Г. Ф. Лавкрафт «Другие боги»

Чтож это еще один кусочек далекого и фэнтезийного мира, который уже живет и описан в таких произведениях как «Искания Иранона», «Рок, покаравший Сарнат», «Сонабулический поиск неведомого Кадата». Этот мир довольно интересен и невозможен одновременно, он самостоятелен и весьма претенциозен. Этот мир — отличная площадка для философско-фэнтезийного жанра, жанра мифа, жанра притчи. Поэтому Лавкрафт так легко и непринужденно использует этот мир в благих целях, он доносит до читателя красивые и глубокие истории, обрамляя повествование лаконичным языком, немного непривычным, но завораживающим и многоступенчатым.

Сюжет этого рассказа может так же трактоваться, как некая притча. Ведь мы имеем двух героев непохожих друг на друга, и по задумке автора на примере судьбы одного из них мы должны понять, учитывая поведение другого, кто же прав в этой ситуации а кто виноват, кого сгубил собственный характер и предвзятое мнение, а чью жизнь сохранил страх.

Атмосфера так же имеет свою магию и завораживает читателя своей мистической стороной. Ведь автор пытается донести и вложить в этот мир некоторый фундамент, написать историю этого мира и уже отталкиваться от этого, как от данного. Мы узнаем о богах, живших когда-то на этих землях. И тут прослеживается некоторая грань, с помощью которой писатель пытается разделить этих богов на до и после, на сильных и слабых, на локальных и глобальных, если можно так выразиться. И если рассматривать все творчество Лавкрафта так глобально, как только это возможно, то можно проследить эту связь и множественные попытки автора вплести и уровнять все свои созданные вселенные, подвести черту под общим знаменателем и выстроить какую-то свою неподвластную объяснениям последовательность миров, их сотворение, их жизнь и увядание. Ведь что такое Мир Катада и Ултара? Может это наш мир, да только настолько древний, что мы не можем его узнать по описанию.

«Другие боги» — это объявление, это претензия к этому миру. Лавкрафт берет этот мир и ставит своей авторитетной писательской рукой на полку с другими мирами, логически связывая их незримыми нитями. Другие боги — это Азатот, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат. Они настолько могущественны и глобальны, что незримое их присутствие внушает страх и ужас у тех земных богов, которые в страхе ушли и покинули свой мир, в котором теперь будут новые хозяева.

Именно так я понял данное произведение. 9 из 10.

Маленький шедевр Лавкрафта, представляющий собой абрис его метафизики.

Существуют две категории богов. Первая — это земные боги. Лавкрафт не называет их имена, но очевидно, что они нам хорошо известны. Это Христос, Аллах, Зевс, Один и проч. Эти боги слабые, трусливые, они уступают напору человека, прячась на все более и более недоступных горных вершинах. Все, что они могут, это тосковать по былым забавам, да танцевать в редкие минуты спасительного забвения. Несмотря на то что они не показываются людям, среди последних есть такие, которые легко вычисляют богов: их передвижения, их затеи, их суть. Короче говоря, это слабые боги для слабых людей.

Но есть иные боги! Иные всему, что мы можем знать, помыслить, представить даже в самых ужасных кошмарах. Эти боги по-настоящему могущественны: им подвластны сами законы Вселенной, так что они могут сделать и верх низом, а низ верхом. Их имена тоже не называет Лавкрафт, но секрета здесь нет — это Азатот, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат и проч. Земные боги для них — словно овечки на пастбище. Что же для них люди? Ничто. Пыль. Иным богам незачем скрываться от людей по недоступным кручам, незачем и отвечать на молитвы и призывы. Они являются, когда хотят, берут, что хотят, неподвластные никому, неисчислимые ни для кого, даже для самих себя. Это настоящие Боги. О них — все творчество Лавкрафта.

Пара слов о русских переводах. Хотя рассказ представляет собой небольшую поэтическую зарисовку, так что переводчикам вроде бы трудно напортачить, тем не менее это им вполне удалось. Наиболее приемлемый вариант — у Дорогокупли, который я и советую. Володарская традиционно обедняет язык Лавкрафта, а Бавина, при общем неплохом уровне, делает несколько диких ляпов. Например, у нее герои «вырубают» себе дорогу сквозь горы деревянными (!) палками, хотя в оригинале речь идет лишь о том, что они помогают себе посохами. Или уж совсем запредельное выражение «пропастная бесконечность«! Во-первых, если хочется образовать прилагательное от слова «пропасть», то нужно взять «бездонная», во-вторых, у Лавкрафта наоборот infinite abysses, то есть «беспредельные бездны». Как тут не пожелать, чтобы переводчики Лавкрафта сами не пропадали в таких вот «пропастных бесконечностях«!

