Заспявае нягучна нябачны рот,
Ды застыгне-застогне душа мая -
Цішэй, цішэй, чароўны народ,
Ну нашто вам ізноў патрэбны я?

Ну ці мала яшчэ ўва мне нажоў?
Ну навошта наўкол няспынны спеў?
Што шукаў-не шукаў, я даўно знайшоў,
Што жадаў-не жадаў, я ўсё паспеў.

Антон Францішак Брыль "Чароўны народ"

Антон Францишек Брыль из тех авторов, что тонко чувствуют и понимают традицию и канон в фэнтези. Об этом уже говорил его первый поэтический сборник "Не ўпаў жолуд", а также переводы "Беовульфа" и "Кузнеца из Большого Вуттона". Это же ещё раз доказала новая сказка (именно так она обозначена на титульном листе) автора — "Ян Ялмужна". Своей волшебной атмосферой эта красиво оформленная книжечка на сто страниц напоминает и "Дам из Грейс-Адье" Кларк, и некоторые вещи Дансени, и того самого "Кузнеца из Большого Вуттона" Толкина. И, как и названные произведения, "Ян Ялмужна" по праву может называться настоящей, классической фэнтези — такой, какой она должна быть, неиспорченной модой и коммерцией.

В этой книге есть волшебство, старый замок, благородные князья и рыцари, таинственные лесные паны в своих дворцах под корнями дубов, седьмой сын и дитя бури (причём не один), множество тайн, любовь безродного повара и боярской дочери, игра в загадки, финал, в котором лесной народ отдаляется от мира людей, и многое другое из того, что делает обычную сказку сказкой хорошей.

Причём всё это написано настолько ладно да красиво, что на ум сразу приходит беларуское определение "прыгожае пісьменства". Это также и проза поэта, в которой каждое словце выверено и находится на своём месте. Переводить такое — занятие трудное и, пожалуй, бессмысленное. Ниже я привожу несколько кусочков из сказки в собственном переводе, но понимаю и сам, что они не передают и десятой доли очарования текстом.

Действие происходит в местечке Геранёны, что на Виленщине, в начале XVI века. Ольбрахт Гоштовт, хозяин Геранёнского замка и уже в те годы видный деятель ВКЛ, берёт в помощники своему кухмейстеру Яна, седьмого сына мельника. Через десять лет Ян, которого все называют не иначе как Ян Ялмужна (ялмужна на старобеларуском — это милостыня), сам становится кухмейстером. Да не простым. Он периодически хаживает в лес и общается с "дядюшкой" из лесного народа. Ольбрахт Гоштовт тоже не так прост, как кажется на первый взгляд. То же можно сказать ещё об одном персонаже сказки — Павле Гольшанском, князе и бискупе луцком. Он постоянно говорит загадками и намёками и знает явно больше, чем показывает. Признаюсь, раздел "Размова ля брамы", где Павел в иносказательной форме предостерегает Ольбрахта и даёт ему советы, остался мною по большей части непонятым. Самое "очевидное" место в сказке занимает любовная линия — сватовство Яна к боярской дочери Зофийке. Но есть там ещё одна линия — более "подводная" и более важная. Чтобы про неё рассказать, мне придётся сделать небольшое отступление.

У меня на стене висит плакат с генеалогическим древом великих князей ВКЛ и королей Речи Посполитой. Довспрунг, Миндовг и его сын Войшелк обозначены там как представители "возможной династии Палемонов". Что же это за возможная династия?

Существует красивая легенда о происхождении литовских князей от римлян. Согласно ей, римский нобель и родственник императора Палемон, спасаясь от жестокостей Нерона, вместе с пятьюстами семьями римской знати приплыл на многих кораблях в Балтийское море и высадился в устье Нёмана, назвав эту землю Жмудью и положив начало династии великих князей.

Впервые легенда встречается в хронике Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского в 1520-х годах. Её у меня под рукой нету, зато есть более поздняя хроника Литовская и Жемойтская:

цитата

B той час одно княжа римское, Палямон, Неронов повинный, зобравшися з жоною и детми своими и поддаными, зо всеми скарбы, з которым было o пятьсот от шляхты римской, также з жонами и детми, взявши з собою едного австронома, пошли в окрутах Mopeм, шукаючи собе местца слушного, где бы мелы поселитися и мешкати в покою.
[...]
И так оный немалый час по мору ходячи, пришли в Межиземское море и дошли реки Кисага, a тою рекою в самое море Окиян (мает быти море Балтицкое або Венедицкое), a морем Окияном вышли до устя реки в Корлянского моря, где Немен река в тое море впавши (недалеко от Клойпеды або Ланела, замку велми оборонного пруского), до мора Балтицкого або Венедицкого впадает.
[...]
Идучи рекою Дубасою, нашли над нею горы высокие и дубровы пенкныи, розмаитыми обфитостями наполненыи, и зверу розмаитого рожаю: туров, зубров, лосей, еленей, сарн, рисев, куниц, лисов, белок, горностаев и иншого рожаю зверу, также в рибах великую обфитость и дивных рыб з моря. И посадилися над тыми реками, Немном и Дубасою, и почали ся розмножать, a тое местце межи тыми реками велми им подобалося, и назвали тую землю Жъмонт, от розмноженя.

Легенда эта хоть и притягательная, но совсем не правдоподобная. В наше время историография считает её простой байкой и иллюстрацией идеологических настроений в ВКЛ XVI века. Впрочем, в её историчности сомневались уже в XVIII веке: Карамзин, к примеру, называл известия о римском происхождении литовских князей "баснословными".

Но всегда и везде есть те, кто в легенду хочет верить. На то она и легенда. Тут я снова припомню свой плакат с "возможной династией Палемонов" и упоминания Палемона как предка Гедиминовичей в беларуских учебниках истории (учиться мне посчастливилось в годы национального Возрождения). А в далёком XVI веке Ольбрахт Гоштовт, граф на Мурованых Геранёнах и великий канцлер литовский, сообщают источники, стал инициатором первой развёрнутой редакции беларуско-литовских летописей, которая как раз включала легенду о происхождении литовской знати от римских патрициев. И Антон Францишек Брыль, который делает Ольбрахта Гоштовта ключевым персонажем в своей сказке, тоже хочет верить. А может, хочет сделать для Беларуси-Великолитвы то же, что Толкин сделал для Англии-Великобритании: создать мифологию.

