От журнала «Axis Mundi»: «После недавней кончины Джузеппе Липпи, случившейся в субботу 15 декабря 2018 года, мы хотели бы поделиться этим небольшим интервью, которое он дал в 2014 году Андреа Скарабелли для журнала «Antarès» №8/2014, и в котором основное внимание уделяется творчеству Говарда Филлипса Лавкрафта, а также роли и важности фантастического воображения в современном мире. Мы выражаем нашу искреннюю благодарность Липпи за всё, что он сделал...».
.
Джузеппе Липпи (Giuseppe Lippi, 1953-2018) — итальянский писатель и редактор, учёный, публицист, эссеист, переводчик и журналист, эрудированный эксперт-аналитик и литературный критик в области мировой научной фантастики. Защитил научную диссертацию по фантастической литературе в Государственном Университете Триеста. Литературную деятельность начал в середине 1970-х годов в Миланской редакции известного фантастического журнала «Робот». С 1990-го года, в течении почти 30-ти лет являлся куратором и редактором самой старой и престижной в Италии научно-фантастической ежемесячной книжной серии «Урания», выходящей в одном из крупнейших издательств «Мондадори», распространяющем научную фантастику и фантастические комиксы в итальянских газетных киосках с 1952-го года и охватывающим 30% всего книжного рынка Италии.
Также Липпи являлся редактором многих других литературных антологий и публикаций в «Мондадори», в особенности книжной серии «Оскар Классики Модерна». Его последние крупные публикации состоялись в серии спекулятивной фантастики, фэнтези и хоррора «Оскар Драги», в которой он опубликовал два тома «Конана» Роберта И. Говарда, рассказы Кларка Э. Смита, все произведения Эдгара По, в том числе многие тома были посвящены его истинной и вечной страсти — творчеству Г.Ф. Лавкрафта. В 1976-ом году Джузеппе Липпи подготовил и выпустил популярный и уважаемый среди итальянских поклонников фэнзин «Король в Жёлтом» Роберта У. Чемберса с известным рисунком Фабио Калабрезе (р.1952) на обложке. Липпи перевёл десятки романов, написал более тысячи статей и предисловий, написал несколько собственных научно-фантастических романов под псевдонимом «П. Кэттридж-младший», за годы деятельности издал множество рассказов самых разных авторов, в том числе опубликовал в 1978-ом году «Руководство по Научной фантастике для молодёжи». В начале 1980-ых курировал четырёхтомное издание монументального сборника произведений американского писателя ужасов и фэнтези Ричарда Мэтисона (1926-2013), выпущенного в антологии серии «Шок!». Особым предметом его гордости являлся выпуск в конце 1980-х годов первого в Италии четырёхтомника всех Лавкрафтовских произведений, основанного на окончательно выверенных текстах, установленных С.Т. Джоши. Самой последней авторской работой Липпи стал исследовательский труд «Будущее в глотке. История 'Урании' с 1950-х по 21-й век» (Profondo Rosso, 2015). Кроме прочего Липпи принимал активное участие в работе известного в Европе международного Фестиваля Научно-фантастического кино и литературы в Триесте («Trieste Science+Fiction Festival»), а также в работе итальянской Конвенции Научной Фантастики «DeepCon/Italicon» и различных литературных конференциях.
В читательской среде Джузеппе Липпи заслуженно называли «королём итальянской научной фантастики», «одним из отцов-распространителей фантастического жанра в Италии» и «мостом между культурами», а так же главным итальянским специалистом по творчеству Лавкрафта и одним из двух лучших и изысканных переводчиков Лавкрафтианских произведений (наряду с Витторио Куртони, 1949-2011). В Италии Липпи многое сделал для художественной литературы в целом и для фантастики в частности, он практически обучил молодые поколения пониманию научно-фантастической литературы и познакомил читателей с такими великими писателями жанра, как Говард Лавкрафт, Кларк Эштон Смит, Роберт Говард, Айзек Азимов, Рэй Брэдбери, Роберт Шекли, Филип Дик, Олдос Хаксли, Артур Кларк, Майкл Муркок, Роберт Хайнлайн, Брюс Стерлинг и многими другими. После долгих лет жизни между Неаполем и Миланом, последние годы Липпи поселился и проживал в итальянском городе Виджевано. Скончался в 2018-ом году в возрасте 65-ти лет в следствии пневмонии. Похоронен на кладбище Сала-дель-Комиато-дель-Маджоре в провинции Павия (Ломеллина, Италия).
P.S: Интересный факт. По мнению ряда экспертов, лучшие итальянские переводчики последней четверти XX века Джузеппе Липпи и Витторио Куртони выбрали общие жизненные приоритеты и прошли долгий творческий путь, сделав жизнь тех, кто родился и живёт сегодня в Италии, бесконечно лучше, привив им понимание и интерес к различным формам литературы, выходящие за рамки простого увлечения и повлиявшие на их жизненное мировоззрение — конечно, это Говард Лавкрафт и Филип Дик, а также Хайнлайн, Мэтисон, и другие писатели, благодаря которым тяжёлая наркомания среди итальянской молодёжи стала считаться совершенно плеонастической (неоправданным излишеством).
/на основе интернет-материалов/
______________________________
«≈•~•≈»
Вы входите в число ведущих учёных-исследователей и переводчиков произведений Говарда Филлипса Лавкрафта. Как и когда вы впервые узнали о нём? В каком году появилась ваша первая работа, посвящённая Отшельнику из Провиденса? И последняя?
В одиннадцать лет я увлёкся астрономией и думал, что научная фантастика — это именно то, что мне нужно. Оттуда всё и родилось, любовь к космическому пространству и фантастической серии «Урания», названной в честь небес. А вскоре после этого подоспел кинематограф.
Лавкрафта я открыл для себя через изображение в витрине магазина, в 1970-ом году. Это была витрина книжного магазина «Инконтро», в Неаполе; а изображением — книга «Монстры на углу улицы», переиздание 1966-го года в твёрдом переплёте. На нём виднелся змееподобный рисунок города Новой Англии, изображение тянулось по лицевой стороне, шло по корешку, а оттуда переливалось на заднюю обложку, украшенную жуткими существами и ветхой архитектурой: неотразимыми для старшеклассника. К счастью, в книжном магазине «Инконтро» у меня был открыт индивидуальный студенческий счёт, благодаря которому я мог взять домой всё, что хотел, заплатив ежемесячный взнос в две тысячи лир. В тот день я выбрал Лавкрафта — или это он выбрал меня — и положил под мышку книгу с впечатляющей иллюстрацией голландско-итальянского художника Карела Толе́ (1914-2000), ещё одного визионера-провидца.
Ранее я был знаком с иллюстрациями Карела Толе́ по книжным обложкам научно-фантастической серии «Урания», имевших пугающий внешний вид, и это, наряду с вызывающим названием явилось для меня решающим фактором привлекательности. Лавкрафт стал другом, проводником для растерянных: я даже призывал его на защиту, на страницах греческого словаря, суеверной надписью на греческом: «Говард Лавкрафт, помоги мне!».
Со временем я дополнительно опубликую некоторые более чётко сформулированные размышления: в своей первой публикации, в 1976-ом году, я попытался подчеркнуть юмор некоторых Лавкрафтовских историй и поиск утешительного удовлетворения — желание, лежащее в основе его зловещих макабрических произведений. Это эссе под названием «Тройное очарование Г.Ф. Лавкрафта» затем было воплощено в издании от «Fanucci», опубликованном под редакцией писателей-фантастов Джанфранко де Турриса и Себастьяно Фуско, одними из наиболее оригинальных современных переводчиков-интерпретаторов работ Отшельника из Провиденса и авторов его первой полной биографии на итальянском языке.
После этого я продолжал писать дальше, и мой самый последний вклад — это Введение к новому изданию «Все истории», включающее в себя собрание всех заново отредактированных рассказов Лавкрафта, которое должно выйти в январе 2015-го года в серии «Оскар Классики Модерна» от издательства «Мондадори».
Как вы считаете, чем объясняется растущее увлечение и успех Лавкрафтовского творчества, сегодня?
Я объясняю это некоторым увяданием нынешней современной фантастики и тем фактом, что Лавкрафта теперь читают не только как автора сверхъестественного, но и как «экзистенциальную» классику «а-ля тю-кур» (прим., — фр. фраза «тю-кур/tout-court» — означает «и ничего больше», «без оговорок», «просто и незатейливо»). Что касается первого пункта, мы полагаем, что живём в эпоху, когда фантастика играет центральную роль, будь то в литературе или кино, в комиксах или новых электронных искусствах: но эта цифра скорее относится к количеству, чем к качеству. Действительно, насыщение рынка и тех же подконтрольных областей литературы бесконечными фэнтезийными сагами, сиквелами романов ужасов, всё менее достоверной научной фантастикой и магическим реализмом, привело к парадоксу. Врятли всё это можно воспринимать всерьёз. Фантастика — это исключение, а не правило, но если мы дышим ба́йками с момента открытия утренней газеты, и до того, как вечером выключаем телевизор, становится очевидно, что мы просто променяли и́наковость оригинального жанра на серию авантюрных суррогатов, или, как в случае с кино, новых технологий.
К слову говоря, сегодняшняя итальянская научная фантастика приобрела автономный голос... в определённой степени, но это неплохо. Будучи жанром, очевидно, что взаимные пересечения и общие идеи находятся на повестке дня. Оригинальность нынешней итальянской «science fiction» аналогична оригинальности любой другой «научной фантастики»: передача банального сценария в бредовом контексте или, если хотите, контекст уже бредит сам по себе в более глубоком аду. Конечно, мы находимся в воображаемой области, но настоящая научная фантастика должна думать о возможных мирах, пытаясь строить «научные» модели будущего. Научная фантастика — это консолидированная мифология ближайшего будущего.
Лавкрафт опередил нас на этом пути, наблюдая, как в фантазиях высшего качества, осаждённых обилием производных, остаётся очень мало кислорода; но в то же время, своей волнующей работой он создал противоядие, возможно, это последнее переосмысление мира, достойное такого названия. Лавкрафт — инстинктивный бессознательный мастер-мыслитель, показавший нам как пробудить собственное воображение в сегодняшнем бездушном мире.
Как итальянская критика отреагировала на Лавкрафтианский Космический Ужас? В чём выражалось новшество последнего по сравнению с классическим хоррором?
Поначалу Лавкрафтовский «Космический ужас» мало кто у нас понимал, разве что в узких кругах, к которым принадлежали особые читатели-интеллектуалы, такие писатели как: Карло Фруттеро (1926-2012), Франко Лучентини (1920-2002) и Марио Пикки (1927-1996) или более современные авторы фантастики Себастьяно Фуско (р.1944) и Джанфранко де Туррис (р.1944). Более того, даже в Америке существовала значительная путаница, развеянная тогда лишь немногими: главным из них был американский фантаст Фриц Лейбер-младший (1910-1992), назвавший Лавкрафта «литературным Коперником». Этим метким выражением Лейбер подчеркнул, что наш писатель сместил фокус интереса к хоррор-рассказу с Земли, с её провинциальными мифологиями коренных народов (с местными религиями индиге́тов — древних божеств, и с самим психоанализом), на просторы дальнего Космоса.
Справа: обложка широкоформатного итальянского издания всех произведений Г.Ф. Лавкрафта в одном томе, выпущенного в 2015 году.→
Ужас девятнадцатого века уже испытывал душу читателя, ещё не знавшего Фрейдистских теорий: в чём же его суть, если не в психологической травме? Глубокое разочарование, переходящее от нервной системы к душе, шок от болезненного конфликта при контакте с «потусторонним миром». Космический ужас усиливает это чувство, пронизывая всю вселенную: он касается уже не только олицетворения смерти или традиционных фигур, таких как ревенанты (души мёртвых, вернувшие себе живой облик), вампиры или призраки-убийцы, а самой природы Реальности. И это предполагает открытие того, что за пределами индивидуального мира существует ещё более обширный мир, мифическое бессознательное, в котором кипит Хаос. Вселенная безразлична, а религии — это оправдательный предлог, чтобы избавить нас от более серьезных страхов. Короче говоря, «неправда, что смерть — худшее из всех зол» — факт, хорошо известный верующим Средневековья, которые гораздо больше боялись страданий Ада, чем самого ухода из жизни. Теперь, когда адских мук больше не существует, или же они переместились на Землю, всё должно быть пересмотрено. Что ж, Лавкрафт пересматривает, но не довольствуется только Землёй: он расширяет поле до наиболее развитых галактик. И из этого, во времена материализма, проистекают определённые важные последствия.
Монстры, появляющиеся в его рассказах, являются не просто демоническими сущностями, но и экзистенциальными: осязаемыми ре-презентациями (так сказать) того, что французский философ Жан-Поль Сартр (1905-1980) называл — отвращением, а Лавкрафт — страхом, перед гнётом, что существует и давит на нас своими неумолимыми правилами, от которых мы не можем уклониться. Понятно, что многие будут пытаться избежать или мистифицировать подобное ви́дение, но его оригинальность столь же очевидна. Лавкрафт понимал, что искусство и философия человечества тщётно пытаются избавить нас от жестокого бремени бытия — главного первобытного и немистифицированного источника страха. Прежде всего мы больше боимся «того, что есть», то есть — абсолютной реальности, которая, к счастью, открывается нам лишь в редких вспышках; иногда мы даже не осознаём этого, но, если мы поймём, как обстоят дела и попытаемся от неё убежать, то в итоге неминуемо вновь впадём в абсурд или ужас. В конечном счёте, Лавкрафт был не столько заинтересован в абсурдности человеческого бытия, сколько в его ничтожности и незначительной роли во всеобщем масштабе. Вот почему он больше сосредотачивается на ужасе: об абсурде будут думать другие писатели, Франц Кафка, Луиджи Пиранделло или же Жак Шпиц...
Поэтому, его истории не ограничиваются абсолютным и примитивным ужасом. Какие ещё значения они имеют?
Как я уже пытался сказать, хорошие рассказы прочитываются на разнообразных уровнях. Ужас, как таковой, грозит нас уничтожить: для того, чтобы позволить ему существовать художественно и в мыслях, то есть в длительном времени и пространстве, он должен быть окружён разными чувствами. У Лавкрафта реакцией на ужас и смятение является чувство изумления: потребность в удивлении и благоговении, стремление к загадочному и прекрасному переживательному опыту; тоска по тому, что утратила душа, если даже не по самой потерянной душе. Именно это и делает фантастический мир его кошмарных грёз захватывающим и чарующим, предстающим перед нами как живая почва для тренировки нашего воображения и творческих навыков: то есть способностей человеческих существ, обманывающих себя тем, что они не являются рабами Конечного (бытия).
