«Жар-птица», номинированная на Nebula-2011, — крайний на сегодняшний день роман цикла (хотя за Макдевитом явно не заржавеет: как для 76 лет, продуктивность у него феноменальная). Алекс и рассказчица Чейз (да, здесь их роли меняются по сравнению с «Военным талантом») несколько подтянулись в возрасте к самому Макдевиту, стали старше, суше и мрачнее. «Последнее дело Холмса» и «Его прощальный поклон» явно уже за поворотом.

Алекс и Чейз — не любовники, скорей старые друзья, которые не мыслят жизни друг без друга, как футбольный тренер — без своего многолетнего помощника по физподготовке (Семин и Игнатьев будут здесь хорошим примером). Вообще-то Бенедикт и Колпат официально занимаются антиквариатом, куплей-продажей редкостей со всей Конфедерации и Неприсоединившихся миров, но на практике — берутся за все интересное и загадочное, что попадает в сферу внимания Алекса. Чейз зачастую спорит с ним о странных методах выбора дел, которые подчас отпугивают клиентов вместо того, чтобы привлечь.

Очередное наследство, подвергаемое экспертной оценке, получила Карен Ховард, родственница гениального физика и поэта Кристофера Робина (да, Винни-Пух в частности и умные игрушки человечества в целом многое значат для этой книги). Собственно, никто не уверен, что Робин действительно умер — он просто пропал без вести сорок лет назад, и почти все следы, могущие указать на его судьбу, уничтожило катастрофическое землетрясение. Тем не менее при одном упоминании о том, что работы Робина связаны с физикой параллельных вселенных и потенциальной революцией в межзвездном транспорте, гончая Бенедикт не раздумывая берет след.

В «Военном таланте» присутствует краткое упоминание об исчезновении корабля, принадлежавшего дяде Алекса. Наконец, двадцать с лишним лет спустя, у тех, кто попался на крючок очередного незаконченного цикла АСТ, будет шанс узнать, что с ним стряслось. И не только с ним.

В действительности

Конечно, эту книжку нельзя сравнивать с безукоризненным стартовым романом цикла (пожалуй, эталонным НФ-детективом всех времен; выдал бы ему 12 из 10, если бы шкала позволяла), но уровень ее очень крепкий, а номинация заслуженная. Если бы «Жар-птица» таки взяла Nebula, это было бы справедливей, чем с «Искателем».

Ничего особенно революционного в плане механизмов работы портала. Гуглим Chronology protection conjecture для начала, потом про кротовые норы немножко. И, как ни печально мне это писать, припадаем к ведущему специалисту по хронопарадоксам современного англоязычного фэндома Конни Уиллис.

Да, это опять по сути не НФ как таковая. Это признание в любви Америке больших автомобилей и черно-белых телевизоров, ракетно-ядерной гонки и опережающей лунной программы, работоспособных детройтских конвейеров и легендарных бейсбольных матчей. Та Америка еще не успела разменять десятый триллион госдолга и не завязла по уши в унизительной зависимости от мастерских дядюшки Гу в сырых подвалах Шэньчжэня. Той Америкой управляли технократы, а не банкиры. Кому бы пришло в голову #OccupyCanaveral?

И за это десятка, при общей невыразительности НФ-конструкции, зажатой меж трех мировых листов.

Три сюжетные линии, как в «Шагах по стеклу» Бэнкса (блерб на обложке явно намекает нам), «Бразилии» Макдональда и цикле Муравейника Гибсона, каким-то не вполне понятным образом маркируют для меня киберпанк, хотя я понимаю, что прием довольно расхожий для постмодерна. Все же каждый раз цепляет, как в первый.

Главное в случае первого романа Кефаучийской трилогии Харрисона — продраться через сюжетную линию рубежа тысячелетий, где в комплекте не только квантовая физика и кошки, но также серийный убийца и жесткий секс. Майкл Кэрни — пожалуй, самое омерзительное воплощение архетипа безумного ученого в твердой НФ нулевых (сразу отчего-то вспоминается эпизод из «И несть им числа...» Барнса, где девушка главного героя, выслушав формулировку парадокса кота Шредингера, резюмирует, опасливо оглядываясь по сторонам в поисках агентов Американского Рейха: «Такой эксперимент мог придумать только немец»); некоторые шероховатости в квантовой механике спишем на принципиальную невозможность Единой Теории во вселенной Кефаучи. Притом в распоряжении Майкла все время колода карт Таро да иномирский артефакт вроде игральной кости, а Бог, как известно, в такие забавы не ввязывается. HE HIMSELF NOT INVENTED HERE, ну вы понели.

Если бы линию Кэрни можно было безболезненно выбросить из романа, оставив Тэйта и кошек, получилась бы почти эталонная космоопера с оттенком киберпанка, но сделать этого нельзя, поскольку все три линии многократно переплетаются и перекликаются. Все же оценку вынужден снизить: уж слишком тошнотворна мейнстримно-хоррорная компонента («Осиной фабрике» Бэнкса я по сходным причинам влепил честно заслуженную единицу, хотя от Культуры и прочей НФ этого автора остался в восторге). Пожалуй, Харрисон упустил хорошую возможность придать некоторую логичность поступкам Кэрни: достаточно было даже при текущей маньячной версии сделать его плохим физиком, а Тэйта — вдохновителем проекта. Тем более Кэрни и есть плохой физик, по сути, предельный вариант ленивого теоретика с рабочим графиком два часа в неделю; однако же всю книжку его требуется считать гением. Знавал я такие ситуации Моцарта и Сальери, Эббота и Костелло. Вдобавок автор, кажется, еще и оправдывает поступки Кэрни его гениальностью, что уже совсем ни в какие ворота не лезет.

Книжку очень не рекомендую также лицам болезненно пуристических воззрений, хотя совсем откровенной порнографии в «Свете», к сожалению или счастью, нет.

Стоит еще подчеркнуть, что книга страдает недостатком, наиболее рельефно из лауреатских работ недавнего времени явленным у Скальци в «Old Man's War»: начало обещает куда больше, чем впоследствии открывается. Это при том, что роман невелик по объему, и основная движуха на арене космо-техногенного боевика с элементами хоррора начинается фактически в последней трети, главы с 22-й, а прежде действие достаточно скомкано. Все того же Бэнкса, помню, порой костерили за его склонность прятать под масками персонажей одной сюжетной линии выходцев с другой; здесь этот прием, в общем, доведен до фэнтезийной крайности. Подмигивающее сходство с работами Бэнкса, кстати, местами настолько очевидно, что заставляет проникнуться подозрениями, а не написан ли «Свет» на спор.

Харрисон заядлый кошколов: стиль и направление сюжета переворачиваются раз шесть, каждый раз падая на все четырнадцать, по числу измерений мира Кефаучи, лап, а Серия Мау Гэнлишер с энтузиазмом молодой сиамской кошки носится за волшебным клубком, который, как водится, может и в болота завести. То есть в начало (это последнее слово книги).

Массовому читателю, вероятно, не знакомому также с менее известными (и более талантливыми) коллективами вроде Warrant, Disturbed или Candlebox, можно порекомендовать к просмотру под Харрисона вот это.

https://www.youtube.com/watch?v=zsCD5XCu6CM&feature=player_embedded

В частности, спящий очкарик Беннингтон вполне бы сгодился на роль Майкла Кэрни. Более гурманский случай (это мой, потому что меня все-таки в большинстве случаев тянет блевать от рэп- и гранж-рока):

https://www.youtube.com/watch?v=DAKQWeQ6NSM&feature=player_embedded

Думается, что «Далгрен» будет пользоваться определенным успехом у русского читателя, вскормленного пеплом Зон и грибами Метро, потому что это трудноклассифицируемое психоделико-мифологическое изделие — по сути интеллектуальный постапокалипсис, едва ли не лучший его образец в фантастике вообще, а в «серьезном» постмодернизме уж так точно.

