Петр Дружинин. Антикварная книга от А до Я, или Пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг. М. НЛО. 2023. 608 стр. тираж 1 т.э., ISBN 978-5-4448-1977-7
Вопреки претенциозному названию и нарочито скучному внешнему виду шрифтовой обложки, более уместной на учебном пособии, рассматриваемая книга таковым не является, а является скорее сборником воспоминаний и пространных размышлений на книжные темы, расставленных в алфавитном порядке. «Инкунабулы», «Дилеры», «Экслибрисы», «Летучие издания» и т.д. и т.п., причем мемуарность явно превалирует над научностью, например глава «Антикварная книга» содержит 3 страницы, а глава «Я» – целых 45. Но это не умаляет интереса к книге, она совсем не учебник и не стремится им быть, даже наоборот, редкие обучающие главы (про литографию, литогравюру, олеографию и др.), смотрятся избыточными, тем более без какого-либо иллюстративного подкрепления рассказа.
Самая знаменитая и роскошная российская книга, шедевр истории отечественного книгопечатания, книга «Византийские эмали» Звенигородского (1892) после объяснений Дружинина таковым перестает быть – коллекционер эмалей и издатель книги жил в Германии, переплетные работы делали в Лейпциге на фабрике «Хюбель и Денк», в России изготовлена наверное только суперобложка из парчи (стр. 95-97) да сопроводительный текст.
Интересны рассказы про первые книжные аукционы 1987-1990 гг., байки про собирателей, например подтрунивает над неким директором мебельной фабрики, который собирал книги 18-19 веков и не брезговал книгами с библиотечными печатями «потому что они дешевле чистых», в результате его собрание содержало большое количество бывших библиотечных книг.
В главе про букинистические магазины подробно рассказывает о цензорах, которые сидели в каждом букинистическом магазинчике до 1955 года, и показывает штампики, какими помечались допущенные к продаже книги.
Весьма интересна глава про изготовление бумаги в 16-18 вв., когда ее отливали вручную кустарным способом, отчего каждая партия отличалась от следующей даже оттенком цвета (стр.76-87).
Интересен рассказ о том как Гоголь боролся с контрафактными допечатками своих Сочинений в 1842 году. Он проштамповывал книги своей личной печатью «Н.Г.», однако на рынке все равно встречаются книги и без этой отметки (стр. 100-101).
Как я понял, автор весьма ревностно относится к чистоте книги – даже экслибрис владельца снижает ценность коллекционного экземпляра, книга должна быть просто нетронутой вообще. Рассказывает случай когда один врач и книголюб на всех прижизненных изданиях русской классики в своем собрании поперек титульного листа делал запись что книга принадлежит ему лично, а потом ещё и скреплял надпись пошлой фиолетовой врачебной печатью (стр. 104).
Любопытна главка про библиофильские издания – это издания, изначально и намеренно изготовленные для библиофильского собирательства. Такие книги могут не иметь обреза и даже переплета, ценность им задают специально заказанные иллюстрации и может иногда – пронумерованность тиража.
Про цензуру есть интересные истории, например в детском издательстве «Радуга» к концу 1920-х годов запрещали печатать 4/5 репертуара на совершенно надуманных основаниях. Например в азбуке запретили изображение рабочего и завода, потому что рабочий просто сидит и не работает, и из труб завода не идет дым – значит он тоже простаивает (стр. 123).
Любопытны истории как современные репринтные и факсимильные книги люди пытаются выдать за старые оригиналы. Например берётся альбом Владимир Лебедева 1976 года издания «10 книжек», в котором воспроизведены 10 его известнейших книг начала века, изымаются тетрадки с книгами, скрепляются ржавыми скрепками, немного подшаманиваются – и уже можно выдавать книжку за старую оригинальную. И если книги 1970-2020-х годов можно отличать по способу печати, то с репринтными изданиями, изготовленными в 18, в 19 веке (желание изготовить в просветительских целях полную копию известного памятника культуры у людей было всегда) – это уже существенно сложнее (стр. 131, 404).
Весьма недоволен автор современными реставраторами и переплетчиками, про реставрацию он вообще говорит что она приближает срок гибели памятника. Например при отбеливании старых книг реактивами хлор портит структуру бумаги, хотя внешне она становится белее, но ни чуть не крепче а даже наоборот (стр. 141).
Про переплетчиков тоже весьма горестные строки. Автор пишет что почти каждый переплетчик, даже высочайшего уровня оплаты труда, получив заказ и подробное описание что и как надо сделать, считает что может тем не менее сделать еще красивее, и тем самым портит книгу за большие деньги. Причина этого обстоятельства скорее всего лежит в том, что в России не сложилось школы переплета, не было семейных переплетных мастерских – известные мастера были, но это приехавшие иностранцы из Германии, Дании, Франции. Они могли работать в столицах годами, десятилетиями, получать титул «поставщика его императорского двора», но – никогда такие мастерские не превращались в династии. Переплетчикам и их торговым маркам большая глава посвящена, стр. 357-383.
