Приятная новость для любителей нуарной литературы – издательство «Амфора» переиздает «Город Грехов» Фрэнка Миллера. Речь идет не только о первом томе всемирно известных комиксов, который можно приобрести уже сейчас, – в обозримом будущем на книжные полки поступит еще 6 полноценных новелл, составляющих масштабный цикл. Резкие реплики, детективная завязка, роковые женщины и обязательная сексуальная линия в сюжете делают роман в картинках донельзя брутальным произведением, заметно вышедшим за пределы бульварного чтива. Однако интерес к героям и злодеям Бэйсин-Сити по-настоящему возрос только в 2005 году благодаря успешной экранизации романа Робертом Родригесом. За рубежом «Город Грехов» знают и любят, а в России комиксы как форму подачи материала до сих пор считают чуждой культурой. Вдобавок многие воспринимают комиксы не более чем истории о супергероях, хотя это только верхушка айсберга.

С конца 1930-х до середины ХХ века рисованные герои со сверхспособностями и впрямь коротали время в рюкзаке своего читателя, а страницы с картинками частенько шелестели под партой. Время пролетало незаметно и в начале 1970-х сюжеты комиксов стали более реалистичными и взрослыми, все чаще в них стали освещаться острые для общества проблемы вроде употребления наркотиков и алкоголизма. К концу ХХ века детский комикс окончательно и бесповоротно вырос, стал острым на словцо и обрел серьезную форму романа. Твердый и самоуверенный переплет сменил мятые неглаженные обложки, а в отдельных случаях графика стала ограничиваться всего двумя цветами – черным и белым. При таком цветовом решении непросто создать множество красивых иллюстраций, но Фрэнк Миллер справился. В угоду эффектности художник заставил одежду героев блестеть, а мелкие детали бликовать в непроглядной темноте. Пропорции фигур персонажей также специально нарушены, но это только подчеркивает характерность рисунка. Стоит упомянуть невероятную живучесть героев и это, пожалуй, все, что роднит «Город Грехов» с фантастикой. Говоря об остальном, за примером далеко ходить не надо.

Бэйсин-Сити был придуман Миллером в 1991 году под впечатлением от Калифорнии и показан читателю как родной дом для преступников всех мастей. В таком местечке сложно оставаться порядочным. Главный герой первого тома – громила по имени Марв, которому больше подошла бы роль гладиатора, а не нашего современника. Месть за убийство любимой женщины дала ему цель в жизни, и уже спустя несколько страниц он ласково называет прохладный пистолет женским именем Глэдис и преисполнен решительности. Несколько раз игра света и тени разделяет силуэт Марва надвое: одна его половина хочет вырваться из личного ада, а другая – наказать всех грешников. Даже в городе порока этот человек практикует принципы морали, правда, своеобразные. Почти сразу возникает ассоциация с культовой фигурой времен викторианской Англии – Суидни Тоддом. В определенный момент он больше не может себя сдерживать и даже рад этому. «Я начинаю привыкать к этой мысли, она мне нравится все больше и больше», – Марв уже подсознательно хочет, чтобы было кому и за что мстить. Только когда вызов принят, он начинает ощущать вкус жизни.

Что же греет душу в промозглой жизни Бэйсин-Сити? Классные тачки и классные женщины. Поэтому неудивительно, что в рисунках Фрэнка Миллера и те, и другие играют важную роль. Может, машины больше похожи на электробритвы, вспарывающие ночные трассы, но детали проработаны очень дотошно – каждый автомобиль выражает характер персонажа. По-своему скрашивает городскую жизнь неприступная девушка Нэнси, которая каждый вечер заводит посетителей бара танцами под музыку кантри. Надо сказать, в греховном городе это одно из самых безобидных занятий. Нэнси Каллахан появится и в следующих новеллах, но ее история как «изюминка» цикла будет рассказана только к его финалу.

Несмотря на единое место действия и общее настроение, каждая история имеет своего козыря в рукаве. Например, второй и последующие тома серии стали частью сценария к фильму «Город Грехов-2», премьера которого намечена на лето следующего года. В новелле «Женщина, (за) которую стоит убивать» в уже привычном по первому тому стиле, но с другими персонажами рассказывается история, замешанная на деньгах и предательстве. Тем самым Фрэнк Миллер окончательно убеждает читателя, что перед ним цикл о городе, который уже и не город вовсе, а весь наш мир.

«В конце концов об этом даже сняли фильм. Когда в Америке случается что-то важное, кому-то обязательно хочется покрыть все сусальным золотом и украсить ленточками. Чтобы можно было забыть. И вряд ли кто-нибудь понимает, насколько это серьезная ошибка — забыть Кэрри Уайт.»

В середине 60-х годов XX века телекинез, о котором в те времена боялись даже говорить, чтобы не прослыть сумасшедшими, вырвался на большой экран. Это были вполне реальные съемки, демонстрирующие странный фокус на потеху зрителям. А теперь представьте роман, состоящий из газетных заметок, материалов репортеров, выдержек из интервью свидетелей и очевидцев. Представили? Не по себе становится именно потому, что текст подан слишком жизненно.

Перед нами история о разбуженной силе телекинеза у девочки Кэрри, которую все обижали. Не то чтобы она сильно отличалась от других, просто мама у нее была одержима искуплением греха, который видела в способности дочери. Маргарет Уайт боялась беззащитную дочь, а страх часто рождает ненависть. Если делать акцент на таких отношениях, то из драмы, плавно перерастающей в хоррор, могла получиться чернуха. А массовый зритель всегда хочет эффектности. Религия как бесплодное мученичество и кровь как искупление, как вам? Уже лучше. Физиологические подробности для большей реалистичности, меткие вульгарные выражения и справедливая нотка цинизма — совсем хорошо. Это и есть тот самый стиль Стивена Кинга, который со временем будут называть фирменным, а пока он оттачивается в дебютном романе.

«Кэрри» — захватывающие размышления о последствиях людской ненависти. Мама сделала дочку изгоем, а подростки над изгоями любят подшутить. На выпускном вечере обычно забываются все обиды, но только не в Ювинской средней школе Чемберлена. Одноклассники решили облить Кэрри с ног до головы свиной кровью ради забавы. Настоящие маленькие монстры не ведают, что творят. Захотелось хлеба и зрелищ по-взрослому — получайте! Кэрри вершит кару небесную и молится, прося помощи у высших сил. В момент в прямом смысле кровной мести на ее лице сдержанная улыбка. Даже имея власть над людьми она держит себя в рамках.

Спустя годы Кэрри стала чем-то вроде символа, именем нарицательным, и никто не видит в ней девочку с обычными человеческими надеждами и мечтами. Испуганная общественность ищет и не может найти ответ, как оградить себя от неподконтрольных людей, которых невозможно обуздать. Вся эта общественность — выросшие дети, которые со временем стали только умнее. Теперь они находят оправдания своим действиям и тщательнее следят за собственной безопасностью. А кого следует бояться на самом деле? Посмотритесь в зеркало.

Без малого 20 лет прошло с того момента, как выпускник ВГИКа Павел Санаев опубликовал в журнале «Октябрь» повесть «Похороните меня за плинтусом» – трогательную историю о собственном «счастливом» детстве. С 2008 года в переизданиях «Плинтуса» публикуется фрагмент нового романа писателя – «Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2» – однако долгожданная вторая часть нашумевшей истории появилась на книжных прилавках только сейчас. По большому счету, книга все о том же — о взрослении, только теперь речь идет об обретении новых идеалов в переломное для человека и перестроечное для страны время.

На страницах романа разыгрывается история практически по библейским мотивам: все начинается с добровольного прощания с раем, отчим домом, после чего герой оказывается на распутье между добром и злом. Автор стремится показать, насколько важную роль в жизни играет влияние окружающих людей, будь то друзья, приятели или даже случайно обретенные знакомые.

Стоит признать, что иногда темная сторона дает больше знаний, чем светлая. Под ее началом Раздолбай взрослеет, обучаясь хитростям и завороженно наблюдая за пороками. «Надо учиться жить красиво» – сразу же решает Раздолбай, ощутив ветер свободы. «Чтобы оставаться человеком, предстоит отказаться от многих соблазнов» – осаждает его внутренний голос, который воспринимается главным героем в разных ситуациях то как голос Бога, то как совесть, то как слабости и страхи. Герой пока не сделал себе имя, он зовется Раздолбаем, потому что еще не имеет цели в жизни, а когда она появляется, он оказывается в замешательстве, какие средства выбрать для ее достижения. «Зачем удерживаться от маленького зла, если знаешь, что способен совершить большое?» – искушает малодушного Раздолбая персонаж Мартин, олицетворяющий желание «жить красиво». Только чистой и светлой любви под силу сделать главного героя более целеустремленным. С учетом такого сюжетного поворота легко объясняется посвящение автором «Хроник» своей жене.

Связь между двумя романами, безусловно, есть, она все время проскальзывает между строк, но ожидать появления знакомых имен из первой части все же не стоит. Уточнение «Похороните меня за плинтусом-2» следует рассматривать исключительно как указание на возникший из двух книг цикл. Санаев акцентирует внимание читателей на том, что на этот раз автобиографии в романе крайне мало. По словам автора, сделано это было для того, чтобы глубоко личная история о Саше Савельеве из первой части в итоге переросла в хронику целого поколения – с собирательным образом Раздолбая с большой буквы.

Неформальная молодежная обложка призвана привлечь нынешних девятнадцатилетних тинейджеров, которым, как и главному герою, предстоит разобраться в себе. В свою очередь, описание атмосферы великих перемен может вызвать ностальгию у тех, кто был девятнадцатилетним в период Перестройки. Таким образом, из-за существенного промежутка между выходом первой и второй книги, «Хроники» вызывают интерес сразу у двух поколений читателей.

Внушительного объема в 500 страниц Павлу Санаеву не хватило – роман не имеет сюжетной развязки: чаши весов добра и зла во все времена отличаются большой неустойчивостью. В скором времени автор собирается приступить к прямому продолжению «Хроник», которое будет иметь название «Спор на балу Воланда». Выход заключительной части цикла планируется ориентировочно через два года также в издательстве «АСТ».

В интервью британской газете «The Observer» Стивен Кинг сказал, что ему никогда не нравился ярлык «король ужасов», и спустя некоторое время автор наглядно показал романом «11/22/63», что не собирается загонять себя ни в какие рамки. Перед нами не изолированная территория и не страшилка про оживающих мертвецов, а бережно написанный ретро-роман, событиям которого самое место случиться в дождливом Дублине, а не в гостеприимной Америке.

Современный школьный учитель Джейк Эппинг, в буквальном смысле открывший дверь в Соединённые Штаты 1958 года для того, чтобы помешать Ли Харви Освальду убить президента, пять лет подготовки проводит не скучно, а чем ближе заветная дата — 22 ноября 1963 года, — тем больше потрясений готовит время.

Завязка романа — заманчивая фигура Дж. Ф. Кеннеди, которая как магнит притягивает многих американских читателей. Не скажу за всю Россию, но для многих убийство 35-го президента США вызывает такой же интерес, как в Америке — расстрел Николая II. То есть воспринимается без особых эмоций. Но по ходу сюжета становится ясно, что Кеннеди стал только катализатором всей истории, а в центре сюжета ни разу не был.

Художественная находка автора — прошлое не хочет, чтобы его изменяли. Обычно бывало наоборот: стоит только сойти с тропы, и всё — привычный мир рушится как карточный домик. Приятно, что писатели по-прежнему находят что-то новое и интересное в жанре научной фантастики.

