Знакомство с этим знаменитым романом, о котором я столько слышал с детства, стало сплошным разочарованием. «Дюна» представляет из себя нечто среднее между космическими операми Э. Гамильтона и марсианскими авантюрно-фехтовальными приключениями Э. Берроуза. Конечно, нельзя не отметить, что автор удачно внёс замысел психического, а не технического развития человеческого рода, элемент династической саги, религиозные мотивы, сделал упор на экзотический антураж, позаботился о прорисовке природы планеты. Это всё плюсы, как и присутствующие в тексте стихи, глоссарий, разъясняющие главы.

Однако, роман показался мне достаточно скучным. Думаю, не слишком ошибусь, если скажу, что добрых две трети текста уделяется описанию помещений, где находятся персонажи, обстановке этих помещений, скучнейшим диалогам о политике. И только оставшаяся треть объёма вмещает описания природы планеты, сражений, быта фрименов, философию, моменты ключевых событий. Сюжет и персонажи не заинтересовали – слишком прямолинейно и предсказуемо в общих чертах: всё сведено к нудному и нелогичному расписыванию мысли о традиционной для исламского Востока неизменности линии жизни. Более того, сама по себе история ясновидящего наркомана, любыми средствами рвущегося к власти, и на определённом этапе осознавшего в себе Зло, оказалась не слишком привлекательна для меня в плане идеи произведения. Часть цитат (которые иногда вызывают уважение глубиной мысли) перед главами, приписываемых персонажам романа, оказались подозрительно похожими на высказывания известных политиков, философов и полководцев от античности до нового времени, слегка искажённые автором и переводчиком.

Другой неприятной чертой, окончательно в моих глазах погубившей роман, стала очень халтурная детализация обстановки и событий, доходящая порой до глупейших противоречий. Именно «несерьёзность» реальности Дюны помешала мне принять философские, социальные и политические выкладки автора. Если замок построен на песке, то какой смысл в его красоте? Наткнувшись на недоработки в деталях, я перестал «доверять» автору в целом. Ни о какой достоверности в романе и речи быть не может, т.к. ради фантазии пришлось пренебречь самыми очевидными фактами. Чтобы не быть голословным, приведу только несколько ярких примеров.

Своеобразное произведение — да. А вот шедевр ли?

Шедевр, как мне кажется, не должен путаться в собственных подтяжках.

Не смог читать.

Еле переполз пролог и намертво застрял в первой части. Такое же яркое ощущение отчаяния и непонимания припомнил у себя только от учебников по высшей математике: я твёрдо знал, что за буквами и цифрами есть смысл, но совсем не мог его распознать.

Очень тяжело и скучно написано! Едва углубился в книгу, как показалось, что я уже пропустил 2-3 тома истории — автор что-то сам себе рассказывает, идёт какое-то бессвязное действие, персонажи говорят что-то неясное о чём-то непонятном... а я стою, как идиот, на обочине и думаю «Что это, Пух?».

Р. Бэккер возможно и придумал интереснейший, самобытный мир, но абсолютно не смог мне его показать. Я совершенно не понял почему автор рассказывает именно о этих персонажах и почему именно эти события столь важны, я не уловил преемственности сцен — они идут настолько фрагментарно и непоследовательно, что кажутся несвязанными. Я не осознал до конца мотивов и не понял характеров персонажей — автор практически не уделил этому внимания, а мне, в свою очередь, было абсолютно нелюбопытно читать о них. Я не смог справиться с массой непроизносимых названий и имён, словно позаимствованных у тихоокеанских людоедов. Я не заинтересовался мироустройством, историей и политикой этого мира, т.к. автор не удосужился до начала повествования хотя бы в общих чертах посвятить меня в какие-либо значимые подробности, имеющие отношение к сюжету. Я не получил даже намёков кто такие Нелюди и шранки (шранк — по-немецки означает «шкаф» и это всё, что я могу сказать по поводу данного слова с ходу, видимо человечество в романе терроризируют ожившие шкафы), хотя они уже появились по ходу действия. Примечание в конце книги практически не даёт информации: три страницы названий вперемешку с именами, и несколько страниц с названиями десятков языков, на которых кто-то говорит. К чему это приложить и, главное, как?

Всё перечисленное вкупе с угнетающей толщиной книги напрочь убило желание читать. Просто неинтересно.

«На белом свете есть одна

Весьма чудесная страна,

И не солгу, ей-богу,

Что сам туда бы побежал,

Когда бы знал дорогу.

Страну Шларафией зовут.

Одни лентяи там живут!»

Эти строчки смело можно сделать эпиграфом к книге. Боюсь, страну Ехо уже давно придумал один немецкий сказочник. Только называлась она иначе — Шларафия.

Прочитал по рекомендации сайта. С огромным трудом. Причин восхищения не понял.

История лентяя-обывателя, попавшего в мир, идеально соответствующий его натуре: обильная еда-питье, необременительная работа, трудности возникают, только когда их хочется, кругом друзья, за любое телодвижение хвалят. Юмор на уровне пьяных студентов филфака — хмыкнуть и забыть. Ни философии, ни развития личности, ни даже стремлений к чему-то конкретному я для себя в книге не нашёл. Детективная составляющая близка к нулю. Мир не прописан, персонажи отображены очень поверхностно, повествование безнадёжно затянуто — словно петля на шее самоубийцы. Автор постоянно употребляет массу цветистых слов, за которыми скрывается пустота.

То, что высмеивала русская литература (да и не только она) испокон веков — пустопорожняя болтовня, самолюбование, обжорство, дурь, бахвальство, праздность — стало в историях про Макса Фрая гордостью и красой современного Митрофанушки, которого нынешнее общество радостно подняло вместо флага. Приехали... Поели — пора и поспать, поспали — пора и поесть?

Вся подборка рассказов совершенно не понравилась и вызвала только недоумение. Это не текст — это гимн в прозе, посвящённый ежеминутному удовлетворению простейших потребностей...

Отмечу лишь уникальность жанра — были всякие фэнтези: героические, э(пи)пические, сказочные, городские, научные и даже тёмные. Но автору «Чужака» случилось создать совершенно новый жанр — булимическое фэнтези.

Первый раз увидел фильмы «про Чужого» в 10 лет, кажется. И пропал…

Страшно оказалось не на шутку, но вместе с тем и интересно необычайно. Тут было все, что можно требовать от фантастического фильма: лихой сюжет, внеземные тайны, нелегкая работа космонавтов, бои с чудовищами. Фильм страшно (опять это слово!) понравился, полностью перевернув мое представление о контакте, сформировавшееся под влиянием детских книг Булычева.

Позднее фильм заинтересовал меня уже как биолога. Интерес был настолько велик, что книги из серии «Бестселлеры Голливуда» были куплены (на тощие сбережения школьника) мгновенно, едва попались на глаза. Прошло уже столько лет и столько прочитано книг, а вторая такая же, столь замечательно продемонстрированная, фантастическая идея от биологии как-то не встретилась, словно «свернул я с пути, с тех пор все тянутся передо мной глухие, окольные тропы».

Что же есть такого-эдакого в Чужих?

Прежде всего, меня поразила сложностью и какой-то фантастической эффективностью биология инопланетного монстра. Обычно в «ужастиках» фантазия автора работает либо в сторону гигантизма (годзиллы, кинг-конги, гигантские змеи, пауки и т.п.), либо в сторону стандартных человеческих страхов-архетипов, помноженных на недостаток информации (кровь фонтаном, зубы, слизь, потроха, что-то шарит щупальцами в темноте и т.д.). В результате читать о каких-нибудь крысах-великанах или тестообразном «нечто» конечно страшно, но редко интересно, тем более сюжеты ужастиков разнообразием не отличаются, придавая монстру ряд характерных черт.

Так вот, «Чужой», несмотря на соединение плохих и хороших жанровых черт, привлек меня подачей биологической информации и самим качеством этой информации. Смена жизненных стадий чудовища продумана изумительно. Примерами для подражания, очевидно, послужили паразитические насекомые, чьи личинки развиваются в телах жертв. Автор идеи пошел дальше простого копирования, разбив жизненный цикл Чужого на стадию личинкообразного паразита, внедряющего яйцо в тело хозяина, и взрослого хищника, агрессивно атакующего враждебные виды. Появление во второй части книги (и фильма) «королевы», являющейся «мозговым центром» и производительницей потомства, довело схему развития до логического конца. Три заимствованные из биологии идеи (паразитизм, социальность, агрессивность хищника-убийцы) органично слились в концепцию космического тотального захватчика, живущего покорением ареалов других видов, в том числе, разумных.

Есть претензии и к саге в целом. Не нужно было так тянуть кота за хвост – данная история хороша своей логической емкостью и лаконичностью. Первая и вторая части расцениваются мной как законченное целое, третью считаю неудачной попыткой повторения первой части, а фильмы «Чужой: Воскрешение» и «Чужой против Хищника» рассматриваю как комедии с черным юмором. Литературное продолжение С. Перри читать вообще не тянет, т.к. на мой взгляд, оно слишком близко к творческой спекуляции, а передергивание идеи на новый лад не дает ничего хорошего.

Остается сказать, что книга без фильма (если бы так сложилось) была бы гораздо более тусклой вещью. Отзыв в равной мере относится к тому и другому. Новеллизация А. Фостера (отечественных версий я не читал) не блещет литературными изысками, но выполнена весьма добротно, внося во впечатления о фильме определенную лепту. Например, просматривая первую часть фильма, я никак не мог взять в толк что же такое делает робот, пытаясь убить Рипли. Лишь в тексте обнаружилась расшифровка. К сожалению, не вошли в фильм интерпретации некоторых сцен (иногда – сами сцены): «законсервированные» Чужим Брет и Даллас, телепатические сообщения Чужих и логика их действий в боях против десантников, воспоминания спасенной девочки о захвате человеческой колонии, психологические портреты членов экипажа «Ностромо» и т.д., неплохо переданные в тексте.

Ставлю книгам безбожно завышенные оценки. Любовь к фантастике тоже бывает зла.

Попробую-ка я написать отзыв к данному циклу. Книги о Лотаре, как мне кажется, недаром вызывают столь противоречивые отклики. Есть в них (книгах) и хорошее, и плохое. Басов довольно крепко держит свою манеру романтической серьёзности и даёт простор для воображения читателя. Это и привлекает. Более поздние его романы тяжеловесны лишними рассуждениями и не совсем комфортны для чтения. «Лотар» — самый интересный, успешный, на мой взгляд, из циклов автора. Разберём?

Буду, в основном, спорить с уже озвученным здесь в отзывах, но и замысел цикла тоже попытаюсь раскрыть.

Прежде всего, следует отметить, что романы явно рассчитаны на подростка-мальчика. Замысел истории и вообще обстановка вряд ли смогут сильно увлечь женщину любого возраста (кроме, разве что завзятой старушки-критика) — из статистики видно, что мужчины поставили в 10 раз больше оценок циклу, чем женщины. Более того, по гендерному рейтингу Фантлаба Н. Басов является одним из самых «мужских» авторов. Т.е. если вы дама, то лучше сразу (с вероятностью 90%) пройти по коридору дальше, первая дверь направо с надписью «В. Камша». Для взрослого читателя с широким кругозором «Лотар» тоже будет малоинтересен просто из-за наличия более глубоких и красивых аналогичных проектов у самых разных авторов. Зато в качестве целевой подростковой литературы книги Н. Басова смотрятся достаточно выгодно.

Мне кажется, в данном случае не стоит жаловаться на то, что автор, мол, плох, глуп и т.п. — нужно уметь определять для себя характер произведения, попавшего в руки. И в оценке отталкиваться от этого критерия. Например, многие классические «детские» сказки губит именно непонимание автором подросткового или детского восприятия истории — в результате произведение полно лишних деталей, переусложнено и скучно для начинающего читателя. Для детей вполне можно писать проще, если это необходимо и уместно. На мой взгляд, Н. Басов (вольно или невольно — кто знает?) свой «дебют» уместил в рамках юношеской рыцарской саги с огромной долей фэнтези. Часть авторских посылок читателю можно расшифровать только анализируя поступки героев, а не общую логику событий. По отдельным параметрам, допустим, «Чёрная стрела» Стивенсона не будет слишком отличаться от «Лотара» — и персонажи чем-то похожи, если отбросить фантастику.

Если же взять язык, то, конечно, перед нами не Чехов, и не Грин. Аккуратность текста оставляет желать лучшего, а порой автор ухитряется дописаться до настоящих словесных парадоксов, над которыми можно похихикать, но такие вещи встречаются практически у всех — недоработка редактора. Язык романов довольно прост — без куртуазности, без лёгких и красивых фраз. Можно ли это назвать несомненным минусом? Мне кажется, нет, если не заостряться именно на языке. Что касается современных слов и вообще наполнения речи персонажей, то почему-то с ходу припоминается пример фэнтезийной саги Сапковского о ведьмаке Геральте. Там можно наблюдать всё то же самое (хотя, надо отметить, — у Сапковского это дело с гораздо большим мастерством вписано в текст). И ничего – никто не возмущается… Далее, странно, что никто из «злых» критиков не обратил внимания — действие цикла разворачивается не на Земле и прямо не связано с нашей историей. Более того, эпоха не вполне соответствует Средневековью, т.к. описываемый уровень развития человечества (наёмные армии, обширная торговля, города-республики, глобальные географические знания) и технические достижения (дирижабли, аналог пороха) позволяют предположить, что мир Басова больше похож на эпоху Возрождения. Опять же не будем забывать о Сухмете — маг постоянно и целенаправленно «натаскивает» Лотара в самых разнообразных областях знаний. Почему бы при всём этом автору не использовать современные или наукообразные слова? Что мешает?

О сюжете. Да, простая героика. Да, простые истории о том, в какой последовательности и что именно делают персонажи. Где-то боевик, а где-то почти чистый детектив, а иногда попадаются совсем буссенаровские приключения. Лотар плавно продвигается в противостоянии со Злом от безвестного «новичка» до уважаемого «полевого командира». Зло строит козни, пыжится, но повергается самым героическим образом. Многие читатели сразу начинают жаловаться — банальщина, конина. Э, нет — не нужно делать поспешных выводов. К «конине» я бы безусловно отнёс большинство книг про Трола: моральный выбор Лотара уже не довлеет над Тролом и его история становится рядовой эпопеей «могучего воина». Цикл о Лотаре всё же глубже. Героический фон истории хоть и выступает на первый план, но заметно разбавлен линией нравственного становления (пусть даже не слишком подробной) и философией. Кроме того, социальный статус и житейский опыт Лотара от романа к роману заметно изменяются — он был и молодым глупеньким «варягом», и опытным странником-наёмником, и «мэром» собственного города, и магистром воинского ордена. История Лотара по внутреннему содержанию несколько ближе к «Ведьмаку» Сапковского, чем к многочисленным конанам и волкоудавам, где герой внутренне не меняется от начала и до конца. Герой Басова не валандается по городам и весям, демонстрируя благородство натуры и раздавая люли недругам — он пытается определить своё место в жизни, понять свой «дар» и найти Предназначение. Путь Лотара лежит именно через осознание своего долга перед людьми, а не через абстрактное 100% желание нести добро. И хотя судьба героя-оборотня оказалось судьбой банального «борца со злом», но Лотар выбрал её по собственному жребию, не оглядываясь на приказы, всякие «заветы рода» или «...а у нас в Киммерии...». Это, прежде всего, история о выборе человека и понимании морали. Во вторую очередь – о личной ответственности за свои возможности. И только после этого – боевик с рубиловом и мочиловом.

Классическая компоновка сюжета в принципе сыграла на руку — почти говардовская завязка продолжается приключениями в духе средневекового коммандос и оканчивается пафосной битвой-квестом, опять же вполне в стиле Говарда. Как отголосок 80-ых, в текстах витает восточная «философия воина». Цикл, несмотря на объём, читается практически за раз (если вам повезло, конечно), не оставляя ощущения незавершённости, обычно свойственного сериалам. Последний рассказ намекает на продолжение, но если бы «Трола» никогда бы не было, то «Выкуп» вполне оригинально венчал бы цикл, подводя итог, завершая истории отдельных персонажей и внушая читателю оптимизм. Словом, история смотрится достаточно монолитно, без ощутимых «провисаний» и отступлений.

Миру, в котором идёт действие, уделено мало внимания. Автор редко углубляется в географию или подробно рассказывает о пейзаже (исключения встречаются, главным образом, в начале цикла), лишь иногда намекая на полное соответствие с земной природой. Некоторые оговорки персонажей как из «Лотара», так и из «Трола» позволяют предположить, что мы видим альтернативное прошлое, где допустимо волшебство и прочие фэнтезийные штуки.

Точно так же как мироустройство, слабо подсвечена обстановка событий. Вводная, первичная информация о месте действия и общем положении вещей дополняется очень редко — автор целиком рассчитывает на воображение читателя.

В противовес декорациям много места оставлено за диалогами персонажей и сознанием самого героя. Несмотря на то, что формально автор подает действие в 3 лице, история цикла (кроме рассказа «Выкуп») исходит от самого Лотара. Подход скучноватый, не слишком удачный, но необходимый. Без него автору было бы слишком трудно раскрыть такого героя перед читателем. Ради этого и были принесены в жертву обстановка, реализм, амуры. Т.е. «Лотара» никак нельзя полностью оценивать по антуражу и событиям. Те, кто это сделал, посмотрели лишь на оформление сцены театра, так и не увидев самого спектакля.

Собственно, цикл и читается ради главного героя. Автор недаром постоянно выделяет его не как «цепного пса» Добра, а в качестве миротворца или «противоядия» Злу. Несмотря на то, что Лотар обычно выступает в роли Добра-с-кулаками, его победы над демонами определяются жизненным кредо, а не силой оружия. Это подчёркнуто многократно! Перед каждой схваткой он ведёт с противником отнюдь не пустой разговор, оценивая и обвиняя своего оппонента с точки зрения морали. Фехтовальный поединок совершается практически как приговор, где убивает не охотник на демонов, а суровые правила воинского кодекса: подлец не может победить честно. Его ждёт только гибель.

И здесь Басов, как мне кажется, без преувеличения великолепен! Мало кто из авторов так показал этот тонкий момент. Как же не вспомнить: «Не меч делает самурая самураем».

Однако автор не забывает и о прагматизме, что в фэнтези вообще редкость. Лотар постоянно тренируется. Постоянно! И не просто тупо разучивает приёмы боя с холодным оружием, обкатывая их до идеала, но ведёт почти научную работу, экспериментируя, изобретая новые движения, приёмы, стойки. Он тщательно обдумывает проведённые поединки и целенаправленно ищет наиболее эффективные способы сражения со своими необычными противниками. Герой на глазах читателя создаёт фехтовальную школу – это очень увлекательный момент. Я почти не знаю аналогичных фигур в фэнтези. Как правило, среднестатистический матёрый рубака либо всё умеет с пелёнок, либо учёба для него осталась где-то там, далеко, а он теперь взрослый, опытный, ага, воин, озабоченный такими почётными занятиями как пьянство, обжираловка, томное почивание на лаврах или бродяжничество. Тренируются подобные герои с неохотой, редко, словно стыдясь. Чаще всего вообще этого не делают. И это бойцы, Мастера меча? По-моему, в лучшем случае – подмастерья. Может, конечно, показаться излишней такая зацикленность на описании учебных упражнений. Тем не менее, в свете постоянных усилий по развитию искусства владения холодным оружием, фантастическая эффективность и неуязвимость главного героя в качестве фехтовальщика не смотрится фарсом или произволом автора. Лотар побеждает, потому что умеет это делать, а умеет, поскольку знает и может, а может, так как хочет и учится. И никакой искусственной неубиваемости а-ля Конан.

