Если кто-то прочтет эти небольшие сказочные истории, то пусть напишет хоть пару строк о них. Мне это очень важно!

Ну, здравствуй!

— Ты заблудился? –

— Да, — сказал зайка. Он давно уже сидел, зажмурившись, под большим кустом барбариса. Голодный, замёрзший.

— Пошли ко мне. Чаем напою.

Услышав это, зайчонок осторожно приоткрыл один глаз и увидел лисёнка в большом надвинутом на глаза берете.

— Меня зовут Ю! — сказал тот и улыбнулся

— А я Светлячок, — шмыгнул носом зайчик, — а ты далеко живешь?

— В двух шагах отсюда. Побежали греться!

Уже совсем скоро они были в норке. Посвистывал, закипая, старый чайник. Тоненько трещали дрова в камине. Светлячок сидел у огня и, закрыв глаза, молчал.

— Хорошо, — сказал он через какое-то время.

— Хорошо, — подтвердил лисенок.

Светлячок бросил в стакан три куска сахара. Сделал глоток. И, покосившись на Ю, спросил: добавлю ещё? Несладко…

— Валяй, — согласился тот, — клади, сколько хочешь. А лучше грызи вприкуску. Так вкуснее! И, взяв в лапку кусочек, тут же отправил его в рот.

— Бабушка говорит, так зубы испортятся.

— Ну, если бабушка…

Заметив, что лисёнок нахмурил брови, Светлячок улыбнулся. Чуть виновато и смущенно.

— Я не паинька, ты не думай. Просто обещал не грызть сахар. Теперь приходится держать слово.

— Это другое дело! – обрадовался Ю, — а то не люблю тихонь! Зато уважаю тех, кто обещание держит.

Было слышно, как на улице бегают по опавшим листьям капли дождя. Как вздыхает под натиском ливня Синий Лес.

— Ты первый раз у нас здесь? Надолго? – спросив, Ю потянулся и, не удержавшись, зевнул.

Светлячок пожал плечами.

— Не знаю. Я ищу место для своей норки! Если понравится, то останусь тут.

— Что же ты под ночь на поиски отправился? – удивился лисёнок.

— Так я уже три дня, как из дома ушёл, — ответил очень гордый собой Светлячок и чихнул.

— И всё время спал под открытым небом?

— Ага…

— Что же ты ищешь?

Зайка задумался. Трудно было так сразу ответить. Хотел сказать, что звезды, которые видно прямо с порога. Что реку, которая бы текла неподалеку и наводила на разные мысли своим дыханием. Что друга, с которым не нужно говорить, когда хочется помолчать.

Подняв глаза на Ю, Светлячок понял, что можно не искать слов.

— Завтра покажу тебе хорошее место! А теперь давай спать, — сказал лисёнок, — я постелил тебе на диване.

Уже засыпая, зайка спросил:

— А речка там есть?

— В двух шагах. Спи…

ЧУДОВИЩЕ

Светлячку так хотелось проснуться, что никак не удавалось заснуть. Как рассветет, придёт Ю. Они сговорились узнать наконец, что находится за Большой горой.

— Там, наверное, никто не бывал! – убеждал лисёнок. Надо сделать это первыми!

Светлячок согласился. И теперь не спал. За окном шуршала ночь. Cловно фантики с конфет снимала. Было приятно лежать в кроватке и, слушая, представлять, как они с Ю совершают подвиги.

Тут в двери что-то ударило, и Светлячок чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— Не бойся, это я, — раздался тихий голос. – Не спится чего-то…

Это был Ю. Зайдя, он сразу забрался в кресло и какое-то время просто сидел, глубоко задумавшись.

— Светлячок, а вдруг там чудовище?

— Мы победим его!

— А если оно сожрёт нас?

— Нас же двое! Вместе мы справимся!

— Ты правда так думаешь, Светлячок?

— Конечно! Один я бы не решился, а с тобой не боюсь.

— Тогда пошли прямо сейчас! А то до утра я не дотяну…

Сказав это, Ю легонько укусил себя за лапку. Светлячок с восхищением посмотрел на него.

— Какой же ты все-таки храбрый! Идём скорее!

Зайка заметался по норке. Надо было взять фонарик! Веревку и меч, сделанный из березового прута, он приготовил ещё днем. Фонарик нашёлся под кроватью. Светлячок повесил его на шею. Натянул на лапки ботинки. Надел свою любимую жилетку.

— Бежим скорее, Ю!

— Может, чаю перед дорогой выпить?

— Ромашкового или с шиповником?

-Чего пристал с глупыми вопросами? Любого! –

Нагрубив другу, Ю тут же устыдился.

— Прости, Светлячок. Не хочу чаю. Пошли, если готов!

