В 1993-ем году первый роман Эванжелисти под названием «Николас Эймерих, инквизитор» получил премию «Урания-93» (Urania Award), учреждённую главным итальянским журналом научной фантастики «Urania». В 1998-ом Эванжелисти получил «Премию Эйфелевой Башни за научную фантастику» (Prix Tour Eiffel de science-fiction), а в 1999-ом — французскую литературную премию «Гран-при Воображение» (Grand prix de l’Imaginaire) за серию романов об инквизиторе Николасе Эймерихе. В 2000-ом году автор победил на конкурсе итальянских радиопрограмм «Премия Италии-2000» (Prix Italia) за лучший радио-сценарий на республиканском радио «Rai 2», после чего некоторое время занимался написанием сценариев для радио, кино, телевидения и комиксов. В нулевые годы сыграл несколько эпизодических киноролей в итальянских триллерах и криминальном телесериале «Инспектор Колиандро» (2009). В 2002-ом получил премию ежегодной конференции Европейского общества НФ за достижения в области научной фантастики и фэнтези — «Еврокон-2002» (European SF Awards — Eurocon), проходившей в Праге. В 2007-ом году получил премию Национальной итальянской ассамблеи любителей фантастики «Премия Италии в области НФ — Италкон 33» (Premio Italia di fantascienza — Italcon 33) за лучший рассказ. В течение двадцати лет издавал журнал «История общественного антагонизма» («Progetto Memoria — Rivista di storia dell’antagonismo sociale»), в настоящее время является главным редактором известного журнала «Carmilla» («Кармилла»), посвящённого фантастической литературе и политике, а так же сотрудничает с французским политическим изданием «Le Monde Diplomatique» и возглавляет Исторический Архив Новых Левых имени «Марко Пецци» (Archivio Storico della Nuova Sinistra «Marco Pezzi») в итальянской Болонье. В России, в 2008/09 годах трилогия «Маг» Эванжелисти вышла в издательствах «Эксмо» и «Домино» (в переводе О. Егоровой). В настоящее время Валерио Эванжелисти занимается исключительно литературной деятельностью, постоянно проживает в итальянской Болонье и периодически в Пуэрто-Эскондидо (штат Оахака) в Мексике, где писатель имеет собственный дом. В нынешнем 2022-ом году автор отметит свой 70-летний юбилей.

/www.eymerich.com/

______________________________________

.

                                                                                                    *~ *~*

.

Публикации произведений Говарда Филлипса Лавкрафта множатся. Повод — очередные юбилейные даты рождения и смерти американского писателя. Настоящая причина — истечение срока действия авторских прав. Со своей стороны, я тоже принял участие в Лавкрафтианском возрождении, написав Предисловие к изданию произведения «Дело Чарльза Декстера Уорда», о котором прежде уже писали в интернете. Далее, следует расшифровка эзотерических ссылок, присутствующих в романе, косвенно полемических по отношению к тем, кто приписывает ГФЛ воображаемые инициатические знания. Как я уже упоминал в предисловии, познания Лавкрафта в области эзотерики выглядят весьма поверхностными. Однако, поскольку роман изобилует ссылками на оккультные тексты, возможно, не лишним будет уточнить их источники и значение.

Специалист по короткой фантастической прозе, писатель Говард Филлипс Лавкрафт оставил после себя лишь несколько произведений, которые с некоторыми трудностями можно классифицировать как романы. Одним из таких, наиболее совершенным из всех, является роман «Дело Чарльза Декстера Уорда». На мой взгляд, ни «Хребты Безумия» (1931), не очень удачная дань уважения «Гордону Пиму» Эдгара По (это единственное произведение, где Лавкрафт подробно описывает некоторых из своих чудовищных созданий, и теряет себя в этой затее от страницы к странице), ни приторная история «В поисках Неведомого Кадата» (1927, опубликована в 1943), вдохновлённая «баро́чной» прозой Лорда Дансени, — не стоят на одном уровне.

Вместо этого «Дело Чарльза Декстера Уорда», написанное в 1927-ом году, но появившееся посмертно (по частям, в 1941 году, в популярном журнале «Weird Tales»), относится к числу лучших и наиболее значительных произведений Лавкрафта. Скажу сразу, в нём присутствуют все типичные недостатки повествования Лавкрафта: обильное и местами раздражающее использование прилагательных (изобилие слов «ужасный», «коварный», «зловещий» и т.д.), несочетаемое использование наречий, настойчивое обращение к целым цепочкам рассказчиков (в романе рассказчик передаёт соображения некоего доктора Уиллетта, повествующего историю Чарльза Декстера Уорда и, благодаря его исследованиям, мрачные приключения колдуна Джозефа Карвена; в результате навязчивого использования условного и, следовательно, учитывая множественность источников, предполагаемая неопределенность изложенных фактов), а так же отсутствие достоверных психологий, в том числе из-за полного отсутствия диалогов, способных их раскрыть.

Однако, наряду с недостатками, следует отметить и достоинства: суггестивность (способность к внушению), ритм повествования, несмотря на кажущуюся медлительность, ухитряющийся создавать напряжение подлинного саспенса, и способность, с которой мало кто может сравниться, пробуждать в подсознании читателя почти архетипические тревоги, а так же владение символическими инструменами сингулярной (уникальной) мифологии.

К сожалению, несмотря на популярность, достигнутую Лавкрафтом в течении десятилетий после его смерти в 1937-ом году (свидетельством чему десятки фильмов, снятых по его рассказам, включая превосходный «Город монстров» 1963-го года от культового режиссера Роджера Кормана, вольную адаптацию романа «Дело Чарльза Декстера Уорда»), его судьба в критике далека от удовлетворительной. Вплоть до появления в 1991-ом превосходного эссе Мишеля Уэльбека, «Г.Ф. Лавкрафт. Против человечества, против прогресса» (причём, более сосредоточенного на личности американского писателя, чем на его творчестве), почти все исследования Лавкрафта были делом рук энтузиастов, направленных на прославление своего кумира (иногда возведённого в ранг пророка и шамана, носителя оккультных истин) больше, чем на анализ достоинств и границ его литературного письма. Это относится и к англо-саксонским исследованиям университетского происхождения, поскольку любители высокого ранга (С.Т. Джоши, П. Кэннон и другие), стремились досконально восстановить каждую деталь жизни писателя, ни в коей мере не обсуждая и не ставя под сомнение качество его художественной литературы, воспринимаемое как само-собой разумеющееся. Ситуация изменилась только с появлением некоторых недавних критических материалов, в основном европейских. Что же касается собственно литературной академии, то она просто игнорировала Лавкрафта, посчитав менее чем маргинальным автором — возможно, при пособничестве двух оскорбительных рецензий, написанных критиком Эдмундом Уилсоном в 1945-ом году.

Влиятельный критик Эдмунд Уилсон, частично признававший только качество мастерства Лавкрафта, никогда не был доброжелателен к произведениям писателя-антимодерниста, но сегодня, наконец, появилась возможность заново открыть врождённое воображение и творческий потенциал этого автора, слишком часто — и ошибочно — принимаемого некоторыми почитателями за эксперта-оккультиста или даже мага-чернокнижника.

С другой стороны, хотя Лавкрафт, безусловно, рано или поздно должен быть сорван с алтарей, воздвигнутых подростковыми поклонниками (или взрослыми, сохранившими юные души), он, конечно же, не заслуживает забвения. Огромная притягательность, которую продолжают оказывать его рассказы, влияние, оказанное на многих других писателей фантастического и нефантастического жанра (включая Уэльбека, и меня самого; «si parva licet componere magnis»: «коль великое сравнивать с малым», лат.), неудержимое обаяние многих его страниц и не ослабевающее присутствие во всех средствах массовой информации, делают Лавкрафта единичным уникальным «явлением». И когда я говорю о «феномене», я имею в виду литературный феномен, а не просто посредственность.

Серьезный писатель, Лавкрафт сегодня имеет право быть предметом дискуссий с солидным инструментарием, способным выявить причины перманентной (постоянной) жизнеспособности значительной части его прозы.

Среди множества талантов Лавкрафта, один из самых очевидных — заставить то, что не является или является не слишком старым, казаться древним. Возьмите начальные страницы романа «Дело Чарльза Декстера Уорда» с прекрасным описанием города Провиденс, где писатель провёл бо́льшую часть своей жизни. Мы находимся в Соединенных Штатах, и поэтому все здания и постройки, описываемые как старинные, относятся лишь к XVIII, реже к XVII веку. Такая «античность» могла бы вызвать улыбку у европейского (или даже латино-американского) читателя, привыкшего жить реликвиями гораздо более отдалённого прошлого. И всё же, Лавкрафту удаётся, благодаря вызывающей силе его письма, сделать так, что даже градостроительство Провиденса кажется исконным (чем-то похожим на Нью-Йорк, со шпилями и башенками, изображёнными режиссером Романом Полански в мистическом фильме 1968-го года «Ребёнок Розмари»).

Хорошо известно, что Лавкрафт любил определять себя чужаком в окружающем обществе (которое, однако, вопреки утверждениям некоторых экстремистов, он знал очень хорошо: о чём свидетельствует его переписка, полная ссылок на текущие политические и социальные события), а также, большим поклонником английского языка XVIII века — настолько, что в письмах к друзьям он рисовал себя в огромных напудренных париках и при каждом удобном случае прибегал к архаичному английскому. До последних двух лет своей жизни (когда он начал ценить Рузвельта и скандинавский социализм) Лавкрафт оставался столь же консервативен в идеологических вопросах. Сочувствуя фашизму и нацизму, его привлекала не современность этих движений (помимо расизма) и их обращение к массам, а то, что сближало их с аристократическим пониманием концепции общества и жизни. Сознательно или бессознательно, но видение Лавкрафта приближалось к «французскому действию» (Action Francaise): как и для французских литераторов национал-монархического толка Шарля Морраса (1868 — 1952), и Леона Доде (1867 — 1942), идеальным режимом для него был монархический, с мудрой и просвещённой аристократией, способной вступить в почти отеческие отношения с рабочим классом без посредничества в лице буржуазии (в конце жизни Лавкрафт полностью принял анализ Маркса и Энгельса об экономической эксплуатации).

Несмотря на сожаление о прошлом, разрушающимся на его глазах, в процессе, действующим лицом которого была буржуазия, именно из прошлого в рассказах и романах Лавкрафта исходит всякая угроза. Всё «Дело Чарльза Декстера Уорда» — это своего рода бег назад, в поисках источника мерзостей, из-под земли осаждающих тихий город Провиденс. Как мы увидим, расследование будет проходить не только за одно-два столетия до разворачивающихся событий, но даже в Средние века и Римскую эпоху, а значит, с предысторией (пусть и мало прояснённой) в Старом Свете.

Это так же знакомит нас с повторяющейся Лавкрафтовской темой, ярко проявляющейся в рассказе, напоминающим настоящий роман, под названием «Ужас в Ред-Хуке» (1925 год: действие происходит в Нью-Йорке, городе, где писатель прожил несколько лет). Отвратительно расползающееся прошлое, стремящееся бросить тень на настоящее, имело физическое воплощение, представленное иммигрантами и, в частности, метисами, «полукровками». В «Деле Чарльза Декстера Уорда» они возникают не только в начальных описаниях трущоб Провиденса, но и в фигурах коренных американских индейцев на службе у колдуна Джозефа Карвена (причём с женщиной, ещё более запачканной своей негроидной кровью), а также в фигуре португальского слуги Чарльза Уорда. Однако, в истории «Ужас в Ред-Хуке» в основном это были мрачные и зловещие итальянцы, и другие мульти-расовые отбросы азиатского или африканского происхождения, извергаемые с прибывающих кораблей. Все они, иногда суккубы, а иногда сообщники, являлись носителями этих поистине древних культов и способствовали открытию брешей, через которые могли проникнуть забытые божества, чтобы вновь обрести свою власть над людьми. В рассказе «Ужас в Ред-Хуке», который предшествовал космогонии, впоследствии разработанной Лавкрафтом (с помощью коллег) и обычно называемой «Мифами Ктулху», возвращающиеся боги из греко-латинской мифологии, являются не более обнадеживающими (Геката/Кибела, Пан, и т.д.). Что касается романа «Дело Чарльза Декстера Уорда», то вскоре мы рассмотрим, какой была эта мифология.

