Команда Booktran хотела бы ближе познакомить поклонников книг Брендона Сандерсона с Наталией Осояну – переводчицей на русский язык основных и любимых циклов автора. Наталия согласилась дать нам небольшое интервью.
Наталия, прежде всего, хотим сказать вам спасибо за титаническую проделанную работу. Благодаря вам и издательству «Азбука» Сандерсон наконец-то официально издается в России. Несколько последних лет наша команда активно продвигала этого автора, и вот наша мечта осуществилась.
Расскажите, как получилось, что вы примерили на себя профессию переводчика? Вы ведь еще и автор; что больше по душе: писать или переводить? Кем себя считаете на данный момент, переводчиком или все же в первую очередь писателем?
С переводами в моей жизни связано многое, и это не только переводы фантастических произведений. В 1998 году я перевела известную балладу The Cruel Sister и представила результат на республиканской олимпиаде по русскому языку, где заняла третье место. Увы, перевод потерялся. В сущности, странная вышла история — ведь переводить стихи я не люблю.
А в 2001 году обстоятельства сложились так, что я перевела (бесплатно) для кишинёвской ассоциации больных мышечной дистрофией мемуары датчанина Эвальда Крога — очень сильного духом человека, которому тяжёлая болезнь не помешала жить во всех смыслах полноценной жизнью. Книгу, к сожалению, не издали, но распечатка пошла по рукам и, надеюсь, кому-то помогла. Потом я много занималась техническими переводами, участвовала пару раз в деловых переговорах, о чём вспоминаю с содроганием. К переводам художественных текстов всерьёз обратилась в 2012 году (до этого было несколько неудачных попыток), а ещё через полтора года всё завертелось, да так, что хоть мне в равной степени нравится и писать, и переводить (как выяснилось, эти два занятия гармонично дополняют друг друга), в настоящее время я скорее переводчик, чем писатель. По крайней мере, число переведённых мною книг превосходит число написанных, хоть по количеству томов считай, хоть в авторских листах.
Какое произведение вы перевели в самый первый раз и довольны ли теперь тем, что получилось? Тот же вопрос по первому написанному произведению.
Первые переводы я упомянула выше, а первый рассказ нигде не публиковался и не был выложен в интернет. Теперь я ими недовольна, но ни о чём не жалею — в тот период я бОльшего сделать просто не смогла бы.
Каких авторов, кроме Сандерсона, вы переводили? Кого понравилось переводить больше? Кого было переводить труднее всего? Есть ли перевод, которым вы гордитесь?
Адам Робертс, Кэтрин Валенте, Дэн Симмонс, Филлис Эйзенштейн, Уолтер Йон Уильямс. У последних трёх авторов я переводила рассказы (в случае Симмонса — скорее, повесть) из сборника «Песни Умирающей Земли». У каждого текста свои особенности: один автор любит витиеватые фразы и многоступенчатые метафоры, у другого чуть ли не на каждой странице спрятана цитата или отсылка к какому-нибудь известному произведению, третий виртуозно играет словами… Каждый из этих переводов в определённый момент казался самым интересным и одновременно самым трудным. И они все нравятся одинаково — за тексты, которые по каким-то причинам не нравятся, я не берусь.
Гордиться своей работой вредно для здоровья, её лучше просто любить.
Как вы сами относитесь к творчеству Сандерсона с позиции читателя? Читали ли вы его другие произведения, помимо тех, что переводили? Считаете ли вы себя фанатом автора?
Я читала многое, но не всё. Первым романом Сандерсона, с которым я ознакомилась, был «Город богов» (Elantris). Потом в 2009 году я с интересом прочитала «Пепел и сталь» в издании от ЭКСМО и, как все, ждала продолжения на русском языке. Кто бы мне сказал тогда, к чему всё придёт в итоге…
Мне нравятся его истории и его герои, сочетание увлекательных приключений и мудрых идей, а ещё — то, как он работает над собой в плане писательского мастерства. Перевод романа можно сравнить с разборкой и последующей сборкой сложной машины, и этот процесс непременно сопровождается изучением деталей и способов их функционирования, скажем так. Если в «Рождённом туманом» есть слабые места — они не редкость, когда молодой автор экспериментирует с жанром, — то «Путь королей» и «Слова сияния» — машины со сложным и необычайно интересным внутренним устройством, сделанные с любовью и безупречно отлаженные.
И да, Сандерсон относится к числу тех писателей, по поводу которых я могу сказать, что являюсь фанатом их творчества.
Какие авторы, книги или жанры у вас любимые? Что читаете сейчас? Зарубежных авторов предпочитаете читать в оригинале или в переводе? Есть ли автор, которого вы бы очень хотели перевести?
Выделить любимые книги сложно, их слишком много. Если говорить о тех, которые в своё время на меня очень сильно повлияли (и влияют), то это «Дюна» Френка Херберта, «Князь света» Роджера Желязны и «Нова» Сэмюэля Дилэни; из фэнтези — «Хоббит» Дж.Р.Р. Толкиена, и я до сих пор предпочитаю его «Властелину колец». Из того, что было прочитано в последний год и очень понравилось, можно назвать роман Кэтрин Валенте Radiance, первую книгу нового цикла Йена Макдональда Luna: New Moon, геополитическое фэнтези Сета Дикинсона The Traitor Baru Cormorant, дарк-фэнтези Майкла Флетчера Beyond Redemption, космический триллер-детектив-НФ Питера Ф. Гамильтона Great North Road… и я точно что-то забыла. Что касается любимых авторов, то могу назвать, например, Гая Г.Кея, Нила Геймана, Патрицию Маккиллип. Любимого жанра, как вы можете видеть, нет; я читаю практически всё подряд.
Зарубежных авторов читаю чаще в оригинале, но иногда и в переводе; в моей библиотеке есть некоторые книги и в том, и в другом варианте.
Не отказалась бы перевести, например, другие романы Валенте для взрослых читателей, произведения Софии Саматар, Патриции Маккиллип… а может быть и что-то совсем не похожее ни на один из уже переведённых текстов, чтобы узнать, справлюсь ли я.
Какие у вас хобби? Как проводите свободное время? Какая у вас любимая музыка? Есть ли у вас жизненный девиз?
Всегда хотела научиться хорошо рисовать, но для полноценных занятий нет времени (и да, у меня, как правило, вообще нет свободного времени). Поэтому моё хобби — модные нынче раскраски для взрослых и то, что известно под названиями дзентангл, дзендудл, дзенарт… в общем, как говорит моя френдесса, дзенкаракули.
Любимая музыка меняется постоянно. В последние месяцы это Бет Харт и Джо Бонамасса, вместе и по отдельности; также часто слушаю джаз, но я не знаток этого направления. Через год, возможно, буду слушать что-то другое. Впрочем, одно могу сказать наверняка: слушала и буду слушать «Мельницу» и Хелавису. Это любовь навсегда.
О девизе я как-то не задумывалась, но, если уж на то пошло, известная фраза «делай, что должно, и будь, что будет» вполне годится на эту роль.
Если нужно сравнить себя с животным, кто вы и почему?
Маргай. Длиннохвостая тропическая кошка с цепкими лапами, которая почти всю жизнь проводит на деревьях. Похож на оцелота, но меньше размером. Уже не помню, с чего всё началось, но как-то я сроднилась с образом этого зверя.
Как вы относитесь к любительским группам переводчиков и их деятельности?
С безграничным удивлением, потому что я не могу работать в соавторстве и попросту не понимаю — как? Как у вас получается? В чём секрет?!..
Предварительно вы читаете произведение от начала до конца или сразу приступаете к процессу перевода, еще не зная, чем закончится книга? Как вылавливаете «блох», заскочивших в перевод? Что делать, чтобы не замыливался глаз?
Я стараюсь читать произведение от начала до конца, чтобы избежать смысловых ошибок, связанных с непониманием отдельных деталей, которые в тексте раскрываются, быть может, в самом конце. То же самое относится к циклам, но тут уж надо учитывать конкретные обстоятельства — они могут быть слишком большими или попросту незаконченными.
Стандартные «блохи» вылавливаются путём перечитывания с другого носителя. Тексты поменьше можно распечатать, но переход с компьютера на планшет или ридер тоже годится. Ещё я читаю вслух (если никто не слышит).
Чтобы не замыливался глаз, текст надо на некоторое время отложить, потом перечитать снова.
Это всё, как мне кажется, совершенно обычные правила. Но «блохи», к сожалению, хитрые твари, и время от времени всё равно пробираются в текст. Борьба с ними, как и с Мировым злом, бесконечна.
Бывает ли такое, что иногда возникает искушение подправить авторский текст, когда попадается явная ошибка или шероховатость стиля? Что делаете в таких случаях?
Ошибки бывают разными. Одни можно исправить, другие — нет. Каждый случай индивидуален. Например, если ошибается персонаж, это вполне может быть задумкой автора, чтобы показать, быть может, неграмотность героя, хитрость или душевное волнение во время каких-то событий. Разумеется, такое трогать нельзя.
Что касается «шероховатостей стиля», то всё зависит от того, что ими считать. Я перевожу стандартное английское said по-разному, чтобы избежать повторов, но это общепринятая практика. А вот если у Сандерсона персонажи [слишком] часто бровями играют, то что тут изменишь? Это фича, а не баг.
Может быть, в памяти остались какие-то интересные или забавные моменты из переводов? Пожалуйста, поделитесь парочкой запомнившихся.