Стоит отметить, что упоминаемый на страницах романа знаковый рассказ Рэя Брэдбери «И грянул гром» произвёл куда большее впечатление относительно «эффекта бабочки». В «11/22/63» основания немедленной отправки в прошлое кажутся сомнительными: зачем нужно спасать Кеннеди и менять вполне сносное положение американских дел образца 2011 года на кота в мешке, читатель узнает только ближе к финалу. С самого начала ясно, каким ошеломляюще неудачным может стать эффект изменения прошлого в октябре-ноябре 1962-го во время Карибского кризиса. Создаётся ощущение, что Кингу самому не терпится побыстрее оказаться в ностальгическом прошлом, а не заострять внимание на причинах и предыстории. Ведь главный козырь романа — собственно атмосфера начала шестидесятых годов. Автор на время даже отходит от своего стиля, увлекаясь создаваемым действом, но в диалогах не забывает выдавать свои фирменные штучки. Наибольший эффект вызывают вещи, придуманные в то время и до сих пор сохранившие популярность, будь то газировка известного бренда, комиксы, музыка тех лет и многое другое. Читатель легко перенесётся в ту эпоху, текст позволяет её почувствовать. Впрочем, прошлое у Кинга неоднородно: наряду с привлекательными сторонами есть и отталкивающие вроде кровавых маньяков, которые всегда есть в историях, имеющих цифры в заголовке. Несмотря на очевидную опасность быть если не убитым, то уличённым в лжи точно, на третий год пребывания в прошлом главный герой всё меньше и меньше хочет вернуться в 2011-й.

А всё потому что в этом романе есть любовь. Не в смысле взаимовыручки и поддержки, а истинная, не требующая объяснений. Прежде любовная линия Кингу давалась с трудом и получалась, при всём старании, суховатой. А в этом романе герой жертвует пролетающими годами даже больше во имя любви, чем во имя Америки. Любопытно, что автор был номинирован журналом «Literary Review» на антипремию за неудачные описания секса («Я сделал движение бёдрами вперёд так, словно мы танцуем горизонтальный вариант мэдисона...»), но премию так и не получил.

Ощутить эффект присутствия в другой эпохе — словно надеть 3D-очки. Конечно, по роману не стоит изучать историю, но в его документальную достоверность хочется верить. Многие романы о путешествиях во времени стали классикой, и нынешние «попаданцы», отправляясь в прошлое, оказываются во временах Уэллса, Финнея, Азимова. Время летит будто «Plymouth Fury», и вполне возможно, что в свою очередь и «11/22/63» украсит собой золотой фонд литературы.

Мораль у каждого «попаданческого» романа едина по своей сути: то, что случилось — не случайно. А появление возможности попасть в прошлое — самое настоящее искушение: если не устоял, то пеняй на себя. «Как же тяжело изменить некоторые вещи», — резюмирует автор и тем самым призывает внимательнее относиться к настоящему здесь и сейчас.

«Batman Apollo» — это не литература в привычном понимании этого слова, это художественная философия на заданную тему, пускай она одна и та же. Впервые взявшиеся за Пелевина читатели встретят на страницах много сложных слов, значение которых можно будет понять по ходу сюжета без помощи других источников. Ныряя в текст, неподготовленный человек рискует впасть в нирванический ступор: настолько всё внутри сверхкреативно и местами даже странно. Оттого и интересно.

На первый взгляд кажется, что автор вернулся к вампирской теме только потому, что это модная тема последних лет, ведь даже адресуется роман в первую очередь читательницам (СНАФФ был явно для мужчин). Но вникая в суть произведения становится понятно, что вампиризм — самое точное определение подпитки Высших сил страданиями своего народа. Выходит, автор и в тренды влился, и пример хороший привёл. Но не будем забегать вперёд.

Фирменный пелевинский стиль остался неизменным. Читать его антиутопию не скучно даже несмотря на то, что «Batman Apollo» не отличается динамичностью. Чтению способствует довольно остроумный текст. Возможно, в сравнении роман кажется слабее предшественников, но сам по себе очень неплох. СНАФФ воспринимается бодрее из-за рассуждений о секретах женского сердца, а с протестами на баррикадах далеко не уйдешь. Множество замысловатых метафор в оригинале смотрятся хорошо, как всё это переводить — неизвестно. Для затравки чуточку приоткроем сюжетную линию.

Человечество прочно закабалено вампирами: людям закрыто для понимания действительное положение дел. В любом национальном языке предусмотрены баги, мешающие понятливо объяснить самое главное. Контроль над людьми зиждется, как обычно у Пелевина, на гламуре и дискурсе. Однако в наше время многие стали посмеиваться над тем и другим, и появился риск утраты контроля. Обеспокоенные вампиры придумывают ввести настроение протеста и привлечь в него бомонд, дав гламуру второе дыхание. Протест становится модным реалити-шоу и не представляет угрозы, а контроль над людьми вновь обретён.

И тут на второй круг познания выходит Рама из романа «Еmpire V», в котором его умышленно оставили недоучкой. Этот 20-летний вампир-новичок решает разрушить систему и постепенно получает ответы на многие вопросы мироустройства. Зачем нужен этот контроль, кто стоит во главе, как его избежать и независима ли сама верхушка власти — всего лишь некоторые из многих раскрытых им загадок.

Выражаясь интернациональным языком музыки, «Batman Apollo» — это настоящий панк (стремление к полной независимости, личной свободе), но при этом очень психоделический. Пелевин, конечно, прав. Что бы он ни имел ввиду. Чтение его романов — отличный способ расширить сознание, ничего при этом не употребляя. Вероятно, он занимается какой-то серьёзной духовной практикой, чем и объясняется уникальность и в некотором роде однобокость его творчества. В конечном счёте читатель снова получает что-то между тоталитарным «1984» Оруэлла и потребительским «Дивным новым миром» Хаксли в переложении на российскую действительность. Страдания от пыток меняются на переживания от поражений в виртуальных играх и общей зацикленности на Интернете. И вроде бы акцент актуальный, но нынче модно Пелевина ругать за однообразие в творчестве. А ведь повторения в данном случае — это осознанное закрепление информации. Так что всё в полном порядке.

Проводником туда — в мир фэнтэзи — и, может быть, безвылазно для читателей всякого роста и возраста стал Бильбо Торбинс-Бэггинс-Сумкинс — Ищущий Следы, Рвущий Паутину, Жалящая Муха, Друг Медведей и Гость Орлов, Кольцедобытчик, Любимчик Удачи и Всадник Бочонка — хоббит, которому было суждено променять носовой платок на острый кинжал и любопытное колечко. Вместе с ним главные персонажи повести — пузатые коротышки, старающиеся с высоты своего небольшого роста относиться ко всему деловито и на полном серьёзе. Наблюдать со стороны за этим довольно весело и профессор Толкин позаботился о том, чтобы дети, поначалу с одолжением открывшие книгу, спустя короткое время ринулись путешествовать по страницам, периодически повизгивая от восторга. Повесть также славится россыпью простодушных мудростей, встречающихся то тут, то там, с чем будут схожи многие рассказы Рэя Брэдбери (которому на момент выхода в печать «Хоббита» было в точности 17 лет.) А маленьким читателям только это и требуется: чтобы в книгах было то, что они и так уже знают, и чтобы изложено это было просто и ясно, без всякой путаницы. И всё же уместна маркировка 12+ из-за пропаганды курения, например. Бильбо настолько живой, что колечки дыма из изысканной вишнёвой трубки долетают и до меня.

Хроника нечаянного путешествия Бильбо легко делится на 3 части. Первая — мифологический аналог народного «Колобка» с набором внезапных опасностей в виде всяческих злобных существ и оригинальными спасениями, во второй части незамысловатый сюжет становится завязкой эпической саги и концовкой квеста «Одолей стража Одинокой горы» с незримым опекунством волшебника в голубом вертолёте, который в случае чего привезёт отважному хоббиту и дюжине шаловливых гномов пятьсот эскимо, а третья — сражение с участием самых корыстных представителей воинствующего Средиземья. Битва выглядит глобально, но не эпично. Поход длился всего год, а рассказов полон рот: в итоге мистер Торбинс обрёл всемирную известность и юркнул обратно в свою норку.

Однако главным сокровищем книги является даже не сюжет, а язык повествования и добродушная национальная ирония, которой потомственный англичанин Джон Р.Р. Толкин наделил своих персонажей. Фирменный стиль сближает маленького читателя с героями, он видит в них своих сверстников и пример для подражания. Редкий ребенок откажется побывать в тех краях и подслушать без худого умысла разные легенды в трактирах вроде «Гарцующего пони», проверить, так ли бесшумны хоббиты и действительно ли гномы способны потерять голову от вида сундуков со всякими драгоценными штуками. Но, будучи верным себе, вернуться домой нужно обязательно к вечернему чаепитию, чтобы не прослыть сумасбродом. Чуткий родитель ассоциируется с Гэндальфом, направляющим на верный путь и по обыкновению появляющимся, когда больше всего нужен. Его образ, а также образы Голлума и Некроманта почти не раскрыты, что служит завесой тайны их существования. Несмотря на сложности в написании, продолжение кажется просто предначертанным.

Выпуск в 1937 году «Хоббита» стал безусловным возрождением мифологии на книжных полках. Своей актуальности повесть никогда не потеряет, так как никогда не утратит своей силы «Легенда о короле Артуре» Томаса Мэлори, по мотивам которой Толкин писал поэму незадолго до работы над «Хоббитом» (она предстанет на суд общественности в мае 2013.) Какая бы эпоха ни была, всегда будут живы воспоминания о крестовых и не очень походах и о чём-нибудь сказочно-приключенистом. И это очень даже хорошо.

Новая книга Дж. К. Роулинг — история о том, как старый-добрый шрам-молния взмахом волшебной палочки превратился в выпирающую ширинку от потёртых джинс. Слегка заретушированная похоть, наркотическая тема и мимолётное лесбиянство не добавляют очков Гриффиндору и не делает книгу взрослой. Наверное, ком из нецензурных, сленговых и просто неприличных слов по задумке должен был зацепить неокрепшие умы запретными темами, но в цель по большому счёту не попало ничего. Совершенно уверенно можно сказать, что книга написана для молодёжи, и только для неё. Главная тема — показать значимость подростков в социальной среде, будь то семья, школа или кружок по гребле. Тинейджеры известны своей непредсказуемостью, они готовы рискнуть намного охотнее обременённых чем только можно взрослых. Проблема в том, что взглянуть на это по-новому у Роулинг не вышло.

В «Случайной вакансии» вводной части уделено аж 300 страниц пресного текста и это нонсенс. Одолевая их, читатель вынужден нацепить бейджик «Hello, I am...» на каждого из трёх десятков персонажей, не считая второстепенных, иначе никаких эмоций происходящее просто не вызывает. Так что страничка со списком действующих лиц перед началом романа совсем не помешала бы. Среди героев есть даже Тот-Чьё-Имя-Нельзя-Называть, скрывающийся под логином «Призрак_Барри_Фейрбразера». Образы героев раскрываются по ходу действия, а действие первой половины книги очень тягучее. Затуманивает и без того запоздалый сюжет нудная политическая демагогия без острот и малейшей карикатурности. Плюс ко всему в романе нет положительных персонажей, что прибавляет безысходности событиям книги.

Вся мораль сводится к тому, что заносчивые родители в ряде случаев зависят от поступков детей и всему виной их недооценённость. Наверняка, Роулинг вкладывала в роман больше смысла, но он выпал из книги где-то по дороге.

Читать или нет — решать вам, но только не обманывайтесь привлекательной обложкой. Критерии оценки: минус 5 баллов из 10 за пресную первую половину, минус 1 балл за отсутствие фирменного стиля, минус 1 балл за расплывчатую мораль. В остатке 3 балла за сюжет второй половины проходного романа писательницы с мировым именем.

