Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей»

Прежде всего «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818) не «образец» и не «пример» литературы XIX века, а совершенно новаторская, революционная вещь, далеко опередившая своё время.

Не буду повторять, что многие считают его первым научно-фантастическим произведением в мировой литературе. Но, разумеется, его не ограничишь рамками сайенс фикшн, готики и тому подобного. Роман сам по себе принадлежит прежде всего Большой Литературе. Многие жалуются на медлительность действия, скучность описаний — это свидетельство собственной «клиповости» мышления таких читателей. Кому действительно интересна подлинная жизнь того времени, так не скажет, Разумеется, в романе живая жизнь начала позапрошлого века отражена как в зеркале, что свидетельствует об уровне литературного произведения. Чисто стилистически и композиционно произведение — продукт своего времени, с оговоркой: один из лучших. Одновременно он намного живее и динамичнее написан, чем большинство прочей литературы начала XIX века.

В нём заключён огромный философский потенциал, который не до конца осмыслен до сих пор. Возможно, полностью осознать его смогут, лишь когда человечество окажется перед очередным реальным Апокалипсисом, выпущенным из научных лабораторий продажными или безумными учёными.

И всё же самое главное для меня — это то, что автором оказалась женщина, вернее девушка в возрасте 21 года, да ещё в Викторианской Англии! Даже самые образованные современные ей авторы-мужчины выглядят довольно бледно и мелко на фоне собранных в её романе научных, философских и этических проблем. Если кто ещё носит шляпу, то перед Мэри Шелли её надо непременно немедленно снять!

Впервые взяв в руки эту книгу, я и не догадывалась насколько мое сознание было «замусорено» расхожими киноштампами, мало соответствующими действительности.

От истории о Викторе Франкенштейне и его монстре я ждала следующего:

1) Франкенштейн — так зовут монстра, а не его создателя;

2) у ученого есть горбатый помощник-уродец по имени Игорь;

3) В момент оживления монстра обязательно должна была идти гроза, от удара молнии которой он и оживет;

4) Ученый уже достаточно стар, честно говоря, я свято верила, что он — настоящий сумасшедший злобный ученый;

5) Жертва истории — не монстр, и не Виктор, а окружающие люди, которых чудовище и убивает;

6) Наконец, что в конце истории местные крестьяне приходят с вилами и факелами к замку Франкенштейна, замок поджигают, ученого убивают. Монстра тоже убивают, когда он пытается защитить Франкенштейна.

Как же я рада, что мои ожидания в итоге не оправдались.

«Франкенштейн, или Современный Прометей» Мэри Шелли — филигранно выписанная трагедия, мрачная и запоминающаяся история о человеческой жажде славы и признания.

Говоря о Викторе Франкенштейне, на ум сразу приходят заезженные, но от этого не теряющие своей актуальности истины, о том что благими намерениями выложена дорога в ад, о том, что у каждого поступка есть свои, часто не предсказуемые последствия.

Стремление в одночасье заслужить славу и признание на научном поприще, привело молодого ученого к величайшей драме в его жизни.

Аналогия с Прометеем, я думаю, тут не уместна. Франкенштейн взялся за оживление монстра исключительно в своих интересах, что в общем-то в 20 лет вполне объяснимо..., ну да не о том речь.

Виктор вложил много сил в воплощение в жизнь своей идеи, но вот что делать дальше, когда монстр уже ожил, он не представлял. Вряд ли Франкенштейн вообще надеялся на успех эксперимента.

В итоге опасное существо, не имеющее представления о окружающей действительности, было предоставлено самому себе.

Легкомыслие Виктора Франкенштейна стало маленьким камушком, который привел к фатальному камнепаду всей его жизни, под лавиной которой исчезли все, кто ему был дорог и он сам.

А монстр... В конце концов он главная жертва, жертва людской жестокости и враждебности к иным, не похожим на основную массу. Люди не умеют принять даже своих собратьев, чем либо отличающихся от них, не важно в худшую или лучшую сторону. Так что у создания Франкенштейна не была и грамма шанса.

Посмотрим правде в глаза: более беспомощного, пафосного и поверхностного текста из тех, что чудом остались известны, я сразу и не вспомню. Не говоря уж о том, что он написан целиком и полностью штампами: все «положительные» герои там как один отличаются исключительной красотой и душевными качествами, «нежным сердцем», благородством, мужеством, одаренностью и тд, все отрицательные — исключительно злобные уроды. Причем за громкими эпитетами по отношению и к тем, и к другим не стоит никаких реальных фактов, которые бы их оправдывали. Единственное *исключительное* качество, которое действительно подтверждается поведением положительных героев — это их исключительная умственная неполноценность. И если «Мадам Бовари» — это «роман про дуру». то «Франкенштейн» — это роман про имбецила. Потому что даже до полного идиота раза с третьего (то есть после очередной жертвы его безымянного существа) должно было дойти, что пора, наверное, в консерватории что-то поменять — но до Виктора не дошло до последнего, и он умер, пафосно ощущая себя несчастной жертвой.