Остались, да. С каждым переводом связано что-то забавное. Когда редактор «ККФ» принимала решение, брать ли меня в команду переводчиков, она предложила выбрать один из оставшихся рассказов в сборнике «Песни Умирающей Земли». Подразумевалось, что нужно выбрать — и всё. А я не поняла, и за три выходных дня сразу же перевела «Абризонд» Уильямса… Перевод понравился, и в итоге Уильямсом моё участие в «Песнях» не ограничилось. Переводя роман Кэтрин Валенте «Сказки сироты: В ночном саду», я пала жертвой ложного друга переводчика — prelude, и редактор в примечании намекнула, что не все значения этого слова применимы к сказочному тексту (и лучше перевести его как «предисловие»). Ну и, наконец, в отсканированную версию «The Way of Kings» вкралась ошибка, как это нередко бывает, и свиньи (hogs) превратились в собак (dogs). Я была в полной растерянности, пока не сообразила заглянуть в саму книгу. Впрочем, на фоне буресвета такое вряд ли бы заметили.
Исходя из вашего опыта, насколько велик вклад редактора в конечный текст? За кем остается последнее слово?
Всё зависит от текста и от редактора. В идеальном варианте текст дают на вычитку после редактуры, и тогда уж последнее слово остаётся за корректором.
Что бы вы посоветовали тем, кто только пытается набить руку в переводческом или писательском ремесле?
Никаких открытий я в этой области не сделаю, все советы простые и универсальные. Практиковаться как можно больше. Читать хорошие книги, написанные мастерами стиля. Читать научную литературу по переводами писательскому мастерству. И то, и другое делать вдумчиво и не спеша. Учиться, учиться и ещё раз учиться.
С какими проблемами вы сталкивались при работе над переводами Сандерсона? Есть ли у вас связь с самим автором или его агентами? Если да, то приходилось ли вам обращаться к ним за какими-то спойлерными сведениями, чтобы правильнее перевести тот или иной термин?
С автором напрямую я не связывалась, но мне очень помог его ассистент Питер Альстром. Проблем было немало. Например, принадлежность ряда действующих лиц к женскому или мужскому полу — её не всегда можно угадать по контексту, и если мне казалось, что это важно, я спрашивала. Разные тонкости и мелочи, на часть из которых, возможно, никто бы никогда не обратил внимания. Но есть и весьма заметные вещи. Например, благодаря Питеру выяснилось, что растение под названием терновник на Рошаре не растёт, и потому Blackthorn стал Чёрным Шипом. Далее, профессию Лирина не следует переводить как «хирург», потому что он не хирург. В нашем мире он бы назывался «семейным врачом» или, в крайнем случае, фельдшером; в англоязычной среде разделение медицинских профессий на surgeon и physician имеет довольно долгую историю, да к тому же существовали там и barber surgeons — цирюльники, которые могли выполнять несложные медицинские процедуры. В моём переводе Лирин стал лекарем. К каким-то серьёзным спойлерам наш с Питером обмен электронными письмами не привёл. Возможно, я не те вопросы задавала.
Составные словечки Сандерсона – его фирменный стиль и большая головная боль для любого переводчика. Как вам удавалось с ними справляться? Хватит ли сил на будущие книги, ведь основные циклы растянутся еще лет на двадцать?
Часть сандерсонизмов в моём переводе имеет составную форму, близкую к оригиналу, но есть и те, которые пришлось преобразовать в словосочетания или слова с единственным корнем. Я принимала решение по каждому случаю отдельно, оценивая смысловую точность и благозвучность. Иногда перевод давался легко, но над некоторыми терминами пришлось поломать голову.
«Хватит ли сил…» — надеюсь, что да.
При работе над «Архивом штормсвета» (до официального выхода цикла Booktran придерживается устоявшегося названия) заглядывали ли вы в существующие переводы– «Обреченное королевство» от Вироховского и «Слова сияния» от нашей команды? Если да, помогли ли они вам? Как вы относитесь к расхожему мнению, что при новом переводе издательство стремится сделать его как можно более непохожим на существующий?
Начну с конца: нет, это расхожее мнение не соответствует истине, потому что никто и никогда не поручал мне сделать «как можно более не похожий перевод». Мне поручили сделать перевод, подразумевая, что он должен быть качественным, и я сделала всё возможное, чтобы оправдать доверие.
В существующие переводы я заглядывала из любопытства. Но в первый раз я прочитала эти романы в оригинале и у меня, конечно же, сложились определённые варианты переводов основных сандерсонизмов, большую часть из которых я впоследствии и применила. Мне интересно было сравнить свои варианты с чужими, и кое-что я в итоге действительно позаимствовала. Но мало.
Я не хочу сказать, что другие варианты хуже. Они просто ДРУГИЕ. Вполне понимаю тех, кто прочитал «Обречённое королевство», поставил 9-10 баллов и просто не видит смысла в пере-переводе как таковом. Это нормально. Я, однако, отношусь к тем, кто спокойно воспринимает многообразие переводов. В моей библиотеке есть «Хоббит» в переводе Рахмановой и в переводе Степанова и Каменкович. «Звёздная пыль» в переводе Екимовой и в переводе Комаринец. «Задверье» и «Американские боги» — также в двух изданиях. У каждого перевода есть свои достоинства и недостатки, и все они разные. Помимо названных можно привести в пример, допустим, переводы Шекспира или «Алисы в Стране Чудес», которые местами вообще могут показаться отрывками из разных произведений. И это естественно, потому что язык не ограничивается совокупностью слов. Будь оно так, уже существовали бы автоматические переводчики.
Стиль Сандерсона не настолько прост, чтобы допускать единственное, раз и навсегда определённое толкование написанного. И дело не только в сандерсонизмах.
Да, у меня свой взгляд на вещи. Да, я перевела эти романы не так, как их перевели до меня. Всё просто: я так вижу.
И, право слово, даже не знаю, что тут добавить.
Так сложилось, что оба основных цикла Сандерсона – «Рожденный туманом» и «Архив штормсвета» – начинали и бросали другие издательства. В новых переводах многие термины меняются, отчего разгораются жаркие споры. Как вы относитесь к критике? Сильно ли вас задевают мнения несогласных? Почему во время «пьютерной войны» вы активно и четко аргументировали свою позицию в теме Сандерсона на сайте fantlab.ru, а когда началась «шторм/буря в стакане», предпочли уйти с сайта и закрыть свою колонку?
К конструктивной критике я отношусь положительно и прислушиваюсь к ней. Но ключевое слово — «конструктивный». Во время «пьютерной войны» я изложила свою позицию, и потом меня активно убеждали в том, что даже если пьютер и правильный вариант, у свинца, дескать, коннотации с точки зрения русского языка точнее — «свинцовая рука», «свинцовая тяжесть» и т.д. В итоге оба враждующих лагеря остались при своих интересах. Что тут конструктивного?..
А в «буресветной войне» всё пошло ещё круче. Обсуждение на первой же странице свелось к отсутствию вкуса у переводчика, а это полемический приём из той же оперы, что и классическое «давно ли вы перестали пить коньяк по утрам?» Такая дискуссия сразу же показалась мне бессмысленной.
Вот я и ушла.
В связи с переводческими решениями в «Пути королей» вы заранее порекомендовали участникам «пьютерной войны» как следует наточить копья. Так вышло, что весь удар принял на себя Буресвет. Пожалуйста, расскажите, почему вы перевели этот термин именно так. Наверняка, хватает и других изменений. Может быть, поделитесь какими-нибудь из них? Например, очень интересно, как вы перевели названия орденов Сияющих.
Разумеется, я понимала, что напрашиваюсь на скандал, когда выбирала между «штормсветом» и «буресветом». Это был небыстрый процесс, я взвешивала все «за» и «против», и даже перевела, наверное, два или три листа, придерживаясь существующей терминологии… Потом поняла, что дальше так не смогу.
Как я уже сказала, у меня своё видение этого цикла и его специфической терминологии. Кстати говоря, общий список имён и терминов в «Архиве сами-знаете-какого света» занимает 22 (двадцать две) страницы. Сколько из них следовало оставить как было, а сколько — перевести заново?.. Если бы речь шла о переводе второго (пятого, десятого) тома в цикле, который выпускает одно и то же издательство, я бы во всём следовала решениям того, кто переводил первый том. Но цикл начали издавать с начала. Я сделала всё по-своему, как мне нравилось.
Highstorm как природное явление стал «великой бурей». И уже отсюда возник «буресвет», а Stormfather стал Буреотцом. «Шторм» как понятие в земных реалиях относится к морю, а известное многим «штормовое предупреждение» — это предупреждение об особой разновидности бури. То есть, я расцениваю бурю как базовое понятие. Родовое понятие, если хотите. То, которое может подразделяться на разные виды: снежная буря, песчаная буря, пыльная, простая, сильная… и — для Рошара — великая, которая страшнее всех прочих.
Да, изменений хватает — если говорить о «буре», то существуют, помимо «буресвета» и «Буреотца», ещё и многочисленные производные ругательства. Как они звучат, вы увидите, когда книга выйдет из печати. Остальные переводческие решения я оглашать не буду, потому что в отрыве от текста их обсуждать бессмысленно.
Над каким переводом вы сейчас работаете, что в планах (если не секрет)? Продвигается ли написание собственных книг? Поклонников очень волнует, будет ли закончена трилогия «Дети Великого шторма», и если да, то когда. Пожалуйста, поделитесь самой свежей информацией по этому вопросу.
Я приняла решение сообщать о новых переводах только после их окончания. Могу лишь сказать, что перевожу произведение с детективной составляющей, и оно очень интересное. Каждая новая книга чем-то меня удивляет, и эта не стала исключением.
Написание собственных книг продвигается очень медленно; помимо переводов, у меня есть ещё и основная работа в университете. Трилогия будет закончена. Я помню, что дала слово, и обязательно сдержу его.
На какой вопрос вам самой хотелось бы ответить, но вам его никогда не задают?
Это практически хлопок одной ладони: на вопрос, который мне никогда не задают.
И напоследок, мини-блиц: короткие вопросы, короткие ответы.
• Принять силу Разрушителя или Охранителя?
Обе.
• Пойти в разведку с Кельсером или с Хойдом?
С Кельсером.
• Захоронить свои кости или доверить их кандра?
Доверить кандра.
• Каким туманщиком стать?
Любым.
