http://fantlab.ru/work21527

В художественных работах такого уровня оцениваются не сюжет или правдоподобность персонажей (не МТА, чай, писал), а изменения, приносимые в контекст самим фактом существования текста.

И в таком ракурсе видно, что «Оправдание» – текст не революционный, но корреляционный. В нем нет ни единого нового персонажа, ни свежего сюжетного хода, ни новой идеи, ни новой морали. Это плохо? Вовсе нет. Задачи не было такой.

А вот что есть – перекрестки, созданные «Оправданием» между дотоле как бы самостоятельными текстами, согласование и сопряжение. Даже, возможно, уяснение и четкость парадигмы, в которой сыгран текст. И значит, странные «похожести», гулкое эхо в, казалось бы, только еще становящуюся литературную традицию – не случайны.

Строго говоря, роман не фантастический. В «Казусе Кукоцкого» и то фантастики больше – как минимум на целого ясновидящего врача. Похоже? Похоже; вот спокойные в чистой совести советские люди, доверяющие своей правоте не меньше, чем христианин на римской арене — отворенной двери Христовой. Вот хрупкие прекрасные женщины, с которых самум событий безжалостно обдирает душу, оставляя их в нашем времени — заживо разлагающихся дементивных старух. Вот ограбленные чуть ли не «в час зачатья» дети, так и не уясняющие, по чему(кому?) же они всю жизнь тоскуют. Глухое недоумение репрессий, изматывающая работа войны, опустошенность вернувшихся. Эпоха, чоуш.

Однако, эпоха – не главный герой текста. И вот тут начинается самое интересное. Главный нерв — парадокс постсоветского умника, в чем-то рифмованный с парадоксом блатняка. Остановлюсь на последнем поподробнее. Парадокс блатняка – это постоянное противоречие между глухой, какой-то пренатальной тоской по чистой самоотверженной любви и циничным отвержением самого ее существования. Отсюда и вечный образ матери (как разрешенной аберрации); и многочисленные истории о женской подлости; и жуткое стремление всякого носителя этой культуры, столкнувшись со случаем реально-самоотверженной любви, пытаться ее уничтожить хоть и убившись об нее самому – либо докажу себе, что это опять обман, либо умру счастливым, всё в выигрыше…

Постсоветский умник со своими эмоциями справляется. Но в абсолютно аналогичный капкан попадает на телеологическом уровне. Вся, начиная с Венички и не кончая Тимом Скоренко, наша умная литература – это коллизия отчаянного поиска смысла одновременно с холодным анализом и развенчанием любых уже существующих осмысленных моделей мира. Интеллигентское «он врёт, он не знает, как надо!» звучит с той же интонацией, что и профанное «все бабы бляди!».

Текст Быкова шляется по смыслам, как шансонет – по лебедям; безнадежно, но не умея остановиться. Великий вопрос телеологии – «ЗАЧЕМ?» задан целой эпохе, и автор отбрасывает вероятные ответы один за другим. А потом так же отбрасывает и невероятные. Не встанет в дверях Гумилев с пробитым лбом, не выйдут из темноты чекисты Дзержинского, замученные принявшими их облик марсианами – но не выдавшие тайны Мавзолея. Ни Фоменко, ни Радзинский; ни бог, ни царь и ни герой – любой версии «Оправдание» равнодушно кидает в лицо «шлюха»… И попытка понять – остается немолчной, гормональной, нутряной жаждой. Неинтересно как, за что и почему, утомило кто виноват и что делать – но зачем, зачем?...

И вот эта борьба потребности и убеждения в ее неисполнимости – структурирует императивы текста; постсоветика принципиально не может иметь хэппи-энда (как фэнтези не может его НЕ иметь) – Из Малой Глуши, на самом-то деле, никто не выходит, какие бы слухи не ходили, и что бы вы не видели собственными глазами. Лично мне было интересно, как обыграет автор третье Чистое (кстати, решение показалось несколько натужным), но версии о том, что Рогов найдет какой-то вменяемый ответ – не было. Сам жанр утверждает, что вменяемых ответов – не бывает.

Что никак не мешает ему их мучительно искать.

Ну, какая эпоха, такой и Грааль.

Езжай же, Дмитрий Львович, и да хранит тебя Пречистая Дева.

Заготовка для биографии

Шарль де Костер родился 20 августа 1827 г. в Мюнхене. Его родители принадлежали к разным национальностям: отец его был уроженцем города Ипр (по другим источником — Льеж), а мать — валлонкой.