(Далее спойлер)

Пан Ольбрахт Гоштовт уверен, что является потомком Палемона. В башне Геранёнского замка у него есть целая комната, покрытая фресками, что повествуют о бегстве Палемона из Рима. Павел Гольшанский скептически относится к этой истории, считая её сказкой, и перечисляет свои аргументы Гоштовту. Но пан Ольбрахт непоколебим и уверен в своей правоте. Какие же у него на то основания? Ещё в прологе мы видим, что он не простой смертный, он знаком с повадками лесного народа. Но когда Ян Ялмужна напрямую спрашивает об этом своего "дядюшку", тот отвечает: "Нет, пан не нашего рода". Только в предпоследнем разделе Ян догадывается задать правильный вопрос, чтобы услышать в ответ историю.

Палемон приплыл на балтийский берег с семью сыновьями. Седьмой, с искоркой в глазах, рождённый в бурю, углядел тропинку в лес и, пока остальные разбивали лагерь да заботились о еде, побежал по той тропинке, а вскоре оказался в хороводе лесного народа на поляне. Натанцевавшись, испробовав лесной еды и питья, мальчик вышел из лесу и стал звать папу. На крик откликнулся ехавший по дороге Мартин Гоштовт и с тех пор звал мальчонку сыном. Ольбрахт Гоштовт, названный сын Мартина и кровный сын Палемона, танцевал с лесным народом почти полторы тысячи лет...

Такая вот великолитовско-кельтская мифология. Ну и, в завершение, несколько отрывков из сказки:

цитата

— Вот тебе первая загадка, — от этих слов тени разбежались из-под потолка и исчезли все, кроме одной, которая украдкой подползла к старику и легла ему прямо на сердце. А хозяин продолжал: — Одни боятся тишины леса, другие — зависти радных панов. Я к первой привычен, второй пренебрегаю, но есть такое, чего опасаюсь и я. Ответь, повар, чего.

— Тишине радных панов ты бы, пожалуй, обрадовался, — ответил Ян, — а опасаешься, значит, зависти леса.

Пан Ольбрахт согласно кивнул и снова задумался. Во взглядах, которые кидал на Яна Якуб, теперь были одновременно беспокойство и любопытство.

— Слушай вторую загадку, — сказал пан. — Я не жалею, что в среду не воскресенье, и не жалею, что зимой не лето, но жалею каждый день о не меньшей глупости. Ответь, повар, о какой.

Ян отвечал без задержки:

— Ты жалеешь, светлый пан, что твой единственный сын — не седьмой.

Пан Ольбрахт снова кивнул.

— Слушай третью.

* * *

Равен стране властелин, и смерть его — долгое дело. Смерть Александра льётся из дворца, течёт по улицам Вильни, наполняет их до краёв, со звонким цокотом вырывается в ворота. Скоро уже она словит князя в Лиде, схватит его в Ошмяне, упокоит в Вилькомире и Браславе. И каждое место, куда дотянется князева смерть, с этих пор будет само её множить. Во все стороны она разъезжается в возах, наперегонки бежит молодыми ногами и чинно расходится старыми и всё гремит копытами по трактам дальше. Но князь великий. Вот он мёртвый уже в Новогрудке и Менске, а в Берестье и Киеве живой и княжит, и его слово весомое там, как чистое золото. И виленский монах молится за упокой, а киевский за здравие, и временами их уста двигаются в согласии, выговаривая одно имя.

* * *

— Милостивый пан! — так начал Якуб говорить. — Помнишь ли ты, как я первый раз бился при тебе с татарами? Так сильно я махал мечом, что свои меня путали с отрядом, а враги — с двумя.

— Да, — ответил Гоштовт.

— Помнишь ли ты, милостивый пан, как я ездил с твоим письмом в Новогрудок, когда ты стал наместником? Так быстро я вернулся, что отец князя Павла проиграл тебе в споре бочку вина, а сам князь Павел — песню во славу твоей мудрости.

— Да, — ответил Гоштовт.

— Помнишь ли ты, милостивый пан, как я выкрал тебе дракона из Лынтупов? Так крепко я связал его верёвкой из освящённой конопли, что он и крылышком пошевелить не мог, а только носом чмыхал.

— Нет, — ответил Гоштовт.

* * *

— ...Если только в плен к трабским рыцарям попадёшь, дитя, тогда, может, и увидимся.

Ян помолчал, обдумывая услышанное.

— В плен? — спросил он наконец. — Ты же дал мне такую власть в этом краю! Им теперь со мной никак не совладать.

— Это уже как получится, — ответил лесной рыцарь. — Заучить — не хитрое дело, хитрое дело — не нарушить.

Ян взвесил и эти слова, повторил их сам себе, а вслух спросил:

— А если всё же не нарушу? Что, если через год или два вам станет скучно без ваших злых забав? Мне ещё нет двадцати, а прожить я могу долго. До сивых волос мне как до конца света. Что вы будете делать всё это время?

— Мы? Мы аккурат станцуем один танец. Я давно не танцевал. Прощай.

Роман Владимира Короткевича "Леониды не вернутся к земле" ("Леаніды не вернуцца да зямлі") — по воле издателя, убоявшегося возможных ассоциаций с тогдашним генсеком Леонидом Брежневым, поменявший название на "Невозможно забыть" ("Нельга забыць") — не относится ни к числу лучших у автора, ни к числу моих любимых, ни даже к числу фантастических. Но есть в нём одна сцена — последние несколько страниц — которая является и одной из лучших у Короткевича, и одной из моих любимых во всей мировой литературе, и безусловно имеет отношение к фантастике.

На руках у главного героя — молодого интеллигентного поэта — умирает его любимая. Он уже потерял много родных и близких, и эта смерть просто уничтожает его. Ничего не видя, он выходит в чужой ночной город и бредёт по улицам, чувствуя лишь горечь и отвращение к жизни. В какой-то момент он замечает падающие звёзды, но понимает, что и те больше не вернутся к земле. Они видели на ней столько горя и несчастий, что им уже тошно смотреть на людей. Поэт плачет.

цитата

Какое-то слово звучало в его ушах. Странное, чужое по звукам слово. Рагнаради. Рагнаради. Рагнаради. Что такое Рагнаради? Где он слышал его? Ага, когда-то у скандинавов было предание, что наступит день и тогда все боги и герои придут на поле, что зовётся Рагнаради, и станут биться на нём в страшной битве, пока все не падут, а потом время закончится.

Мрачное предание. Но Рагнаради человечества будет совсем другим, светлым. Погибнут все, кто не хочет или не может войти в новое. Туда войдут добрые и живые. Туда войдёт Она, совсем живая, и он останется с ней в памяти живых. А даже если не останется, так как дело его жизни станет ненужным для новых времён. И — Она останется навеки, она останется живой. Любовью, которая всегда нужна на земле, Она останется.