• В какой стране Рошара жить?
В Харбранте, хотя побывать хотелось бы почти везде.
• Каладин или Адолин?
Каладин.
• В повозке, которую тянут чуллы, или верхом на ришадиуме?
Пешком (от Абамабара до Уритиру).
• Какой орден Сияющих выбрать?
*ответ стёрт криптиком*
• Клинок Осколков или фабриал?
Клинок.
• Что попросить у Смотрящей в Ночи?
Какая разница? Она всё равно поступит так, как сочтёт нужным.
Наталия, спасибо за ответы и уделенное время!
Если вам интересно узнать о Наталии Осояну побольше:
В этом году на «Миниконе» я [Ребекка Ловатт] пообщалась с Брендоном Сандерсоном (автором циклов «Рожденный туманом», «Архив штормсвета» и других). Мы обсудили будущие работы, «Белый песок», структуру миров, кто из троих та'верен лучше понимает женщин и многое другое. Читайте интервью!
Ребекка Ловатт: Я не буду просить, чтобы вы рассказали о себе. Думаю, вы уже достаточно хорошо известны. Но нет ли каких-то историй о вас, которые были бы интересны читателям?
Брендон Сандерсон: О, я могу припомнить о себе кучу историй. Одну забавную историю папа рассказал на моей свадьбе. У моих родителей, как у всех нормальных людей, временами в присутствии детей проскальзывают словечки, которые они не хотели бы, чтобы дети повторяли. Мне было четыре или пять, и я научился от отца некоторым ругательствам. И я ходил и все время их повторял. Поэтому мои родители усадили меня и сказали: «Мы не произносим такие слова, потому что они плохие». И я ответил: «Ладно, я понял».
Я мормон, а в Церкви Иисуса Христа Святых последних дней дети произносят речи на собственных собраниях. В пять лет вы говорите секунд тридцать, от вас требуется только встать, сказать: «Я люблю Иисуса» – и это все. Но я решил, что расскажу о тех словах, и об этом не знал никто, даже мои родители. И вот я поднялся перед всеми детишками и сказал: «Мы не говорим «вот дерьмо», потому что это плохое слово». Затем я продолжил говорить о всех плохих словах, которые знал – перед всеми детьми. Такая у меня была речь.
Вот так Брендон богохульствовал с кафедры мормонской церкви, когда был ребенком.
РЛ: Развращение молодежи – замечательно.
РЛ: Кстати, в следующем месяце исполняется десять лет с вашей первой публикации – книги «Город богов». Вы с тех пор прошли длинный путь, выпустили пятнадцать романов и с полдюжины повестей. Что было самым интересным или удивительным из того, что вы узнали за это время? Если не брать в расчет все, что касается «Колеса Времени».
БС: Один из самых интересных моментов – это то, как быстро фанаты осваиваются во всех тонкостях миров. Они разобрались во всем лучше и быстрее, чем я ожидал. Но я знал, что это случится, так как сам был фанатом «Колеса Времени» и понимал, какую роль сыграли для него фанаты. Они делают то же самое и для моих книг, и это честь для меня. Меня удивляет, что это происходит с моими книгами, но не удивляет, на что способны фанаты.
Думаю, самый большой сюрприз – это то, что после того, как я стал писателем, у меня осталось так мало времени, чтобы писать. Когда я работал на полной занятости, у меня было больше времени на это, чем сейчас, потому что тогда я работал в отеле в ночную смену и мог писать ночами напролет. Несмотря на то что я учился в университете на дневном и работал в полную смену, у меня оставалось на писательство добрых шесть часов каждый день.
Сейчас я профессиональный писатель и вынужден путешествовать, ездить в туры и давать интервью. Все это важно, и мне очень нравится. Но это означает, что я просто не могу писать в том же объеме, что и раньше. Я стал рассказчиком, потому что мне нравится рассказывать истории. Но теперь для того, что действительно составляет мою работу, приходится выискивать время в плотном графике.
РЛ: Ну, по крайней мере, преподавая в университете, вы и другим помогаете рассказывать их истории.
БС: Да, и это приносит мне удовлетворение.
РЛ: Каким моментом за эти десять лет вы больше всего гордитесь?
БС: Их было множество таких моментов, похожих между собой. Это когда люди подходят ко мне и говорят: «Брендон, я никогда не увлекался чтением, но ваши книги заставили меня это делать». Сам я не любил читать. Эту историю легко найти, я рассказывал ее уже тысячу раз. Я не любил книги до тех пор, пока не изменился благодаря романам фэнтези. Я увлекся писательством, потому что подумал: «Я должен научиться заставлять людей чувствовать то же, что Энн Маккефри заставила почувствовать меня». Поэтому, когда читатели так говорят, я знаю, что иду именно к той цели, которую поставил перед собой.
И следующее по важности – это когда мне говорят, что засиделись допоздна за моей книгой. Я начинаю чувствовать себя довольным злым гением.
РЛ: Из-за вас я провела много-много бессонных ночей. Как, например, когда взялась за «Слова сияния» – по-моему, я проглотила ее за два или три присеста. И совершенно случайно не закончила работу, которую нужно было сдать на следующий день.
БС: Превосходно. Опять развращение молодежи. Этим я и занимаюсь всю жизнь.
РЛ: Вы злой гений. И, возвращаясь к вопросу, есть ли у вас ориентировочные даты для сиквела «Города богов»?
БС: На самом деле нет. Я хотел попытаться в этом году, но сейчас все силы уходят на «Архив», а значит, ничего не получится. У меня было время на сиквел в прошлом году, но взамен я написал два новых романа про Вакса и Уэйна. Однако я его обязательно напишу: по хронологии Космера это должно случиться до того, как я займусь третьей эпохой «Рожденного туманом» – трилогией, в которой технологии находятся на на уровне наших 1980-х гг. Нам нужно будет догнать события в Элантрисе, чтобы не нарушить хронологию общей истории Космера. Так что это обязательно случится, но точно не в ближайшие несколько лет.
РЛ: Сколько времени вы тратите на предварительное планирование ваших романов, разработку магических систем, совершенствование законов и тому подобное?
БС: Это очень зависит от книги. На «Стальное Сердце» мне не понадобилось много времени. Там была супергеройская история, поэтому по большому счету мне нужно было ответить всего на несколько вопросов. Как люди получили свои способности? Откуда возникли их слабости? Как все это взаимосвязано? Ответив на них, я мог просто взглянуть на каждый набор способностей и сказать: «Ага, у такого-то человека такие-то способности».
В истории про супергероев не приходится глубоко продумывать систему мира. В то же время их магия очень ограничена, она действует в довольно узких рамках, поэтому причина, по которой не приходится углубляться в систему мира, заключается в том, что углубляться особенно некуда. В этом случае разработка заняла неделю.
Что касается серии наподобие «Архива штормсвета», то тут над магическими системами пришлось работать месяцы или годы. Каждый раз по-разному.
РЛ: Логично. К тому же и сам «Архив» чуточку побольше.
БС: Да, и придумать структуру его мира представлялось серьезной задачей.
РЛ: Приходится ли вам для создания магических систем проводить множество исследований, или они по большей части – плод вашего воображения?
БС: Все зависит от магии. Например, для некоторой нужно просчитывать физику. Для «Рожденного туманом» мне часто приходилось просить своего помощника: «Питер, проведи-ка расчеты». Раньше я сам занимался математикой и тому подобным. Магия в «Рожденном туманом» обусловлена наукой, поэтому математические вычисления необходимы.
Для другой системы, которую я разрабатываю прямо сейчас и которая основывается на электричестве, мне приходится изучать кучу всего и много читать. С некоторыми системами проще. По-разному.
РЛ: Та, что базируется на электричестве, как-то связана с повестью, которую вы только что выпустили?
БС: Нет. С электричеством – это «Темный» (Dark One). Исходная идея для этой книги – задумка Никола Теслы обеспечить мир беспроводной энергией и его эксперименты. Я хочу сделать планету, где электричество вписано в естественную структуру мира. В земле здесь течет электричество, которое можно добывать. Если вы воткнете в землю фонарь, то он загорится, проводя поток вверх в воздух или вниз из воздуха в землю. Я еще не решил, в какую сторону его направить.
Также я хочу придумать интересные природные особенности. Огромные чудовищные жабы выбрасывают электрошоковый язык – с помощью слюны они как-то проводят электричество туда-обратно. Что-то вроде этого. Хочу поиграться с электричеством. Проблема, опять же, в том, что все это тесно связано с наукой. Когда я сильно меняю мир и становится возможной, например, добыча электричества из земли, приходится постараться как следует и разобраться с научной стороной вопроса.
РЛ: Да, особенно если у вас тела из воды. Похоже, это будет забавно. Вы вдруг станете в десять раз больше бояться дождя.
БС: Да, если пойдет дождь, молнии будут бить без перерыва. И как же нам поступить? У меня было искушение сделать так, чтобы дождей не было вообще, но тогда это еще одно большое изменение, и как далеко мы тогда зайдем? В общем, в этой истории нужно очень многое продумать, но у меня есть друзья, которые гораздо лучше меня разбираются в вопросах физики. Так что я обращусь к ним, и они укажут мне правильное направление.
РЛ: Интересно, ожидаю с предвкушением. В «Реконерах» (В варианте «Азбуки» «Мстители». – Прим. пер.) со всеми этими супергероями ощущается многое от комиксов. Нет ли планов адаптировать серию в графический роман или что-то в этом роде?
БС: Не прямо сейчас. Права на графический роман будут принадлежать создателям фильма, и если они все-таки запустят его в производство, тогда, возможно, они сделают и графический роман. Я много лет игрался с идеей графического романа, когда только задумал эту серию, но для меня прикол «Стального Сердца» был в том, чтобы попытаться засунуть все клише комиксов в обычный роман. Вы видели, как это происходит в кинематографе, и мне это очень нравится. Но то, что они делают, – это совершенно другое. Фильм, основанный на комиксе, – это новый самостоятельный жанр.
