6. В рубрике «Из польской фантастики» в этом номере две публикации.
Это рассказ Анджея Урбаньчика/Andrzej Urbańczyk “Paul, dziewczyna, jej duże oczy i male piersi/Поль, девушка, ее большие глаза и маленькая грудь”.
С писателем нам уже приходилось встречаться на страницах журнала (см. № 4/1985). Среди материалов обсуждения указанного номера, где были напечатаны два рассказа А. Урбаньчика, можно при желании найти и биобиблиографический очерк о писателе.
Вторая публикация – это “Owieczki/Овечки”Марека Орамуса/Marek Oramus, отрывок из готовившегося писателем к печати романа «Dzień drogi do Meorii/День пути до Меории».
Роман, очень даже зайделевский по тематике и духу, с занимательным сюжетом и, как всегда у писателя, безупречный в литературном отношении, к сожалению, сильно задержался в этой самой печати и вышел в свет первым изданием только в 1997 году. Марек Орамус – частый и желанный гость на страницах журнала (вспомним хотя бы великолепный рассказ «Тлатоцетл» в № 7/1984 или яркий полемический текст «Семь грехов польской фантастики»), мы будем встречаться с ним и впредь.
10. И встретимся даже в этом же номере: в замечательном «Словаре польских авторов фантастики»Анджея Невядовского размещена персоналия Марека Орамуса/Oramus Marek (род. 1952) – публициста, критика, автора НФ. Поскольку страницы его книг не успели пожелтеть, рубрика «Пожелтевшие страницы/Pożołkłe kartki» в этом номере пуста.
11. В рубрике «Полемики» Войцех Гутковский/Wojciech Gutkowski, автор монографии о творчестве Тадеуша Мициньского и издатель его «Поэм прозой», оспаривает некоторые положения словарной статьи А. Невядовского, посвященной этому известному младопольскому поэту, драматургу, прозаику и публицисту (журнал «Fantastyka” № 4/1987). Анджей Невядовский «держит удар» -- достаточно, на мой взгляд, уверенно.
12. Польский знаток, библиограф и писатель фантастики Яцек Изворский/Jacek Izworski публикует следующую часть своей великолепной библиографии «Фантастические произведения, изданные в Польше после 1945 года/Utwory fantastyczne wydane w Polsce po 1945 r.» -- только книжные издания. В этой части библиографии приводится продолжение описания 1978 года. Отметим, что библиография насчитывает уже 1325 наименований.
13. В рубрике рецензий Лешек Бугайский/Leszek Bugajski поздравляет польских читателей с наконец-то предоставленной им возможностью познакомиться с классическим уже произведением научной фантастики – романом американского писателя Айзека Азимова «Основание», открывающим одноименный цикл (Isaac Asimov “Fundacja”. Przełożył Andrzej Jankowski. Wydawnictwo Poznańskie, Poznań, 1987);
а Кшиштоф Соколовский/Krzysztof Sokolowski рассказывает им (читателям) о новейшем томе этого цикла – романе «Основание и Земля» (Isaac Asimov “Foundation and Earth”. New York, 1986); «минули те времена, в которые нам следовало читать эти романы, нас занимают ныне другие проблемы и сегодня мы смотрим на “Основание” как на лежащие под стеклом в музейной витрине коронационные драгоценности, великолепие которых ушло вместе с королевством»;
Магдалена Шмит/Magdalena Szmit предлагает воспользоваться аллюзивным богатством прозы Виктора Жвикевича в его новейшем романе «Делирий в Тарсисе» (Wiktor Żwikiewicz “Delirium w Tharsys”. Wydawnictwo “Pomorze”, Bydgoszcz, 1986);
а Мацей Паровский/Maciej Parowski восхищается рассказами, собранными в первый авторский сборник Эммы Попик «Только Земля» (Emma Popik “Tylko Ziemia”. Seria “Fantastyka. Przygoda”. Wydawnictwo “Iskry”, Warszawa, 1986); «…рассказы Попик изумляют. В них поэтичность сочетается с сюжетной жесткостью и беспощадностью. Хрупкость – с твердостью…» Рецензия недаром называется «Девушка в штанах».
14. В рубрике «Наука и фантастика» размещена очередная статья Мацея Иловецкого«Gość w Obłoku Magellana/Гость в Магеллановом облаке» -- о сверхновых звездах. Цветная иллюстрация МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО/Marek Zalejski.
