Сегодня, 8 октября, в Пушкинском Доме культуры (г. Пушкин под Санкт-Петербургом) в рамках Беляевского фестиваля вручена литературная премия «Двойная звезда».
В номинации «Литературно-критический жанр» лауреатами стали:
В номинации «Биографический жанр» премия не вручалась.
Премия вручается с 2014 года за лучшие фантастиковедческие книги. Соучредителями «Двойной звезды» являются оргкомитеты Литературной премии имени Александра Романовича Беляева и, с 2020 года, Петербургской фантастической ассамблеи.
В 2022 году в жюри премии вошли:
• Сергей Шикарев, литературный критик, журналист, исследователь фантастики, лауреат премии «Двойная звезда»;
• Мария Черняк, литературовед, доктор филологических наук;
• Андрей Танайсечук, переводчик, литературовед, доктор филологических наук, лауреат премии «Двойная звезда»;
• Сергей Соболев, издатель, литературный критик, лауреат премии «Двойная звезда»;
• Михаил Шавшин, историк, литературный критик, лауреат премии «Двойная звезда»;
В России существует немало литературных наград в области фантастики, вручающихся «за критику, публицистику, литературоведение» — от «Интрепресскона» до АБС-премии. Но там конкурируют книги и отдельные статьи. «Двойная звезда» присуждается только и исключительно авторским книгам. То есть по-своему уникальна. Такую концепцию и название предложил в 2013-м покойный Андрей Дмитриевич Балабуха. Первоначально премия вручалась в двух номинациях, но биографии фантастов, написанные отечественными авторами, к сожалению, быстро иссякли, не из чего формировать даже шорт-лист. Так что сейчас мы присуждаем две равноценные награды в номинации «литературно-критический жанр» — чтобы сохранить замысел. Ну и иногда спецпремию оргкомитета – тем книжным изданиям, которые не вписываются в формальные рамки, а отметить надо. Например, сборникам статей разных авторов, объединенным общей темой, как в этот раз.
А вот и лонг-лист третьего сезона премии «Вавилонская рыбка» – за лучший переводной фантастический роман/лучший перевод фантастического романа. Чуть больше двадцати позиций, «фантастика» трактуется в самом широком смысле: тут и Мо Янь, и Пядар О'Лери, и Мадлен Миллер. Это, напомню, то, что навспоминали подписчики из переводных книг 2020 года.
Дальше начнется работа оргкомитета (в который я, слава богу, не вхожу). Специально обученные люди рассортируют книги по резонансности (то есть проверят количество рецензий, читательских отзывов и читательских же оценок на разных сайтах и платформах) и проверят на адекватность оригиналу (не потерял ли переводчик куски, не перепутал ли правое с левым, а верх с низом). В марте десяток книг, которые пройдут предварительный отбор, отправятся к жюри – а там уж каждый сам решает, по каким критериям это все оценивать. Премия вручается одновременно и переводчику, и автору оригинального романа.
Вручение пройдет в августе 2022 года на Петербургской фантастической ассамблее.
В лонг-лист вошли:
?Болд Эмили — цикл «Проклятие вечности» («Бессмертный», «Проклятый», «Вечный»)
перевод с немецкого Натальи Беляевой
?Валенте М. Кэтрин «Сияние»
перевод с английского Наталия Осояну
?Гибсон Уильям «Агент влияния»
перевод с английского Екатерины Доброхотовой-Майковой
?Гжендович Ярослав «Гелий-3»
перевод с польского Кирилла Плешкова
? Инг Джаннет «Под маятником солнца»
перевод с английского Марии Акимовой
?Кинг Стивен «Институт»
перевод с английского Екатерины Доброхотовой-Майковой и Екатерины Романовой
?Кларк Сюзанна «Пиранези»
перевод с английского Екатерины Доброхотовой-Майковой
?Лэнган Джон «Дом окон»
перевод с английского Анастасии Колесовой
?Миллер Мадлен «Цирцея»
перевод с английского Любови Трониной
?Миллер Мадлен «Песнь Ахилла»
перевод с английского Анастасии Завозовой
?Мо Янь «Лягушки»
перевод с китайского Игоря Егорова
?Морган Ричард — цикл «Страна, достойная своих героев»: «Сталь остаётся», «Хладные легионы», «Тёмные ущелья»