В 1831 году семья поселилась в Брюсселе. Отец, Августин де Костер, умер в Ипре, 25 июня 1834. Анн-Мари , его вдове, пришлось с помощью своей сестры воспитывать двоих детей — Шарля (которому на тот момент было около 7 лет) и Каролину, которая родилась 26 апреля 1831 года, вскоре после возвращения из Мюнхена. Чтобы свести концы с концами, мать и тетка Шарля работали и швеями на дому, и прачками, мечтая только о лучшем будущем для детей.

После окончания средней школы де Костер стал сотрудником "Сосьете женераль". В 1847 году он и несколько его друзей организовали литературный кружок "La Societe des Joyeux ", в котором де Костер впервые представил свой литературный труд (стихотворение-памфлет "Некоторые собаки") на суд хоть и избранной, но все же публики. Стихотворение это предваряло, в некотором роде, лекцию Совы — в нем были выведены буржуа (пудель), аристократия (борзая) и овчарка (военные).

В 1850 де Костер оставил работу в газете и поступил на юридический факультет Свободного Университета Брюсселя. Пять лет спустя покинул университет в качестве кандидата литературы (видимо, литературоведа) . В студенческие времена де Костер был членом литературного кружка Lothoclo. Де Костер работал во время студенчества и журналистом, и писателем. Он публиковался в "La Revue Nouvelle" (1851-1852),а также в журнале кружка Lothoclo, основанном в 1854 "La Revue Trimestrielle", и в Брюссельском еженедельнике анти-клерикальной направленности "Uylenspiegel".

В июне 1851 де Костер встретил подругу своей сестры — Элизу Спрюи (Spruit). Ей он посвятил, (не называя имен), "Силуэт любви", изданный в "Новом обзоре" 15 октября и 1 декабря 1851 года. Де Костер написал ей (между 1852 и 1858 годами), 433 письма. Элиза родилась 17 марта 1832. Дочь чиновника коммерческого суда , она принадлежала к обеспеченной семье адвокатов и судей. Между ней и Шарлем, человеком "без условий", социальный барьер был непроходим. Их отношения не имели абсолютно никакого будущего, их осудили и г-жа де Костер и окружение девушки. Однако, предрассудки эпохи не были единственным препятствием на пути их любви. Со временем Шарль понял, что Элиза понимает любовь по-своему, не покидая свой мир буржуазных конвенций и излишеств. Они прекратили свои отношения в 1858 году. Раймон Трауссон отмечает:

"Удивительно..., но приключения продолжались шесть лет. Элиза была выражением его мечты и исчезла постепенно, пока соперница — творческое письмо — все более вступала во владение своим любовником. ...Труд овладел Шарлем.... Он более никогда не видел Элизу. Он, похоже, не знал, что она умерла от туберкулеза 11 февраля 1869 в возрасте 37 лет. Если она читала Легенду об Уленшпигеле, признала ли она себя в образе Неле?..."

С 1858 года Де Костер был членом масонской ложи. Существует мнение, (статьи Пауля Делсемме и Раймона Трауссона), что фантастические образы, с которыми встретились Тиль и Неле при посещении шабаша, почерпнуты Де Костером из масонских мистерий и являются развертыванием тогдашних эзотерических представлений. Более того, Делсемме утверждает, что во время написания "Легенды об Уленшпигеле", после пробной публикации одной из глав "Как Уленшпигель был художником" Де Костер получал материальную помощь от "братьев". Существуют даже предположения, что почти все сцены "Легенды" являются метафорами различных масонских идей, но Пауль Делсемме довольно ехидно отвергает их одно за другим: "И, наконец, дружба Тиля и Ламме является идеальным выражением братской дружбы, которая практикуется в масонстве. Но вызывает тревогу то, что пара Тиль — Ламме обязательно ассоциируется в качестве эквивалента с парой Дон Кихот — Санчо Панса, а ведь Сервантес не был масоном!"

С 1860 году Де Костер работал в Государственном архиве, где он собирал материал, который впоследствии использовал для своей знаменитой работе "Легенда об Уленшпигеле". Только с 1864 он целиком посвятил себя искусству писателя. Значимым шагом в его творчестве стали "Фламандские легенды" (1857), написанные на архаичной форме французского языка, и "Сказки Брабанта" (1861), изданные на современном французском. "Фламандские легенды" были переведены на русский язык и изданы в издательстве "Наука". Считается, что эти рассказы, (не всегда приличные, но всегда поучительные), написанные с опорой на фольклорные материалы, явились подготовкой к более крупному и цельному произведению, которым стала "Легенда об Уленшпигеле" (1867). "Легенда" была написана на французском языке и, как отмечает голландский сайт, в нем содержится призыв, быть может неявный для иноязычного читателя, к братскому сосуществованию фламандцев и валлонов в единой Бельгии. Нетрудно вспомнить, как Уленшпигель рассказывает своему спутнику Ламме смешные и драматические истории про каждый город и каждую местность, в которых они оказываются, и рефреном этих рассказов неизменно оказывается, что всех этих людей объединяет одна страна и одна забота — внешний враг.