— Жду моего Рагнаради. Жду моего Рагнаради.

Поэт рыдает, и в голове его само собой рождается стихотворение... Полвека спустя после выхода романа группа КРЫВАКРЫЖ положит это стихотворение (в сокращённом варианте, у Короткевича оно довольно объёмное) на минималистичную музыку, и получится песня "Рагнарадзі", которая очень точно передаёт настроение героя и просто разрывает душу на части. "Приди, моё Рагнаради. Приходи, наступай, быстрей!"

Словы паўночых паданняў годы амаль што згладзілі,
Словы прароцтва змрочнага як ф’ёрдаў начных берагі.
Настане апошні дзень, бітва пры Рагнарадзі,
Ў якой загінуць героі, ў якой загінуць багі.
Будуць біцца да смерці, рыкам поўнячы горла,
Ў полі жалезным лягуць апошняй данінай мячам.
Не будзе ні пекла, ні рая, загінуць душы памёрлых,
А час зжуе іх даспехі, а потым скончыцца сам.

Гэта будзе, напэўна, раніцай яснага мая,
Тады не з крывёю паэты будуць раўнаць зару.
Зброя не будзе патрэбнай, і людзі яе зламаюць.
Героі не будуць патрэбны, і ў бітве апошняй памруць.
І лёсам нашчадкаў будуць толькі кахання раны,
І толькі аднойчы мужчына пралье жыватворную кроў.
І шчасце будзе нясцерпным, бы ад зліцця з каханай,
Толькі не два імгненні, а тысячы тысяч вякоў.

Пралескі спакойна будуць квітнець на светлым прадвесні,
А дзеці гуляць жалудамі пасаджаных намі дубоў.
І людзям не будуць патрэбны мае іржавыя песні,
І людзям не будуць патрэбны мой боль і мая любоў.
Думы мае загінуць, думы гневу і радасці,
Народжаныя ў пакутах тысяч бяссонных начэй.
Прыйдзі, маё Рагнарадзі. Прыйдзі, маё Рагнарадзі.
Няхай забыццё, Рагнарадзі. Прыходзь, наступай, хутчэй!

* * *
Слова северных преданий годы почти стёрли,
Слова пророчества мрачного, как фьордов ночных берега.
Настанет последний день, битва при Рагнаради,
В которой погибнут герои, в которой погибнут боги.
Будут биться до смерти, рыком наполняя горло,
В поле железном лягут последней данью мечам.
Не будет ни ада, ни рая, погибнут души умерших,
А время сжуёт их доспехи, а потом закончится само.

Это будет, наверное, утром ясного мая,
Тогда не с кровью поэты будут сравнивать зарю.
Оружие будет ненужным, и люди его сломают.
Герои будут не нужны, и в битве последней умрут.
И судьбою потомков будут только любовные раны,
И только однажды мужчина прольёт животворную кровь.
И счастье будет нестерпимым, как от слияния с любимой,
Только не два мгновения, а тысячу тысяч веков.

Подснежники спокойно будут цвести светлой предвесенней порой,
А дети играть желудями посаженных нами дубов.
И людям не будут нужны мои ржавые песни,
И людям не будут нужны моя боль и моя любовь.
Думы мои погибнут, думы гнева и радости,
Рождённые в муках тысяч бессонных ночей.
Приди, моё Рагнаради. Приди, моё Рагнаради.
Пускай забвение, Рагнаради. Приходи, наступай, быстрей!

Вдогонку за современным мифотворчеством господина Балахонова.

Общественно-культурная кампания "Будзьма беларусамі!" уже не первый год в рамках проекта "Краіна Цмокаў" ("Страна драконов") продвигает дракона как символ страны ("дракон — едва ли не более естественный символ Беларуси, чем аист или зубр"): организует драконьи выставки и мероприятия, экспедиции по драконьим местам и т.д.

А буквально четыре дня назад они выпустили приключенческую карту "Краіна Цмокаў", которую можно бесплатно получить на заправках А-100 в Минске, обратившись к оператору по-беларуски и назвав пароль: "Беларусь — краіна Цмокаў!" ("Беларусь — страна драконов!").

На карте обозначены драконьи маршруты и драконьи места — более 80 населённых пунктов и урочищ. У каждого места есть сноска на сопроводительный текст и комментарии экспертов.

цитата

Основная идея карты "Краіна Цмокаў" — привлечь внимание к беларуской истории и культуре, к нашей литературе и мифологии. Продемонстрировать, что наша культура — неисчерпаемый и богатый источник и для туризма, и для брендинга городов. Мы выбрали Дракона — он загадочный и харизматичный, он — непобедимый богатырь из наших сказок и легенд. Ну а результаты поисков Дракона оказались настолько интересными, что мы решили воплотить их в карте.

По-моему, отличное начинание! Больше информации тут.

"Так преречено бысть Фисилохом, нам жь видно естьство финиксов, егда летають над сивер и радимичська земли, изроня иноды на головы неблюдников яицы своя желязны"
Греческий «Физиолог» по черниговскому краткому списку XI века. Киев, 1848.

Сегодняшний мой рассказ — о книге Сергея Балахонова "Земля под крыльями Феникса: очерки по параллельной истории Беларуси" (Балахонаў Сяргей. Зямля пад крыламі Фенікса: нарысы з паралельнай гісторыі Беларусі. Мінск, "Логвінаў", 2012, 248 с.) Это — произведение на границе художественной литературы и нон-фикшн, постмодернистской фэнтези и филологического эссе. Ничего подобного этой книге я ранее не читал: ни в отечественной литературе, ни в какой другой. Формально "Земля..." является сборником из двенадцати эссе (мистификатов, как называет их автор за рамками книги), каждое из которых посвящено отдельному аспекту — фантастическому аспекту — истории Беларуси. Все они построены по одной схеме: вначале автор выдаёт тезис (например: на наших землях всегда водились фениксы и единороги), а потом доказывает его цитатами из первоисточников, начиная от Средневековья и заканчивая современностью. Причём делает это настолько убедительно, что поневоле веришь в написанное.