Здесь есть интересный педагогический нюанс. Лотар учится САМ. Он не служил в «эскадронах смерти»; не накуривался зелий или не общался с духами по методикам «ускоренного курса бойца», к которым всегда любили прибегать авторы от Бэрроуза до Зыкова; не впитывал военную науку с пелёнок под надзором «мудрого» наставника. Он сам желает стать Мастером фехтования и учит других. Это здорово отличается от общепринятой военной системы Запада: не можешь – научим, не хочешь – заставим. Так автор даёт понять, что человек в любом деле способен стать профессионалом, элитой только по собственному желанию учиться и думать самому. Без личной инициативы такого результата не добиться и любая учёба, пусть даже у «самых лучших» пойдёт не впрок. Безусловно, Лотар получил сверхспособности не сам, однако также очевидно, что колдовство Гханаши дало ему лишь базу, выше которой герой вырос уже самостоятельно.

Далее о фехтовании — лирика. Книги Басова о Лотаре особенно нравятся мне тонкой прорисовкой поединков — такой лёгкости, правдоподобия и целостности боя мне не приходилось встречать ни у одного писателя-фантаста. Обычно пишут что-то маловразумительное типа «…он окружил себя стеной стали, убивая врагов одного за другим…» или начинают грузить читателя зверской терминологией, почерпнутой из учебника по спортивному фехтованию XIX века, не заморочиваясь тем, что рапирная или сабельная школа совершенно не подходят для владения архаичным мечом. Басов же смог прекрасно описать ощущения героя от поединка – без ненужных подробностей, простыми словами, но чётко и вместе с тем очень зрелищно. Его боевые сцены приятно читать, они красивы, плотно сопряжены с действиями и мировоззрением персонажей. Осмелюсь сказать больше: привязка событий цикла к фехтованию оказалась такой прочной, что именно диалоги перед боем и моменты схваток оказались наиболее значительными идейными зеркалами истории о Лотаре. Вместе со спецификой героя это позволяет, как мне кажется, выделить подобные книги в особый раздел «фехтовального боевика».

Магия занимает у Басова особую нишу. Маг – скорее мировоззрение, чем профессия. Автор не старается придать волшебным чарам чудовищную мощь и размах, как делают например, Перумов или Пехов. Маги Басова заняты перестройкой мира в соответствии с определёнными нуждами при помощи своих возможностей. Кто-то желает купаться в золоте, кто-то хочет изучать физические свойства пространства, есть любители генетических экспериментов или власти в чистом виде. Самые могущественные артефакты служат для получения магической энергии, материальных благ или исследований – это в первую очередь приборы. Для войны, как Добро, так и Зло, используют их лишь в качестве крайней меры. Маги собирают энергию, исследуют природу, накапливают информацию – но в драки вступают вынуждено. Боевая магия – узкий раздел в талмудах здешних мудрецов. Волшебство в романах о Лотаре отражает лишь сложность мира, процессов происходящих в нём и в некоторой степени науку. Колдуны настолько заняты своими неведомыми проблемами, что размениваются лишь на создание предметов с волшебными свойствами, которые могут быть использованы другим человеком или существом. Некоторые читатели напрасно недоумевают «А чего он с помощью такого крутого артефакта просто не завяжет всех в узелок?» — магические артефакты в этом мире служат скорее для исследования, чем для боя — гвозди микроскопом не забивают. Здесь автор практически стоит на позиции классической научной фантастики, которая любит постулировать принцип «Любое средство можно обернуть во зло или на благо». Цикл «Трол» в этом отношении хуже, автор свёл роль колдунов исключительно к двум вариантам: злодейский злодей и добрый волшебник, защищающий воинов от магических нападок противников. Это, само собой, сказалось в худшую сторону на типизации персонажей.

Из всех героев цикла внимания заслуживают лишь центральные: Лотар и Сухмет.

Лотар, как характер, интересен уравновешенностью, целеустремлённостью и харизмой. Это типичный лидер, чей авторитет основан на опыте и уважении. Однако, одиночную игру он предпочитает командной, всеми силами стараясь избавится от ответственности за соратников. Где-то это выглядит уместно, где-то – нет. Первоначально автор так и прописывал самодостаточную двойку Лотар-Сухмет, но дальнейшее развитие сюжета потребовало увеличения количества второстепенных персонажей, что и привело к возникновению у Лотара очень неприятной черты – непогрешимости. Возникла она, вероятно, из слияния флегматичности и абсолютного авторитета. В какую бы ситуацию ни попали герои, кто бы ни высказывал свои соображения, но Лотар всегда оказывается прав. Это не бросается в глаза и вообще смотрится в разрезе специфики книг нормально, однако в конце концов начинает чуточку раздражать. Более того, непогрешимость Лотара наследуют другие центральные фигуры иных произведений Басова: Трол из цикла-продолжения и Ростислав Гринёв из «Мира Вечного Полдня». А вот здесь уверенное спокойствие опытного Лотара уже отрицательно сказывается на героях, создавая им ауру молодых самоуверенных всезнаек, любое возражение (верное или неверное) против которых обречено на осмеяние и опровержение. Такая модель отношений между персонажами очень искусственна и я считаю её авторским промахом – характер нового героя не должен слепо копироваться.

Сухмет выполняет роль консультанта по неизвестным вопросам и помощника Лотара. Эта фигура более яркая внешне – мудрый, добрый, сентиментальный старик с повадками то ли средневекового шута, то ли юмориста Петросяна. Хотя на деле этот ходячий компактный справочник с широким ассортиментом функций (от философии и медицины до стратегии и боевой магии) с успехом заменяет сразу несколько типичных персонажей-спутников главного героя. Сухмет, как личность, интересен, на мой взгляд, лишь своим философским восприятием событий и хитроватыми фокусами, которые он иногда выкидывает, внося разнообразие в поведение подобных фэнтезийных типажей.

Вижу ещё два момента, которые стоит отметить: секс и деньги. Что касается секса, то его нет. Замысел произведения не требует постельных сцен – действие спокойно развивается без них. Не будем забывать и о целевой аудитории книг, вспомним детство: пока мальчики играют в войну, девочки их не интересуют. Что касается меня, то я и сейчас не против поиграть, снова взяв в руки романы про охотника на демонов. С деньгами же не так просто. Автор упорно заставляет героя каждый раз требовать вознаграждения за доброе дело. Лотар под конец уже и сам не понимает зачем ему деньги, но Сухмет, защищая какие-то соображения автора, настаивает. Мне сложно сказать в чём тут секрет. Практических и этических доводов можно привести несколько, хотя по идее Лотару следует быть бескорыстным. И всё же превалирует мысль, что любой труд нужно оценивать и оплачивать в той или иной форме. Не знаю насколько я верно интерпретировал авторский посыл, но очень близкие мысли проскакивают в сообщениях и статьях Н. Басова.

Итог: «Лотар» относится к тем ранним попыткам русскоязычных авторов писать, подражая зарубежному жанру «меча и магии», которые плохо скроены, да крепко сшиты. Не было в начале 90-ых торных, хорошо накатанных дорог отечественного фэнтези — работали кто как может. Нельзя сказать, что получалось очень здОрово, но своеобразно — это точно. Один «Путь меча» Олди чего стоит!

Смертельно серьёзный, героический и одновременно наивно-романтический цикл. Схожие по тону произведения, как мне кажется, получаются у Э. Раткевич и С. Садова. Истоки, вероятно, следует искать в детских повестях Л. Кассиля и А. Гайдара. Замысел не нов, но всё же образ «рыцаря без страха и упрёка», далеко не идеально обыгранный Н. Басовым в фэнтезийных декорациях, не лишён некоторых достоинств. Лотар на заключительном этапе жизни – совершенный человек, идеальный воин, практически ангел-мститель. Ради этого образа автор частично отказался от реалистичности, натурализма, а от любовной части приключений — практически полностью. Тем не менее, мессианство центрального персонажа саги в такой оболочке выглядит уместно, позволяя избежать обычной для фэнтези ультра-героической искусственности. Кроме того, произведение очень патриотичное, мужское, мужественное – на честность, товарищество, благородство, верность долгу автор не поскупился. В романах нет сюсюканья, панибратства, фальшивого лоска, разнообразных надуманных красивостей или истеричных политических воплей, часто безнадёжно портящих подобные книги.

Словом, даже с учётом простоты центральной идеи и неглубокой проработанности мира, заметно ослабляющих цикл, «Лотар» — одна из немногих отечественных фэнтези, которую можно без опаски дать в руки подрастающему мальчику. Гораздо хуже получилось продолжение – цикл «Трол». Его книги ориентированны на достаточно взрослого читателя, знакомого с манерой автора делать текст; действие-боевик неудачно дополнено вязкими нравоучительно-философскими отступлениями; а сюжет в общих чертах повторяет «Лотара». Вторичность и отсутствие самобытных персонажей на пару с банальностью фантастического мира и необоснованной на первый взгляд героикой напрочь губят «Трола» среди тех, кто взялся за него без прочтения «Лотара». Отдельные интересные моменты (например, черви-паразиты) положения не исправляют.

Напоследок не удержусь от шпильки в адрес «отрицательных» критиков цикла, отзывы которых получили такое одобрение общественности.

Логика и писательское мастерство автора действительно не отличается гладкостью, но в чём нельзя отказать Н. Басову, так это в последовательности. В произведениях ДЕТАЛЬНО объяснено и рассказано почему демоны предпочитали поединок с оружием колдовству, и почему с помощью «офигено крутого» Посоха Гурама нельзя было раскатывать врагов в лепёшку, и почему нельзя было сразу выбраться из сети в жилище птицы Сроф, и когда именно Сухмет с Лотаром пришли в Пастарину. Персонажи романов не забывают спать, есть, пить, болеют от ран и даже (невероятно, но факт!) успевают шутить и ходят по нужде.

Просто текст нужно читать полностью. Или, когда «не моё», не читать вообще.

Очень бы хотелось поставить книге высокую оценку, но не получается.

Конечно, здорово, что есть у нас свои самобытные авторы, пишущие фэнтези национального направления, со стихами, с погружением в историю народов, с углублением в традиции, своим собственным неплохим языком — здесь у Семёновой всё отлично. Однако, огромным минусом, портящим весь роман, для меня оказались странные мотивы героев.

Сюжет, после убийства Людоеда, наполнен действием с целью показать, главным образом, боевые качества Волкодава. Лучезар положил столько людей и затратил столько усилий только для того, чтобы расстроить брак своей родственницы (пусть немного не выгодный для Лучезара, но и ничем не мешающий ему)? Нет вообще никакой видимой связи между Жадобой, слугами Мараны и Лучезаром. Часть противников Волкодава (как правило, зверски им убитых и покалеченных) не сделала ничего плохого за обозримый период — Плишка и Канаон, например, заслужили смерть только за своё возможное «тёмное» прошлое и исполнение приказов старшего. Все мужчины стройно делятся на тех, кто грабит, убивает и насилует по своей воле и тех, кто подчиняется женщинам (или законам матриархата) и грабит, и убивает с их разрешения. Через весь роман проходит какая-то отчётливая фобия изнасилования, здорово действующая на нервы. «Выпячены» те традиции и обычаи народов древности, которые вызывают симпатию. Присутствуют несколько мелких ляпов типа «душистые листья земляники» (автору чаще надо бывать в лесу). Сила и боевые качества противников Волкодава для демонстрации его «крутости» возрастают в геометрической прогрессии от врага к врагу. Все завязанные побочные нити сюжета необъяснимо обрываются, например, старец с охранниками, пытавшийся нанять Волкодава, так и сгинул. И т.п.

В этом романе, по-моему, у автора только одна несомненная (и выдающаяся!) заслуга. Мария Семёнова одна из первых среди российских фэнтезистов сумела рассказать, что нравственность и «рыцарская» честь (которые обычно тесно связанны с христианскими ценностями) могут опираться на совершенно другую культурную основу. Волкодав неусыпно чтит законы рода, он свято в них верит. Жизнь (история романа) на деле подтверждает его правоту.

Однако и здесь без «ложки дёгтя» не обошлось. Автор ограждает своего главного персонажа от серьезных внутренних конфликтов. Всё, что может вызвать противоречия между долгом и заветами предков, между совестью и интересами дела, между дружескими привязанностями и моралью или требует элементарного решения, или просто обходится стороной. Иными словами, трудности, с которыми сталкивается Волкодав, не нарушают его внутренних установок, сложившихся раз и навсегда. Для меня это делает главного героя малоинтересным в личностном плане – он просто не развивается, не живет. Наблюдать за чередой кровавых дел преданного пса с выгоревшей душой, совершённых во имя спокойствия хозяйки, мне скучно. Главный же недостаток романа, по-моему, состоит в том, что сюжет (приключалово) и идея (историчность, языческий кодекс морали) произведения находятся в разных плоскостях, почти не пересекаясь друг с другом.

Жаль, что хорошее начинание потонуло в большом количестве недоработок, дурацком сюжете и прямо-таки лютой жестокости автора. Ставить же высокую оценку только за то, что Конан-варвар поменял место прописки с Киммерии на род Серых псов и стал путешествовать на фоне славянских берёзок вместо равнин Аквитании, желания не возникает: в книге слишком ярко (несмотря на обращение к родовым традициям) выделяется характерная черта всей конины — бездумное стремление к приключениям на пустом месте. Хотя, следует честно сказать, что на Конана Волкодав походит лишь внешне (немногословный, одинокий воин, последний из своего племени, причиняющий всем окружающим «добро»). Гораздо больше внутреннего сходства, на мой взгляд, можно отметить между Волкодавом и другим киношным персонажем — Робокопом. Волкодав служит людям (женщинам), Волкодав защищает мирное население, Волкодав молится своим богам. Похоже? Кроме того (в пику фанатам Семёновой), первым и уникальным славянским фэнтези я бы «Волкодава» не назвал — существуют и другие произведения этой темы, вышедшие раньше. Допустим, сказка в стихах «Это было на Почай-реке» Максимова, опубликованная в 1982 году, понравилась мне во всех отношениях куда больше.

Вместе с тем, книгу нельзя судить слишком строго — она была одной из первых ласточек так называемого «славянского фэнтези», значительно повлияла на русскоязычную фантастику в этом жанре и добилась высочайшей популярности. Для своего времени «Волкодав» оказался выдающимся, оригинальным произведением, оставившим яркий след в истории отечественной фантастики.

«Знаковый» цикл очередного «мастера фэнтези» на поверку оказался набором слабеньких, почти безыдейных историй, кое-как скрепленных перекрестными отсылками.

Знаменитый антураж «Умирающей Земли», о котором столько сказано критиками и который так превозносится поклонниками, почему-то сводится лишь к упоминанию «гаснущего солнца, красного как гранат» и бессодержательных описаний упадка старой технической цивилизации Земли, т.е. нас сегодняшних. Автор сообщает, что прошло 5000 лет или около того. Это потрясающе: смотришь сейчас на изображения египетских пирамид или на развалины Мохенджо-Даро и не ощущаешь никакой атмосферы упадка — мы уже давно не принадлежим к этим исчезнувшим цивилизациям и совершенно не ощущаем утраты прежних технологий, ремёсел, культуры. Связи просто нет. Как её сквозь такую уйму времени ухитряются чувствовать персонажи Вэнса, мир которых всегда выглядел таким, — большая тайна психологии. Видимо, всем этим Мазарианам и Юлан Дорам тоже по 5000 лет и они ещё застали технологический уклад. Вот и ностальгируют.

Короче, Земля умирает-умирает и не может умереть. Это всех безмерно печалит, хотя ни в чём особенном не выражается: зимой, как и прежде, падает снег, летом — зелень, ночью темно, днём светло, пустыни не появились, океаны не исчезли. В природе всё как сейчас (не считая появления аморфных чудовищ и мутантов), только с прибавкой «умирающее». Иными словами, просто красивое заглавие.

На мой взгляд, дедушка Берроуз с его древним Барсумом по части описаний приключений на фоне упадка марсианской культуры и остывания самой планеты, уделывает Вэнса вовсю. А разницы между их книгами более 30 лет. Тут нужно говорить не о флёре «угасания цивилизации», а о банальных недостатках мастерства начинающего автора, который писал, коротая время между вахтами флотской службы. Не исключено, что под впечатлением книг Берроуза. Во всяком случае, в летающих экипажах и заброшенных городах, населённых деградировавшими племенами, берроузовский Марс угадывается довольно чётко.

Сюжет всех рассказов цикла выполнен как под копирку — ушлый молодец куда-то едет, встречая по дороге, как Иванушка-дурачок, разных кощеев и леших. Естественно ему попадается красотка в затруднительном положении, которая далее трепетно и целомудренно жмётся к своему спасителю, приговаривая «Ваня, я ваша навеки». Иногда герой выпутывается из приключений с прибытком, а иногда его без особого пиетета приканчивают, несмотря на острую шпагу и показную браваду. И всё — конец. После сказок Пушкина или «античных» рассказов Александра Кондратьева, написанных даже в мелочах действительно полнокровно и красиво, это, мягко говоря, не вставляет.

Сюжетные ходы или отдельные примечательные сцены? Ничего для себя не выделил. На весь цикл есть несколько примечательных моментов (моментов, а не сцен!), но этого мало. В целом же абсолютно среднестатистический для 30-60-ых годов набор: общение с дикарями; сражения со свихнувшимися учёными/волшебниками; обладание предметами, защищающими героя; мимолётные встречи с непонятными и не влияющими на сюжет персонажами. Всё это уже было у бабушек и дедушек американской фантастики: Андрэ Нортон, Ли Брэкетт, Абрахама Мэррита и Эдмонда Гамильтона. Например, совершенно аналогичный, похожий по сути и настроению цикл написан за 20 лет до «Умирающей Земли» — это «Зотик» Смита. Скучно перечитывать второй раз.

Иногда упоминают какую-то «куртуазность» похождений героев Вэнса. Изо всех сил пытался разглядеть. Не обнаружил. Если сравнивать, например с Кейбеллом (который писал своего «Мануэля» в 20-ых годах), то здесь вообще не о чем говорить.

Стиль, язык, отдельные меткие выражения, юмор, имена и названия? Кое-что есть — автор умеет сделать броское быстрое описание местности, хорошо передаёт тон истории и настроение персонажа через авторскую речь, неплохо выражает чувства и отношения через действие. Но это от силы 20-30% текста. Иронии, о которой столько сказано в связи с творчеством Вэнса, не разглядел. Видимо, слишком тонкая. Имена собственные выбраны неудачно — большинство из них являются неудобочитаемыми нагромождениями слогов. Возможно, дело в переводе. Я читал перевод Олди 1993 года — буквальный и довольно топорный, судя по общим ощущениям от прочтения и встречающимся некорректным сочетаниям отдельных слов. Ничего выдающегося через него не просматривается. Может быть, в рассказах скрыты какие-то отсылки, которые я не распознал и не увидел? Может быть. Но какой в них толк при общей безыскусности текстов? Это не рассказы, это литературные обрубки. Им далеко до хорошо развитых, замысловато написанных, полновесных историй.

Кроче, ещё одно разочарование. Автор во всех отношениях не дотягивает даже до своих предшественников — собратьев по американской фантастике. Откуда такие пышные похвалы, чему поются дифирамбы? Только время зря потерял...

Эта книга оказалась для меня едва ли не самым сложным для восприятия художественным текстом. Сразу хочется предостеречь тех, кто еще за роман не брался и широтой познаний блеснуть не может. Уверения автора, содержащиеся в предисловии, что книга, мол, только по началу трудна из-за обилия незнакомых деталей, — наивное заявление, а куцая справка (опять же авторская) для читателя и пояснения в тексте положения не спасают. Для полноценного понимания и интерпретации книги, на мой взгляд, необходима отдельная подготовка. «Таис» потребует знания не только истории греко-персидских войн и похода Александра Великого, но и знания истории всего древнего Средиземноморья (не путать со Средиземьем и Земноморьем! — эти знания не пригодятся :smile:). Обязательно следует уделить внимание общественному устройству и образу жизни хотя бы греческих полисов, сделав упор на традиции и обряды. Общие представления о зарождении и развитии религиозных культов, мифах и космогонии древности, философских учениях, организации армий, государственных законах, экономике и иерархии, символике, торговых связях будут совсем не лишними. Обязательно надо разбираться в физической и политической географии IV века до нашей эры. Наконец, неплохо иметь под рукой энциклопедический словарь, чтобы не ломать голову над очередным названием какого-нибудь анахронизма. Можно, конечно, и плюнуть на все это дело, но тогда свободно ориентироваться в происходящих событиях и делать какие-либо выводы о прочитанном сможет, вероятно, лишь профессиональный историк или подлинный эрудит. Мне, например, пришлось практически перечитывать книгу заново, обложившись справочниками.

