18 декабря в Культурном центре Фонда «Новый мир» прошла церемония вручения литературной премии «Новые горизонты», которая шестой сезон ежегодно присуждается за художественное произведение фантастического жанра, оригинальное по тематике, образам и стилю.
Лауреатом премии стал Андрей Лях с романом «Челтенхэм» (номинировал по рукописи Сергей Шикарев).
Из отзывов жюри премии:
Константин Фрумкин: «Челтенхэму» свойственна некоторая избыточность литературных приемов над потребностями замысла, однако все это не мешает роману войти в число лучших фантастических текстов «большой формы» последних лет.
Галина Юзефович: Важное новое слово в русской современной словесности и, пожалуй, один из самых сильных текстов нынешнего списка. Остается пожелать ей начать свой жизненный путь в виде книги поскорее – и хорошо бы за пределами узких жанровых рамок.
Шамиль Идиатуллин: Лях более-менее гений – по крайней мере в лично выбранных им рамках.
Второе и третье места по итогам голосования жюри заняли Роман Шмараков с романом «Автопортрет с устрицей в кармане» и Лора Белоиван с романом «Южнорусское Овчарово».
Судьбу премии в этом году определило жюри в следующем составе:
• Андрей Василевский, главный редактор журнала «Новый мир», председатель жюри;
Случаются в отечественной фантастике романы, идущие вразрез с господствующими темами, стилистиками и образами и написанные настолько мощно, что они не просто попадают в десятку, но и мишень разносят ко всем чертям. В прошлом десятилетии таким романом был «Я, Хобо» Сергея Жарковского. А до того — «Реквием по пилоту» Андрея Ляха.
И вот – полтора десятка лет спустя – «Челтенхэм». Действие нового романа происходит в той же вселенной (и даже вселенных), что и действие «Реквиема». Однако «Челтенхэм» — повествование куда более широкоформатное, и стилистика его варьируется от квазиисторической, «шекспировской» хроники до абсурдистского экшена.
Основное действие романа разворачивается на далёкой планете Тратере во времена «модернизированного средневековья», где специальный агент Института Контакта по имени Диноэл Терра-Эттин должен раскрыть загадку Базы инопланетян.
«Челтенхэм» богат на фантастические выдумки и сложносочиненные сюжеты. Здесь и Траверс — «дикое поле» известного и освоенного космоса, и «выращивающие информацию» Зелёные Облака, и многочисленные секретные операции и тайные агенты, и противостояние Земли и Стимфальской империи, и, разумеется, угроза инопланетного вторжения. Также встречаются в тексте и — перемешанные причудливо — реалии разных миров и писателей, от Ивана Ефремова до Джоан Роулинг.
Однако обращается с этим богатым арсеналом писатель весьма своевольно. Он, словно следуя известному наставлению из романа Брэдбери, пишет поперек разлинованных и исхоженных сюжетов. Лях подбирает фантастическую диковинку (например, Врата для путешествий между мирами), рассматривает и прилаживает к неспешному течению сюжета – а иногда и отбрасывает за ненадобностью.
По мере накопления в повествовании имён, объектов и событий становится все явственнее, что научно-фантастическая машинерия – лишь обрамление и украшение для классического по сути и по форме романа – с обилием персонажей, несколькими сюжетными линиями и к тому же весьма изощренно устроенного (подсказка будущим читателям – важные для понимания финала детали спрятаны в сносках).
Психологичный и щедрый на подробности жизни «Челтенхэм» использует фантастические декорации, чтобы подстать своим не-фантастическим предшественникам рассказать о траектории человеческой судьбы.
Такие романы в фантастике появляются нечасто. Тем ценнее.
Валерий Иванченко:
Принципиально вторичный роман (пастиш, как выражается критик Рондарев), интересный, главным образом, самому автору и неширокому кругу подобных ему ценителей олдовой фантастики. Мир романа сложен из реалий, персонажей, сюжетов, обкатанных в массе книг, фильмов, компьютерных игр, но узость круга читателей задаёт вовсе не это. Автор, человек умный, способный и в писательстве отнюдь не беспомощный, вольно или невольно нарушает ряд простых правил беллетристики, превращая текст, собранный, в сущности, из известных клише, в чтение не для всех.