«Кладбище домашних животных» застолбило себе место в ряду первоклассных произведений вроде «Зелёной мили», «Побега из Шоушенка», «Мизери» etc., но на «Кладбище...» царит страх иного рода. Это не только психология, которая подвластна Кингу словно воздушный змей на верёвочке, но и самый настоящий первобытный хоррор с инстинктивными возбудителями. После такого коктейля на ночь пробуждение будет тяжёлым. Если вообще будет.

В основе эффекта, после которого многие называют «КДЖ» самой страшной книгой Стивена Кинга, лежит несколько ингредиентов. Начальная стопка глав не даёт чёткого понимания кто из персонажей хороший, а кто мальчиш-плохиш. Ясно одно — доктор Луис Крид с семьёй и пушистым Уинстоном Черчиллем, хотят они этого или нет, стали мишенью. И вся беда в том, что стрелок, выбравший эту мишень, неосязаем. Его нельзя поймать и поколотить, оборона — только сила духа.

Редкие затяжные моменты романа становятся вполне оправданными приёмами для создания беспокойного ощущения, что хорошим это не кончится. Первое путешествие на Кладбище, которое находится всего в 15 минутах от дома, даётся с трудом, будто главный герой держит в подвеске не годовалого сынишку, а всех многочисленных читателей. По свежим впечатлениям вспоминается главный сюжетный ход книжной новинки Кинга — романа «11/22/63»: какая-то сила мешает совершить задуманное вплоть до мелочей, приближающих к конечной цели. Только в данном случае эта сила мешает до поры до времени, а потом уступает место иной, подстёгивающей и ненасытной.

В романе главному герою даётся внушительное количество предостережений от того, что он всё-таки сделал. Недостаточно сильным кажется контраст, который резко переворачивает всё с ног на голову. Смерть животного, возможно, удачнее бы смотрелась как демонстрация душевной стойкости Луиса, он должен держаться, помня о предостережениях. А вот утрата члена семьи призвана запрещённым ударом сбить его с ног. И тогда любовь к живым и скорбь о мёртвых подействует в двойном размере!

Как и Луис, не послушав советов других, я подбирался к финалу романа поздним вечером, аккурат перед сном. Чтение затянулось и пришлось дочитывать заключительные десятки страниц при свете лампы в тёмной комнате в одиночестве. Наверное, поэтому финал мне представлялся ещё страшнее.

В итоге концовка получилась более открытой и не настолько эффектной, но разве можно как-то укорять автора в том, что он сумел расшевелить фантазию читателя своими сюжетными линиями?..

Если же смотреть по мелочам, то было приятно увидеть упоминание фамилии доктора Гриннел (может, это родственник Андреа Гриннел из романа «Под Куполом») и упоминание городка Дерри, играющего важную роль в романе «11/22/63». Литературные Вселенные — это отдельное удовольствие :)

Не удержусь от проведения паралеллей: финал — интерпретация рассказа Рэя Брэдбери «Крошка-убийца», его же «Гонец» — история с Черчем. Либо эти рассказы 40-х годов нашли своё достойное отражение в «Кладбище домашних животных», либо это прямо-таки мистическое совпадение. Вот только совпадений, к счастью или наоборот, не бывает.

В жанре мистики и тем более психологии иной рассказ что капкан. В его цепкие объятья легко можно угодить, блуждая по вехам творчества писателя, а бывает и такое, что непросто выбраться из паутины историй обратно в реальность. В «послезакатном» сборнике Стивена Кинга хватает всякого: и в плане жанров, и в плане цепкости.

Из первой тройки историй расстроила повесть «Гретель» — начальные два десятка страниц откровенно лишние, а последующий слэшер испугал разве что авторством Кинга. В изъезженном сюжете нет ну совсем ничего свежего, несмотря на то, что развивать тему всегда есть куда.

По большому счёту, самое вкусное начинается с четвёртого рассказа сборника. Истории, в которых главная роль отведена писателям, для многих занимают на шкале предпочтений особое место и их планка всегда высока. «Стоянка» Кинга — именно такой случай.

Отдельная история с рассказом «Вещи, которые...». Неловко видеть его в одной упряжке со слэшером «Гретель» и последним рассказом сборника, неловко воспринимать мистику с реальным терактом. Всё бы ничего, но если нет острой надобности привязывать к истории события 9/11, то лучше и не надо. Вместо этой работы номинации премии Брэма Стокера заслуживает следующая — рассказ «После выпускного» с нехарактерным для Кинга объёмом в 7 страниц и взрывной концовской в буквальном смысле. Серьёзный капкан. Я, например, попал.

Довольно бодренько мы подошли к самой сердцевине книги — повести «Н.», которая стала центральной и по воздействию. Во-первых, это очень хорошая предыстроия к роману «Под Куполом», а во-вторых, «Н.» — это сводный родственник ставшей нарицательной «Палаты №6» Чехова с идеально вкраплённой мистикой. На этом отрезке развивается максимальная скорость чтения и читатель прямо-таки врезается в следующую историю «Кот из ада», которая вовсе не останавливает, а толкает всё дальше. В ней фактически нет вводной части, она тут же завлекает и выгодно выделяется из дюжины других. Год написания только подтвержает ощущения. За тридцать лет до Кинга похожую вещь написал Рэй Брэдбери — рассказ «Крошка-убийца». Правда у Кинга в отличие от Рэя Дугласа основные события подаются в ретроспективе, но под конец рассказа Стивен в силах дать фору классику по теме хоррора.

До открытия сборника самым запоминающимся рассказом был «Немой». C 2008 года эта журнальная история не вылезает из моей головы даже с учётом не самой лучшей памяти. Теперь же к нему добавятся ещё несколько первоклассных рассказов. Однако же известно, что в любом разговоре отчётливее всего запоминается последняя фраза. Запомнилась и здесь, и совсем некстати это оказался рассказ «Взаперти». Хочется верить, что после трогательной «Аяны» ничего не было, но не можется. Особенно с учётом излюбленного автором описания мелких подробностей. Из целой дюжины историй продвигаться по страницам сложнее всего было в двух работах: повести «Гретель» и этом самом «Взаперти».

Оглядываясь на сказанное, назвать отличным этот сборник не получается, особенно на фоне одного из последних творений — романа «11/22/63». В этом издании получилось так, что самые хорошие рассказы разместились в середине, а обрамляют их истории заметно послабее. Но и неудачной или даже проходной эту книжку назвать тоже будет несправедливо. Отсюда и оценка.

Романы Стивена Кинга по понятным причинам символично читать на Хэллоуин, вот только всё чаще на первый план выходят человеческие, вполне объяснимые ужасы, а потустороннего оказывается щепотка, однако и этого хватает, чтобы авторское блюдо ощутимо горело во рту.

Очевидно, что признанный «король ужасов» готовил роман, не забывая об очень вероятной экранизации — это легко прослеживается в тексте. Вскоре после выхода книги стало известно, что делать кино в формате мини-сериала возьмётся закадычный друг писателя мистер Спилберг. Нет ничего удивительного, что выбран именно такой формат, ведь количество страниц романа смело заходит за тысячу. В структурном плане такое объемное произведение требует разделения на сюжетно обусловленные немалые части (в данном случае — на количество дней, проведённых ТАМ), одного только дробления на главы недостаточно. Исходя из этого, видимо, и серий будет семь. Если вообще будет, потому что с ноября 2009-го о работе надо экранизацией ничего не слышно.

К слову сказать, «Под Куполом» — самый толстый роман на моей книжной полке. Приходилось совмещать с чтением других книг, которые начинались и заканчивались, а творение Кинга — всё нет. Чрезвычайно сложно захватить внимание читателя (и даже того самого «Постоянного Читателя») на протяжении 1100 страниц. С таким объёмом откровенная тягомотина где-нибудь да окажется, но если она разбросана по сюжету и в сумме занимает 1/10 романа, то всё в порядке. У Кинга всё в порядке.

Итак, мы имеем: скромный городок с населением в 2000 человек, под конец примерно 100 полицейских среди них и около 20 смертей за какие-то шесть дней (седьмой по объективным причинам не в счёт). Многообещающе. Список ключевых героев на 3 страницы сразу даёт понять, что халтурой тут не пахнет. Каждый день под Куполом занимает около 200 страниц текста и от взора читателя не ускользает ничего в отличие от пытающегося быть всевидящим ока муниципальной диктатуры & полицейского государства в одном лице.

Сложно не заметить в романе прямую критику церкви и действующего президента США, прямо-таки киношный продакт-плейсмент продукции Apple и даже вплетение в сюжет горячо любимого мною Рэя Брэдбери, которое повышает карму автора автоматически. И как же вдобавок не замолвить словечко о фирменном кинговском юморе, порой чёрном как «хаммер» Большого Джима Ренни, но всегда умеренном?..

Интересное наблюдение: Купол образовывается субботним утром 21 октября, но при Бараке Обаме (в романе он — действующий президент) 21 октября ни разу не выпадало на субботу. Автор тем самым осознанно отходит от конкретной даты: «Это время вне времени. Это пространство вне пространства» (с)

Кинг из раза в раз снабжает свои романы и рассказы упоминаниями различных музыкальных рок-групп и это тут же создаёт требуемое настроение у читателя. Рискну предложить вам треклист, ассоциирующийся у меня с событиями романа. Это хоть и путеводитель, но не спойлер:

1. Iron Maiden — Drifter («Барби» — I) : «Взгляни-ка, малышка, не возьмёшь меня с собой? / <...> / Я отовсюду ухожу — так будет и сегодня»

2. KoЯn — Right Now! («Младший и Энджи» — IV) : «Прямо сейчас / Не могу найти способа / Погасить в себе злость / Когда вижу тебя»

3. Leonard Kohen — Everybody Knows («И за команду за одну...» — I) : «Все знают, все знают / Так обстоят дела... / И это знают все»

4. Metallica — Seek and Destroy («На благо города...» — VI) : «Мы изучаем вечерний город / Мы выглядываем подобных тебе, чтобы / Затеять драку»

5. Black Sabbath — Children of the Grave («Сумасшествие, безумие...» — VII) : «Революция в их умах / Дети начинают марш»

6. Deep Purple — Child in Time («Сумасшествие...» — XII) : «Если грешен ты / И не попал пока в тебя свинец / Зажмурь скорей глаза, прикрой же лоб / И жди смиренно рикошет»

7. Metallica — Eye of the Beholder («НЯК-НЯК-НЯК» — V) : «Независимость ограничена / Свободой выбора / И выбор сделан за тебя, мой друг»

8. Led Zeppelin — Nobody's Fault But Mine ( «НЯК-НЯК-НЯК» — IX) : «Брат держит в руках дозняк / Как мне его получить? / Это только моя вина...»