Так, впервые я прочитал эссе "Супер-Марыё з Вялікага Княства Літоўскага" в литературном номере журнала ARCHE, который обычно публикует серьёзные исторические исследования с названиями типа "Формирование институционного двора великого князя в Литве в начале XV века". На двадцати страницах Сергей Балахонов исследовал (с морем цитат и ссылок, оформленных по ГОСТу), откуда японские разработчики взяли образ водопроводчика Марио, и приходил к выводу, что его прототипом был лозоходец Марьян Лозовский, который в XV веке победил воскресшего динозавра на месте падения НЛО под Великим Гомелем. По прочтении я вроде и понимал, что всё это звучит бредово, но верить хотелось, тем более, что все цитаты и ссылки выглядели убедительно.

Тут кроется ещё одна "фишка" книги. На три реальные цитаты в ней приходится десять придуманных, и чтоб отличить первые от вторых, надо быть хорошо знакомым как минимум с историей Великого Княжества, Короны Польской и Российской империи. Во многих эссе упоминается реальный церковный деятель ВКЛ Григорий Цамблак, в уста которого, однако, вложены фантастические изречения: "Toe чынити, яко без девы еднорожца ловити – реч слиозная и крвавая"; "Финиксам час яйце метати, людем веремя гузы собирати"; "Цвет-папорот шукати – неба не видати. Нечыстому послуга"; “Кит-рыбе не токма Землю тримати, а и зломыслячих всих велми вряжати”. Или вот Яков Петрович Стивенсон — гомельский собиратель старины, который несколько раз упоминается в книге: реальная ли это персона? Гугл выдаёт о нём одно упоминание. В интервью Андрея Скидана, озаглавленном "В Статуте ВКЛ была статья о защите драконов", тот называет Стивенсона одним из апологетов драконоведения... И таких пасхалок в книге несчётное множество. Только не каждый сможет их расчитать.

"Земля..." вообще очень требовательна к своему читателю. В ней встречаются отрывки на следующих языках (как в кириллической, так и латинской графике): беларуский, старобеларуский, старопольский, русский, древнерусский, украинский, церковнославянский, беларуско-польская, беларуско-русская и беларуско-украинская "трасянки". Наибольшее удовольствие от книги получит тот читатель, который знает, что такое "изборник" и "протограф", прослушал университетские курсы по истории старобеларуской литературы и грамматике старославянского языка... Хотя и всем остальным (не лишённым чувства юмора!) читать будет интересно.

Аднарогі Беларусі — история обитания единорогов на беларуских землях от мезолита до XIX века с цитатами из Радзивиловской летописи, "Поучений Мономаха", фольклорных записей Фердинанда Онкельбарта, "Хроник Быховца", актовых книг "замку госпадарскаго Пинскаго" и многих других авторитетных источников. Последнего же единорога, узнаем мы, убили царские солдаты в 1863 г. Про это сообщают "Мемуары об усмирении поляков в Западном крае" Павла Ширвиндта и "Горсть воспоминаний из 1863 г." Марии Цимер. Российский офицер Ширвиндт вспоминал: "Мы все имели возможность убедиться, что неподалёку действительно обитает некой дикой конь, коего местные русские селяне прозвали "аннорогом". Описание оного животного совпадало с описанием лошади, на которой разъезжал возмутитель покоя в Западном крае Викентий Калиновский, разбрасывая подстрекательские листки на польском языке". Россияне припомнили древний способ охоты. "Мы собрали особую группу, которая обязывалась изыскать в окрестностях невинную девицу благородных кровей лет шестнадцати-осьмнадцати от роду, что вскоре, не без трудностей, было сделано", – сообщает Ширвиндт. Участница восстания Мария Цимер те поиски описала следующим образом: "Москали шныпарили по деревням и выискивали невинную паненку. Не зная их намерений, все отвечали отрицательно. Тогда они стали попросту хватать и насиловать всех девушек от 12 до 20 лет. Таким диавольским образом удовлетворили свой интерес. Искали одну, а опозорили несколько десятков честных паненок".

Усё цвіце і цвіце тая кветка — беларусы с древних пор пользовались цветком папоротника, чтобы увидеть будущее и привлечь удачу на свою сторону. В 1410 году служка Витовта в ночь на святого Яна нашёл в лесу цветок папоротника и принёс великому князю. Казалось бы, тут-то результат Грюнвальдской битвы и предрешён. Но магической силы цветка хватило лишь на то, чтобы правильно оценить общую стратегию боя — гибель части войск в "волчьих ямах" Витовт предвидеть не смог. Возможно, его видение корректировали энергетическим полем тамплиеры магистра Ульриха фон Юнгингена.

Мой родны кіт — место рыбы-кит в борьбе беларуского народа с иноземными захватчиками. Российский воевода Алексей Трубецкой сообщает, что один из московских воинов в 1655 году под Слуцком "поглощен был неведомой рыбищей литовской, коя исчезла неизловимо в водах премутных, а чрез осьм годин виленских возвернулась на гладь водную и мерзопакастно изрыгнула оного Ивашку на твердь брежную. И преобразился сей весьма нежданно, ибо сабель бросил оземь да принял, не мешкая, предательскую веру униатскую, облачился в литовский жупан бесовский да стал белорусския похабныя словесы глаголить: "Я нарядился тут, чтоб вас, москалей, руками голыми душити".

Язык да ківі дапытае — киви — извечная беларуская ягода, которой наши предки угощались ещё во времена Полоцкого княжества. А самое популярное блюдо с киви на наших землях фиксирует рукописный сборник "Потравы вшеляки ку беседам панским" (1596 г.): "Бери ломоть хлеба бялэго, умасти оный маслом коровим, а по версе кронжки от киви положь. Будешь ядати, нихто за ушшу не отволочит, а звлаще после горилки".

Зямля пад крыламі Фенікса — история борьбы фениксов-патриотов за свободную Беларусь. Их преследовали и истребляли как в Российской империи (надпись на фото солдат с убитым фениксом: "Смотрите, милочка, с одним чудовищем справились. Осталось найти Калиновскаго. Эжен. 1 июня 1863 г., село Накрышки Гродненской губ."), так и во времена Советского союза: агентурное донесение с Академической конференции по реформе беларуского правописания и азбуки (ноябрь 1926 г.), агент ГПУ "Катя": "Антисоветские вылазки наблюдались и в кулуарах. Иосиф Лесик по неизвестным, однако заведомо провокационным причинам затеял спор о белорусском правописании слова "феникс". Отказывая трудовому белорусскому народу в праве иметь в своем алфавите букву "ф", он предложил писать это слово через "п", а вторую букву, дабы не выкликать неуместных ассоциаций, – заменить на "ё" ("пёнікс"). Присутствовавшие при этом отдельные участники конференции, согласившись с первым утверждением, в остальном воспротестовали. Степан Некрашевич настаивал на написании "хвэнікс" или даже "хэнікс". Петр Бузук – "тэнікс". Лишь Ластовский, категорически отметая все варианты, в свойственном ему мелкобуржуазно-нацдемовском угаре заявил о необходимости воскрешения давнего смысла белорусского слова "бацян", предлагая писать его через "цьц" ("бацьцян"), а после возможной реформы по возврату старобелорусской письменной традиции – через "тт" ("баттян"). При этом он ссылался на какие-то "дакумэнты" беспросветного прошлого Белоруссии времен крепостничества и поповско-ксендзовской вакханалии".