Из книг библиофилов и букинистов иногда можно вычленить и узнать, а чем же собственно на самом деле интересуется автор, что он любит читать? Например Л.А.Глезер (Записки букиниста, 1989) проговаривается что любит приключения, но порой зачастую этого вычленить невозможно, например в огромных интереснейших (с точки зрения описания быта и нравов среды) мемуарах М.М. Климова невозможно понять что он сам любит читать, или вот вспомним «Библиофильские рассказы» А.Л. Финкельштейна. Он всю жизнь собирал прижизненные издания 19 века,... и на этом всё?
Дружинин же явно обожает первые издания трудов с описаниями выдающихся, мирового уровня, научных открытиях, и когда речь заходит о литературе такого типа, страницы эти читать очень увлекательно (издания Галилея, брошюры Лобачевского). Под это собирательство «о науке» включена в книжку главка про коллекционеров диссертаций, вернее – авторефератов. И там не обошлось без печальных историй. Например в Библиотеке имени Ленина, где должны храниться все диссертации страны, однажды решили переснять оригиналы на микроплёнку, а бумагу ... сдать в макулатуру. В результате и плёнки порой плохого качества, и работать с ними неудобно (стр. 150).
В главе «Иностранщина» объясняются крайне низкие цены на книги из Европы – никто их не читал, не собирал, не коллекционировал, а в двадцатом веке так и вовсе их покупали с варварской целью – для пересадки переплетных крышек, чтоб сделать свой владельческий удовлетворительный экземпляр – терпимым или даже красивым, продажным (стр. 204).
Дружинин проработал в антикварной книжной торговле 30 лет, и наблюдал появление новых и новых тем для собирательства и коллекционирования. Например в 1980-е никого не интересовали производственные советские книги тридцатых годов, а в 2010-е они выделились в целый дорогущщий сегмент «парадные издания советской власти», в котором уживаются «СССР на стройке» и «Рецептурный сборник колбасных изделий для технологов мясокомбинатов» (уничижительно названный Дружининым прейскурантом, но нет, там только рецепты, без стоимости). Или как детские издания прошлого века постепенно стали ажиотажным и лакомым кусочком. (Тут вспоминается интервью книжного дизайнера Кричевского, который подкалывал библиофилов: а чего вы все собираете одно и то же? Пушкин, Гоголь, Лев Толстой. Все их ищете, вот и цена на них в миллионы. А собирали бы каждый свою тему – и цены не были бы такими огромными).
Любопытно как автор описывает некоторых современников, книголюбов и библиофилов, деятельность которых он в целом высмеивает и не воспринимает всерьёз, например критически описывает легковесные в научном плане библиохроники Алексея Венгерова, цветные каталоги тематических собраний Михаила Сеславинского, но ни разу не называет в точности кого он имеет в виду и может быть это я тут надумал совсем не тех авторов. Эдакая фигура умолчания, чтоб даже в именном указателе не появились персонажи. Впрочем, в рассматриваемом томе от НЛО и сам Именной указатель не появился.
Дружинин занимается книгой антикварной, это и XV век и XVIII, и некоторые более современные, и он адекватно оценивает сохранность книг, то есть подходит к ним с единой шкалой – если книга порвана, он не может быть названа «в хорошем состоянии для своего времени», она просто порвана и уже поэтому плоха и отвратительна, он периодически высмеивает потуги букинистов объяснить ущербность продаваемого экземпляра ссылками на древность («книге сто лет, поэтому обложки оторваны и почеркушки внутри»). Нет, состояние всегда описывается от идеального – к худшему, и никакая апелляция что книга мол старая, не имеют смысла, потому что если где-то есть в мире в климатической капсуле и под стеклом в сейфе инкунабула XV века в люксовом сохране, значит ваша рваная книжка 1904 года выпуска просто была в нерадивых руках и поэтому ее ужасное «на двойку» состояние — «тряпка», а не «хорошее для своих лет». Хорошее – оно всегда хорошее, вне привязки к веку.
Про коллекционеров и собирателей Дружинин идёт в форватере следом за Марком Рацем (известный собиратель книг Academia и детских книг начала XX века, причем Марк Рац старался делать пары — находил к книгам... оригиналы использованных в них рисунков!), который считал что вершина деятельности собирателя и коллекционера – изданный в свет Каталог собрания. Так автор подводит читателя к изданному в 2021 году трёхтомнику «Музей книги Петра Дружинина и Александра Соболева», смысл приобретения которого от нас, читателей фантастики, ускользает.