И с криком «вперед» лисёнок выбежал из дома. Он понесся через Синий лес – быстрый, как молния. Светлячок изо всех сил старался не отстать. Они долго бежали. И остановились лишь у подножия Большой горы.

— Лезем! – скомандовал Ю!

— Давай отдохнем, — взмолился Светлячок.

— Ни секунды! – безжалостно ответил Ю и первым полез вверх.

Они карабкались, казалось, целую вечность. Светлячок тянулся из последних сил.

— Только бы не свалиться, — шептал зайка. И в тот момент, когда он понял, что вот сейчас упадет и больше не встанет, Ю остановился. Они были на самой макушке Большой горы!

Светлячок растянулся на траве, показавшейся ему мягче подушки, и закрыл глаза. А когда открыл, в них отразились звезды. И они показались ему немного другими, чем те, которые он видел раньше.

— Они такие огромные…, — прошептал Ю. Он лежал, раскинув лапки, и тоже смотрел на небо.

— Это только наши звезды, — сказал Светлячок. И тихонечко рассмеялся.

— Только твои и мои, — подтвердил Ю.

Они долго так лежали и смотрели только на их небо.

А на рассвете пошли проверять, что же лежит за Большой горой.

Светлячок на ходу рубил березовым мечом невидимых чудовищ, а Ю улыбался каким-то своим мыслям. Здесь все было таким же, как и в родной долине у Синего Леса. Только старый дуб забросал их трухлявыми желудями за то, что они разбудили его.

Громкая тишина

— Ю, ты звал меня? – спросил Светлячок и заглянул под ветки сосны, широко развесившей свои мохнатые лапы.

— Юююююю! Где ты? —

— Нигде, — отозвался сердитый голос. – Чего кричишь? Топай домой!

— Ю? — жалобной серебряной капелькой упал в дождевую лужу вопрос Светлячка и отразился в ней его большими ушами.

— Скажи, это ты или старый Сов? -

Улегшись на мохнатой елке, улыбалась луна. Большая и очень хитрая.

— Фи-лин, бестолочь! Филииииин! Ну, когда же вы выучите? — донеслось из ветвей. И Светлячок, поняв, что это не Ю, двинулся дальше. Он шёл очень долго, пока не выбрался к большой поляне, которую они еще весной засадили морковками. — Запомни, поспеют лишь к августу, — сказал тогда Ю и попросил не проверять, насколько быстро те вырастут.

Светлячок присел возле маленького кустика и сделал вид, что срывает морковку.

— Ю-ю, отзовись?

Тишина поглотила крик Светлячка так быстро, что он даже обиделся. Все спят, а он тут один, Ю нет, и морковки даже сорвать нельзя. А может, попробовать?..

Светлячок потянул лапкой редкие морковкины волосенки. Изо всех сил, словно дерево хотел вырвать. Так, что едва не упал с тонюсенькой оранжевой полоской в объятьях.

— Какая же это морковка, — совсем загрустил Светлячок и засунул ее обратно в дырочку.

— А что если она такая маленькая из-за неё? Вдруг размер морковки зависит от толщины дырочки? И никто ведь не знает, какие дырочки вооон под теми кустиками. Светлячок, шмыгнув носом, поднялся. Осмотрелся по сторонам. В лесу по-прежнему стояла такая громкая тишина, что у него тут же защипало в носу. Нужно было отвлечься от неё, спрятать себя в какое-то дело.

Через пару минут на большой поляне не осталось ни одного невыдернутого кустика. Нет, окажись вы там, ничего не заметили бы. Ведь…

— Расти уж побыстрее, — сказал Светлячок последней посаженной им обратно морковке и погладил её по кудрявой макушке.

Устав так, словно засадил огород, а ведь так оно и было на самом деле — зайка побрёл домой. Когда же он пришёл, то увидел сидящего на пороге Ю.

— Где ты был, Светлячок? Я тут уже выспался на твоём крыльце.

— Я…я….нет, это ты скажи, где был. Я искал тебя всю ночь!

Кончики ушей Светлячка так сильно дрожали, что лисёнок сразу понял – друг что-то недоговаривает, и вот беда – сам себе соврать не дает. Улыбнувшись, Ю ответил:

— У тебя. Я к ужину притопал. Смотрю, тебя нет. Вот и решил дождаться твоего возвращения. Ну, Светлячок, говори, где был?

Зайка долго не отвечал. Говорить правду было страшно. Он ведь обещал не смотреть, как растет морковка!

— Ты, наверное, на пруд без меня бегал? Сказки слушать?

С этими словами Ю, зайдя в домик, тут же уселся на стул, подобрав под себя лапки.

— Наливай чай, Светлячок! Я вот печенье принёс. Твое любимое — морковное!