В комплекте также почти кинговский по стилистике сеттинг, с той разницей, что Дилени собрал полное лукошко премий в 1960-е и первой половине 1970-х, когда Стивен еще пешком под стол ходил и подрабатывал в прачечной.

С выходом этой книги, структурированной как лента Мёбиуса, куб Неккера или же большой заводной апельсин, основательно изгрызенный после пикника на обочине, Дилени перестал получать премии, обрел статус автора бестселлеров (совокупный тираж «Далгрена» перевалил за 1.5 млн экземпляров) и прочно укрепился в пантеоне плохих ребят американского мейнстрима. Именно мейнстрима, потому что фэндом en masse обрушил на курчавую голову Сэма издевки и прямые оскорбления; полагаю, что почетное место заняли бы среди этих диатриб сомнения в сексуальной ориентации Дилени, но, увы, в его случае это как раз бесполезно.

Харлан Эллисон бросил читать книжку после 360 страниц, Филип Дик сообщил, что еще ни один роман он с таким удовольствием не скармливал мусорной корзинке для бумаг. С другой стороны, Умберто Эко откровенно завидовал стилю Дилени, а Джефф Риггенбах и Теодор Старджон (ну как же мог пройти мимо еще один популяризатор гендера в НФ) ставили «Далгрен» наравне с «Радугой тяготения» Пинчона и «Бледным огнем» Набокова. (От себя добавлю написанную годом позже «Пятую голову Цербера» с ее оборотничеством, инициациями в дебрях и культами деревьев.) А вечные пожары Зоны Явления у Харрисона в «Нове Свинг» явно перекинулись прямиком из Беллоны, над которой сдвинулся обычный мир.

Отчасти такой разброс реакций объясним еще и тем, что огромный, почти тысячестраничный роман долгие годы печатался в версии, не видевшей ни редактуры, ни корректуры: Дилени впервые увидел гранки за 3 (три) дня до плановой отправки книги в печать.

Из современных переизданий рекомендую: в серии SF Masterworks после перезапуска оной издательством Gollancz (2010) и от Vintage Books (2001), последнее с предисловием Гибсона.

Шесть параллельных сюжетных линий — это, пожалуй, слишком. Даже Макдональд и Гибсон с трудом управляются с такой архитектоникой книги. Вот и Митчелл не смог. К сожалению, сравнительно немного внимания уделено постапокалиптической и «киберпанковской» линиям. Первая вообще как сбоку припека, такое чувство, что написано для галочки в согласии с предварительно составленным и не очень свежим планом. Сравнения с разваливающимся под грузом вопиющих сюжетных ляпов «Гиперионом», однако, явно в пользу Митчелла.

На удивление удачно. Рискну даже девятку выставить, не столько за новизну идей (ею тут и не пахнет), сколько за слитный, без проседаний сюжета и ненужных отступлений, динамизм повествования (середина книги вообще закручена туже генетической спирали) и новое погружение в харизматично-леденящие цетагандийские закрома. Ожидал второй смерти Форкосигана, это было бы в чем-то логично. Та прошла стороной, но, учитывая, что цикл на восемь лет встал, предположение было близко к истине. Впрочем, есть чувство, что Буджолд намеревалась этим романом сагу все-таки закончить: концентрация пасхалок тут просто запредельная, что типично для итоговых работ. Красивей прочих, пожалуй, фамилия террориста (отсылает к робинзонаде Корделии Нейсмит на Зергияре).

Сокращенная версия заметки для Medium (http://bit.ly/2sRNhXY).

«Слепое озеро» чем-то напоминает «За миллиард лет до конца света» Стругацких, как атмосферой рушащегося гомеостаза локальной системы физических и этических координат, так и оборванными на половине абзаца или фразы эпизодами в конце глав.

Перед прочтением рекомендуется немного освежить в памяти азы квантовой механики в ее копенгагенской и согласованно-исторической (сonsistent histories) интерпретациях. Не помешает пролистать «Сумму технологии» Лема в части, относящейся к фантоматике. Полезно знакомство и с конкурирующими истолкованиями парадокса Ферми. Наконец, прикрывая инфодамп, — в «Слепом озере» Уилсон временами обыгрывает сказку о Белоснежке... причем Белоснежка эта и на коня, и в избу, с нее станется переварить отравленное яблоко и прокусить горло королеве.

Пожалуй, одно из лучших переложений античной мифологии в англоязычной фантастике. При этом крайне изящное и ненавязчивое, по сравнению, скажем, с непомерно уродливым Троянским циклом Симмонса.

В своем роде эталон военной фантастики — кондовенькой такой, нарочито старомодной, где побеждает тот, у кого больше интегральные микросхемы и сильнее решимость завалить противника сваренным в космоскафандрах мясом. Создавался на волне успеха «Мошки в зенице Господней» и как артподготовка к «Хватательной руке». Тщательно проработанная альтернативная хронология призвана заполнить пробелы между точкой бифуркации мошкитской вселенной от текущей Реальности (1993 год; у Пурнелла к этой дате отнесено заключение первых договоров о Совладении земной поверхностью между СССР, реставрированным после смещения Ельцина, и США, а что произошло на ныне актуальной времялинии, напоминать излишне) и Первым Контактом.

Технологии вселенной Совладения довольно архаичны (что и неудивительно, в 1974 году, когда писалась «Мошка в зенице Господней», мобильный телефон, не говоря о лэптопе, представлялся прорывом технофутуризма), но это не режет глаз: Пурнеллом предусмотрено искусственное сдерживание технологического прогресса в Совладении 2010-2110 гг., а впоследствии — ядерный конфликт в Солнечной системе и многовековая изоляция колоний как друг от друга, так и от планеты-матери.

Прискорбно, что на русский переведены (и притом столь же отвратительно, как весь мошкитский цикл) только два первых романа, а два заключительных, где раскрывается механизм формирования Спартанской Гегемонии (впоследствии Первой Империи Человека) во главе с потомком советских космопроходцев Лисандером Великим (2095 г.), остались вне зоны доступа.

Сокращенная версия заметки для Medium (http://bit.ly/2iKtkIB).

Роман переписан из рассказа «Эсхатон», опубликованного на русском в сборнике «Далекое будущее» (для той антологии это характерно, оттуда есть пошел еще «Психоисторический кризис» Кингсбери), и в целом следует его канве. Основные дополнения лежат в той области сюжета, где описывается война композитного метаразума Дрейков с Шивой и путешествие одного из фоннеймановских зондов, управляемых выгруженным элементом композита, long time forward in galaxy far, far away. Книга страдает от тех же неустранимых недостатков, что и все произведения про Точку Омега и машину Типлера («Дни Соломона Гурски» Макдональда, «Дарвиния» Уилсона, «Усама» Тидхара и еще несколько примеров) — существующие астрофизические наблюдения в общем-то исключают топологию крупномасштабной структуры Вселенной и тонкую настройку, для такого механизма потребную. Например, в оригинальной модели Типлера предполагается, что масса бозона Хиггса составляет около 220 ГэВ, а t-кварка — около 180 ГэВ, поскольку при таких значениях финальные стадии сжатия его Вселенной будут проходить не чрезмерно быстро (и тем позволят жизни в различных ее областях обмениваться информацией с Универсальным компьютером). Для t-кварка это предсказание оказалось верным, а вот недавние эксперименты, подтвердившие существование бозона Хиггса, противоречат параметрам, заложенным Типлером в основу своей теории.

Ну что ж, да будет дарована Вселенной замкнутая топология, раз это для сюжета неизбежно.

Резюме: в своем роде неплохо, особенно если учесть, что Шеффилд и сам оказался в положении заточенной в криогенную матку Анны (как известно, первая его супруга скончалась безвременно от тяжелой болезни, а вскоре после женитьбы на Нэнси Кресс уже у Шеффилда развился рак мозга). Но до бесподобных «Дней Соломона Гурски» не дотягивает.

