Гротескная антиутопия. Ну очень гротескная. Решать перенаселение массовыми казнями по телесному признаку (даже не идеологическому). Там все человечество стало баранами? Гитлер, всего лишь стерилизовавший «уродов», просто душка по сравнению.

Ну и логически неправдоподобно. На всю планету одна-единственная капсула? Сейчас на планете Земля от естественных причин умирает 166 тыс человек в день, это 7000 в час, 116 в минуту и 2 в секунду. А тут еще и массовые казни. Нужны тысячи машин, в том числе дублирующие, десятки тысяч операторов и проч. Хотя как раз операторы то и не нужны особо, это как раз можно автоматизировать.

Какой-то странный мир нам предложили. У людей искины, летают в другие миры, при этом плавают на парусных суднах. Или под словом «клиппер» автор имел в виду что-то свое? Потому что клипер — именно так, с одной п! — это большое, обычно трехмачтовое и многопарусное судно, управлять которым не так просто. Далее, ну привезли рыболюдей, кинули в аквариум и все? Вообще-то целые институты должны быть изучать их, контактировать, общаться, хотя бы название им дать нормальное! А тут просто туристы и все? Еще и удивляются, что рыболюди совершают убийства. Да это такой расизм, похлеще негров в зоопарках! Короче, очень странный мир...

Стиль неряшливый, невычитанный. С запятыми беда, вот тут явно чего-то не хватает: в детстве бастовал в крик против этих мероприятий к зверям в клетках и вольерах «бастовал в крик» — неудачная фраза.

Здесь глаголы не согласованы: Опять несколько тощих фигур еле шевеля радужными плавниками поднялось наверх и теперь покачивались

Здесь рядом глагол «уйти» в совсем разных значениях, не нужно их сталкивать, путаница: Марина ушла, сам виноват, «сам знаю». Мамы полгода как не стало, отец ушел немногим раньше.

Итог: средне.

Очень любопытный фантдоп: земля вдруг стала отторгать человека и даже убивать его. Пришлось залезать на небо. Правда, сразу неувязочки: Вот в саду сумели сделать сети, «чтобы зреющие фрукты не падали на землю», а что ж вокруг жилищ таких сетей не сделали, чтобы люди-то не падали?? Это, чай, поважнее яблок.

Далее, в точности непонятны границы отторжения. А если на ходулях по земле ходить? А на машинах ездить? Ведь кое-где свай и настилов достаточно.

Далее, нейтрализовать негатив земли можно пройдя дорогами сновидений — это красиво. Но, опять-таки, что это значит в точности? Это погружение в какие-то мифологические пучины сознания? Изменение образа жизни и мышления? Почему земля терпит такого человека? Нам говорят, потому что он изменился, стал другим, но не сообщают, в чем именно. Знает ли об этом сам автор? Если да, почему не поделился? Если нет, тогда налицо обман читателя красивыми, но пустыми завесами.

И потом эти радикальные изменения нужно поддержать и в языке. Но язык авторской речи и особенно диалогов очень простой, совсем не «сновидческий».

Такой янг-эдалт с новогодним отливом и гаррипоттеровским привкусом. Сильно вторичный. Сильно слитый. Ибо начало было бойкое, многоплановое, а потом всё как то покатилось, почти без эмоций. И Киша куда-то

слили, и героя как то легко завербовали, а он уже как марионетка ничему не удивляется, ничего не боится.. Остались только вопросы, зачем, собственно, устраивать охрану портала под прикрытием... школы? Это ведь детишки, к ним внимание повышенное, комиссии, проверки.. А тут одна директорша и странный дворник заправляет.. Жалобы пойдут, анонимки..

Строгов этот очень деликатный для падшего.. Впрочем, если рейтинг рассказа 12+, то норм.

Психологически рассказ как-то недостоверен. Как будто мафиозность это какая-то кровь, которая буквально передаётся по наследству и как только о ней тебе сказали (кстати, почему не раньше? ), она необоримо делает из тебя законченного гангстера.

Ещё в рассказе много (даже нарочито много) классического нф-антуража (планеты, звездолеты, глайдеры, антигравитация и проч.), а всё равно это всё рассказу не нужно, не работает именно на сюжет! Выкинуть всё, заменить обычными автомобилями, самолётами, другими странами, и ничего для рассказа не изменится, коллизия будет такая же. Они даже генеалогическое древо на вощеной бумаге рассматривают))

Короче, рассказ-то реалистичный, а на него навесили в угоду конкурсу нф-мишуры))

Во-первых, как-то неправдоподобно, что «два лучших пилота», вдобавок оба русскоговорящие, поначалу даже не знают друг друга, тем более что далее там все поставлено на конкуренции, соперничестве и проч. Полагаю, там с первого дня уже должны знать, кто на что горазд. Тем более что герой «третий год на орбите».

Конечно, максимально неправдоподобно, что выяснять, кто начал первый, нужно путем старомодных опросов, а не просмотра видеозаписей. Да, сказано, что «записи не позволяют увидеть», но выглядит отговоркой. На такой станции камеры должны позволять увидеть все.

Также странно, что, чтобы передать записку, нужно снова устраивать драку — неужели у них там нет мессенджеров и вообще их каждый шаг контролируется? Ну не тюрьма же, чай. Да даже в тюрьме умеют малявы передавать ))

Несколько удивляет это чуть ли не лобовое сочетание практически арестантского жаргона, фени (грев, чалиться, шконка, кипишить, погонялово Штырь оттуда же) и лирических монгольских вставок. Не то чтобы это плохо, но сильно размывает тональность рассказа. Вообще, задумка с жаргоном космачей — штука отличная, в цикле «Пространство» астерский диалект просто чумовой, но вот мешать его с блатным — такая себе идея. Ведь совсем по-другому начинаешь представлять себе так разговаривающего героя, плюс этот его нарочитый «не-расизм»: косоглазый, япошка.. Кстати, и своего товарища-соперника он, как ни крути, сдал, оболгал. «Земляшек», как я понимаю, вообще за людей не считает. И что — это лучший русский пилот? Каковы же тогда худшие?