"Пчолачкі гудуць...", або Кароткая гісторыя крыўскага сакральнага пчалярства — самое объёмное (более ста страниц) и основательное (178 постраничных ссылок) эссе. Словами описать невозможно, это надо читать. Всячески рекомендую.

Наша Амерыка — представители Банцеровской археологической культуры в 565 г. высадились на побережье Флориды. Маршрут следования выглядел так: "море Геродота" — Буг — Висла — Балтика — Северное море — Оркнейские острова — берега Гренландии — Саргасово море. Возвращение экспедиции описывают беларуско-литовские хроники: "...obszedszy Francyju i Angiliju, y woszli sut u korolewstwo Dunskoje, a w korolewstwe Dunskom uwoszli u more Akijan, y morem Akijanom doszli do ustija, hde reka Nemon wpadajet w more Akijan, potym poszli rekoju Nemnom u werch". А в конце 80-х гг. XV века на Генуэзском рынке Кристофор Колумб купил у Давойны Дайновича из Вильни карту "навигации через Атлантику в Неведомые Земли". В Америке и по сей день осталось немало топонимов с беларуской этимологией: Minnesota – "Менеск ото!"; Colorado – "кола радасьці (рады)"; Nebraska – "нябрацкая (зямля)"; Nevada – "не + вада (бязводная зямля)"; Florida — ад старабеларускага слова "хламіда" (плашч).

Супер-Марыё з Вялікага Княства Літоўскага — история Марьяна Лозовского из-под Гомеля, которая легла в основу культовой видеоигры Super Mario bros.

Праз дзядоўнік да зор — 30 октября 1790 г. с территории Меречанско-Павловской республики стартовала ракета "Odnorog Wolnosci" с двумя беларускими звездоплавцами на борту: это были поэт-импровизатор Доминик Валицкий и молодой учёный Якуб Яленский. Российские шпионы были шокированы, как коты на горячей сковородке, и сбивчиво-невыразительно докладывали коронованной распутнице Катерине ІІ: "У селения Павликово произошед преогромнейшей силы взрыв, кой в своем основании имает прямую связь с выпаданьем из небеси лохматой звезды малых величин. Оная звезда, вдарившись оземь, породила сей взрыв и союзно с ним полетела вновь во вселенну". 17 февраля 1791 г. они осуществили посадку на Луну, где оставили восьмигранный столб, украшенный изображением единорога и надписью: "Odnorog. Mknu w niebo — prez dziadownik do zwiezd". В ноябре 1969 г. его обнаружат американцы и примут за артефакт древней лунной цивилизации.

Пракляцце Вешчага Баяна? Дзесяць вякоў ідэі беларускага эратычна-літаратурнага календра — десять текстов (по одному на каждый век, начиная с XI) о попытках создания эротического календаря на наших землях. Так, во второй четверти ХV века светский сказочник Гвидон Развалигора отстаивал право на его существование перед церковным писателем Григорием Цамблаком: "Ты просиш забыти пра плоть, бытта не гасподь бог хрестьянский, а касцей бессмертный, молвил людзем: “Плодитеся и размножайтеся”. А яко ж без полымя плоти можливо онае?" Сказочник был убеждён в своей правоте и делал откровенно провокационные заявления: "Коли мы поставим обок на майдани дванадзесят молодых девиц и столькикрот проповедников, абы первшие сказили о богатырех спасаючих князевых дочек, а другия – об умерщвлении плоти, так люд майданный навострыть ушы на девиц. И проповдники невомнозе тож поволокуться до них”.

Веляслава Менская — пісьменніца Старое Беларусі — попытка биографии неизвестной широкой публике писательницы XII-XIII веков, в лице которой "явил Господ Бог вполню протиположност Евфросиньи Полоцькой". Работая в полоцком скриптории, Велеслава оставила на полях богослужебных книг следующие надписи: "Велеслава взыщет славу", "Из Менеска Велеслава суть не Путятична Забава", "Язык Велеславы, яко адская лава", что немало говорит о её характере. Она восхищалась "Словом о полку Игореве" и даже "до Чернигова хаживала", чтобы увидеться с автором, и "хотяше понести" от него, но "бывает, иже держати писало легше, нежьли зачати дитя". В Брянске Велеслава "даша в ухо и порваша срачицу" проповеднику Димитрию Греку за "гордость его превелику", а в Новгороде она умудрилась кого-то жёстко раскритиковать в письменной форме ("облаяти по жести"). "Наследиша много" в Киеве, Смоленске и Турове. Из творческого наследия известно только про "изборник" под нестандартным названием "Бусяки сторонния плодныя", куда входили фривольные песни, новеллы и афоризмы.

Последний раз аиста-феникса беларусам довелось видеть в середине 80-х гг. ХХ века. 26 апреля 1986 г. произошёл взрыв на Чернобыльской атомной электростанции. Радиоактивные облака ветер гнал в сторону Москвы. Советское руководство приняло решение развернуть облака, чтобы снять возможную угрозу советской столице. Лётчики, которые остались живыми после этой спецоперации, позже рассказывали про огромную птицу, что поглощала облака. "Было очень страшно от осознания непонятности происходившего. Нам ведь толком что к чему не объяснили, – вспоминал лётчик Клим Олегов, – тем более пришлось ужаснуться, видя, как эта птица пожирала тучи, словно старалась опередить нас".

Невозможно забыть тот сильнейший патриотический порыв, с которым птица феникс стремилась заслонить свою родную землю от чудовищной беды. Выжила ли она после этого, мы не знаем. Очень хочется верить, что она и по сей день живёт в чащах Полесья, где не ступала нога человека. Живёт и залечивает раны, чтоб наконец снова появиться в нашем небе, доказывая всему миру свою и нашу бессмертность.