В качестве побочного и сомнительного подтверждения связи между этническими корнями и зловещими культами у Лавкрафта, отмечу лишь, что некоторые «непонятные» фразы, присутствующие в этом и других произведениях, звучат очень похоже на ритуальные термины из африканской религии Йоруба (Yoruba), завезённой на американский континент рабами и до сих пор действующей от Кубы, до Гаити, и Бразилии, в самых разных религиозных культах: Сантерия, Вуду, Пало-Майомбе, Кондомбле́ и других. Например, «ng’ngah» (нг'нга) у Лавкрафта очень напоминает слово «nganga» (нганга) из обрядов Йоруба, означающий наполненный веществами сосуд, в котором заключена душа умершего человека. Как мы видим эта деталь очень близка к теме романа «Дело Чарльза Декстера Уорда». Впрочем, это может быть и чистой случайностью, и я на такой версии не настаиваю.

То, что у Лавкрафта находится под осадой смешения рас и исповедуемых ими непристойных культов, не является ни современной Америкой, ни какой-либо другой, легко поддающейся датировке. Скорее, это достаточно Весёлый идеал Новой Англии, со сложной исторической коллизией, преобладающий образ жизни которой, по прежнему находится под влиянием британской матрицы. Однако, то, что кажется похожим на неё в современном мире (точнее сказать, в мире писателя) находится на грани полного уничтожения. После описания изящных фасадов и элегантных зданий, в ходе сюжетной линии «Дела Чарльза Декстера Уорда» Лавкрафт раскрывает нам (как и в других своих рассказах), что под некоторыми из этих построек находятся распахнутые полости, лабиринты галерей и бездонные колодцы. Жилища Джозефа Карвена и Чарльза Уорда возвышаются над освящёнными злом базиликами, и тайными тюрьмами с грязными камерами (в этом абзаце я использую некоторые прилагательные, часто повторяющиеся у Лавкрафта). Те, кто живёт на поверхности, даже не подозревают, насколько шаткой является стабильность их микрокосма, уже осаждённого импульсом социальных преобразований. Также они не предполагают, что самые страшные опасности имеют прямо-таки космический размах, помимо урбанизма, угрожая ещё и устоявшимся ценностям, мировоззрению и образу жизни. Современник Эйнштейна, Лавкрафт, хотя и не слишком ценил знаменитого учёного, усвоил его урок и с пользой применил на практике. Таящийся кошмар исходит не только из глубин времени, но также из космического пространства. Одним словом (звучит очень по-эйнштейновски), из пространства-времени.

В «Деле Чарльза Декстера Уорда» отсылки мимолётны, но весьма красноречивы. Если эксперименты главного героя увенчаются успехом, то порядок всей Солнечной системы и известной нам Вселенной окажется под угрозой. Другие вселенные, в других измерениях, найдут доступ к нашей и извергнут в неё своё непристойное содержимое. Как это может произойти, не объясняется, но, несомненно, это может быть связано с призывом потусторонних существ, которых трудно отправить обратно после того, как они пересекли бездны пространства-времени.

Вырисовывается образ мира, где мёртвые ходят среди нас, а зловонные, мерзкие и бессмертные существа отвратительного вида возвращаются, чтобы взять на себя полу-божественную роль, которую они играли на земле в древние времена. В «Деле Чарльза Декстера Уорда» такая возможность была предотвращена, но не навсегда: чересчур много расщелин прорыто под цивилизацией, очень много «полукровок» из гнусных и варварских культов, слишком много плохо запертых врат в космические Ады.

Далёкое прошлое ужасно, будущего — нет. Во многих рассказах Лавкрафта главный герой (всегда одинаковый: мужчина, образованный, хорошо воспитанный, почти совершенно не интересующийся противоположным полом) в конце-концов оказывается втянутым в параллельное измерение или претерпевает трансформацию, адаптирующую его к неизбежной новой реальности. Весёлая Новая Англия — временный оазис, обречённый на опустынивание (или, возможно, на оледенение: нередко лавкрафтианские монстры заявляют о себе дуновением леденящего ветра). Формально это напоминает картину парусного судна, осаждённого свирепыми мятежниками всех рас, из романа Джека Лондона «Мятеж на Эльсиноре» ('The Mutiny of the Elsinore', 1914). Джек Лондон был вдохновлён немецким философом Освальдом Шпенглером. Лавкрафт, по-своему, также метафорически описывает зарождающийся упадок Запада. В этом смысле он связан с культурными течениями своего времени, от которых, при поверхностном взгляде, кажется совершенно оторванным (иногда трудно представить, что Лавкрафт являлся современником Фолкнера, Хемингуэя, Хэмметта, Стейнбека, Дос Па́ссоса и других).

Как известно, Лавкрафт создал свой собственный олимп жутких богов-безумцев, описанных в вымышленной книге «Некрономикон» — потусторонних сущностей, стремящихся восстановить власть над людьми, существовавшую тысячелетия назад. Господствует над всем Азатот, безумный и кричащий бог, восседающий на своём троне, расположенном в центре вселенной. Затем следуют Ньярлатхотеп, «ползучий хаос», посланник Азатота; Ктулху, обитающий в морских глубинах; бог-жаба Цатоггуа (творение друга Лавкрафта, писателя Кларка Эштона-Смита), Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат, Хастур (позаимствованный у другого коллеги, Роберта Чемберса), и толпа более мелких сил. В «Деле Чарльза Декстера Уорда» содержится первое упоминание о мифическом существе Йог-Сототе, неоднократно появляющееся в качестве элемента заклинания.

«Дело Чарльза Декстера Уорда» относится к той группе нарративных (повествовательных) сочинений, в которых Лавкрафт объединяет придуманную им мифологию с другими, и в частности, с иудео-христианской основой. Такова, например, классическая знакомая форма, повторяющаяся в различных местах романа: «Адонай», «Элохим», «Адонай Иегова», «Адонай Саваоф», и так далее. Лавкрафт почерпнул её из 2-го тома «Догма и ритуал Высшей магии» ('Dogme et Rituel de la Haute Magie', 1855) французского оккультного автора Элифа́са Леви́ (1810 — 1875), и приспособил для своих собственных повествовательных целей.

Роман открывается цитатой, к которой в этой истории мы ещё вернёмся, приписываемой алхимику по имени «Борелло», о возможности извлечения из человеческих тел эссенции, способной восстанавливать их после смерти. В действительности, как показал исследователь Джон Дорфман, публикуемые в романе цитаты были взяты из работ о религиозном развитии колоний Новой Англии XVII века, включавших описания Салемских ведьм — «Славные Христовы дела в Америке» ('Magnalia Christi Americana', 1702) пуританского проповедника Коттона Мэзера (1663 — 1728), а так же использовались цитаты из сборника трудов по магии французского оккультиста Э́лифаса Ле́ви, и книги «Тайны Магии» ('The Mysteries of Magic', 1886) за подписью британского мистика и масона Артура Эдварда Уэйта (1857 — 1942), — по всей видимости, названные фолианты оказались в руках Лавкрафта.

Это побудило некоторых полагать, что «Борелло» — вымышленное имя, и что Лавкрафт цитировал его вне контекста. Это не так. Пьер Борель (1620 — 1689) был французским врачом, учёным и ботаником, много занимавшемся алхимией. Среди его разных исследований была попытка извлечь из растений эссенции, которые затем позволили бы их воспроизвести (репликация). Эксперимент, в основном проводившийся "а-ля Борелли". Цитата, приведённая Лавкрафтом, конечно, производная и двусмысленная, но более чем уместная.

Формула некромантического заклинания «Адонай», повторяющаяся в романе и т.д., также взята из текстов Артура Уэйта и сборника по магии Э́лифаса Леви́ и, в частности, из уже упомянутой «Догмы о Высшей Магии» (1855). Это напоминает многие другие формулы, с помощью которых, в соответствии с изречениями Каббалы, в средневековых гримуарах взывали к имени Бога или ангелов, пытаясь заставить демонов проявить себя.

Ни одно слово в заклинании не является особо непонятным. Адонай означает «Господь», Элохим, Иегова, Саваоф, Гибор указывают на Бога, как и акроним «АГЛА / AGLA» (Ateh Gibor Le-olam Adonai — «Ты, Господь, вечно могущественный»). Алмузин и Метатрон — два ангела. Иешуа — это Иисус, Гад (у Лавкрафта ошибочно пишется как Бог) — имя библейского пророка, а также одного из двенадцати колен Израилевых. «Пророческое слово» («verbum pythonicum»), «Тайны саламандры», «Сборище сильфов» (скорее всего правильным выражением было «Conventus sylphorum», а не «Cenventus sylvorum»: саламандры, сильфы или сильфиды, и гномы были соответственно символами Огня, Воздуха и Земли), «пещеры гномов», «демоны неба» представляют собой нагромождение названий, как бы обогащающих предложение, расположенные в разных видах, они фигурируют во многих средневековых руководствах по некромантии.

Имя «Эвам» (Evam) — это «Ева» в винительном падеже, как прямой перевод. Только «Зариатнатмик», возможно, ангел, неясный мрачный метатель стрел от имени Всемогущего, появляется, насколько мне известно, в единственном тексте (но не во всех редакциях) под названием «Le Grand Grimoire» («Великий Гримуар»), приписываемом венецианцу по имени Дж. Картер, или Антонио дель Раббино (sic!). Смотрите, к примеру, анастатическую перепечатку оригинала с неустановленной датой (предположительно, конца XVIII века), отредактированную в 1987-ом году издательством «Brancato Editore».

Теперь давайте перейдём к загадочной формуле «Dies Mies Jeschet Boene Doesef Douvema Enitemaus», которую, по словам Лавкрафта, итальянский мыслитель Эпохи Возрождения — Пико делла Мирандола (1463 — 1494) назвал бы «наиболее опасным из заклинаний Чёрной Магии». Источник Лавкрафта всегда один и тот же: Э́лифас Леви́, приписывающий эту формулу немецкому врачу, философу, алхимику и астрологу Генриху Корнелиусу Агриппе (1486 — 1536). Однако в работах последнего, по крайней мере в наиболее известных («De Occulta Philosophia Libri Tres», или даже в четвёртой апокрифической книге, под названием «Libro del Comando» — «Книга Повелений», 1559), это заклинание не найдено. Но, оно цитируется в переводе Сэмюэля Лиддела МакГрегора Мазерса (1854 — 1918, основатель английского эзотерического общества «Золотая заря», учитель Алистера Кроули), в знаменитом гримуаре «Великий ключ Соломона» (отличного от «Clavicula», то есть «Малого ключа»). Написание, однако, заметно отличается, по крайней мере в том издании, которым я располагаю, «The Key of Salomon the King» 1999-го года (анастатическая перепечатка издания 1914 г.), и пишется как: «Dies Mies Yes-Chet Bene Done Fet Donnima Metemauz». Вариант заклинания в книге французского оккультиста и масона Эмиля Грийо де Живри (1874 — 1929) — «Собрание колдунов, магов и алхимиков» («Le Musée des Sorciers, Mages et Alchimistes», 1929), описан следующим образом: «Dies, Mies, Jeschet, Doefet, Dowina, Enitemaus».

Данная формула заклинания приписывается Пьетро Д'Абано (1257 — 1315), учёному и алхимику, преследуемому Доминиканской Инквизицией, посмертно сжёгшей его кости на костре. По словам Грийо де Живри, некоторые главы «Оккультной философии» («De Occulta Philosophia») Корнелиуса Агриппы, были заимствованы у Пьетро Д'Абано. Однако, следует отметить, что заклинательная формула «Dies Mies...», каким бы образом она ни была написана, не является некромантическим заклинанием, а представляет собой метод заставить виновных в краже признаться. Маловероятно, что богослов Пико делла Мирандола испытывал бы от этого ужас, называя формулу «наиболее опасным из заклинаний Чёрной Магии». Да, но что же тогда означает сей призыв? Трудно сказать. Формула начинается с обращения к Богу, благодарностью за что-то положительное, и заканчивается упоминанием дамы или госпожи, возможно, арабского происхождения (суффикс -ауз/auz был типичной средневековой транслитерацией с арабского языка). Женщина, подозреваемая в краже и впоследствии признанная невиновной?

Моё предположение простое, но достаточно рискованное. Я думаю, что Лавкрафт, в вопросах оккультизма был таким же невеждой, как и я. И всё же он знал, какой силой обладают неизвестные слова, оказывая влияние на подсознание увлечённых читателей. Разве не утверждал величайший теоретик магии Средневековья, арабский учёный Аль-Ки́нди (около 801 — 873 гг.), что каждое слово имеет космический резонанс, если оно произнесено с умышленным намерением?