.
Справа: обложка издания последней прижизненной работы Д. Липпи — «История серии "Урания", с 1952 года по 21 век» (2015).→
.
Давайте поменяем тему. По вашему мнению, в какой степени псевдо-библия «Некрономикон» способствовала, так сказать, «раскручиванию» имени Говарда Лавкрафта?
Книги, которых не существует, всегда завораживали исследователей истории, тайн и неортодоксальных дисциплин, пока самой знаменитой из них – «Некрономикону» – не понадобилось придать воплощение в многочисленных изданиях. Теперь я бы добавил, что наряду с псевдо-библиями мы должны изучать и пред-библии, произведения, которые ещё не существуют, но которые находятся в нашей жизни.
Что касается меня, то могу засвидетельствовать, что, прежде чем посвятить себя редактированию реальных литературных антологий и серий, я представлял себе большой парк заголовков «воображаемых фолиантов», в комплекте с их иерархией, периодичностью, редакторами и иллюстраторами. В параллельной жизни разум может быть таким же дьявольским редактором; сегодня мы даже можем поразмыслить о том, чтобы предвосхитить (предсказать) Лавкрафта, что ждёт нас там, за пределами, его вневременно́го преемника.
Вы являетесь редактором наиболее полного итальянского издания Лавкрафтовских произведений. Как вы решили его структурировать? Оно содержит множество исправлений, подготовленных самим ГФЛ, в его черновиках... Как их следует рассматривать во всей полноте данного собрания?
Структура нашего издания возникла из необходимости упорядочить рассказы в правильном хронологическом порядке. Во-вторых, чтобы внести все юношеские тексты, тексты написанные в со-авторстве и, так называемые, новые редакции. Наконец, также из желания заново перевести на итальянский язык ранее опубликованные рассказы, следуя наиболее достоверным источникам или даже авторским рукописям, опубликованным С.Т. Джоши для издательства «Arkham House» (а сегодня в «Penguin Classics»). Эти «редакции» были сохранены в более поздних публикациях издательства «Mondadori», поскольку они в основном являются произведениями, написанными конкретно Лавкрафтом, хотя следует проводить различия между первичными редакциями, в которых наш вклад более значителен, и вторичными, где он более скромен. Критический пример, касающийся подобного рода материала, был приведён в появившихся в 1970-ых годах двух широко известных томах от издательства «Fanucci»: «В локонах Медузы» и «Вызов из бесконечности».
В целом, после анахронизмов литературного течения «стимпанк» и поп-андеграундного/высокотехничного литературного течения «киберпанк», кульминацией которого стали 1980-е годы, сегодня современные авторы, похоже, всё чаще направляют сценарии своих историй в гипер-технологическую среду, где квантовая физика играет ключевую роль. Как вы представляете себе будущие научно-фантастические литературные сценарии? Помимо сугубо конъюнктурных тем, таких как экология или новый вызов космоса, куда может или должна двигаться дальше современная фантастика?
Если современная и будущая научная фантастика не осмелится проникнуть в десять тысяч абсурдных измерений, примыкающих к нашему, и в миллионы чёрных дыр, более или менее обозримых вселенных, прилегающих к реальной, я отвергну её. Я не говорю, что современная научная фантастика должна полностью игнорировать древнюю Землю, но её миссия заключается в другом.
.
Справа: Обложка журнала «Истории Провидения» (№4/2019), посвященная годовщине памяти Джузеппе Липпи.→
.
Есть ли на горизонте какие-нибудь издательские новости? Какое-нибудь ожидание для любителей Лавкрафта?
Как я уже упоминал, в январе 2015-го года четыре тома «Все истории 1897-1936 годов» будут объединены в один том: это будет широкоформатная книга объёмом около 1620-ти страниц, также доступная в цифровом варианте. Мы обновили оборудование, библиографию, другие материалы и впервые выпускаем в едином томе все художественные произведения Лавкрафта, от его собственных авторских рассказов до совместных работ, длительное время отсутствовавших в каталогах других издательств.
И, в заключение, каким человеком, по вашему мнению, является «классический» читатель произведений Говарда Лавкрафта?
Понятия не имею, кто такой классический «лавкрафтовский читатель» и существует ли он вообще. Американский писатель-фантаст Теодор Старджон (1918-1985), возможно, ответил бы, что это — «кладбищенский читатель», но выражаясь более мягче мы могли бы заключить, что это читатель, недовольный собой, хотя и не совсем недовольный миром, который, поднимая глаза к небу или опуская их в неведомые недра Земли, устал представлять их пустыми. Желая заселить их, как это делали древние люди, хотящие извлечь фрагменты тайны собственной личности, он (лавкрафтовский читатель) использует своё воображение, как учил девяносто лет назад своих поклонников Говард Филлипс Лавкрафт. Тогда читатель начинает лицезреть некие вещи (или знаки), и вглядываясь в них, кажется их вспоминает; помимо лёгкого утешения и простодушной доверчивости, эта способность помогает ему оставаться самим собой.
Pubblicato il 23 Aprile 2015 · in «La luce Oscura».
.
Данная публикация является литературной рецензией к изданию книги «Г.Ф. Лавкрафт: Тайный культ» (изд-во «Aradia», 2015), итальянского исследователя эзотерических традиций Анджело Черчи, и в начале дополнена небольшим интервью с автором. Несколько лет назад, поднятая в работе Черчи тема оккультных познаний Лавкрафта и его возможных отношений с секретным культом, породила достаточно обширную волну интересных дискуссий в интернете.
.
Автор рецензии: Данило Арона (Danilo Arona, р.1950) — известный итальянский писатель, эссеист и внештатный журналист. Автор десятка романов и более сорока повестей и рассказов в жанре нуар, фэнтези и спекулятивной фантастики, а так же двух десятков очерков и эссе. В 1970-ые годы был гитаристом итальянской рок-группы «I PRIVILEGE», выпустившей несколько удачных виниловых миньонов-сорокопяток на студии «Cobra Record». С начала 1980-ых увлёкся литературной деятельностью. В течение многих лет занимался фантастикой и мистикой, читал лекции по фантастической литературе и сотрудничал с различными кинокомпаниями в написании сценариев для художественного кино. Написал несколько исследовательских эссе о рок-музыке, а так же об итальянском и мировом жанре фильмов ужасов и некоторых ведущих деятелях этого направления, таких как Альфред Хичкок, Уэс Крейвен, Джордж Ромеро, Стивен Кинг, в том числе об авторах 19-го века Мэри Шелли и Джоне Полидори. Произведения Данило Арона публикуются многими итальянскими издательствами. В настоящее время писатель проживает в родном городе Алесса́ндрия (Пьемонт, Италия).
Автор книги: Анджело Черчи (Angelo Cerchi, р.1966) — независимый исследователь религии и оккультизма, с детства увлекается оккультными тайнами и творчеством Говарда Филлипса Лавкрафта, а также длительное время занимается библейскими и эзотерическими исследованиями, периодически выступая с лекциями. Его обучение — как автодида́кта (самоучки), простирается от знаний Каббалы до ритуальной магии и культа Телемы, проходя через исследования масонского и христианского мистицизма, включая сложный духовный феномен называемый Мормонизмом. Будучи заядлым читателем всех версий «Некрономикона», определяемых им как апокрифические, в 2012-ом году он описал собственную теорию, опубликованную под названием «Г.Ф. Лавкрафт: Тайный культ» (изд-во «Aradia», 2015). Теорию, предполагающую, что во время своих путешествий по сельской местности штатов Коннектикут и Массачусетс Лавкрафт мог встретить людей, практикующих колдовство и вдохновивших его на то, чтобы довести созданный им фантастический мир до зрелости, от которых он также мог получить знания и подсказки, вставленные затем в его сложную фреску фантастического повествования. В 2017-ом году Черчи опубликовал вторую книгу, под названием «Корни Некрономикона» (изд-во «Lanterna Magica Edizioni»), с Предисловием писателя Данило Арона, являющуюся логическим продолжением первого издания. В настоящее время автор живёт и работает в итальянском городе Спе́ция (Лигурия, Италия).
.
«ЛАВКРАФТ и Тайный культ. ИНТЕРВЬЮ с Анджело Черчи» (2016).
автор: Вольф Бруно.
.
Говард Филлипс Лавкрафт — писатель, который больше, чем кто-либо другой, своими историями из Мифоса Ктулху, повлиял на ведущих эзотериков ХХ века, включая таких как Кеннет Грант, Майкл Бертье, Антон Шандор ЛаВей, Майкл Аквино, Венджер Сатанис, и многих других. Если некоторые воспринимают Лавкрафта только талантливым писателем с богатым воображением, то другие вместо этого считают его своего рода «бессознательным магом», чьи литературные произведения находились под неосознанным влиянием могущественных существ. Однако существует и третья возможность, возникающая при анализе некоторых оккультных и малоизвестных аспектов жизни писателя и многочисленных подсказок, разбросанных в его работах. Сам Лавкрафт утверждал, что написанные им рассказы о «сверхъестественном ужасе» (как он их называл) проистекают из его собственных фантазий и, в особенности, из ярких и ужасающих сновидений. Однако не все уверены, что в этом утверждении заключается полная правда. После длительных исследований, итальянский автор Анджело Черчи предлагает свою теорию о происхождении Лавкрафтовской мифологии. Мог ли Лавкрафт знать кого-то, кто, подобно семье Уэйтли из «Данвичского кошмара», владел древними традициями, пришедшими издалека, быть может из тех же мест откуда возникли первоначальные Библейские рукописи? Действительно ли, сельская Америка до сих пор скрывает тайные колдовские культы, как свидетельствовал в 1947-ом году американский фольклорист и этнолог Вэнс Рэндольф (1892-1980) в своей книге «Суеверия Озарка»? Лавкрафт: писатель несомненной фантазии, пророк скрытых реалий... или кто-то ещё? Что, если он вдохновился чем-то или кем-то, чтобы затем изложить свои мифы о Ктулху? Возможно ли что писатель вступил в непосредственный контакт с тайным культом во время своих путешествий по Новой Англии?
Влияние странной и в достаточной степени негативистской мифологии Г.Ф. Лавкрафта на современную культуру хорошо известно. Знаменитый «псевдобиблиум» Некрономикон даже вошёл в народную веру, так что писатели-фантасты с определённой известностью либо публиковали его, авантюрно мотивируя словно некое «открытие» (как Спрэг де Камп), либо же почитали как реальный секретный фолиант из семейной библиотеки деда-масона Говарда, Уиппла Филлипса (как Колин Уилсон), впрочем уже через несколько лет после смерти Лавкрафта «Некрономикон» прочно «осел» в каталогах антикварных книжных магазинов и различных библиотек. Другие авторы-оккультисты — такие как Роберт Тернер, Кеннет Грант или известный английский писатель, критик и историк научной фантастики Дэвид Лэнгфорд (р.1953) — прямо пытались доказать реальность существования культов, посвящённых Лавкрафтианским божествам. Автор Анджело Черчи также посвятил этому книгу «Г.Ф. Лавкрафт: Тайный культ» (2015), которая ни в коем случае не является объёмной, но компактной и при этом крайне плотно насыщенной информацией, а скоро у неё появится продолжение «Корни Некрономикона». Пользуясь случаем я познакомился с автором и задал ему несколько вопросов:
Почему «Тайный культ»?
«Тайный культ» — это моя гипотеза о Говарде Лавкрафте, основанная на интуитивном понимании некоторых элементов его произведений, в первую очередь из так называемого мифоса Ктулху, которые могли быть вдохновлены встречей или несколькими встречами с людьми, живущими в отдалённых сельских районах Массачусетса или Коннектикута, часто посещаемых Лавкрафтом в поисках новостей и остатков колониального прошлого так называемой Новой Англии, страстным исследователем которой он был. Эти люди, вероятно по их собственной просьбе, оставшиеся анонимными, могли практиковать синкретический культ, хранившийся в тайне и содержащий элементы колдовства сродни нео-языческой Гарднерианской Викке (от имени основоположника «Викки», Дж.Б. Гарднера) со смесью древних ближневосточных традиций, определённым образом отфильтрованных в Новом Свете. Следы этих элементов, почёрпнутых у Лавкрафта и разбросанных по всем его произведениям, я выделил благодаря терпеливому сравнительному анализу с основными известными магическими традициями, убедив себя в том, что эта гипотеза может быть не просто фантазией, а вполне вероятной реальностью. Из этих исследований родилась моя первая книга, а вскоре выйдет следующее издание на эту тему, под названием «Корни Некрономикона», дополнительно расширяющее и подтверждающее мои первоначальные интуитивные идеи, открывая новые элементы, такие как так называемый «Дагонизм», термин, созданный биографом Лавкрафта, писателем Уиллом Мюрреем, чтобы дать название Культу, который, как считается, действительно существовал (хотя почти ни у кого не промелькнула мысль о том, что Лавкрафт мог непосредственно знать о нём)».
Каким образом к вам пришла эта идея?
«В следствии того простого факта, что вопреки общепринятому мнению, в отличие от прочих мест Лавкрафт в течении многих лет посещал эти глухие сельские районы, о которых в его произведениях сохранилось бесчисленное количество следов и свидетельств: от сленга, который он использовал при разговоре с сельскими жителями, соответствующего реальным диалектам тех местностей где бывал писатель; до многих элементов, встроенных в ландшафт, например, таких как так называемые «Шумы Мудуса», подземные шумы (предположительно глубинных землетрясений) из реально существующего района в штате Коннектикут, посещавшегося Лавкрафтом, ставшие затем в соответствующем рассказе грохочущими подземными гулами Данвича... Не говоря уже о том, что, по словам тех же биографов, у Лавкрафта оказывается имелось множество друзей и знакомых, которых он приобрёл в тех краях (подробнее об этом упоминается мной в одной из глав), рассказывавших ему о местных традициях и легендах. Почему бы он тогда не мог встретить, допустим, приятелей друзей, познакомивших его с совершенно иными, более древним традициями? Традициями, следы которых, на мой взгляд, сохранились в таких Лавкрафтовских рассказах, как, например, «Праздник» (1923), где главный герой, по случаю ведущий повествование от первого лица, становится свидетелем грандиозного обряда поклонения Великим Древним (даже, если воображение Лавкрафта затем делает этот рассказ сновидческим и фантастическим: но ведь в этом и заключается великий талант писателя — превращать реальные факты в фантастические описания)».