Однако, хватит предупреждать. Перед непосредственно впечатлениями, хотелось бы сделать несколько замечаний о подходе автора к написанию книги. Прежде всего, меня озадачила пометка «исторический роман». Ефремов сделал столько умозрительных дополнений к истории (даже не в смысле достоверности событий или фактов, а, просто, фантазируя жизнь главной героини), что роман, пожалуй, можно назвать «псевдоисторическим». Действительных исторических (известных по письменным источникам) событий в романе слишком немного, значительная часть — мысленная реконструкция.

«Таис Афинская» оказалась довольно необычной книгой – философским произведением с углублением в истоки культуры человечества, причем краеугольным камнем стала… эротика. Зачин любопытнейший (тем более для советского времени), если бы не двойственность подачи событий и самой идеи. С исторической точки зрения возникают сложности, когда реальные или выдуманные личности начинают тезисно излагать основы современной космогонии или делать точные прогнозы будущего. Не смотрится это, на мой взгляд. Такая подача (устами персонажей) рассуждений автора не всегда согласуется с обстановкой и атмосферой романа. С другой стороны, увязка хода событий в философскую канву в книге опять же с недостатком – автора здорово ограничивает действие, за которым надо поспевать, и явно не хватает объема произведения. Отсюда, как мне показалось, недораскрытость отдельных вопросов и невнимание к достоверности обобщений.

Например, критика института рабства выглядит чужеродной, ведь рабы в то время являлись основой могущества практически любого государства, а этика, законодательство и религиозные нормы находились в соответствии с таким положением. Всерьез с идеологических позиций рабство могли осуждать разве что редкие «утописты» античности. Или взять, к примеру, авторское представление о «слабости» в военном и культурном отношении народов, в религии которых присутствует табу на эротику, женщина ограничена в правах и не почитается как символ красоты. Почему-то с ходу вспоминаются достаточно патриархальные по нраву и религии викинги, арабы, монголы, гунны, чьим завоеваниям мог бы позавидовать сам Александр, а культурные достижения весьма ощутимы. Словом, мне показалось, что Ефремов не слишком удачно и ровно расставил акценты на причины отдельных исторических процессов и сделал недостаточно точные заключения о роли некоторых явлений в древнем и современном обществе. Кроме того, постоянное чередование (несмотря на замечательное исполнение) философской аналитики, исторических фактов, нравоучений с художественным действием не всегда проходило гладко. Например, автор по какой-то причине «забыл» завершить историю покорения Персии, оборвав её на Персепольком пожаре, переключился далее на личную жизнь Таис и войну со скифами. Гибель Дария осталась за рамками повествования, хотя это был немаловажный эпизод в создании империи Александра Македонского.

И, наконец, можно заметить уж очень поверхностное местами изображение жизни человеческого общества. Стоило ли делать главным персонажем именно эту женщину? Если стоило, то почему вместо сравнения социального статуса, культурного уровня и образа жизни свободной гетеры с аспектами жизни женщин других классов общества, автор сразу погнал Таис по пирушкам, полям битв, мистериям, дворцам правителей? В тексте можно встретить, главным образом, только упоминание о наличии разницы в социальном статусе между жрицей любви и гражданкой Афин. Конкретных фактов нет, а истории рабынь Таис ничего нового не добавляют. Мне кажется, что если бы автор по мере повествования, для контраста сравнил Таис с женщинами Эллады, Египта, Аравии и Двуречья, то роман получился бы менее сухим. Кроме того, это позволило бы избежать восприятия непростого образа служительницы Афродиты через призму современных представлений об «элитной» куртизанке. Да и не так-то уж гетеры были свободны, как пытается представить автор: в летописях встречаются упоминания о покупке услуг гетер одним лицом для другого, о дарении «нанятых» гетер и т.п. Другому ключевому персонажу — Александру Македонскому — уделено достаточно мало внимания, не рассмотрен период восхождения молодого царя к власти над Элладой, нет анализа македонской экспансии в Грецию и экспансии искусственного Панэллинистического союза на Восток. Александр представлен в первую очередь как талантливый полководец и практичный романтик, но о дипломатическом гении и почти дьявольском политическом коварстве этого человека автор умолчал. Нет замечаний и о роли Филиппа во всей истории Македонских завоеваний. Таким образом, личность Александра, как и общая подача событий с ним связанных, получилась несколько однобокой. Птолемея постигла иная судьба — автор его «потерял» и персонаж, так основательно раскрученный в первой части романа, практически исчез в дальнейшем из поля зрения читателя.

Теперь непосредственно ощущения от персонажей и событий.

Ефремов без сомнения прав, пытаясь ретроспективно продемонстрировать нам косность современных сложившихся традиций, касающихся культуры тела. Физическое совершенство и красота не должны затмеваться нелепыми табу, появившихся из-за каприза истории. Возможно требуется пересмотр эстетических и моральных аспектов отношения между членами общества. Однако для этого понадобится перестройка социального сознания, привыкшего в массе воспринимать наготу грубо и однозначно. Автор, по ходу повествования, постепенно формирует у читателя новое представление о эротике, как искусстве, одновременно (правда, на мой взгляд, неуверенно и невнятно) предостерегая от уклонения в порнографию. Эротика (способность ощущать гармонию тела, и, прежде всего, в любви) должна служить созидающим и возвышающим началом в человеке. В то время как стремление к порнографии (откровенной и однозначной демонстрации половых отношений) раскрывает в человеке примитивные черты, низводя красоту до роли посредницы в сексе. Роман Ефремова указывает путь к некой «золотой середине», возвышению культурного сознания, способного противостоять ханжеству и прямой грубости, почти безраздельно властвующих в нашем обществе.

Тем не менее, некоторые способы и методы подобного указания опять же не показались мне достойными подражания. Сознание античного человека, каким его передаёт автор в романе, нравственно лишь в зачаточной степени, и поэтому, в первую очередь, органичнее воспринимает эротику и поддаётся порывам тех или иных поступков. Идеализированные люди древности, как видно из текста, почти не знают глубокой духовной любви, верности в интимных отношениях и в жизненных ситуациях, терпимости между личностями и народами, сострадания (не жалости, а именно сострадания) и прощения. Эти духовные свойства станут культурным достоянием позже и возникнут в лоне тех цивилизаций, которые автор обозначил «замкнутыми в кольцо», противопоставив их «открытым», спирально развивающимся культурам. Современный человек во многом сформирован нравственными достижениями и промахами «кольцевых» культур, как ни странно. Критиковать его легко, а найти способ преображения (не возвращения к античным нормам, но способ обогащения и переосмысления) социального сознания куда сложнее.

Что касается самой Таис, то её жизнь, несмотря на женственность, ум и готовность служить прекрасному, не показалась мне верной. Гетера не сделала для родного полиса и народа практически ничего значимого. Искренне полюбить Птолемея (как впрочем и любого другого своего поклонника) Таис не смогла, стать хорошей матерью у неё не получилось (детей воспитали другие люди). Таис ни дня не работала физически (не опошлять! :smile:) для своего материального благополучия, получая деньги в дар. Не смогла она проявить себя и как царствующая особа – в жизни подданных не наступило каких-либо перемен (не считать же за достижение организацию спасательных команд на Ниле, отбивающих у крокодилов глупый скот и не менее глупых пастушков). Красота, искусство и знания этой женщины, выразившиеся в её влиянии, требовались (если, конечно, опять не опошлять :smile:) и были доступны только верхушке знати – для рядового обитателя Ойкумены её всё равно что не существовало. Географические данные, сбором которых царица занималась со скуки, остались невостребованными. Сожжение столичного города персов также, несмотря на классическую трактовку событий (а почему бы вместо возвышенной мести не предположить дикий каприз фаворитки завоевателя? – остальные участники пожога были сильно пьяны), вряд ли можно считать заслугой. Персеполис прежде всего был архитектурным памятником, принадлежащим всему человечеству. Какое бы он символическое значение не имел, для кого бы не строился, город всё равно мог бы послужить для будущих поколений уроком и предостережением. Странно, что Таис, при всей её просвещенности, этого не осознавала. Вдвойне странно после трогательного посещения руин на Крите. Служение Таис людям в качестве жительницы утопического идеального полиса (куда гетера удалилась на старости лет), вообще не имеет описания и, как мне кажется, любого смысла. Так что же осталось от прекрасной и умной афинянки, кроме нескольких недолговечных статуй и воспоминаний летописцев? Сомнительный символ женской свободы?

Всё, пора заканчивать – отзыв уже превращается в сочинение графомана. Роман понравился в первую очередь интересной реконструкцией истории, подробным перечислением деталей и фактов, во многом достоверными и живыми персонажами. Общее направление авторского замысла и многие-многие размышлизмы-нравоучения особого одобрения не получили.

Тот случай, когда не знаешь плакать или смеяться...

Такой дури я не читал уже давно, пожалуй, она отмерла вместе с культурой 90-ых, когда вовсю буйствовали Кашпировский и Чумак, инопланетяне каждую неделю кого-нибудь похищали, а по окрестностям любого крупного города бродил снежный человек, убежавший из Атлантиды.

Текст о путешествии в страну насекомых сделан настолько антинаучно и антихудожественно, технически и стилистически плохо, что можно даже не упоминать тупейших героев и полнейшую безвкусицу автора. Книгу бы стоило резать на самокрутки и курить вместо наркотической смеси — настолько высока в ней концентрация дури. Если кому-то для литературного анализа потребуется наиболее безграмотный, топорный и дрянной образец, я рекомендую обратиться именно к данному опусу — ничего хуже ещё не видел. Настоящий эталон, того как не надо делать! Рекорд!

Чтобы не быть голословным, приведу выдержки из книги:

1. «Станция обходится недешево, зато решает задачи, немыслимые для Большого Мира, Старого Света, как его еще называют. Мы наладили плавку особо чистых металлов, растим кристаллы с заданными решетками... Переворот не только в науке, это ожидалось, даже в экономике! Наши работы дают возможность построить корабли, которые пронижут насквозь Солнце, этот газовый пузырь... Мы уже начали проковыривать окошко в вакуумный мир, откуда будем черпать неисчерпаемую энергию. Это все здесь, в Малом Мире. И только мы, никто больше, сидим на мешке с сокровищами!»

Кто именно называет обычный мир Старым светом? — на микро-станции десяток человек и она засекречена. В чём конкретно выражается переворот в экономике? Выращивание каких-то кристаллов и выплавка металла — как этому способствуют микроразмеры? Солнце — газовый пузырь, который зачем-то нужно пронзить. Окошко в вакуумный мир (что это?) с бесконечной энергией! Браво!

2. «Сегодня, когда мельком увидел некоторых специалистов, решил, что улавливает причины неблагополучия. Таких встречал даже в МГУ, хотя подобные ребята предпочитают ящики, там такие возможности. Со школы уже ориентированы, в пятнадцать-шестнадцать лет — студенты, в двадцать — аспиранты, через три года — кандидаты, под тридцать — доктора. И не потому, что делают карьеру, степени к ним приходят сами, потому как работают каторжно. Хватает и прилипалам, и соавторам, и замам директоров по научной и хозяйственной части. Но парни, увы, узкие спецы, никто из них не видит дальше собственного стола или пробирки... Они технари, а технари не могут быть специалистами по выживанию в этом мире. Кирилл ходил безостановочно по квартире, благо ходить можно и по стенам, а при некоторой сноровке даже по потолку, раздраженно отшвыривал с дороги нелепые стулья.»

Автор считает, что человек блестяще окончивший школу, университет, аспирантуру, докторантуру обязательно будет каким-то грибом, не видящим дальше своего носа. Очнитесь, Никитин — это называется «научная интеллигенция», которая как раз формирует мнение общества. Кроме того, многие специалисты работают не в кабинетах, а в поле, проводя несколько месяцев в горах, лесах или тундре. Геолог или биофизик может знать о природе не меньше охотника или профильного биолога. И вообще, самые авторитетные специалисты (в том числе по муравьям) сидят не в МГУ, а в разнообразных НИИ, — видимо, Никитин не в курсе существования академической науки (например, того же ленинградского ЗИНа). А представление автора, что при малом весе можно ходить по потолку и стенам относится к области средневекового невежества. Муха бегает по стенам не из-за веса, а из-за устройства подошвы ног: там и присоски, и коготки, и даже эффект магнитного прилипания. Но если обработать конечности насекомого или поверхность составом, снижающим эффекты сцепления, то членистоногие перестают держаться и падают вниз. На этом принципе работают энтомологические ловушки для насекомых. Поэтому человек, от природы имеющий гладкие ступни, даже при малом весе не сможет ходить по стенам.

3. «Кирилл, лежа, проводил взглядом чистоплотного паучка-путешественника. В середке паутины, такой же серебряный, незаметный. От полета ни шума, ни запаха... Так и до экстрасенсорной чуши можно дойти! Уже не колеблясь, содрал комбинезон. Теплые ладони воздуха быстро высушили вспотевшее тело. Хлынул поток информации, истончившаяся кожа не комбинезон, от мира не отгораживает. Запахи идут прямо в тело. Кирилл в подражание муравьям перешел на трахейное дыхание. Еще не понял, чем пахнет, под кем как дрожит почва, кто как трясет плотный, как кисель, воздух — здесь все хитрят, имитируют, прикидываются, но чувства уже начинали делать первую важнейшую прикидку: опасно — безопасно.»

Пауки не летают на ловчей паутине, — летают молодые, почти невесомые паучата, выпуская одну единственную длинную нить. Об этом знают дети! Запахи прямо в тело — это сильно! А переход на трахейное дыхание (у людей нет трахей — это органы дыхания насекомых) вообще неподражаемый момент — очевидно, герой начал дышать жопой.

4. «Зажав себя в кулак, он твердым шагом двинулся к Мазохину»

Здесь даже комментарии не нужны! И так не просто на каждой странице — этот поток идёт непрерывно: в каждом абзаце и предложении. Добавлю, что книга отправлена в печать без редактуры и вычитки корректора. Фактически, опубликован черновик.

Сначала подумалось, что пишет натуральный старорежимный «совок» (в худшем смысле этого слова) — ржавый такой, с кривой ручкой и коркой грязи, «ничего не видящий дальше своего носа», едва окончивший рабфак, путающий «Сартра с сортиром». Открыл биографию — да, плотогон из глубинки в 40-50-ые ещё мог бы такое накропать, но член Союза писателей СССР, окончивший Литинститут в 1981 году?

Лишь потом до меня дошло, что текст «ухудшен» специально. Автор совершенно верно уловил тред 70-80 годов на снижение планки образования и исчезновение требовательной, взыскательной аудитории настоящей научной фантастики. Чем хуже и глупее написана книга, лишь слегка приправленная какой-никакой экзотикой, тем она восторженнее будет воспринята новым поколением наивных, малограмотных читателей. На этом коньке в царство коммерческой литературы в 90-ые годы с триумфом въехали такие «фантасты» как, например, Головачёв, Гуляковский, С. Алексеев, Петухов. Зачем напрягаться, если люди готовы читать что угодно, лишь бы смотрелось необычно? Наоборот, нужно расслабиться и даже выхолащивать любую стоящую мысль, уродовать язык.

О полном успехе подобной тактики свидетельствует подборка отзывов на роман (как фантлабовских, так и оставленных на других сайтах). Многие благодарят автора за интересную книгу и преклоняются перед его научными знаниями. Даже «Мир фантастики» выделился, выпустив в 2015 году статью «Место действия — микромир», где книге Никитина практически поются дифирамбы. Да вы что, люди?! Текст почти не имеет точек сцепления с реальностью. Вы прочитали почти фэнтези — события происходят в выдуманном мире с выдуманной физикой и биологией. Он просто немного похож на наш. Это сказка! Вам опять впарили Шамбалу, лох-несское чудовище и чупакабру, только в другой упаковке. А вы и не почувствовали, да? Достаточно нескольких «умных» слов-маркеров и можно безоглядно поверить всему остальному?

Хотите, я расскажу как писался текст? Автор пошёл в библиотеку и попросил всё, что можно, по муравьям. Ему дали детскую книжку Козлова «Не просто букашки», научно-популярную брошюру Халифмана «Операция «Лесные муравьи», том Брэма и сборник рассказов Мариковского «Маленькие труженики леса». Затем автор сходил на секцию мирмекологии какой-то научной конференции или, что вероятнее, пролистал сборник трудов научного симпозиума (отсюда упоминание имён настоящих мирмекологов, работавших лет 20-40 назад). Потом Никитин вытащил из закромов свой старый рассказ «Муравьи» (довольно приличный по времени написания), положил рядом «Карика и Валю», возможно роман Брагина «В Стране Дремучих Трав». И работа закипела: научпоп резался на цитаты (они идут в романе сплошным потоком, вплоть до копирования стихов из книги Козлова), из Брэма взяты «сяжки» (устаревшее лет на 150 название усиков насекомых), которые вставлены в роман к месту и не к месту. Всё это натянуто на сюжет рассказа и дополнено чем только можно. Десантники-космонавты щёлкают голыми пятками и скрипят горами мышц (буквально), в научную экспедицию посылают какого-то ВУЗовского профессора, сидящего в башне из слоновой кости, который мигом становится «специалистом по выживанию». Мирмекологией по мнению автора занимаются, пересчитывая тлей на листочке сорняка или собирая пробы растительного сока. Лапы насекомых, имеющих наружный жесткий скелет, «бугрятся мышцами», муравьи раздают всем «чистый мёд» и братаются с людьми, пожимающими им усики. Все куда-то несутся, работают с бешеной энергией, бегают, прыгают, сталкиваются с треском или влетают в двери подобно пушечному ядру, глаза загораются факелами и прожекторами. Создаётся ощущение, что описано какое-то буйное помешательство на почве психических расстройств.

И лейтмотив книги, естественно, ниже плинтуса: О каком заселении микромира может идти речь, если группа исследователей практически ничего не сделала: не изучила предполагаемую нишу микрочеловека в экосистеме, не проводила экспериментов по выживанию (выходы «десантников» наоборот показали высокую опасность окружающей среды), не анализировала последствий питания новыми продуктами. И вообще, где гарантия, что после уменьшения и калечащей операции по изъятию лишних тканей, люди способны размножаться? Автор просто вываливает на читателя какие-то безумные утверждения, даже не пытаясь их обосновать.

Причём настоящие факты и дичайшие выдумки перемешены в какое-то ужасное варево по типу смеси из отрубей. И ладно бы писал полный дурак — я бы закрыл книгу и больше о ней не вспоминал. Но автор ведь когда-то серьёзно размышлял над физическими особенностями путешествия в микромир. У него худо-бедно описана сама проблема уменьшения, имеющая всего два решения — уменьшение клеток тела и сокращение числа клеток в организме (без изменения их размера). Сделана попытка передать ощущения от миниатюризации (взаимодействие с микрообъектами, изменение силы мышц, капиллярные эффекты жидкостей). Предложен удачный вариант предотвращения потери влаги уменьшившегося организма (использование изолирующего костюма-доспеха). И все эти находки Никитин запросто пустил под нож, написав не просто плохой роман, а специально изуродовав текст до нужного уровня непотребства, чтобы скормить получившееся хрючево непритязательному читателю.

Но я не свинья, помоев не ем, и на дворе не 90-ые, чтобы проглотить такое отношение к себе. «Мегамир» — почти эталонный образец той самой «нуль-литературы», «нуль-фантастики», которую всё искали в сборниках «Молодой гвардии», ещё не ведая, что даже сочинение автора-неудачника лучше коммерческого продукта, предназначенного специально для любителей увлекательной чепухи.

