В детстве я читал много всякого-разного: Аберкромби, Мартин, пан Сапковский... Но один автор казался "по-настоящему" взрослым — Ирвин Шоу. Было даже немного стыдно его читать: вдруг прочитаю — и всё, стану "не таким"? Однако же, искушение брало верх и мне открывался мир не менее фантастичный, чем мартиновский Вестерос — своего рода параллельная реальность. Блестящие небоскрёбы, пляжи Лазурного берега, извилистые дорожки в Альпах, томные беседы, быстрые взгляды, казино, шелест платьев, сепия 50-х годов, изощрённо-прекрасная усталость от жизни, писатели, любовницы, романы старые, очень старые, застарелые. "И вот мы встретились снова" спустя двадцать лет. Очень много кризиса среднего возраста. Всё это ужасно буднично — в том далёком мире. И вы знаете, нравилось.
"Вечер в Византии", "Люси Краун", "Вершина холма". Наверное, очень непохожие книги, но в моей памяти они слились воедино. Сильно позже прочитал роман "Богач, бедняк", и... Вроде всё на месте (или я себя в этом убедил). Но что-то не так — герои не из тех, кому сочувствуешь, сепия приелась.
А буквально час назад одолел "Ночного портье". Лучше бы я этого не делал. Потому что после Европы Хемингуэя, Европа Шоу — это как выветрившаяся газировка: о происхождении напоминает лишь неприятный привкус. Герои не то что картонные, но удивительно бесхребетные. Словно спектр их чувств, эмоций подвергся унизительному обрезанию. Всё блекло — и пеньюары, и дорогие машины, и сливки вашингтонского общества. Альпийский снег — даже тот матовый, а "сильные" по задумке женские персонажи рождают исключительно потребительский интерес.
При этом написано профессионально. Первые страниц сто пятьдесят глотаешь незаметно для себя; интрига в порядке и хочется знать: что же дальше приключится с новоиспечённым миллионером? Может быть, гангстеры устроят погоню через весь земной шар, чтобы вернуть деньги себе? Или знакомство с вашингтонскими элитами вознесёт героя на вершины политической жизни? Нет, нет и ещё раз нет. Ружья стреляют, но вхолостую. Всё будет происходить, да и закончиться тоже, пресно и банально. Поверьте мне. И не читайте этот роман.
Если покопаться в моих чувствах, то кроме разочарования там можно найти ещё и лёгкую грусть. Потому что "Вечер в Византии" — одну из двадцати трёх книг, которым я поставил десятку — я уже никогда не стану перечитывать. И, да, вполне возможно, что именно "Ночной портье" — провал Шоу, а остальные книги держат планку. Но прочитав "Ночного портье", я понял, что Шоу мне в принципе уже не будет интересен. Хотя бы потому, что есть Хемингуэй, у которого книги словно сотканы из нервной ткани и полны жизни, а не суррогатной мишуры. Шоу "образца детства" — вымерший вид и к тем впечатлениям мне уже не прикоснуться.
P.S. Забавно, что перечитывать "детских" Ле Гуин, "Хоббита" Толкиена, да тех же "Котов-воителей"! — мне в кайф (и плевать на целевую аудиторию), а такой весь "взрослый" Ирвин Шоу уходит в небытие.
"Что с тобой будет?" — куда как менее загадочный вопрос чем "Каким ты будешь?".
Не всегда человек встаёт на кривую дорожку, потому что лямка натёрла плечо. Чаще обстоятельства не оставляют иного выбора. Гарри Морган циничен и резок, и он идёт, куда толкает его судьба — ниже и ещё ниже. Рыбак не может остаться рыбаком, если нет денег на снасти, а бутлегер — продолжить возить груз без руки.