Вообще из мужских персонажей в мировой литературе Виктор Франкенштейн — какой-то исключительный образчик полного отсутствия всех тех качеств, которые традиционно являются достоинством мужчины, как то: решимость, смелость, способность принимать на себя ответственность. Полнейший слюнтяй и рохля, в общем, до последнего так и не признавший даже самому себе никакой вины. Я так и представляю, как он, найдя очередной труп члена своего семейства, ложится на тахту и заявляет: «Уруру, ах я, несчастная жертва!» Убить хочется, в общем))

Забавно, на самом деле, как совершенно слабые и проходные по сути своей вещи внезапно становятся базисом для целого культурного пласта (и очень неплохого). «Франкенштейн» Мэри Шелли, как и, скажем, «Дракула» Стокера — вещи более чем посредственные, даже на фоне литературы своей эпохи. Но зато сколько всего прекрасного создано с использованием их первоначальных идей!

Я, в общем-то, ничего особенного от этого текста и не ждала и послушала его исключительно для общего образования. С одной стороны, я понимаю, что пафос и штампы — это в какой-то степени примета эпохи, такой общепринятый способ заполнять пустоты в тексте — но беда в том, что этот текст почти полностью состоит из подобных пустот.

Пожалуй, единственное интересное направление, в котором можно было бы рассматривать этот текст — это то, как «милые, сердечные, добрые люди» травят белых ворон. Но про это написано много гораздо более стоящего и серьезного.

«Франкенштейн, или Современный Прометей» — самый известный роман Мэри Шелли. В узких умах широких масс название произведения укладывается в слово, а в микроскопических — выступает именем пресловутого чудовища.

Заядлый киноман не найдёт в книге ни тени Карлоффа, ни воскрешающей молнии, ни Нефертитиобразной невесты Франкенштейна — на что, наверняка, люто возмутится: «Где же ужасы, экшн, Де Ниро?». Но роман врастал в культуру неравномерно, и ныне выпирающие его скрюченные ветви в оригинале — лишь три побега да пол-аппендикса. Отдельные драматические сучья вовсе отсохли: их обтесали творцы экранизаций и фанфиков.

Прежде чем говорить о самом произведении — пара слов об истории создания. Известный английский кутила и развратник Лорд Байрон, попортивший орду лондонских леди, колесил по Европе, выискивая место позлачнее. Удар пал на тихую виллу Диодати в Женеве. Поскребя по сусекам, новый жилец решил сэкономить на освящении дома и пригласил в гости Мэтью Грегори Льюиса — мастера ужаса той эпохи, визит коего разом распугал всех местных призраков в радиусе трёх километров, а аура мэтра кошмаров осела в здании ещё на несколько десятилетий.

И вот однажды к Байрону наведалась назревающая чета Шелли: поэт-вольнодумец Перси с 19-летней супругой Мэри. За разгулом весёлой троицы героически присматривал личный доктор лорда Джон Полидори.

Долгий ливень загнал квартет под крышу, где страдающие от безделья аристократы за неимением привычных английскому духу привидений взялись соревноваться в выдумывании мистических историй. Наиболее интересная интерпретация тех событий — в романе Федерико Андахази «Милосердные».

Надышавшись флюидов Льюиса, Мэри занемогла. В горячке девушка наблюдала, как некий мужчина копошится над простёртым на койке чудовищем. С её слов, этот образ дал толчок к написанию сперва рассказа, а затем — полноценного романа. Черновая версия текста на ближайшем вечернем капустнике пришлась по нутру слушателям, сочинившим весьма посредственные вещи, знакомые сегодня лишь литературным некрофилам.

Трудно оценить, каков настоящий вклад в итоговое произведение самой Мэри; не исключено, что пока она нежилась на супружеском ложе, талантливый муж плакал при свече, правя бредни возлюбленной, — но тайну эту Перси Шелли, утонув, унёс на дно Средиземного моря.

Из работ того времени «Франкеншейн, или Современный Прометей» выделяется фантастическим элементом — его нестандартностью, поскольку мертвецы, зомби, призраки, демоны и вампиры уже отметились в чьём-либо творчестве, и даже инопланетяне побывали на страницах великого Вольтера, но чудовище, созданное наукой, — большой прорыв, заслуживающий уважения. Наверное, невозможно пересчитать всех тех безумных учёных, чья утроба — сочинение Мэри Шелли.

Безусловно, научная фантастика, как и литература ужаса, обязана львиной долей мотивов роману английской писательницы, присматривающему за ней доктору Полидори и флюидам Льюиса, увы, не заставшего издание «Франкеншейна, или Современного Прометея», ибо долг призвал на тот свет, где прозябали непуганые души.

И всё же роман Мэри Шелли — не ужасы в современном их понимании. На момент публикации уже печатали Уолпола, Льюиса, Радклифф, Ли — но преобладающая часть литературы той эпохи пользуется готическим антуражем лишь как сценой для спектаклей иного калибра. Вот и «Франкеншейн, или Современный Прометей» — вовсе не страшилка, а притча о… — и здесь безграничный потенциал для интерпретации: Боге и человеке, создателе и творимом, природном и научном, относительности добра и зла. Ткань произведения хорошо сидит на любой идее, а уж какую из них предусмотрела юная писательница — вопрос открытый, но второстепенный, ибо великие книги любят за получаемые эмоции, а не за нравоучения и проповеди.