Интересно, как автор смотрит в глаза поклонников на встречах? Может быть, тоже гасит невольную ухмылку, как Головачёв?

Один из бездарнейших фантастических рассказов, который мне только попадался. На мой взгляд, крупная неудача писателя, которую ещё ухитрились наградить известной премией.

Во-первых, «крупнейший автор американской НФ» и вообще литератор со стажем (несколько десятков романов и не менее сотни рассказов) элементарно не умеет писать. Текст пестрит повторами, словно автор боится, что читатель вот-вот забудет надуманные подробности глупейшей ситуации. Героев как таковых у истории нет (точнее, в роли главного героя — маниакальная подозрительность), вместо этого дана избитая детективная пара типажей — «Шерлок Холмс» (учёный) и «Ватсон» (его здесь играет капитан). Их личности почти не описаны (индивидуальностям действующих лиц вообще не уделено внимания) — так автор торопился с событиями. Сюжет обычнейший — первый контакт. С юмором плохо — пара шуток, словно бы насильно инкрустированных в текст, у меня никакого желания улыбнуться не вызвала. Сам рассказ читается донельзя скучно, скороговоркой, без плавной подготовки читателя к событиям, без создания атмосферы дальнего космического перелёта, без каких-либо внятных попыток анализа ситуации: «только прилетели — сразу сели, если он меня прикончит матом, то я его — через бедро с захватом, или — ход конем — по голове». Лишь бы побыстрее создать «патовую» ситуацию и показать её решение. Не чувствуется здесь руки Мастера. Топорная, плотницкая работа.

Во-вторых, идея истории (ради чего, собственно, рассказ и написан) мёртворождённая. Политика здесь полностью задушила фантастику – даже свет на инопланетном корабле красного цвета. Не хватает только надписи «СССР» на борту.

Всё время чтения (с момента наступления «пата») меня мучил вопрос: «Почему бы им, не вступая в непосредственный контакт, просто не обменяться общей информацией, назначить нейтральное место встречи дипломатических миссий (например, в той же Крабовидной туманности через 5 лет) и не разлететься к чёртовой матери в разные стороны?». Чтобы не допустить расчета конечной точки маршрута (не выдать расположения Земли), достаточно несколько раз сменить курс или ускорение. Неужели это так сложно сообразить за несколько суток переговоров? В свете других промахов космонавтов, создаётся впечатление, что в оба экипажа с большим тщанием были отобраны круглые болваны.

Рассказ переполнен ошибками и натяжками. Ну отчего земляне загодя уверены, что инопланетяне испытывают те же затруднения, что они сами? Это инопланетный разум, который вообще может не иметь аналогичных с человеческим мышлением понятий. Вдруг это роботы или разумные кристаллы — экспансивность или ксенофобия вообще могут отсутствовать у них как физическая или психологическая категория. Может, сначала стоит проверить, чем заранее потеть от страха? А может, это корабль цивилизованного сообщества, которое уже благополучно разрешило все затруднения контакта? А почему исследовательский корабль вообще не имеет чётких инструкций, разработанных военными экспертами и дипломатами, на случай контакта? И т.д. и т.п.

Потом далее, насколько вероятна космическая война между двумя цивилизациями, отдалёнными на 1 год (по земному времени) перелёта со сверхсветовой скоростью? Земляне в рассказе летели к месту контакта полгода, значит, примерно столько же находились в пути и инопланетчики. Сначала …дцать лет строить боевой флот, потом …дцать лет искать родную планету противника (который тоже не сидит сложа руки), потом потерять этот флот (вместе с целым поколением первоклассных специалистов в составе экипажей) в кровопролитной схватке за контроль над солнечной системой врага, потом потерять миллионы солдат-десантников для установления контроля над самой планетой, потом потратить массу ресурсов на колонизацию планеты и её адаптацию для человека. Причём, бои придётся вести на вражеской «территории» (где «местное население» все эти годы готовилось к упорной обороне) и без прямой, оперативной связи с родиной (новости и подкрепления будут запаздывать на год) и за счёт жесточайшей экономии собственных ресурсов, которые могли бы пойти на ускорение прогресса. Каких же усилий будет стоить подобная малоперспективная война? Товарищ автор, а не проще ли сразу торговать? Мне кажется, реальная альтернатива ясна и очевидна. Похоже, к такому же выводу пришёл Ефремов в «Сердце змеи», написав не только красивую литературно, но и логически трезвую вещь.

Даже если бы события развивались по благоприятному для землян агрессивному сценарию (начался бой и корабль инопланетян был уничтожен или захвачен), то каковы были бы дальнейшие действия человечества? До самой тепловой смерти Вселенной, трясясь от страха за собственную безопасность, разыскивать и уничтожать обнаруженные цивилизации? Ну не бред ли? Рано или поздно мирное сотрудничество всё равно придётся наладить. Эта нехитрая истина давно уже известна в виде поговорки: «Худой мир лучше доброй войны». Раз инопланетчики так похожи по складу ума на людей, как утверждает автор, то они наверняка на собственном опыте пришли к аналогичному заключению. В рассказе же, по-моему, на практически пустом месте из мухи выдувается огромный слон.

Итог: Очередная поделка (очень характерная для НФ первой половины прошлого века) из серии «лишь бы — лишь бы», глупейший, бездарный рассказ. Я ещё понимаю обычную ситуацию, когда фантастику привлекают в качестве инструмента для раскрашивания политики или украшения социальной критики. Но, когда вот так прямолинейно и некрасиво на почве фантастики пытаются обыграть какую-то искусственную ситуацию (причём конъюнктурную) – это уже неприятно. Фантастика, в первую очередь литература, а уж после — приём. Она, по возможности, изначально должна обладать всеми атрибутами литературного произведения и ещё иметь адекватную, собственно «фантастическую» надстройку. Здесь нужно уметь писать особо: вдумчиво, с запасом и оглядкой, подходить к сюжету, ролям действующих лиц, обстановке, логичности и правдоподобию фантастической истории. А не просто копировать земные события, человеческие взгляды и известные факты куда-нибудь «в космос».

Может, данный рассказ и веха в фантастике, но настолько мелкая и кривая, что, пройдя мимо, много не потеряешь.

Стоит прочесть только чтобы понять «ответ» Ефремова.

Надо сказать, я мало чего так боялся в детстве, как «прекрасных сказок доброго датского писателя Андерсена». Не знаю, кто решил, что все эти истории с массой противоестественных и крайне неприятных подробностей относятся к «чудесным» детским сказкам, но я совершенно с ним не согласен.

Детская сказка, как мне думается, должна быть нарочно доброй. Сказочное Добро обязано торжествовать над Злом, показывая ребёнку пример и формируя у него представление о незыблемой победе положительного начала. Истории Андерсена за редким исключением наполнены фатализмом, пессимизмом, преобладанием греховного над праведным, жестокими карами за проступки и желания. Эти «сказки» больше передают реальный мир в фантастической оболочке, но без смягчающих вуалей – они предназначены для подростков, взрослых, и никак не для детей. Торжество Добра в них занимает весьма скромное место – главным образом, в качестве вселенской печали по ушедшему или потерянному благу. И уж никогда настоящая сказка не должна пугать ребёнка триумфом враждебных человеку сил и так, как у Андерсена, давить атмосферой надвигающегося несчастья. Он даже в счастливый конец ухитрялся подсыпать соли: «Там Трубочист и Пастушка стояли вместе. Пока не разбились». Конечно, красота, доброта, любовь присутствуют в андерсеновских историях, однако чистые души положительных героев сказки прямо-таки горят в аду настоящей «взрослой» реальности.

Перечитав недавно сборник произведений Андерсена и познакомившись подробнее с его судьбой, я сейчас многое принял и простил ему. Тем не менее, тот маленький «я» из детства никогда не назовёт знаменитого датчанина другом. Тогда у меня в голове не укладывались (и сейчас укладываются плохо): ведьма, озолотившая солдата, и зарубленная им ради старого огнива; отрезанный язычок Русалочки; отрубленные ножки с красными башмаками; похлёбка из мышиных хвостов; бредовая свадьба Крота и Дюймовочки; замерзающий Гадкий Утёнок; сгоревшие Солдатик и Балерина; иголка, ржавеющая в водосточной трубе и многое другое. Ты был смел, сказочник, и ты был прав, но ты (или кто-то другой?) написал над своими строками «для детей», метким броском через время отправив свою изломанную жизнь прямо в моё безоблачное детство. И за это я тебя не люблю.

И до сих пор единственным, по-настоящему вызывающим неприязнь, персонажем останется Оле-Лукойе. Ненормальный тип с волшебной клизмой, по ночам брызгающий детям в глаза маковое молоко, — это что-то недоброе, какой-то инкуб. Не вижу я в нём доброго духа снов!

Несмотря на удивительную фантазию автора, на вложенный им в каждую историю смысл, на прекрасное воплощение отдельных тем, я не могу назвать сказки Андерсена хорошими детскими сказками.

Вот ЭТО хвалёный Аберкромби, которому уже несколько лет критики и читатели бьют поклоны? Товарищи люди, серьёзно что ли?

Сюжетец под стать квесту из любой компьютерной игры — что-то принести. Толком не показаны ни крупные мотивы, ни личные интересы. Герои — пятнами. Главным образом, только внешность, повадки. Передать типажи средневековых головорезов и собственно изобразить «тёмное фэнтези» автору не удалось. Главарь, например, весь рассказ постоянно чего-то боится или от чего-то страдает. Боится, что дело не выгорит вообще, боится, что кого-нибудь убьют, боится не найти искомого предмета, боится испугаться ещё больше. Его серьёзно мучает даже равный носок (в условном Средневековье!). А болтают-то сколько и как художественно! Словно это не бандиты, а молодёжь на вечеринке. Периодически кто-то встаёт в позу и в шекспировском стиле что-то изрекает. Нет слов — одни нецензурные мысли! Центральный персонаж напоминает героиню-истеричку из повести Джеймса «Поворот винта», которая на ровном месте из ничего накрутила себе психическое расстройство с галлюцинациями. Автор совершенно не смог показать закоренелых налётчиков — он просто не знает как такие люди живут, как ведут себя, как говорят и о чём думают. И не умеет найти материала. С ходу вспомнилась банда Чёрной кошки из романа «Эра милосердия», которая действительно выглядит как банда, а не как кучка хулиганов, которые пошли на первое дело. Обстановка в рассказе схематичная, подробностей нет — какая-то деревня, какие-то люди. Предыстории нет, идейное наполнение отсутствует, действие сужено до крохотного пятачка, вместо интриги ситуационный казус — зацепиться не за что. Это не рассказ — это эпизод из какого-то романа. Такое нельзя публиковать отдельно. Художественных достоинств, видимого стиля или своеобразного языка не замечено.

Текст бледный и бедный, почти не цепляет, не вызывает нормальной заинтересованности. А я ещё недавно возмущался прочитанным отечественным фэнтези (ну, стандартные историйки про то, как дриада спасает человека и влюбляется в него, или как герой наводит порядок в стране)! Написано на одном уровне. Автор, к сожалению, отправляется в дальний ящик с надписью «раки на сезон безрыбья».

Познакомившись с несколькими произведениями Александра Мирера, наконец, наткнулся на ту вещь, которая суммирует общее впечатление. Судя по всему, любимейший конёк автора – умозрительное построение идеальных систем управления обществом и… обкатка таких систем «на излом» в своих книгах. Опять же, как инженер, автор достаточно подробно, интересно и плотно подходит к построению и функционированию такой системы. Пристрастие к «тропическому», дикому антуражу (негры, индейцы, дикари, касты, джунгли, звери – всё это Мирер старается так или иначе уместить в своих текстах), создаёт экзотику и смягчает математическую правильность миреровских гипотез.

Нельзя не отметить, что автор – своеобразный «тяжелоатлет» от фантастики. Он плотно уминает логику, психологию, идею, научные гипотезы, философию и выводы в одну чугунную болванку произведения. Для удобства обращения болванка оборачивается в «шкурку» того или иного жанра: детектива, приключения или драмы. Такими же «спортсменами» были, например, Лем и Гуревич. Однако, Миреру, на мой взгляд, в отличии от них не удалось приспособить свою деятельность на поле фантастики ни для чего конкретного. Если Лем лепил из своих «болванок» скульптуры, над которыми читателю можно было размышлять, а Гуревич смог создать почти научную теорию прогнозов для работы с фактами, то Мирер так и остался забавляться с гирями научно-популярных идей на фантастической арене, словно силач в цирке. Десять минут посмотреть можно, а практической пользы нет.

«У меня девять жизней» — типичное произведение Мирера. Вроде бы написано интересно, изящно; взята за основу и хорошо обработана любопытнейшая гипотеза о парадоксе человеческого мозга; правдоподобный сюжет; подходящие, вполне живые герои. Но! Невероятно трудно читать! Ощущение враждебности текста к читателю, словно ты здесь лишний – автор практически беседует сам собой или с узкой группой людей, для которых некие аспекты и подробности этой дискуссии имеют смысл. Выводы опять-таки доходят до логического завершения, до торца чугунной болванки – пространства для осмысления главного смысла произведения не остается, а повод вполне есть. Необычная свежая научно-популярная гипотеза автора? Нет её. О биологической цивилизации, предшествующей нашей, техногенной, говорили практически всегда (начиная с мифов античности – пресловутый Золотой век, Рай). Автор только подхватил мысль.

Сюжет смел, затейлив, но он затянут и рассыпается заурядной, предсказуемой, пожалуй, даже бессильной концовкой.

Однозначной похвалы заслуживает лишь обстановка и психологизм произведения.

На мой взгляд, автор не использовал всех способов именно биологической стабилизации обстановки (хотя они практически напрашиваются), поведя главного героя по накатанной дорожке, и полностью вложившись далее по ходу сюжета только в судьбу отдельных индивидов. Также неудачна завязка, созданная практически из одних намеков, почти не дающая опоры для глобального осмысления описанного случая. Фактически автор, едва наметив историю, раз и навсегда углубился в частный случай.

Роман по-своему хорош и интересен, но я не Сизиф, чтобы добровольно толкать в гору авторской фантазии такие неудобные камни.

Глупый рассказ.

У Шекли почти всегда так — или оригинальный угол зрения на события скрывает все недостатки, или из рассказа начинают выглядывать корявости и он превращается в нелепицу. Вместе с издёвкой над судьбой главных персонажей это всегда мешало мне гладко воспринимать произведения автора.

Вот и опять... Шутки-шутками, но юмор должен тонко сочетаться с обстановкой и логикой событий — а здесь сразу по ходу чтения начинаешь удивляться: космонавт не взял с собой иного оружия, кроме экспериментального дезинтегратора? Почему опытный образец отрегулирован на максимальную мощность и дальность? Почему бы не отстрелить «собаке» лапы или заднюю часть туловища, чтобы она завизжала? Почему на корабле нет автоматического маяка, дающего в эфир «SOS» при сильных повреждениях космического аппарата? Автор не смог (похоже, не особенно-то и старался) удачно замаскировать все нестыковки — это сильно портит впечатление.

Таких «кривых» одноразовых рассказов у Шекли десятки — то про неудобный скафандр, то про опасное оружие, то про дурацкие инструкции. Как предостережение рассказ мог бы ещё смотреться, если бы не тот факт, что предостережение уже давно услышано — достаточно взглянуть в любую брошюру по ТБ, которая касается оружия.

Подобные опусы больше годны для детских журналов, чем для «взрослых» юмористических сборников.

Дополнено 27.08.2013

Был не прав. Автор в очередной раз показал мне, что в его рассказы заложено несколько больше, чем можно увидеть сразу. Так, я, начавший самостоятельно думать уже после прекращения гонки ядерных вооружений, не смог сходу понять, что под видом совершенного оружия здесь скрывается образ оружия абсолютного. Оружия, способного быстро и тихо уничтожить не только любого врага, но и вообще всё вокруг, включая своего владельца. Развязка только кажется нелепой — на самом деле она предостерегает от погони за разрушением и показывает в каком положении окажется человек, нажавший на спуск «абсолютного оружия».

Рассказ сработал именно так, как и должен был — я удивился нелепости нового изобретения (подумаешь, мощный пистолет!), совершенно не восприняв предостережения и поняв всё буквально. Значит, даже в XXI веке нужны старые рассказы Шекли, раз уж и моё поколение не разучилось думать по-старому.

Первые два романа написаны языком и манером ученика старших классов средней школы. Для выражения удивления стандартно используется междометие «Ха!», для выражения ненависти словосочетание «я разозлился». Абзацы типа «Старик научил меня всему. Я побежал в джунгли, ударил часового кулаком по затылку и принес его в наш лагерь. Это заняло 4 часа.» — обычное явление. Герои ведут себя как главный персонаж фильма «Терминатор» — решают свои проблемы, заваливая новый мир трупами. Живые существа здесь только сражаются или торгуют рабами — нет ни любви, ни политики, ни трудовых будней. Есть продолжительное и бесцельное мочилово. Моральные и этические проблемы автор поставил больше для порядка — так должно быть в книжке. Развязка же выполнена в лучших традициях зарубежной «конины». Юмор, за небольшим исключением, из рук вон плох.

Третий роман написан немного лучше. Но и здесь текст выручает только увлекательность сюжета и некоторые интересные, в плане идеи, находки автора. Слабовато.

Кроме более-менее внятной и перспективной задумки (нормально реализовать которую, автору не хватило умения) ничего значимого в данных романах нет. Вартанов достаточно неровный автор, способный выдать и увлекательную вещь (типа «Эй-Ай»), и интересные притчи (например, «Город Трора»), и полную ерунду («Кошки-мышки»). «Мир Кристалла» как раз относится к последней категории. По сравнению с этим циклом, произведения того же Пехова — просто божественные откровения из мира фэнтези.

Можно было бы рекомендовать школьникам 8-10 классов, если бы не отсутствие литературности текстов и явная бессмысленность происходящего.

Ну, почитал. Архаичное унылое дотолкиеновское фэнтези (описания довлеют над пафосом, мессианство героев не выражено, идея не очерчена) в условно героическом стиле — гулко-пустое, несообразное, часто бессмысленное и излишне многословное.

Не уловил зачем написано — если автор и шутил над героями Говарда, то сделано это запредельно нудно. Больше похоже на издевательство над читателем, чем на издевательство над каноном. И над чем автор вообще собирался иронизировать в конце 30 — начале 40 годов (особого засилья героических фэнтезийных приключений ещё просто не было)? Дальше, если Лейбер пытался «нарисовать» собственный мир, то не смог — Хайбория выглядит основательнее и целостней призрачного Невона. Если упражнялся со стилистикой, то промахнулся — цикл настолько разнобойный и разнокалиберный (от быстрых приключенческих сценок на десяток страниц до невероятно затянутых, полных туманных отсылок, тяжёлых повестей), что выпадает глаз и опускаются руки. Выделяется и фантазия автора — он нарочно громоздит нелепости одна на другую: иногда таким способом удаётся выстроить что-то необычное, но чаще всего получается обыкновенный винегрет. Тема каждого отдельного произведения вводится исподволь: в обрывках разговоров, в общем тоне, в разбросанных по тексту намёках. И в сумме выходит пространный текст, состоящий из отдельных сцен с минимумом диалогов, не акцентирующийся решительно ни на чём. Ну да, вот это и это произошло, да — герои вышли из таверны, а над головами у них трепетали на ветру звёзды. И что? Восторгаться 5 граммами иронии, горстью удачных эпитетов и растянутой на весь текст (до почти полной невидимости) одной мыслью? Неужели это и есть «тонкая стилизация», о которой сказано в биографии автора?