Запредельно тоскливая, какая-то вся промозгло-осенняя история квантового бессмертия нью-йоркского еврея по модели Тегмарка. В финале можно нацепить наушники и врубить саундтрек «Искусственного интеллекта» Спилберга-Кубрика, смотревшие поймут, о чем я. Поневоле вспомнишь тут, что Элизабет, дочка Хью Эверетта, создателя многомировой интерпретации, страдала шизофренией и в конечном счете наложила на себя руки, надеясь таким образом перейти в ту вселенную, где ее отец в 1982-м остался жив, а не умер от сердечного приступа.

Перевод названия не вполне точен: в оригинале игра слов, потому что divided by infinity имеет и математический смысл.

Самое скверное не то, что ролевик Переслегин считает себя умнее Лема — медика и авторемонтника-самоучки по профессии, футуролога и конструктора метаинформатики по призванию, веселого и безжалостного человека из старого сонного прекрасного города Кракова, предсказавшего в мохнатом 1963 г. виртуальную реальность, технологическую сингулярность, нанотехнологию, ульесетевой информационный фазовый переход человеческой цивилизации, исход и затухание советско-американской космической гонки, мечты о Первом Контакте и бесцеремонное их угасание, сдвиг равновесия страха и автокаталитический распад сверхдержав-гегемонов, мутации свободного рынка и уродливые выверты механизмов глобальной экономической регуляции.

Хуже всего, что, доказывая свое интеллектуальное превосходство призраку пана Станислава, Переслегин апеллирует к аргументам Лири, Баха, Лазарчука-Лелика, Томпсона, Муна, Грофа и прочих крупных специалистов, за одно упоминание которых в приличной научной тусовке полагается пожизненный диагноз по юзерпику. Высококонцентрированная белиберда, подмешанная Переслегиным в лемовский шедевр, чудовищна как сама по себе, в силу неприкрытого идиотизма, так и в сочетании с репутацией автора комментируемого текста.

Несколько цитат, надерганных методом случайной выборки:

* так у Переслегина

** так у Переслегина

quod licet Iovi non licet bovi

Вот так и получается, что нет на русском ни одного вменяемого издания «Суммы технологии» — мировское 1968 г. немало покоцано цензорами, а АСТовское 2002-го изуродовано Кашалотом.

По моему скромному мнению, тема криооживления раскрыта в «Танце отражений», а квазияпонской космической культуры — в «Цетаганде», причем в каждом случае полностью. Номинации на Hugo и Locus с очевидностью вызваны самим фактом возвращения автора к заброшенному, казалось бы, циклу (cf. success stories с «Академией на краю гибели» (1983) и «Танцем с драконами» (2011) — одна из этих книг получила дубль Hugo-Locus, вторая, как пить дать, получит его тоже).

Давно пора было прокачать Майлза к полноценному графу. Смею надеяться, что цикл закончится примерно тем же, чем начинался в середине 1980-х — крупномасштабной потасовкой на Барраяре и Форкосиганом на посту ... императора. Хотя длить его можно практически как «Дюну».

И все-таки, что ни говорите, дамский роман от НФ тоже имеет право на существование.

Непроходимая... наивность (чтоб не сказать обиднее) лорда Марка, местами переходящая в ложную слепоту, начала выбешивать еще с первых страниц и только с прибытием на Барраяр кое-как поутихла. В целом же — очень нетипичный для таких длинных циклов роман, где автор не страшится смести с доски короля, не дожидаясь окружения его превосходящими силами противника.

Очень символично, что Павич включил эту историю как вставную новеллу в последний свой прижизненный роман «Вештачки младеж».

Великолепная аллегория дискуссий на форумах в Интернете, с банхаммерами и троллями. Пожалуй, лучшая с тех пор, как человечество покинуло USENET. Разумеется, в момент написания она не имела такого смысла. Он пристал к ней сам, как это всегда случается с шедеврами. Как-то само собой получилось, что Венере Милосской не мешают фантомные руки, а Liber linteus этрусков — пятна гнильцы на страницах с именами мертвых.

Читал еще в советском издании (или первых лет федерации, не помню точно), журнальном «Смены». Особый шарм придавали рисунки Вячеслава Лосева, жаль, что ни в одном циркулирующем по сети варианте иллюстраций этих не заметно.

Сюжет, конечно, не блещет оригинальностью, микс «Горца» (да, я знаю, что фильм снят пятью годами позже, но ассоциация очень четкая), «Дракулы» и «Голема». В последнее время еще почему-то примешивается другое творение Копполы — «Молодость без молодости», тоже румынское по локациям. Линия неудачливого художника Клауса Форманна заставляет повысить оценку на балл.

Правильное название рассказа, невесть зачем исковерканное переводчиком, --- «Выбор по Гобсону», то есть свободный выбор в ультимативной игре: принять имеющуюся возможность (и только одну) или отказаться от нее. В нашенских переводах этого Гобсона с удивительным постоянством путают с Гоббсом.

Совершенно уморительный исконно голливудский триллер, написанный, вероятно, как ответ «Pax Nipponica» Крайтона из «Восходящего солнца». Японские террористы, потрясающие ядерной дубинкой, настолько забавны, что при общей непреклонной серьезности повествования книга кажется отличной пародией на бондиану (все архетипы присутствуют). Сцены

Книжки в субжанре лингвистической фантастики — большая редкость. Но не стоит огорчаться этому. Чтобы работать с теориями знаковых систем, не говоря про гармоничную интеграцию их в сюжет, требуется немалый уровень интеллекта на входе, который, однако, гарантирует отсутствие мусора на выходе.

Хомский, Борхес и Кэрролл были бы довольны лондонским постмарксистом. Если мнение двух последних выяснить затруднительно, то на Хомского я тут возлагаю определенные надежды. В конце концов, если «Анафем» рецензировали в Nature, то почему бы легендарному анархисту от лингвистики не обронить словечко насчет «Посольского города»?

Ариекийский язык, на котором говорят двумя ртами одновременно, предельно перформативен и не допускает лжи. В самом деле, представьте себе, что дверные замки стали подобны криптографическим системам открытого ключа... примерно так же чувствуют себя Хозяева в обществе людей, способных лгать и мыслить абстракциями. Человеческие лингвисты и переводчики в мире Ариеки генетически изменены так, чтобы естественная эмпатия, внимание к нюансам чужого поведения и мышления, обострилась до степени, позволяющей говорить с Хозяевами в их манере.

Каждый такой лингвист — уже не просто переводчик и языковед, но Посланник. Двуединая личность, пара клонов фактически с общим сознанием, восполняющим физиологическое отсутствие второго рта. Их имена тоже конструируются так, чтобы подчеркнуть это единство.

А если в Языке нет слов для определенной фигуры речи?

Не беда. Ее всегда можно сконструировать.

Что при этом станет с исходным лингвистическим субстратом, никого не интересует.

2108 год. Глобальное потепление и программа борьбы с его последствиями разогрели третий мир от Солнца до весьма некомфортных температур, а если бы кому-то этого показалось недостаточно, с пролетавшего мимо астероида в соленые пустыни Юты свалились споры весьма агрессивных растений — ультрафитов, которые под воздействием солнечного света выделяют синильную кислоту и активно захватывают новые территории, вытесняя естественную флору. Последняя цитадель прогрессивного человечества --- орбитальный хабитат Фронтера, заселенный весьма неоднородными эмигрантами. Американская двухпартийная система, к которой безусловно восходит его общественное устройство, претерпела серьезные изменения: демократов и республиканцев больше не существует, их места заняли Центристы и Унитарианцы. О Центристах следует сказать, что это название отражает не их политическую ориентацию, а основное положение программы партии, в согласии с которым Фронтера и Земля находятся в центре Вселенной, окруженные сферой неподвижных, вмороженных в некое подобие доэйнштейновского эфира звезд.

Поскольку роман открывает запланированный цикл, никакой исчерпывающей развязки в нем не имеется, но определенное удовольствие от кульминации сюжета получить можно.

Рекомендуется всем, кто ждет скорой гибели евроатлантической цивилизации, уверен, что американцы никогда не были на Луне, но при этом регулярно скачивает на смартфон свежие серии «Карточного домика» и «Мира Дикого Запада», а от свежих моделей бытовой электроники ожидает поддержки видео в формате 8K.