Нельзя отрицать — произведение Шелли вобрало множество черт своей эпохи, что отразилось и на персонажах, и на стиле, и на подаче. Модный тогда эпистолярный стиль даёт обрамление роману: всё начинается с письма некого путешественника и заканчивается тем же, отчего на первый взгляд кажется, будто книга состоит из писем, кои неистово, упряжками белых медведей, шлёт рассказчик сестрице в Лондон — но с пятого заголовка повествование меняет форму, раскрываясь по принципу шкатулочной литературы, — и перед читателем уже история, излагаемая главным героем, учёным Виктором Франкеншейном, в юности вознамерившимся укротить смерть.

Изнеженного торопливой беллетристикой любителя хорроров введёт в ступор длинная биографическая экскурсия в прошлое протагониста — но это именно то, что издавалось во времена Шелли, а потому только так и никак иначе мог выглядеть «Франкеншейн, или Современный Прометей», заимствующий отдельные пассажи и приёмы у предшествующих и современных себе произведений.

Настоящая демоническая жилка проступает в описаниях опытов молодого исследователя: автор подробно, с отличной художественной силой, вырисовывает болезненное, почти одержимое состояние главного героя. Роман движется к кульминации — явлению чудовища, полного вопросов о своём месте в этом мире. Зыбка и неоднозначна грань плохого и хорошего: практически невозможно сказать, кто из главных героев злодей, а кто — жертва, роли меняются, каждый хоть раз ошибся.

Неожиданно вид собственного творения не вызывает у Франкенштейна отцовского трепета, и он, не попытавшись оценить широту души монстра, даёт стрекача в родные угодья. Но чудовище выслеживает незадачливого учёного с просьбой о конструктивной беседе. Отказать кладбищенскому ассорти с габаритами 2x2 метра — дело опасное, чем страшилище и пользуется, приседая на уши, судя по количеству страниц, на очень продолжительное время.

От лица монстра излагается самая интересная и интригующая часть романа, способная похвастать даже юмористическим эпизодом со стариком, бродившим по лесу. Ход с обучением чудовища — изящное решение, отличающее произведение от многих линейных и неизобретательных работ любой эпохи. Нарастает драма, изгой вызывает сострадание, Шелли входит в кураж, а на смену вопроса о человеке в роли Творца приходит трагедия «чужого» в мире людей — речь, конечно, не о любимце Гигера.

Увы, писательница совершает непростительный промах: чудовище просит Франкенштейна сделать ему пассию, но тот в последний момент отказывается, опасаясь, что тварюги начнут размножаться, — нелепым и неубедительным выглядит учёный, не подумавший создать бесплодную женщину.

Конфликт сказывается на близких Виктора: чудовище проводит фатально-воспитательные работы с невежливым юнцом, братом учёного, одаривает лебединой шеей его невесту, но, когда родственники заканчиваются, полагает за лучшее, по доброй русской традиции, отправиться в ссылку под ледяную шапку планеты.

«Надо гнать, раз бежит», — думает Франкенштейн и мчит по следу беглеца. Так они и петляют в снегах, до инфаркта пугая белых медведей, пока учёный не отдаёт концы на экспедиционном судне, а чудовище, раздосадованное такой оказией, сообщает путешественнику, чьи письма открывали роман, что намерено уйти дальше в северные земли, чтобы умереть, как подобает мужчине.

Этот сюжет нельзя назвать захватывающим по современным меркам. В своё время он тоже не служил эталоном, но тематическая новизна, открытость для трактовок, ряд сильных эпизодов и пара архетипичных образов заложили пласт мрачных мотивов, откуда уже более полутора веков мастера разных мастей выкапывают всё более глубокие идеи и образы.

«Франкенштейн, или Современный Прометей» — роман, не интересный современному читателю. Лучший эффект произведёт опосредованное знакомство через производные работы режиссёров и поздних писателей. Но огрехи и несовременность — то, что нужно простить молодой писательнице, подарившей миру культовую историю, ознакомиться с которой стоит хотя бы, чтобы узнать её оригинальную версию.

Легко понять, почему современные читатели так часто жалеют монстра, созданного Виктором Франкенштейном. Я и сама его пожалела. Вместо жуткого чудища я неожиданно увидела нечто вроде руссоистского дикаря, который жил себе спокойно, пытался быть для симпатичной семьи Де Лэси этаким добрым домовым и стал убийцей только в ответ на человеческую агрессию.

Труднее понять самого «современного Прометея». Его ужас и ненависть при первом взгляде на свое творение совершенно иррациональны. «А-а-а!!! У него кожа сухая!!! Чудовище!!!» После чего бедняга сваливается в нервной горячке. И в дальнейшем свято убежден, что «монстр» мечтает не меньше, чем уничтожить все человечество, и никакие аргументы уже не действуют. Впрочем, семейство Де Лэси реагирует на «демона» точно так же, и это еще менее понятно: ну, бродяга, грязный, уродливый, неужели это повод сразу кидаться с дрекольем?