История Гарри Моргана, если вырезать её из контекста, — на десять баллов. История антиромантическая, отрывистая и чертовски правдоподобная, как и он сам. Чем-то отдалённо напомнила Кормака Маккарти, но у Кормака романы былинно-отстранённые, а здесь бурлит страсть — к жизни, к женщине — словно озеро терпкого вина, заключённое плотиной хлёсткого, лаконичного стиля, и плотина выцеживает благородную жидкость — брызги падают вниз, с плотины, и читатель счастлив. Такую страсть, наверное, можно было увидеть в глазах всамделишных пиратов минувших столетий: щетина, губы плотно сжаты, их уголки презрительно опущены книзу, во всей позе сила и уверенность. Очень мужская, маскулинная история. Как, впрочем, и другие, что читал у Хэма, за исключением романа «Прощай оружие», где герой больше смахивает на юношу, чем на мужчину и ведёт себя порой инфантильно.
Контекст слаб. Много второстепенных персонажей — характеры не запоминаются и чувств не рождают. Кругом алкоголь, как и всегда, мужчины и женщины, любовники и любовницы, блондинки, писатели, совсем уж опустившиеся личности, привлечённые к общественным работам, и даже член тайного общества «Череп и кости». Много маленьких историй, и все герои на пределе, но «полотнА» не рождается. Чувство, будто писатель взял запредельно высокую ноту, и ты сначала думаешь: «Вот это да!» а потом «Чёрт, пискляво-то как» и хочется даже зажать уши — пролистать скорее всю эту муру про местную мадемуазель, которая всем даёт, и как она чуть не дала заезжему писателю, а он пришёл домой в её помаде и жена сказала, что это последняя капля, и она уходит с профессором, и писатель пошёл в бар, надрался вместе с ветеранами общественных работ (все сифилитики), заметил вдруг профессора, и чуть его не избил. А профессору было потом жаль, что он не дал себя избить — так он снял бы груз с души писателя. Мура же, друзья, — она и есть! Конфликт бедности и богатства, о котором заявлено в аннотации, если и можно здесь разглядеть, то с трудом.
В целом, то, что читал раньше у Хэма, нравилось больше («Фиеста», «Старик и море», некоторые рассказы) либо гораздо больше («Прощай, оружие!»). На очереди «По ком звонит колокол». Кстати, эпиграф там глубокий — про человека, который часть материка, но никак не остров. Любопытно, что и в этой книге (в конце) Гарри Морган высказывает схожую мысль: «человек один ни черта не может». «Ему понадобилась жизнь, чтобы прийти к такому выводу», — поясняет автор. Если честно, зачем это конкретно здесь, — не понял. Может, действительно упустил некий пласт в романе? Надо будет перечитать.
Обожаю 60-е, ранние 70-е в культуре англосаксонских стран. Люди такие песни пели, книжки писали — я балдею. Кеннеди в президентском кресле. Человечество рвётся в космос.
Брал "Аэропорт", заранее предвкушая, что окунусь в подходящую атмосферу. Всё оказалось таким и не таким одновременно. С одной стороны, народ катается в квадратных бьюиках, настроившись на волну рок-н-ролла, а диалоги неуловимым образом заставляют вспомнить о сериале "Bewitched", несмотря на разнящийся тон. С другой — совсем не чувствуется романтика времени. Маккартни напевает про "ещё вчера незамысловатую игру" явно в чьё-то другое ухо, а его слова уносит пургой, той самой, которая сумела досадить директору одного крупного аэропорта Мелу Бейкерсфельду.
Если и есть тут романтика, так это романтика Дела. Рассказ идёт о людях, которые действительно любят авиацию — на земле и в небе; а что вы думали: самолёт взлетел, самолёт сел — и всё? Ну уж позвольте. Не менее интересные вещи скрыты от наших глазах. Диспетчеры, сидя в тёмной комнате, разводят стальные махины так, чтобы они не столкнулись, а частота отбытий-прибытий сохранялась как можно бОльшей. Чертовски нервная работёнка! Многие не дотягивают до пенсии. Таможенники вскрывают контрафакт, а снегоочистительные команды миля за милей отвоёвывают взлётно-посадочные полосы (актуально для родного климата :)). Администрация воюет с жителями ближайшего городка, которые не могут больше выносить адский шум.