9. Nirvana — Polly («НЯК-НЯК-НЯК» — XX) : «У нас есть семя / Позволь нам подрезать / Твои грязные крылья / Разреши проехаться верхом»

10. MUSE — Supremacy («Ракетный удар» — IV) : «Недолго вам править / Пришло время уничтожить / Ваше превосходство»

11. Megadeth — Bad Omen («Подстава» — XIV) : «Вниз в море / С плеском падают звёзды...»

12. Black Sabbath — The Mob Rules («Шестое чувство» — X) : «Закрой город и скажи людям, что что-то / Будет по графику / Безумство бросится вперёд»

13. Anthrax — In My World («В кутузке» — VIII) : «Меня хотят посадить в тюрьму? / Ха, да я и так в тюрьме!»

14. Helloween — Halloween ( «В кутузке» — XXII) : «На улицах, в канун Дня Всех Святых / Что-то происходит / И никуда ни деться от таинственной силы»

15. Nirvana — Paper Cuts («Соль» — XXII) : «Повсюду раскиданы газеты / Впитывающие в себя всё / Опять требуется уборка... / Брандспойт не помешал бы»

16. Anthrax — Discharge («Прах» — VII) : «Я жду. Я ненавижу! / <...> / Промотал? / Заплати долг! «

17. Scorpions — Blackout («Сыграй эту песню...» — XIV) : «Голова раскалывается / В ушах звенит / Я не могу вспомнить где я был»

18. Rammstein — Mehr («Всюду кровь» — XXVI) : «Мне надо больше / Больше! / Ещё больше!»

19. Rockets — Legion of the Aliens («Муравьи» — VII) : «В одно солнечное утро / Выбрав прекрасное время / Придут они»

20. Marilyn Manson — The Death Song («Муравьи» — XVII) : «Я пою песню смерти, детка / Потому что у нас нет будущего»

21. War Of Ages – All Consuming Fire («Хэллоуин приходит раньше» — XXI) : «До этого момента мы не знали боли / Закрой глаза / Всепоглащающий огонь»

Конечно, «Под Куполом» — не шедевр в жанре ужасов, как нам его преподносит издательство (но тут же исправляется, предоставив покупателю первоклассный перевод В.А. Вебера), но место занимает достойное. Раздел XV в главе «Выжившие» действительно пробирает, а я человек впечатлительный. Однако сложив все плюсы и минусы воедино,

«Ко всем обиходным словам, начинающимся с какой-нибудь трудной для него буквы, Питер подбирал про запас синонимы полегче» (с)

И как правило они были более пространными, неопределёнными, чем первоначальный смысл слова. Именно это его погубило сейчас и погубит потом. Если бы только он нашёл в себе силы победить недуг раз и навсегда, а не искал лёгких путей, нежная весна внутри него без труда согрела бы ту единственную, которая сама бы пришла на свет. Если бы...

Кому нравится находить золотую середину в сравнениях, рекомендую прочесть достойный рассказ Рэя Брэдбери «Огромный-огромный мир где-то там» на эту же тему.

Истории такого рода документируют отличительную черту характера, но она уже давно перестала быть отличительной — она есть у пугающе многих. И если читателю хватило силы духа признаться себе в этом, то найдутся силы и для исправления.

«Был холодный ясный апрельский день» — этими задающими настроение словами начинается первая глава самого известного романа Джорджа Оруэлла. События, описываемые в нём, действительно до пронзительного скрежета отчётливы и словно вычеканены из холодного железа будущего.

Условно говоря, главный герой — отмеченный великовозрастной мудростью осёл из повести «Скотный двор». Всё понимающий, страдающий от этого, но до неприличия долгое время скрывающий своё инакомыслие. Мыслепреступление — вот как это будет называться спустя несколько десятков лет.

В циклически повторяющемся 1984-ом году партия не скрывает своих намерений и открыто объявляет три лозунга, главный из которых «Незнание — сила». Самостоп пока не действует и в голову приходит мысль о нынешнем Министерстве образования.

Многие (но не все) параллели с действительностью очевидны, но куда интереснее провести аналогию в литературной среде. Почти сразу «1984» напоминает другую не менее знаменитую антиутопию с цифрами в заглавии — «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. Есть и отличия: у Оруэлла сделан особенный акцент на природу власти, больше резкости и жёсткости. Сходство же прослеживается вплоть до конкретных фраз, например: «Жечь было наслаждением» («451») против «Самым большим удовольствием в жизни была работа» («1984»). Работа, заключающаяся в создании хитроумных фальсификаций истории. Разве что при выполнении заданий подобного рода активно задействуется работа мозга, а смотреть на языки пламени, как известно, можно вечно.

Надо признать, что «1984» масштабнее «451 градуса» по идейному замыслу. Брэдбери очень удачно сконцентрировался на одной из сторон тоталитарного общества, а Оруэлл блестяще реализовал на бумаге все стороны режима в целом. У Брэдбери получилось изящнее, у Оруэлла — документальнее.

Оба писателя едины в главном — литература, богатство речи, хорошо развитая память – сильнейшие катализаторы мыслительного процесса и главные препятствия в обезличивании людей. Именно поэтому в созданных ими мирах будущего борются с торговлей антиквариатом, переиначивают книги, последовательно проводятся реформы языка, а сюжеты новых «правильных» книг в специальных литотделах механически штампуют роботы… Но если у гуманного Брэдбери в основном уничтожаются источники знания — книги, то у более жёсткого Оруэлла предпочитают «распылять» людей.

«Было ещё утро <...>» — начало второй части антиутопии Оруэлла. Главный герой уже перезрел на ветках партии, похожих на тянущиеся во все стороны костлявые пальцы. Для него всё только начинается, утро вечера мудренее.

Во второй части романа появляется особый вид несогласного — он выражает личный протест только ради нарушения сравнительно мелких запретов, для него это своеобразная озорная игра. Локальная победа над системой, казалось бы, возможна только в этом случае. Но Оруэлл спешит уверить читателя всех возрастов, что революция — не игра и смерть в ней ещё не самое страшное.

Схема романа построена очень чётко и грамотно. Первая его часть менее активна по сюжету, средняя же щедро сдобрена довольно обширными размышлениями о политике, однако для соблюдения баланса сюжет в ней развивается стремительнее. Заметно, что для автора было важным создание читателю удобства при чтении. Вся книга в целом и IX глава второй части концентрированно приводят знания читателя в упорядоченную систему.

Финальная сцена одного из величайших романов XX века заслуживает отдельного рассмотрения. В концовке «Зелёной мили» Стивена Кинга присутствовал человек, до последней минуты сопереживающий главному герою, и это вызывало у читателя сентиментальные чувства. Всё-таки Кинг во многих деталях кинописатель. В финале романа «Над кукушкиным гнездом» Кен Кизи вскользь описывает процесс наказания главного действующего среди бездействующих лица, акцентируясь только на последствиях. В антиутопии Брэдбери вообще фактически хэппи-энд.

Оруэлл же третьей главой «1984» повергает читателя в шок. Добравшийся до кульминации не испытывает жалости, сострадания, страха или ненависти — только цепенение. К примеру я прочувствовал вместе с героем едва ли не физическую боль, настолько был погружён в атмосферу романа. Это одна из самых сильных сцен, которые мне довелось читать в книгах самых разных жанров.

Каждый человек, желающий сколько-нибудь смыслить в политике, в обязательном порядке должен прочитать хотя бы две тематические художественные книги: «Осень патриарха» Габриэля Гарсиа Маркеса и «Скотный двор» Джорджа Оруэлла. Тем же, кому удалось прорваться к рулю государства, просто необходимо время от времени подотчётно сравнивать реальное положение дел с повестью. И в эту заповедь строжайше запрещено вносить самую малейшую поправку.

Перед нами наглядное представление о революции 1917 года и ёмкое описание последующих за ней событий в России. Примечательно, что повесть без труда можно сопоставить с положением дел сего дня. Ассоциации так и просятся на ум:

1) Господский Двор — ГД — Государственная Дума

2) Самые преданные последователи — легкоуправляемые овцы — прокремлёвские молодёжные движения

3) Сегодняшние главари восстания не в состоянии сообща согласовать даже единое место своих встреч

Далее после успешной революции по Оруэллу:

4) наиболее хитрая часть оппозиции (подразумевается Сталин) с сообщниками свергает наиболее активную (Троцкий)

5) Вчерашние бунтари обзаводятся охраной; от утопической общности не остаётся и следа

6) Эффективные идеологи для народа — TV, СМИ

7) С этих пор сотрудничество возможно только с теми, кто больше платит

8) Руководство объявляет недопустимой саму мысль о революции, бдительность притупляется изнурительной работой

9) В свод заповедей (Конституция) вводятся поправки, всячески оправдывающие действующую власть

10) Зарождается культ личности, народ кормят цифрами и обещаниями

11) Чем больше времени проходит, тем смелее фальсификации событий минувших лет (например, о ВОВ)

12) Спустя несколько лет после восстания бунтари превратились в тех, кого когда-то свергли

13) Венчает былую революцию воцарение абсолютного тоталитаризма

Казалось бы, животные и люди — существа совсем разного толка. Людей объединяет и одновременно ссорит общий порок — жажда власти. Оруэлл эффектно показывает, что это желание спрятано с рождения в любом разумном существе. Трезвость ума и сила духа — вот панацея от опасных желаний по мнению его единомышленника — Габриэля Гарсиа Маркеса. Неразрывные книги, одно к другому. Читайте.

Полезные отзывы оставили пользователи ниже, но их целых 3 страницы и пора обобщить основные моменты сказанного.

Первое: Сюжет «Маруси», похоже, действительно ориентрирован на подростков-сверстников главной героини, которые по задумке неминуемо должны получить удовольствие от сопоставления себя с ней, на это же нацелено и большинство диалогов. Людям повзрослее можно посоветовать послушать (но не читать) хотя бы ради качественного аудио.

Второе: Посерийная экранизация по нашей Маше так и плачет — это сериал, самый настоящий сериал с целой россыпью жанровых уловок. «Гарри Поттер» будет поинтереснее в плане реализации («Маруся» с первой секунды — неприкрытая коммерция), но сама идея альтернативной истории у «Этногенеза» круче. Да, идея не в новинку, но ведь новое — это хорошо забытое старое... То, что поколению, выросшему на игровых приставках, напомнили о фантастических сюжетах ХХ века — пожалуй, единственная литературная ценность первой книги проекта.

Третье: Множество откровенно заезженных штампов и неимение «своих» крылатых фраз. Начинающим авторам нужно ознакомиться, чтобы знать, как нелепо это выглядит со стороны. Ещё один пример для сравнения — «Макулатура» Чарльза Буковски. Вот только там штампы используются специально и автор в своё время настоял, чтобы роман вышел под эпиграфом «Плохой литературе посвящается».

Четвёртое: Есть «золотое правило» при чтении книг — читаешь 50 страниц и принимаешь решение: продолжать или нет? Я же слушал аудио и наверняка только благодаря этому дослушал книгу до конца. Роман подходит разве что для несерьёзного чтива в общественном транспорте, а в случае аудиокниги вообще идеален — и руки не заняты, и озвучка выполнена на 10 из 10. Сидеть с такой книжкой дома у уютно потрескивающего камина я точно бы не стал.

Пятое: Видя резко и повсеместно появившуюся вызывающую рекламу проекта, не стоит надеяться на сюжеты Стругацких, это очевидно сразу.

Шестое: Лингвистический анализ ФантЛаба — вместо тысячи слов о реализации идеи.

Личный итог: В голове крутится фраза — важно, какая цель у человека и не важно, какими методами она достигается. Фактически это призыв идти по головам, соврешенно неправильный настрой для подрастающего поколения. Пока до своей цели доберёшься, от хороших задумок не останется и следа... Может, авторы и не это имели ввиду, но поверхностный роман обречён на соответствующее понимание. Кстати, этим же принципом руководствовались и издатели: литература, приносящая деньги — это хорошо, а что она из себя представляет — не так уж и важно.

После всего вышесказанного ставлю роману оценку 5 из 10. «Маруся» — ещё одна из множества книг, которые вовсе не нужны на полке, зато теперь есть что послушать в дороге, если нет настроения для музыки. Вкратце вникнув в ситуацию с нынешними топовыми по продажам книжками, пора срочно возвращаться к классической литературе...

«Палая листва» — не самая лучшая повесть Гарсиа Маркеса (первенство безусловно за «Полковнику никто не пишет»), но достойное начало цикла о Макондо. В повести имеются отсылки к некоторым рассказам, например, «Исабель смотрит на дождь в Макондо», «Ночь, когда хозяйничали выпи», «Третье смирение», найти которые будет любопытно поклонникам писателя.