Я заведомо полностью опускаю последнюю магическую формулу из «Дела Чарльза Декстера Уорда». Кроме символов полумесяца и убывающей Луны, всё остальное в романе — чистый Лавкрафт. Некоторые фразы, такие как «y'ai 'ng'ngah», или «h'ee», имеют созвучие (ассонанс) с терминами африканской религии Йоруба, но это, как уже говорилось, лишь гипотеза, в которой я сомневаюсь. И, тем не менее примечательно, что «второстепенный» писатель подтолкнул меня и многих других, с переменными результатами, к размышлениям о самых загадочных и волнующих отрывках из его текстов. Это требует изрядной доли мастерства и силы обольщения. Лавкрафт не испытывал недостатка ни в одном, ни в другом.

На протяжении всей жизни атеист Лавкрафт скептически относился к оккультизму, объединился со столь же скептически настроенным иллюзионистом Гарри Гуди́ни (1874 — 1926), чтобы попытаться его опровергнуть, и затем признался в знании эзотерики, широко используемой в литературной области только благодаря случайным просмотрам и книгам, найденным у торговцев подержанными вещами.

Несмотря на все доказательства, поклонники продолжают приписывать Лавкрафту неизвестно какие инициатические знания, таким образом, невольно, принижая масштаб самого писателя. «Дело Чарльза Декстера Уорда» само по себе является опровержением подобных инфантильных умозрений. Описывая в романе библиотеку колдуна Джозефа Карвена с его «зловредными» книгами, Лавкрафт рядом с известными алхимическими текстами (Гебера, Фладда, Тритемиуса и пр.) помещает и другие, не имеющие никакого отношения к оккультным наукам. Например, безобидный религиозный трактат XIII века «Ars Magna» средневекового испанского философа-богослова Раймонда Луллия (1232 — 1316), который, если уж на то пошло, можно отнести к теологии, поскольку в нём изложена причудливая система наделения Бога атрибутами. Ссылка на обожествлённого древне-египетского автора Гермеса Трисмегиста также выглядит несколько неуместной, учитывая, что эллинистические тексты, подписанные этим загадочным именем, лишь в минимальной степени касаются алхимии, в то время как в целом они относятся к нео-платонической философии, возможно, в некотором роде «эзотерической», но далеко не «зловредной».

Тот факт, что Лавкрафт черпал наугад, дабы больше придать внушительного смысла страницам своего романа, хорошо демонстрируется письмами, которыми Джозеф Карвен обменивается с другими колдунами. В своих посланиях они призывают Саваофа, то есть Самого Бога, и иудейского ангела Метатрона (которого Лавкрафт регулярно неправильно называет МетРатоном), принимая их за «демонов». Это не означает, что автору неизвестно ничего из того, что связано с Кабаллой и её производными. Просто он знал, что определённые названия и имена оказывают на читателя сильный эффект воздействия, помимо того, что они означают. В других рассказах, среди текстов по Чёрной магии, Лавкрафт цитирует справочник по демонологии «Daemonolatreia Libri Tres» (1595) французского судьи-инквизитора Николя Ре́ми, или собственные придуманные с нуля фолианты, такие как вымышленный гримуар «De Vermis Misteriis» ('Тайны Червя') некоего адепта Людвига Принна (плод фантазии корреспондента Лавкрафта, Роберта Блоха). Не говоря уже о книге «Unaussprechlichen Kulten» ('Невыразимые Культы') Фридриха фон Юнца, изобретении другого приятеля Лавкрафта, писателя Роберта И. Говарда.

Я несколько подзадержался, но думаю, читателю будет полезно прикоснуться к Лавкрафту со светским (секулярным) духом, поскольку глубоко светским человеком был и сам Лавкрафт. Теперь читателя предупредили: если попадутся критические чтения «инициатического» свойства, он должен знать, что это все — хлам. Лавкрафт прежде всего был писателем и, будучи таковым, изобретал миры и пейзажи. Тот факт, что они настолько правдоподобны, чтобы заставить некоторых людей считать их подлинными, лишь подтверждает его высокое мастерство.

Давайте рассмотрим это умение более подробно. Чрезмерная адъективация (прим., — морфолого-синтаксический способ словообразования, переход других частей речи в прилагательные), также отмеченная Мишелем Уэльбеком, которая, к примеру, в известном эссе Говарда Лавкрафта «Сверхъестественный ужас в литературе» (1927) находится на пределе допустимого, в повествовательных текстах имеет свою собственную функцию: она заменяет описания, намеренно опущенные. Читатель, дошедший до конца повествования «Дела Чарльза Декстера Уорда» и уже знающий разгадку тайны, в любом случае будет иметь весьма смутное представление о том, что Джозеф Карвен и его сподвижники призывали из других измерений, и что же произошло с теми несчастными, заключёнными в тюрьму в целях эксперимента.

Это оказывается чрезвычайно эффективно. То, что осязаемо, из мрачного изображения чудовищ, лишь атмосфера и ничего больше. По своей природе атмосфера была бы неосязаемой, но именно прилагательные делают её конкретной, наряду со зловонными миазмами и подвальной сыростью. Постепенно, даже наименее склонный поддаваться тексту и его соблазнам читатель, оказывается вовлечённым во всё более сгущающийся мрак, за туманностью которого перемещаются неясные и немыслимые сущности. Именно читательское подсознание придаст им приблизительную форму, автор на неё лишь намекает. Само собой, излишне говорить, что таким образом уровень ужаса усиливается.

В этом Лавкрафт перенимает урок большей части классической готической литературы (и частично современного готического повествования), в которой кладбищенская атмосфера имеет бо́льшее значение, чем происходящие события. Однако, к этому он добавляет новый элемент, матрицу внутренних страхов: внушаемую читателю всеми возможными способами мысль о том, что от надвигающегося впереди нет никакого лекарства, а надежда — есть жалкая иллюзия. К какому Богу взывать, если единственные существующие божества — это мерзость, наделённая лишь животными инстинктами? На какую солидарность и культурные ценности можно ссылаться, если то, что тысячелетиями противостоит и осаждает известную вселенную, лишено разума и не действует в соответствии с понятными правилами?

Человек, по всей вероятности, был создан по образу и подобию этих космических сгустков безумия. Лучше, подобно Чарльзу Декстеру Уорду, отказаться от всякого сопротивления и поставить себя на службу противнику, который в предпоследнем анализе является хаосом, а в конечном счёте, полнейшей пустотой (вакуумом). Чтобы развить и сделать такой взгляд правдоподобным, Лавкрафту были не нужны психологически сложные персонажи. Гораздо лучше одинокие, несовременные молодые люди, отличающиеся только тягой к знаниям. Точно так же ему необходимо было взять на вооружение язык со слегка старомодной фразировкой, что облегчало бы выход — персонажа и читателя — из современного контекста, и погружало в иное, аномальное течение времени.

Как видите, то, что я изначально назвал недостатками прозы Говарда Лавкрафта, на поверку оказалось множеством авторских секретов. Эдмунд Уилсон в 1945-ом году, в своей критике писателя глубоко ошибался.

Чем пытаться приписать Лавкрафта к великим литераторам — операция с весьма спорными результатами, — лучше ограничиться признанием его как превосходного мастера, способного блестяще нагнетать напряжённую интригу и пробуждать в читателе нетривиальное волнение. Художественность его работ заключается в содержащихся элементах автобиографичности, а также в связанной последовательности, скрепляющей их воедино (настолько, что нередко делает лавкрафтовские истории очень похожими друг на друга, но не переводя это в скуку). Первенство, на мой взгляд, должно быть отдано его большому мастерству, о котором не может быть никаких дискуссий.

Давайте ещё раз вернемся к «Делу Чарльза Декстера Уорда», структура которого примерно соответствует триллеру. Предстоит разгадать две связанных между собой загадки: почему молодой Уорд изменил свою личность, чтобы его ошибочно приняли за сумасшедшего, и каким запретным экспериментам он себя посвятил. Первая загадка решается слегка проницательным читателем уже на трети романа, хотя рассказчик долгое время делает вид, что считает её неразрешимой. Однако, вторая загадка, не проясняется до конца даже в финале.

Именно решение второй загадки, является настоящим двигателем саспенса в романе. Настолько сильным, что побуждает читателя взять в руки другие произведения писателя, чтобы попытаться реконструировать его ужасающую альтернативную «теологию». Однако, читатель никогда не добьётся полного успеха, потому что такой «теологии» просто не существует, если не считать метафорической (уничижительной) насмешки над современной неопределенностью: хрупкостью западного общества, и прежде всего американского, столь стремительно подверженного изменениям, что их невозможно удержать под контролем; открытию, благодаря научным знаниям, что ни одна космологическая модель не может выдержать длительного испытания временем, и что человек, по-видимому, в любом случае играет незначительную роль во Вселенной, а также возможностью варварской регрессии, нацеленной на прошлое, связанной с аномией (морально-ценностным беззаконием) и воздействующим отчуждением, способными вызвать новые перспективы ви́дения целого.

Материалист и богохульник до такой степени, что сделал богов телесными, недочеловеками и полу-идиотами, Лавкрафт рассматривал людей как соломинки, находящиеся во власти слепых и безрассудных сил, абстрагированных от волеизъявления субъекта. В течении десятилетия он тщётно пытался быть нацистом, но его мировоззрение являлось достаточно отдалённым от фашистского, или хотя бы просто, подлинно консервативного. Если уж на то пошло, он напоминал Фрейда или Эйнштейна, двух знаменосцев не совсем арийской расы. Будучи объявленным врагом современности, Говард Лавкрафт сделал себя интерпретатором, в пессимистическом смысле, истолкователем всех её опасностей и тревог. Писатели, гораздо более одарённые, чем он, даже не смогли их воспринять. Поэтому, снимаю шляпу перед великим Мастером Провидения.

.

                                                                                                         * * *

Author: © 2007 Valerio Evangelisti.

Carmilla ® Supplemento a Progetto Memoria. Bologna, Italia, 2022.

Rivista web «Carmilla»: Letteratura, immaginario e cultura d'opposizione.

Direttore Responsabile Valerio Evangelisti.

Перевод: © 2022 ZaverLast.

Ссылка: https://www.carmillaonline.com

========================================

Фото-коллаж: писатель Валерио Эванжелисти и его книги.

.

ВВЕДЕНИЕ.

.

Влияние Говарда Лавкрафта на массовую культуру, как в мейнстриме, так и в андеграунде, неоспоримо. Его рассказы стали источником вдохновения для десятков других писателей, а своеобразный стиль и богатое мировоззрение послужили отправной точкой и декорацией для масштабной расширенной вселенной в жанре фантастической литературы. Художественная литература Лавкрафта и обширные Мифы, которые она вдохновила, стали синонимами жанра «Странной фантастики» и космических ужасов. Пантеон его божеств и мифология, связывающая их, явились богатым гобеленом для множества последующих авторов, а также оказали мощное влияние на саму стилистику фантастических ужасов. Тем не менее, определенная часть приверженцев сделала еще один шаг в сторону от оценочных норм подражания и вдохновения — в область квази-религиозного преклонения. Действующий мир эзотерической магии и оккультизма перенял Лавкрафта и его произведения в свой канон, легший в основу ритуальных практик, и даже в основу учений некоторых каббалистических и магических религиозных кругов. Это необычное явление, охватившее работы Лавкрафта, в реальном мире ещё не получило серьезного внимания и академического изучения. Что особенно странно, потому как сам Лавкрафт был убежденным рационалистом. Данное внутреннее противоречие между отказом самого Лавкрафта от оккультизма и принятием оккультизма его художественной литературы, во многом определяет содержание публикуемого эссе.

Эссе, разделенное на четыре части, призвано подробно осветить эту необычную группу поклонников Лавкрафта, и их эзотерические техники. Первый раздел дает контекст, кратко описывая магическую и оккультную традицию, в которую входят Практикующие Лавкрафта. Второй раздел подробно описывает различные возникшие группы, использующие труды Лавкрафта в своей практике. В третьем разделе подробно изложены собственные взгляды и мнение Говарда Лавкрафта на оккультизм и реальность. В заключительном разделе сравниваются утверждения лавкрафтианских оккультистов относительно значения работ Лавкрафта, против совершенно иных целей самого писателя. Это особенно отражается на том факте, что сам Лавкрафт отвергал оккультизм и любые суеверия. В конечном итоге эссе продемонстрирует, что хотя сам Лавкрафт и не был оккультистом, считая свои произведения обычным фантастическим вымыслом, его работы действительно превосходно подходят, если так уместно сказать, для взаимодействия с реальными оккультными группами. Именно таким образом мифотворчество Лавкрафта вышло за пределы простого вымысла и перешло в область подлинной веры.

Западная Оккультная Традиция.