Перевод с английского Наталии Осояну
?Нэвилл Адам «Багрянец»
перевод с английского Александра Голикова
?О'Лери Пядар «Шенна»
перевод с ирландского Юрия Андрейчука
?Окорафор Ннеди «Кто боится смерти»
перевод с английского Анны Савиных
? Робинсон Ким Стэнли «Годы риса и соли»
перевод с английского Елизаветы Шульги
?Стивенсон Нил «Падение, или Додж в Аду»
перевод с английского Екатерины Доброхотовой-Майковой
Игорь Яркевич – истинный нонконформист. Таким он был в конце 90-х – начале нулевых, когда его более или менее активно печатали. Таким он оставался и в последние свои годы, когда его уделом стали публикации в основном в немногочисленных журналах и газетах (в основном «Независимая газета»)…
Как мне кажется, русский литературный постмодернизм сформировали четыре автора – выражаясь выспренно четыре столпа – Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Егор Радов и Игорь Яркевич. Но судьбы их сложились по-разному. И литературные судьбы и личные. Пелевин и Сорокин чутко и гибко реагировали и продолжают реагировать на перемены в мире и стране. Они постоянно находят новые темы и формы, соответствую каждодневным настроением. Радом и Яркевич до последнего писали так, как писали в конце 90-х – начале нулевых. И тот путь, и этот не плох и не хорош – так они чувствовали, так дышали. В 2009 году не стало Радова, а в прошлом – Яркевича.
Уходя из этого мира Игорь оставил довольно много разножанровых рассказов и эссе. К сожалению, в последние годы он тяготел к короткой форме. Последнее крупное произведение – «Мы женимся на Лейле Соколовой» — было написано в соавторстве с Евгением Поповым методом взаимной переписки в социальной сети и вышло в 2015 году.
Рассказы Яркевича чрезвычайно остроумны. Их трудно читать без улыбки. Но это грустная улыбка. И умная. Да, он не гнался за злободневностью, но очень точно выражал наше время. Он тонко чувствовал особенности русской души и русской культуры. И его откровенно научно-фантастический рассказ «Мой инопланетянин» — яркий пример этого. Инопланетянин помогает землянину лучше понять эту самую русскую душу и эту самую русскую литературу.
Скажу честно, я не во всем принимаю форму этого рассказа. Меня несколько раздражает обилия мата. Равно как и нарочитое упоминания в каждом абзаце «русской литературы». Но в этом и есть главный художественный прием Яркевича – сталкивать низменное с возвышенным. Обсценную лексику и размышления о духовности. Это несколько шокирует, но именно такого эффекта стремился достигнуть Яркевич – через шок заставить задуматься о возвышенным, подняться над мелочами.
Повторюсь, Яркевич писал так, как если бы продолжалась первая декада XXI века, когда нравы были гораздо свободнее. Поэтому так плачевна его издательская судьба последних десяти лет. Но, мне кажется, его нужно вернуть в русскую литературу. Без него ее картина мне представляется неполной. И если это начнется в фантастики, то пусть будет так.
Жюри премии о «Моем инопланетянине» Игоря Яркевича
Ольга Балла:
Небольшой рассказ Игоря Яркевича – в каком-то смысле, пожалуй, квинтэссенция фантастического, плотная его модель, в которой на совсем небольшом пространстве показано, как устроена фантастическая литература вообще и что она делает. Фирменное ёрничество автора, вкупе с сочной обсценной лексикой, не только не мешает этому, но, скорее, даже способствует: утрируя черты изображаемого, делает их отчётливо видимыми. Своей фантастичностью инопланетный гость повествователя концентрирует взгляд на земных обстоятельствах и задаёт – вместе с отстраняющей дистанцией, наводящей этот взгляд на резкость — неожиданный угол зрения на них. Отдельное достоинство текста – особенная авторская интонация, соединение, даже слияние до, практически, неразличимости издевательского и серьёзного, смешного и очень грустного, что само по себе – точнейшее суждение о земной жизни вообще и о русской жизни в частности.
