Коченеет душа. Старая церковь красуется кирпичным нутром. На колокольне ни одного колокола. И фонари не горят. Чудачество! Днем, когда кругом только белое и черное, так не хватает теплого, желтоватого света.

Вот и птицы потерялись словно. Тоже свет ищут, который есть в церкви. Свечи горят, плачут воском — самими собой. Только птиц не пустят в церковь. Как не пустили кошку, что все утро голосила за толстой дверью, замерзшая и голодная. Свечи — они для покойников, чтобы им не так больно было смотреть сверху на замерзших людей. Только вот, по теории одного йога, там на Небе никого нет, и покойники наши все на земле. Кошками жмутся к церковным дверям, воронами кружат над безголосыми колокольнями. Горят для них свечи, они знают о том. Только против дверей бессильны. И... фонари не горят.

Ничего не обрушилось. Лишь накренилось старое здание. Засипели сквозняком окна, задышали так жадно и зло, что судорогами изошлись. Жалко…жалко тот старый на две комнаты дом.

В первой – высокие потолки, насмешливость волчьей улыбки створок и тепло обжитых стен, много повидавших на своем веку.

Во второй – запах свежего дерева, чуточку мокрый и пряный, заполонил собой все пространство. Свет перебегает с пола на потолок, смеется, заглядывая в темные уголки паутины.

Когда-то здесь жили люди. Недолго. Совсем чуть-чуть. Говорят, они умерли или просто, потерявшись в каком-то большом и неправильном городе, разошлись по другим домам.

Что бы ни случилось с ними там или здесь…они все еще в доме, который никак не обрушится.

Иногда в нем находят приют бездомные псы и нищие. Ни первые, ни вторые не противятся невольному соседству, комнат-то две… Не против и дом, который спит не одну уже сотню лет – дом, который приснился двум разным людям.

Время уезжать. Когда приходит оно? Боль в ногах — что за мелочь? От жары может быть холодно, и ты стоишь на мосту. Кругом никого. Щуришься, ищешь людей, и когда глаза натыкаются на чью-то фигуру на горизонте, облегченно вздыхаешь. Ты не один. Ступаешь, не глядя по сторонам. Ждешь, как же ждешь ты сближения. Только секунда-другая и никого уже нет, там впереди. Показалось? Ну нет же...Не идиот ты. Был человек. Кажется, женщина. Впрочем, какая разница?

Мчатся машины. Создают ветер...искусственный и потому равнодушный. Ветер с едким запахом пыли.

Время уезжать, а некуда. Да и здесь столько долгов. Столько ходов сделано в этой игре, что не выйти до ее окончания. Ты строил замки. Высокие и большие, а когда разрушил один из них, чтобы подарить другу память его крушения, оказалось, что ты виноват. Замки должны стоять. Подпирать небо. А иначе, как до него добраться?.. Птиц, у которых отвалились крылья, следует добивать. Ведь смысл их жизни в полете. Пусть ты не умеешь, зато можешь смотреть на них. А уж если они вдруг не могут обрести высоту, значит они предатели.

Время уезжать. Но никто не останавливается. Сигналь, не сигналь. Боль в ногах — ерунда. Ты дойдешь. Будет утро. Машины уедут, увезут с собой время. Скорей бы.

Не дождусь тепла — погоды

В ледяном саду.

Прямо к Богу черным ходом

Вечером пойду.

Попрошу у Бога места,

Теплый уголок,

Где бы мог я слушать песни

И писать их мог.

Я б тихонько сел у печки,

Шевелил дрова,

Я б выдумывал без свечки

Теплые слова.

Тают стены ледяные,

Тонет дом в слезах.

И горят твои ночные

Влажные глаза.

Варлам Шаламов

Вечер, расчертив светом асфальт, косыми линиями пробежался по лицам прохожих и, нагулявшись, занырнул в комнату одного из многоэтажных домов. Его там ждали, и Вечер был этому рад, ведь останься он без приюта на улице, и его растворила бы Ночь – косолапая и близорукая дама — она всегда наваливалась внезапно, и Вечер просто терялся в складках ее полудярывого, засаленного халата.

— Привет, дружище, — улыбался Вечер своему другу, сворачиваясь в клубок где-нибудь в уголке.

— Сегодня я познакомился с одной вороной, — рассказывал он последние новости, при этом неизменно привирал, — она прилетела в наш город из самого Кентукки!

Так, кошки, с которыми он случайно заводил дружбу оказывались из Лондона или из Брюсселя, а лохматые псы с острова Лабрадор или Ньюфаундленд.

Вечер не боялся, что его уличат во лжи, он же рассказывал другу! И, может быть, врал-то именно для него, ведь тот всегда так радовался красивым и непривычным словам.

— Из самого Лондона? – вскидывался, размахивая руками. – Наверное, она жутко устала лететь, ты бы пригласил ее к нам, — говорил он обычно, меняя в угоду случая, названия городов.

— Ой, знаешь, она так спешила на бал полосатых кошек, что я не посмел позвать ее в гости. Ведь отказала бы, а это так неприятно! – растворялся улыбкой Вечер в блестящих черными огоньками глазах Друга, и, шевеля ушами, щекотал того за ресницы.

— Ты слышал, что я сказал? Из жаркого Кентукки прилетела!- повторил Вечер еще раз и встревожено прищурившись, посмотрел на Друга. Тот молчал, уткнувшись носом к стене. Тревожный симптом!

— Представляешь, она родная сестра тамошнего вороньего короля и знает шесть языков! – умоляюще добавил Вечер и снова не услышал ответа.

— Даже, наверное, семь языков! Да, конечно, еще русалочий язык, — совсем уже безнадежно протянул Вечер.

— Ты спишь что ли?.. Тогда я пошел! Ухожу …слышишь? – практически перебравшись за ту сторону сине-черного окна, оглянулся в последний раз и вздохнул – Друг так и не посмотрел в его сторону.

Ни капли теплоты, как же холодно. Ах, если бы было, куда идти…он птицей бы улетел от Ночи. Когда некому рассказывать об увиденном и отвечать на вопросы, как не беги, все одно – растворишься во тьме. Просто заснешь от усталости, от пустых перекличек листьев, повторяющих раз за разом одни и те же слова, не дающие им забыть собственные имена. Как глупо! Главное не думать о Друге – он просто вырос, и по ночам теперь спит. Так всегда бывает с людьми. Рано или поздно они вырастают или вовсе уходят куда-то. Забывают тебя, будто никогда и не видели раньше…

Всхлипнув от этой мысли Вечер, бегущий стремительный огонек, врезался в Ночь и, захлебнувшись ею, на время утратил себя. Завтра он снова проснется, и вспомнит всех бывших друзей, позабывших его. И, конечно, подружится с кем-то еще.

И если вдруг, зайдя в детскую и увидев, как ваш малыш блаженно улыбается и машет ручкой кому-то, то не пугайтесь – он слушает Вечер, который никогда не расскажет плохого. Он сам ведь еще ребенок.