— Как вы пришли в писательство? Это был сложный или простой путь?
— В писательство — с детства. Я — поэт, но поэт «глухой». Я составляю слова так, как это делает поэт, но при это я не чувствую мелодии. Вся моя проза — попытка прорваться к мелодии. Поэтому она так ритмична.
Больше всего в писательстве меня восхищает способность слов сцеплять друг с другом: изменяя порядок слов и их части, мы получаем совсем другие оттенки и значения. Используя очень простые слова в нужном порядке, можно заговорить языком ангелов или языком змей.
К изданию я шла долго, лет восемь. Кажется, в том жанре (фентези/магический реализм), куда я стремилась, тогда не было спроса на такие книги, как пишу я. Они казались слишком сложными, и по языку, и по идеям. А для того, чтобы переформатировать их для других направлений, мне не хватало знаний системы книжного рынка.
В конце концов, издательство «Полынь» рискнуло и взяло меня.
— Мне хотелось создать связь главной героини с художником. Очевидно, что муза поэзии на конкурсе представит стихотворение, муза танцев – танец. А музе истории непонятно, что представлять. История – это такая вещь, которую довольно сложно облечь в какую-то физическую форму. И из-за этого связь с художником показалась мне довольно интересной. Я решила сыграть на ней.
— При саморедактуре рукописи менялись какие-то значимые детали сюжета?
— Да. Наиболее сильное изменение, которое я внесла, произошло благодаря моей сестре. Она читает все мои истории и помогает со взглядом со стороны. «Сезон Вдохновения» она прочитала ещё до того, как я начала саморедактуру и предложила получше объяснить, почему Клио так относится к сёстрам и к миру. Я всё это раскрутила до того, что кулон, подарок Зевса, обладает специфической магией. Изначально этой линии не было.
Книга Роберт Сильверберга и Альваро Зинос-Амаро "Путешественник по мирам" (Traveler of Worlds: Conversations with Robert Silverberg, 2016) — огромное многодневное интервью, запись бесед живого классика и его восторженного поклонника, которое представляет большой интерес для изучения истории жанра. Издание номинировалось на Хьюго (заняло шестое место) и Локус (по итогам голосования заняло тоже шестое место).
Между Сильвербергом и Зинос-Амаро сложились доверительные и творческие взаимоотношения, например у Сильверберга в столе валялся недописанный и брошенный роман "The Song of Last Things" (Песня последних вещей) на 80 страниц, и он отдал его Зинос-Амаро для продолжения. Итоговая (книга вышла в 2012, под общим названием "When the Blue Shift Comes" (Синее смещение).
Нэнси Кресс: «Чтение интервью Альваро Зинос-Амаро с Робертом Сильвербергом во многом напоминает парасейлинг: захватывающий полет в атмосфере, находящейся выше и богаче, чем обычно, с потрясающими видами на все, что находится внизу. Зинос-Амаро — умелый интервьюер, а Сильверберг — блестящий эрудит, который, оглядываясь на свою долгую и плодотворно прожитую жизнь, вспоминает о том, как он жил. Литература, чтение, путешествия, искусство, опера, археология, кулинария — обо всем этом он рассказывает остроумно и интересно. Я узнавала что-то новое на каждой странице».
Ким Стэнли Робинсон: «С Робертом Сильвербергом всегда интересно общаться, поскольку он блестящий писатель, начитанный и много путешествовавший человек, а также давний участник, наблюдатель и историк сообщества научной фантастики. В этом сообществе он, как правило, довольно хладнокровный и уклончивый персонаж, который говорит о многих других вещах, прежде чем говорить о себе. Эта привычка означает, что данная книга — нечто большее, чем просто последовательность обычных бесед с ним, потому что хорошо подготовленный и близкий по духу Зинос-Амаро нашел время, а Сильверберг уделил его, чтобы подробно и связно рассказать о многих своих главных интересах, включая его собственную жизнь. Это дает типично косвенный, но в конечном счете увлекательный портрет художника и является прекрасным дополнением к его замечательным романам и рассказам».
Ниже мы помещаем небольшой отрывок из интервью, в переводе Марины Комцян.