Строго говоря, перевод названия не вполне соответствует оригиналу. Paths of the Perambulator — это «пути детской коляски». Хотя слово perambulator есть не в каждом словаре и для нетренированного уха звучит почти так же, как perturbations, особенно если говорят быстро, глотая звуки, — вариант, избранный Кириллом Королевым, нельзя признать удачным.

Вообще-то эта книга докризисная, и никакие обличения в игре на политических умонастроениях Америки времен движения #OccupyWallStreet ей не повредят. Крепкая американская роуд-стори, ограниченная одним островом одного мегаполиса, который, между прочим, не имеет никакого официального статуса и даже столицей своего штата не является. Это не мешает ему быть центром евроатлантического мира, а экзистенции миллиардера в романе Делилло — довольно точным соответствием гаданию Хагена из Тронье по плавучести капеллана в «Песне о Нибелунгах».

Если, решив проверить, жив ты или мертв, ты получаешь второй из этих вариантов, не исключено, что другие об этом все равно не узнают. Надежная система вполне может быть создана из ненадежных элементов.

Рекомендуется тем, кому понравились «Волхв» Джона Фаулза в его кинематографической инкарнации («Игра» Дэвида Финчера), «Вавилон» Алехандро Гонсалеса Иньярриту и «Заверенная копия» Аббаса Киаростами (да, в экранизации «Космополиса» тоже занята великая Бинош).

Не рекомендуется тем, кто млеет от «Американского психопата». После Делилло от гротесково-трэшовых обличений капитализма суконным языком бездаря Эллиса будете плеваться, как от пакетного винца за 100 руб после бутылки Eiswein.

Следует расценивать как набросок для романа «Меж двух времен», где Морли перемещается во времени по совершенно идентичному механизму. Только в таком ключе произведение обретает семантическую завершенность.

Также видны отчетливые отсылки к теории пространственно-временного червя Эйнштейна-Мактаггарта.

Стилистически точно выверенный пиратский романс. Радует отсутствие концовки в стиле «ди Каприо и Уинслет на носу Титаника».

В стиле и ритме текста, не говоря про сюжет, ощущается могучее влияние Берроуза и Ходжсона. Слабое проходное произведение, статус которого определяется лишь его возрастом. С другой стороны, «Последняя цитадель Земли» Каттнера написана еще раньше и сделана крепче.

В целом сюжет достаточно невзыскателен, чтоб не сказать примитивен, но нужно учитывать год написания — это произведение вышло в свет даже раньше «Конца вечности», и таким образом, Уиндем не просто ввел в обиход хлесткое слово «хроноклазм», впоследствии в обычном для Лукьяненко раскавыченном виде вложенное в уста Кирилла из «Чистовика», но и застолбил за собой идею «самопричинных изобретений» — в современной теории хронопутешествий и квантовой физике такие вот закольцованные, в себе самих имеющие причину существования объекты называются «львами» (lions, сокр. от looping/intruding objects).

Книга хороша не столько сюжетом, сколько новаторской ключевой идеей, каковой уже достаточно, чтобы роман стал классикой. Не зря Илья Тё называет свое творческое направление «фармеризмом». Пора внести дополнения в классификатор? :-)

Но любителям твердой НФ лучше не читать. Возможны спорадические приступы ярости.

Куча противоречий с первыми романами цикла. Откровенно слабый и затянутый квест возмездия. Некоторый интерес представляет только идея резонансной цепи миров. Стоит похвалить также эпизод с освобождением из зазельского плена: диалог людей и робота буквально сократовский.

Финал слит; явственно читаются аллюзии на Берроуза и особенно Бестера («Человек без лица»).

Этот рассказ — на самом деле глава из романа «Диаспора» и в отрыве от него воспринимается с большим трудом. Действие происходит в далеком будущем во время, когда земные эмиссары пытаются установить контакт с разумным океаном единственной планеты в системе Веги. Не спешите кричать «Солярис!» — подход Игана, как всегда, абсолютно нешаблонный. Полезно перед прочтением немного покопаться в литературе по мозаикам Пенроуза и машинам Тьюринга.

К сожалению, перевод Мирера на удивление плох. C учетом грядущего полного русского перевода «Диаспоры» это следует принимать во внимание.

Рассказ неплох, ну да у меня вообще слабость к произведениям с посильным участием квантовой механики. Однако перевод заглавия не выдерживает никакой критики, как можно было не узнать Копенгагенскую интерпретацию?

Удостоен премии BSFA за этот год.

Сверхтвердая НФ в лучших традициях Клемента. Подробно, с поражающей воображение дотошностью (хотя и не на уровне Игана или Нивена с Пурнеллом) описана и специфицирована инозвездная (именно так) цивилизация, средний период жизни представителя которой составляет 40 земных минут, а естественной средой обитания является поверхность нейтронной звезды в созвездии Дракона. Попутно Форвард прошелся по гипотезам гамма-всплескового Апокалипсиса.

Уникальная особенность романа — идея биохимии (и вообще химии), построенной на сильном взаимодействии вместо электромагнитного (в том числе водородного и вандерваальсова). Аналогом атомов на Яйце Дракона становятся экзотические барионно-кварковые комплексы.

В названии обыгрывается концепция платоновской «пещеры идей». Полезно сравнить выводы Лема с обыденной реальностью инфосферы XXI века, хотя бы с тем же парадом «Facebook-революций». Отличный фильтр для политиканского спама.

Включена в роман «Мир на Земле» в качестве вставной статьи. К сожалению, в большинстве космоопер и военных триллеров современной НФ воюют все еще по старинке, живой силой, пусть даже действие отнесено на N тысяч лет в будущее. Лем убедительно показывает ущербность и наивность такой схемы.

В более доступной форме подобная лемовской точка зрения кратко изложена у Бэнкса в поздних романах цикла о Культуре.

В основном эта подборка посвящена критике структурализма и герменевтики, хотя иногда Лем возвращается и к более привычным темам кибернетики, эволюционной теории и методологических инструментов точных наук. Не предназначена для чтения в метро и с электронной книги. Только с бумаги, на пороге суток, при свете настольной лампы или монитора с открытой заглавной страницей Другой Вики. Чтобы в окне отражалось лицо, куда смотрит ночь.

Исследуется проблема переносимости эволюционных алгоритмов реального мира на разработку сильного искусственного интеллекта. В некотором роде — мрачный взгляд с другой стороны на известный силлогизм о любви и козлах. Перед ознакомлением с этой книгой полезно перелистать «Диаспору» и «Похищение» Игана.

Бумажная версия содержит превосходные рисунки Кристиана Пирса и карты Джейка Макмюррея (чем-то напоминающие концептуальные наброски UML-диаграмм).

Самая крупная работа Чана за всю его писательскую карьеру и, пожалуй, roadmap для всех последующих фантазий на тему неспешно пробуждающейся Сингулярности.

Текст находится в свободном доступе, что как бы намекает.

Масштаб исторических исследований внушает безусловное уважение, хотя и фактических ошибок предостаточно (чего стоят только эпизоды, где герои попадают на станции лондонской подземки, построенные в базовой Реальности значительно позднее 1940-х годов).

С литературной точки зрения — абсолютно проходная вещь, сродни работам, где доказывается, будто битва при Эль-Аламейне повлияла на исход Второй мировой сильнее, нежели битва при Сталинграде или на Курской дуге.

Эпопея продолжает традицию перехвата Уиллис престижных премий у авторов, которые работают на несколько отличных, как бы это помягче сказать, уровнях сюжетной сложности. В двух томах не происходит ровным счетом ничего, что не могло бы уместиться в повесть о тридцати страницах. Очень жаль, но термин «мегабайтная бомба» наилучшим образом подходит к этой книге.

Хотите попрактиковаться в английском, интересуетесь битвой за Британию, немецкими ракетными проектами V1/V2 и прочими узловыми точками войны? На другой чаше весов Gravity's Rainbow. Времени на чтение затратите столько же, а вот прокачка интеллекта будет куда ощутимее.