“Производственная” составляющая выше всяких похвал — очень правдоподобная, увлекающая и с кучей больших и маленьких плюшек (вы правда не хотите узнать насчёт бесплатной выпивки в туристическом классе?) ;) Если серьёзно, то не стоит думать, что раз мы открываем что-то новое, старое тут же покрывается лоском совершенства. Да, человек в космосе, но и в старой доброй аэронавтике множество проблем. Пассажиро- и грузопоток увеличичваются, меняются жизненные реалии и всё это — вызовы времени, которые требуют новых технологических и административных (!) решений. Возможно, не вполне правильно с моей стороны писать в настоящем времени – роман опубликован полвека назад – но, полагаю, спустя время всё стало ещё более запутанным.
С литературной точки зрения книга также хороша, хотя упомянутая сухость поначалу раздражает. Единственный рояль, которому Хейли позволил заиграть — это "магия времени", о которой успел сказать до меня другой рецензент. Тяжёлый, переломный момент в жизни всех героев совпадает с критической ситуацией в аэропорту. У каждого масса неотложных дел; отношения рушаться на фоне зарождающейся любви; чья-то карьера именно сейчас пойдёт под откос, в то время как другой поймает удачу. Кульминацией служит настоящий триллер, связанный, конечно же, с самолётами и аэропортом, о сущности которого я умолчу.
Стоит признать: клубок взаимосвязанных событий, который в убыстренном режиме разматывает Хейли, рискует показаться искуственным. "Почему всё это пришлось на несчастные пять часов", — таким справедливым вопросом может задаться читатель. Мне же, почему-то, охотно верится, что подобные события могли произойти на самом деле (и очень, очень жалко одну английскую девушку). Не оттого ли, что Хейли вообще хочется верить?
в 1969-м сверхзвуковая авиация казалась делом ближайшего будущего
Чужаком вошёл в него, чужаком же и вышел, перелистнув последнюю страницу. Единственный груз, который унёс с собой — то печаль. Чувство рока, что неизбежно настигнет, ведь путь определён. Каждый шаг есть лишь веха, приближающая Конец. И монета на запястье Антона Чигура не спасенье. Лишь ещё одна веха; последняя или нет — определено самим мирозданием. И нельзя никуда свернуть. Просто взять и начать сначала, проснуться однажды в штате Калифорния, без прошлого, отбросив его, забыв. Чтобы только две дороги — с одной пришёл, по другой пойдёшь. И никакой предыдущей секунды, никакого связующего звена.
вся рецензия
Один ветеран вьетнамской войны берёт чемодан с деньгами, провонявшими марихуаной; думает, что теперь его жизнь изменится, старое — не имеет значения. Ошибается. Всё та же лодка медленно и неумолимо плывёт к неведомому берегу, несёт дальше и дальше. Осталось совсем немного...
По следу Мосса идут люди наркодиллеров, и Чигур — килер, не знающей пощады, у которого нет врагов: все они мертвы. Дело расследует Шериф округа. Он словно воплощение старого, уходящего мира, который скоро останется в прошлом.
История вне времени. Будто всё уже закончилось, а читатель роется в пыльном архиве, изучает обстоятельства дела давно минувших лет. На ветхих листах — описания событий, произошедших, кажется, века назад (хотя время действия — начало 80-х), с людьми, чей мир давно ушёл.
В романе это во всём — ощущение рушащейся реальности, на смену который приходит лишь хаос. Герои не уходят одни, с собой они забирают мир, в котором когда-то жили, были его частью. Слишком быстро, говорит Маккарти. Раньше не было такого, чтобы старики смотрели вокруг с удивлением, непониманием. Теперь им тут не место...
Это не роман, это притча. Именно от притч положено оставаться чувству вневременности происходящего. Да, к тому же, иносказательность здесь во всём.