Игорь Яркевич не менее культовая фигура, чем тандем Белобров-Попов. И конечно для красоты и разнообразия этот текст вполне себе уместен в «Новых горизонтах», хотя он на самом деле не об инопланетянине, а о Русских Писателях, хотя и об инопланетянине немножко тоже. Эта новелла, по стилистке напоминающая творчество другого его современника – и тоже рано ушедшего от нас – Дмитрия Горчева; такой немного абсурдный грустный гон, и опять же как ни грустно, но именно абсурд передает то, что творится на нашем пространстве с большей точностью и достоверностью, чем самый что ни на есть реализм. Инопланетянин тут, и это почтенный прием – такой посторонний, который фиксирует этот абсурд (и отчасти сам является его причиной, это они напустили на нас Русских Писателей)… Собственно до какой-то степени этот текст – выяснение отношений автора с русской литературой, он очень, при своей мягкой брутальности (если такая бывает) литературоцентричный, как, по-моему, почти все у Яркевича. Не уверена, что это вообще имеет отношение к фантастике; просто хороший маленький рассказ. Вообще мы, наверное, недооцениваем вот такие лапидарные тексты – в эпоху форумов и блогов они стали полноценным жанром, и, наверное, на них надо обращать особое внимание. Но когда они рассматриваются в премиальном пуле наравне с романами, они к сожалению проигрывают просто в силу своей специфики.
Ирина Епифанова:
Лихая попытка скрестить НФ про посещение и контакт с рассуждениями о судьбах русской литературы. Очень бодро автор пишет, с такими чисто разговорными интонациями, лексическими повторами, забористой русской народной лексикой, сразу напоминает Горчева и Венедикта Ерофеева.
Правда, есть в рассказе одна очень распространённая для этой литературной формы проблема: завязка есть, она, собственно, нужна автору для подачи основной идеи. Затем высказывается сама эта идея, о происхождении русской литературы. А дальше всё, автор, кажется, потерял интерес к тексту и выруливать на полноценный финал уже не стал.
Вадим Нестеров:
Что это было? Зачем? Я все понимаю, человек ушел, но, блин, зачем брать откровенно неудачный рассказ, еще и написанный, судя по всему, лет десять назад? Запредельно слабый текст.
Екатерина Писарева:
Ода оргазму и русской литературе. Местами даже с проблесками мысли, но в целом тошнотворная. Автор примерил на себя ворованный образ тролля – не то Пелевиным впечатлился, не то забрел на Луркоморье. Получилось на троечку.
Если вы хотите увидеть текст, в котором постоянно вспоминают русскую мысль, гимн, идею, Спилберга, Кубрика, Тарковского, шестидесятников, а еще не могут отличить ВИЧ от СПИДа – не обязательно идти на персональный сайт Михалкова. «Мой инопланетянин» вполне заменит один выпуск «Бесогон ТВ».
Каждый российский постмодернист подсознательно мечтает создать нечто, похоже на «Москву-Петушки» В. Ерофеева. И это почти никогда не получается. И уж совсем ничего не получается, когда в стиле, претендующем на подражание «поэме» Ерофеева, пытаются написать фантастический рассказ, да еще с претензией на юмор.
«Мой инопланетянин» мало того, что получился несмешным. Он еще и выглядит как стилизация под самиздатовскую прозу семидесятых годов ХХ века, которую написали в самом начале XXI-го.
История про инопланетянина, якобы подобранного на улице героем-рассказчиком, быстро перерастает в активный «стеб» над всем и вся. Да вот читаются и воспринимаются эти недоюмористические издевательства как-то вяло и скомкано. Окружающее злит и раздражает рассказчика, но злость эта оказывается явно наигранной – и оттого фальшивой, надуманной и неестественной. И ведь, кажется, по всему «прошелся» автор – и по тому, и по этому, и по фантастической литературе, и по «русскому миру», и по отечественным писателям, которые оказывается – всего лишь вредные агенты пришельцев. (Ох, если бы…) Только не верится в подлинность этих инвектив, а рассмешить они – не в состоянии. А некоторые моменты «Моего инопланетянина», вроде натужной и совершенно неуместной матерщины – вообще лишь раздражают и удручают.
Как языковой эксперимент – рассказ слаб; как фантастика – не выдерживает никакой критики; как «абсурдистская проза» – как ни странно, недостаточно абсурден. Получилась всего лишь псевдо-хулиганская прозаическая выходка, от которой за версту несет не искренними эмоциями, а «головной» измышленностью и искусственной «сделанностью». Безделка ни о чем.
А если кто хочет прочитать по-настоящему хорошую историю о судьбе инопланетянина в российской (советской) реальности, то советую обратиться к рассказу «Пхенц» Абрама Терца. Это – практически классика.