Кажется, что в этом одном из первых научно-фантастических произведений заложен мощный заряд страха перед наукой. «Они приобрели новую и почти безграничную власть; они повелевают небесным громом, могут воспроизвести землетрясение и даже бросают вызов невидимому миру», — говорит об ученых Франкенштейн с дрожью ужаса. Для него ученый — все еще «адепт тайных знаний», вроде средневековых алхимиков-некромантов, занятый чем-то жутким и, наверное, греховным. Каким бы ни было создание Франкенштейна, добрым или жестоким, оно пугает своего творца (и, похоже, Мэри Шелли) самим фактом своего существования. Как сознается сама писательница, «что может быть ужаснее человеческих попыток подражать несравненным творениям создателя?» Поскольку я этого страха не разделяю, то кровь в жилах не стыла, и нервной дрожи тоже не было. Однако (не говоря о том, что всегда полезно знакомиться с истоками жанра) чтение доставило удовольствие. Книга Мэри Шелли — прекрасный образец классической прозы.

Очень печальная история о том, как тяжко быть ученым и идиотом в одном лице. Можно пытаться сделать скидку на дату написания романа, но, будем откровенны, кое-что в ученых неизменно ещё с Античности: значение эстетической составляющей для них просто ничтожно по сравнению с самим открытием. Да даже создав разумную соплю на паучьих лапках, едва ли какие-то эмоции, кроме восторга и отеческой любви, могли пробудиться в творце, особенно столь одержимым своей идеей. Ну а наш несчастный Франкенштейн, по всей видимости слишком изнеженный своими мерзкими экспериментами с человеческой плотью, не смог выдержать зрелища натянувшейся на кости кожи и впал в продолжительную горячку. Переживания молодого генетика описаны очень красочно и убедительно, но все его поступки настолько идиотские, что любая попытка сопереживать ему встречает колоссальное сопротивление здравого смысла.

Например, его решающий аргумент, из-за которого он отказался от затеи с созданием жены, был таков: монстры начнут скрещиваться и создадут расу супермутантов, которая решит истребить всех человеков. Возникает резонный вопрос, неужели ученому, создавшему разумное существо, не хватит ума сделать его стерильным? Почему, когда монстр вполне конкретно сказал, мол, на твою брачную ночь свершится месть, многострадальный Франкенштейн не сумел сложить два плюс два и прикинуть, что раз он лишил монстра жены, то наиболее очевидным будет решение монстра отнять у Франкенштейна невесту? Вместо этого страдалец уверил себя в том, что именно он станет мишенью чудовища и оставил возлюбленную одну в комнате. Хорошо хоть не к дереву привязал, чтобы уж точно ей ничего не угрожало. Что, в конце концов, мешало ему, после потери всех родных и отказа констебля в помощи, продать своё имение, нанять профессиональных следопытов, за деньги готовых охотиться хоть за драконом, и организовать полноценный план «Перехват»? В общем, вопросов много, но больше всего меня волнует один единственный: почему в северных селениях все боялись чудовище Франкенштейна, он же настоящая находка — сколько дров может за раз носить, кабана голыми руками заборет, бабу на скаку остановит, а в ответ требует всего-лишь немного любви...

Создание Франкенштейна стоит в паноптикуме монстров для меня на одной ступени с Дракулой – оба они чудовища эпохальные, культовые. Однако «Франкенштейн» написан гораздо раньше – в самом начале девятнадцатого века. И в чём-то время написание чувствуется – по крайней мере, именно на это я перекладываю его огрехи. А их, увы, не мало.

Они тут и в манере повествования – слишком часто оно отходит от сути, подолгу упиваясь красотами природы и описаниями путешествий (хотя бы того путешествия по Англии – его уже много). Сами они может быть и красивы, но стоит только вспомнить, что это всё рассказывает сам Франкенштейн, а в конце ему ещё и сил не хватает продолжить – так сразу неуместность этих красот бьет в глаза. С логикой тоже бывает бедновато.

Да и так, в общем-то, всё написано довольно монотонно, с непременным пафосом ужасных явлений, сердечных раскаяний и многословных восхищений. Отчасти именно из-за этого, я и не скажу, что роман хоть чем-то напугал или вызвал тревогу. У него, в общем-то, своя точка давления. Он не страшен (для меня лично) даже на фоне таких же слегка архаичных готических романов – в них есть хотя бы атмосфера, все эти замки, мрачные поместья, призраки, гремящие цепями… «Франкенштейн» давит муками душевных угрызений, душевных мытарств. Представить состояние героя,

С другой стороны, вот как-то не особо переживалось за Франкенштейна. То ли уличённый мной в эгоизме и отвращении к своему созданию, ведь отвращение было ещё до преступлений – вот так человек науки! – он вызывал лишь слабое сопереживание, и то, в пиковые моменты трагичных событий. То ли дело его «монстр». Уж он-то вышел фигурой трагичной. За него переживалось больше, особенно после его рассказа. Его мне было проще понять. И как бы автор не пытался вызвать симпатию к нашему учёному, даже через похвалы Уолтона, оно не очень-то возникает (ИМХО); а будто бы наоборот, подчёркивает ту муку вечного одиночества (ведь и сам Уолтон уповал на своё одиночество и понимал муку этого ощущения). Одиночество – главная, красная нить романа. И создание Франкенштейна – это концентрированное одиночество, доходящее до крайней своей стадии, до грани добра и зла.