.
.
.
* * *
В "Антикварной книге от А до Я" есть вклейка с цветными иллюстрациями, на них представлены наиболее выдающиеся образцы из собрания автора. Идут шикарные художественные переплеты, вычурные, рисованные,
и тут хлоп — каляки-маляки футуристов. Я понимаю что штучная книжка Крученых стоит наверное как прижизненный Пушкин, но как-то смешно выглядит их нахождение в одном ряду, тем более без какого-либо объяснения в чем причина значимости для культуры этого феномена декаданса, по хронологическим датировкам совпавшего с эпохой изысканного модерна.
И еще фото некоторых ранее выпущенных книг Петра Дружинина, в том числе упоминаемый выше свежий трёхтомник:
К/ф "Светик" (1989, реж. О.Бондарев) Ялтинская киностудия, 74 минуты, премьера 2 января 1989, то есть рассказывается о временах чуть раньше, о самом начале перехода к кооперативной деятельности. Почти никаких примет новой экономической политики в фильме нет, только раз мельком упоминается кооператив, где можно хорошо пообедать. Посмотреть фильм посоветовал Михаил isaev, интересующийся временем становления книгоиздания в РФ, и составившим интересный сайт по истории раннего "Северо-Запада" той эпохи жёлтой серии — https://szfan.ru/
Итак, кино.
Из Челябинска в Москву едет юная бойкая провинциалка по имени Светлана, в купе ей солидный папик Николай Степанович, заведующий книжным складом номер 3, под горячительные напитки и нехитрую снедь, объясняет как делать деньги на перепродаже книг, и вручает ей небольшой список востребованных народом книг — вздор конечно, такой список работает в моменте, вкусы меняются, мода проходит, в коротком списке могут быть лишь Пикуль-Дюма-Юлиан Семенов, о значении которых продавец и сам догадается через несколько недель работы.
До книжного магазина Светик работала у себя в городе в промтоварном магазине, заведующая которого "искусственно устраивала дефицит: прятала вещи под прилавком, а потом перепродавала с наценкой". Создать так дефицит невозможно, это агитационные фантазии советских лет из уст горе-лекторов, не разбирающихся в экономике.
Сюжетная канва фильма такова: в городе открывается музей Владимира Даля, а из библиотеки украли его словарь. Сотрудники отдела редкой книги Исторического музея, во главе с филологом Каратыгиным, воздушным человеком не от мира сего, с согласия милиции устраивают негласное дежурство на черном рынке — ждут, когда воры принесут с целью продажи на толкучке книги с синяками (библиотечными штампами).
Параллельно Светик, работая в букинистическом магазине на той же площади подле черного книжного рынка, организовывает банду по сбыту дефицитных книг, вовлекая в орбиту своего промысла коллегу-продавщицу и двух юношей-фарцовщиков, у одного из которых, по имени Бобрыка, имеется большая квартира в непосредственной близости от магазина и толкучки, и автомобиль марки "Жигули" — и то и другое невиданное благосостояние перешли ему во владение от рано погибших родителей. Квартира превращается в склад товаров, машина — в рабочий транспорт, Бобрыка — в личного водителя Светика, а Светик — в маклера, которая достает через вышеуказанного знакомого папика дефицитные книги, продает их, владеет бюджетом предприятия, и распределяет зарплату своим перекупам. На 21 минуте показана работа по закупке: заявившись на "оптовый склад номер 3", Светик встречается со своим папиком, он ей дает 5 пачек книг, по 20 книг в пачке, с каждой навар 5 рублей, после продажи ста экземпляров вне кассы магазина должна образоваться сумма в 500 рублей, из которой 250 пойдет именно Николаю Степановичу в карман. Средняя зарплата в СССР в 1988 году — 120 рублей. Пятеро спекулянтов реализуют сто экземпляров популярного неназванного детектива (скорее это сборник нескольких романов) за день.
Во время многодневного медленного рейда в ожиданнии сворованного словаря, спекулянты сближаются с тайно дежурящими филологами, юная филологиня (кажется Оксана) признается что мечтает доставать через спекулянтов редкие старые книги для изучения литературы, но неожиданно свалившиеся на нее нетрудовые доходы пугают ее, и она ретируется прочь, оставив хитрому Светику служебное удостоверение сотрудника фонда культуры, с помощью которого Светик будет обманывать доверчивых граждан и выманивать у них дореволюционные редкие книги, стоимостью уже не в десятки, а — сотни рублей.