Как бы вы сформулировали данное предположение в обобщённом смысле?
«Я пишу об этом в своей книге: «Если, как мы пытаемся доказать, ядро Мифологии Ктулху в своём зародыше происходит от Тайного Культа, с которым Лавкрафт вполне мог быть знаком, тогда сила различных магических ритуалов, вдохновлённых его произведениями и его «Некрономиконом», и подсознательная, я бы сказал, сублиминальная сила, переданная читателям его литературными работами, приобретает абсолютно иное значение и конкретную магическую силу, прямо проистекающую из реального древнего Культа».
Эта дискуссия ведётся уже давно. И она неумолимо возобновилась снова после выхода первой книги Анджело Черчи «Г.Ф. Лавкрафт: Тайный культ» (2015). С одной стороны, в мощном и неадекватном синтезе находятся защитники Лавкрафтианской догмы, свидетельствующие о чуждости внутреннего мира писателя Провидения к безграничной религиозно-эзотерической «магме», порождённой рядом с его творчеством, прежде всего благодаря литературному созданию «Некрономикона», а с другой стороны — расширяющееся движение, считающее возможным более или менее сознательное соучастие Лавкрафта в некоторых связующих темах его творчества, прежде всего в оккультизме, практикуемом — как во времена писателя, так и сегодня — теми, кого писатель-эзотерик Кеннет Грант удачно окрестил «тёмными культами». В своей первой книге автор Анджело Черчи задаётся вопросом о происхождении магико-ритуальных аспектов, которыми изобилует фантастическая литература Лавкрафта. В новом исследовании корней Некрономикона и Лавкрафтовских знаний, он ещё глубже погружает свой «скальпель» в царство фантастической реальности (но всё же Реальности...).
/Из предисловия Данило Арона к книге «Корни Некрономикона», 2017/.
Говард Филлипс Лавкрафт, знаменитый и, тем не менее, всё ещё загадочный писатель. Прокомментированный и подвергнутый жёсткой вивисекцией культурной критики, которая в Италии, и во всём мире посвятила ему тысячи страниц, так называемый «отшельник из Провиденса», пользующийся большой поддержкой авторов-подражателей, фанатов, и раскрывших свои карты неординарных кинорежиссёров, вдохновляющихся им (Джон Карпентер, Стюарт Гордон, Гильермо Дель Торо, Ридли Скотт, и другие), и даже не подозревающих об этом писателей, находящихся вне всяких подозрений (см. эссе Мишеля Уэльбека «Г.Ф. Лавкрафт: Против человечества, против прогресса», 1991).
И Лавкрафт наслаждается этим всё больше и дольше. В том смысле, что его так никогда ещё не читали, не перечитывали, не интерпретировали и не препарировали, как в последнее время – буквально недавно, в 2015-ом году итальянским издательством «Mondadori» был опубликован новый монументальный и заново отредактированный фолиант «Г.Ф. Лавкрафт. Все истории: 1897-1936» – 1644 страницы – последняя прижизненная работа одного из ведущих итальянских исследователей и переводчиков Лавкрафтовского творчества — Джузеппе Липпи. Причина такой растущей удачи — парадоксальна, и если вспомнить короткую и скудную жизнь писателя – в общем-то проста, хотя и оксюмори́чна: если не считать тех немногих, кто продолжает видеть в нём архаичный, а значит устаревший способ понимания ужаса, Лавкрафт — писатель всё более и более экстраординарной современности – и, действительно, оксюморо́н заключается в том, что мы говорим об авторе, который в своё время, ещё прежде современников, считал самого себя «анти-современным». У меня нет места в этой рубрике, чтобы вступать в растущие последнее время дебаты о связях, возможно, далеко не случайных, между Лавкрафтом и квантовой механикой, я лишь хочу мимоходом, перефразируя Лавкрафта, процитировать то, о чём говорится во введении к книге известного Слове́нского философа и теоретика культуры — профессора Сла́воя Жи́жека (см. «Остальное неделимо. О Шеллинге и связанных с ним вопросах», Edizioni Orthotes, 2012): «... как пророчествовал Говард Лавкрафт в истории «Зов Ктулху», следует опасаться, что в один прекрасный день, возможно, совсем скоро, соединение разрозненных знаний может открыть перед нами ужасающее видение Реальности и нашего шокирующего положения в ней. В этот момент, вопреки философским взглядам Георга Гегеля и Жака Лакана, не станет ли самой милосердной вещью для нас неспособность человеческого разума соотнести собственное содержание?», — хотя я, скорее обратил бы внимание — операция, конечно, не беспрецедентная — на причудливый и мрачный мир так называемой псевдо-библейской литературы, растаскиваемой в течение последних тридцати лет легионами авторов бестселлеров, различными провидцами и мистическими профилировщиками, зажатыми между «кодами» в стиле Дэна Брауна и прошлыми/будущими апокалипсисами. Бескрайнее море названий, среди которых, справедливости ради стоит отметить, существуют имена великолепного качества, такие как у моего приятеля, писателя Марчелло Симони. (прим., — обладатель нескольких престижных итальянских литературных премий, автор популярных исторических романов-триллеров: «Торговец проклятыми книгами», «Остров безымянных монахов», «Аббатство ста преступлений», и других).
Центральным и знаменитым элементом древней Вавилонской Библиотеки являлся постоянно цитируемый и никогда по-настоящему ни кем «не тронутый» Некрономикон, написанный (безумным ли?) арабом Абдул Альхазредом. Столько всего сказано о нём самыми разными авторами, что за прошедшие десятилетия уже стало «истиной», и всё-таки, всегда полезно помнить, что его автор, история, содержание и библиография — всё это, как ни забавно, является их собственными вымышленными изобретениями.
Легенда начинает формироваться когда в 1960-ые годы некоторые читатели и поклонники ужасов, приняв «Историю и хронологию Некрономикона» за правду, отчасти ради забавы, отчасти по наивности, стали разыскивать его копии в книжных магазинах и библиотеках. Некоторые, наиболее активные исследователи фантастической литературы Лавкрафта, вынюхивая хронологию событий пытались понять из каких книг писатель черпал свои знания, необходимые для изобретения этой литературной подделки. Наиболее достоверной и интересной работой, когда-либо сделанной в этой теме, несомненно, является совместный труд Роберта Тернера, Джорджа Хэя, Дэвида Лэнгфорда и Колина Уилсона, под названием — «Некрономикон»: книга мёртвых имён» (1978). Учёные и эссеисты ограничивались относительно узким сектором инсайдеров первой тройки, в то время как тот же автор Колин Уилсон, скончавшийся в 2013-ом году, был весьма эклектичным английским интеллектуалом, успешно делившим своё время между написанием не столь далеко ушедшей от Лавкрафта научно-фантастической художественной литературой (романы К. Уилсона: «Космические вампиры», «Философский камень», «Паразиты сознания») и «пограничной» литературой «нон-фикшн» («Оккультизм: история», «Философия Ассасинов», «Боги иной Вселенной»). Именно общий проект от четырёх вышеупомянутых авторов по расшифровке запретного фолианта, послужил толчком к написанию подделки, — инициатива, которая уже на протяжении более сорока лет продолжает активно порождать всё новые тексты и дальнейшие интерпретации.
Как многим известно, в 1926-ом году Лавкрафт начал писать то, что сделает его бессмертным (и неприкасаемым) в истории фантастической литературы, — цикл знаменитых «Мифов о Ктулху». Своими визионерскими концепциями Вселенной, населённой злобными и непостижимыми божествами способными взаимодействовать с человечеством через сновидения и пространственно-временные врата, Лавкрафт создал направление ужасов резко контрастирующее с интимистическими страхами современников Эдгара По, оказав заметное влияние на большинство авторов того же жанра до такой степени, что сформировал собственную «школу» авторов-единомышленников (Август Дерлет, Роберт И. Говард, Кларк Эштон Смит, Роберт Блох, и среди прочих сам Колин Уилсон), использовавших в качестве философской основы, разработанную им сложную космо-мифологическую систему описания мира, стоящего на краю пропасти инопланетного хаоса, истоки которого теряются в тумане времён. Именно с Мифов о Ктулху в фантастической литературе Лавкрафта начинают прослеживаться очевидные параллели и сходства с немалым количеством аспектов древних восточных религий. Ключ к пониманию изобретённой Лавкрафтом загадочной мифологической системы, временами идеально совпадающей с древнемесопотамской, даёт нам одно из его утверждений:
«Все мои рассказы, даже если они могут показаться не связанными между собой, основаны на фундаментальной легенде, согласно которой этот мир когда-то был населён другой расой, которая, практиковала Чёрную магию, потеряла своё господство и была изгнана, но обитает за пределами, всегда готовая вновь вернуть себе власть над Землёй». (Г.Ф. Лавкрафт).
Именно в основу мифологии предков писатель положил богохульную и запретную книгу, называемую «Некрономиконом», от первоначального арабского названия «Аль-Азиф», о котором он также составил псевдо-библиографическую справку «История и Хронология Некрономикона» (1927). В письме Уиллису Коноверу, от 29 июля 1936-го года, Лавкрафт написал следующее:
«Мы подходим к «ужасным запретным фолиантам», о которых я вынужден сказать, что они, в значительной степени, являются вымышленными произведениями. Абдул Альхазред и Некрономикон никогда не существовали, потому что я сам придумал эти имена. Роберт Блох придумал идею Людвига Принна и его «De Vermis Mysteriis» (Тайны Червя), в то время как «Il Libro di Eibon» (Книга Эйбона) была изобретена Кларком Эштоном Смитом. Покойный Роберт Э. Говард ответственен за барона Фридриха Вильгельма фон Юнца и его книгу «Unaussprechlichen Kulten» (Безымянные Культы)».
Написанное за несколько месяцев до его безвременной кончины и взятое из огромного эпистолярного корпуса Лавкрафтовской переписки, это одно из многих признаний целью которого было искренне ответить на многочисленные вопросы его друзей-литературов о знаменитом запрещённом манускрипте. Из сотен писем, написанных за тридцать лет рабочей деятельности, можно вывести этапы, последовавшие в сознании писателя за созданием знаменитого гримуара. Книга предстаёт как игра между литераторами, начатая самим Лавкрафтом со своего рода исторической хронологии. Лавкрафт признался что настоящее происхождение книги (по мнению целого ряда читателей, когда-то действительно существовавшей) было основано на его сновидении, вызванном из-за прочтения необычной чарующей фразы «во тьме без отражения из бездны...», взятой из «Книги Чудес» (1912) ирландского писателя Лорда Дансени (1878-1957). Также в переписке Лавкрафта мы читаем: «Абдул — мой вымышленный персонаж: когда мне было пять лет, я называл себя так, восхищённый переводом «Тысячи и одной ночи».
Сегодня, как и тогда, на фоне иронии и литературных переживаний, многочисленные вопросы занимают умы энтузиастов и учёных-исследователей Лавкрафтовского творчества. Что, если автор солгал о подлинном генезисе (происхождении) запрещённого фолианта? Что, если сам простой факт его существования в сознании читателей может каким-либо образом привести к тому, что его гнусное влияние распространится на наш хрупкий мир? И, если это была и есть всего лишь обычная игра, то почему она, спустя столько времени продолжает так долго сохраняться?
Пожалуй, в качестве черново́го наброска можно предположить, что произведение, всего лишь «воображаемое», но в течение длительного времени, в какой-то момент имеет способность (силу) «ожить», независимо от того что, в этом плане, изначальная пружина идеи была операцией чистого творчества. Это можно наблюдать в некоторых магических кругах, вдохновлённых оккультным гуру Алистером Кроули, а так же в группах, происходящих от знаменитого ордена «Ordo Templis Orientis» (О.Т.О.), в которых языческие церемонии, инопланетные демоны и, более того, сам Некрономикон, сочетаются с видимой лёгкостью. Так же обстоят дела и с «Эзотерическим Орденом Дагона» Стивена Гринвуда, «Культом Чёрной Змеи» Майкла Бертье и «Храмом Сета» Майкла Аквино.
В частности, внутри «Культа Чёрной Змеи» Майкла Бертье существуют ритуальные методики для установления контакта с «нижней частью Четвёртого измерения», называемой «Вселенная Б», где встречаются «духи других миров». Именно работая с Некрономиконом, среди сущностей живущих во Вселенной «Б», можно «с пользой» связаться с устрашающим демоном Хоронзоном, о котором неоднократно упоминал Алистер Кроули и, которого, можно вызвать с помощью так называемой «мессы хаоса», по крайней мере, так утверждают адепты. Хоронзон — это имя, на котором возможно было бы полезно остановиться. Если, с одной стороны, учёный-эзотерик Стивен Сеннитт связывает имя Хоронзон, которое он называет «одним из наиболее сложных символов западного оккультизма», с примитивным архетипом «демона ветра и чумы, обитающего в пустыне», сочетающего в себе древнеегипетского бога-разрушителя Сета и «лису пустыни» Шугал (первый архетип — это «мужская» часть «Зверя 666», а второй — женская часть «Зверя» с числом «333» — как раз и являющаяся Хоронзоном), а так же знаменитого демона Пазузу (в ассирийско-вавилонской мифологии — повелитель духов ветров), то ни один толкователь Лавкрафтовского «Некрономикона», ищущий параллели для подтверждения его подлинности, сравнивая древне-шумерский пантеон с Лавкрафтианскими божествами Мифоса Ктулху и оккультной магией Алистера Кроули, уже неоднократно приходил к выводу, что Хоронзон, а также, описанное в истории «Данвичский кошмар» огромное «Нечто» и демон Пазузу, в действительности, всегда и везде представляют из себя одно и то же существо.
Однако, разве мы не говорили о плодотворных изобретениях одинокого и прозорливого писателя из Провиденса? Да. Но иногда легенда может материализовываться, особенно если магические группы, использующие различные Некрономиконы с начала 1980-х годов, утверждают что подобные гримуары точно так же работают для призывов (эвокаций), направленных в другое измерение, и что «функционирование» совершенно не зависит от их апокрифического характера и истинных намерений тех, кто их создал.