И ещё одна мысль, которая не очень красит человечество и Франкенштейна как его представителя – это что, выходит, даже для просвещённого и тонко чувствующего человека, каким был и Франкенштейн, главное в человеке внешность? А ведь уродство не перечёркивает человеческого в том, кто им обладает – но перечёркивает оное в тех, кто по нему о человеку судит. И выходит никто в этом романе такого испытания не выдержал. Даже лучшие умы и сердца. Если, всё-таки Франкенштейна можно к ним отнести – некоторые сомнения-то есть.

А «монстра» его жалко. Очень жалко. А иногда – нет. И в этом тоже было что-то – как жалость остужалась преступлениями, а потом возникала вновь. Это сложное чувство – а я люблю сложные чувства в литературе, они делают всё гораздо реалистичней. И последние слова его горько трогают, так как даже это чувство к своему создателю, жалость и ненависть, эти душевные терзания и осознание своих преступлений – они мне более понятны, чем эгоизм и отвращение «учёного» Франкенштейна.

А впрочем, и что он за учёный? В этом тоже есть примета времени – ведь по роману, в те времена наука не сильно-то и отошла от алхимических учений, над которыми потешался один из профессоров немецкого университета. И Франкенштейн, даже оттолкнув все магические учения, ударившись в науку, не слишком отходит в представлении автора от адепта тайных наук. Как вам его изучение мёртвых тел? И существо своё он создаёт не магией и некромантией, а наукой, вон даже находится в Англии учёный, который продвинулся в чём-то похожем на его дело. Впрочем, это так к слову – любопытный момент; некоторый взгляд на учёного начала девятнадцатого века, ведь художественное произведение вполне может быть таким взглядом, и какие-то общие вещи может отражать.

Это произведение можно смело и без каких-либо оговорок включить в список выдающихся книг на все времена. Многие вообще считают его первым научно-фантастическим произведением, с которого началась фантастика, как таковая, которая исследует не только научное открытие, не только самого ученого, но и социальные последствия таких изменений, не забывая при этом обычных человеческих чувств от самых высоких проявлений характера, до самых низких побуждений. Книга, которую читали, читают и будут читать всегда. Не вижу причин для обсуждения каких-то деталей, это абсолютно излишняя вещь, читатель должен получать удовольствие от текста, наслаждение от эмоций, удовлетворение от работы собственного мозга по мере осмысления информации. А потому рекомендую читать, перечитывать и почаще сравнивать эталон с тем, что издают сейчас.

Я не устану повторять, что писать рецензии или просто отзывы на классические произведения — дело неблагодарное. Всё уже давно было сказано профессиональными критиками до нас. Однако, раз уж я взяла за правило писать маленькие отзывы на каждую прочитанную книгу, опишу тут свои впечатления.

Во-первых, я не думала, что история столь расширена и глубока, каковой она является на самом деле. Не знаю, почему, видимо, поверхностные знания и слухи вложили в мою голову мысль, что на создании монстра всё и закончится. Однако нет, на этом всё лишь начинается!

Во-вторых, я искренне не понимала парочки фактов из изложенного. У меня есть ряд вопросов к обоим главным героям. Например, почему Монстр ушел в первую ночь? Почему он не остался? Почему Виктор его не удержал, бросил на произвол судьбы, не занялся своим творением? Однако его рассуждения насчет просьбы безымянного его творения кажутся мне очень и очень обоснованными.

В-третьих, как и все, подверженные влиянию популярной культуры, я считала, что монстр был порождением молнии. Так вот — ни словечка об этой самой роковой молнии в тексте нет. Гроза, ненастье — да. Но способ возникновения жизни, открытый Виктором Франкенштейном, останется для нас навеки тайной.

Сама книга состоит из условных трех частей, в виде матрешки. Начало — дневник-письма-рассказ капитана судна, который слушает рассказ Виктора, излагаемый тут полностью, который, в свою очередь, излагает рассказ своего создания. Завершается это небольшой сценой, где разрубаются все узлы. До сих пор не могу решить, как бы я поступила на месте героев, и, думаю, в этом и есть главная загадка этой книги — все герои без исключения достойны и осуждения, и соучастия.

Фобос и Деймос в действии

Книга несёт на себе яркий отпечаток как времени своего создания, так и личности автора. Литературный стиль отличается крайней степенью эмотивности и экзальтированности, во множестве используются превосходные степени прилагательных форм и выражений — стенания, заламывания рук, жалобные стоны, нестерпимые страдания и всякие прочие подобного рода слова и выражения создают соответствующий фон и настроение.