Я захотел сделать то же самое с книгами и стал размышлять: какие преимущества прозаического повествования можно противопоставить более визуальным способам изложения?
РЛ: Просто это один из тех романов, при чтении которых кажется, что из него легко сделать комикс и что комикс будет не хуже книги.
БС: Да, мне хотелось бы увидеть его адаптацию, но на ближайшее время таких планов нет. Сейчас мы работаем над графическим романом «Белый песок» – это один из моих ранних неопубликованных романов. Мы подумали, что сможем его адаптировать, выбросив слабо написанный материал и оставив удачный.
РЛ: Есть ли по нему какие-нибудь новости?
БС: Да, выходит неплохо. Мы только что получили пробный рисунок для обложки первого тома. Полагаю, на одну книгу придется по шесть глав, а всего их будет восемнадцать. То есть три тома, и, по-моему, почти готовы шесть первых глав. Я сказал создателям, что хочу как следует разобраться в этом проекте до того, как мы что-нибудь выпустим. Потому что фанаты «Колеса Времени» уже обожглись на своих комиксах.
Думаю, было достаточно подобных примеров, поэтому я хочу выпустить какой-то завершенный продукт, чтобы можно было сказать: «Смотрите, вот сколько мы сделали и вот сколько еще осталось. Уже готовы первые шесть глав, целая книга, которую можно читать».
РЛ: Или, например, вот что мы имеем, и до последней книги осталось полгода, а не два, три, а то и четыре года.
БС: Точно.
РЛ: Поменяем тему. Ваши батальные сцены очень эпичны. Много ли вам пришлось изучать разных батальных построений и приемов?
БС: За свою жизнь я уже многое изучил на эту тему, поэтому черпаю из того, что знаю. Я пишу сцену, а потом иду к экспертам. Я читаю специальную литературу и стараюсь найти, что сделал неправильно. Обычно получается достаточно верно уже в первом черновике, потому что у меня есть опыт, так что в первом черновике нет существенных изъянов, только неточности в отдельных местах.
Я много читаю о тактике, что-нибудь наподобие «Искусства войны» (Самый известный древнекитайский трактат, посвященный военной стратегии и политике. – Прим. пер.), которая мне очень помогла. Лучше всего узнавать о таких вещах из хороших исторических романов, но есть и отличная литература по культуре. Есть одна книга, я ее поищу и напишу вам по электронной почте, потому что все время забываю автора, из которой вы можете получить представление о том, как относятся к войне в различных культурах.
Она стоит на моей полке – я могу описать обложку, но название от меня ускользает. «Ружья, микробы и сталь» (Книга Даймонда Джареда, в которой автор предложил общую модель эволюции человеческих обществ. – Прим. пер.) – еще одна известная и очень хорошая книга, но по истории войн есть и лучше. Я потом пришлю вам название. (Позже добавлено: это «История войн» Джона Кигана.)
В любом случае научно-популярные книги по истории, к которым я обращаюсь, более доступны, чем чисто научные. Они написаны проще, для массовой аудитории, и они дают мне достаточно информации, чтобы создать основу, а затем я отшлифовываю ее при помощи экспертов.
РЛ: То есть речь не идет о том, что вам приходится продираться через пыльные застарелые страницы.
БС: Да. Ведь на самом деле вы ищете общие принципы: откуда в различных культурах берутся деньги на войну, как относятся к войне. А затем дело лишь за базовой тактикой. Ее виды, зачем использовать кавалерию и в чем ценность кавалерии. Вы узнаете об этом из истории войн. Помню, как прочитал о том, насколько важным было изобретение стремян и почему это изменило ход войн – благодаря им стало возможно стрелять из лука прямо с лошади.
Я вдруг смог вообразить поле битвы и сказать: ага, теперь, когда я понимаю всю важность стремян, я вижу, почему важна эта боевая единица, почему так важно иметь кавалерию. Теперь я могу ввести их в битву так, чтобы разрушить планы противника, потому что знаю важность стремян. Усвоение некоторых таких принципов имеет существенное значение. Нужно знать, что есть разница между подходами к войне у римлян и у средневековых армий, почему так важно было привлекать в войска простолюдинов и тому подобное.
РЛ: Не менее важно, чем сами стремена, то, как они поддерживают громоздкие магические доспехи.
БС: Для тех доспехов мне все еще были нужны магические лошади, но хорошо, что у меня есть магически усиленные доспехи и я могу сделать так, чтобы все вместе заработало. Еще одна важная особенность Рошара, о которой нужно помнить, – это ускорение свободного падения 0,7 g, что очень помогает в подобных случаях. 70% от земной гравитации.
РЛ: Ага, похоже, что с нашей гравитацией трудностей было бы гораздо больше.
БС: Несомненно, трудностей было бы больше. Фактически, когда они улетят с планеты и отправятся куда-то вроде Скадриала, где гравитация равна земной, это станет для них непростым испытанием.
РЛ: То есть вот что нас ждет?
БС: В конце концов, но не скоро.
РЛ. Я тут подумала, значит, когда история Космера начнет подходить к концу, будет что-то типа межмировых битв или?..
БС: Это все в работе.
РЛ: Не дадите сразу же каких-нибудь намеков относительно теорий?
БС: Можете придумывать какие хотите теории, но я ничего не скажу.
РЛ: Что ж, вполне справедливо. Но я не могла не попытаться.
БС: До этого еще много книг.
РЛ: Да, полагаю ждать еще несколько лет.
БС. Да.
РЛ: Вы написали много книг, вы пишете уже давно. На данный момент вашей карьеры стало ли это больше похоже на работу, чем на забаву?
БС: Нет. Я рассказываю истории, и ощущения прежние. Как вы, должно быть, помните, к моменту моей первой публикации я занимался писательством уже десять лет. Я писал и следующие десять лет, поэтому тот перелом произошел всего лишь в середине моей карьеры. Я по-прежнему занимаюсь тем же, что и раньше, – бросаюсь писать новые дурацкие истории, когда они приходят мне в голову.
Думаю, вам следует начать беспокоиться, когда я перестану это делать – когда, например, мне в голову перестанут приходить всякие странности, которыми я занимаюсь вместо того, чтобы писать новую книгу, или когда я решаю, что напишу две книги «Рожденного туманом», потому что для второй у меня есть великолепная идея. Начинайте беспокоиться, когда я перестану так себя вести. Поэтому если вдруг я начну писать том за томом «Архив штормсвета», как вы все хотите, тогда у нас действительно проблемы.
РЛ: Или когда вы едете на конвент и не играете в «Магию». (Magic – настольная карточная игра, в основу которой лег цикл литературных произведений в жанре фэнтези. – Прим. пер.)
БС: Ага, если я не играю в «Магию», не ждите ничего хорошего!
РЛ: Думаю, все будут по-настоящему обеспокоены.
БС: Так я себя вознаграждаю за то, что посещаю конвенты, занимаюсь там рекламой и т.п.: иду играть в «Магию».
РЛ: Помню, когда вы были на «Поларисе» (Раньше «Торонто Трек», ежегодный конвент, теперь проводимый в Ричмонд-Хилл, Канада. – Прим. пер.), мы в качестве приветственного подарка оставили на вашей кровати в отеле колоду карт «Магии».
БС: Это был один из лучших подарков, которые я когда-либо получал.
РЛ: Рада, что вам понравилось.
БС: Я заплясал от радости, когда открыл их.
РЛ: Я пыталась избегать вопросов по «Колесу Времени», но у меня есть один. Нам нужно определиться... кто лучше понимал женщин: Мэт, Перрин или Ранд?
БС: Ого, кто лучше понимал женщин? Я скажу так: Перрин понимал свою женщину лучше, чем Мэт и Ранд понимали женщин, с которыми общались. Это логично?
РЛ: Логично.
БС: Я за Перрина. Хотя в конце книги Ранд вспомнил свое прошлое... нет, Льюс Тэрин ужасно обращался с женщинами, поэтому я не знаю. Я по-прежнему голосую за Перрина.
РЛ: Не потому ли, что он ваш любимчик?
БС: Нет, скорее это потому, что он лучше понимает человеческую натуру, несмотря на свою волчью половину. Или, возможно, как раз из-за волчьей половины он способен взглянуть со стороны на то, что творят люди, и уловить связь.
Когда вы сталкиваетесь с другой культурой, это заставляет вас лучше понять собственную. Жизнь в Корее помогла мне осознать некоторые глупости, присущие американцам. То же самое случается, когда вы учите иностранный язык и вдруг начинаете лучше понимать родной. Думаю, из-за того, что Перрин узнал мир волков, ему открылась возможность взглянуть на людей в перспективе, недоступной никому другому. Вот что я имею в виду и этого и буду придерживаться.
РЛ: Вы не против, если я задам еще вопрос по «Колесу Времени»? После «Памяти света», где Мэт потерял свою удачу, он все еще та'верен?
БС: С моей точки зрения... Я не говорю, что знаю точно, потому что Роберт Джордан не упомянул об этом в заметках, по крайней мере, я этого не обнаружил. С точки зрения Брендона... как очень продвинутого и осведомленного фаната, но не как автора цикла, я думаю, что Мэт сохранил удачу, но часть ее потерял. То есть удача – его врожденная особенность, исходя из того, что Героям Рога он известен как Игрок. Удача и азарт сопутствовали ему во всех его прошлых жизнях, и я думаю, что он в некоторой степени обладает ими естественным образом. Когда он был та'верен, его удача усилилась и проявилась, но и сейчас она у него осталась.
РЛ: Мне это было любопытно.
БС: И я даже не знаю, он все еще та'верен или нет.
РЛ: Помню, как в одной из книг они говорили, что не всю жизнь были та'верен.
БС: Думаю, он ожидает того, что больше не та'верен, но к концу цикла из троих именно он по-прежнему в центре мировой политики. Если кто-то из них останется та'верен, то это будет он.