Выходит тогда, что Лавкрафт — это «бессознательный инструмент», открывающий определённые врата? Автор фантастического повествования, маскирующего реально пережитый оккультный опыт, способный зацепить другие параллельные миры? В мире современного оккультизма все «инсайдеры» в последние годы убеждены, что, хотя Некрономикон и является продуктом фантазии, он наделён своей собственной зловещей и автономной формой существования и способен открыть запечатанную дверь и позволить чудовищным существам Иной Реальности проникнуть в наш мир. На практике, говорят они, Лавкрафт мог интуитивно воспринимать его содержание как результат бессознательных внушений со стороны потусторонних сущностей, воздействовавших на сознание без его ведома. У истоков подобного убеждения также стоял известный британский оккультист Кеннет Грант, один из наследников магической мысли Алистера Кроули. Ниже приводится важнейший отрывок из статьи, в котором Грант иллюстрирует и обосновывает своё мнение об «инопланетном» происхождении Некрономикона:
«Говард Филлипс Лавкрафт скончался в 1937-ом году, но его «Мифы Ктулху», распространённые в непревзойдённых историях о Космическом ужасе, сделавших его одним из величайших современных писателей хоррора, до сих пор ставят вопрос о том, являлись ли они просто фантастическим творением, порождённым галлюцинировавшим разумом малоизвестного (в то время) писателя из Новой Англии, или же они не предвещали никакого зловещего «оккультного вторжения». Согласно устоявшейся эзотерической традиции, когда Атлантида ушла под воду, не все её жители погибли. Одни нашли убежище в иных мирах и измерениях; другие погрузились в преднамеренный и неестественный «сон» и в грёзах прошли свой путь через огромные эоны времени. Некоторые из них проснулись: и сегодня они гнездятся в неведомых безднах и скрытых изгибах космического пространства. Как правило, физический механизм человеческого разума неспособен воспринимать их бесконечные тонкие вибрации, но существуют те, кто знает способы фильтрации данных сообщений до своего осознания. Отголоски этой традиции также образуют одну из главных тем в творчестве Г.Ф. Лавкрафта». (Кеннет Грант).
.
Не ощутимые для всех «тонкие вибрации», Вселенная «Б», «астральный низ» Чётвертого измерения... Неужели мы так далеки от современных диспутов о квантовом сознании и многомерности вселенной? Разве «Вселенная Сновидений» ведущего американского теоретика квантовой физики Фреда Алана Вольфа не отдаёт межпространственными вратами, за которыми проглядывают Великие Древние? (см. книгу «Вселенная Сновидений: расширяющее сознание путешествие в царство, где встречаются Психика и Физика», Ф.А. Вольф, 1994).
.
Я лишь, так сказать, бросаю несколько камешков в этот пруд, и к тому же в хорошей компании. В первую очередь самого Лавкрафта, вспоминающего, что его собственный литературный пантеон основан на «легенде» о том, что наш мир — эоны лет назад — был населён древней расой, практиковавшей Чёрную магию, которая была изгнана за невидимые Врата, но всегда готовая вернуться в Альдикву́. (прим., — «Альдиква» — мир живых существ; «Uni-verso = Aldiquà + Aldilà»; Вселенная/Universo/Uni-verso {uni — соединение, verso — направлений}; Вселенная/Uni-verso = Мир живых/Альдиква́ + Мир потусторонний/Альдила́). Далее, исследователь Анджело Черчи, неоднократно утверждает в своей ранее вышедшей книге «Г.Ф. Лавкрафт: Тайный культ» (2015) о том, что Лавкрафт был гораздо более сведущим в оккультизме, чем можно предположить по его интеллектуальным играм с друзьями-писателями и литературным псевдо-изобретениям, и что он распространял в своих фантастических произведениях подлинные магическо-ритуальные подсказки, которые находят прямую поддержку, с одной стороны, в работах египтолога и фольклористки Маргарет Мюррей (1863-1963), автора таких книг как «Культ ведьм в Западной Европе» (1921) и «Божество Ведьм»(1933), — а с другой стороны, что гораздо более значительней, в трудах известного британского писателя-оккультиста и основоположника нео-языческого учения «Викка» — Джеральда Б. Гарднера (1884-1964), автора книги «Сегодняшнее Ведовство», опубликованной в 1954-ом году и, касающейся тех же самых Лавкрафтовских «магических» тем и оккультных аспектов, изложенных, однако, только спустя 17 лет после смерти отшельника из Провиденса.
Впрочем я нахожусь в компании, не знаю насколько она хороша, тех магических кругов, о которых говорилось выше, а это не только Кроули, Бертье и Аквино; Лавкрафтианская материя циркулирует, совершенно не опасаясь отрицания, от Культа Глубоководных до Космического «Потока 777» — горнила инициатического знания, что предвещают древние Демоны Тени и Подземного мира, названные Лавкрафтом «...такими, как Ньярлатхотеп, ползучий Хаос, безымянный Хастур, чёрная коза Шуб-Ниггурат, повелитель форм Йог-Сотот и великий Ктулху...». Демоны, которые, по мнению религиозно-эзотерического писателя Маурицио Маджони (автора книги «Между магией и сатанизмом», 2001), вовсе не были выдуманы, потому что «Лавкрафт под влиянием Амброуза Бирса, Лорда Дансени, Артура Мейчена, Алджернона Блэквуда и Монтегю Р. Джеймса воспринимал тонкие вибрации — макроскопические Калачакры Хаоса (прим., — калачакра — санскр. «колесо времени» — в буддийской религиозно-мифологической системе «Ваджраяна» — это отождествление макрокосма с микрокосмом, Вселенной с Человеком) — космические вибрационные явления параллельной вселенной «Б» и её тёмных сияющих демонов из ужасающих космических и хтонических мифов Ктулху». И снова Маурицио Маджони: «Эти невероятные ночные видения ужаснули Лавкрафта до такой степени, что он начал подробно описывать их в своих произведениях, реконструируя таким образом зловещий Пантеон Древних». Иначе говоря, картина такова: писатель передаёт через собственную литературу изначальное инициатическое знание, настоящий гнозис, который в дальнейшем подхватывает далеко не единственная американская оккультная группа — среди многих, «Ковен Лавкрафта» Майкла Бертье, «Культ Хаоса Ктулху» и организация «Завет Древних» — с заведомой самоцелью «намеренно генерировать устрашающие и атавистические встречи с потусторонними сущностями, совершавшиеся главными героями Лавкрафтовских историй, исключительно против их воли». И здесь мы на время прекратим бросать камешки.
Принимая во внимание все изложенные здесь теоретические установки, вышеупомянутая книга Анджело Черчи «Г.Ф. Лавкрафт: Тайный культ» выдвигает гипотезу, по-своему подтверждающую солидную магико-ритуальную субстанцию, которой изобилуют Лавкрафтовские произведения. Несмотря на своеобразный имидж, из-за которого большую часть своей жизни писатель провёл отшельником в Провиденсе, начиная с середины 1920-х годов Лавкрафт неоднократно странствовал по американским штатам: Массачусетсу, Вермонту, Вирджинии, Южной Каролине, Мэну, Теннесси, Флориде, Луизиане, Коннектикуту, Нью-Гэмпширу, и даже добирался до само́й Канады. Другими словами, он находился в определённом контакте с так называемой сельской Америкой, в которой на тот момент процветали более или менее скрытые культы и конвентикулы (прим., — «конвентикулы или конвенты» — небольшие и неофициальные, подпольные религиозно-мистические собрания мирян). В особенности в Массачусетсе или же в Коннектикуте, некто, возможно, мог передать Лаврафту очень древние тайные знания, которые находят отклик в работах американского фольклориста Чарльза Годфри Лиланда (1824-1903), написавшего книгу «Арадия, или Евангелие ведьм» (1899), представляющую собой сборник ритуалов и заклинаний, применявшихся группой ведьм-язычниц из итальянской провинции Тоскана, и оказавшей полвека спустя существенное влияние на развитие современного нео-языческого течения «Викка», а так же, что гораздо важней и о чём уже говорилось, в более поздних трудах английского писателя-оккультиста Джеральда Б. Гарднера, большую половину жизни прожившего в странах Юго-Восточной Азии, изучавшего местные религиозные верования и магические практики, и опубликовавшего две книги, впоследствии ставшие центральными фолиантами религии «Викка»: «Ведовство Сегодня» (1954) и «Смысл Ведовства» (1959), где он описывает оккультную традицию, в которую впервые был посвящён в 1939-ом году (британский масонский орден «Братство Кротона», и его ответвление — тайная ведьмовская группа «Ковен Нью-Форест»). В начале 1940-х Джеральд Гарднер познакомился с Алистером Кроули и по приглашению последнего вступил в его оккультный орден «Ordo Templis Orientis» (О.Т.О.), где Кроули почётно принял Гарднера в адепты с IV° градусом посвящения. Несмотря на то, что некоторые журналисты называли Гарднера «аферистом», другие источники утверждали, что несколько его родственников из разных поколений (в том числе он сам) обладали яркими экстрасенсорными способностями, а одна женщина из предков семейства Гарднеров, в 16-ом веке была сожжена на костре по обвинению в колдовстве.
.
Сам Джеральд Гарднер неоднократно утверждал, что его фэнтезийно-приключенческий роман «Помощь Высокой Магии», написанный в 1949-ом году и ставший первым (художественным) образчиком учения «Викка» — был прямой попыткой описать магические традиции под маской литературного произведения, не раскрывая её тайн. Будучи связанным в 1930-1940-е годы обетом молчания, он получил разрешение раскрыть «истинную суть колдовства» только после соответствующей отмены «Колдовского Акта» (Witchcraft Act), вышедшего в 1951-ом году.
Действительно, имеются различные теории об источниках Мифоса Ктулху: талант и живое воображение «отшельника из Провиденса» или теория «бессознательного мага» — возможность, приписываемая Лавкрафту оккультистами для дальнейшей популяризации культа Великих Древних. Однако, если в отношении путешествий Лавкрафта по сельской Америке между 1920-1923 годами и в 1935-ом ядро истины существует, то возникает и извечное сомнение относительно его рациональности или иррациональности. Объективно привлекая внимание читателя, Анджело Черчи сопровождает нас в открытии тёмной стороны писателя-провидца через его рассуждения, сформулированные между путешествиями по Новой Англии, в многочисленной частной переписке и в отрывках произведений. В книге подробнейшим образом рассматриваются некоторые смысловые намёки и межстрочный подтекст таких писателей как Кеннет Грант, Филипс Дженкинс, Лайон Спрэг ДеКамп, а также отдельные фрагменты из произведений «Данвический кошмар», «Морок над Иннсмутом» и «Дело Чарльза Декстера Уорда», подтверждающие гипотезу о том, что Лавкрафт действительно мог вступить в контакт с тайным культом во время переправы в долине реки Мерримак, в штате Массачусетс. В таком случае важно отметить, что роман американского критика, биографа и писателя Герберта Ш. Гормана (1893-1954) — «Место под названием Дагон» (1927), процитированный самим Лавкрафтом в его знаменитом эссе «Серхъестественный ужас в литературе» (1927), имеет очень важные аналогии с произведением «Морок над Иннсмутом».
В этом плане так же заслуживает внимания юношеское эссе Лавкрафта 1921-го года под названием «В защиту Дагона» (In difense of Dagon), в котором, Лавкрафт, защищая эстетику своих произведений впервые формулирует собственные теории фантастического повествования, позднее положенные в основу его «Космического ужаса» (Космицизма). Один из биографов Лавкрафта Уилл Мюррей пишет, что божество Дагон было известно в штате Массачусетс ещё с ранне-колониальных времён. В поселенческой колонии Мерримаунт некогда существовала гора под названием «Маунт-Дагон», а таже «Филистимлянский культ» Томаса Мортона, писателя и юриста, основателя поселения, которого соседи-колонисты открыто называли «язычником», установившим на главной площади языческий «майский столб» и поощрявшим частые народные празднества, по сути создав в Мерримаунте «школу атеизма». (прим., — в итоге, эта колония просуществовала только 7 лет и была намеренно сожжена вооружёнными ополченцами в 1630-ом году; ныне на месте Мерримаунта находится жилой комплекс города Куинси, но память об этом поселении, как прогрессивной альтернативе пуританским и сепаратистским моделям, всё ещё время от времени отмечается там сегодняшними почитателями Томаса Мортона). Кроме прочего, несколько надгробий 17-го века на местном кладбище, которое в поездке посещал Лавкрафт, украшают фигурки Дагона, созданные неизвестным мастером-резчиком, оставившим инициалы «Дж.Н.». О «Филистимлянском Культе» Томаса Мортона из Мерримаунта, Лавкрафт упоминает в письме Уилфреду Бланшу Талману от 24-го марта 1931-го года:
«Эзотерический Орден Дагона (Esoteric Order of Dagon) можно сравнить с названиями трёх обществ в Массачусетсе, наиболее бурно набиравших популярность в 1920-ые годы: Герметический Орден Золотой Зари (Hermetic Order of the Golden Dawn), Орден Восточных Тамплиеров (Ordo Templi Orientis) и секта Эзотерического знания и Мудрости (Esoteric Knowledge and Wisdom Sect)».
Далее Лавкрафт пишет, что сектанты из Ордена Дагона приносят в жертву людей и должны прилюдно отказаться от своей прежней веры, а затем трижды принести клятву Дагону, после чего их тела преобразятся, — что очень напоминает договор с Дьяволом о продаже души.
Как свидетельствует в своей книге Анджело Черчи: «этот культ, завезённый в Америку из старой Англии и имеющий общие корни с «Виккой» (изначально проистекающий из языческих верований древних кельтов и шотландских друидов, поклонявшихся «силам природы»), с которым также, находясь в Британии столкнулся Джеральд Гарднер, имел традиции, переданные из глубокого прошлого, и поклонялся божествам, аналогично зовущимися «Древними» и «Старыми». Эта кельтская религия, тайно передававшаяся среди англо-саксонских крестьян на протяжении тысячелетий, была отмечена странными ритуалами и дикими шабашами, проводившимися в уединённых местах, в густых лесах или на вершинах отдалённых холмов, в Вальпургиеву ночь и в канун Дня Всех Святых, став источником наследия для огромного количества легенд о колдовстве, а также спровоцировав различные гонения на ведьм, из которых Салемский эпизод является главным американским примером. Этот культ практиковал колдовские обряды и, по всей вероятности, с элементами ритуальной магии». Если это так, то, перефразируя тезис А. Черчи, сила различных магических ритуалов, вдохновлённых мифологией Ктулху и запретным «Некрономиконом», приобрела бы совершенно иное значение, чем просто воображаемое или литературное, став ключом к энергии, оперативной и конкретной, передаваемой через письменные страницы современным группам, утверждающим, что они вдохновляются Лавкрафтовским творчеством. В своей книге Черчи предполагает, что Великие Древние, возможно, когда-то действительно призывались под небом штата Массачусетс. (прим., — в современной Америке существует немалая часть почитателей Лавкрафта, которые сегодня уже достаточно уверенно полагают, что писатель мог входить в тайную, возрождённую оккультную организацию «Ритуал масонского Устава Дагона», или нечто подобное).