Чтобы полностью прояснить, каким образом Говард Лавкрафт занял столь важное положение в современной оккультной традиции, необходимо понять контекст, в который он был помещен. Магические и оккультные практики в Западной Европе и Америке в течении многих столетий были предметом серьезного религиозного табу и таким образом, являлись подпольным промыслом по необходимости: «духовная магия всегда была оккультным или тайным знанием. Ее процедуры были описаны в гримуарах, в учебниках по ритуальной магии, и стали ревностно охраняемыми ценностями магической традиции» (А.Оуэн, «Колдун и его ученик: Кроули и магическое исследование Эдвардианской Субъективности», 1997). Затем, в конце 19-го начале 20-го веков, в со-обществе ритуальных магов произошло колоссальное возрождение. Ослабление религиозных преследований и большие послабления со стороны государства по отношению к группам, пропагандирующим нетрадиционное религиозное и этическое поведение, в значительной степени стало результатом восстановления этого интереса. Просвещение и его не проходящие идеалы открывали новые возможности для интеллектуальных и духовных экспериментов. Многие интеллектуалы и художники, особенно в Англии, стекались на обещания эзотерических знаний и мудрости, предлагаемые оккультистами. Один из ранних оккультных кружков, британский Герметический орден «Золотой Зари», привлек к себе ряд выдающихся членов, в том числе писателей Брэма Стокера, Уильяма Батлера Йейтса, Алджернона Блэквуда и других. Центральное место в миссии Ордена «Золотой Зари» занимало продвижение ритуальной и церемониальной магии, как способа поиска тайных смыслов жизни и всестороннего развития личности.

Иллюстрация ниже: «древний Лунный календарь КТУЛХУ».

Со структурой, в определенном плане базирующейся на традициях масонских лож 18-го века, «Золотая Заря» состояла из трёх орденов, по сути являясь так называемым «внешним орденом», и имела ряд ритуальных посвящений, или степеней-градусов, посредством которых проходили инициацию участники, приобретая сведения о самой организации, а также получая особое «тайное знание», по слухам якобы в строгом секрете хранившееся Орденом: «именно во Втором («внутреннем ордене») адепты начинали получать доступ к тайнам практической или оперативной магии, то есть магии, как уникального знания, с помощью которого можно было влиять на невидимые силы и управлять ими» (А.Оуэн, «Колдун и его ученик: Кроули и магическое исследование Эдвардианской Субъективности», 1997). Несмотря на обширную и избирательную магическую традицию, один из членов «Золотой Зари», оккультный маг Алистер Кроули, стал недоволен действующей практикой Ордена, рассматривая ее как обычную игру в магию, и поэтому искал более высокого статуса в иерархии (М. Бут, «Магическая жизнь: Алистер Кроули», 2000). Его известным и альтернативным видением была организация, которая продвигала бы и пропагандировала то, что он считал «настоящей» магией. Это желание привело к внутреннему расколу «Золотой Зари» и, следовательно, к расколу всего мейнстрима возродившейся Западной Магической Традиции.

Вскоре Алистер Кроули присоединился и начал быстро доминировать в другой организации под названием «Ordo Templi Orientis» (OTO), превращенной им в средство для собственных оккультных верований. В 1904-ом году, находясь в Египте и занимаясь оккультными практиками, он написал «Книгу Закона» (Liber AL vel Legis), ставшую в дальнейшем руководящим манифестом ОТО (Р. Качински, «Претерплю до Конца: Жизнь Алистера Кроули», 2010). Кроули утверждал, что «Книга Закона» в течении трёх суток была надиктована ему нематериальным существом — ангелом-хранителем по имени Айвасс, посланником древне-египетского Бога Гора (прим., — бог Неба и Солнца с птичьей головой). Эта книга, согласно представлению Кроули и его последователей, провозгласила наступление Эпохи Гора, управляемой законом «Телемы». Впервые «Книга Закона» была издана в 1912-ом году и входит в число главных книг Алистера Кроули под названием «Святые Книги Телемы».

Описанная в этой книге центральная религия и философия — «Телема», остается мощной силой для тысяч сегодняшних последователей, практикующих магию. По мнению оккультистов, данная религиозная философия способствует форме саморазвития «Истинной Воли» индивида, и обретению своего законного места в обществе и вселенной, через процесс открытия ритуальной магии (Э. Хессле, «Этика Телемы», 2007). Эта главная руководящая идея пронизывает большую часть оккультной традиции, последовавшей за Кроули. В 1947-ом году, когда Кроули умер, магическая и оккультная традиция, на которую он бросил такую внушительную тень, раскололась на множество разных организаций. Некоторые из них, в той или иной степени следовали за классической «Телемой», очерченной Кроули, а другие шли по более смелым экспериментальным касательным. Именно в эти организационные трещины и стали постепенно просачиваться Лавкрафтовские темы и идеи.

Оккультизм Лавкрафта.

Произведения Лавкрафта были вплетены в гобелен оккультных практик четырьмя различными способами. Первая группа лавкрафтовских оккультистов сосредоточилась на использовании литературных трудов Говарда Лавкрафта, фокусируясь на них как на инструменте для медитации и упражнений по самоисследованию. Эта практика наиболее заметна в религиозной дисциплине под названием «Магия Хаоса», или «магии хаоса», как многие практикующие предпочитают ее называть. Разработанное в конце 1970-ых годов оккультное течение «Магия Хаоса» (Хаосизм) — продукт существенного отклонения от традиционных Телемических практик А. Кроули, способствующее прагматическому подходу к системам верований, используя их как инструмент для медитации и саморазвития (Дж. М. Грир, «Новая Энциклопедия Оккультизма», 2003). Многие схожие системы верований, как исторические, так и вымышленные, используются ритуальными магами, и сочинения Лавкрафта с их исключительной образностью и эстетикой Космического Ужаса стали популярными тотемическими и медитативными средствами для этих магических практиков, ценящих подобную живую образность в своих созерцаниях. Книга «Некрономикон», самый известный фолиант из вымышленной Вселенной Лавкрафта, является частым объектом такой ритуальной магии. Для многих лавкрафтовских оккультистов, как и для некоторых групп Церкви Сатаны, использующих «Некрономикон», не имеет принципиального значения реален ли вымышленный мир Лавкрафта и пантеон его ужасающих божеств, или нет. В действительности они признают художественный вымысел и не скрываются от него:

«Сатанисты понимают, что любая, в достаточной степени стимулирующая основа, может быть использована в личном ритуале, поэтому если материалы содержащиеся в Некрономиконе шлют надлежащий «холодок» по вашему позвоночнику, тогда, безусловно, воспользуйтесь ими. Только не обманывайте себя за пределами ритуальной комнаты, верой в то, что вы используете какой-то подлинный древний гримуар, переданный Старшими Богами их человеческим или гуманоидным прислужникам». (П.Х. Гилмор, «Некрономикон: некоторые факты о Фантастической Литературе», 2013).

Тот факт, что лавкрафтовские тексты уже сами по себе являются ценным описанием и способствуют магическому процессу, вполне достаточен для практикующих, чтобы проводить свои ритуалы. Никакой другой, более высокий смысл им не нужен. Тема «Некрономикона», особенно его происхождение и история, представляют собой один из наиболее захватывающих аспектов живой, дышащей мифологии, возникшей из художественной литературы Говарда Лавкрафта. Загадочная история «Некрономикона» заслуживает здесь особого внимания, так как она являет собой тот самый фокус, через который образовалась масса оккультных мировоззрений на личность Лавкрафта и его творчество. Конечно, сам Лавкрафт никогда не отказывался признать, что «Некрономикон» был исключительно его собственным изобретением, не претендуя на какое-либо древнее или оккультное происхождение этой книги. Он утверждал, что предпочитает известным работам по оккультизму свои собственные изобретенные фолианты, потому как «серьезно написанные книги об оккультном и сверхъестественном, мало что значат...» (Г.Ф. Лавкрафт, «Цитаты»). Лавкрафт не претендовал на тайное знание, он был писателем фантастической литературы, и гордился этим. Для него труды значимых оккультных практиков были столь же причудливыми и непривлекательными, как и для любого простого мирянина. «Некрономикон» никогда не являлся чем-то бо́льшим, нежели справочным пособием, полезным «источником» грозных цитат и зловещих «знаний», с целью ужасать и сводить с ума книжных персонажей Лавкрафта. По сути, это был сокращенный метод введения его ужасающих творений в литературные истории и объединение разрозненного массива гротескных существ в единый Пантеон. «Некрономикон» не просто связал воедино многие собственные лавкрафтовские произведения, но с той же целью послужил и для других писателей, погружавшихся в Мир Лавкрафта, чем сам Лавкрафт наслаждался и ценил, как он объяснял в письме коллеге-автору Роберту И. Говарду:

«Довольно забавно, что этой искусственной мифологии придается вид правдоподобия, путем широкого цитирования» (Г.Ф. Лавкрафт, «Цитаты»).

Согласно его обширной переписке, она (книга «Некрономикон») никогда не выходила за рамки этого правдоподобия и существующего фасада, и Лавкрафт в своих произведениях даже никогда не обрисовывал её полное, хотя и вымышленное содержание. Он не сделал этого по двум вполне очевидным причинам. Во-первых, написание подробного отчета о «Некрономиконе» ограничило бы возможность его дальнейшего использования в создании будущих интересных рассказов. Если бы книга была написана полностью, было бы трудней приводить из нее полезные цитаты, когда это было удобно; поскольку Лавкрафт мечтал о новых ужасах, чтобы заполнить свой созданный мир, он мог бы оказаться «загнанным в угол» этим ограничением. Так же, конкретность содержания ограничила бы способность других авторов использовать название «Некрономикона» и вписывать его в свои истории. Второй причиной, по собственному признанию Лавкрафта был страх, что ему не хватит «энергии и изобретательности, чтобы сделать подобное» (Г.Ф. Лавкрафт, «Цитаты»). Был ли это просто пример склонности Лавкрафта к самоуничижению или искренний страх перед отсутствием способности создать достойное изображение такого произведения, ясно одно, Лавкрафт больше предпочитал тайну и универсальность данного фолианта, упоминавшегося только в зловещих, прерывающихся отрывках, намекая на еще более темные вещи. Именно «правдоподобие, путем широкого цитирования», которое Лавкрафт находил столь забавным, помогло в дальнейшем сохранить «Некрономикон» в лексиконе серьезных оккультных знаний.

Об этой книге говорят так много, и цитируют, как в фантастической литературе, так и в серьезных классических произведениях, что она приобрела собственную индивидуальность, далеко выходящую за узкие рамки придуманные ее создателем. Случайными наблюдателями «Некрономикон» нередко упоминается среди наиболее известных оккультных текстов, и многие, кто не знает о его происхождении, считают его подлинным артефактом оккультного знания. И, действительно, многие люди находят свой путь к художественной беллетристике Лавкрафта после того, как услышат о «Некрономиконе». На протяжении многих лет эта социальная перспектива усиливалась собственной посмертной публикацией Г.Ф. Лавкрафта — «История Некрономикона», написанной в виде художественного произведения, но воспринимаемая некоторыми читателями как подлинная история, а также благодаря множеству других «настоящих Некрономиконов», насчитывающих сегодня уже более десятка.

Фундаментальные труды по оккультным учениям часто поглощают элементы художественной литературы Лавкрафта и расширенную мифологию его преемников. Самый известный из них — «Некрономикон Саймона». Эта версия «Некрономикона» впервые была опубликована в 1977-ом году, в Нью-Йорке, тиражом 666 экземпляров, неким человеком, известным под псевдонимом «Саймон», и представляла собой 263-х страничный гримуар, являвшийся по утверждению в предисловии, подлинным переводом древнего текста книги, написанной арабским странником Абдул Альхазредом в пустынях Аравии.

По циркулировавшей легенде, человек опубликовавший эту версию «Некрономикона» предположительно был восточно-европейским православным архиереем, известным в среде верующих под именем Симон (или Саймон), у которого находилась рукопись книги на греческом языке, и которую, как он утверждал, ему якобы показали двое фанатиков-монахов православного вероисповедания, похитивших ее из некой европейской библиотеки или частной коллекции, в рамках крупнейшего книжного ограбления в новейшей истории второй половины XX века. Позднее все доводы о подлинности этой версии «Некрономикона» были опровергнуты экспертами. В 2006-ом году авторские права на издание «Некрономикона Саймона» официально зарегистрировал на себя известный своей эксцентричностью американский писатель и исследователь истории оккультизма Питер Левенда, в 1970-ые годы входивший в одну из Телемических оккультных групп Нью-Йорка. Однако, до сих пор Левенда отрицает свое личное авторство, указывая, что он только проводил совместную работу над переводом манускрипта вместе с загадочным «Саймоном» и несколькими другими специалистами. Таким образом, вопрос конкретной идентификации личности, скрывающейся за псевдонимом «Simon», до сих пор остается открытым. (абзац-примечание переводчика).