Вот прочел я «Флэшбэк» для верности в оригинале и окончательно понял, что исламо-, японо-, демократо-, негро-, социалисто-, техно-, (добавить по вкусу)-фобские идеи Симмонса, изложенные в этой книге с назойливой настойчивостью, чересчур вредят художественному уровню и несовместимы с её пребыванием на моей полке. Единственный персонаж, у которого измерений больше двух — Накамура, но и он почти идентичен Кендзо Исодзаки из Католической торговой гильдии в «Восходе Эндимиона»; там, что любопытно, тоже только японец и вызывал какой-то интерес или симпатию. Впрочем, на тему ползучего захвата Америки японскими корпорациями, особенно анекдотичную в свете бесконечного кризиса ниппономики мыльного пузыря при нулевой процентной ставке, есть работы и посильнее, от классики киберпанка до «Восходящего солнца» Майкла Крайтона.

Кстати, во «Флэшбэке» палестинский Ядерный Джихад приурочен к тому же году, что в «Гиперионе»(2038). Это дополнительный аргумент к его включению в гиперионоверсум.

Читать можно, только если вы очень, очень преданный поклонник Симмонса и хотите узнать, что было до Хиджры.

Кому интересно — тезисы статьи в УФН о принципах действия гафниевой бомбочки, примененной котом и псом для атаки на некрополь: http://ufn.ru/ufn05/ufn05_5/Russian/r055g.pdf

Гафниевая бомба — отнюдь не обычное ядерное оружие, Райяниеми даже в этом предельно аккуратен и оригинален.

Название данной книги (в варианте «Закон Меченого») более подошло бы альтернативно-историческому роману о том, как Горбачев сохранил за собой кресло президента СССР и установил режим единоличной просвещенной диктатуры.

С дополнениями переработано в https://bit.ly/3vvHkeU

========================

Хорошая вещь. Посчастливилось найти в бумаге за копейки.

К сожалению, присутствует там один капитальный сюжетный ляпсус, который Иган честно признал.

«Карантин» написан раньше, чем появились работы Шора по квантовым алгоритмам факторизации, а затем Беннеттом и Вазирани было показано: квантовый компьютер, работающий с суперпозицией N квантовых состояний, выдает отнюдь не те же самые результаты, что N классических компьютеров, работающих параллельно.

У Игана

Для разных квантовых каналов коммуникации через моды

Впрочем, для дебютной книги в жанре твердой НФ, написанной математиком и убежденным сциентистом, «Карантин» был бы почти идеален. При условии, что вы готовы смириться с 1) высокоэффективной хроматографической очисткой текста от эмоциональной составляющей и 2) аскетичной камерностью обстановки, где действие, почти как в детективах клаустрофила Азимова, не покидает замкнутых помещений, обставленных однообразной мебелью, а персонажей-людей (особенно зомбированных модами верности) нелегко отличить от роботов.

Строго на любителя творчества Фрэнка. Очень герметичная вещь, действие даже формально ограничено рамками одной планеты (видения с Лысой горы все же легче принять за виртуальную реконструкцию), где-то бегло упоминается и о вероятной гибели Земли. Иными словами, звездный ковчег «Землянин» и его пассажиры, истинные люди и клоны --- по сути все, что осталось от человеческой популяции, и очевидная угроза «бутылочного горлышка» дает возможность Фрэнку вволю поэксплуатировать любимый евгенико-генетический дискурс. Идентичность человека и вопрос о соотношении оригинала с копией исследованы в Дюнном цикле, но там ситуация несколько проще: одновременное существование оригинала и клона невозможно, вплоть до «Капитула Дюны» гхола Айдахо не претендуют на тождественное слияние с первоначальным мастером-оружейником. Коллективный разум --- тоже относительная новинка в сравнении с хрониками Арракиса, и нельзя сказать, что изображена Аваата однотонно, однозначно. У меня она до самого конца вызывала скорее опаску, чем симпатию.

Положительные герои довольно бледны, а вот злодеи прописаны великолепно, особенно Морган.

Философия многоуровневая, это зрелый Херберт, пишущий уже не для заработка, но только для себя и преданных поклонников. Все же до уровня первой и последней книг Дюнного цикла «The Jesus Incident» слегка не дотягивает*.

Многие сюжетные ходы, от пробуждения из анабиоза на интеллектуально эволюционировавшем корабле до войны колонистов и аборигенов на планете с ядовитой атмосферой, перекочевали в кассовые и не очень кинофильмы (эх, не зря «Пандорум» так называется, а Аваата созвучна «Аватару»...)

_________________________________

* Название практически невозможно перевести с достаточной степенью точности. Мало тут виртуальной реальности с Иисусом из Назарета, так еще и главного биоинженера человеческой колонии зовут Jesus Lewis, и последствия его деятельности, если не прибегать к обсценной лексике, лучше всего описываются именно зловещим термином incident.

***

Вся трилогия в бумаге, куплена в момент выхода, ибо что-то подсказало: переизданий больше не будет.

На четвертой книге цикл уже выдохся, но как-то закончить повествование надо было. Был избран компромиссный вариант — не заканчивать его вовсе. То есть все положенные телодвижения мастерами уланшу проделаны, но оставлен солидный задел на продолжение

Его не последовало, уж не знаю почему.

Безусловный плюс всего пятикнижия — мир. Он очень хорошо продуман и разработан. Он живой, его не надо понукать, как упрямого осла (а этим слишком часто грешат русские и не только русские эпик-фантасты). Такое развитие человеческой диаспоры, выброшенной неведомой Воронкой из попавшей под власть коллективного разума Солнечной системы, кажется вполне правдоподобным.

Минусов больше. Главный из них таков: заявленные социальные структуры не соответствуют своим характеристикам. Пакт Анархии, на который авторы так серьезно напирают при каждом удобном случае, — пустая бумажка (да, в этой вселенной до сих пор пользуются бумагой и клавиатурными интерфейсами ввода). Панархия Тысячи Солнц — типичнейшая межзвездная империя, ничего анархо-либертарианского в ней нет, а Пожиратель Солнц — аналог Звезды Смерти из вселенной ЗВ.

Отличие от Лукаса и Херберта в том, что все положительные герои — инопланетяне, пираты, бойцы Сопротивления, искусственные интеллекты и лоялисты — безукоризненно положительны, а все отрицательные герои — должарианцы, коллаборационисты, андроиды, искусственные интеллекты, ассассины и сатанисты — безукоризненно отрицательны.

Полутонов нет никаких. Вовсе. Только черный и белый оттенки, иногда нарушаемые довольно подробным, по-женски дотошным (вероятно, эти пассажи сочиняла Смит) живописанием костюмов, драгоценностей, военных наград и произведений искусства.

Физико-информатических ляпов стало меньше, но ненамного.

В основном потому, что действие происходит главным образом на борту захваченной должарианцами урианской станции и в ... как бы точнее определить... оккультном безукоризненно положительном полиментальном пространстве Единосущия. Уфф.

Вот только еще религиозного фэнтези циклу и не хватало. Лучше бы разобрались с киберпанковскими шедеврами вроде

или

А жаль. Первые три книжки хоть и не были оригинальны с точки зрения сюжетных ходов, но обладали энергией и внушали симпатию даже не к тем или иным героям, но к авторскому замыслу как таковому.

И да,

Расширенная версия — https://bit.ly/3eUKSl5

Протагонист (роман написан преимущественно от третьего лица, но повествование обильно прослоено отступлениями) Скип, адвокат по профессии, ждет возвращения своей возлюбленной Шелль Си Блю (пишется Chelle Sea Blue, но произносится как «раковина из моря синего») с поля боя в космосе. Девушка завербовалась на войну еще двадцать пять лет назад, но благодаря релятивистским эффектам просто skip'нула весь этот промежуток, за исключением полутора-двух годков субъективного времени, и летит обратно на Землю во всем блеске своей молодости и красоты, как Мастер Оружия, увенчанная армейскими наградами, чтобы провести с мужем отпуск на Карибах. Скип не нуждается в деньгах и делает Шелль своеобразный подарок, приурочив к ее возвращению пересадку в новое тело виртуального конструкта личности её давно умершей матери.