Беларуская фантастика — нечёткое множество. Она безусловно есть, и она безусловно бежит всех и всяких ярлыков, жанровых определений и классификаций; всегда находится где-то на границе жанров, за пределами, "между". Чем-то это напоминает ситуацию с сербской литературой: произведения Милорада Павича и Горана Петровича никак не назовёшь классической фэнтези и твёрдой НФ, но это бесспорно фантастика, на которую уже post factum налепили дурацкий ярлык "балканский магреализм". Так и тут. Беларуская литература вообще нереалистична по своей сути — в отличие от, скажем, российской. Наши писатели и литературоведы не раз обращали внимание: лучшие вещи в ней как раз таки относятся к фантастике.

В этой колонке я буду писать о необычной и интересной беларуской фантастике на границе жанров. И первый рассказ — о произведении на стыке музыки и литературы, об альбоме "Under Phoenix Phenomenon" минской группы DIVINA ENEMA, где литературная часть играет не меньшую роль, чем музыкальная. Именно на литературном аспекте пластинки я и сосредоточу внимание.

I have done my best trying hard to play my game with Devil...
I've possessed demon mastery top level!
Divina Enema "Demon Mastery Top Level"

Немного общей информации. Вся дискография DIVINA ENEMA — три полноформатных альбома, первый из которых был выпущен на кассете в качестве демо-записи, да пара песен на сборниках "Hard Life — Heavy Music (Metallection)":

1. To Wight Shall Never Shine (MC,1999)
2. At the Conclave (CD, 2000)
3. Under Phoenix Phenomenon (CD, 2003)
4. + "Празь цемру ў сьвет" (сборник Metallection III, 2004)
5. + "Адкажы" (сборник Metallection IV, 2006)

Описывать музыку словами — занятие в принципе неблагодарное, а описывать музыку и лирику DIVINA ENEMA — это как пересказывать сюжет "Малхолланд драйв" человеку, который его не смотрел. Тут находит очередное подтверждение мой тезис о невписываемости беларуской фантастики ни в какие рамки. Разные критики в разное время вешали на группу разные ярлыки: метал-опера, avant-garde rock, несъедобный винегрет из звуков, unforgetable W. Blake's opera-like Black/Heavy/Doom/Gothic Mystery и т.д. Сами музыканты поначалу называли жанр, в котором работают, "W. Blake Art" (у них и вправду много пересечений с идеями великого британского мистика), а после поменяли дефиницию на "готический фарс". Я же для себя давно решил: все три альбома Дивины — настоящие произведения искусства, жанровая принадлежность которых адекватному человеку абсолютно не важна. А так звучит самая, пожалуй, известная песня группы:

Кто-то может сказать (и уже не раз говорил), что у DIVINA ENEMA много, слишком много, чересчур много текста в песнях, из-за чего вокал — разнообразный и весьма специфичный — задвигает музыку на второй план. Текст тут играет на равных с музыкой. Слушать подобные альбомы приятнее всего, полистывая буклет с лирикой и вдумчиво вникая во все хитросплетения сюжета. А сюжет у группы всегда строится вокруг фантастического элемента. Это показал уже первый альбом — "To Wight Shall Never Shine" — в котором обжились горгульи, демоны, привидения и мёртвые девушки; альбом про переживания шизофреника и его сны. Вот как описал работу в одном интервью Ярослав Бураков, вокалист и автор всех текстов:

цитата

Многое из того, что я пишу, приходит во сне или в состоянии, близком к нему: музыка, диалоги, стихи, образы — это часть концепции DIVINA ENEMA… "Shine", таким образом, есть пересказ в некоторой мере подслушанного и подсмотренного там, где известные три измерения теряют силу, любая идея, появившись подсознательно, находит своё воплощение на грани неосознанного, где музыканты — лишь орудие, инструмент, подобный тем, что они держат в руках своих … И так до бесконечности… По сути, каждая фраза "Shine" есть правильно интонированная формула (ключ). […] В "Shine" есть много от театрального действа, но главными действующими персонажами являются не простые актёры, а религиозные догмы и постулаты, "магические формулы" и заклинания. Они достаточно чётко очерчивают своё "жизненное" пространство, однако имея ряд — порой существенных — изъянов, не могут быть восприняты в полной мере; таким образом, вы начинаете колебаться, решая, кому надлежит отдать пальму первенства в подобном диспуте, составляя затем свою собственную картину вещей и их порядка, ибо величайшей задачей любого жанра искусства, помимо достоверной передачи эмоций творца зрителю, слушателю, является передача импульса к творчеству для тех, кто воспринимает созданное Вами.

На следующем альбоме DIVINA ENEMA пошла ещё дальше. В двадцатистраничном буклете "At the Conclave" находятся не только длиннющие тексты всех песен (где снова нашлось место демонам и сумасшедшим), разыгранные "по ролям" (not a play but solely a dream in six parts), но и "Похабные попевки пьяного Люцифера" — русскоязычные стихи Ярослава Буракова, которые дополняют и переосмысливают сюжет диска. Слово автору:

цитата

"At The Conclave" можно рассматривать как своего рода "диптих" — то есть произведение, состоящее из двух дополняющих друг друга частей — части музыкальной и части литературной. Ни одна из этих частей, взятая в отдельности, не даёт полного представления о предмете повествования, то есть о данном альбоме. […] В поддержку альбома я написал книгу. Стихи. Причём на русском. "Похабные попевки пьяного Люцифера" – это что-то вроде литературного аспекта DIVINA ENEMA, дополняющего музыку и англоязычную лирику "At The Conclave". Мы хотим сделать нечто вроде стихотворного лабиринта, книги-головоломки с акростихами, загадками и прочими хитрыми и закрученными сочинениями "с замками и ключами". Это нечто фантасмагорическое, а по характеру — как чемодан с двойным дном… Думаю, что путешествие в подобном сооружении будет интересным и… небезопасным! Эпиграфом к книге я выбрал цитату, опять же из Блейка. И это тоже ключ. Только такой, открывающий "парадную дверь", но, тем не менее, носить его с собой лучше повсюду: "Не склонный к переменам ум – стоячая вода, в воображении его – нечистых гадов рой".

В начале 2003 года DIVINA ENEMA выпустила свой третий и последний альбом "Under Phoenix Phenomenon" на собственном значке iDaemon Inside. На территории стран СНГ альбом был доступен стараниями российского лейбла More Hate Productions, а по всему остальному миру — благодаря канадцам Great White North. Их так впечатлили беларуские певцы демонов и безумцев, что они заодно переиздали "At The Conclave". "Феномен Феникса" — лучший, на мой взгляд, альбом группы, беларуский "Иисус Христос — суперзвезда" с обратной полярностью; диск, который — зуб даю — понравился бы Иерониму Босху; альбом, непонятый большинством и опередивший своё время — неспроста в буклете напротив фотографий музыкантов анаграммой зашифровано: "Sons of a time machine". Этот диск насквозь пронизан болезненной атмосферой умопомешательства и одержимости демонами, а общим настроем напоминает лучшие места из "Мастера и Маргариты".