РЛ: Вполне справедливо. А теперь глупый вопрос. Если бы вы были картой «Магии», то которой из них?
БС: Если бы я был картой «Магии», то которой из них? Э-э... Я не знаю. Был бы сине-белой или однотонной белой.
РЛ: Почему?
БС: Наверное, моя личность сине-белая. Я имею в виду, что я вполне добропорядочный мормон. Для добропорядочного мормона трудно быть кем-то, кроме белого. Добавьте к этому, что я профессиональный писатель. Цвет рассказчика явно синий – он может быть красным или синим, но я не слишком импульсивен. Поэтому я выберу сине-белый. Мне нужно посмотреть, какая именно из сине-белых карт, но я определенно сине-белый.
РЛ: Замечательно, спасибо! Было приятно снова пообщаться с вами. Наслаждайтесь конвентом.
Обнародован список американской библиотечной ассоциации «YALSA» и премии «Teens’ Top Ten».
Десятка победителей — это список любимых книг подростков из США за предыдущий год. На первом этапе определяется предварительный список номинантов — произведения выбирают члены подростковых книжных сообществ из шестнадцати школ и публичных библиотек со всей страны. Затем каждый школьник может проголосовать за свои любимые книги из списка номинантов. Произведения с наибольшим количеством голосов входят в итоговую десятку победителей.
В 2014 году топ-лист лучших произведений по версии премии «YALSA» и подростков США выглядит следующим образом:
Список «YALSA» и премии «Teens' Top Ten»Eleanor & Park от Рэйнбоу Ровелл
Splintered от А. Г. Говард
The Rithmatist от Брендона Сандерсона
«Пятая волна» Рика Янси
Monument 14: Sky on Fire от Эмми Лейбурн
«Девушка с планеты Земля» Джанет Эдвардс
The Testing от Джоэль Шарбонно
«Стальное Сердце» Брендона Сандерсона
Siege and Storm от Ли Бардуго
«Смертоносная игра» Джеймса Дэшнера
Мы представляем вам интервью с Брендоном Сандерсоном, который дважды появляется в списке американской премии «YALSA’s Teens’ Top Ten» этого года со своими книгами «Ритматист» и «Стальное Сердце». Интервью подготовлено Дженнифер Раммел для сайта The Hub.
Брендон, вы пишете уже многие годы, почему решили обратиться к жанру подростковой и молодежной литературы?
Я засветился в этом жанре со своей серией «Алькатрас» вскоре после того, как стал публиковаться. Раньше я не писал книги для подростков, но всегда думал об этом. Причина, по которой я пишу эпическое фэнтези, заключается в том, что есть кое-какие классные штучки, которые я могу проделывать только в этом жанре и ни в каком другом. То же самое, на мой взгляд, касается и подростковой фантастики: есть вещи, которые нельзя воплотить в той же мере в фантастике для взрослых.
Научная фантастика и фэнтези удивительным образом связаны с подростковой фантастикой. Если вы посмотрите на некоторые серии, которые я любил в молодые годы, например, «Колесо времени», «Шаннара», книги Эддингса, то обнаружите, что в них много подросткового. Фактически, читая что-то наподобие книг Эддингса, вам стоит задаться вопросом, не окажутся ли они в скором будущем на полке в разделе для подростков.
Обращаясь к подростковой литературе, написанной Хайнлайном и другими, мы видим, что такая фантастика была неотъемлемой частью научной фантастики и фэнтези. Некоторые из ранних фэнтезийных произведений — «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла и работы К. С. Льюиса — послужили основой для жанра фэнтези в целом.
Так что писать в жанре молодежной литературы для меня очень естественно, потому что мне это нравится и я уважаю вклад подобной литературы в жанр.
Каково это, когда в список топ-десять попадают сразу две ваших работы?
Для меня большая честь и удовольствие, что подросткам нравятся мои книги.
Какой наилучший писательский совет вы можете дать школьникам, желающим стать писателями?
В двух словах мой лучший совет: просто не останавливайтесь. Основное, что я понял за два года участия в программе «Месяц национальной литературы» перед тем, как заключить свой договор с издательством, — это важность систематичности. Просто сядьте, поставьте перед собой цель и пишите слово за словом изо дня в день.
Что вы сейчас читаете?
Последнее время я слушаю много аудиокниг, потому что считаю, что они хорошо вписываются в мой плотный график писательства, туров и проведения времени с семьей. Недавно я слушал последнюю книгу Робин Хобб — «Убийца Шута». Она не только один из моих любимых авторов фэнтези, но и одна из лучших писателей жанра на сегодня.
Какую суперсилу вы бы выбрали?
Мой выбор суперсилы зависит от того, насколько в этот день рационален мой мозг. Имело бы больше всего смысла обзавестись регенеративными способностями Росомахи. С другой стороны, я вроде как не прыгаю со скал и не ввязываюсь в драки. Так что, вероятно, мне бы не слишком пригодилась эта сила.
Вы скорее стали бы Эпиком или обычным подростком?
Я бы сказал, обычным подростком. Я написал Дэвида так, чтобы ему можно было симпатизировать как обычному человеку, который борется с силами, кажущимися неуправляемыми. Если бы я приобрел способности Эпиков, боюсь, что использовал бы их неразумно, что и является частью идеи, которая вдохновила меня написать «Стальное Сердце».
Хотели бы вы быть Ритматистом?
Я логичный человек, так что если бы я жил в мире Ритматиста, меня бы потянуло на подобную магию. Но в том мире никто не может выбирать, Ритматист он или нет, так что, возможно, лучше жить в нашем мире, где я могу выбрать профессию писателя и не должен полагаться на прихоти магической системы.
При возможности создать любое существо с помощью рисунка — что бы это было?
Я думаю, что каждый на моем месте скажет, что дракона. Многие из нас познакомились с фэнтези благодаря книгам о драконах, так что в сердце писателя фэнтези есть особое место для клёвых драконов. Например, отчасти из-за книг Энн Маккефри я увлекся фэнтези, так что я не буду оригинальным и скажу, что дракона.
Цикл «Алькатрас»
Цикл из четырех романов для детей и подростков об удивительных приключениях Алькатраса Смедри — тринадцатилетнего приемыша, необычного мальчишки, которому предстоит спасти человечество.
Цикл «Реконеры»
Прошли годы с тех пор, как небесная вспышка наделила обычных людей сверхъестественными силами. Люди живут как умеют. Никто не сопротивляется Эпикам. Никто, кроме Реконеров – тайной группы людей, посвятивших свою жизнь изучению способностей Эпиков, поиску их слабостей и средств, дающих возможность их убивать.
Мое имя Дэвид Чарльстон. Я не из Реконеров, но я намерен к ним присоединиться. У меня есть кое-что, что им нужно. Не какой-то предмет, а бесценный опыт. Я знаю секрет непобедимого Эпика.
Цикл «Ритматист»
Добро пожаловать в удивительный мир стимпанка, в котором много лет назад король Британии в изгнании открыл нестандартную двухмерную магию на Соединенных Островах Америки. Ее основу составляют фигуры и линии строгой формы. Мастерство мага оценивается по многим комплексным параметрам, основным из которых является умение волшебника с точностью до миллиметра чертить защитные круги и призывать к атаке нарисованные мелом фигурки. Но не в каждой руке мел творит чудеса. Только настоящий Ритматист может вдохнуть жизнь в двухмерные картинки. Лишь немногие избранные обладают подобными способностями.
Несколько месяцев назад по случаю выхода романа «Слова сияния» из цикла «Архив штормсвета» ребята из сообщества Booktalk Nation пообщались с Брендоном Сандерсоном в формате видеочата.
Команда Booktran подготовила перевод беседы на русский язык. Желающие могут посмотреть видеоверсию интервью с русскими субтитрами здесь:
Стенограмма беседы и перевод с англ. языка — SchwammKopf.
Субтитры — Rediens.
Итак, роман «Слова сияния» вышел около месяца назад. Ваши фанаты, ваши многочисленные поклонники с нетерпением ожидали этого момента.
Думаю, что ожидали они все-таки основательно запасkись терпением. Ведь прежде, чем я приступил к следующему тому «Архива штормсвета», мне требовалось закончить еще два тома цикла «Колесо времени». Да, поэтому, конечно, ждать книгу им пришлось даже больше, чем нужно.
«Слова сияния» – это просто колоссальное предприятие. В смысле, не только в плане объема, а в плане хитросплетений сюжетных линий. Поэтому, собственно, вопрос: какова была реакция фанатов на новую книгу? Может быть, какие-то их впечатления вас удивили?
Отзывы были потрясающие. У фанатов огромное терпение. Они были очень и очень позитивны и дружелюбны… Мне, вообще, поэтому и нравится быть писателем, как раз из-за вот таких моментов, когда я общаюсь непосредственно с любителями моего творчества. Мне кажется, что в отличие от поклонников из других областей искусства у меня общение с моими фанатами строится так, будто мы коллеги. Ведь когда кто-то читает мою книгу, что происходит? Они участвуют в ее создании, разве нет? Они размышляют, они воображают, они становятся частью происходящего: тут и герои, их манера разговора, голос, внешность и одежда и все в таком роде. А это, в свою очередь, сильно располагает, открывает, настраивает на общение. По крайней мере, такие ощущения у меня были во время чтения моих любимых писателей. Выстраиваются своеобразные отношения, будто мы вместе трудимся над одним произведением. Поэтому отзывы были совершенно потрясающие. Интересно, что в ходе таких встреч всегда случается что-нибудь неожиданное. Конечно, в моем случае к такому пора уже привыкнуть и быть готовым. Но фанаты, они порой обращают внимание на такие вещи, что даже и никогда не предположишь! Так, во время моих последних встреч был затронут момент в книге, где персонажи обучаются тому, как трансформировать один вид материи в другой. У меня там есть сценка-диалог с неодушевленном предметом. Звучит странно, конечно, но это же фэнтези, и в данной сцене это то, что нужно. Шаллан пытается превратить ветку в огонь, чтобы развести этот самый огонь, а ветка не хочет! И она ее уговаривает по-всякому, а ветка так: «Нет, я ветка и все». Так вот, во время тура меня вдруг стали спрашивать, будет ли еще место в сюжете для ветки, будут ли еще какие-то от нее новости. Меня такие вопросы даже немного застали врасплох. Ветка? Какая еще ветка? А… та самая, в сцене, которая не то страничку, не то две? И вот на этом они заострили внимание. На ветке…
Видимо, ветка получилась очень фактурной и с характером.
