В случае с этим текстом гораздо проще обрисовать, что в нем происходит, чем сформулировать главную его мысль.

Итак, с чем мы имеем дело.

Во-первых, существует некая Зона Икс. Как она появилась, никому доподлинно неизвестно. Что происходит на ее территории, неясно, непонятно и плохо протоколируемо. От мира она отрезана барьером неизвестной природы, который все именуют границей. Вроде бы через нее не так уж и просто пробраться, нужен наставник, который проведет внутрь, при этом наставником должен быть психолог, который погружает своих спутников в состояние гипноза, чтобы у них не осталось травмирующих воспоминаний.

Во-вторых, Зону Икс исследует секретная правительственная организация «Южный предел». Она периодически отправляет туда экспедиции, печальная участь которых практически предрешена, ведь мало кто вернулся обратно, а те, кто вернулись, чаще всего уже совсем не те люди, которые уходили, возможно, они уже и не люди.

В-третьих, история рассказывается от лица женщины-биолога, которая отправилась в Зону Икс в составе двенадцатой экспедиции. Она, как и положено по инструкции, ведет дневник наблюдений и переживаний. Также в двенадцатой экспедиции участвуют еще три женщины: антрополог, психолог и топограф. Первоначально должна была быть еще и лингвист, но прямо перед стартом она отказалась.

В-четвертых, дневник биолога у опытного читателя должен вызывать определенные сомнения. Например, в одном месте она прямо заявляет: «До сих пор я старалась не вдаваться в подробности…». А по поводу своих отчетов из другой экспедиции биолог замечает: «…поэтому в отчетах появлялось только то, что мне хотелось». К тому же рассказ о том, что происходит в Зоне Икс, часто прерывается флэшбеками из прошлого рассказчицы, историей ее детства, карьеры и не самого удачного замужества. Все выстроено таким образом, что явно видно: она недоговаривает, а где-то и привирает. Одним словом, перед нами образцовый ненадежный рассказчик.

Попав в Зону Икс, героини видят клочок нетронутой природы, кажется, что они не в аномальной зоне, а в заповеднике каком-то. Это впечатление уже скоро рассеется, и начнут возникать тайны и загадки, на которые не то что сложно, кажется, вообще невозможно найти ответы. Остается только строить гипотезы и не сойти с ума от ужаса.

Вот вам зачин, остальное – в тексте.

[Первое впечатление: братья Стругацкие со своим «Пикником на обочине» встретились с Лавкрафтом.

Чуть позже: Аркадия и Бориса следует заменить на Тарковского с его «Сталкером».

А потом пришла еще одна ассоциация. Помните, в «Робинзонах космоса» Карсака сталкиваются две планеты, часть Земли оказывается на другой планете, а на Земле оказывается ее часть? Так вот: такое впечатление, что это история о том, что могло бы произойти на Земле, если бы на ней возникла часть иной планеты со своими законами, правилами и свойствами.]

Перейдем к более сложной задаче – рассказать, о чем эта книжка.

Текст написан так, что читатель может достаточно легко придумать смыслы, которые вкладывал в него автор. Например, несложно заявить: «Аннигиляция» про то, что между цивилизацией и природой имеется непроходимый барьер, они вечные антагонисты, человечеству никогда до конца не понять природу, цивилизация никогда не сможет быть с природой в гармонии. Или вот вам еще одна интерпретация: «Аннигиляция» о том, что реальность – это просто социальный конструкт, при определенных обстоятельствах реальность меняется, и мы можем взглянуть на ее изнанку, провидеть истинную суть вещей, и нельзя сказать, что эта истинная суть доброжелательна к нам.

Но вчитывать смыслы в роман Вандермеера не стоит. Ближе к концу прямым текстом сказано: «Я – биолог, и никакого глубинного смысла в происходящем не ищу». Перед нами подробно прописанная картина, которую можно созерцать. Все. Большего Вандермеер и не пытался сделать. Это как с экспрессионистами: просто смотри на то, как одни формы переходят в другие, это самоценно, не надо находить тут скрытые подтексты, для этого есть другие художники, например, передвижники.

Я уже давно перестал верить отзывам мэтров, которые выносятся на обложки книг. На обложке «Аннигиляции» есть отзыв Стивена Кинга: «Жутко и завораживающе». Так и есть, Стивен Кинг не обманул: перед нами жуткая и завораживающая картина, пока не перевернута последняя страница от нее чертовски сложно оторваться.

Произведения Роджера Желязны можно условно разделить на три группы (разумеется, это мое частное мнение, которое не претендует на всеобщность и универсальность). Первая – тексты веховые, ломающие шаблоны, обязательные к прочтению, если вас интересует фантастика. Легко привести примеры: «Князь Света», «Джек-из-Тени», «Роза для Екклезиаста» и т.д. Вторая – легкие, милые романчики, которые прекрасно подходят, чтобы скоротать с ними вечерок другой («Долина проклятий», «Знаки дороги», «Дилвиш Проклятый» и др.). Третья – романы странные, оставляющие двоякое впечатление, порой балансирующие на грани между удачей и полнейшим провалом. Например, «Глаз Кота», «Мост праха», «Очарованная земля», можно список и продолжить. Вообще-то, групп надо выделить четыре, так как есть еще и книги, которые Желязны написал в соавторстве. Но сейчас речь идет о романе сольном, потому на этом пункте можно не останавливаться. И роман этот не входит в «Хроники Амбера», для которых необходимо резервировать пятую группу.

Итак, «Двери в песке». Однозначно, вторая категория.

Но это не отменяет того, что перед нами блестяще написанная научная фантастика с хорошим сюжетом, динамичным экшном и интересными героями.

То ли недалекое будущее, то ли альтернативная реальность. Контакт с инопланетянами уже случился, мало того, прошел удачно, и Земля стала членом Галактического Содружества. Незадолго до начала романа земляне с инопланетянами совершили символический обмен в знак дружбы и сотрудничества. Мы им – «Мону Лизу» и драгоценности британской короны, а они нам – звездный камень и машину Ренниуса. И про то, и про другое по ходу дела мы узнаем много интересного.

Главный герой Фред Кассиди уже тринадцать лет ходит в студентах. Дело в том, что его дядя, перед тем как его поместили в криогенную заморозку, оставил следующее распоряжение: пока Фред учиться в университете, он каждый год получает солидное содержание, а когда закончит, то содержание перестанут выплачивать. Фред – парень не промах, потому и умудрился растянуть свою обеспеченную студенческую жизнь столь надолго. Правда, в последнее время университет изо всех сил пытается выдать ему диплом, наверное, чтобы не подавал плохого примера остальным учащимся. А еще Фред любит лазить по крышам, просто обожает. И все у него в жизни было хорошо и успешно, пока вдруг не начали за ним охотиться и бандиты, и правительственные агенты, и инопланетяне. Что же он натворил? В том-то и дело, Фред уверен, что ничего. Но его подозревают в сокрытии звездного камня. И на то есть свои причины, кстати, весьма веские. Беда не ходит одна. Мало Фреду этих треволнений, как оказалось, что у него в голове порой (обычно в состоянии сильного алкогольного опьянения) звучит чей-то голос. Фред мог бы посчитать, что сходит с ума, но вот ведь незадача – голос дает ему полезные советы и помогает выпутаться из неприятных ситуаций.

«Двери в песке» — прекрасный пример того, как надо смешивать жанры. Представьте себе нуар в декорациях мира Алисы Селезневы. Сложно? Конечно, сложно. А вот у Желязны получилось. Хотя ассоциация не совсем верная. В Америке книжки Булычева никому не известны, это наш местный феномен. Потому представьте нуар в мире романов Саймака. Именно такую штуку и написал Роджер Желязны. А постоянные шуточки главного героя навевают еще одну ассоциацию – книжки Рекса Стаута, в которых Арчи Гудвин никогда не унывает, даже если ему кто-нибудь с кулака дает в таблет.

Сам сюжет выстроен безукоризненно. Все мелочи подогнаны одна к другой. На все загадки будет дан ответ. Если персонаж упоминается, то потом он снова упоминается и, возможно, даже сыграет важную роль. А частая ирония не превращает повествование в легкомысленное: все опасности настоящие, проблемы решаются нешуточные, истины высказываются полезные. В этом Желязны, конечно, нет равных. Он всегда мог говорить о серьезном несерьезно, и именно поэтому к нему так хочется прислушиваться. Увы, сейчас так уже не пишут. Да и в творчестве самого Желязны «Двери в песке» не самая типичная книжка.

Ну, и несколько предупреждений для читателя, дабы сильней заинтриговать. Во-первых, не верьте тому, что говорят в новостях. Во-вторых, следите за кошками, они тут неспроста. В-третьих, если ты не помнишь, что выносил что-то из своей квартиры, это вполне может означать, что и не выносил. В-четвертых, порой стоит разбираться в законодательстве других культур. В-пятых, «Снарки, в общем, безвредны, но есть среди них… есть и Буджумы».

Выход в 1967-ом году романа Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» Марио Варгас Льоса сравнил с литературным землетрясением. Во-первых, никто не ожидал подобной книги от писателя, который до этого был в основном известен суховатыми произведениями на острые политические темы (хотя дань мистике и фантастике Маркес отдал еще в раннем творчестве). Во-вторых, сам роман оказался столь мощным мифопоэтическим высказыванием на тему истории Колумбии, что просто сносил неподготовленным читателям голову. Но при этом книга не получилась местечковой, Маркес рассказал вековую хронику одной семьи так, чтобы она была понятна любому человеку во всем мире. В итоге «Сто лет одиночества» практически мгновенно стали бестселлером, довольный издатель выпускал тираж за тиражом, а переводчики по всему миру сели за свои столы. Не прошло и трех лет, как «Сто лет одиночества» были опубликованы и на русском. Остается только удивляться, как советская цензура пропустила роман с библейскими аллюзиями, безудержными сценами секса (тем не менее, порнографии вы тут не найдете, не беспокойтесь) и полномасштабно разработанной темой инцеста, но факт остается фактом – Маркес быстро стал одним из любимейших писателей в СССР. Закономерно и то, что, в конце концов, он получил Нобелевскую премию. Несомненно, не было бы этой книги, не было бы и премии.

Все это, конечно, уже история. Прошло более пятидесяти лет, слава романа не угасает, уже давно стало ясно, это без всяких скидок великая книга. Нет ничего удивительного, что многие бросились писать в таком же стиле, магический реализм перестал быть культурным явлением исключительно Латинской Америки и превратился в мировой феномен. Тем не менее, равного по силе произведения в этом жанре, кажется, до сих пор не появилось. Хотя многие пытались, это да.

Отказавшись от буквального описания тех или иных событий, придав им свойства мифа и соединив воображаемое с действительным, Маркес дал материалу архаичное дыхание, которое очаровывает, ошарашивает и пленяет читателя именно тем, что перестает казаться чем-то сиюминутным, репортажным, слишком близко стоящим. Как древние греки увековечили Троянскую войну, так и Маркес поступил с гражданскими войнами в Южной Америке, массовым убийством работников банановых плантаций в 1928-ом году и приходом в обыденную жизнь технологических достижений. Персонажи романа совершают великие подвиги, подобно древним героям, им все под силу. И переживают они страсти именно такого масштаба. Кто-то любит до смерти, кто-то несокрушим на полях сражений, кто-то обладает даром ясновидения и прочее, прочее, прочее. Они все гиганты и иными не могут быть. Кто-то делает огромное состояние на продаже леденцов, а кто-то возносится в небо. Окружающий мир полон чудес, но персонажи романа не считают их таковыми. Просто из вот этой вот могилы вечно доносится стук костей, а у этих хозяев невероятно плодовит скот, просто на город может обрушиться эпидемия забвения, а в какой-то момент зарядить непрерывный ливень на почти пять лет. Где-то в уголке глаза прячется всяческая нечисть (и не только), по коридорам дома ходят призраки, к кому-то может прийти сама Смерть, а кого-то пользовать телепатические врачи. И все это является фоном для вековечной летописи одиночества одной семьи, хотя так и хочется сказать, что всего человечества, ведь, простите за трюизм, каждый из нас приходит один в этот мир и уходит точно так же один, пусть между этими событиями и заключены встречи и отношения с великим множеством людей.

Этот роман больше внутри, чем кажется снаружи. Текст концентрированный, густой, насыщенный. На каждой странице семейной хроники Буэндиа событий столько, что некоторым романистам их хватило бы страниц на пятьдесят. В «Сто лет одиночества» проваливаешься с головой, путаешься в персонажах с одинаковыми именами (думается, так и было задумано), порой бываешь ошарашен неожиданным поворотом сюжета, а порой впадаешь в восторг от особо героического поступка того или иного героя. А еще диву даешься. При том, что роман кажется порой слишком уж путанным, а сюжетные линии слишком уж разветвленными, все тут починено единому авторскому замыслу. Маркес, словно демиург, творит свой мир с центром в затерянном в джунглях городке Макондо, следит за всем, ничего из виду не выпускает, помещает в книгу не только самого себя, но и свой роман, с поразительным изяществом все подвязывает, подшивает, закругляет, а потом ставит как бы окончательную точку.

Можно по-разному трактовать «Сто лет одиночества». Для кого-то это будет книга про историю Латинской Америки. Для кого-то – про всеразрушающий ход времени. Для кого-то – про прогресс и регресс. Для кого-то – про вечное возвращение. А для кого-то – просто про жизнь одной семьи. При этом нельзя отвертеться от библейских подтекстов: на страницах романа вы найдете и первозданный рай, и грехопадение, и всемирный потоп, и самый натуральный конец света, вот только Страшного суда не случится. В конце концов, говорят же, что за грехи расплачиваются до седьмого колена. В этом отношении символично, что в романе рассказывается о семи поколениях Буэндиа, а все начинается с убийства, которое совершил основатель рода Хосе Аркадио Буэндиа, чем и навлек на себя и своих потомков проклятие одиночества. Но опять же это лишь один из взглядов на происходящее. Маркес написал книгу, которую так и тянет перечитывать, но при этом не только, чтобы заново пережить с персонажами их истории, а еще и чтобы по-новому взглянуть на общую картину.

Есть мнение, что люди делятся на две категории: одни без ума от этого романа, другие же – ненавидят его лютой ненавистью и не понимают, что же такое великолепное в нем нашли их оппоненты. Этот текст написан, понятное дело, человеком из первой категории. Ему неведомо, к какой относится тот, кто сейчас его прочитал. Но если еще ни к какой, самое время прояснить этот вопрос. А сделать это можно, понятное дело, только одним способом — начать читать: «Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед…».

На мой взгляд, очень точная рецензия. Плюсы и минусы подмечены острым взглядом, сложно не согласиться. А очарование этого романа для многих читателей, как мне кажется, проистекает из ностальгии по тем временам, когда деревья были выше, солнце ласковей, а мороженное вкусней.

В творчестве Марии Галиной есть, скажем так, магистральная тема, которую она целенаправленно и кропотливо разрабатывает практически в каждом своем тексте. Назовем ее попыткой описать то, что скрывается в зазоре между тем, как мы видим мир, и тем, чем мир является на самом деле. Именно про это неназываемое и неописуемое Людвиг Витгенштейн когда-то сказал: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать» (по крайней мере, так можно интерпретировать этот его афоризм, но, как мы увидим дальше, порой от интерпретаций следует сознательно отказаться). Галина методично и самоотверженно каждый раз заново очерчивает границы неназываемого, словно определение этих границ может помочь его понять. В «Хомячках в Эгладоре» неназываемое вполне себе опредметилось в персонажах профессора Толкиена, в «Медведках» бродило где-то вне поля нашего зрения и иногда высовывалось в самый неподходящий момент, во «Все о Лизе» уже прикидывалось то тем, то этим, то третьим, десятым, сотым. В «Автохтонах» же устроило с читателями такую игру в салочки – а может и в прятки, – что его границы уже и определить-то невозможно. Главный герой угадил в самое сердце неназываемого, о конкретике в такой ситуации можно смело забыть.

А ведь начинается все чинно-благородно. Главный герой – весь роман именуется местоимением «он», а фамилия, прозвучавшая в кульминации, может запросто оказаться очередным фейком, потому не считается, – приезжает в некий неназванный город. Некоторые критики видят в нем Таллин, автор же этих строк никогда в Таллине не бывал, потому для него что Таллин, что Нарния, все одно – почти выдуманное пространство. Герой шатается по городу, заходит в гости к разным людям, представляется искусствоведом, который собирает информацию о театральной постановке начала XX века, но, кажется, преследует совсем иные цели. Чем дальше, тем чудесатей: город просто переполнен бессмертными, оборотнями, членами тайных обществ и прочими мифическими персонажами. На это на первый взгляд. Если присмотреться, то можно прийти к выводу, что это либо сумасшедшие, либо эксцентрики высшей пробы, либо нанятые для развлечения героя актеры. Это на второй взгляд. А если снова присмотреться, то чем черт не шутит, может, действительно бессмертные, оборотни, члены тайных обществ и прочие мифические персонажи. Но стоит только моргнуть, покрутить головой, как опять кажется, что это всего лишь игра воображения, желание принять желаемое за действительное. Хотя, возможно, все же, конечно, не так просто, и это бездна заглядывает в нас, ведь в нее не стоит так пристально заглядывать, как делает вслед за героем читатель. В общем, какие-то пагубные последствия необузданного воображения.

Читаются «Автохтоны» на одном дыхании. Это увлекательное и динамичное повествование, прикидывающееся то ли эзотерическим путеводителем, то ли онтологическим детективом (господин Акунин, пожалуйста, возьмите на заметку). Замечательная фактура: много про Серебряный век (а кто хотя бы чуток не интересуется Серебряным веком?), несколько поменьше про запутанные истории, имевшие место перед Второй мировой и в ее время, отголоски лихих девяностых, реминисценции из Герберта Уэллса, куча вкусных слов, удивительная атмосфера всех этих кафешек, где падают вкуснейшую запеканку, провинциальных театров, где в который раз ставят «Иоланту», и старых квартир, где коренные жители (то бишь автохтоны) прячут секреты давно ушедших времен. Оговорка цепляется за оговорку, деталь за деталь. Это очень плотный текст. Тут все не просто так.

Есть один простой вопрос, который часто одни читатели задают другим читателям: о чем книга? Если автор не проявил дурновкусие, как, например, Коэльо, который в предисловии к «Алхимику», не тянул время и сразу же сообщил, о чем его книжка, то ответом на этот вопрос всегда будет некоторая интерпретация прочитанного. Хорошо, когда автор сознательно заложил в текст возможность интерпретировать его в определенном ключе. Молодец автор, читателю так проще и уютней. Хотя и тут никто не застрахован от самой неожиданной интерпретации: вон, одна приятельница автора этих строк назвала роман-эпопею «Тихий Дон» казачьей версий романа-эпопеи «Сто лет одиночества». А вот Мария Галина – молодец вдвойне. Она сделала все от нее зависящее, чтобы читатель не смог однозначно интерпретировать «Автохтонов». Помните, что было в самом начале этого текста про неназываемое и Витгенштейна? Так вот, это просто одна из возможных интерпретаций. И больше ничего. Неназываемое же такое неназываемое, его можно найти в самых неожиданных местах, вон, в «Голубой чашке» Гайдара, например. Так что не надо ссылаться на эту рецензию, она может быть в корне не верным прочтением крайне зыбкого романа. Неудивительно, что многим читателям «Автохтоны» не понравились. Отсюда куча отзывов в духе: скучно, непонятно, автор исписался. Автор, наоборот, кажется, выдал свой лучший текст. Автора стоит поздравить.

Но если все так, что остается читателю по прочтении? Что ему сказать про эту книгу? Как выразить свое отношение к роману? Не смотря на все вышесказанное, все равно остается определенный – пусть и простой – способ говорить об «Автохтонах». Это можно легко сделать в рамках оперирования всего лишь одной логической дуальностью. Понравилось. Или не понравилось. Поверьте, в данном случае этого вполне достаточно.

Поэтому автор этих строк воспользуется столь удачно подвернувшимся способом закончить сей текст. И просто скажет: понравилось.

И не будет настаивать на мысли, что, по его мнению, «Автохтоны» прежде всего про то, что настоящие чудеса страшны по определению, и от них надо держаться подальше.

В последней главе «Псоглавцев» Алексей Иванов вводит термин «сабджект». Это такой объект, в котором заархивирована информация той или иной культуры. Чтобы разобраться с этим обстоятельней, надо ознакомиться со всем романом. Но для рецензии хватит и такого вот простенького определения. Важно то, что сами «Псоглавцы» в некотором смысле являются сабджектом. Только относится он не к какой-то отдельной культуре, а к такому жанру литературы и кино как «мистический триллер».

Принять «Псоглавцев» за еще один роман про оборотней, значит – обмануться. Являясь на первый взгляд историей о приключениях трех горожан в деградирующей деревне, роман Алексея Иванова при внимательном прочтении оказывается изощренной постмодернистской игрой. В таком духе вот уже который год господин Чхартишвили строчит книжки про Эраста Петровича Фандорина. Думается, не случайно Иванов первоначально опубликовал эту книжку под псевдонимом. Алексей Маврин, конечно, не созвучен с Борисом Акуниным, но ситуация все равно симптоматичная.

Итак, три горожанина (гик Гугер, интеллигент Валерий и типичный обеспеченный паренек Кирилл) едут по заданию некоего культурного фонда в задымленную торфяным пожаром деревню Калитино, чтобы снять со стены местной заброшенной церкви уникальную фреску с изображением Святого Христофора. Святой Христофор – тот еще культурный персонаж, его было принято изображать с песьей головой. О причинах такой традиции существует несколько легенд, а подобных изображений по всему свету не сыщется больше десятка. Гугер и Валерий воспринимают работу как работу, чем скорее сделаешь, тем скорее свалишь домой. А вот тонко чувствующий Кирилл осознает, что-то не так в деревне Калитино, возможно, шастают по ночам в дыму самые натуральные псоглавцы, охраняют границы, присматривают за чужаками. Воображение Кирилла подпитывается не только жутковатыми декорациями, но и впечатляющей историей деревни Калитино: раньше тут был раскольничий скит, потом зона, это теперь – дыра-дырой. Легенды гласят, что во времена перехода раскольников в единоверческую церковь, ни один из обитателей этого скита не смог убежать, то же самое уже в двадцатом веке – заключенные с зоны даже не пробовали смыться. Просто все знали, в лесу скрывается нечто безжалостное и беспощадное, поймает – убьет, на клочки разорвет, заживо сожрет. И Кириллу очень не хочется с этим чем-то повстречаться…

С одной стороны Иванов заигрывает с голливудской традицией хорроров: Кирилл постоянно вспоминает соответствующие фильмы, ставит себя на место их героев, сравнивает ситуации. С другой стороны – над текстом витает тень Конан Дойля: не ходите на заброшенный торфяные карьеры ночью, когда властвуют силы тьмы. К тому же в тексте есть отзвуки всяких там «Кодов да Винчи». Словно по рецепту Дэна Брауна, Иванов сочиняет целые главы, в которых разговорным языком без всяких заморочек излагает про первых христиан, раскольников, архетипы и так далее.

Это верхний слой ассоциаций. Но если копнуть глубже, то станет еще интересней.

Вот читает Кирилл в Интернете про Проппа и Леви-Стросса, не подозревая, что сам проходит инициацию. В городе он ничего из себя не представлял, жил в теткиной квартире частично на теткины же деньги, даже любимая женщина считала его пустым местом. А попав в странное, удивительное, дикое место вдруг стал превращаться из мальчишки в мужика. И как во всякой инициации, ему надо выполнить невыполнимую миссию, чтобы обрести себя. Чем финальная ночь не тот самый загробный мир, в который необходимо спуститься герою, чтобы обновиться и измениться. Тут даже мудрый помощник имеется, вот только сразу разглядеть его не получится.

А чтобы не скучно было специально для образованных мелькают тут и там то Мельников-Печерский (тот самый, который написал «В лесах» и «На горах»), то академик Лихачев. Первый – с секретным донесением, второй – с неопубликованной работой о чудотворных иконах.

В какой-то момент постмодернистские игры заканчиваются, и «Псоглавцы», кажется, выросшие из жутковатого эпизода романа «Географ глобус пропил», в котором Служкин с ребятами во время похода находят развалины старого лагеря, в конце концов, оказываются историей не просто про монстров, а про монстров, которые живут внутри нас. Не самая хитрая мораль на свете, но ведь полезно же изредка напоминать об этом читающей публике.

В какой-то момент Дардевил, он же известен в наших краях как Сорвиголова, он же Мэтт Мердок говорит о себе: «Меня зовут Мэтт Мердок. Меня ослепила радиация. Но мои остальные чувства стали невероятно острыми. Я живу в Адовой Кухне и стараюсь поддерживать здесь порядок. Это все, что про меня надо знать». Конечно, это не все.

«Рожденный заново», сочиненный Фрэнком Миллером (уже скоро он придумает и «Город Грехов» и «300») и нарисованный Дэвидом Мазукелли, занимает семь выпусков. И если первый из этих выпусков называется «Апокалипсис», а последний – «Армагеддон», то ничего хорошего ждать не приходится. Ничего хорошего для героев, а вот читателю будет очень интересно.

На первой же странице бывшая девушка Дардевила продает за дозу героина его настоящее имя. На третьей странице это имя узнает злейший враг Дардевила – Кингпин, босс преступного мира Нью-Йорка. На седьмой странице у Мэтта Мердока начинаются неприятности. В конце первого выпуска у него уже даже нет дома, взорвали. И это только начало ужасного падения на самое дно жизни. Скорость развития событий невероятная, напряжение все возрастает: если все начинается с блокирования кредитных карточек, то заканчивается чудовищным побоищем в Адовой Кухне, побоищем, которое устраивает сумасшедший суперсолдат, побоищем, остановить которое Дардевилу вряд ли по силам.

Если ваши знакомые говорят, что комиксы «Marvel» — это для деток малых, в лучшем случае, для подростков, то подсуньте им «Рожденного заново». Это явно не для тех самых деток и явно не только для подростков. Судите сами. Миллер поднимает острейшие проблемы не только восьмидесятых (а именно тогда вышел этот сюжет), но и современности: коррупция, терроризм, наркомания, кризис самоидентификации человека, несостоятельность «американской мечты» и т.д. При этом делается это без всяких сантиментов. Все называется своими именами, никаких эвфемизмов. К тому же это достаточно жестокое повествование, – а каким оно может быть, если рассматриваются такие проблемы? – с героями не церемонятся, любой может отправиться на тот свет. Есть несколько очень напряженных сцен, когда по-настоящему переживаешь за персонажей, особенно за второстепенных. Например, сцена, в которой журналист Бен Урих слушает по телефону, как происходит убийство. Или когда в опасности оказывается его добродушная и простоватая жена. Тут такое напряжение, какое не во всяких триллерах встретишь. «Рожденный заново» — это взрослый комикс для взрослого читателя. Так круто ныне уже не делают. Не разучились, конечно. Просто теперь в моде другие темы и другие подходы к их разработке. В каком-то смысле «Рожденный заново» — это квинтэссенция мотивов криминального кино восьмидесятых, когда со зрителям не просто не церемонились, а еще и считали его стойким и умным. Просто Миллер привил эти мотивы комиксу про супергероев, показал, что истории с этими персонажами могут быть и напряженными, и драматичными, и трагичными.

По структуре повествования «Рожденный заново» – вполне себе роман. Просто графический. История падения Мэтта Мердока, конечно, основная. Но она прежде всего фон, на котором развиваются истории остальных персонажей, истории интересные и полноценные. Это история любовных отношений Фогги Нельсона, бывшего компаньона Мэтта. История опустившейся наркоманки Карен Пейдж, которую преследуют наемные убийцы. История журналиста Бена Уриха, который вступает в информационную войну с Кингпином не потому, что очень этого хочет, а потому, что совесть не оставляет ему другого выхода. Наконец, это история самого Кингпина, который, взявшись мстить Дардевилу, не подозревал, что своей местью он сотворит человека, которого сам же станет бояться. Все сюжетные линии перечислять не стоит. Замечу, что тут даже есть короткая линия с Капитаном Америкой, в которой всего за пару страниц Миллер тоже устроит все по фэн-шую, то есть напряженно, драматично и трагично.