Тут зайка не выдержал. С заварочным чайником в лапах он обернулся и медленно, по слогам сказал:

— Ю, я сажал морковку. Один. Ночью. Ты уж не бросай меня больше. Если друзья, так давай вместе всё делать.

Лисенок открыл рот, затем закрыл и снова открыл, а потом засмеялся. Через некоторое время к нему присоединился и Светлячок. Они вдвоем смеялись так долго, что громкая тишина умчалась прочь из их родного Синего Леса, и больше друзья её никогда не слышали.

ПИРОЖКИ

В тот день Светлячку приснилась бабушка Августа. Она сердилась так сильно, что её уши вытянулись вверх, как по линеечке.

— Опять не почистил зубы на ночь? – Светлячок, ты вырастешь некрасивым! Бери пример с Искорки. Она никогда не забывает об этом.

Как всегда, одно только упоминание любимой внучки притушило воспитательский пыл бабушки Августы. Ее глаза смягчились, и продолжала она уже не таким суровым тоном:

— Вот, смотри, приедет в гости и пристыдит тебя!

Светлячок об Искорке слышал едва ли не каждый день, а сам никогда и не видел её. Ему, впрочем, хватало о двоюродной сестре и рассказов. Искорка и сладкое не таскала со стола – даже любимые пряники, — и уши не забывала чистить, и даже полы любила мыть.

Зайка хотел сказать, что давно живет в своей норке и делает, что хочет, как сон закончился.

Солнце уже вовсю улыбалось Синему Лесу. Светлячок почистил после завтрака зубы, помыл за собой посуду и задумался. Надо было навестить бабушку. Она, наверное, соскучилась по нему, вот и приснилась.

Он написал Ю записку, чтобы тот не потерял его. Закрыл двери и как обычно положил ключ под коврик у входа. Вдруг кто из друзей пробежит мимо и захочет отдохнуть.

Весело было шагать по родному лесу и насвистывать под нос песенку.

— А пи-иии, а пиии, а я к бабушке иду. А пи-иии, а пииии, а я что ей расскажу.

Тут Светлячок задумался. Ему решительно нечего было рассказать бабушке. Не о том же, как они с Ю по ночам бегают на пруд слушать сказки лягушек. И то, что они ходили далеко за Большую гору, ей тоже не понравится. Захотелось даже домой вернуться, и Светлячок так бы и сделал. Если бы не прошёл уже большую половину пути. День потихоньку превращался в вечер. Очень хотелось есть, и зайке то и дело мерещился запах бабушкиных пирожков с морковкой и тыквой. Вот он опять остановился и принюхался. Как сладко пахло!.. Нет, ошибки быть не могло! Бабушка Августа пекла пирожки! И Светлячок помчался вперед изо всех сил.

Вот уже перед ним и родная поляна. Бабушкина норка крайняя справа. Светлячок тянет на себя дверь и проваливается в теплую, пропитанную ароматом выпечки комнату. На столе тарелка с пирожками. Их только недавно вытащили из печки, и они местами покрыты сладкой коричневой корочкой. Ооох…Светлячок хватает самый большой пирожок. И вроде бы и куснуть не успел, а уже ничего нет. Второй, третий…

— Почему ты не вымыл лапки? И жуешь с открытым ртом! Вот Искорка никогда такого себе не позволит. –

От неожиданности Светлячок чуть не подавился. Он так торопился съесть любимое лакомство, что и не заметил бабушки Августы. А вот она – сидит за столом и строго смотрит на внука.

— Ну-ну, знаю я вас сорванцов…ешь уж. Не хлопай глазами.

Бабушка заваривает чай, и все укутывается сладким запахом чабреца и душицы. Светлячок утопает в нем – сытый, довольный и счастливый.

— Бабушка! А мы лягушек бегаем слушать ночами. Они столько сказок знают! — внезапно говорит он. И, перебивая себя, добавляет: и ты не поверишь, но мы с Ю за Большую гору ходили!

— Ну уж прям за Большую гору? – переспрашивает бабушка, — а ворчливый дуб по-прежнему стоит за ней и плюется в каждого прохожего желудями?

— Ага, — отвечает Светлячок. Ему очень хочется спать, и он засыпает на полуслове прямо за столом рядом с пустой тарелкой.

Бабушка Августа долго смотрит на внука. Она знает, что завтра Светлячок ускачет ни свет ни заря. И надо бы встать да испечь ему на дорогу чего-нибудь вкусного. Только не пирожки – так надоело готовить их каждый день!

КРУЖКА В ЦВЕТОЧЕК

— Здравствуй, Ю, — скажу ему и больше ни словечка не дам. Повернусь спиной и уйду.

Ничего не подарить мне на день рождения! Ни шарика, ни морковки, ни даже печеньица!..