14. В рубрике «Фильм и фантастика» под названием «Różne recepty na film SF/Разные рецепты НФ-кино» напечатана рецензия Дороты Малиновской/Dorota Malinowska на американские фильмы «Alien/Чужой» (1979) режиссера Ридли Скотта и «Aliens/Чужие» режиссера Джеймса Камерона.
7. Для своего ответного слова на нападки шестерки экзорцистов Марек Орамус/Marek Oramus выбрал название «Pieśń kata/Песнь палача». …Ну вот, парни, вы, стало быть, утверждаете, что с этими своими грехами Орамус держит в руках не змею, а сброшенную сей ползучей тварью линялую кожу, а змея уже далеко уползла. Ну и куда это она уползла? Разве что высунулась на сантиметр из старой кожи. Грехи эти и не грехи вовсе, а грешки едва, связанные с болезнями роста? А грехи – это нечто совершенно другое? Ну и какое это другое? Кто бы мне их перечислил? Ну и так далее. Откровенно говоря, я и ныне считаю, что с этими грехами Орамус был тогда прав – они возрождаются, считай, у каждого нового поколения бесшабашных творцов. По сути – те же, хоть и называются, может быть, сейчас иначе. А полемика, увы, мне совершенно не понравилась. Разные уровни понимания. Правильно сказал Орамус – он им про дыру в шоссе, а они ему – про то, что вокруг дыры асфальта еще хватает. Ну и, пожалуй, хватит об этом.
8. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется персоналиями Ханны Малевской/Malewska Hanna (1911 – 1983) – писательницы, журналистки, эссеистки; и Кшиштофа Веслава Малиновского/Malinowski Krzysztof Wiesław (род. 1946) – переводчика, популяризатора науки, прозаика. В рубрике «Пожелтевшие страницы/Pożołkłe kartki», публикуется отрывок из романа Малевской «Лабиринт. LLW, или Что может случиться завтра» (Hanna Malewska “Labirynt. LLW, Czyli co sie może wydarzyć jutro”, Społeczny Instytut Wydawniczy ZNAK, Kraków, 1970).
9. Польский знаток, библиограф и писатель фантастики Яцек Изворский/Jacek Izworski публикует следующую часть своей великолепной библиографии «Фантастические произведения, изданные в Польше после 1945 года/Utwory fantastyczne wydane w Polsce po 1945 r.» -- только книжные издания. В этой части библиографии приводится окончание описания достижений 1974 года и начало публикации информации, касающейся 1975 года. Отметим, что библиография насчитывает уже 1015 наименований.
10. В рубрике рецензий Лешек Бугайский/Leszek Bugajski весьма хвалит новый роман Конрада Фиалковского «Адам, один из нас» (Konrad Fiałkowski “Adam, jeden z nas”. Wydawnictwo Literackie, Kraków – Wrocław, 1986); Кшиштоф Соколовский/Krzysztof Sokołowski знакомит с не переведенным на польский язык сборником эссе, предисловий и записей выступлений на конференциях, принадлежащем перу Артура Кларка (Arthur C. Clarke “1984: Spring. A Choice of Future”, London, 1984);
а Рафал Земкевич/Rafał A. Ziemkiewicz представляет читателям первые томики (брошюрного типа) новой серии НФ, издаваемой «Almapress», в которых согласно плану должны выходить произведения молодых польских писателей НФ, рекомендованные к изданию PSMF. Речь идет о сборниках рассказов Кшиштофа Коханьского «Истребитель колдуний», Гжегожа Друкарчика «Правило сказочного мрака» и Катажины Урбанович «Пятно на воде» (Krzysztof Kochański “Zabójca czarownic”; Grzegorz Drukarczyk “Reguła baśniowego mroku”; Katarzyna Urbanowicz “Plama na wodzie” – «Almapress», Warszawa, 1986).
7. В рубрике «Из польской фантастики» размещена новелла Марека Орамуса/Marek Oramus «Kompleks Hioba/Комплекс Иова». Ее название восходит к библейскому Иову Многострадальному, перенесшему все ниспосланные ему страдания с бесконечным терпением и благодарением Богу.