Да-да. Мне мои редакторы так и сказали: «Ну, это все-таки комплимент, ведь даже ветки в твоих книжках обладают большим характером».
Совершенно верно! Ведь, чтобы ваши книги возымели эффект, нужно людей погрузить в атмосферу, чтобы они действительно поверили в естественность происходящего, в том числе и в… ветку. Поэтому вопрос: что нужно, какая должна быть фантазия, чтобы выстроить такой мир, такой натуральный и настоящий, и чтобы читатели действительно погрузились в него и поверили в происходящее?
Как раз такое погружение и привлекло меня в свое время в фэнтези. Ощущение того, будто построенный мир – настоящий, и он мог бы существовать или существует. Помню, я как-то смотрел интервью с актерами, снимавшимися во «Властелине колец». Там они говорили о проработанной, глубокой истории этого мира, о том, как им предстояло носить эльфийское белье во время съемок, так как даже такой элемент был составной частью погружения. В эпическом фэнтези как раз и воспроизводится попытка выстроить такой опыт. Мы пишем историю, которая происходит в мире, которого на самом деле нет. Но от форзаца до форзаца, во время чтения, мир должен ожить и быть реальным. Вот этот момент мне и нравится. В этом и есть сложность эпического фэнтези как для читателя, так и для писателя. Но еще хотелось бы такой вопрос затронуть. Мы все время обсуждаем, как выстроить такой мир, как создать такой эффект погружения. Но, прежде чем рассматривать этот вопрос, мне всегда сначала хочется отметить следующий момент. Любой литературный мир интересен лишь настолько, насколько проработаны персонажи, населяющие его. И сюжет интересен лишь тогда, когда персонажи, которым сопереживает читатель, вдруг оказываются в опасной ситуации. Поэтому классный сюжет, вне зависимости от жанра, во многом зависит от ярких персонажей. И это, на мой взгляд, самое важное. Пускай даже мир не очень, но если персонажи хорошо проработаны, то и книга будет удачной. Но вот если персонажи не очень, а мир, пускай, интересный, то, мне кажется, книга все равно будет не такой удачной. Но, конечно, когда мы пишем эпическое фэнтези, мы стремимся добавить в мир элемент погружения, поэтому мир для нас – это такой же персонаж, и выписываем мы его так же, как и персонажей. Поэтому большая задача, стоящая перед писателем эпического фэнетези, – это выстроить убедительный контекст, создать такое ощущение, что все это существует на самом деле. Поэтому, когда я пишу свои книги, обычно спрашиваю сам себя: что еще можно добавить, чтобы усилить эффект погружения. Если вы откроете мои книги, то увидите в них иллюстрации. Я стараюсь, чтобы эти иллюстрации были словно созданы внутри самого мира. Они – частицы, фрагменты мира, созданные внутри тех культур, которые существуют в нем. Все это призвано добавить дополнительный визуальный элемент. И тут надо сказать, что это действительно очень большое мастерство, все увязать и свести воедино и не вывалить на читателя огромной кучей. В том смысле, что может получиться так, что любое эпическое фэнтези может читаться как энциклопедия. И таких ситуаций нужно, конечно, избегать. Не допускать, чтобы книга скатилась в нечто, напоминающее энциклопедию. Хотелось бы переживать события этого мира, находиться в нем, а не читать очередную статью из справочника. Такое мастерство требует годы и годы писательского опыта.
Да, особенно в цикле «Архив штормсвета», хотя бы просто из-за большого объёма. Ведь все события нужно увязать. Если что-то случается на странице 100, оно должно как-то повлиять на то, что будет на странице 900. В этой связи у меня вопрос. Многие писатели иногда признаются, что их собственные персонажи порой удивляют их. И мне интересно, может ли быть так? Действительно ли какой-то персонаж может сделать что-то такое, что все сюжетные заготовки рассыпаются? Сталкивались вы с таким в своем творчестве, с таким, что персонаж выкидывает что-то этакое, неожиданное?
У вас классический вопрос по писательском мастерству. В каком объеме планировать сюжет? В каком объеме вести его в более свободном формате? Если все тщательно распланировать, то сюжет обычно будет более запутанный, с большим количеством поворотных моментов. Но есть «но»: если все слишком сильно распланировать, есть шанс, что персонажи просто станут такими картонками, которые просто проходят череду событий, одно за другим. Персонажи могут оказаться неживыми.
Другой случай называется у писателей «писательством на лету», это такое сочинительство, когда история пишется тут же, в процессе написания. В этом случае персонажам дается больше свободы в разных ситуациях. Поэтому они становятся более фактурными, живыми. Но сюжет в этом случае сильно виляет из стороны в сторону. Писателю нужно найти какой-то баланс. Я склонен больше к планированию сюжета. Поэтому я обычно готовлю запутанный, переплетенный сюжет, а затем уже набираю героев и распределяю их по ролям. Но своим персонажам я все равно даю свободу и позволяю им изменять намеченные планы. Для меня поступок персонажа – это не нечто неожиданное. Это больше что-то наподобие: «М-м-м, персонаж, который вырисовывается, никогда бы не принял того решения, которое я уже задумал по сюжету». Поэтому в таком случае я снова берусь за свои наброски и заново все переделываю, передумываю. Из-за таких штук порой приходится отбрасывать целые, уже намеченные сюжетные линии. Даже в «Словах сияния» такое было, пришлось кое-что выкинуть. Была идея, что второстепенный персонаж перекочует в третью книгу из второй. Так вот, его пришлось убрать из сюжета из-за того, что мне казалось, что существующим персонажам нужно было поступить как-то иначе, чем было задумано во второй книге. Такие ситуации меня заряжают энергией. Замечательно, что они происходят. Но всегда это означает: «Так, такие перестановки потребуют снова большого труда». Поэтому на встрече со своими ассистентами я им так и объявил, что откинул второстепенную роль, так как тот персонаж такой-то и такой-то и делает то-то и то-то, а значит, нам предстоит переработать сюжетные заготовки третьей книги. А еще это значит, что изменение отразится и на сюжете всего цикла. Контрастный подход очень важен, ведь благодаря такому перетягиванию каната между заготовленным сюжетом и развивающимися персонажами у меня получаются с одной стороны взрывные концовки, а с другой – персонажи остаются живыми, натуральными, принимающими свои решения. Они не просто безвольно проходят по каким-то заранее подготовленным сюжетным точкам.
У «Обреченного королевства» очень много фанатов, а предвкушение в ожидании «Слов сияния» было очень велико. Когда вы писали книгу, было ли некое психологическое давление, что нужно превзойти первую?
Да. Попытка превзойти первую книгу, конечно, была. Так всегда бывает, когда напишешь что-нибудь успешное, нечто такое, что людям действительно нравится, и возникает немой вопрос к самому себе как к человеку творческому: «Все ли это? Неужели я достиг своей вершины?» И как писателю нужно не дать подобному вопросу погубить свое творчество. Среди моих друзей есть писатели, и они писали очень успешно, а сочинить что-нибудь еще, такое же успешное, было большой трудной задачей. Мне повезло в какой-то мере в этом плане, у меня есть некая «психологическая подпорка», ведь я долгое время находился в безвестности. Прежде чем мне удалось продать свой роман, я написал их тринадцать штук. Поэтому я научился писать для себя, в стол, писать то, что мне приносит удовольствие, на темы, над которыми мне нравится работать, и такой вопрос я стараюсь заглушить. Конечно, хотелось бы, чтобы каждая книга была замечательной, а следующая еще «зачетнее», как сейчас принято говорить в интернете. Хочу, чтобы каждая книга была лучше и лучше, всегда стараюсь, чтобы все было замечательно. Но нельзя позволить себе, чтобы этот червячок, то, о чем вы сказали, чтобы он задавал вопрос: «А смогу ли я? Смогу ли превзойти свой успех?» и не дал мне более писательствовать. Я пишу те сюжеты, которые мне интересно писать. Изложить то, что у меня в голове, на бумагу – именно это делает из меня того, кто я есть. Поэтому… я продолжаю писать, продолжаю заниматься творчеством, и это определяет, кто я есть. Просто пишу. И очень надеюсь, что читатели также будут хотеть читать мои книги, то, что я излагаю из своей головы. Но если они больше не захотят их читать, я все равно продолжу писать. (Смеется).
Не думаю, что такое произойдет в ближайшем будущем. Кстати, я где-то читала в вашем интервью, что «мы еще не приблизились к тому, чтобы полностью раскрыть потенциал эпического фэнтези». Я правильно вас цитирую?
Да, я действительно думаю, что этот жанр находится еще на заре своего существования, в смысле, эпическое фэнтези как поджанр. Конечно, надо оговориться, что жанр спекулятивной литературы в целом охватил уже много интересных тем, в том числе и эпическое фэнтези, но в более узких масштабах.