«Почему в России не пишут утопии?» – любимая тема для круглых столов и дискуссий на конвентах, конференциях и книжных ярмарках уже лет двадцать. Ну вот, Кирилл Фокин написал. Дилогия «Жизнь Ленро Авельца»/«Смерть Ленро Авельца» — история о человеке (людях), который (которые) пытаются изменить мир к лучшему. Не одну страну, даже не отдельно взятый регион, – весь мир будущего, где современные сверхдержавы, включая Россию и США, играют гораздо более скромную роль, чем нам нравится думать. И в конечном счете добиваются успеха – правда, делают это методами реальной политики, так что иногда Фокин едва удерживается, чтобы не обрушится в антиутопию. Но что делать: других методов у меня для вас нет. К тому же это недурно написано: живо, размашисто, афористично, интрига держит в напряжении от начала до конца. Герои, правда, порой бесят до белого каления, начиная с заглавного Лерно Авельца, но так и положено по авторскому замыслу. Давненько в нашем «жанре» не появлялось таких книг, как минимум со времен «Войны за "Асгард"» Кирилла Бенедиктова – а может быть и раньше.
Жюри премии о дилогии «Жизнь Ленро Авельца» / «Смерть Ленро Авельца» Кирилла Фокина
Ольга Балла:
А вот это, пожалуй, наиболее тщательно и систематически продуманное – и наиболдее убедительное — иномирье из всех, представленных в книгах и текстах, вошедших в лог-лист премии этого года. В своей реалистичности это даже почти не фантастика: это хорошо знакомый нам мир, всего лишь доведённый автором до некоторых крайних следствий, усиленный в тех его тенденциях, которые мы наблюдаем уже сейчас. По существу, это политолофгия в образах. Отчасти и антропология.
И да, номинатор прав, — это, по меньшщей мере, столько же утопия (жарн, дайствительно, не слишком свойственный современной русской словесности и не слишком освоенный ею), сколько и антиутопия. Здесь это практически неразделимо. Кстати, — серьёзной (художественной) футурологией современная русская проза нас тоже не балует. А ведь это она, в её классическом понимании.
И заодно – рефлексия о природе добра и зла и о мотивах, которые движут человеком, делающим историю. А это уже сама философия.
Книга выходит за пределы фантастической литературы как таковой, и главный её герой Ленро Авельц (кстати – очень живой в своей сложности и неоднозначности образ) достоин быть поставленным в ряд с большими авантюристами мировой литературы вообще и русской литературы в частности (первым, но не единственным мне приходит на ум Хулио Хуренито Ильи Эренбурга, образ которого позволил автору детально рассмотреть мир первых десятилетий XX века, – нечто подобное происходит у Кирилла Фокина с миром, современным Ленро Авельцу). Кроме того, дилогия хорошо выстроена – два её тома (взгляд Ленро Авельца на самого себя, да ещё и адресованный другим, призванный формировать у них нужный образ – и взгляды на него многих других) вступают в спор-диалог друг с другом, что способствует объёмности картины представленной в ней жизни, показанной с разных точек зрения.
Я уже дважды писала об этом двухтомнике, частью вот тут, частью вот тут.
Сейчас попробую кратко суммировать, обе рецензии.
Перед нами, безусловно, большая вещь, прошедшая (за исключением всевидящего Владимира Ларионова и еще нескольких внимательных) довольно нешумно, хотя она, безусловно, заслуживает внимания. Большая она и по объему – две здоровенные книги; по замыслу (глобальное относительно близкое будущее) и по конструкции. Первая книга – мемуары самого Ленро Авельца, выпускника самой престижной в мире политической академии, наследственного миллиардера, плейбоя и тд. (вроде бы написанные в виду близкой осознаваемой им смерти), второе – как бы журналистское расследование его жизни и гибели; воспоминания близких, друзей и соратников, выжимки из интервью и допросов, новостных материалов и т.д. Надо сказать, что несмотря на хвастовство самого протагониста (Авельц – ненадежный рассказчик) касательно его ловкости в политических интригах и путаные показания ближнего круга, где сознательная и неосознанная ложь мешается с правдой, бесспорным остается одно – Авельц (Каин) предал своего второго отца, генерала Уэллса, директора Особого Комитета; потому что тот (разумеется из лучших побуждений) хочет продажную демократию наднационального правительства — Организации (что-то вроде ООН только с несравнимо большими полномочиями) заменить непродажной эффективной диктатурой. По мнению Авельца, свобода – безусловная ценность, хотя мир под эгидой Организации, срощенной с транснациональными корпорациями погряз в войнах и экологических катастрофах.