Светлячок уже второй час сидел за столом и, нахмурясь, передвигал с места на место сахарницу. Ёжик подарил новую иглу. Это хорошо. Старая опять потерялась. Будет, чем башмаки чинить. Ослик принес кружку. Посмотрев на жёлтую в цветочек кружку, Светлячок покачал головой. Ужасная кружка! И хоть он сам никогда бы не подарил такую, всё же приятно. Лучше всех угодила белочка с её шоколадными орешками. Светлячок тут же угостил ими друзей, слава Богу, успели не всё съесть! И как было бы здорово сейчас вместе с Ю пить ромашковый чай, заедая его орешками. Но нет Ю, и нет подарка от Ю. Гости давно ушли. За окошком так темно, что даже звезд не видно. Грустно в лесу, никому будто и дела нет, что у Светлячка сегодня четвёртый день рождения за всю его лопоухую жизнь.

— А вот и не лягу спать! Пойду волшебный цветок искать! – Светлячок медленно сполз со стула. Подошёл к зеркалу, висевшему напротив входной двери. Очень долго смотрел на себя. Потом подмёл пол. Вымыл чашки. Никуда идти не хотелось. Охая, натянул на лапки ботинки и только потянулся за шарфиком, как в дверь постучали.

— Никого нет дома! – прокричал он, стараясь скрыть радость.

— Светлячок, не глупи! Открывай, это я!

Будто не слышу, что это он, проворчал зайка и, отодвинув засов, высунул уши на улицу.

— Ты разбудил меня, Ю… Что случилось?

Не церемонясь с другом, лисёнок тут же протиснулся внутрь.

— А разве удобно спать в ботинках? – спросил Светлячка и, не дождавшись ответа, начал стаскивать полосатый берет.

— Поставь, пожалуйста, чайник! Я так продрог, пока шёл, — добавил он, усаживаясь в кресло прямо напротив камина.

— Аа-аа…протянул Светлячок, — а чего-шёл-то в такую темень? Завтра могли бы увидеться. Ему очень хотелось заплакать, и чтобы скрыть это, зайка долго возился со шнурками, лишь бы не оборачиваться. Когда же обернулся, то увидел лисёнка, доедающего последний орешек.

— Ю!.. А я? – чуть не вскрикнул Светлячок, но вместо этого лишь повторил вопрос:

— Так зачем пришёл? Кстати, вкусно? Я ведь даже не попробовал эти орешки.

— А о ты, аоишь, — пробубнил Ю с полным ртом. А когда прожевал, добавил:

— Очень жаль! Они замечательные!

Улыбаясь, он взял Светлячка за лапу и, вложив в неё что-то твёрдое и тёплое, сказал:

— Это тебе! Помнишь, мы видели, как звезда, сорвавшись с неба, полетела вниз и упала где-то далеко в нашем синем лесу?.. Я искал её всё это время и вот…

Светлячок разжав лапу, увидел перед собой блестящий камушек. Настоящую звездочку.

— Тебе нравится, Светлячок?

— Очень…, — прошептал зайка и опять чуть не заплакал. Ему было стыдно и так хорошо, что он от смущения буркнул:

— А орешек мог бы мне и оставить…

В ответ на это Ю только довольно зевнул. Когда же они пили ромашковый чай, сказал:

— Кстати, кто подарил тебе эту жуткую кружку в цветочек?

Рассказ давнишний. Но здесь его не было. И зря!

Косая рама, перекошенный взгляд окна на восьмой этаж, на котором лишь закрытая дверь, запрещающая вход посторонним, и люк над головой, тоже украшенный массивным замком.

— Не выбраться, — сморщились губы, — ну и не очень надо. Куда рваться?..

Прижавшись спиной к стене, Гошка закрыл глаза. Здесь его никто не способен увидеть, и можно бездну времени, целых минут пять, не заталкивать вглубь себя слезы.

Нет, не плакать. Просто не прятать свое несчастье. Можно даже головой о стену побиться, правда, тихонечко, чтобы не услышали.

Почему-то за все два года, что Гошка прожил в этом огромном доме, он ни разу не поднимался сюда – не догадывался что ли.

И вот черно-белый многоквартирный мир раскинулся перед ним под звуки старого скрипичного ветра.

Въехала во двор машина. Елозя колесами по снегу, она оставляла после себя серые вмятины. Пролетела птица, черной точкой отбивая невидимые фразы. Прошла мимо бабушка с внучкой. Девочка в красной курточке издалека казалась неповоротливой яркой бабочкой. — Славная какая, — прошептал Гошка, прижавшись ко стеклу лбом. Осознание, что скоро его хватятся, давило. Секунды – пинками – убеждали вернуться туда, где они могли бы снова растягиваться и вмещать в себя целую вечность.