Прежде всего, он непомерно раздул объём из-за собственной скупости, не позволяющей отказаться ни от одной лишней подробности, рождённой его щедрой фантазией. Он детально описывает всевозможную технику, архитектуру, интерьеры, наряды, исторические подробности, нюансы биографий и отношений, никак не работающие ни на сюжет, ни на характеризацию основных персонажей. В идеале подобная детальность должна придавать выдумке жизнеподобие, но в данном случае она пропадает впустую, развлекая лишь самого автора и тех редких читателей, которые станут текст смаковать. На большем своём протяжении роман выглядит набором красивых глянцевых постеров и оживать начинает только ближе к концу, когда автор перестаёт отвлекаться на второстепенное и сосредотачивается на главном. Добрую половину романа автор излагает предысторию нескольких персонажей, сюжет при этом не продвигается ни на шаг. Персонажи остаются картонными масками, ни о какой драматургии между ними говорить невозможно. Автор предпочитает не показывать, а объяснять (процентов на восемьдесят это объяснения совершенно не важных вещей), изредка вставляя в рассказ летописца живописные, как ему кажется, сцены. Притом все секреты выдаёт сразу же, убивая всякую возможность интриги. Пишет он гладким литературным языком, порой доходя до выспренности на грани графомании и не избегая всевозможных штампов, заимствованных, кажется, из дамских рОманов (впрочем, в итоге «Челтенхэм» и оказывается замаскированной под эпос любовной историей).
При всём аутизме и при всей своей графомании, роман обладает многими достоинствами, очевидными не только фэнам, но и простым читателям, нашедшим в себе силы осилить текст до конца. Путешествие по Перекрёсткам описано великолепно, на уровне классиков жанра, а финал вообще поднимается от жанра к обычной (настоящей) литературе. В нынешнем конкурсе текст, по нашему мнению, входит в четвёрку лучших.
Андрей Василевский:
Вот казалось бы роман так роман, сколько ж в нем всего. У автора есть «инженерное мышление», огромная и сложная конструкция худо-бедно держится, что уже достижение. Но вот беда: Лях – писатель «без языка».
«– Не кричите так, лейтенант, – от отвращения Кромвель еле разжимал зубы. – Связь вырубило, снимите наушники. Иво, переключи генераторы на наружную и отстреливай переходник по периметру, на кой ляд он теперь сдался.
Краса и гордость, чудо технологий, первый стимфальский крейсер-трансформер «Саутгемптон», которому после мартовских учений двадцать четвертого года предстояло стать официальным флагманом императорского флота, пылая изнутри и осторожно еще тлея снаружи, неспешно разваливался на куски и погружался в атмосферу планеты Тратера.
Всего-то навсего дурацкий фронтовой истребитель-бомбардировщик загадочной и разбойничьей цивилизации скелетников; как всегда, неожиданно, черт знает откуда, вывернулся хоть и не из-под земли, но из-за земли – вот этой самой тихой деревенской Тратеры – выскочил под боком, сам, наверное, не ожидал, ну и влепил от растерянности, а «Саутгемптон» – не авианосец, не положено ему сферы охранения, только охранный шлейф, да и силовые поля гудели на одну десятую мощности…»
Это вообще не ЧЕЙ-ТО язык, это усредненный НИЧЕЙНЫЙ язык жанровой фантастики, никому уже не принадлежащий, являющийся «общественным достоянием».
Можно привести другие цитаты – в других регистрах – но проблема будет та же.
Одни пишут прозу (фантастическую), другие «фантастику». Вот «Челтенхэм» это «фантастика».
Отсылки к Стругацким тоже не в пользу Ляха, они в значительной степени были социальными мыслителями, а он нет.