Еще в рассказе, как это называется, «сбоит фокал» )) В том смысле, что действие от первого лица, главный герой один, ему все внимание, и тут вдруг странные монгольские вставки — как будто чьи-то сны, но не героя же, ведь он русский! Да, второй персонаж монгол, но он не играет особой роли, он антураж, и с тем же успехом можно было эфиопские байки от Ханны записать. А тут даже название рассказа по-монгольски! Получается, в повествование одного персонажа забрели сны другого. А поскольку главный персонаж у нас — русский ауе-космач, «брутальный дикарь, неуправляемый хищник» (тут Директору веришь), то в его монгольские сны не верится совсем, они для него чужеродные. Автор как будто хотел одновременно и за романтику космоса, и за брутальность пояснить, но не нашел ничего лучше, как объединить их механически. Тут бы потоньше, поизящнее, может быть, раскрытием темы второго персонажа, того самого сансрына...

В целом, исключая вышесказанное, рассказ читается бодро, динамично, цели автора видишь, тема решена полностью, сравнение степи и космоса красивое, герой живой, правдоподобный, есть интрига, мир прописан, оценка — выше среднего.

Неожиданно увлекательнейшее чтение, остросюжетный роман, со своими драмами и коллизиями, героями и антигероями, гениями и бездарностями. Трудные, но творческие будни киноэкспедиции, сложный, требовательный характер Тарковского, талантливые, даже фанатичные люди в его окружении, с которыми не всегда он ладил, рок, довлевший над «Сталкером», которому мешало то землетрясение, то инфаркт режиссера, то порча пленки. Всего даже с избытком, хватило бы на три фильма. Но это все про один. После прочтения книги немедленно бежать пересматривать — фильм откроется намного глубже, значительнее.

Один из поздних романов Мамлеева, избыточно многословный, пропитанный ведантой и Россией, имеющий, однако, какой-никакой сюжет, в центре которого некие контринициатические силы, что охотятся за посвященными и хотят установить на земле мертвое царство комфорта, материализма, глупой сытости. В некоторых персонажах выведены давние приятели Мамлеева (например, в Орлове вполне угадывается Джемаль, сам Мамлеев — это Буранов и т. д.).

Роман представляет собой собрание нескольких новелл на обычные для Мамлеева темы: на фоне «духовно трупных» людей мечутся, страдают, самоутверждаются или разлагаются герои разной степени потусторонности. Наиболее сильные вещи: «Боль #2» и «Как вверху, так и внизу».

Какой пророческий рассказ!

Очень характерная деталька этого романа: описан некий персонаж, который крайне остро, буквально телепатически ощущает страдания и боль мира, «войны, террор, геноцид и расовую дискриминацию» (тут, кстати, интересно, позитивную тоже?). Но все это, как явствует из романа, касается только людей. Страдание и боль животных, которых выращивают на убой и уничтожают миллиардами, то ли недоступна Нострадамусу, то ли игнорируется им. А если где-то мучают котиков?

Странно, что нет ни одной рецензии. Любопытный рассказ, идейно близкий к «Волны гасят ветер» Стругацких. Есть своего рода людены, называемые спарками, в которых могут эволюционировать в том числе и люди. Чем многие и пользуются. Земляне, конечно же, в ужасе, пытаются перекрыть спаркам все каналы, но как, если они способны самостоятельно перемещаться между планетами?

Рассказ любопытен тем, что он спорный. Главный герой полагает, что спарки — это одно из многих искушений, которые человечество вполне способно преодолеть, как преодолело до этого прочие. Мол, «не так уж много землян захотят изменить свою биологическую сущность». Однако если вспомнить, что спарки — бессмертны, способны, как уже говорилось, путешествовать по всему космосу, и вообще, вид, наиболее приспособленный к жизни в обозримой вселенной», то эта уверенность уже не выглядит сколько-нибудь обоснованной. Скорее наоборот.

Несколько сумбурная и сильно реферативная статья. По сути, ее главная идея — не рассмотрение темы «ужас бытия, или человек как парадокс», а анализ и сравнение трех (произвольно выбранных?) трактатов. Неудивительно, что в «Заключении» собственно о теме ни слова, а все место уделено тому, какими защитными механизмами пользуется тот или иной автор. Ну тогда это и нужно было выбирать предметом исследования: Лиготти, Цапффе, Толстой и их защитные механизмы. В общем, в финале градус и пафос статьи сильно снижен, если не сказать слит.

Также вызывает сильные сомнения отождествление защитных механизмов Цапффе и Толстого. Например, к анкеровке у Цапффе относится безусловно религия, мистицизм и прочие высокие истины бытия, однако Толстой в своем втором способе говорит лишь об эпикурействе, то есть мимолетном наслаждении, которое от первого способа отличается только признанием бессмысленности жизни — признанием, которое никак не свойственно никакой религии. (То есть это скорее отвлечение). Третий способ Толстого — сознательное самоубийство — также не подходит под критерий защитного механизма Цапффе под названием отвлечение, поскольку последний характеризуется уходом в «мир пустякового и проходного мусора», куда такое самоубийство уж никак не входит (вспомним ее высокую оценку экзистенциалистами — еще одними «ценителями» космического ужаса). Ну и четвертый выход — слабости — тоже не слишком укладывается в схему Цапффе, так как его сублимация более творческая и активная, неслучайно именно таковым должен прийти в мир Мессия Цапффе, которого конечно же слабым и бессмысленно ждущим, в толстовском смысле, не назовешь. Представляется, что выводы-«выходы» Толстого не столь всеобъемлющи, чем у Цапффе, потому что наш мыслитель оставлял собственно религиозный способ жизнестроения в стороне, «про себя», как позитивный путь, тогда как Цапффе в этом смысле более радикален.

Что ж, можно сказать, довольно личный и исповедальный роман получился у автора.