(посещает храм с целью изучить что ценного прячется в сундуках)
За одной из таких дезидерата охотится руководитель этой самой группы засадных филологов — Карагатин. Ему давно хочется увидеть "Книгу печали и радости Пафнутия Белозерского". Раздобыв оную, Светик втирается в доверие к Карагатину, строя планы на беспрепятственный доступ к фонду редких книг, которым он заведует по работе. Маржа обещает быть грандиозной, можно будет купить кооперативную квартиру.
В отделении милиции милиционер разоткровенничался, говорит филологу (16м) что их типографии своровали 1000 экземпляров "Алисы в стране чудес" — несуны тащат всё подряд, выносят обложки, супера, потом дома брошюруют, и продают (такие полуфабричные книги действительно существовали, отличались они неряшливостью изготовления, потому что в домашних условиях например невозможно выполнить качественную обрезку бумажного блока мощностью в 300-400 страниц). Поэтому, говорит майор, и дефицит. Нет, не поэтому. Удаление 1 тысячи экземпляров из тиража в 100 тысяч — может ли вызвать дефицит? В первой половине 1970-х, когда писалась повесть Маканина, "Алиса.." выходила лишь раз, тиражом 100 тысяч экз. Пропажа со складов одного процента тиража не могла изменить торговый признак книги, сделать ее из общедоступной — дефицитной, потому что, если перенестись в реалии времен производства фильма, в конец 1980-х, то даже совокупный тираж в миллион не сделал ее общедоступной. В 1985-88 гг. в Союзе вышло пять изданий "Алисы", общим тиражом 900 тыс штук, кража 1 т.э. не могла сделать из книги дефицит, это как раз наоборот, работников типографии на кражу подтолкнула дефицитность этой книги.
На 39 минуте есть интересная примета времени — в обеденный перерыв кладовщик и два грузчика присаживаются испить водочки. На столе для конспирации холодный самовар, чашки, заварник. Собственно бутылка спрятана в имитационном футляре напоминающем внешне книжку Петрова-Водкина. Этакие отголоски антиалкогольной кампании тех лет.
Светик девушка юркая, хитрая, язык подвешен, врёт как дышит, втирается в доверие к кому угодно, легко меняет внешность и перекрашивает волосы, соблазнила милиционера и вовлекла его участвовать в хищении книг повышенного спроса с оптового склада своего Николая Степановича, причем милиционер таскал пачки с книгами в служебный УАЗик, на котором и перевёз их в логово спекулянтов, на квартиру Бобрыки. (Далее по ходу фильма он же предупреждает Светика об облавах на чёрном рынке, то есть коррумпирован с ней весьма плотно). Удивленный столь ловким ограблением Николай Степанович пытается истребовать свою долю от спекулятивной продажи детективов, но Светик кидает его, говорит что вернёт лишь сумму по государственной цене, по номиналу — чтобы папик мог просто покрыть недостачу, без личного навара в карман. Так наглая ученица обманывает своего криминального учителя, и тому ничего не остается как идти в милицию — недостачу-то покрывать надо, даже по номиналу это весьма существенная сумма. На 55-й минуте обиженный папик приходит к вышестоящему майору, рисует картину что Светик по липовой накладной вывезла со склада товаров на три тысяч рублей (похоже он решил списать на недостачу раз в тридцать больше, чем было своровано реально), и что с ней заодно действовал ... сотрудник милиции. Банду спекулянтов накрывают и арестовывают, но Светик ускользает из сетей и обходит засады, ибо она уже переехала жить на квартиру к разведенному вышеуказанному филологу.
И тут как положено в агитках жанра "искореним неприглядную изнанку жизни строителей социализма", юная Светик, после прочтения книги о последних минутах жизни Пушкина, разочаровывается в спекуляции и на 65-й минуте киноленты ею овладевает страстное желание отдаться .. нет, не филологу Каратыгину в исполнении блестящего Виталия Соломина, но — сдаться с повинной в милицию. Она раздет долги, улаживает дела, идет с обреченным, но гордым видом в милицию.
На финальных титрах Светик смеется вместе со своим старым знакомым милиционером, с которым ранее обворовывала оптовый склад, и что-то подсказывает что всё нее будет хорошо — на этот раз уже с третьим папиком.
Фильм снят по мотивам повести Владимира Маканина "Старые книги" (1976).
Упоминаемая книга, которую ищет филолог Каратыгин, конечно же заинтересовала меня, нет ли ее в природе. Может и есть, нашёл только совсем посторонние предметы на замену, никак не относящиеся к его поиску, ибо они более современные:
книга 1
Л. Мануйлова "Печали и радости моей жизни. Записки" — М. Госиздат. 1922, 160 стр. (мемуары о деятельности РСДРП в Керчи).
книга 2
"Печали и радости" — первый сборник рассказов Валентина Бурлина — Киев, Радянський письменник, 1960, 120 стр.