Хотел сказать, что Техас, его пустыни и долины, и города — лишь антураж, но соврал бы в таком случае. Рассказ о многом, и об Америке не в последнюю очередь. О Юге этой страны, земле самобытной даже внутри самих Штатов. Думаю, сложно это доказать, но сердце говорит: старый писатель любит свою землю, хоть и думает иногда "отдать весь чёртов штат обратно латинесам". Рассказ полон этим чувством; неведомым образом в скупом на описания тексте место действия, люди, живущие там, обрисованы ярко и многогранно. Но мне, гостю, трудно здесь уследить нить мысли сказителя. Чужая история. Чужие проблемы. Могу лишь наблюдать на этот раз.
Такое происходит часто по ходу истории. Льётся речь, потрескивают брёвна в костре, а ты смотришь на бескрайние пустыни, и думаешь, какого чёрта тебя сюда занесло?
"Кони, кони" — другая история, рассказанная у того же костра — то другое дело. Там старик пленил моё сердце. Оно у всех в одном месте, слева в груди. Не так сложно подобраться к нему, если знаешь как.
Сегодня кое-что изменилось. Нет, я снова оказался вовлечён в рассказ и сухие, ироничные порой реплики, слетающие с губ героев складывали мозаику из образов, эмоций... Но теперь писатель обратился к разуму. И я был увлечён, не скрою. Но сердце... то не дало сбоя; билось ровно и сильно. Пощипывало в носу от архивной пыли. Печаль захлестнула ненадолго; с ней я расстался по возможности быстро и без сожаления.
Приветствую всех читателей колонки, прошу прощения за длительное затишье в моём блоге! В качестве извинения — два небольших отзыва на книги Пьюзо и Маккарти.
К сожалению, это именно что отзывы, не рецензии. Ибо писать последние — чрезвычайно лень, да и, судя по всему, мало кому хватает мужества продираться через многочисленные абзацы моей "критики". Так что, вот, перед вами — два текста, которые вернее всего будет охарактеризовать как заметки. Заметки на полях. Не разбор по косточкам, но отдельные мысли насчёт прочитанного, иногда, правда, поданные весьма странно.
Идея потырена у коллеги Мэлькора, который в свою очередь нагло спионерил её у Croaker'a и geralt9999'ого. Спасибо этой троице.
Что ж, как любит говорить один мой товарищ: "читайте, высказывайтесь, буду рад".
Заряди свой кольт, читатель, поседлай коня. Следуй забытыми просеками индейцев, что ведут на юг — в края, где ещё не разучились ценить свободу.
Проводник будет скуп на слова, он не из дешёвой породы смазливых гидов с готовым набором фраз и стопкой буклетов под мышкой. Он — настоящий рассказчик, уважающий себя, чуть надменный, но только самую малость. Живое воплощение суровых каменистых равнин Техаса. История ему под стать.
Придётся пострелять, ускакать от погони — не киношно-бутафорной, настоящей, когда отряд всадников может преследовать беглеца десятки и сотни миль. Не раз и не два встанут перед глазами кадры вестернов Леоне. Но не стоит торопиться ставить знак равенства между блокбастерами 70-х и вашим приключением. То — дорогое шоу, позволяющее восхититься храбрым человеком в пончо. Только лишь. Старый ковбой-проводник знает кой-какие тропки, укрывшиеся от акул Голивуда. Будьте покойны, он вам их покажет. Кто знает, возможно, если вы окажетесь стоящим слушателем, то на одном из ночных привалов потеплевший сказитель одолжит вам даже всамделяшнее пончо, доставшееся ему ещё от прадеда.
Добрый совет: старайтесь не показывать виду, что осознали, на какую эпоху пришлось развернувшееся действо. Это может огорчить старика. Он решит, что вы из тех бездумных любителей поп-корна, охочих до романов в мягкой обложке. Таким подавай смачные потасовки в покосившихся салунах да пьяные похождения молодцев со сверкающими зубами. В таком случае старина Кормак вполне может развернуть своего гнедого и ускакать восвояси, оставив вас в одиночестве.
Но если слова попадут в цель, а вы — тот самый слушатель, то освободиться от пут рассказчика не удастся до самой развязки.
