Лю Цысинь.

М.: Fanzon 2017

Перед нами книга, которую одни люди не поленились перевести с китайского на английский, а другие – с английского на русский. Она как-то суховато, очень наукообразно и почти не завлекательно называется. Ну что это такое – «Задача трех тел»? Аж во рту заскрипело от вкуса школьного мела. Что перед нами – фантастика про физику?

Да, действительно, науке в её самом кондовом, физико-математическом смысле Лю Цысинем уделено огромное внимание. Даже не забегая в текст, посмотрим вводные. Из заботливо перечисленных в самом начале персонажей книги (их семнадцать) шестеро — ученые-физики. Еще пятеро – ученые других отраслей и прикладные исследователи. Наверное, остальные – мирные люди? Вовсе нет. Военные, полицейские, политики. Пугающая перспектива – читать полтысячи страниц о том, как китайские ученые три поколения чем-то занимались в обществе американского полковника. Веет духом Казанцева, километровыми описаниями секретных гиперболических антенн, и жадными империалистическими негодяями.

На первых страницах собственно текста автор (видимо опасаясь, что отпугнул заголовком и перечнем участников не всех лишних читателей) живописует бешеную перестрелку между Красными Отрядами Союза и Красной Бригадой Охраны (смотрите не перепутайте, а то дальше ничего не поймете). Люди с красными повязками расстреливают подростков с красным знаменем, кровища течет, студенты бьют пряжками ремней связанных преподавателей. Стойкие ученые погибают, сообразительные успевают склониться перед яровизацией и откреститься от кибернетики… Стоп-стоп, прошу прощения, речь идет о физиках, да еще китайских и тень Лысенко надо изгнать… Но с этого момента российский читатель внезапно чувствует, что не чужой в этой истории. Убитые ученые, крепко присевшие ученые, ученые, изнемогающие на лесоповале в Северном Хингане… Российский читатель понимающе тянет носом, ожидая появления Закрытой Секретной Шарашки. Которая не заставляет себя долго ждать. Российский читатель вспоминает добрым словом упомянутого в титрах американского полковника и садится ждать шпионской стрелялки.

Юмор ситуации в том, что это не сюжет, а преамбула. Сюжет начнется в наши дни – и повеет жутью «За миллиард лет до конца света» — с той лишь разницей, что китайскому Малянову выделят куда меньше времени.

Запутанный и вполне детективный сюжет, который не хочется раскрывать, просто чтобы не портить читателю удовольствие, в конце концов собирается, как паззл, в острейший вопрос того, насколько наука выполняет возложенные на нее человечеством функции.

Да и какие это, собственно, функции? Мы же помним про перевод перевода? Так вот в книге Лю Цысинь конструирует то, как представители человеческой расы конструируют для понимания другими людьми сконструированное для них инопланетянами представление о требованиях к науке. (Надеюсь, вам было так же сложно читать это предложение, как мне его писать) В тексте выпутать эту ситуацию ничуть не проще – люди играют в компьютерную игру-симулятор о человеческих великих ученых, рожденных в иной расе в иных физических условиях, и некоторые из игроков поднимаются с уровня на уровень.

Уже упоминались Стругацкие? Но в этот момент из пламени и лютой стужи Эпох Хаоса нам передадут привет паукообразные Вернора Винджа, чей мир тоже ставит гораздо более жесткие требования к выживающим, чем наш. Что такое наука? — говорят они – наука это технология выживания в меняющемся мире. Наука — это спасение.

Понятно, что для остранения проблемы хаотических систем писателю нужно вывести такую систему вовне, так что тут без настоящих инопланетян не обойтись. Но достаточно самого легкого, поверхностного знакомства с современными данными по палеонтологии, метеорологии, микробиологии и экологии океана (я намеренно избегаю упоминания о любых гуманитарных науках), чтобы знать – за хаотическими системами далеко ходить не надо, мы сами раскачиваемся на тоненькой пленочке стабильности над сущими безднами. Хаос здесь.

Но спасает ли наука? Как бы, вроде бы, да. Но каждое решение текущего кризиса не дает жителям хаотических систем полноценной передышки, а выводит, как говорил профессор Фортиц, «на новый, более высокий уровень озадаченности». В игре, которую уровень за уровнем проходит Ван Мяо, это показано чуть более жестко, чем мы видим в реальности, но совсем чуть-чуть. Ассимптотическая гонка за теориями все большей предсказательной силы попутно швыряет нам под ноги все более изощренные инструменты, орудия и оружие, но возможность твердого предсказания реальности не дается в руки. Люди, увешанные атомными бомбами, нанокристаллами и развернутыми в паре-тройке измерений протонами, все так же не понимают, чего им ждать от будущего, и от других разумных существ, в том числе близких родственников.