Рассказы «безумного араба Абдул Альхазреда» служат лишь скрытой подложкой к гримуару «Саймона», в основном состоящему из указаний по ритуальной магии. «Некрономикон Саймона» не упоминает Лавкрафта напрямую, а лишь изредка указывает на элементы его художественной литературы. Кроме рассказчика «безумного араба», единственными подлинно лавкрафтовскими деталями, включенными в книгу, является ритуал вызова демона по имени Кутулу (Cuthulu), который «мертв, но спит», а так же ссылки на «Старших Богов».

«... В то время, как эта работа получила свое название благодаря знаменитому оккультному фолианту Лавкрафта из его произведений, в ней почти полностью игнорируется исходный литературный материал автора, вместо этого содержание книги «Саймона» посвящено Шумерскому, Вавилонскому и Ассирийскому пантеону и мифологии. В то время, как «Некрономикон Саймона» пропагандировался в оккультных кругах как подлинный древний текст магических знаний, историки решительно отвергли его, как «хорошо сконструированную мистификацию». (О. Дэвис, «Гримуары: История Магических Книг», 2010).

Несмотря на неприятие историческим сообществом, «Некрономикон Саймона» разошелся по всем странам сотнями тысяч экземпляров и стал одним из самых продаваемых в мире текстов по оккультным и магическим практикам. Безусловно, это помогло увеличить популярность названия «Некрономикон» в эзотерических, литературных и поп-культурных кругах, тем самым познакомив с Лавкрафтом новый читательский рынок. «Некрономикон» вошел в народный лексикон и другими путями. Большинство из них были литературными заимствованиями в том же роде, которым Лавкрафт пользовался у своих коллег-современников. По всему миру «Некрономикон» появляется в кино и литературе. Кроме того, было издано большое количество работ и публикаций в духе «Некрономикона Саймона», претендующих на подлинное переиздание древних текстов, например, таких как мистификационная версия Роберта Тернера 1978-го года, фактически включавшая прямые цитаты из рассказов Говарда Лавкрафта.

В реальном мире «Некрономикон» также появился и, как акт шутки. Самым печально известным из них является издание «Wildside Press» 1973-го года, состоящее из двухсот страниц неразборчивых символов, с «Введением» от известного фэнтези-юмориста и писателя Лайона Спрэг де Кампа. Однако, этот «Некрономикон» хотя бы не пытался скрыть, о чем идет речь. В свою очередь и «Некрономикон» Дональда Тайсона 2004-го года даже не стремился претендовать на подлинность, а явился собственной попыткой автора воссоздать вымышленную книгу, следуя духу оригинальных сочинений Лавкрафта. Издание «Файлы Некрономикона: Правда, стоящая за Легендой» (авторы Дэниел Хармс и Джон У. Гонсе, 2003) — исчерпывающая история этой книги, исследующая все различные издававшиеся тексты, претендующие на «истинные» магические произведения древнего происхождения. Как это нередко бывает с оккультными книгами, никаких доказательств не существует. В отличие от других фолиантов оккультного знания. Однако, мы вряд ли должны удивляться подобному заключению, так как изобретатель «Некрономикона» Говард Лавкрафт никогда и ничего не скрывал от публики. Возможно, именно из-за данного факта, тем более увлекательно и даже удивительно, что вокруг этой малоизвестной придуманной книги возникло столько споров и интереса.

Выходя за рамки только одного «Некрономикона», в оккультных кругах сочинения Лавкрафта находят свое второе важное применение, и обращаются к использованию языка более широкой художественной литературы Лавкрафта, для создания драматических духовных переживаний. Это использование наиболее очевидно в некоторых поздних ритуальных практиках собственного ордена «ОТО» Алистера Кроули. «Лавкрафтовская нить» у Кроули в основном лингвистическая.

Закоренелый заимствователь трудов других писателей и мыслителей, о чем свидетельствует почти вся «Книга Закона» и его позднейшая Телемическая работа, Алистер Кроули явно перенял часть своего ритуального языка из художественной литературы Лавкрафта. Имена персонажей из «Книги Закона» имеют поразительное сходство с некоторыми именами из Лавкрафтовского пантеона. Например, действия Великих Древних Лавкрафта рассматриваются как «Великие Ночи Времени» в «Книге Закона» Кроули (К. Грант, «Магическое Возрождение», 1972). Диапазон сходства нередко поражает, и Кеннет Грант, один из главных помощников Кроули, даже указывает на него. Таким образом мода на использование Лавкрафтовских историй и персонажей не слишком удивительна, если учесть исключительные и уникальные качества его литературного стиля. С.Т. Джоши, один из самых известных в мире ученых-исследователей творчества Лавкрафта, описал эту загадочную, глубоко затрагивающую языковую силу (лингвистическую мощь), отличающую Лавкрафта от других авторов:

«Мощность и эффективность произведений Лавкрафта во многом зависит от слов: в большинстве его рассказы — не просто повествования, а своего рода заклинания, где он стремится создать завораживающую атмосферу ужаса и трепетного страха, через язык заклинаний» (У. Форбис, «Интервью с С.Т. Джоши С.Т. Джоши», 2002).

Основное влияние Лавкрафта на возглавляемую Кроули под-группу оккультной мысли заключается в той яркой, похожей на заклинания описательной силе, которая во многом может быть преобразована (трансформирована) таким же образом, что и у Магов Хаоса, для осмысленного духовного использования за пределами его вымышленного происхождения. В то время, как сам Лавкрафт не увлекался никакими религиозными или духовными фантазиями, довольно легко понять, как кто-то впечатлительный может быть захвачен его богатой прозой.

Однако, для некоторых других оккультистов только символических или тотемических свойств было недостаточно, поскольку третья группа Лавкрафтовских оккультистов занимает более необычную позицию относительно природы исходного литературного материала. Эти оккультные группы активно включали образы, эстетику и элементы Космического Пантеона Лавкрафта в более широкие системы оккультной практики. Наиболее остро это наблюдается в работах Кеннета Гранта, ставшего избранным преемником Алистера Кроули. Со смертью Кроули, в созданном им оккультном движении очень быстро возникли разногласия. Кеннет Грант и его последователи, претендуя на мантию законного происхождения от организации Кроули, перенесли фокус ритуальной магии Кроули на источники, более привлекательные для нового руководителя. Страстный почитатель творчества Г.Ф. Лавкрафта, Кеннет Грант, был первым оккультным лидером, начавшим всерьез включать лавкрафтианские влияния в свои работы и ритуальные процессы — это решение, и по сей день проходит через мир оккультной практики. В отличие от Магов Хаоса, взгляд Кеннета Гранта на труды Лавкрафта состоит в том, что в его представлении это подлинный сверхъестественный исходный материал (К. Грант, «Алистер Кроули и Незримый Бог», 1974).

В нескольких своих работах Грант высказывает мнение, что Лавкрафт был не только писателем художественной литературы, но и проводником (визионером) истинных магических, оккультных сил. Например, он говорил, что «Некрономикон» Лавкрафта на самом деле является реальным научно-сверхъестественным произведением, происходящим из другого пространственного существования и доступным только через мир сновидений: «Не исключено, что Блаватская, Мазерс, Кроули, Лавкрафт и другие, считывали информацию из одной и той же Хроники Акаши» (К. Грант, «Вне Кругов Времени», 1980). Грант утверждал, что фантастическая литература Лавкрафта вышла из того же вне-пространственного источника, что и «Книга Закона» Кроули, и таким образом её оккультная родословная не подлежит сомнению.

Его аргументы служат для того, чтобы окутать атмосферу вокруг Лавкрафта оккультной значимостью, находя в нем личность некоего скрытого пророка-сновидца, чьи произведения по-настоящему могут быть поняты только посвященными магической школы. Оккультная организация Кеннета Гранта «Тифонианский Орден» -- «Typhonian Ordo Templi Orientis» (TOTO), в конечном счете отделившаяся от основной линии «OTO» Кроули, продолжает использовать лавкрафтовские темы и произведения в своих ритуальных церемониях наряду с более прозаическими мифологиями Древнего Египта и Греции. На протяжении многих лет группа Гранта совершала множество странных и причудливых ритуалов, в том числе своего рода Лавкрафтовскую Сексуальную Магию, согласно описанию Гранта, включавшую в себя определенное количество того, что можно было бы образно назвать «игрой щупалец». Тем не менее, несмотря на подобные, достаточно тревожные вспышки ритуального энтузиазма, приверженцы Гранта продолжили свои ритуальные практики во имя Лавкрафтианских Божеств, в пределах своего понимания их значения. Также в эту третью группу входит подмножество Церкви Сатаны, в частности приверженцы Майкла Акино, бывшего заместителя Антона Шандора ЛаВея. Основатель церкви Майкл Акино описал бо́льшую часть сатанинских ритуалов и включил в ритуальную магию элементы из фантастической литературы Лавкрафта, в частности, в так называемую «Церемонию Девяти Углов», призывающую существ из лавкрафтовского пантеона. Наиболее точно этот ритуал отражает описание Лавкрафта в его рассказе «Сны в ведьмином доме»:

«С течением времени его поглощённость неровными стенами и потолком комнаты возрастала; ибо он начал просчитывать в странных углах математическое значение, которое, казалось, давало смутные подсказки относительно их назначения. У старой Кезии, размышлял он, могли быть веские причины жить в комнате со странными углами; ибо разве не под определенными углами она утверждала, что вышла за границы известного нам пространственного мира?» (Г.Ф. Лавкрафт).

Подобно усилиям Гранта, старания Майкла Акино служат тому, чтобы приписать Лавкрафту и его сочинениям оккультное значение, выходящее за рамки обычной беллетристики. Его принятие странной и неестественной геометрии, отмеченное пантеоном божеств Лавкрафта, является волнующим примером того, как вымысел может быть извлечён и воплощён в подобие реальности. Таким образом, произведения Лавкрафта были перенесены в религиозный канон организации «ТОТО», как «истинное» знание и часть «Телемы».

Четвертая и последняя «секта» лавкрафтианцев шагнула в использовании мифологии Лавкрафта ещё дальше, чем Грант и Акино, целиком приняв Вселенную Лавкрафта, не просто встроив её в свои Телемические ритуальные практики, а сделав само́й сердцевиной своей оккультной деятельности. Главная из них -- организация «Эзотерический Орден Дагона» (E.'.O.'.D.'.), получившая свое название непосредственно от культа, играющего центральную роль в романе Лавкрафта «Тень над Иннсмутом». Эта закрытая группа скрытна почти так же , как и ее вымышленный литературный двойник, и действует только через онлайн-присутствие в Сети, ограничивая доступ всем, кроме инициированных членов. Лидер и гранд-мастер организации Пол Реми Прево (Paul Remi Prevost), описывает художественную фантастику Лавкрафта в тех же терминах, что и Кеннет Грант, и Майкл Акино: «Эти истории и романы содержат скрытые смыслы и магические формулы, неизвестные даже их создателю» (П.Р. Прево, «Введение в Эзотерический орден Дагона», 2008). Однако позиция секты EOD по Лавкрафту на этом не заканчивается:

«Лавкрафт страдал от острого комплекса неполноценности, который не позволил ему лично пересечь Бездну при жизни. Он оставался замкнутым и одиноким писателем, сохранившим рациональный, скептический взгляд на Вселенную даже несмотря на проблески мест и сущностей за пределами обыденного мира Реальности, которые ему позволял увидеть персональный опыт сновидений. Однако, он так и не узнал истинного происхождения грандиозных космических странностей, преследовавших его во снах» (П.Р. Прево, «Введение в Эзотерический орден Дагона», 2008).

Для оккультной организации «EOD» Лавкрафт является мистиком-визионером, «Пикманом» реального мира, неспособным понять истинную, зловещую силу своего творчества. Это представляет значительное отклонение от бо́льшей части литературной Лионизации (прим., — обожествление знаменитости), при которой автор обычно помещается на пьедестал, а его недостатки смываются ростом его достоинств в глазах приверженцев. Лавкрафт же, в понимании «EOD», напротив, при таком напряжении мысли оказывается «низшим», тем, кому было дано увидеть подлинно-фантастическое и отвергнуть его, потому что он был слишком слаб чтобы Это принять. Вместо того, чтобы мифологизировать и возвысить автора, секта «EOD» пытается стряхнуть его, отделить от собственных произведений, оставив только одни тексты. Для обычного читателя, рассматривающего Лавкрафта как чрезвычайно творческую личность и талантливого писателя художественной литературы, такая позиция «EOD» может показаться на грани подлинно оскорбительной.