Помните, все началось с Толкина (на фото), и он был крут. На смену пришла целая эпоха, вдохновленная его творчеством. Сейчас же мы вступаем в такое время, когда уже выросло поколение тех людей, кто его не читал, а те, кто вырос на Толкине, как бы противятся им… Не знаю, куда все это приведет. У меня подозрения, что в следующие десятилетия этот жанр разрастется в нечто такое, что мы, пишущие сейчас, даже не представляем, и, вероятно, это уже будет написано не нашим поколением. Ведь это жанр, который не имеет границ. В других жанрах есть какие-то ограничения, и я даже скажу больше, и, наверное, это будет звучать несколько пафосно. Если в сюжете есть элемент чего-то невероятного или сам сюжет строится на чем-то таком, чего не может быть в реальности, – это и есть фэнтези, и в этом и есть соль нашего жанра. В нем нет правил, в нем нет каких-то таких стоп-сигналов: «Стоп, так здесь делать нельзя». Именно поэтому я думаю, что такой жанр может расти дальше и перерасти в нечто гораздо большее, чем то, что мы видим сейчас.
Как думаете, вы уже подобрались к той черте, что уже вот, все – вы достигли всего, чего можете. Есть ли какие-то вещи, которыми вы «перебили» то, что писали раньше?
Знаете, такой вопрос может завести не в ту степь, и мне не захочется больше писать. Хотелось бы периодически выдавать лучшее, на что я способен. И хотелось бы верить, что я всегда буду придумывать что-то новое и интересное. А иначе я просто заскучаю. Можете даже посмотреть на мое литературное портфолио, я все время перепрыгиваю с одного проекта на другой. Не могу долго работать над чем-то одним. Я всегда возвращаюсь к своим идеям. Вот такой у меня писательский характер. По завершении какого-нибудь проекта мне требуется переключиться на что-то совершенно другое, чтобы оставаться увлеченным всем этим делом, чтобы хотелось делать еще что-нибудь новое. Поэтому вы, наверное, замечали: я всегда работаю над какими-то еще небольшими, малыми проектиками. Надеюсь, что такой подход позволит мне как писателю постоянно вносить что-то новое в свои работы, получать какие-то новые знания и писать сюжеты лучше и лучше с каждым разом. Наверное, любой человек творческий хочет, чтобы каждая его новая работа была лучше предыдущей. Но такое редкость. На мой взгляд, Тэрри Пратчетт в фэнтези – один из тех, кто пишет все лучше и лучше, чем дольше он занимается этим делом. Многие из нас достигают определенного уровня и пишут хорошие вещи, но уже только на этом же уровне. Надеюсь, что это не мой случай. С другой стороны, я, к сожалению, тоже не могу сказать, что все, что мне нужно, – так это просто «писать то, что мне нравится».
Давайте немного сменим тему и поговорим о вашем замечательном подкасте, который называется Writing Excuses. Этот подкаст вы выпускаете с тремя другими писателями. В этом подкасте вы и вдохновляете, и даете какие-то советы начинающим писателям. У вас и так очень мало времени, почему вы еще уделяете внимание этому проекту?
Я решил, что буду писателем, в подростковом возрасте. В достаточно ранние годы моей жизни, но не так рано, как другие писатели. Тогда мне попалось фэнтези и я решил, что хочу стать писателем. Проблема только была в том, что я не имел ни малейшего представления, что для этого нужно. Как можно стать писателем, к кому для этого нужно обратиться? В кругу моих знакомых не было профессиональных писателей. И я хорошо помню, что в первый раз получил хоть какой-то совет на местной конференции, посвященной фантастике. Почетным лектором тогда была Кэтрин Куртц. Тогда же я подал заявку на писательский конкурс и, кстати, в нем победил. На Кэтрин я произвел впечатление, она выделила время, и мы с ней побеседовали в течение сорока пяти минут. Говорили мы о том, что значит быть писателем, что для этого нужно и подобных вещах. До меня стало доходить, что, конечно, чтобы стать писателем нужно много тренироваться. А настоящий совет и поддержку можно получить только у настоящих писателей, но их не так-то просто найти. И интернет как раз-таки предоставляет большие возможности встретить новых людей, взаимодействовать с ними. Поэтому мне захотелось воспользоваться таким инструментом и попробовать реализовать такие вещи. Ведь я общался не только с Кэтрин, со мной как-то беседовал и Дэйв Волвертон (он же Фарланд, так как пишет под двумя псевдонимами). Следовательно, наиболее полезную информацию, да и вообще большую часть того, что я знаю о писательстве, я почерпнул у других писателей. Просто мы общались, а они мне рассказывали о писательском мастерстве. И подкаст как раз и создан в форме таких бесед, только передаются они уже через инструменты интернета и другие средства медиа, которые существуют на данном этапе.
А вам помогает в работе анализ каких-то отдельных компонентов вашего ремесла? Помогает ли какой-то самоанализ или разбор ваших работ другими писателями? Помог ли вам такой анализаторский процесс в работе?
Однозначно, да. Писатели-ведущие подкаста невероятно талантливы. Я с удовольствием прислушиваюсь к их методике, советам. Мне это очень сильно помогает в работе. Когда я сажусь писать, то работа по большей части идет по наитию, инстинкту. Думаю, так работает большинство писателей. Писательство – это творчество, искусство. И только отчасти – ремесло. Поэтому ты сидишь и пишешь, просто пишешь по инстинкту, как чувствуешь. И вот тут-то такие вещи, как подкаст или мое преподавание, меня как бы заставляют поднять голову чуть выше и задать себе вопрос: «Так, а что же и как я конкретно делаю? Можно ли как-то мою технику объяснить по шагам? Откуда берется это чутье, откуда оно черпается, как оно создает сюжеты?» И когда задумываешься над этими вопросами, анализируешь собственный процесс сочинительства, то лучше его понимаешь и, соответственно, лучше можешь его объяснить другим. Также, если возникает какая-то проблема в работе, я всегда могу выйти из режима «пишу, как чувствую» в более аналитический режим «студент-филолог», если можно так выразиться. В этом режиме можно самого себя спросить: «Так, что происходит? В чем проблема? Что мне мешает? Почему не получается?» Тогда можно применить все эти методики и стратегии. И тогда я могу вернуться к тому, что я когда-то написал в режиме «по чутью», проанализировал, а теперь могу применить уже более осознанно. В этом плане такой анализ помог мне очень сильно.
Еще бы хотелось с вами поговорить о, так сказать, рыночном, маркетинговом аспекте вашего творчества, особенно о последней книге, «Словах сияния». Она же почти на 1100 станиц. Вы лучше меня знаете, что издать такую книгу очень дорого. Просто даже напечатать ее. Ведь не могут же они продавать ее в три раза дороже, чем книгу в 300 страниц! И я знаю, что издать такой объемный труд вам удалось благодаря своему успеху. Как вы думаете, может ли быть так, что благодаря вам и другие писатели тоже смогут получить зеленый свет на такие работы?
Было бы классно. Я знаю, что в свое время Роулинг установила новые границы того, что допустимо в аспекте объемов книг в сфере литературы для подростков и молодежи. Ее работы дали возможность появиться другим объемным книгам для молодых. Я же пишу такие объемные вещи, потому что того требует сюжет. А в наши дни, при наличии интернета, можно делать и другие классные вещи. Есть такие писатели, кто «сериализируют» свои сюжеты. Такой «посерийный» подход позволяет «разбить» большую книгу на несколько более усвояемых частей. Усвояемых как самим писателем, так и читателем.
Большие книги очень дорого выпускать. Я знаю, что мой издатель хотел бы, конечно, чтобы я как-нибудь разбил свою работу на несколько частей. Но, к их чести, они готовы издавать книги такого объема, какого я им укажу, на основании лишь того, что таков мой творческий замысел. Художнику, человек творческому, это необходимо. А большое произведение или короткое – это уже зависит от замысла. Но, думаю, что сейчас технологии приоткрывают дверь возможностей шире, чем это делаю я.
Трудно ли вам писать что-то за пределами научной фантастики? Много вещей из того, что вы пишите, вы берете, например, из своего личного опыта. Тяжело ли вам работать не в фантастике?
Что ж, единственное на данный момент, что я пишу за пределами жанра, – это сообщения в блог и эссе. Мне повезло, у меня есть высшее образование, я закончил магистратуру по направлению «английский язык», поэтому я всегда могу опереться на те приемы, что мы изучали в ВУЗе. Если я пишу что-то из художественной литературы, то еще не было такого случая, чтобы я не внес хотя бы маленький элемент научной фантастики или фэнтези. Это потому, что я очень люблю научную фантастику и фэнтези, я люблю читать этот жанр, и поэтому так получается, что и пишу в нем же. Возможно, если я вдруг решу написать что-то вне жанра, проблем не возникнет. Но до сих пор я либо вне художественной литературы (блог и эссе – прим. пер.), либо в спекулятивном жанре (фантастика, хорроры, фэнтези и т.п. – прим. пер.).
Вы упомянули, что много читаете фэнтези-литературы. А читаете ли вы что-нибудь за пределами этого жанра?
Читаю. Я стараюсь расширять границы читаемого, в основном это документальная проза и нехудожественная литература, если она выходит за рамки научной фантастики. Конечно, я читаю много научной фантастики и фэнтези, городского фэнтези и прочей подобной литературы. В противном случае я читаю триллеры. Мне интересно, каким образом писатели данного жанра переплетают вместе сюжет, динамику и загадку, каким образом и когда они разворачивают сюжет неожиданным образом. Но я не читаю очень уж много мэйнстримовых вещей. Читаю какие-то избранные произведения. А вообще, вы можете найти меня среди трех жанров: детектив, триллер и НФ/фэнтези, но в основном, конечно, НФ/фэнтези. Если я погружаюсь в другие жанры, то делаю это преимущественно потому, что мне интересно, каким образом они пишут, и интересно заодно посмотреть, смогу ли я позаимствовать какие-нибудь «фишки». Когда ты писатель, обучение часто связано с тем, что ты берешь чью-то работу и говоришь: «Это работает здесь, давай-ка я разберусь, а затем мы посмотрим, смогу ли я применить это каким-то образом в моих работах».
Какая у вас самая любимая сцена из ваших ранних книг? Если вы сможете выбрать одну, то над какой сценой вам было приятнее всего работать?