Де Костер надеялся на получение литературной премии за "Легенду об Уленшпигеле", которая могла бы разрешить его материальные проблемы, но не получил ее. Добросовестно воспроизведенный автором средневековый фламандский дух оскорбил обоняние литературных критиков Нового Времени. Отметим, что и в русском языке существует два варианта "Уленшпигеля". Изданная "Детгиз"-ом версия лишена сцен шабаша, свободной ночи в публичном доме, некоторых других выраженно раблезианских сцен. Тем не менее, как иллюстрация исторических событий и описание борьбы осознающей себя нации с множеством внешних и внутренних врагов, детская версия тоже значима. В каком возрасте вручать ребенку полного "Уленшпигеля", дело родителей.

В 1870 году Де Костер стал преподавателем, профессором литературы и истории в военном училище Эколь де Герр. Среди других его произведений — Цыгане (Les Bohmiens, 1868), психологический роман из современной жизни Свадебное путешествие (Le Voyage de noce, 1872), Женитьба Туле (Le Marriage de Toulet, написан в соавторстве и опубликован в 1879) и "Письма Элизе"( с интригующим подзаголовком "архивы будущего"). Посмертно была напечатана историческая драма "Стефания" (Stephanie). После безвременной кончины в 1879 Де Костера почти забыли. Прошло более, чем 30 лет, прежде чем его признали основателем франко-бельгийской литературы.

Сейчас "Легенда об Уленшпигеле" почти повсеместно воспринимается как шедевр мировой литературы. И тем интереснее проанализировать ее, как фантастический роман. Ведь наряду с абсолютно документальными, как казнь Эгмонта и Горна, событиями — мы видим массу разнообразных внеисторических сцен. Юную пару, отправляющуюся просить совета на шабаш, и разнообразные аллегорические фигуры на балу духов (интересно было бы проследить сходство этого бала — и булгаковского), и голоса, нашептывающие Уленшпигелю его путь.

Ну, может быть, автор просто взял и использовал тогдашнюю картину мира для пущей историчности? Нет. Классически-фольклорные, близкие к современному фэнтези мотивы в романе развенчиваются и предстают в образе гнусного, но неволшебно-человеческого зла — то волк-оборотень оказывается гнусным старым импотентом, то дьяволический любовник — облитым афродизиаками альфонсом. Волшебство есть. Но не все, что им кажется, таково. Не верь первому взгляду, вдумывайся... Уленшпигель не слишком доверяет и сводному хору духов Земли, пообещавшему свободу Фландрии за таинственный Пояс Семерых. Да и сами Семеро, мягко говоря, двулики.

Чтобы понять, о чем речь, следует обратиться к другому произведению де Костера — к «Фламандским легендам»

Среди них и сладкая, как ванильный пудинг, история про трех девиц, строивших церковь, и «господь пожелал с ними работать, но не есть и не пить, он, у кого в раю такие вкусные паштеты, такие сладкие фрукты, такое дивное вино в сапфировом фонтане»))).

И жуткая, холодная и пронизывающая, как лучшие образцы dark фэнтези, Легенда о сире Галевине.

И лукавая повесть о женской борьбе с мужским алкоголизмом (с личным участием Бахуса, инквизиторов, лучниц, графа и прочей массовки)

И, наконец, повесть о Сметсе Смее. В ней, как и положено народной легенде — всё в кучу — и небесная канцелярия, и правительство. Апостол Павел — недотёпа и зануда, а в раю кормят рисовыми пирогами, и жена просовывает мужу кусочек через щель в райском заборе. Да, конечно, магия есть! Да, есть и мистика — Иисус хорош и добр. Но всё чуть-чуть не так, как ПОЛОЖЕНО — дьявола можно и обмануть а то и отлупить, а Иисус с хохотом одобряет взбучку, заданную кузнецом врагам его народа. Вот это самое так-да не так, и в Уленшпигеле подмигивает нам из зеркала. Мир больше, чем мы о нем знаем. Мир куда интересней и живей, чем нас учат те, кто считает себя вправе учить.

Мне кажется, это вполне современная идея. И, стало быть, место «Уленшпигеля» и «Фламандских легенд» на полке фантастики — самое законное.

Источники:

http://www.vub.ac.be/vlaamsestudenteninbr...

http://www.servicedulivre.be/fiches/d/dec...

http://www.bon-a-tirer.com/volume39/pd.html

http://www.bon-a-tirer.com/volume37/rt.html

http://www.vialibri.net/