Несколько слов про рисунок. Нарисовано, конечно, в тогдашнем стиле. Много заливок, какие-то моменты изображены слегка утрировано. Но картинка прекрасно подходит к самой истории. Все-таки это не документальный комикс (а сейчас есть и такие), это фантазия, в которой персонажи и ситуации слегка гротескны, постоянно находятся на границе между откровенной выдумкой и реализмом. Оказывается, в такой художественной манере масса возможностей. И Мазукелли их во всю использует.

Из всего вышесказанного вполне ясно, что любители графических романов просто не имеют право пройти мимо «Рожденного заново». К тому же то влияние, которое этот комикс оказал на всю индустрию, сложно переоценить. Классика – как никак. А те, кто обычно сторонятся комиксов, могут обнаружить, что все это интересно читать и разглядывать, а истории здесь рассказываются далеко не детские и банальные. Расширять горизонты тоже полезно. К тому же про Дардевила сейчас идет весьма популярный сериал, который смотрят не только фанаты комиксов.

P. S. Сериал, кстати, у нас называется «Сорвиголова».

АБСОЛЮТНО ОШИЗИТЕЛЬНО!

Именно так – «абсолютно ошизительно!» – могли бы отозваться об этом романе Малькольма Брэдбери две его второстепенные героини, ассистентки профессора Монцы (кажется, что Монца списан с Умберто Эко, но подозрение это все-таки недоказуемо). Все здесь так замечательно, что, право слово, хочется использовать как можно больше прилагательных в превосходной степени и на этом, собственно, закончить рецензию, мол, пусть читатели поверят на слово и сами, если на то будет их желание, во всем разберутся: и в сюжете, и в персонажах, и в лейтмотивах, и в контекстах, и в подтекстах, и всяких там постмодернистских отсылках и цитатах. Но не стоит поддаваться этой слабости, необходимо проявить силу воли и дать хотя бы небольшой обзор «Профессора Криминале», чтобы прилагательные в превосходной степени не показались голословными. В конце концов, проявлял же силу воли Фрэнсис Джей в поисках Басло Криминале. И не только в этом, конечно, если вы понимаете, что имеется в виду.

Представьте себе церемонию вручения Букеровской премии начала 1990-ых годов (что забавно, два ученика Малькольма Брэдбери – Иэн Макьюэн и Кадзуо Исигуро – получили-таки означенную премию, а вот их учителю уже не судьба, ведь он умер в 2000-ом; никто не исключает, что жюри Букеровской премии просто обиделось на язвительную сцену, открывающую этот роман, и в том уподобилось Нобелевскому комитету, который так и не почтил своей премией Грэма Грина из-за одной его неосторожной интрижки, о чем в виде анекдота – вот пойди проверь – говорится где-то в середине «Профессора Криминале»; в общем, Букеровской же премии хуже). На этой церемонии опростоволосился один молодой журналист, Фрэнсис Джей. Не надо было ему в прямом эфире язвительно высказываться о номинантах. Он тут же стал персоной нон-грата, а чуть позже и вовсе оказался без работы, но эти события явным образом не связаны, хотя что там связано, а что не связано в пространстве «Профессора Криминале», вот уж точно сказать невозможно. Далее Фрэнсис Джей, от лица которого и ведется повествование, саркастически описывает свое житье-бытье и то, как докатился до того, что стал сценаристом фильма про легендарного философа Басло Криминале. Сценарий Фрэнсиса Джея его новому руководству понравился, вот только для съемок надо бы все-таки добраться до главного героя намечающегося фильма. Оказалось, что сделать это далеко не просто, ведь он та еще фигура мировой культуры – вечно прыгает с конгресса на конгресс и от всех ускользает. Вот и пришлось Фрэнсису Джею отправиться на его поиски. Впереди Вена, Будапешт, итальянская вилла Бароло, Лозанна… В какой-то момент «Профессор Криминале» начинает напоминать туристический путеводитель. И это далеко не так скучно, как может показаться человеку, который не знаком с этим романом Малькольма Брэдбери.

Чем дальше едет Фрэнсис Джей, тем ясней ему становится, что Криминале не так прост, как кажется. То есть с самого начала он не казался простым, а тут, вообще, открывается, что он гораздо сложней. Погрязнув в хитросплетениях биографии прославленного философа, рассказчик с удивлением понимает, что не только про Криминале, он и про окружающую реальность мало что знает. В общем, герой взрослеет, но не спешите заскучать – эта классическая коллизия в руках опытного постмодерниста может удивить даже самого опытного читателя.

Создавая потрет Европы начала 1990-ых, Малькольм Брэдбери умудрился написать роман, который и на исходе второго десятилетия XXI века остается актуальней некуда. Хотя, наверное, романы про любые переходные эпохи будут актуальны в любые переходные эпохи. Замени тут новостные заголовки на нынешние новостные заголовки, добавь айфоны и Интернет в каждом кармане, и все описанное покажется невероятно злободневным репортажем про современную жизнь. Все тут вроде бы предельно серьезно, но при этом еще и смешно (порой очень смешно). Если коротко, то перед нами образцовая сатира. Правда, на дистанции в четыре сотни страниц даже самая качественная сатира может приесться и набить оскомину. Читателю «Профессора Криминале» это не грозит. Просто сатира здесь сдобрена отменным сюжетом. Ведь Фрэнсису Джею надо все-таки разобраться с Басло Криминале.

Сюжетных поворотов в избытке, фабула вся из себя детективная, а жанровая принадлежность текста может в любой момент измениться. То мы читаем про повседневную жизнь на международных конференциях, то окунаемся с головой в шпионские страсти, то вместе с повествователем задумываемся об исторических парадоксах XX века. И все это ради того, чтобы в финале перед читателем был поставлен достаточно банальный вопрос: можно ли судить человека за его ошибки, совершенные в прошлом, по меркам дня сегодняшнего? Мораль, безусловно, пластична, она зависит от сиюминутных событий, чего бы там не хотели моралисты любых эпох. Эта мысль может быть неприятна и дискомфортна, но от этого она не перестает быть истинной. Но как в таком случае ответить на сформулированный выше вопрос? Как водится в романах воспитания, Фрэнсис Джей вроде бы ответил на свой манер. Опять же как водится в подобных случаях, соглашаться с ним или нет – уже дело читателя. Сам Фрэнсис Джей только приветствовал бы такую постановку проблемы, в конце концов, он тот еще постмодернист. Потому и оказался столь уязвимым, когда жизнь больно ткнула его харей в неприятно вещественную реальность.

Но на пути к главному вопросу «Профессора Криминале» – кто его знает, вдруг это и впрямь наиглавнейший философский вопрос сегодняшнего дня? – читателя ждет еще великое множество вопросов и рассуждений: начиная с рассуждений о том, что журналисты не фиксируют реальность, а лишь ее конструируют, и заканчивая мучительными размышлениями повествователя о природе любви. И да – по дороге будет над чем от души посмеяться. Все-таки Малькольм Брэдбери – тот еще искусник, умудрился же серьезные и порой неприятные темы упаковать в такую пеструю и причудливую сюжетную рамку.

И не забудем напоследок про прилагательные в превосходной степени. Итак, «Профессор Криминале» – это крутейший, остроумнейший, увлекательнейший, головокружительнейший, поразительнейший etc. роман, переполненный колоритнейшими персонажами.

По форме «История одиночества» напоминает исповедь: ирландский католический священник Одран Йейтс честно и без утайки рассказывает о своей жизни. Но с самого начала становится ясно, что это не частная история, а роман с острым социальным подтекстом. Уже первая фраза задает тон: «До середины жизни я не стыдился, что я ирландец». Понятно, что в какой-то момент главный герой устыдится этого. Хотя уже в детстве и подростковом возрасте ему стоило бы задуматься о своей жизни, если уж не в контексте национальной принадлежности, так хотя бы в вопросе о том, все ли идет в ней правильно. Простая ирландская семья: неудачник отец, который хочет большего, но получить этого не в состоянии; озлобленная на жизнь мать, а с таким мужем сложно было бы не стать озлобленной; трое детей, из которых главный герой старший. Атмосфера в семье была тревожная, но все-таки трагедии она не предвещала. Тем не менее, беда случилась. Погибли и отец, и младший сын. Мать после этого стала ревностной католичкой, ища утешения в Боге, она внушила себе, что ее второй сын должен стать священником. Так Одран и оказался в семинарии. Он не выбирал этот путь, за него выбрали, но он смирился и даже убедил себя в том, что вот оно – его предназначение. И Одран не один такой, конечно. Но все не так уж и плохо, ведь католический священник в Ирландии – самый уважаемый человек в обществе. Если не что-то иное, так хотя бы это позволяло примириться со сложившейся ситуацией. Но вот прогремел резонансный скандал вокруг сексуальных домогательств к детям в католической церкви, и все непоправимо изменилось, именно в этот момент главный герой и испытал стыд, который должен был бы испытать гораздо раньше.

Повествование развивается нелинейно, хотя было бы логично построить его по принципу классической автобиографии – от детства героя до его жизни в современности. Тут все не так. Одран Йейтс то и дело перескакивает из одного времени в другое, из прошлого в условное настоящее. Вот он рассказывает о том, как навестил свою сестру в 2001-ом году, а то пускается в воспоминания об учебе в семинарии, а тут увлеченно описывает свою жизни в Риме в 1978-ом году. И при этом постоянно намекает на события, о которых читатель еще не знает. Такой подход к изложению материала позволяет добиться любопытного эффекта. Дело в том, что Одрана Йейтса сложно назвать особо сообразительным человеком. И то ли он действительно недалекий, то ли сознательно старается не обращать на неприятные ему вещи внимание. В каком-то смысле он тугодум, который не понимает, что происходит прямо у него под носом. Но читатель, который внимательно следит за ходом повествования, будет явно прозорливей героя-рассказчика. И потому читателю-то все ясно. И ясно не только то, что случится дальше, но и то, чего Одран Йейтс упорно не замечает. И от этого становится порой липко страшно. Что же ты творишь, дурачина?! Куда ты смотришь?! Раскрой уже глаза! Да, герою предстоит все осознать. Но слишком поздно. И вот это позднее осознание травмирует его гораздо сильней, чем могло бы, если бы он взялся за ум раньше. С другой стороны, такой подход в подаче материала позволяет автору максимально оттянуть изображение того, что изменило не только жизнь главного героя, но и жизнь всей страны, а именно – скандала вокруг педофилии в стенах церковных учреждений. Да, читатель о нем знает. Герой-рассказчик периодически об этом заговаривает. Но это лишь подступы, намеки, он словно бы боится этой темы, не хочет ее поднимать. Но обойти ее невозможно. И рано или поздно придется ее затронуть. Все это оттягивание не только лишний раз говорит о том, насколько вся эта ситуация неприятна главному герою, но еще и делает финальное высказывание по-настоящему оглушительным.

Да, темы, поднятые Джоном Бойном, неприятные и болезненные. И работать с ними следует предельно осторожно. Не потому, что они, безусловно, провокационные. А потому, что автор, решившейся писать про них, легко может скатиться в обличающий пафос. Есть тут и еще один соблазн – максимально сгустить краски. Да, без обличающего пафоса в «Истории одиночества» не обошлось. Да, будут вам и поломанные судьбы. Но при этом Джон Бойн умудряется фокусироваться не только на этом. В романе нашлось место и забавным сценам, есть над чем посмеяться. Много будет ностальгических воспоминаний о жизни в Ирландии во второй половине XX века. Ведь книжка Джона Бойна не только про то, как в недрах католической церкви вскрылся чудовищный нарыв, а еще и про жизнь обычного человека на фоне общественных потрясений. Не зря автор сделал эпиграфом слова Э.М. Форстера: «Жизнь легко описать, но нелегко прожить». Да, «История одиночества» еще и про это. Хотя, думается, герою-рассказчику описать свою жизнь далось не менее сложно, чем прожить ее.

Не смотря на безжалостную демонстрацию изнанки церковной жизни в финале «Истории одиночества», нельзя сказать, что Джон Бойн написал антирелигиозный роман. Эту книгу можно, конечно, прочесть и в таком ключе, но, тем не менее, автор явно не стремился расставить все акценты столь однозначно. Да, все виноваты – и те, кто совершил преступления, и те, кто о них умалчивал и покрывал извращенцев, и те, кто просто не желал замечать происходящие непотребства. Но не лучше будут и те, кто устроил травлю не только провинившимся священникам, но и всем остальным. Джон Бойн, критикуя современную католическую церковь, не дает читателю забыть о ценностях христианства самого по себе. Осознание своей вины – это хорошо, пусть и не поможет уже пострадавшим. Прощение – это единственное, что делает нас человечными. В конце концов, не судите сами да не судимы будете. Герой-рассказчик явно забывает про последнее, а вот автор, который его придумал, явно хорошо помнит. И это позволило ему написать умный, хитроумно устроенный роман на сложную тему, который может многое сказать не только о конкретной ситуации в конкретное время в конкретной стране, но и о всем человечестве. Ведь одни скандалы сменяются другими, люди продолжают делать глупости и учиться могут только на своих ошибках. В жизни Одрана Йейтса ошибок было предостаточно. Научился ли он чему-то – решать читателю.

До того, как открыть девятый том официальной коллекции «Marvel», я считал Халка одним из самых неинтересных персонажей комиксов. Знал я о нем примерно следующее: ученый Брюс Баннер, попав под радиоактивное излучение, получил неприятную способность – в момент стресса он теперь превращается в огромное зеленой чудище, переполненное яростью и желанием ломать и крушить все, что попадется на дороге. Все. Точка. Скука. Хотя, конечно, «Халк ломать!» — забавный мем, но не более того. Даже попытка привнести в образ Халка некоторый психологизм, что попытались сделать во вторых «Мстителях», ситуацию, на мой взгляд, не сильно-то меняла.

Уже через пару страниц я понял, что все совсем не так, и все гораздо интересней, чем казалось раньше.

Во-первых, оказалось, что у Брюса Баннера не просто раздвоение личности, но множественное расстройство. В нем сидит не только зеленый Халк, но еще и серый. А вот серый-то умен, хитер, остер на язык, вообще, невероятно харизматичен. Он на равных мог бы поспорить с такими острословами и весельчаками как Человек-Паук и Дэдпул.

Во-вторых, прописаны отношения всех этих личностей друг с другом. Баннер терпеть не может обоих Халков, но вынужден с этим как-то мириться, так как серый Халк каждую ночь захватывает его тело. То, что по утрам Баннер становится Баннером, ситуацию, понятное дело, не упрощает. К тому же порой без помощи Халков Баннеру просто не выжить. Серого Халка изрядно бесят и Баннер и зеленый Халк, но он все же готов сотрудничать с Баннером. А вот зеленый Халк, заточенный за желтой дверью, ненавидит Баннера и серого Халка так сильно, что убил бы их, не понимая, конечно, что это убьет и его самого. Серый Халк охраняет эту дверь, но порой зеленому удается проскользнуть наружу, и тогда – пиши пропало. Все эти взаимодействия отрисованы достаточно психоделично. Сцены в подсознании Баннера яркие, необычные и фантасмагоричные. Хотя если у Баннера такое в голове происходит, то тогда, что происходит в голове Дэдпула, самого психованного персонажа Marvel?!

В-третьих, у Баннера очень насыщенная жизненная история. Он даже умудрился поработать на мафию в образе серого Халка. А еще у него есть жена, которая в один прекрасный момент ушла в монастырь. Хотя тут надо сказать, что ему повезло: не смотря на то, что он тот еще псих, жена все-таки его очень любит.

В том включены восемь выпусков «Невероятного Халка». Замечу, что я не отказался бы еще от восьми того же периода. Эти восемь выпусков образуют четыре сюжетных арки: про то, как из некого параллельного мира вырвалось странное существо, которое смогло проникнуть в сознание Брюса Баннера и стать там черным Халком; про то, как Баннер вернул себе жену; про тайную операцию злобных инопланетян скруллов; и, наконец, про то, как доктор Самсон провел Баннеру сеанс психоанализа (самая специфическая история из имеющихся).

Нарисовано все это стильно, так уже не рисуют сейчас, когда ставка делается на реалистичность и мрачность картинки. А рассказано бойко и задорно. Не смотря на то, что все дается на полном серьезе, количество шуток и смешных ситуаций просто зашкаливает. Иронический подход дает нам понять, что перед нами все-таки комикс. Ныне разучились так подходить к персонажам и ситуациям. Иногда мне кажется, что сценаристы просто забыли о том, что их герои – полнейшие фрики в странных костюмах с неправдоподобными способностями. Слишком много внимания уделяется психотравмам супергероев в ущерб всему остальному. А тут герои спорят, кто кого сыграет в фильме по автобиографической книжке Рика Джонса (друга Баннера, который успел поработать помощником многих супергероев). Серый Халк очень хочет, например, чтобы его сыграл Арнольд Шварценеггер, и грозится тем, что рассердится. Перед этим он читает эту книжку, но, не одолев и первой страницы, выбрасывает, заявляя, что книг не читает, а смотрит экранизации. И подобного на страницах «Беззвучных криков» предостаточно.

В предисловии к тому Марко М. Лупой пишет: «Если вы еще не стали фанатом нефритового великана, гарантируем, что когда дочитаете книгу до конца, станете!». От себя скажу, что я стал фанатом скорее не самого Халка (хотя, конечно, он занятный), а сценариста Питера Дэвида, который умеет рассказывать про него такие потрясающие истории.

Многие утверждают, что сборник скомпонован не очень удачно. Мол, для понимания происходящего у неподготовленного читателя не хватит знания, скажем так, матчасти. Не соглашусь с этим утверждением. Практически каждый выпуск комикса построен таким образом, что все и без всяких пояснений понятно. Есть, конечно, некоторые отсылки к предыдущим событиям, но обо всем можно догадаться из контекста. И это неудивительно. Любая комиксная серия построена по принципу телесериала, который предполагает, что зритель может начать просмотр с любой серии и при этом во всем разобраться. И если бы было не так, то, подозреваю, комиксная индустрия (равно, как и индустрия телесериалов) давно уже разорилась бы и пошла ко дну.

Село Премухино, лето 1833-его года, семейный ужин в усадьбе Бакуниных прерван приездом из армии девятнадцатилетнего Михаила. Вероятно, солдатская муштра ему так сильно обрыдла, что он, в конце концов, и ударился в анархизм. В финале «Берега Утопии» перед нами в швейцарском доме Александра Герцена предстанет уже пятидесятичетырехлетний полный жизни и энергии и призывающий к мировой революции все тот же Михаил Бакунин. Между этими событиями читателя (или зрителя в театре) ждут тридцать пять напряженных лет, галерея знаменитых русских философов и писателей первой половины XIX века (от Николая Станкевича до Ивана Тургенева), странствия по всей Европе, бесконечные споры об Истории и Судьбе народов, личные драмы, не менее личные радости и французская революция 1848-ого года. Все это поражает своей грандиозностью. «Википедия» отмечает, что постановка «Берега Утопии» в Российском государственном академическом молодежном театре длилась более десяти часов (включая антракты). Если искать сравнения в истории мировой драматургии, то на ум приходят разве что исторические хроники Уильяма их Шекспира.

Формально драматическая трилогия Тома Стоппарда состоит из трех самостоятельных пьес – «Путешествие», «Кораблекрушение» и «Выброшенные на берег», – но эта самостоятельность мнимая. События во всех трех частях (эпизодах, сериях) постоянно рифмуются, некоторые сцены не получится до конца понять, если не знаешь, что происходило ранее. При этом драматург изощренно ведет сюжетные линии своих героев. В «Путешествии» на первом плане семья Бакуниных, а только на втором мелькают Виссарион Белинский и Александр Герцен. В «Кораблекрушении» они выступают на первый план, постепенно именно семья Герцена оказывается в фокусе внимания. А вот в «Выброшенных на берег» ближе к финалу возвращается Михаил Бакунин, хотя Герцен и его семейство так и не отступают на второй план. И это кажется закономерным, учитывая как много в начале герои разговаривали о Гегеле. Помните это его: отрицание отрицания? Ну, и все эти рассуждения о спиральном развитии истории? В этом смысле Стоппард создал диалектическую драму, а его персонажи оказались заперты в философской абстракции.

Сам Том Стоппард отмечал, что в начале его привлекли жизненные коллизии в семьях всех этих прославленных сынов России. И действительно – коллизии там весьма любопытные. Хотя это Стоппард еще не ознакомился с биографиями деятелей Серебряного века, там материала набралось бы на три «Берега Утопии». Но потом драматург проникся философскими, социальными и политическими идеями своих персонажей. В итоге в «Береге Утопии» переплелась философия и частная жизнь, причем первая отразилась во второй, а вторая повлияла на первую. И так уж вышло, что героями стали не только люди, но и их идеи. Мы можем наблюдать не только изменения характеров, но и изменения социально-политических категорий. При этом удивительно, как точно британский драматург подметил многие культурные и исторические аспекты российской жизни того времени. Порой кажется, что так мог бы сказать о тех или иных вещах именно русский, а не англичанин. Видно, что была проделана колоссальная работа, такое впечатление, что Стоппард не месяц и не два, а годы провел за чтением писем, дневников и мемуаров своих героев. Любопытно, что драматург словно игнорирует скандальную историю взаимоотношений Ивана Тургенева и Полины Виардо (лишь пару раз ее упоминает), а ведь все это гармонично встроилось бы в общую канву. Создается впечатление, что в Европе эта история так известна, что обращаться к ней было бы пошлой банальностью. Конечно, не обошлось без некоторых досадных огрехов. Так, например, один из героев упоминает матрешку, но при этом в данный период матрешек еще не делали. Правда, такую ошибку мог бы сделать и российский автор, нам-то кажется, что матрешки выстругивали еще во времена Киевской Руси. С другой стороны, несколько раздражает, когда персонажи «Берега Утопии» принимаются цитировать в обычном разговоре свои собственные письма и статьи. Сложно поверить, что живые люди так делали.

Не надо принимать «Берег Утопии» за чистую биографию или же за исторический труд. Это прежде всего пьеса для постановки в театре. И история тут строится по драматическим правилам. Просто надо держать в уме, что все эти беседы и встречи могли случиться и в действительности. Но при этом не считать их реконструкцией. Профессиональные исследователи того периода, наверняка, найдут здесь отчего поморщиться. А может быть даже и выругаться. Но если уж вас увлек «Берег Утопии», то появится дополнительная мотивация для знакомства с полноценными биографиями его персонажей.

Тем не менее, «Берег Утопии» все-таки рассчитан на подготовленного читателя (зрителя). Если вы хотя бы поверхностно разбираетесь в истории русской философии и истории общественных движений XIX века, то сможете оценить иронию автора, изображение некоторых персонажей и всякие многозначительные намеки. Да, тут много смешного. Но это не гэги, это остроты, контрастные фразы, парадоксальные параллели между теми или иными событиями. Чего стоит, например, то, что Герцена тут однажды назовут революционером-миллионщиком. Но весь этот изящный юмор, конечно, не отменяет того, что по сути «Берег Утопии» – это трагедия. Трагичное тут не только в том, что герои порой неожиданно умирают (ну, как неожиданно? если читатель (зритель) знаком с историей, то неожиданным это не назовешь), а, прежде всего, в том, что их мечтам так и не суждено было сбыться. По сути Стоппард написал про то, что построение справедливого мира оказалось недостижимо, теория разбилась о практику, многие усилия были брошены на одно, а получилось совсем другое. Зная, что там будет дальше, Стоппард, например, намеренно показывает то, что тот же Герцен точно ужаснулся бы революции 1917-ого года и приходу большевиков. И, думается, более всего он ужаснулся бы тому, что во многом это случилось его усилиями. Но разве бросил бы он свое дело, если бы знал это заранее? Скорее всего, нет. Ибо все эти люди не могли по-другому, такова была их натура, а свою натуру не выбирают.

«Бывшая Ленина» была выпущена «Редакцией Елены Шубиной» в 2019-ом году в серии «Актуальный роман» и, конечно, казалась тогда предельно актуальным романом. Прошло четыре года и всякая актуальность для нас, ошарашенных с 2020-ого новостной лентой, уже выветрилась. При переиздании, наверное, без разъясняющего некоторые обстоятельства предисловия не обойтись. Парадокс же заключается в том, что сам автор (по его уверениям) об актуальности не задумывался, чисто фантазировал. Может, лукавит (все писатели на это мастаки). Может, почувствовал что-то в воздухе (как бы макабрически ни выглядит эта фраза в контексте рассматриваемого текста). Но начнем не с этого, а с разъяснения некоторых обстоятельств.

В 2018-ом и 2019-ом годах российская общественная жизнь прошла под знаком экологических протестов на станции Шиес в Архангельской области. Оказалось, что рядом с ней местные власти решили построить мусорный полигон, жителям это очень не понравилось, тем более, что подобный проект угрожал не только местной экосистеме, но и Белому морю, так как токсины могли попасть туда через грунтовые воды. Протесты, кстати, оказались успешными, проект на данный момент заморожен.

А теперь внимание: действие «Бывшей Ленина» вращается вокруг аналогичной ситуации. Есть маленький провинциальный городок Чупов, возле которого местные власти организовали огромную свалку, мусор везут со всего района. В теплое время года в Чупове можно в буквальном смысле задохнуться от вони. Администрация не знает, как решить проблему. Горожане, если могут, бегут из города, если не могут, пытаются что-то предпринять. Вокруг свалки закручивается сложная политическая возня, описанная Идиатуллиным с особым смаком. Можно увидеть во всем этом и некую авторскую аллегорию, и попытку написать художественную книгу о том, что происходит прямо сейчас. Многие поняли «Бывшую Ленина» именно в таком ключе и обвинили автора в скороспелости текста и конъюнктурности, назвали этот его роман по данным причинам не самым удачным. Сам же Идиатуллин утверждает в интервью, что ему нужна была некая жуткая, хтоническая социальная проблема, которая давила бы на героев романа, была бы катализатором многих их действий. Так как сам автор занят еще и в журналистике, он покопался в разных провинциальных проблемах, нашел более или менее безобидную и раздул ее до космических масштабов (космических, разумеется, в рамках романа). Для автора, очевидно, вся эта свалка не казалась чем-то важней фона, повода, того, что обусловливает действие. Потому что автор, очевидно, писал о другом: о том, как внешне благополучная семья разваливается на части, о том, что с этим делать, о том, в конце концов, как следует принимать свою смертность. Но так уж вышло, что свалка в глазах критиков затмила все это.

Основная история же тут проста и незамысловата. В одной отдельно взятой семье муж ушел от жены. Жена теперь одна, ей все это надо как-то переварить, преодолеть, научиться жить по-новому. В какой-то момент выясняется, что муж-то вступил в предвыборную гонку, чтобы занять кресло главы города. Возможно, он даже и сможет решить проблему свалки. Но это не точно. Жена же, как человек опытный во всей этой политике, встает на сторону его оппонентов, молодых, энергичных и очень даже неопытных. Наверное, кандидат от этой группировки тоже сможет решить проблему свалки. Но это опять же не точно. Так драма семейная превращается в драму общественную, хотя у автора достает чувства меры не превратить происходящее в фарс. Кстати говоря, жену-то зовут Лена. А еще есть квартира на улице, которая когда-то была имени Ленина. И квартира-то тоже Ленина. А сама Лена — бывшая. То, что Идиатуллин делает только лишь на уровне игры с названием, может дать представление о том, как роман написан. А написан он и впрямь очень и очень изобретательно — и с точки зрения стилистики, и с точки зрения структуры.