Тема смирения — одна из центральных во всём творчестве Гарсиа Маркеса. Так и Макондо — селение терпимости, где смиренное ожидание — ествественный процесс. Однако здесь жители смиренно ждут смерти врага, однажды отказавшем в помощи. Здесь имеет место быть терпеливая отсрочка удовольствия от неминуемой смерти недруга. Её ждут все. Все, кроме одного человека, имя которому Аурелиано Буэндиа. Это единственный человек, которому хватило душевных сил воспротивиться мнению большинства. Он — именитый житель деревушки Макондо — знал лучше всех остальных человека без имени — сельского доктора, и только он вник в истинные причины специфичности его поведения.

Коренное население Макондо — беженцы, живущие воспоминаниями, только их подрастающие дети живут настоящим и отчасти даже будущим. Вся повесть построена на воспоминаниях полковника Аурелиано Буэндиа и его дочери, а подчёркивает эти архаистические переживания линия 11-летнего внука полковника. Мысли этого мальчугана можно посчитать поверхностными, но в них-то и бурлит жизнь настоящая, в которой ещё пока лето, а до осени ещё далеко.

В 1899 году начинается тысячедневная Гражданская война, а по её окончанию в 1902 году начался ураган «палой листвы» — в городок Макондо хлынул народ, изнурённый войной, которому нет дела до традиций скромного по размеру селения. Среди вернувшихся с войны сельский доктор — безвольно уставший человек, сломленный обстоятельствами и не готовый в очередной раз приспосабливаться к новым условиям. Он хочет размеренной спокойной жизни, время которой ещё не настало. Вихри «палой листвы» проникают в привычный уклад жизни и вот уже сельский доктор никому не нужен, вновь прибывшее население не нуждается в его услугах, оно упивается совсем другим...

«Замок, холодный, безмолвный, но действующий вырабатывает ржавчину» — пишет Гарсиа Маркес. По такому же принципу живут и люди, и важно об этом не забывать. Разъедающее окисление — символ самобичевания доктора, его одиночества.

Со временем эта жуткая осенняя эпоха пройдёт, оставив после себя лишь воспоминания о разрушенных жизнях в форме надгробий. Мораль повести сводится к тому, что конец войны — это начало действия её последствий, далеко не всегда чистых и светлых. Внешняя война закончилась и началась внутренняя, где единственне оружие — сила духа.

Символично, что событие разворачивается в среду — самый разгар недели, у черты, после которой начинается отсчёт оставшегося времени до конца. Удастся ли воскресение? Вопрос открытый.

Роман Мартина Эмиса «Успех» — универсальная двоичная классификация: с одной стороны люди ограждаются от остальных, любят ввинчивать в разговор умные иностранные словечки в надежде на незаурядность, а с противоположной остаются те самые «остальные» — люди без масок, мечущиеся в поисках себя и в итоге всё же себя находящие. Книга о том, что все без исключения рядом с успехом, но каждый терпит то, что терпит.

В основе сюжета химерически вынужденный дуэт с витающей непостоянной, но глубокой тревогой. С учётом того, что каждая вторая книга косвенно построена на принципиально разных характерах персонажей и их частенько конфликтующих между собой взглядах на жизнь, Мартин Эмис решил построить сюжет данной книги исключительно на этом — смелый ход, однако ставки уверенно оправдали себя, громкий джекпот сорван. Успех, чёрт возьми.

В романе развенчаны самые популярные отговорки: разная эпоха, разные возможности, разное воспитание... В основе достижения успеха одним и недостижения другим — разный «Я». Только твоё внутреннее «Я» в ответе за то, что ты делаешь и что из себя представляешь. Роль окружающей среды — окружать, и чем слабее твоё «Я», тем сложнее вырваться из окружения.

Избежим заезженных сравнений сводных братьев в стиле «ангел-дьявол», тем более что в данном случае оно совсем не верно: по греховности сводные браться равны — ни один из них не видит золотой середины. Автор выводит формулу успеха — умение правильно распоряжаться своей жизнью. Разгадав формулизованный «Успех» Эмиса, кто-то наконец начнёт видеть причины своих неудач, а для кого-то они проявятся настолько чётко, что может стать не по себе. «В такие моменты я чувствую резкую, жгучую необходимость впасть в исступление, исчезнуть».

С главы «Март» начинается тот самый словесный пир, который анонсировал Library Journal. Мастерства в подборе точных слов, попадающих прямо в яблочко, автору не занимать. В «Июне» предсказуемо, без фокусов всё начинает становиться на свои места. Кульминацией романа стал откровенный «Сентябрь», в котором автор через героя-бисексуала Грегори фактически расставил все точки над «i». Именно в этой главе снова убеждаешься, что не всё ненормальное и неестественное с физиологической точки зрения есть извращение. Подобные вещи измеряются количеством эгоизма в организме.

Переход от середины романа к сюжетному завершению излишне резок, с другой стороны это символично: никогда не знаешь сколько сможешь держать маску. Однако этим резким переходом автор отнял у читателя то тонкое удовольствие самому расставить окончательные приоритеты в отношении героев и срезал грани своего же куба (хотя как знать — при срезе одной грани появляется ещё две). Не зря в начале рецензии упомянута универсальная двоичная классификация, здесь всё подчиняется ей.

«Единственная пара обуви, молния на брюках, застёгивающаяся лишь на три четверти...»

Герой, обнаруживший, что в обезьяннике он один без носков. Можно оказаться на самом дне, после чего отыщется новое дно.

Американская проза 90-х о Великой Депрессии. Автор — Чарльз Буковски — писатель, живший в смертельное время.

«Это всё, что есть, больше ничего нет. Денег нет. Носков — и тех нет».

Герой, спасённый нелепой случайностью.

Современная российская проза с духом 90-х — Андрей Рубанов. Личность — писатель, выживающий среди торжествующих.

Общая атмосферность двух рассказов разных эпох и их схожая автономность даёт пищу для размышлений.

Жизнь = переменчивая стихия, иногда полная тоски и смутных предчувствий, а иногда — ветра перемен.

Маркес — мастер печальных и от того глубоких образов. В центре «Монолога Исабели...» снова тема одиночества, борьбы и смирения, раскрытая через образ заблудившейся коровы, невозмутимой и терпеливой, которой некуда деться в лабиринте дождевых капель. Она не позволит смешать себя с грязью — берёт верх привычка жить и выживать. Но терпеть уже нет сил и она хоть и падает, но достойно.

Волшебная штука — литература. В одном романе можно увидеть мир глазами Смерти, прочитать её откровения, в другом — столкнуться лицом к лицу с Дьяволом, просто переворачивая страницы, в третьем — попасть на разговор с Богом, оставшись при этом живым, узнать о нём чуть больше или задуматься о том, что знал до этого. Частенько возникают противоречия, одно взаимоисключает другое, но только при сопоставлении всех точек зрения в голове читателя рождается истина.

В конкретном случае речь идёт о 30 годах знакомства с Богом. Именно знакомства, герой не ставит этот факт во главу угла словно икону. 30 лет «молитв» — что может быть скучнее... Но в этой книге всё рассматривается в другом ключе. Перед нами абсолютно ненавязчивая притча, пропитанная иронией вперемешку с серьёзными размышлениями. В каждом из нас есть частичка Его, а Он — большой шутник, что не мешает ему... Стоп! Как Богу может что-то мешать? Может. Ответы в этой книге.

За основу притчи взяты несколько народных мудростей, смысл которых в полном объёме начинаешь понимать, когда они доходчиво объяснены и подкреплены практикой. «Бог — мой приятель», как и все притчи, книга поучительная. Однако в ней нет напыщенности и официоза и, что особенно ценно в наше время, уровень неформальности не зашкаливает.

При этом читатель может относиться к Богу как угодно, но если бы Его не было, то не было бы и идеи этой книги. На этот счёт просто ни к чему было бы задумываться. Поэтому слава Богу, что книга всё же есть. А уж если вы взяли её в руки — этому суждено было случиться. Дальше мы вправе положить её обратно на полку или остановиться на ней. Выбор есть выбор и всегда он остаётся за нами.

«Книжный вор» — история о том, что значат книги и слова в частности в военное время, какую роль они играют в судьбах людей. Книга о детской любви и ненависти, о красоте и зверстве, о сломанных судьбах и вечной борьбе.

На первых порах читать было непросто из-за:

1) своеобразного подхода автора, его прямолинейности и строгости, что неудивительно, если рассказчик — Смерть;

2) опасений, что эта книга — очередная история о фашисткой Германии, каких написано внушительное количество.

Однако опасения не оправдались и сюжет романа ничуть не уступает интригующему названию. Благодаря строгости и прямоте автор (вос)создаёт атмосферу пронзительно точно: когда не по себе герою, не по себе и читателю. Эта книга состоит из слов, опрокидывающихся, брызгающих в лица, водопадов слов и людей, в них барахтающихся. Такие слова видны глазами.

Возвращаясь в реальность, начинаешь ценить какие-то успевшие стать привычными вещи. Все они — кусочки благополучия, не счастья. Основа счастья — только люди, собранные вместе в одно целое — семью. Это не обязательно родственники, но люди, ставшие близкими. И чем сильнее мы с ними скреплены, тем крепче наше счастье.

По сюжетным линиям книга также самобытна и необычна. Где ещё можно своими глазами рассмотреть рукописную книжку, состоящую из 13 вырванных из «Mein Kampf» страниц с закрашенным текстом, поверх которого от руки написана и проиллюстрирована жизнь человека? Только в «Книжном воре» Маркуса Зузака.

Я оказался настолько впечатлён, что мне не хотелось, чтобы эта книга заканчивалась, но финал заставил принять неизбежное как героям романа, так и его читателям. Книга закончилась так, как должна была закончиться. Перелистывая последнюю страницу, читатель нехотя ставит еле заметную худую точку в судьбах персонажей, которые надолго врезались в память.

Сложно сконцентрироваться на отдельном издании «Новых приключений», куда проще говорить об общей серии рассказов и романов о Холмсе как об одном целом. Понимая это, автор попытался сделать всё возможное для создания той самой атмосферы. В этом ему помогло и издательство: специально подобранный благородный шрифт, строгий словно смокинг форзац, по-аристократически респектабельная обложка — всё вместе смотрится вполне гармонично.

Эта книга — ранее неизвестная часть биографии Холмса, написанная от лица доктора Ватсона, — лишнее подтверждение как бы реального существования этих персонажей. В прологе объясняется причина столь запоздалой публикации — шокирующее дело. Надо отдать должное, Энтони Горовиц придумал неплохой выход из щекотливой ситуации с продолжением и ощущения второсортности удалось избежать. Но не всё так гладко, как кажется на первый взгляд. Если читать внимательно, можно заметить, что в сюжете имеется временная несостыковка.

В прологе говорится, что пакет с рукописью этого романа позволено открыть не ранее, чем через сто лет. Известно, что описываемые события разворачиваются в 1890 году, а в середине романа сообщается, что «эти строки» Ватсон пишет двадцать пять лет спустя, то есть в 1915 году. «Дом шёлка» вышел в 2011 году как в Лондоне, так и в Москве, хотя по желанию Ватсона книга должна была увидеть свет не раньше 2015-го. Получается, автор пренебрёг просьбой Ватсона, которую сам же и вложил в его уста. Разумно предположить, что указывая годом публикации 2015 год, автор не рассчитывал закончить книгу раньше этого срока. Но вторая половина романа, вероятно, была написана за меньшее время, чем первая.

Всё дело в том, что Энтони Горовиц в одной книге уместил целых две истории, чрезвычайно запутанные между собой. В первой — зацепки для разгадки второй. Поэтому вовсе неудивительна разница в требуемом для их сочинения времени.

