облако тэгов
Краткая история трёх вымышленных персонажей, связанных с мистическими сюжетами — Свенгали, Скапинелли, Калигари.
Как говорят американцы, если фамилия вашего соседа кончатся на гласную, то он, скорее всего, подозрительный и опасный тип.
Прежде всего они имели в виду итальянцев – сплочённых, крепко семейственных, говорящих на непонятном для англосаксов романском языке, католиков (в Штатах англосаксы чаще всего протестанты) и как бы по умолчанию причастных к организованной этнической преступности.
Массово итальянцы начали эмигрировать из своей полунищей аграрной страны незадолго до её объединения, т.н. Рисорджименто – что-то в 1850-ых, а когда Италия утвердилась в национальных границах (1870), поток экономических беженцев только окреп.
Есть основания полагать, что итальянцы и ранее систематически покидали своё лоскутное отечество в поисках хлеба насущного.
Так, у весьма щепетильного к деталям М. Р. Джеймса в рассказе «Погубленные сердца» фигурирует мальчик Джованни Паоли, бродячий рылейщик, сиречь лирник, в одиночку скитающийся по Линкольнширу в 1805-ом году. К добру его скитания не привели, но речь о другом – такой персонаж выглядит в глазах автора вполне естественно.
Далее, у Пушкина в «Египетских ночах» (1835) к Чарскому является итальянец-импровизатор лет 30-и, замечательно охарактеризованный автором: «Встретясь с этим человеком в лесу, вы приняли бы его за разбойника; в обществе – за политического заговорщика; в передней – за шарлатана, торгующего эликсирами и мышьяком». Мнение насчёт заговорщика понятно, карбонарии тогда были широко на слуху (как позже анархисты, фении и нигилисты), что усугубляло подозрительность по отношению к итальянцам, хотя визитёр – явный экономический мигрант, пролетарий умственного труда: «Я неаполитанский художник, – говорил незнакомый, – обстоятельства принудили меня оставить отечество; я приехал в Россию в надежде на свой талант».
Кто в Англию, кто в Россию – куда угодно, лишь бы зарабатывать, не быть оборванцем-лаццарони.
Но всюду эти странствующие итальянцы выглядели подозрительно (см. мнение Чарского) и, как следствие, превратились в своего рода мем – не первого ряда, но вполне узнаваемый, как бы знаковый. Иногда хватало фамилии, кончающейся на гласную, чтобы придать персоне особую, опасную и мрачноватую значимость.
И, разумеется, искусство этим пользовалось в своих целях.
Мы рассмотрим три вымышленных персонажа с итальянскими фамилиями, созданных в промежутке 1894-1920 г.г. и оставивших в истории искусства пусть не очень глубокий, но отчётливый след, продолжающийся и в наши дни.
1. Химия национальных стереотипов
У одной из наиболее известных британских писательниц XX века Дафны Дюморье был дедушка, которого звали Джордж. Жизнь так сложилась, что дед с внучкой не встречались – он умер за 11 лет до того, как она родилась.
Джордж Дюморье, талантливый график и иллюстратор, с годами стал плохо видеть, и его друг, американский писатель Генри Джеймс, посоветовал ему заняться литературой вместо художества. Джордж внял совету и написал три романа с элементами фантастики, которые, пусть и в разной степени, имели успех.
Особенно повезло роману «Трильби» (1894), который экранизировали семь раз, с 1914 по 1983 г. Сюжет «Трильби» вдохновил Гастона Леру на создание романа «Призрак оперы» (1910) и бесчисленных произведений, основанных на нём.
Если опустить детали, суть романа в том, что злой гений, музыкант и гипнотизёр Свенгали подчиняет себе девицу Трильби О'Фаррел, которая под его магнетическим влиянием превращается в великолепную певицу, но без этой «подключки» теряет все певческие дарования. Финал истории не столь важен; главное то, что без влияния Свенгали героиня – просто девица приятной наружности, но без всяких способностей.
Тонко сведущий в трендах своего времени, Джордж Дюморье парой штрихов в одном абзаце придал антигерою романа все необходимые свойства, обозначающие неприятного чужака:
«Высокий, костлявый человек любого возраста от тридцати до сорока пяти лет, еврейской внешности, хорошо сложенный, но зловещий. Он был очень потрёпанный и грязный, в красном берете и большом вельветовом плаще с большой металлической застёжкой на воротнике. Его густые, тяжёлые, томные, тусклые чёрные волосы падали за уши на плечи, с той музыкальной манерой, которая так оскорбительна для нормального англичанина. У него были дерзкие, блестящие чёрные глаза с длинными тяжёлыми веками, худощавое желтоватое лицо и выгоревшая чёрная борода, которая росла почти из-под век; а поверх него его усы, чуть светлее, ниспадали двумя длинными спиральными завитками. Его звали Свенгали, и он бегло говорил по-французски с немецким акцентом и шутливыми немецкими оборотами и идиомами, а его голос был очень тонким, злым и резким и часто прерывался неприятным фальцетом» (перевод Гуглом)
Автор даёт ему несуществующую фамилию, звучащую как итальянская и наполненную особым смыслом. В итальянском языке svenire (а также svengo, svenuto) – упасть в обморок, потерять сознание.