книга 3
"Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", из серии "Мир поэзии" — М. Летопись 2000г. 495 стр.
книга 4
Василий Ракша "Песни радости, песни печали" (роман) — М., Манн, Иванов и Фербер, 2023 г.
В сентябре 1984 года в Англии, в издательстве Голланц (Gollancz), издали роман "Империя Солнца" Дж.Г.Балларда. Основной тираж книги вышел в красочной суперобложке Пэта Дойла (Pat Doyle)
а сто экземпляров были изготовлены в черном переплете и с лаконичным рисунком на обложке, все подписаны автором:
Некоторым фанатам удалось взять на таком экземпляре автограф и Стивена Спилберга (режиссера одноименного фильма, вышедшего в прокат в декабре 1987 года).
Не знаю сколько стоит такое комбо, но определенно кто-то из коллекционеров сильно постарался:
В октябре 1984 книга вышла и в США, в издательстве "Саймон и Шустер" (Simon & Schuster)
Это фотография первого листа рукописи романа:
В английской книге книге напечатана карта Шанхая и прилегающих территорий где происходит действие автобиографического романа. По тексту это глава 23:
цитата
Джим не сразу отправился в больничку: по дороге он зашел в развалины бывшего актового зала и сел за латынь. С балкона в верхнем ярусе он мог не только приглядывать за фазаньими силками за оградой, но и наблюдать за тем, что происходило на аэродроме Лунхуа. Лестничный пролет был частично завален кусками упавшей крыши, но Джим протиснулся в привычную щель, давно уже отполированную телами и одеждой лагерных детей. Он взобрался по лестнице и расположился на бетонной ступеньке, на которой раньше держался первый ряд балкона.
Устроив на коленях учебник, Джим не спеша приступил ко второй картофелине. Внизу, где раньше полукругом выступала в зал авансцена, теперь громоздилась мешанина из бетонных обломков и стальных балок, но расстилавшийся вокруг пейзаж был сам по себе весьма похож на те, которые обычно показывают в кино. К северу высились многоэтажки Французской Концессии, отражаясь фасадами в затопленных рисовых полях. Справа от Джима из шанхайского района Наньдао пробивалась река Хуанпу и пускалась далее в неспешное и раздольное странствие по обезлюдевшим городским окрестностям.
Прямо перед ним был аэродром Лунхуа. Через большое поросшее густой травой поле бежала наискосок взлетно посадочная полоса, чтобы закончиться у подножия пагоды. Джим видел как на ладони стволы взгромоздившихся на древний каменный помост зенитных установок и вынесенные на черепичную крышу мощные посадочные прожектора и радиоантенну. Рядом с пагодой были расположены ангары и механические мастерские, и возле каждого здания — огневая позиция из мешков с песком. На бетонированной площадке стояли несколько дряхлых самолетов разведчиков и переделанных бомбардировщиков — все, что осталось от непобедимой когда то воздушной армады, базировавшейся в Лунхуа.
По краям летного поля, в зарослях бурьяна возле окружной дороги, лежали в обломках все японские военно воздушные силы — по крайней мере, Джиму именно так и казалось. Десятки ржавых самолетных остовов приткнулись на покореженных шасси между деревьев или торчали на поросших крапивой откосах, там, куда их вынесло после аварийной посадки, которую кое как довел до конца истекающий кровью экипаж. Месяц за месяцем на это кладбище, именовавшееся по привычке аэродромом Лунхуа, падали с неба искалеченные японские самолеты: как будто вверху, над облаками шла все это время нескончаемая титаническая воздушная битва.
За разбитые самолеты давно уже взялись банды китайских старьевщиков. С чисто китайским непостижимым умением трансформировать одно барахло в другое они обдирали с крыльев металлическую обшивку, снимали с самолетов шины и топливные баки. Через несколько дней все это появится на шанхайских рынках в виде кровельных листов, емкостей для воды и сандалий на резиновой подошве. Велась эта разборка воздушных завалов с дозволения командира базы или нет — этого Джим никак не мог для себя решить. Через каждые несколько часов от пагоды отъезжал грузовик с солдатами и распугивал часть китайцев.
Это карта из издания 1984 года
А это наша попытка её перевести:
Топонимы взяты из перевода Вадима Михайлина, опубликованного в Москве в 2003 году издательством "Торнтон и Сагден".