А мораль этих историй такова: то, что казалось шокирующим преступлением в XX веке, уже не так остро воспринимается в нынешнее время. Немногим меньше ста лет на переоценку ценностей хватило с лихвой. Получается, что Холмс не панацея от пороков общества, а всего лишь обезболивающее. Что ж, пусть хотя бы так.

«Младенцами мы одерживаем свою первую победу, когда хватаемся за что-то в этом мире, обычно за палец матери. Потом мы выясняем, что этот мир и вещи этого мира хватают нас, и всегда хватали. С самого начала.» (с) Борхес

Под впечатлением от сексуальной революции XX века Мишель Уэльбек в 1994 году написал мгновенно ставший популярным роман, в котором рассматривает сексуальную свободу с непривычной точки зрения. В широком понимании такая свобода — это раскрепощённость, продиктованная новой эпохой, а на деле — это состязание людей всех возрастов и всех классов общества без исключения, то есть вечная борьба. Постоянно вести такую борьбу совсем непросто, и тем более не стоит заниматься расширением её пространства.

В среде всемирной раскрепощённости нет места людям, не сумевшим вовремя приспособиться к новому образу жизни. И главная проблема заключается в том, что эти люди быстро привыкают к роли стороннего наблюдателя на «празднике жизни». В скором времени неприспособленность становится не виной обстоятельств, а внутренним психологическим барьером. «Я оторван от всего; отныне я — пленник внутри самого себя» — заключает главный герой в конце романа.

По правилам сексуальной свободы, даже психолог воспринимается как хитрый соперник, а книгу, как и прежде, можно сравнить со своеобразной экскурсией по мыслям писателя, где фактически роль психолога — у вас. Все рассуждения автора основываются на общественных явлениях и потому воспринимаются без нравоучений и ненавязчиво.

Такая щепетильная тема, как сексуальная свобода, не может не вызывать полемики в обществе, так как затрагивает абсолютно всех. Понимая это, в начале романа Уэльбек завязывает диалог с читателем, помогая ему в будущем превратиться в спор на почве согласия/несогласия с рассуждениями автора. Таким образом, читатель проводит самоанализ, которого и требовалось добиться. Чтобы начать думать о будущем, нужно разобраться с настоящим. И это достойная причина не обходить этот роман стороной.

«Цементный сад» Макьюэна — роман-предостережение, нацеленный в первую очередь на родителей, а потом уже на всех остальных. Причём нацеленный в прямом смысле этого слова: страницы так и сворачиваются в угрожающее дуло, резким движением сдёргивая завесу с последствий недопустимого обращения с детьми.

Как бы это резко не звучало, но каждый родитель имеет такого ребёнка, каким он его воспитал. Воспитание — это не только заложение основ правильного поведения, опека, ценные и не очень советы, которых у родителей всегда в достатке — это собственный пример. Пожалуй, вот самая важная составляющая правильного воспитания. И как же трудно быть таким, каким хочешь видеть других. «Цементный сад» как раз об этом.

Какое-либо использование детей в выяснении отношений между родителями — незавидная роль для ребёнка, хотя и полезная для будущего писателя. Уж не знаю, из-за чего в действительности Макьюэн решил написать такое своеобразное пособие в художественной форме, но такое ощущение, что на это его сподвигло не сиюминутное вдохновение, а нарастающая идея, которая рано или поздно обязательно бы выстрелила и получила бы воплощение на бумаге. Ведь, как нам говорит эта история, случайностей не бывает, всё имеет свою причину.

Автор с присущим ему прагматизмом и выверенностью упорядочивает главы по порядку, не нагромождая роман отвлечёнными темами, в нём нет лишних персонажей. Никаких банальностей, тягомотины и соплей в этой книге не найти, всё по существу и прямо в лоб. Что ходить вокруг да около — предостережение действует, когда им можно испугать, а это Макьюэену удалось, поставленная задача выполнена.

«Цементный сад» также и о ценностях: ребята пытаются сохранить семью. Родители, порой сами того не замечая, без лишних слов учили своих детей не разбегаться в разные стороны даже когда частенько происходят ссоры и недопонимания. Помня об этом, детки с присущим подростковым максимализмом решили сохранить свою немногочисленную семью любой ценой.

Хочется отметить, что история, описанная в книге, ничуть не банальна, а в головах подростков наверное даже пугающе не уникальна. Макьюэн даёт шанс пересмотреть свои установки и задуматься. Кому? Будущим и нынешним родителям, то есть получается, что всем.

Все хотят свободу выбора, но немногие умеют ею пользоваться. Свобода — это вообще явление относительное, она для каждого своя. Людям без должной силы воли, а значит легко подверженным влиянию, полная свобода чуть ли не противопоказана. Стоит их только отпустить на все четыре стороны, как ими начнут управлять более хитрые, которые всегда найдутся. Любое влияние пагубно, а что уж говорить о влиянии тёмных сил... Об этом лучше расскажет Гофман.

«Sanctus» — рассказ с множеством смыслов, если его читать внимательно. Взять хотя бы то, что сказанное в шутку проклятье действует с особенной силой. Надо всегда и везде быть внимательным и не привлекать своим легкомыслием искусителя.

В этот раз читателя ждёт хэппи-энд, означающий, что всё можно исправить к лучшему. На ошибках учатся. Умные — на чужих. В этом-то и польза этого рассказа.

С немецкой старательностью Гофман приучил себя к такому изображению человеческих фигур, чтобы в них толково изображались его мысли и это не казалось нудным. Много живости в духовных исканиях Бертольда, но не между светлыми и тёмными силами, а в поисках истинного призвания. Приятно было отвлечься от предыдущих двух нагнетающих рассказов «Ночных этюдов» и поразмышлять об искусстве.

История о художнике, написанная практически сразу после имевших место событий, автобиографична ровно настолько, насколько это возможно в художественном выражении. Нежелание привязывать описанные события к определённому месту спасает опять же от явной автобиогргафичности и объясняется тем, что такие истории могут приключиться с кем угодно.

Гофман так же, как и Бертольд, метался между разными жанрами живописи, но вторгшаяся армия Наполеона из-за революции и нехватки средств заставила его оставить жену с новорождённой дочерью. Позже он влюбился в свою ученицу, описанную в образе принцессы Анджелины Т., однако не взаимно. Это оказалось серьёзным ударом для Гофмана и для его alter ego — Бертольда — жизнь потеряла всякий смысл.

Может показаться, что Бертольд оставил жену с младенцем ради искусства, но всё дело в хаотичной революции и нехватке средств. Это вовсе не оправдывает его: в тяжёлые времена наоборот следует держаться вместе. Его раскаяние по этому поводу выражено во мнении профессора иезуитской коллегии Вальтера, что Бертольд «глупец и сумасшедший».

Песочный человек — тот, кто бросает пыль в глаза, не даёт увидеть действительное. В сговоре с гениальным, но, как часто бывает, одновременно сумасшедшим профессором-алхимиком, песочный человек заставляет влюбиться молодого, излишне самоуверенного и любопытного студента в красивую, но бездушную куклу. Как это актуально для нашего времени! Примитивные люди-куклы повсюду и тёмные силы по-прежнему ведут счёт загипнотизированным внешностью женихам.

Примечательно, что главный злодей помимо того, что чёрный маг, ещё и адвокат. Дело в том, что и родной отец, разошедшийся с матерью, когда Гофману было 3 года, и его дядя, впоследствии взявший над ним опекунство, были адвокатами. Вероятно, детские воспоминания наложили отпечаток на отношение Гофмана к этой профессии.

Все мы знаем историю о змее-искусителе в Эдеме. Но и сатана помнит о ней и втирается в доверие, отклоняя дурное предчувствие. Автор призывает всегда быть начеку, но это не значит, что надо быть недоверчивым. Доверяй, но проверяй и всегда думай, прежде чем на радостях что-то пообежать, даже вскользь.

«Если Господь не даёт богатства, то грех к нему стремиться». Часто мы ассоциируем богатство со словом «хорошо». Конечно всегда нужно стремиться к хорошему, но не для всех богатство — это хорошо. Многие от него теряют рассудок и для многих оно пагубно. Людям не хватает не богатства, а силы духа. При сильном духе обретаются вечные ценности: честность, справедливость, взаимовыручка и стремишься уже к достатку, а не к богатству. Награда за эти достижения — любовь. И здесь лукавый уже бессилен.

Повесть с внушительным количеством поучительных подтекстов. Мораль их проста как два рубля, но если её не напоминать, она бесследно забудется.

Вроде бы тема довольно изъезженная: любовь ученика к учительнице. Но написана она так, будто это не просто выдумка, а история, которая случилась с близкими тебе людьми, вот только что. Первый раз прочитал — растрогался. После прочитал вслух близкому человеку — слёзы навернулись. Не только от ситуации, в которую попали герои рассказа, а в большей степени от простых и очень искренних ответов Боба, от его видения возникшей проблемы. А концовка пробирает даже тех, кто стоически держался весь рассказ.

«Левиафан-99» — повесть, которая лучше любых предсказаний. Предсказывают будущее те, кто опережает настоящее. А в первую очередь надо жить сегодняшним днём, но жить так, чтобы за будущее не было стыдно. Войти в Вечность — так с достоинством. Брэдбери у нас на глазах вошёл в историю, размышляя о глобальном будущем. Он ругает нынешний прогресс за сиюминутные результаты (ТВ, мобильная связь, компьютеры), грезя о покорении космоса, дающему человечеству шанс оттянуть закат, ощутить в полной мере красоту сумерек.

Герои повести оказались во чреве всепоглощающей кометы и влипли в историю в прямом смысле слова. Членов экипажа разбросало по разным виткам времени, по разным эпохам. В настоящем от них осталась только оболочка. Но они не пропали бесследно. Они обрели вечность там, в бездонном космосе. В тишине, где даруется свобода. Но один член команды выжил, вернулся на Землю заново родившимся, прозревшим, чтобы донести до нас ценность каждой прожитой секунды. Пока времени ведётся счёт, рано ещё кануть в лету. Но Брэдбери знает что этот день неотвратим и думает о нём без сожаления, без страха оглядываясь на прожитые годы. И продолжает ловить каждый божий день в свои объятья, как завещал в своё время Гораций. Так последуем же его примеру.

«Осень патриарха» — книга, которую необходимо прочитать и переодически перечитывать всем, кто хочет связать свою жизнь с политикой. Меня эта сфера никогда не привлекала, а после прочтения откровенно отталкивает. Работа над этим романом длилась 7 лет, что является своеобразным знаком качества.

Собирательный образ Патриарха напоминает и Понтия Пилата с его нескончаемой головной болью, и Ивана Грозного с его привычкой казнить, раскаиваться и снова казнить, и Сталина с оправданием историков, что его частичной неосведомлённостью делами страны злоупотребляли гнусные приближённые... Примеров, к сожалению, в избытке. Так случилось, что роман был прочтён в последнюю осень ливийского полковника Муаммара Каддафи, поэтому ассоциаций генерала с полковником было не избежать.

Для Патриарха же первым упавшим осенним листом с дерева всевластия стало убийство собственного двойника — Патрисио Арагонеса, которого оказалось предзнаменованием хаотичного листопада, приведшего в итоге к тому, что от крепкого ствола, увенчанного раскидистой кроной, осталось голое засохшее скрюченное деревце с парой дрожащих на ветру листочков. Что может помочь пережить осень? Только любовь, однако генерал предпочёл заменить её всё той же фанатичной любовью к власти. Постепенно небо затягивается серыми тучами от осознания Патриархом горькой славы, которая отбивает само желание властвовать, но только не у него. Он боится потерять власть, а по-настоящему править так и не научился.

