Не очень понятно какую из истин автор пытался своим романом проиллюстрировать... Что «Благими намерениями — дорога в ад вымощена»? Или «Человеку не дано быть Богом»? Или «Абсолютная власть — есть абсолютное зло»?

Оно, конечно, заманчиво попытаться сочинить сюжет как взять за жабры современных «дорогих россиян» переброшенными из 1941/42 года частями советского НКВД, а американский «истеблишмент» переброшенными оттуда же эсэсовскими элитными танковыми полками... И показать, что «из пивной пены — Афродиты не создашь!»... Но, увы, авторское исполнение этой сюжетно-описательной попытки — оказалось каким-то калейдоскопично-дёрганным и стройной мозаики событий лично у меня при чтении не сложилось.

Но порадовал небольшой (к сожалению, очень локальный) фрагмент с попыткой сравнительного анализа жизни/работы московской и питерской (да и вообще провинциальной) журналистской братии и всей прочей «культурологической» тусовки. Этот фрагмент, при всей его неожиданной логичности, вызвал у меня очень занимательные (для самого меня, естественно, занимательные) аллюзии.

Если первые три книги цикла — являются вполне логически завершённой трилогией (кстати, читать их по отдельности настоятельно не рекомендую — по отдельности книги будут абсолютно непонятны); то четвёртый роман — является скорее началом следующего (в т.ч. и по внутренней хронологии цикла) подцикла. Или, если угодно, — началом следующего романа-...логии, т.к. сюжетная линия тут хоть и обозначена неким логическо-смысловым рубежом, но сюжетно явно должно иметься некое развитие.

Ну а в целом — четвёртая книга выдержана вполне в стилистике первых трёх книг. Если кому-то они не нравились — так и эту читать не имеет смысла. Ведь смена главного героя (отечественного мента-попаданца) на его сына (рождённого уже в средевеково-немного-колдовском мире) на стиллистику повествования никак не повлияла. И хоть новый главный герой и получает для «борьбы со злом» некие волшебно-колдовские «рояли», то они отнюдь не делают его неубиваемым суперменом с мечом-кладенцом (который, впрочем, у него имеется) — напротив, ему приходится, что называется, тащить себя к победе (по сюжету предположительно довольно локальной) буквально за шиворот.

Шуточно-жиганская еврейская народная песенка о фиктивном браке. Чем-то напоминает «Свадебное происшествие» Михаила Зощенко. Входила в репертуар Владимира Высоцкого (героя у него звали Вовкой), а затем и Аркадия Северного вместо Вовки в песне появился Аркаша.

Фраза «Азохтер махтер абгенах фахтоген ят» (а в менее исковерканном виде: «зугт ыр, махт ыр: их бин а фартовэр ят» — вы говорите, вы машете рукой дескать я парень фартовый.

Удивительно, но оказывается что эта незатейливая песенка-анекдот (настолько старая, что наверное мало кто её ни разу не слышал) имеет не только автора, но и реального исторического прототипа главного героя. К сожалению я не смог отыскать кто такой был В. Руденков, а про предысторию песни — вот что удалось выловить в паутине всемирной сети:

Изначально песня не одесская, а киевская, настоящее имя героя — Соломон Шкляр, историческое лицо, киевский парикмахер, открывший в начале XX века в своей квартире (на ул. Большой Васильковской, 10) школу танцев — которая фактически служила не столько школой, сколько клубом знакомств киевлян и киевлянок. Зоркий Соломон обратил внимание, во-первых, на угловатые манеры киевлян среднего сословия, а во-вторых, на то, что у многих из тех, кому уже по возрасту было неловко слоняться «по прошпектам», просто негде познакомиться с барышней для серьезных взаимоотношений.

Школа Соломона Шкляра почти сразу захватила пальму первенства. И не только потому, что плата в ней, как гласило объявление, была умеренной, а срок обучения — коротким. Шкляр принимал желающих практически любого возраста. Желающих попасть в школу к Соломону Шкляру было столько, что приходилось ждать очереди, хотя «гарцевали» у Шкляра шесть раз в неделю, кроме субботы. Сам танцевать не умел. Все показывал на пальцах и с помощью своих ассистентов, а главное, перемежал объяснения беспрерывными шуточками и комментариями, из которых впоследствии и возник текст знаменитой песенки.

Уже во время Первой мировой войны его бывшие ученики, обосновавшиеся в Америке, собрали деньги на билет на пароход и уговорили Шкляра (которого многие последующие поколения киевлян называли и Фляром, и Пляром, и Скляром) податься за океан. Ходили (ну совсем уж мало-реальные) слухи, что там он стал знаменитым балетмейстером, но доподлинно известно, что на корабль он ступил с одесского причала. Это, очевидно, и подвигло одесситов представить Соломона в некоторых байках своим земляком.

Это по поэтичности, конечно, далеко не проникновенное есенинское «Ты жива еще, моя старушка?»... Но и, в отличии от есенинского, где г.г. пишет (надо заметить, что по авторской датировке в 1924 году) своё письмо «с воли», — тут окружающий антураж уже сугубо «зоновский». Песня появилась не позднее середины 1950-х, когда «вольное» есенинское «Письмо матери» для очень и очень многих уже не соотносилось с окружающих их лагерным бытиём, а поэтика «серебряного века русской поэзии» — осталась в невозвратном прошлом.

Имя сестрёнки в первой строке может быть практически абсолютно любое (оно с третьей строкой всё равно не рифмуется), а на выпадение этого имени из стихотворного размера — никто из исполнителей особого внимания никогда и не обращал. Есть также созвучный по смыслу вариант этой песни: «Здравствуй, мать, прими привет от сына». В некоторых исполнениях эти варианты компилируются.

На первый взгляд может показаться, что песня поётся на стихи какого-то классического автора ХIХ века... На самом деле некоторые фразеологические обороты говорят, что это достаточно удачная стилизация под «жестокий тюремный романс». Аркадий Северный исполнял песню на эти стихи в 70-е годы ХХ века, возможно, что именно для него она и была написана кем-то из его многочисленных почитателей.

В некоторых источниках авторство слов приписывается Александру Дюмину, что абсолютно неправдоподобно, т.к. Александр Васильевич родился лишь 9 октября 1968 года. Известны его исполнения этой песни, но приписываемое авторство слов является несомненным абсурдом.

Песню, написанную на это стихотворение, неоднократно исполняли Аркадий Северный и «Братья Жемчужные». Да и не только они... Но, судя по тексту, очень похоже, что стихи были написаны ещё в XIX веке. Хотя, не исключено, что это и более поздняя стилизация под классический (а не блатной) тюремный романс.

Первоосновой для двух очень похожих (а часто и пересекающихся своим текстом) песен: Журавли («Здесь, под небом чужим, я как гость нежеланный...») и Колыма («Здесь, под небом родным, в Колыме, нам родимой...») послужило стихотворение Алексея Жемчужникова [URL=https://fantlab.ru/work578795]Осенние журавли[/URL] (1871). Есть свидетельства, что стихотворение Жемчужникова было одним из популярных «белогвардейских» романсов. Считается, что песня Журавли («Здесь, под небом чужим, я как гость нежеланный...») появилась не позднее середины 1930-х годов (ее запись на пластинку Н.Шевцовым датируется временем не позднее 1935 года). В интернете песня встречается с авторством Лещенко.

Песня Колыма («Здесь, под небом родным, в Колыме, нам родимой...») — близка по смыслу песне Журавли и поётся, очевидно, на ту же мелодию. Но текст достаточно сильно отличается своей некоторой упрощённостью. Если Журавли («Здесь, под небом чужим, я как гость нежеланный...») — могут петься как «белогвардейский романс о чужбине» и вообще исключать из себя всё связанное с Колымой, то песня Колыма — уже исключительно «уркаганская» песня сталинских лагерей. В ней есть строчка про кандалы, которые в России отменили в феврале 1917 года. Но в сталинских лагерях опять возродили (как меру дополнительного наказания, например, при попытке побега) для особых групп заключенных — «каторжников»; видимо, это было уже после Второй Мировой войны, так как именно к этому периоду относятся воспоминания лагерников о заключенных в кандалах.