Язык Вулфа с годами, казалось, утратил четкость, метафоричность и чистоту образов, какими славились его книги о далеком будущем: фэнтези-романы о «Рыцаре-чародее» даже близко с ними не стояли. Но тут Старый Волк опять в хорошей форме. Эксперименты с тканью повествования чем-то напоминают Кристофера Приста и, как ни странно, Германа Гессе.

Предмет изысканий Вулфа — не сюжет, но техники и приемы нарратива как такового, его деконструкция и воссоздание на новой программной основе; интертекстуальность книги даже избыточна, и для первого ознакомления с Вулфом «Домашний очаг» не подойдет. Это проза преимущественно диалогическая, личности героев исследуются через их высказывания и «распаковку» произвольно избранных личных идентификаторов, а не с позиции всеведущего и всемогущего автора. Их отношения даже нельзя назвать семейными, да Вулф и не использует термин «жена»: вместо него он предпочитает применять слово «контракта».

Круг проблем, поднятых в книге, в принципе мало изменился со времени «Пятой головы Цербера»: Вулф пишет о любви и смерти, утрате и обретении себя, мимикрии и зомбировании личности, скрещивании искусственного и естественного интеллекта (примеры: воскрешенная мать Шелль, воплощенная в женщине по имени Вирджиния, столь же мало соотносится со своим оригиналом, Ванессой Хеннесси, как Мистер Миллион — с Джином Вулфом, но незаметны эти различия только членам ее семьи; тело и разум Шелль сильно пострадали на войне, привычки, в том числе сексуальные, претерпевают все более странную и местами грозную метаморфозу).

Не удержался он и от мрачных экополитических прогнозов: ко времени прилета Шелль Евросоюз (или то, что называется этим термином) в значительной степени подконтролен законам шариата, Россия и некоторые азиатские страны, как у Оруэлла, объединены в сверхгосударство, истощение земных ресурсов достигло предельной точки, широко используются парусная тяга морских кораблей и мускульная сила фактических рабов, скорость передвижения на частном транспорте ограничена значением 35 км/ч, а на общественном — вдвое большей величиной.

Как при этом земное общество сумело добиться столь значительных успехов в освоении космоса и бытовой электронике (личностные конструкты запросто скидываются на мобильники, космические корабли летают на околосвете) — я так и не понял, хотя пытался. Это придает изображаемому миру некоторую дразнящую искусственность... как если бы это была виртуальная реконструкция.

Печальная, мрачная, местами переусложненная до вычурности, но сильная книга, напоминающая текстовую расшифровку аудиодневника чужих снов, из которой вымараны армейскими цензорами мгновения перехода от яви к грёзам и обратно.

Ведь даже имя планеты, за которую сражается с безликими инопланетянами (а инопланетяне ли это?) Шелль, может быть прочтено двояко. То ли это Йоханна, колонизированная выходцами из скандинавских стран. А то ли Геенна... Мало ли какие метаморфозы могли претерпеть письменные европейские языки в мире, который перестал быть плоским и глобальным? Ведь обычные правила здесь не действуют. Ты есть То, что ты читаешь.

Если бы Фолкнер не написал ничего, кроме этой работы, ему бы уже стоило дать Нобелевскую премию. Все характерные черты его прозы, прежде всего — вязкий, гипнотический, одурманивающий язык, стирающий грань между реальностью и мифом, реализмом обычным и магическим, тут присутствуют.

История

Собственно, Старик — это сама река, так она в тамошних краях фамильярно называется, в мужском роде. Вот, собственно, и весь сюжет.

Но в нем — сотворение и гибель мира, его переход от беспамятной дочеловеческой эпохи ко Времени Видений и затем, постепенно, к технологической цивилизации, бегущей спиною вперед на краю обрыва.

Короткое и разочаровывающее своей ходульностью произведение. Если кто-то ждал от этой книги спасительной перемычки между Сагой Теней и основным корпусом текстов об Эндере Виггине, то я ему не завидую. По всей видимости, решение сократить «Тени в полете» раза в два с половиной было принято исключительно из маркетинговых соображений. Хотя сколько еще ждать «Shadows Alive», точно неизвестно, так что возможно, что у Карда просто проблемы с вдохновением при изъеденном авансе от издателей. (Очередное подтверждение этому ожидается в июле, когда выйдет книга о первой войне с жукерами. В соавторстве. Это, кажется, впервые? Цикл чем дальше, тем страшнее. Не в смысле хоррор-составляющей событий книг.)

Эндер в этом романе (рука еле поднялась назвать его так) все-таки присутствует. Но это не тот Эндер, о котором вы могли бы подумать.

Если прибегать к аналогиям, то один из выводов искусственно расчлененной надвое книги в том, что нельзя управлять марионеткой, а хотя бы и целым театром генетически модифицированных марионеток, с помощью только одного набора нитей. Впрочем, в том, чтобы на протяжении нескольких книг

В каком-то смысле это произведение ближе к «Ксеноциду», а не к «Тени великана».

Альтернативная версия заметки https://goo.gl/m0cPYd

---

Основная сюжетная линия «Взгляда с наветренной стороны» внешне (и только внешне) столь проста, что без труда умещается в один абзац.

На протяжении 300 с хвостом :-) страниц главный герой — челгрианец (а вовсе не человек, как указано в аннотации; хотя первые три буквы действительно совпадают... по-русски...) Тибайло Квилан — сначала приходит в себя после кастовых войн планеты Чел, потом на правах посланника победившей стороны внедряется в общество одного из орбитальных поселений Культуры (последовательно переименованной в «Цивилизацию»), ищет встречи с композитором-диссидентом Махраем Циллером, ярым противником кастовой системы и беженцем с Чела, таскает с собой личностный слепок челгрианского ветерана-особиста и думает,

Действуя вроде бы по собственной воле. В этом и заключается основная фишка книги. В ней все думают, что действуют по своей воле. В согласии со своей правдой и своими законами. Как правило, нечеловеческими, да и Культура ведь создана не людьми и происходит не с Земли. Величайшая катастрофа Культуры на прогрессорском фронте, столь масштабная, что она по принципу противодействия породила целую галактическую сеть Послежизней, как райских, так и адских (об этом в «Черте прикрытия», непрямом продолжении данной книги), и оставила на репутации Контакта неизгладимое пятно, описана беглыми намеками, отрисована скупыми штрихами. И от этого сознание непоправимости случившегося только усиливается.

В двух последних главах с эпилогом Бэнкс

Перевод чудовищен. О том, как Культура стала Цивилизацией, я уже говорил. Следует добавить, что Идиранская империя превратилась в Айдайран, «Непоправимый ущерб» — в «Последнее разрушение», всесистемники (General System Vehicles) — в Суда Союза Генеральной Системы, Особые Обстоятельства (Special Circumstances) — в Чрезвычайную полицию, VTOL (аппарат вертикального взлета-посадки) — в «представительство контрразведки», а нейросетевое кружево (neural lace) — в «нейтральный лазер» (!). Излишне упоминать, что пропала игра слов с названием хабитата, на котором происходит действие основной части книги. В оригинале орбитальная колония называется Masaq, и это звучит (в беглой речи) так же, как massacre — массовое убийство.

PS. ааа иии, пердящими подростками Культурный мессидж книги не исчерпывается.

Сокращенная версия заметки для Medium (http://bit.ly/2wBs8PL).

Из всех ныне живущих англоязычных писателей Вулф более всего достоин сравнения с Фолкнером. Сходное по остроте и послевкусию чувство увязания в тексте у меня было в двух случаях — при чтении «Если не забуду тебя, о Иерусалим!» и «Шума и ярости».