Наука дала инструменты. Но не дала безопасности. Не дала мира. Не убила ни горя, ни предательства. Вооруженный наукой человек, охваченный яростью и отчаянием, может совершить за все человечество отложенное, но неотменимое самоубийство – и ни один из тысяч охранников, окружающих шарашку, даже не поймет, что именно произошло. Наука оказалась не просто бесполезна – она оказалась смертельна.

Функция спасения не просто не выполнена. Она, с помощью знаний о мире, вообще невыполнима. На каждого умного найдется еще более умный и жестокий. На каждого знающего – еще более знающий и еще более смертоносный. Так стоит ли этому человечеству и его науке вместе с ним существовать?

Ответ автор дает, но для читателя европейской культуры очень уж неожиданный. Но не стану его раскрывать здесь, а скажу несколько слов о героях книги. Дело в том, что очень непросто понять, кто же, все-таки, главный герой – наш современник Ван Мяо, распутывающий загадку обратного отсчета времени в собственном взгляде — или репрессированная юной девушкой Е Вэньцзе, чьей мести позавидовали бы Леди Макбет и Алия Атрейдес. А может быть, неприятный и грубый Дружище Ши, бывший следак, мафиозный решала и консультант по безвыходным ситуациям?

А может быть, вообще Ян Дун – прекрасная девушка, о которой мы что-то узнаем только после ее самоубийства, внучка убитого хунвейбинами ученого, дочь инженера, погибшего ради сохранения опасной тайны, потерявшая веру в знание?

В любом случае, каждый из этих людей – даже не хочется говорить «персонажей» — кажется таким правдоподобным, типичным для своих обстоятельств и все-таки описанным как будто впервые, что диву даешься.

Теперь о том, что не понравилось. Понятно, что самих инопланетян, их социум, их биологию, их жизнь автор продумывал куда меньше, чем героев-людей. Но ситуация, в которой один из алиенов, защищая человечество, говорит другому – «но у нас нет ни литературы, ни искусства, ни стремления к любованию красотой» — право, комична. У людей нет ни хелицеров, ни желез ферментации красящих веществ – но можно ли представить себе ситуацию, что наличие этого всего и еще тирьямпампации наведет нас на мысль, что кто-то выше нас? Автор строил своих трисоляриан всего лишь как зеркало, чтобы точнее сфокусировать наши проблемы – но, право, хорошо бы это зеркало было сделать хоть чуточку подостовернее.

Также следует предупредить читателя, что часть типичных для китайского языка образов, оборотов речи и вообще манеры описания все же просочилась через сито двух переводов. Если не помнить о том, что в разных литературных традициях считаются допустимыми и желательными совершенно разные конструкции, некоторые моменты кажутся, особенно сначала, вообще откровенной графоманью, все эти лучистые глаза мимохожей девушки и неожиданные описания природы. Но вспомнишь, как изъяснялся космонавт в «Записках о Кошачьем городе» Лао Шэ — и, в общем, попускает.

Что еще сказать? Не так много места в рецензии, чтобы пояснить, чем именно вызваны ассоциации с «Оправданием» Быкова, «Карантином» Игана, «Криптономиконом» Стивенсона и «Гиперболоидом инженера Гарина» Толстого. Но эти ассоциации – если вы читали упомянутые книги – вы уловите.

Перепост рецензии из Нового мира

http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_201...

"Страдающий Левиафан"

или Постсоветский производственный роман

рецензия на книгу Шамиля Идиатуллина "Город Брежнев"

Там ад, предупреждаю сразу, азъ резвился.

На какой-то стадии качества о книге неудобно говорить, что она написана живым языком и в ней живые герои – а как иначе-то? Еще скажите, что использована кириллица.

Однако, современный средний уровень таков, что говорить надо и об этом.

«Люди по эту сторону» — книга отнюдь не средняя. В сложном, но убедительном взаимодействии находятся множество героев разного возраста, пола, социального статуса и разных культур. Всё, что есть общего для всех – это предположительное происхождение от современного читателю человечества. Но ни одна из двух культур, действующих в романе, на современное человечество не похожа.