Сказать, что альбом необычен — значит не сказать ничего. Привлекает внимание уже обложка: затемнённая картина Николая Ге "Голгофа", сквозь которую просвечивает газетный заголовок. Если присмотреться, можно его расчитать: "ЗАПИСКИ СУМАСШЕДШЕГО: Виктор М. подошёл к краю нагревательного колодца, глянул вниз, где клокотал расплавленный металл, вдохнул горячий воздух и прыгнул. 1400 градусов Цельсия приняли его". Вот так, со старта, нам выдают, чем закончится история. Тем не менее, следить за её развитием от этого не становится менее интересно. На обратной стороне коробки видим такой трек-лист:

1. Vision I : Midnight Horror Factory
2. Vision II : A Handful Of Hay
3. Vision III : ...Of Day And Funeral To Come
4. Vision IV : P.C. Larvae
5. Vision V : Iron Megaira
6. Vision VI : Demon Mastery Top Level
7. Vision VII : The Face Of Oranus
8. Vision VIII : No Corpse — No Funeral
9. Vision IX : God Bless You, Bastards!
10. Vision X : Total Core Melting
11. Vision XI : Impyre Concord
12. Vision XII : Fee Nicks Fen' Omen On

Внутри — два буклета. Один — вполне себе обычный, на два разворота, где перечислены музыканты, действующие лица истории и подан отрывок из дневника главного героя (перевод с английского — мой):

цитата

Главные герои:

Виктор Мельник: тридцатишестилетний мужчина. Вся его семья теперь — это две дочери. Жена умерла десять лет назад. Последнее время Виктор слышит странные голоса, доносящиеся из ниоткуда, и видит иногда фигуры невероятных существ, которые пытаются ему что-то сказать. Он принимает их за демонов и ангелов и в то же время старается выведать всё об их нечестивой компании. Время от времени он чувствует что-то вроде пробуждения и видит лишь страх и отчаяние в глазах близких; Виктор начинает думать, что он сумасшедший. Осознавая своё растущее умопомешательство, он старается найти работу, чтобы предотвратить "дальнейшее распространение" заболевания. Он находит место — сталелитейный завод, — где начинает работать в плавильном цеху. Проходит время, и видения, казалось бы, начинают отступать... Чтобы вернуться с новой силой в последующие два месяца. Но теперь он видит и чувствует своих преследователей так же хорошо, как если бы они были материальными. Теперь он может свободно общаться с демонами. Ему больше не нужно исследовать их мир — он видит, что и сам стал частью этого жуткого королевства. Но он также ощущает боль своей семьи, чувствует её как никогда раньше. Виктор решает, что лучший способ решить проблему — совершить суицид. В свою последнюю ночь он отвечает на телефонный звонок и к своему удивлению слышит, как дьявол поёт песню "No Corpse — No Funeral". Головоломка почти собрана...

Сераф: колонноподобное крылатое существо, истекающее алым пламенем, которое недавно стало появляться перед Виктором в плавильном цеху. Виктор принимает его за безымянного ангела.

Ксафан: демон, истекающий синим пламенем. Появляется из того же огня.

"Under Phoenix Phenomenon" основан на дневнике, который вёл Виктор во время болезни. В этой книге он записал все свои видения и кошмары. Будучи найденным возле предполагаемого места суицида среди других вещей покойного, которые тот оставил на полу плавильного цеха в подтверждение своей смерти (он решил сжечь себя без следа в расплавленном металле, чтобы не утруждать семью похоронами), этот дневник содержит около двух дюжин заметок, стихов и записей наподобие той, что приводится ниже. Эта трагедия была воссоздана на основании текста из дневника Виктора и, по нашей мысли, дожна отображать метаморфозы отдельно взятого человеческого кошмара в хронологическом порядке. Это финальные моменты трагедии, что сгущалась над Виктором последние два месяца. R.I.P.

Далее следует страница из дневника главного героя. Я попробовал было её перевести, но понял, что это пустое дело: путаные, рваные, несвязные мысли сумасшедшего — они и на английском воспринимаются с трудом. Если коротко, Виктор даёт довольно странные советы, как уберечься от демонов — выходит, что уберечься невозможно — и пишет в конце "Прощайте"...

Второй "буклет" намного интересней. Это многажды сложенный в виде газеты на четыре полосы (выпуск "iDaemon Inside" от 17.03.2003) лист А3, мелко исписанный с двух сторон текстами песен и крикливыми газетными заголовками в духе "Public enema #1 performed another stupid farce!!!" Также там есть русскоязычные примечания (программа):

цитата

"A Handful Of Hay" — герой (Виктор) ведёт полемику об абсурдности человеческой жизни и бессмысленности всех людских устремлений с призраками, явившимися ему в очередной раз в столбе огня из горящего металла — в плавильном цеху, где работает Виктор. Основной довод Виктора в этом споре о тщете человеческого бытия — образ воза с сеном и охапки соломы. Мотив позаимствован из старой голландской пословицы: "Жизнь — это воз сена, и каждый пытается урвать для себя охапку побольше". Сюжет разворачивается в кошмарных видениях людской толпы, гибнущей под колёсами катящегося воза с сеном; в мудрых изречениях, что одно за другим превращаются в кошмарных демонов. Виктор полагает, что все эти чудовища — порождения его разума и воли — вырываются из-под контроля их "создателя", терзая и мучая его.

"...Of Day And Funeral To Come" — основная идея песни — мысли Виктора о том, что всему когда-либо приходит конец. Самое мучительное в людской смерти — процесс похорон и заботы о теле умершего. Сама мысль об этих формальностях, кажущихся Виктору бесконечной пыткой, приводит его в ужас и терзает похлеще являющихся призраков... Солнце меркнет. На душе муторно. "Горе тому, кто не думает о дне своих похорон!" — восклицает в итоге Виктор...

"P.C. Larvae" — все достижения человеческой цивилизации — порождение дьявола и его промысел. Монитор твоего компьютера — говорит Виктор в своём дневнике — глаза дьявола; взор, обращённый прямо в твою душу. Ты отдаёшься дьяволу, даже не замечая того. Здесь — игра слов. В истолковании Виктора P.C. (аббревиатура от personal computer) превращается в porn culture или же неправильно написанное Psilosybe Larvae (галлюциногенные грибы). Пока Виктор пытается рассуждать на эту тему, появляются два призрака, которые начинают издеваться над его попытками философствовать, превращая размышления Виктора в жалкий фарс.