Седьмой, шестой и вот четвертый этаж –здесь налево по коридору. Ещё два кабинета, и он у себя.

Двое соседей – делают ту же работу, что и он. Только они роботы, а Гошка живой.

И трудится здесь лишь из милости. Правда, получает гроши. Но зато может жить тут, вовсе не покидая здания. А это очень много, когда тебе только шестнадцать лет, и ты один на свете.

— Го-шка, — раздельно проговорил Круглоглаз (вообще-то оба робота были одинаковыми, но Гошке казалось, что у того, который сидел по левую сторону, глаза были чуточку шире), — тебя не было лишних две минуты пятьдесят три секунды. Об этом я обязан доложить Старшему.

— Хорошо, — привычно ответил Гошка и сел за работу. Каждый день он должен был сочинять по две сказки. Так же, как и его соседи.

— Это легкая работа. Мальчик справится, — будто оправдывался социальный работник перед начальником отдела.

— Есть стандартные формулы. Нужно только каждый день подставлять разные значения – ну ерунда и только, — шептал он и все оглядывался на Гошку, сидящего неподалеку в ожидании своей участи. — Некуда деть пацана! Пусть зарабатывает на жизнь, трудясь вместе с роботами. А иначе куда его? Утилизировать по норме? За ним никого! Ну жалко ведь…

— Жалко, — подтверждал второй, но продолжал возражать, — не мы законы придумываем. Сказано – нельзя людям выполнять столь бессмысленную и легкую работу – значит нельзя. Решили, что сирот в нашем государстве не должно быть…значит… утилизировать. Был бы малышом – нашли бы ему родителей, и все дела. А он ведь уже совсем взрослый! Не-пе-ре-вос-пи-ту-е-мый, — понимаешь?.. Такие и становятся врагами, мстят всем за свое несчастливое детство, — убедительно внушал второй первому.

Гошка долго тогда их слушал и молчал. Можно было бы попробовать убежать, укрыться в подвалах, в которых он большую часть жизни прожил. Только сил не было. Замерев на стуле, Гошка смотрел, как выползают из-под его ботинок грязные лужицы. Как с оттаявшей куртки медленно стекают на пол мутные капли.

Здесь было тепло, а он так устал. И пусть ему всего лишь четырнадцать, и кому-то кажется, что это еще не срок. Только чувствует себя Гошка на все сто четырнадцать. И сейчас ему все равно, о чем говорят эти люди.

— Да, он умеет читать и писать. — Откуда? — Бабушка научила. — Где она? — Умерла. Давно.- Что он знает о роботах и законах?- И те и другие никогда не ломаются. И не умеют плакать.

Последнее Гошка добавил, отвечая на вопросы первого, заметив, с каким неудовольствием тот разглядывает закапанный грязью пол.

— Слабо развит, конечно. Да не в президиум же его сажаем. Эх, черт с тобой! Определяй в 4 сектор к роботам. Пускай сказки множит, — выдал, наконец, приговор второй.

_

Сказки…Гошка помнил, как их рассказывала бабушка. Она для этого никогда не отрывалась от дел.

Жили они в старом-престаром доме. Таких давно уже нет. Его долго не решались трогать. Когда-то очень давно он принадлежал какому-то известному писателю, прославившемуся на весь мир. Гошка ничего не знал о нем. Неоткуда было. Потому что его бабушку меньше всего на свете волновали люди. О них она и не говорила никогда. Вот и в сказках ее главными героями были хлеб и вода, старая настольная лампа и веник.

И в который раз Гошка невольно ушел головой в эти сказки: послышался сердитый, как надкусанное и брошенное яблоко, голос. Вспомнился привычный полумрак дома, в котором еще до рождения Гошки кто-то заколотил досками окна. Показалось, что даже запахло в кабинете отсыревшими досками – так пахнут детские тайны, заброшенные свалки и стройки.

… Жил себе — поживал молоденький кусок хлеба. Целехонький он был. С золотистой корочкой и коричневой крепкой горбушкой. Проснется, бывало, утром, вдохнет ясного ветра да и выдохнет обратно, отправив на поиски счастья. Уж очень счастливым хотел быть. И, страшно сказать, верил, что счастья достоин. Долго его поучала вода, живущая в кране, что не стоит расходовать себя.

— Нельзя выпускать ветер, не каждому дано им дышать. Берег бы, глупый.

Хлеб лишь смеялся в ответ. Весь ладный, крошечка к крошечке, он сомневаться не умел и своим мыслям цену большую давал.

Уж и веник его вразумлял:

— Не выделяйся, мальчишка! Знаешь, сколько я вымел на своем веку…

Тут он запинался и, недоговорив, вздыхал: Счастья он ищет… одно слово, дурак!..

Больно ладным был хлебушек, порой пусть невольно, а нравился.