С героями тоже не слишком задалось — мода на приключения фэнтезийных мошенников к 40 годам прошлого века ещё не наступила, а опыт авантюристов классической литературы и детектива тут годился мало. Поэтому читать 50 страниц как два товарища напоказ готовятся к чему-то грандиозному, а по итогу получился пшик, весьма скучно. Вообще, герою, который только пинает балду, бродяжничает, придуривается, крадёт и убивает ради сиюминутных прихотей, очень сложно сопереживать. Лейбер, вопреки уверениям критиков в «проработке характеров», просто не смог наделить своих персонажей нужной долей харизмы и сделать их образы достаточно глубокими. Чем они живут, для чего, почему — нет ответов. Также не вышло у автора и с общим сюжетным замыслом — неясно откуда у полудикого варвара (весьма субтильного, загнанного под каблук и забитого, если верить «Снежным женщинам») вдруг взялась стать, буйный характер и навыки опытного путешественника. И как вдруг бывший ученик волшебника стал лучшим вором известного мира. Где они оба научись ездить верхом, разбираться в сложных вещах и мастерски драться на мечах — не объясняется. Автор просто каждый раз надевает на привычные имена нужные ему маски, не стараясь выстроить хоть какую-то преемственность, создать последовательный характер. И читаешь каждый раз словно сначала, не узнавая и не понимая.

Подробности невонской реальности или самого Ланкмара путанны и странны. Часто они ставят в тупик. Минголы, жестокие конники степей, вдруг стали опытными матросами? Запросто! Чернокожие пигмеи из далёкой тропической страны создают и много лет лелеют странный культ где-то в ледяных горах далёкого севера? Получите и распишитесь! Источником грозной опасности, с которой наши герои бились изо всех сил, стал едва живой от старости обрюзгший маразматик? Навалом! И ладно бы это подавалось с юмором, но нет — абсолютно серьёзно, с придыханием и воспеванием. Автор, да это же просто тупо! Неужели ты сам не чувствовал?

Интриги? Главным образом, как один вор обокрал или обставил другого — прямо шедевр художественной мысли! Сражения? Герои однозначно всех вздуют за полминуты. Тут без вариантов. Куртуазные любовные похождения? Здесь под этим понимается прыжок в койку с выкриком «Я так люблю тебя!». Ну, встречаются сцены ограблений и пьянок. Но это нечасто — видимо, на сладкое. Так персонажи и бродят по кругу: украл, выпил, потискал кого-то, всё спустил и опять в поход. Иногда отчего-то в эту нехитрую схему вмешиваются высшие силы или меж приятелями происходит размолвка. Вот и весь сюжет цикла.

А вот с объяснениями по ходу действия вечно беда. Почти никаких фактов и размышлений — только описания. Если уж наши герои и пускаются в раздумья, то задаются вселенскими вопросами: почему небо синее или отчего солнце круглое. Трудно передать как это интересно!

Впрочем, есть и хорошее. Лейбер неплохо описывает события, привлекая внимание читателя к разным мелочам — этого у него не отнять. Кроме того, выдумка автора порой столь причудлива, что перекрывает любые несуразности (например, любовь к девушке-скелету или волчки-водовороты морской ведьмы) — хочется просто посмотреть чем это кончится. Ради таких маленьких деталей, ради забавного символизма, ради детской непосредственности героев, в истории о двух друзьях, скитающихся по Невону, стоит заглянуть хотя бы раз.

Подводя итог, я бы сказал, что цикл представляет, главным образом, историческую ценность — на нём удобно отслеживать как именно развивался стиль фэнтези после экспериментов Дансени, стилизаций Кейбелла, исторических авантюр Говарда и полусказочного речитатива Миррлиз. Отдельные произведения у Лейбера получились читабельными и достаточно своеобразными. Но читать подряд то, что он сотворил, практически невозможно: архаика, скука, нелепости и пустота.

Эх, куда же делся джеклондоновский герой из рассказа «Любовь к жизни» (1903) ?! Тот, который нёс свою мечту о счастье в мешочке из оленьей кожи, и был вынужден бросить этот груз — фокус всех его чаяний — когда понял, что только Жизнь сама по себе является билетом в мечту. Неужели герой Финнея забыл об этом в 1955? Странный человек и отношение автора к нему не совсем ясно для меня. Он молод, здоров, свободен. Что же мешает уже сейчас жить так, как хочется? Его ничто не удерживает от перемен — ни семья, ни работа, ни долг перед близкими. Сядь на поезд в один конец, завербуйся в армию, устройся лесником или пожарным. Перед тобой открыты все дороги, а ты ищешь счастья за стойкой бара! Лежачий камень.

Мне всегда будет ближе тот рисковый малый, выдуманный Шекли («Особый старательский», 1959), — да, сто раз буржуй, мещанин и жадина, но бьющийся за свою мечту до последнего! Он не знает, хватит ли сил пойти до конца и будет ли в конце награда, но он готов пойти, а герой Финнея — нет. И как страшно был обманут персонаж Грина («Сердце пустыни», 1923), но не дрогнул, смог устремиться дальше, став выше горестей мира, построил мечту собственными руками. Для подобных людей на пути к мечте нет поражения, ибо они веруют не отрекаясь, работают без отдыха. Даже смерть оказалась не властна над персонажем из рассказа «Мираж» Саймака (1950). Он дошёл.

Нужно не ждать и просить — нужно отправляться в путь и добиваться своего. Кто ничего не делает — получает ничто.

И так ли благородны цели раздающих халяву? Стоит ли та вера доверия? Старый сарай сразу напомнил никуда не летящий барак из повести Шоу «Стой, кто идёт?» (1977) и подлый обман вербовки дураков в армию из «Билл — герой Галактики» Гаррисона (1965). Идею произведения Финнея в этом отношении совершенно нокаутирует рассказ Варшавского «Побег» (1968). Здесь герой тоже рвётся к мечте. Трудности и проблемы жизни персонажей вообще не сопоставимы; прикосновение к мечте, на первый взгляд, на самом деле достойно усилий; финал, в контрасте с мечтательностью «Пропавших», страшен приземлённым реализмом.

Поэтому я разочарован в рассказе. Эта вещь Финнея подкупает лишь хорошо взятым тоном и правдивой подробностью событий, так удачно прописанных автором. Но в смысловом плане рассказанная история сильно не дотянула до классической «Двери в стене» Уэллса (1906) и подобных произведений, упомянутых выше.

Крайне эмоциональное, порывистое и оригинальное в манере исполнения произведение. Ничего подобного до «Леопарда» я в советской фантастике не встречал. За подход к исполнению, некоторые описания обстановки, этическую сложность ситуаций автору можно дать высокую оценку. Но и только. Прежде всего, трудной (непреодолимо трудной для меня) стала возможность подключиться к самой логике текста, дешифровать для себя язык автора. Я утонул в массе эпитетов. Например, непосредственно сами действия людей в сцене первой встречи Илль и Рамона и сцене, когда Джоуша обучает Рамона стрельбе я не осознал (и даже перечитав, так и не понял в деталях что же происходило). Разочаровала обстановка, словно взятая из романов Стругацких, манера выписывания персонажей, псевдонаучные словечки и фразы, глобальный социальный фатализм. Нелепым показался сюжет. Создалось ощущение, что автор уже просто не знает с чем бы таким столкнуть коммунистическое общество, на какие пулемёты его бросить.

Не понравилась атмосфера произведения. Для творчества Ларионовой вообще характерна некая «мортальность», стремление выстроить сюжет на подготовке к смерти или на самой смерти (иногда никому не нужной) ключевых персонажей. Так и в этом романе. Автор сделала всё, чтобы смерть Илль действительно, вопреки обстоятельствам, но по закону идеи, произошла.

Честно говоря, лично для меня пляски и заламывание рук вокруг знания точной даты смерти — пустой звук. Я и без фантастических допущений знаю — когда-нибудь умру. И вполне осознаю, что это может произойти в любой день. Часы уже тикают. Так уж ли важно сколько именно времени осталось? Главное, что оно, это время, вообще есть.

Поэтому считаю, «Леопард» излишне драматизирован: автор поставила перед своими персонажами неадекватные обстановке трудности и недостоверно (ощущения большого живого естественного мира не возникает) проработала сюжет, сведя его к индивидуальной трагедии, без достаточного транспонирования на всё человечество.

Мёртвый леопард (привет Рэю Брэдбери) действительно оказался удачным символом произведения, но не из-за тяги к жизни вопреки смерти, а из-за ненужности своей красоты, силы, ловкости заранее убитым героям романа.

Нечто нелепое... Главный герой жутко кривляется, чтобы совместить вселенскую мудрость некой своей преджизни и наигранную наивность слабовольного человека, роль которого ему так нравится. Сам сюжет и вообще трудности, вставшие перед Джероном, не вызвали у меня никакого интереса. Как следствие, я вообще не понимаю зачем написан этот роман. Постоянное нытье-исповедь сильно раздражает. В тексте много встретилось странноватых вещей, где автор явно перебарщивает с чувственным восприятием мира. Особенно мне понравились языковые «шедевры», каких в книге великое множество. Видимо, этот роман мне просто «не подошёл».

Рекомендовали как одно из старых, приличных российских фэнтези. Прочитал — середняк, каких на хороший десяток половина наберётся.

Обычный феодально-рабовладельческий мир, нередкий для фэнтези, ну разве что с примесью «Пикника на обочине». Почти классическое обязательно-кастовое деление на социальные уровни. Низам почему-то в голову не приходит радикально изменить своё положение (ну неужели никто не усомнился ни разу в божественной воле настолько, чтобы не попробовать всерьёз — раз и навсегда), а верхи по большей части столь выдержанны и мудры, что подданные довольны. Прямо небесная гармония. Но не без странностей. Перед нами развитое феодальное общество (сложившиеся государства, династии, дипломатические отношения, государственная экономика, феодальная лестница, сеньории и т.п.), но почти никаких социальных образований, кроме родовых кланов, нет. Цеха, вольные города, торговые союзы, купеческие гильдии, студенческие братства, дворцовые группировки, церковные ордены? — нет, не слышали.

География и история прописаны слабо, в виде неясных сказаний и легенд. Местность состоит только из городов, крепостей, заброшенных храмов и лесов/пустынь, которые их соединяют. Отрицательные персонажи и враги представлены лишь двумя категориями — полуаморфные чудовища или озлобившиеся неудачники. Хотя, нет — был один злой бог, но и тот оказался неудачником; злой король — аналогично, злой маг — аналогично. Положительные герои — обычные приключенцы без запоминающихся черт, каких пруд пруди. Никого не смог запомнить. Набор героев стандартный (центральная пара типа «жених-невеста», мудрый старец, пара друзей с твёрдыми кулаками, на заднем фоне сочувствующие и финансирующие сильные мира сего) — почти строго по Свиридову («Малый типовой набор для создания гениальных произведений в стиле 'фэнтези', пригодных к употреблению на территории бывшего СССР», 1993). Прочие персонажи не запомнились — сплошь наёмники или разбойники. Активные женщины исключительно наёмницы или принцессы (причём, все молодые, бойкие, отважные — как отлитые на заводе по одной форме). Мир очень косный, непрописанный, неподробный — я удивлён, что автор смогла в таких ограниченных условиях развернуть действие. Это действительно производит впечатление. Здесь могу только похвалить.

Сюжет некоторое любопытство вызвал. Я даже рассчитывал, что герой после своего возвышения займётся какими-то глобальными этическими проблемами из классического цикла «Почему людям плохо?», но он лишь затеял авантюрное «интересное представление», каких ещё до Берроуза написано столь внушительное количество, что подробности перестают иметь значение. Похожий сюжет можно легко найти где угодно, допустим, навскидку «Кровь и честь» Саймона Грина, где герой-актёр действует в схожей ситуации (замки, кланы, интриги и подмены, завязка на сиюминутную, но исключительную политическую и властную роль подменыша). Нет, приключения сами по себе даже увлекают, но ведь и кроме них что-то должно быть.

Абстрактная доброта и стандартное торжество справедливости, конечно, в наличии, но нет ни серьёзного идейного конфликта, ни настоящих оригинальных эпизодов, персонажей, обстановки, мыслей. Приключалово чистой воды.

Я понимаю, что книга писалась давно, сильных образцов для подражания тогда было негусто, что дальше по циклу автор наверняка прописала мир подробнее и сделала героев объёмнее. Но порции информации из первого романа мне хватило до конца. Это не значит, что он плох, просто все базовые, обязательные приключения с героями уже случились, сюжет дошёл до финальной точки и логически завершился. Дальше будут только повторения или параллельные приключения новых действующих лиц.

Есть ли что-то понравившееся? Есть.

Понравились имена, названия, замысловатые прозвища. Понравилось мягко-ироничное и добродушное (но не слащавое) отношение автора ко всей истории. Нормальное распределение серьёзных и шутливых моментов, отсутствие дурного пафоса и прямо-таки хтонических по мощи героев (которых так любил Перумов и прочие брали на вооружение).

Книга в целом написана добротно, средне, без перегибов в любую сторону. Читать, безусловно, можно. Видимо, мне не совсем подошло.

Очередное людоедское произведение Х. Эллисона.

Автор верен своему стилю — множество гадких подробностей «настоящей жизни», расписанных как можно смачнее, и лишь слегка (похоже, для порядка) задеты некие этические условности.

Прорисовка мира — тяп-ляп. События, по-моему, далеки хоть от какого-либо правдоподобия. Например, я сильно сомневаюсь, что «чистенькая» девушка, взятая из «стерильной» среды, вот так сразу и в таких условиях станет лихо стрелять или всю ночь трахаться. Например, я сомневаюсь, что подросток сможет стрелять из автомата Томпсона (описаны случаи, когда взрослым мужчинам отдачей этого оружия ломало руки). И таких «например» целая куча.

Идейное наполнение рассказа — на пол-пальца.

Что касается человеческой духовной деградации, которую Эллисон попытался показать в двух диаметрально противоположных обществах — смех на палочке. Пыжился, автор, пыжился, но толку не вышло. Нет в тексте ни любви, ни дружбы. Получилась только вседозволенность и сиюминутная «рациональность».

Подобные вещи расписаны гораздо глубже и страшнее более талантливыми людьми.

Что безусловно порадовало, так это работа переводчика. В моём случае всё было выдано подходящей русской нецензурщиной — наверняка немалый труд.

Рассказ, на мой взгляд, столь же оригинален, как и отвратителен. Но автору нельзя не отдать должного — всё правильно. Крайняя «неаппетитность» здесь совершенна оправдана сложным этическим противоречием (что, как мне кажется, не так-то уж часто встречается). И всё же высокий балл поставить не могу — не нравится рассказ! Хотя нужно бы поставить десятку — это настоящая сложная и интересная ксенофантастика. Дать однозначную оценку ситуации очень непросто.

С одной стороны, мы видим в рассказе чёткую тенденцию к деградации человеческой колонии. Во-первых, как ни крути, Тлики являются паразитами (о симбиозе речи не идёт — выгоду от совместного сосуществования получают только аборигены-инопланетяне). Они физически, биохимически (вспомним «укусы» и неоплодотворённые яйца, изменяющие гормональный баланс человека) и юридически управляют человеческим обществом, регулируя почти все аспекты жизни, подавляя всякий намёк на самостоятельность. Люди с каждым поколением всё больше начинают зависеть от «опеки» инопланетян. Предыдущие «жертвы» Тликов неспроста выработали способность губить их кладку внутри собственного тела. Во-вторых, колонистам активно навязывается чуждое поведение, инопланетная мораль, неестественное воспитание. Как видно, не все члены общества воспринимают это положительно, но «думающих» становится всё меньше. Люди теряют знания — от уровня межзвёздных перелётов они скатились к уровню натурального хозяйства и примитивной техники. В-третьих, люди всё же содержатся на положении пленников — в резервациях. В значительной степени это обусловлено агрессивным поведением большинства Тликов в период размножения, но тем не менее четко говорит об отсутствии настоящего равноправного общества. Да и сам процесс подселения и инкубации потомства инопланетян — это акт насилия над человеческой природой, в какой бы моральной и психологической обстановке он ни проходил.

С другой стороны, автору удалось к банально, много раз обыгранной в фантастике, модели «паразит-жертва» приложить нетривиальную этическую проблему. Действительно, должен ли человек в этой ситуации, проявляя гуманизм, предоставить инопланетянину ресурсы своего организма или нет? Ведь без человеческого участия они просто вымрут. Тлики многое простили людям и постарались (сложно сказать насколько успешно) по-настоящему сродниться с ними, обеспечивая приемлемое существование обоим видам разумных существ. Тем более, проиграв захватническую войну, люди полностью оказались во власти аборигенов — и те проявили гуманность (правда, весьма утилитарную).

Учитывая это, выбор героя сложен...

Он одновременно проявляет участие к своей покровительнице, которая искренне тратит усилия на установление хороших взаимоотношений (если это так можно назвать при паразитизме) и, вместе с тем, жертвуя собой, даёт возможность другим членам своей семьи избежать кошмара положения «жертвы», который ему внезапно открылся.

Что же ждёт население этой планеты?

Автор не сказала последнего слова. Из данной ситуации может возникнуть кровавый мятеж, после которого люди получат свободу либо окончательно обретут роль «живых инкубаторов». Или будет найден настоящий разумный и равносторонний компромисс: «Паразитизм — первый этап на пути к симбиозу», как гласит одна гипотеза.

Совершенно инфернальный рассказ. Хоть уже и читал его, но впечатление он оставляет неизгладимое даже после второго раза. Такое холодное равнодушие, рождённое привычкой и воспитанием, как у Сенбе и его соотечественников, не может не ужасать. Каттнер показал обратную сторону медали хронофантастики — нежелание вмешиваться у тех, кто может. Вещь действительно мастерская.

Из интереса прочел Белянина. Такой примитив нечасто попадается! Юмор ПТУшный — у меня брат-школьник интереснее шутит. Герой просто большой ребенок, который сам ничего не делает — ему все подают. Он в каждой части произведения бежит от проблем своего родного мира в мир сказочный, где, естественно, легко превращается в могущественного героя. Как этим можно восторгаться? Просто примитивная развлекуха, которая и в голове-то не задерживается. Отечественные юмористические произведения всегда базировались на юморе интеллектуальном, а не на «шутке ради смеха». Хохмы из настоящих книг давно превратились в афоризмы, люди их много лет пересказывают друг другу. А здесь ловить нечего — прочитал и забыл. Что есть книга, что нет — всё едино.

Этот автор явно не мой!

Занимательный рассказ.

1947 год — ещё не остыли толком Хиросима с Нагасаки, ещё дымится Бикини, ещё совсем свежа фултонская филиппика Черчилля, только что обнародована «доктрина Трумэна»...

А здесь описывается такая прелесть — антивоенное благородство американской военщины. Мол, мы на самом деле парни мирные, если до дела дойдёт, то подставим все щёки и даже станем молиться за наших врагов. А бомба у нас случайно оказалась и грозим мы ей тоже понарошку.

Не вполне понятно — или автор наивен до крайности, или лицемерен до наивности. Или просто страшно стало? Сейчас после рассказа можно лишь рассмеяться. Несколько извиняет только общий мирный посыл. Но обстоятельства, идея, исполнение, подробности — это мрак!

Мне другое интересно. Всю холодную войну вытащили на себе вот такие же «обычные американские парни», которые с одной стороны всё понимали и как бы не хотели настоящего военного ада, который прошёлся бы по их стране, но с другой стороны всячески способствовали разжиганию противостояния — устраняли несговорчивых лидеров, душили коммунистическое движение, продавали кому нужно оружие, охотно шли на провокации, служили на иностранных военных базах, без особых хлопот и задних мыслей участвовали в прямых интервенциях. Интересно, почему они не задумывались над возможным возмездием и совсем не стремились к гуманизму? Неужели, действительно, нет никаких 9 заповедей, а есть только ядерная дубина, которой нужно бить «партнёров» по наглым, загребущим пальцам?

Просто абзац! Какой-то ужасный, словно специально изуродованный, вариант берроузовщины самого глупого типа.