Если для секты «EOD» видения Лавкрафта более чем реальны или, по крайней мере, содержат аспекты Реальности и эта перспектива привела к тому, что «EOD» охватила философскую и магическую дисциплины, в стремлении вызвать и получить доступ к силе Лавкрафтианского Пантеона, и к тем сущностям из-за пределов Пустоты, которыми управлял Лавкрафт. То, субкультурная под-группа «EOD» -- «Мискатоническая Алхимическая Экспедиция», представляет собой:

«... скоординированное анархистское сообщество, стремящееся создать среду, в которой мечты/фантазии/видения проецируются наружу внутри нашей рабочей группы (круга). Мы помогаем людям овеществлять свои внутренние Вселенные в бодрствующем сознании с помощью Ответственности и Интенциональности (прим.: стремление к чистому «Я», идеальное «предполагание» предмета в мысли)». (Б. Зиберт, «Краткие заметки о текущей работе Мискатонической Алхимической Экспедиции», 1994).

Хотя все эти разговоры о магии для читателя-рационалиста могут показаться абсурдными, безусловно это не менее разумная позиция, чем принятие Телемических священных книг Кроули, ЛаВея или Акино. В конечном счёте, серьезные адепты практикующие Магию и «Телему» не стремятся к какой-либо рациональной или эмпирической защите своих практик. Они верят что то, что они делают, реально и что это имеет важное значение в их личном восприятии Реальности. Такие организации, как «EOD» и подобные лавкрафтианские оккультные круги, такие как «Орден Трапеции», «ТОТО», и вообще все Телемические группы, стремятся проникнуть в Истину вне нашей Реальности, истину, на которую по мнению многих из них, и намекает в своих трудах Говард Лавкрафт...

При всей увлеченности и сосредоточенности людей, как оккультистов, так и непрофессионалов, на оккультных элементах произведений Говарда Лавкрафта, кажется, что многие читатели принимают навязчивую идею автора или, по крайней мере, его глубокий интерес к изучению эзотерики и оккультизма, почти как должное. Это предположение несомненно усиливается, если учесть присутствие в рядах магически-посвященных множества других «львов» фантастики и ужасов, и современников, и недавно предшествовавших Лавкрафту, от Блэквуда до Стокера. Тревожная, «ползучая» проза Лавкрафта пробуждает Космический Ужас намного превосходящий других писателей и, возможно, именно поэтому оккультисты охотнее цепляются за него, нежели за других литературных деятелей. Однако, реальность суждений Лавкрафта и перспективы радикально отличаются от этих ожиданий.

Лавкрафт, несмотря на все его необычные и волнующие описания оккультных практик в потаённых уголках мира, на самом деле был скептиком и рационалистом с чувством устойчивости Природы и Вселенной: «ранние исследования Лавкрафта в естественных науках, а также поглощение им атомизма Демокрита, Эпикура и Лукреция, привели к поддержке его Механистического Материализма» (С.Т. Джоши, «Г.Ф. Лавкрафт: Закат Запада», 1991). Этот научный и материалистический подход к РЕальности далек от описаний водоворота НЕреальности и хаотичных потусторонних сил, пронизывающих его произведения. В конце-концов, одно из центральных лавкрафтовских божеств — Азатот, является созданием Непостижимого Хаоса, устрашающей силы и непостижимой мотивации:

«Вне упорядоченной Вселенной, что не достигают никакие мечты, тот последний бесформенный кошмар в средоточии хаоса, богомерзко клубящийся и бурлящий в самом центре бесконечности — безграничный султан демонов Азатот, имя которого не осмелятся произнести ничьи губы, кто жадно жуёт в непостижимых тёмных покоях вне времени, под глухую, сводящую с ума жуткую дробь барабанов и тихие монотонные всхлипы проклятых флейт...». (Г.Ф. Лавкрафт).

Это видение безграничного Космического Ужаса, лежащего прямо за тонкой оболочкой нашей материальной вселенной, злобного хаоса, ожидающего чтобы вскипеть в нашей реальности и погасить жизнь и рациональность, глубоко поражает. Именно эта, описываемая Чистая Сила привлекает оккультистов настоящего мира, как мотыльков на пламя. Тем не менее, Лавкрафт был приверженцем науки и разума, и полностью отвергал все суеверия: «Хотя он высоко ценил эстетическую красоту мифов и традиционных верований прошлого, он полностью понимал значение информации, доступной его пытливому исследовательскому интеллекту, и оставил все следы религиозных и суеверных верований еще в раннем возрасте» (Дирк У. Мосиг, «Четыре лица Аутсайдера», 2001). Оккультизм для Лавкрафта представлял собой отказ от научного мировоззрения, к которому он принадлежал. Помимо фантастики, у него было слишком мало времени для изучения различных суеверий.

Взгляды Лавкрафта на оккультизм проясняются в описании его рассказов. Здоровые, рациональные, подготовленные люди не участвуют в тёмных и сверхъестественных ритуалах, описанных Лавкрафтом. Культисты — это всегда некая «глухомань» или врожденные дегенераты, и уже почти нелюди. В глазах Лавкрафта это не достойные фигуры, а ужасные выродки, гротескные пародии на человечество. Именно отвращение к этим ритуальным оккультным практикам ещё ярче помогает подчеркнуть некоторые литературные идеи Лавкрафта. Из писем писателя становится ясно, что Лавкрафт верил в упорядоченную Вселенную, но он также был озабочен упадком цивилизации и медленным вырождением, ожидающим человеческое общество. Кажется именно этот страх и озабоченность двигали его описаниями ужасающих существ, а не какая-либо частная вера в ужасы за пределами человеческого понимания. Великий ужас Лавкрафта имел отношение к хрупкости человеческой цивилизации:

«Мы признаем дикую сущность, лежащую в основе животного, называемого человеком. Мы должны понимать, что природа человека останется неизменной до тех пор, пока он будет оставаться человеком; цивилизация — лишь призрачное покрывало, под которым господствующий зверь дремлет и всегда готов проснуться». (Г.Ф. Лавкрафт).

Сочинения Лавкрафта переполнены описаниями деградации человечества, как в интеллектуальном, так и в культурном плане. Для него тонкая оболочка цивилизации легко стирается, а вместе с ней построенная людьми культура, искусство и цивилизованность. Пережив Мировую войну и Великую депрессию, довольно легко понять страх Лавкрафта перед гибелью цивилизованной жизни. Его исторические познания только усиливали опасения того, что в долгосрочной перспективе существующая цивилизация не выживет. Часто в рассказах Лавкрафта фигурируют деградировавшие люди, заключившие нечестивые соглашения с более ужасными существами, которыми знаменита его литература. По-видимому, эти падшие люди олицетворяют тот ползучий упадок и разложение, низвергавшие целые народы. Рассказ «Тень над Иннсмутом» дает одно из самых ярких описаний такого нечестивого договора. В нем жители титульного городка отдали себя во власть «Эзотерического Ордена Дагона» -- «квази-языческого культа низменного существа, завезенного с Востока столетием ранее». Граждане Иннсмута заключили «фаустовскую» сделку с ужасными морскими существами так, что в обмен на хорошую рыбалку они деградируют физически и психически в первобытное состояние, похожее на монстров, которым они служат. Именно это самодовольство и самоуспокоенность человечества, старение народов и цивилизаций вызывает у Лавкрафта отвращение, и столь ярко выражено в его прозе.

Поддаваться звериным качествам человечества, как это постоянно делают культисты в его фантастике -- вот истинный ужас. Лавкрафт мощно вызывает это чувство в одном из своих самых знаменитых рассказов «Зов Ктулху» с описанием некоего оккультного ритуала: «Есть голосовые особенности свойственные людям, и голосовые особенности присущие животным; и ужасно слышать одно, когда источник должен выдавать другое». Обширное знание истории заставило Лавкрафта остро осознать насколько хрупкой может быть цивилизация, а так же влияние наползающего хаоса времени и человеческого упадка.

Настоящий фокус Лавкрафта была антропологический, а не космологический. Реальный ужас заключён в самом человечестве, чем оккультные последователи писателя, кажется, часто пренебрегают, присваивая его работы. Оккультисты не понимают, что именно те вещи, которыми они наслаждаются, Лавкрафт находил в человеческом положении наиболее тревожными. Тем не менее всё ещё странно, что кого-то, даже практикующих тёмные силы ритуальной магии, действительно привлекает идея общения с кошмарными существами, описанными Лавкрафтом, не говоря уже о том, чтобы их освободить. Великая ирония заключается в том, что почитатели, наиболее глубоко погруженные в творчество Лавкрафта и зацикленные на его фантастике преданные культисты -- это те типы людей, которых Лавкрафт опасался больше всего: сторонники иррациональной антицивилизации. Логическое обоснование для некоторых оккультных практиков звучит достаточно ясно, например, таких как Фил Хайн, думающий о божествах Лавкрафта «не как о демонических сущностях, порабощающих «фаустовским» договором, но как о персонификациях природных сил, энергия которых может быть использована». Эта точка зрения может быть понятна только при отбрасывании бо́льшей части предложенных Лавкрафтом текстов с наиболее сильными описательными пассажами, в недвусмысленных выражениях изображающими абсолютно нечеловеческую и противоестественную зловещесть.

Прочтение лавкрафтовских божеств Кеннетом Грантом несколько ближе к исходному материалу, ссылаясь на то, что цель его ритуальной магии находится в соответствии с изображениями бога в произведении «Зов Ктулху»: «Время было бы легко узнать, ибо тогда человечество стало бы таким же, как Великие Древние; свободными и дикими, по ту сторону добра и зла, с отброшенными законами и моралью, и все люди кричали бы, убивали и упивались радостью» («Зов Ктулху»). В своём прочтении Лавкрафта, Грант стремится наделить его божеств ролью учителей, но при этом ясно, даже по его собственному признанию, что учение будет состоять в основном из анархического безумия, описанного в тех же рассказах.

С аналитической точки зрения это признание кажется довольно странным; «хотя в мире существует множество направлений оккультной практики «Пути Левой Руки» или Тёмной Магии, большинство из них предполагают некую отдачу от божеств, обычно в виде получения власти или удовольствия» (Д. Эванс, «История Британской магии после Кроули», 2007). Однако, в данном случае «платой», по-видимому, является мучительная агония и уничтожение всех здравомыслящих людей в мире. Необходимость примирить этот «результат» с желанием воплотить его в жизнь является следствием двух факторов: во-первых, осознание многими практикующими культистами что то, чем они занимаются, является выдумкой, и во-вторых, в случае серьезных верующих, готовность творчески противоречить созданным Лавкрафтом описаниям. Конечно, весь этот страх перед опасными последствиями никогда не волновал Говарда Лавкрафта, поскольку, по крайней мере по словам самого писателя, его рассказы -- это чистая фантазия и творческое упражнение, без каких-либо воздействовавших на него потусторонних влияний.

Космические угрозы из-за пределов реальности не были тем, что заставляло самого Лавкрафта испытывать подлинную тревогу. Скорее, его чаще одолевало более прозаическое беспокойство: Лавкрафт «с тонкостью признавался, что сама любовь к прошлому способствовала главному напряжению в его эстетическом восприятии мира — крушению и смешению времён» (С.Т. Джоши, «Введение». «В Эпикуре Ужасного: 100-летняя антология эссе в честь Г.Ф. Лавкрафта»; ред. Дэвид Э. Шульц и С.Т. Джоши, 1991). Уничтожение мира таким существом, как Азатот, или Ктулху, не является реальной проблемой, скорее это сила самого Времени, разрушающая и развращающая всё сущее, неизбежно приводящая к падению цивилизаций, какими бы великими они не были. Вот, что очаровывало и ужасало Лавкрафта. Это восприятие времени, пожалуй, лучше всего описано Лавкрафтом (соавт. У. Джексон) в рассказе 1921-го года «Ползучий Хаос», где энтропия (хаотичность и неопределенность системы), в конце-концов, приводит к Концу Света. Этот процесс следует по той самой причине, что он исключает обычный пантеон лавкрафтовских монстров, не оставляя ничего с чем можно было бы бороться, или от чего можно было бы убежать — потому что нет спасения от разрушительного воздействия Времени. Рассматривая современные Лавкрафтианские Культы в таком контексте, кажется очевидным, что они с самого начала упускают наиболее значимые тематические элементы творчества Лавкрафта, сводя их к пародийной стилизации на фильм о «космическом монстре» и игнорируя глубинные перспективы Космического Ужаса, о которых эти элементы действительно говорят.