Простите уж за трюизм, но хочется вспомнить, что Гюстав Флобер сказал как-то, мол, Эмма Бовари — это он, Шамиль Идиатуллин вполне мог бы сказать то же самое про Елену Митрофанову. Пусть в «Бывшей Ленина» первоначально и присутствует некоторая разноголосица (мы смотрим на происходящее глазами то тех, то других персонажей), но постепенно на первый план выступает точка зрения именно что бывшей с Ленина. Правда, право голоса Идиатуллин дает ей только после катастрофического разрыва с мужем. Демонстрирует сперва женщину в руинах, а потом ведет подробное описание того, как она сама себя собирает, иногда отвлекается на других персонажей, но совсем на чуть-чуть. Елена Митрофанова проходит все стадии принятия неизбежного, и этот ее путь дан вполне себе достоверно. Можно было бы сказать, что потом героиня идет дальше. В некотором смысле — да. Но в то же время — и нет. Потому что «Бывшая Ленина» все-таки про много чего, но, прежде всего, об этом самом неизбежном, но ясно это становится лишь в финале. Как и полагается в хорошем романе, где концовка всегда важна.

Все вышеизложенное можно назвать хорошим в книге. Но есть в ней и кое-что плохое. Точнее даже не плохое, а заурядное. И коренится оно в идеологических диалогах. Безусловно, если уж в фабулу романа затесалась политика (пусть и районного масштаба), то без таких диалогов не обойтись. Они то и дело появляются в тексте, и они, конечно, важны. Но читать их чрезвычайно скучно. Банальность на банальности, глупость на глупости, эпатаж на эпатаже — впечатление, что читаешь комментарии к постам какого-нибудь социально ответственного пользователя ЖЖ или там Фейсбука. Понятно, что мы — то, что мы читаем. Допустим, персонажи «Бывшей Ленина» активно черпают свои мысли из соцсетей. Допустим, это реалистично. Но от этого все эти диалоги не становятся хотя бы минимально занимательными. Очень уж хочется их пролистать. Чтобы узнать, как там дальше у Лены дела сложатся, как поведет себя ее муж в той или иной ситуаций, в конце концов, чтобы узнать смогут ли жители города Чупов победить свалку, или свалка все-таки их сожрет. Вот это интересно. А проблематика о том, как взаимодействовать с властью, интересной в данном случае не кажется.

Два друга случайно переносятся из родного XX века в век XVIII. Наверное, что-то необычное просто должно было с ними случиться, учитывая, что первый умеет, как он выражается, ступать за угол, а второй способен видеть то, что другие не могут увидеть. В XVIII веке они, правда, знакомятся вовсе не с местными жителями, а с беженцами из далекого будущего. Это целая семья, в которой к тому же живет еще и инопланетянин, коего из-за внешнего вида прозвали Колючкой. Оказывается все эти замечательные и приятные люди (за исключением одного вздорного персонажа) вынуждены были бежать в прошлое, чтобы спрятаться от неких бесконечников. Эти инопланетяне принесли на Землю специфическую идею бессмертия: надо отказаться от тела и трансформироваться в эфемерное существо, которое состоит исключительно из разума. Всех несогласных изменяют насильно, вот благородное семейство и решило спастись от этакого счастья. Но наши современники недолго побудут в гостях. Неожиданно на поместье, в котором живет семья беглецов, происходит нападение. В итоге все бросаются к машинам времени и разлетаются в разные стороны. О том, где их носило, и повествует роман.

Темп развития событий просто сумасшедший. На каждой странице нас может поджидать неожиданный поворот событий. Далекое будущее, эпоха гибели Земли, множество планет, огромное количество самых разных инопланетян, удивительные артефакты, невообразимые технологии, типично саймоковские роботы и многое, многое, многое другое. Будет вам и Магистраль Вечности. Будет вам и самое натуральное Мировое Древо. Будут загадки, будут разгадки. Одни опасности сменятся другими. Но всегда найдется, чем позавтракать. А в конце концов, все сводится к тому, что это очередное размышление Саймака об эволюции и месте разума во Вселенной.

Да, это последний роман Саймака. Да, тут, кажется, прописаны все его любимые темы. Да, есть некоторая сумбурность. Да, порой автор слишком торопится. Да, это не самый лучший роман Саймака. Но, Бога ради, писали бы все так, и мир стал бы гармоничней. Читаешь, останавливаться не хочется. А потом еще и отличный финал, из которого становится ясно, что все далеко не так просто (и это называется «просто»?!), как казалось в течение всей книжки. В общем, понравилось.

Одного я Саймаку простить не могу.

В итоге у Саймака получился роман скорее метафизический, чем научно-фантастический, вызывающий ассоциации вовсе не с другими книгами автора, а с «Последними и первыми людьми» Олафа Стэплдона.

Где-то девять лет назад мне в руки попала книга, в которой были напечатаны два романа Клиффорда Саймака: «Звездное наследие» и «Живи высочайшей милостью». Прочитав первый из них, я как-то совсем разочаровался в творчестве автора, который мне так нравился в школьные годы, когда запоем были прочитаны «Кольцо вокруг Солнца», «Что может быть проще времени?» и «Заповедник гоблинов». После была неудачная попытка продолжить знакомство с автором (роман «Дети наших детей»). «Звездное наследие», казалось бы, поставило окончательный крест. Но вот прошло много лет, в руки снова попал томик Саймака, уже совсем другой. Там я и нашел все тот же роман «Живи высочайшей милостью». Взял да и прочитал. И теперь не жалею. Вера в автора вернулась.

Фабула проста. Пять человек и один робот перенесены из разных параллельных миров на некий полигон. Шекспировед, инженер, священник, генерал, поэтесса и робот должны понять, зачем и кто их сюда направил. Подсказок практически нет, разбирайтесь, как хотите. Вот они и бродят весь роман по планете, на которой когда-то явно существовала могущественная цивилизация, но ей уже давно настали кранты, потому от нее и не осталось ничего, кроме полусломанных артефактов и развалин древнего города.

Незамысловатый сюжет, ничего вроде бы сверхъестественного. Но есть: отлично выписанная атмосфера, рельефные, пусть и несколько стереотипные, персонажи, интригующая загадка, которую, кстати, Саймак не испортил разгадкой. В общем, у старины Клиффа на этот раз все получилось.

Пока герои бродят по развалинам невиданного мира, читатель волей-неволей задумывается о том, что здесь происходит. А точнее – почему все это происходит. В конце концов, все технологические чудеса объясняются просто: ну, в рамках мира это возможно. Можно подумать, что герои попали в ад. Ну, на худой конец в чистилище. Можно решить, что они стали участниками чье-то игры, значение которой им не постичь. На эту мысль наталкивает постоянное упоминание неких картежников, которые молчаливо играют во что-то на заднем плане. Или это эксперимент? Но если это эксперимент, то в чем его назначение, что с его помощью пытаются выяснить? Саймак не спешит выдавать ответ. Даже подсказок не кидает. Создается впечатление, что автора скорее занимает не подоплека, а картинка. Нравится ему выдуманная ситуация, он ею любуется.

Да, ответы будут даны. Но перед этим нам предстоит узреть Хаос. И это будет чертовски запоминающаяся сцена. Ну, а каждый получит по вере его. И не надо считать последнюю фразу спойлером.

Жил-был семилетний мальчик. И жизнь его была странной и одинокой. Судите сами: однажды мама все приготовила для празднования его дня рождения, а никто не пришел. Причем мальчик даже этому не удивился. Рос он замкнутым и нелюдимым, а его единственными друзьями были книги. Правда, еще у него был котенок. Но котенка задавила машина. На этой машине, кстати, приехал мужчина, с которого и началась вся эта жуткая и страшная история. Он снимал комнату в доме, где жил мальчик. Родители явно нуждались в деньгах, вот и пускали квартирантов. Однажды новый жилец угнал машину хозяев и покончил в ней с собой, надышавшись газа. И эта смерть запустила цепочку событий, в которую оказался втянут не только мальчик, но еще и его новая (и единственная) подруга Лэтти Хэмпсток, которая, кажется, вовсе и не человек. Она живет на ферме в самом конце дороги вместе с мамой и бабушкой. Когда главный герой окажется там, то по разговору поймет, что, возможно, и мама, и бабушка Лэтти, а также и сама Лэтти – некие древние боги, которым многое подвластно. Позже выяснится, что они могут, например, выкраивать ненужные им события из ткани реальности (если честно, то эта сцена одна из самых волшебных в книге, автор этих строк не читал еще лучшей сцены магического действия, пусть даже бабушка Лэтти и говорит, что они не занимаются колдовством, так как это слишком пошло).

Да, будет приключение. Да, будут чудеса. Да, будет страшно. Да, будет жутко. Да, будет все очень достоверно. Гейман мастерски рассказал эту простую историю, ясную, понятную, но при этом загадочную и таинственную. Главный герой, конечно, ненадежный рассказчик, возможно, все это плод его воображения, фантазия, в которую он убежал, когда в семье случился кризис. Но тут уж, как в «Жизни Пи», читатель должен выбрать, какая версия событий ему больше по душе. Лично я думаю, что мальчик ничего не сочинил, все так и было. Но не потому что по-другому было бы банально, а потому что так интересней. И в конце концов все мы можем однажды увидеть в небе две луны и решить, что это оптическая иллюзия. Хотя на самом деле…

Нил Гейман написал книжку, в которой настолько много тем и мотивов, что голова идет кругом. Как можно было все сюда вместить? Наверное, это просто потому, что Гейман зря слова не использует. Он знает цену каждому. Ну, а еще он ловкий манипулятор, в чем его часто обвиняют. Но извините, все великие рассказчики (начиная с Шахерезады) – те еще манипуляторы.

Гейман упоенно пишет о потери невинности, взрослении, инициации, одним словом. Однажды детство закончилось. Мы, конечно, поймем это постфактум, потом, через несколько лет. А еще он пишет о том, что взрослые не понимают детей. И даже несколько их боятся. А если и понимают, то это уникальные взрослые (таких по одному на тысячу, хотя, возможно, всего двое на все человечество). Ну, и, конечно, это история о том, что настоящие чудеса жестоки. И иными они не могут быть. На то они и чудеса. Знай главный герой, к чему приведет его прогулка с Лэтти Хэмсток, возможно, он бежал бы домой без оглядки. Но чудо на то и чудо, что возникает в нашей жизни внезапно, не дав нам возможности подумать.

А еще Гейман пишет о механизмах памяти… И вот тут-то надо отмотать назад. Забыть, что уже полностью прочитал «Океан в конце дороги». Еще раз пройти от «Это был всего-навсего пруд с утками…» до «…а теперь прошло, затухло, затерявшись в прошлом, как забытое воспоминание или тень в темноте». Вспомнить свои мысли и чувства.

И было так. Сперва автор этих строк думал: ага, все это я уже у Геймана видел, да, напоминает «Американских богов» (ассоциация между тремя женщинами Хэмстоками и тремя Зорями неуничтожима); ага, а тут как-то сильно напоминает «Коралину» (ребенок сталкивается с иррациональными силами, легко ему, конечно, не будет); а интонацией напоминает рассказ «Человек, который забыл Рэя Брэдбери»; ну, значит, опять старина Нил перекладывает свои любимые камешки с места на место, пытается нарисовать новый, но знакомый узор; да, за это его и любят; но это не значит, что я буду поражен этой книжкой. Так думал автор этих строк, пока повествование не захватило его, а это случилось уже ближе к середине. Но вот финал… Знаете ли, если он вас не тронет, то это означает только одно – у вас нет сердца. Звучит, конечно, как рекламная цитата с задней стороны обложки, цитата, которой опытный читатель, конечно, не поверит. Ну и пусть не верит! Эпилог «Океана в конце дороги» по-настоящему трогателен, но в то же время и страшен. Он в чем-то настолько правдив, насколько не может быть правдива даже самая изощренная выдумка.

Очень важно, чтобы у каждого было такое место, в которое можно придти в тяжелой ситуации, и получить поддержку не от кого-то, а от самого факта, что ты туда пришел. Для многих таким местом являются книги. В детстве у главного героя «Океана в конце дороги» были «Хроники Нарнии» и детские детективы, в моем – «Властелин Колец» и детские детективы. Возможно, в моем тоже были страшные приключения, но я о них просто забыл. Хорошо, что о самой такой возможности есть кому напомнить. По сути, когда писатель так поступает, он ловко манипулирует своим читателем, но, как уже было сказано выше, любой выдающийся рассказчик – тот еще манипулятор. И в данном случае это комплимент.

Сюжет про крестовые походы можно назвать одним из самых популярных в средневековой истории. Интерес к нему очевиден: беспрецедентная компания, в результате которой из Европы в Азию хлынуло огромное количество людей; сложносочиненные мотивы, в которых переплелись не только политические и экономические, но и религиозные, при этом не скажешь, какие были важней; то, каким образом в результате европейская культура значительно обогатилась, в том числе именно благодаря крестовым походам было возвращено многое из античного наследия. В общем, нет ничего удивительного, что про крестовые походы и про первый из них написано дикое количество книг — как научных, так и художественных. Поэтому ныне каждый исследователь, который решается взяться за этот сюжет, вынужден искать новый аспект или какой-то особый взгляд, чтобы не затеряться и прозвучать. Питер Франкопан решил разобраться в причинах Первого крестового похода, а еще несколько нетрадиционно расставить акценты в вопросах его организации и планирования.

Примерно вот что мы можем прочесть в любом учебнике по истории средних веков: «В конце XI в. византийские императоры, несмотря на церковные разногласия с Римом, обратились на Запад с просьбой прислать воинов для борьбы с новыми врагами христиан. <...> В 1095 г. римский папа Урбан II при закрытии церковного собора во французском городе Клермоне выступил с речью перед тысячами священнослужителей, рыцарей и простолюдинов. Он призвал не просто помочь Византии, а освободить из-под власти мусульман Палестину и прежде всего Иерусалим с его главной христианской святыней — Гробом Господнем. Папа обещал, что сам Иисус поведет войско христиан в Святую Землю, что участникам благочестного похода простятся все их грехи, а павших в бою ожидает вечное блаженство на небесах. <...> Пламенная речь Урбана II так подействовала на толпы слушателей, что они, пав на колени, поклялись не пожалеть жизни ради освобождения Гроба Господня. С возгласами «Так хочет Бог!» люди тотчас стали вырезать из материи и нашивать на одежду кресты. Это означало обещание отправиться на войну с врагами христиан. Через несколько месяцев на Восток потянулись первые крестоносцы». (Текст взят из учебника «История средних веков» М. Бойцова и Р. Шукурова. Кстати, этот учебник написан так увлекательно, что читается, как хорошая приключенческая литература. К сожалению, с середины 1990-ых его больше не переиздавали.) Порой к изложенным фактам добавляют, что Урбан II таким образом решал не только внешнеполитические задачи, но и внутриевропейские: мол, Европа была переполнена всеми этими младшими сыновьями дворянских семей, который не знали иного дела кроме сражений на турнирах и грабежа деревень, в общем, их надо было куда-то деть, Святая Земля представлялась самой подходящей для этого территорией. Питер Франкопан в своей книги не собирается этому противоречить. Он отмечает роль, которую сыграл в организации Первого крестового похода Урбан II, а также подробно расписывает его мотивы отправить армию крестоносцев в Иерусалим. Но при этом, по мнению Питера Франкопана, гораздо большую роль сыграл в этом деле Алексей I, тогдашний император Византии.

Именно Алексей I придумал позвать на помощь Запад. Именно Алексей I повлиял на Урбана II и чуть ли не сделал его своей правой рукой в европейских странах. Именно Алексей I разработал сложнейшую систему логистики, чтобы многочисленное воинство все-таки добралось до Иерусалима. Именно Алексей I и собрал все сливки с Первого крестового похода. Питер Франкопан многословно рассказывает не только об этом, но еще и о том, что Алексея I незаслуженно очернили европейские хронисты и точно так же незаслуженно принизили его роль в тех событиях. По Питеру Франкопану получается, что представление о значительном вкладе Урбана II в организацию похода (пусть он и был значительным) сложилось гораздо позже из-за того, что Алексея I надо было вытеснить со страниц хроник, а свято место пусто не бывает, вакуум всегда надо чем-то заполнить. По сути «Первый крестовый поход: Зов с Востока» представляет собой взгляд именно что византийцев, а не европейцев.

Такой подход впечатлил критиков. Сразу после выхода книгу Питера Франкопана расхвалили и назвали «убедительной и бодрящей работой». Хотя, конечно, среди профессиональных историков нашлись те, кто воспринял ее более чем скептически. Так, Томас Мэдден, сам написавший книгу про крестовые походы, заявил, что работа Питера Франкопана представляет собой неуклюжую попытку сказать что-то новое. При всем при том необходимо отметить, что ценность книги Питера Франкопана не может ставиться под сомнение. Она дает новый угол зрения на известное историческое событие, при этом автор опирается на огромное количество источников (почти тридцать страниц примечаний тому доказательство). Хотя Томаса Мэддена мог возмутить общий тон работы Питера Франкопана. Она написана, прежде всего, для массового читателя. Поэтому постоянно ловишь себя на мысли, что перед тобой текст, сделанный кем-то из представителей «новой журналистики». Автор словно бы проводит сенсационное политическое расследование, порой злоупотребляя эмоциональностью и использованием не самых подходящих терминов. Очень забавно, например, прочитать про то, как некий рыцарь отправился к императору, чтобы отстоять интересы своих коллег.

Не смотря на то, что «Первый крестовый поход: Зов с Востока» прекрасно читается и по-настоящему захватывает, есть у него один существенный минус. Питер Франкопан уделяет очень много внимания описанию предпосылок Первого крестового похода и его подготовке, но самому походу отводит всего несколько глав. Как только начинаются, собственно, боевые действия в Святой Земле, и Византия уходит на второй план, автору словно бы перестает быть интересно. Этот дисбаланс играет с книгой дурную шутку и она вдруг становится в глазах читателей гораздо менее весомой, чем казалось в начале. Очень хотелось бы, чтобы при переиздании этой работы автор кое-что переработал и расширил бы текст в его последней трети. Работа от этого только выиграла бы.

Эллис, главная героиня «Ириски», сбегает из дома в поисках лучшей жизни. Отец у нее деспот, жить не дает. В поисках хоть какого-то пристанища девочка находит старый дом, в котором живет бабуся по имени Марла. У Марлы очень плохо с памятью, вообще, удивительно, что она до сих пор не подпалила собственное жилище, или не заблудилась, выйдя на прогулку. Марла принимает Эллис за свою давнюю подругу по прозвищу Ириска. И Эллис решается играть эту роль, главное, чтобы было где жить. Понятное дело, что между двумя этими одиночествами должна завязаться дружба. Понятное дело, что такая история не может длиться вечно, и исход просто обязан быть трагичным.

Спойлер: финал таковым не окажется, он будет, скорее, грустненьким. Сара Кроссан слишком любит своих героинь, потому дарит им пусть и не хеппи-энд, так хотя бы надежду.

Вот такая вот подростковая история — простая и незамысловатая. Постепенно нам расскажут о том, кто и в чем виноват, но не будет никаких жутких откровений и неожиданных поворотов сюжета. Домашнее насилие, конечно, ужасно, но при этом обыденно. В прошлом Марлы, может быть, что-то сенсационное и творилось, но она либо забыла, либо предпочитает не говорить. Даже то, кто такая эта ее Ириска, читатель толком и не узнает. Просто давняя подруга молодости. В общем, жизнь течет и разносит людей в разные стороны. При этом Сара Кроссан умеет строить напряженные и пугающие сцены, в романе их несколько. Но страхи и ужасы рассеиваются по утру, а жизнь продолжается.

Сара Кроссан строит в своем романе уютный чисто женский мирок. Мужчины пусть и могут в него ворваться, но им тут нет места. Причем все мужские персонажи в «Ириске» подчеркнуто неприятны. Поэтому надо от них держаться подальше. Даже парень, который первым в школе обратил внимание на Эллис, оказывается полным дураком. Предлагал целоваться в автобусе, а самого укачало, вот его и тошнило всю дорогу. Или вот молодой электрик, которого Марла уговорила остаться на чай. Всем вроде хорош, но выясняется, что дома у него жена с маленьким ребенком, что-то не торопится он к ним, лишний час в гостях проводит. Тут нет даже попытки понять, как модно ныне говорить, Другого. Словно уже пытались, натерпелись, больше не будем. Этакая обиженная позиция маленького ребенка. Нет ничего удивительного, что Эллис тянет в интимном смысле именно к девочкам. Но эту тему Сара Кроссан не развивает, только лишь на нее намекает. Создается впечатление, что она намеренно не пускает на страницы своей книги ничего, что имело бы отношения к юной чувственности. Словно счастья в этом героине не найти. Не стоит и пытаться. Не просто же так, девочка, к которой потянуло Эллис, оказалось той еще стервозной дурой. И Эллис, и Марла оказываются заперты в старом доме, отгораживаются от мира. Да, им придется все-таки выйти наружу, но ясно, что, по крайней мере, Эллис будет продолжать искать свой домик, чтобы спрятаться.

Если уж «Ириска» — роман о травме, то в финале нет ощущения, что травма полностью преодолена. Рана залечена, но осталась. Пусть Сара Кроссан и делает интересный ход с принятием Эллис своего имени (она в какой-то момент растворяется в Ириске), но исцеления не случилось. Никто не исключает, конечно, что автор и не верит в подобное и говорит как раз о невозможности полного преодоления травмы.

Все это, конечно, весьма любопытно, но найдется ли в «Ириске» что-то такое, что выделило бы ее на фоне всего этого бесконечного вала подростковой литературы про ужасы взросления? Хороший вопрос. И он, конечно, должен прозвучать, когда говоришь об этой книге. По одной простой причине, в ней есть нечто, что делает ее если не уникальной, так хотя бы очень и очень любопытной. Дело в том, что «Ириска» написана верлибром. То есть перед нами самый натуральный роман в стихах. Сам текст разбит на короткие главки, которые кажутся как бы случайными, несколько неряшливыми дневниковыми записями. Ощущение дневниковой природы текста только лишь усиливается тем, что написан он от первого лица. Повествование в целом линейно, но Эллис постоянно пускается в воспоминания. К счастью, все расписано достаточно четко, ни разу не появляется ощущения путаности. Чем дальше, тем больше мы узнаем не только о Марле (открывается перед Эллис), но и о прошлом рассказчицы (открывается перед читателем). И читается все это невероятно легко, во многом именно из-за формы написания. Если вы не встречали раньше воздушного верлибра, то вот он — спешите ознакомиться.

Вообще, и не только из-за формы, но и из-за наполнения, «Ириску» смело можно назвать поэтичной книгой. Сара Кроссан находит красивое и удивительное в сущих мелочах. Вот тут действительно — знали бы вы, из какого сора... Наблюдательная Эллис говорит о всем, что видит. Тут вам и осенний пляж, и горячая выпечка, и птицы на деревьях, и всякие побрякушки-безделушки... Вот в сарай забежала кошка. А вот на ветке сидит черный дрозд. А вот на пляже какой-то парень глупо подражает чайкам. В этом всем и кроется уют «Ириски».

Вот те сокровища, к которым ни автор, ни героиня не хотят пускать мужчин, отказывая им в умении видеть всю эту красоту, радоваться ей и сохранять хотя бы только для себя. Проблема в том, что это делает из мирка главной героини этакий стеклянный замок. А все мы прекрасно знаем, что частенько происходит со стеклянными замками. Правильно: они порой вдребезги разбиваются. Потому что невозможно полностью спрятаться, все равно кто-нибудь да полезет к тебе. Из-за замкнутости на самого себя все стеклянные замки обречены. Поэтому финал «Ириски» и кажется, скажем так, не самым достоверным на свете. Приятно, конечно, что автор не дал своим героиням сгинуть, подарил им хоть какую-то перспективу. Но тем самым превратил свою историю в сказочку сродни многим другим сказочкам, рассчитанным исключительно на женскую аудиторию, сказочкам, в которых принц все-таки завоевывает свою принцессу и уносит на руках в счастливую жизнь. Только тут, конечно, про другое.

В феврале 1994 года, то есть примерно двадцать лет тому назад, я сидел дома и болел. За окном стояла лютая холодина, в школу, понятно, ходить не надо было, на улицу гулять не выпускали, вот я и коротал время за чтением. У меня шло тяжелое единоборство с «Двадцатью тысячами лье под водой» Жюля Верна: взрослые наврали мне, что это захватывающая книга, она казалась мне (да и теперь кажется) невероятно скучной, бесконечные списки всяких там морских гадов страшно мне надоели, а события развивались чрезвычайно вяло. Перевалив за середину, я понял, что это уже выше моих сил и решил найти книжку поинтересней. Так из шкафа был извлечен «Забытый день рождения», на обложке зеленый дракон, несущий в лапе чайник. За несколько лет до этого мне подарили эту книжку, и я прочитал почти все сказки, которые в нее входили. Почти – так как предпоследним шел «Питер Пэн», который показался мне каким-то лживым и девчачьим, так что я бросил его читать. Потому-то следующий за ним «Хоббит» ускользнул от моего внимания. Теперь же я листал книжку, думая что бы из нее перечитать, и наткнулся на «Жил-был в норе под землей хоббит…». Тут, как говорится, я пропал.

Теперь мне вовсе не девять лет, я уже несколько раз перечитал не только «Хоббита, или Туда и обратно», но и «Властелина Колец». Эти книги произвели на меня такое сильное впечатление, что я стал их, не побоюсь этого слова, фанатом. Меня до сих пор (хотя не так сильно, как в подростковые годы) раздражает, когда люди говорят, что «Властелин колец» скучная книга, например, «Ведьмак» (вставьте любое название книги в жанре фэнтези), мол, лучше. У меня есть коллекция разных переводов, в том числе «Хоббит» на болгарском языке, а еще одноименный комикс. Мне нравится экранизация Питера Джексона (она, конечно, не без недостатков), и я терпеть не могу знаменитый «гоблиновский» перевод. В конце концов, я стал из-за этих книг ролевиком. Подозреваю, что я перечитаю Толкиена еще не раз. «Сильмариллион», кстати, не произвел на меня особенного впечатления.

Поэтому-то, когда в руки попалась книжка Майкла Уайта, мне стало так любопытно, что он там написал про Толкиена.

Биография у него вполне удалась. Это не академический труд с подробным разбором творчества Профессора. «Толкиен: Биография» выполнен в ключе, похожем на тот, в котором работал Анри Труайя. То есть мистер Уайт попытался написать не о знаменитом писателе, а, прежде всего, о человеке. Это, в случае с Толкиеным, достаточно сложно сделать, так как жизнь у него была явно не авантюрным романом. Тяжелое детство и юность, заставляющие вспомнить романы Диккенса, затем Первая мировая, а потом долгие годы размеренной академической жизни. Придерживаясь хронологии жизни своего героя, Уайт делает акцент не на событиях, а на личности. Из-под его пера выходит человек со сложным характером, но красивой душой. Даже когда пишет о неприглядных сторонах Толкиена, Уайт делает это с любовью. Он не ворошит грязное белье, а старается найти человека. Хотя, конечно, не обошлось и без грязного белья. Чего стоит история про то, как Толкиен ревновал Льюиса к некоему Чарльзу Уильямсу, или то, как он попытался разорвать деловые отношения со своим издателем, так как перестал ему доверять. По дороге мы узнаем порой странные, но любопытные факты. Например, немецкий издатель, который решил перед Второй мировой опубликовать «Хоббита», интересовался в письме, арийского ли происхождения Толкиен. Или – оказывается, когда знаменитая писательница Дороти Сайерс решила посетить собрание «Инклингов», ее вежливо попросили уйти, так как это был чисто мужской клуб.