Возможно кто-то среди упомянутых выше разнообразных эзотерических групп, и сегодня всё ещё вызывает их, используя старые магические ритуалы. В широко известном Салеме до сих пор действует не один Тёмный культ. Как свидетельствует художник и писатель-оккультист Питер Смит, адепт нынешнего возрождённого Эзотерического ордена Дагона, «E.'.O.'.D.'.» (в своей книге «Безымянные Эоны», Logos Press, 1989):
«Сам Лавкрафт, очевидно, оставил нам не совсем удовлетворительное объяснение истинного происхождения Мифов Ктулху, но оно, безусловно, представляет собой огромную ценность для тех, кто в настоящее время практикует тёмные искусства».
Так что гипотеза, выдвинутая Анджело Черчи, приветствуется, потому как, ещё раз процитируем Питера Смита:
«Оккультный опыт Лавкрафта, замаскированный под вымысел, обнаруживает вторжение сил полностью совпадающих с теми символами и архетипами, которые были получены такими оккультными персонажами, как Елена Блаватская и Алистер Кроули, в тот период, когда они сами контактировали с астральными сущностями «из-за пределов».
И здесь на передний план выходит другая, не менее любопытная гипотеза о том, что значительная часть фантастической литературы, вчерашней и сегодняшней, может являться подлинным проводником оккультных знаний.
(Отрывок из интернет-дискуссии Венджера Сатаниса с участниками одного из Лавкрафтианских форумов).
________________________________________________
~•×•~
post from Venger As'Nas Satanis («Cult of Cthulhu»; C.O.C.) :
Кому интересны Мифы, кого они волнуют? Я говорю о Мифах Ктулху... изобретённых Говардом Филлипсом Лавкрафтом и обожаемых многими любителями ужасов и магами хаоса 20-го века. Мифос — это старый материал из прежних времён. Нынешняя эпоха — это «Blu-Ray», Техасский холдем (покер) и возможность того, что следующим президентом США может стать афроамериканец или белая европеоидная женщина. Итак, насколько же важны Мифы в наши сегодняшние просвещённые времена?
Думаю, как и всё остальное. Важны ровно настолько, насколько сам человек в это верит и считает для себя важным. А для некоторых боги, монстры и Лавкрафтовские загадки — это ВСЁ. Мифос — это структура, основанная на вне-пространственных ужасах, которые человеку познать не суждено. Концепции мифоса простираются в Неизведанное, а также во все другие мифологии и легенды человеческой цивилизации. Ктулхизм и Йог-Сототеризм затрагивают самые первобытные элементы — а именно то, что древняя и инопланетная раса существ находится за пределами наших познаний и, в какой-то степени, повлияла на человечество. Эти Древние практикуют Чёрную магию. Не потому ли они и потеряли своё влияние в этом мире? Их реальность вызывает у нас тревожное беспокойство. Не потому ли их запретные знания сводят нас с ума? Поклоняться таким чудовищам нельзя, потому что они отвратительные, дьявольские монстры, на которых даже взглянуть противно и мерзко!
Мы не знаем! Даже сам создатель Мифов так до конца ничего нам не объяснил. Именно ужасающие, нечеловеческие очертания Мифов придают им ту остроту, ту таинственность и мощь. Эта религия больше связана с непознаваемой Пустотой, нежели с нашей зелёной и приятной планетой. Вот почему не имеет значения, был ли Миф Ктулху придуман две секунды назад или два тысячелетия назад! Это парадигма, отличная от того мира, который мы знаем, или думаем, что знаем. Где ещё может подстерегать «Путь Левой Руки»? Интриги? Сновидения? Где ещё зловещие силы могут выкристаллизоваться и обрести форму? Охота? Поглощение? И во что ещё могут верить безумцы, если не в древние богохульства, таящиеся во тьме?
Мифос чётко не определён. Он туманный, алчущий, расширяющийся. Это дорога, которая может иметь различное происхождение, однако существуют определённые пути, простирающиеся ещё дальше, к самому началу времени и пространства — до того, как наш невежественный вид мутировал из земноводных амфибий, — и путь этот тянется так и эдак — нелинейно, а иногда и скрытно. Это тёмная дорога. У других религий существует начало и будет конец. Не потому ли, практически все религии основанные на человеке и живы, благодаря своей массовой привлекательности?
Может ли индивидуалистский мизантроп иметь свою собственную религию? Да, конечно, есть сатанизм; однако, бывают моменты, когда я задаюсь вопросом, как долго сможет просуществовать эта реакционная религия? Если сатанизм — это реакция против традиционных религий, то Мифология Ктулху — это есть анти-религия, идущая гораздо глубже. Парадигма Лавкрафта — это конец всех религий, какими мы их знаем, и к каким мы привыкли. Мифос — это противоположность тому, чему должна соответствовать каждая достойная и разумная доктрина: он окончательно и по-настоящему находится за гранью добра и зла, где нет никаких моральных кодексов, а существуют только эволюционные планы. Мы хотим убежать от этого и спастись.
Говард Лавкрафт является только началом. Он дал Мифам жизнь, но именно жуткие сверхъестественные сущности сами завладели коллективным воображением человечества. Писатели и художники повлияли на эту парадигму точно так же, как сама парадигма повлияла на них. В этом мы вместе… мифос и чужак. В то время как художники, скульпторы и поэты расширяют эту религию, именно культисты затем её разъясняют. Кого конкретно волнуют Мифы? Меня. Только меня и ещё нескольких человек. Это всё со временем будет иметь значение.
«Если бы религия являлась правдой, её последователи не пытались бы дубинками принуждать своих детей к неестественному конформизму; но просто настаивали бы на своём непреклонном поиске истины, независимо от искусственного происхождения и практических результатов»./Г.Ф. Лавкрафт/
post from Werecat:
Волнуют точно не меня. Я перестал интересоваться Мифами Ктулху, Лавкрафтом, и всем этим, в прошлом году, когда случайная находка на популярном мультипликационном канале «Cartoon Network» показала Ктулху, играющего в гольф, в то время как весь остальной мир превратился в реальные Лавкрафтианские кошмары. Именно тогда я понял, что больше нечего бояться; по крайней мере, ничего, связанного с творчеством ГФЛ. Верю ли я, что за сочинениями Лавкрафта стоит какой-то скрытый смысл? Нет. Считаю ли я, что Лавкрафт веровал в своих монстров и богов? Нет. Верю ли я, что мифология может вновь вернуться в качестве реальной религии? Нет. Почему? Потому что теперь это — корпоративная франшиза, уже десятилетиями являющаяся торговой маркой, защищённая авторским правом и создаваемая в производственно-рыночных масштабах. Но, что более важно, это ещё и притворство. Какой бы крутой ни была сама идея, это всё равно ни что иное, как вымышленная проза, написанная для развлечения любителей ужасов и научной фантастики. Так же, как и «Звёздные войны». Вы можете надеяться, желать и молиться сколько угодно, но, скорее всего, вы никогда не будете орудовать световым мечом, тусоваться с мастером Йодой, или сражаться с армиями клонов на далёких планетах, потому что всё это — н е р е а л ь н о!
Теперь для меня Мифы о Ктулху застойны, скучны, стагнируют и разлагаются. Почти нет новых идей и вряд ли появятся, потому что слишком много людей пытаются писать как Лавкрафт, или увековечивать те же самые условности, но они делают это, сохраняя собственное «статус-кво» и не предлагая ничего нового. И, откровенно говоря, лично меня, например, уже тошнит от всего этого старого. Один и тот же продукт, но в новой упаковке, больше меня не устраивает, и обычный коммерциализм франшизы вцелом отвратил меня от неё. Не то чтобы коммерциализм — это плохо, однако некоторые условности с использованием мифологии, сваленные с ним в кучу, таковы. Конечно, это просто моё личное мнение, и оно не более и не менее обоснованно, чем чьё-либо другое.
post from Roughmagick:
Венджер Сатанис знает, о чём говорит. Эта Реальность — есть тусклое отражение огромного и, возможно, безгранично основополагающего, глубинного порядка. Конец религии — это начало мистицизма, а мистицизм является единственным путём с безграничной широтой и бесконечными ответвлениями. Истина беспредельна и ошеломительна, а религия — это заве́са, сквозь которую мы позволяем себе лишь мельчайшие проблески истины. Мифология Ктулху — тёмная и насыщенная ветвь, освещённая слабым лунным сиянием, отражённым от умирающей звезды Солнца, показывающая нам, что задолго до того, как мы начали сознавать эти глубины, — глубины уже были древними и понимали нашу гибель. Великие Древние наблюдали за нашим рождением со свидетельством о нашей смерти в руках. Смерть — это дверь, истина — ключ, а мифос — это карта. Ступайте по ней осторожно, ибо истина может освободить вас от здравомыслия...
post from Szul:
В действительности, многие произведения Говарда Лавкрафта находятся в общественном достоянии — это значит, что они НЕ являются товарными знаками и НЕ защищены авторскими правами. Я понимаю неприязнь к коммерциализму и метаморфозам Мифологии Ктулху в поп-культуре, но, к сожалению, в современном обществе всё, что сегодня влияет на жанр и поражает воображение, завтра будет красоваться на чайных кружках и футболках американского интернет-магазина «Hot Topic». Кроме прочего, независимо от того, верил ли Лавкрафт в свои творения или нет, определённо есть что сказать о сегодняшних исследованиях его работ (существуют отдельные важные сходства между Лавкрафтовской мифологией и другими древними легендами и фольклором), в том числе о создании сновидческого архетипического учения Карла Густава Юнга, имеющего отношение к достоверности Лавкрафта.
• • •
From a forum discussion: «Who Cares About the Cthulhu Mythos?» (2008).
РЕЛИГИОЗНАЯ НЕКРОФАГИЯ В «КУЛЬТЕ ПОЖИРАТЕЛЕЙ ПЛОТИ» ЛАВКРАФТА?
Religious Necrophagy in Lovecraft’s «Corpse-Eating Cult»?
.
Автор: Роберт М. Прайс(Robert McNair Price, 7.07.1954) — американский профессор богословия и библеистики в Теологической Семинарии Джонни Колемона, доктор философии и теологии, историк Христианства и исследователь Нового Завета. Роберт Прайс бросает вызов библейскому буквализму и выступает за более скептический и гуманистический подход к христианству. Он также является писателем, редактором и критиком в области спекулятивной фантастики. Прайс был назначен душеприказчиком литературного имущества известного автора научной фантастики и фэнтези Лина Картера (1930-1988). Помимо многочисленных работ, книг и статей по истории религии и культуры, философии и теологии, Прайс много писал о мифологии Ктулху и общей Лавкрафтианской вселенной (автор полусотни художественных произведений). В течение многих лет он был одним из главных степендиатов-исследователей, изучавших творчество Говарда Филлипса Лавкрафта, в его фэндоме. Также Прайс является редактором журнала «Склеп Ктулху» (Journal Crypt of Cthulhu, публикуется издательством «Necronomicon Press»), и редактором ранней художественной серии из восьми антологий о мифах Ктулху, выходившей с 1993-го по 2008-ой годы в издательстве «Chaosium». Его первой книгой, опубликованной в изд-ве «Chaosium», был цикл «Хастур» (1993), антология коротких рассказов об одном из элементов Лавкрафтовских историй, за ним последовали «Тайны червя» (1993), сборник фантастики о мифах Ктулху Роберта Блоха, и т.д. В своих эссе, представляющих антологии фантастической литературы и отдельные рассказы, относящиеся к Лавкрафтовской мифологии, Прайс прослеживает литературные мотивы и стили Лавкрафта и других писателей, а также происхождение существ, созданных как часть мифа. Глубокие познания Прайса в области религии часто влияют на его критику мифологии Ктулху, поскольку он находит гностические темы в вымышленном Лавкрафтовском божестве Азатоте, и интерпретирует произведение «Морок над Иннсмутом», как своего рода ритуал посвящения. Также он продюсирует несколько радио-подкастов: «The Bible Geek», «The Human Bible» и «The Lovecraft Geek». В 2020-ом году Прайс был в процессе возвращения популярной в конце 1970-х годов антологии фантастики под названием «Сверкающие мечи!». Во введении к шестому тому этой книжной серии он сделал несколько провокационных заявлений, которые читатели и другие сотрудничающие авторы сочли трансфобными, женоненавистническими и расистскими. В знак протеста несколько авторов объявили, что их имена и работы отозваны из издания, сославшись на противоречивые политические высказывания Роберта М. Прайса.
В произведении Говарда Филлипса Лавкрафта «Пёс» (The Hound, 1922), и без того изобилующем жуткими подробностями, выделяется одна особенно тошнотворная нота. Грабители могил вскрывают гроб и обнаруживают внутри поразительный амулет...
«Это была странно стилизованная фигура крадущейся крылатой гончей, или сфинкса с полусобачьей мордой, изящно вырезанная в древнем восточном стиле из небольшого кусочка зелёного нефрита... [Мы] узнали в нём то, на что намекал запретный Некрономикон безумного араба Абдул Альхазреда; ужасающий духовный символ культа трупоедов недоступного Ленга, расположенного в Центральной Азии. Мы слишком хорошо проследили зловещие черты, описанные старым арабским демонологом; черты, как писал он, извлечённые из душ тех, кто изводил и грыз мертвецов».
Цель настоящей статьи — определить, насколько это возможно, природу и мотивы данного культа некрофагов. При этом наш метод будет заключаться в сопоставлении подсказок из других художественных произведений Лавкрафта с реальными культурными и религиозными параллелями, которые, возможно, могли на него повлиять.
Упоминание о «пожирании трупов» в рассказе «Пёс» не является уникальным в творчестве Говарда Филлипса Лавкрафта. Фактически, по всему Лавкрафтовскому литературному канону, тут и там разбросаны три разных вида некрофагии.