В то время, как на вопрос о собственных взглядах Лавкрафта на свою фантастическую литературу и, вообще, на оккультизм вцелом, теперь дан ответ, остается решить последнюю задачу: существует ли, какая-либо серьёзная ценность для практиков оккультизма в использовании его произведений?

Обобщение и Заключение.

На последний вопрос отвечает само существование стольких практикующих оккультизм Лавкрафта. Хотя они часто не понимают или, возможно, просто игнорируют мнение самого Лавкрафта об оккультизме и своей фантастической литературе, все они находят в нём нечто такое, что непреодолимо притягивает их. Количество времени и энергии, потраченное на размышление об эзотерическом и магическом значении художественной фантастики Лавкрафта, может показаться странным для обывателя, однако у этого явления есть преданные поклонники, даже если разнообразное проявление их признательности творческому таланту Лавкрафта может быть необычным или откровенно тревожным. Это те люди, которые, скорее всего, никак не отреагировали бы каким-либо значимым образом на демонстрацию истинных взглядов Лавкрафта, вывод, который можно сделать из того факта, что данные взгляды легко доступны для любого увлеченного исследователя. Такие приверженцы-культисты представляют собой саму сущность мифических верующих.

Любая оккультная практика кажется постороннему человеку странной, и хотя ложное принятие личного отвращения Лавкрафта к оккультизму за оккультную мудрость может являться серьезной ошибкой, это не останавливает практикующих в их нетрадиционных поисках просветления. Трудно найти существенные недостатки в таких людях, даже если их поведение не самое трепетное и почтительное по отношению к первоисточнику. В конце-концов, самые кричащие, чудовищные ритуалы, которые совершают худшие из них, гораздо менее мрачны, чем многое из того, что описал в своих произведениях Говард Лавкрафт. Непосвящённым может показаться монументальной глупостью, что люди, полагающие себя практиками «настоящей» магии привязываются к писателю-фантасту, особенно к тому, кто открыто презирал их способы и методы выражения, считая их причудливыми и иррациональными. И всё же нельзя ожидать, что ирония Лавкрафта действительно подействует на тех, кто готов поставить на карту свою веру в царство магии. Воистину, как только человек принимает подобную структуру убеждений, наблюдателю становится странно ожидать от практикующих серьезного и рационального рассмотрения этих верований.

В конечном счёте, остается только гадать, удастся ли Лавкрафтианским культам, как это ни невероятно, однажды добиться успеха и найти дверь во вне-пространственную Реальность, столь ярко и ужасающе изображённую в фантастической литературе. Понравится ли им то, что они там найдут (?) — это уже другой вопрос...

                                                                                                       * * *

Author: © 2014 by John Engle.

Copyright © 2014 «Cults of Lovecraft: The Impact of H.P. Lovecraft's Fiction on Contemporary Occult Practices».

Magazine «Mythlore»: A Journal of J.R.R. Tolkien, C.S. Lewis, Charles Williams, and Mythopoeic Literature (Vol. 33, No. 1, Article 6, 2014).

This Article is brought to you for free and open access by the Mythopoeic Society at «SWOSU Digital Commons».

Перевод: © 2021 ZaverLast.

Ссылка: https://dc.swosu.edu/mythlore/vol33/iss1/6

___________________________________________

.

                                                                                                         * * *

Давайте на мгновение задумаемся об ужасах нашего мира... Каждый год миллионы людей голодают. Сотни природных видов вымирают. Наша планета стала жертвой вырубки лесов, загрязнений окружающей среды и широкомасштабной войны, продолжающейся годами подряд, и конца этому не видно. Каждый день на огромных «фабричных» фермах уничтожается сто миллионов животных. По всему миру, про-фашистские эскадроны смерти не позволяют природным богатствам служить общественному благу.

В воздухе клубится чёрный дым, густой от смерти и органического разложения, целые города окутаны его устрашающим мраком. Массы людей маршируют в знак протеста против своих предполагаемых лидеров — лидеров, наблюдающих за фатальным и систематическим извлечением человеческой энергии и добычей планетарных ресурсов. Они смотрят на эти страдания и ничего не делают — или, что ещё хуже, направляют свои беспощадные вооруженные силы, чтобы сломить народные массы. И, всё это, во имя своего Абстрактного Бога.

Это Космический Ужас, да, но не тот космический ужас, слетевший со страниц какого-нибудь писателя-фантаста начала XX века. Невыразимый Бог — это не лавкрафтовский Азатот, Йог-Сотот, или Ктулху. Это наш мир, и «боги», которым служат наши лидеры, — это бездушные системы, управляющие обществом, — Деньги, Капитал и Империализм.

В эпоху, столь необъяснимо жестокую, как нынешняя, стоит ли удивляться тому, что в общественное сознание вновь вернулся Космический Ужас — или что сравнение между Космическим Ужасом и нашим собственным сегодняшним положением стало настолько распространённым и привлекательным?

Но Космический Ужас — это больше, чем просто художественная фантастика и эстетика — в основе жанра лежит тёмная и нигилистическая философия, известная как Космицизм. Впервые созданное (как и само понятие "Космического Ужаса") американским писателем Говардом Филлипсом Лавкрафтом, Космицизм — это мировозрение, фокусирующееся на жалкой ничтожности человечества и ужасающем страхе, присущем нашим попыткам понять невообразимо огромную, кажущуюся безразличной вселенную вокруг нас. Это мировоззрение, вырастающее из сурового, деморализующего наблюдения: в космическом масштабе бессмысленность нашего существования практически бесконечна. Именно бессмысленность и наше неведение безбрежных просторов космоса — оставляет место для пугающих фантазий в жанре Космического Ужаса.

В рамках данной нигилистической философии и космических конструкций такие авторы, как Говард Ф. Лавкрафт, Роберт Э. Говард, Кларк Э. Смит и многие другие писатели, создали обширный пантеон древних внеземных сущностей, существование которых противоречит общим понятиям гуманизма и самой жизни на Земле. По сравнению с этими богоподобными существами человеческая жизнь и страдания не значат абсолютно ничего. Это мощный литературный символизм безжалостной бессмысленности бесконечной и безразличной Вселенной. Неслучайно истории Лавкрафта часто заканчиваются тем, что герои неспособны осмыслить невообразимые и бесчеловечные космические ужасы с которыми они сталкиваются, и перед ошеломляющим масштабом своей дилеммы, в конечном итоге, погружаются в глубокое и неизлечимое безумие.

С этой точке зрения, рассматриваемое сравнение между современным миром и космическим ужасом, кажется почти прямолинейным.

Взгляните на любого мирового лидера: вы смотрите на человека, баллотировавшегося на пост из-за искреннего сострадания к человеческой жизни? Или на пустой сосуд, ведомый тёмными силами — будь то экономическими или чисто идеологическими — со своими собственными нечеловеческими потребностями? (И, если уж на то пошло, кто из нас не чувствовал, как способность к пониманию достигает предела, сталкиваясь с холодной правдой и жёсткими механизмами работы наших мировых правительств и глобальных цепочек торговых поставок? Беглый взгляд на эксплуатацию, присущую глобальному капитализму, показывает нам, что мир, в котором мы живем, так же бесчеловечен, как и космический замысел Ктулху или Йог-Сотота и, по всей видимости, причиняет гораздо больше страданий, и в более непосредственных условиях).

В этом смысле трудно представить, что политические лидеры нашей планеты являются чем-то иным, кроме ревностных и истинных приверженцев Космицизма; их бессмысленное разрушение природного мира столь же страстно и нетерпеливо, как и у вымышленного Культа Ктулху. Подкреплённая полным пренебрежением к человеческой жизни и абсолютной сосредоточенностью на антигуманных силах, заслужившая их преданность, наша политическая сфера — это та область, где человеческая жизнь часто игнорируется и становится незаметной проблемой, такой, какой она могла бы быть перед лицом появившегося Старшего Бога, пришедшего заявить о своих правах на мир, как на свой собственный.

Для тех, кто у власти, кто усвоил такую ​​неземную логику, насколько веской должна быть гуманитарная причина, чтобы положить конец нещадной эксплуатации, присущей глобальному капитализму? Как можно добиться прогресса, когда сильные мира сего и их боги, какова бы ни была причина, отказываются мириться даже с небольшим снижением прибыли?

Вы взираете на человека, баллотировавшегося на пост из-за искреннего сострадания к людям, или на пустой сосуд, ведомый тёмными силами? Заманчиво принять такую предпосылку для самих себя, что обрамление нашего мира — это чистый космический ужас и нигилизм. Но, к чему это нас приведёт?

Герои Лавкрафтианского космического ужаса остаются беспорядочно шатающимися и бессвязными, потому что они в буквальном смысле не могут представить себе космических божеств, отравляющих их мир. Вне всякого сомнения, это не наша судьба — мы не можем быть безумцами! Борьба заключается не в том, чтобы вообразить реальный масштаб или ужас врага. Мы можем изо всех сил пытаться искать путь к лучшему миру — гуманистическому миру, миру без капитализма, — но это не из-за нашей умопомрачительной неспособности понять противника. Мы прекрасно видим сумрачную тень, отбрасываемую на этот мир.

Скорее, наша задача состоит в том, чтобы найти решение и придумать свой путь движения вперёд — в преодолении того факта, что нам легче вообразить себе мир с Ктулху, чем мир без эксплуатации. В отличие от литературных со-братьев по Космическому Ужасу, мы можем представить своего недруга — и, в отличии от Непостижимого Ктулху, слишком хорошо знаем кто нам противостоит.

Но, в этом тоже часть привлекательности и очарования Космического Ужаса: оно добавляет впечатляющего величия и тёмных чудес ужасающему, иррациональному и банальному кошмару жизни на Земле при современном капитализме. Обмен повседневных невзгод и страданий, таких как голод и нищета, на странных существ и гигантских непостижимых Древних Богов из-за пределов известной вселенной — это способ психологически справиться с жестокой реальностью. Однако, мы не должны упускать из виду разницу: в отличие от Лавкрафтианских аналогов, мы можем полностью представить себе зловещего бога, скрывающегося за кулисами и правящего нашим миром. Эта способность распознавать собственные страхи и взаимодействовать с ними, является достаточным доказательством того, что наша жизненная миссия не тщётна — и что путь вперёд может быть найден.

Мы не жертвы Космического Ужаса, в котором все мы родились. Мы не поддадимся Нигилизму — и Космицизму — когда столкнёмся с проблемой избавления этого мира от апатичных и равнодушных монстров Капитала.

Мыслить иначе — значит признать поражение и принять тот факт, что мы никогда не сможем заглянуть за Хребты Безумия и увидеть за горизонтом лучший мир. Признать, что мы не в силах победить своих абстрактных божеств и преодолеть организационные противоречия Капитализма — значит рухнуть под тяжестью собственного отчаяния и смириться с тем, что наших богов невозможно уничтожить, и это единственное, что когда-либо может с нами произойти.

Но такая судьба слишком чудовищна, чтобы её можно было себе вообразить...

                                                                                                           * * *

.

Author: © 2021 Sean Ruffman. Original Paid Publication.

Copyright © «BlOOD KNIFE» — American Online Digital Magazine about Sci-fi, Horror, Cyberpunk, Futurism, and Capitalism.

Перевод: © 2022 ZaverLast.

Ссылка: https://www.bloodknife.com/

__________________________________

                                                                                                       * * *

После выхода в 2018-ом году фантастического фильма «Парк Юрского Периода — II», я решил внимательно рассмотреть мысли Лавкрафта о динозаврах, и подобных древних организмах из его странных фантастических историй.