Казалось бы, автор противопоставляет самобытную культуру людей, живущих внутри некоторого пространства (мы даже до конца не можем быть уверены, является ли оно планетой) культуре космических скитальцев вроде-бы-похожих-на-нас. Ан нет. По мелким оговоркам, внезапным нелогичным поступкам, постепенно можно понять, что пришельцы не настолько уж близки современному человечеству. Но вернемся к началу.

Очень детально, подробно, в бытовых действиях, в наполненных конкретным прикладным смыслом ритуалах автор показывает нам, как может функционировать реально эгалитарная культура. Свобода и обязанности. Информация и приватное пространство. Образование и ответственность. Возможно, это звучит не очень увлекательно, но в тексте вы видите не теоретические рассуждения, а девочку, которая строит башню, чтобы нарушить запрет; мальчика, который уходит в одинокое путешествие; старушку, которая несет ответственность за дальнейшую судьбу подростков. Мы видим ученых и торговцев, ремесленников и корабелов. Наше представление о логике, в которой они будут действовать, каждый раз на полметра мимо. Они – иначе воспитаны. Иначе мыслят. И только привычка проговаривать принимаемые решения словами_через_рот (еще один пойнт, которого отчаянно не хватает культурам реального человечества) позволяет читателю постепенно понять, как чувствуют себя эти люди в их мире.

Мир их прекрасен. В нем есть уют и есть опасность. Есть обжитые земли, где хорошо растить детей, а есть далекие моря и странные живые объекты. Можно выращивать тыквы, можно строить сложные градостроительные объекты, можно анализировать тщательно собранные за сотни лет статистические данные, а можно дрессировать диких животных. Гибкость и продуманность сложных социальных взаимодействий, позволяющая каждому подростку пройти период исканий с пониманием того, что, собственно, с ним (или с ней) происходит – и занять именно то место в жизни, которое будет лучше всего подходить именно ему. Или ей.

Разумеется, возникает вопрос – а чем эти люди платят за такую хорошую жизнь? В чем подвох? Ответ, странным образом, раскрыт в реальной истории, рассказанной этологом Робертом Сапольски «чему мы можем научиться у бабуинов». Однажды стая этих агрессивных и неприятных, прямо скажем, обезьян, в стаях которых буллинг и изнасилования – норма жизни, а драки за статус – вообще фон, на который никто не обращает внимания, так вот, однажды одна стая наткнулась на недостаточно качественно выброшенный людьми труп больного животного. Альфа-самцы отогнали свой быдляк от туши и попировали без баб. И умерли. Все.

Стая, оставшись без альфачей, внезапно для исследователей выжила и стала процветать. Спокойные заботливые мужчины (беты и гаммы), не ставшие драться с альфами ради туши, оказались вполне достаточными для защиты женщин и детей от хищников. Приходящие в стаю одиночки, по словам Сапольского, усваивают местные нормы где-то в течение полугода. Выживаемость молодняка и продолжительность жизни увеличились. Социум, в котором обижать своих не принято, живет и существует уже более десяти лет. К сожалению, Сапольски ничего не говорит о том, как взаимодействуют с «продвинутой» стаей ее соседи – другие сообщества бабуинов. Заметьте этот момент, потому что само название «Люди по эту сторону» предполагает наличие и другой стороны.

Но, спросите вы, куда же делись агрессивные человеческие самцы на Этой стороне? Ответа два. Частично агрессия, нормальная человеческая агрессия, присущая и мальчикам и девочкам, окультуривается и структурируется просто в ходе воспитания. Малышня то кого-то дразнит, то кто-то с кем-то дерется. Взрослые внимательно наблюдают, иногда вмешиваются, иногда то одному, то другому помогают советом… Конфликты угасают. Что-то рассасывается до состояния «а помнишь, дружище, как ты мне глаз подбил в первом классе?...», какие-то общности перетасовываются, о чем-то принимают решения старшие, подробно объясняя логику своих действий. И вот взрослые люди оказываются, на наш взгляд, удивительно небоевитыми по отношению друг к другу. Вплоть до того, что любовный треугольник у нас на глазах преобразуется в не то, чтобы общепринятую, но никого не нервирующую шведскую семью. Им так удобно. Никого не парит. При этом боевитости женщин и мужчин по отношению к внешней угрозе – можно только позавидовать.