Авельцу предстоит жестоко расплатиться за свой выбор (как именно – мы и узнаем из второй книги), но он полагает, что дело того стоит. Хотя сам по себе он личность сложная и противоречивая, но один единственный подвиг он все же совершил. Став предателем в собственных глазах и глазах близких ему людей.
Теперь о будущем, которое мы видим на страницах двухчастного романа. С моей точки зрения (и к моему ужасу) к нам все ближе будущее замятинского «Мы» и «1984». С другой стороны известно, что ни одна модель еще не приблизилась к реальности, поскольку здесь слишком много неучтенных факторов, так что модель Фокина – убедительная, но всего лишь одна из (с Китаем там нехорошо получилось). Тут мы скорее видим прямую экстраполяцию нынешней картины мира; для мистических откровений Фокин как автор возможно слишком рационален (будучи политологом по первому образованию); тем не менее удерживать внимание читателя на протяжении всего огромного массива текста ему удается; да и чисто художественное решение романа мне очень симпатично в силу своей полистилистики и мерцающей «где-то там» истины.
Ирина Епифанова:
Начну с лирического отступления. Как-то раз мой муж как уличный музыкант угодил в отделение тогда ещё милиции. Ну и разговорился там с представителем правопорядка. И тот сказал, что в милицию все, абсолютно все приходят работать ради денег. Муж удивлённо заикнулся, а как же, мол, дядя Стёпа, борьба с преступностью, помощь пострадавшим и прочие идеалы? Милиционер невесело усмехнулся: «Ну да, такие тоже приходят. Из них-то, из начитавшихся «Дяди Стёпы» после крушения тех самых идеалов и получаются самые лютые отморозки. Хороших тут нет».
Так вот, Кирилл Фокин в своём романе пытается оспорить это утверждение. И доказать, что как минимум в политике, как ни странно, есть. Главный герой — представитель золотой молодёжи, блестящий выпускник самого престижного в мире учебного заведения, работающий консультантом в Организации (всемогущей конторе, в которую в будущем превратилась ООН), высокомерный и избалованный юноша... и хороший человек. Не лишённый совести и сострадания. Радеющий не о своём кармане или карьере, а действительно об интересах человечества и гуманизме.
Меня тут ещё восхищает творческая смелость автора (можно было бы подумать, что это ирония, но это не она). В тексте довольно много канцелярита, что, впрочем, можно списать на то, что мы видим происходящее глазами главного героя, а он не поэт. Политоты и фактажа (вымышленного по большей части) в тексте тоже столько, что это наверняка отпугнёт часть читателей. Также Кирилл Фокин (как, впрочем, и Рагим Джафаров) не стал даже пытаться придумать какое-то завлекательное название. Нет, автор отмахивается от всего этого как от незначимого и упрямо несёт свою идею, своего персонажа вперёд, как флаг. И это получается хорошо.
Вадим Нестеров:
Эпичная двухтомная сага в жанре социальной фантастики «ближнего прицела». Номинатор вспомнил «Войну за Асгард» Кирилла Бенедиктова и вспомнил очень кстати. Книга мне понравилась, и мне будет очень жаль, если повторится история с Асгардом, после которого Бенедиктов выпустил «Путь шута» и ушел из фантастики. За автором буду следить. Серьезная претензия, по сути, одна – роман слишком тяжеловесен, но текст такого объема, наверное, и невозможно сделать легким.
Екатерина Писарева:
Дилогия Кирилла Фокина меня приятно удивила – автору удалось создать целую вселенную, выстроить интеллектуальный, сложносочиненный сюжет, вывести действительно живого, интересного героя. Поражает масштаб и то, как зримо, умело все описывает автор. Обязательно вернусь к этому тексту еще раз, чтобы внимательно рассмотреть, как это сделано и какими инструментами пользуется Фокин. Если вы ищете хорошую политическую фантастику, то это обратите внимание на эту дилогию.