«Другие боги» — пример религиозно-мифологического синкретизма в лавкрафтовской мифологии. С одной стороны, эти боги «незнаемы» и «непознаваемы», хотя и называемы — так, что, с другой стороны, простой человек вполне может знать их «житьё-бытьё». Иными словами, придающее эпическое звучание возвышенное представление о божественном переводится из области мифологии и религии на уровень фольклора. Носителем фольклорного сознания выступает герой – Премудрый Барзай, стремящийся к поистине алхимическому единому восстановлению своего знания о богах. При этом он, в сущности, не знает ничего о том, кто такие эти боги: ему известно только, как они живут, их образ жизни, способ бытия. Всё это он и хочет проверить и собрать свои сведения воедино, но сделать это решается в исключительную «ночь странного затмения». Ему противопоставлен юный кумирослужитель Атал: в отличие от Барзая, он молод, принадлежит молодой культуре, и, соответственно, поклоняется и служит уже совсем другим богам, приближенным к земле и человеку. В своём движении к заветной цели Барзай достигает обожения – но совершается это не по божественной воле, а тогда, когда он сам видит богов. В этом ярко проявляется одно из принципиальных различий между лавкрафтовскими божествами и религиями спасения: боги мифов Ктулху нечеловеколюбивы, они не хотят возвеличивания человека и уж тем более его обожения. Подобная идея могла возникнуть только уже для промежуточного уровня между ними и собственно людьми – для новых божеств в новых религиозных системах, которым соответствует уже наше современное сознание. Но и здесь обожение оказывается изначально скрыто, и потребовалась полемика св. Иринея Лионского и Климента Алексанлрисйкого с гностиками, чтобы прийти к пониманию и утверждению этого постулата. Вместе с тем, нелюбовь лавкрафтовских богов к человеку в пределе приводит к мысли о том, что они испытывают неуверенность в отношении людей, а в чём-то даже, возможно, и боятся его — опять же в силу того, что через посредничество не созданных ими самими новых божеств потеряли свой культовый статус для человечества. Отсюда возникает прометеево дерзание в поступке Барзая, каким его видит Атал. Наконец, в «Других богах» необычным образом явлен ужас — строго говоря, он не показан, а услышан: Атал слышит горделивые речи Барзая, в которых тот превозносит себя над богами, но вслед за тем он встречается уже с силой иного порядка, и если до этого он своими словами и действиями «отрицал» древность земных богов, то теперь уже и её, и Барзая «отрицают» древнейшие небесные боги. Герой падает в небо — перед нами, без сомнения, один из самых жутких образов, созданных Ховардом Филлипсом Лавкрафтом. Пожалуй, лучше всего уникальный сплав религии и мифа в сказовой основу этой истории был определён самим же автором в другом его произведении, «Сон о неведомом Кадате»: «Один старый кумирослужитель сумел даже взойти на высокую гору, дабы подсмотреть их танец при лунном свете. Он потерпел неудачу, а сотоварищ его преуспел в этом деле, и как он пропал, того не скажешь словами». Перед нами ещё одно превращение «наоборот»: оказывается, именно юный Атал выступает как главное действующее лицо, как принципиально важная для лавкрафтовского мира фигура связующего звена, живой памяти поколений. Потерпев поражение, он выжил, а Барзай, одержав победу, погиб.

«Другие боги» — это весьма неоднозначное и не вполне простое для оценок творение Лавкрафта. Стиль написания и сюжет разительно отличаются от большинства других работ мэтра, что, несомненно, идёт только в плюс. Рассказ не только не теряет в качестве, а наоборот получается даже лучше некоторых мистических произведений мечтателя из Провиденса. Секрет кроется в простоте повествования, которое выбрал за основу автор. Без всяких лишних и ненужных отступлений мы движемся вперёд вместе с сюжетом и, с удивлением отмечаем: у новеллы есть свой скрытый шарм. Возможно причина в том, что Лавкрафт отступил от привычного по другим работам описания вторжения кошмарных тварей в наш мир. Здесь он демонстрирует нам свой многогранный талант во всей красе. Из внешне простой и легко доступной для понимания истории, поначалу не несущей в себе почти никакого мистического оттенка, мы, вдруг наблюдаем мгновенную метаморфозу, оборачивающуюся неожиданным жутковатым эндшпилем. Лавкрафт не перестаёт удивлять и восхищать своим умением писать столь интересные и разные рассказы. Про автора можно сказать многое, но достаточно будет лишь одного и при этом главного: Говард Филлипс Лавкрафт — писатель от Бога. Больше мне добавить нечего, да, пожалуй, и не за чем. Читайте рассказ и вы не пожалеете.