Содержимое можно кратко пародировать так: «Огромный варвар подошёл к огромной горе, вершина которой терялась в облаках. Огромные ворота с чудовищным гулом открылись перед ним. Он вошёл в гигантскую пещеру и там, впереди, в непроницаемом мраке увидел огромного дракона. Чудовище издало страшный рёв. Варвар ещё громче ответил ему своим знаменитым кличем, вытащил огромный варварский клинок. И они свирепо кинулись друг на друга...». И ладно бы тупые приключения! Но когда звероподобный варвар в суматохе бегства приводит в действие и спокойно пилотирует первый в Лемурийском мире летательный аппарат, хочется немедленно заглянуть в толковый словарь, чтобы проверить правильно ли в школе было усвоено значение слова «варвар».

Трудно передать словами, что я чувствовал после непрерывного пятичасового чтения книжек Картера, но остальных пассажиров междугороднего автобуса заметно мутило. Боюсь, причиной недомогания окружающих были совсем не извилистая дорога и сильная жара, а вредные эманации моего мозга, основательно отравленного пером автора. Развлёкся в пути, называется.

Книга годится лишь на растопку — до того безобразно! Это была моя третья и последняя попытка приобщиться к творчеству Л. Картера. Удалил его из всех планов и списков чтения.

Второй раз покупаюсь на рекомендации и уделяю время рассказам О. Громыко.

Елки-палки! Второй раз читаю нечто по мотивам «Ведьмака» А. Сапковского. Второй раз вижу заезженную тему, к которой автор ничего не добавила. Второй раз спотыкаюсь о языковые загогулины. Второй раз замечаю, что автор знакома с природой по школьному курсу биологии, зверей видела только по телевизору, а деревенский быт знает, вероятно, по книгам. Второй раз удивляюсь предсказуемости сюжета и шаблонности куцых образов. Всё второй раз — как по трафарету.

В рассказе есть небольшая деталь, превращающая его в мыльный пузырь. Красивый и пустой. Вот, хорошо, есть некий ведьмарь (гибрид друида и охотника за нечистью), защищающий деревню. Светловолосый, мудрый, неразговорчивый, справедливый и т.п. — на лицо ужасный, добрый внутри. Понятно откуда копировалось, причём копировалось бездумно, для красивости образа. «Воин добра», годами сосуществуя с жителями деревни, по непонятной причине не удосуживается объяснять им суть своих (весьма зловещих со стороны) поступков и дел. Это, конечно, от случая к случаю очень «успокаивает» селян. Создаётся ощущение, что он узколобый социопат или полный пофигист, способный исключительно ухмыляться про себя, наблюдая непонимание. Однако, автору без «молчаливости» ведьмаря никак не обойтись — именно эта черта служит основой для «интриги» и запускает действие. Будь отшельник немного более человечен и писать бы было не о чем.

Читать рассказ действительно грустно. Грустно от того, что автор не пытается, используя жанр в качестве инструмента, показать Жизнь, сложную и неповторимую, а на пустом месте создает из мухи слона, выдувая мыльный пузырь в фэнтезийных декорациях, искусственную драму для детей школьного возраста.

Очевидно, для О. Громыко характерна черта современных «мастеров фэнтези» — неудержимое желание усердно толочь воду в ступе, не имея сказать ничего собственного.

Читать можно, но... зачем?

Мне не удалось попасть в резонанс с автором. Главный герой, на мой взгляд, оказался недорослем 21 века, наконец-то очутившимся в персональном раю, обстановка расплывчатая, действие скучно, идея банальна. Мир Ехо напомнил страну Шларафию из немецких сказок, где основным занятием жителей было поесть-выпить и повыделываться друг перед другом. Юмор же ради самого себя на 70 страницах малоинтересен.

Повесть — типичный образчик советской фантастики «ближнего прицела» середины прошлого века. С той только особенностью, что молодой Гуревич совершенно ничего не понимал ни в физиологии и экологии растений, ни в лесоводстве, ни в проблемах облесения степей и песков. Сильно подозреваю, что он и тополь-то плохо себе представлял. Видимо начинающий автор был настолько захвачен самой идей массового создания лесополос, что просто не замечал всех огрехов и глупостей, описанных в книге. Таким образом, повесть имеет две особенности: отлично выписана практическая сторона дела, борьба научных подходов, обстановка трудового энтузиазма, научные искания, отдельно от всего этого великолепна идея быстрорастущих деревьев; но как контраст — почти полное незнание всего, что связано с ботаникой, биологией, экологией. Генетику оставим в стороне — концепции Лысенко тогда ещё шли в главном створе селекции и являлись обязательной базой для любой работы по выведению новых сортов. Здесь автора винить нельзя, да и, как выяснилось с годами, не во всём ошибался «народный академик».

Примечателен тон повести.

Для начала XX века в литературе характерна потребительская тематика (я бы даже сказал «грабительская»): якобы человеку нужно взять от природы благ по-максимуму. А если не даёт, то завоевать, вырвать. Такой порыв понятен — мир был аграрным, слабая производственная выработка не обеспечивала растущих потребностей (всех было много, а всего — мало). Люди нередко ещё голодали. Поэтому призыв «найти, отобрать и съесть» был актуален и лишних разговоров не вызывал. Достаточно вспомнить хотя бы роман Обручева «Плутония», где передовой отряд учёных-разведчиков напоминает шайку конкистадоров, готовящуюся застолбить новые земли — всё, что можно застрелить, препарировать и попробовать на зуб, безжалостно добывается, консервируется в коллекции или съедается. А чего жалеть — у природы-то ещё много!

Позднее, к середине столетия, появляется тема переделки природы. В связи с перестройкой народного хозяйства во главу угла ставится идея управления естественными процессами с прицелом на выжимание из «кладовой солнца» максимума благ. Звучат лозунги: «Найти, поставить на службу человеку, максимально ускорить, если не получается — переделать, чтобы получалось». И этот подход понятен — после всех войн первой половины века опять-таки жилось несладко. И очень хотелось уже не только кушать, но и жить по-человечески в относительном удобстве, а не добывать что-то с топором по лесам. Кроме того, утверждается мысль, что крайне выгодно не убивать и съедать сразу, а создавать и выращивать впрок. Литература тоже была соответствующая — герои проникли в недра планеты, вели титаническую борьбу за повышение темпов производства на 0,2 процента, направляли реки вспять. Квинтэссенцией массовой фантастики того периода я бы назвал рассказ Ефремова «Пять картин».

Наконец, к 70-80 годам, когда более-менее наелись, политика вынужденного «потребления и переделывания» сменяется на призыв к бережному, как тогда стали говорить «рачительному», отношению к окружающему миру. Оказалось, что «богатства надо беречь». Пора бы уже перестать ускорять, перевыполнять, перестраивать, перепахивать, поднимать на штык лопаты и взрывать. Появилось множество книжек-инвентаризаций, в которых рассказывалось о разнообразии и ценности окружающего мира, печатались призывы охранять, сохранять, приумножать и даже исправлять ошибки прошлого. Фантастика отреагировала даже с некоторым опережением — допустим, цикл Другаля «Институт реставрации природы» вполне можно назвать определённой вехой в развитии экологической фантастики.

«Тополь стремительный» относится ко второму периоду. Типичные черты видны невооружённым глазом. Нужно быстро (буквально за 5-6 лет) посадить тысячи гектар лесополос в засушливых областях СССР — для чего нужна такая гонка, естественно, не объясняется. Ну, кроме как порадовать товарища Сталина. И не просто натыкать по пескам что попало, а вывести специальную (новую!) породу — растущую быстро, не требующую воды, с крепкой древесиной, устойчивую к ветрам и болезням, закрепляющую пески. Опять-таки не поясняется чем плохи природные деревья (саксаул, туранга, карагана, сосна) привыкшие к песчаным почвам. Отдельное недоумение вызывает сам тополь, как объект селекции, — он изначально максимально не приспособлен для решения такой сложной задачи. Дерево тяготеет к увлажнённым почвам речных долин (а не к пустыням — оно загнётся там без полива), технически недолговечно (редко доживает до 70-100 лет, большая часть гибнет за 30-50 лет), подвержено болезням и вредителям, обладает очень мягкой, ломкой древесиной (явно не справится с суховеями). Итого, остаётся только быстрый рост. Но тогда, почему не выбраны более неприхотливые родственные деревья — туранга, ива, осина? Автор ничего не поясняет. Вот надо заставить природу и точка! А мозги заставить работать, (как вариант научной программы) такой вопрос не рассматривается, чтобы не преодолевать трудности, созданные на ровном месте? Также не поясняется с каким именно видом тополя опыты ставили изначально (действие повести происходит, главным образом, на территории Украины) — из чего выводили-то новую породу? Зато автор описывает как пришлось отказаться от гибридизации с Тополем чёрным, мол, оказался слишком чувствителен к морозам. Что за чепуха? На территории европейской части СССР и растёт, преимущественно, только Тополь чёрный (или его вариации), а морозы он выдерживает даже сибирские, не говоря уже о мягком климате Украины.

Дальше центральный герой повести профессор Кондратенков начинает искания: обращается к рядовым работникам лесного сектора (трактористам, лесникам, пионерам-лесничим, садоводам) с просьбой отыскать ему самые скоростные экземпляры. Странно, почему «профессор» не обратился к специалистам в профильные ботанические институты, где занимаются физиологией растений? В питомники и ботсады? Там наверняка лучше знают возможности и потенциал разных видов. И не пришлось бы отрывать от дела тысячи занятых людей. Что за кустарщина?

Ладно, получает Кондратенков свой тополь. И начинает по-мичурински его прививать ко всему, что попадается на глаза, для улучшения свойств: к осине, к морозоустойчивым тополям, к засухоустойчивым тополям и т.п. Да ещё и собирается дождаться плодоношения! Это чистая лысенковщина (потомство гибридов, полученное от прививки, не наследует полных свойств привоя и подвоя), но автор этого, конечно, пока не может знать. Да и не в этом суть. Проблема в том, что профессор экспериментирует буквально со считанными экземплярами деревьев, а ему нужны сотни тысяч саженцев. Ну сколько он получит семян от выросших тополей — несколько сотен, ну тысячу. Капля в море. А ждать взросления растений придётся порядка 10 лет. Т.е. сроки провалены изначально. Кроме того, автор не в курсе, что тополь раздельнопол — для получения семян нужны «мальчики» и «девочки». Как он планирует получить семена, если все его немногие экземпляры (если верить тексту, то только один) внезапно окажутся одного пола?

Тут Гуревич вспоминает про черенкование. Вспоминает-то правильно. Но какую чушь городит профессор Кондратенков! «Нужно усилить способность к черенкованию!» — командует он подчинённым. Товарищ автор, обломки веток тополей сами по себе прорастают, упав на мокрый песок. Что здесь не устраивает профессора и куда уж дальше нужно повышать склонность к черенкованию? Вам не кажется, что она от природы максимальна? Такую же чепуху профессор делает, выращивая опытные экземпляры: посадив сразу несколько деревьев в «гнездо», он затем вырубает лишние, оставляя одно самое лучшее. А знает ли профессор, что тополь сразу же даёт корневую поросль? И срубив на деляне лишние деревья, он вместо каждого срубленного ствола создаст несколько новых побегов, поэтому никакого разреживания не получится.

Апофеоз селекционной работы (и научного дилетантизма Кондратенкова) наступает при завершении программы. Горе-селекционерам удаётся вырастить сначала двухметровые, а потом и восьмиметровые деревья за сезон. Планируется выращивать даже двадцатиметровые тополя! Нет, сама по себе картина скоростного роста тополей выписана отлично и даже сейчас вызывает восхищение фантазией автора (да, безусловно, и самой идей тоже). Есть только один убийственный нюанс: дерево, как известно даже школьникам, в ширину прирастает годичными кольцами, образующимися каждый сезон. Толщина годичного кольца едва достигает нескольких миллиметров, а толщина побега первого года менее сантиметра. Чтобы стать «толстым» тоненькому первогодку требуются десятки лет. Зачем нужны скоростные деревья высотой 2-8 метров и толщиной менее сантиметра, выращенные за одно лето? Автор задумался как тополя будут удерживать свой вес при такой диспропорции?

Текст произведения буквально прошит десятками несоответствий и элементарных ошибок. Даже без теории Лысенко. В профессоре Кондратенкове не узнаётся учёный. Это настоящий шаман от науки, который действует методом тыка и не обладает фактическими знаниями по предмету. Огромный жирный минус автору. Неудивительно, что его книга была забыта, хотя программа создания лесополос продолжалась до конца существования Советского Союза и дала хорошие результаты без применения всяких скоростных гибридов. Просто не надо требовать от природы мгновенных чудес. У неё уже полна коробочка возможностей, нужно только рассмотреть их, а не бросаться с прививочным ножом на деревья, пытаясь что-то догнать и перегнать вопреки здравому смыслу.

В связи с критикой повести Гуревича хочется привести короткий рассказ К. Булычева «Это вам не яблочный компот!». Рассказ явно написан по мотивам повести, и в юмористической форме изображает некоторые промахи, допущенные Гуревичем.

Однако, если рассматривать повесть с точки зрения популяризации экспериментальной практики, общественного содействия научной работе, вовлечения неспециалистов и детей в посильную помощь специалистам, творческого энтузиазма и даже определённой доли патриотизма, то перед нами, хоть и хромающий на научную ногу, но довольно любопытный образец советской фантастики ближнего прицела, написанный на необычную тему и вполне удовлетворительно её раскрывающий. Ещё раз повторю, что идея ускорения роста деревьев очень оригинальна и почти не затронута в фантастике. Здесь видно задатки, которые позднее позволили автору вовсю развернуться с подобными необычными предложениями и прочно войти в историю отечественной фантастики.

Я бы определил повесть в творчестве Гуревича как «ученическую».

Не люблю ужасы. Не ценю атмосферу хоррора, не вижу в них почти ничего интересного, большинство считаю недостаточно страшными.

Поэтому редко получаю хорошие впечатления от прочтения подобных произведений. И за подборку рассказов Алексея Провоторова, посмотреть которую мне неоднократно рекомендовали, брался с долей скепсиса — изрядное число молодых авторов хвалят зазря. А тут ещё и ужасы...

Поначалу попались чисто мистические и приключенческие вещи. Ничего особенного в них не было, а специфический отрывистый авторский стиль показался основательным недостатком. Затем, за один вечер подряд были прочитаны несколько «страшилок» в антураже постапокалипсиса и фэнтези. Эти понравились значительно больше. Особенно запомнились рассказы «Костяной», «Эффект дефекта».

С одной стороны, нельзя не отметить скованность, характерную для всех прочитанных рассказов. Автор ухитряется от истории к истории использовать всего 3-4 сюжетных варианта, неизменно во многих рассказах фокусируется на нескольких определённых деталях (осень, лес, луна, сумерки, холод), постоянно ограничивается переходящими чертами, впечатлениями, описаниями, но не желает или не может показать происходящее более полно. События обычно начинается с середины, начало опущено. Это создаёт впечатление недосказанности, неоконченности — рассказы выглядят зарисовками, фрагментами, которые нужно и можно расписать шире.

С другой стороны, автор умеет увлечь действием, блеснуть неожиданной деталью, втянуть читателя в произведение словами. Самыми же сильными писательскими достоинствами я бы назвал умение создать образ и мастерскую передачу ощущений героев, атмосферы событий. В рассказе «Костяной», на мой взгляд, автор смог развернуть свой талант в полную силу.

Рассказ тяжёлый: нечистый, тоскливый, странный. Но буквально с первых абзацев я забыл, что читаю ужасы, сюжет перестал быть важен. Настолько мощно затопило волной живых, прямо-таки личных переживаний, пропало понимание определённости и желание анализировать текст. Захотелось просто чувствовать: и серость уходящего дня, и усталость персонажа, и его неуверенность, и горький, противный привкус дыма, и шелест раздвигаемой сухой травы. Вот-вот пойдёт снег, опустится ночь. И дальше… Деловое равнодушие ведьмы. Неуют прогнившего хутора. Обманчивое тепло неприятного жилья. Нежелание выходить в темень, что-то делать. Попытка отмыть пальцы в ледяной воде от жира и сукровицы. Утрата страха перед страшным, бессильное ожидание хоть какого-то конца. Всё это зримо, выпукло, очень чётко. На уровне тактильных ощущений.

Конец прорывается внезапной, немного ошеломляющей развязкой – поставлена жирная точка. Но даже после неё продолжает чувствоваться умелая чересполосица впечатлений, на которой построен текст: чувство долга и томительная невозможность достичь цели, отчуждённая потерянность и давящее соседство с опасностью, слабость добра и сила зла. Словно опять «Сказку странствий» посмотрел.

Интересно, необычно. Можно простить недостатки и даже общую шаблонность истории. По стилю чем-то напоминает Ш. Врочека, по замыслу – Леонида Алёхина (вот у кого бы поучиться гладкости текста), по необычным образам – Кирилла Бенедиктова.

Хочется пожелать автору развиваться дальше, не зацикливаться на короткой форме, больше экспериментировать.

Воды — хоть отжимай! Такую ерунду можно писать километрами.

Роман настолько затянут, что автор в последних главах прямо взывает к терпению читателя, убеждая — мол, потерпи ещё немного, я уже заканчиваю. Роман имеет столько всего лишнего (героев, диалогов, отступлений, бессмысленных эпиграфов), что напоминает ужасно долгую пьесу, где в каждом акте многочисленные персонажи обязательно высказываются, выражая своё отношение к любому пустяку. В романе взят такой легкомысленный тон, что не вполне понятно к какому жанру его отнести: для детской литературы он слишком громоздкий и глупый, для героического фэнтези слишком скучный и детский, для юмористического фэнтези — слишком долгий и недостаточно смешной.

Я просто устал от болтовни, повторений, странноватых героев и постоянных попыток автора к месту и не к месту иронизировать. Даже без очков видно, что пёстрый бестиарий и основные персонажи взяты из популярной компьютерной игры Heroes of Might and Magic, сюжет в общих чертах — оттуда же. Остальной объём занимает, главным образом, авторское остроумие (сомнительного качества, по-моему) и бесконечные литературные отсылки или прямые цитаты. Заигравшись, В. Угрюмова, как и некоторые наши «высококультурные» интеллигенты (ум и совесть нации, ага), иногда «теряет берега». Мне не понравились шуточки насчёт «28 троглодитов, героически оборонявших институт благородных девиц» или «детского истребительного батальона скелетов». Над историей, конечно, рано или поздно начинают шутить, но ведь нужно понимать грань, чувствовать этику шутки. В романе нет ничего однозначно предосудительного, но осадок остаётся.

Сериальность ощущается уже в первой книге цикла; пропорцию смешного и серьёзного автор соблюдать не умеет; место сюжетной интриги практически полностью занимают филологические экзерсисы и неуместные отсылки ко всему, что попалось автору в жизни; персонажи и события никакого интереса не представляют (таких книг в 90-ые было написано столько, что жанр скоморошечного юмористического фэнтези ныне практически вымер, как динозавр); стремление затащить на страницы романа буквально все, что увидели глаза, и дать слово каждой букашке, выдаёт обыкновенное неумение нормально писать, местами переходящее в сюсюканье.

Итог: Книга выглядит как гибрид словаря-цитатника, женского романа и сборника анекдотов. На очень большого любителя. На огромного.

По-моему, ни события (очень искусственная, надуманная история), ни персонажи (люди описаны весьма слабо, а кошка — скорее элемент обстановки) здесь особо не интересны.

Но вот психология героев рассказа на самом деле стоит внимания. Кто они, эти герои? Культурные джентльмены и леди конца девятнадцатого века, проводящие культурный досуг в культурной Европе. Только истинному джентльмену придёт в голову посещать в медовый месяц музей пыток. Только настоящий «сэр», совершив нечаянное убийство, может шутить по этому поводу и видеть случившееся «пустяком». Вероятно человек того времени, считавший, что подчиняется законам западной цивилизации, а значит обладает некой «высокой культурой», полагал возможным оценивать свои поступки с точки зрения своей «культурности», не забывая, впрочем, про пистолет. Всё, что стояло ниже такой «колониальной» культуры (индейцы, там, или животные) полноценного сострадания и вообще настоящего внимания не заслуживало. Поэтому, герои рассказа ужасаются в первую очередь неаппетитному зрелищу, а не чудовищной причине (хочу — значит могу) произошедшего несчастья с котёнком. Но когда у них на глазах по своей дури и ветхозаватному принципу «око за око, жизнь за жизнь» гибнет вот такой вот «джентльмен из Сан-Франциско», свидетелям неожиданно становится ясно, что причастность к сообществу «белых людей» не отменяет простого принципа справедливости. Реальность напоминает о прямой ответственности за высокомерие, в сторону отлетает вся придуманная идеологическая корка, наросшая за века на учении одного самоотверженного гуманиста из Назарета, и честной расплатой за глумление над чужой бедой становится бесславная гибель циничного идиота. Или будь Человеком, или «око за око».