Первое, существует примитивный каннибализм, подобный тому, что практикуется в некоторых местах планеты до сих пор. В короткой истории «Полярис» (1918) Лавкрафт упоминает «волосатых, длинноруких людоедов-гнофкехов», встречающихся также в повести «Сомнабулический поиск Неведомого Кадата» (1926). Они представляют собой всего лишь племя диких пещерных людей.
Второе, Лавкрафт использует тему гуманоидных человекоподобных гулей (упырей) с собачьими мордами. Эти демонические пожиратели мертвечины занимают видное место в «Модели Пикмана» и «Сомнабулических поисках Неведомого Кадата». Оба произведения были написаны в один и тот же год.
Изображение справа: Лавкрафтовские Гули.→→→
Третье, в рассказе «Крысы в стенах» (1923) мы находим упоминание о порочном религиозном культе, практикующем некрофагию. К какой категории относится «культ трупоедов недоступного Ленга»? Совершенно очевидно, что Ленгские некрофагиты — это не примитивные каннибалы. Подобный каннибализм является общепринятой и приемлемой частью жизни отдельных племенных сообществ, в которых он встречается. Однако термин «культ», используемый Лавкрафтом в рассматриваемом нами тексте, призван вызвать образ тайной и элитарной группы, изолированной от любого более крупного сообщества. Как и культисты Ленга, тоже являвшиеся упырями в глубинном смысле. Возможно, для обозначения этого можно было бы использовать «полусобачий» аспект амулета, учитывая, что гули описываются Лавкрафтом в аналогичных терминах. Но фигура амулета вовсе не гуманоидная и, к тому же, имеет крылья. В описаниях гулей из «Модели Пикмана» и «В поисках Неведомого Кадата» крылья отсутствуют. Кроме того, эти два произведения были написаны в 1926-ом году, через три года после истории «Пёс». Таким образом, нет никаких оснований полагать, что Лавкрафт буквально имел в виду упырей, когда писал это произведение. То сходство, которое существует между «полусобачим» амулетом и более поздними гулями, очевидно, проистекает из общего представления о шакалах как о падальщиках. В рассказе «Пёс» ясно сказано, что образ амулета представляет собой души «тех, кто изводил и грыз мертвецов», то есть души самих «трупоедов-культистов».
Это подводит нас к третьей возможной категории — декадентской религиозной секте. Нам повезло, что у нас есть достаточно подробная модель для сравнения. Наследственный культ семьи Де ла Поэр из истории «Крысы в стенах» тоже был некрофагическим. «Под Эксхэмским приоратом» находилась огромная пещера, где на протяжении веков совершались жуткие и отвратительные ритуалы, уходящие корнями в далёкое прошлое человечества. В древнеримские времена этот безымянный культ принял форму поклонения богине Кибеле. Религия Кибелы — поклонение божеству Земли, великой Матери всех богов (Magna Mater) и её умирающему и воскресающему возлюбленному Аттису (древнегреческому богу растительности), была первой из восточных «религиозных мистерий», импортированных в Рим. Исторические свидетельства её проникновения в Британию весьма скудны, хотя, как отмечает английская учёная-фольклористка Джесси Уэстон (1850-1928), наличие там митраизма делает идею британского поклонения Кибеле по крайней мере правдоподобной. Так что вполне возможно, что культ семьи Де ла Поэр мог с ним когда-то соприкасаться.
Если это так, то они должны были бы узнать родственные души. Почитатели Кибелы не практиковали некрофагию, но их неистовое поклонение действительно включало добровольное членовредительство, в том числе кастрацию. С тех пор человеческая плоть составляла «рацион допотопного культа, который жрецы Кибелы нашли и смешали со своим собственным». История даёт единственную подсказку на то, что истинным объектом почитания культа была не Кибела, а скорее «Ньярлатхотеп, безумный безликий бог, [кто] слепо воет в темноте под дудки аморфных идиотов-флейтистов».
Представляется наиболее вероятным, что культ Ленга в основном был такого же типа, что и культ Де ла Поэров. В конечном счёте, рассказ «Пёс» был написан всего за год до истории «Крысы в стенах» и, очевидно, послужил прототипом для описания ужасной секты. Такие тайные конвенты, хотя и вполне человеческие в буквальном понимании, безусловно, можно было бы описать как «омерзительные» и, вероятно, именно такую секту представлял себе Лавкрафт в придуманном им фолианте «Культы Гулей» (Cultes de Goules).
Один ключевой вопрос остается без ответа. Что же послужило причиной некрофагии в Ленге? Возможно, ответ на это кроется в исследовании предполагаемого культурного фона «недоступного плато».
В тот или иной момент Ленг занимал три разных места в воображаемой географии Лавкрафта. Подобно пресловутой домохозяйке, экспериментирующей с новой мебелью, он никак не мог решить, где конкретно он хочет его расположить. Первое упоминание о Ленге содержится в рассказе Лавкрафта «Пёс» (1922), в том самом отрывке, который мы сейчас рассматриваем. Там он однозначно помещает его в Центральную Азию, нечётко определённую территориальную область, включающую части Казахстана, Туркестана, Монголии и Тибета. Этот регион характеризуется как «недоступный», предположительно из-за неприступных горных хребтов.
Четыре года спустя в «Сомнабулическом поиске Неведомого Кадата», Ленг вырывается с корнем и катапультируется в параллельную вселенную «Страны Грёз» («Dreamland»). Там он описывается более подробно как «продуваемое ветрами плоскогорье, казавшееся само́й крышей разрушенного и безжизненного мира». Таким образом, Ленг становится — плато. Оно находится за «высокими и непроходимыми вершинами». Даже без учёта местоположения в Центральной Азии (что вполне понятно, учитывая сверхъестественный антураж в «Поисках Неведомого Кадата»), трудно не признать Ленг вымышленным аналогом легендарного Тибета.
Это впечатление подтверждается, когда мы читаем далее: «Там, в полном одиночестве, в тишине, сумраке и холоде, возвышались неотёсанные атоны приземистого здания без окон, вокруг которого кру́гом стояли грубо отёсанные монолиты. [Это был] отдалённый и доисторический монастырь, где без свиты обитал Верховный Жрец, не подлежащий описанию, который носил жёлтую шёлковую маску на лице и молился ползучему хаосу Ньярлатхотепу». (см. повесть «Сомнабулический поиск Неведомого Кадата»).
Также обратите внимание на параллельный отрывок из «Грибов с Юггота» (сонет XXVII, «Маяк»), где та же фигура в шёлковой вуали общается с Ньярлатхотепом («говорит с Хаосом»). Там он обитает в каменной башне или маяке, а не в низком строении, как описывается в «Поисках Неведомого Кадата», но образ тот же самый. Этот странный отшельник, конечно же, соответствует Верховному ламе Лхасы в Тибете. Ещё раз Ленг переносится в роман «Хребты безумия» (1931). На этот раз «легендарное кошмарное плато Ленг» останавливается в Антарктиде.
Сам Лавкрафт вспоминал о своих более ранних упоминаниях Ленга: «Мифологи поместили Ленг в Центральную Азию; но расовая память человека — или его предшественников — долгая и, возможно, некоторые предания пришли из земель, гор и устрашающих храмов, более ранних, чем сама Азия, и раньше, чем любой другой известный нам мир людей».
Важно отметить, что здесь усиливается ассоциация с Тибетом. Дело в том, что тайные мистерии, происходящие из других мест, стали ассоциироваться с Центрально-азиатским плоскогорьем. Среди них «нашёптанные легенды гор», рассказывающие о существах, которых «в Гималаях помнят как жутких Снежных людей».
В антарктическом Ленге таинственный «Верховный Жрец» не появляется, однако интересно отметить, что в том же сонете XXVII «Маяк» этот персонаж зовётся «последним Древним» — термином, напоминающим о межзвёздных «Древних», населявших Ленг в романе «Хребты безумия». Более того, как и они, «богохульник в жёлтых одеждах» изображён в «Поисках Неведомого Кадата» как инопланетянин, родственный бледно-серым «лунным тварям». Наконец, в Ленге, как в Стране Грёз, так и на Южном полюсе сохранились коридорные фрески, изображающие эпохи до-человеческой истории.
В обоих случаях эти артефакты были сохранены «холодом и засухой отвратительного Ленга» (см. «Поиск Неведомого Кадата»). Что касается облачённого в мантию мистагога (жреца, посвящённого в таинство мистерии), то последнее доказательство было предоставлено Лавкрафтом в письме писателю Роберту Блоху в 1935-ом году. Там этот персонаж упоминается как «Лама из Ленга». Мало того, что используется реальный тибетский титул, так ещё говорится, что лама представляет выдуманное американскими со-авторами Августом Дерлетом (1909-1971) и Марком Шорером (1908-1977), азиатское племя «Чо-Чо», расположившееся на «плато Сунг», очевидно, что это название звучит очень похоже на Ленг.
Что касается самого названия, то слово «Ленг» также может быть производным от названия города Ле́нгер, расположенного в горном районе современной Центральной Азии (город Ле́нгер находится в Толебийском районе Туркестанской области Казахстана, в предгорьях Угамского хребта). Более удачным вариантом предположения может быть район Лингку в тибетской Лхасе, или другие аналогичные тибетские географические топонимы. Во всяком случае, мы можем считать установленным тот факт, что Ленг является вымышленным изображением Тибета, — плато, окутанное скудными легендами, созданными самим Лавкрафтом. Может ли какая-нибудь из этих легенд дать ключ к разгадке того, почему культисты Ленга практиковали такое причудливое извращение, как некрофагия?
Четыре достаточно примечательных истории должны привлечь наше внимание, поскольку они так или иначе связаны с поеданием человеческой плоти в религиозном контексте. Первые две — это апокрифические расказы о жизни гуру Нанака (1469-1539), основателя религии сикхов (сикхизма). Нанак жил в индийской области Пенджаб, которую тоже можно было бы отнести к достаточно расплывчатому региону «Центральная Азия». В первой истории рассказывается о том, как Нанак с визитом гостил у Шиванабха, короля острова Цейлон. Когда у Учителя поинтересовались, что бы он хотел получить на торжественный обед, он попросил человеческое мясо, в особенности плоть любого двенадцатилетнего принца. Собственному сыну короля как раз «случайно» исполнилось двенадцать лет. Мальчику перерезают горло, а его тело тушат и подают на стол. Нанак велит родителям закрыть глаза, произнести имя Бога и затем начать трапезу. Они так и сделали, а когда, наконец, открыли глаза... гуру Нанак исчез. Неудивительно, что Шиванабх сошёл с ума. Год спустя король вновь встретил Гуру и в итоге обратился в его веру.
Эта омерзительная история, несомненно, является необычным материалом для агиографии (жизнеописании)! Мы можем заподозрить, что она была искажена при устной передаче и, что, изначально, по замыслу она была похожа на наш второй рассказ о гуру Нанаке. В нём он придумывает для своих учеников испытание на преданность. Когда они шли, Нанак заставил появиться на дороге — монеты, сначала медные, затем серебряные и, наконец, золотые. На каждом этапе всё больше и больше учеников собирали эти монеты и уходили прочь. Когда из всех осталось только двое сикхов, они вместе с Гуру наткнулись на погребальный костёр: «На трупе лежала простыня, и от неё исходил тошнотворный смрад. Гуру задал вопрос, есть ли среди них кто-нибудь, готовый вкусить труп, на что один из двух оставшихся сикхов в панике убежал, оставив лишь единственного ученика Лахи́ну повиноваться приказу. Лахи́на осведомился у Учителя, с какого края ему следует приступить к еде, и получил указание начать с ног. Приподняв простыню, он обнаружил там... лежащего гуру Нанака».
Вера Лахи́ны оказалась искренней. Он сделал бы всё, что приказал его господин. Эта история параллельна истории о готовности Ветхозаветного Авраама принести в жертву своего сына Исаака по велению Бога (Бытие, гл. 22). В обоих случаях (как, возможно, и в оригинальной форме первой истории о гуру Нанаке, приведённой выше) ни одному из рыцарей веры не пришлось выполнять леденящий кровь долг. Однако интересно отметить, чем заканчивается вторая история о Нанаке. Друг Нанака, наблюдавший за испытанием Лахи́ны, восклицает: «Тот, кто рождён от части (анг) тебя, будет твоим Гуру», и с тех пор Лахи́на стал известен в Тибете как «Ангад» (лучший ученик Нанака, второй сикхской гуру и поэт; годы жизни Лахи́ны: 1504—1552). В свете нашей четвёртой истории, приведённой в заключении, этот вывод может приобрести новое значение.
А наш третий эпизод касается преподобного Пиндолы, буддийского монаха, по легенде, одного из четырёх главных учеников (архатов) Будды. Нищенствующие буддисты должны были, также как заповедовал своим странствующим ученикам Иисус, «кушать всё, что поставлено перед вами» (Евангелие от Луки,10:8). О Пиндоле рассказывают, что полностью повинуясь этому правилу, он не дрогнув, съел отвалившийся большой палец прокажённого, который упал в монашескую чашу для подаяний, когда прокажённый пожертвовал в неё еду. Мы можем здесь задаться вопросом, а была ли эта история по́нята изначально как простой наглядный урок для нищих. Данное повествование, кажется, поразительным образом иллюстрирует буддийский идеал Махаяны, единого ви́дения посредством которого человек проникает в кажущееся разнообразие вещей, вместо этого видя их истинное единство в Нирване («Махаяна» — одно из двух основных направлений в буддизме; свод учений для идущих по Пути Бодхисаттвы). В таком просветлённом состоянии человек больше не будет обращать внимания на иллюзорные различия, такие как «приятное супротив неприятного», «привлекательное супротив отталкивающего» и, так далее. Так и здесь: кусочек фрукта, прокажённый палец — всё это одно и то же.
Финальная четвёртая история также проистекает из буддийской матрицы, на этот раз из Тибетского Буддизма. Учение древне-индийского ведийского философа Гота́мы (легендарного автора «Ньяя-сутры», самого древнего трактата философской школы Ньяя, образовавшейся в VI веке до н. э.), приняло в Тибете свои самые эксцентричные формы. К тому времени, когда буддийское евангелие проникло на Гималайские вершины, оно уже смешалось с тантрическим мистицизмом, включавшим наркотики и секс. Достигнув Тибета, эта и без того нестабильная изменчивая формула вобрала в себя элементы древней шаманистской религии Бонпо, характе́рной для данного региона и некогда практиковавшей жертвоприношения. Из этого странного синкретизма возникло удивительно убедительное обоснование оккультной магии: если, как учит буддизм, вся видимая реальность — это «Майя» (сценическая иллюзия или «магический трюк»), то почему бы кому-то достаточно опытному не уметь сознательно манипулировать этими иллюзиями? Как рассказывает известная французская исследовательница и первая европейская женщина, побывавшая в Тибете — Александра Дэвид-Нил (1868-1969) в своей книге «Магия и тайны Тибета» (1929), эта вера привела к появлению знаменитых историй о способности тибетских адептов материализовывать богов и демонов, и проецировать фантомные копии самих себя.