Определённо, Джордж знал, что делал. С 1850-ых англичанам уже успели осточертеть все эти макаронники – уличные музыканты, торговцы грошовыми статуэтками вразнос и мороженщики, осыпавшие лондонские улицы как перхоть. Болтливые, назойливые, похожие на воришек, они раздражали англичан.
Хотя британцев раздражали все, кто не они – итальяшки просто вошли в обойму тёмных иноземцев («Женщина в белом», 1860) перед зловещими индусами («Лунный камень», 1866) и опасными китаёзами («Тайна доктора Фу Манчу», 1913), с той лишь разницей, что не были нацией, побеждённой англичанами.
В силу известной закономерности, согласно которой насильник всегда ненавидит жертву и боится её, особенно пылко бритты ненавидели те народы, которые они грабили и убивали – начиная с ирландцев.
Разве что французы особь статья – сначала они Англию завоевали (Вильгельм Завоеватель, 1066), а после от неё отбились (изгнание англичан из Кале, 1558). Даже сам Джордж Дюморье (George du Maurier) – из французского рода, принявшего веру и обычаи бифштексов.
Однако в именовании антигероя есть и нотка своеобразного величия. До нашествия нищебродов с Апеннин, в XVIII веке, англичане охотно приглашали итальянских певцов и музыкантов (Фаринелли-кастрат, как пример). Эта память сохранилась надолго.
Вместе с тем, что вымышленная фамилия одновременно принижала и возвышала персонаж (то-то он так зашёл почтеннейшей публике!), Джордж непринуждённо и сочно обозначил его истинную национальную принадлежность. Свенгали – еврей, ашкеназ!
«Его настоящая фамилия Адлер; его мать была польской певицей; и он был учеником Лейпцигской консерватории. Но он огромный артист и прекрасно поёт...» (перевод Гуглом)
Что такое быть евреем в глазах англичанина, вам расскажет старый Феджин, повешенный Диккенсом в «Приключениях Оливера Твиста» (1837-1839). Речь не о сефарде, финансисте или ювелире, не о продвинутых выкрестах вроде Дизраэли. Это классический идиш-говорящий, yid, сиречь «жид».
Гений Дюморье свёл воедино в одной персоне три национальных стереотипа – «итальяшку»-проходимца, «итальянца»-виртуоза-белиссимо и «жида» с полным мешком мнений о нём. Бинго!
К слову, заглавная героиня Трильби – тоже из разряда национальных стереотипов, она ирландка, богемная натурщица, «падшая», а в итоге – «кукла колдуна», до беспамятства очарованная Свенгали и без него являющаяся никем. Удивительно ли, что с 1927 года фильмы по роману Дюморье назывались только «Свенгали» – истинный герой вытеснил жалкую марионетку.
Последний фильм о Свенгали (американский телевизионный, с Питером О'Тулом и Джоди Фостер в главных ролях) вышел в 1983 году. «Страха ради иудейска» с тех пор никто не рискует связываться со старым антисемитским романом Дюморье.
Вот вы посмеиваетесь – а зря! Вы бы лучше почитали, как тому же Диккенсу лет тридцать сверлили мозг, попрекая его образом Феджина. Он и объяснялся, и извинялся, и ужом на сковородке извивался, и вымарывал из текста ссылки на еврейство Феджина, и роман про добродетельных евреев сочинил, но так и остался Диккенс виноватым, а Феджин – Феджином.
А может, оно и к лучшему, что экранизации «Трильби» закончились. Остался роман нравов с элементами мистики, сытный материал для изучения эпохи. И упаси Боже от экранизаций его в нынешнем веке! Они же его снимут под эгидой Матушки-Повесточки, и станет Свенгали инклюзивной чернокожей женщиной, гениальной одноногой аутисткой, больной раком и СПИДом, дочерью двух польских певиц и принцессой Ваканды, а уж про Трильби и подумать страшно.
Итак, образ коварного гипнотизёра потускнел и начал развеиваться ветром времени.
Однако примерно столетнюю славу сюжета не пропьёшь. Остался термин «свенгали», означающий человека, который со злым умыслом доминирует, манипулирует и контролирует другого, а также понятие «защита Свенгали» (Svengali Defence), юридическая тактика, которая изображает ответчика пешкой в схеме более крупного и влиятельного криминального авторитета.
2. «Я не Бог и не демон крылатый...»