Перепуганный таким откровением, рассказчик старается вычеркнуть из реальности существо, восстановившее справедливость, иначе ему придётся жить с осознанием ущербности собственного мировоззрения. А решать проблемы мировоззрения подобные «джентльмены» могут только одним способом — через новое убийство.

Рассказ мерзковатый и оправдать его, на мой взгляд, может только авторское и читательское несогласие с последним абзацем. Человек не должен пренебрегать своей ответственностью и уж тем более — бедой ближнего. В этом я совершенно согласен с авторами, писавшими достаточно жестокие рассказы о животных без всякой мистики: Сетон-Томпсон («Виннипегский волк», «Королевская аналостанка»), Ушинский («Орёл и кошка»), Астафьев («Зачем я убил коростеля?»), Айтматов «Плаха» и т.п.

Четыре раза начинал читать. За полгода так и не добрался до середины романа. Не выдержал — бросил.

Ну скучно же! Страшно до-о-лгая для юмористического произведения история. Персонажей много, все они невзрачные как мыши. Главы постоянно перескакивают на новое действие и на чём там остановились в прошлый раз я успевал потерять. Юмор какой-то был, но ничего вспомнить уже не могу. Ориентируясь на название, ждал научных приколов, подробностей и хитрушек — не дождался. Внятной сюжетной линии нет — авторы бесконечно переводят персонажей с одной сцены на другую: вот посмотрите, здесь надо посмеяться, а здесь поглядите налево — нужно удивиться, а сейчас, внимание, пока двигатели прогреваются, будет длинный комментарий. И этому конца нет, как в плохом театре.

Книга по стилю похожа на вялого, долго не поливавшегося Роберта Асприна.

Неудачным вышло у меня знакомство с автором. Рассказ давно мелькал в рекомендациях, но как-то руки не доходили. А потом... потом сообщение о смерти автора, некрологи, масса хороших слов. Решил прочитать.

Рассказ лёгкий, юморной, пожалуй, достаточно актуальный в деталях и сейчас.

Но есть в нём по-моему одно «но», которое всё портит — он неправильный. Напутал что-то автор.

Дело в том, что наука сродни религии. Это вера человека в способность постичь мир самостоятельно. Это карта знаний об окружающей действительности, на которую из поколения в поколение тысячи адептов наносят границы, высоты, глубины, перевалы, размечая ещё не разведанные области. Можно быть рядовым этой «церкви» и спокойно делать своё дело по мере сил. Можно потерять «веру» или никогда её не иметь – и тащить науку равнодушно, как лошадь тянет воз. Можно быть администратором или карьеристом – и отмерять прогресс в премиях, званиях и количеством международных конференций. Можно быть безумцем или «кипучим бездельником» — и заниматься всем сразу, и ничем конкретно. Кого здесь только нет… Но самыми «главными» в науке становятся очень немногие «зрячие» — люди, не только владеющие массой информации в своей области, но и «видящие» во что эта информация складывается. Вот они-то и «двигают» науку: предлагают гипотезы, проверяют их экспериментами, интерпретируют результаты и, наконец, укладывают на карту науки ещё одну «страну»-теорию, на которую сможет твёрдо опереться практика. Если копнуть глубже, то все остальные работают только для них. Именно «мастера» науки медленно и планомерно освещают человечеству «вакуум» неизвестного, превращая его в знакомый мир. Они не обязательно именитые академики – кто-то так на всю жизнь и остаётся в «рядовом» звании. Но уважение, проявляемое к таким людям в кругах специалистов, гораздо ярче любых регалий говорит об их роли. Именно теория даёт возможность человечеству двигаться вперёд планомерно и устойчиво. Совершенно неважно, что твою работу в скромной, далёкой от практики области «смогут понять только семнадцать человек во всём мире». Это шаг в Вечность, и шаг не твой, а человечества. Совершенно неважно, что сам исследователь извлёк из своей работы для себя. Важно, в конечном счёте, только то, что получило человечество. Медленная, неблагодарная, требующая самоотречения, работа над теорией – основа науки. Она безмерно важнее, чем самые интересные практические результаты.

Безусловно, есть другие люди. Самородки-практики с живым умом и золотыми руками. Они могут создавать сразу вещи, а не теории. Для них преодолимы трудности – если приложат старание, даже чёрта могут заставить давать электрический ток. Это тоже очень хорошо и ценно. Но это дар от Гефеста, а не Афины. И к науке он не имеет никакого отношения. Сколь бы ни было ценно одиночное изобретение, сделанное на волне неугомонного интереса, нередко оно оказывается неповторимым и очень часто – оторванным от фронта человеческого знания.

Я совершенно не принимаю морали рассказа и всячески осуждаю главного героя. Стоит ли ненаписанной диссертации о свойствах солей висмута плазма над трубой деревенской бани? Стоит ли скромного вклада в теорию потрясающий, но неповторимый эксперимент? По-моему – нет. Это погоня за быстрым результатом, бег по торной тропе, игра в «угадай-ка», любовь к фокусам.

Если же говорить о других достоинствах рассказа, то я особо не впечатлился. Атмосфера 60-70-ых, типажи научных работников, командировки из НИИ в колхозы, контраст между селом и городом, деревенский кулибин, герой – «м.н.с.», народный юмор – было уже не раз. С гораздо большим удовольствием по этому поводу можно прочитать «Понедельник начинается в субботу».

Данный рассказ напоминает мальчишескую выходку: засунуть на секунду голову в окно лаборатории с серьёзными дядями и скорчить смешную рожицу. Забавно, и ничего кроме.

Примечательный роман.

Первый раз познакомился с ним в старших классах школы, случайно взяв в руки какую-то методичку по естествознанию (или как там у них сейчас называется природоведение?) для средних классов. И, надо сказать, не смог оторваться от неё пока не прочитал. Как было интересно! Куски романа, использованные в брошюрке в качестве учебного материала, ясно и доступно шаг за шагом иллюстрировали историю становления человека разумного. «Зашифрованные» по-первобытному имена зверей превращались в отдельную увлекательную игру — нужно было по описанию опознать животное. Тогда я и подумать не мог, что куски текста являются отдельным произведением.

Случайно узнал о романе совсем недавно. Купил, прочитал.

Конечно, впечатления уже не те. Автор явно не был блестящим литератором, да и сама история, кажется, изначально рассчитана на детей — настолько всё упрощено и преадаптированно. Видно логические натяжки и невнятную структуру произведения, несколько неуклюжий язык.

Наибольшей мощью в романе, конечно, обладает только идея наглядной демонстрации эволюции с детальным разбором основных ключевых моментов — здесь Д. Ангелову нельзя не отдать должного. Гениальный ход, вознёсший данный роман над многими аналогичными классическими произведениями. Кроме того, достаточно удачно выбран в меру приключенческий и драматичный сюжет, выгодно и ненавязчиво выстраивающий все необходимые моменты в целостный рассказ. И ещё — книга, несмотря на значительный объём, очень легко читается и усваивается в детском возрасте.

И всё же, это вещь выдающаяся. Я бы сделал её обязательной к прочтению в школе. Тут, помимо основного замысла, уместилось немало наглядно-воспитательных моментов: суровость мира (автор совершенно не смягчает жестоких сцен — добро и зло ещё не появились на свет, а человек уже был), первобытная жизнь без прикрас (сложность существования очень реалистична), эволюция не только тела, но и психики, появление этики. Есть изрядное количество фактических знаний о живой природе, определённый «чёткий» ракурс взгляда на причины прогресса и высокая оценка культурных достижений человека. Книга также несёт в себе значительный антирелигиозный заряд, похоже не созданный автором специально, но весьма отчётливый. Зарождение религии передано так просто и логично, что разом снимает все «сложные», надуманные вопросы (Боюсь, что именно по этой причине в школьную хрестоматию книга не попадёт никогда). В диком мире царит такой жуткий «этический вакуум», что человек невольно должен был придумать себе судью и собеседника, которого потом назвали «бог».

Итог: Замечательная, обязательная к прочтению детская книжка. Тем более важная сейчас, когда изобилие материальных ценностей требует осознанного понимания их исторической «цены». Книга исподволь учит уважать Человека, как результат долгого и трудного пути.

Не слишком понравилось: старая тема, да ещё и ограничено обозначенная в этом рассказе. А если бы им попался холостяк-сирота или просто пофигист, которому на всех наплевать? Гораздо удивительнее доверчивость людей, подписывающих контракт на неизвестных условиях, чем сам метод «лечения». На мой взгляд, очень сомнительно, что у человека с такой слабой волей и отсутствием чётких ориентиров в жизни, как главный герой, вдруг проявилась такая забота о ближних. Кажется, российский филиал этой корпорации быстро бы прогорел.

Хотя, с другой стороны здесь проведены замечательные параллели с современной системой государственного принуждения граждан к «нужному» образу жизни. В этом, без сомнения, талант автора.

Второй роман, главным образом, хорош тем, что объясняет, чем плох первый. Маски уже сняты, финал обрисован, уже не уводят в сторону загадочные перемигивания героев и кровавые схватки. Сухой остаток не очень-то привлекателен. Стоило ли столько писать, чтобы донести несложную мысль о том, что каждый человек делает сам себя?

Ну, а Алису я автору никогда не прощу — у любой шутки должен быть предел. Если уж Лукьяненко так нравится педофилия, то мог бы и не обмусоливать в своих текстах героев советской фантастики, можно держать личные пристрастия при себе!

В принципе, обычная для 80-ых повесть о «столкновении с чудом». Сколько ж их было... Сложно перечислить сколько в то время написали про одного только снежного человека! Ну надоело про трудовые будни, долг перед совестью и перевыполнение плана! Писателей можно понять.

Это ж так приятно — оторваться от обрыдлого отчёта или очерка для многотиражки и окунуться в прелесть колонки фактов, выуженной откуда-нибудь из «На суше и на море». Тут тебе и гигантский спрут, и лох-несское чудо, и бельгийские треугольники, и алмасты. Голова кружится и руки дрожат. Какая там пятилетка за четыре года, какие проблемы низких удоев в колхозе, какая геоморфология Курил...

Хотелось-то хорошего: прикосновения к тайне, рывка, простора мысли. А если ещё попутно описать свои приключения, да чуток подколоть официальщину, потыкав в неё изнанкой «развитого социализма», да чуть нажать на политику в стиле «Мы-то всё понимаем!».

Вот автор и порезвился: описал, подколол, потыкал, где надо, нажал и даже, схватив за хвост, покрутил над головой чудо.

Соответствующие органы старания оценили и тоже не дали промаха. Ответная шутка получилась такая, что даже сейчас пробирает: первый тираж был изъят и уничтожен. Что можно считать определённым успехом автора.

А можно и не считать. После того, как «духота» застоя (да, та самая, что всё висела над Итурупом в повести) сменилась ветрами перестройки, а потом и ураганом развала, интерес Прашкевича к сюжету резко пропал и вернулся только с относительным затишьем 2000-ых. Я удивляюсь как это автор в то время упустил возможность рассказать какая сейчас погода над Дальним Востоком, как цветёт бамбук (урожайно ли?), как поживают Серп Иванович Сказкин и сам герой повести — не душно ли им? И не сдуло ли первую кепку острова свежим сквозняком безнадёжности? Давно ли к ним последний раз прилетал волшебник на Ми-8, чтобы убедиться, что живы и вытащить из пасти разбушевавшегося морского змея победившего капитализма? Видимо, автору некогда было — приходилось изо всех сил держаться за что-нибудь. Чтобы не унесло в те края, куда даже горбатый Агафон телят не гонял.

Вот я спустя много лет сижу над раскрытой повестью и опять-таки дивлюсь — чего тогда так не хватало мэнээсам страны, отчего им было так душно? Еды поди не хватало? Бесплатного снабжения? Зарплаты? Джинсов? Авиабилетов по бросовой цене не только в любой город, но и любое село? Джазовой музыки? Свободы писать пасквили?

Теперь-то оно у вас есть, ребята? Ну, то, за что вы боролись в своих книжках? Может быть, и есть. Может быть, даже слишком много вокруг стало фантастических морских змеев и свободы. А вот мне уже никогда вот так запросто не слетать по научным делам на Итуруп — нет возможности, не держит воздух свободы. И к чёрту не нужен морской змей.

Я вам просто завидую. И даже не знаю: благодарить или ругать за тот небольшой вклад в сегодняшнюю реальность, сделанный много лет назад.

Обычно у Раткевич сильное перемешано со слабым, но тут какой-то сплошной провал, неудача.

Очень по-женски. Автор, видимо, не понимает, что мужчина, а тем более мальчик, в некотором роде перфекционист — он не только полагает, что всё всегда делает правильно, но и что делает это наилучшим образом. Он не пытается рассуждать что верно, а что нет, он сразу убеждён в собственной непогрешимости. Поэтому мужчина часто ищет причины неудачи лишь в недостаточном усердии, а не в ошибочности своих действий. Уже одно это авторское непонимание делает книжку слишком искусственной.

Очень много ненужного самокопания, каких-то фальшивых душевных поисков и трагедий. А кроме рефлексии книга очень пресна, однообразна. Одинаковые главные персонажи, различающиеся своими функциями. Одинаковые второстепенные персонажи, различающиеся своими именами. Обстановки нет (автор почти не описывает пейзажи, обстановку помещений и т.п.). Восточный колорит, несмотря на присутствие характерных слов и понятий, совершенно не разыгран. Конфуцианские ценности, которые обычно становятся краеугольным камнем в попытках написать что-то условно китайско-японское, вывернуты наизнанку или принижены самым постыдным образом — только диву даёшься. Социальные ориентиры и высоты деноминированы: автор не понимает, что мастер — это не звание, которое присуждают за 3 победы на соревнованиях, а состояние души и тела. Мастер (хоть кузнец, хоть рукопашник) не может быть неуклюжим дураком. Короли все добрые, патриархи — справедливые, зло — глупое и тупое, добро с кулаками всегда побеждает. Герои не умирают. Юмор плоховат, на мою мерку, — за всю книгу ни разу не улыбнулся. Язык и так небогат, но автор почему-то решила, что искажение современных слов на деревенский манер и постоянное употребление выдуманного ругательства «проваль» (по раза 2 на странице) — это и есть стилизация под средневековый восточный слог от лица уличного мальчишки. Особенно не понравилась (под конец просто бесила) дурацкая манера авторши после каждого абзаца нудно и долго растолковывать поведение своих персонажей: что этот жест значил, почему ему пришлось так поступить, ох как ему стало тяжело и т.д. Кроме того, почти каждый логический отрезок текста завершался примерно такими словами: «Вот так всё и было. Ах, если бы я знал, что это только начало. Ох, если бы я знал что нас ждёт и всё будет совсем иначе...»

Скучно.

Ценность педагогики в книжке близка к нулю, хотя она, главным образом, ради воспитательных целей и писалась. Автор смогла наметить проблемы в отношениях между учеником и учителем, ребёнком и взрослым, богатым и бедным, сильным и слабым, но интересных и значимых способов их решения у неё не нашлось. Сравниваю с «Республикой ШКиД», Астафьевым (хотя бы «Кража», «Перевал», «Стародуб»), фильмом «Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещён!», где всё то же самое даётся легко, ёмко, с шутками-прибаутками и чётко по делу, и ощущаю неуклюжесть творения Раткевич.

Смешались в кучу кони, люди и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой...

Что-то автор непонятное наворотила. Ну какая поэзия может быть у мозга, который не осознаёт себя в личностном плане и не пользуется абстракциями? И какая литература возникнет у растений, не только не имеющих нервной системы (т.е. информации просто негде храниться), но и не умеющих писать или оставлять знаки о своём состоянии? Ле Гуин явно путает или смешивает язык с мимикой и чувствами, а культуру и литературу — с фольклором и эмоциями. Какой-то совершенно дурной антропоморфизм! На кой ляд поэзия, когда нужно предать только информацию о пище, погоде, опасности... Ещё бы раскрыть эпос транзисторов или консервных банок! Или дойти до рассуждений о поэмах тонко чувствующей скрипящей двери!

Если уж писать серьёзно, то, как мне кажется, лучше делать это без логического и понятийного бреда. А сказки и красивые метафоры лучше оставить сказочникам — у Андерсена хорошо получалась поэзия соловья, у Киплинга был крокодил-философ, а у Гаршина тонко чувствующая пальма.

Если же брать общий посыл рассказа о сложной системе информации, заложенной в каждом объекте живой и неживой природы, то и опять вышло слабенько. Здесь можно вспомнить Ефремова с его идеей расшифровки гео-палеонтологической информации, в частности, повесть «Тень минувшего». Или, если рассматривать язык насекомых, то Никитана (да-да, который Гай Юлий Цезарь-Орловский) с короткой повестью «Оппант принимает бой».

В самом крайнем случае рассказ Ле Гуин можно воспринимать в качестве иллюстрации к учению Вернадского о биосфере, но вышло не интересное, полнокровное произведение, а игривая зарисовочка, лишь касающаяся сложной, интригующей темы.

Ну ёлки-палки! 2007 год написания!

Товарищ автор, если вы взялись за избитую тему, по которой не проехал только ленивый (введём название «Не люди» в поисковик и получим массу рассказов с близким заголовком и похожей идеей), то извольте не переливать из пустого в порожнее, а хоть какую уникальную мелочь от себя вставить.

Если уж так глянулся вариант агрессивного церковного диктата, то напишите, как у Лазарчука, что-нибудь витиевато-необычное («Священный месяц Ринь»), чтобы хотя бы развлечь читателя обстановкой. Или, если хочется впечатлить читателя контрастом между чуждыми существами и людьми, то расстарайтесь на красивую драму, как Гаррисон («Чужая агония»). Наконец, можно пойти лёгким путём и просто удачно спроецировать очевидный вывод через непредвзятого наблюдателя, что успешно проделал Лукьяненко («Люди и не-люди»). Можно вообще на почве этики конфликта, последовавшего за контактом, завернуть что-то совсем оригинальное — шиворот-навыворот (Бушков «Здесь всё иначе»).

Но зачем же писать антивоенную банальщину? Это пошло! Не нужно такие истории, требующие деликатности, яркости и чёткой выверенности морального заряда, делать постными и предсказуемо-однообразными. Напротив, они должны быть запоминающимися, серьёзно-страшными, стоящими в памяти.

Нельзя быть маляром от фантастики и красить по трафарету — даже название рассказа стандартное, очевидное...

Где авторская самоцензура?

В городе не осталось нормальных людей — только психические калеки. Тот, что сидел взаперти — спятил от своего горя. Те, что остались снаружи — сошли с ума от страха за своё счастье. Никто не попытался спасти человека. Большинство жителей лишь научились закрывать глаза на чужие страдания. Единицы решили уйти подальше, словно расстояние способно сделать чьё-то горе меньше.

А я всегда думал, что счастье надо заработать, добыть собственными руками. Оказывается, есть другое «счастье» — жить на дивиденды от страданий ближнего.

Тема «маленькой жертвы» далеко не нова. Древнегреческие Тесей и Минотавр, ветхозаветные Авраам и Исаак, библейские Иисус и Пётр в Гефсиманском саду — аналогии можно найти с древнейших времён по сегодняшний день. Поэтому рассказ Ле Гуин показался мне недостаточно глубоким. Он лишь прикасается к проблеме и сразу же прячется за флёром фентезийного фатализма. Вопрос ставится, но ответа на него не даётся. Автор лишь намекает, что «уходящему от беды прочь» все знаки и названия видятся прочитанными наоборот. Отсюда — Омелас, где нет правды, справедливости, истинной свободы и настоящего счастья.