Если вам нравится Фолкнер, то понравится и эта книжка, а если вы терпеть не можете постмодерн и игры с читателем, то за нее не стоит даже браться. Склонность к эксперименту долго ограничивала тиражи и популярность Фолкнера, пока ему не выдали Нобелевскую премию. Вулф же своей Нобелевки, боюсь, не дождется и встанет в один ряд с такими достойными парнями, как Набоков, Павич и Малкольм Брэдбери. Правда, своя минута славы, после которой он может уже писать о чем хочет и как хочет (и, что характерно, пишет!), у Вулфа тоже была — когда вышел в свет первый роман цикла о Северьяне.

Но «Покой» написан гораздо раньше, когда основным источником, поставлявшим Вулфу средства к существованию, был средней руки технический журнальчик, редактором которого Джин числился. И поэтому, вероятно, остается недооцененным по сей день. Этот роман не переведен на русский, что, в общем, типично для книг такой внутренней сложности (в том же 1975-м году, между прочим, вышел «Далгрен» Сэмюэля Дилени, исполненный в сходной технике письма и также не завоевавший никаких премий). Чтобы распутать всю сеть аллюзий и межтекстуальных пасхалок, завязанную автором, требуется специалист сопоставимого с ним культурного уровня.

Из всех ныне живущих авторов англоязычной фантастики и фэнтези Вулф наряду с Джоном Райтом, вероятно, самый религиозный. К счастью, это обстоятельство никогда не имело столь разрушительных последствий для качества его работ, как, например, в случае Клайва Стейплза Льюиса. Но все же христианский морализм присутствует почти во всех произведениях Вулфа, хотя не прочь он поиграться и с более архаичными мифорелигиозными системами.

Если читать его, помня об этом, многие загадки снимаются. Есть у Вулфа и фирменные «фишки»: чуть ли не в каждой книге раннего периода (до «Книг Нового Солнца») он так забавляется с ономастикой, что о происхождении и потаенных смыслах имен героев можно писать отдельные статьи и трактаты. Вот и в «Покое», стоит назвать вслух имя (недостоверного) рассказчика — Олден Деннис Вер (Alden Dennis Weer) — почти сразу эхом откликнется недостающее… wolf.

Вервольф. Волк-оборотень. Это первый ключ к разгадке истинной сути сбивчивых откровений маразматика, на пороге (на самом ли пороге?) царства теней пытающегося подвести какой-никакой итог, в общем, довольно бессмысленной жизни.

Не стал бы, кстати, относить «Покой» к полностью внецикловым романам. Он образует эдакую неформальную трилогию с «Пятой головой Цербера» и «Домашним очагом». Все характерные геометки тут расставлены: странная генеалогия Вера, его (истинное?) имя — никто не обязывает нас считать, будто он вполне откровенен, сообщая данные о себе, к тому же dennis — это зеркальное sinned, «согрешивший, греховный»; его тетя Оливия (сокращенно Ви — то есть Vi, а v + i = как известно, vi, вот вам и шестая голова), с которой у него что-то вроде инцеста, по крайней мере метафизического; вещие сны; психологические-не-то-биологические эксперименты; даже собака в саду родного дома, по обветшалым комнатам и вдоль облезлых стен которого бродит Вер то ли в воспоминаниях, то ли наяву, то ли в тюрьме, то ли на воле.

Концовка же (тем паче если сопоставить ее с первой фразой об упавшем дереве) создает эффект пробуждения от медикаментозного сна — для нового, более глубокого. Правда, как установил Павич девятью годами позже, «смерть — это однофамилец сна, только фамилия эта нам неизвестна». Павич работы над «Сербской книгой мертвых» не завершил, а Вулфу, который взялся за «Покой» едва ли не первым подходом к литературе, повезло больше.

Финней получил известность благодаря произведению, которое в высшей степени нетипично для его творчества — хоррору про вторжение инопланетных паразитов. Роман этот написан в середине 1950-х и наделен как отчетливыми чертами тогдашнего палпфикшена, так и специфически финнеевскими особенностями. Визуализация образов, тщательнейшая проработка карты местности, акцент на мелкие житейские детали, придающие сюжетной картинке третье и четвертое измерения, не имеют себе равных в фантастике того времени.

Так и получилось, что написанное строго ради заработка и без особой надежды на успех произведение стало культовым и положило начало новому субжанру, который я для себя условно называю Big Bad Ass From Outer Space In A Small American City.

Примеры книжек такого толка вы и сами без труда вспомните. Активнее всех вспахивал эту делянку Стивен Кинг («Томминокеры» вообще походят на плохую копию работы Финнея через кальку, ранее использованную для Лавкрафта, в соотношении 9:1 по числу страниц), но его результаты, увы, не заслуживают специального анализа, к тому же роман Кинга не только писался в почти непрерывном подпитии, но и, в принципе, восходит скорее не к литературному, а к телесериальному первоисточнику («Куотермасс и колодец» от BBC 1958-59 гг.).

Большую ценность в культурно-историческом аспекте представляют «Мидвичские кукушата» Джона Уиндема, также обязанные известностью первоклассной экранизации Карпентером.

Есть одно такое произведение и в советской фантастике: это дилогия Мирера «Главный полдень/Дом скитальцев». (Причем, зная о переводческих заслугах Мирера, отрицать факт его знакомства с книгой Финнея нет никаких оснований.)

Справедливости ради хочу отметить, что и у самого Финнея были предшественники, сейчас, к сожалению, почти полностью сметенные Большим Взрывом литературы и исчезнувшие из памяти людской. Единственное исключение, пожалуй, составляет «Цвет из иных миров» Говарда Лавкрафта — это произведение до сих пор достаточно популярно и переиздается в составе ктулхообразных антологий. «Кукловодов» Хайнлайна, написанных тремя годами раньше, я склонен рассматривать отдельно.

Значение книги Финнея для англоязычного фантастического дискурса не исчерпывается приведенными примерами.

Так, скажем, в фильме «Факультет» с молодым Фродо Бэггинсом, который формально не считается экранизацией книги Финнея, однако в целом следует ее сюжетной канве, герои-подростки, убегая от захвативших школу чудовищ, всерьез обсуждают мысль позвонить Финнею (по их мнению, роман автобиографичен) и спросить его совета. Бедолаги, им и невдомек, что к моменту действия фильма Финней уже шесть лет как убыл в зону покрытия мобильного оператора с самыми высокими во Вселенной расценками на роуминг.

В «Ложной слепоте» Питера Уоттса Роберт Паглиньо несколько раз называет Сири Китона _Pod-man_, то есть, буквально, человеком из семенной коробочки — это прямая отсылка к роману Финнея, полностью утраченная при гуглопереводе: Кудрявцев перевел этот термин как «Подселенец» (да, я понимаю, что первые три буквы произносятся одинаково...) и обошелся без сноски (а она была бы тут гораздо полезней, чем, например, в случае разных mexican-hat arrays aka лапласианов гауссиана).

Кроме того, здесь Финнеем, насколько я могу судить, впервые использована идея о формировании в среде захваченных инопланетянами носителей коллективного разума. Впоследствии она также эксплуатировалась бессчетное число раз.

Единственный перевод романа на русский язык сделан в 1995 г. под маловразумительным названием «Похитители плоти» и с тех пор не переиздавался. К счастью, он довольно гладок, хотя и местами сокращен.

В оригинале первая книга называется «Neverness» (это столица планеты Ледопад), и вряд ли название было заменено по причине того, что переводчик его не осилил — специалиста уровня Виленской подозревать в этом глупо. Так что — загадка. Вариант «Невозможный город» на мой вкус, звучал бы лучше, чем нынешний.

Мир «Реквиема по Хомо сапиенс» (кстати, это внутренний документ вселенной, нечто вроде кодекса, составленного Хорти Хостхохом, основателем Ордена мистических математиков, для своих последователей) в первой половине цикла прописан красочно и убедительно. Странный, но в целом симпатичный гибрид посткиберпанка с теократическим феодализмом.

Ощущается могучее системообразующее воздействие «Дюны» (с тем исключением, что структура Людского Космоса у Зинделла скорее соответствует эпохе Рассеяния Херберта) и «Левой руки тьмы» (планета Ордена представляет собой мир с крайне низким уровнем плодородности и комфортности, там почти постоянно господствует зима).