Легкая грусть по поводу того, что его вбойки-книги действуют на публику какое-то мгновение, все еще едкая критика критиков (хотя с высоты просветления можно было бы уже и не обращать внимания), обязательная атака на самые актуальные повестки (даже несмотря на то, что это все равно что «обмазаться говном»). Немного любви, как она еще возможна, щепоть буддизма в его самое удобоваримой технической форме — ну и много самолюбования. Ничего нового, ничего неожиданного, ничего прорывного. Поэтому очень скучно. «Трансгуманизм» немного выручал полифонией разных персонажей, здесь очередной (как в «Непобедимом солнце») нескончаемый усыпляющий монолог.

В общем, эта книга как рифма «Россия — агрессИя»: вроде и верно, но кринжово.

Короткая борхесианская притча. Морализаторская лесенка в конце явно лишняя. Но в целом очень хорошо.

Превосходная стилизация под рыцарскую фантазию. Вроде бы все просто и незатейливо, но какие славные диалоги, остроумные фразы, яркие образы, харизматичные характеры и возвышенные герои! Несмотря на некоторые неоднозначные решения назвать своих персонажей колдунами и демонами (которые, в свою очередь, боятся дьяволов), несмотря на дань моде того времени отправить попаданца куда-то на Меркурий, а затем благополучно забыть о нем, это очень талантливый роман, который, как мне кажется, сильно недооценен и подобный которому сегодня уже написать некому. А финальный твист делает из «Змея Уробороса» не просто развлекательное произведение, но философское высказывание на тему извечной борьбы-игры противоборствующих стихий, природ и воль.

Тема: Игра — бессмысленная и беспощадная. Темы конкурса нет.

Очень длинное вступление.. Все эти бои, сражения.. Зачем там много?

Много лишних слов. Например, «уборочной метлы» — как будто есть неуборочная.

Что значит фраза: «Если смерть имеет олицетворения фрау»?

Во второй половине рассказа автор перешел «с немецкого» на украинский: «наближается», «пересмешку», «Я цепляюсь за очередными солдатами». Стесняюсь спросить: это баг или фича?

Финальный диалог тоже представляет загадку:

— я Мортимор!

— Мортимер, наш сервер...

То ли подколка, то ли раздвоение..

Кажется, рассказ писался ради названия. Что тогда не на немецком?

Zinnkrug Milch mit Honig und Wermut! Краса!

Очень старомодная советская фантастика. Дело еще должно происходить в капстране, где злобные капиталисты не дают добрым инопланетянам лечить детей, а главная героиня (стоп, опять героиня? какой-то фемконкурс!), так вот, героиня должна быть глубоко законспирированным совагентом или коммунистом. И все это на полном серьезе, с надрывом и пением «Интернационала». А читатель должен захлопнуть книжку с чувством глубокого катарсиса и мыслью: «ну у нас-то такого нет!»

Рассказ из серии «Что курил автор?»

На Земле «как-то» умерли все мужчины, куда-то делись все животные, а женщины внезапно мутировали в вечно юных и вечно глупых нимфеток. Да еще с неба посыпались сатиры.. И все это из-за одной грузинки! Вах, шайтанка!

Не совсем понял одно место, где героиня сокрушается, что нимфетки никогда не спрашивают «почему», и тут же сценка, где они это самое спрашивают.

А вот за «хлебниковское» словотворчество +1!

Что такое не везет: пролететь 20 миллионов (!) световых лет (почти в 10 раз дальше Туманности Андромеды), проспать две тысячи лет в криосне (что оказывается вредно для мозга, а мы не знали!), и прибыть к планете, которая как раз в этот момент вдруг начинает необъяснимое (и очень быстрое!) падение на газового гиганта!! Планеты не падают просто так. И в довершение еще первым пробудился некий маньяк, пытающийся угробить корабль. В то время как колонисты продолжают сладко спать и видеть сны. Почему они не просыпаются, видя опасность? Что это за коллективный мозг такой, которому только спать? Конечно, без мужественного героя, мчащегося за возлюбленной на край света, не обойтись. В финале обязательный поцелуй на фоне заката / рушащегося мира (хотя я бы поостерегся обнимать девицу, которая является частью какого-то коллективного муравейника!). Кажется, рассказ все шаблоны и штампы собрал или не все?

Идея некроботов списана, скорее всего, с Лема. Звездолет, внезапно попавший в какую-то космическую жопу — это вообще общее место НФ. Намного интереснее, что это за звездолет, куда летит, зачем. Нам ничего не сообщается. И команда безликая, на одно лицо, зато вдруг зачем-то персонализирован сам корабль, точнее его компьютер. Он то и дело «грустно» или «печально» сообщает, а то и вовсе рассыпается в любезностях: «Не хочу вас огорчать..» Зачем это, по приколу? Во-первых, такой вежливый и эмоциональный корабль вряд ли нужен в космосе, пока он будет расшаркиваться, можно не успеть среагировать на опасность, во-вторых, если автор задумал придать кораблю некую человечность, то это ружье не выстрелило, как, например, в «Авроре» Робинсона, где разумный корабль жертвует собой ради экипажа. Много странных несоответствий. Например, в зачине герой говорит «Не смогу рассказать прямо в лицах» и тут же перед нами именно что рассказ от первого лица и «в лицах». Очень необъяснимое мазохистское решение героя «предвкушая отправиться в невероятный полёт», который уничтожит его «я», и «другое и следующее». Я понимаю долг, жертва, но чего тут предвкушать да еще и «каждой клеткой тела»? Ну и традиционно, сверхкомплектные звенья, ау?

Вот еще одна сказка. Кучно пошли!

Идея очень даже ничего. Сказочные персонажи сваливают из этого серого мира. Правда, если они это сделали еще до появления людей, непонятно, как они остались в людской памяти, ну неважно. Проблема в том, что реализовано это довольно скучно. Полрассказа они строят этот ковчег. Зачем, в чем смысл? Можно было написать, построили, и все. Персонажи-то они сказочные, но ничего сказочного не делают, даже ковчег свой строят как плотники и сварщики. Зато очень много и впустую болтают. Как современные дети в своих чатах. Видимо, эта сказка только для них.