В биографии известного исследователя С.Т. Джоши о Говарде Лавкрафте — «Я — Провидение: Жизнь и Времена Г.Ф. Лавкрафта» (2013), автор отметил, что в своём дневнике Лавкрафт упоминает о том, что 6-го октября 1925-го года он ходил в кинотеатр смотреть премьеру американского фильма «Затерянный Мир» (The Lost World) режиссера Гарри О. Хойта , снятого по мотивам одноимённого фантастического романа Артура Конан Дойля. В этой классической немой картине были представлены потрясающие спец-эффекты покадровой анимации, являвшиеся гениальными для того времени и актуальными даже сегодня. Эти спецэффекты были достигнуты благодаря усилиям их главного создателя Уиллиса О'Брайена, впоследствии также работавшего над известными кинофильмами «Кинг-Конг» (1933) и «Могучий Джо Янг» (1949). Созданные им динозавры заняли едва ли не бо́льшую часть экранного времени и стали главной причиной грандиозного успеха картины. В дальнейшем О'Брайен стал наставником другого знаменитого мастера спецэффектов Рэя Гаррихаузена, работавшего над эффектами в трилогии фильмов о Синдбаде; в фильме «Миллион лет до Нашей Эры» и в других популярных кинолентах. Сегодня было бы очень интересно услышать мнение Лавкрафта о фильме «Затерянный Мир», однако в своих письмах писатель коротко упоминает только о картине «Кинг-Конг», сказав, что в ней имелись «...хорошие механические эффекты» («Я — Провидение: Жизнь и Времена Г.Ф. Лавкрафта», С.Т, Джоши, 2013).

Кроме прочего, в 1919-ом году Лавкрафт написал в своей записной книжке («Общая Книга, 1919-1937: Записки и Эссе — Г.Ф. Лавкрафт», 1938) следующее утверждение: «Как динозавров когда-то превзошли млекопитающие, так и человека-млекопитающего когда-то превзойдут насекомые или птицы — это станет падением человека перед Новой Расой» (Сборник эссе. Том-5: философия, биография и альманах — Г.Ф. Лавкрафт, под ред. С.Т. Джоши, 2006). В отредактированном произведении Залии Бишоп «Курган» Лавкрафт цитирует, что «изменённый» главный герой Джордж Э. Лоутон, выйдя из кургана бессвязно бормотал различные фразы, в том числе: «...всегда внизу..., до появления каких-либо живых существ — старше чем динозавры...». В обоих случаях, Лавкрафт использует в тексте динозавров, как некий тип организмов-индикаторов, чтобы тем самым проиллюстрировать черезвычайно большие промежутки геологического времени, связанные с подъёмом или падением видов, и цивилизаций.

Считается, что нашему виду (современным людям — Homo Sapiens) не менее двухсот тысяч лет, хотя отдельные новые исследования, вышедшие в 2017-ом году показывают, основываясь на окаменелостях обнаруженных в Эфиопии, что возраст современного человека может достигать до 350-ти тысяч лет. В целом же, нашему роду «Homo», по оценкам учёных немногим более двух миллионов лет. В отличии от нас, динозавры, как считается, жили на Земле в промежутке примерно от 250-ти до 65-ти миллионов лет назад, по существу в Мезозойскую Эру («Динозавры: Краткое Введение», Д.Норман, 2005). Таким образом, в то время, когда наш человеческий род сформировался на планете немногим более двух миллионов лет (а с момента отделения предков современного человека от других приматов прошло ориентировочно всего около 6-7 миллионов лет), то динозавры, как группа (экосистема), уже жили приблизительно 177 миллионов лет назад. В то время, как мы считаем себя доминирующим организмом на Земле, с геологической точки зрения на этот раз динозавры были гораздо успешнее нас. Поэтому неудивительно, что Лавкрафт упоминал в своих произведениях динозавров как своего рода «геологическую метку времени».

Также Лавкрафт использовал динозавров, как средство передачи Космического Ужаса, связанного не с космическим пространством, а с геологическим временем; другими словами, время нашего существования — всего лишь мимолетная секунда в Великой Схеме истории Земли и Вселенной. Известный астрофизик и пионер экзо-биологии, давший толчок к созданию проекта по поиску внеземных цивилизаций «SETI» — американский учёный Карл Саган поместил этот геологический временной период в понятный для нас контекст одного календарного года. Если всю историю Вселенной масштабировать и условно сжать в один календарный год, где Большой Взрыв произошел бы в первую секунду полуночи 1-го января, а концом года был бы сегодняшний день, то с временнОй точки зрения наша Космическая Незначительность будет продемонстрирована ярче всего. Тогда, например, в развитии Вселенной вся история человечества ограничивалась бы всего только одной, самой последней минутой заключительного дня года, 31-го декабря! Что еще раз доказывает: в Космической Временной Шкале, люди — в буквальном смысле, это лишь Незначительная Вспышка.

Возвращаясь в своих художественных работах к динозаврам, Говард Лавкрафт несколько раз использует данные до-исторические организмы в качестве геологических индикаторов времени в романе «Хребты Безумия», где, как говорят Древние Боги, города существовали в Мезозойскую Эру, ещё со времён динозавров. Кроме того, по сравнению с древними существами динозавры были описаны как «... почти безмозглые объекты... ». Действительно, во времена Лавкрафта динозавры считались крупными, но глупыми древними рептилиями. Исследуя то, что было известно о динозаврах в научном мире времён жизни Лавкрафта, обнаруживается, что в отличие от большинства других областей науки и техники (например, интеграции генетики с эволюцией; теория относительности; квантовая механика и так далее), наука палеонтология в начале 20-го века находилась в застойной стагнации. В разных частях света всё ещё продолжали находить кости и окаменелости, но уже слишком в малом количестве для нормального развития этого типа научной дисциплины («Динозавры: Краткое Введение», Д. Норман, 2005). Только в конце 20-го века (в 1970-ые годы) ученые-палеонтологи обнаружили, что динозавры, оказывается не были безмозглыми животными, а имели достаточно высокий интеллект, многие из них обладали социальным поведением и, в определённом эволюционном смысле, некоторые из них всё ещё до сих пор существуют.

В рассказе Лавкрафта «Тень из Безвременья», главный персонаж Натаниэль Уингейт Пизли, находясь в далёком прошлом в теле адепта Великой Расы, вспоминает, как узнал: «... динозавров, птеродактилей, ихтиозавров, лабиринтодонтов, плезиозавров…». Единственная малознакомая группа в этом списке — это лабиринтодонты, представляющие собой вымерший под-класс земноводных, ведущих своё происхождение от рыб с лопастными плавниками, живших в древний Период Девона (4-ый период Палеозойской Эры, названный Эпохой Рыб, от 408-ми до 360-ти миллионов лет назад) и являющихся ключевыми предками всех существующих наземных позвоночных. Опять же, упоминание динозавров и других до-исторических животных помогает в правильном свете взглянуть на истории Лавкрафта относительно геологического времени.

Подводя итог, можно сделать вывод, что хотя динозавры и не были ни разу в центре внимания ни в одной из лавкрафтианских историй, иногда писатель использовал их в качестве индикаторных организмов для определения и описания гигантских промежутков геологического времени развития Земли. Однако те научные познания о до-исторических динозаврах, существовавшие в первой четверти 20-го века при жизни Лавкрафта, очень сильно отличались от того, что сегодня мы знаем об этих вымерших организмах древних экосистем. Лавкрафт был бы абсолютно поражён тем, что стало известно людям об этих существах в 21-ом веке. Это факт заставляет задуматься, что ещё нового смогут узнать и понять люди о динозаврах по прошествии пятидесяти, ста, или более лет, и будет ли когда-нибудь на нашей планете создан настоящий «Парк Юрского Периода»?

                                                                                                    • • •

Autor: © 2018 Fred S. Lubnow.

«Journal Of Lovecraftian Science» (01.jul.2018).

The Armitage Symposium — "Lovecraft Grimoires: East and West".

Перевод и примечания: © 2020 ZaverLast.

____________________________________

.

.

ЗНАКИ ХТОДИАКА:

Ктулху (21 января — 19 февраля)

Дагон (20 февраля — 20 марта)

Шуб-Ниггурат (21 марта — 20 апреля)

Хастур (21 апреля — 21 мая)

Нуг и Йеб (22 мая — 21 июня)

Тсатоггуа (22 июня — 22 июля)

Ултура Йон (23 июля — 22 августа)

Гатаноа (23 августа — 23 сентября)

Йог-Сотот (24 сентября — 23 октября)

Йиг (24 октября — 22 ноября)

Ноденс (23 ноября — 21 декабря)

Ньярлатхотеп (22 декабря — 20 января)

______________________________

                                                                                                       * * *

.

«Мудрость Хтодиака проистекает из представлений о гелио-центрических концепциях, основанных, в свою очередь, на древних гео-центрических принципах; по своей сути, представленный Хорроскоп служит гидом для лучшего понимания того, какой именно Древний бог (ежемесячно, на протяжении года) не обращает на Вас абсолютно никакого внимания. Часто сообщаемые людьми высказывания ужаса обычно содержат такие откровения, как: «Я лишь Пыль», «Надежды нет», «Человечество является Случайностью» или «Сейчас, как никогда, больше ничто не имеет значения». Пророческая сила Безграничного Ужаса в равной степени распространяется на всех, потому что все — одинаковы. Кратковременны, эгоистичны и жалки; и едва ли разумны. Вы были бы предсказуемы даже без помощи звёзд, которые, так уж случилось, предвидят каждое ваше действие. Но всё это, разумеется, только символически; здесь нечему учиться, и ничего невозможно обрести...».

* Данные рекомендации для каждого Знака достаточно универсальны, исходя из чего будет весьма полезно ознакомиться со всеми.

                                                                                                             ~•~

КТУЛХУ (21 января — 19 февраля): Ваши сновидения ничего не значат, не обращайте на них внимания, игнорируйте их. То не мертво, что может вечно лгать...

ДАГОН (20 февраля — 20 марта): Хотя Вы находите утешение в своих глубинах, Вы пропадёте, если не отважитесь выйти на мелководье. Не обращайте внимания на червей, они всегда ловушки.

ШУБ-НИГГУРАТ (Шеол-Нугганот; 21 марта — 20 апреля): Вас будут чтить, и восхвалять. Используйте своё положение, чтобы уничтожить других. Воспользуйтесь их неуверенностью в себе, для продвижения своих собственных планов.

ХАСТУР (21 апреля — 21 мая): Вы будете центром жизни тусовки, и также станете её смертью. Смеяться над собственными шутками — это нормально, даже если никто другой кроме Вас этого не делает. Последняя шутка не за горами, вырисовывается финальная кульминация.

НУГ и ЙЕБ (22 мая — 21 июня): Ваша двойственность разрывает Вас на части. Отпустите её. Станьте модульным. Ки́ллер — ночью, пастушо́к — утром. Разнообразное творчество соединяется и способствует примирению ложных двоичных бина́ров.

ТСАТОГГУА (22 июня — 22 июля): Обитатель Порога следит за Вами и не спускает с Вас глаз. Вы никогда не разглядите его за завесой, которую он стережёт, но Обитатель может быть поглощён. Поместите его внутрь себя.

УЛТУРА ЙОН (23 июля — 22 августа): Купайтесь в свете там, где Вы сможете его найти. Тьма безгранична и непроглядна, и тёплых лучей мало. Если чья-то рука должна накормить Вас, прикусите её достаточно сильно, чтобы Вы снова смогли поесть, когда потребуется.

ГАТАНОА (Гатанотоа; 23 августа — 23 сентября): Вам будут являться глупцы и дураки. Направляйте их, в их же естественном движении навстречу к Пыли. Терпение освободит Вас от оков внутренней тюрьмы.

ЙОГ-СОТОТ (24 сентября — 23 октября): Вы — Врата и Ключ. Помните об этом, и будьте внимательны к тому, что впускаете внутрь. Хаос и беспорядок будут мешать Вашим самым тщательно продуманным планам. Бросьте вызов энтропической системе хаотичности и неопределенности с помощью новизны.

ЙИГ (24 октября — 22 ноября): Самые яростные недоброжелатели будут корчиться у Ваших ног, когда Вы раскроете своё истинное «Я». Следите за своим влиянием на других; те, кто будет Вас окружать, станут самими собой.

НОДЕНС (23 ноября — 21 декабря): Не обращайте внимания на время и на следы разорительных разрушений, что последуют за Вами. Гонитесь за своими острыми ощущениями в наивысшие небесные Царства и в самые темнейшие надиры Хтонии.

НЬЯРЛАТХОТЕП (22 декабря — 20 января): Просто продолжай делать то, что ты делаешь, чёртов маньяк...

.

_________________________________________

* Подробнее, о Хтодиаке, можно прочесть в колонке [тэг: «Лавкрафтианский Хтодиак»], или по ссылке: https://fantlab.ru/blogarticle74485

.

Author & Editor of text and illustrations: © 2016 Aladdin R. Collar.

Online version Journal «American Eldritch: Deus Ex Gothica» by Tumblr, Inc. US. Reblogged.

** This Artwork and its Associated Contents has been Released into the Public Domain.

Additional Resources: https://64.media.tumblr.com/eb41c5e13644c...

Перевод: © 2021 ZaverLast.

_________________________________________