Как и я, вы вскоре поймёте, что ковбой в конце 40-х прошлого века — это тот же ковбой времён войны Севера и Юга. Я говорю "ковбой", подразумеваю — человек, любящий, понимающий свободу, живущий по своим правилам. Человек, готовый отдать жизнь за друга, и за свою лошадь, и за лошадь друга, если тот так же ей дорожит.
Уже полюбившийся вам проводник не остановиться на Техасе, его "программа" гораздо разнообразнее. Переправившись через реку, мы окажемся в кипучей, страстной, как союз мустанга и арабской кобылы, Мексике. Стране иных нравов, иного толкования жизни. Там молодой техасец — один из наших спутников — полюбит, там он пройдёт через горнила суровых испытаний. Мы же будем наслаждаться горячими хемингуэевскими описаниями, галереей образов, позволяющей поставить роман в один ряд с "Фиестой".
При внешней сдержанности, даже аскетичности, история, поведанная стариком, обжигает. Чудесное снадобье, чуть терпкое, поражает разнообразием вкусовых оттенков. Оно словно хорошее сухое вино.
Тот случай, когда фильм добавил цельности книге. Очистил от ненужной шелухи, расставил акценты.
Нет, роман хорош, но, Боже, сколько в нём лишнего, сколько "ненужных" персонажей, диалогов, целых сюжетных линий! Пытаешься ухватиться за нечто настоящее, такое, что можно вынести за пределы книжных страниц. Иногда даже будто бы получается. Кажется, вот уже вдохнул полной грудью пряный сицилийский воздух, увидел собственными глазами внушающую ужас улыбку старого дона... И тут магия куда-то исчезает. Автор то и дело "опускается" до уровня жизнеописания малиновых пиджаков, из-за чего книга в один миг мельчает. Не хочется больше верить в благородные чувства циничных мафиози, их преданность семейному делу. Теряется монументальность и уже трудно назвать книгу столпом гангстерского жанра.
Ещё труднее поверить в заверения автора о высшей степени справедливости в кругу коза ностры. Первая ассоциация — с отечественного разлива братвой, живущей "по понятиям". Ассоциация, сами понимаете, не самая положительная. Лучше уж какое-никакое законодательство РФ. Допускаю, что, скажем, европейскому читателю таких мыслей в голову попросту не придёт, ведь их 90-е миновали многими и многими поколениями ранее. Тем не менее, лично мне воспринять посыл Пьюзо не удалось а все эти "свои законы" вызвали лишь раздражение.
К слову, фильм подобных эмоций не рождал. Возможно, потому, что у Копполы куда лучше получилось в течение всей истории выдержать нужную тональность. Тональность сказки, легенды, эпоса. Великий режиссёр представил банальные разборки настоящей эпической битвой; ему удалось на девять часов эфирного времени завернуть мироздание таким образом, что тщедушный в сущности гангстерский мирок оказался центром Вселенной. Вот, смотрите! Настоящие люди, настоящие поступки. Великие трагедии, свершения... Отжали у другой группировки игорный бизнес в Бронксе. Свершение, ага.
Пьюзо тоже пытался романтизировать сицилийскую мафию. Получилось как-то кособоко. Допускаю, что автор пробовал написать пафосно-сказочную, в общем-то, историю, тяготеющую при этом к реализму (невымышленный сюжет, реальные прототипы героев) и не смог органично совместить два этих начала в своём детище.
Впрочем, книга обладает рядом неоспоримых достоинств. Разумеется, она качественна. Не уступает любому другому роману такого сорта харизматичностью персонажей и закрученностью сюжета. К тому же, имеет на руках "бонусный" козырь — образ дона Вито Карлеоне. Вот где фильм не смог дотянуться до книги. Крайне убедительно показано, как дон завоёвывает расположение людей, все диалоги Вито и партнёров, либо просящих в психологическом плане проработаны до мелочей, их трудно счесть ненатуральными, искусственными. Впервые я осознал, что такое omerta, круговая порука, сущность, часто связывающая сильнее уз родства или дружбы.