Рассказ надо было назвать «Тыдын–тыдын», не иначе.

Скроен он по нехитрому лекалу «Маленького принца». Проснулся, приведи в порядок космос, и все такое. Каким бы всемогущим ни был, внутри глубоко живет маленький мальчик, ах! Ради этого автор старательно и даже назойливо нагнетает свое тыгыдын и омальчуганивает своего космического бога. В конце опять же, мы в ответе за тех, кого спасли. В качестве сказки норм. В качестве НФ-рассказа не особо. И главное, темы нет совершенно, никаких сверхкомплектных звеньев, наоборот, вся эта «человечность» нарочито комплектна.

Странная книга. Из нее можно многое узнать о Леме-еврее и Леме-поляке, о Леме-друге и Леме-муже, даже о Леме-гражданине и Леме-автолюбителе — но почти ничего о Леме-писателе и Леме-философе. Тот случай, когда автор явно уступает своему герою, не конгениален, так сказать.

Прежде всего очень хороший русский язык, полновесная фраза, набоковская ирония и литературоцентричность, множество отсылок и аллюзий, сюжет вторичен, но при желании можно вычитать многое вплоть до посмертного существования.

Кроме всего прочего, в этой повести вставлена антиутопия, которую почему-то не разбирают в историях русских антиутопий, но которая является одной из самой жутких и оглушительных по своему воздействию — куда там 1984! А в самой идее отказа от букв Кржижановский, того не ведая, предвосхищает собственную трагическую судьбу в сороковых, когда как писатель он полностью замолчал, и кто знает, какие замыслы грезились ему, сидящему в пустой комнате с бокалом спиртного...

Во всех русских изданиях (в переводе Б. Заходера) в описании приключений котелка тиражируется цензурная лакуна.

Привожу полный текст Чапека:

Макса Штирнера часто называют предтечей Ницше. Увы, это точно неверно в случае стиля. Стиль Штирнера ужасен — невнятный, повторяющийся и кружащийся вокруг одних и тех же мыслей, словно сам автор не уверен, ясно ли он выразился, все ли понятно читателю, а читателю от такого одно только головокружение. Лишь изредка Штирнер возвышается до уровня Ницше в цитатах навроде: «Когда ты искал истину, чего жаждало твое сердце? Господина!».

Но в идейном смысле некоторое предвосхищение Ницше действительно есть. Прежде всего это касается разоблачения христианства, государственных интересов и прочих идолов разума. Именно в критическом аспекте философия Штирнера продуманнее всего. К сожалению, ее позитивная часть куда беднее, на что справедливо указывали все критики. В чем именно может выразиться творческая сила «я», как возможно сосуществование единственных в мире, где властвует принцип «война всех против всех», как мне умножать свою силу и власть? Штирнер не дает ответа, предпочитая в энный раз оседлать свою коронное уподобление христианства и государства с осуждением их обоих.

Главное, впрочем, выражено им весьма ясно. Тот может называться свободным мыслителем, кто не оставил ничего непроясненного в своей голове, кто вывел на свет все свои (и чужие) принципы, идеалы, императивы, истины, «святыни» и взял их под свой контроль — чтобы не они владели твоим сознанием, твоими мыслями и поступками (сейчас это называется «зомби»), а ты ими. Штирнер не отрицает ничего, как думали некоторые недальновидные критики, он допускает что угодно — даже религию, даже национализм, но с тем непременным условием, чтобы конкретная личность полностью владела ими, а не они — ею. Удастся вам подчинить себе эти могучие силы коллективного бессознательного — пользуйтесь на здоровье, не уверены — лучше держитесь от них подальше.

Сокровенная сердцевина учения Штирнера, куда доходил редкий критик, — это его представление о том, кто является собственником всех слов, идей, мыслей, чувств, воль, ценностей и проч. Это «я», полностью очищенное от всего поименованного, следовательно, «я» невыразимое, ничем и никак не определяемое, несхватываемое, непостижимое. Не случайно Штирнер именует его ничто (правильнее было бы «никто», ведь для Штирнера основной вопрос философии не «Что есть человек?», а «Кто этот человек?»). Это мистическое ничто, бездна немецких мистиков, шуньята буддистов, чреватое всем. Таким образом, в своих фундаментальных посылках Штирнер — мистик, доходящий до предела и основания бытия, до causa sui. Этим он, наряду с Фихте, навеки вписал свое имя в историю мысли. (Кстати, нужно четко понимать, что я — не единственный в мире, но единственный в своем роде; Штирнер не солипсист, а «уникалист»).

Вторая часть книги отдана своеобразному pro et contra. Большинство статьей о Штирнере, впрочем, весьма слабы. Критики или банально не понимают (не хотят понять) «подсудимого», предпочитая высказать свои «светлые» мысли, либо, как Маккай, неумеренно восхваляют, делая из него гения и пророка. Пожалуй, более-менее взвешенную оценку можно найти в работе В. Баша.

Новый сборник короткой прозы Владимира Сорокина слишком короток, чтобы рассчитывать на новое слово и новый этап в творчестве живого русского классика. Скорее, на его примере можно поговорить о некоторых незаживающих темах и усыновлённых приемах, которые я мог бы назвать визитной карточкой автора, если бы не рисковал после такой банальщины узнать себя в одном из его зловещих героев. А в том, что почти все они зловещи, сомневаться не приходится.