Я бы отметил ту, где Перрин (на рис. справа) выковывает свой молот, из романа «Башни Полуночи», так как Перрин – мой любимый персонаж из «Колеса времени». А то, что я смог прикоснуться к «Колесу времени» и как поклонник, и как писатель, стало для меня в высшей степени впечатляющим опытом.
С каким персонажем из «Архива штормсвета» вы себя больше ассоциируете?
Знаете, такой вопрос мне часто задают, и мне всегда тяжело на него ответить. Ведь писатели часто вкладывают частицу себя в каждого персонажа. Но ты также закладываешь что-то в характер героев, чего в тебе самом нет, что-то такое, что не свойственно тебе. Поэтому персонаж – это некая смесь. Конечно, нет такого персонажа, в котором нет частицы тебя. Так происходит формирование любого персонажа, это семечко, из которого персонаж растет. Поэтому я и похож и не похож на каждого из своих героев. Я часто также отвечаю «Далинар» просто потому, что этого персонажа я вынашивал в планах очень долго. Но это, конечно, не значит, что я такой же, как Далинар, ни в коем случае. Поэтому и ответить мне тяжело. Может быть, Шаллан? В общем, я не знаю, я не знаю, на кого же я похож.
У вас есть персонаж, которого поклонники всегда обсуждают. Его зовут Хойд. Как вы можете прокомментировать способность Хойда к путешествию из мира в мир?
Хойд действительно такой ходок, он присутствует во всех моих работах эпического фэнтези. Он, конечно, не я, он очень сильно отличается от меня. Как минимум он во много раз умней.
Он путешествует среди миров. Он отвечает за сюжет, который происходит за кулисами основных историй, если так можно выразиться. Это будет ясней и конкретней по мере написания книг.
Сцена с веткой из «Слов сияния» активно обсуждается среди участников вашего фан-форума. Вы можете добавить что-то к этому вопросу? Может быть, появится ли ветка в будущем. Расскажите, пожалуйста, о персонификации неодушевленных предметов в ваших книгах.
Сама мысль пришла из Азии, а вообще, возникла она в Греции. Так вот, это такая комбинация идей, что-то вроде азиатского синтоизма, согласно которому у всего есть душа, и платоновского мира идеальных форм, в котором у всего есть духовный аспект. В этой концепции я и работаю, это часть фундамента, на котором стоит мир космера, единой общей вселенной. Идея в том, что у всего есть характер, личностность и определенная духовность. Поэтому да, есть в моих книгах такая тема: неодушевленные предметы разговаривают, будто они живые. Это тема в космере у меня с самого начала. Она есть и в моей самой первой опубликованной книге «Город богов». В разных моих произведениях есть такое, что какие-то концепции вдруг оживают и начинают общаться с людьми. В каком-то смысле это элемент такой базовой мифологии единой вселенной. И я бы хотел, чтобы данная мысль как-то ярче себя находила в следующей серии или даже сериях, так как их у меня несколько.
Какой совет вы дали бы тем писателям, кто только пробует перо в жанре фэнтези и кто пытается набить руку в этом деле?
Первым делом, конечно, если вы еще не очень ориентируетесь в фэнтези, нужно погрузиться в жанр, почитать что-то из классиков жанра, но я бы все свое внимание перенес на то, что публикуется и издается в настоящее время. Это позволит вам понять, о чем сейчас говорят, что обсуждают, стать частью той дискуссии, в которой участвуют коллеги, оценить их творчество. При этом нужно привнести что-то свое, что-то новое или, наоборот, не пойти на поводу текущих тенденций, а, опять-таки, сделать что-то самостоятельное, новое, интересное. Если вы писатель, уже знакомый с жанром фэнтези, и сейчас работаете над тем, чтобы заявить о себе, то я только «за», это здорово, в жанре нужные новые голоса. Подумайте, что можете оригинального внести в жанр вы, что-то такое, чего еще нет. Может, вы заметили какие-то пробелы, какие-то сюжеты, которых еще не раскрыли, и вы бы хотели над ними поработать. А еще, что бы вы еще добавили в жанр вообще, ведь он сейчас как лоскутное одеяло, состоящее из разных фрагментов, заплаток. Вот такой мой совет. Определите ваш стиль, индивидуальный голос, что вас отличает от других; может, ваше происхождение, знание, какое-то увлечение или хобби или что-нибудь, что может лечь в основу интересной истории.
Тема религии всплывает во многих ваших книгах. Можете ли вы прокомментировать данное утверждение?
Я человек религиозный, и, естественно, религия увлекает меня. В религии интересно все: и как она работает на пользу общества и, наоборот, угнетает его; какие-то яркие достижения религии и ее страшные деяния. Я постоянно ловлю себя на мысли, что возвращаюсь к этой теме, мне интересно заострить на этом вопросе свое внимание. Я думаю: «О, над этим аспектом я еще не работал, как этот персонаж обращается с религией, что он о ней думает, как вот эта культура подходит к этому новому и отличительному аспекту религии». Ведь на протяжении всей истории человечества религия была сильным движущим фактором в человеческом бытии. Многие писатели его и не затрагивают, и это, кстати говоря, нормально, так как в эпическом фэнтези и так хватает, о чем сказать. Но я лично этот вопрос очень люблю, хорошо знаю, и если я оставлю какие-то аспекты незатронутыми, то получится так, что я не работаю над тем, чего требует от меня мое внутреннее «я», а должен был бы. Поэтому вы еще увидите, что к этой теме я возвращаюсь, ставлю и имеющиеся у меня вопросы, и вопросы, которые задают другие, и стараюсь над ними работать по мере развития персонажей и того, как они относятся к этим вопросам.
Как вы работаете над иллюстрациями и картами для своих книг?
Раньше все это делалось не пойми как. Обычно было так. Вот я написал книгу и думаю: «Так, теперь мне нужна карта! Что делать?» И я иду к своему другу, он художник. «Вот тут у меня уже есть кое-что». Показываю ему кое-как нарисованный в Paint рисунок и говорю: «Можешь вот это нарисовать круто?» И на этом я передаю ему свое «творение» и дальше жду, что он там уже сделает с приятелями. Но со временем я поднабрался опыта, у меня появилось больше желания работать именно с изобразительным творчеством, и я нанял арт-директора. Он работает только на меня, мы с ним обсуждаем творчество, что подойдет, что сработает. Мы обычно работаем над более полным описанием. Мы также ищем таланты, художников, мы смотрим в сети на фанатов, на их работы, часто обращаемся к ним со словами: «У нас есть для вас интересный проект».
Давайте переадресуем этот вопрос Айзеку Стюарту (на фото) – арт-директору и иллюстратору многих книг Брендона.
Айзек: Процесс обычно такой: мы много обсуждаем с Брендоном, смотрим, что лучше, затем я делаю наброски, и мы из них уже выбираем. Иногда я предлагаю свое видение финального концепта или «цель». То есть примерно так: «Я бы хотел видеть карту такой». Или: «Почему эту иллюстрацию не сделать такой, в этом стиле?» И в таком духе мы это обсуждаем.
Брендон: Мне еще нравится такой подход, мы так с Беном, кстати, и работаем: у нас есть страница с девятью разными вариантами иллюстрации какой-нибудь идеи, а затем мы обсуждаем с Айзеком: «Ок, вот эти три мне нравятся больше всего». Затем мы берем три из этих девяти и расширяем каждый из трех вариантов до еще девяти разнообразных вариантов. Так мы и делаем разные рисунки, карты, наброски.
Вы уже говорили по поводу описания персонажей и что в них есть частица писателя. А есть ли такие персонажи, которых вы писали под влиянием каких-то других личностей, может быть, из вашего круга, из тех, кого вы любите: членов семьи, друзей, коллег. Есть ли такой персонаж?
Да, такие персонажи встречаются. В каждой моей книге можно насчитать таких как минимум несколько штук. Зачастую это второстепенные персонажи, которые появляются время от времени. Иногда я беру какую-нибудь черту своего знакомого и вокруг нее строю персонажа. Персонаж не тождественен тому человеку, которого я знаю, но у этого человека есть одна интересная черта (то есть у него, конечно, много интересных черт), но вот на этой одной я заостряю особое внимание и думаю: «На такой конфликтной черте можно выстроить персонажа». Мне такая идея очень импонирует. И я буду ее использовать и расширять в дальнейшем. За основу я могу взять как людей из своего окружения, так и персонажей из кино или книг, которые читаю. Происходит это так, я говорю: «Ух ты, у этого героя есть очень интересная черта, и, мне кажется, ее можно углубить и выстроить совершенно отличного героя и направить уже такого героя в другое русло». И так мы, многие из нас, в смысле, писатели, создаем художественные миры, сочиняем сюжеты.
Кого вам больше всего понравилось писать из всех персонажей?
Очень трудный вопрос, так как сложно выбрать кого-то в процессе написания. Роберт Джордан в свое время ответил на этот вопрос так: «Тот персонаж, которого я пишу в настоящий момент». А я вам скажу, что очень тяжело выбрать из коллекции своих собственных героев кого-то одного и дать ответ на такой вопрос, ведь, не забывайте, я с ними строю отношения как писатель. Поэтому, когда мне задают такой вопрос, я обычно возвращаюсь к «Колесу времени», ведь я уже семнадцать лет как фанат серии и строил свое отношение с книгами как читатель-поклонник. И вдруг у меня появилась возможность продолжить серию и опереться на свой читательский опыт. В этой серии мне понравилось больше всего писать о Мэте (на рис. справа). Его, кстати, и писать было тяжелее всего. Я бы даже сказал, что уже к завершению работы я хотел как-то больше времени посвятить Мэту, но разве такое возможно? В общем, печально было его оставить. Но настоящий ответ, конечно, – это тот персонаж, которого я пишу в настоящий момент, и не важно, какой именно персонаж, ведь мне нужно знать конкретно этого героя, какой он, как лучше его описать в такой-то конкретной сцене.