Занимательная и написанная с большим мастерством эпопея. Андрей Лях несомненно войдет для меня в число российских фантастов, за творчеством которых придется следить. Лях смог достичь того тонкого баланса между интеллектуальностью и занимательностью, железячностью и психологизмом, которого у нас мало кто умеет достигать, и пожалуй лучше всех искусством такого органичного микса владеет Сергей Лукьяненко. Не знаю, польстит ли самому Ляху такое сравнение, но успех Лукьяненко и его многочисленные экранизации не случайны. Что хочется особо отметить – Ляху удается, выстраивая в конечном итоге совершенно линейный сюжет, все-таки вычерчивать с помощью главной сюжетной линии сложные кольца и прочие трехмерные фигуры, мастерски владея мастерством отступления, отступления внутри отступления и вообще органического встраивания сюжета внутрь сюжета. Автор пользуется не самым распространенным композиционным приемом – к любому эпизоду возвращаться два, а то и три раза, сначала описывая его конспективно, а затем наращивая число подробностей. Вообще – и это уже не достоинство, а странность – у Ляха манера многие бросающиеся в глаза словесные конструкции повторять в течение рома дважды. Дважды он вспоминает архаическое выражение «сшутить шутку», двум его героиням свойственен «стоицизм» (непонятно, что это значит), о двух героинях говорится что они могут «впасть в благостность», двум персонажам свойственна аура власти, а у двух ощущается энергия силы и т.д. И тут стоит перейти к недостаткам «Челтенхема» – или может быть не недостаткам, а объяснению, что в нем может не нравиться.
Роман все-таки очень большой, громоздкий и неоднородный, на его протяжении повествование несколько раз меняет и стиль, и интенцию, и даже, на мой взгляд, концепцию главных героев – они перестают «узнаваться». При этом автор крайне тщательно разрабатывает подробности своего альтернативного мира, рассказывая даже о технических деталях несуществующего оружия – как будто ждет реконструкторов, которые будут все это отыгрывать.
В системе персонажей просматривается некоторая инфальтильность: все герои исключительно сверхлюди, в разных аспектах – но обладатели выдающихся качеств, женщины же в большинстве сказочной красоты, и все готовы немедленно отдаться сверхлюдям-мужчинам. Заметим, что сверхспособности главных героев используются в основном чтобы побеждать, унижать, и убивать других второстепенных персонажей – иногда все вместе, кровь льется рекой. Когда главный герой заставляет солдафона-генерала танцевать голым, когда главному герою отдается прекрасная спецназовка, у которой «достоинства фигуры не затронуты спортивным образом жизни», то рецензент немедленно почувствовал себя слишком старым.
Наконец, отдельного обдумывания достоин тот факт, что роман Андрея Ляха выстроен из аллюзий и скрытых цитат (список источников автор услужливо приводит в начале), при этом в первую очередь роман Ляха в самой серьезной зависимости от «Мира Стругацких», и речь не только о терминологии и фамилиях персонажей, но и серьезной зависимости на концептуальном уровне. Конечно, те грандиозные последствия, которые в нашей литературе имеют миры Стругацких, впечатляют. Но сам прием построения романа на реминисценциях не является для нашей литературы новым уже лет тридцать. Эти шутки уже не забавят, и в общем, этот фокус слишком простой, и скорее выдает неуверенность автора в ценности собственного «месседжа».
В общем, «Челтенхему» свойственна некоторая избыточность литературных приемов над потребностями замысла, однако все это не мешает роману войти в число лучших фантастических текстов «большой формы» последних лет.
Галина Юзефович:
Роман Андрея Ляха «Челтэнхем» – вещь, к которой не вполне понятно как подступиться. С одной стороны, это классическая фантастика с космическими перелетами, инопланетянами и прочей sci-fi бутафорией. С другой – современная фэнтези, вызывающая отдаленные ассоциации с «Кровью и железом» Джо Аберкромби. С третьей – густо настоянная на шекспировском материале философская притча. А помимо этих трех граней в «Челтэнхеме» без труда можно обнаружить четвертую, пятую, шестую...
