Совершенно обыкновенный фильм — смесь твердой НФ, мелодрамы и ужастика.

Не плохой, не хороший, не оригинальный, не тотально вторичный, не талантливый, не зашлакованный по самые брови, не...

Он средний, как результаты замера температуры по больнице российского кинематографа и безвкусный, как пирожок в дешевой забегаловке.

Итак, 1983-84 гг. — упоминается Андропов, но точная дата только мешает, потому как имеется в виду позднесоветское время, самый канун Перестройки. Машина государства еще работает, но людей, которые привыкли жить в ней, уже не так просто показать в открытом обществе. Существовать они могут не везде. Это всевозможные специалисты, замкнутые на технику, науку, какие-то области деятельности, где еще можно реализовывать себя, не окунаясь в черный рынок и ничего не говоря о дефиците. Большая часть людей на экране — именно такие. Через семь-восемь лет эти институты внезапно окажутся без всякого финансирования, а пока чисты мрамор авангардных столичных крылечек и плац рядом с далеком космодромом...

Но вот личностей, которые готовы тянуть на себе государственный воз — мало, а областей, где они бы могли себя проявить, не ссорясь с политическим руководством — еще меньше. Собственно, "твердого государственника" играет Бондарчук, и слишком в его роли много от генерального прокурора из "Обитаемого острова". Или скорее, от обобщенного "огненосного творца", разбавленного фанатичным американским генералом. Собранность, закрытость, при том любезность и умение найти нужного человека, а ненужного — пустить на убой. Ради чего? Ради унылой абстракции в стиле "нового объекта исследования" (да, "Чужие").

Из Москвы на условную периферию вывозят опытную и рискованную в работе врача-психиатра. Потому как вместе с космонавтом вернулся на Землю какой-то паразит — умещается в желудке, но вылазит периодически воздухом подышать и башку раскроить кому-нибудь. Теперь надо понять, насколько космонавт вообще адекватен, насколько ему в голову чужой влез, и вообще, что дальше делать?

Создатели фильма пошли тропою "Соляриса" — киноверсии, понятно — основными проблемами становятся моральные.

Чужого приходиться кормить уголовниками. У психолога по этому поводу вроде как муки совести.

Космонавт по сути осознает, что стал симбионтом, что они с чужим теперь единая душа и единое тело, но прикидывается, надеясь как-то жить дальше. Он правильный советский человек 80-х — пока ему проще верить в систему, чем решать проблему самому, и настоящая инициатива пройтдет вместе с утратой веры в начальство.

А еще у космонавта ребенок в детдоме остался... А еще конфликт психолога и штатного местного врача... А еще не очень понятно, чего генерал хочет — слишком общими словами говорит.

Чего в фильме и близко нет — совсем как в "Солярисе" — это серьезной научной дискуссии, какого-то поиска. Хотя бы на киношном уровне. У вас паразит, который обеспечивает регенерацию человека-носителя. Психика в таких процессах важна, но биохимия — важнее. Слизь, которую выделяет паразит, уже бы в паре институтов исследовали. Чужой жрет людей так, чтобы те боялись, и чтобы можно было насытиться кортизолом? /"Я пришел с миром!" — помните эту фразу в устах одного пришельца?/ А может ему как-то сам кортизол без человека? Или заменители какие? Свинья, напичканная заменителем кортизола — это же чудо гуманизма в такой ситуации. И наоборот — если он спорами размножается, и раз покусанный человек уже носитель? Тогда главную героиню в соседнюю клеточку сажать надо, а не утренние пробежки разрешать.

В фильме есть динамика развития сюжета, авторы выкладывают свои козыри в порядке возрастания напряжения, создают даже кульминацию. Атмосферность какая-то присутствует. "Шедевра русской литературы" (кавычки!), когда страдают герой, читатель и автор — не вышло. Но космонавт и твердый государственник — фактически самоубились, а твердокаменный психолог отправилась в детдом, искать ребенка...