В отличии от фантлабовского названия «Простая жизнь старшины Нефедова» (перекочевавшего из антологии «Первый удар»), на странице автора в Журнал «Самиздат» — этот цикл фигурирует с названием «Командир Особого взвода» и он примерно в полтора раза шире, чем был представлен в антологии «Первый удар». И, кстати, в конце электронного текста указано: «Продолжение следует...»

Читаются все рассказы практически на одном дыхании, хотя, естественно, не все они одинаково хороши — какие-то можно характеризовать как «просто насыщенный экшен», а какие-то (увы, но всего лишь один или два) по своей героико-поэтическому накалу можно даже сравнить с самым романтическим рассказом классической советской фантастики «Икар и Дедал» Генриха Альтова.

Достаточно серьёзным (на мой взгляд) недостатком цикла является хронологическая неупорядоченность его рассказов. Как-то неправильно, что практически с самого начала цикла знаешь

Ну и ещё маленькое замечание: если главный герой такой знаток русской бани, что он запросто общается с Банником, то он не стал бы (рассказ «В первый пар») запаривать банный веник кипятком. Горячей водой — да, но от кипятка листва наполовину облезет. Хуже этого может быть лишь плескать на каменку холодной водой или квасом, не разведя его достаточно сильно той же горячей водой. Поверьте на слово — Баннику это скорее всего сильно не понравится.

Вполне себе симпатичный внецикловый роман о вполне себе симпатичных пришельцах, которые никак не могут быть классифицированы по принципу «Вторжение чужих». Да и вообще имеет место не «вторжение», а о некое «первично-разведовательное проникновение» на Землю «почти таких же» — примерно как земляне со своей «миссией» в Арканаре. Естественно, что и не только такие «положительные пришельцы» прибыли на Землю эпохи Александра II / Александра III — но описывать это (даже под спойлером) будет уже с моей стороны свинством, преждевременно раскрывающим сюжет и разрушающим интригу.

Сюжет романа вполне цельный, финал — однозначный и без провисания сюжетной линии. Превращать роман в первую книгу цикла — нужна ну очень уж ненужно-изощрённая фантазия. Поэтому фраза одного из обладающих на Земле огромным состоянием нехороших пришельцев: «Ротшильд? Никогда не слышал такую фамилию!» — вызывает некоторое недоумение и подозрение о некоей альтернативности изложенной в романе земной истории. Ведь Ротшильды получили от императора Австрийской империи Франца II баронский титул и вошли в высший свет австрийского дворянства — ещё за два года до рождения Александра II, т.е. ко временам Александра III — были ещё как известны.

Ну и ещё один незначительный ляп, когда автор хотел сюжетно подчеркнуть «силу мысленного приказа» только что телепортировавшегося в глухую земную тайгу инопланетного прогрессора и отваживающего от себя «заинтересовавшегося» им хищника, — волк (да и любой другой хищный зверь), «рассматривающий» человека в качестве добычи ЛЕТОМ — есть совершеннейший нонсенс. Даже если и Земля в романе имеет альтернативную историю.

Вполне себе на твёрдую (по «школьной» шкале) четвёрку, особенно если учитывать роман лишь в сегменте «альт.исторических попаданцев». Могло бы быть и на пять (с небольшим минусом) если бы было понятно, что это лишь первая книга цикла и продолжение не за горами. Но в целом в этом сегменте роман может дать немало очков форы многим и многим своим конкурентам.

Развилка истории двух миров произошла после смерти Сталина, когда «Жуков и Ко» избавились не только от Берии, но и от «дорогого Никиты Сергеевича» с большинством партийного аппарата. Но самым забавным мне показалась последняя (в буквальном смысле слова) фраза книги, сказанная героиней якобы нашего (уже, благодаря ранним отзывам, понятно что попаданец — он не наш, а наоборот) мира: «А кто такие коммунисты? — с недоумением спросила Карина.»

Это как-то вроде намекает, что продолжение наверное должно бы быть и что этот «якобы наш мир» — может оказаться совсем и далеко не таким уж и «нашим». А вот как автор объяснит в продолжении (если оно будет) факт наличия Сталина и факт отсутствия какой-либо памяти к нашему времени о коммунистах — вполне интересная интрига... Но в целом — роман смотрится вполне законченным произведением и никаких недоумений по поводу своего финала не вызывает.

В первую очередь надо сказать, что все три романа, заманчиво проименованные «Заградотряд времени», «СМЕРШ времени», «Штрафбат времени» — ни к какому «контролю времени» или к противодействию «темпоральным нарушениям реальности» абсолютно никакого отношения не имеют. А имеется совершенно тривиальный попаданец, который (не смотря на то, что он профессиональный офицер-танкист) за четыре года войны (т.е. за все три романа) не удосужился сделать вообще ни одного прогрессорского «рацпредложения». Зато у этого офицера-танкиста навыки почти как у спецназовца. Да ещё и с сильно повышенной регенерацией тканей — вернуться в строй через три недели после сквозного ранения в грудь при «лечении» на глухом хуторе абсолютно без лекарств (и даже без магии)) ) — извините, не верю! Хотя тут-то автору с его мед.образованием может быть и виднее? Но оставим сюжетные ходы на совести автора...

А что же представляет сам литературный текст? На мой взгляд — это на 3/4 текста достаточно нудные и давно избитые сравнения и рассуждения (которыми наводнены профильные форумы) о технической и бытовой готовности частей РККА и вермахта к лету 1941 года, а также страницы «исторических справок», частично смахивающие на страницы школьных учебников истории, а частично на выписки из Википедии. Ну а остающаяся 1/4 текста (приходящаяся на сюжетные фрагменты) как будто написана двумя разными людьми: что-то есть в форме приключенческого (весьма шапко-закидательного) экшена, а что-то выглядит ка мемуары невысокого армейского чина в не очень умелой лит.обработке.

В итоге: весь трёхтомник представляет собой достаточно блеклый и заунывный набор их 4-х комплектов (кое-как состыкованных между собой) пазлов. Единственное серьёзное достоинство, что цикл автором явно завершён и

Ну и остаётся добавить, что все три романа — по сути единое повествование и читать какую-то книгу отдельно, в отрыве от двух других, — будет «совсем никак».

Книгу эту я достаточно случайно купил на бук.развале «Всё по 50 руб» на ж/д станции в дальнем Подмосковье — ну, нужно же было чем-то занять почти три часа сидения в электричке кроме как тупо пялиться в окно... Именно поэтому о покупке, собственно, и не сожалею, т.к. к этому времени другие книги автора я уже читал. Так что ничего особого и от этой не ожидал, особого расстройства от незамысловатости романа и сюжетно-ожидаемого «шапкозакидательства» фашистов нашим попаданцем-спецназовцем — не испытал. Правда, начало романа заставило поднапрячься, т.к. события явно продолжают завершение первой книги... А воспоминаний от прочитанного более года назад — практически никаких и не сохранилось.

Но и к этому я был готов и текст старался воспринимать как «просто развлекуху». Ну а как можно воспринимать такой, например, эпизод, когда г.г. «косит» под полицая и немецкий солдат-часовой верит ему в этом только лишь на основании полицейской повязки; абсолютно при этом игнорируя, что в руках у г.г. автомат (которые и не у всех далеко немцев были), за плечами немецкий ранец из телячьей кожи и, вдобавок к этому, г.г. чудовищно небрит. Всё это даже по отдельности далеко не свойственно обычному полицаю, а в совокупности — это примерно как если бы на Красной площади летом 1942 года вдруг объявился бы «некто» в генеральском галифе с лампасами, нижней рубахе, развёрнутой к работе рацией, в противогазе и босиком.

