В романе «Аннигиляция» (2014) Джефф Вандермеер отвешивает глубокий поклон братьям Стругацким, их «Пикнику на обочине» и «Улитке на склоне». А в 2015 выходит новый английский перевод «Отеля “У погибшего альпиниста”». Вандермеер при помощи Владислава Женевского, переводившего для него отрывки из «Комментариев к пройденному» Бориса Стругацкого, пишет для этого издания предисловие, где расписывается Стругацким в любви.
Джефф Вандермеер. Предисловие к «Отелю “У погибшего альпиниста”»
1.
«Каждый из нас имеет такое лицо, какого заслуживает» (Оруэлл). Или же «у каждого тот вид, которого он достоин», или, другими словами, странные скребущие и скулящие звуки, издаваемые Луарвиком Л. Луарвиком перед закрытой парадной дверью отеля «У погибшего альпиниста», могут быть брачным зовом некоторых неизвестных видов альпийских пингвинов. Кто есть мистер Луарвик? Верим ли мы в его версию происходящих ужасных событий или поверим гипнотизёру/мотоциклисту? Или поверим физику? Естественно, что ученый более конкретен и убедителен, чем фокусник! Но как вы можете быть хоть в чём-то уверены, когда имеете дело со сверхъестественными событиями, которые могут обернуться простой выдумкой? Такова дилемма, стоящая перед надёжным, но временами сомневающимся инспектором Питером Глебски, рассказчиком повести, которую вы держите в руках. Бедняга просто хотел развеяться, отдохнуть от семьи, а вместо этого пришлось не только раскрывать преступление, но и разбираться во всех версиях произошедшего. У себя дома он занимается «должностными преступлениями, растратами, подлогами». Совсем не... убийствами. В убийствах гораздо больше метафизики.
Также на него валятся: лавина! и призраки! и подставы! и полуночные шатания!
Думаете, тут чересчур всего? Ладно, вспомните лучше про фильм «Улика» (1985, картина, кстати, поставлена по настольной игре) или любую другую британскую детективную комедию. Припомните ещё сериал «Сумеречная зона». Ведь каждый из нас имеет НЕ только лишь то лицо, какого заслуживает. В «Отеле “У погибшего альпиниста”» братья Стругацкие, создатели знаменитой Зоны из «Пикника на обочине», дают выбрать каждому читателю личину, которую он заслуживает, а затем подбрасывают в котёл повести чертовщинки, чтобы оживить действие. Такова их рецептура.
Я пришел к русской литературе через абсурдизм и мрачный юмор; ключевые моменты моего увлечения ей в зрелом возрасте – «Мастер и Маргарита» Булгакова и «Нос» Гоголя. В этих художественных уравнениях отсутствует функция стандартного заурядного реализма. Когда кот Бегемот в «Мастере и Маргарите» начинает на повышенных тонах разговаривать с экономистом-плановиком Поплавским, то Поплавский некоторое время продолжает спорить с ним, прежде чем осознает, что я спорю с говорящим котом! Это не просто изящное межвидовое общение, это одна из самых классических абсурдистских сцен во всей художественной литературе. Даже в некоторых работах Набокова можно увидеть признаки такого абсурда, и причина, по которой они снова и снова возникают в книгах, которыми я восхищаюсь – как в русских, так и нет, – в том, что абсурд отражает всю алогичность нашей жизни. Все её внутренние странности и несоответствия, которые мы стараемся не упускать из виду и контролировать. По мере того как эти странности накапливаются, с нами может непроизвольно случиться комедия или трагедия. В художественной литературе странности перетекают в сюрреалистические или фантастические события – это просто психологическое продолжение того, что, по нашему убеждению, является правдой в более приземленном смысле нашей повседневной жизни. Признаем ли мы это или нет.
Если Глебски и расстроен тем, что в отпуске ему приходится быть «при исполнении», то, по крайней мере, надеется, что иррациональность и нелепость его обычных рабочих будней обойдут отель стороной. Но мир не работает по-другому – реальность изменчивая и странная, и мы не можем убежать от этого.