Конечно, до создания атмосферы ужаса книге далеко — тут современные авторы дадут сто очков форы, однако всё-таки при известной доле воображения можно представить себе страхи главного героя и его метания. А главное — что книга стала предтечей целого жанра.

Однако мне книга была интересна тем, что в ней затронуты довольно важные темы, актуальные и сейчас, по прошествии двух столетий с дня её написания.

Ответственность учёного за судьбу своего открытия или изобретения. Понятно, что многие учёные в известном смысле люди азартные и увлекающиеся, и потому не всегда могут предвидеть всё то зло, которое может произойти от некоторых вариантов использования их открытий. Понятно, что атомный проект тут же встаёт в первые ряды как пример того, что получилось с учёными-физиками (хотя многие из них вполне осознанно подходили к созданию атомного и ядерного оружия). Однако вот такие вполне прогрессивные и казалось бы безобидные изобретения, как создание различный искусственных материалов типа пластмасс, полиэтилена и прочих практически неразлагаемых в природных условиях веществ уже сейчас обернулось глобальным загрязнением Мирового океана, да и суши тоже…

Ответственность человека перед теми, кого приручили. Виктор Франкенштейн создал гомункулуса из мёртвой человеческой плоти и наделил его жизнью и в конечном счёте разумом. Вовсе однако не озаботившись ни последующим воспитанием получившегося субъекта, ни его образованием, ни прочими морально-этическими проблемами. Обрекая тем самым своё детище на самостоятельное взросление в совершенно случайных условиях, в результате вполне миролюбивое существо в конечном итоге встало на путь зла и мести.

И тут вырисовывается третья сторона проблемы. Ибо в рассказе чудовища и периоде его взросления мы явно видим, что изначально он, несмотря на свою некротическую природу, всё-таки настроен вполне миролюбиво и хочет того же, чего обычно хотят все социальные (стайные) живые существа — быть своим в своей стае (обществе), получать свою долю приятия и ласки, общения и заботы, иметь возможность самому делиться всеми этими качествами. И будучи отвергнут неким семейством, этот монстр получает такую мощную психотравму, от которой он не может оправиться. Т.е. и само общество ответственно за всех своих членов вместе взятых и за каждого в отдельности. Конечно, тут можно поспорить относительно того, является ли чудище Франкенштейна членом человеческого общества (а заодно порассуждать на тему правосубъектности монстра и о его подсудности), но всё-таки коль существо разумно, так и подходить к нему нужно с человеческими мерками.

И здесь возникает проблема ксенофобии. Т.е. приятия чужого. Приятия существ другого вида. И эта проблема весьма актуальна во все времена. Расизм — разве это не проявление ксенофобии! А когда мы сталкиваемся с живыми существами весьма странного и порой устрашающего (для нас) внешнего вида, то мы прежде всего хватаемся за оружие — страх, первое, что возникает при столкновении с чужим и чуждым. Страх и враждебность и готовность стрелять первыми.

Кажется, что с этим можно будет побороться, но вот тут мы должны быть готовы к тому, что ксенофобия встанет во весь рост с выходом человечества в Большой Космос — ведь явно всё, что будет обнаружено вне Земли, будет представляться нам и чужим, и страшным… Скажете, что до этого ещё дожить надо? Ну да, это верно. Только решать проблему надо уже сейчас, а не тогда, когда упрёмся в неё носом.

И как же любопытно было познакомиться с первоисточником знаменитой истории!

Оказывается, что действие начинается в России. Путешественник Уолтон, наняв корабль в Архангельске, устремляется к полюсу за магнитной стрелкой, где его ждёт неожиданная встреча...

Имхо, успех книги был достигнут благодаря тому, что писательница отлично уловила и использовала два главных мотива: страх перед могуществом науки и страх перед одиночеством.

А самой большой неожиданностью для меня стало, что Франкенштейн, вопреки масскультурному образу, не классический «гениальный учёный», зашедший слишком далеко в изобретениях, а своего рода фрик, создавший уродливую «химеру».

Сама сочинительница писала, что в замысле герой представлялся ей в виде «адепта тайных наук». Залипает на алхимии и подобных выкинутых из науки теориях. А если бы роман писался в наши дни, пожалуй, стал бы приверженцем «торсионных полей», «волновой генетики» и прочей рениксы...

Собственно, первые несколько глав (история становления Виктора Франкенштейна) наиболее интересны. Дальше, после рождения Монстра, начинается бессмысленный и беспощадный агнст. Оба хороши, Монстр и его создатель, ведут себя как шизоидные истерички и в конце концов

Надо ли читать: желательно, архетипическая классика.

З.Ы. Заодно глянул также экранизацию «Mary Shelley's Frankenstein» c Робертом де Ниро и Хеленой Бонэм Картер, как и обещалось, действительно поставлено более-менее близко к оригинальному тексту. Главное отличие – к сюжету добавлена шокирующая кульминационная сцена, сводящая воедино пару линий и добавившая изюминку.