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
Альваро Зинос-Амаро: У меня есть к вам несколько вопросов, которые были отправлены мне по электронной почте или через Facebook. Первый из них от Маттиаса Белца. Он говорит: «Увы, официальной библиографии нет, а все неофициальные неполны. Это означает, что существует множество рассказов Сильверберга, о которых никто не знает». Он приводит несколько конкретных примеров и продолжает: «У меня сложилось впечатление, что мистер Сильверберг не придает этому особого значения, но, на мой взгляд, исчерпывающая библиография была бы важной частью его литературного наследия».
Роберт Сильверберг: Он и прав, и не прав одновременно. Я придаю огромное значение своей библиографии — как еще я смогу разобраться в своей собственной работе? Существуют официальные библиографии. Одна из них была опубликована в 1981 году Томасом Д. Кларесоном. Однажды Кларесон пришел сюда и сел на этот диван. К сожалению, он не попросил разрешения зайти в мой кабинет и провести библиографические изыскания, которые я бы охотно ему позволил. Он составил подробную библиографию: научную фантастику найти нетрудно. Но это второстепенный материал, и у меня его целая папка, на многие мили.
Зинос-Амаро: Итак, библиография Кларесона содержит аннотации к некоторым, но не ко всем, произведениям художественной и научно-популярной литературы под псевдонимами. Я думаю, что Маттиас имеет в виду то, что не существует исчерпывающей официальной библиографии.
Сильверберг: Верно. Это самая полная библиография, которую кто-либо когда-либо делал, с точки зрения настоящей библиографии, опубликованной в виде отдельной книги. Фил Стивенсен-Пейн также составил библиографию Сильверберга, которая, по-видимому, есть где-то в Интернете. Я не думаю, что он опубликовал это, но у меня есть копия. Есть много международных изданий. У меня есть библиография на немецком, французском и итальянском языках.
Харлан Эллисон, который также много написал, хотя и не так много, говорит, что готовится его новая библиография. Но библиография Эллисона уже существует.
Я, конечно, хотел бы составить новую библиографию, но это немыслимо большая работа. Как я уже сказал, было несколько попыток. Я бы не стал создавать препятствий, но я не хочу, чтобы кто-то приходил и разбивал палатку на моем газоне, а потом неделями просматривал все журналы подряд.
Зинос-Амаро: Я думаю, что именно это и потребуется, чтобы выполнить всю работу в полном объеме.
Сильверберг: Уверен, что Грэм Грин не заставлял кого-то разбивать палатку на своей лужайке.
Зинос-Амаро: Как вы думаете, он написал столько же, к примеру, эротических рассказов, сколько и вы?
Сильверберг: Нет, он написал не так много, как я. Но все же довольно много. Например, в библиографии есть табулирование всех его писем. Но дело было не в том, чтобы посетить Грэма Грина, а в том, чтобы ознакомиться со специальными коллекциями.
Зинос-Амаро: Что касается вашей работы, Маттиас говорит, что у него возникли проблемы с поиском именно приключенческих историй. Он пишет, что вы упоминали о публикации историй в «Приключениях настоящих мужчин» в «Темной звезде», но не нашел ни одной из них.
Сильверберг: Да, это то, что Кларесону не удалось просмотреть, когда он был здесь. Я бы показал ему их.
Зинос-Амаро: Еще одна деталь, о которой упоминает Матиас, касается романа «Лесбийская любовь», опубликованного в 1960 году издательством «Найтстэнд Букс». На сайте Majipoor.com написано, что это ваша работа под псевдонимом Морин Лонгман, но на сайте о Гринлиф Классикс авторство приписывается Мэрион Циммер Брэдли.
Сильверберг: «Гринлиф» очень небрежно относилась к авторству. Когда они увидели, что Дон Эллиот продается лучше, чем другие имена, все мои книги стали подписываться «Дон Эллиот». Мэрион написала для них несколько лесбийских книг. На самом деле, просматривая список литературы, я вижу, что написал первую книгу Марлен Лонгман «Грешные девушки», а Мэрион написала следующую, «Лесбийская любовь».