Второй пункт – и да, для многих из читателей этот второй пункт немедленно переведет описываемый социум из утопии в антиутопию –это фоновая мужская контрацепция. Автор не разбирает подробно физиологию, лишь упоминает, что мужчина, которому предлагается стать отцом, на какое-то время прекращает прием контрацепции, и за время, которое нужно для уверенного зачатия, характер мужчины не меняется. Ни на усы с бородой, ни на эректильную функцию эта контрацепция — ура! — не влияет совершенно. Мне, не эндокринологу, сложно судить, насколько вообще связаны способность к зачатию и «вертикальное» восприятие социальных связей, то есть статусное мышление. Даже у бабуинов потребность рваться в альфы не связана прямо ни с размером самца, ни с его фертильностью. Мы вообще не можем говорить о наличии или отсутствии такой связи у людей. Конечно, Чингисхан породил огромное потомство, но ни Наполеон, ни Гитлер ни габаритами, ни особой плодовитостью не отличились. Можем ли мы сказать, что мужчины на этой стороне чего-то лишены по сравнению с нами? Да вроде бы нет, но… А чего именно? А так ли нужна, реально, эта альфачность, в отрыве от реальной фертильности, от реальной эректильной функции, от реальных социальных достижений? Серьезно?... Так сильно? Но почему?

И вот мы пришли в тот момент, который большинству читателей бросится в глаза на первых же десяти страницах книги. Общество по эту сторону КАЖЕТСЯ феминистичным. Кругом тетки! Бабки! Девчонки хулиганят! Присмотревшись, мы видим вполне функциональных, активных и азартных в своих делах мужчин, но их как-то кажется… меньше, чем привычно. Вангую, что книгу объявят радфемской даже не дочитавшие до вопросов контрацепции люди. Это ничего. Это всего лишь демонстрирует нам то, насколько нелогично и странно живем мы сами.

И вот, что происходит в тот момент, когда гибко отрегулированный, предельно очищенный от внутренних сбоев социум сталкивается с социальным устройством другого типа?

Пришельцы, на первый взгляд, люди-вроде-нас. Они спускаются с орбиты на кораблях, изучают «туземцев», засылают разведчиков, собирают био-и геологические данные и проявляют похвально ограниченную ксенофобию. Никаких тебе сожженных деревень и биопсий на свежих экземплярах. Но пришельцы оказываются странно беспомощными перед мнениями своих защитников.

Каждый человек-с-той-стороны находится, по умолчанию, под защитой то ли робота, то ли экзоскелета. Выйти из экзоскелета можно, но функцию оберегания нужно отключать отдельно, и не факт, что это разрешено и технически возможно, кроме совсем уж разведчиков-экстремалов, которые пытаются, с очень небольшим успехом, сойти за местных. Мнение экзоскелета о том, что в любой ситуации является опасностью, и как эту опасность следует исключать – не обсуждается. Масса коллизий между людьми разных культур начинается с того, что пришельцы тупо не успевают умерить защитный пыл своих роботов (которые вовсе не связаны тремя законами Азимова по отношению к местной фауне).

Люди в одежде ручной вязки, с копьями и рукописными книгами – и люди в скафандрах с роботами-защитниками. Казалось бы, исход противостояния очевиден. Однако, люди в скафандрах не так уж и жаждут противостоять, и сами пытаются вырваться из сложившегося клинча. А люди, живущие в деревнях, внезапно выказывают глубокое знание технологии металлов и магнитных процессов. Обязана ли наука выглядеть технологично? Или достаточно технологичной быть? – еще один ехидный вопрос, который подкидывает нам автор. И тут на всех парах в повествование вбегает Deus ex machinа. Помните стаю бабуинов, которая осталась без альфа-самцов? Одна из версий того, почему эта стая не была поглощена другими, заключается в том, что она живет в непосредственной близости от человеческого поселения. Там, куда не все другие осмеливаются соваться. Гибкий, поощряющий креативность и исследовательскую жилку социум живет – как задано с самой первой страницы – в ландшафте, пронизанном постчеловеческими артефактами. Живет в мире и согласии с этими артефактами, умеет извлекать из них пользу, терпеливо обследует их и сравнивает с результатами исследований тысячелетней давности. Как только пришельцы входят во взаимодействие с этими артефактами, туго приходится именно пришельцам, и туземцы едва успевают собирать по лесам осколки катеров и ошметки тел – первое для изучения, второе для уважительного захоронения.

И вот этот момент показался лично мне куда острее и новее культурно-гендерных проблем, обсуждение которых, в принципе, ведется достаточно давно. Ведь разных необычных моделей социальная фантастика накидала уже тонны – от хайнлайновских семей до тонких образовательных сетей из «Толкователей» Урсулы нашей ле Гуин. Проблема защиты и ограничений, накладываемых защитой. То ли робот, который отрубает протянутую тебе руку с цветком и тем кардинально изменяет и твою судьбу, и судьбу твоей семьи, и судьбы людей, о которых ты ничего не знаешь. То ли Стена, которая столь же решительно запирает даже взгляды людей на той стороне, где можно жить. Каждая защита – это клетка. И Инкрис, и Патси – люди на острие каждая своего народа – это люди, которые поняли необходимость отказа от защиты. Выхода наружу.