С книгой английской писательницы Мэри Шелли вышла интереснейшая ситуация. Во-первых, произведение было написано женщиной, да еще в Англии 19 века. Такое казалось просто фантастикой, чем-то из ряда вон выходящим. И все бы ничего, окажись книжка посредственным салонным чтивом о любви, мелодрамой на один раз для целевой аудитории – представительниц прекрасного пола. Ан нет, «Франкенштейн» по современным меркам можно идентифицировать как самый настоящий роман ужасов в научно-фантастической и отчасти готической обертке. Причем выполненный на очень хорошем литературном уровне мастерства, не просто развлекающий, но несущий в себе определенное зерно для размышлений.

Что ж, давайте поскоблим этот роман, посмотрим, что нам удастся обнаружить.

Уровень первый: приключенческая, страшная история об ученом, который решил создать искусственного человека, опыт оказался удачным, но лишь частично, и вот порождение его рук вырвалось на свободу, чтобы покарать своего нерадивого создателя, а заодно и весь род людской.

Уровень второй, глубокий. Наблюдаем трагедию Творца и его Творения, карикатуру на бога в лице человека и на его детище – уродливого гомункула, страшное, кое как сшитое из частей тел, нелепое создание, всего лишь имитирующее человеческое существо, но все-таки живое, думающее, что-то чувствующее. Трагедия Творца – это проблема ответственности за свои подвиги, за дело рук своих. За каждый свой поступок необходимо держать ответ, как перед самим собой, так и перед обществом. Безрассудные поиски, величайшая сила человеческого знания и науки могут приносить не только пользу, но порой и страшный, колоссальный вред, непоправимый урон. Именно поэтому любой неудачный опыт, любой незапланированный результат исследований иногда называют собирательным словом «франкенштейн». Здесь же видим трагедию Творения, уродливого создания, отчаянно одинокого и тотально другого, отличающегося от обычных людей, а потому обреченного на гонения и изоляцию. Внешне ужасный монстр, внутри – хрупкая ищущая, где-то наивная сущность, новорожденный разум, который видит лишь людскую жестокость и отвечает жестокостью на агрессию. Все закономерно: насилие порождает насилие.

Плюс нестандартно выстроенные сюжет, история в истории, очень умело написанный от первого и третьего лица, переносящий с ледяных полей крайнего севера на улицы европейских городов и поля Европы. Плюс новаторство в написании научно-фантастического произведения: Шелли сделала первый научно-фантастический роман в том виде, в каком мы его знаем.

Собственно, вот основные достоинства романа Мэри Шелли, которая ухитрилась вложить в фантастико-приключенческую историю очень важные мысли для размышления на досуге. Особенно актуальны такие темы сейчас, когда ученые создают многочисленные искусственные вирусы, модифицируют растения и животных. Во что это выльется, чем грозит, неизвестно никому. Нет никакой гарантии, что однажды результаты научных изысканий не вырвутся на свободу и не уничтожат своих хозяев со всем человечеством заодно.

Неожиданно, но мне очень понравилось. Я ожидала от книги тяжелого слога, хождения героев туда-сюда без причины, как это часто бывает в классике, скучного сюжета и бессмысленных разговоров. Но, оказалось все с точностью до наоборот! Прекрасный язык Мэри Шелли сопровождал меня на протяжении всей книги, сюжет динамичный и не дает заскучать.

Виктор Франкенштейн ученый, которому приходит в голову оживить уже умершее. И вот, решив поиграть в Бога, он, как Прометей вылепивший человека из земли, собирает свое детище из кусков уже неживой плоти.

Эгоизм Виктора просто зашкаливает и вроде бы ты должен ему сочувствовать по задумке автора, но я сочувствовала одинокому монстру, от которого отвернулся его же создатель. Так скажи же Виктор, зачем ты создал такого монстра? Ты хотел поиграть в Бога и добиться этим признания всех народов? Создания Франкенштейна искренне жаль — его отец, его создатель испугался его уродства. Все люди вокруг от него шарахаются и боятся. За то, что он спасает ребенку жизнь его пытаются убить... А ведь монстр, по сути, сам еще ребенок, он только-только родился на свет и с помощью проб и ошибок, познает и знакомится с окружающим миром. Виктор сам виноват, что сделал из своего детища монстра. Что было бы, если бы Виктор был более сдержан, обучил бы монстра всему, познакомил бы его с миром? Этого мы уже не узнаем, остается лишь строить предположения.

Интересно, что автор по сути не описывает внешность монстра, лишь упоминается, что он был огромный, могучий и уродливый. И нам приходится самим додумывать, какая же внешность была у чудовища. Конечно. в первую очередь приходит на ум экранизированные или уже нарисованный раннее персонаж.

Классический роман об искусственном человеке, но я восприняла эту книгу как историю самого Франкенштейна – слабого, малодушного, трусливого и безответственного человека. Будут спойлеры, сразу предупреждаю.