Читая эту книгу, я наконец-то осознал – для чего пишутся многие якобы «альтернативки», которые таковыми на самом деле не являются. Просто авторы подобных текстов заранее выписывают себе индульгенцию на прощение любых нелепостей и логических несообразностей, создавая «бумажный щит», прекрасно прикрывающий от нападок критиков-буквоедов и читателей-«железячников». «Это же альтернативный мир – там все именно так, как написано, исторически и сложилось!» И возможный разговор о том, «почему так сложилось», «какие события нашей истории привели к столь неправдоподобно выглядящему результату» успешно блокируются: «сложилось и все – ибо параллельный мир!»
Только есть в подобном подходе одна немаловажная ловушка – читателю этот «мир без основания» может показаться крайне неинтересным. Вот и у К. Фокина в «Жизни Ленро Авельца» воображаемая Вселенная получилась весьма скучной. В реальность, где ООН не является бессильной говорильней, а стремится реально управлять миром, поверить почти невозможно. А потому – и интереса она не взывает. Все происходящее в этом «альтернативно-параллельном» мире настолько перпендикулярно миру существующему, что от некоторых эпизодов вообще хочется заорать: «Автор издевается что ли? Он вообще знает, как это функционирует?!» А потом вспоминаешь, что речь идет о «параллельности», и понимаешь, что вопли не по адресу. Но только, увы, интерес к тексту от этого так и не пробуждается.
А еще здорово раздражает образ самого заглавного героя книги – этакого злобного Хулио Хуренито, активно лезущего по трупам на самых верх «пищевой политической пирамиды». (Интересно, а сейчас вообще кто-нибудь читает Эренбурга? (Прилетела грустная мысль). Конечно, намекается, что Ленро Авельц руководится при этом самыми возвышенными идеалами и поэтому ему многое «можно извинить» (в это явно не верит и сам создатель романа). И в любом случае эмоциональной вовлеченности в перипетии международной борьбы на этой невозможной параллельной Земле у читателя не возникает.
Не знаю, стоило ли автору вообще «браться за оружие» – создавать пухлый двухтомник, да еще написанный с использованием различных литературных техник, чтобы создать книгу, провоцирующую лишь четкое ощущение измышленности и невозможности описанных в ней событий. Ради чего это делалось. Ради эскапизма? В мир «Жизни Ленро Авельца» «убежать» не захочется никому. Гарантирую. Ради политических высказываний? Так это можно сделать напрямую, без околичностей и беллетристических экзерсисов. Вот уж воистину – «политическая история ниоткуда». И – ни о чем.
Повесть Г.Тихого «Мы не одиноки» рисует мир ближайшего будущего подвластный китайской народной республике, поделившей Землю после краха капиталистической системы управления, капиталистического способа производства и капиталистического же способа организации свободного гражданского общества маленьких капиталистов. Мечты о построении утопии рассыпались в прах, чуть стоило лишь слегка подешеветь нефти Самотлоа, поэтому современные утописты ищут бога из машины не в частной инициативе, а снова и снова в великодержавном государственничестве, связывая свои мечты с посторонним субъектом, которому мечты эти не представляют никакой ценности. Превращение России в провинцию, в энергетический суперпридаток Китая – не новая тема в фантастике, вспомним «Хлорофилию» А.Рубана, «Фугу в мундире» С.Лукьяненко, «День опричника» В.Сорокина, однако новым горизонтом является рефлексия, представляющее событие сие благом.
Жюри премии о повести Георга Тихого «Мы не одиноки»
Ольга Балла:
Несмотря на то, что у Георга Тихого явно есть тщательно продуманная идея, автор не справился с задачей сделать из неё художественный текст, потому что, увы, совсем не умеет писать и, кажется, не слишком уверенно владеет русским языком («пошёл на отдел», «реплика с зала»). То, что у него получилось, похоже отчасти на конспект текста, которому лишь предстоит состояться («Один из новых городов, выросших на основе сотрудничества со стремительно развивающейся Китайской Народной Республикой», — обозначает автор в самом начале место действия. Так покажи же ты, как этот город выглядит! Дай читателю его увидеть. Дай ему хотя бы название! – но нет…), отчасти на старательно написанное школьное сочинение («А начался он так. В один из тёплых дней лета проснулся я рано, так как день в Институте проблем развития намечается трудным» — и что у нас с согласованием времён?..), отчасти – на неуклюжий служебный отчёт, полный тяжеловесных канцеляризмов («В руководимом мной отделе <…> запланирован эксперимент по использованию в своей деятельности такой материальной субстанции как…»), отчасти – на стенограмму заседания, полную их же. С другой стороны, он полон лишних деталей, несомненно, добавленных автором для живости, но совершенно не работающих ни на развитие сюжета, ни на представление сконструированной автором реальности в её своеобразии (например, разговор главного героя с его заместительницей о том, что у неё родилась внучка Катенька. Больше эта заместительница, представленная полным именем, не встретится нам никогда). Видимо, автор считает, что художественный текст – это такой, в котором есть диалоги и упоминаются имена.