Итого: фильм опоздал на тридцать лет. Идеальные годы для его премьеры — 1987-90-й. Тогда бы он смотрелся как "наш ответ Чемберлену" — вещь вторичная, но снятая в линии развития "тарковской" фантастики, да еще с актуальными политическими намеками. Рецензия в журнале "Огонёк" выглядела бы гармонично. Но сейчас на календаре 2020-й. Вокруг будущее :) Лучше бы экранизировали "Почтальона сингулярности" Первушина — там ведь можно, не нарушая основной интриги сюжета, придумать очень много интересного — и не мучились с подражанием "Чужим"...

.

.

Аналогия, которая лежит в основе всех фильмов данного типа, проста, как три копейки.

Сконструировать убедительный и странный вольер, в котором люди бегают, как лабораторные крысы.

Показать, что этот вольер мало отличается от общества.

Убить надежду для крыс-персонажей, сохранив её для зрителей.

.

Тут вольер сделали предельно буквальным:

К сериалам такого рода совершенно не идут серьезные рецензии. Потому даётся она в иносказательной и юмористической форме. Я предупредил :)))

.

Доктор Хаус спит в своем кабинете — время за полночь.

Решительный стук в дверь.

.

.

Хаус, все еще офигевающий — О чем именно?

Кастиэль: Есть некий сериал, в котором действуют человек, эльф, ангел-андрогин, полурослик и несколько зверолюдей. Они ходят по борделям, где оценивают девушек различных биологических и мистических видов.

— Где, говорите, рисовали? — Хаус бросает пробный шар.

— В Японии.

— Верю. А от меня что надо?

— Вы должны решить, достаточно ли порочен этот сериал, чтобы либо истребил его создателей огнем и серой, либо оставил в покое.

— Просмотр займет какое-то время, — осторожно отмазывается Хаус.

.

.

Несколько странных выражений лица Хауса.

Потом дикий хохот.

— Прошу прощения... Присядем? — по его лицу видно, что собирается славно так соврать.

— Я читаю ваши мысли...

— Тем лучше, — не лезет за словом в карман врач.

— Итак.

— Первым слоем там, конечно, выпирает эротика. — на секунду уходит в себя — Вы загрузили мне несколько вариантов с разными уровнями цензуры?

— Да.

— Мг.... Даже в самом откровенном варианте — хардкора они не допускают. Ракурсы и всевозможные предметы, которыми заслоняются ответственные детали... А в той истории, когда заглянули к огненным саламандрам, просто вставили фрагмент с купанием в озере симпатичной гарпии. Хм. Хотя не только с ней (снова ржет). Это типичное гусарство, когда лихие персонажи ищут приключений в некоей вариации сексуального рая. А зрителям показывают, как это здорово, заодно смеясь над предрассудками. Это фантастика!

Думает.

— Вторым слоем идет, ха-ха, юмор. Просто здорово! Начинается все с той самой цензуры, то есть с попыток её обойти-не-обходить. Потом ситуации. Когда пошли к феечкам, и тамошняя бордель-маман встретила их с сантиметром в руках — потому как феечки миниатюрные и не все размеры им подходят — это был просто класс! Если вы не ощущаете юмора в каждой серии, уж и не знаю... Еще им хватило ума не сводить все к интиму. Потому досталось и менеджерам, и системе выборов, и религии, и социал-демократам, и еще там было лучшее фэнтезийное пророчество, которое я только слышал. Хочу еще один сезон такого юмора.

Ангел подозрительно смотрит на него.

— У них были дагонки, кошечки, эльфиечки, суккубки, девушки-големки, отвязные демоницы, неограниченное количество копий одной волшебницы, и, конечно, полиморфные девушки-слизь. Я с первого мгновенья подозревал, что им придется дойти до грибов, и они таки дошли до девушек-миконидок. Но каждый раз это было смешно, — с жаром произносит Хаус.

— Мы ведь не о том говорим... — многозначительно отвечает Кастиэль.

— В остальном — это попытка сделать педагогический сериал новой формации — для юношества.

— Я несколько удивлен, — сложные щи на ангельском лике.

— Вы меня хорошо слышите?

— Да.

— Я веду речь идет о воспитании полнолетних юношей. У нас полно инфантилов, которые разменяли третий десяток — хоть какое-то соображения в башку вставлять надо. О неполнолетних — вам расскажет парочка моих коллег.

— Продолжайте.