Клаус Шваб «Четвертая промышленная революция» М. Бомбора, 2022. Перевод с издания 2016 года. ISBN 978-5-699-90556-0
Автор книги – основатель Всемирного экономического форума международной организации частно-государственного сотрудничества… ради чего? для чего? Книжка описывает прогнозы на ближайшие 10-15 лет (отталкиваясь от года 2015, так что почти весь срок уже вышел, можно даже сверить радужные прогнозы и серобуромалиновую реальность). По идее это футурологический обзор технологий, но написанный суконным бюрократическим языком, и от того скучнейший как инструкция к электрополотёру. Перечень изобретений и прогнозируемые эффекты от их влияния на экономику не так уж и интересны в сухом изложении калькулятора, интересны проговорки, оговорки и цели этого бессменного президента Давосского форума; ради них стоило читать книжечку.
Собственно весь прогноз уместился на этой табличке, далее в книге чуть более подробные объяснения что это имеется в виду, и какие последствия могут быть для общества. Причем разделы "положительный эффект" и "отрицательный эффект" написаны все 20 раз как под копирку — сокращение рабочих мест, цена упадет в разы, но потом хакеры могу сломать все что построит общество.
Описывая Интернет вещей (ИВ), автор восторгается как это стало дёшево, оснастить датчиками не только паллеты и контейнеры с грузами, но и отдельные единицы товаров, чтоб знать на какой они полке в магазине или где какой курьер везет пакет, и это так чудесно, что в ближайшее время это всё будет применяться к передвижению и отслеживанию людей (стр. 31).
При использовании цифровых платформ себестоимость производства последующих единиц товара стремится к нулю (стр.34). Кажется автор не учитывает что дешевизна имеет пределом стоимость сырья и энергии – даже если печатать на домашнем 3D-принтере по скачанным с торрентов чертежам.
Четверть современных детей доживет до ста лет, поэтому надо повышать пенсионный возраст (стр. 45).
Новые отрасли создают новые рабочие места, но в значительно меньшем количестве, чем сокращают старые рабочие места. В 1980-е новые отрасли создали 8% рабочих мест, в 1990-е 4,5%, и в 2010-е создано 0,5% рабочих мест (стр. 51). Новые профессии появляются, но на общую занятость они уже никак не влияют – в силу своей узкоспецифичности и высокого уровня образовательного входа.
Стр. 53-54, список профессий, наиболее подверженных автоматизации. За единицу принят прогноз, что эта профессия исчезнет через 20 лет. Далее идет список профессий, автор считает что эти профессии охватывают 47% рабочих мест в экономике США. Телефонные продажи, налоговые консультанты, страховые оценщики, судьи и арбитры в спорте, секретари, хостес, официанты, риэлтеры, курьеры. С вероятность 0,94 до 0,99 они исчезнут через 20 лет. А вот наименее роботизируемые профессии, с вероятностью исчезновения от 0,0031 до 0,015: социальные работники сиделки, учителя танцев, хирурги, психологи, аналитики, археологи, морские судостроители, менеджеры по продажам, генеральные директора. Жаль что в книге из таблицы вырезана самая середина, там наверное кассиры, поточные учителя, водители, маляры, и т.д., все те самые 47% рабочих.
Средства видеонаблюдения доступны, дешевы, скоро все уличные фонари оборудуют для зондирования и слежения за всеми (стр. 99). Да еще одежда с датчиками, да еда с микрочипами, слежение свысока и за здоровьем, и за диетой, и за перемещениями, и за образом жизни.
БигДата чудесная штука, правительство сможет прижать весь бизнес и заставит предпринимателей быть абсолютно подотчетными (стр. 168) – ого, в Европе что, такая проблема с серыми зарплатами или с черным рынком?
Мало вам льготы для владельцев убыточных электромобилей (бесплатная парковка, выделенные места на стоянках, безналоговый режим владения), так следующий шаг будет круче: люди, управляющие автомобилем сами (а не доверившие это роботу), должны платить налог за автомобиль больше, чем владельцы машин с ИИ (стр. 172). Ну и следующий шаг – людям будет запрещено водить машины на бесплатных дорогах (там же, стр. 172).
И вот в этом компьютеризированном совсем не дивном новом мире, с тотальной слежкой с каждого столба, где любой ап-п-чих фиксируются умными часами и наказывается повышением медицинской страховки, где передвижение запрещено, и свобода торговли канула в лету, в этой мешанине быстро меняющегося мира, Клаус Шваб позаботился о бюрократии, об управленцах высшего звена, об этих VIP-распорядителях чужого. Соедите за руками:
Правительства теперь менее эффективны, потому что граждане информированы о том что они делают, с горечью пишет автор на стр. 85. То есть граждане сопротивляются прихотям и дурости начальства, кто бы мог подумать что коллективный разум – препона идиотии руководителя.