Вот что пишет о новелле главный редактор журнала «Fantastyka» Адам Холлянек в следующем же номере. «Я еще не знаю, с какими чувствами восприняли наши Читатели последний, напечатанный в предыдущем номере, рассказ Орамуса, и форма и содержание которого далеки от опирающейся на конкретном замысле и увлекательном сюжете «чистой» научной фантастики, столь популярной в нашей, а впрочем, и не только в нашей стране. А Орамус тем временем использует свою фантастику, как <это умеют> лишь немногие польские писатели (их на пальцах пересчитать можно), в литературных целях, то есть помимо прочего для открытия, каким на самом деле может быть человек. <…> Орамус в своей многослойной новелле заставляет нас задуматься над тем, можно ли в нашем мире и перед лицом противоречий нашей натуры не подавлять своих ближних и не быть подавляемым ими, что нужно делать, чтобы не иметь вокруг себя (а может быть и в самом себе) вампиров, паразитов, как (и можно ли вообще) быть собой, и что это вообще значит – быть собой. Выводы Орамуса нельзя назвать ни простыми, ни легкими. Читая рассказ впервые, я поймал себя на опасении, что это произведение будет для наших любителей фантастики слишком уж sophisticated. Ибо автор не боится обращаться к своим читателям, используя безусловно весьма необычный в этом жанре, экспериментальный, язык, затуманивая адресованные им сути, добиваясь их многозначности, что является отличительной особенностью настоящей современной литературы. <…> Значит, мы так и останемся в круге комплекса Иова, в ужасающем клубке вопросов и фобий, терзаемые никому не чуждыми противоречиями: иметь или не иметь, любить или ненавидеть, быть богатым или терпеть нужду. Этих крайностей великое множество, а между ними – целое море трудных для идентификации менее важных противоположностей.
О чем же я пишу, где же тут фантастика? Рассказ Орамуса – это, по-моему, пример новой волны фантастики, которая все отчетливее сближает этот жанр с «нормальной» литературой и «нормальным» искусством, в которой хватает места любым проявлениям инакомыслия, необычности, экстравагантного поиска…» Действительно, необычный по форме и весьма богатый по содержанию рассказ. Он получит ежегодную премию журнала «Fantastyka», позже Мацей Паровский включит его в юбилейный сборник избранных рассказов, опубликованных в журнале -- «Co większe muchy/Мухи, что побольше» (1992). Рассказ войдет также в состав авторского сборника Орамуса «Hieny cmentarne/Кладбищенские гиены» (1989). На русский язык этот рассказ не переводился. Карточка рассказа (требующая исправлений и дополнений) находится здесь
10. В блоке «Из польской фантастики» размещены два рассказа.
Рассказ «Kabała/Гадание» написал Кшиштоф Коханьский/Krzysztof Kochański (фото слева). Карты правду говорят. Важно правильно эту правду интерпретировать… У Коханьского это уже третья публикация в журнале (предыдущие см. №№ 2/1983 и 11/1984). При обсуждении первой публикации шла речь и о самом писателе в небольшом очерке о нем.
Рассказ «Bariera immunologiczna/Иммунологический барьер» принадлежит перу Марека Орамуса/Marek Oramus (фото справа). С Орамусом мы уже тоже неплохо знакомы (см. №№ 7/1984 и 7/1985), будем встречаться с ним и далее. Что делать с теми, кто, надеясь на лучшее будущее, решил попасть в него, подвергнувшись глубокой заморозке? У Орамуса есть предложение…
9. В рубрике «Критики о фантастике» напечатан сокращенный вариант перевода (сделанного БАРБАРОЙ ОКУЛЬСКОЙ/Barbara Okólska) статьи французского критика Деметра Иоакимидиса/Demétre Ioakimidis «НФ и наука/SF i nauka», почерпнутой из французского литературного ежемесячника «Europe», чей августовский номер за 1977 год был полностью посвящен НФ прозе. Критик треть статьи отдает истории возникновения жанра и разнице в отношении к нему Гернсбека и Кемпбелла-младшего. Затем пытается определить границы – где научно, а где не научно. Вот Берроуз писал «Пеллюсидар», когда все прекрасно знали, что в центре Земли нет той гигантской полости, в которой приключаются герои – можно ли назвать книгу научно-фантастической? А Брэдбери писал свои «Марсианские хроники», когда наука сообщила, что на сей планете нет условий для жизни – это научно? А если бы он задал себе труд объяснить, каким макаром все же на реальном Марсе может происходить то, что он расписал в «Хрониках» -- это было бы более научно? Или тут уже следует говорить о псевдонауке? Интересно, хотя нового чего-то для себя я из статьи так и не почерпнул. Выводы ее достаточно тривиальны, чтобы не забивать ими голову.
10. В этой же рубрике «Критики о фантастике» размещена статья Иоланты Тамбор/Jolanta Tambor «Неологизмы НФ/Neologimy SF». Специфичность неологизмов, их назначение, примеры из творчества Станислава Лема – «серьезной» НФ (астрогатор, космодромия, звездолет, планетология, визофон).
11. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется персоналией Тадеуша Конвицкого/Konwicki Tadeusz (род. 1928) – литератора, кинорежиссера. Здесь же, в рубрике «Пожелтевшие страницы/Pożołkłe kartki», публикуется отрывок из романа Конвицкого «Зверечеловековампир» (“Zwierzoczłekoupiór”, “Czytelnik”, Warszawa, 1972).
12. В рубрике рецензий Дорота Малиновская/Dorota Malinowska пишет о польских гастролях английского театра «Northern Black Light Theatre», в репертуаре которого есть мюзикл с фантастическим сюжетом; Лешек Бугайский/Leszek Bugajski знакомит с новой (1981) книгой классика «nouveau roman», французского писателя Алена Робб-Грийе «Джин. Красная брешь в булыжной мостовой» (Alain Robbe-Grillet “Dżin. Czerwona wyrwa w bruku ulicznym”. Przełożyła Loda Kałuska. Wydawnictwo Literackie, Kraków, 1984); Мацей Паровский разбирает по косточкам долгожданный сборник рассказов Марека Баранецкого «Голова Кассандры» (Marek Baraniecki “Głowa Kasandry”. KAW, Rzeszów, 1985); а Т. Збигнев Дворак/T. Zbigniew Dworak представляет читателям научно-популярную книгу Кшиштофа Зëлковского «Ближе к комете Галлея» (Krzysztof Ziołkowski “Bliżej komiety Halleya”. Wydawnictwa “Alfa”, Warszawa, 1985), в которой подробно описаны история открытия, методы и современные результаты наблюдения за указанной кометой, которую можно будет наблюдать на небе в конце 1985 – начале 1986 года.
13. Польский знаток, библиограф и писатель фантастики Яцек Изворский/Jacek Izworski публикует следующую часть своей великолепной библиографии «Фантастические произведения, изданные в Польше после 1945 года/Utwory fantastyczne wydane w Polsce po 1945 r.» -- только книжные издания. В этой части библиографии описано начало 1965 года. Отметим, что библиография насчитывает уже 571 наименование.
14. В рубрике «Wśród fanów/Среди фэнов» сообщается о реорганизации PSMF (несколько отделений клуба исключены из стройных рядов сей организации за несовместимую с уставной деятельность, задержку с регистрацией, в связи с упадком в клубной работе и пр.) В положительный пример всем прочим приводится ольштынское отделение, которым руководит Войцех Седенько/Wojcech Sedeńko. Тут же руководство организации гарантирует получение каждым членом PSMF (при условии своевременной уплаты им членских взносов) двумесячника «SFera», информационных бюллетеней и всех «однодневок», выпускаемых PSMF. Чуть ниже, правда, сообщается, что выпуск из печати очередных (двойных) номеров как «SFera», так и «Fenix» задерживается по объективным причинам.
15. В рубрике «НФ в мире» в небольшом сообщении под названием «Fantastyczne aspiracje/Фантастические стремления»Адам Холлянек информирует читателей о поездке делегации журнала в Москву и Ленинград по приглашению ВААП и тамошних встречах с советскими НФ-писателями и литературной молодежью.
16.В рубрике «Наука и НФ» публикуется интервью, которое сотрудница журнала Анна Тобачиньская/Anna Tabaczyńska взяла у доцента доктора cельскохозяйственных наук Мечислава Гурного/Mieczysław Górny и в котором шла речь о биодинамическом способе обработки земельного участка и прочих принципах и практике ведения экологически чистого сельского хозяйства.
Чуть далее размещена статья Любомира Дуды и Дарьюша Сьмеховского/Lubomir Duda, Dariusz Śmechowski «Każdemu dom i ogród/Каждому дом и огород» с описанием концепции «дом-огород», известной в мировой сельскохозяйственной литературе под названием «Demetr».
17. Ну и, конечно, в номере публикуется очередной фрагмент комикса Паровского-Родека-Польха, который называется «Ktoś potężniejszy/Кто-то более сильный».
Трудно трактовать научную фантастику как скромницу, она ведет себя с читателем скорее как искусная куртизанка, чем как серая монашенка. Большей частью она ему столь же мало дает, сколь много обещает. Скромность никогда не была сильной ее стороной: претензии на решение проблем всей планеты, цивилизации или галактики – для нее в порядке вещей.
Добавляя фанфаронство к списку грехов, я имею в виду прежде всего то настроение безумной серьезности, которе не сходит со страниц произведений польских фантастов. Астронавт в этих произведениях редко выступает как частное лицо, но гораздо чаще как Представитель Цивилизации, Бессстрашный Открыватель и Исследователь, Посланец Человечества. И не позволяет ни на минуту забыть об этом ни себе, ни читателю. И если Послу Разума случается отдать молодую жизнь на чужой планете (надо же как-то взволновать читателя), что встает у него перед глазами в смертный его час? Жена, отец с матерью, дети? Седой суровый Бог? Любимая собака или бутылка коньяка излюбленного сорта? В этот момент астронавт мечтает о прикосновении к земным травам, тоскует по запахам, доносимым земным ветром, посвящает свои страдания и жизнь зеленым садам Земли. Земля заслоняет ему все поле зрения как знамя, символ, прожорливый божок, которому сколько ни дай жертв, все будет мало.
В таком исполнении научная фантастика ассоциируется скорее с богослужением, с проведением неслыханно серьезного и возвышенного церемониала во славу … А во чью, собственно, славу? Молоха жанра? Жрецами какого божества выступают работники физического труда в безупречно чистых скафандрах? Их лица будто высечены из камня, очи устремлены в экраны, словно там вот-вот покажется изображение Тайны. Не могу тут не вспомнить о команде «Ностромо» из фильма Ридли Скотта «Чужой», члены которой за завтраком спорят из-за денег или интерпретации контракта с нанимателем. Чувствуется, что это живые люди, не памятники. Корабельные механики дружно выступают против яйцеголовых из корабельного начальства, и вообще поведение команды подобно поведению американской шоферской братии. И что в результате получилось? Пустяк: настоящие, полнокровные люди (за исключением Эша, который оказался роботом).
Последние, которые замечают, что с книжным миром творится что-то неладное, это его создатели. Отказаться, однако, от Миссии, от делегирования представленной кучке людей надежд и чаяний человечества на получение неких научных данных из иной части Космоса – выше их сил. Что тогда они делают? Ну, они подчеркивают свое или героя стороннее отношение ироническими вставками вроде: «Тринадцатый параграф инструкции настолько глуп, что утверждал его, наверное, законченный дебил», или «В нашей экспедиции так мало смысла, что я иногда сам не понимаю, почему в ней участвую», или «Несем звездам послание с Земли. Ну-ну…» Этот метод дает превосходные результаты, ибо подчеркивание бессмысленности некоторых элементов произведения информирует читателя о том, что автор прекрасно это видит, но по каким-то охрененно важным причинам оставляет все как есть. Читатель может, конечно, попытаться эти причины выяснить, но проникнуть в замыслы писателя на всю их бездонную глубину у него нет никаких шансов.
Из двух представленных здесь школ фанфаронства, прямолинейной и шулерской, я решительно предпочитаю первую. Она во всяком случае не маскирует замазкой отсутствие утонченности.
ГРЕХ V. СЦЕНИЧЕСКОЕ ОФОРМЛЕНИЕ
Словом – новый, великолепный мир. Современная техника преобразила планету до полной неузнаваемости. Куда-то делись докучливые проблемы прошлого. Каждый имеет по своему желанию все, что ему требуется и что не требуется. Хочется на Венеру – летит на Венеру, хочется на дно Мариинской впадины – погружается на дно Мариинской впадины. Захочется полетать в облаках в одной рубашонке – всегда пожалуйста, захочется побывать на пиру у короля Артура – да никаких проблем. Хронолет с усовершенствованным двигателем ждет пассажира. И ни слова о том, откуда берется это неисчерпаемое изобилие, кто все это сделал.
Однако, чтобы мы не обленились вконец из-за отсутствия забот, время от времени какой-нибудь гнусный выродок, свихнувшийся из-за такой вот жизни в достатке, учиняет покушение на всеобщее счастье. Неумелое, понятно, но всегда настолько грозное, чтобы парочка из наименее устойчивых из попавших под удар свалилась с инфарктом (но их, разумеется, реанимируют, так что беспокоиться не о чем), а пара несгибаемых амбалов могла бы отличиться отвагой и мужеством и снискать себе звание героев. Как это ни удивительно, угроза всегда имеет общепланетный характер. Что касается героев, смотрите выше.
У львиной части произведений НФ действие разворачивается на космических кораблях. Сияющие коридоры, люди в чистеньких комбинезонах, все новенькое с иголочки, как будто лишь вчера сошло с заводского конвейера. Важная вешь – вооружение: носовые лазеры, бортовые лазеры, кварковые и темпоральные бомбы, гравитационные торпеды и тому подобные безделушки. Изрядный запас антиматерии. Высокий моральный уровень экипажа. Зло находится в глухой обороне.
Меня особенно раздражает в НФ (не только отечественной, впрочем), что вся эта сконцентрированная техника либо безупречно работает, в связи с чем ее не видно и не слышно, либо в какой-то момент портится, чтобы дать героям возможность испытать себя в опасных ситуациях. То есть либо безупречность, либо хлам. Мне не хватает пространства между этими двумя полюсами: трения металла по металлу, воя компрессоров, лязганья гусениц. Причина этого недостатка, вероятно, кроется в том, что польские авторы НФ в большинстве своем не имеют о технике ни малейшего понятия. Польшу не назовешь высокоразвитой в техническом отношении страной, но и у нас можно увидеть лопасть турбины, оторвавшуюся от ротора, прошившую кожух и пролетевшую затем пару километров или обломок толстостенной трубы, разорванной избыточным давлением. Такая конкретика хорошо помогает воображению. Техника основана на принуждении мертвых фрагментов материи, сложенных в определенном порядке, действовать в соответствии с предназначанием и безаварийно. Какова возможность аварии очень сложной системы с дублированными структурами, лучше всего видно на примере эксплуатации космических челноков.
И мне не кажется, что будущее будет менее сложным, чем указывет на это настоящее и прошлое. И в последующие за 2000-м годы материя, скорее всего, будет сопротивлятся воздействиям человеческих рук, а физики не сумеют положить конец действию Второго закона термодинамики. Зато люди будут как хорошими, так и плохими – как и сегодня, любезными или нелюбезными – в зависимости от погоды и настроения. Земля не превратится в рай, а со стен старых зданий будет пластами сыпаться штукатурка. На антиматерию попросту не хватит денег.
ГРЕХ VI. ИЗОБРАЖЕНИЕ ОБЩЕСТВА
Чаще всего применяется уловка: общества попросту нет. На переднем плане произведения слоняются некие одиночки, а об устройстве более крупного организма, в который они входят – ша, молчок. Построить выдуманное общество так, чтобы оно выглядело правдоподобным, очень трудно, согласен; однако часть авторов, похоже, больше боится не трудностей, а последствий из-за того, что, показывая конкретную модель общества, они голосовали бы этим за один из общепринятых образцов или против него. Тем временем сила романа «Limes inferior» Януша Зайделя заключается помимо всего прочего также в показе героя на широком общественном фоне. Потому что иначе и быть не могло: джунгли зайделевского лифтера состоят из других людей, и, уклонись автор от фрагментарного хотя бы показа этого леса, получилось бы нечто курьезное.
Нет, наверное, нужды доказывать, что принципы построения общества влияют на жизнь индивидуума. Из опыта наблюдения хотя бы следует, что нет области, лишенной такого влияния; нет также эффективных способов участвовать в общественной жизни, игнорируя эти принципы. Такие salto mortale возможны лишь в научной фантастике.
Чего, однако, требовать от отечественных мастеров пера, если классик Ван Вогт, описывая в «Межпланетной миссии» космический корабль с поэтическим названием «Космическая гончая», в одном месте текста мимоходом сознается в том, что пилотирующие этот корабль полубоги для усмирения плоти глотают таблетки – забыли прихватить с Земли гарем наложниц. Нестыковки такого типа попадаются довольно часто, и возникают они из-за столкновения чудовищно разросшейся технико-технологической сферы со скромненько представленной сферой обыденной жизни, где многие из простейших проблем не нашли решения. Иногда использование в общественной организации определенных новинок должно приводить к очень сильно заметным последствиям, чего, как это ни удивительно, писатели в упор не видят. Классическим примером такого ляпа является общество бетризованных людей в «Возвращении со звезд» Станислава Лема, где у его членов оперативным путем ликвидируется агрессия. Легко предвидеть, что по меньшей мере часть популяции могла бы разряжать напряжение, возникающее в результате такого подавления инстинктов в каких-нибудь «перебесярнях» (от слова «перебеситься») или в кошмарных, истекающих кровью и спермой, снах. Критика последнего случая принадлежит самому автору.
Мне почему-то кажется, что общество никогда не будет единодушным настолько, чтобы предпочитать исключительно женщин или исключительно трудные для решения проблемы. Найдутся любители и тех, и других, поэтому принятая в НФ унификация персонажей – ошибочна. Нормальный человек всегда прежде попытается спасти собственную шкуру, а уж потом займется филантропией. Прогнозируя социологические аспекты, нужно помнить о фундаментальных законах жизни, чтобы социологические неправдоподобности и нагромождения не убили не только произведение, но и читателя – смехом. Хуже ненамеренной юмористики в литературе лишь одно – ненамеренная скучность.
ГРЕХ VII. ХОТЬ КТО-НИБУДЬ ЗНАЕТ, КУДА Я ЕДУ?
Песня, припев которой использован в названии этого греха, начинается так:
«Сейчас я отправляюсь в длинную дорогу,
Мои чемоданы стоят у двери.
Куда повезет меня сонный поезд?
Чьи руки понесут меня вдаль?»
В песне, как об этом нетрудно догадаться, говорится об умирании. Исполнитель этой песни хорошо знает, куда он отправляется и куда приедет. Этого не знают, к сожалению, целые толпы писателей НФ.
Нас с Виктором Жвикевичем пригласили как-то на кинопоказ. Помимо всего прочего мы посмотрели там не то комедию, не то фильм ужасов, не то социальную драму, не то некую метафору – киноленту «Госпиталь “Британия”» Линдсея Андерсена. Хорошо поставленная лента, с актерами все в порядке, декорации и реквизит – никаких претензий, даже моменты хорошего кино – были. Но как целое – удовольствия она не доставила. Создалось такое впечатление, что фильм пошел не туда, куда идти был должен, что артподготовка велась не в том направлении, в котором последовало наступление главных сил. Мы попытались выпрямить в последовавшей дискуссии этот серпантин, и Виктор подытожил сказанное: «Парень попросту не знает, куда он едет».
Этот грех относится к тягчайшим: не знать, зачем пишешь. Чего хочешь достигнуть и что сказать начатым, а еще хуже – уже законченным произведением. Бывает, конечно, что посыл эволюционирует в ходе написания, а также, что его вовсе нет перед началом работы, есть только замысел развития какой-то пленительной ситуации, однако на определенном этапе работы этот неотъемлемый элемент хорошей прозы безусловно должен появиться.
Станислав Лем в публикуемом в «Odra» интервью признается, что, приступая к написанию «Соляриса», понятия не имел о том, чем его закончит, не знал даже, чего испугался Кельвин после того, как прилетел на станци. Вот с такого хаоса начинался пожалуй что лучший роман польской научной фантастики.
Блуждания автора легко заметить: он мечется от события к событию, не оставляя к ним ключа, разбрасывает по сторонам множество избыточного теста. В завершении он решается на что-то, что, может быть, и не назовешь тривиальным, но в любом случае требует другой конструкции, другого строительства. Заниматься этим у него нет уже никакого желания, и он направляет такой столь странный перл читателям. Вы когда-нибудь видели парализованного человека с перебитым позвоночником, вывихнутыми в суставах конечностями и вдобавок частично ампутированным мозгом? У него увечье на увечье, а он ползет каким-то чудом по тротуару. Этого не может быть? А среди книжек НФ встречаются такие уродцы, и довольно часто.
Подобным образом композиторы, желая проверить качество только что сочиненного музыкального произведения, оценивают его нотную запись – исключительно с точки зрения эстетики. Речь идет не об отсутствии грязных пятен или, там, ослиных ушей на партитуре – музыка должна быть красивой уже на бумаге. Ее запись, рассматриваемая как система знаков, не несущая никакой информации о звуках, как вид графики – сама по себе должна иметь эстетическую ценность, доставлять зрителю удовольствие. Не мне предрешать, можно ли принимать такие критерии всерьез, судорожное цепляние за них способно привести к злоупотреблениям. В свою очередь, известно, какое большое значение придавали эстетике своих образцов и моделей физики. И вот же диво, «некрасивая» модель или гипотеза в большинстве случаев не находит подтверждения, совершенно так, как будто подозревать природу в таком извращении значит наносить ей оскорбление.
Тенденция к эстетизации записи, а скорее даже – структуры произведения путем ее уравновешивания и гармонизации существует в литературе и никто не может запретить рассматривать с этой точки зрения также научную фантастику. Ясное дело, чем лучше автор понимает, чего он хочет, тем стройнее выглядит его произведение (при определенном минимуме умения). И, напротив, чем больше на пути написания поисков, изменений намерений, тем больше это произведение напоминает мечущуюся и извивающуюся от боли змею после того, как ее переехала на дороге машина. Одной из самых «неуравновешенных» книг я считаю «Осмотр на месте» Станислава Лема; готов поспорить, что автор довольно долго не знал, куда ведет в ней интрига, отсюда значительный перевес «библиотечной» части над тем, что хотелось бы трактовать как подлинную тему: посещение Энции.
Если бы последний роман Лема перевели на язык скульптуры, то получили бы глыбу, переходящую в другую глыбу со значительно смещенным центром тяжести в итоговом изваянии. Я отнюдь не утверждаю, что компактность изваяния, соответствующая гармонии структуры, это черта исключительно шедевров, которой нужно непременно добиваться; тем не менее, в неудачных произведениях со структурой дела плохи: либо она выглядит как результат побоища, либо ее вообще нет. И если писатель класса Лема, даже если отправится неведомо куда, всегда хоть куда-нибудь да приедет, малоопытный автор, рассчитывающий на везение по дороге и спасительные помыслы, в большинстве случаев сбивается с пути к досаде читателя, а иногда и издателя. Клиническим примером этого является многотомный цикл in statu nascendi – но я зарекся называть имена.
Х Х Х
На струганой доске, вышедшей из-под рубанка столяра, легко пересчитать сучки и задоринки – но что дальше? Осуждение или попытка наставления на путь истинный? Давайте еще раз окажем милосердие: осудить легко, и с этим никогда спешить не стоит. Вопрос принципиально ставится следующим образом: заслуживает ли этот закоренелый грешник прощения, подает ли надежды на исправление?
Нужно отдавать себе отчет в том, что писательство научной фантастики безустанно висит над пропастью. Лишенное крепкой опоры на реальный мир, оно может лишь привязываться, цепляться к нему различными способами, а существуют ведь формы, которые и без этого обходятся. Ничто не мешает, конечно, добиваться литературного совершенства таких произведений – кроме квалификации их авторов. Однако кто станет этим заниматься, если довлеющие над жанром отвращение, презрение и пренебрежение ведут к тому, что рекрутация новых авторских сил производится из круга дилетантов, а в лучшем случае литературных сорви-голов.
Вероятно, львиная часть ответственности за такое положение дел в польской фантастике падает на англо-американскую фантастику, этот Ватикан фантастов, чьи образцы получили у нас широкое распространение. Не стоит наследовать обычай, согласно которому возникновению каждого приличного текста сопутствует несоразмерно большое количество жанровых ила и глины, которые быстро забываются, но набивают до отказа издательские каналы и библиотечные полки. Еще в конце 70-х годов у нас был шанс избежать этой ошибки, убийственной для убогих, изменить к лучшему пропорцию приличных и скандально плохих произведений. Но теперь видно, как бездарно из-за беззаботности редакторов, неумелости переводчиков, отсутствия координации усилий – причины можно множить и множить – этот шанс был упущен. Характерно то, что ни правовое упорядочивание клубной деятельности любителей НФ, ни выпуск на рынок большего количества наименований книг НФ, ни, наконец, основание специализированного журнала, посвященного этой литературе, не улучшили состояния дел в этой области. Это может указывать на то, насколько необратимой стала ситуация – ведь продвижения научной фантастики на англо-американский манер мы никак не можем себе позволить. Мы упустили возможность сформирования польской модели научной фантастики, и кто знает, не это ли и есть наш тягчайший грех.
облако тэгов