Метафизически Сорокин — чистейшей слезы гностик, для которого сей мир — ад настолько глубокий, что бесполезно и пытаться выбраться на свет. Да никто и не пытается; даже не приходит в голову пытаться. Когда-то дав уничижающую характеристику роду человеческому — «мясные машины», Сорокин занялся их коллекционированием, создав в итоге уже приличный автопарк. К роскошным предвидениям новых опричников или book’n’griller’ов «Белый квадрат» добавляет типажи поскромнее: богемных поэтов и инфернальных телевизионщиков. Впрочем, куда пронзительнее образ обывателя, нашего современника, всегдашнего эвримена, тщательно портретируемого ещё со времён «Нормы» и «Очереди». Здесь можно усмотреть один из главных рецептов короткой прозы Сорокина: начинается сюжет с вполне безобидного времяпрепровождения, застолья, светской беседы, которые вдруг прерываются безумным абсурдом вроде показывания друг другу анусов и совместного смертоубийства. Так в центральном рассказе сборника «Ноготь».

Вообще все герои Сорокина много едят, дерутся, совокупляются, совершают всевозможные телесные движения. Есть соблазн назвать это новым раблезианством («Теллурия» наиболее близко подошла к воспеванию здорового животного начала), если бы гностицизм Сорокина не был так радикально противопоставлен ренессансному сознанию великого французского гуманиста. Где Рабле возвышает телесное, утверждая и его божественную природу, там Сорокин не усматривает ничего, кроме звериной плоти, низводя дух до естественного отправления, до бессознательного гула, до до-до да нет ух ох ах бей бери беги хватай давай могай блин блё бла ту-ру-ру отбирай наливай давай-давай ох ух ах бессмысленного междометия. На месте того, что когда-то называлось человеком, теперь образовалась зияющая пустота, гудящая сквозняком дыра, страшное в своей незримости ничто. Попробуйте нарисовать на холсте или бумаге белый квадрат — вот это оно и будет.

Вслед за человеческими закономерно развалились и прочие скрепы, например государственные. На тему «Россия в произведениях В. Сорокина» впору задавать школьные сочинения (впрочем, с пометкой 18+, так что всё же университетские). Материалу добавляет и «Белый квадрат». В одноимённом рассказе герой воображает родину в виде гиганской спящей вши, очередного пробуждения которой мы «ждём с нетерпением и ужасом». Ещё более иллюзорной представляется Россия в рассказе «Фиолетовые лебеди». Здесь она «как бы страна»: с «как бы царем, как бы боярами, как бы холопами, как бы церковью, как бы законом, как бы бизнесом» и т. п. Реальны только ядерные боеголовки, да и они на поверку оказываются сахарными, сахар растворяется в чайном стакане, а стакан — во сне; в финале лебеди, подобно Ивиковым, готовы изобличить убийство традиции и смысла, да только перед кем? На мавзолее одни зооморфы...

Лишь один рассказ выбивается из этого минорного гностического ряда. «Ржавая девушка» выглядит скабрезной шуткой, эротическим анекдотом, но при всём своём постмодернизме и антифеминизме он неожиданно предлагает естественное, «человеческое» решение; проблема устранена, желание сбылось, солнце светит и радует снова. Вина ли Сорокина в том, что это единственный рассказ сборника, чьё действие происходит явно не в России? Сколько ни черти квадрат на снегу, дом не построишь...

Всё-таки дорогой товарищ Арбитман написал халтуру. И дело, конечно, не в том, что совсем не охвачены важнейшие названия и имена из золотого фонда современной фантастики: «Хроники Дюны» Герберта и «Марсианские хроники» Бредбери, Лавкрафт, Пик и Муркок, «Звёздные войны», «Терминатор» и «Чужие»; из тематических статей есть проходные «Мыши фантастические» и «Акулы фантастические», но нет таких знаковых, как «Марс», «Зомби» или «Драконы». И не в том дело, что в книге явный перекос в сторону отечественной фантастики, а в тех статьях, что посвящены всё же западной, — явный перекос в сторону кино. В конце концов, на то и заранее объявленный дисклеймер о неизбежной субъективности данного (да и любого другого) авторского словаря. Всё так (хотя не сказать пару слов о Свифте или британской Новой волне — это уже какое-то злоупотребление своей субъективностью). Что самое печальное, халтура преобладает и в статьях написанных.

Большинство из них ограничиваются пересказом сюжета соответствующей книги или фильма. Очень мало действительного анализа и концептуальных выводов. Это особенно заметно по практически полному отсутствию обобщающих статей, посвященных важнейшим фантастическим феноменам: «контакт», «телепортация», «бессмертие», «путешествия во времени», «искусственный интеллект» и т. п. (из того, что есть, отмечу лишь «Клоны» и «Роботехника»). Хотя все эти темы не обойдены вниманием автора, рассматриваются они... всегда в статьях, описывающих какое-то одно конкретное произведение (книгу или фильм), причём зачастую далеко не самое значимое (например, роман Сагана «Контакт» или весьма посредственный фильм «Телепорт»). Понятно, что такой приём позволяет не углубляться в долгую историю предмета, а дать его предельно короткое и, увы, чаще всего очень поверхностное изображение.

Глубокого, нетривиального взгляда не хватает и во многих персональных статьях. Так, в тексте о Нео приведено расхожее мнение, что вторая и третья части «Матрицы» не добавили ничего нового, кроме спецэффектов. Ну, уж маститому литературному критику должно быть понятно, что это не так, что, пожалуй, именно первая часть, остающаяся в жанровых рамках киберпанка, самая непритязательная, тогда как продолжения добавляют трилогии кросскультурной глубины, непосредственно отсылая к буддизму, гностицизму, юнгианству и много чего другому. Особенно это заметно по образу Нео, который, став в конце первой «Матрицы» банальным суперменом, в следующих фильмах претерпевает куда более сложные внутренние метаморфозы: как по отношению к своим врагам (машинам и агентам), так и в смысле главной цели своего жизненного пути. Кстати, о киберпанке. В одноимённой статье Арбитман, то ли в шутку, то ли всерьёз, выводит название этого жанра от английского punk «мусор», словно бы не желая замечать реальную (идейную и хронологическую) связь с панк-культурой, да и путая перевод с другим музыкальным течением, ведь «мусор» это в первую очередь trash, а punk скорее «подонок», «дрянь».