Или другой эпизод: полсотни советских пленных «конвоирует» непонятный немецкий офицер на мотоцикле (без пулемётчика в коляске), а под командой у него всего один(!) нестроевой солдат-очкарик. При этом получается(?), что офицер ещё и едет впереди колонны, а солдат идёт где-то от колонны сбоку... К этому «конвоированию» офицер попутно привлекает и г.г. (с повязкой полицая и немецким ранцем за спиной). Идёт эта колонна 5 часов через лес и сбежать с этого «марша» (при явном попустительстве г.г., идущего замыкающим) хватает «смелости» только лишь одному пленному, а остальные пол-ста человек на этот побег почему-то абсолютно никак не реагируют.

Вот такая «развесистая клюква»... Достоинство у этого романа, впрочем, тоже есть: он явно завершает этот цикл-двухкнижие — видимо автор решил по-быстрому свернуть повествование, поэтому

Увы, но повествование обрывается всего лишь на третьей главе... Просто до слёз обидно, что безвременная кончина автора оборвала этот цикл. Даже, собственно, и не столько цикл — сколько (в своём общем контексте) абсолютно единый и цельный роман-эпопею. А ведь главному герою в (оказавшейся последней) книге — всего-то 14 лет и наверняка в планах автора «была ещё практически целая его жизнь»...

Не знаю хватит ли смелости соавторам подцикла «Ратнинские бабы» замахнуться на продолжение основной части цикла... Тем более не могу знать насколько в авторской канве это может у них получиться, но расставаться навсегда с Мишкой Лисовиным — очень и очень грустно!

Роман я читал в сетевой публикации на Самиздате — повёлся на заголовок: «Охота на Сталина. Глава 1-15 (роман завершен)». Ну уж не знаю, что имел ввиду автор под термином «завершён» — видимо, что роман доведён (по мнению автора) до некоей логической развязки... Развязка-то, действительно, — есть, но вот перед этой «развязкой» хорошо было бы как-то более грамотно «связать» все те сюжетные линии, которые автор в конце романа завершает этой самой «развязкой».

Сюжет разрабатывается автором как линейно-параллельный и, одновременно, дискретный; но достаточно неявная (вплоть до практически самого окончания книги) связанность трёх сюжетных линий — делает сюжет в целом сильно похожим на хаотичный. В итоге текст, увы, воспринимается как ещё достаточно сырой и требующий доработки.

Ну и сама логическая первооснова «сконструированного» автором исторического развития — практически обойдена автором молчанием. События периода 1937 года — вроде бы оставлены без изменения реальности, но вдруг в 1941 — СССР воюет уже против англо-американо-германской коалиции (ну и по мелочам — Польша ещё и т.д. в коалицию вроде как входят). С чего бы это вдруг произошло — читателя и не особо (как бы) должно интересовать. Да и зачем при таком-то политическом раскладе во Второй мировой войне этой коалиции потребовалось в 1942-43 годах устраивать ковровую атомную бомбардировку практически всей территории СССР — тоже остаётся как-то за пределами логики(( Типа, «так автору для сюжета понадобилось», а при каких исходных это могло бы произойти — это читатель пусть сам придумает.

Так, что общее впечатление: сыро, не доработано и согласиться с тем, что «роман завершен» — я никоим образом не могу.

Вполне возможно, что некий очень близкий по тексту «прообраз» песни появился еще даже и до Февральской революции. По мнению ряда исследователей, «цыплятами» (или «дутыми цыплятами») на питерском жаргоне начала XX века называли мелких уличных торговцев, крестьян, приехавших торговать на городские рынки, в т.ч. были и чухонские торговцы, носившие на голове клетки с живыми цыплятами.

Если исключить строки про «Я не советский, / Я не кадетский / А я куриный комиссар» и, наоборот, обратить внимание на «Цыплёнок дутый, / В лаптях обутый» и особенно «Паспорта нету — / Гони монету!» (ведь в 1917 году, как говорится, уже «били не по паспорту, а по морде») — то песня вполне «звучит» в реалиях 1915-1916 годов.

Ну а строчка: «Но власти строгие, / Козлы безрогие, / Его поймали, как в силки» — наверное была, есть и будет актуальна для всех времён... Да и народов тоже. И когда понимаешь, что стихотворение, которое сегодня вряд ли кто-то ни разу не слышал, родилось ещё до рождения твоей бабушки — его трудно не оценить высшим баллом.

Эта песня — «классика жанра», которая передаётся из поколения в поколение арестантов. Скорее всего песня появилась ещё до Февральской революции 1917 года — в некоторых вариантах упоминается «кандальный звон» и «бубновый туз». Но после февраля 1917 года кандалы в России уже не применялись. «Тузы» в виде красного или жёлтого ромба на спине арестанта, осуждённого на каторжную ссылку, — положено было вшивать (не нашивать, а именно вшивать) в его «гражданскую» одежду, чтобы такая одежда отличала арестанта при побеге даже если не «тузом» то характерной заплатой на спине. Такие «тузы» после февральской революции — тоже вышли из употребления. Некоторые считают, что правильнее петь «Где ночи, полные огня?», как бы сожалея об утраченных «счастливых ночах» на воле. Однако «логика песни» говорит, что правильнее именно «Все ночи...»: дело в том, что в тюрьме никогда свет не гаснет полностью даже ночью в камерах. «В тюрьме отбоя нет» — гласит старая арестантская поговорка.

Первоначально был авторский, оригинальный текст с первой строчкой «Ох, уж повезло косому Ваньке» поэта Владимира Агатова. Скорее всего песня писалась для какого-то(?) довоенного фильма, но затем в него не вошла. Зато песня быстро после «народной» переработки «ушла в народ» и первая строчка превратилась в «В одной хавире повезло блатному Ваньке...».

Чаще всего песню называют по первой строчке припева: «Алешка жарил на баяне», ну а авторство первоначальных слов — прочно забылось и стало более-менее известно кому-то кроме узких специалистов только с приходом эпохи интернета... И это вдвойне обидно: ведь Владимир Агатов — автор слов и ещё более «народных» песен «Тёмная ночь, только пули свистят по степи...» и «Шаланды полные кефали в Одессу Костя приводил...»

Интересно покопаться в смысловом составе этой вроде бы незамысловатой песенки... Вот что удалось нарыть в сети и скомпилировать в нечто более-менее единое целое:

Аицын, правильно «а гиц ин» паровоз — изначально выражение означало «ехать на паровозе» или «едет паровоз». Появилось оно в период, когда мимо еврейских местечек начали ходить поезда, которые поначалу были в диковинку, но постепенно трансформировалось в «ничего особенного». А есть и другое мнение: А гиц ин паровоз — дословно: искра, жар в паровозе. По смыслу можно перевести как «обычный паровоз», нечто банальное, заурядное, как всем известный факт. Типа, ни для кого не секрет, что в 7-40 приходит паровоз.

Есть и ещё одна версия... Живым носителем «ортодоксального» текста этой песни был Леонид Утёсов (в «девичестве» – Лейзер Иосифович Вайсбейн). «Семь-сорок», как всякая истинно народная песня, имеет кучу вариантов, особенно интересна последняя строка второго куплета в исполнении Утёсова: «Наш старый добрый фрей, то есть Теодор» или «Наш славный доблестный Герциль Теодор». Так что же в этой строчке есть что?.. «Фрей» (свободный – из идиша) чуть позже превратится во «фраера». А вот Теодор Герцль – личность вполне историческая, но для советской пропаганды — несколько... эээ... неудобная. Потому что он – «ихний дедушка Ленин». Герцль не только «придумал» сионизм и теоретически его обосновал, но и (можно сказать) практически воплотил его в жизнь. Причём происходило это (вот нонсенс-то) там же (то есть – в Швейцарии) и тогда же, когда Ульянов (ещё не будучи Лениным) придумывал своих «большевиков».

Вот такой не очень-то и фантастический экскурс получился...