В связи с эротическими книгами я упомяну, что однажды из ФБР пришли поговорить со мной. Они явились в мой дом в Фиорелло Ла Гуардиа, потому что каким-то образом связали меня с порнографическими книгами, хотя слово «порнография» ни разу не было упомянуто. Вошли два джентльмена в костюмах и галстуках, и я принял их в отделанной панелями библиотеке. Они сказали: «Мистер Сильверберг, мы знаем, что вы писатель». Я ответил: «Да, это так. Вот несколько моих последних книг». Я показал им несколько недавно вышедших книг по археологии и естественным наукам для юных читателей, которые написал, — книг, которые просто оказались у меня под рукой. И они просмотрели их с большим интересом. А потом спросили: «Вы когда-нибудь слышали о компании под названием “Рид Энтерпрайзис”?». «Рид Энтерпрайзис» была одной из фиктивных корпораций, через которую приходили чеки для авторов. Но так случилось, что мои чеки приходили от «Блейк Фармасьютикал Корпорейшн», другой фиктивной корпорации, и славные ребята из ФБР что-то напутали. Я, который не лжет, ответил: «Нет, сэр, никогда о них не слышал». Парни ушли и больше меня не беспокоили.
Зинос-Амаро: Кто сказал, что быть писателем — не рискованное занятие?
Следующий вопрос от Эрика дель Карло. Он хотел бы знать, был ли у вас какой-нибудь переломный рассказ, который, по вашему мнению, послужил переходом от насыщенных сюжетом рассказов эпохи Джона В. Кэмпбелла к более утонченному жанру художественной литературы, насыщенному персонажами? Один из ваших рассказов, который стал для вас переломным моментом.
Сильверберг: Их было несколько. «Шипы» были намеренной попыткой выйти на новый уровень. И «Увидеть человека-невидимку», который вышел раньше «Шипов».
Зинос-Амаро: А как насчет рассказа «Талантливый человек» о поэте, который вы написали после первой конференции писателей-фантастов в Милфорде? Я помню, вы говорили, что вас вдохновила та встреча.
Сильверберг: Да, это был рассказ, который я написал для Боба Лаундса в 50-х годах. Это было раньше, чем те два, о которых я только что упомянул, и после этого я все еще писал много «макулатурного» материала.
Все зависело от того, что мне разрешали. Лаундс позволял мне делать все, что угодно, поэтому я написал «Песни лета» с девятью разными рассказчиками и тому подобные вещи. Но в основном это была очень консервативная область, и я писал то, что они хотели купить.
Зинос-Амаро: Не помните, был ли какой-то конкретный журнал более ограничивающим, чем другие?
Сильверберг: В то время, когда я занимался этим, самым ограничительным был «Astounding», хотя, конечно, в 40-е годы все было совсем по-другому, но тогда я еще не писал. Ряд журналов придерживался довольно либеральных взглядов. Один из них назывался «Venture», он продержался около десяти выпусков и допускал довольно широкую трактовку образов. А также различные журналы Лаундса и «Infinity» Ларри Шоу. Все эти журналы быстро исчезли.
Зинос-Амаро: Говоря о 50-х годах, Джек Скиллингстед хотел бы узнать, не могли бы вы рассказать немного о первых днях в Нью-Йорке, когда вы жили в одном здании с Харланом Эллисоном и еще одним писателем-фантастом. Вы были молоды и писали короткие рассказы с головокружительной скоростью — видели ли вы себя в качестве конкурента этим другим писателям?
Сильверберг: Еще одним писателем в том доме был Рэндалл Гаррет. Мы с Гарретом не только не соперничали, но и сотрудничали. Мы работали вместе. У нас с Харланом была определенная неизбежная ситуация соперничества, потому что мы стали профессионалами практически в одно и то же время. Все наблюдали за нами, и в тот год, когда я получил премию «Хьюго» как самый многообещающий начинающий писатель, он был одним из номинантов, так что это было, по сути, соревнование. Но мы не вставляли друг другу палки в колеса. Когда появились новые журналы, мы сказали друг другу: «Это новый рынок». Это было просто состязание двух сверстников, которые оказались на параллельных трассах. Но каждый из нас следил за развитием карьеры другого.
Зинос-Амаро: Так как же получилось, что вы трое стали жить в одном здании?
Сильверберг: Я жил там, через дорогу от Колумбийского университета. У Харлана была очень короткая карьера в колледже, около трех месяцев, а затем он приехал в Нью-Йорк в поисках славы и богатства. Он знал меня и пришел повидаться со мной. Он посмотрел на здание, где я жил, и сказал: «Я сниму комнату дальше по коридору», что и сделал. Гаррет, плутоватый малый, на восемь лет старше меня, жил в Пеории в качестве гостя известного писателя-фантаста того времени, который через некоторое время вышвырнул его вон из-за его плутовства. И Гаррет подумал: «Что ж, пришло время отправиться в «Большое яблоко» и сломать существующие там барьеры». Он приехал в Нью-Йорк, и практически единственным человеком, которого Гаррет знал в Нью-Йорке в то время, был Харлан. Поэтому он приехал навестить Харлана и арендовал комнату на втором этаже, где жили все мы. Но они не подходили друг другу в личном плане. К тому же Харлан на тот момент еще не развился как писатель. Гарретту нужен был помощник. Он был очень хорошим писателем, очень искусным рассказчиком и очень хорошо разбирался в научной фантастике, но был алкоголиком и не смог закончить большую часть своей работы. Я был способным писателем для своего возраста, профессионалом, и не злоупотреблял спиртным. И поэтому я мог заставить его работать.