Текст не просто тяжеловесный и вязкий, но совершенно неживой. Не говоря уже о том, что у него нет таких пустяков, как сюжет с его развитием, конфликт с его разрешением, характеры в их взаимодействии и т.п. На самом деле, идея «решения проблемы дефицита сырьевых ресурсов» с помощью «Психико-Информационного Поля» (то есть, «новый горизонт» предлагается!) — не пустая, вполне способная работать как основание для фантастического рассказа. Однако автор, по существу, просто пересказал эту идею – довольно детально, но плохо слушающимся его языком, в долгих, усыпляющих монологах главного героя-повествователя и нескольких – призванных, видимо, не дать читателю заснуть окончательно — диалогах. Но к художественной литературе это пока не имеет никакого отношения и могло бы без ущерба для дела быть изложенным, скажем, в форме манифеста – который автор, по существу, и написал, — особенно если с этим манифестом ещё поработал бы литературный редактор.
Я уже поняла, что в каждом пуле «Новых горизонтов» должна быть по крайней мере одна вещь, которая оказалась тут явно ну, мягко говоря, лишней. Вот и опять. Перед нами даже не рассказ, а что-то вроде короткого трактата, где герой в форме лекции излагает свои мысли и отвечает на вопросы. Ни возраста героя, ни его профессии мы на самом деле не знаем – вроде он приехал в какой-то российско-китайский научный городок с группой молодых ученых, и сразу развернул вот это – эксперимент, лекция, план спасения человечества, глобальное открытие…. Забавно, что в начале рассказа к нему подходит его помощница и просит отпустить ее на сегодня, поскольку у нее родилась внучка. Герой ее отпускает, больше ни помощница, ни внучка в тексте не фигурируют, и что и зачем это было, не очень понятно. Дальше про людей кончается, начинается про идеи. Идеи, высказанные героем рассказа (который не совсем рассказ) либо очень наивны, либо вторичны; идея с пойди-туда-не-знаю куда, пока я тебе телепатически сигналю, кажется, была в рассказе у Булычева «Умение кидать мяч». Но понятно, все нашего героя слушают, раскрыв рот. Собственно, о том, что мозг просчитывает варианты и приходит к оптимальным решениям без участия сознания, которое только мешает, уже говорено-переговорено, а помогает ли ему в этом какой-то ПИП, или старая добрая ноосфера, это уж как посмотреть. То, что человеческий мозг не самостоятельно действующий орган, но некий приемник, тоже не первой свежести идея (собственно, кроме идей в тексте ничего нет, ну очередной план спасения человечества путем расселения его в коммуны по интересам и города-сады по идее автора должен привести к экономии ресурсов – хотя на самом деле непонятно с какого бодуна, даже если там у него на фермах роботы вкалывают, то кто-то же должен строить и утилизировать этих роботов, ну и так далее).
Ирина Епифанова:
Это произведение, честно говоря, сбивает с толку. При попытках вычленить сюжет очень отвлекают технические шероховатости текста. Всю дорогу ломаешь голову: это автору так гениально удалось сымитировать рассказ лирического героя, максимально далёкого от литературы и за перо взявшегося впервые в жизни, из-за чего текст изобилует канцеляритом и косноязычием, или?.. Но как бы то ни было все эти «прислушивание к интуиции», «реплика с зала», «поздравление за интересные доклад» мешают и наводят на подозрения, что это всё-таки не фича, а баг.