Третью книгу цикла — никак нельзя рассматривать как самостоятельное произведение. А писать отзыв на цикл в целом — не рискну, т.к. сильно сомневаюсь, что третьей книгой этот цикл завершается и дальнейших книг точно не будет. Собственно, о продолжении цикла (пусть и несколько в ином времени, но с тем же гг.) автор и сам пишет в послесловии к третьей книге. Поэтому буду вынужден в этом отзыве говорить о трёх книгах в целом. Собственно, все эти три книги — это единый роман: очередная попытка поспорить с традиционным взглядом на русскую историю.

На сей раз «попаданец» с некоторым для себя удивлением обнаруживает, что пресловутая «бироновщина» времён завершения царствования Анны Иоановны — совсем не так была ужасна, неприглядна и отвратительна как её рисовали позднейшие (по отношению к этой эпохе) придворные историки, обеляя гос.переворот, «знаменем» которого стала дочь Петра Великого — Елизавета. Вполне допускаю, что так оно и есть (как у нас умеют переписывать раз за разом историю страны — уже хорошо известно), но вот только доверие автору достаточно сильно сбивают текстовые ляпы бытового характера, разрушающие как-то сразу историческую достоверность картины...

Например, французский дипломат, пьющий шампанское насыщенно-красного цвета, — кажется мне крайне сомнительным. Шампанское — белое вино (или в крайнем случае розовое), даже если оно производится из красного винограда. Оставляю на совести автора и эпизод, когда специально обученный гл.героем «спецназ» солдат-лыжников с форой в 30 мин. не смог догнать «отпущенного для тренировки» французского шпионо-дипломата — и где он так во Франции наловчился... Но вот, например, выражение «крапивное семя» — человеком той эпохи ну никак не может применяться к разбойникам с большой дороги, так говорили о «чиновниках-крючкотворах, мелких служащих, приказных крючках». Непонятна и ситуация, когда гг. ранним утром выбирает себе на полковой конюшне лошадей и, при этом, «заглядывает под седло» — с какой, позвольте спросить, стати у «зевающих со сна» (так в тексте) конюхов лошади в денниках стоят осёдланными?

Так же и выражение «кузен ещё успеет помахать шашкой» — тоже достаточно сомнительно в применении к офицеру-измайловцу этой эпохи... Ну не было тогда на вооружении ни в армии, ни в гвардии шашек — лишь в XIX веке шашка была принята на вооружение в Российской армии. Были у офицеров шпаги, сохранились с более раннего времени сабли — а шашки встречались в эту эпоху лишь у горцев на Кавказе, да у казаков. А у гвардейца-измайловца, к тому же если это молодой барон, лишь недавно приехавший из своей Курляндии в Питер, — извините, но «Не верю!» Ну а уж глубокий диверсионный рейд «спецназа» из 300 солдат на лыжах и при шашках — тут уж «без слов».

Но и мне, капризному читателю, не смотря на все эти огрехи, читать это «трое-книжие» было достаточно приятно. Интересная эпоха, оригинальный авторский взгляд на неё, насыщенный экшеном сюжет, вполне себе запоминающиеся герои — что ещё надо человеку чтобы убить толику времени... А огрехи... ну, это повод «себя умным почувствовать»)))

Очень неплохой роман-двухчастёвка в жанре близком к славянскому фэнтези (типа «наш ответ Пернскому циклу Маккефри»), сконструированному на попаданческо-исторической основе.

Читать какую-то из книг вне связи с другой — настоятельно не рекомендую. Это вообще скорее единый роман, чем цикл. При этом этот роман скорее в популярно-историческом (и приключенческом) жанре чем в жанре фэнтези. Да и драконы-то (как это следует из ретроспективной главы во второй книге) вовсе не фэнтезийные, а не что иное как продукт генной инженерии неких древних космонавтов. Я, кстати, всю первую книгу недоумевал: с какой стати у плавающе-ныряющего и питающегося исключительно рыбой дракона (т.е. по сути дела ихтиозавра?) могли появиться крылья — но как раз генная инженерия всё и объяснила, с её помощью автор мог создать и воздушную эскадрилью конных водолазов))

Ну и не обошлось без мелких историко-бытовых неувязочек... Загадочно смотрится, например, фраза: «Половец берет чомбур и уводит оседланного коня». Чомбур — он вообще-то в первую очередь для привязи лошади к коновязи, ну или для выводки коня в недоуздке. Но если конь оседлан — то почему он в недоуздке с чомбуром, а не в узде с поводом? Неувязочка, однако...

Трудно сказать является ли этот роман «окончательным окончанием» цикла... С одной стороны — вроде бы логическое завершение есть, но с другой — уж очень явно в конце романа обозначен вполне весомый «аванс»...

Что касается самого романа «Командорские острова», — то тут автор почему-то достаточно для меня неожиданно отошёл от проповедуемой во всех предыдущих частях цикла совершенно здравой мысли, что любой мало-мальско серьёзный технический скачок возможен лишь тогда, когда под него подведена необходимая технологическая и инструментальная база. Невозможно создать подавляющее большинство машинерии без элементарнейших подшипников, но ведь для подшипника нужна не только хорошая сталь — но и сложнейший цикл массового производства «метрических близнецов», т.к. для тысяч одинаковый шариков, увы, но сгодятся какие-нибудь лесные орехи. А тут вдруг попаданцы не просто автомобили вдруг делать (сразу за паровой машиной) начинают, а ещё и делают их на электро-тяге непонятно с какой ёмкостью аккумуляторами...

Ну уж и заодно пара сомнительных для меня «действ» персонажей цикла из предшествовавших книг:

— по личному приказу Петра главный герой формирует, обучает, командует егерским полком нового (ещё более нового, чем Преображенский) строя. Отправляется с письменным карт-бланшем Петра в Азов, одерживает со своим полком громкую, более того — знаковую, победу в Крыму... И вдруг эту креатуру царя-батюшки под достаточно надуманным предлогом отстраняет от командования этим полком, да ещё Шереметьев ставит командовать полком своего родственника. Ну уж, извините, — не верю!!!

— вторая непонятка — не столь знакова, но тоже как-то корябнула: британский командир флотской эскадры, богатый наследник древнего рода и без пяти минут лорд адмиралтейства является в поместье отца своей (предполагаемой) невесты просить её руки — ...при не своей фамильной шпаге, а с трофейной от вчерашнего флибустьера (т.е. главного героя). При этом в романе нет ни слова о том откуда взялась у гг. эта шпага и чем же она так знаменита или (хотя бы) ценна. Не так сильно как в первой неувязке, но тоже — не верю!

Понаверчено, понакручено, понаворочено и позатутано — далее уже и некуда. Причинно-следственные связи калейдоскопически изменяются от следственно-причинных обстоятельств так, что пока читаешь книгу — ни начала, ни концы непонятны ни у следствий, ни у причин. Как, впрочем, и наоборот...

Когда закончил читать роман и вздохнул с облегчением (и даже некоторой гордостью), что «добил» его до последней страницы — я попытался уложить как-то у себя в голове всю его «конструкцию времён и измерений»... Но быстро понял, что уже давно и благополучно позабытые мной со времён институтских лекций по классической философии понятия детерминизма, либертарианизма и прочих инкомпатибилистско-мозгодробительных категорий — мне лучше в своей несчастной голове и не «освежать»...

А вот нынешним студентам-гуманитариям уровня аспирантур всяческих фил.факов — оно было бы в самый раз — но исключительно по незабвенному принципу товарища Сухова: «Лучше, конечно, помучиться». Поэтому, если вы не обременены широкими философскими, умножающими скорбь, познаниями — искренне посоветую обращаться с этой книгой сообразно цитате из незабвенного Понедельника: А груши — «отдашь Модесту. Он у нас Камноедов».