И вот однажды все переменилось. Просыпается хлебушек, вдыхает ветер, а выдохнуть не может… И так силится, и эдак, но ничего у мальца не получается.

— Что же это случилось? – кричит на всю кухню так громко, что высовывается вода из крана, да и замечает, что откусил кто-то кусочек от искателя счастья.

— Радуйся, что не съели, — буркнул веник. – Поживешь еще. Тут вон всю хлебницу опустошили. Столько выметать пришлось крошек, пока ты спал, — сказал старик и даже не запнулся на слове, которое раньше с трудом давалось ему.

С тех пор понял хлеб, что надо таиться, чтобы не проснуться вновь укороченным. А счастье?.. Возможно ли оно, когда так много ему подобных на свете?.. Все ведь не могут в радости жить.

Со временем хлеб вовсе улыбаться разучился. Да и некогда ему было, все свои крошки пересчитывал, втягивал голову в плечи. Так и засох. И никто не съел бедолагу, выбросили в мусорку.

— Вот и подумай, Гошка, прежде чем откусывать от хлеба кусочек. Хорошенько подумай, — поучала бабушка. – Хлеб-то выкидывать грех большой. Раз надкусил, съедай его целиком!

Только вот Гошка после этой сказки хлеб вообще в рот брать перестал. Жалко было… за хлебушек тот из сказки обидно.

Что уж и говорить, часто вспоминал Гошка эту сказку. Вот и сегодня она сама собой всплыла в памяти, когда окно показало ему одинаковые коробки домов с жадными до надежды глазами. Как отмахнуться было от мысли, что в каждом доме – уйма квартир, в которых по несколько комнат, и во всех живут люди, которые мечтают о счастье? И та девочка в красной куртке, похожая на бабочку, тоже ведь достойна самого лучшего в мире. И как он, Гошка, может надеяться, что все у него будет хорошо?

Когда-то давно, слушая бабушку, он думал, что хлебушек был счастливым по-настоящему, когда выдыхал из себя ветер и ничего не боялся. Только не понимал этого. Может, вот и Гошка не осознает, что еще счастлив?.. Нет…скорее уж та девочка. А он боится за себя и даже в кабинете с двумя роботами не дает себе плакать.

— Эй, парень, чего ты?.. Тебе плохо? -

Гошка вздрогнул, когда кто-то тронул его за плечо. Отняв руки от зареванного лица, он увидел Круглоглаза, участливо смотрящего на него.

— Ты чего, парень?- повторил тот, и это было последнее, что услышал Гошка, прежде чем потерять сознание.

_

Очнулся Гошка уже вечером в помещении для роботов. Мертвели фонари за окнами, рассеивая призрачный свет. Негромко переговаривались люди.

— О чем были твои сказки сегодня? – посмеиваясь, спрашивал темноволосый очкарик одного из соседей Гошки.

— О-о… О пользе кошачьих консервов, дружище. Знаешь ли, кошка наелась мыльных пузырей и стала икать разноцветными мышками. Да такими красивыми и аппетитными, что, засмотревшись на них, захлебнулась слюной.

— Кошмар какой, — передернул плечами робот с пятого этажа, с которым Гошка часто сталкивался, когда слонялся по зданию в свободное время.

— Кажется, парнишка ваш проснулся, — сказал он, заметив на себе Гошкин взгляд.

— Наш маленький робот? – дружно, будто по команде, разулыбались сказочники.

— Я не робот, — прошептал Гошка. – Живой, — добавил он и аж зажмурился, когда все расхохотались.

— В 4 секторе нет ни одного робота, — доверительно сказал темный очкарик. И только такой маленький дурачок мог два года прожить рядом с людьми, принимая их за машины.

— Честно говоря, мы думали, что робот это ты. А сегодня вот ты нас в том разуверил. Роботы ведь не плачут, — сказал один из соседей Гошки, а потом добавил: да и в обморок не грохаются.

— Значит, вы близнецы? – спросил он, уже зная ответ.

— К счастью, да, — ответил Круглоглаз. – Так легче притворяться роботами. Для жизни в нормальном обществе мы непригодны. Я дальтоник, а это считается, если ты не знаешь, признаком ненормальности, ведущим к озлоблению индивида, наделенного таковым врожденным дефектом. Круто, правда? – он улыбнулся одними глазами – и Гошка увидел, что они очень теплые и добрые.

— Я эту формулировку с детства выучил наизусть. Так бы и утилизировали, да вот повезло… вовремя с братом сюда попали.

Весь вечер слушал Гошка истории обитателей 4 сектора и с горечью вспоминал, как бродил он ночами по зданию, трогал руками замки на дверях и не заглядывал лишь на первый этаж, куда после работы спускались все роботы. Тогда Гошка со страхом представлял, как они медленно, вереницей проходят в зал, встают в строй и замирают, ожидая нового дня и новой работы с открытыми и невидящими глазами.