Рассказывая о Свенгали, мы говорили о герое, который из литературы шагнул в кинематограф. Теперь – и далее, – речь пойдёт исключительно о кинематографических персонажах. Но всегда следует помнить, что где-то за кадром, за рамкой полного страстей экрана существует неприметный и очень важный участник творческого процесса, без которого не было бы фильма – Автор Сценария.
Его звали Ганс Гейнц Эверс (1871-1943). Умница, мистик, декадент, вспыльчивый и одинокий человек сложной, даже изломанной судьбы, он оставил миру мрачный, завораживающий сюжет «Альрауне», он же написал роман «Хорст Вессель», вступил в НСДАП, потом рассорился с нацистами и умер в бедности, едва не в нищете, когда Берлин вокруг уже содрогался под бомбами союзников.
Но в лучшую свою пору, когда Европа ещё жила в колдовском очаровании Belle Époque, и мир ещё не рухнул в кровавое месиво Первой Мировой – а именно в 1913 году, – Эверс сотрудничал с немецким актёром и режиссёром Паулем Вегенером (его монгольское лицо запечатлелось в образе первого киношного Голема) и написал для него сценарий «Пражского студента», творчески переосмыслив мотивы рассказа Эдгара По «Вильям Вильсон» и стихотворений Альфреда де Мюссе. Кроме того сценарий вобрал в себя мотивы германских легенд о доппельгангерах; также чувствуется некоторое влияние «Необычайного приключения Петера Шлемиля» Шамиссо и «Приключений накануне Нового года» Гофмана.
Это история о продаже отражения, сходная с сюжетом о продаже тени, но более сильная и глубокая.
«Пражский студент» считается первым полноценным фильмом ужасов, а порождённый им сюжет стал «бродячим».
Сюжет прост – пражский студент Балдуин, великолепный фехтовальщик и вообще видный парень, страдает от безденежья. 13 мая 1820 года (дата в фильме точно обозначена) он подписывает договор с таинственным итальянцем Скапинелли – 100.000 золотых гульденов в обмен на право взять что угодно из комнаты студента. Но Скапинелли забирает отражение студента в зеркале и уводит с собой. С этого момента жизнь Балдуина идёт наперекосяк – несмотря на богатство, его дела не ладятся, потому что в них постоянно вмешивается его злой двойник, как бы тёмная сторона его личности. Наконец, студент в отчаянии стреляет в двойника – и умирает. Торжествующий Скапинелли разрывает договор, а двойник (его убить нельзя, он же не человек) сидит на могиле Балдуина, как и было обещано в стихотворении Мюссе «Декабрьская ночь», фрагмент из которого составляет финальные титры:
Я не Бог и не демон крылатый;
но ты дал мне название брата,
и название это верней.
Где ты будешь, там буду я рядом
до последнего дня – когда сяду
я на камень могилы твоей.
(перевод Владимира Набокова)
У фильма было три ремейка; для экранизации 1926 года сценарий был переработан, и роль Скапинелли в нём была усилена.
Следует заметить, что Скапинелли – фамилия подлинная, более всего распространённая в северо-итальянском регионе Эмилия-Романья.
В 1913 году Скапинелли играл Йон Готтовт, в 1926-ом – Вернер Краусс (мы с ним ещё встретимся), и да, Краусс усилил роль даже больше, чем позволял сценарий, но – несмотря на несомненные достоинства сюжета, «Пражский студент» сошёл со сцены и оставил след только в истории искусства.
Почему же колоритный (особенно в исполнении Краусса) Скапинелли не зацепил публику так же, как Свенгали?
Полагаем, ответ двоякий.
Во-первых, метасмысловое наполнение у образа Скапинелли менее глубокое, чем у Свенгали. Всего-то итальяшка-побродяжка, пусть даже и с сатаническими чертами.
И во-вторых, Скапинелли именно что инструмент неких неназванных запредельных сил, гаер именем диавола. В то время как Свенгали – харизматичная личность, мощная не благодаря связи с адом, а сама по себе, в силу неукротимого характера и неиссякаемой энергии. Ну и что, еврей, ну, похож на чорта – а глазища-то какие! а стать! а магнетизм, а талантище! впору залюбоваться.
3. «Сколько время? Два еврея!»
Ганс Яновиц вырос в чешскоязычной среде, учился в немецкой гимназии, воевал в австро-венгерской армии и до прихода к власти Гитлера, наверное, даже не думал глубоко о том, что всё-таки он еврей, а не австриец, не чех и не немец. Это пришло позже, в 1939-ом, и тут Ганс не оплошал, быстро уехав в Америку. Он выиграл жизнь, но с творчеством за океаном не задалось – пришлось заняться парфюмерным бизнесом и работать в еврейской организации HIAS (Hebrew Sheltering and Immigrant Aid Society).