Лучшие моменты в «Отеле “У погибшего альпиниста”» – это когда инспектор Глебски знает меньше, чем думает, что знает; там, где улики не сходятся; где герои действуют иррационально и множатся непонятные совпадения. Сложно находить всему этому объяснения, но придумывать реалистичные загадки, которые объясняются здоровой обывательской логикой, сложнее. Стругацкие говорят нам об этом устами владельца отеля Алека Сневара: «Вам не приходилось, господин Глебски, замечать, насколько неизвестное интереснее познанного? Неизвестное будоражит мысль, заставляет кровь быстрее бежать по жилам, рождает удивительные фантазии, обещает, манит. Неизвестное подобно мерцающему огоньку в черной бездне ночи».
Роман обыгрывает эти слова о «неизвестном» в паре сцен об ожидании перед закрытой дверью душевой (в художественной литературе, согласитесь, таких сцен мало). Когда ход мысли Глебски, решающего, ждать или нет, перетекает в прекрасную задумчивость нерешительности. Когда он понимает, что в душе происходит что-то странное, это одновременно и смешит, и нервирует его, погруженного в свои мысли: «На постое стоят, вспомнилось мне. Не пьют, не едят, только следы оставляют».
«Следы оставляет», скорее всего, тот самый погибший альпинист, миф о котором любовно и обстоятельно поддерживается хозяином отеля Сневаром, так, что даже постояльцы становятся невольными соучастниками в поддержании легенды. Дух погибшего альпиниста и намеки на некоторые способности его выжившего сенбернара призваны заворожить читателя уже в самом начале романа. (Наряду со странной одержимостью Глебски подростком по имени Брюн и классическим персонажем – обворожительной горничной Кайсой.)
Стругацкие с настоящей любовью выписывают такие моменты, с ювелирной точностью раскрывают историю в каждом незначительном эпизоде, в каждой причуде взаимодействия героев. Беготня инспектора по коридорам отеля с целью допросить разных подозреваемых становится сродни составлению сталкерами карты Зоны в «Пикнике на обочине»: каждая незначительная деталь может оказаться решающей для головоломки, а может и завести в тупик, но все они должны быть запротоколированы. Каждое изолированное помещение отеля становится само по себе загадкой, в каждом возникают отсылки к классическим детективным элементам. И в такой ситуации успех в описании эксцентричного персонала гостиницы и ещё более эксцентричных постояльцев заключается не столько в оригинальности авторского языка, сколько в его ясности.
Итого: подозрительная активность в душевых комнатах. Пропавшие золотые часы Мозеса. Чемодан, в котором... да что там вообще такое лежит? Когда эти элементы повествования становятся наиболее яркими в сознании читающего? Когда они содержат в себе неразрешённую загадку, или когда объясняются? Наверное, всё зависит от типа рассказываемой истории: классический детектив перед нами, или всё-таки фантастика. В детективах загадка, оставшаяся без решения, обычно раздражает читателя. В фантастической истории многое может остаться необъяснённым.
Если вдруг сойдёт лавина и отрежет читателя от внешнего мира, он останется наедине с персонажами повествования, и в некотором смысле ему будет дано самому выбирать, как воспринимать эту историю.
2.
Спустя два года после «Отеля “У погибшего альпиниста”» братья Стругацкие создадут культовый «Пикник на обочине». Две дико непохожие книги: «Пикник» стал иконой, основой для «Сталкера» Тарковского, породил культ Зоны, а «Отель» остался изящной паутиной ненадёжности и абсурда. «Пикник» идеально вписывается в эталонную научно-фантастическую канву авторов, а «Отель» – скорее, забавное отступление, одна из последних их работ, где ценится больше сама сюжетная игра и перекличка мотивов.