Со страниц работы Уайта на нас смотрит старомодный, религиозный, требовательный не только к другим, но и к себе человек. Человек, которому хватило силы воли и упорства, чтобы написать великую книгу, хотя первоначально он не мог и мечтать, что его фантазии кому-нибудь приглянутся. Слишком поздно ставший богатым, тяготившейся своей славой, перфекционист до мозга костей, прекрасный отец, но, кажется, не самый идеальный муж, Толкиен не может не внушать уважение. И да, он, конечно же, хоббит, который однажды повстречал эльфов…

В 1971 году Станислав Лем опубликовал повесть «Футурологический конгресс» (с таким же успехом, кстати, этот текст можно было бы назвать «Феноменологическим конгрессом»), которую многие фантастиковеды считают предтечей выпущенного в 1999 году знаменитого фильма (тогда еще братьев) Вачовски «Матрица». В 1950 году Ричард Матесон опубликовал рассказ «Когда бодрствующий засыпает», который легко можно назвать предтечей «Футурологического конгресса». Размышлять над тем, читал ли Лем перед написанием своей программной повести этот небольшой рассказик, не самое интересное занятие. Но схожесть темы и некоторых логических ходов не могут остаться незамеченными.

Не смотря на небольшой объем, не смотря на простенький сюжет, не смотря на ходульность описанной ситуации, «Когда бодрствующий проснется» представляет собой нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Это вам и отклик на поднимающиеся в обществе антисциентистские настроения. Это вам и предчувствие зарождающейся критики общества потребления. Это вам и пародия на низкопробную приключенческую фантастику. Это вам и стилистический эксперимент: часть рассказа написана от третьего лица, часть – от второго, часть – представляет собой размышления одного из героев, но данное опять-таки от третьего лица. Это вам и рассуждение на тему реальности. Это вам и упражнение в антиутопии.

Кстати говоря, до выхода первой книжки Филипа Дика оставалось пять лет. А сам Дик в то время еще не задавался странными вопросами, ставящими под сомнение само его существование. Так что, если кому-то рассматриваемый рассказ Матесона покажется наивным, то пусть этот кто-то вспомнит, что Матесон был одним из первых, кто высказался на эту тему.

Цитата:

«Ты скользнул своими военными штанами по сиденью автокара и выпрыгнул на широкую площадку. Твои черные ботинки поскрипывали, пока ты бежал к выходу. Другие офицеры тоже выскакивали из автокаров, бежали через стоянку. Никто из них ничего не говорил, все смотрели угрюмо. Некоторые из офицеров вежливо кивали тебе, пока все вы стояли в поднимающемся лифте. Дело скверно, думал ты»

А в 1899 году Гилберт Уэллс написал роман «Когда спящий проснется».

Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая) ассоциируется, прежде всего, с короткими едкими и смешными рассказами. Да, действительно, она публиковалась в легендарном «Сатириконе» и прославилась именно такими рассказами, хотя на ее счету есть и драматургия, и поэзия. А еще она однажды написала роман. Назвала его без затей «Авантюрный роман» (хотя на самом деле название более чем затейливое). И вот с чем в нем напряженка, так это с юмором, пусть смешных эпизодов и хватает. Чем ближе к финалу, тем трагичней становится история. А в финале вам точно не найдется, над чем посмеяться. Вот такой вот поворот.

Авантюрными называют романы приключенческие. В них должны быть всяческие тайны и загадки, действие обязательно стремительное, а декорации — экзотические. Идеальный герой такого романа — искатель приключений и пройдоха, который отправляется на край света за какими-нибудь сокровищами. А по дороге: джунгли, ягуары, разбойники, всяческие туземцы и прочие препятствия, чем больше, тем лучше. Ничего подобного в «Авантюрном романе» не наблюдается. А есть в нем скучненькая русская девушка-иммигрантка, которая умудрилась в Париже начала 1930-ых втрескаться в подозрительного молодого человека. Тот, конечно, вполне себе авантюрист, но тоже скучненький. Он явно запутан в каких-то мутных делишках, но они мелкие и пошлые, сокровищами и ягуарами здесь и не пахнет. Тем не менее, для главной героини эта влюбленность — натуральная авантюра. Обывательская такая авантюрка, ровно по ее мерке. Но, как говорится, какие герои, такие и приключения. В этом отношении Тэффи могла бы назвать свою книжку «Авантюрненький романчик». И это была бы ее наиточнейшая характеристика. Потому будем считать, что при всем при том название романа вполне можно считать и жанровой характеристикой. Но в названии побольше смыслов, чем кажется на первый взгляд.

Основная тема «Авантюрного романа»: любовь. Его стержень — сложная гамма чувств, которую испытывает главная героиня по отношению к своему избраннику. У нее роман, и этот роман иначе, как авантюрным не назовешь. Знакомятся они при очень двусмысленных обстоятельствах. Ей достаточно быстро становится ясно, что он — тот еще тип. Но даже когда он начинает предлагает ей заниматься воровством и мошенничеством, ее это не останавливает, она все так же преданно его любит, хотя для нее подобные вещи предельно дискомфортны. Но сердцу не прикажешь. В этом отношении можно сказать, что главная героиня крутит роман. И лучше всего его характеризует прилагательное «авантюрный». Таким образом получается, что название является не только жанровым определением текста, оно еще и обозначает характер взаимоотношений героев.

Более того, героиня порой ощущает себя персонажем какой-то бульварной книжонки. Она частенько погружается в грезы, в которых с ней и ее возлюбленным происходит дикое количество каких-то безумных приключений. Воспринимая происходящее как выдуманную историю, она теряет связь с реальностью. В общем-то, она и спасается этими фантазиями, что, конечно, ничем хорошим закончиться не может. Авантюрный роман в ее голове, в реальности же — бытовуха и банальный криминал. Таким образом, называя свою книгу «Авантюрным романом», Тэффи словно выносит обвинительный приговор эскапизму и самообману, которыми тешутся такие вот слабые души. Критика не высказывается прямым текстом, автор просто демонстрирует предельно нездоровую ситуацию, которая сама по себе является прекрасным примером того, как не надо делать. И при таком рассмотрении название становится чем-то вроде предупреждающего знака, маркером тревожности.

«Авантюрный роман» написан Тэффи в иммиграции про иммигрантов и для иммигрантов. В нем она демонстрирует те навыки, которые когда-то принесли ей славу и успех на родине, а именно — удивительно точно и безжалостно описывает нравы. Тут достается всем: и главной героине, и ее мужчинке, и всем, кто встречается на их пути. Порой Тэффи достаточно нескольких фраз, чтобы дать убийственную характеристику, очертить персонажа так, что читатель его практически увидит. Писательница работает словом, как хирург скальпелем. При этом она остается практически бесстрастной. Возможно, Тэффи и сочувствует главной героини, но демонстрировать это и не подумает.

Социальный контекст социальным контекстом. Задний план может быть сколь угодно колоритным, но устареет же. В книге важна ее сердцевина, ее нерв, иначе она быстро окажется забыта. В «Авантюрном романе» это история любовных отношений главной героини, и она универсальна, понятна и через девяносто лет. Их можно смело назвать токсичными, коль это слово сейчас в такой моде. Тэффи подробнейшим образом фиксирует переживания главной героини, показывает то, как она эмоционально привязывается к человеку, который, в общем-то, ее не заслуживает, как тот ею крутит и вертит, мучает, использует, даже не думает проявлять хоть какую-то заботу. «Авантюрный роман» можно смело брать в качестве демонстрационного материала на занятие по психологии на тему «Зависимые отношения». Вот только он не дает руководства по тому, как из них выйти. Перед нами картина болезни без рецепта подходящего лекарства. И в этом отношении «Авантюрный роман» выглядит сейчас актуальней не придумаешь. Ну, и безнадежней, чем хотелось бы.

Да, этому тексту не хватает дополнительных сюжетных линий. Нет в нем того размаха, который ждешь от романа. Тэффи сконцентрировалась исключительно на истории главной героини, показывает происходящее только ее глазами. Писательница могла бы рассказать о том, чего главная героиня не знает, показать всю подоплеку происходящего, но она отправляет все это в поле умолчания. (Кстати говоря, сейчас это тоже выглядит актуальным и прогрессивным). Все-таки сказывается то, что Тэффи была мастером именно короткого рассказа, в котором не должно быть ничего лишнего и отвлекающего от основного замысла. Будь по-другому, то, наверное, «Авантюрный роман» стал бы похож на, прости Господи, «Анну Каренину». Учитывая сколько уже написано больших и толстых романов о тяжелой женской доле, то и слава Богу. А этот маленький и тоненький вполне может многие из них заткнуть за пояс, чем и ценен.

Во-первых, «Книжный Дозор» представляет собой отличное завершение трилогии. Да-да, «Школьный Надзор», «Теневой Дозор» и «Книжный Дозор» надо читать именно как трилогию. Все линии завершены, персонажи полностью раскрыты, переклички между книгами четкие и ясные, одни события влекут за собой другие. Конечно, Шушпанов может продолжать писать про своего любимого героя, но уже практически невозможно представить, что с ним еще можно сделать. Путь его завершается на последних страницах логично и закономерно. Хотя вот сам Лукьяненко пишет новую книжку про Городецкого, а казалось, что больше и не надо.

Во-вторых, «Книжный Дозор» представляет собой идеальную книгу в межавторском цикле. Он может читаться и отдельно, но в то же время есть куча отсылок не только к произведениям исходного цикла, но и к произведениям остальных авторов(почти все моменты пояснены, некоторые читатель может додумать и сам). Например, есть четкая отсылка к «Времени инверсий» Васильева, а также намек на события его продолжения, которое пока не вышло из печати.

В-третьих, Шушпанов четко уловил и воспроизвел подход Лукьяненко к последним его книгам из «Дозорного» цикла. Первое: все больше и больше сведений о природе Сумрака, именно Сумрак становится основным действующим лицом и «Нового Дозора» (который, как мне кажется, слишком уж заругали), и «Шестого Дозора» (который, как мне кажется, слишком уж хвалили). Такой же подход был, кстати, у Роджера Желязны в последних двух романах «Хроник Амбера», где он уделял максимальное внимание Изначальным Силам – Огненному Пути и Логрусу. Возможно, это единственный путь для фэнтезийного цикла, когда повествование насчитывает уже множество книг. Итак, из «Книжного Дозора» мы узнаем еще кое-что о природе Сумрака, в том числе и о пространстве между его слоями (чем не Межтенье из «Хроник Амбера» упомянутого выше Желязны). Второе: с главный героем постоянно должны происходить изменения не на уровне характера (персонажа-то мы уже хорошо изучили), а на уровне самой природы его дара. В этом отношении Дмитрий Дреер практически двойник Городецкого, с Дреером, вообще-то, произошло еще больше метаморфоз. К тому же Дреер более симпатичен, меньше саморефлексии на единицу текста производит. Хотя казалось бы, что должен был бы гораздо больше: заядлый книгочей и учитель по призванию Дреер просто обязан был бы быть склонным к самокопанию, а на деле оказывается человеком действия.

В-четвертых, Шушпанов описал замечательную новую систему магии. Она особенно должна понравиться книголюбам. Подробности в книжке.

В-пятых, «Книжный Дозор» читается быстро и с интересом, события не провисают, все напряженно и порой даже неожиданно. Такой и должна быть идеальная книжка про Дозоры. Стандарт, заданный Сергеем Лукьяненко, соблюден.

Сюжет же... Ну, он стандартен для этого цикла. Происходит странное событие. Герои его расследуют. Загадки множатся. Интрига закручивается. В конце концов, придется делать моральный выбор. Не волнуйтесь, Дмитрий Дреер все сделает правильно. Остается надеяться, что он появится и в новой книжке Лукьяненко. В конце концов, события «Книжного Дозора» чрезвычайно важны для развития вселенной «Дозоров», и автор первоначальных книг будет просто вынужден их учитывать. Тем более, что многие персонажи «Книжного Дозора», если начнется полный расколбас (а он просто обязан начаться) не смогут остаться в стороне.

И напоследок. Чертовски приятно, что в российской фантастике теперь есть книжка, герой который

Неожиданно «Ученик мага» не оказался прямым продолжением «Живого и мертвого». Перед нами описание событий, которые происходят совсем в другом месте вселенной цикла. И события эти разворачиваются до первой книги. Связующим персонажем является Лорд Мессер, живой скелет из первой книжки. Главным героем в этой будет его ученик, который ранее упоминался лишь мельком. Ход интересный. Не знаю, как остальные, я ни разу за всю книгу не задумался, что там у персонажей из «Живого и мертвого» происходит. Понятно же, что в третьей книге линии пересекутся.

Вторая книга трилогии оказалась на удивление лучше первой. Но не за счет сюжета. Он в принципе на уровне первой книги, ничего особенного и новаторского: персонажи перемещаются туда-сюда, зреют перемены, у главного героя инициация, то бишь из подростка он становится взрослым человеком. Персонажи! Вот эта сторона дела удалась соавторам гораздо лучше, чем в первый раз. На этот раз все персонажи как на подбор. Живые, интересные, у них у всех есть четкие мотивации. И пусть где-то за кулисам бродят какие-то таинственные силы, чья мотивация находится на уровне: до прибудет с нами Равновесие! Возможно, авторам удалось настолько хорошо раскрыть своих героев, потому что они их сразу же представляли читателю контрастными парами. У каждого героя тут есть как бы оппонент. Через него нам демонстрируют некоторые черты характера, манеру поведения описываемого героя. У прилежного и боязливого Пантора (собственно, ГГ) есть попутчик веселый бабник Винсент. У консервативного пристава Ниро есть так же попутчик правдолюб журналист О`Гира. Герои постоянно встречают братьев: то близнецов магов, то пьянчугу и серьезного человека, занимающихся контрабандой и переправкой всяких преступников через границу. Список можно продолжить. Прием работает безотказно. Надеюсь, авторы не откажутся от него в третьей книге. А еще надеюсь, что третья книга расставит все точки над известной буквой, так как снова обрывать на полуслове, на самом интересном – это уже чересчур. Очень хочется надеяться, что это законченная трилогия, в рамках которой авторы сказали все, что хотели. Почитаем – посмотрим!

P.S. Как и в случае с первой книгой, катастрофически не хватает работы толкового редактора. Хотя стилистических ляпов стало гораздо меньше. Или у меня уже глаз привык...

Итак, еще одна книжка из межавторского цикла «Дозоры». На этот раз в соавторах Сергей Лукьяненко выступает некий Иван Кузнецов. Что за автор – неизвестно. Информации о нем в Интернете не найдено. Отсюда можно сделать вывод, что это либо начинающий писатель, который больше ничего не написал и нигде не засветился, либо кто-то из маститых, решивший скрыться под немудрящим псевдонимом. Я скорее за второй вариант, так как написан текст хорошо, почти по-лукьяненовски, но все же с заметным индивидуальным почерком.

Сказать про Ивана Кузнецова более нечего, потому следует перейти к сюжету «Печати Сумрака». Вместо того, чтобы придумывать как бы все это половчее описать, просто приведу пространную цитату из третьей главы первой части, в которой Гесер рассказывает Городецкому, что же там в Самаре (а действие романа разворачивается именно в этом городе) произошло.

«- На первый взгляд ничего особенного. Ночной и Дневной Дозоры слегка поцапались из-за одного паренька. Зовут – Алексей, определился в итоге Светлым, звезд с неба не хватает, потенциал невысок.

- Серьезно поцапались?

- Без смертоубийств, — серьезно ответил Гесер. – В общем не стоило бы и огород городить, но есть в происходящем одна странность… — Он запнулся. – Нет, две… точнее, три.

<…>

- Итак, первая странность, — сказал Гесер. – В Дневном Дозоре Самары есть такой маг… Юрий.

- Руководитель?

- Нет, с некоторых пор – заместитель. – Гесер хмыкнул. – Пусть это тебя не обманывает, его начальник – ничтожество. Главную скрипку играет Юрий. А он, между прочим, хоть и числится на первом уровне, но потенциально – Высший. И очень у себя на уме… — Он поморщился, видимо, что-то вспоминая. – Я бы ему палец в рот не положил, Антон.

- Я тоже не буду, — пообещал я.

- Так вот, этот Юрий крайне заинтересовался Алексеем. А он попусту времени не тратит, поверь.

- Может, отвлекающий маневр? – спросил я.

Гесер пожал плечами, но кислое лицо четко показало все, что он думает об этой версии.

- Второе, — продолжил Гесер. – Там случилась какая-то заварушка, в которой участвовали Алексей и Юрий. Большая магическая заварушка в Сумраке. В ходе ее Юрий применил Марево Трансильвании.

- Против кого? – уточнил я.

- Против неустановленного… э… объекта, — сказал Гесер.

И выжидательно уставился на меня.

Я подумал.

- Раз вы говорите про «объект», то не знаете, Темный это был или Светлый, — сказал я, Гесер молчал. – А раз не сказали просто «Иной» — то не уверены, что это вообще человеческое существо.

Гесер едва заметно кивнул.

- Но это же… сказки? – произнес я.

Гесер пожал плечами. Чего-то он еще ждал. И я понял.

- Марево не сработало?

- Да. С кем бы Юрий ни сражался, он… или она, или оно – ушло.

- Чудесно, — сказал я. – Что третье, шеф?

- Вокруг Алексея, еще при его обнаружении, терлась какая-то Светлая Иная. Именно она навела Ночной Дозор на парня. Умеет открывать порталы.

- Первый уровень минимум, — кивнул я. – Понятно. Тогда один вопрос – кого я ищу? Непонятное нечто, с которым сражался Юрий, или таинственную Светлую? Или это одна и та же персона?»

Надеюсь, заинтриговал.

Продолжу интриговать дальше.

«Печать Сумрака» заставляет вспомнить то, какими были в начале романы про Дозоры. До того, как на кон поставили судьбу всего мира, до того, как Городецкому пришлось разрешать задачи космического масштаба, это был самый обычный детектив. Только вместо ментов, бандитов и коррумпированных чиновников – маги, оборотни, вампиры и прочая нечисть. Причем хорошо написанный детектив. С неожиданными поворотами сюжета, нешуточными опасностями, подставами, загадками и головоломками. Потом все это выветрилось, и на смену проблемы «Что снова замыслил Завулон?» пришла проблема «Как не дать миру измениться?». Надо сказать, циклу это на пользу не пошло. А в «Печати Сумрака» все как в старые добрые времена. Странные убийства, охота на диких оборотней, облавы, погони и все остальное. Неудивительно, что все это книжке пошло только на пользу.

Плюс к этому и то, к чему мы в творчестве Лукьяненко привыкли: выпуклые герои, простой и легкий язык, немножко морали. Но там, где Городецкий разразился бы монологом на три страницы, здесь три предложения. Все соразмерно и на своих местах.

Радует и подход к изложению. История рассказывается с двух точек зрения (главка от лица Антона Городецкого не в счет): новообращенного Светлого Алексея и опытного Темного Юрия. Подчеркивается различие из взглядов на происходящее: первый – наивный такой, ретивый и переполненный энтузиазмом; второй – пресыщенный жизнью, язвительный и в чем-то отчаянный до безобразия. Конечно, Юрий выписан так, что им невозможно не проникнуться, Алексей потусклее получился. Но что поделать, Темные всегда были привлекательней Светлых.

А теперь о минусах.

Так как это все-таки детектив, то надо бы авторам в финале все объяснить и разложить по полочкам. Нет, основная тайна раскрыта, не без изящества, надо сказать. Но некоторые моменты не прояснены. Например, с убийством, произошедшим в начале второй части. Нет, то есть в принципе ясно кто. Но вот КАК он это сделал? Где-то в тексте мелькает пара версий, но потом авторы словно забывают про этот эпизод и не дают даже малейшего намека, который хоть что-то объяснял бы.

Да, финал. С финалом тоже не все хорошо. Запутанная история разрешается настолько прямолинейно, настолько в лоб, что это даже не смешно. В этом свете даже САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ ПОВОРОТ СОБЫТИЙ не кажется интересным. Ну, да. Вот так вот все повернулось. Уже и не важно.

Где-то в середине книги мне показалось, что можно будет смело сказать: «На одном уровне с «Дневным Дозором»». Просчитался. Но на одном уровне с «Сумеречным Дозором» — это точно. То есть гораздо интересней и захватывающей, чем последние романы Лукьяненко. А это прекрасная характеристика для книжки, вышедшей в межавторском проекте. Да, в рамках определенной литературной вселенной. Да, считай, фанфик. Да, тут все знакомое, а не новаторское. От этого «Печать Сумрака» хуже не становится. Хорошая развлекательная литература, которая встречается реже, чем хотелось бы. Читается на одном дыхании.

[Читал «Педагогическую поэму второго порядка» в палатке на ролевой игре. Шел дождь. Хорошо, что захватил с собой новый номер журнала «Если», скоротал пару часиков и удивился тому, как Лукин написал о ролевиках. Наверное, лучших сопутствующих обстоятельств для этой повести не придумаешь.]

О ролевиках кто только и как только не писал. Чаще всего ролевиков отправляют во вторичный мир, где они становятся великими героями, могущественными чародеями и прочее на ваш вкус. Авторы, конечно же, редко задумываются о лингвистическом барьере и прочих языковых и культурных трудностях. А про враждебные вирусы вообще забывают. У таких вот ролевиков-в-другом-мире никогда не случится банальной акклиматизации. И число попаданцев не поддается исчислению.

Реже магический мир сам врывается в повседневный быт заигравшихся толкиенистов. Но и здесь удачные книжки можно пересчитать на пальцах одной руки. Например, «Хомячки в Эгладоре» Галиной были всем хороши, кроме того, что сама Галина очень плохо понимает внутреннюю кухню ролевых игр. Но удачных находок, тем не менее, в этом романе много. А вот «Полигон» Алексея Федорова и Дмитрия Безродного был феерически ужасен. Правда, эти авторы с повседневной жизнью ролевика знакомы несоразмерно лучше.

Еще реже попадаются книжки просто про жизнь РИ-сообщества. Наверное, единственный образец такого рода литературы – мемуары знаменитых в узких кругах Грибных Эльфов. Вот они-то точно знают как и что устроено. Только у неподготовленного читателя этот текст может вызвать оторопь. И почему его только не опубликовали в оранжевой «Альтернативе»?

Лукин же придумывает неожиданный поворот. Ролевики у него обычные, таких на каждом шагу в рощах встретишь. Есть, правда, одна закавыка: они существуют в альтернативной реальности, где с ними происходит совершенно неожиданные события.

Сперва ролевиков преследуют на государственном уровне как сектантов и мракобесов. А потом они оказываются у власти – и вот уже «Властелина колец» проходят в школе, по Перумову пишут выпускные сочинения. Полевые игры становятся общегражданской обязанностью. Короче, дежурная шутка РИ-сообщества сбылась.

В тексте Лукина подкупает многое: то, что он хорошо представляет жизнь ролевиков, нигде не перегибает палку; то, что сами ролевые игры его занимают в меньшей степени, чем общечеловеческие проблемы и истины; то, что нетривиальный сюжет служит лишь опорой для рассуждений о запрещенном и разрешенном, об играх и реальности; о формировании, скажем так, национальной идеи. Стоит что-то запретить, и все этого хотят. Стоит что-то сделать обязательным, все сразу же это разлюбят. Мы сами формируем нашу жизнь, ведь наша жизнь – это многоуровневая игра.

Политика, ролевые игры, проблемы образования, цензура как химера современной культуры – гремучий коктейль. Тут мало развлекательного, это вот она – проблемная литература. Тем более, интересно, что автор реализует свой замысел не на самом очевидном материале.

[ИМХО. К сожалению, персонажи повести меня не заинтересовали. Не хотел я им сопереживать. Вроде бы и живые. Вроде бы и чуток, как и полагается, гротескные. Но… Не срослось у меня с ними.]

Пересказ роман Джона Краули «Маленький, большой» – затея нетривиальная. Во-первых, это семейная сага с кучей сюжетных линий, в которых легко запутаться из-за огромного количества персонажей. Во-вторых, если пересказывать подробно, то история семейства Дринкуотеров может показаться сущей нелепостью; чего тут только не намешано – и фейри, и проснувшийся от векового сна император Фридрих Барбаросса, и волшебница, создающая воображаемые дома памяти, и говорящие животные, а в финале вообще происходит нечто настолько невообразимое, что лучше читателю об этом заранее не знать. Учитывайте, кстати, и то, что роман начинается как бы в настоящем и уходит в далекое будущее, при этом автор постоянно совершает экскурсы в прошлое. Одним взглядом охватить роман со всеми его перипетиями не представляется возможным. В каком-то смысле «Маленький, большой» похож на «Архитектуру загородных домов», трактат, хранящийся в Эджвуде, усадьбе Дринкуотеров: «…едва ли не повсеместно на полях имелись глоссы; всюду глаз натыкался на эпиграфы, пространные названия глав и все прочие атрибуты, которые превращают текст в объект, строго выстроенный и логически упорядоченный, но прочтению не поддающийся». Тем не менее, надо сделать хотя бы несколько замечаний по сюжету.

Итак, перед нами история большой семьи, которая живет вдали от Города (имеется в виду Нью-Йорк, но автор именует его именно так – «Город», да еще и с большой буквы) в поместье, которого не найдешь даже на самых подробных картах. Члены семьи уверены, что являются частью Повести и должны сыграть в ней те роли, которые им предначертаны. Сама же Повесть Как-то (да, в романе Краули часто встречаются заглавные буквы в самых неожиданных местах) связана с фейри. Вокруг Дринкуотеров постоянно происходят странные события. То фейри ребенка подменят, то один из Дринкуотеров обретет полную власть над всеми женщинами, что не может не привести к трагическим последствиям. Не смотря на все эти чудеса, жизнь семьи можно охарактеризовать как ожидание Чуда. Они верят, что вот-вот им о Чем-то сообщат, и тогда они сделают Что-то важное.

Однозначно оценить роман Краули более чем сложно. У него есть и сильные стороны, и слабые, при этом кажется порой, что они чудесным образом уравновешивают друг друга. Судите сами.

Структурно роман прекрасно продуман и мастерски исполнен. Мельчайшие детали из начала (например, телефонная книга, в подготовке которой в первой главе участвует Смоки Барнабл, пестрит странными названиями и фамилиями, сперва это кажется шуткой, но позже все эти названия и фамилии окажутся значимыми для происходящего в романе), бесконечно отражаясь и умножаясь в процессе развертывания повествования, не забываются и в конце концов становятся на надлежащие им места. Текст переполнен бесконечными аллюзиями и скрытыми цитатами. В этом смысле «Маленький, большой» – образцовый постмодернистский роман, разве что черного юмора маловато. «Песенки Матушки Гусыни» да и вообще английские детские сказки и стишки; «Алисы» Льюиса Кэрролла, чья судьба отчасти отображена в судьбе одного из Дринкуотеров; «Сон в летнюю ночь» и «Буря» Уильяма Шекспира, цитаты и мотивы пьес которого, кажется, навечно вросли в английский язык; «Лилит» Джорджа Макдональда, малоизвестного в нашей стране автора, записывающего свои фантазии еще до Толкиена и оказавшего огромное влияние на развитие жанра фэнтези; поэзия Перси Биши Шелли и Джона Китса, которых так любят англоязычные фантасты (от Дэна Симмонса до Тима Пауэрса); «Хроники Нарнии» Клайва Стейплза Льюиса, чье влияние на свое творчество Краули отрицает; «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса, чье влияние на свое творчество Краули подчеркивает; «Парламент птиц» средневекового суфийского поэта Фарида-ад-дин Аттара, алхимические и мистические трактаты эпохи Возрождения – вот основа «Маленького, большого», из всех этих текстов он и вырастает, порой поражая тем, как переплетаются такие разнообразные и неподходящие друг другу мотивы. Думается, что список не полон, думается, что еще много чего может найтись между строк этого колоссального романа.