Итак, Франкенштейн (давайте звать его Виктором для краткости, потому что его создание тоже носит фамилию создателя) считает себя ученым, увлеченным естественными науками. Еще в юности он загорелся идеей создать искусственного человека, целую новую расу людей, более совершенных, чем сотворенные Богом. Спустя несколько лет напряженных исследований он делает искусственное существо, в которое остается только вдохнуть жизнь. Виктор оживляет свое творение и настолько сильно пугается этого монстра, что убегает без оглядки из дома. Интересно, чему он так испугался? Он же видел свое творение неживым, должен был за время работы привыкнуть к его малоэстетичному облику?

Далее Виктор просто бросает чудовище на произвол судьбы, делает вид, что его никогда не было и надеется, что неудачный экземпляр благополучно сгинул. Да, и еще убегает от проблем, свалившись с горячкой. (Я не знаю, почему писатели того времени так любили при любом душевном потрясении укладывать своих героев на несколько месяцев в постель с острым менингитом).

Так бы поступил настоящий ученый? Разве настоящий ученый, окрыленный успехом, не стал бы изучать свое творение, каким бы жутким оно ни было? А этот «ученый» немедленно бросил все свои научные занятия.

Спустя некоторое время чудовище наконец встречается со своим создателем и выражает желание поговорить. Реакция Виктора примерно такая: изыди, чудовище, не хочу тебя слушать. Слушать все-таки пришлось, и чудовище упрекает Виктора в том, что он бросил его на произвол судьбы, ничему не научил, ничего не объяснил. Чудовище не понимало, кто оно, почему его так пугаются. Оно тянулось к людям, оно хотело понимания и любви, оно искренне привязалось к семье, за которой наблюдало. Реакция Виктора? Никакого раскаяния, только обвинения в жестокости: ты бесчеловечный убийца. А о том, что даже человеческих детей нужно воспитывать чтобы они выросли достойными людьми, Виктор не слыхал?

Далее Виктор идет на сделку, обещает создать женщину в пару своему одинокому творению. И малодушно тянет время. Когда тянуть дальше невозможно, все-таки приступает к работе. Когда искусственная женщина (такая же уродливая) уже готова, осталось только ее оживить, Виктора опять переклинило, и он ее разрывает на куски.

Что ж тут удивительного, что чудовище полностью разочаровалось в человеческом роде и пообещало отомстить?

В общем, в этой истории чудовище вызывает у меня только сочувствие, а главным злодеем и виновником всех бед я считаю его творца, у которого не хватило ни ума, ни сердца позаботиться о своем творении.

Родители заботятся о воспитании своих детей. Хозяева учат своих собак командам. И даже за растениями люди ухаживают. А вот Виктор Франкенштейн, тонкий эстет, когда понял, что его творение уж слишком не соответствует его представлением о красоте, враз отворачивается от него. При этом презрел ту неимолимую жажду творения, которой он страдал пока создавал гомункулуса. И только на основании уродства гомункулуса наградил его эпитетами «монстр», «чудовище», «демон». А потом ещё и негодовал, что творение предъявляет претензии в стиле «Ты чего, создатель? Куда ты делся? Я ж нормальный, хоть и урод». В общем, не дожил Виктор до времён Сент-Экзюпери, не в курсе, что «мы в ответе за тех, кого приручили».

Как только «монстр» поведал свою историю, мои симпатии оказались на его стороне. Гениальный же Франкенштейн оказался «достоин» всех тех прекрасных и не очень людей, которые судили о его творении исключительно по внешнему виду. Да, жалко бедных Вильяма, Клерваля и Элизабет, павших от гнева монстра. Но кто виноват в том, что существо, тянувшееся к добру и свету, стало гонимым изгоем? Кто мешал Виктору приручить «монстра», сделать из него человека? Да он мог даже заработать на нём, выступая с номерами в цирке! Да сам факт оживления плоти — большая научная заслуга, но много ли чести в дальнейшем поведении того, кто вдохнул жизнь в мёртвую плоть?

Как по мне, ужас в произведении не в трагической судьбе несчастного Франкенштейна. (Ах, видите ли, он мучился! Но спокойно плевал на душевные мучения живого создания, им созданного. Ну а что, некрещёный, да ещё и отвратителен с виду. Зачем такого жалеть? Кому такой нужен?) Ужас в том, что все люди оказываются подобны Франкенштейну: благородны по происхождению (или на словах), но эгоистичны и слепы к чужому горю, к терзаниям чужой души. Особенно, когда та сокрыта за безобразной личиной. Симптоматично, что единственный персонаж, сумевший наладить диалог с «демоном», был слепым.

Если Мэри Шелли не подразумевала жалости к «чудовищу», а реально прописывала его главным злодеем романа, то получилось это неубедительно. Либо же она жёстко обличала человечество за его неспособность заглянуть дальше внешней оболочки, за которой может скрываться нежная и ранимая душа. И сколько таких реальных «уродов», отвергнутых и несправедливо обиженных, ходит по миру, тянущихся к свету, но понукаемых к тьме?

Однозначно неоднозначное произведение. С куда большей глубиной, чем может показаться. Да, есть вопросы по некоторым моментам сюжета. Но рассматривать роман только в плоскости технических деталей — слишком однобоко. Это как судить о творении Франкенштейна по его внешнему виду.