Откуда возник «Отель “У погибшего альпиниста”»? В коротких литературных мемуарах Бориса Стругацкого «Комментарии к пройденному» (1999) говорится, что авторы хотели создать этакий псевдодетектив на базе произведений Рекса Стаута, Эрла Стэнли Гарднера, Дэшила Хэмметта, а подзаголовок повести «(ещё одна отходная детективному жанру)» был отсылкой к детективной деконструкции Фридриха Дюрренматта «Обещание. Реквием детективному жанру».
Но у каждой детективной истории есть свой «фундаментальный, можно сказать – первородный, имманентный порок любого, даже самого наизабойнейшего детектива… Вернее, два таких порока: убогость криминального мотива, во-первых, и неизбежность скучной, разочаровывающе унылой, убивающей всякую достоверность изложения, суконной объяснительной части, во-вторых. Все мыслимые мотивы преступления нетрудно было пересчитать по пальцам: деньги, ревность, страх разоблачения, месть, психопатия… А в конце – как бы увлекательны ни были описываемые перипетии расследования, – неизбежно наступающий спад интереса, как только становится ясно: кто, почему и зачем».
Поэтому Стругацкие поставили себе задачу создать нарратив по-настоящему парадоксальный, взамен наносной «прихотливости», а спад интереса повествования к концу нивелировался бы действительно неожиданными, недетективными кульбитами. В 1968 под давлением советской цензуры братья пришли к решению «научиться писать хорошо, но за деньги», правда, позже, на примере следующих повестей, стало ясно, что добиться этого невозможно: фантастическое переосмысление реальности в большинстве случаев противоречило официальной «политике» цензуры. Но «Отель» у них получился и вышел в печать в 1970 году. Тайна запертой комнаты, которая не была тайной. «Убийцадворецкий», который и не убийца и не дворецкий. Какими бы ни были последующие злоключения остальных их книг, Борис и Аркадий писали «Отель» «легко и азартно» – и эта лёгкость передаётся читателю и сегодня.
В мемуарах Борис рассказывает, как они совершенно не ожидали проблем с публикацией «Отеля» – первоначально названного «Дело об убийстве. Еще одна отходная детективному жанру», – но их предшествующее идеологическое «непослушание» вызвало подозрения у редакторов. «Выяснилось, что мы перехватили с аполитичностью и асоциальностью. Выяснилось, что главным редакторам не хватает в повести борьбы – борьбы классов, борьбы за мир, борьбы идей, вообще хоть какой-нибудь борьбы».
В результате авторы сдались, и в опубликованном журнальном варианте гангстеры с отвращением были переделаны на неонацистов, что, по мнению Стругацких, явственно пованивало дурным заказным тоном. А позже, в книжном издании «ДЕТГИЗа», братья угодили прямиком под антиалкогольную кампанию: необходимо было убрать из повести глинтвейн, и в этом варианте Глебски болезненно огромными кружками пьёт чёрный кофе. В конце концов повесть даже обрела достойную экранизацию (Таллинфильм, 1979) и воплощена в одноимённой компьютерной игре (Electronic Paradise, 2007).
Независимо от криминальной составляющей «Погибшего альпиниста», её научно-фантастическая суть до сих пор мрачно мерцает со страниц, как выпавший ночью снег. Интерес к повести подпитывается напряжением, заполняющим скрытые от внимания читателя места. Тайна, которая хочет быть объяснённой, резонирует с научно-фантастической историей, которая хочет остаться недопонятой и расплывчатой, как скрытый горизонт на границе человеческого понимания и восприятия. Я почти вижу каждого из соавторов адвокатом одного из двух этих начал – начала упорядочивания и начала хаоса – и только их борьба может создать необходимый баланс между двумя началами.
Владелец отеля Сневар говорит Глебски, что непознанное, ставши познанным, «становится плоским, серым и неразличимо сливается с серым фоном будней».
Уже долгое время эта повесть Стругацких живёт как сложное, подвижное и увлекательное действо.
Вы собираетесь войти в отель «У погибшего альпиниста»
Вы тот, за кого себя выдаёте?
Вы то, что собой представляете?
Что именно вы скажете инспектору Глебски, когда он постучит в вашу дверь?
облако тэгов