Несмотря на задумку автора, власть у генерала не абсолютная, она подобна свободе попугая, выпущенного на волю из клетки. Он может делать всё, что пожелает, пока ему это позволено, но уверенности в том, что завтра он сможет делать то же самое, у него нет. Отсюда рождаются страх, мания преследования, начинают повсюду мерещиться заговоры. Генералу страшен собственный страх, а политика требует мужества. Он хватается за жизнь, не понимая, что политики лишают себя настоящей жизни, сделав выбор в пользу официоза и интриг.

Последним листком, сорванным ветром с жалкого деревца, стала отдача Карибского моря за долги, вид на которое из спальни Патриарха создавал иллюзию свободы, спокойствия и свежести. Теперь же не не осталось даже иллюзии. А за осенью по законам природы неминуемо следует безжалостная и неотвратимая зима без права на передышку...

P.S. Отдельно хотелось бы отметить издание романа издательством «АСТ». В переводе часто используется слово «фигня», которое никак не вписывается в стиль XX века и, мягко говоря, вызывает недоумение + безобразие со знаками препинания и орфографией + плохое качество печати = не советую выбирать этот вариант издания.

«Где-то играет оркестр» — в первую очередь замечательная сказка, но не такая, как у Гофмана (тяжёлая борьба добра со злом), а больше похожая на сказки Экзюпери. «Маленьким принцем» меня заинтересовали ещё в детстве, но запомнились только общие черты. Однако этого хватило, чтобы вновь вернуться в подростковом возрасте к этой сказке и оценить её по достоинству. «Где-то...» Брэдбери ещё более доходчивее и понятнее для детского восприятия. Главки маленькие, ненавязчивые, одним словом — волшебные. Я бы рекомендовал читать эту повесть ребёнку вслух, ведь многое зависит ещё от того, КАК вы её прочтёте.

В городке Саммертоне — городе вечного лета — живут навсегда молодые люди, которые никогда не состарятся. Все они, как один, писатели, которые черпают вдохновение от всего, что окружает их, настолько всё вокруг волшебно. Саммертон навечно запечатлел в себе период самых лучших лет жизни: лето, детство, необременённость. Кажется, будто всё это сон, Джеймс Кардифф так и продолжает спать в своей постели, но приятно поддаться чарам и поверить, что такой городок существует на самом деле, что есть среди сплошной суеты и спешки место и Саммертону в штате Аризона, в котором жителям незачем спешить, разве что поймать и не терять дни, проводя их с пользой. Главное верить, тогда всё сбудется.

Такое ощущение, что и сам почтенный Брэдбери родом оттуда: «Многие сочиняли и печатали в дальних краях стихи и повести, всё больше про чудо-города, а читатели думали: надо же, как у автора воображение разыгралось; но мы-то в этом жили». Только это и придаёт силы 91-летнему мэтру.

В вопросе выбора следующей книги Гарсиа Маркеса было решено ориентироваться только на завлекающее и интригующее название. Прежде «Хроник объявленной смерти» была прочтена лишь одна повесть — «Вспоминая моих несчастных шлюшек», которая оставила неоднозначные впечатления. Так как в той повести никто и ничто кроме поверхностной любви главного героя не умерло, то «Хронику объявленной смерти» было бы неправильным обойти стороной хотя бы потому, что она как раз создаёт контраст — то, что нужно при неопределённости собственной оценки творчества автора.

После прочтения 1/3 повести практически полностью предсказуемыми оказались оставшиеся 2/3. Не до мелочей, конечно, но сюжетная линия стала более чем известна. А если перед самой повестью ознакомиться с аннотацией, представленной «АСТ» в последнем издании 2011 года, то и мораль ясна, настолько всё прозрачно.

Главная проблема повести, рассказывающей о череде событий, повлекших за собой смерть — не жалко читателю главного героя. Не раскрыл Гарсиа Маркес Сантьяго Насара как личность, не придал этому должного значения, а отделался лишь поверхностными описаниями.

Вот парадокс: все несчастья от любви, но без неё счастливым стать невозможно. Вдобавок интересный эпиграф, не продолженный как следует в повести.

Особенность произведений Габриэля Гарсиа Маркеса в том, что он хоть и не восхищает (как по-хорошему должно быть с признанным мастером в литературе), но сохраняет интерес ровно настолько, чтобы не бросить читать на полпути.

Похожие впечатления от двух повестей — уже что-то в формировании оценки творчества, и оценки весьма прохладной.

«Суббота» Макьюэна — взгляд на мир глазами прожжённого материалиста, коим автор и является. Цинизм, рациональность, холодный расчёт и выверенная точность — неотъемлемые черты характера врачей, особенно хирургов. Но Пероун не безнадёжен: он невольно фантазирует в свободные минутки, но всё это между делом или даже во время, незаметно для себя. «Ему неинтересно открывать мир — куда полезней было бы его объяснить». В этой фразе точно определена сущность главного героя.

От первой до последней страницы роман изобилует философскими рассуждениями на самые разные темы: будь то медицина, политика, религия, литература, общестенная жизнь. Далеко не всё в этих рассуждениях убедительно и не со всем можно согласиться. Весь роман пронизан идеей точного эпиграфа, который неслучайно начинается со слов «Конкретно? Вот конкретно...», что сразу настраивает на точную формулировку последующего ответа длиною почти в 300 страниц.

Любой человек, даже самый далёкий от происходящего в обществе и считающий себя выше толпы, похожей на стадо, так или иначе вынужден приспосабливаться с законами жизни этого стада. И отрицать это, как показывает практика, не представляется возможным. Надо признать, что это не особенность современности, так было всегда и со всеми. От этого осознания рождается неподдельный страх. Сталин сильно боялся окружение и это привело к массе репрессий и культу личности. Боятся все: от чиновников разных мастей до рядового гражданина. Когда царит безверие, то человеку некуда бежать, негде спрятаться и взять передышку, ему остаётся надеяться только на свои силы, которые часто превращаются во враждебность, резкость, жестокость и злость. Чтобы избежать этого, нужно верить! Религиозная вера или вера в чудо, мечту — для каждого своя.

Любопытно, что посвящение романа: «Уиллу и Грегу Макьюэнам» отсылает читателя к Уильяму Макьюэну — одному из основоположников нейрохирургии. Очевидно, что Генри Пероун — собирательный образ автора и именитого хирурга.

Стоит также добавить, что «Суббота» — пример хорошего саспенса, когда напряжение нарастает с каждой главой, предчувствие всё сильнее и сильнее, наконец — кульминация и сразу же автор даёт повод для нового пугающего предчувствия. Напряжение ненавязчивое, но ощутимое. В итоге читатель не расслабляется практически до самого конца. Для любителей жанра этот роман — просто кладезь удовольствия.

Жизнь — в мелочах. А вот если их своевременно начать ценить, то они уже перестают казаться мелочами. Они дарованы нам с самого рождения — слух, обоняние, вкус — и мы привыкли их уже не замечать. Без этих, казалось бы, стандартных функций жизнь подобна выцветшей картине — некогда она привлекала толпы любопытных, а теперь закрывает прореху в стене.

Если вдруг начинаешь ревновать к вымышленным героям, то это знак, что ненастоящий-то — вы. Придуманные персонажи становятся реальнее, чем не обращающие друг на друга внимания люди. Чтобы победить в противостоянии настоящего и вымышленного, нужно бороться с собой, а не с кем-либо. Ведь, как показывает практика, всё дело в нас и только в нас.

Громкое название, громкое имя — именно эти факторы заставили обратить внимание на книжку (не книгу — именно книжку, хотя бы по объёму). Эта повесть — первое, что было прочитано у Гарсиа Маркеса. Читалось быстро, хотя несколько цитат в голове отпечатались. Быстрому чтению способствовал приятный стиль, который только подгонял, не давал оторваться. Сюжет понравился, но не хватило изюминки всё-таки. Не нашёл чего-то такого, что могло бы зацепить. На схожую тематику взял за душу Буковски: у него герой имеет несгибаемый железобетонный стержень внутри, а у Гарсиа Маркеса нет должного акцента на это, хотя видно, что он хотел это показать. Получилось не совсем удачно. Видна тяга к жизни, а стержня не хватает. Зато очень заметны точные упоминания названий некоторых продуктов: духов и так далее. Возможно, это было сделано для большей реальности сюжета, но в итоге мне в голову стали лезть нехорошие мысли насчёт продакт-плейсмента. «Всё-таки Габриэль Гарсиа Маркес», — думал я, отгоняя эти мысли от себя. «Вот именно, популярный автор — то, что нужно в таких случаях» — вторил внутренний голос. Хотя в данном случае автор больше известен и знаменит, чем просто популярен.

«Всё правда, даже если этого не случилось. Сумасшедшие, жуткие дела, такие глупые и дикие, что не заплачешь, и так похожи на правду, что не засмеёшься...»

Люди по обыкновению своему хотят спрятаться от опасности, но из каждого правила есть исключение, к сожалению правило только подтверждающее, и на этот раз такое исключение — это Макмерфи. Вот только конец у таких людей, как правило, одинаков. С законами системы сложно бороться. Бывает даже что тот, кто систему создал, через некоторое время уже не в силах её изменить. Но чтобы в правиле были хоть и редкие, но исключения, нужны Рэндлы Макмерфи. Просто необходимы.

Пациенты бродят в тумане (собственных страхов, если хотите): в нём нет видимого врага, но нет и друга. А потом, когда натыкаются на кого-нибудь, быстро отворачиваются от неожиданной встречи. Но обратно в одинокий туман уже неохота, поэтому дальше приходится идти вместе. А вместе всегда лучше.

«Над кукушкиным гнездом» напоминают «Зелёную милю» Кинга. Пациенты — те же заключённые (кто добровольно, кто принудительно), даже наказание одно — электрический ток. Вот только Кинг, соответствуя титулу короля ужасов, описывает казнь на электрическом стуле как самое жестокое наказание, а Кизи заверяет через уста Хардинга, что это совершенно безболезненно. «Не больно, говорите? Тогда попробуйте сами!» — примерно такая у Кинга позиция. — «Это наказание. Оно не может быть безболезненным».

Роман Чарльза Буковски «Почтамт» даёт читателю ощутить свой собственный стержень и вынуждает поставить прежде всего самого себя на место героя. «Каково?» — спрашивает автор и не ждёт ответа, настолько он очевиден.

Главный герой романа — человек с огромной силой воли. Если прижмёт так любого из нас, не каждый сумеет выдержать всё описанное так, как это сделал Генри Чинаски. Люди терпят то, что терпят. Мог бы стать жополизом и надзирателем в одном лице, но не захотел. Просто не захотел.

Генри идёт не просто против ветра, а делает это осознанно, по веским причинам. Спроси нынешних оппозиционеров против чего они выступают и, главное, почему, так не ответят конкретно и внятно. Всё вокруг да около. Сами не знают. Поведение Чинаски более чем очевидно, иначе для него и быть не может.

В какой-то момент (отпуск -> скачки) кажется, что всё налаживется, но... Вот уж точное слово — «налаживается». То есть накапливается лажа, а после хлещет через край. Затишье перед бурей.

Стиль написания, словечки из жаргона полностью соответствуют атмосфере социального протеста 1960-1970 гг., делают её ещё более выраженной — это плюс. Однако «Хлеб с ветчиной» эффектнее и по содержанию, и по финалу, так что «Почтамт» на заслуженном втором месте. Рассказы — отдельный разговор.

«Атеизм и прокладки «Always» — это супер-комфорт / Очередной «Макдональдс» вдыхают в открытый рот / Когда подыхают с голода, потому что нельзя работать / Свастика — это знак доллара на пропагандистких банкнотах / И руки трясутся от злости и ненависти к сытой мрази / Которая ходит в гости, устраивает праздники / У стада свои законы, поэтому счастья нет / Прожектор из ямы промышленной зоны вырезает на небе след.» (с) ПТВП — Хватит п**деть!