— Образование перехватили всякие порносайты и я тут уже ничего не поделаю. Но представьте, что юноша не вылазит с Порнхаба, и одновременно пытается посмотреть на живых девушек. Ему нужны какие-то понятия. Вот их и дает сериал.

— Вы сейчас размышляете о семейных ценностях...

— Именно. Когда персонажи попали в лучший из возможных борделей и задержались там на три дня, то что думал человек? "Будто наслаждаешься жизнью с молодой женой". Ангелочек там же решил, что так человеческие юноши проводят время со своими девушками.

— А полурослик был занят своим садизмом?

— Не без этого... Он контролировал свои наклонности, да и нужен был совсем для другого. Эльф и человек никогда не заказывали девушек-полуросликов — "они слишком похожи на малолеток". Но вы ведь не про хоббита меня хотели спросить?

Ангел читает в мыслях доктора вопросы: "Вам неприятен ангел-андрогин? То есть гермафродит? Задета честь мундира?"

— Скажите, Хаус, какое вы видели количество порнофильмов с персонажами, наряженными под ангелов?

Тот не может сходу определить число.

— Сколько их них было андрогинами? Троеполыми? Или вообще бесполыми?

— Я понял, — кивает доктор.

— Меня интересует, была ли в "Рецензентах" пропаганда содомии? Или нет?

Хаус задумывается.

— Если бы я работал государственным чиновником и мне требовалось бы подвести сериал под монастырь, то прицепиться там есть к чему. Да к той же же заднице летучего гермафродита, туго обтянутой лосинам. Но как зритель скажу, что герои-мужчины эмоционально отмежевались от содомии. Даже когда они пошли в гостиницу, где выпив зелье, смогли на одну ночь сменить пол, они все равно потребовали себе женщин.

— И Эльзу.

— Какой спрос с андрогины, которая на тот момент была в целиком женском облике? Она-то зверолюдку-гиену и заказывала. Хотя, да, позднее с ней-ним там не все безупречно... Но общий принцип выведения морали — соблюдается.

— Какой?

— Герои, с гусарским задором движутся вперед, в море огней (тут Хауса снова скручивает приступ смеха). Они готовы выйти за грань нормальности, но каждый раз об неё больно бьются, либо просто скучают. На пороге смерти — всерьез — они были два раза. Первый — когда зашли в комнату к низшим демоницам похоти, там их выжали досуха и в полумертвом состоянии выкинули. Кабы не рота кабанов, завалившаяся в тот же бордель, им бы рыли могилу. То есть — не надо доводить себя до истощения, в этом нет ни удовольствия, ни здоровья. А второй — когда они пошли к големкам, и сделали кукол, идеально походивших на их единственную не-интимную знакомую — на официантку в трактире, где пришлось работать ангелочку. Она, как об этом узнала, чуть их не порешила. Нельзя переносить отношения с виртуальным образом на живого человека, плохо будет.

— Я чувствую, что вы несете всю эту ахинею про мораль, только чтобы спасти жизни каким-то там художникам и режиссерам, — провоцирует ангел, — А в голове у вас картинки.

— Все мои ответы правдивы, и я гуманист.

— Вы готовы выгораживать вообще всех людей?

Хаус улыбается.

— Кастиэль, а вы не могли бы посетить — с огнем и серой — нескольких топ-менеджеров из фарминдустрии, медицинских страховых компаний и аптечных сетей? Насчет адских котлов не я решаю, но землю они зря топчут. Легко назову имена и адреса.

— Это решают в другом департаменте, — не изменившись в лице отвечает ангел.

Хаус очень плохо думает о небесной бюрократии. Кастиэль думает, что сложные это люди, гуманисты.

— Стало быть, мораль там очень прямолинейна? — продолжает ангел.

— Есть исключения. Думается, в следующем сезоне ангелочек пожалеет, что распустил язык в постели с представительницей древнейшей профессии... Но по большому счету — да. Они прошли по основным категориям — из оглавления на любом порносайте. Во всех экзотических случаях — есть какие-то клубы, там тусуются люди-нелюди, есть свой круг любителей. И вроде бы даже цивилизовано обустроено, но не их это всё, слишком экзотично... Когда гусар становится джентльменом, или просто заводит нормальные отношения с женщиной — он туда больше не ходит. Если продолжает ходить — то единственной его верной подругой окажется пятидесятилетняя человеческая "суккубочка", в которой только эльф разглядит красавицу...