"Iron Megaira" — в основу положено старинное предание кочевников о женском идоле — колоссальной статуе из чистого железа, стоящей подобно одинокому монументу в пустыне. Всякий раз, когда лучи заходящего или восходящего солнца падают на изваяние, оно оживает, начиная петь невообразимо красивые песни и лишая, таким образом, жизни всё вокруг. В противовес прекрасному пению её дыхание тлетворно, а облик безобразен. Виктор снова размышляет о том, что бедствия рода человеческого кроются в неверном восприятии окружающего мира, который по природе своей враждебен.

"Demon Mastery Top Level" — Виктор считает себя виновным в создании донимающих его демонов. Он считает, что они вырываются на свободу — во внешний мир. Раскаяние сопровождается чувством гордости. Не каждый может породить монстра. А Виктор создал их в невообразимом количестве, от чего теперь и сам страдает. Его обуревают смешанные эмоции: глубокое сожаление в сочетании с горькой радостью "творца" своих кошмаров. Он понимает, что сходит с ума...

"The Face Of Oranus" — Виктор засыпает у экрана телевизора. Последнее, что он видит — хлопающая оконная рама, развевающаяся на ветру занавеска и мигающий пустой экран. "Всю свою жизнь я как будто смотрю по телевизору, так ни разу и не побывав собою. Я даже не знаю, кто я есть и как выгляжу в глазах других", — думает Виктор. В его уме рисуются картины низвержения падших ангелов...

"No Corpse — No Funeral" — Виктор так часто размышлял об уходе из жизни, причём таким образом, чтобы не обременять своих родственников заботами о собственных похоронах, что в результате видит во сне дьявола, поющего в телефонную трубку совершенно идиотскую песенку о конокраде и сентиментальном рысаке, что больше своего хозяина любит уздечку, изукрашенную драгоценными камнями. Все умирают несчастными — однако не думают друг о друге. Никто никому не нужен. Нет трупа — нет и похорон. С этой ключевой мыслью Виктор и просыпается, думая, что делать дальше...

"God Bless You, Bastards!" — благослови вас бог, ублюдки! Финальное послание Виктора донимающей его нечисти. "Я слышу, дьявол зовёт меня", — смеётся Виктор, — "но теперь я знаю, что делать. Бес останется ни с чем..." По окнам хлещет дождь. Виктор собирается на работу.

"Total Core Melting" — Виктор бредёт по утреннему городу на свой завод, окончательно сойдя с ума и решив броситься в расплавленный металл, сгорев таким образом дотла и не оставив трупа — ни чёрту для потехи, ни родне для... тоже потехи — как он считает (но уже другого свойства). В его голове грохочет танго. Он не хочет быть кому-то должным, и одна только мысль о каком-то предназначении и долге приводит его в совершеннейшее уныние. Финалом становится речь уличного проповедника, который — как кажется Виктору — "перепевает" часть его дневника. Это совпадение мыслей двоих людей окончательно доканывает Виктора...

"Impyre Concord" — отчаяние и разрывающая душу тоска — вот те последние ощущения, что он испытывает, падая вниз под глумливое стрекотание и хихиканье демонов...

"Fee Nicks Fen' Omen On" — просто финальная песенка... Основное чувство — полёт, стремительный полёт, когда ты буквально задыхаешься от встречного ветра. Всё снова сорвалось, и у нечисти очередной выходной. Не подходите к телефону. Иначе — кто знает, что вас ждёт?

Чтобы дать представление о том, как всё это выглядит/звучит на деле, привожу ниже текст песни (и саму песню) "...of Day And Funeral To Come" — это один из самых коротких и лёгких для восприятия номеров с альбома.

Victor:
Try not to hide your wings curled behind!

Seraph:
We can only wait for day, for brand-new one!

Xaphan:
You'd better be dead
Thus you'd not e'er know
Of such a brand-new woe
When your night is gone!

Victor:
Woe to him who has not known of day and funeral to come!

Xaphan:
If that plea does not excuse you from your death what office of less honour would you accept?

Seraph:
And who can go drinking such lie and expect no more to come of him than of a glass of wine? Sham mirrors that feed him can only mock; they cannot make — not real new things of their own.

Victor:
Woe to him who has not known of day and funeral to come!

Seraph:
If that plea does not excuse you from revolt ahead what office of less honour would you accept?

Xaphan:
Whirl you now, roaring fire
Try to find out what I am
Coiled in rings of foul reptiles spread wide their twisting trunks out of your fen!
Don't you see — none has needed such solace — all the time you peer into the pool of liquid steel boiling hard
I am alive — at full gallop 'cross the sky — fly high my curse! I am alive!

Victor:
Without any ray of hope I shall stop... impyre concord!

Xaphan:
I am alive — I'm still alive!

Seraph:
My deep dark night's gone now beyond recall, gone forever my midnight sun

Victor:
My midnight sun will shine at my porch no more, this torch won't be glimmering from somewhere up above — for me.

Victor:
Woe to him who has not known of day and funeral to come!

Xaphan:
If that plea does not excuse you from war's dread what office of less honour would you accept?

Seraph:
Stop your howling — stupid demons: here is a thing unheard of! — I'm not gonna be redeemer of another troglodyte flock!
Can't you see — younder go the lights: in the thick of things — The least you can do in amends is to tell me what is afoot — how can't you see...

Victor:
I am alive — at full gallop 'cross the sky — fly high my curse!
I am alive without any ray of hope I shall stop... impyre concord!
I am alive — I'm still alive!

Вслед за "Under Phoenix Phenomenon" DIVINA ENEMA записала две беларускоязычные песни для сборников "Metallection" в 2004 и 2006 годах, после чего развалилась, оставшись неуслышанной и непонятой широкой публикой. Даже контракт с канадским лейблом не смог привлечь к группе должного внимания. Дивина обрела легендарный статус только на андеграундной сцене. Она, подобно фениксу, ярко вспыхнула, ослепив тех, кто на неё смотрел, и сгорела дотла.

Возродится ли феникс из пепла? Вопрос открытый. Мастермайнд Ярослав Бураков, живущий сейчас в Великобритании, пару лет назад писал в сети, что новый альбом DIVINA ENEMA — лучший, по мнению самих музыкантов — давно записан и просто ждёт своего часа...