Есть такие рассказы, которые сразу обо всём, настолько они многосмысленны. «Прощай, кукушка!» вроде бы обо всём, но по сути ни о чём. По крайней мере так казалось на протяжении всего рассказа до пятой части. А там... Неожиданный и эффектный финал поставил всё на свои места: рассказ-то оказывается об альтернативной истории, а в таких делах каждая мелочь важна. Так что характер моего отзыва может быть оправдан тем, что я впервые прочитал Быкова только сейчас и абсолютно не знал, чего от него ждать.

А ведь правда я за собой замечал перемену стиля общения в зависимости от того, что читал в тот момент. От Гофмана появляются старинные изысканные архаизмы, холодный взгляд на многие праздные вещи, от Буковски — резкость, жёсткость без выбора мягких фраз, а от Брэдбери заимствуется ранимость, доброта, в какой-то степени наивность и неохота спорить. Есть книги, подходящие под конкретную ситуацию, произошедшую с читателем. Это как друг, который выслушает и поможет, с книгой получается своеобразный диалог. Только в этом случае ты — слушатель. Книга — инструмент воздействия на поведение и поступки человека, это точно. Очередным подтверждением является роман «Смерть — дело одинокое», в финале которого

Рэй Брэдбери советует: если хотите вернуться в самую замечательную пору для себя — читайте те книги, в которые вы тогда уходили с головой. К таким советам нужно прислушиваться, ей-богу.

Известный рок-музыкант Глеб Самойлов однажды признался, что Гофман в своё время перевернул его сознание и понимание окружающего мира в целом. «Полное собрание сочинений в двух томах» даёт читателю возможность в полной мере ощутить правдивость этих слов.

Так и хочется вопреки просьбе не искать примеры подлинных актёров, отвечающих критериям автора, объявить истинно комическим актёром Чарли Чаплина. Правда о нём сказано уже столько, что объявление это весьма запоздало... Но особый шик представляет собой повесть, если читать непредвзято, тут издатель подметил точно.

С одной стороны, «Необыкновенные страдания директора театра» — пособие для людей, неразрывно связанных с творчеством. С другой стороны, мы живём в такое время, когда из-за обилия фильмов, музыки, спектаклей, книг становится сложно провести грань между истинным и ложным. Поэтому эта повесть для всех, кто хочет разбираться в искусстве, для всех, кому это интересно.

Многие убеждения Гофмана насчёт талантливой, а то и гениальной сценической игры должны быть актуальными по-прежнему. Например, некоторые из них:

1) постановка (экранизация, спектакль) должна полностью соответствовать оригиналу. В нём нет ничего случайного, поверхностного, даже если так кажется на первый взгляд;

2) настоящим актёром надо родиться. Научиться можно приёмам, но не истинному таланту. Можно лишь усовершенствовать талант;

3) фантазия зрителя должна заменять декорации;

4) роль не может писаться под определённого актёра. Образ, если он талантливо создан писателем, олицетворяет весь мир;

5) полное отрицание, вернее забвение собственного «я», есть первое требование сценического искусства;

6) без ясного чувства недостижимого идеала нет художника;

7) лучше появляться на сцене редко, чем играть всё вподряд. К плохому привыкаешь быстрее;

8) чтобы сыграть католика, необходимо быть католиком;

19) всегда нужно оценивать игру в целом, а не отдельный момент. На первый взгляд в соблюдении этого правила нет ничего сложного, но это только на первый взгляд;

10) один и тот же актёр может играть разные, но схожие в чём-то одном роли, а одинаково блистать и в комических, и в драматических ролях ему невозможно.

Можно, конечно, сказать, что в каждом правиле есть исключения, но страшно даже задуматься, как часто эти исключения делаются неоправданно: либо по непрофессиональности, либо преследуя низкие цели. Поэтому по большому счёту Гофман прав, и для многих людей, так или иначе связанных с масс-медиа, эта повесть должна стать настольной книгой.

Бывает, после тяжелого трудового дня залезаешь под душ и стоишь так, чтобы горячая вода бежала по загривку. Так снимается усталость. Буковски выплеснул из себя эти 36 рассказов маргинального настроения, и на какое-то время ему самому стало легче.

Музыка горячей воды — чуть ли не единственная радость в мире непонимания и цинизма. Не найдя ни одного угла в замкнутом круге, герои этих рассказов обречены в нём крутиться в поисках выхода, но вокруг одна бесконечная серая стена.

Рассказы не похожи друг на друга, однако составляют цельную летопись времён Великой Американской Депрессии и последующих лет. Именно летопись. Поэтому Буковски и считается культовой фигурой американской литературы.

Джозеф Керк чем-то похож на главного героя «Венецианской трилогии». Хотя у того наивности больше, что ли. Брэдбери наделил и героя «Трилогии», и Уилли-Боба пишущей машинкой — у начинающих писателей частенько всё в жизни непросто. Только у кого-то дела со временем налаживаются, а у кого-то — нет.

Неужели есть люди, которые недостойны спасения? Другое дело, ЧТО подразумевать под спасением. Один привык к тому, что есть, другой в душе смирился, а третий прислушивается к вечно недовольным высказываниям и хочет сделать всё, чтобы исправиться, но догадывается, что они не кончатся никогда... А кто-то, как Уилли-Боб, считает их частью любви.

Так вот: есть ли люди, которые недостойны спасения?

Думаю, всё дело в переводе Е. Петровой. Заслуживают спасения все, вот только не все нуждаются.

«Из праха восставшие» — не совсем роман в моём представлении, так как разделён на миниглавы, это как бы отдельный цикл в Гринтаунском цикле. Вот «Прощай, лето», в котором бережно упоминается Дом Семейства — самый настоящий роман. Мне нравится, когда в тексте находятся прямые отсылки к другим произведениям автора, от этого картина воображаемого Гринтауна в Северном Иллинойсе (который с каждым разом всё реальнее и реальнее) становится более полноценной, более полновесной.

Канун Дня Всех Святых — вообще отдельная тема. Теперь две даты в календаре олицетворяют Брэдбери — 31 октября и 22 августа. Рэй Дуглас в очередной раз показывает мастерство проникновенного написания рассказов на любую волнующую его тему. Есть сборник «Тёмный карнавал», который посвящён довольно жёстким и даже жестоким рассказам как про людей, так и про нечисть, а «Из праха восставшие» — другая грань той же темы.

Этот роман призван убрать недосказанность, возникшую от небольшого количества рассказов о Семействе, ведь чувствовалось, что они только приоткрывают завесу, всё остальное читатель должен додумать сам. Надо признать, конечный результат получился завлекательным, завораживающим и атмосферным. Неплохо бы его почитать ранней осенью, но и летом, когда повсюду палящее солнце, такой прохладная тема подойдёт очень кстати.

Церковь здесь как орудие манипуляции друг другом. Насмешка над тем, что сколько бы ни грешил, всегда можно стать «пречистым» всего лишь исповедовавшись. А в данном случае имела место быть даже не исповедь, а монолог, чтобы выговориться, поделиться наболевшем со святым отцом. И почему-то кажется, что герой вернётся ещё к этой женщине, вторники снова станут ожидаемыми. А уж тему совмещения жены/любовницы Брэдбери осветил в «Лучшем из возможных миров»...

Но вдруг выясняется, что Келли дорожит отношениями отнюдь не меньше Райли, и даже идёт на некоторые жертвы. А может она вспоминает церковь и мораль только тогда, когда не всё гладко, когда уже невозможно больше терпеть... Сдаётся мне, что мужчины и женщины поймут этот рассказ по-разному, может поспорят и придут в итоге к общему. Так или иначе, рассказ классный и тема интересная.

Келли, Райли — отсылки к «Механизмам радости», а главная героиня очень похожа на ту самую Констанцию Раттиган из цикла «Венецианская трилогия» («Смерть — дело одинокое», «Кладбище для безумцев», «Давайте все убьём Констанцию»). Сама по себе она хороший добрый человек, но ощущается это только в короткие просветы от тернистой жизни, из-за которой она вынуждена выпустить наружу все колючки.

Упоминание хорошо известной с детства Элм-стрит в самом начале сразу намекает на мистический и даже пугающий сюжет. У Брэдбери роль самого смышлёного и здравомыслящего человека частенько достаётся детям. Ни дать ни взять, совершенно оправдано.

Дети... Элм-стрит... необычный незнакомец... Но нет! Не так страшен чёрт, как его малюют. На то у нас Голливуд отдельно, а литература — отдельно.

Хоть рассказ зародился у Брэдбери благодаря впечатлениям от лазающего по стенам «человека-мухи», смысл вышел далеко за рамки этих впечатлений. Некоторые люди всё больше и больше замыкаются в себе, напяливая всё глубже и глубже чёрный капюшон, и с каждым днём им всё труднее его снять. Такая капюшонная зависимость :о) Но враз всё может поменять случайная встреча с человеком, который поймёт и убедит, что эти «прятки» — просто заблуждения. Вот только не так важно снять эту защитную маску, намного важнее переборость в себе ощущение в её необходимости. А когда ощущаешь себя полноценным, то и стена отчуждения становится просто элементом декора.

Многим интересен разговор с человеком с того света, для кого-то он даже необходим, но не у каждого хватит на это душевных сил. А Стив даже сумел справедливо рассудить серьёзную и важную проблему, вставшую перед покойником. Каждому из нас есть кого представить на месте такого необычного гостя, и каждого автор подводит к вопросу: а вы давно посещали ушедших? Или когда последний раз вспоминали?.. Как следует из рассказа, об этом полезно задуматься и для нас, и для них.

Одно неясно: как призрак виски пил и куда оно, собственно, лилось? Ну, это уже мелочи, конечно.

Мы всё ищем, ищем, ищем настоящую любовь, но трусим, столкнувшись с ней лицом к лицу. Кто не рискует, тот не ест мороженого из лучших сортов шампанского знойным днём! Конечно, не стоит забывать о Мефистофеле Гёте, но без риска наша жизнь и не жизнь вовсе. Жениться — отдать душу супруге, но может быть стоит пойти на такую авантюру ради уютного домашнего очага и преданной подмоги по жизни? Старик Брэдбери, оглянувшись на годы, прожитые с Мэгги, и смерив взглядом свой богатый жизненный опыт, говорит нам, читателям, «да, стоит». И у меня нет причин ему не верить.

Переиначивая рассказ «Лучший из возможных миров», скажу, что для каждого читателя есть свой лучший из возможных сборников Брэдбери. Меня в первую очередь привлекло название сборника, как бы не дающее пройти мимо и завлекающее читателя вглубь книги, внутрь большого механизма. И это название придало некий окрас всем рассказам, я стал их рассматривать как бесконечно вращающиеся шестерёнки и ощутил себя очевидцем всех этих деталей, всех историй. Создалось ощущение, будто приоткрыли дверцу в часовой механизм и я гляжу на этот мир изнутри. Вы только представьте, ощущение ни на что не похожее. И это только благодаря названию.

Каждый рассказ — это познание себя через персонажей, путешествие по механизмам собственных эмоций и поступков и, наконец, задушевный разговор с автором. Ведь если хорошенько разобраться в себе, то счастье и радость окажутся на расстоянии вытянутой руки. Об этом и все рассказы. И, надо признать, название сборника Брэдбери оправдал сполна.

Возраст накладывает свой отпечаток на творчество. На рубеже девятого десятка Рэй Брэдбери пишет об исповедях и грехах человеческих. Оставляя за кадром вероятную кончину отца Риордана, он рассказывает об очищении и о том, как важно терпеливо выслушать открывшего душу человека. Также и с книгами. Мы, читатели, слушаем автора, а ему становится легче и спокойнее.