Сказать, что все они хорошо и мирно уживаются на пространстве романа, будет некоторым преувеличением, и первой жертвой учиненной ими толкотни оказывается структура и сюжет. Многообещающие сюжетные нити уходят в никуда, ни одна линия так толком и не разрешается. Однако если принять за данность, что «Челтэнхем» – это не про сюжет и не ради него написан (принятие это дается, честно сказать, не без труда), и поставить его в один ряд с принципиально бессюжетными, но от этого не менее восхитительными книгами вроде «Дома, в котором» Мариам Петросян, то придется признать, что роман Андрея Ляха – важное новое слово в русской современной словесности и, пожалуй, один из самых сильных текстов нынешнего списка. Остается пожелать ей начать свой жизненный путь в виде книги поскорее – и хорошо бы за пределами узких жанровых рамок.
В разгар затяжной галактической войны, перескакивающей из холодной стадии в горячую, гении земной ГБ с бессильной тоской наблюдают за тем, как на далеком отсталом двойнике Земли война Алой и Белой Роз выливается в победоносное шествие подозрительно ушлого Ричарда III, который совершенно не собирается повторять печальную судьбу земного прототипа, а подминает всех и вся, умело пуская в ход интриги, подкуп, убийственный бас, полимерную катану, лучших генералов Вселенной и пуленепробиваемых киборгов.
Андрей Лях написал опус магнум, замкнувший наконец щедро раскиданные повествовательные линии давно придуманной им Вселенной. Попутно он отвесил поклоны чуть ли не всем любимым авторам и кунштюкам, от Ефремова с Хайнлайном до Миядзаки с Mass Effect, местами угрожая сорваться в описанную Стругацкими картину «Любимый учитель» («В одной руке у него был огромный кусок торта, в другой – огромный уполовник с вареньем, и еще огромная банка с вареньем стояла на столе перед ним. Видимо, парнишка собрал на картинке все свои предметы любви»). Не сорваться помогло то обстоятельство, что Лях более-менее гений – по крайней мере в лично выбранных им рамках.
При этом да, «Челтенхэм» избыточен практически в каждом пункте: он слишком объемен, повествование слишком развесисто, фабула с трудом выдерживает гроздь из четырех почти независимых сюжетов и букета отсылов к собственным и чужим книгам, пасхалки раздуты так, что мешают танцевать и героям, и сюжету, последняя глава написана сугубо как мостик к «Реквиему по пилоту», а в «Челтенхэме» выглядит седьмым колесом, способным разве что взбесить тех, кто предыдущие романы не читал. Автор постоянно срывается в интерлюдии (которые кокетливо и необоснованно называет скучными, обстоятельно поясняя исторические тонкости и ТТХ различных реалий и устройств), персонажи карикатурно монофункциональны, диалоги чересчур остроумны, как в голливудских screwball-комедиях золотого века, а авторские представления об орфографии могут выбесить – например, пристрастием к школотной конструкции «черте что».
И я прекрасно (хоть и с тоской) понимаю, почему написанный два года назад роман не опубликован и не имеет твердых надежд на публикацию в обозримом будущем. Я почти понимаю, почему даже искушенный читатель может счесть блестящий стиль и слог безыскусным, а изумительную изощренность автора, твердой рукой высекающего живого огнедышащего колосса из пластов поверченной на разных осях истории, – попаданческим стандартом. Я сам готов попунктно пояснять, как поправил бы тот или иной провис.
Но ведь это я сто лет назад завершил отзыв на предыдущую книгу автора фразой «Лях, пиши, а». Он написал – много и классно. Чего же боли? Ничего. Никаких болей – только почти чистое счастье на почти тысячу страниц.
Прекрасный роман. Но, как мне кажется, техника автору интереснее людей. Иначе говоря, герои-мотоциклы (к примеру) интереснее своих седоков. Это традиция древних лет, и в этой фантастике – в ней прекрасна традиционность, но мне кажется, что время описаний типа «В скудном вечернем свете и пляске неверных бликов от огней можно было разобрать, что центральную островерхую часть занимает изображение рыцаря в синих, насколько можно догадываться, доспехах на фоне не то горы, не то стены с уступами, обведенными жирным черным контуром, и стилизованными деревьями, напоминающими средиземноморскую сосну» – прошло. То есть тут дотошность (как в описаниях техники) побеждает стиль.
облако тэгов