Дописанные в 2012-2013 годах 6-я и 7-я книги — выводят цикл уже на несколько иной уровень. Тут уже не столько попаданческие стрелялки-догонялки (которые, надо сказать, не только лихо, но и вполне логично изложены в первых 5-ти книгах), сколько «приключения разума» — борьба разведок/контрразведок и прочие подковёрные политические баталии. И вот, надо сказать, что и тут экшена не меньше, чем в первых пяти книгах.

Кто-то конечно будет огорчён, что главный герой первых пяти книг в следующих двух присутствует практически только косвенно — может быть даже эти две книги надо бы выделять в подцикл «Проводник». Но и нельзя сказать, что они могут рассматриваться как совершенно самостоятельная вещь — по сюжету-то, может быть и так... Но из за чего весь сыр-бор — без первых книг всё было бы (лично мне) как-то «висящим в воздухе».

Сюжетные линии этой дилогии — никак нельзя считать незавершёнными, но вот так просто расстаться и с Проводником, и с Котёнком, лично мне, было бы очччень обидно. И очень хочется верить, что автор к ним ещё не раз вернётся!

Больше всего, на мой взгляд, к этому роману подойдёт определение «социально-генетическая небывальщина». Именно «небывальщина» — потому как с социологической точки зрения подобное генетическое разделение (даже в всего-то 100-летней исторической ретроспективе) на «владык» и «народ» не столько фантастично сколько псевдо-научно. Ну и некая неувязка с перстеньком для открытия порталов автором как-то не объяснена. У г.г. это получилось понять совершенно случайно, но вот каким образом бандит-толстосум о технологии работы порталов прознал — повисло в сюжете...

Но, если абстрагироваться от фактологических придирок, — роман вполне занимательно-интригующий, читается легко и непринуждённо. Если и есть «рояли в кустах», то они достаточно хорошо замаскированы и покрашены в защитно-камуфляжные цвета. Сюжетные линии — вполне завершены, хотя концовка романа достаточно открыта и для некоего продолжения. Но именно «некоего» — потому как это бы была по классическому определению «совсем другая история».

Что я всегда не люблю (и в целом по жизни, и в истории вообще, и в литературе в частности) — так это когда всей толпой ищут самого виноватого «крайнего» на которого можно радостно повесить всех собак. Делается это в большинстве случаев в первую очередь для того чтобы всем остальным «отмазаться». Ну а тот, кто первым крикнул «держи вора» — сам обычно оказывается «самым пушистым в белой жилетке».

Закон любой диктаторской системы гласит: «Должны быть замазаны все! Все! Все поголовно!» Поэтому в советской истории 20-30-х годов — абсолютно все одной кровью мазаны/повязаны. И глупо спорить кто был «больший деспот», а кто «скорее демократ». Белые мятежи, как и красные восстания, — вспыхивали не от хорошей жизни. И в Гражданской войне товарищ Тухачевский был не менее кровав чем товарищ Троцкий или генерал Шкуро. А подписей «дорогого Никиты Сергеевича» под расстрельными приговорами 30-х годов — ничуть не меньше, чем любого другого члена Политбюро. Просто он самым первым рискнул попробовать свалить всё и вся на Мертвеца и дать сигнал остальным, что и они могут дружно последовать его примеру.

Что же касается гг этого романа, то приходится заметить, что в реальности Берия возглавил НКВД лишь 25 ноября 1938 и многие историки считали, что с приходом Берии на пост главы НКВД масштабы репрессий резко сократились, «Большой террор» завершился. Действительно, в 1939—40 из под следствия было освобождено подавляющее большинство лиц, которых ещё не успели осудить; также на свободу вышла часть осуждённых и отправленных в лагеря. И, действительно, в эти годы на Берию «молились» не меньше, чем на Хрущёва после ХХ съезда партии. Хотя, по большому счёту, как нарком НКВД — Берия немногим отличался от сталинских наркомов Ягоды и Ежова.

Но дьявол, как говорится, таится в мелочах... И действительно смешно себе представить куратором ядерного проекта СССР того же тов.Хрущёва. А ведь даже последовательный недруг СССР Уинстон Черчилль, сказавший что Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой — таким образом косвенно признал заслугу Берии. Так что есть некая сырмяжная правда в определении его как «эффективного менеджера».

Ну и наконец-то, после столь пространного вступления, — к самой книге и к нынешним (хотя, каким уж «нынешним» когда более 20 лет прошло) временам... Я своими глазами видел и танки на Тверской в 1991, и вертолёты над Белым домом в 1993. Был я директором книжного магазина и при Горбачёве, и при Ельцине, и при Путине/Медведеве... Поэтому на своей шкуре и как покупатель, и как продавец испытал всю прелесть «шоковой терапии» пост.советской экономики. Тряс меня и ОБХСС, и в райисполком «на ковёр» вызывали... Но с самого начала «нового НЭПа» я интуитивно не доверял кабинетным теоретикам, истово проповедовавшим ценности «свободного рынка», который сам как только придёт — так тут же всё и исправит. И вот именно поэтому мне было очень приятно почитать «фантазию» (помечтать-то невредно) как «кровавый сталинский палач» без какого-то либо разбора дрючит и ГКЧПистов, и демократов, и чиновников, и «револьюционэров».

Ну и по поводу моей оценки, чтобы она не вводила в заблуждение. В моей шкале поставленная 7-ка — вовсе не есть хорошая оценка: просто «5» в этой шкале есть некий «уровень плинтуса», а «1» — это когда от кроваво-сексуального трэша, извиняюсь, блевать тянет. Но в такие книги я более чем до 10-й стр. не углубляюсь, посему по правилам сайта и оценить «достойно» права не имею. Так что «7» — это скорее за скомканную и как-то надуманную концовку романа и отсутствие продолжения. Потому как для полноты картины — была бы нужна вторая книга, где бы Берия после 1991 ожил бы ещё и в 2011, чтобы как следует вздрючить бы нынешних чиновников районных управ, отличающихся от советских районных исполкомов — разве только что в худшую сторону.

Первая книга этого цикла была как-то несколько простовата: практически ничего кроме самой идеи активного участия Экспедиционного корпуса США в боевых действиях на территории СССР прямо с 22 июня 1941 года и активного военного участия Польши на стороне Германии — экшена хватало; но вот с «альтернативностью истории» — было как-то слабовато. А вот вторая книга — уже порадовала, тут «альтернативность» развивается в достаточно неожиданном русле.

Финал второй книги — абсолютно подвешен и явно предполагает книгу третью. Жаль, что я этого не знал, целесообразно было бы погодить и читать цикл целиком.

Если задуматься: это не столько фантастически-попаданчески-альт.исторический роман — сколько весьма «уверенно-скроенный» классический исторический роман, «разбавленный» для попадания в востребованный читателями и (главное) издателями формат. Автор в достаточно редкой для исторических романов теме об авиации Первой мировой (или Великой) войне добавил в качестве фантастической составляющей лишь самого попаданца (не обладающего особыми фант.бонусами), несколько экскурсов в его предыдущие реинкарнации и заключительную главу о 30-х и далее годах. Но, несмотря на это вроде бы объёмное перечисление фант.элементов, — роман можно с достаточной уверенностью классифицировать как исторический, пусть и с попаданческой изюминкой.

Ну и особо хочется отметить, что автор, начав разрабатывать достаточно редкую тему, — не стал её искусственно растягивать (что, напротив, достаточно часть встречается) на много-книжный цикл, громоздя друг на друга всё новые и новые героико-попаданческие приключения главного героя, снабжая его очередными роялями в кустах при каждом новом повороте сюжета.

Очень трудно определить что же в книге действительно надо отнести к жанру фантастики, когда эту фантастику пишет профессиональный физик-ядерщик... Например, как это при «калибровке радиоактивных источников» может получаться, что «сумма не равна двум слагаемым»? — хотя тут-то даже и не физику в итоге вдруг всё оказывается «предельно ясно»))).