(прим., — «Майя» — санскрит, означает «иллюзия, видимость» — философское понятие «Майя» пришло в буддийскую философию из индуизма и ведических книг. Изначально Майя упоминается в священном древнеиндийском писании «Упанишады». Здесь оно понимается как силовой или энергетический поток, скрывающий истинность мироздания и вводящий в заблуждение. Также Майей зовут индуистскую богиню обмана).
Именно в этой заря́женной атмосфере реальных и воображаемых чудес, мадам Александра Дэвид-Нил столкнулась с тауматургом (магом и предсказателем) Чогс Цангом. В книге она рассказывает историю этого духовного настоятеля из буддийского монастыря «Миниагпар Лхакханг» (находящегося близ города Тачен в китайской автономии Синьцзян), чтобы проиллюстрировать «тёмную сторону тибетского оккультизма»:
«Однажды вечером лама Чогс Цанг вызвал к себе одного из монахов и велел ему подготовить двух лошадей. Ближе к ночи они пребывают на берег реки, где спешиваются. «Хотя небо почти потемнело, одно пятно на воде было освещено солнечными лучами, и в этом освещённом месте вверх по течению плыл труп, двигаясь против течения». Когда он достигает двух мужчин, Чогс Цанг приказывает своему помощнику: « — Возьми свой нож, отрежь кусок плоти и съешь его. У меня в Индии есть друг, который каждый год в этот день присылает мне еду». Он сам начинает трапезу, но охваченный ужасом монах не решается положить в рот отрезанный кусок и просто делает вид, что ест, пряча мясо в своём амбаге (складке в виде кармана над поясом тибетского халата Гау). Вернувшись на рассвете в монастырь лама упрекает молодого монаха: « — Я хотел, чтобы и ты разделил со мной благодать и отведал самые великолепные плоды из той мистической пищи, но ты не достоин этого. Вот почему ты так и не посмел съесть кусок, который отрезал и спрятал себе под одежду». Услышав эти слова, монах должным образом раскаивается в трусости и тянется в карман за спрятанным куском плоти, но... обнаруживает, что тот исчез. Эта мрачная история отражает верования монахов тибетской секты «Дзогчен», согласно которым: «Существуют определённые человеческие существа, достигшие столь высокой степени духовного совершенства, что первоначальная материальность их тел трансмутировалась в более тонкую субстанцию, обладающую особыми качествами. Съеденный кусочек их трансформированной преображённой плоти, вызывает особый вид экстаза и дарует человеку, вкушающему его, знания и сверхъестественные силы».
Вполне возможно, что это убеждение связано с так называемой тантрой «Левой Руки», в которой утверждается, что она обеспечивает «короткий путь» к просветлению через потворство различным традиционно табуированным запретным действиям, как сексуальным, так и диетическим. Идеалы подобных религиозных практик, например, таких как «Дзен-коан», позволяют монаху нарушать общепринятые дуалистические структуры восприятия и, таким образом, видеть всё как Одно, Единое Целое.
И, вот здесь, кроется ключ к практике Лавкрафтовского культа Ленга. Как и тибетская секта «Дзогчен», они ритуально поглощали трупы умерших адептов, возможно, своих собственных Лам, чтобы обрести оккультные силы и осознать неделимое Единство всего Сущего. Если это так, то теперь мы знаем, как они называли это изначальное Единство — этот недифференцированный Хаос, которому лама Ленга и культ приората Эксхэм (из истории «Крысы в стенах»), поклонялись как божеству «Ньярлатхотепу».
Изображение ниже: «Люди Ленга» — обитатели плато Ленг, дегенеративные гуманоидные существа, не отягощённые моральными ограничениями и склонные к употреблению человеческой плоти.
Автор: Карл Бич (Karl Beech) — автор ряда интернет-публикаций о фантастической литературе, дизайнер книжного интерьера и давний почитатель творчества Г.Ф. Лавкрафта, в частности принимавший участие в команде создателей, получившего высокие оценки «Нового Аннотированного издания Г.Ф. Лавкрафта» (изд-во: «Norton & Liveright», 2014), выпущенного под редакцией известного исследователя Лесли С. Клингера с введением Алана Мура («The New Annotated H.P. Lovecraft»), для которого создал мифологическую «Карту Антарктиды с указанием местоположения Хребтов Безумия».
.
Краткое предисловие автора:
«В последние годы, такие литературные критики, как С.Т. Джоши и другие литературоведы, начали рассматривать художественную литературу Говарда Лавкрафта как своего рода священное Писание и мифологию Атеизма. В то время как сам писатель явно исповедует эту философию в своей личной переписке, я считаю, что в самих произведениях эти идеи не столь очевидны, и в действительности, при ближайшем рассмотрении проявляется несколько иное авторское мировоззрение».
На мой взгляд, Говард Филлипс Лавкрафт, является одним из величайших мифопоэтических писателей-фантастов за последние сто лет. В его мрачной вселенной здравомыслие — всего лишь свеча, гаснущая в надвигающемся порыве безумия. Добавьте к этому экзистенциальному ужасу пантеон тёмных богов, изображенных настолько ярко, что они могут посоперничать с любыми фэнтезийными мифами, и становится неудивительно, почему у Лавкрафтовских произведений такая преданная читательская аудитория (включая и меня). В последние годы, такие критики, как С.Т. Джоши и другие литературоведы, во многом стали рассматривать фантастику Лавкрафта как своего рода священное Писание и мифологию Атеизма. Хотя сам писатель явно исповедует эту философию в собственной личной переписке, я считаю, что в самих произведениях эти идеи далеко не так очевидны, и на самом деле при ближайшем рассмотрении всплывает несколько иное авторское мировоззрение.
В своём письме, цитируемом в книге «Против религии: атеистические работы Г.Ф. Лавкрафта» (С.Т. Джоши и К. Хитченс, 2010), писатель пишет:
«Слово «Христианство» становится благородным, когда применяется к почитанию удивительно хорошего человека или духовно-нравственного учителя, но оно становится недостойным, когда применяется к системе Белой Магии, основанной на Сверхъестественном».
Если бы подобная форма полемического взаимодействия с христианством была важной темой в художественных произведениях Лавкрафта, то можно было бы ожидать, что он нашел бы значительные и прямые ссылки на Бога и Христианство: жанр сверхъестественного, в котором работал писатель, давал широкие возможности для этого. На самом же деле текстологический анализ «Собрания сочинений» Говарда Лавкрафта показывает лишь несколько случаев употребления слов «Бог» и «Христос» — в основном случайных. С другой стороны, в подавляющем большинстве случаев в его произведениях встречаются такие слова, как «боги» и «культы» (можно утверждать, что на самом деле здесь более значимые ссылки на Теософию, нежели на Христианство, и позже я рассмотрю эту тему). Хотя также можно найти прямые ссылки на скептические темы, но даже эти ссылки неоднозначны. В контексте повествования они с одинаковой лёгкостью могут быть прочитаны как свидетельство порочности соответствующих персонажей, так и как авторский скептицизм относительно существования христианского Бога. Один из примеров этого можно найти в повести «Морок над Иннсмутом» (1936), который можно прочесть либо как теологический тезис капитана Обеда Марша о несуществовании Бога, либо как пример его богохульства, когда он приравнивает расу рыбо-людей к Божественной:
«Тогда-то кэп Обед Марш и начал ругать людей за то, что они ведут себя как тупые покорные овцы и молятся христианскому Богу, который им совсем не помогает. И он рассказал всем, что встречал людей, поклонявшихся богам, дававшим им то, в чём они нуждались, и ещё говорил, что ежели команда крепких мужчин согласится его поддержать, то он, может быть, сумеет убедить высшие силы из глубин дать им много рыбы и побольше золота».
Забота о благополучии ортодоксальной религии также всплывает и в другом отрывке этой истории:
«Её собственное отношение к объятому мглой Иннсмуту, в котором она никогда не бывала, было продиктовано выражением отвращения к общине, скатывающейся в культурном смысле на самое дно, и она заверила меня, что слухи о распространённом в городе ритуале поклонения дьяволу отчасти подтверждались необычным тайным культом, укоренившемся там и взявшим верх над всеми ортодоксальными вероисповеданиями. По её словам, этот культ назывался «Эзотерическим орденом Дагона» и, без сомнения, был испорченным, вульгаризированным квази-языческим верованием, завезённым туда с Востока ещё в прошлом столетии, в то самое время, когда рыбные промыслы близ Иннсмута внезапно оскудели. Его распространение среди малограмотных простолюдинов было вполне естественным, особенно если учесть неожиданное возвращение постоянного рыбного изобилия в иннсмутских водах, и вскоре адепты культа стали пользоваться огромным влиянием в городе, полностью вытеснив местное Франк-масонство и заняв под свою штаб-квартиру старый масонский храм на площади Нью-Чёрч-Грин». (см. повесть «Морок над Иннсмутом», 1936).
Идея богохульства, как зловещего занятия, также присутствует во многих Лавкрафтовских историях — странный выбор темы, если бы в целом эти произведения были полемически связаны с Христианством, или даже с Деизмом.
«Весёлые богохульства потоками лились из моих уст, и в своих шокирующих выходках я не обращал внимания на Божественные, Человеческие и Природные законы. Внезапный раскат грома, раздавшийся над шумом разгульного веселья, загрохотал по самой крыше и навёл устрашающую тишину на шумную компанию». (см. рассказ «Гробница», 1922).
Напротив, я считаю, что в значительной степени возникает для случайного читателя странных историй Лавкрафта — это необходимость держаться в рамках общепринятых границ, а так же опасность увлечения оккультными идеями (в особенности это может быть актуально для оригинальной читательской аудитории, для которой Лавкрафт создавал свои произведения).
«Один из случаев, весьма печальный, рассматривался в записке наиболее подробно. Субъект — широко известный архитектор, склонный к теософии и оккультизму, — в день, когда с молодым Уилкоксом приключился приступ, впал в буйное помешательство, без умолку кричал, умоляя спасти его от какого-то сбежавшего из ада демона, — и несколькими месяцами позже скончался». (см. рассказ «Зов Ктулху», 1926).
«Он часто считал милосердным, что большинство людей с высоким интеллектом насмехаются над самыми сокровенными тайнами; ибо, утверждал он, если бы высшие умы когда-либо были поставлены в полный контакт с секретами, хранимыми древними и низменными культами, то возникшие в результате аномалии вскоре не только разрушили бы мир, но и поставили под угрозу саму целостность Вселенной...». (см. рассказ «Кошмар в Ред-Хуке», 1925).
Случайный читатель, не сведующий о Лавкрафтовском скептицизме в его личной переписке, вероятнее всего придёт к выводу, что по крайней мере некоторые из этих рассказов скорее являются нравоучительными сказками, показывающими опасность иррациональной религии и новомодной философии, а не скептическими нападками на Христианство. Хорошим примером такого рода произведений является рассказ «Герберт Уэст: реаниматор», где «прометеевский» герой-протагонист наказан за вмешательство в естественный порядок вещей и возвращение мёртвых к жизни. В этом отрывке обратите внимание на презрительные ссылки Герберта Уэста на «пуританство» (читай «христианство»), демонстрирующие высокомерие, ставшее впоследствии его гибелью:
«То, что связанные традициями старейшины проигнорировали его необычные результаты на животных и упорно отрицали возможность оживления, было невыразимо отвратительно и почти непостижимо для логически мыслящего юноши Уэста. Только солидная зрелость могла помочь ему понять хроническую умственную ограниченность типажа «профессор-доктор» — продукта поколения жалкого пуританства; доброго, добросовестного, порой любезного и дружелюбного, но всегда узколобого, нетерпимого, одержимого обычаями и лишённого перспективы. Век более милосерден к этим неполноценным, хотя и высокодуховным персонажам, чей реальный худший порок — это робость, и которые в конечном итоге наказываются всеобщим осмеянием за свои интеллектуальные грехи — грехи, подобные Птолемаизму, Кальвинизму, анти-Дарвинизму, анти-Ницшеизму, всевозможным видам Субботничества и американскому Закону о роскоши...». (см. рассказ «Герберт Уэст: реаниматор», 1922).
Разумеется, чего не хватает случайному читателю при поверхностном чтении, так это более тщательного изучения художественной мифологии Лавкрафта и некоторых, более глубоких тем его произведений, которые, я бы сказал, охватывают Политеистический Дистеизм, крайне своеобразный вид Дуализма и, как ни странно, имеют сильное взаимодействие с идеями Теософии, нежели Христианства.
(Чтобы сразу прояснить этот момент: я не утверждаю, что Лавкрафт обязательно верил в созданную им мифологию, однако на его вымышленные истории, похоже, больше повлияло соответствие созданным мифам, нежели личный скептицизм автора. При этом, лично я подозреваю, что временами Лавкрафт в своих произведениях искренне придерживался теологической позиции, тем более учитывая его несколько трагичную жизнь).
В данном случае, Политеистический Дистеизм можно определить как — теологическую позицию, согласно которой боги существуют, но они либо совершенно безразличны к судьбе человечества, либо активно недоброжелательны. Эта идея кажется более близкой к Мифологии, лежащей в основе произведений Лавкрафта, чем к Атеизму, подразумевающему неверие и скептическое отношение к существованию каких-либо божеств вообще.
«Эта сила была Всё-в-Одном и Одно-во-Всём, сочетая всё многообразие Единого и Сущего, и принадлежа не к одному конкретному пространственно-временному континууму, а ко всему мирозданию, не имеющему границ и превосходящему самые смелые фантазии и любые математические расчёты. Возможно, это было то же самое, что тайные культы Земли упоминали под именем ЙОГ-СОТОТ; то, чему ракообразные обитатели Юготта поклонялись как Запредельному-Единому, а блуждающий разум спиральных туманностей определял как Непереводимый Знак». (см. рассказ «Врата серебряного ключа», 1933).