В некотором смысле «Маленький, большой» похож на описанный в нем огромный дом, в котором и живут Дринкуотеры; дом в четыре этажа, с семью трубами, пятьюдесятью двумя дверьми и тремястами шестьюдесятью лестницами; дом, в котором так легко заблудиться, что, кстати, часто происходит с персонажами романа. В какой-то момент оказывается, что этот дом может исправно функционировать без всякой помощи извне, не надо к нему тянуть электрические провода, не надо отдельно обслуживать водопровод, он сам по себе сам себя поддержит. Так и с романом – в какой-то момент все эти бесконечные аллюзии и скрытые цитаты становятся не нужны, текст оказывается самодостаточен, он не просто из них вырос, он их перерос, полностью от них отделился.

Текст. Конечно, как же иначе может быть, если у нас книга про то, что весь мир – это текст. А люди – всего лишь персонажи Повести, у которой, конечно, есть начало, развитие и конец. И как не печально, конец нельзя отсрочить, оттянуть, отодвинуть. Он всегда наступает на 793 странице (по крайней мере в том издании, в котором читал «Маленького, большого» автор этой рецензии), хотим мы этого или нет. Неудивительно, что Оберон Барнабл, ставший сценаристом успешного телесериала, задается непростым вопросом, когда ему отдают распоряжение завершить сериал, длившийся десятилетиями: «Каким образом может завершиться история, которая была не чем иным, как обещанием нескончаемости?» Не переживайте, он умудрится-таки ее завершить. Как и Краули умудрился. Но о финале мы, разумеется, молчок (см. первый абзац этого текста). Просто последние строчки напечатаны на 793 странице. И «Маленький, большой», как бы, возможно, не хотели его герои, не станет не больше, не меньше. Повесть рассказана. До конца.

Герои. Вот тут-то и таится изъян. Практически все герои скучные и неинтересные, в них легко запутаться. Да и события, изложенные в романе, тоже далеко не так занимательны, как может показаться на первый взгляд. При том как у него все это мастерски получилось, Краули написал чрезвычайно тягучую и нудную книгу. Мало того, пустоватую. За всеми этими литературными ухищрениями и приемами скрывается натуральная пустота, небытие какое-то. Да, вот жили люди. Жили эти люди в удивительном доме. Верили эти люди в то, что они часть Повести. Ждали эти люди Чуда. Некоторые не дождались. Фейри на заднем плане смеялись. Или не смеялись, фейри в «Маленьком, большом» слишком серьезны и сами у себя на уме. И все это быстро вылетает из головы. Такое впечатление, что перед нами описание долгого-долгого сна. 793 страницы сна. Неудивительно, что при чтении где-то на середине ловишь себя на мысли, что забыл многое из того, что было описано в начале. Неудивительно, что (см. первый абзац этого текста) «Маленького, большого» сложно охватить одним взглядом. Возможно, это и достоинство романа Краули. Но вот охота ли нам, читателям, спать так долго, чтобы потом проснуться и остаться со жменей сухих осенних листьев в руках? Золото фейри по определению не может обогатить человека.

Перед нами длинное, протяжное, тоскливое, грустное произведение, соразмерное самому себе. Роман для подготовленного читателя, который знает на что идет. Автор, конечно, заслужил овации и все те премии, которые ему выдали. Автор – молодец. Но то, что «Маленький, большой» пленит далеко не всех читателей – факт. Автора этой рецензии, кстати, так и не пленил. Автор этой рецензии чувствовал себя лишним на этом празднике жизни и отождествлял себя со Смоки Барнаблом, который тоже оказался в Повести лишним. Но о том, что там случилось со Смоки, лучше узнать из самой книги.

И еще одно предупреждение. Многие читатели жалуются на то, что «Маленький, большой» написан сложным языком. Мол, каждую страницу приходится перечитывать несколько раз. На самом деле «Маленький, большой» написан очень простым языком. Нет в нем тяжеловесного синтаксиса и потока сознания. Другое дело, что язык «Маленького, большого» может показаться сложным тем, кто читает в основном российскую фантастику про попаданцев и всякие там «Метро 2033». Вот только тем, кто привык к сложной литературе, мало что покажется занимательным. Хотя кто знает, кто знает… Хвалебные отзывы на пустом месте не пишутся. И да не отпугнет эта рецензия тех, кому «Маленький, большой» может прийтись по душе! Возможно, автору этих строк просто не найти свое место в этой Повести. Потому он отправляется на поиски другой.

На первый взгляд все прекрасно. Далекое будущее, клан из тысячи клонов, которые кажутся для обитателей бесчисленных молодых цивилизаций практически богами, при этом клоны-то уже прожили практически шесть миллионов лет, досветовые скорости, сложные интриги, миры-кольца, таинственные Предтечи, множество странных существ от роботов до постлюдей и так далее. Кажется, что перед нами образцовая космоопера. И да – роман получился увлекательный, быстро читается, действительно интересно, чем там дело закончится. Но проблема вовсе не в сюжете (по-хорошему, это обычный детектив, действие которого происходит на просторах Вселенной), проблема в том, что автор вроде бы описывает по-настоящему глобальные вещи, но глобальность их не ощущается. Дьявол, разумеется, в деталях, так и деталей-то как бы и нет. Нам говорится о том, о сем, о пятом, о десятом, но в основном герои просто где-то сидят и треплются. Вещи называются, но не показываются. Тексту не хватает глубины, вот и остается нам просто фантастический детектив, а космическая опера идет как-то мимо.

Почему-то подумалось, что из этого романа получилось бы хорошее аниме серий так на одиннадцать. Много красивых персонажей, футуристические декорации, да и финал вполне в анимешном духе вышел бы. Только героев надо будет лучше проработать, но в романе есть все, отчего можно оттолкнуться и получить хороший результат.

Единственное, что действительно поразило – это сцена пытки. Но подробности рассказывать не хочется, ибо спойлеры.

Тем не менее, не жалею, что прочитал. Это, по крайней мере, было занимательно.

Часть 1. О СЮЖЕТЕ

Демон Кроули и ангел Азирафаэль уже давно живут на Земле – первый старательно вредит людям, второй несет добро и счастье (они просто выполняют свою работу) – и как-то незаметно для самих себя прониклись простыми человеческими радостями. Вынужденные делить одну территорию они заключили пакт о ненападении, который постепенно перерос в дружбу (последнее ни один из них просто так не признал бы). Однажды – за одиннадцать лет до начала основных событий романа – Кроули дают задание подменить новорожденного из богатой и влиятельной семьи американского дипломата на Антихриста. Ну, чтобы все было как в фильме «Омен». А это означает, что скоро случится Конец Света, Последняя Битва, Армагеддон – событие, которое с нетерпением ждут и Воинство Ада, и Воинство Рая. А еще это означает, что простой человеческой жизни Кроули и Азирафаэля вот-вот (а что такое одиннадцать лет в контексте вечности?) придет конец. Кроули эта перспектива не нравится, и он искушает Азирафаэля помочь ему предотвратить Судный День. Азирафаэль легко соблазняется, верно, сам соблазниться рад. Наша парочка, правда, не знает (возможно, это и к лучшему), что во время подмены детей перепутали, и Антихрист попал вовсе не в семью американского дипломата, а в семью простого англичанина мистера Янга. Все это выяснится за три дня до Часа Икс, и нашим демону и ангелу предстоит в спешном порядке разбираться со всей этой путаницей, что, конечно, осложнит спасение мира.

Часть 2. ОБ АВТОРАХ

«Благие знамения» были написаны, когда Терри Пратчетт уже считался знаменитым и успешным автором, а вот Нил Гейман только-только начинал свой путь в литературе. На тот момент в активах Геймана был разве что графический роман «Песочный человек». Это во многом объясняет, что роман вышел скорее пратчеттовский, чем геймановский. Тут даже есть любимый фанатами «Плоского Мира» Смерть, персонаж, который разговаривает ТОЛЬКО ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ. Есть и фирменные пратчеттовские сноски, которые порой бывают смешней основного текста. Например, фраза про сержанта Дизенбургера «Полученная во Вьетнаме травма вновь дала о себе знать» сопровождается следующим комментарием: «В 1983 году, находясь в увольнении, он поскользнулся и упал, принимая душ в отеле. Теперь один только вид кусочка желтого мыла мог воскресить в его памяти почти мучительные сцены». И куда же без таких привычных пратчеттовских интонаций, которые позволяют ему одновременно с юмором и серьезностью рассуждать на любые темы от дорожных пробок в Лондоне до Божьего Замысла. С другой стороны некоторые мотивы из «Благих знамений» потом плодотворно раскрылись в других романах Нила Геймана. Заметьте, что один из Всадников Апокалипсиса, а именно Голод, работает диетологом. Тут же вспоминается тот же Анубис, который в «Американских богах» держал похоронное бюро. В общем, видно, что за мифологическими и религиозными мотивами в «Благих знамениях» стоит старина Гейман. Он пока еще не научился строить четко выверенные сюжеты (умение, которое позволило ему стать одним из лучших сценаристов не только комиксов, но и фильмов с сериалами), что явно идет в минусы книжке, четко выверенный сюжет ей не помешал бы. Но об этом чуть позже.

Часть 3. ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ИЗДАНИЯ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Книжка была написана в 1990 году. Но на русском вышла только в 2012, хотя ее выход анонсировали еще в начале нулевых. Столь длительная задержка послужила причиной того, что в Сети долгое время был доступен любительский перевод (многие, как водится, считают его гораздо лучше запоздалого официального). Наверное, было бы признаком запущенного СПГС считать, что издатели просто ждали 2012 года, так как на этот год пришлась всеобщая истерия по поводу Конца Света, символично же именно в этот год выпустить юмористический роман на подобную тему. Скорее всего, издатели просто не могли договориться, так как права на книги Пратчетта были у «Эксмо», а права на книги Геймана у «АСТ». Как бы там ни было, «Благие знамения» являются одним из самых затяжных долгостроев в отечественном книгоиздании. Двадцать два года между публикацией на языке оригинала и публикацией на русском – это вам не шутка.

Часть 4. О ПЛЮСАХ РОМАНА

Конечно, это ненавязчивый юмор. Шутки в романе действительно смешные. А еще куча аллюзий на популярную культуру: тут высмеяли не только «Омена», но и «Звездные войны», и «Инопланетянина», и… много чего еще высмеяли, список пришлось бы составлять длинный, чтобы все перечислить. Плюс к этому вполне живые и милые персонажи: от Кроули и Азирафаэля до начинающего ведьмолова Ньютона Пульцифера и экстрасенса Анафемы Гаджет. Мир вокруг них рушится, и за этим очень интересно наблюдать. Тут такой рыбный дождь! С осьминогом. Тут из всех щелей лезут тибетцы и инопланетяне. И все это не кажется неуместным, соавторы легко подогнали одно к другому, а другое к третьему. В общем, фон более чем живописный.

Часть 5. О МИНУСАХ РОМАНА

Часть 6. О ГРЯДУЩЕЙ ЭКРАНИЗАЦИИ

Раньше считалось, что «Благие знамения» относятся к неэкранизируемым книгам. Мол, адекватно перенести их на экраны не получится. Вроде бы сам Терри Гиллиам отказался от этого проекта. Хотя, конечно, материал словно создан специально для него. Все это странно как-то звучит, ведь в книжке куча чисто кинематографических эпизодов, там постоянно параллельный монтаж используется. А вот теперь объявили, что по «Благим знамениям» сделают сериал вроде бы на шесть серий. Сценаристом будем сам Нил Гейман. Зачем нужен сериал не очень ясно: материала ровно на полнометражный фильм, шесть серий – это слишком много. Думается, что мистеру Гейману придется многое присочинить. Ну, еще ему придется как-то изменить финал, так как на экране он уж точно будет выглядеть провальным. Так что, дословной экранизации ждать не приходится. Ладно, как говорится, поживем – посмотрим.

А пока можно пофантазировать о том, какие актеры хорошо здесь смотрелись бы. В роли Кроули мне почему-то представляется Лив Шрайбер (Виктор Крид в «Люди Икс: Начало. Росомаха» и главный герой сериала «Рэй Донован»). А вот в образе Азирафаэля очень хочется увидеть Питера Капальди (Двенадцатый Доктор в сериале «Доктор Кто»). В романе, правда, говорится, что он должен выглядеть молодым человеком, но это не помеха: кино и телевидение видали и не такое искажение канона. Роль недотепы Ньютона Пульцифера словно создана для Руперта Гринта (Рона Уизли в киносериале про Гарри Поттера). А вот на роль Анафемы Гаджет можно позвать Дженну Коулман (Клара из «Доктора Кто»). А на роль ведьмолова Шедвелла – Брендана Глисона (Грозный Глаз Грюм все из того же киносериала про Гарри Поттера). С моим видением, конечно, можно поспорить. Но это всего лишь фантазия, кастинг так просто не угадаешь.

Эпилог. ЧИТАТЬ ИЛИ НЕ ЧИТАТЬ?

Если вы фанат книжек Пратчетта, то скорее читать, чем не читать. Если вы фанат книжек Нила Геймана, то скорее не читать, чем читать. Если вы фанат обоих авторов, то можно попробовать, вдруг придется по душе. Если вы просто проходили мимо, то так же можно попробовать, вдруг придется по душе. Лично я читал книги и получше, но все же не пожалел, что прочитал и эту. Иногда было смешно. Иногда за героев переживал. К тому же тут поднимаются темы великой силы детского воображения и потери невинности (в самом широком смысле слова), а эти темы всегда меня волновали. Если они и вас волнуют, то скорее читать, чем не читать.

Если верить аннотации, нас ждет воистину захватывающий роман. Действие охватывает больше ста лет – с 1885-ого по 2013-ый годы. Важных для повествования персонажей больше сотни. События развиваются в самых разных уголках земного шара – от Шанхая до Нью-Йорка, от Ленинграда до дебрей Африки, от Калифорнии до Гонконга. Прямо-таки наш ответ «Облачному атласу» Дэвида Митчелла! И аннотация не врет. «Калейдоскоп. Расходные материалы» состоит из тридцати двух новелл разной длины, некоторые разбиты на части и перепутаны с остальными цельными новеллами и тридцати восьми миниатюр-зарисовок, цель которых либо эмоционально оттенить основные сюжеты, либо раскрыть нюансы рассказанных автором историй. Плюс к этому вставки помеченные «перебивает» — короткие анекдоты из жизни, иногда смешные, иногда занимательные, в основном на тему эмиграции и различия культурных кодов «наших» и «ненаших». Каждая глава-новелла вполне самодостаточна, персонажи кочуют из новеллы в новеллу, то они главные, то второстепенные. Некоторые герои связаны кровным родством, некоторые просто друзья-приятели. Тут надо быть очень внимательным, так как их линии порой запутаны-запутаны, переплетены-переплетены, одни закрывают другие. Вот, например, Клаус, упомянутый в первой главе. Он увел жену у Александра. Можно не обратить внимания, что этот Клаус пару раз мелькает то тут, то там, а в главе предпоследней нам показывают, как, собственно, жена Александра случайно оказалась в самолете соседкой этого Клауса, что и стало началом их романа. У Сергея Кузнецова никто не забыт, если кого-то мельком упомянули, то потом о нем расскажут подробней. И сюжеты интересные. Все в общем-то начинается с натурального детектива: некий миллионер в 1885 году умирает в своем поместье в Швейцарии, а его наследники пытаются понять, куда он спрятал свое главное сокровище – огромный алмаз Пуп Земли. А затем нас ждут и окопы Первой Мировой, и путешествие по Черному Континенту, и биржевые игры конца двадцатого века и многое-многое другое. И за всем этим есть некоторая мистическая подоплека: то на заднем плане замаячат вампиры, то ангел взмоет к небесам. А чтобы было еще занимательней, автор играет стилями, которые подчеркивают ту или иную эпоху, в декорациях которой разворачиваются события.

Все это в пересказе – хотя какой тут пересказ, так, изложение общей идеи построения текста, тому, кто решится подробно пересказать этот роман, я могу только пожелать удачи и терпения – звучит гораздо увлекательней, чем есть на самом деле. У романа Сергея Кузнецова есть несколько существенных недостатков; это не умаляет значимости и масштабности книги, но, как говорится, «ложечки нашлись, а осадочек остался».

Во-первых, персонажи Кузнецова очень любят неожиданно произносить километровые монологи на философские и политические темы. Такой метод подачи материала существует в литературной традиции давно, Кузнецов тут не первый и не последний. Выглядит, конечно, архаично, но что поделать. Проблема не в этом. Проблема в том, что монологи эти не только примерно на одну и ту же тему, они еще и выполнены одними и теми же словами. И темы их не блещут разнообразием. Бог умер. История не имеет конца, она не линейна, а циклична. Сюжетов в жизни и литературе кот наплакал, всё и вся есть лишь пересказ одного и того же. Свобода – самая важная ценность всех времен. И так далее в вот таком вот духе. Об этом рассуждают герои конца девятнадцатого века. Об этом же рассуждают герои и начала века двадцать первого. И этого «бла-бла-бла» тут на сотни страниц, порой кажется, что полкниги персонажи только и знают, что повторяют друг за другом одно и то же.

Во-вторых, эти мысли и идеи давно уже не новы. Новость о смерти Бога с конца девятнадцатого века уже не новость. А про конечное количество тем Борхес нам рассказал в формате эссе на страничку, а не огромного романа. Вот и возникает эффект несвоевременности всего романа. Сергей Кузнецов словно опоздал. В восьмидесятых прошлого века, возможно, читатель и был бы поражен. В середине десятых этого века все это выглядит, как коллекция советских фотографий из семейного архива. Немножко умиляет, вызывает любопытство, не более.

В-третьих, «Калейдоскоп» страдает той же болезнью, что и многие современные отечественные романы, он слишком серьезен. Многие критики проводят его по ведомству постмодерна, не замечая, что в нем отсутствует важный компонент этого самого постмодерна – ирония, черный юмор. Тут все сделано с каким-то самоотречением и такой сосредоточенностью, что расслабиться не получится даже на минуту. Читатель, не сомневайся – перед тобой большая литература! Читатель не сомневается, но очень хочет, чтобы про судьбы мира закончилось, чтобы автор хотя бы ненадолго спустился с небес на Землю и дал волю человеческому слишком человеческому, хотя бы на пару страниц. Чтобы потом проще стало. Ницше не только «Так говорил Заратустра» написал, он и «Веселую науку» нам оставил.

В-четвертых, «Калейдоскоп. Расходные материалы» не соразмерен сам себе. Этот роман, без всяких сомнений, превосходно структурирован, концы с концами сведены, точки над «i» (или, если угодно, над «ё») расставлены, но его объем необязательно таков, каков есть. Легко и непринужденно из романа можно извлечь примерно треть. Или же увеличить на эту самую треть. И ничего не изменится. Суть останется та же, идеи будут все так же ясны. Да, мы не узнаем некоторых историй, но это не беда, если их изначально тут не было. Или же наоборот – узнаем больше историй, которые ничего не прибавят к происходящему, ведь все повторяется, ничто не ново под луной.

Не смотря на вышесказанное, получить удовольствие от «Калейдоскопа» можно. И не малое. Некоторые главы просто отличные. Они могут читаться как отдельные произведения. К тому же по тексту можно порыскать с лупой в руках, искать параллели и рифмы, прослеживать линии героев и их семей. Благо автор дает нам такую возможность. У любого литературоведа должен случиться катарсис при столкновении с романом Сергея Кузнецова. Тут материала если не на монографию, так на десяток статей.

Только, пожалуйста, забудьте, что перед вами, возможно, Великий Русский Роман, о чем сразу же поспешили сообщить нам критики. Книга Кузнецова явно не про это. Это какой угодно Великий Роман, но только не Великий Русский. Автор вдохновлялся мировой литературой, писал не только про Россию, писал про весь мир. Он вырос из всей литературной традиции двадцатого века. Вот и кажется вторичным, заемным, стилизованным. И вот это точно не является недостатком, тем более, что Кузнецов вполне этот момент осознает, иначе не стал бы давать в конце список книг, которые на него повлияли.

И напоследок…

Спешим представить вам увлекательную игру, которая сделает прочтение «Калейдоскопа» увлекательней! В главе шестой «У закрытых дверей» студент Митя рассказывает, что хочет написать мозаичный роман про двадцатый век (читай: свой «Калейдоскоп. Расходные материалы»). Там будет множество историй, которые сочиняют пятеро рассказчиков. Не смотря на то, что истории будут про одно, их подтекст будет про другое, про самих рассказчиков, которых на сцену не выведут, про их отношения друг с другом и миром. Так вот: представьте, что «Калейдоскоп» — это тот самый ненаписанный (хотя чем черт не шутит, может, Митя все-таки его написал) роман. Постарайтесь угадать этих пятерых рассказчиков. Выяснить о них побольше, осознать, кто они такие и что друг о друге думают, что друг к другу чувствуют. Тем более, что текст позволяет проделать это. Вдруг у вас получится. И тогда книга явно станет лучше чем есть, даже если автор на самом деле писал так, как хотел его персонаж.

Как сейчас писать рецензию на «Бурю» Шекспира (да и на любое произведение такого калибра)? Все-таки это абсолютная классика английской драматургии, и через более чем четыреста лет после первой постановки остающаяся в культурной обойме человечества. Любые оценочные суждения в ее отношении не работают: нет никакой разницы понравилась ли она конкретному критику или же нет, его мнение не имеет ни малейшего веса. Тем не менее, думается, есть несколько путей в решении данной задачи.

Можно представить, что «Буря» написана не давным-давно, а прямо сейчас. Какой-то модный драматург осчастливил нас новой пьесой. При таком взгляде возможно множество реакций на эту пьесу, но все они будут находиться между двумя крайностями. С одной стороны, критик, который на первое место ставит не художественные качества произведения, а актуальную социальную и политическую повестку дня определенной направленности, увидит в «Буре» гимн шовинизму и абьюзу. Просперо будет уличен в комплексе белого колониалиста, который попирает волю любого находящегося рядом существа и не дает право выбора даже собственной дочери, а над Калибаном прольются слезы жалости. В конце концов, прозвучит призыв придать «Бурю» забвению, а ее постановка в любом театре любой страны будет приравнена к преступлению против всего человечества. Можно представить, сколько яда будет в подобной рецензии. Если же критик, взявшийся за «Бурю», придерживается иных общественных позиций, то похвалит автора за то, как правдоподобно он реконструировал психологию людей той далекой эпохи. Конечно, фантастический элемент пьесы будет сочтен лишним, но, в конце концов, все эти духи и всевозможные чудеса окажутся признаны иллюстрацией сложного и противоречивого мирочувствования персонажей «Бури».

Если же идти другим путем, то вместо рецензии можно выдать рассказ об обстоятельствах создания «Бури», а также о том, как ее воспринимали в разные века. При должном таланте у автора такой как бы рецензии может получиться захватывающее чтение. Одно то, как в пьесе отражены реальные обстоятельства биографии людей, которым она впервые и была показана, может быть чертовски интересно. Точно так же вместо рецензии можно предложить перечень тех произведений искусства, в которых обнаруживаются отсылки к этой пьесе Шекспира. Перечень вышел бы знатным.

Каким же путем пойдет автор этих строк? Ему не хочется оценивать «Бурю» с позиций современности, конечно, эта пьеса была написана в определенных исторических обстоятельствах, и оценивать ее можно, только исходя из них. В этом вопросе автор этих строк не считает себя компетентным, тут все-таки надо быть историком узкого профиля, потому и браться за это не стоит. Также скучно писать длинный историко-культурологический очерк, при желании про все эти исторические обстоятельства, а также хронологию возвращения широкой публике исходного текста Шекспира можно прочитать у иных авторов, благо подобных статей в Интернете достаточно много. Остается только одно: дать все-таки некоторое личное впечатление от текста. А к личному впечатлению будет присовокуплено одно наблюдение. Думаю, уже давно нашелся тот, кто сделал такие же выводы из «Бури», но автор этих строк нигде их не встречал, потому будет не лишним и высказать.

Во-первых, удивление. Да, именно так – удивление. Безусловно, «Буря» произвела колоссальное влияние на многих авторов, ее отголоски где только не находятся, а отсылками к ней пестрят толстенные тома. Можно смело согласиться с теми, кто считает эту пьесу Шекспира предвестником жанра фэнтези, ее влияние на него невозможно не заметить. При все этом сама по себе «Буря» кажется уж очень простенькой. Сюжет незамысловат, коллизии просты, все миленько, благолепненько, как раз чтобы повеселить короля, на свадьбе сына которого ее и играли. Ну, маг Просперо оказался на необитаемом острове. Ну, однажды на этот остров попали его обидчики. Ну, преподал он им урок. Ну, всех простил, а потом все жили долго и счастливо. При этом в пьесе куча забавных и изящных мест, Шекспиру не откажешь в умении строить сцены, высмеивать модные на тот момент общественные идеи, выстраивать типичные характеры. В этом отношении от «Бури» можно получить определенное удовольствие, тем более интересно то, как драматург зеркалит сюжетные ходы, к которым мы привыкли по его самым известным пьесам. Раньше мститель мстил, рок торжествовал, перипетий было порой слишком уж много, теперь же Бард умудрился даже соблюсти классическое единство времени и места, которым раньше радостно пренебрегал. А еще интересней посмотреть на Просперо.

Всемогущий, всевластный, горделивый, он заманивает с помощью колдовства на свой остров обидчиков. А далее они оказываются полностью подчинены его воли, все, что с ними происходит, контролируется служащими Просперо духами. По сути он разыгрывает с помощью этих человеков самый настоящий спектакль. В нем он и режиссер, в нем он и драматург. В нем он сам себе Шекспир. И если так, то «Буря» превращается в метафору театрального искусства – такого, каково оно есть. Возможно, даже с толикой сатиры, так как в ней отражены модные на тот момент темы. И знаменитые строки «Мы созданы из вещества того же, / Что наши сны. И сном окружена / Вся наша маленькая жизнь» приобретают специфический смысл, по сути они о природе рассказывания историй. А публика только и рада поспать с раскрытыми глазами, ведь ей показывают удивительные штуки.

Если же заглянуть в самый конец, то там обнаружится вот что: «Отрекся я от волшебства. / Как все земные существа, / Своим я предоставлен силам». Просперо откланялся, сломал жезл, утопил книги. А Шекспир больше ничего не написал. «Буря» оказалась его последней пьесой. Уж не попрощался ли он таким образом с почтенной публикой и не дал понять, что более не строчки? Впору вспомнить из совсем другой пьесы: дальше – тишина.

«Шутка Мецената» была написана Аверченко за два года до смерти (в 1923-ем), когда он уже находился в эмиграции, единственный роман в его творчестве. Хотя, если уж честно, то какой это роман, небольшая повесть. Считается, что при жизни Аверченко этот его текст не был оценен по достоинству. Газетная публикация не вызвала среди эмигрантов того интереса, на который рассчитывали автор и издатель. Отдельной книгой «Шутка Мецената» вышла уже посмертно. А на родине автора первая публикация состоялась аж в 1990-ом году и так и не стала бестселлером, как произошло с некоторыми другими эмигрантскими текстами. Тем не менее, по этому роману регулярно ставятся спектакли и имеются литературоведческие изыскания.