Или другой вопрос: относится ли к реальности обнаружение подводных лодок противника «измерением нейтринных полей» (да ещё и в 1977 году) или это и сегодня ещё фантастика? Но вот то, что как побочный эффект таких измерений на экране телевизора «Рубин» (используемого по недостаточности финансирования в сверх-секретном НИИ в качестве монитора) вдруг каким-то странным образом появляется в Новостях сообщение об уходе на пенсию «дорогого Леонида Ильича» — это уже вроде точно чистой воды альт.реальность... Хотя... Чёрт его знает — поначалу автор так хитро «выплетает» причинно-следственные связи, что вдруг как-то начинаешь сомневаться: где она реальность, а где альт.

Писать в отзыве как и что было в дальнейшем — практически невозможно без преждевременного (явно преждевременного!) раскрытия сюжета. Но этот сюжет столь же точен в своих бытовых и исторических деталях, сколь альтернативна непосредственно его историческая «генеральная линия» развития.

На мой взгляд у автора невольно получился некий любопытный перифраз романа Дмитрия Казакова «Русские боги» (который, в свою очередь, «ответ» роману Геймана «Американские боги»), развивающего идею, что человеческая сущность после физической смерти не исчезает бесследно, а продолжает существовать до тех пор, пока супер-этнос сохраняет память об этом человеке.

Повесть написана в форме Записок известного теле-режиссёра, ведущего собственное расследование убийства своего друга — известнейшего телевизионщика Станислава Веткина (остальные прообразы в повести столь же легко «прочтутся», теми кто помнит историю второй половины 90-х). В итоге расследования — удивительные вещи выясняются... TV-жизнь — это не просто сильнейший наркотик, она способна позволить самой сущности человека жить интересами его TV-работы совершенно отдельно от той суеты в которой живёт его бренное тело... И даже человеку, не живущему непосредственно в этом самом останкинском TV-котле (а лишь эпизодически «проходящим мимо») — его горяченный жар способен (тут уж поверьте мне на слово) опалить изрядный кусок жизни...

Мистически-фантастична или теоретически-реальна история описанная автором — можно долго спорить, автор и сам вроде бы [или делает свойственный ему))) загадочный вид] в некотором сомнении. Но в итоге гг (совершенно в традициях русской литературы) оказывается в психиатрической больнице... перед этим «полетав» с крыши московской (ныне почившей в бозе) высотной гостиницы «Россия».

Для начала надо сказать, что издательская аннотация изрядно врёт — фраза: «На рассвете 22 июня Красная Армия встречает гитлеровцев в полной боевой готовности» — явно тексту не соответствует. Сюжет построен на более интересном допущении: насколько бы могла измениться реальность, если бы всего лишь за сутки до начала войны в Западный Особый военный округ приехал порученец с генеральскими звёздами в петлицах, с самыми широкими полномочиями и, главное, с директивой что война начнётся именно через сутки.

Причем в книге это вовсе не какой-то «многознающий попаданец» с послезнанием по истории и развитии вооружений (попаданцев в книги вообще нет), а «просто» реальное историческое лицо — генерал Иван Александрович Богданов, в реальности заместитель командующего 39-й армии Калининского фронта, успевший провоевать всего лишь год, отказавшийся от «эвакуации» самолётом из окружённой группировки и скончавшийся от ран 22 июля 1942 года, выведя из окружения 10 000 бойцов. И вот не оставляет меня ощущение, что такой генерал успел бы изрядно за сутки «накрутить хвостов», отдыхающим «в соответствии с распорядком выходного дня» комдивам и комкорам.

Хронологически роман в рамках: рассвет 21 июня — рассвет 25 июня. Главного героя — фактически и нет, Богданов — лишь один из где-то полутора десятков действующих лиц «первого плана». В очень многих случаях автор в сноске пишет: «Реальный случай» — и тут я (в большинстве случаев) верю, потому как большинство таких историй просто и не выдумаешь, а вот жизнь — она на любые несуразные загогулины способна. Нельзя сказать, что какие-то сюжетные линии в итоге остались подвисшими, но и завершённым роман назвать трудновато — как-то напрашивается полноценная вторая книга, но есть лишь некая сетевая «очерковая мозаика», видимо, автором заброшенная и до состояния полноценной второй книги цикла — увы, так и не доведённая.

Сначала несколько вроде бы вовсе и не о Высоцком ...

Специалисты считают, что в стихах А.С.Пушкина нет и не может быть ни одного случайного слова. И действительно, даже в такой вроде бы простой бытовой зарисовке «...пока недремлющий Брегет не прозвонит ему обед» — слово «недремлющий» стоит вовсе не просто для соблюдения размера строфы или красного словца. Оно сугубо функционально и подчёркивает, что Онегин, франт эдакий, — носит достаточно тогда редкие, дорогие и модные часы с «продвинутой» для того времени функцией автоматического подзавода при ходьбе.

И вот вдруг во вроде бы совершенно «исторически-летописном» сюжете о былинных временах Олега Вещего — Пушкин вдруг «допускает» такую несуразность: «Пирует с дружиною вещий Олег / При звоне весёлом стакана». Позвольте, откуда в домонгольской Руси мог взяться какой-то «стакан»??? Или тут есть какое-то двойное дно подтекста? И вот ведь что ещё более загадочно: датируется это стихотворение, согласно помете в пушкинском автографе, 1 марта 1822 г. А напечатано оно Пушкиным впервые в альманахе „Северные Цветы на 1825 год» — т.е совсем незадолго до восстания Декабристов. И что после этого прикажете думать о строке «...примешь ты смерть от коня своего»?

... Где-то я читал, что когда Высоцкий у себя дома садился работать — его стол (чтобы ничего не отвлекало) был девственно чист. И на чистой белой стене, у которой стоял стол, — висела лишь копия гипсовой посмертной маски Пушкина... А ведь в стихотворении Пушкина нет ни слова, что Олег как-то задумал «покарать» волхвов — есть лишь недовольство Олега собой: «Кудесник, ты лживый, безумный старик! / Презреть бы твоё предсказанье!». И вдруг Высоцкий, буквально боготворящий Пушкина, излагает совсем другую картину событий: «Ну, в общем, они не сносили голов, — / Шутить не могите c князьями — / И долго дружина топтала волхвов / Своими гнедыми конями.»

И вот ну никуда я не могу от этого деться: гложут меня смутные сомнения, что в конце 1966 или в самом начале 1967 года — строка Высоцкого: «..Каждый волхвов покарать норовит, — / A нет бы — послушаться, правда?» — она, как и у Пушкина, тоже была не с бухты-барахты написана... Трудно что-то с уверенностью утверждать, но «зацепочек», вызывающих некие аллюзии, по рубежу 1966/67 годов — ой как хватает...

Несомненно — это одна из самых романтичных и популярнейших книг, издаваемых в эпоху СССР. И трудно представить себе мальчишку 1960/80-х, который бы её не читал взахлёб. Вот только приходится сказать, что реальные времена (около 1625 года), когда произошла эта «романтическая история», — романтизированы Дюма, что называется, по полной программе... Что и вполне понятно: ведь Дюма писал «Три мушкетёра» как ярко выраженное «коммерческое издание романа с продолжением», которое изначально публиковались по главам в газете «Le Siècle». Да и гонорар для Дюма в газете был по договору построчный — даже, если в строке было лишь одно слово «Да!». А «читающая публика» жаждала вовсе не сухого исторического повествования, а именно «романтизьму» — и Дюма стремился оправдать все ожидания!

Поэтому, через более чем 200 лет после осады мятежной крепости Ла-Рошель (да и «источник вдохновения» Дюма — «Воспоминания господина д’Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетёров», книга сочинённая Гасьеном де Куртиль де Сандра — тоже была написана более чем через 50 лет после этого события) — Дюма мог позволить себе «для пользы дела» невозбранно и вволю приукрасить быт Лувра и всего Парижа тех времён. Хотя я, честно говоря, вообще сильно сомневаюсь, что Дюма отчётливо себе этот быт представлял. Так что от «исторической Франции 20-х годов XVII века» роман (и я не говорю уже о поголовно всех его экранизациях) столь же далёк от истины, как произведения авторов соц.реализма о «ужасах царизма» от реальной истории.

