем в примечаниях к «Фантастике и футурологии» пишет, что, наткнувшись в тексте на односложные имена или фамилии dramatis personae, нужно тут же отложить книжку в сторону. Однако радикализм такого рода высказывается им в отношении к американской НФ, поэтому польские авторы могут им пренебречь.
Приверженцев населенного соотечественниками космоса раздражает оснащение героев произведений англосакскими именами. Не поддаться этой тенденции трудно, поскольку англосаксы доминируют не только в фантастике, но и в астронавтике. В свою очередь, другая крайность приводит к незапланированным комическим эффектам, когда Збых, Ром, Ожец, Баньский или Юзеф Дольняк кичатся своими великолепными космолетами. Некоторые авторы являются сторонниками количественного интернационализма среди участников экспедиций, поэтому в их произведениях Божидар Попвасильев может встретиться на борту космического корабля с Мартином Петкевичем. Со времен «Эдема» вошло в обычай также называть героев по наименованиям выполняемых ими функций, например Капитан, Навигатор, Философ.
При подборе наименований планет, кораблей и т.п., трудно уловить какие-то преобладающие тенденции. Автоматы называют автоматически, например AP 15. Планеты неизвестной планетной системы – Первая, Вторая и т.д. или изящнее – Альфа, Бета и т.д.
В литературе, даже фантастической, хватает примеров хороших, оригинальных фамилий героев, например Дюбал Вахазар/Guybal Wahazar у Виткация, Пгвррк и Хмррвггх у Лема. И разве Теремтак, Альдолихо и Грдысие – не лучше, чем MMX4?
Вы обратили внимание на то, что знаменитый астронавт Пиркс – человек бессемейный? Нам ничего не известно о его жене или детях (шлепнул как-то девицу по заднице и сбежал), об отце, матери, прочих родичах – тоже: его выплюнул некий космический Дом ребенка или синтезировали в пробирке? Станислав Лем объясняет эту аномалию следующим образом: «Я собирался написать один, максимум два рассказа, а тем временем вещь неожиданно для меня самого вдруг разрослась. И уже не было возможности расширения упомянутого фона, потому что ну неоткуда было семье внезапно свалиться на голову Пирксу». В результате о Пирксе был написан целый цикл рассказов, но его личная жизнь как была убогой, так таковой и осталась.
Образ жизни старого холостяка избрал для себя и другой ветеран и скиталец – Ийон Тихий. Тут все просто: ракетные гонки от одной планетной системы к другой планетной системе занимают столько времени, что на личную жизнь ничего не остается… Но и рядовой астронавт, член космической экспедиции или простой патрульный тоже живет одинокий как перст. Он очень редко тоскует по кому-то, орошая слезой старые фотографии, потому что заранее известно, что его никто не встретит, когда он вернется. Трудно себе представить вопящих младенцев на борту ракеты или изящные корабли космической разведки, тащащие за собой харчевню и постиранное белье, развешанное на шнурах. Экипажи преимущественно мужские, и если попадается там женщина в комбинезоне, никто не смеет склонять ее к оказанию услуг сексуального характера. К счастью, эта пагубная для рода человеческого тенденция вроде бы начинает ослабевать.
Очень многое в книжном космосе устанавливается по аналогии с мореходством – взять хотя бы ту же терминологию. Так, может быть, и образ жизни космических волков будет подобен образу жизни волков морских? Вахты по шестнадцать часов кряду, когда на службе, а по возвращении на родной космодром – гроши в карман и понеслась нелегкая? Ой, нет, шиш тому, кто хотел бы видеть наших бледнолицых парней с помутневшими от неустанного вглядывания в инструменты глазами – в космических притонах, окруженными проститутками. Конечно, неплохо куда-нибудь выехать, лучше всего в какое-нибудь укромное место – и в одиночестве. Алкоголь, любовь, застольное пение – эти развлечения не для парней с «Трансгалактики». Астронавт-отпускник то и дело прогуливается, тщательно обдумывая и решая проблемы Вселенной. А услышав зов о помощи, опрометью мчится спасать женщин, детей и собак. Собственное совершенство его немного смущает, он как бы даже стыдится силы и гибкости своих мышц, быстроты реакций, безупречного здоровья.
Персонаж, без которого не может обойтись ни один автор научной фантастики – это профессор. Гениальный, одинокий, многие и многие часы проводит в лаборатории. Делает эпохальные открытия. Часто бывает одержимым навязчивыми идеями, из-за чего мешается умом, превращаясь в сумасшедшего профессора. Никакие ограничения современной науки – финансовые лимиты, приоритеты, вмешательство политиков – его не касаются.
Сотворение на страницах произведений астронавтов и профессоров целыми дюжинами – весьма опасное занятие. Как титаны разума (знания современного космонавта близки к профессорским знаниям), они могут осрамить автора, который таким титаном отнюдь не является. Отсюда часто случается, что книжные астронавты и профессора гениальны только по названию. Автор вынуждает читателя верить в то, что не находит подтверждения в тексте. Такого же калибра нестыковки зияют между демонстрируемым астронавтами уровнем умственного развития и суперразвитым техническим оснащением пилотируемых ими объектов. Каким чудом эти корабли, на пару классов превышающие по технической сложности современные пассажирские самолеты, вообще долетают до цели? И почему обслуживающим их идиотам так везет и в работе, и в жизни? Ведь, как замечательно написал об этом Станислав Лем: «автору нельзя делать героям приятное потому, что он им благоволит».
Сущая мука для читателя – это так называемый положительный герой. Чтобы его благородство и доброта смогли воссиять ясным светом, автор-фантаст вынужден каждый раз размещать в тексте некоторое количество жутких негодяев. Негодяи эти умны, но положительный герой умнее их и хитрее. Этот двухметрового роста супермен уснуть не может, пока не подумает о счастье человечества. Ни пули, ни интриги его не берут – он всегда побеждает.
(Продолжение следует)