Странная штука. Множество названий, просто перегруз, которые ни о чем читателю не говорят. Хотя усмотрел для себя несколько приятных авторских сравнений и оборотов.

Сюжет банален в духе «не суй свой нос куда не следует», подтверждающий творческую философию произведений Лавкрафта, что человек лишь окраина Вселенной, а не ее центр. Мутновато местами, хоть и рассказ очень короткий.

Я так понимаю это нечто предисловия к «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата», чтобы лучше читалось.

В итоге ни рыба ни мясо, ни то ни се.

Рассказ похож на притчу. Человек хочет добраться до богов, однако добравшись, оказывается, что это демоны. Наступает расплата в виде смерти. И намек на то, что человек никогда не станет могущественнее богов.

Рассказ написан в манере «Кадата» (наверно это свойственно всем произведениям «Сновидческого цикла»): названия, географические объекты, имена льются рекой, типа они должны о многом нам рассказать.

Рассказ является двойником «Показания Рэндольфа Картера», который буквально потряс... здесь же видишь вторичность сюжета, особенно в одном сборнике, где эти два рассказа идут друг за другом.

Рассказ полностью захватывает воображение, короткое, но потрясающее произведение. В нем Лавкрафт создает атмосферу сверхъестественного ужаса при этом, не смакуя кровищей или прочими элементами насилия. Настоящее искусство.

о манере в которой написал этот текст Говард Филлипс Лавкрафт, нам много скажет другой великий сновидец — Эдвард Джон Мортон Дракс Планкетт, лорд Дансени: «...долгое время любая манера, которая не была библейский pastiche (подражание, фр,), казалась мне ненатуральной...», а его слова нам припомнил третий величайший сновидец Хорхе Луис Борхес.

достаточно открыть Библию, что бы удостовериться в этой правде: без швов и изъянов можно вписать «Других Богов» в какие-то апокрифические (или как сейчас так любят — альтернативные) главы..., но конечно другого, сновидческого Писания...

у сновидцев сны созвучны, и отражение этого сна у Дансени — «Праздный город», у Борхеса — «Рагнарёк».

«Показаний» я не читала, но и без этого данный рассказ не произвел на меня никакого впечатления. Ни сюжетно, ни стилистически (тут, конечно возможны переводческие варианты: выше указан перевод Володарской, и действительно, некоторые ее переводы мне запомнились, а я читала перевод Мусихина...).

Почти полный двойник рассказа Лавкрафта «Показания Рэндольфа Картера», только там не понимаются в гору, а спускаются в склеп в том же составе. Тот рассказ был страшным и гораздо более достоверным, что ли. А этот уже вторичен.

В данном случае message адресата не достигает, в сердце не попадает и дрожью не пробирает...

Лавкрафт творит собственную мифологию.

И, как и в любой мифологии, сюжетная линия тут неважна — это настоящая песня в прозе, поток слов, которые, минуя голову, заходят прямо в сердце.

Автор нашел эти слова и достучался, создав в очередном крохотном своем произведении эпическую картину, еще одну часть мифологии Говарда Лавкрафта.

Достоточно небольшой, но очень интересный рассказ Лавкравта, скорее напоминает миф, чем обычную историю. События, отображонные в рассказе мне были вдвойне интересны, поскольку побывав в Тибете я попал немного в похожую ситуацию, когда был там в творческом отпуске. Мы путишествовали в двоем с гидом и как-то раз пришли в одну деревушку в которой мы должны были заночевать. Мы пришли слишком рано и еще пол дня было в переди. В той деревушке находился храм у подножия небольшой горы (ну гдето 700 м + те 4 500 тыс на которых стояла деревушка). Короче уломал я гида пойти на ту гору, хотя он меня предупреждал, что это гора Богов и туристы на нее не ходят. Подьем и спуск — это отдельная история, но короче: после того как мы спустились с горы у меня всю ночь был жар, болела голова и меня рвало (вообщем горная болезнь). Когда же я рассказал гиду о проишествмм он сказал, что предупреждал меня что нельзя заходить на гору Богов. И хотя мы поднимались потом и на более высокие участки горная болезнь ни разу не давала о себе знать. Моя история, как и история Лавкрафта поучает тому, что Богам лучше не кидать вызов, какими бы они не были:pray: