***

Сегодня я с собой наедине,

И различает мой душевный взор

Все облики, погибшие во мне,-

Все, чем я не был до сих пор.

Сегодня, в сути собственной изверясь,

Никем останусь — невелик урон:

Я от себя самим собой за ересь

Высокомерно отлучен.

Во всем я проиграл судьбе строптивой:

Не сделал, не осмелился, не смог...

Жизнь от меня сокрыла под крапивой

Блаженства зыбкого цветок.

Я знаю, не дано свершиться чуду,

Но, бедный,- уподоблюсь богачу:

Я равнодушным до конца пребуду -

И расписаться в том хочу.

***

Чертою белой являясь взору,

Штрихом на лоне холма зеленом,

Тропа восходит по косогору -

И пропадает за дальним склоном.

Тропою этой на гребень ската

Влекутся люди, как муравьи.

Они бездумно спешат куда-то,

Теряя в спешке черты свои.

Людскому роду причастный тоже,

Я все же вижу со стороны,

Как друг на друга они похожи

И как друг другу они равны.

У них, возможно, различны лица,

Но предо мною безликой цепью

Ползет бесцельно их вереница,

Навек чужая великолепью.

Себе подобных не узнавая,

Душа скудеет с теченьем дней.

И вниз по склону идет кривая,

И мчится сердце мое по ней.

***

Хочу заснуть. Зову ли смерть со стоном,

И какова она?

Но будь судьба хоть верой, хоть законом,

Она мне не страшна.

Хочу лугам оставить отдаленным

Свою земную суть,

Безмолвным беспредельностям зеленым

Любовь мою вернуть.

Хочу я жизнь создать в воображенье,

Похожую на бред,

И промотать ее без сожаленья

В мечтах, где боли нет.

Хочу я все разрушить во вселенной

И, подводя итог,

Разрозненное сочленить мгновенно

С тем, что являет рок.

Хочу я быть в грядущем коронован -

Король небытия,

Где мой неколебимый трон основан,

Где скипетр — жизнь моя.

***

Не знаю ничего. И для чего, не знаю,

Жизнь, слава и любовь. Познать не удалось,

И почему событие сбылось

Или история, та или же иная.

Я пуст, я одинок. Так что же происходит?

Ни прежде, ни потом, что было — все прошло.

Мгновения, ступая тяжело,

Не глядя на меня, мимо меня проходят.

Раздумывать? Не верю я мыслишкам.

Сон в тягость мне. Я долго не засну.

Отброшу книгу, чуть в нее взгляну.

А чувственность известна слишком, слишком.

Быть ирреальной тенью на стене,

Такой же ирреальной,

Персонажем

Нелепого романа и миражем,

Быть сном, быть трансом остается мне.

С.Вальехо

Святое увяданье

Луна! Венок,по призрачным плечам

Опавшей наземь пепельною грудой.

Венец Христа,дарящего ночам

Трагическую нежность изумрудов.

Луна! Слепое сердце тишины!

Из чаши синевы заиндевелой

Зачем на край закатной стороны

Уходишь ты разбитой каравеллой?

Луна! Ты,улетая в забытьё,

Росою льёшься,жертвы бессловесней.

Не сердце ль ты цыганское моё,

В немую ночь рыдающее песней?

***

Скользит пианино и в сердце вбегает

Весёлым ребёнком с весенних газонов -

И вдруг застывает в оковах покоя,

В железных тисках десяти горизонтов.

И снова бежит.И уходит в туннели,

Всё дальше и дальше,в туннели печали,

В просвет позвонков,всё теснее,темнее...

И катятся эхом тревожные трубы

Тягучей тоски,пожелтевшей с годами,

Плывут восковыми волнами затмений -

И шепчется рой комариных кошмаров,

Умерших для грома,герольда рождений.

Кого,пианино,в потёмках ты ловишь

Своей немотою,зловеще звенящей,

Своей глухотой,настороженно чуткой?

Биение тайны...........

О пульс цепенящий!

Стихи нараспев

Знаю,чья-то живая душа

День и ночь меня ищет в ладонях

И находит в своих башмаках — и опять

начинает по кругу.

И не знает,что ночь на пустых чердаках

Схоронили на скорую руку?

Знаю,это её что ни миг

Из своих же частиц я слагаю

И со мной она движется в лад — и блуждает

по каменной зыби.

И не знает,что к ней не вернётся назад

Та монета,где лик её выбит?

Знаю день я -

Но солнце идёт стороной.

Знаю то,что она совершает в постели

С отчуждённой душою и каплей тепла,

Чьи скупые биенья заглохшие точат..

Неужели она до того уж мала,

Что её же подошвы и так её топчут?

Одинокий котёнок у блюдца с водой -

Словно столбик границы меж нею и мной.

Я слежу из угла,как лицо она прячет,

Отстраняя рукой мой ненужный вопрос...

Что ещё она может? Заплакать иначе?

Но она меня ищет и ищет... Забавно до слёз!.....

(перевод — А.М.Гелескула)

Ваан Терьян

ЖЕЛАНИЕ

Будят взгляда твоего огни

Трепет — сладок он, неизъясним...

Ты меня окутай и плени

Девственным волнением своим...

Словно облаком — обволоки,

Томные глаза прикрой в тиши

И, улыбке страстной вопреки,

Жизнь мою без боли сокруши.

До крови целуй и не робей,

В сердце жаль! О жалости — забудь!

Жизнь мою ты походя разбей,

Улыбнись — и вновь пускайся в путь...

Будят взгляда твоего огни

Трепет — сладок он, неизъясним...

Ты меня окутай и плени

Девственным волнением своим...

Перевод Е.Николаевской

* * *

Боль, что терзает сердце, — неизбывна.

О где ты?.. Все сильней моя тоска.

Звучит твой голос нежно и призывно,

А ты недостижимо далека.

Опять пускаюсь в дальнюю дорогу,

Твоим бессонным зовом привлечен.

Развеешь ли души моей тревогу?

Согреешь ли спасительным лучом?

Ищу тебя и руки простираю

В смиренной и мучительной мольбе.

Ты все зовешь... Но кто ты — я не знаю.

Далекая, нет имени тебе...

Перевод А.Налбандяна

ОСЕННЯЯ ГРУСТЬ

Il pleure dans mon coeur

Comme il рlеut sur la ville.

Paul Verlaine*

____________________

* Плач в моем сердце. Как дождь над городом. Поль Верлен (франц.).

____________________

В душе моей снова

Вечерняя мгла опустилась — в слезах

Дождя обложного.

Туманна округа,

И ветер напомнил о мертвых цветах

Увядшего луга.

Под всхлипы и стоны

Тяжелые тучи над солнцем вершат

Обряд похоронный.

Пожухли, притихли

Цветы моих грез — их овеять спешат

Студеные вихри.

Слова расставанья

Невнятно и глухо доносятся вдруг

Сквозь даль расстоянья...

Ни красок, ни света,

Лишь непогодь хмуро простерлась вокруг,

Лишь мрак без просвета.

Идут беспрерывно

Дожди над усталой, пустынной землей

И плачут надрывно.

Душа моя тоже

Осенней промозглой окутана мглой,

Душа моя тоже...

Перевод А. Налбандяна

* * *

Прохладною ночью ко мне ты придешь.

И, нежные, слабые руки целуя,

Забуду я жизни и горечь и ложь,

Огни золотые во мраке зажгу я.

Лицом утомленным прильнешь ты ко мне,

И волосы тихо прольются на плечи...

О нежная, в мягкой ночной тишине

Меня околдуешь ты сладостью речи.

Обмануты маревом жизни больной,

В прозрачном мерцании будем одни мы.

И будем, забывшись, мы вместе с тобой

Мечтать бесконечно и неутолимо...

Перевод Н.Габриэлян

* * *

К моей могиле приходить не надо,

Не надо ни цветов, ни скорбных поз —

Вдруг плакать захочу я, как когда-то,

А в смолкшем сердце не найдется слез.

Пусть остывает одинокий холмик

Там, где умолк нестройный гул земной.

Пусть ни одна душа меня не помнит,

Пусть тишина сомкнется надо мной.

К моей могиле приходить не надо.

Позвольте мне вдали от суеты

В забвенье кануть. Сердце будет радо

Не знать, что есть страданья и мечты...

Перевод А. Налбандяна

БОЛЬНОЙ

Сядь к постели и спой мне вполголоса,

Сердцу сладкую грезу навей,

И рассыпь свои пышные волосы,

И утешь меня лаской своей.

Над чужой, над безлюдной равниною

Ночь туманы прядет не спеша.

Смолкло все, и тоской беспричинною

Переполнилась снова душа...

О сойди же с престола небесного,

Лаской душу мою излечи,

Убаюкай печальною песнею

О мечтах, что угасли в ночи...

Перевод А. Налбандяна

* * *

Несказанные грустные слова,

Что вечно безответны, безрассудны,

Я полюбил вас, грустные слова,

За трепет колдовской, за жар подспудный.

Безумной страсти сладкие слова,

От равнодушных прячут вас глубоко.

Как расставанье, грустные слова,

Заря души, померкшая до срока.

Вы жжете, как огонь, любви слова,

Больное сердце — и огонь все шире.

Вас не лелеет, грустные слова,

Никто, никто в холодном этом мире.

Несказанные грустные слова,

Вы не умрете, вас не тронут годы.

Вы жжете, как огонь, любви слова,

Как жала злой судьбы, слепой невзгоды.

Перевод А.Налбандяна

СУМЕРКИ

Я сумерки люблю, их нежную вуаль,

Когда с душой моей задумчивая даль

Сливается в одно и грезит об одном

И столько таинства в спокойствии земном.

Ни дум терзающих, ни суетности дня,

Ни лиц, ни голосов, ни промелька огня.

Уже не ропщет, не болит душа моя,

Как бы укрытая в пещере забытья.

И кажется, я в вечность унесен

И жизнь — лишь сон, лишь сладкий-сладкий сон...

Перевод А. Налбандяна

* * *

День затих... Небеса возжигают златые кадила.

Небо, море, земля — всё пронизано негой огней.

Если б чья-то душа в этот ласковый свет погрузила

И смешала бы с ним боль души одинокой моей!..

Снова душу мою охватило страданье без меры.

Этой тайной тоске, мрачной боли — названия нет.

Если б чья-то душа даровала мне тихую веру

И шепнула бы мне, что и я обрету еще свет!..

Перевод Н. Габриэлян

РОДНИК

Зима холодна и, как смерть, сурова.

Умолкли напевы, и сад поник.

Но ты, из-под снежной коры покрова

Пробившись, поешь и журчишь, родник.

Струишься, сорвавшись с высокой кручи,

Алмазы легко расплескав в снегу.

И словно назло набежавшей туче

Сверкаешь и пенишься на бегу.

Поешь о свободе, о близком счастье,

Приносишь о веснах грядущих весть.

И смерть смиряется перед властью

Любви — а ей неизменно цвесть!

Перевод К. Арсеневой

ВЕЧЕР

Крыла расправил вечер. Тишина.

Мерцают сонно в небесах огни.

Закрой глаза, к моей груди прильни.

Пусть жизни ложь сольется с ложью сна.

Спустились тени, тихо шелестя.

Вздремнули сладко море и гора...

Златую сказку слушай до утра,

Дитя мое, о нежное дитя...

Лицом прильнешь к моей груди, грустя.

Забудь, что жизнь печальна и темна.

Пусть жизни ложь сольется с ложью сна,

Дитя мое, о нежное дитя...

Вздремнули сладко море и гора,

Мерцают сонно в небесах огни.

Закрой глаза, к моей груди прильни.

Златую сказку слушай до утра...

Перевод Н. Габриэлян

СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Помнишь ли? — Был лес, была река...

В тишине, задумчивой и вязкой,

Мир вокруг застыл волшебной сказкой...

Далека та сказка, далека...

Помнишь ли? — Сияло нам с небес

Солнце ослепительно и ало,

Нас весна, как музыка, ласкала.

Помнишь ли? — Была река, был лес.

Помнишь ли? — Рассыпав грозди рос,

Ночь пришла и краски погасила.

Помнишь ли?.. Давно все это было...

Жизнь — печальный дол, обитель слез...

Перевод А. Налбандяна

* * *

Спустилась ты на путь неясный мой,

И в жизнь мою, в печальный мой туман

Ты пролила свой сладостный обман,

Дыша ночною мягкой темнотой.

Свирельный голосок твой, как ручей,

Затрепетал во мраке, зазвенел.

Меня ты поманила в свой предел

Весенней алой свежестью речей.

И, призрачны, как зов краев иных,

Твои движенья в сумраке ночном

Скользнули и невидимым кольцом

Свились вокруг усталых плеч моих.

И жизнь и смерть во мне переплелись,

И в твой туман вошла душа моя.

Благословил тот путь нетвердый я,

Где ты, о греза, озаряешь высь.

Перевод Н. Габриэлян

* * *

Я прекрасную девушку видел во сне

Под угрюмыми сводами неба чужого.

Я — убогий скиталец без друга, без крова,

А она—точно ангел, явившийся мне...

На чужбине хлебнул я лишений и бед.

И однажды она предо мною возникла,

Обласкала меня, нежно к сердцу приникла

И в душе моей чистый затеплила свет.

Так легко и покойно нам было двоим

В чужедальнем краю, на пустынной дороге!

Я внимал ее шепоту, странник убогий,

И рыдал я над призрачным счастьем своим...

Перевод А. Налбандяна

* * *

Неужто он снова витает — мираж сновидений,

И голос любви окликает и манит меня?

— То луч угасает — печальный, поблекший, осенний,

Вдоль горного склона ручей убегает, звеня.

Невнятный, прерывистый шепот услышал я снова —

Не ты ли волнуешь мне душу, взываешь ко мне?

— То шорохи ночи, то слабое эхо былого,

То звезды мерцают и грезят в ночной вышине.

Бреду одиноко — поля, перелески, откосы...

Мечты, о мечты мои, как вы сейчас далеки!

Не ты ли, как ночь, рассыпаешь тяжелые косы?

Не ты ли, как ночь, обступаешь меня колдовски?

— То поздняя осень, то голого леса стенанья,

То светлым потоком проносятся воспоминанья...

Перевод А. Налбандяна

* * *

Хмурятся скалы сквозь темень ночную,

Волны угрюмо встают на дыбы.

О приюти мою душу больную,

О не отвергни последней мольбы!

Дни мои канули, точно в пучину,

Смутно петляет дорога вдали.

Лаской развей мою злую кручину,

Нежностью раны мои исцели.

Горек и тягостен мир этот стылый

И безысходна извечная боль.

Мне, потерявшему веру и силы,

С кроткой мольбой обратиться позволь.

Хмурятся скалы сквозь темень ночную,

Волны угрюмо встают на дыбы.

О отогрей мою душу больную,

О не отвергни последней мольбы!

Перевод А. Налбандяна

Из неоконченной поэмы

I

Первое утро

было бездонным оком,

когда из-под век непроглядных

выглянул жаркий зрачок.

В потемках лесные листья

укрыли гнездовье мысли.

Родник выведывал тайны,

а звездочки-непоседы

сбегались послушать сказку

и важно вели беседы.

И Бог был еще бездетным,

а мир наш — еще в зачатке.

Все было простым и ясным

и не играло в прятки.

Вино предвкушали гроздья,

колосья хлеб предвкушали.

Родник предчувствовал жажду,

а ветер — флаги и шали.

Но все — и малая птаха,

и горный кряж — содрогалось

и не скрывало страха.

А бедные розы,

предвидя трескучие рифмы,

роняли свои лепестки

на прибрежные рифы.

И жаждали мифы,

во тьме вырастая громоздко,

вклубиться туманом

в извилины первого мозга.

Каштановый проливень меда

заигрывал с ядом.

Ягненок и лев жили рядом,

голубка летала к орлице.

Ростки философий

Господь еще прятал в теплице.

И все было дивным, поскольку

еще не нашло примененья.

Ни омуты смерти,

ни времени ржавые звенья.

II

Господь шестидневья

еще не оброс бородою,

и детской улыбкой

светилось лицо молодое.

Два огненных рога

на лбу красовались высоком,

и на спину грива

спадала курчавым потоком.

Свой смех обращал он в созвездья,

а слезы в каменья,

был первым арфистом

и страстным любителем пенья.

Неистовый нравом,

свои обуздал он желанья,

поглядывал на ангелиц,

но уже с расстоянья.

Он был молодым и красивым,

творец безбородый,

великий ваятель, гончар человечьего

рода.

III

Был первый рассвет,

и на первом рассвете

мужчина и женщина

спали, как дети.

Но солнце взошло,

и проснулась от жара

у древа познанья

прилегшая пара.

Играя листвой,

они подняли гам,

и яблоко сердцем

упало к ногам.

Оно обещало дар слова бесценный,

свободу души и наказ беспременный

беречь от ярма эту душу живую,

и вкус непокорности

и поцелуя.

Адам был чернющим, а Ева — светлее,

но оба страшны.

Не волосья, а змеи.

Тигриное тело бугрилось от мощи.

Баюкали их дорассветные рощи.

Но стало светать,

и на самом-то деле

они родились,

когда яблоко съели.

И только тогда

открыли им душу

вино и вода.

Новейшая песнь о котах

Домашний Мефистофель

на солнце спозаранку

шлифует элегантность и львиную осанку.

Мой кот весьма воспитан —

проказлив, но приветлив.

К тому же музыкален и крайне привередлив:

Бетховен не по вкусу,

а Дебюсси — шарман.

И по ночам, бывает, мой пылкий меломан

возьмет да и пройдется по всей клавиатуре.

И рад! Парижский гений сродни его натуре.

Наверно, в прежней жизни

конкистадор гармоний

ловил мышей в подвалах одной из филармоний.

Он понял и упрочил, отстаивая твердо,

новаторскую прелесть кошачьего аккорда —

из нот дождя и ветра ночная мешанина

меня с котом чарует и бесит мещанина.

Спасибо и на том.

Кота французы любят. Верлен был сам котом.

Как дивно он мурлыкал капризнице-луне,

терпел от насекомых, топил себя в вине,

угрюмый кот бездомный, задира и притвора,

среди котов церковных как белая ворона...

Кота французы любят, как мы — тореадора,

как любит ночь Россия или Китай — дракона.

Коты потусторонни. Былые божества,

они не растеряли секреты волшебства.

Не учит ли нас жизни котовий взгляд сонливый?

“Любовные приливы, любовные отливы.

Ритм жизни. И не только бесплотные глаголы,

но все — и свет, и розы, и звезды не бесполы”.

Он щурится — и светом

души его зеленой пропитанная мгла

маячит силуэтом бесовского козла.

Котовьи души древни, их души — андрогины,

в них женская истома и мужеская ярость.

И странны эти души, беспутны и невинны,

любовно сочетают и молодость, и старость.

Мой кот, Филипп Испанский, с презреньем сюзерена

собак корит за верность, а крыс — за лизоблюдство,

приемлет подношенья спокойно и надменно

и свысока взирает на наши безрассудства.

В котах я чту великих наставников печали,

ведь кот любой эпохи — знаток ее болезней.

Игрушками прогресса разнеженный в начале,

наш век траншей и танков чем дальше, тем железней.

Мы горести лелеем, растим и умножаем,

без истины дичаем и стелемся бурьяном.

Посеянные зерна вернутся урожаем —

котам это известно не хуже, чем крестьянам.

Коты на сов похожи. Согласно планам Бога

была первоначально порода их крылата

и с полчищем исчадий, которых от порога

гонял святой Антоний, была запанибрата.

Во гневе кот ужасен и сущий Шопенгауэр,

раздувший баки демон с чертами шарлатана.

Обычно же коты степенны, даже чванны

и все в одном согласны — что человек ничтожен,

что смерти не минуешь, а раньше или позже —

неважно. Так возляжем на солнечное ложе!

Улегся под часами красавец мой глазастый

и спит под колыбельный, заупокойный звон.

И что ему стенанья сыча Экклезиаста

и вся твоя премудрость, о дряхлый Соломон!

Спи, воплощенье лени, блаженно и невинно,

пока свожу я счеты с ушедшим навсегда

и над моей печалью смеется пианино,

показывая зубы, оскал угля и льда.

И помни, сытый соня, что век кошачий краток,

что бродит твой сородич голодный и ничей,

что корчатся бродяги от меткости рогаток

и гибнут, как Сократы,

прощая палачей...

Ничем не дорожите, чурайтесь суеты

и грейтесь на припеке, блаженные коты!

Первая страница

Есть горы — под небосводом

они завидуют водам,

и как отраженье неба

придумали звезды снега.

И есть иные горы,

но та же у них тоска.

и горы в тоске по крыльям

придумали облака.

* * *

Ночь новолунья —

полог равнинный.

День вырастает

снежной вершиной.

Ночи — равнины,

дни — это кручи,

Ночи все слезней,

дни все певучей.

Девочка

Зачем я вспоминаю

под мартовским дождем

тебя на пороге школы?

Помнится, снежной птицей

звали тебя. Румянец

вернул тебе одноклассник.

Из своего крыла

ты перышко потеряла,

которым пишу стихи.

Невелика потеря,

и ты о ней даже не знала.

Жалоба

И ты

еще плачешь!

Подобие рая

в саду, где гвоздики

горят не сгорая.

Что ищешь?

Былое?

Ах, это былое

она на платке

расцветила иглою.

Считай себе звезды,

их на небе много.

Что мог я, то сделал,

надежда на бога.

И ты

еще плачешь?

Сборы

Краски в мешке заплечном —

скрашивать мысли

встречным.

Пару платков в карманы —

стягивать наши раны.

И пара глотков во фляге —

жаждущему бродяге.

Miserere

Песня крушит года.

(Этим она горда.)

Ранит навек сердца.

(Это ее беда.)

И бередит гроба.

(Это ее мольба.)

Из советов поэту

Ни мыльных пузырей, ни свинцовых пуль. Настоящее стихотворение незримо.

Не лишай стихи тумана — иной раз он убережет от сухости, став дождем.

Учись у родника, который будит ночные сады, и никто не знает, когда он смеется и когда плачет, когда начинается и когда кончится.

На перекрестках пой вертикально.

Учти и помни, что лягушка строго судит бредовый полет ласточки.

Когда начинается “ты слазь, а я сяду” — ломай стул и в эти игры не играй.

Твой рацион: на севере — вино и звезды, на юге — хлеб и дождь.

Если море тебя печалит, ты безнадежен.

( перевод — А.М.Гелескул)

* * *

Я скоро буду сослан в память.

В былое буду выслан я.

В пустыне прошлого, друзья,

мой след ищите под песками.

У смерти выскользнув из рук,

умру, уйдя от вечной боли:

ведь я всерьез был жизнью болен,

а жизнь — смертельнейший недуг.

Но и уже сотлевший в прах,

уже сочтенный вами дважды

и трижды мертвым, я однажды

затрепещу у вас в руках.

Взяв эту книгу, ты берешь

меня. И если — дрожь по коже,

то знай, читатель: это тоже

тебя моя колотит дрожь.

ПОЭТИЧЕСКОЕ КРЕДО

Я думаю чувством, а чувствую мыслью.

Крылатая песня, гнездись на земле

и, чтобы не сгинуть в заоблачной выси,

заботься о мощном крыле.

Бесплотное облако ветра боится.

Бесплоден бездумный полет.

Поэзия — это не музыка. Только

весомое слово живет.

Прочувствовать — значит понять и осмыслить.

Кто чистое чувство возвел в идеал,

тот к истинной влаге источника чувства,

наверное, не приникал.

Красивой одеждою мысль не украсишь.

Поэт — он ваятель. Поэт — не портной.

Чтоб мир оценил совершенство идеи,

яви ее миру нагой.

Поэт — это вовсе не тот, кто оденет

духовное зримою плотью, а тот,

кто душу сумеет увидеть под плотью,

кто форме значенье найдет.

Наука — и та суесловна. Печется

она не о правде, но о правоте,

а истину только поэт постигает

в слепящей ее наготе.

Ищи обнаженности трепетный профиль

и знай, облекая нагое в туман,

что даже туману нужны очертанья,

иначе — он просто обман.

Лепи же воздушную песню из глины,

пусть с глубью подружится в ней высота.

Язык — это мысль во плоти, и разумна

земная ее красота.

Да здравствует мысль! Мимолетную грезу

исканием истины обремени!

Пусть даже туман под резцом у поэта

окажется камню сродни.

(перевод — С.Гончаренко)