Однако, ответ на заданный вопрос можно легко найти у отечественных авторов. И он не меняется со временем. Допустим, советский «Дракон» Евгения Шварца и относительно свежий «Держись, брат!» Юрия Погуляя. Чтобы прекратить беду, вернуть правду, не нужно уходить. Герои наших произведений приходят и возвращаются. Лишь приходящим в Омелас дорожные знаки читаются правильно.

Как литературное произведение, рассказ весьма неплох. Здесь и детектив, и психология, и всякие вероятностные плоскости, и неожиданный счастливый конец.

Меня же с толку сбивает ма-а-аленький морально-этический пунктик.

Но ведь нашел-то он не её, а всего лишь её «клон». Сама же девушка со своими мыслями и чувствами так и осталась во второй реальности. Осталась с другим человеком, которого практически ненавидела.

Выходит, главному герою наплевать кого любить (не эту, так другую) — лишь бы похожа была?

Героя можно, конечно, оправдать невозможностью повторения произошедшего, но... с моей точки зрения, это как-то нечестно по отношении к Оттилии из второй реальности.

Читать было тяжело. Такое вот одноразовое скоморошество без явной цели и смысла, на мой взгляд, абсолютно не украшает фантастику как жанр. Рассказ деда-вампира в плане «весёлого» нагромождения нелепостей и лепостей оказался даже хуже рассказов цикла о Манюнчикове (более ранние «сатирические» рассказы Олди). Попытка высмеять таким способом штампы развлекательной литературы о нашествии пришельцев не кажется удачной. Авторы слишком уж увлеклись.

Одно из самых плохих произведений, попавшихся мне в жизни.

Для начала стоит отдать должное названию: автор, очевидно, испытывая легкий приступ нерастраченного романтизма, не особенно думая, вписала абсолютно прозаической вещи, выполненной без всяких признаков лирики, загадочный, полупоэтический заголовок. Переводчик тоже не ударил в грязь лицом, и порадовал русскоязычных читателей ещё более странной интерпретацией «Тёмный трубач», ассоциирующийся с чем угодно (например, с Луи Армстронгом), кроме героя и сути произведения. Таким образом, заголовок романа ещё до прочтения уже становится отдельным явлением, повисая в пространстве, словно неудачный эпиграф. Очевидно, в идеале книга должна была называться на русском «Сигнальщик тёмных времён» или «Мрачный флейтист», с намёком на Гамельнского крысолова, который как раз прославился игрой на флейте, уводящей детей неведомо куда, — что-то в этом роде. Предположу, что автор использовала известную легенду в качестве стартовой площадки для своего романа — завязка и название вполне соответствуют этому допущению.

А вот дальше... Дальше у Нортон начинается практически стандартная робинзонада, плохо увязанная как с посылами, озвученными в первой части книги, так и с обстановкой произведения вообще. Всё это зачем-то разбавлено всяческими загадками и непонятными отступлениями, уводящими к другим «космическим» произведениям автора, но к самому роману имеющими самое поверхностное отношение. В довесок, представления автора о научной работе, войне, экономике, детской психологии, путешествиях на фоне природы и многих других вещах отстают от времени написания романа лет эдак на сто, если не более. Фактически мы опять видим вариацию знаменитого романа Дефо, только лишь в декорациях условного будущего.

Да, центральная часть книги очень увлекает и умело держит в напряжении. Опасности и загадки так и сыплются из-за каждого поворота сюжета, из каждой сцены. Потрясения — одно за другим — прямо-таки переворачивают мир героев произведения. Вокруг всё время проносятся то разбойники-ковбои с дымящимися кольтами (читай «военные»), то индейцы с воздетыми томагавками (читай «кентавры с копьями») грабят брошенные фермы белых поселенцев или даже осаждают форт (читай «крепость Батт»), то даже вспыхивает эпидемия космической чумы (напоминающая вспышку дифтерии 1925 года в городе Ном). То группа детей совершает героический марш через полконтинента.

На этом фоне теряются не только старательно введённые автором в самом начале упоминания о таинственных инопланетных артефактах, укрытых в пещерах, но и сама смерть Грисса Лугарда — того самого «угрюмого дудочника», который стал просто не нужен после кульминации событий. Вот, предупреждал он о коварстве захватчиков — долго предупреждал, упорно, пять раз оказался прав. Но зачем потребовалась всё сюжетное ответвление с военной базой, таинственными туннелями, инопланетным монстром и подготовкой к раскопкам катакомб Предтеч — неясно совершенно. Никакой роли в романе они не играют и с образом гаммельнского крысолова не взаимодействуют. Можно было просто отправить детей в лес — ну заблудились, а на планету в это время напали пираты. Треть романа вполне допустимо безболезненно вырезать: возникает ощущение, что после орбитальной бомбардировки начинается сюжет какого-то совсем другого произведения.

Отдельно нужно отметить наивность, недосказанность и неправдоподобие происходящего. Нортон настолько легкомысленна в конструировании фабулы и выстраивании подробностей, что это даже восхищает!

Если ты космический пират, то пасторальную планету, которая выразила практически полную покорность, и могла бы стать отличной базой для отдыха, снабжения и ремонта, нужно обязательно разбомбить в щепки. Ну какой же ты иначе пират? Кто тебя будет уважать? Все пираты так делают — они же пираты! Подумаешь, экипаж провёл в космосе десять лет и смертельно устал от войны — ничего, ещё потерпит, но гражданских нужно прижать к ногтю! Мы так и не узнаем чем руководствовались пираты, совершив всю череду произошедших безумств — этого наверняка не знала и сама автор. Просто нужно было напугать читателя варварством космических захватчиков. Иначе где взять ужасы войны?

Если ты учёный, то ты обязательно по заданию пиратов синтезируешь и выпустишь в атмосферу смертельный вирус. Наверняка зная, что он прикончит всех, включая тебя самого. Учёные — это такие роботы, которые запускаются после нажатия кнопки «Старт», и пока не откатают программу, уже не останавливаются. Ведь совсем нельзя капнуть в чашку Петри кислоты, показать мёртвую культуру, мило улыбнуться и заявить «Оп! Не получилось...» Иначе какие они учёные! У учёных всё всегда получается. Это знает каждый любитель фантастики. Кроме того, учёный обязательно должен быть хронически занят каким-то секретным делом, не расставаясь с ним, как Сизиф с камнем. Даже если ты живёшь на богом забытой планете и твои исследования никому, кроме тебя не нужны, ты всё равно должен, не ночуя дома, трудиться как проклятый, забросив личную жизнь, позабыв про течение лет, про детей, родителей, быт, политику, не откликаясь на любые события. Только так! Причём сами исследования нужно вести вредные и опасные — чем хуже и страшнее, тем лучше. Наука другой просто не бывает!

Дети — это такие существа, которые не боятся темноты и одиночества, не страдают от холода, практически не устают, не теряют направления в лесу, шутя рулят самой разнообразной техникой, легко, словно рейнджеры, уходят от погони, способны месяцами кушать консервы, неплохо разбираются почти во всём спектре наук и навыков — от микробиологии до космической связи. И заодно ведут себя как паиньки — большому мальчику, несмотря на хронический недостаток внимания взрослых, в мирное даже в голову не приходит похулиганить, втихушку покурить, утащить дядин бластер и устроить охоту, просто свалить из посёлка, где его напрягают разной фигнёй, а в период военной анархии — потискать старшую девочку-подростка (кто запретит?), отлупить тех, кто отказывается слушать его в критической ситуации (кто помешает подкрепить мнение силой?), забить на всё и просто ждать помощи (какой смысл с риском для себя шариться по руинам и местам боёв, кроме необходимости доказать, что на планету напали?). Знайте, дети — это сила и опора цивилизации! Они обязательно выживут после любого катаклизма — как тараканы.

Мутанты обязательно должны вести себя загадочно и непредсказуемо, годами лелеять тайные планы, выстраивать таинственные города, пугающе хохотать в динамик интеркома и гоняться с оружием за безобидными путниками. На то он и мутант — чуждый, холодный разум в животной оболочке. Скрытная, своевольная и подлая скотина! Помести мутанта на страницы любого романа и они, размножившись, сразу сделают за тебя половину работы. Это знает каждый писатель-фантаст!

Словом, герои книги Нортон напоминают ещё марк-твеновских Тома, Гека и Бекки, антигерои — пиратов и разбойников Стивенсона, учёные выглядят одержимыми безумцами, сошедшими со страниц Шелли или Лавкрафта. Удивительно наивная и бессвязная фабула изобилует приключениями в духе Дефо или Майна Рида. Благородство и ловкость главного персонажа — Вира — сравнима с манерами капитана Блада Сабатини. А непоследовательный сюжет, перескакивающий с одного на другое, и, по большей части, не разрабатывающий центральную идею книги (измученный войной взрослый спас нескольких детей от всеобщей гибели, но перспективы у них всё равно нет — и что?), присущ, скорее, Кингу, Брэдбери или Буццати, чем автору НФ (например, тому же Хайнлайну, весьма продуктивно выпускавшему молодёжь на пыльные тропинки далёких планет). Война у Нортон абстрактна — что-то далёкое, опасное и плохое. Точно так же стерильно-абстрактны у неё едва намеченный пацифизм и вынесенная за скобки трагедия Грисса Лугарда. Зато романтика «звёздного фронтира» так и льётся через край. Очевидно, ради этого и писалось.

Как ни странно, получился отличный приключенческий роман, напоминающий «Туннель в небо», «Робинзоны космоса» и «Посёлок» в одном флаконе. Правда, с кучей неоформленных набросков и отступлений вместо нормального наполнения.

Но таков уж стиль Нортон... Надо либо любить её, как есть, либо читать более «взрослых» авторов и не жаловаться.

Вот! Вот так писать надо!

Замечательно удачное сочетание лаконичности с богатством эмоций, с национальным осознанием мира, с аборигенной фонетикой и даже поэтикой текста. Талант автора нельзя не оценить: обычно пересказы сказок коренных народов или растягивают на километры, увешивая их огромным количеством выдуманных красивостей, или подгоняют под шаблоны типовых сказочных сюжетов, а здесь автор смог точно приноровить русское слово к таёжной мифологии местного населения. Приятно читать!

Несмотря на непривычную для европейца нескладность и краткость отдельных сказок, на неявное выделение морали, на стиль изложения, истории настолько живые, незамутнённые посторонними наносами, что воспринимаются очень ярко.

Жаль, что сказки В. Иванова так мало известны.

Интересная штука!

Вот, оказывается, кто был предтечей для «Карика и Вали» и множества других произведений на тему уменьшения и приключений в мире насекомых. И ведь писалось-то когда — позапрошлый век!

В первую очередь, конечно, бросается в глаза научно-популярный посыл произведения. Книга процентов на 70 состоит из лекций и различных бесед, касающихся энтомологии, причём хорошо иллюстрированных. Даже создаётся впечатление словно бы читаешь «Жизнь животных» Брэма, а не художественный роман. В подобном стиле когда-то писал Жюль Верн. Некоторые сведения, конечно, уже устарели, однако в целом подача информации (особенно для ребёнка или несведущего человека) способна увлечь и удивить.

Очевидно, книга была написана для популяризации энтомологических знаний и в какой-то мере рекламировала любительскую энтомологию (эстетическое коллекционирование насекомых), которой в конце XIX века было модно увлекаться.

Особняком от вала научной информации стоят придумки автора, довольно новаторские по тем временам. Это и детективная завязка сюжета (секретные записки, расшифровка под микроскопом — напоминает ухищрения рассказов Эдгара По), и страшно популярная тогда тема могущества индийских йогов (на волне увлечения мистикой, захлестнувшей Европу), способных уменьшить человека, и сами приключения злополучного Пуцкинса и его спасителя Яна Мухолапского, чем-то напоминающие историю пребывания Гулливера у великанов. Конечно, Маевскому не удалось сделать приличную увлекательную и цельную историю, но он к тому и не стремился, заменив каркас сюжета рядом ярких сцен, пространство между которыми занято научно-популярными лекциями.

Словом, ничего экзотического или литературно нового в романе не обнаруживается, как и непосредственно в раскрытии темы микропутешествия. Например, общее оформление книги непритязательно: роман написан в виде письма-монолога, обращённого к племяннику главного героя и повествующего об «удивительном приключении». Мелочи физики, химии и биологии автор почти полностью проигнорировал — он не поясняет почему уменьшилась одежда, не углубляется в тонкости горения или возможности стрельбы из пистолета в микромире. Но тут надо помнить, что наука ещё много не знала, а автор не старался написать твёрдую НФ. Напротив, он частенько иронизирует, делая небольшой, но заметный крен в сторону юмористического рассказа. Одно отступление, посвящённое истории лорда Пуцкинса и Клуба Чудаков, чего стоит!

Таким образом, «Доктор Мухолапский» фурора сейчас уже не вызовет. Даже в качестве «забытой» ретрофантастики — почти нет переизданий и новых переводов на современный русский язык (о книге никто не знает), сюжет (и все научные «примочки» с ним заодно) давно исхожен, устарел. Действие развивается крайне неторопливо, персонажи ведут себя старомодно.

В наше время роман Маевского будет интересен лишь с точки зрения истории литературы. Теперь-то понятно откуда взялись микроскопические дневники инженера Думчева в «Стране Дремучих Трав» В. Брагина и откуда Я. Ларри позаимствовал уменьшительный эликсир, вместе с полётом на стрекозе и флагами-маяками, помогавшими отыскать дорогу профессору Енотову.

Возможно, в какой-то мере книга будет интересна коллекционерам насекомых и профильным энтомологам — поставь такое на полку рядом с коллекций и точно заработаешь репутацию знатока древностей!

Подытоживая впечатления, можно сказать, что Маевский, безусловно, написал не блестящее, но довольно необычное произведение, породившее не только особое направление в фантастике (научное путешествие в микромир, связанное с уменьшением), но и целый поток подражаний. В определённой мере, книга дала толчок и научно-популярной литературе — задав моду на приключенческое описание мира насекомых, как это когда-то сделала для географии Сельма Лагерлёф (тоже уменьшив своего Нильса и отправив его в путешествие). Эпоха не пощадила роман, быстро затмив его более новыми, интересными книгами и превратив в библиографическую редкость.

Но уже за один зачин автору стоит поклониться. Я рад, что познакомился с одним из истоков современной фантастики.

Большой недостаток (может быть, даже беда) некоторых произведений О. Ларионовой — неглубокая разработка идеи. Порой читаешь и создаётся ощущение совершенно искусственного мелодраматического подхода к проблеме. Вот что-то забрезжило, и автор быстренько начинает это что-то гнуть в сторону трагедии или сложной этической проблемы, примазывая сбоку любовные страсти. А идея гнётся плохо. Получается классический сюжет — Он из-за любви и переизбытка/недостатка ума совершил безумство, сломавшее жизнь и себе и Ей. Мир разрушен, все страдают. Красиво, но недостоверно.

Сядешь, пять минут подумаешь — выясняется, что проблемы-то и нет. Зачем страдают — не вполне понятно. Больше того, анализируя историю, замечаешь, что страданий и даже гибели можно было избежать очень легко. Возникает неприятное чувство, словно тебя за дурака держат или автор нарочно глупит.

Так и здесь.

Дорогая Ольга Николаевна, на кнопки нажать может даже обезьяна, а подорвать бомбу могут и собака, и дельфин. Для этого вообще не надо иметь ни развитого мозга, ни рук. Если уж так случится, самую страшную кнопку в глубоком бункере нажмёт по сигналу безмолвной лампочки обычный рядовой и помощь киберимплантов ему не понадобится. Даже если спустить проблему с глобального уровня на уровень индивидуальный, то не вполне ясно стоит ли переживать, что «умные» пальцы будут замечательно точно нажимать на спуск автомата, выкашивая цели по безумному приказу. Поверьте, убийц, автоматически раздающих смерть по своей внутренней сути, в мире гораздо больше, чем единичных дорогостоящих киборгов. Поэтому боязнь какой-то мнимой утраты контроля над оружием у Вас в рассказе запоздала на много лет и вообще не имеет особого смысла. С равным успехом следовало бы поплакать над кошкой, которая убивает не задумываясь, на одних рефлексах.

А вот знали бы Вы как трясутся руки, когда битый час пытаешься на ощупь в темноте и холоде загнать мелкий болтик в фигурное гнездо. Или когда кончиком волоска через щель в стёклах расправляешь усики тли, лежащей в жидкости Фора-Берлезе под микроскопом, и на всё про всё есть только 5 минут (потом раствор застынет). Вот в такие моменты начинаешь безумно завидовать герою рассказа. Хочется крикнуть «Подожди, дурак, ещё сутки! Ты же уникум! Всё стерпится-слюбится.» Но потом понимаешь, что перед тобой всего лишь фантастика, с подачи автора — лёгкий жанр литературы.

Красиво, но недостоверно.

Советский женский любовный роман-космоопера. 1988 год.

Написан, конечно, уже поздновато (раньше, видимо, было совсем нельзя), но что есть — то есть. Это вам не «Таис Афинская», где героиня жила и даже страдала строго по схеме золотого сечения. Здесь, как обычно у Ларионовой, персонажи «летят» вперёд, едва чуя под собой ноги. Вопросы «Как так?» «Почему?» «А чего он умер-то?» игнорируются начисто. Шпаги, замки, звездолёты, прекрасные рыцари и мрачные тайны космоса. Наивность вкупе с красивостями просто восхищает.

Очевидно, потребность в иррациональной приключенческой и романтической фантастике к 80-ым уже назрела настолько, что стала прорываться даже у некоторых убеждённых сторонников НФ. Так, меня, например, когда-то сразил М. Михеев с его откровенно попаданческим «Год тысяча шестьсот...» (1984).

Можно и прочитать. Хотя бы для сравнения с современным российским любовным романом. Может быть, после нынешнего многообразия старушек, пишущих под девическими псевдонимами, и девиц, пытающихся на основе собственного трёхгодичного обучения в ПТУ изобразить магическую академию, «Чакра Кентавра» и не покажется чем-то выдающимся, однако на звание вехи в истории фантастики эта книга претендовать вправе.

Какой ещё «брульянт творчества автора»? Где тут «омут печали»? Лавкрафт лишь описывает какие-то личные переживания, почти не посвящая в них читателя. Таких рассказов у него десятки. И все как под копирку — непонятное томление героя по неведомому, поиск некоего пути к мечте, собственно путешествие (оно же — смерть).

Рассказ прост и прям как палка. Искусственно усложнён излишним описанием «похода» (причём, пресным и однообразным). Все словесные красивости никак не реализованы. Ну, описывает автор закаты, путешествие на галере и незыблемость стен. А толку? Они никак не работают в тексте. Вот, скажем, есть предложение «Все мужчины там носят бороды» — у меня тысяча вопросов «И что? Почему? Какой длины? Зачем? А женщины?», но автор никак факт не поясняет и не увязывает его с темой рассказа или хотя бы с прочими фактами. Но ведь автор зачем-то выделил именно наличие бороды у мужчин; следовательно, предложение должно быть продолжено объяснением «потому что...». А его нет! И всё — фраза написана впустую. И так везде! Сюжет — отдельно, обстановка — отдельно.

Нормальной интерпретации чувств и желаний героя тоже нет. Не раскрыт внутренний мир героя — я толком не понимаю что он чувствует, когда стремится к городу. Мне мало туманных намёков. Автор всё объясняет непонятной «тоской по неведомому». Так Ганс Христиан Андерсен в своё время сказки писал и получалось у него заметно лучше, достовернее и красочней.

Рассказ давно написан и тогда не было ничего похожего? Ерунда полная! Предлагаю открыть «Дверь в стене» старика Уэллса и сравнить.

У Лавкрафта вышло прямолинейно, скупо, сухо, скучно.