Зинос-Амаро: Как возникла эта ситуация сотрудничества? Однажды он затронул эту тему в разговоре, предложив такую возможность?
Сильверберг: Просто это казалось логичным решением. Я не сильно отличался от того, кем являюсь сейчас. Я был методичным и дисциплинированным, а в те дни — трудолюбивым. Гарретт был полной противоположностью во всех отношениях, и он видел, что противоположности притягиваются. Он сказал: «Давай пойдем в офис Джона Кэмпбелла и предложим ему роман. А потом напишем роман вместе!» Я подумал: «Это безумие. Мне двадцать лет, и я предлагаю продать роман Джону Кэмпбеллу?» Но почему бы и нет? Мы отправились в офис Кэмпбелла. Джон был очарован мной. Способные, молодые еврейские парни; что ж, за пятнадцать лет до меня был Азимов, и он подумал, что мог бы найти еще одного среди нас. Мы с Рэнди рассказали Джону о своей идее, тщательно нами разработанной, и Джон заметил: «Это очень интересно... но давайте сделаем вот так». Он вывернул нашу идею наизнанку и перевернул с ног на голову. У нас была история, конечно же, о шотландце, потому что Джон знал, что шотландцы — высшая форма жизни, — который отправляется на какую-то другую планету и разрушает ее государственную систему ради собственной выгоды. Джон сказал: «Отлично, это замечательная идея, но расскажите ее с точки зрения инопланетян. И не делайте это романом, сделайте серией рассказов». Мы пошли домой и вместе написали рассказ в 12 000 слов. Мы все обговорили, и часть текста написал он, а часть — я.
Зинос-Амаро: Вы работали посменно?
Сильверберг: Да. Как правило, окончательный вариант делал я, потому что даже тогда я был лучшим стилистом, но он был хорошим генератором идей, и к тому же у него было образование в области химии. Я учился в колледже, что я знал? Мы отнесли это Кэмпбеллу, и он сразу же прочитал.
Зинос-Амаро: Все 12 000 слов? Должно быть, это заняло какое-то время. Вы, ребята, все это время просто сидели в его кабинете?
Сильверберг: Да, мы сидели и обливались потом. Он внес небольшое редакторское изменение и купил книгу. Он бы не стал читать ее сразу, если бы не был заранее настроен купить ее. Он был знаком с творчеством Гаррета, опубликовал полдюжины его рассказов. Содержательные рассказы. И надеялся, что найдет во мне другого Азимова. Что в какой-то степени ему и удалось. Это было летом 1955 года. Я вернулся домой и подумал: «Я продал рассказ Джону Кэмпбеллу. С ума сойти». Не спал всю ночь.
Потом, конечно, он захотел два продолжения. Мы написали два продолжения. Тогда он сказал: «Теперь идите домой и напишите роман». Вот так и получилась серия из трех частей: «Избранный народ», «Земля обетованная» и «Лжепророк». Они стали «Окутанной планетой», за которой последовал «Рассветный свет». Его мы закончили летом 56-го. Прошел уже год с тех пор, как мы впервые представили нашу первую вещь. В июне я только что окончил Колумбийский университет, а в августе женился, и мы заключили сделку на 3000 долларов на крупнейшем рынке. На следующей неделе, с медовым месяцем в перерыве, я отправился на Всемирный съезд и получил «Хьюго». Неплохое начало карьеры!
Зинос-Амаро: Когда вы начали писать эти истории с Рэндаллом Гарретом, изменилась ли динамика работы с Гаррета с Харланом?