И вот готовность к беззащитности, риск, страх неизведанного и его преодоление – это тот самый острый интерес, который ведет читателя по коллизиям людей, никто из которых не такие-как-мы.

А может быть, все же такие?

Cразу надо оговорить — речь идет о Первом томе, а значит, в большей степени о потенциале, завязке, и внешнем виде развешанного по интерьеру огнестрельного оружия.

Как решатся загадки и куда вывернет сюжет — неясно. Может быть, цикл целиком окажется шедевром — пока эта возможность не закрыта, но остается только возможностью.

Однако, кое-что уже можно сказать с уверенностью. Мне симпатичен стиль текста, вроде бы легкий и как-то отдающий аниме типа К`самд, но одновременно не мелкий. Обычно под "легким" текстом понимают мелкий текст, неглубокий, в нем двигаться — как плавать в детсадовском лягушатнике. Здесь можно все-таки и понырять — достаточно перекличек и с классикой, и с поп-произведениями, и попросту внутри текста. в общем, — мне читать было комфортно.

Попробую это сказать иначе. Достаточно часто, читая книгу, мне доводится думать — Ась, ну отстань от автора, человек же старался, но не мог же согласовать ну всёееооо, ну вот ты видишь какие-то нескладушки, а он не видел, ну не смотри, читай сюжет, хватит тестировать мир!

Так вот. Тут не пришлось. Это да, это нечасто.

Что же можно сказать о самой истории?

Итак, искусственно созданный юноша — умный, симпатичный и талантливый, но немного наивный (ему реально — всего 9 лет, и кроме родной лаборатории и телевизора, он ничего в жизни не видел) — отправляется в межзвездное путешествие. Один. В смятении. Он так же не понимает, что ему с собой делать, как не понимают этого и окружающие. Литературная традиция "благородного дикаря" заложена давным-давно (насколько я помню, еще Вольтером) и дает массу возможностей задаваться вопросами, которые невидимы для постоянных жителей любого общества.

Рэй/ДХ2-13-4-05 задается очень разными вопросами. Большинство их них он задает только самому себе, да и на те, что озвучивает, далеко не всегда получает ответы. Порой потому, что люди вокруг него сами не знают ответов.

Что означал бунт одного из видов андроидов, категорически не поддержанный остальными? Каковы последствия этого бунта для крайне деликатных взаимоотношений ИскИнов и человечества?

Где место самому Рэю и его выжившим "братьям" — абсолютно телесным, "мясным" — но увы, искусственно созданным людям, которых записали в андроиды просто по происхождению?

И что происходит на далекой станции, висящей над только начавшей терраформирование планетой?

Самым же большим сюрпризом оказывается для Рэя и читателя то, что не один главный герой тут мастак задаваться вопросами. На уютной и ухоженной, почти не пострадавшей (запомним это "ПОЧТИ") в бунте андроидов станции юноша встречается с теми, у кого есть вопрос поострее и поболезненнее его собственных. Правда, всей смекалки и подготовки андроида А-класса едва-едва хватит на то, чтобы понять — это вопрос. Понять в последний момент и вступить в диалог с теми, кто кажется разрушителями, арт-панками, десоциализаторами с аутичной логикой — с живыми человеческими подростками.

Которые, на самом деле, старше его.

И которые, как и Рэй, за свою короткую жизнь успели понести горькие потери, и принять непростые решения.

Лично я, как (откашливается) мать и психолог и педагог — верю в этих подростков. Где-то более взрослые, чем надо, где-то вопиюще ребячливые, отчаянно надеющиеся встретить такого взрослого, который поможет — и не доверяющие взрослым априори.

Чтобы не спойлерить, скажу только, что Рэй сумеет многое, и кое-что — только за счет виртуозного манипулирования своим невнятным статусом.

Например, когда ИскИн лифта отказывается ехать быстрее — "Это опасно, в лифте человек" — Рэй кричит — проверь статусы, в лифте нет людей, я андроид! — ИскИн удивляется, но вынужден подчиниться — и Рэй выползает, кашляя кровью от перегрузки — но Вовремя.

Что будет дальше?... Я лично буду ждать второго тома.

C нетерпением.