В чём действительно интересен «Словарь», так это в раскрытии таких тем, как советские фантастические журналы, серии и издательства, а также быт отечественной фантастики (КЛФ, цензура, фэнзины, конвенты, премии, псевдонимы и т. п.). Эти статьи выгодно отличаются от прочих как объёмом и детализацией (даже кое-где дотошностью) исполнения, так и непосредственной вовлечённостью автора. Пожалуй, «Словарь» бы только выиграл, если бы был целиком посвящён истории отечественной фантастики, раскрывая перед новыми читателями этот огромный, увлекательный и во многом до сих пор малоизвестный мир. А голливудские фильмы и сериалы мы и сами посмотрим: их синопсисами сейчас никого не удивишь.

Очень сильный даже для Вс. Иванова рассказ — беспощадный, прозрачный, скупой, как слеза. И понятно, почему его не печатали в советское время, даже в восьмитомнике 70-х годов — красные партизаны показаны тут отнюдь не с гуманистической стороны, а такими, какими и были — дикой пылью, взметнувшейся с самого дна воронки, на месте которой когда-то была Россия.

Еще одна погремуха.

Попытка йумора даже с какой-то моралью.

Не то плохо, что про пластмассу, а то, что пластмассово написано.

Эдакая «Звездная пехота» в лаконичном телеграфном стиле. Финал слабоват, не дожаты ни люди, ни слиперы. Настоящие их мотивы и цели остались неизвестны, нам даны лишь обрывки массового сознания..

Холодный, что льды Энигмы, триллер про неизвестных инопланетян, выращивающих людей на замену человечеству. Ну, это теория главгероя и она не очень убедительная. Заменить все население Земли? И новорожденные — их тоже менять? И ради чего? Чтобы люди стали глуповато-безвольными, перестали мечтать о звездах? Не проще просто уничтожить расу? )) Опять же, непонятно, почему сначала выращенные люди были супермонстрами, а потом обычными. Рассказ на сорок с лишним тысяч знаков, а не хватает паранойи, саспенса, герой сам слишком безэмоционально себя ведет, будто его УЖЕ подменили. Два года герой болтался в космосе и не проверил записи, есть-нет?

Запоздалая вариация на пелевинского «Принца Госплана». С необязательной аллюзией на Харлана Эллисона.

Очень вторично.

Непонятно, почему глитч случился именно сейчас, через двадцать лет после происшествия с отцом.

Происшествие тоже смутное: «мать орала потом на Антона, убеждая, что все ему это приснилось», а труп-то куда дели? В Мойку? ))

Понравилась только рифмовка глитч-глиттер, но этого маловато.

В целом, пионерская сказка про разделенных влюбленных и город оживших статуй. Тема, видимо, письмо незнакомца, хотя очень условно. Почему они воспламенялись, неясно. Инопланетное влияние? Почему статуи пошли только через много лет? «В конце концов, я научилась управлять ими» — это, как ни крути, рояль: «вот именно в этом месяце, через тридцать лет, я научилась управлять ими».

В целом бодрый космобоевичок с участием почти Макса Каммерера. И с использованием старого доброго приема «день сурка». Читать было нескучно. Это главное.

Что не очень понравилось:

Язык — совсем простой. Деревянный. Поработать бы над этим.

Повторяющие вставки. Местами совсем копи-паста. Можно было б и сократить: типа

«Бар... Корс.. Двойной Гленцикло.. Мы уже встречались здесь..» ну и т.д. Иначе теряется динамика...

Серые монстры — как-то про них в финале забыли. Кто? Зачем? Откуда? А ведь милые ребята получились, автор.

Люди на звездолете — они же помнили прошлые дни сурка. Значит, должны были учиться, что-то придумать против монстров, а тут как дохли, так и дохнут — чистые статисты. Аж обидно.

Финал: в меру забавный, но не ах. Я ожидал, что день сурка как-то продолжится, или еще какая пакость. А тут благорастворение в воздусех.

В меру скучное повествование. Все зациклилось вокруг одного героя, а его портрета не складывается. Как это он не общается со своими товарищами-летягами и не в курсе происходящего? Как это он, так любящий летать, не летает только потому, что больше не надо развозить письма? Нет больше работы летягам? Да ну! Не верю! А разведчики в небе — это тамошний аппаратус потянет? А бомбардировка с воздуха — любой генерал руку отдаст! А летающие стражники — это какой профит государству! Интересная задумка с кит-штормами — и что? Ни одного так в действии не показали. Мир не сложился, пока нам в сотый раз описывали, как летяга складывает свои крылья. Мир вроде большой, а наш герой зависает в одной и той же деревне и таверне. Какой герой — такой и рассказ.

Написано бойко, но водянисто. Под конец понятно, что дело идет к замужеству, стало скучно. Идея эготуризма интересная, но реализована неправдоподобно. Это какой-то альтернативный мир с альтернативными правительствами, которые вот так запросто позволяют кому- попало загружаться в своих граждан и что-то там вытворять. Это ж какая лафа для преступников: все можно сделать руками незнакомого человека! «полная безопасность и конфиденциальность» от турагенств тоже чепуха. Любое правительство или мафия сколько угодно этих «турагенств» настрогает для своих. И как вообще в таких случаях осуществляется судебное расследование, к кому иск? К гражданину другой страны? Да вся идея с прочесыванием целой страны для поиска одной женщины просто бредова. Куда проще писать организаторам того симпозиума, его участникам, наверняка кто-то да вспомнит Джулию. Ведь на любом симпозиуме есть регистрация, списки участников, докладчиков, автор что, на симпозиумах не бывал? Еще эта Зина как «бог из машины»..

Короче, внутренний Станиславский протестует.

Ассоциации: цикл об Эрикезе Муркока.

Ну а так: черное фентези, крайних омерзительностей не заметил, в самое дно сточных ям мы так и не проникли.

Особого развития персонажа нет, сюжета тоже, просто проход по трем локациям с целью показать антураж, атмосферу сеттинга.