Описанное Дюма внутри-политическое противостояние тоже мало соответствует исторической правде... Людовику XIII и Анне Австрийской в 1625 году было по 24 года, а Ришелье 40 лет — поэтому (в т.ч. и благодаря Дюма) жив и поныне стереотип о «диктатуре» Ришелье и слабовольном короле. Но как раз Ришелье был ярым сторонником сильной королевской власти, а Людовик искоренял заговоры, направленные против Ришелье со стороны принцев (в том числе своего брата, Гастона Орлеанского), королевы-матери, высшего дворянства и постоянно поддерживал своего министра, действовавшего на благо короля и Франции. Кстати, в социологических опросах парижане чаще всего называют «Великими французами» — Жанну Д'Арк, де Голля и Ришелье, а лишь потом Наполеона, считая его «всё-таки корсиканцем».

Ну а что касается реального быта примерно 1625 года, то наименьшим злом того времени были дохлые мухи в вине: кстати, недаром мушкетёты и у Дюма, и в фильмах — пьют бутылочное вино, а не бочковое в розлив. Канализация в Париже тех времён была общей длиной всего-то чуть более 20 км. и для содержимого «ночных ваз» в середине каждой «большой» улицы законодательно предусматривалась сточная канава. Что (особенно ещё и при обилии всадников и карет) вовсе не украшало улицы, которые (не верьте фильмам) отнюдь далеко не все блистали брусчаткой. Ну а что же касается помещений Лувра — так большая их часть «в целях гигиены» застилалась... слоем соломы, которую меняли лишь раз в неделю, а роскошество королевского дворца (которое мы при чтении романа подсознательно представляем опять же благодаря фильмам) появилось лишь где-то 50-тью годами спустя, уже при Людовике XIV. Да и то, после того как Людовик XIV «Король-солнце» перенёс королевскую резиденцию из Лувра в Версаль.

Так что — уж извините, если я кому-то исторической правдой жизни вдребезги разбил некие романтические иллюзии...

Больше всего мне этот 16-ти минутный мультфильм (найти его в сети в открытом доступе — не проблема) вызвал ассоциацию с лучшими образцами рекламных плакатов 50-х годов. Не таких, бьющих тупо в лоб как «Летайте самолётами аэрофлота!» (можно подумать, что был выбор летать другими самолётами), а что-то типа завлекалок влияния (почти нынешнее нейро-лингвистическое прогаммирование) «Всем попробовать пора бы как вкусны и нежны крабы!».

Вот и этот мультфильм — изящный образчик пролеткультовского агитпрома. Может быть это и несколько не относящиеся к 1962 году термины — но суть мультфильма и самого сценария они характеризуют наиболее точно. С одной стороны — это, конечно, агитка, но агитка, сделанная очень поэтически и мастерски. И при этом стихи Галича (написанные им «под Маяковского» и служащие логическими переходами от одного отрывка из Маяковского к другому его отрывку) столь изящно вплетены Галичем (уже как автором сценария) в общую структуру текста — что практически и невозможно сходу сказать где ещё Маяковский, а где уже Галич.

Наверное в этом стихотворении наиболее ярко проявилось умение Галича (умение это, впрочем, в той или иной мере было присуще очень многим людям в СССР) говорить эзоповым языком. Ведь совершенно вроде бы на первый взгляд невинный (и, главное, — вполне укладывающийся в советскую идеологию) текст Галича о восстании декабристов 14 декабря 1825 года — когда писалось стихотворение любой мало-мальски понимающий человек однозначно воспринимал «на злобу дня». Даже те, кто и не слышал (о, великая мощь советской цензуры) о «Демонстрации семерых» на Красной площади 25 августа 1968 г. против ввода советских войск в Чехословакию — совершенно чётко понимали, что означают строки: «Все земные печали — / Были в этом краю... / Вот и платим молчаньем / За причастность свою! <...> И всё так же, не проще, / Век наш пробует нас: / Можешь выйти на площадь? / Смеешь выйти на площадь / В тот назначенный час?!»

На самом-то деле «Охота на волков» — песня вовсе не про реальных лесных «серых хищников, матёрых и щенков». Опытный охотник только посмеётся над строкой «Волк не может, не должен иначе...»: в реальности флажки — непреодолимая преграда только для волков молодых (прибылых и переярков); а вот для волка матёрого — флажки вовсе и не непреодолимый барьер. Впрочем, отвлекаясь от сути стихотворения, во всей мировой литературе не заблуждался в описании повадок волков — пожалуй только Лев Толстой.

Но совсем по другому эта песня Высоцкого звучит, если понимаешь, что она вовсе не про охоту, что в ней стая волков — это олицетворение обычных, «нормальных» людей; власть — представлена в образе егерей и стрелков; а образ молодого волка, который «...из повиновения вышел — / За флажки, — жажда жизни сильней!» — мечта Высоцкого соответствовать этому образу.

Эта, на первый взгляд достаточно «шутовская» песня, исполнявшаяся на мотив «Марсельезы» (как говорил сам Галич: «песня невинная, но на очень неприличный мотив»), — на самом деле в реальной жизни Галича была неким почти мистическим триллером. Страна жила в ожидании Юбилея Октября и начинался очередной виток «компании против инакомыслящих». С мая 1967 года на посту председателя КГБ Юрий Андропов, 17 июля по решению Политбюро ЦК КПСС было создано 5-е управление КГБ...

Галич, прекрасно помня убийство Михоэлса, которое было представлено властями именно как «автокатастрофа», всерьёз опасался за свою жизнь, но, несмотря ни на собственные страхи, ни на советы друзей — тем не менее отказался от «бегства из Москвы», а написал, как сам потом говорил, «песню-оберег»... К счастью оберег помог противостоять галичевскому опыту «печальной футурологии».

Песня написана Галичем в 1966 году, а 19 мая 1967 года Семичастного на посту председателя КГБ сменяет Юрий Андропов, который сразу же занялся восстановлением былой мощи карательных органов. Уже 3 июля он направил в ЦК КПСС записку, где предлагает создать в КГБ самостоятельные управления, которые должны заниматься «организацией контрразведывательной работы по борьбе с акциями идеологической диверсии на территории страны». В результате 17 июля по решению Политбюро ЦК КПСС было создано 5-е управление КГБ, которое и вошло в историю жестокими репрессиями против инакомыслящих.

В песне фантастически ярко нарисовано запредельное всемогущество власти, способной проникать даже в мысли граждан. Как тут не вспомнить о том, что Галич говорил будто но владеет даром «печальной футурологии».

Насколько же сегодня — в после-знании истории СССР и воспоминаний о жизни в те годы — совсем по другому (чем когда я её слушал на двойной грампластинке фирмы «Мелодия» 1976 года) воспринимается текст этой на первый взгляд казалось бы совсем незамысловатой сказочной песенки... Хотел этого Владимир Семёнович или не хотел — но текст (особенно с сегодняшней точки зрения) получился полный двусмысленностей и аллюзий на современный ему «Союз нерушимых республик свободных...», где «бегают фантазии на тоненьких ногах».

И, что бы не говорили о ненужных выдумках и иллюзиях при прочтении, но когда я не просто перечитал текст самой песни, а еще и прочитал всё что в этот текст не вошло (это и наброски, и даже черновой вариант песни) — вот тут-то и пришло понимание: в окончательную редакцию те самые аллюзии попали абсолютно в полном составе.

»...Так-то дружок, / В этом-то всё и дело.»