Если вдуматься, то у подобной реакции публики на «Шутку Мецената» есть объяснение. Роман у Аверченко получился не таким сенсационным, как можно было от него ждать. Тут нет срывания масок, бичевания пороков, нет даже напряженного сюжета. А есть неприкрытая ностальгия по давно ушедшем временам, по миру, в котором Аверченко жил до революции 1917-ого года. Действие разворачивается в Петербурге 1910-ых годов, явные приметы времени отсутствуют, нет никаких ни политических, ни социальных моментов, словно действие происходит в каком-то безвременье, ну да, Золотой Век как он есть. Тут и живет Меценат. Он богат, не имеет четкой цели в жизни, гоняется за мелкими эксцентричными радостями. Вокруг него собралась небольшая развеселая компания, которая, в общем-то, живет за его счет. Товарищи каждый день встречаются то на квартире Мецената, то в каком-нибудь кабачке, вечно зубоскалят, подначивают друг друга, но явно не хотят, чтобы их жизнь менялась. Однажды один из них притаскивает в компанию наивного глупенького молодого поэта. И он так же становится объектом насмешек, вот только не понимает, что над ним потешаются. Забавы ради ребята принимаются, как сейчас выразились бы, раскручивать его в качестве модного поэта, хотя слышали-то всего одно его стихотворение и признали примитивным и дурацким. Суета вокруг Куколки (так прозвали молодого человека за его внешность и манеру одеваться) и составляет сюжетный стержень романа. Правда, Аверченко не сильно им увлекается, гораздо интересней ему живописать жизнь Мецената и его клевретов (так они сами себя и называют, кстати). И если уж и читать «Шутку Мецената», то не ради сюжета, а ради персонажей, которые выписаны ярко, выпукло и живо. Каждый из них буквально предстает перед глазами читателей. А диалоги тут – закачаешься!

Имена персонажей если и произносят, то всего пару раз, все выступают под кличками. Вот поэт-неудачник Мотылек, который мнит себя гением, но не может выстроить карьеру писателя, потому работает в непритязательной газетенке. А вот Кузя, который столь ленив, что порой не в состоянии с постели подняться, чтобы воды напиться. А вот Телохранитель, мускулистый молодой человек, выдумщик и враль, такой может любую небылицу так рассказать, что в нее все поверят. Кстати, он единственный здесь, чья фамилия часто упоминается в тексте. А вот жена Мецената, она ленива так же, как и Кузя, кажется, все время пребывает в дреме. Есть тут и еще одна девушка, ее прозвали Яблонька. Она столь мила, столь умна, столь открыта миру, что клевреты во главе с Меценатом избрали ее объектом преклонения. Прислуживает всем этим людям ворчливая пожилая домработница Мецената Анна Матвеевна, которую компания окрестила Кальвией Криспиниллой. Ну, и Куколка здесь же. Но он абсолютно не интересный в отличие от окружающих его персон. Он тут сюжета ради, а не колорита, всего лишь повод, а не обстоятельство. Кажется, Аверченко мог бы написать множество романов про Мецената и его клевретов, ведь персонажи у него получились просто отличные, про таких читать можно бесконечно, разговоры они ведут наизабавнейшие, да и чудесная бесконфликтная в социальном плане атмосфера радует сердце.

Считается, что «Шутка Мецената» является «романом с ключом», у всех персонажей явно есть прототипы. Тогда такие штуки были очень даже в моде, нет ничего странного в том, что Аверченко поупражнялся в данном жанре. Вот только раскрыть прототипы весьма сложно, тут многое понамешано. Читатель решивший подойти с этой стороны к «Шутке Мецената», должен вооружиться всякой биографической литературой про окружение Аверченко. Если современникам было достаточно затруднительно воспринять этот пласт романа, то нам с вами, жителям XXI века, тем более. Одной из самых любопытных трактовок является то, что под видом Куколки Аверченко вывел Есенина и тем самым жестко его высмеял. Может быть, конечно, и вывел, но жесткого высмеивания вы здесь не найдете. Автор, вообще, кажется, и не собирается тут никого высмеивать, тем более жестко. Он только лишь улыбается. Иногда грустно. Просто Аверченко с нежностью вспоминает свою прошлую жизнь и друзей, потому тут и нет отрицательных персонажей. Да шутку, конечно, Меценат с компанией затеяли весьма злую, но по сути они неплохие люди, и осуждать их не стоит. Тем более, что они понесли-таки наказание, их сама судьба отчихвостила. Возможно, здесь скрывается горькая шутка самого Аверченко. Мол, его поколение не ждало беды и не смогло ей противостоять, не смогло сохранить свой образ жизни, осталось им только одно – уехать прочь. Собственно, и Меценат вместе с дружками в финале романа уезжает прочь из Петербурга, правда, не за границу, а на Волгу, но мысль автора вполне понятна. Вот только автор в милости своей, в конце концов, прописывает своим персонажам не такой уж и печальный финал.

«Шутку Мецената» можно сравнить с чудной находкой на обочине дороги. Да, эта вещица находится в стороне от той магистрали русской литературы, которую проложили нам критики. Но если вы наткнулись на нее, подняли, рассмотрели, вгляделись, то явно не останетесь разочарованными. Все тут мило и забавно. И в конце концов, нужны и такие книжки, чтобы не про судьбы мира и вечные вопросы, а просто про несуразную нашу жизнь.

Завязка этого романа Агаты Кристи очень напоминает реальный случай, известный в массовой культуре как дело «Тамам Шуд». Однажды на пляже рядом с австралийским городом Аделаида нашли труп, который до сих пор так и не опознали. Спекуляций вокруг личности умершего наплодили кучу, но делу это, конечно, не помогло. Данный инцидент вдохновил многих: так у Стивена Кинга есть повесть «Парень из Колорадо», которая явно именно про это. У Агаты Кристи же с обрыва возле моря падает мужчина. Первая версия: из-за тумана он оступился на опасной тропинке. При нем не найдено ничего, что помогло бы при опознании: ни документов, ни меток на одежде. Правда, в кармане найдена фотография красивой женщины. Разумеется, ее публикуют в газете в надежде, что женщина отзовется и поможет следствию.

На самом деле ассоциация с «Тамам Шуд» неверная. Во-первых, австралийская история случилась в 1948-ом году, через четырнадцать лет после выхода «Почему не Эванс?». Вот так порой литература опережает жизнь. Во-вторых, труп очень быстро опознают. В-третьих, перед смертью мужчина успевает кое-что сказать одному из главных героев, который как раз и нашел его: «Почему не Эванс?». В реальной жизни мы как-то не ждем столь странного предсмертного вопроса. А вот в детективах умирающие любят подкидывать сыщикам всяческие головоломки, которые с одной стороны запутывают дело, а с другой – являются важным ключом. В данном случае все именно так: если бы герои знали, кто такой/такая Эванс, то распутали бы историю гораздо быстрей. Но тогда, конечно, и детектива бы толкового не случилось бы. А вот с этим у Агаты Кристи всегда все было хорошо, умела она сочинять запутанные истории.

У каждого романа Агаты Кристи есть своя индивидуальная фишка. Порой она сводится к особенности загадки. Например, а что если преступник совершит ряд убийств, из которых только одно будет иметь для него практический смысл, а остальные нужны только для отвода глаз? Или – а что если на острове соберется компания людей, которые будут погибать один за другим, пока не останется никого, причем убийства эти будет совершать кто-то из них? Можно продолжать и дальше, но тогда список получится по-настоящему огромным. В данном случае фишка, скорее, не в самой загадке, а в том, на каком этапе в расследование вступают главные герои. «Эта история определенно необычайная, — замечает один из них. – Но я бы сказал, что мы попали в спектакль, а не в книгу. Словно вышли на сцену в середине второго действия, и на самом деле у нас нет ролей в этой пьесе, но мы должны что-то играть, и задача эта оказывается чертовски трудной, поскольку нам неизвестно, что было представлено в первом действии». Его сравнение находит понимание у собеседницы: «Я даже думаю, что мы попали не во второе действие… На мой взгляд, мы уже в третьем. Бобби, кажется, нам предстоит трудная дорога к завязке… И надлежит действовать быстро, потому что финальный занавес, как мне кажется, вот-вот опустится». По сути герои столкнулись с одним из звеньев цепи, не самым важным, кстати. И теперь им предстоит размотать целый клубок, а для этого реконструировать кучу событий, даже не имея нормальных свидетельских показаний. Задача сложная, но герои Агаты Кристи и не с таким справлялись.

Фанаты Эрклюля Пуаро и мисс Марпл могут остаться несколько разочарованными потому, что «Почему не Эванс?» не входит ни в один из циклов. Кстати говоря, пусть этот роман и не самый известный у Агаты Кристи (это, знаете ли, не «Убийство в Восточном экспрессе»), но экранизировали его несколько раз. Все четыре экранизации являются телевизионными, причем в одной из них канва была переделана, в сюжет включили мисс Марпл. Создатели этой экранизации посчитали, что зрителям будет интересней еще одна история с любимой старушкой, а не расследование каких-то там ноунеймов.

Но вернемся к самой книге. Перед нами одиночный роман, в котором «сыщиками» становятся по-настоящему случайные персонажи. Во-первых, Бобби, сын викария. Именно он как раз и нашел умирающего мужчину. А также услышал от него: «Почему не Эванс?». Для Бобби расследование становится вопросом жизни и смерти, так как уже скоро его попытаются убить. И, скорее всего, именно потому, что он услышал тот самый вопрос. Во-вторых, Фрэнки, дочь лорда. Для нее вся эта история становится лекарством от скуки. В деревне происходит так мало интересного, а тут таинственная смерть, странный вопрос, покушение на друга детства. Девушка просто не может удержаться от того, чтобы не полезть в гущу событий. Оба персонажа в чем-то милые и забавные, чем-то и раздражают, их нельзя назвать гениями, но при этом они далеко не глупы. Конечно, ошибок они наделают кучу, но тем интересней нам, читателям.

Во всем остальном перед нами типичный роман Агаты Кристи. Лаконичный, так как писательница считала, что в детективах не должно быть лишней информации и всяческой «воды», так отвлекать читателя подобным образом она считала недопустимым. Не смотря на происходящие в романе смерти, Кристи не отказывается от иронии: много точных и смешных замечаний, с чувством юмора у персонажей все в порядке. В книжке масса всяких социальных деталек, штришочков, которые очень много говорят о жизни в Англии первой половины XX века, из романов Кристи и впрямь можно собрать самую настоящую энциклопедию английской жизни. Например, а знали ли вы, что в 1930-ых в Великобритании существовало воздушное такси? Писательница не собирается копаться в психологии персонажей, тогда в детективах так не делали, но все они выписано точно и четко, мотивации ясны, основные черты характера обрисованы, одного с другим не спутаешь. Разумеется, подсказки щедро разбросаны по всему тексту, но тут, как водится, надо знать, куда смотреть, а узнаешь только в конце.

И небольшое предупреждение. На русском «Почему не Эванс?» впервые был опубликован в 1990-ом году. В те бурные книгоиздательские времена этот роман вышел далеко не в одном переводе. Потому и известен у нас под разными названиями: «Почему не позвали Уилби?», «Почему же они не попросили Эванс?», «Почему же не Иванс?», «Ответ знает Эванс». Так что, не запутайтесь, пожалуйста.

Итак, человечество покорило космос, технический прогресс запредельный, достижения медицины высочайшие, кажется, наступил если и не рай на Земле, то что-то близкое к тому. Тем не менее, человечество находится в глубокой стагнации. Суета все та же, но как-то большой радости не наблюдается. А дело все в том, что человечество грезит о бессмертии. Несколько веков назад был запущен проект по его достижению. Всех умерших замораживают в специальных капсулах, чтобы они подождали в них воскрешения. Когда-нибудь в будущем все они восстанут из мертвых и станут вечно молодыми и вечно живыми. Нет, если вам в голову пустили пулю, то уже все, это навсегда и бесповоротно. В остальных случаях — надежда есть. И теперь все живут только ради того, чтобы обеспечить свою вторую жизнь. Надо на всем экономить, выгодно вкладывать финансы, вести невыразительную жизнь, чтобы потом у тебя все было. Парадокс в том, что проект, направленный на осуществление давешней мечты человечества, полностью обесценил жизнь каждого отдельного человека.

Если вы привыкли к яркими, образным, расцвеченным романам Саймака, то вам не сюда. Повествование бледное, серое, невыразительное. Наверное, в этом весь фокус: каков мир, такова и история.

В основе лежит вялая детективная линия. Главный герой оказывается в сложной ситуации, его ложно осудили и выкинули на помойку. Теперь он — изгнанник, что означает то, что с ним никто не может общаться. Да, его не лишили права на воскрешение, но попробуй в данной ситуации хотя бы немного пожить, проще уж убить себя. Но главный герой держится. Его цель выяснить, почему с ним это произошло. Какую тайну он случайно узнал, что навлек на себя такие последствия? Разгадка не будет уж очень оригинальной, но эта линия явно придает повествованию хотя бы небольшую динамику. Есть еще множество второстепенных сюжетных линий. Некоторые из них переплетаются в основной, некоторые так и повисают в воздухе. Вот они, скорее, философские: про отшельника, который ищет путь к Богу, про охотника за сокровищами, про женщину, бежавшую из города, так как она узнала кое-что важное, про человека, которого лишили права на воскрешение... И так далее. Не смотря на сравнительно небольшой объем романа, Саймак много чего в него засунул.

С такой завязкой нет ничего удивительного, что все персонажи пытаются постичь некую истину. В этом отношении «Зачем звать их обратно с небес?» — вещь богоискательская, философская, в ней много символического. Если вы ожидаете, что в финале герои изменят мир, но не надейтесь. Ничего тут не изменится, просто у кого-то случится относительный хэппи-энд. При этом Саймак задает вопросы, но не отвечает на них. Читателю надо сделать это самому. И действительно, вопросы тут такие, что если вам на них кто-то уж очень хочет ответить, то лучше держаться от этого кого-то подальше. Именно такими вопросами выстлан путь в секты всякие.

Нет ничего удивительного, что этот роман Саймак не был издан в СССР. Да, в нем критикуется западное общество, бичуются его пороки. Но при этом слишком уж много в нем религиозного. И слишком уж много двойственности, неоднозначности. Заголовок заканчивается знаком вопроса. Этот знак можно было бы и вовсе оставить одним, хорошо передавало бы смысл текста. Не любили в СССР вопросы без ответов, особенно, если эти вопросы были на вот такую вот тематику. Соответственно, и у читателей, которым не нравится такой подход, «Зачем звать их обратно с небес?» вряд ли вызовет большие восторги.

Ролевики – народ странный. Наряжаются в старинную одежду, уезжают в лес, чтобы играть в игры, суть которых непосвященному человеку сложно объяснить: что-то между театральной постановкой, импровизацией и туризмом. У них есть свой птичий язык – все эти «квесты», «хиты», «ранятина» и прочее. Они различают пожизневую часть своего быта и игровую. Пожалуй, понять эту субкультуру можно только, став ее частью. Наверное, поэтому хороших книжек про ролевиков по сути-то и нет; таких, которые были бы интересны не только самим ролевикам, но и широкому кругу читателей. Урсула Познански попыталась написать именно такой роман.

[В этой связи вспоминаются еще «Хомячки в Эгладоре» Марии Галиной, но про них рассказ должен быть отдельный, они совсем про другое.]

Отечественного читателя «Игра 14.0» (в оригинале «Saeculum») удивляет исходным материалом вдвойне: она про немецких ролевиков.

Студент медуниверситета Бастиан (тезка героя знаменитой «Бесконечной книги» Михаэля Энде) как-то раз повстречал девушку Сандру и влюбился в нее. Она затащила его на средневековую ярмарку, познакомила со своими друзьями ролевиками и пригласила на элитную игру. Суть игры в том, что отряд выезжает в глухой лес и на пять дней отказывается от всех плодов современной цивилизации: только те предметы, которые были известны в средневековье, лекарств нет, о палатках и спальниках и мечтать не стоит, еду варят в котле на костре и так далее. У главного героя даже забирают очки. Полный экстрим, попробуй вот так вот пожить почти неделю на лоне природы. Дело осложняется тем, что старинная легенда гласит: эти места были прокляты, тот, кто забредет сюда, не вернется живым. Сперва молодые люди относятся к легенде о проклятии с усмешкой, мол, старые сказки, правды в которых ноль. Но чем дальше, тем страньше. В лесу находят кусочки коры со странными стихами, исчезают люди, кажется, поблизости прячется кто-то посторонний. И выйти из леса не так уж просто, и еда испортилась. Круг ужаса сужается. Вот уже и завзятые скептики начинают верить в древнюю легенду…

[Если коротко, то «Ведьма из Блэр» какая-то.]

Урсула Познански написала отличный, я бы даже сказал «образцовый», триллер. Все сюжетные элементы хорошо сложены, имеются неожиданные повороты сюжета, ближе к финалу напряжение растет, до конца предугадать, чем дело кончится, сложно. Триллер триллером, но и о смыслах автор не забывает: про «Игру 14.0» легко сказать, что она про месть, пределы контроля, отношения отцов и детей, власть суеверий над людьми, про то, как тонкий слой цивилизованности легко смывается с людей, когда они оказываются перед лицом смерти.

[Правда, пока читал никак не мог отвязаться от мысли, что из такой фабулы Стивен Кинг сделал бы шедевр, а у Познански просто получился крепкий середнячок. Но не всем же быть Кингами.]

Тем не менее, в книжке есть ряд просчетов.

Во-первых, видно, что Познански не так хорошо знает мир ролевых игр, чтобы писать о них достоверные вещи. Что касается средневековой ярмарки, все реалистично. Автор наверняка посещала такие мероприятия. А вот когда дело доходит до самой игры... Например, странно то, что герои, которые позиционирует себя едва ли не реконструкторами, не взяли с собой даже одного шатра. Вместо этого они предпочитают спать на голой земле. Мило, конечно, но шатер прекрасно вписался бы в их игру и привнес толику комфорта. Еще одна странность: для игры мастера не написали внятных правил. Правил просто нет. А вот это уже ни в какие ворота! Даже для самой простенькой игрушки пишутся правила, а тут такой амбициозный проект. Где же, например, правила по медицине? Как человек должен понимать, что ему делать с игровыми травмами?

Но это мелочная придирка, читатель, который никогда не сталкивался с ролевыми играми живого действия, на все это не обратит внимания. Гораздо серьезней другой минус.

В книжке не так уж и много героев, тем не менее Познански не всех их смогла полноценно раскрыть. У нее были пять сотен текста, и все равно не хватило. Хорошо раскрыты Бастиан и Айрис. Чуть хуже Пауль. Тут мне могут возразить, но, увы, без спойлеров я не смогу аргументировать свое мнение. Остальные герои, вообще, одномерны. Если трус, то трус. Если жизнерадостный толстяк, то жизнерадостный толстяк. Конечно, так автору легче писать про своих персонажей. Но именно из-за этого они кажутся схематичными и картонными. И именно поэтому – не смотря на поднятые темы – «Игра 14.0» как была триллером (хорошим), так и осталась.

Резюмируя, скажу: мы имеем дело с крепким жанровым произведением, в котором случаются моменты провисания сюжета, но это компенсируется отличным финалом. И если вам надоело читать про ролевиков-попаданцев, то «Игра 14.0» написана специально для вас.

Роман начинается со смерти главной героини. В 1981-ом году ее по дороге с концерта Шостаковича «меж тьмою и светом дня» сбила машина. И вот Джульетта Армстронг (так зовут героиню) лежит на дороге, понимает, всё, в голове у нее крутятся обрывочные воспоминания, которые указывают читателю на то, что жизнь она прожила сложную и насыщенную. Собственно, содержание книги и составляет рассказ о том, что там пережила и натворила Джульетта Армстронг в годы своей молодости, сперва работая на МИ-5, а потому служа на Би-Би-Си.

Смерть Джульетты лишь рамка, заключающая в себе параллельное повествование о 1940-ом и 1950-ом годах. В самом начале Второй мировой войны она расшифровывает записи разговоров группы сочувствующих фашистам граждан. Они собираются в одной из лондонских квартир, а из соседней с ней за ними подслушивают. Заковыка в том, что изменники родины не в курсе, что их собрал агент разведки, чтобы, во-первых, контролировать, во-вторых, не дать натворить нехороших дел. Через десять лет Джульетта все еще не порвала с МИ-5, но при этом работает на радио. Жизнь у нее вроде бы другая, но тут из прошлого постучали. Кто-то явно хочет ей навредить, Джульетта резонно предполагает, что это кто-то из тех, чьи разговоры она когда-то переносила с магнитной пленки на бумагу. При этом нам постоянно намекают, что в 1940-ом случилась какая-то ужасная трагедия, что история с прослушкой не могла благополучно закончиться. Собственно, любой опытный читатель это сразу же заподозрит. Но Кейт Аткинсон старательно оттягивает момент, когда карты упадут на стол, погружая нас в повседневную жизнь своей героини. Надо сказать, что тот же опытный читатель вряд ли будет ошарашен развязкой, все там предсказуемо, но финал, признаем, написан просто шикарно.

Кейт Аткинсон принято хвалить за изящный стиль, многочисленные аллюзии, тонкий юмор и смелость в описании социальных проблем. В общем, все это справедливо и для «Хозяйки лабиринта», вот только актуалочки в отличие от других романов писательницы не завезли, зато есть много об оценки поступков с точки зрения их пользы для государства. Готовых ответов Аткинсон не дает (и это хорошо), но задуматься заставит (и это тоже хорошо).

Тем не менее, «Хозяйка лабиринта» понравится далеко не всем. Главная проблема этой книги таится в том, что на первых порах кажется ее главным достоинством. Стиль, аллюзии, юмор – это, безусловно, прекрасно, если бы не избыточное многословие. Перед нами текст, который просто необходимо было сократить где-то на четверть. Вот тогда вышло бы сильно, прямо отлично, впечатляло бы и не отпускало. Понятно, что означенная избыточность тут необходима для выражений одной из главных идей, но, наверное, метод был выбран не самый удачный.

Есть такие люди, которые могут рассказывать истории из жизни чуть ли не с сотворения мира (кстати, у Кейт Аткинсон есть роман, который начинается именно что от начала времен, но там все гораздо удачней). Слушаешь рассказ кого-нибудь из таких людей и узнаешь массу подробностей. Мама друга готовила вот такое варенье, еще и приведут подробный рецепт. А вот этот товарищ в школе вот по такому предмету получал двойки. А еще у него есть коллега, которая сделала на спине крутую татуировку. И бла-бла-бла. С кучей оговорок, скачков с пятого на десятое и отступлениями от фантомной линии повествования. Слушаешь и думаешь: ну и к чему все это приведет? По дороге и девяностые вспомнят, и поездку в Турцию в 2008-ом году, и неудачную рыбалку в 2012-ом. А потом оказывается, что все это было ради того, чтобы рассказать о не самом удачном коллективном походе в кино. Прошло два часа, итог уныл.

«Хозяйка лабиринта» напоминает рассказ именно такого человека. Джульетту окружает множество персонажей разной степени второстепенности, и читатель узнает о них очень много разного. Узнает он еще и о том, что Джульетта ест, что носит, как относится к тому, другому, третьему. Автор щедро сыплет все это на страницы своей книги, а читатель путается в персонажах, деталях и всяческих наблюдениях. А еще персонажи бесконечно болтливы, но все их разговоры сливаются в какой-то шум. Так и хочется сказать: в шум времени. Задача для писателя зафиксировать все эти сиюминутные моментики, которые потом легко из головы выветриваются, кажется благородной, в чем-то самоотреченной, а в чем-то и фундаментальной. Неслучайно Аткинсон пишет в послесловии: «При работе над этой книгой меня удивляло не то, что столь многое осталось в памяти и было документировано, а то, что столь многое потеряно и забыто. Я вижу свою задачу в том, чтобы заполнить пробелы». Но, не смотря на всю важность этой задачи, результат утомителен. По крайней мере, в данном случае.

Безусловно, Кейт Аткинсон увлечена фактурой эпохи, она прямо упивается всеми этими мелкими знаками времени. А вот шпионаж и всякие подковерные игрища ей, скорее, скучны именно что в плане интриги. В итоге получилась книга про повседневную жизнь шпионов. А что, они тоже люди, похожи на нас и всякое такое. Тоже завтракают, обедают, выгуливают собак, сплетничают, безответно кого-то любят и прочее, прочее, прочее. Их жизнь чаще скучна и монотонна, в ней маловато чего-то напряженного. И вряд ли они радуются, когда это напряженное случается. В этом отношении у Аткинсон получилась вполне себе деконструкция жанра (хотя кто только не глумился над шпионскими романами). Но, возможно, выкинув некоторую остросюжетность и оставив только лишь обыденную жизнь Джульетты, автор поступила бы честней и по отношению к читателю, и по отношению к самой себе.

Хотя стоит напомнить, что финал у «Хозяйки лабиринта» хорош. Правда, до него еще добраться надо, поплутав по коридорам многоквартирного комплекса «Долфин-Сквер» и здания Би-Би-Си. Кстати, издатели нас снова обманули. В названии этого романа Кейт Аткинсон в оригинале нет ни хозяйки, ни лабиринта, а звучит оно коротко и емко: «Transcription». Потому не будем удивляться тому, что пусть сам роман чем-то и напоминает лабиринт, но его хозяйку мы так и не встретим. Что вполне предсказуемо, если учитывать, что Кейт Аткинсон написала книгу в том числе и о том, что никого нельзя назвать хозяином свой жизни.

Работающий в середине XX века в Скотленд-Ярде суперинтендент уголовного розыска Джон Чевиот без всяких предисловий проваливается в 1829 год: ехал себе в такси на работу, а вышел уже не из автомобиля, а из кеба, одетый по соответствующей моде. Что характерно, нашего героя и в прошлом привезли именно на работу, то бишь в Скотленд-Ярд. При этом его все прекрасно знают, у него есть необходимые для жизни связи и деньги. Сперва Чевиот думает, что попал в тело какого-нибудь своего далекого предка, но – нет, это вряд ли. Но ломать над этими загадками голову ему некогда, так как он сразу же получает новое задание. На первый взгляд оно кажется пустяшным (расследовать кражу птичьего корма, что за нелепость!), но уже скоро обернется самым натуральным убийством (причем из разряда невозможных).

Джон Диксон Карр прославился головоломными детективными романами, в которых порой вопрос «Как?» играет гораздо большее значение, чем вопрос «Кто?». Собственно, он всю жизнь и писал такие романы. «Огонь, гори!» по сути типичный роман Карра: на этот раз женщину застреливают на глазах трех свидетелей, причем ни звука выстрела, ни запаха пороха, убийце негде было спрятаться так, чтобы его не заметили. По сути эта история вполне могла бы обойтись без путешествий во времени. Да, действие происходит в 1829 году, так есть целый поджанр исторических детективов, одним из основателей которого и является все тот же Джон Диксон Карр. Тут вполне мог бы действовать сотрудник Скотленд-Ярда того времени. Или какой-нибудь детектив-любитель. И они сталкивались бы со все теми же проблемами, что и Чевиот. Да, он мыслит несколько нетипично для человека XIX века (он им и не является), но эту проблему можно было бы решить, просто сделав главного героя чудаковатым оригиналом. Чудаковатость, как известно, сыщикам в таких книжках только к лицу. Тем не менее, Джону Диксону Карру понадобился именно что уроженец XX века.

В общем-то, прием с путешествием во времени нужен Джону Диксону Карру для двух целей. Во-первых, он придает этому роману налет нетипичности. Во-вторых, позволяет поддерживать видимую дистанцию между главным героем и его окружением. Пусть остальные персонажи и держат его за своего, но читатель-то знает, что Чевиот для них чужак, пришелец. Потому он может подмечать то, на что остальные не обратят внимание, ужасаться тому, что для остальных в порядке вещей. Это позволяет показать все эти исторические картинки с точки зрения современного человека (хотя для современного читателя главный герой уже и сам успел стать обломком прошлого). И, безусловно, это делает данную книжку познавательней, ведь Чевиоту все время нужно некоторое пояснение происходящего. Так что, читатель много чего узнает про повседневную жизнь английских джентльменов 1820-ых годов: тут есть и про этикет, и про устройство огнестрельного оружия, и про социальные взаимоотношения, и еще про много чего. А во второстепенных персонажах ходят вполне себе реальные исторические личности.