Довольно удачная стилизация под классическую фантастику шестидесятых, типа Шекли. С легким юмором и забавным твистом в конце (хотя и оставляющим некоторое подозрение, все ли в порядке с головой главгероя). Инопланетяне хорошо удались, даже в таком ограниченном формате.

Одна претензия к рассказу: стилизация стилизацией, но «до созвездия» нельзя долететь, можно только лететь по направлению к нему! Наверное, можно такую ошибку встретить и у классиков (у кого-то попадалась галактика в смысле звездной системы), но лучше не надо.

Попытка написать нечто космически-поэтическое. На мой взгляд, не очень удачно. Тут нужен иной язык, иной лексикон. А главное, мотивы героя неадекватные масштабу повествования. Просто половое влечение к некой схематичной «Ольге»? Вокруг гибнут цивилизации, вблизи черных дыр проходят тысячелетия, героя воспитывают с младенчества инопланетяне, а у него вдруг обычное половое влечение к женщине? Как там сказано, «защекотало внизу живота»? И вот ради этого все? Ну да, какое время, такие и «герои»..

Немного не понимаю, о каком финале тут говорят? Мне одному кажется, что финала нет и рассказ обрывается практически на полуслове? Герой даже не успел полететь навстречу судьбе...

Из-за этого впечатление сильно смазано. Идея интересная, но совершенно не вытянута. Автор может сказать, объема не хватило. А зачем было так растягивать? Полно воды, лишнего! Резать и резать. Например, о том, что «лишь дети и изгои цепляются балансирами» нам разные герои сказали так или иначе раз пять. Автор, читатель не глупый, он и с первого раза поймет. Много лишних разговоров. Квинтэссенция лишнего — этот «шведский» язык пришельца. С этим совсем автор перемудрил. Зачем? Понятно, что все они говорят на каких-то иностранных языках. Но речь древолюдей дана же по-русски? Пусть автору нужно показать именно незнакомую речь — вполне можно передать ее русскими буквами, приблизительно, как и слышат ее обитатели облака. Зачем эта латиница да еще и с дополнительными символами типа æ? Как это играет в рассказе? Хорошо, автор не знает шумерский, а то бы он нам выдал что-нибудь типа: inim d en-lil 2 -la 2 -ta sa šu 4 gal bi 2 -šu 4 SAḪAR.DU 6 .TAKA 4 -bi eden-na ki ba-ni-us 2 -us 2

В итоге: рассказ с потенциалом, но от равновесия далек.

Отличный рассказ — автору грасиас! Актуальный, злой, саркастичный. Поначалу, когда появились Звездные Боги, я подумал о Лавкрафте и Кларке, но нет, чистая сорокинщина! Портрет Ботвиньева удался, конечно (хотя он карикатурный, так что это не так сложно). Альтернативное объяснение технологий, например, рентгена, как «вечно спящих зверей, создающих икс-излучение» — просто шедевр. Надо украсть идею ;) В общем, надо брать этот рассказ в самый финал.

Нечто вроде притчи. Образ поезда у меня не сложился: «Из Земли торчали колёса, которые заставляли её двигаться вперёд по рельсам на дне вагонов». Рельсы на дне вагонов?? Колеса заставляют двигаться? Не двигатель, именно колеса? И сразу дальше: «Двигаться и давать жизнь всему, до чего могла дотянуться». Дотянуться кто — Земля? Как Земля может до чего-то дотянуться или нет? Тут или автор сам себе плохо представляет механику мира, либо не смог хорошо объяснить.

Смысл, видимо, как у Пелевина в «Желтой стреле» — мчится поезд жизни, и конец неотвратимо приближается, и ты не можешь повлиять на все это — или можешь? У Пелевина нужно было сойти с поезда, здесь, возможно, остановить. У Пелевина, конечно, ярче и логичнее. Остановить Землю, остановить жизнь — не кажется выходом.

Так я и не понял, что за Переезда — будем считать, это перевалочная станция. Сюжет рассказа потонул в словообильном нагромождении. Вроде некие контрабандисты перепаяли мозг грузчика, чтобы незаметно проскользнуть, но бдительный герой с помощью мат-перемата их связал. Вот этот прием «с помощью мата» — он же 100 % хохма, а тут подается чуть ли не серьезно, наряду со струнами и прочей наукоподобной физикой. Диссонанс, однако. Да и зачем именно мат? Так захотела левая пятка автора? Далее, так и не понял, почему контрабандист провалился, если у него был договор с грузчиком? Или не было? — неясно. А то получается, он и взятку взял и контрабандиста сдал — некрасиво как-то. Подленько. А если не было договора, зачем взятка?

Эх, назовись рассказ «Хмарь», какая бы вышла парочка к «Хтони«! ))

А так простые и скучные «чужие стены».

Поначалу было непонятно, но красиво. Потом стало понятно, но некрасиво. В смысле банально. Все эти призраки, спасающие живых — это ведь мы уже сто раз проходили. Сплетение рук Патрик Суэйзи и Деми Мур еще в 1990-м практиковали.

Жаль, самое интересное осталось «за кадром». Что за южная стена, что за Край, что за послания, почему у героя послание не про то? Короче, героем нужно было делать профессора, а не молодого, у которого «одно на уме»...

Автор придумал интересный полуабсурдный мир с бесконечной войной и полузвериными самками, существующими в бесконечном цикле рождения-сражения. Хороший мир, но на сорок тысяч как-то приедающийся. Что-то еще нужно, кроме рассказа о самопожирании и сражениях. Лишней кажется и попытка дать какое-то рациональное объяснение в виде лунной лиги, переговоров и проч. Лучше больше абсурда, эффект сильнее.

Ассоциации: самки, размножающиеся партеногенезом — это будущее «амазонок» из «Улитки на склоне»? ))

в морфе стабильности — тут ощутимо Дукаем потянуло.

без мозгов мы были бы менее эффективны — скрытый спор с Уоттсом?

Понравилась фраза: Родина нам почти не врет.

P.S. Дефисы вместо тире — это ад!