Новости идут круглые сутки со всего мира, некогда думать, решения часто необдуманные, для правительства надо выделить особую комфортную зону, «дополнительное пространство для спокойного пребывания, где можно было бы размышлять о важных решениях», и создать под это особую законодательную экосистему с устойчивой юридической структурой (стр. 89). Короче появится эдакий Запретный город для наследственной бюрократии в центре Пекина Брюсселя. С аналогичным финалом, потому что история самонадеянных не любит, а финализировать ее не удалось, вспомним Фрэнсиса Фукуяму.
В 1990 году Брайан Олдисс напечатал мемуары о своей книжной жизни, о своем чтении, друзьях-писателях, о поездке в СССР в 1977 году, об отношениях с издательствами, и т.п. писательская кухня. Первое издание было в твердом переплете и суперобложке, насчитывало 280 страниц, имело тираж всего 250 экземпляров, и каждый экземпляр вручную пронумерован и подписан Олдиссом. В качестве бонуса каждый экземпляр содержит специальный «ассоциативный предмет» с подписью Олдиса (например, авиабилет или программа конгресса). Книжка эта стоила 40 фунтов, однако и сейчас её можно найти у букинистов. На основе изучения магазинчиков мы вытащили фотоснимки таких книг, и можно представить что там Олдисс подкладывал вместо подарков. Традиция пронумерованных экземпляров ведет отсчет из времен наборной литерной печати и печати гравюр с досок, когда каждый следующий оттиск был естественным образом хуже предыдущего — клише и доска разбиваются, изнашиваются, портятся. Ценятся самые первые оттиски, потом по убывающей. Эту практику продажи гравюр перенесли на книги, библиофильские издания давно этим занимаются — первые несколько штук подписаны буквами, и могут вообще печататься на особой качественной бумаге, даже с очень широкими полями, намеренно сантиметров на пять шире чем у ординарного тиража. Это специально для подносных экземпляров для императорской семьи или высших сановников. Потом десяток экземпляров нумеруется римскими цифрами, дальше полусотня-сотня экземпляров — цифрами арабскими. Современные библиофильские книжки могут нумероваться и сотнями штук, например во Франции делали даже в 3000 экземпляров тиражи, но — каждый экземпляр имел свой уникальный типографски пропечатанный номер. С приходом офсетной и цифровой печати ценность первых экземпляров оттиска нивелировалась и они сравнялись, что номер 1, что номер 31 — всё будет идентичным. Однако нумерация продолжает являться заверкой эксклюзивности и ограниченного выпуска издания. Прилично заверять автографом писателя, или, за неимением доступа к автору — автографом переводчика, редактора, художника, или даже издателя. Например издательство The Easton Press из Коннектикута выпускает фантастику в претенциозных толстых кожаных переплетах с позолотой, почти все книги с автографами писателей, но если автор уже ушел в лучший из миров, то роспись ставит кто-то из других людей, готовивших книгу (обычно художник или редактор). Всё это в совокупности и будет признаками коллекционного издания, лимитированного издания, а вовсе не гениальный маркетинговый ход назвать обычнейшую серию "коллекционной". Так шутили издатели в 1995 году http://www.fantlab.ru/series351
продолжают и поныне, подписывая к обычному ординарному пятитысячному тиражу в переплете 7Бц эпитет "коллекционный". Предметом страсти собирателей он может быть станет через много-много лет, а когда предмет сразу в магазине нарекают этим словом — это суть симулякр и размытие термина. Впрочем, мы отвлеклись.
Итак, мемуары Олдисса, несколько изданий по порядку.
1)
Лимитка, издана в июле 1990 года, тираж 250 экз, издательство Avernus, ISBN: 1-871503-04-3 (978-1-871503-04-3), 280 страниц. ценник £40.00
Это издание содержит на шесть глав (56 страниц) больше, чем массовое издание от Hodder&Stoughton, и ограничено 250 экземплярами.
Массовое первое издание вышло так же в июле 1990 года, стоило £13.95.
Так же твердый переплет, суперобложка, количество страниц всего 222.
Издательство Hodder&Stoughton, ISBN 0-340-53661-6 (978-0-340-53661-2).
Издания почти одинаково выглядят потому что у них похожие суперобложки. Только на лимитке есть надпись о том что она лимитка, а на книге обычного тиража — вместо рекламной объяснительной надписи — заглушка, повторен фрагмент картинки с пейзажем.
Через год мемуар переиздан Coronet в покете за £4.99 и более продающей обложкой. Изо всех представленных вариантов оформления мне импонирует именно этот — с жонглирующим мирами Брайаном Олдиссом. Ну что еще делать фантасту на досуге, как не жонглировать мирами и вселенными?
ISBN 0-340-55135-6 (978-0-340-55135-6)
4)
Через десять лет книжку переиздали в "House of Stratus" — в твердой обложке и с минималистским супером, где стеснительный (не указанный в выходных данных) оформитель выложил сердечко из канцелярских скрепок.