Ангел понимает, что Хаус никогда не будет говорить с ним, как с человеком — на втором уровне сознания у врача косяком идут совсем другие мысли. Куда более грешные. И про то, что перевод смачный, постарались, смыслами поиграли! И озвучка задорная. И про то, что для девушек должен быть совершенно другой сериал. И про шуточки. И про то, что "Иоанну дАрк" вольтеровскую переплюнули. И про то, что утерли нос Чату Поланику с его трешовой порнухой. И про то, что психологический возраст персонажей — явно меньше, чем он говорил. И что всё это подано как игра, и должно быть игрой... И вообще, "Рецензенты" ему понравились — на девять баллов.

— А недостатки?

Хаус задумывается.

— Короткие ролики после титров. Слишком уж глуповатые — юмор оборачивается пошлостью. Да и сюжета у "Рецензентов" почти нет. Но с одной стороны — какой для "Декамерона" нужен сюжет? А с другой — они могут развернуться в следующих сезонах. Ну, знаете, как в сериале про братьев Винчестеров.

— Знаю.

Ангел исчезает.

Доктор какое-то время трет глаза, пытается понять, что с ним было. И когда он успел посмотреть вот это-то вот все? Но решает, что это глюки в процессе выздоровления от Covidа — его только вчера отпустило. Больница на карантине, вокруг колючая проволока и желтые полицейские ленты.

Снова засыпает.

* Если что — это цитата из Оноре де Бальзака.

Ларчик с тройным дном

Основой визуального ряда — стали рисунки Сталенхага. И сам неторопливый ритм повествования задается необходимостью тщательно рассмотреть все подробности, проникнуться атмосферой, ощущение той странной техники. Смотреть сериал лучше, если вы никуда не торопитесь. Образность приятная. Есть пластика, светотень, цвета, ощущение поверхностей — и машины там действительно необычные.

Удались как изначальные рисунки, так и перенос их на экран.

По содержанию — это очередная мифологизация ХХ-го века. Размеренное повествование без мобильных телефонов и всемирной сети. Люди очень могущественны, но знают лишь то, что услышали или прочитали сами — в кармане нет подсказчика. Вот Проект, вот Установка, вот поселок. Утро, день, вечер — можно ощутить всё...

Но что стоит за неторопливой художественностью?

.

Мифологизация прошлого века — не только в образах механизмов, но и в отношениях людей с техникой. Индустриальная техника вмешивается в человеческие жизни — почти как артефакты "Зоны". Не бесцеремонно, как утренний поезд рядом с домом и не удушливо, как газовая атака. Перед нами технопочтифэнтези — ни разу не отступая от НФ, как основания допущений, авторы сделали их максимально человечными. Я бы даже сказал антропоцентричными. Одичавший робот все-таки находит общий язык со старым знакомым. Психика перебрасывается из тела в тело, а потом и в машину. Можно крикнуть в старую металлическую сферу, и она, точнее любой кукушки, скажет, сколько тебе осталось жить. Увлеченная наукой мать фактически бросает дочь, чтобы участвовать в эксперименте, но дочку саму перебрасывает вперед во времени — чтобы она могла встретить саму себя взрослую... И почему бы девушке не остановить время в мире, чтобы можно было закрутить роман с приглянувшимся молодым человеком?

Каждая серия — это мелодрама. И каждая серия — это проникновение техники в саму суть человеческих отношений. Протез для охромевшей судьбы, при том, что каждый раз техника оказывается недостаточно могущественной. Можно прыгнуть во времени, но невозможно спасти умирающего деда.

Приносит ли она счастье? Или толкает к ужасу? Она хороша или плоха?

Когда ищешь ответ на эти вопросы, становится ясно, что кроме мелодраматических эффектов — пробивается сериал к еще одному уровню смыслов.

.

Кто хоть раз смотрел хронику середины ХХ-го века — может ощутить те усилия и надежды, которые шли в комплекте с очередной ГЭС, с новым самолетом или авианосцем, с только вот построенным заводом или просто большим мостом. Люди хотели дожить до запуска комбината. Отправить на фронт новое оружие. Довести до ума танковый двигатель. А там можно и умереть. Ритмы человеческой жизни срастались с ритмичностью конвейера и большого индустриального мира.