Увы, ничего уникального, кроме уже давно привычных павичевских рассуждений о снах, полах, гороскопах и символах, не содержится. Пресловутые «100 альтернативных концовок одной детективной истории» могут быть названы таковыми лишь с истинно постмодернистской иронией, ибо представляют из себя такое же неторопливое и многомерное разворачивание того, что у Павича вместо сюжета, как и предшествовавшие главы. Прискорбно было обнаружить не только очередную эксплуатацию сновидчески-демонической мифологии, коя везде у автора, но и нечто неожиданное: смакование гламурных брендов (HugoBoss, D&G и проч.), что пришли на смену картам таро и каббалистическим амулетам. Жизнь удалась, г-н Милорад? Нет, я понимаю, что сегодняшние бренды воздействуют на сознание почище средневековых молитв и магических формул, но может не стоит превращать страницы своего романа в приложение к Playboy или Maxim? Что касается самого сюжета, то он в этом ключе расшифровывается крайне просто: бедному, малопонятливому следователю нужно лишь сходить в ближайший бутик, чтобы, с высоты приобретенного Tissot, легко раскрыть все тайны андрогинных преступников.

Помните, «земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу»? По нынешним понятиям, половина тянет на сорок. Именно столько стукнуло герою романа Фёдору, олигарху средней руки, когда он осознал, что теперь ему многое по плечу, да ничего не хочется. Исправить досадное положение вызвался некий мелкотравчатый демонёнок-Дамиан. Подобно Мефистофелю, он искусил новоявленного Фауста «любовью, счастьем, божеством», а попросту — неземным блаженством. И всего-то нужно было подключиться с помощью хитроумных устройств к сознанию медитирующего буддийского монаха — остальное тот сделает сам. Покатает по нирване и оставит на поляне… Да вот беда: поляна-то иллюзорна, а нирвана нет, тут и до настоящего просветления недалеко. А зачем просветление нашему современнику? Обриться и в келью? Нет уж, увольте, интернета там нет, и вообще у меня вдова Клико выдыхается…

Вы уже поняли, что Пелевин предлагает нам Фауста наоборот, «Антифауста». Тот стремился к познанию, этот — к удовольствиям; тот горел любовью к людям, этому интересен только он сам; того спасла Вечная женственность, этот был пойман и проклят «женственностью» совсем иного свойства и калибра… Но, как и тот, этот вполне типичен своей эпохе, выражая её продымлённый, надушенный Zeitgeist. Впрочем, отдадим должное, никто так много и с таким талантом не критиковал, не высмеивал, не бичевал наше время, как Пелевин. Сатира его беспощадна и в новой книге. Печально другое: кажется, яд попал и в сердце автора, бумеранг поразил самого охотника.

Симптомы проявились уже в предыдущем «iPhuck 10», чьи человеческие герои были отвратительны, а симпатию вызывал лишь компьютерный алгоритм. В «Тайных видах…» нет и того. Здесь омерзительны все (неужели таков мир сорокалетних?). Погодите, скажет иной читатель, уже познакомившийся с текстом, а как же буддийский монах? Благородный, мудрый, просветлённый… Вот с буддизмом-то и самая проблема. Не тот это буддизм, не пелевинский, точнее, не Пелевина времен «Чапаева и Пустоты», «t» и даже «Смотрителя», а Пелевина нового, бесстрастно-холодного, как та пресловутая улитка, слюнявящая Фудзи. Факт, который ускользнул от всех рецензентов, но который хочется выделить прописными буквами, настолько он важен: в новом романе Пелевин мигрировал от тибетского буддизма к тхеравадинскому, от срединного пути Махаяны к крайностям Хинаяны. Теперь он говорит не на тибетском или санскрите, а на пали, и учится не у лам и тулку, а у архатов и саядо.

Ну и что? А то, что тхеравадинский буддизм это крайне суровая система психотехник, которая не оставляет человеку никакого иного выбора, кроме как между одним ничего (иллюзорный мир сансары) и другим ничего (полное угасание и растворение в нирване). Tertium non datur! Высшее достижение Хинаяны — это состояние архата, или пратьекабудды — будды-для-себя, замкнутого аскета, реализовавшегося одиночки (в каком-то смысле оба героя романа — Фёдор и Татьяна — также пратьекабудды, так как они достигли всего того, чего для себя хотели). Махаянский буддизм отвергает подобные крайности, ставя на идеал бодхисаттвы — обрётшего просветление, но оставшегося в сансарном мире, дабы деятельно способствовать пробуждению остальных живых существ. Мы помним этих прекрасных персонажей предыдущего творчества Пелевина: Василия Ивановича, Владимира Соловьева, смотрителя Алекса… Куда они делись? Вместо них — лишь саядо Ан, отрешённо взирающий на мельтешение «необузданных полярных демонов». Некого спасать, да и незачем…

Неудивительно, если в новом романе отчётливо проявилось то, что некоторые критики уже окрестили «мизогинией» Пелевина: язвительное изображение женщины как препятствия на духовном пути мужчины. Это закономерно вытекает из учения тхеравады, согласно которому женщина принципиально не способна стать буддой и должна стремиться к мужественности, дабы переродиться в более благоприятном теле мужчины (пелевинская философиня-качок Жизель по сути пытается сделать это извращённым способом). Как и многое другое, Махаяна отменила подобное ограничение, словами «Лотосовой сутры» провозгласив возможность немедленного просветления женщины (на примере девочки-дракона). И ведь была у Пелевина такая светлая девочка-лиса — А Хули. Увы, вместо неё теперь злобная ящерица-игуана с металлическим крюком в живородном органе…

Таким образом, перед нами самый реалистический, самый мизантропический, самый холодный роман Пелевина. Роман, в котором автор решается на радикальный мировоззренческий поворот и даёт, подобно Гёте, архетипический портрет не только ищущего, но и реализовавшего себя современника. Несомненно, это большое произведение большого духовного писателя. Но, во имя Будды, как же тошно его читать!