«Огонь, гори!» явно стал бы интересней, если бы автор вплел тайну перемещения Чевиота в прошлое в основную детективную загадку. Но все же стоит признать: детективов с таким сюжетным допущением не так уж и много найдется.

Искать глубокий смысл даже в первых книгах «Дозоров», которые выходили за авторством непосредственно Сергея Лукьяненко, нет никакого смысла. Потому что необычных и заслуживающих внимания философских идея там просто не было. Хотя находить какие-то там идеи у многих все-таки получалось, особенно у юношей и девушек старшего школьного возраста. Но эта публика смыслы может много где найти. С самого начала цикл «Дозоры» представлял собой хорошо написанные развлекательные книги, с острым сюжетом, необычным мироустройством и интересными персонажами. И оценивать эти книги надо именно с позиций того, что перед нами развлекательная литература. Со временем сюжеты упростились, автор стал гнать больше воды, но, тем не менее, популярность цикла не падала. Да, Лукьяненко продолжал выпускать, чтобы там не говорили злопыхатели, развлекательную литературу приличного качества. Думается, что и предстоящая седьмая книга тоже будет легко читаться, но подробности описанного легко забудутся. Чтиво есть чтиво. И ничего плохого в этом нет.

Когда по миру «Дозоров» запустили межавторский цикл, то не стоило ждать от новых книг чего-то особенного. Стоило ждать просто развлекательных книжек. «Теневой Дозор» Аркадия Шушпанова хорошо справляется с основной своей задачей: этой книге вполне удается развлечь читателя.

Следует, правда, учитывать, что «Теневой Дозор» накрепко связан с другими книгами цикла. Во-первых, это второй роман из шушпановской трилогии про Дмитрия Дреера. Разумеется, в тексте есть отсылки к описанным в первом романе событиям. Во-вторых, «Теневой Дозор» повествует о подоплеке многих событий «Последнего Дозора», четвертой книги основного цикла. И если для понимания «Теневого Дозора» знакомство со «Школьным надзором» необязательно, то вот без знания событий «Последнего Дозора» читателю не обойтись. Вообще, это хороший ход: взять уже известные события и показать то, что в это время происходило за кулисами, найти новые подробности и так далее. Я, вообще, считаю «Последний Дозор» самой слабой частью «Дозоров», которые написал именно Лукьяненко. У Шушпанова на том же материале история получилась гораздо интересней.

«Школьный надзор» был литературоцентричным романом: количество аллюзий и отсылок просто огромное. Это было и минусом и плюсом романа. Минусом, так как от всего этого легко устать, к тому же некоторые отсылки не были такими уж удачными. Плюсом, так как порой обнаруживались хорошие идеи и моменты. В этом отношении «Теневой Дозор» вышел удачней. Шушпанов, как всегда, использует разных известных персонажей легенд и сказок. Тут будут и Дон Жуан, и Статуя Командора, и Гаммельнский Крысолов. И их появление, поведение и поступки не вызывают нареканий. В общем-то, помимо этого Шушпанов использует классический литературный ход: главный герой отправляется в загробный мир. Правда, у Сумрака семь слоев, а в Аду у Данте было девять кругов, в Чистилище – семь, а в Раю – десять небес. Все аллюзии понятны.

Если проанализировать динамику развития сюжета, то получаем следующее. Первая часть интригующая, события развиваются быстро, написано в классической для «Дозоров» форме. Вторая часть провисает по динамике. Она предельно фансервисная, мы встречаем персонажей из предыдущих книг и, по идеи, должны радоваться этой встрече. Третья опять динамичная. Тут вам и быстрая смена событий, и грандиозная батальная сцена. Не обошлось и без «роялей в кустах», которые несколько портят впечатления.

Многим эта книга не понравилась и вызывала раздражение. Это неудивительно: автор не только дал новый взгляд на давно известные события, но попытался дать нечто новое к пониманию мира «Дозоров», описать загробный мир Иных. Вышло, надо сказать, неоригинально и неубедительно. Все-таки не таким представляется мир теней, исходя из описанного в предыдущих книгах. Во многом, эти моменты портят впечатление. Но это не отменяет того, что в целом у Шушпанова получился вполне динамичный и развлекательный роман. Большего ждать и не стоило.

Как человек, который плохо разбирается во вселенной «Людей Икс», испытывал ряд проблем с именами, названиями, топонимами, тем не менее, проблемы эти были мелкими, обо всем можно как-то догадаться (тем более, что я видел первые два фильма из кинофраншизы).

Что мне понравилось в этом комиксе — так это юмор в диалогах. Вот отличное место.

После прочтения первых двух глав я подумал, что имею дела с очередным «Капитаном Америка. Новым курсом». Самым урапатриотичным (разумеется, с точки зрения Штатов) комиксом в коллекции. И самым неинтересным и скучным. Но потом вдруг оказался, что «Избранный», безусловно патриотичен, но вот уж точно не неинтересен и не скучен.

Отлично рассказанная история (действие одновременно происходит в заваленной пещере где-то в Афганистане и в засекреченной лаборатории неподалеку от Вашингтона; одновременно в настоящем и в прошлом), сценарист показывает высочайший мастер-класс, как сжато и лапидарно рассказать сложную историю, художник демонстрирует потрясающую динамику рисунка, когда картинка говорит больше, чем реплики персонажей. Образцовая работа. К тому же она сделана так, что может понравится читателю, который никогда до этого не открывал комиксы «Marvel», знать не знает ничего ни про Капитана Америку, ни про его сложную историю. Тут все ясно, никаких многочисленных отсылок, все нам рассказывают словно в первый раз, но впечатления очередного повтора не возникает. К тому же эта история не про патриотизм, это история про инициацию, про второе рождение, все как дедушка Юнг прописал. Одним словом, оказалось лучше, чем казалось в начале прочтения. Гораздо лучше.

Есть такой род сериалов, в которых показывают суровые профессиональные будни героев: специальные агенты ФБР Малдер и Скалли, не жалея живота своего, проводят одно расследование за другим; доктор Хаус с верной командой спасает тяжелобольных от неминуемой смерти. В таких сериалах акцент ставится не на отношениях между героями (кто кого любит, кто кого ненавидит), а на, скажем так, трудовом подвиге. Разумеется, нам хочется, чтобы Малдер и Скалли поцеловались, но разгадка тайны каких-нибудь там пчел важней. Было бы неплохо, чтобы Хаус решил свои личные проблемы, но у него в палате у пациента подозрительная сыпь.

Причем тут новый роман Страуда? А вот при чем: он очень похож на пилотную серию такого вот сериала.

У главных героев необычная профессия – они ловят призраков в альтернативной Англии, на которую полвека тому назад обрушилась Проблема. Проблема состоит в том, что из всех щелей полезли привидения. И с ними нужно что-то делать. Сложность в том, что взрослые не видят проявлений потусторонних сил, а вот многие дети обладают Даром, то есть они сильные медиумы. Так что именно дети поставлены к амбразуре бесконечной войны живых с мертвыми. Главные герои работают в маленьком агентстве по борьбе с Гостями (так тут называют призраков): они ругаются, шутят, любят чай с печеньем и по ночам отправляются на очередное задание. Как в любом хорошем пилоте, нам дается общее представление о мире, демонстрируются главные персонажи и делается намек на то, что дальше будет только интересней.

Страуд известен читающей публике прежде всего как автор «Трилогии Бартимеуса». Конечно, «Кричащую лестницу», первый роман нового цикла, многие автоматически сравнивают с историей о языкатом джинне. Не самый хороший подход при оценке произведения, надо сказать. Но к сожалению, от сравнений и параллелей никуда не уйти, так как всю дорогу не проходит ощущение, что что-то такое мы уже читали. Локвуд – это лайт-версия Натаниэля, только без его недостатков. Люси – вылитая Китти. Вместо Бартимеуса – череп в призрак-банке. Джиннов заменили на призраков. Волшебников нет, зато есть охотники на привидений. Пентаграммы никто не рисует, но все размахивают железными рапирами. Сноски исчезли, появился словарь в конце книги. Единственным оригинальным персонажем является Джордж, третий агент «Локвуд и компании». Толстяк с сомнительными привычками, обладающий своеобразным характером, зануда, циник и умник. Он – звезда этой истории, наверное, не потому что вышел интересней остальных, просто он – что-то новенькое на фоне знакомого в общем-то пейзажа.

На этот раз в книге всего один рассказчик: Люси. От ее лица ведется повествование в достаточно старомодной манере, напоминающей рассказы о Шерлоке Холмсе. Все было бы здорово, но остается один раздражающий момент: Люси где-то в середине книги признается, что очень мало читала, только материалы по работе, и тогда возникает закономерный вопрос, как она может так обстоятельно и грамотно писать. Если бы рассказчиком был, например, сам Локвуд, или же, что предпочтительней, Джордж, такого вопроса в принципе не возникло бы.

По поводу стиля можно многое сказать, но, учитывая, что мы имеем дело с переводом, некоторые замечания будут просто бессмысленными. Сделаю только одно. Ближе к концу герои обсуждают некий шифр. Так вот, когда я вижу в прямой речи вот такое: «А*В; Г.II.2.115», то мне сразу хочется понять, как персонаж вообще это произносит. И я не могу этого представить. Разве что: «А звездочка В, далее Г, точка, два римскими цифрами, точка, два арабской цифрой, точка и арабскими же сто пятнадцать». Да уж…

Все вышеперечисленное не является настоящим недостатком, достоинством тоже не назовешь, конечно. Главный минус в сюжете. Перед нами как бы детектив. Тут есть таинственное преступление, совершенное в далеком прошлом, коварный злодей, наносящий хитроумные удары… Вот только все это разгадывается внимательным читателем задолго до финала, даже шифр можно решить. Многие действия настолько предсказуемы, что кажется – ты смотришь голливудский фильм. Детективные линии у Страуда никогда хорошо не получались. Он сделал явную ошибку, когда положил в основу романа именно что детектив. Даже десятилетний ребенок расколет всю эту тайну раньше, чем герои книжки.

Кстати, еще несколько слов по поводу героев: они подростки. Так вот, когда я читал «Кричащую лестницу», то перед моим внутренним взором подростки не появлялись, мне представлялись скорее двадцати – двадцатипятилетние люди. И это ужасный промах автора. Для сравнения прочтите «Мальчика и Тьму», там тринадцатилетние дети вынуждены участвовать в трагичных и жутких событиях, но при этом они остаются вполне себе детьми, это чувствуется. А тут... Локвуд отчего-то вообще представлялся каким-то Бенедиктом Камбербэтчем (но тут, вероятно, сериал «Шерлок» виноват).

Значит, все плохо? Читать не стоит? Нет, все далеко не так плохо, как может показаться. В книге представлен замечательный интересный мир, имеются весьма и весьма колоритные детали, атмосфера выписана на все сто. В этом мире может случиться еще очень много историй, гораздо интересней прочитанной. Да и герои, возможно, станут объемней. Все-таки перед нами пилотная история длинного цикла. И циклу этому явно надо дать шанс.

Если оценивать «Кричащую лестницу» просто как некий подростковый роман, то все вполне удачно. Она гораздо лучше, например, цикла про Перси Джексона, или «Бегущего по Лабиринту», в ней есть объем, проработанность, атмосферность, которых так не хватает названным выше произведениям. Но если оценивать «Кричащую лестницу» как новый роман Страуда, то все-таки «незачет». Остается только одно: надеяться, что уже вышедший на русском «Шепчущий череп» получился удачней.

Конечно, это аллегория. Пусть и основанная на реальных событиях. Итак, зоопарк в Багдаде, начинается бомбардировка города, пара бомб попадает в зоопарк, животные рвутся на свободу. В центре внимания – четыре льва. Гордый, прагматичный и несколько трусливый самец, уставшая от жизни старая самка, мечтающая о свободе молодая самка и наивный львенок. Они выбираются из зоопарка, их ждет мрачное путешествие по городу. Все это считывается очень просто: каково принять свободу, когда ты ее либо не нюхал, либо уже давно позабыл?

Впечатление сильнейшим образом портит приложение, в котором автор рассказывает о том, что же именно он имел в виду. Мол, это про жизнь иранцев, про конкретную политическую ситуацию, и, вообще, перед нами остросоциальное высказывание. Автор, пожалуйста, не рассказывай, что ты там имел в виду. Читатель сам разберется. Все-таки в виде простой аллегории «Львы Багдада» смотрелись симпатичней. Короче говоря, вот действительно – авторы должны помнить, что лучше не пускаться в рассуждения о том, что они хотели сказать. Порой неловко становится, если читатель не смог все это сам понять. Наверное, что-то у автора не получилось. Подобные разъяснения похожи на признание собственного поражения.

Есть в рассказах антологии Глеба Гусакова и Сергея Чекмаева две общие черты.

Во-первых, примерно общие декорации. Главное допущение, что Советский Союз не распался и вполне себе существует в далеком будущем, равно как и, например, фашистская Германия. То есть политические реалии середины двадцатого века без всяких реверансов перемещены в середину века двадцать второго. Только теперь великие страны выясняют отношения не на Земле, а в космосе. И противостояние разворачивается и на Марсе, и на Венере, и в поясе астероидов, а иногда и за пределами Солнечной система. Я написал «примерно общие», так как, пусть в начале и кажется, что перед нами некий продуманный единый сеттинг, то по мере чтения становится ясно, что рассказы противоречат друг другу не только в мелочах, но и по-крупному. Так – только в «2142: Битве за Марс» Константина Ситникова указывается, что доблестные советские граждане свято уверены, что Сталин до сих пор жив, хотя прошло уже без малого двести пятьдесят лет с его рождения. Или – действие «Виски-Фокстрот и Чиан-Ши» Сергея Игнатьева разворачивается на планете явно другой звездной системы, а в «Имени для эсминца» Евгения Гаркушева упоминается, что земляне пока не в состоянии улететь дальше Плутона.

Во-вторых, то ли сознательно, то ли случайно, но в каждом из рассказов тем или иным образом поднимается проблема подвига и героя. У одних персонажей стать героями не получается, как бы они не старались («Мой человек из СССР» Майка Гелприна и Натальи Анисковой, «Черные звезды, золотое небо» Юрия Бурносова), у других – все выходит на раз-два-три («В Америке секса нет» Татьяны Кигим, «Ведро с болтами» Михаила Лапикова), третьи становятся таковыми в силу трагического стечения обстоятельств («В гостях у сказки» Альберта Гумерова, «Имя для эсминца» Евгения Гаркушева).

Некоторые читатели решили, что «Парабеллум» — это сборник реваншистской фантастики и полнейшая конъектура. Мне кажется, что так прямолинейно воспринимать эту книжку, мягко скажем, странно. Может быть я не туда смотрел, но, прежде всего, я увидел откровенную постмодернистскую игру. Начнем с подзаголовка «СССР, XXII век: война в космосе». Сразу же возникают ассоциации с книжкой, реваншизма в которой днем с огнем не сыщешь. Тем более что во многих рассказах авторы грустят скорее не по стране, которую мы потеряли, а стремятся показать, какие ужасы в ней были возможны. И уж назвать конъектурным откровенно стебовый рассказ Татьяны Кигим «В Америке секса нет» язык не поворачивается. Кстати, Кигим играет в этом рассказе на гране фола: в стилистике какого-нибудь «Билла – Героя Галактики» Гарри Гаррисона она высмеивает не только все штампы советской пропаганды, но и раздает на орехи американскому стилю жизни. Как и полагается в таких случаях, авторы играют стилями и штампами рассматриваемой эпохи. Тут вам будет и шпионский боевик («Круиз «Дженнифер Энистон» Игоря Вереснева), и стилизация под Хемингуэя («Черные звезды, золотое небо» Юрия Бурносова), и производственная проза («Ведро с болтами» Михаила Лапикова). Все перечислять не имеет смысла.

Не могу сказать, что все рассказы понравились. Во время чтения вообще казалось, что тексты выполнены на одинаковом уровне. Но если обращать внимание на послевкусие, то лично у меня таковое осталось от тягучего рассказа Сергея Игнатьева «Виски-Фокстрот и Чиан-Ши» и неожиданного переосмысления реалий «Вархаммера» в «Следе капеллана» Юрия Погуляй.

Случалось ли вам когда-нибудь переезжать? Оставлять дом, в котором жили много лет, к которому привыкли, как к старой растянутой футболке, по которому можете ходить среди ночи в полной темноте, так как ваши ноги уже давным-давно освоили его площадь, неровные участки пола, всякие порожки, то, как расставлена в комнатах мебель? Вот так вот покинуть обжитое место, где каждый квадратный сантиметр так много говорит о вас самих… Это всегда тяжело.

Еще тяжелей, думается, не просто переехать, а сорваться с места, сломя голову, помчаться навстречу неизвестному, так как само пребывание здесь становится опасно для жизни, ибо война, ибо стихийное бедствие. Ужасна участь беженца. С обычной сменой места жительства не сравнится.

Герои «Третьей от солнца» вынуждены бежать не просто из дома, с родной улицы, из любимого города, они вынуждены покинуть свою планету, так как вот-вот начнется разрушительная война, после которой жизни уже не будет.

Тревожная зарисовка, точная в мелких деталях, словах и мыслях героев. Обманчиво простая. Если можно так сказать, этот рассказ очень брэдберевский. Не были бы указаны имя и фамилия автора, то легко можно было бы решить, что его написал старина Рэй.

Цитата:

«Все молчали. Его жена принесла еду и поставила на стол. Лишь ее шаги нарушали тишину. Дети все время переглядывались, посматривали на отца. Он не отводил глаз от своей тарелки. Еда казалась безвкусной и вязкой, и он ощущал, как сердце колотится о решетку грудной клетки. Последний день. Это последний день»

Дело портит только топорная концовка, которой автор хотел сказать слишком много. И в итоге испортил весь текст. Вычеркнул бы последние шесть абзацев (они представляют собой, по большей части, реплики героев), и у него получился бы если и не шедевр, но все же весьма и весьма выдающийся короткий рассказ.

У каждого писателя есть самая первая большая книга (что очевидно), и порой ей очень далеко до тех вещей, которые, собственно, данного писателя и прославили (что тоже очевидно). Первый рассказ Клиффорд Саймак опубликовал в 1931 году, ему потребовалось почти десять лет, чтобы созреть для романа. Что любопытно, между первым романом и вторым прошло еще десять лет. При этом Саймак продолжал писать блестящие рассказы, что если и не опровергает правила «Из хороших новеллистов редко получаются хорошие романисты», так хотя бы является примечательным фактом. Возможно, самого Саймака не очень-то впечатлил первый романный опыт, потому он так долго и не возвращался к этой форме. Нам же сейчас интересно прежде всего, с чего начинал выдающийся фантаст. И надо сказать, что пусть «Космические Инженеры» ныне и смотрятся архаичненько, тем не менее, они вполне способны удивить (особенно если читатель знаком с последующим творчеством Саймака).

Итак, далекое будущее, человечество освоило пространство Солнечной системы, но к звездам еще не отправилось. Два журналиста (да-да, газеты все еще выходят и ни капельки не устарели) обнаруживают в открытом космосе дрейфующий корабль со спящей в анабиозе девушкой (анабиоз, кстати, так до сих пор и не изобретен, это личное ноу-хау девушки). Оказалось, что она проспала целое тысячелетие, в течение которого настолько отточила свой разум, что ей теперь любые физические и математические проблемы по плечу. Вместе с гениальной проснувшейся красавицей мужчины отправляются на Плутон, где узнают, что уже некоторое время из глубокого космоса приходят странные сигналы. Достаточно быстро герои выяснят, что это зов о помощи. И, конечно же, откликнутся на него. Впереди у них невообразимые приключения, и вот тут-то читатель и поймет, что первый роман Клиффорда Саймака является самой натуральной космической оперой. Отменный образец, в чем-то оригинальный, в чем-то банальный, но от такого ретро у любителя жанра точно закружится голова.

Если и летать в космосе, то на огромные расстояния. Если и устраивать битвы, то титанические. Если и ставить что-то на кон, так судьбу самой Вселенной. Таковы правила любой космической оперы. И от этих правил Клиффорд Саймак не отходит ни на йоту. Все это предельно нетипично для его творчества и кажется неким парадоксом. Тем не менее, уже в «Космических инженерах» Саймак поднимает те темы, которые позже станут его визитной карточкой. Контакт с иным разумом? Есть! Цивилизация роботов? Есть! Опустевшая Земля? Есть! Критика милитаризма? Есть! Странные инопланетные существа? Есть! Телепатия и развитие сверхспособностей? Есть! И так далее. Все эти темы пока просто разбросаны по тексту, детально не расписаны, автор словно боялся их забыть, записал на будущее. Потому что на первом месте, конечно, спасение Вселенной. Что любопытно, спасать ее надо, прежде всего, не от злобных врагов (хотя тут и такие есть), а от законов физики – вот-вот две Вселенной столкнутся, это приведет к взаимной аннигиляции, тут не оружие должно помочь, а сила человеческой мысли. В конце концов, на переднем фронте оказываются ученые, которым надо решить поистине грандиозную задачу по космофизике. И в этом отношении перед нами, конечно, не Эдмонд Гамильтон со своими «Звездными королями». Перед нами Клиффорд Саймак, который просто еще не нащупал свои темы и взялся поиграть на поле, которое никогда его не будет. Результат любопытный, но самое интересное, конечно, впереди. Дайте время.

Хотим мы того или нет, но оценка значимости любого литературного произведения вопрос конвенциональный. Какие-то книги остались безвестными, а какие-то были подняты мутными волнами исторического процесса в недосягаемые выси и стали классикой на все времена. И чтобы вы ни думали о творчестве того же Льва Николаевича Толстого, как бы ни ругали «Анну Каренину», и Лев Николаевич, и его «Анна Каренина» останутся непогрешимы. Эти процессы не что-то случившееся до нашего рождения, они происходят прямо здесь и сейчас. Классика классикой, но многие современные авторы имеют ошеломляющий успех и авансом записываются в будущие мэтры, а другие так и остаются где-то там на периферии читательского интереса, хотя их тексты могут быть поинтересней текстов первых. Снобизм никогда не исчезнет из суждений критиков, это данность. И им вторят те читатели, которые считают себя образцовыми. Для них всегда на первом месте будут классика и актуальная литература, а чисто жанровые вещи считаются вторым сортом. При этом даже в нишевой литературе есть свое конвенциональное ранжирование. Вот возьмем, к примеру, детективный жанр: Борис Акунин в глазах читателя с претензией автоматически лучше той же Татьяны Устиновой. При этом и тот, и другая всегда проиграют переводным авторам просто потому, что они переводные. Ничего личного, так у нас давно повелось. А то, что наш гипотетический читатель, возможно, не открывал ни Бориса Акунина, ни Татьяну Устинову, ни некого переводного автора, значения не имеет. Он уже с самого начала все оценил.

Тут бы сделать какие-нибудь выводы, да не хочется. Но можно просто открыть произвольную книгу, которая считается вторым сортом (как бы и не третьем), и проверить на практике, права ли конвенция. Да, мы так и сделаем. Итак, «Где-то на краю света» Татьяны Устиновой. Взято с полки с романами этой писательницы наугад, чистая правда.

Каковы входящие? Лилия Молчанова, модная столичная девушка, приезжает в командировку в далекий Анадырь. Командировка эта странная, больше похожа на изгнание, если бы героиня была посообразительней, то она бы сразу это поняла. Чукотка пугает Лилию Молчанову, ей очень хочется улететь обратно в Москву. И она улетела бы, да погода мешает. А тут еще и труп нашла. А потом за ней кто-то начинает охотиться. В общем, героиню ждут те еще приключения. Правда, мир не без добрых людей, потому все будет не так уж и плохо.

Столичная гостья в далекой провинции – сюжет классический и беспроигрышный. Героини кажется, что она попала на другую планету, все тут дикое и хтоническое. Другой автор пустился бы в сатиру, и был бы прав, ибо материал благодатный. Татьяна Устинова лишь подтрунивает над своей героиней. Беззлобно так. Мол, глупая ты девочка, кроме Москвы есть еще и вся эта огромная страна, знать ее надо, коль являешься ее гражданкой. Выписано все это крайне симпатично, Молчановой сложно, конечно, сопереживать, но понять ее можно.

Где-то в середине романа начинается триллер – героиня, прибывшая из мира цивилизованного, сталкивается с миром архаичным и жутким. Другой автор пустился бы в ужасы, и был бы прав, ибо материал благодатный. Но здесь все не так. То есть героиня попадет в сложную ситуацию, будет жутковато, но никогда не страшно. И триллер достаточно быстро закончится. По заветам английского классического детектива смаковать всякие кошмары и жестокости не следует, читатель хочет с комфортом и без душевного волнения ознакомиться с очередной загадкой, а не всякое такое. Татьяна Устинова написала роман ближе именно к классическому детективу, никакой вам скандинавщины.

Может создаться впечатление, что автора, вообще, сама детективная загадка мало интересует. В книге слишком много разговоров, слишком много чувств героини, в какой-то момент романтическая линия выходит на первый план. В конце концов, основной посыл в том, что надо принимать людей такими, какими есть, человеческое братство важней любых понтов, ради того, чтобы это понять, стоило лететь на край

Земли, в Москве такое не прочувствуешь. Молчанова все-таки проникается своими новыми знакомыми, ей начинает нравиться Чукотка, в финале она уже совсем другой человек. По сути с ней приключилась инициация. И куда же без нее, если место действия прямо-таки способствует? Тоже ведь по сути классический сюжет.

И когда читатель уж простился с мыслью, что детективная линия «Где-то на краю света» сыграет хоть какую-то роль, вдруг оказывается, что с детективом-то тут все в порядке. И разгадку сложно предугадать. И в тексте была целая куча подсказок, вот только заметить их до поры до времени не получится. Да, сама по себе детективная загадка не блещет оригинальностью, но отработана она на все сто процентов. «Где-то на краю света» надо читать внимательно, тут каждая оговорка персонажей может играть значение. Именно так и делала Агата Кристи. За что ее до сих пор и любят.

Не смотря на метели, морозы и всяческую хтонь, Татьяна Устинова написала предельно уютный роман. Да, персонажи тут не демонстрируют сложную психологию, но все вышли живенькими такими. Во главу угла поставлены простые истины, но в жизни они более чем важны. Любовная линия явно перетягивает внимание читателя, но это компенсируется развязкой детективной линии. Вот она сделана очень хорошо, жаль, что детектива в этом детективе меньше, чем хотелось бы. Да, это не прорывной для жанра роман, но с таким не стыдно на люди выйти. Во всяком случае, уровень приличный. Все-таки не зря Татьяна Устинова пользуется такой популярностью, о чем свидетельствуют огромные тиражи. Правда, маститые критики вряд ли напишут на «Где-то на краю света» серьезную рецензию. Что не мешает им писать подобные рецензии на произведения зарубежных детективщиков, в которых детектива-то гораздо меньше, чем в милой сказке от Татьяны Устиновой. Хотя зря все-таки издатели на обложке написали: «Первая среди лучших».

На первый взгляд, «Мосту через реку Квай» многого катастрофически не хватает. Роман основывается на реальных событиях, в частности на строительстве так называемой «Железной дороги смерти». Название более чем красноречиво: при ее прокладке погибло огромное количество людей. Казалось бы, в романе нас должно ждать подробное описание всех тех ужасов, которые там творились. Пьер Буль практически о них не упоминает, только говорит, что военнопленные, привлеченные к строительству, испытывали страшные лишения и много болели. Читателю сложно проникнуться происходящем, так как ему не за что зацепиться, кроме некоторого количество косвенных указаний. Действие происходит в непролазных джунглях, но автор опять же их практически не описывает. В романе есть несколько главных персонажей, но их характеры Пьера Буля как будто бы не сильно-то и волнуют. Каждый очерчен живо, четко, но без каких-либо нюансов. Сюжет все-таки сложновато будет забыть, персонажей легче легкого. Даже самый противоречивый их них запомнится читателю только лишь своими поступками, имя легко улетучится из памяти потому, что характер его минимизирован. Вообще, весь роман кажется каким-то минимизированным. Тем не менее, успех был феноменальным.