Естественно, подобное напряжение не могло поддерживаться десятилетиями. Были приливы и отливы.

Которые совершенно особым образом стали задерживаться или ускоряться в секретных городах для постройки бомб и ракет.

Жизнь вокруг может идти своим чередом — а весь коллектив, сцепив зубы, старается успеть с конструкцией водородной бомбы. И наоборот, выборы могут никак не волновать "академиков", которые знают, что получат финансирование при любых результатах.

Но там тоже проходят десятилетия.

Война или не состоялась, или уже стала прошлым.

Великие создатели проектов или состарились, или уже покоятся с миром.

А люди продолжают жить. Причем население городов не такое большое, все друг друга знают. Жизнь вокруг немного провинциальна, и время будто остановилось. Сплетни, покупки, пикники, праздники — они как бы бесконечный фон. А на нём — создаются семьи, рождаются дети, подростки заканчивают школы и покидают родительские дома, а старики вспоминают молодость...

Одновременно — почти в соседней комнате — делаются новые открытия, строятся невиданные механизмы и совершаются перевороты в науке.

То, что ты сделаешь — это может быть архиважно, оно будет касаться буквально всех людей на Земле.

Только твои дети заинтересуются в жизни немного другим.

Очередные перевороты и очередные поколения. От разговора между мальчиком и девочкой, жизнь которых в реальности оказалась разнесена больше чем на полвека — к воспоминанию о бабушкиной иллюзии, которая увидела кого-то на "большом адронном коллайдере". Вдруг это был ты?

"Коллайдер" простоит еще, может быть, сотни лет. Но кто будет жить рядом с ним?

Семья — это совершенно отдельная работа.

И ритмы индустриальной техники — какой бы антропоцентричной она не была — всегда останутся чуждыми для человека.

Правда, от техники XXI-го века — можно ждать своих сюрпризов :)))

.

Недостатки тоже есть — и они выпирают тем больше, чем рациональнее вы оцениваете происходящее на экране. Перенос сознания из тела в тело — для медицины это покруче антибиотиков и рентгена в одном флаконе. Но путевкой в вечную жизнь отчего-то не пользуются. Эпического масштаба возможности буквально валяются под ногами, но развитие цивилизации идет как-то иначе.

Только сериал — он ведь не про НТР, не про научно-техническую революцию. Это мелодрама. Чтобы не плеваться в экран — смотрите на него одним глазом домохозяйки.

Если же рацио отключить не выйдет — возникнет недоверие. Я предупредил :)

Американская метафизика

Суть метафизики — говоря совсем просто — в неизменных понятиях. В раз и навсегда установленных соответствиях, применимых ко всей вселенной.

Килограмм, секунда и метр — которые и ныне, и присно, и вовеки веков будут именно такими. Когда речь идет о геометрии — прямых, треугольниках и тетраэдрах — неизменность эта почти абсолютная, и надо быть Лобачевским, чтобы заподозрить иное.

А вот в отношениях между людьми — всё течет, всё меняется.

Это в 1850-х обыватель желает императору здравствовать, и его слова воспринимаются, как адекватный жест лояльности. Но не пройдет и ста лет, как фраза "Да здравствует император Франц-Иосиф Первый!" — изобличит жителя Праги в качестве полного идиота.

Потому, когда конструируют метафизику какого-то времени, какого-то народа или даже города — всегда получается некое подобие карты Земли: у экватора очертания стран правильные, а у полюсов — дикие искажения. Видны гигантские острова и материки, которые на глобусе выглядят куда скромнее.

Собственно, так и поступили авторы "Вивариума".

Абсолютно синтетическая субурбия — бесконечные кварталы одноэтажных пригородов, откуда невозможно выехать. Но поселиться можно лишь в одном доме — это и есть центр безлюдного мира, где существует молодая семья.

Не живет.

Настоящие, живые люди — медленно умирают. Их переменчивые и слабые натуры не совместимы с нормоконтролем.