«В таких путешествиях существовали неисчислимые местные угрозы, а также, та шокирующая последняя опасность, бессвязно бормочущая за пределами упорядоченной вселенной, куда не достигают никакие мечты; это последнее аморфное пятно глубочайшего смятения, богохульствующее и бурлящее в центре всей бесконечности — безграничный демон-султан Азатот, чьё имя не осмеливаются произнести вслух, и кто жадно жуёт в немыслимых, неосвещённых покоях вне времени, среди приглушённого, сводящего с ума боя мерзких барабанов и тонкого, монотонного воя проклятых флейт; под этот отвратительный стук и свист медленно, неуклюже и нелепо танцуют гигантские Высшие боги, незрячие, безмолвные, мрачные, безумные иные боги, чья душа и посланник — ползучий хаос Ньярлатхотеп». (см. рассказ «Призрак тьмы», 1935).
Обратите внимание на следующие ссылки: «многообразие Единого и Сущего» и «за Пределами упорядоченной Вселенной». Изображённые сущности — это не просто полубоги или высшие существа (как Лавкрафтовские «Древние»), они описываются в терминах, как правило используемых для обозначения трансцендентных богов. У Азатота есть пророк по имени Ньярлатхотеп, но его послание — «Ползучий Хаос». Азатот может быть «незрячим, безмолвным, мрачным, безумным», но через Ньярлатхотепа он обладает если не целью, то властью и свободой действий.
Интересно, что трансцендентные боги Лавкрафта — не созидатели и даже не разрушители, а агенты Беспорядка и Хаоса.
«Легенды об Йиге, Повелителе Змей, утратили для меня метафорический смысл, и я содрогнулся от отвращения, услышав о чудовищном ядерном хаосе по ту сторону углового пространства, который в «Некрономиконе» милосердно скрыт под именем Азатот...». (см. повесть «Шепчущий во тьме», 1930).
Другим важным аспектом Политеистического дистеизма (своеобразной разновидности дуализма) в Лавкрафтовских произведениях является то, что, хотя Царство Богов и состоит из бурлящего хаоса, оно является «реальностью», а земной мир по сравнению с ним, напротив, кажется нереальным.
«Память и воображение формировали среди бурлящего хаоса смутные образы с неопределёнными очертаниями, но Рэндольф Картер знал, что это всего лишь продукты его собственного сознания. И всё же он чувствовал, что появление этих образов в его сознании не случайность, а скорее некая иная реальность, беспредельная, невыразимая, не поддающаяся измерению, которая окружая его, стремилась проявиться посредством тех единственных символов, какие был способен уловить его разум. Ибо ни одному земному сознанию не дано охватить всё многообразие переплетающихся форм, существующих вне известных нам пространственно-временных измерений». (см. рассказ «Врата серебряного ключа», 1933).
«Стэнфордская Энциклопедия Философии» (Университет Стэнфорда) в целом определяет Дуализм, так:
«... идея заключается в том, что в какой-то конкретной области существуют два фундаментальных вида или категории вещей и принципов. В теологии, например, «дуалист» — это тот, кто верит, что Добро и Зло — или Бог и Дьявол — являются независимыми и более-менее равными силами в мире. Дуализм контрастирует с Монизмом, который представляет собой философскую теорию о том, что существует только один фундаментальный вид, категория вещей и принципов; и, что встречается гораздо реже, контрастирует с Плюрализмом, представляющим собой мнение, что существует множество видов и категорий».
Я бы сказал, что дуализм, проявляющийся в фантастических произведениях Лавкрафта, является дуалистической формой Материи и Духа, выраженной в следующих отрывках:
«Теперь я настаивал, доказывая веру в существование на Земле спектральных субстанций, отдельно или, вслед за их материальными аналогами. Это доказывало способность верить в явления, выходящие за рамки всех обычных представлений; ибо, если умерший может передавать свой видимый или осязаемый образ через полмира и сквозь века, то как может являться абсурдным предположение, что заброшенные дома могут быть полны таинственных разумных существ, или что старые кладбища кишат устрашающим, бестелесным, коллективным разумом поколений? И поскольку дух, чтобы вызвать все приписываемые ему проявления, не может быть ограничен ни одним из законов материи, то почему настолько экстравагантно представлять себе психически живых мертвецов в формах — или в отсутствии форм — которые для человеческих очевидцев должны быть совершенно и ужасающе «неименуемыми»? -- Здравый смысл в размышлениях, — с некоторой теплотой заверил я своего друга, — Это просто глупое отсутствие воображения и гибкости ума». (см. рассказ «Неименуемое», 1923).
«Из этих размытых и фрагментарных воспоминаний мы можем сделать много выводов, но мало что доказать. Мы можем предположить, что во сне жизнь, материя и жизненная сила, как их понимает Земля, не обязательно постоянны; и что время и пространство не существуют в том виде, в каком их понимают наши бодрствующие души. Иногда мне кажется, что это менее материальное существование и есть наша истинная жизнь, и что наше тщетное присутствие на земном шаре само по себе является вторичным или просто виртуальным явлением». (см. рассказ «За стеной сна», 1919).
«Мой друг был значительно впереди, когда мы погрузились в этот удивительный океан девственного эфира, и я мог видеть зловещее ликование на его плавающем, светящемся, слишком молодом памятном лице. Внезапно это лицо стало тусклым и быстро исчезло, и через короткое время я обнаружил, что проецируюсь на препятствие, которое я не мог преодолеть. Оно было таким же как и другие, но при этом неизмеримо более плотным; тягучая липкая масса, если такие термины можно применить к аналогичным качествам в нематериальной сфере». (см. рассказ «Неименуемое», 1923).
«Врата были открыты — правда это были не Врата Предела, но врата ведущие от Земли и Времени к тому продолжению земной планеты, которое находится вне времени, и из которого, в свою очередь, Предельные Врата с устрашающей опасностью ведут в последнюю Пустоту, находящуюся за пределами всех земель, всех вселенных и всей материи». (см. рассказ «Врата серебряного ключа», 1933).
«Эти Великие Древние, — продолжал Кастро, — не были полностью созданы из плоти и крови. О́ни имеют обличье — ибо разве этого не подтверждает статуэтка со звёзд? — но эта форма не была создана из материи». (см. рассказ «Зов Ктулху», 1926).
«Эта тварь больше не вернётся, — сказал Армитедж. Её разнесло на множество разных частей, составлявших её сущность, и больше она никогда не сможет существовать в нормальном мире. Наши чувства воспринимали лишь малую её часть. Она была похожа на своего отца — и бо́льшая её часть ушла обратно к нему в царство неведомых измерений, за пределы нашей материальной вселенной; в какую-то туманную бездну, из которой только самые про́клятые и богохульные человеческие обряды могут на мгновение призвать её возвыситься». (см. рассказ «Ужас Данвича», 1928).
«Эти упоминания не относились ни к чему конкретному, но, похоже, имели какое-то касательство к посещавшим его ужасным сомнениям, относительно того, действительно ли старый колдун был мёртв — как в духовном, так и в материальном смысле». (см. рассказ «Тварь на пороге», 1933).
В классическом религиозном дуализме «Материя» обычно рассматривается как «Зло», а «Дух» как «Добро» — например, как в случае с Катари́змом (прим., — религиозное христианское движение, распространённое в XI — XIV веках в ряде западно-европейских стран, на севере Италии, юге Франции, в некоторых землях Испании и Германии, это вероучение находилось в главной оппозиции к Римско-католической церкви и считалось Ватиканом «опасной ересью». Одной из значительных вех в истории подавления катари́зма, вызывающей интерес историков, является сопротивление ката́рской цитадели, знаменитой крепости Монсегюр, расположенной на юге Франции):
«Радикальные и умеренные ката́ры (не путать с государством Ка́тар), напротив, учат «вертикальному дуализму»: то, что вверху — хорошо, то что внизу — плохо. Свет упал во тьму (физический мир) и должен быть освобождён от неё. Дуализм ката́ров предполагает абсолютную независимость корней Добра и Зла по отношению друг к другу. Ката́ры верили в двух богов, доброго и злого, различая два божественных творения: Истинное, дела которого в действительности «есть» творение Божие («Всё через Него на́чало быть»); и Иллюзорное, дела которого не имеют истинного Бытия, и ассоциировались ими с «Небытием» («А без Него Ничто на́чало быть»). Материальный видимый мир был создан злым творцом, Князем Мира Сего, и не является творением Божьим, он возник из другого, зловещего Начала». (см. эссе: «Катары, Альбигойцы и Богомилы», 2006, автор Дж. ЛМ. ван Шайк; Колумбийский университет, Нью-Йорк)».
Уникальность дуализма, проявляющегося в художественных произведениях Лавкрафта, заключается в том, что в отличие от классического религиозного дуализма автор, по всей видимости, рассматривает «Материю» как «Добро», а «Дух» (или то, что находится за пределами материального мира) как «Зло» (по крайней мере, как «недоброе и нехорошее»). По его мнению, именно мирской материальный мир безопасен и полезен, а то, что находится за его пределами, угрожающе опасно и вредно:
«Я бесцельно брёл на юг мимо Колледж-Хилл и Атенеума (академии-читальни), вниз по Хопкинс-стрит и через мост в деловой район, где высокие здания, казалось, охраняли меня, как современные материальные вещи охраняют мир от древних и нездоровых чудес». (см. рассказ «Заброшенный дом», 1924).
«Горгоны, Гидры и Химеры — страшные истории о Селено (или Келено — демон-похитительница снов) и других Гарпиях — могут воспроизводиться в суеверном мозгу человека, однако они находились там и раньше. Это расшифровки, прообразы — архетипы, присутствующие в нас, и они вечны. Иначе каким образом история о том, что, как мы знаем, наяву является ложью, может влиять на всех нас? Неужели мы по своей природе испытываем естественный ужас перед такими объектами, рассматриваемыми в их способности причинить нам телесные повреждения? О, это меньше всего! Эти ужасы имеют гораздо более древнюю природу происхождения. Встречаются ли они вне тела — или без тела, они будут одинаково такими же... То, что рассматриваемый здесь вид страха является чисто духовным — что он силён пропорционально тому, насколько он беспредметен на Земле, и преобладает уже в период нашего безгрешного младенчества, — это трудности, решение которых может дать некоторое представление о нашем до-земном состоянии или, по крайней мере, поможет заглянуть в теневую область нашего пред-существования» (см. книгу «Ведьмы и другие ночные страхи», автор Чарльз Лэмб; изд-во: «Dawson's Book Shop», 1968).
Если принято считать, что художественная литература Лавкрафта никак не связана с христианством, то с теософией дело обстоит совершенно иначе. Американский теолог и писатель Роберт М. Прайс (г.р.1954) в своём эссе «Г.Ф. Лавкрафт (HPL) и Е.П. Блаватская (HPB): Использование Лавкрафтом теософии» (1982) убедительно доказывает, что несмотря на непосредственно ограниченное знание писателем предмета, его мифология испытала сильное влияние теософских образов:
«От теософов Лавкрафт, похоже, также подчерпнул и свои вездесущие ссылки на «циклопические» руины, обозначающие прошлое господство рас инопланетных исполинов, подобных недавно описанным. В совместном рассказе Лавкрафта и писательницы Хейзел Хелд «Вне времени» (1933), «гигантская крепость из циклопических камней» приписывается «инопланетному отродью с тёмной планеты Юггот, колонизировавшему Землю ещё до зарождения земной жизни». В истории «Зов Ктулху» (1926) персонаж Уилкокс видит во сне «влажный циклопический город из склизкого зелёного камня... Размеры Древних (построивших город Р'льех) он, как ни странно, упомянуть отказался». В повести «Сомнабулический поиск Неведомого Кадата» (1926) главный герой Рэндольф Картер удивляется «огромным глиняно-кирпичным руинам первобытного города, название которого не запоминается». Ему «не понравились размеры и форма руин... А какова могла быть структура и пропорции древних верующих, Картер строить предположения упорно отказывался...».
Далее, Роберт Прайс утверждает, что в дополнение к использованию теософских образов Лавкрафтовская художественная литература демонстрирует полемическую связь с Теософией (или, возможно, с «оккультным оптимизмом» в целом):
«Во всех этих примерах, подтекст содержит смутный намёк на ужасающую в своей реальности архаичную истину. Словно говорящую о том, что теософы владеют лишь малой долей правды, и что их скудное знание — чрезвычайно опасная вещь. Фактически, Лавкрафтовский рассказчик повествует об этом в нашей четвёртой цитате (опять же, из истории «Зов Ктулху»): «Теософы уже предугадали устрашающее величие космического цикла, в пределах которого и наш мир, и весь род человеческий — не более чем преходящая случайность. Они намекали на странные пережитки, дошедшие до нас из тьмы веков — в выражениях, от которых кровь стыла бы в жилах, если бы они не были замаскированы утешительным оптимизмом...». Говоря другими словами, в конце радуги действительно что-то есть, только вместо горшка с золотом, — это бездонная яма. В своем оккультном оптимизме теософы постулировали древнее происхождение человечества среди инопланетных сверх-разумов. Казалось бы, столь славное происхождение подразумевает светлую судьбу для людской расы. Но тотальный «вселенский футилитаризм» Лавкрафта (вера в то, что всякая человеческая деятельность тщетна), заставил его перекрасить картину бытия в более мрачные, пессимистические тона. Как показано в романе «Хребты безумия» (1931), возникновение человеческой расы явилось лишь следствием нечаянной случайности размножения в лабораториях звездоголовых Древних. В результате, получившееся ви́дение — это ви́дение абсурда. Говард Лавкрафт представил именно то, что фундаменталистские «креационисты» считают своим главным утверждением, поставленным ими на карту в их идеалистическом «крестовом походе» против теории Дарвинизма: «если происхождение человека было случайным, то значит таков и его смысл, и таковой будет его судьба».
(В чём я не согласен с Робертом Прайсом, так это с его предположением, что теософию можно рассматривать как своего рода «прокси» («доверенного посредника») для понимания креационистского христианства в фантастике Лавкрафта — думаю, что нахожу это неубедительным, принимая во внимание её более низкий статус как «культа», по сравнению с ортодоксальным христианством в нарративе).
Как известно, ирландский поэт и оккультист Уильям Йейтс (1865-1939) писал о необходимости для читателя проводить различие между произведениями автора и личным мнением «сгустка случайностей и непоследовательностей, садящегося завтракать». Я полагаю, что в этом случае разница между мировоззрением Лавкрафта-творца и мифологией, которую он создал, очень показательный пример.
облако тэгов