Во-первых, надо учитывать, что в «Мосте через реку Квай» описываются события малоизвестной стороны Второй мировой войны, внимание общественности все-таки было приковано к тому, что произошло в Европе, а не в Азии. Уже одна только актуальность темы работала на автора. Во-вторых, это подчеркнуто антивоенный роман (жанр как раз набирал популярность), который клеймит не только свершившиеся ужасы, но еще и сам склад ума профессиональных военных: полковник Николсон настолько увлечен строительством моста через ту самую реку, настолько хочет, чтобы все происходило по плану, настолько печется о репутации английских военных, что совершенно не отдает себе отчета, что работает на врага. Ему важней всего продемонстрировать первенство европейца над азиатом, все остальные резоны пролетают мимо. Многие критики отмечали в образе полковника Николсона элементы сатиры. Да, она там есть. Тем более, что он списан с реальных людей, которые с самоотдачей работали в трудовых лагерях на пользу врагов. В-третьих, роман просто-напросто пропитан темой превосходства Запада над Востоком. «Не подлежат никакому сравнению мосты, воздвигаемые западной цивилизацией, и мостки, которые в случае необходимости привыкли перебрасывать японские солдаты на азиатском континенте. И разумеется, нет никакого сходства в средствах, какими эти мосты делают». Фраз в таком духе в романе больше, чем стерпит чувство меры. А когда карикатурный полковник Николсон вынужден терпеть унижения от японцев, его карикатурность становится геройской. Все это было созвучно западному настроению середины XX века, настроению, порожденному недавней победой над Японией. В общем, Пьер Буль – осознанно или нет – попал в нерв своего времени, все обстоятельства сложились так, что «Мост через реку Квай» просто не мог остаться незамеченным как критикой, так и публикой.

Но самой главное: в романе есть нерв, есть конфликт, без которых хороших историй не бывает. С одной стороны, это парадоксальная маниакальность полковника Николсона, который решил построить в сердце тьмы образцовый мост. Он преодолевает препоны от японцев, для которых мост жизненно необходим, мотивирует изможденных подчиненных, в конце концов, ему приходится бороться и с природными условиями. С другой стороны, у нас есть диверсанты, которым надо мост взорвать. Это сложная диверсия, на описание которой Пьер Буль кидает все силы. Смельчакам предстоит многое преодолеть ради цели. И опять же — это борьба прагматичного западного ума против азиатской хаотичности. По сути же диверсанты борются с полковником Николсоном, правда, обе стороны конфликта до поры до времени не понимают его истинной сути. И в этом-то и интрига: вдруг оказывается, что посреди таиландских джунглей столкнулись две стороны западного мышления. Такую диспозицию просто не могли обойти вниманием киношники. Голливуд увидел в романе Пьера Буля подходящий материал для впечатляющего фильма. В итоге Дэвид Лин снял экранизацию, которая стала самым кассовым фильмом 1957-ого года, получила семь премий «Оскар» и постоянно присутствует в списках киношедевров всех времен и народов. Конечно, успех фильма Дэвида Лина не мог не поспособствовать дальнейшему успеху романа Пьера Буля.

Да, «Мост через реку Квай» не получится назвать образцовым романом, ему многого не хватает. Но при этом у него есть сильные стороны, успех у публики был вполне заслуженным. Да, это несовершенная книга, но она говорит нам о середине XX века гораздо больше, чем может показаться, хотя бы фактом своей популярности. И вот вам еще один интересный факт. После выхода одноименного фильма в Таиланд хлынула толпа туристов, жаждущих увидеть легендарный мост. Но их ничем не могли порадовать, пусть Пьер Буль и вдохновлялся реальными фактами, но никакой реки Квай в природе не существовало. В итоге тайские власти решили проблему прагматично и цинично одновременно. Они просто переименовали реку, через которую переброшен мост, ставший прототипом романного. Вот вам и победа искусства над жизнью; жизнь прогнулась.

История Международного Каннского кинофестиваля богата на всевозможные скандалы и неожиданные ситуации. В 1954-ом году несколько журналистов получили серьезные травмы (сломанная нога, сломанная рука) на пляже, когда актриса Симона Силва обнажила грудь, вот такая вот жертва женской красоте. В 1957 году продюсер громкого голливудского блокбастера «Вокруг света за 80 дней» привез для одиозной вечеринки в честь фильма живых тигров; тигры среди шума и в свете софитов чрезмерно возбудились и кинулись на гостей; все остались живы, но та давка, которая из-за этого случилась, считается самой масштабной в истории фестиваля (рекорд груди Симоны Силвы был побит). А на следующий год проведение фестиваля сорвали революционно настроенные будущие авторы «Новой волны», они требовали солидарности со студентами, которые как раз устроили протестные беспорядки в Париже. В 1985-ом году во время пресс-конференции в лицо режиссеру Жану-Люку Годару швырнули торт, правда, Годар вроде бы не сильно расстроился. Всего, конечно, не перечислишь: один журналист в буквальном смысле залез под юбку к актрисе, с другой актрисы на красной дорожке чуть не свалилось платье, один известный датский режиссер вроде бы признался в нацистских убеждениях, а однажды из сейфа гостиничного номера во время фестиваля украли драгоценности.

Но для полноценного детектива, если сочинять его на основе реальных событий, всех этих скандалов было бы явно маловато (если не считать кражи), поэтому Кристин Казон, придумывая первое дело в Каннах для своего героя комиссара Дюваля, пошла ва-банк: в ее романе «Выстрел на фестивале» прямо во время киносеанса произошло самое настоящее убийство. Итак, режиссер-документалист Серж Тибо пришел на утренний показ своего фильма и схлопотал пулю в правый глаз. Теперь комиссару Дювалю предстоит распутать клубок взаимоотношений внутри съемочной группы, узнать о покойном массу нелицеприятных вещей и погрузиться в мир современных экологических обществ, при этом начальство будет ставить ему палки в колеса, журналисты осаждать с целью узнать последние новости расследования, а бывшая обижаться на него. Так что, дело будет суматошным, но тем нам, читателям, интересней, конечно.

Любители детективов должны учитывать, что Кристин Казон написала вовсе не классический детектив, в котором все ключи к разгадки выдаются читателю по ходу развития сюжета, а в финале сыщик выступает перед публикой с разоблачающим монологом, а детектив социальный, в котором важна не загадка, а описание нравов. Хотя было бы чрезвычайно кинематографично (что соответствовало бы одной из тем романа), если бы в конце романа Дюваль в манере того же Эркюля Пуаро с главной сцены Дворца фестивалей объявил вовсе не очередных победителей Канн, а убийцу. Кристин Казон на такое не пошла, жаль, конечно. Как и положено в социальном детективе, упор делается на проблемных общественных точках. Основное внимание уделено работе международных обществ по защите окружающей среды, мол, они вовсе ничего не защищают, а лишь отмывают деньги. Утверждение несколько спорное, но в рамках «Выстрела на фестивале» абсолютное. Остальные моменты используются в качестве гарнира к основному блюду. Хотя если вы читаете роман про кинофестиваль, то ожидаете больше подробности из жизни киношников. Всем понятно, что грязного белья там очень много, писателю-детективщику было бы где развернуться. Но в романе Кристин Казон кинофестиваль лишь декорация, хотя из него и можно узнать много интересного именно что про технические подробности проведения мероприятия такого масштаба. За что автору спасибо, достаточно любопытно получилось. А если вам нужен детектив об особенностях кинопроизводства, то стоит обратить внимание на роман Майкла Толкина «Игрок».

В любом детективе чрезвычайно важен образ главного героя, ведь мы любим не только загадки, нам важно то, каков сыщик. «Выстрел на фестивале» — первый роман цикла; комиссара Дюваля, нам только представляют. Кристин Казон идет путем, скорее, Жоржа Сименона, а не Агаты Кристи или там, например, Джона Диксона Карра. Никакой эксцентрики, перед нами предельно заурядный мужчина. Он нетороплив, иногда гневлив, совестлив, но при этом не страдает чрезмерной рефлексией, умеет работать в команде, ему не важно единолично раскрыть преступление, ему важно сделать так, чтобы оно было раскрыто, любит покушать, имеет проблемы с личной жизнью, по всей видимости, красив, если его однажды принимают за Хью Джекмана. Но при всем этом комиссара Дюваля нельзя признать запоминающейся личностью, нет у этого персонажа какого-то нюанса, который западал бы в память. Вообще, это та ситуация, когда просто необходима экранизация (ведь сюжет-то достаточно занятен, опять же атмосфера кинофестиваля, можно назвать звезд на красную дорожку и всякое такое, могло бы получится хорошее кино), если бы она случилась, то именно актер, которому выдали бы роль Дюваля, мог бы создать запоминающегося персонажа. И да, кажется вполне логичным, позвать на эту роль Хью Джекмана. Хорошая шутка получилась бы в сцене, когда персонажа, которого играет Хью Джекман, приняли бы за Хью Джекмана.

У Кристин Казон получился неплохой летний детектив, благо декорации более чем соотвестсвующие: Юг Франции, море, фестивальная суета, кафешки и прочее. А вот что несколько в нем раздражает (кроме невыразительности главного героя), так это то, что в тексте постоянно наталкиваешься на французские слова. Исходный текст написан по-немецки, очевидно писательница, чтобы подчеркнуть место действия, тут и там вставляла устойчивые французские выражения. Русский переводчик так их и сохранил. Поэтому на русском создается впечатление, что все персонажи говорят, наверное, на русском, коль на этих выражениях делается такой текстовой акцент. Такое же впечатление, должно быть, формируется и у немецкого читателя, просто замените русский на немецкий. В общем, эффект получается в любом случае странный. И автору стоило бы отказаться от такого вот стилистического решения. Ну, еще и получше проработать образ сыщика.

Это книга, которой очень не хватает толкового редактора. На месте интересный сюжет, пусть и есть несколько вопросов по фантдопу.

Ошибкой было приниматься за «Школьный Надзор» Аркадия Шушпанова (наличие в соавторах Сергея Лукьяненко пусть не введет читателя в заблуждение, так как вклад мэтра в эту книгу заключался, по всей видимости, в том, что он корректировал сюжет и присматривал за тем, чтобы фантазии Шушпанова не пошли в разрез с основными романами цикла) сразу после прочтения «Нового Дозора», написанного единолично Лукьяненко. Сразу ясно видны очевидные минусы «Школьного Надзора». Во-первых, язык. Лукьяненко пишет легко и незатейливо, читать его одно удовольствие. Иногда кажется, что он может писать увлекательно о чем угодно – хоть в страшной бойне на Диком Западе, хоть о том, как герой чистит зубы. При этом и про то, и про другое будет читаться одинаково интересно. Многие его романы можно долго критиковать, но критика эта редко когда коснется стиля написания. А вот Шушпанов пишет тяжеловесно, постоянно то здесь, то там спотыкаешься. Во-вторых, персонажи. Каждый персонаж, появляющийся на страницах романов Лукьяненко, запоминается. По крайней мере, пока читаешь книжку, вряд ли его забудешь. А вот у Шушпанова с этим большие проблемы. «Школьный Надзор» густо населен, а вот запоминаются только некоторые персонажи. К сожалению, проблема эта наблюдается даже с теми, кто находится в центре повествования. В-третьих, постоянные постмодернистские отсылки. Ой, Эдгар По был неинициированным Иным и погиб от того, что спонтанно вышел на первый слой Сумрака и слишком долго там пробыл. И Булгаков – тоже неинициированный.

Всего вышеперечисленного, кажется, достаточно для того, чтобы отбить всякое желание читать «Школьный Надзор». И вот тут-то возникает парадокс. Потому что на все это можно закрыть глаза ради сюжета. Он является тем самым плюсом, который полностью перекрывает минусы. Да, есть некоторые логические дырки. Но если сравнивать с тем же Лукьяненко, то в «Последнем Дозоре» тоже были сюжетные прорехи, в одну из них можно было протащить целый «Титаник». По крайней мере, пока читаешь, нестыковок не замечаешь. А это значит, что сюжет достаточно увлекателен.

Итак, существует закрытый интернат, в котором воспитываются трудные подростки. Таких интернатов, конечно, много. Но этот особенный: все воспитанники – Иные. Тут вместе обучаются и Светлые, и Темные. Это социальный эксперимент, целью которого выработка у молодых Иных толерантности и ответственности. Главный герой Дмитрий Дреер работает в этом интернате учителем иной литературы. Он препод, что называется, от Бога, эталон педагога. Однажды Дреер оказывается вынужден заняться небольшим внутреннем расследованием. Ученики явно что-то затевают, надо бы выяснить, что именно.

Шушпанов старательно копирует структуру других романов про Дозоры. Три примерно одинаковые по объему части. Каждая часть – отдельная история с завязкой и развязкой. Тем не менее, они взаимосвязаны. Масштабность происходящего от части к части увеличивается. В первой – просто школьное происшествие, в третьей – это уже событие европейского масштаба, с которым разбираются не только главы Дозоров, но и верхушка Инквизиции.

«Школьный Надзор» — это часть межавторского цикла, запущенного несколько лет тому назад. Он как эпизод в длинном сериале. Потому неминуемо кратковременное появление уже известных персонажей. И Городецкий мелькнет на заднем плане. И Гесера с Завулоном мы увидим. Даже Инквизитор Максим ходит в статистах. Есть куча отсылок к книжкам Лукьяненко и «Лику Черной Пальмиры» Васильева. Все это получилось у Шушпанова просто отлично. Это тот фон, которые придает тексту многомерность, встраивает его в то, что мы уже читали, закрепляет в рамках цикла, ставит на надлежащую позицию.

Ах, если бы…

Но вот же беда. Почему школьники получились такие невыразительные? В них путаешься, так как перед нами не полноценные персонажи, а так – эскизы какие-то. Девочка-джинн, конечно, запоминается. Но если бы и она затерялась среди одноклассников, то тогда на этой книге смело можно было бы ставить крест.

А вот логическая дырка. Даже две. (Наверное, их больше, но это те, которые легко бросаются в глаза.)

Джинны – это особая категория Иных. Рождаются они редко, потому так ценны. Ведь джинны могут материализовать что угодно. Хоть стул, хоть миллион долларов, хоть атомную бомбу. Тогда почему, почему, спрашиваю я автора, Гесер не обратил на нее внимания? Почему Дозоры не стремятся ее контролировать? Ладно, пусть ее не используют (маленькая пока), но почему за ней не приглядывают? Это все равно, что по городу ходил бы робот, который может в любой момент взорваться и убить тем самым тысячи жизней, все знали бы о нем, но не обращали внимание. Пусть ходит, будем делать вид, что нам все равно. А если взорвется… Жалко, конечно, будет. Но мы все равно будем его игнорировать. Или вот – Дреер. Поразительный педагог, ценнейший кадр. Он Светлый. И его дар действительно может улучшить мир. А Гесер просто не заметил его. Великий Гесер, который смотрит на десять шагов вперед, все замечает, прекрасно работает с людьми, один из лучших руководителей Дозоров в истории человечества. Он просто должен был вцепиться в Дреера. Но нет. Гесера хватает только на сожаления, что проморгал. Не мог он проморгать. Не тот персонаж.

Не смотря на вышесказанное, я не жалею, что прочитал «Школьный Надзор». У Шушпанова получился в общем-то неплохой фанфик. Динамичный, ладно скроенный, не везде крепко сшитый. Эта книжка развлекла меня, а иного я от Дозорного цикла и не требую. Если он вам нравится, то ознакомиться стоит. Есть вероятность, что «Школьный Надзор» развлечет и вас.

Лучше всего мы запоминаем (даже если они нам не понравились) те книги, которые либо сильным образом на нас подействовали, либо были читаны в особые периоды жизни. У каждого книгочея набор таких книг будет, безусловно, разным, так как и жизнь мы все проживаем разную. И тем отрадней чувство, когда встречаешь человека, с которым твой список подобных книг хотя бы частично пересекается. Хотя бы в одном пункте. Это роднит и объединяет. Я не мог себе и представить, что у меня найдется вот такая вот общая книга с человеком, который появился на свет в Нью-Йорке в 1891 году, то есть за девяносто три года до моего рождения. И да, это роднит и объединяет. Вдруг оказалось, что и Игорь Куншенко, и Генри Миллер одинаково восхитились однажды романом Генри Райдера Хаггарда «Она». И тем более удивительно это ощущение совпадения из-за того, что ныне достаточно сложно найти человека, который хотя бы слышал об этой книге. Вот и перекидываются мостки между прошлым и настоящем, между людьми, которые точно никогда не могли бы пересечься. Правда, об этом романе Хаггарда более ни слова, ибо он заслуживает отдельного эссе.

Генри Миллер, всю жизнь занимающейся автобиографической прозой, вероятно, не мог в один прекрасный день не натолкнуться на идею написать книгу про любимые книги. В разгар работы над своей второй трилогией «Роза распятия» в качестве передышки он и сочинил «Книги в моей жизни». Неизвестно каков был первоначальный замысел, но он явно вышел из-под контроля автора. В какой-то момент «Книги в моей жизни» обернулись вовсе не рассказом о любимых писателях и их произведениях, а рассказом, о чем угодно. Мало того, сама композиция этой книги отличается рыхлостью и эклектичностью. По сути это четырнадцать эссе, объединенных некой условной темой. Да, про книги тут сказано, возможно, даже больше, чем хотелось бы придирчивому читателю (да и самому Генри Миллеру), но помимо этого много страниц посвящено воспоминаниям о важных для автора событиях и людях. Сам Генри Миллер неоднократно сообщает, что живая жизнь гораздо важней выдуманной, что она полней и невероятней, и слишком уж увлекаться чтением – не самая удачная жизненная стратегия. Также он сравнивает людей с книгами, говоря, что общение с выдающимися личностями может заменить тысячи прочитанных страниц. Уже в предисловии Генри Миллер ставит знак равенства между каким-либо событием в биографии читателя и книгой из его списка прочитанного. Все эти заявления, мелькающие то тут, то там, постоянно подтверждаются всем остальным. Рассказывая о читанных в детстве книгах, Генри Миллер легко и непринужденно перескакивает с воспоминания на воспоминание, с описания одного важного для него человека на описание другого не менее важного для него человека. И так – постоянно. То есть не ждите от «Книг в моей жизни» скрупулезного анализа того или иного текста, Генри Миллеру явно такой подход к организации материала был бы слишком скучен. Вместо анализа вы получите эмоциональный, яркий, необузданный очерк о впечатлении, которое оказал на автора тот из иной текст. И тут же – еще куча самых разных рассуждений, заметок о том о сем, а еще описание какого-нибудь казуса из личного прошлого. Порой невозможно даже предположить, куда Генри Миллера может завести цепочка ассоциаций, тем не менее, он всегда вырулит к цели, которую поставил для себя с самого начала. Или смог убедительно сделать вид, что хоть какая-то цель, вообще, была.

Ностальгические пассажи, резкие рассуждения о современности, философские отступления (давайте признаем, достаточно простенькие), вылазки в область мистики и эзотерики, бесконечные отступления от темы, восторженные рассказы о тех или иных людях, оговорки и уточнения, бесконечные списки имен и фамилий – всему этому нашлось место на страницах «Книг в моей жизни». Но самое ценное в этом тексте то, с каким жаром и увлечением Генри Миллер, не смотря ни на что, все-таки говорит о чтении. Жар этот столь заразителен, что хочется сразу же обратиться к сочинениям тех писателей, которых он превозносит, хотя ранее ты мог о них и не слышать. Причем Генри Миллер и не скрывает, что его основная задача – популяризация малоизвестных широкой публике авторов. Поистине – мотивирующее чтение!

Не все эссе удались одинаково. Десятое, «Долины Авраама», например, будут интересны, вероятно, только американцам, ибо посвящены американской военной истории. А вот четырнадцатое, «Театр», эмоционально просто бьет под дых. Перед ним было «Чтение в уборной», и, Господи прости, оно очень смешное. Тем не менее, хороших эссе тут гораздо больше, чем плохих. Самое главное, что должен помнить читатель, так это то, что по «Книгам в моей жизни» не стоит делать вывод о всем творчестве Генри Миллера. Он безусловно любил вот такую вот свободную форму изложения мысли, она была ему чрезвычайно привычна. Но, к счастью, для всей мировой литературы на ней Генри Миллер не зациклился. Хотя даже если бы так и сделал бы, то все равно остался бы важной вехой в развитии мировой литературы, так как его эссе могут быть и объектом подражания, и объектом возражения. И все потому, что сделаны чрезвычайно талантливо, с огромной энергией, без оглядки на каноны и концепции. При этом сам автор не без ехидства замечает в самом начале, что, возможно, «Книги в моей жизни» прочтут даже те, кто никогда ранее не читал его книг, так как подобные темы влекут слишком уж большое количество людей, а следовательно у многих в голове создастся далеко не полное представление о его творчестве.

Для подтверждения самого первого тезиса хочу сказать, что «Книги в моей жизни» Генри Миллера, несомненно, запомнятся мне надолго. Так уж вышло, что читаны они были в странный период, когда пришлось сделать важный выбор, которому, возможно, предстоит стать в некотором смысле водоразделом в моей жизни. У всех есть такие книги. У Генри Миллера они, конечно, тоже были. И это роднит нас всех – запойных читателей и тех, кто редко открывает какие-нибудь романы, тех, у кого есть огромные списки к прочтению, и тех, кто выбирает очередную книгу случайно и по наитию. У вас, дорогой читатель, такие книги, конечно же, точно есть.

За что читатели до сих пор любят классические детективы? За милую патриархальную атмосферу, спокойный ритм жизни, где всегда найдется время либо чашечку чая выпить, либо пропустить по рюмочке бренди. За то, что кровавые и отталкивающие детали убийств авторами не смакуются, они тут всегда лишь повод для того, чтобы поломать голову. За четкие правила построения детективной загадки: ограниченное количество подозреваемых, все ключи выдаются читателю, мол, сам попытайся вычислить преступника. За то, что в итоге автор все-таки умудряется обмануть, выставить дураком, удивить неожиданной парадоксальной развязкой. В конце концов, за образы Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро и мисс Марпл, которые давно уже стали родней самых близких людей. Понятно, что сам по себе классический детектив уже давно воспринимается далеко-далеко от реализма, он, скорее, ближе к фэнтези. В современном мире он выполняет, прежде всего, эскапискую функцию, потому нет ничего удивительного, что и сейчас пишутся романы в таком формате. Да, их меньше, чем во времена расцвета жанра, но они есть. Да, часто это официальное продолжение известных циклов, но они есть. А вот что удивительно: одни из самых любопытных упражнений в жанре, в название которого часто добавляют прилагательное «английский», дал миру француз Поль Альтер. Начиная с 1987-ого года, он выпускает книгу за книгой, выбрав специфический детективный поджанр – романы с невозможными убийствами. Если вам нравятся трупы в запертых изнутри комнатах и всякое в таком же духе, то Альтер действительно может вас удивить. Хотя в случае с «Четвертой дверью» амбиции у него были гораздо выше, чем просто написать еще один хороший роман про невозможные убийства. По дороге он еще и жанр решил деконструировать. Надо сказать, что именно тут у него все не так уж и гладко получилось, но критики оценили усилия. В итоге «Четвертая дверь» получила премию полицейского романа на фестивале в Коньяке, что и стало началом успешной карьеры автора. Хотя, кстати сказать, эта книга была уже второй написанной у Альтера, первую просто опубликовали попозже.

Невозможностей в «Четвертой двери» столько, что в них тонешь. Для начала в запертом изнутри чердаке находят изрезанный ножом труп женщины. Затем в окне этого самого чердака соседи по ночам видят свет, хотя хозяин дома уверяет их, что туда никто не поднимается. Через несколько лет на этом чердаке снова будет кое-кто убит. И снова это будет закрытое изнутри помещение. При этом в комнату войдет один человек, а вот мертвым найдут другого человека. И так далее. И тому подобное. Адское нагромождение событий, кажется, предполагает, что объяснение ему и не сыщется. Вам этого мало? Если это так, то Альтер подкинет еще невозможностей. Как вам ситуация, когда одного человека в одно и то же время видели в разных местах? Или вот еще что: пустой дом, в доме найден труп, вокруг дома на свежем снегу не отпечатались следы убийцы. А теперь внимание: все эти события теснейшим образом связаны. И да, все будет объяснено.

У любого ценителя классического детектива от всего этого перечня должно перехватить дыхание: это же просто-напросто книжка мечты. Но если к загадкам сложно придраться (хотя кое-что из объяснений все-таки вызывает сомнение), то вот с манерой изложения все уже не так и хорошо. Поль Альтер словно предполагает, что читатель и так знаком с дискурсом выбранного им жанра, потому опускает все то, что не касается всех этих загадок. Минимум описаний, персонажи обрисованы предельно общо, автор словно предлагает нам все это вообразить. Ну да, вы, дорогие читатели, уже так много прочитали книжек Артура Конан Дойла, Агаты Кристи и Джона Диксона Карра, описательной частью вас уже не удивишь. Тогда зачем на нее заморачиваться? По сути «Четвертая дверь» – это скелет без мяса и мышц, в романе осталась только загадка, все остальное подчинено исключительно ее демонстрации. Лишнее вычеркнуто и вымарано, чтобы не отвлекать.

При издании «Четвертой двери» на английском название было сменено на «Убийство по Гудини». Это один из тех случаев, когда жалко, что наши издатели не воспользовались чужой находкой, так как этот вариант звучит гораздо интригующей. Да, в «Четвертой двери» много завязано на фокусы и на биографию Гудини, и вот тут-то автор имел возможность блеснуть. Если уж нет подробного описания атмосферы и второстепенных деталей, фишкой романа могли бы стать как раз прославленный фокусник и детали его биографии. Но даже в этом случае Поль Альтер демонстрирует поразительную сдержанность. Все только по делу, исключительно важные детали.

Наверное, все перечисленное нельзя было бы счесть большим недостатком, все-таки детективы читают не только из-за художественности (или там просветительского аспекта), но, к сожалению, это работает против идеи деконструкции жанра, которая стреляет в финале. Да, и в начале есть первые звоночки. Например, одним из персонажей является писатель по имени Артур, который сперва собирался сделать карьеру врача, но затем стал сочинять детективы, приключенческие романы и научную фантастику. Опытному читателю, конечно же, сразу становится понятно, кто имеется в виду. Но сперва это выглядит, как этакое дружеское подшучивание и подмигивание. Вот только потом в текст полезет всякое, в том числе и пресловутая «смерть автора». А тут-то и окажется, что для достойного воплощения таких идей надо быть каким-нибудь Иэном Макьюэном, который очень хорошо понимает, что работают подобные сюжетные повороты только в насыщенном тексте. Читатель должен полюбить героев, прочувствовать атмосферу, узнать много лишнего, чтобы потом получить по лбу французской философией второй половины XX века. И только тогда будет сокрушительный эффект, на всю жизнь запомнят. В ином случае – можно только на идею полюбоваться, присвистнуть от удивления и пойти заняться иными вещами. Справедливости ради надо сказать, что Поль Альтер провернул свой фокус в русле чисто жанровой литературы тогда, когда тот же помянутый выше Иэн Макьюэн только лишь разминался и примеривался к некоторым темам. Так что, нашего детективщика действительно можно назвать в этом смысле новатором.