ISBN 0-7551-0077-8 (978-0-7551-0077-4). В книге 220 страниц, и на isfdb есть странное примечание:
"This edition follows the Avernus one but doesn't contain any of the items inserted in that limited edition"
"Это издание следует за изданием Avernus, но не содержит ничего из того, что было включено в это ограниченное издание".
Можно подумать что издание 2001 года — как раз расширенное, как самое первое издание. А можно подумать что и нет, не расширенное. Непонятно, и уточнить негде.
5)
В 2013 книжку издают еще раз, в покете и в электронке. Издатель один, год один, поэтому и обложки у них одинаковые, лишь ISBN разные. 978-0-00-748212-2 (0-00-748212-4). Это бумажная книга
6)
А это электронная. ISBN 978-0-00-748213-9 (0-00-748213-2).
В книгах есть указание что издание делается с той книги 1990 года, что выпускали Hodder&Stoughton. То есть сокращенное издание, без шести глав.
цитата
First published in Great Britain in 1990 by Hodder and Stoughton Hardbacks
This edition published by The Friday Project in 2013
По примечанию можно предполагать, что текст — по ординарному изданию, без дополнительных глав.
Заинтересовавшись что же там за дополнительные шесть глав, коллеги teron и Kons провели поиск по интернет-букинистам.
Один букинист показывает книгу в суперобложке лимитки, делает несколько фотографий, в том числе и Оглавление.
Но мы видим что Оглавление полностью соответствует изданию 2013 года:
цитата
Dedication
Introduction
Apéritif: Bury My Heart at W. H. Smith’s
1 My First Editor
2 Three Pounds a Week
3 Vienna Steak, Heinz Salad Cream
4 Imaginary Diaries
5 Elegy for Minor Poets
6 Recuperation: a Brief Chapter
7 In the Big Spaceship
8 Following in SPB’s Footsteps
9 I Dream Therefore I Become
10 Helping Writers – and Otherwise
11 An Evening in London, a Weekend in Nottingham
12 White Hopes, Black Olives
13 Wandering Scholars
14 Critic in a Jacuzzi
15 Stubbs Soldiers On
16 Medan, Malacia, Ermalpa, Avernus
17 From Oxford to Italy
18 Charivari
Appendix: The Brood of Mary, by Nicholas Ruddick
цитата
Предисловие
Аперитив. Схороните моё сердце в WHSmith’s
1. Мой первый издатель
2. Три фунта в неделю
3. Шницель по-венски, салатный соус Хайнц
4. Воображаемые дневники
5. Элегия малым поэтам
6. Передышка: короткая глава
7. В большом звездолете
8. По стопам С.П.Б
9. Я мечтаю, следовательно, я становлюсь
10. Помоги авторам – и прочее
11. Вечер в Лондоне, выходные в Ноттингеме
12. Светлые надежды, черные оливки
13. Странствующие ученые
14. Критик в джакузи
15. Рядовой Стаббс, вперед
16. Медан, Маласия, Эрмалпа, Авернус
17. Из Оксфорда в Италию
18. Шаривари
Приложение:
Размышления над Мэри, написано Николасом Раддиком
Кроме того, оно кончается на 209 странице (дальше идет небольшая статья на десять страниц), а в лимитке должно быть 280 страниц. То ли продавец сделал фото с массового дешевого издания, то ли в лимитном издании дополнительные главы просто вклеены в конце книги, без указания в Содержании?
========== Позднее примечание от 4 октября 2023 ==============
Оказалось что страницы идут после обычного текста книги, шесть глав:
Intro to the Avernus Chapters by Aldiss himself.
19 'Im
20 The Clouded Mirror
21. Fighting For Tummyberries
22. The Booker
23. The Sun like Memory
24. An Alphabet Of Green Cardboard
Введение в главы для "Авернуса", написанное самим Олдисом.
Третий букинист показывает какие бумажки из своего архива приложены Олдиссом к этому экземпляру:
"Этот сувенир представляет собой несколько квитанций из египетского отеля в Асуане и его путешествий, одна из которых подписана Олдиссом в 90-е годы".
Почему в 1990-е годы, книжка вышла в 1990? На одной из квитанций виден год 89, значит продавец сдвинул ошибочно датировку, осовременил случайно. Разница в стартовой цене между лимитированным и ординарным изданиями 1990 года небольшая (40 и 14 фунтов), и добавленную ценность придаёт конечно же автограф и некие дополнительные главы, и ценность этих просроченных билетов явно ничтожная. Но эксперимент любопытный. Получается старая шутка про то что "Стивен Кинг может продавать счета из прачечной" — осуществилась. Да, популярный писатель может продавать.