Американский вариант английского языка, для разнообразия, считается вымершим.

Вопреки тому, что сказано в аннотации от АСТ, математики-пилоты Ордена не ведут поисков Первоначальной планеты. Напротив, от Земли им велено держаться подальше. Не совсем понятно, что случилось с родиной человечества, но понятие Век Холокоста как бы намекает. Как и у Херберта, для многих современных профессий придуманы причудливо измененные эквиваленты, многие вовсе упразднены, а некоторым в современном обществе нет аналога. Следование Фрэнку повсеместно, но ненавязчиво. Есть тут свои лицеделы (слель-мимы), технологические мудрецы (агатангелы), экуменическая религия (архитектура Вселенской Кибернетической Церкви)... Однако черты, за которой альтернативная трактовка плодотворных тем перешла бы в подражание, Зинделл не переступает. Отдельная благодарность автору за воинов-поэтов и хайку Калинды Цветочной.

Самый смак книг — путешествия по гиперпространству. Они совершаются не нажатием красной кнопки под грохот антикрыльев, а через посредство сурового матана. Сознание пилота пребывает в некоем слиянии с платоновским миром идей, откуда черпает информацию о доступных маршрутах. Идея опять же не новая, разве что гильдиерам Херберта нужен был еще и план. Однако Зинделл гораздо подробнее останавливается на математической стороне вопроса. Сделано это очень красиво, при чтении полезно запустить в математической игрушке типа Mathcad несколько порождающих систем фрактальных аттракторов и полюбоваться на результаты. Нелишне будет также ознакомиться с трудами Кантора и Гильберта, хотя бы в объеме статей из советской Математической энциклопедии о пяти томах...

Если не ошибаюсь, Зинделлом сделана здесь единственная попытка использовать шумеро-аккадский миф о Гильгамеше в сюжете НФ-космооперы. Довольно удачная, хотя отождествить этого персонажа удается уже в первой трети первой книги. Но все равно — не Агасфером единым. Who wants to live forever?

Теперь перейдем к минусам.

Общее настроение книг — первобытно-технофобское. В прямом смысле слова, действие рассказа-приквела и первого романа разворачивается в основном среди племени ретронеандертальцев. Thou shalt not build a Machine who'd simulate human brain perfectly.

Инопланетян мало, и они ужасно картонные. White Man's Burden во всей красе. Спасибо, впрочем, и на том, что они вообще есть. У Херберта и Азимова пустую Галактику заселяли люди и иногда роботы.

Анатомические подробности половой жизни главных персонажей, от Рингессов до варваров-деваки, неаппетитны и откровенно избыточны. Ни за что не поверю, что представители постсингулярной цивилизации не в состоянии были отобрать пробы генетического материала у варваров так, чтоб жизнь исследователей не подвергалась опасности. Способ сбора дикарской спермы в маточные кольца вообще уронил под стол.

Кришнаитско-ньюэйджевый дурман. В первой книге он уже есть, хотя он и не столь мутен и удушающ, как в последующих книгах цикла. Тем не менее хаотическая смесь всех известных мировых религий и сектантских вероучений напрягает и в первом романе. Стоило бы выбрать одну-две, максимум полдюжины основных идеологических платформ. Была бы уместна даже не модель Дюны, а скорее схема конфликта Эколого-Технократической Коалиции и Ревенантов Пророка из вселенной Parafaith War Модезитта.

Юный герой Мэллори Рингесс, плененный мечтой доказать Великую Теорему, довольно бодро идет к успеху, преодолевая сопротивление злокозненного авторитета-отца, выбравшего темную сторону Силы. Очень свежо и неизбито. Разница с Лукасом в том, что авторитет, оказывается, не столь закоснел в своих заблуждениях, как Вейдер.

Боги. Вернее сказать, не боги в традиционном смысле этого слова, поскольку большинство их сотворено программистами, а Ultralords of the Universe. Тысячи их. A God Am I. *HA.HA.HA.*

В разделах, живописующих перспективы человечества после того, как оно откроет в себе наследие инопланетной сверхцивилизации, стиль чрезмерно дидактичен и вычурен. Грань разумного превзойдена.

Однако по сравнению с сиквелами — шедевр изящной словесности (исключая только боевые сцены «Войны в небесах»).

Вердикт: цикл очень неплохой, достаточно изящный, но ни в коем случае не кандидат в Зал славы НФ. Собственно, отсутствие всяких премий и очень малое число оценок на профильных ресурсах тому доказательствами. В каком-то смысле это действительно реквием. Только не по хомо сапиенс, а по космооперам Золотого века. Дальше будет новый век и новые сюжеты. Анархо-либертарианская утопия, например.

Книжка написана женщиной бальзаковского возраста с немалым опытом педагогической работы, безнадежно влюбленной в Англию и обреченной провести лучшие годы своей жизни в американской глубинке. Это чувствуется везде, в каждой строчке.

Начать хотя бы с двух совершенно нереалистичных предпосылок:

По задумке книга могла выйти очень неплохая, но реализация подкачала. Как справедливо заметил предыдущий оратор, главные герои, что оксфордские профессора середины нашего века, что английские крестьяне и священники 1348 года, ведут себя то как бесчувственные чурбаны, то как институтки, которым показали презерватив, то как рыцари без страха и упрека, то вообще как инопланетяне какие-то. Никакой логики.

Ясно, впрочем, что Уиллис перелопатила огромное количество специальной литературы и проделала вызывающую уважение подготовительную работу. Встречаются целые главки, почти полностью состоящие из бесед на среднеанглийском и стенограмм католических месс на классической латыни. Естественно, без перевода, чтобы вживание в эпоху было полнее. Примерно на середине огромного повествования эффект погружения становится неотвязным. Теперь перед нами истинная Книга Судного Дня, летопись чумы, которую урывками ведет апатичная, изнуренная, обезумевшая от предельного ужаса Киврин, надеясь всё же вернуться в Оксфордский университет-2060.

(Не зря, наверное, электронная версия соответствующего статистического документа времен Вильгельма Завоевателя с 1986 по 2006 гг. перезаписывалась на лазерные диски несколько раз. Первые версии не выдержали испытания временем.)

Принцип темпорального путешествия вызывает определенные сомнения. По Уиллис, путешествие во времени в обоих направлениях в общем случае невозможно, так как временная ткань сопротивляется изменению исторической последовательности. Как максимум, вы можете попасть в прошлое в немногочисленных точках доступа, четко локализованных в пространстве и существующих лишь на протяжении вполне определенного времени с точки зрения внешнего наблюдателя. Лаг, отделяющий историка от того места и события, которые он желает посетить и наблюдать, тем не менее варьируется в самых широких пределах от получаса и полудюжины метров до нескольких лет и полусотни миль. Все равно, как если бы, желая проникнуть в 22 ноября 1963 года с целью предотвратить покушение на Кеннеди, вы неизменно обнаруживали себя не в Далласе, а, скажем, на материковых станциях Антарктиды или в амазонской сельве, без всякого шанса успеть на место стрельбы вовремя.

Конструкция странная и химерическая, причем для развития сюжета она используется редко и с натяжками.

Как хроноопера уступает почти всем классическим образцам жанра, а также сравнительно новым работам наподобие «Палимпсеста» Чарльза Стросса. Как исторический роман об эпохе Черной Смерти в Европе безнадежно проигрывает «Эйфельхейму» Майкла Флинна. Причина, по которой эта книга получила тройную корону высших премий жанра — Nebula-1992, Hugo-1993 и Locus-1993, остается не вполне понятной. ИЧСХ, Nebula в том году в виде исключения присудили еще и Вернору Винджу.

Трагично, что и в прошлом году история повторилась с «Blackout/All Clear» (а меж тем в номинантах были «Zero History», «Cryoburn»,«Surface Detail»), но у нас есть хотя бы слабое утешение в виде двух премий для «Дома дервиша».