Я бы этот роман охарактеризовал как «фантастика без фантазии — всё как везде». Главный герой — любитель всяческой техники и с детства активный посетитель всех технических кружков Дворца пионеров, ухитрившийся там не только научиться плести лапти, но и стать профессиональным токарем, фрезеровщиком и изготовителем «на коленке» нагана и боевых патронов с капсюлем из (опять же самим произведённых) кристаллов гремучей ртути. А в дальнейшем — студент-медик, сержант десантно-штурмовой дивизии в Чечне, профессиональный реставратор ретро-техники, зек, алкоголик. Об этой полной базе знаний и умений для «успешного попаданца» автор нас информирует уже в первой главе.

Ну а далее всё вполне себе предсказуемо — куда ещё с такими талантами, как не прямиком в XV век? Здесь гг, не шибко напрягаясь, противостоит 5-ти разбойникам (с их летальным исходом); ведёт мелкий кустарный (но высокотехнологичный) бизнес; быстренько возглавляет дружину мелкопоместной вдОвой боярыни; изготавливает для своих подчинённых самовзводные скорострельные пищали с многозарядным съёмным барабаном...

Вся вышеперечисленная приключуха умещается у героя примерно в 4 месяца, а у автора в первые 20% книги. Описание дальнейших приключений гг были бы уж совсем откровенным спойлером, поэтому могу лишь констатировать, что они протекают примерно в том же русле развития и с той же стремительностью. Но, надо сказать, что читается книга (возможно как раз из за своей предсказуемости) легко и непринуждённо, явных ляпов вроде как не содержит и откровенного отторжения (если сразу приспособиться к языково-литературной речи автора) при чтении не вызывает.

Хоть Александр Галич и говорил, что песня эта является своего рода политическим манифестом — для «манифеста» у неё слишком открытый и неопределённый финал. Но вот совсем недавно я совершенно неожиданно на просторах сети обнаружил, что, оказывается, у песни есть «вольное развитие сюжета», написанное неизвестным автором и представляющее вполне логичное для сюжета завершение:

«Чернила?» -, спросил я, и подписал, / И чёрт поразился аж!

И руку мне долго в передней жал... / Шептал мне: «Теперь ты наш!»

Ах как мне хотелось, чтоб он смолчал, / Чтоб просто покинул дом,

Но он мне всё руку в передней жал, / Как будто бы дело в нём...

А «дело» упало в его саквояж / На самое, сука, дно...

И я осознал, что теперь я «наш» / И, впрочем, уже давно...

В окошке застыл, побелев фонарь, — / Чёрт в спешке надел сюртук

И тихо сказал: «А ты всё-таки тварь — / Наш новый, надёжный друг»

Сюжет повести «Генеральная репетиция» строится на рассказе Александра Галича о попытке поставить пьесу «Матросская тишина» в Театре-студии МХАТа. Но непосредственно само действо для чиновничьей комиссии, происходившее в практически пустом зрительном зале при «представлении» уже фактически обречённого на запрет спектакля, — это лишь сюжетный стержень повести. Вокруг же этого стержня: огромный пласт воспоминаний Александра Галича о всей своей предшествующей жизни — от раннего детства и до начала 60-х годов.

Вот и получается, что название читается гораздо шире... И что фактически всю свою жизнь до начала «не одобряемого» песенного творчества Галич видит как некую «генеральную репетицию» всей своей дальнейшей жизни. И что, несмотря на авторское определение «повесть» — это фактически даже не произведение мемуарного жанра, а настоящая исповедь поэта, уже понимающего, что дни его на Родине сочтены.

Перечитывал рассказ в сб. «Наши в городе»: о боги! — насколько же этот рассказ эмоционально выделяется из «наших» образца 90-х годов...

Какой прекрасный образчик старой-доброй советской фантастики. Рассказ из времён, когда читатель ждал от книги не наворотов крутого экшена, сдобренного изрядной долей трэша, а чего-то «разумного, доброго, вечного»... А писатели-фантасты (даже в жизни высококлассные физики) — были в душе убеждёнными лириками. И как не приземлёна была окружающая действительность — так хотелось верить вот в такие волшебные города «Полдня».

И это сегодня лишь вызывают недоумение строки погибшего в январе 1943 года Михаила Кульчицкого: «Уже опять к границам сизым составы тайные идут, и коммунизм опять так близок – как в девятнадцатом году» — а в 1971 ведь действительно наивно мечталось, что «вот-вот»... а на Главном павильоне ВДНХ красовалась за сотни метров видная отлитая в бронзе надпись: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»

Вот такая ностальгия невольно вырисовывается...

Очень добрый и прямо-таки утопично-романтический рассказик... И никакой тебе борьбы Добра со Злом... Прямо почти как в старых-добрых традициях социалистического реализма: борьба очень хорошего с просто хорошим; благородный «герой-рыцарь»; тонко чувствующая его подруга, которая всё правильно поймёт и протянет ему свою добрую руку...

Наверное этот мой стёб — просто защитная психо-реакция... И я привожу себя в обычное моё состояние недоверия к счастливой сказке от которой, увы, уже давно отучила (не только меня) окружающая агрессивная реальность...

Достаточно вялая попытка проиллюстрировать старую истину, гласящую, что если ты считаешь всё человечество у своих ног — не исключена вероятность, что твои ноги просто выше твоей головы. В рассказе эту истину автор почему-то попытался проиллюстрировать на примере оборотней — но конечный итог развития логики событий как-то «просматривался» практически с самого начала.

Так что, увы: практически даже при фантастичности сюжето-образующего допущения — всё достаточно тривиально.

Понакручено-понаверчено в сюжете рассказа конечно знатно — всю дорогу продираешься через не очень понятные действия, мысли и эмоции окружающих главного героя персонажей. С суть логики действий самого главного героя остаётся неясной вплоть до самой последней строчки, когда вдруг всё тривиально проясняется благодаря древнему жесту изображённому героем хитросплетением пальцев его правой руки...

Забавно, но не логично... Как говорится: если вся поставить с ног на голову — то и всё содержимое карманов должно высыпаться. А тут получается какая-то нелогичность в сюжете: если это первое поколение «мудрых детей» — то почему уже такой беспробудный инфантилизм у взрослых? Или наоборот с возрастом бывшие «мудрые дети» расплачиваются прогрессирующим инфантилизмом?

Так что рассказ приходится считать либо сюжетно недоработанным, либо просто логической непоняткой.

Вполне логичное и довольно жуткое объяснение зачем человеческой ДНК нужно так много «спящих» генов. И при этом жуть объяснения заключается именно в логичности этого объяснения действий матери-природы: если на вымирание обречён один биологический вид, то уже в его недрах природа обязана заранее подготовить путь для дальнейшего своего развития в других, новых, видах.

При этом это объяснение не просто абстрактное умствование, а практически гипотеза развития человечества, подкреплённая существующим биологическим примером.

Грустный рассказ о грустном муже-подкаблучнике... Сколь грустно рассказ был начат, столь же грустно он и закончился — прямо просто сплошная беспросветная тоска какая-то как по самому сюжету, так и по его авторскому изложению... Подозреваю, что автор писал рассказ в состоянии глубокой личной депрессии, имевшей место у большинства населения бывшего СССР во время «шоковой экономики» начала 90-х.

Рекомендовать читать можно только при осознанном желании уйти в глубокую хандру с целью душевного мазохизма.

Судя по тому как стремительно развиваются интернет-технологии — практически наверняка нечто подобное скоро будет уже совсем не фантастикой. Ведь всего-то 50-ти лет хватило, чтобы от эпохи, когда у нас телевидение-то было ещё в диковинку и ежедневным «виртуальным» развлечением могла быть только книга, обыватель погрузился и прочно увяз в интернет-общении многочисленных уютненьких ЖЖ.

Так что очень вероятно (лет эдак через десять) вместо описанных в рассказе допотопных резиновых «гостей» будут обыденными стерео-объёмные персонажи с какими-нибудь торсионно-силовыми полями для придания им осязаемости. Ведь это будет столь модно, так технологично и, главное, так безопасно для нервной системы, здоровья и праздничного бюджета...