Муж тяжело работает, чтобы выбраться оттуда, причем тратит на безнадежное дело все свои силы, готов прямо дневать и ночевать в самодельной шахте — но лишь роет себе могилу, и жизнь его кончится в тот день, когда он потеряет надежду.

Жена — пытается оживить дом, как-то поддерживать здоровье и что-то менять вокруг.

Однако мир — абсолютно стандартен. Наши "Ночь, улица, фонарь, аптека" — это еще цветочки.

Облака на небе — из рекламного проспекта. Изгиб дороги — по нормативам, чтобы удобно было развернуться легковой машине. Освещенность придомовой территории — санитарно необходимая, а её площадь — в рамках ценовой категории "среднего класса".

Индустриальная, конвейерная штампованность как основа вселенной — любой хаос вытесняется. Это в Средние века природа не терпела пустоты. В американской субурбии она не терпит естественности. Причем стереотипность, повторяемость и стандартность — даны сама по себе, безо всяких переходных форм и денежных эквивалентов.

Электричество берется из розетки, а еда — полиэтиленовые вакуумные упаковки — из картонных коробок, что просто так материализуются перед крыльцом. Трава на лужайке — может исчезнуть или появиться, но никак не сгореть. Если же горит дом, то с последними клубами дыма он перезагружается.

Матрица без компьютера, существующая в сознании некоего американского духа. Зазеркалье американской мечты.

Но все это мелочи. Даже если тебя посадили в синтетическую тюрягу с другими законами физики, можно планировать побег. Хотя бы воображать себя Монте-Лобачевским.

Только тут перемена — в коробке присылают синтетического младенца.

Он быстро растет, и при том не становится человеком.

Ребенок превращается в агента — по продаже недвижимости или пылесосов, по добыванию сведений или приличным похоронам. И до агента Смита ему далеко, как дворовому хулигану до супергероя — все слишком обыкновенно и пресно. Просто есть в нём некая жадность. Если субурбия вокруг — это пассивный мир, лишенное воли начало, обреченное воплощать себя без всякой фантазии, то агент — имеет некую инициативу, потенцию, нуждается в заботе, которую никогда не вернет приемным родителям. В его жизни главное даже не зарабатывать деньги, но исполнять обязанности. Быть винтиком системы.

Он максимально чужд обычным людям. Его воспитывает непонятная, надоедливая культура субурбии. По телевизору ему показывают какие-то узоры, которые он начинает понимать, а когда приезжают учебники — в них только странные значки и немного иллюстраций. От младенческой истерики или прямолинейных вопросов маленьких детей — идет почти мгновенный скачок к инаковости, непонятности и ничего не значащим фразам, которыми люди отгораживаются друг от друга.

Увы — фильм слишком прямолинеен. Нам показывают победившего Грегора Замзу, который и человеком-то никогда не был, а сейчас — агент с шестеренками в потрохах. Демонстрируют стандартизированный мир, предназначенный для воспроизводства агентов. А потом в лоб сопоставляют его с обрывками воспоминаний героини. Она ведь жила в стандартном мире, и отгораживалась от собственных родных, и жаждала чего-то простого и прямолинейного. Дескать, зритель, оглянись, ты и так живешь в хомячьей клетке и крутишь рабочее колесо — просто предметы у тебя в комнате не такие стандартизированные...

Как эвклидова геометрия сама по себе не содержит иной геометрии — так и "Вивариум" не содержит малейших намеков на улучшение или распад субурбии. Полная самотождественность в коридоре отражений меж двух зеркал. Канон пригородного американского бытия. Герои, в итоге, не раскрываются, сходят со сцены без реализации потенциала — как и множество жителей пригородов, разменявших свою жизнь на сидение перед телевизором. Только вот от персонажей в неординарных обстоятельствах ждешь хоть какой-то неординарности, неоднозначности, второго слоя...

Ведь человеческая жизнь всегда сложней, и в маленьких сегодняшних странностях нам улыбается грядущее...

Итого: Получилась школьного уровня притча, которая сделана с претензией стать очередным вариантом "Американской готики" — не для живописи, но для кинематографической философии. Увы, это лишь претензия... Нравоучительность не позволяет ленте стать настоящим ужастиком, а предельная стилизация — хорошей воспитательной историей.