Далее. А в чём, собственно, НФ-составляющая? Существует некий НИИ, где работает главный герой, и этот НИИ занимается изучением психико-информационного поля человечества (ПИП). Ничего нового, всё это где-то было уже мильон раз. Описаны проводимые сотрудниками института исследования ПИП настолько гм... «убедительно», что... Ну да, наверняка у нас под видом науки пилится немало бабла и расходуется на всякую абсурдную псевдодеятельность, но уж хотя бы от научно-фантастического рассказа ждёшь, что наука в нём будет описана как что-то осмысленное и двигающее человечество вперёд.
В общем, текст после себя оставляет тягостное недоумение: а что это было? То ли сатира (тогда как-то недостаточно смешно). То ли попытка футурологии (серьёзно?).
По прочтении я снова вернулась к первому абзацу: «В нем и произошел необычный эпизод, о котором поведаю Вам, дорогой читатель». И далее ни о каком необычном эпизоде речи не идёт. Что хотел сказать автор? Загадка.
Вадим Нестеров:
Единственное объяснение, которое я смог придумать наличию этого текста в списках – что этот текст продали как пародию на современную научно-социальную фантастику. Тогда это очень плохая пародия.
Екатерина Писарева:
Текст Георга Тихого – это очень странная повесть. Название неудачное, с таким же успехом можно было вообще никак ее не называть.
Автор обозначает свой текст как «эксперимент» и ведет повествование от первого лица. В центре сюжета – герой, который вместе с группой молодых ученых едет в новый городок, выросший «на основе сотрудничества со стремительно развивающейся Китайской Народной Республикой». Он очень обеспокоен тем, что сырьевые ресурсы могут быть исчерпаны, а дальше наступит производственный голод. Планету надо спасать! Но спасения как такового не происходит. Автор намечает проблемы (выводит их в качестве доклада своего героя), но никаких активных действий не предпринимает. Скорее это текст-предупреждение, но сделанный очень уж топорно.
Я, видимо, крайне наивный человек. Увидев фамилию автора рассказа, «Георг Тихий» – почти «Ийон Тихий» – решил, что передо мной – откровенная пародия. И до последней страницы ждал – когда же автор «вскроется», когда же можно будет облегченно рассмеяться. Не дождался. И, учитывая, что с чувством юмора у меня всегда все было благополучно, могу сказать создателю рассказа «Мы не одиноки» одно – если вы задумывали пародию, то у вас не получилось. Не смешно. А вот если все это написано «на серьезных щах», тогда даже трудно вообще что-либо сказать. Только одно – «у-у-у, как все запущено…»
Судите сами – действие развивается в одном из «новых городов, выросших на основе сотрудничества со стремительно развивающейся Китайской Народной Республикой». Такой зачин вполне своевременно выглядел бы в советском научно-фантастическом очерке годов этак 1957-1958-го. И все дальнейшее тоже навевает воспоминания о давно усопшей советской НФ времен хрущевской оттепели. Суконный стиль, картонные персонажи, длительные рассуждения и лекции о том, как правильно использовать ПИП – Психико-Информационное Поле… И еще рассуждение о том, как взаимодействие с этим самым ПИПом привидет к «благорастворению воздусей и процветанию озимых», то есть – к созданию идеального общества. В тексте даже сомнительные похвалы коммунистическим идеям можно легко обнаружить. И в конце рассказа автор призывает неуклонно слушаться ПИП, и тогда «благо нам всем будет».
Не совсем по теме, но не могу не поделиться собственным субъективным опытом восприятия данного текста – одно время изучал различные деструктивные культы. Так вот, у сайентологов сокращение ПИП означает «потенциальный источник проблем». Советую в таком варианте расшифровки перечитать все высокопарные рассуждения протагониста. Становится смешно. Может быть, в этом и заключался запланированный юмор автора? Но что-то уж слишком тонко и рассчитано на совсем уж узкую аудиторию…
Впрочем, хочется надеяться на лучшее и думать, что Г. Тихий стремился всего лишь создать стилизацию под отечественную научно-фантастическую прозу пятидесятых годов ХХ века. Тогда тоже не очень хорошо получилось. Стараться надо лучше. И сюжет какой-никакой в текст «завезти».
Воспринимать же всерьез столь унылые пассажи, как в «Мы не одиноки», сейчас, в начале XXI века, невозможно. В любом случае, перед нами творческая неудача: как пародия – не смешно, как стилизация – слабо, как серьезное произведение…
Нет, всерьез это «произведение» воспринять просто нельзя. Нельзя – и все.
облако тэгов