Сильверберг: Существенно. Они чуть не подрались. Они вообще не могли ладить, хотя раньше встречались на съездах и, по-видимому, были в некотором роде друзьями. Харлану было нелегко. Он писал рассказы и получал их обратно за день до отправки. И тут появляюсь я, и не только продаю огромное количество произведений, но и пишу теперь с соавтором, которого по сути украл у Харлана. Я продаю их «Astounding» и сам по себе — «Galaxy», а чуть позже — «F&SF». Я с самого начала строю крупную карьеру. А он — нет. Ему удалось продать несколько историй на второстепенных рынках, но дела у него шли неважно. Позже, в 58-м или 59-м, для него все стало совсем по-другому, но сейчас речь о 55-м и 56-м. Так что, конечно, отношения были очень напряженными.
Зинос-Амаро: Это повлияло на ваши отношения с ним?
Сильверберг: Не особенно. В том, что я продавал истории, не было моей вины. А кто бы не воспользовался возможностью сотрудничества? Они никогда не смогли бы сотрудничать.
Зинос-Амаро: Есть какие-нибудь комментарии по поводу «головокружительной скорости» в вопросе Джека?
Сильверберг: Я знал, как печатать, знал, как рассказать историю. За один год я написал и продал два миллиона слов художественных текстов. При объеме в 50 000 слов в книге, это 40 романов за 52 недели. Я бы назвал это головокружительной скоростью!
Зинос-Амаро: Вы также написали так много художественной литературы под разными названиями, особенно позже, с эротическими книгами.
Сильверберг: Однажды я даже написал вестерн. Писатель Джонас Уорд сочинял вестерны о персонаже по имени Бьюкенен. Когда он умер, то оставил после себя половину романа, а вторую половину написал я. Это называется «Бьюкенен на игле» — мой единственный роман в жанре вестерна.
Зинос-Амаро: Никогда о таком не слышал. Как вы оказались вовлечены в проект, через своего агента?
Сильверберг: Да, через моего агента. Он позвонил и сказал: «Хочешь закончить вестерн, Боб?» А почему бы и нет? Это была просто работа. Я много чего написал.
В новом выпуске видеоподкаста Культуры СВАО «ВЬЮ» с Марией Соловьёвой, автором романа «Ошибка пустыни» пробуем разобраться в секретах создания фантастических миров и внутренней борьбы героев.
• Как научная фантастика превращается в магию?
• Почему главная героиня не верит в дружбу? И что скрывается за названием «Ошибка пустыни»?
Смотрите интервью и узнайте, как пустыня научила автора не только выживать, но и переписывать финалы — и миры!
О своей новой серии и реальных исторических отсылках, которые лежат в её основе, рассказывают авторы трилогии «Сердце Демона» — Анна Сешт и Алекс Сэро.
Наша трилогия «Сердце Демона», безусловно, относится к жанру фэнтези, а мир империи Таур-Дуат — вымышленный, авторский. Но при создании сеттинга мы опирались на реальную историю и мифологию, в частности на мифологию Древнего Египта, которая будет узнаваема для читателя.
Аштирра, главная героиня трилогии, живёт в эпоху после падения империи её народа. Исторически это примерно соответствует эпохе Раннего Средневековья, так называемого «Арабского завоевания», если мы говорим о египетском регионе, но, разумеется, с поправкой на реалии авторского мира. То есть вокруг Аштирры мы увидим элементы Арабского Востока, а не только Древний Египет. Экзотические лавки торговцев, кочевники пустыни, истории о джиннах: этот колорит преобладает в книгах, с некоторым добавлением «европейских элементов», свойственных классическому фэнтези.
Но вот некоторые реальные отсылки, которые читатель увидит в книге:
Начнём с Катастрофы, перекроившей историю континента в романе. По сюжету она была магическим явлением — огромным энергетическим всплеском, изменившим и магический фон, и физический лик материка. Одним из источников вдохновения для описания Катастрофы послужили исследования падения Египта эпохи пирамид — переход от золотого века, Древнего Царства, к так называемому Первому Переходному периоду. Почему египтяне перестали строить пирамиды? Почему народ стал голодать и погрузился в смуту и междоусобицы? Дело в том, что в ту эпоху действительно произошли резкие климатические изменения: река Нил, от которой буквально зависела жизнь всех древних египтян, от фараона до крестьян, изменила своё русло и уже не разливалась так щедро. Людям приходилось воевать за ресурсы, чтобы выжить, а о монументальных постройках уже не могло быть и речи. Это была эпоха раздробленности, политических и экономических изменений, ознаменовавших конец эпохи пирамид.