— Завтра будет новый день, — пробормотал Гошка, засыпая. Впервые за долгое время он чувствовал себя счастливым. Рядом были живые люди.

— Роботов не бывает, есть только надкушенные люди, — проговорил он уже во сне, но его никто не услышал.

Лунный свет заглянув в окошки, высветил застывшие лица людей. Казалось, они спали. Только глаза их при этом были открытыми.

— Б…., представляешь, как я живу?-

Стоит, прислонившись к стене магазина. Курит. Ей слегка за пятьдесят. Неопрятная в

своей полноте, раздраженная. Собеседница поддакивает. Рабочий день заканчивается,

приближая, по всей видимости, нечто мучительное.

— А он, б…., — слышу уже вдогонку, не успевая схватить на лету всей фразы. Да и к

лучшему. Этот секундный разговор не слышать бы вовсе. Вечер, пронизанный теплым

дыханием солнца, янтарен. Птицы в полёте делают небо круглым, как дно стакана, в

котором плещется море. Мучительно красивы их выкрики. То и дело поднимаешь голову

и кружишься вместе с этими живыми черными точками. Становишься восклицательным

знаком в закодированном послании, адресованном вечности. А ведь только вчера

непонятная грусть выливалась из тебя через край. И жалобы на «такую-растакую жисть»

рвались изнутри. Но сегодня всё по-другому, и день догорает не зря. А завтра?.. Через

неделю? Опять жалобы на судьбу и несправедливость? Кто-то снова будет виноват в том,

что ты то и дело или слепнешь или глохнешь. Из души на близких опять выльется твоя

глупость – все недоразвившиеся и потому убогие мысли и чувства. Захочется заорать:

«Вытащите меня отсюда! Из этой тесной клетушки – моей головы. Из этого проклятого

мира, где матери и дети скверно ругаются; старики нищенствуют, а мальчики, которые

«пошли поиграть» в чужую песочницу, внезапно уходят навсегда.

Живешь, пролистываешь, не читая месяц за месяцем. Это «всё плохо» прекращает твой

собственный рост. Вроде и участвуешь в представлении, но пьеса написана кем-то чужим,

и ты в ней статист. Молчаливый жалобщик с геморроем и постоянной изжогой. А там

недалеко и до «б…., представляешь, как я живу?»

Но ведь эта «отвратительная» жизнь одна! А бессилие возникает от бездействия. Перед

вами фотография двух взрослых котов, которых хозяева принесли в клинику на

усыпление. Можно было заплакать от безнадежности и повздыхать. Но волонтёры,

подключив других неравнодушных людей, нашли хвостатым новых хозяев. Только

вызволили из этой клетки не только кошек. Ещё и сами стали свободнее. Вот и

получается, что вытащить себя из болота за собственные волосы не только можно, но и

нужно. Причём чем чаще, тем лучше. Философ Мераб Мамардашвили говорил, что

человек – это постоянное усилие быть человеком. Не жалобщиком, а человеком. И как

жаль, что так часто нам не хватает на это сил.

Газданова мне подарил дедушка с соседней улицы.

— А вы читали Гайто Газданова?- спросил он. Было промозгло. На руках нервно елозила годовалая дочь. Еще не умея ходить, Сашка "гуляла" исключительно на мне. То и дело она вытягивала вперед руку, указуя, куда нам с ней надо идти. А еще дул ветер ,и легкий мороз мстительно кусал за отсутствие варежек. Какой уж тут разговор...кроме прижатой к груди дочери мне никто не был интересен в те минуты. Ее носика, щечек и прочего, прочего, прочего.

Так что толком не расслышав фамилию, я покачала головой.

— Га-зда-нов, — раза три повторил он. И помня, а мы как-то говорили о своих литературных пристрастиях, что я люблю малую прозу Набокова и Бунина, добавил, что Газданов намного их талантливее и ярче.

-Ага, угу, спасибо,- промычала я, досадуя на его навязчивость, и прибавила скорость, убаюкивая быстрым шагом дочь.

Это сравнение разозлило меня. Не люблю подобных градаций. Кто больше, кто меньше талантлив. Разозлило, но и заставило купить-таки книгу и начать читать.

Газданов абсолютно равен им. Но он другой. И он очень необычен. Холоден, но страстен. Равнодушен, но тепл. Удивительно свежий, целостный взгляд на себя и свой мир. Газданов — экзистенциалист. И его любимая тема — смерть и перерождение. А значит, и сама жизнь. Жизнь духа. Все плотское для Газданова вторично. Его герои живы внутренней жизнью. За каждой деталью — мысль. За каждым оборотом — воспоминание. И оно реально. Даже если принадлежит вымышленному герою — сутенеру, решившему спасать мир. Эдакому Святому Франциску двадцатого века. Оно пахнет, оно доносит до читателя звуки. Оно хоть и нематериально, но будто имеет вес. Настолько осязаемое, что ты мучаешься им, какие-то мгновения ощущая то, что описывал автор.

Наверное, именно за это умение — облекать память в словесные формы, тем самым извлекая из небытия целый мир, Газданова и называют русским Прустом. Но Газданов четче, яснее. И он не зациклен на себя. Его жанр — магический реализм. Его герои, даже если и подлецы, хороши. Все они пилигримы — путники, ищущие смысл жизни. Для кого-то из них этот смысл в Боге, для кого-то в любви, спокойствии или служении ближним.

Газданов — писатель Времени. Пловец Времени. Лев Толстой писал в своем дневнике :"Чем глубже в себя занырнешь, тем нужнее оно всем". И Газданов то и дело ныряет во Время, только ничего, кроме песка, не удается ему извлечь.

Любое чувство тщетно. Любая судьба ничтожна и скорее всего скорбна. И если красота и есть, то увидеть ее можно только со стороны.

Даже плотское чувство лишено у Газданова радости. Оно, словно в предчувствии смерти, печально. Правда в этой печали есть своя прелесть и свое вечное томление. Свое небывалое спокойствие и некая отрешенность.

Это очень экзистенциальная проза. Но во главе всего стоит не абсурд. Не страх. Не метания и уныние, а какая-то детская вера в чудо. Очень потрепанная вера. Местами заклеенная и залатанная, но, несмотря на это, сильная и чистая. Да, человек смертен. Да, все уйдет и закончится. Но... Но путь не изведан, и за поворотом тебя может ждать твое законное и заслуженное чудо. И добро всегда победит зло хотя бы потому, что ты сам этого хочешь и в это веришь. А большего и не нужно.

"Пробуждение" зацепило меня больше других книг. Все иррационально, но при том магически закономерно. Случайности нет, но без небывалого усилия не достичь предписанного тебе самим собой счастья. В какой-то момент подумалось, что Бог — это человек. Разумеется, лишь для себя самого. И просить о помощи, радости, защите тоже нужно лишь самого себя. И если некто, живущий в потайной комнате, услышит тебя за стуком твоего лихорадочного сердца, то путь будет начат. И твоя магия начнет менять мир и приводить в твою жизнь других людей, которые тоже Боги. И в этом-то и есть сложность и скорбь бытия. Боги, которые не слышат себя, часто ломают других.

В " Пробуждении" все закончится хорошо. Герои разбудят друг друга. Они не один раз метафизически умрут и родятся снова. И Время клубочком, как кошка, уляжется у порога их дома и будет там спать, даруя миру спокойствие и волю. Как Пушкин писал : На свете счастья нет, а есть покой и воля". Любая страсть, восторг, эйфория — разрушительны. В них нет созидания. И той прекрасной печали, которая дарит любви слабый фиалковый аромат всепринятия любимого.

Газданов не верил в случайности. И приятно думать о том, что через какое-то время моя дочь будет читать его книги. Находить ответы и ,что еще лучше ,- вопросы. И поглядывая на нее с книгой в руках, я буду улыбаться и помнить ощущение того долгого зимнего дня, когда дедушка с соседней улицы подарил нам встречу с этим удивительным человеком.

Сейчас, когда совсем рано укрывается город темной и теплой шалью неба. Когда фонари и светофоры разгоняют вечерние тени, кажется, что само волшебство бродит по улицам. И Новый Год, как никогда, близок. Предчувствие чего-то таинственного, музыкально чарующего насыщает воздух, и ты дрожишь не только от того, что озябла, а автобус долго не идёт, но и от ожидания скорой развязки. Будто сказочник шепчет над игрушечным городом самую интересную и неожиданную историю. И все мы – горожане – сказочные персонажи, и каждого ждёт своё законное дивное чудо.

Временем всё определено. Скоро родится Спаситель. Грань между прошлым и будущим на какой-то момент сотрется, и настоящее подарит понимание сущего. На один миг все станут чище, добрее, младше. Только одно мгновение, и… всё вновь вернется на круги своя. Плотным слоем нас припорошит будничность. Заботы, заботы, заботы… И понесется год, как с горки колесо. И за этой немыслимой скоростью мы не услышим тихого говора сказочника. Свято уверенные в своей настоящести, правильности…совсем запутаемся в тех веревочках, что держит в руках тот, кто ведает всеми историями. Уставшие, довольные, взрослые дети, которые часто лишь в конце ноября чувствуют, что они не властны над собой. Что чудо все-таки есть, и оно ходит вокруг и ждёт своих зрителей и героев.