А до Первой Мировой у него всё было тип-топ и ладушки. Сын бизнесмена по производству рапсового масла, культурная семья, солидное буржуазное общество.
Будущий его соавтор Карл Майер тоже был из австрийских евреев, но немножко другого замеса, как пишут, «из семьи безуспешного предпринимателя», т.е. шлимазла, вдобавок не ладившего с головой. Когда ему было 16 лет, его отец проигрался в дым и застрелился. Чтобы прокормить трёх младших братьев, Карлу пришлось заниматься чем попало. Разносчик, уличный торговец, певец в хоре, маляр и статист в театре, а позже и актёр на провинциальной сцене – кем он только не был, а при поступлении на службу Карл познакомился и с армейскими психиатрами; видимо, сказалась биография с не вполне адекватным отцом. После войны, в 1919-ом, он встретился с уже известным нам Гансом Яновицем, в ту пору подвизавшимся в роли драматурга при небольшом берлинском Residenztheatre.
Потом, в 1932-ом, в поисках счастья Карл (уже известный сценарист) уехал во Францию, дальше в 1935-ом в Англию, но нигде по достоинству оценён не был и смог работать только консультантом по драматургии.
Но именно после встречи в 1919 году дуэт Ганса и Карла посетила Госпожа Удача, пусть даже у них (порознь) были успехи и в дальнейшем.
В 1919-ом они написали для режиссёра Роберта Вине сценарий фильма «Кабинет доктора Калигари». Авторы использовали при создании сценария свои личные нездоровые переживания (им по жизни всякого досталось), мотивы «Голема», легенды о гомункулусе, ну и вообще идеи того многоуровневого безумия, когда безумная власть заставляет людей совершать безумства, которые ведут их к гибели. Вчера была война; авторам было, что вспомнить.
Фильм стал событием и не перестал им быть по сию пору.
Сюжет «Кабинета...» довольно сложен и представляет собою развитые и сочные грибы, выросшие в сознании сочинителей. Наверное, это один из тех случаев, когда фильм лучше увидеть, чем слушать или читать рассказ о нём.
Если говорить сжато, то эта короткая (всего 67 минут!) кинолента вместила в себя и оммаж истории Свенгали (история зловещего манипулятора сознанием), и предвестие «Матрицы» (то есть серьёзный вопрос о том, на самом ли деле всё это вокруг, или оно нам только кажется). Заодно это первый в истории фильм, показавший на экране изменённые состояния сознания, причём несколько. В лицах запутанные события сюжета вам покажет фильм, а в хронологической последовательности их порядок примерно таков -
* «В 1703 году мистик по имени [точнее, фамилии] Калигари разъезжал по деревенским ярмаркам Северной Италии в сопровождении сомнамбулы, называемого Чезаре. Несколько месяцев он сеял панику среди деревенских жителей … чередой ужасных убийств, совершенных при схожих обстоятельствах. Он полностью подчинил своей воле Чезаре, претворявшего в жизнь его зловещие планы. Кукла, имитирующая Чезаре, лежала в шкафу, позволяя ему избежать подозрений, которые могли пасть на сомнамбулу»
Примечание – фамилия Калигари подлинная! Она наиболее распространена именно в северных регионах Италии, в уже знакомой нам Эмилии-Романьи, а также в Ломбардии, так что с привязкой к местности всё более чем точно. Правда, Карл Майер утверждал, что заимствовал её из какой-то книги, где упоминался офицер Калигари.
* В 1726 году был издан сборник трудов Уппсальского университета (Швеция, основан в 1477 г.) с названием «Сомнамбулизм», где была описана история преступлений Калигари от 1703 года. К сожалению, осталось неизвестным, что в итоге сталось с Калигари и его живым орудием преступлений, но сам факт такой публикации (разумеется, если книга не примерещилась главгерою, от имени которого идёт повествование) означает, что Калигари был разоблачён как организатор «череды ужасных убийств», а безвольный Чезаре – как исполнитель. Нравы тогда царили простые и суровые, обоим полагалась смертная казнь, но в сборнике об этом не упоминается.
* В наши дни (т.е. около 1919 года, максимум 216 лет спустя после событий в северной Италии) некий директор психиатрической клиники в Holstenwall (улица в Гамбурге) ознакомился со сборником «Сомнамбулизм» и, уже предрасположенный к безумию окружающими пациентами, резко поехал кукухой: деяния Калигари дико вдохновили его, желание убивать чужими руками стало нестерпимым, да и вообще было интересно в профессиональном плане – можно ли заставить человека во сне совершать действия, которые ему противны наяву? Доктору стали всюду видеться надписи «Ты должен стать Калигари!», вот он и стал.
Дальше идёт уже действие фильма, с которым имеет смысл ознакомиться.
В роли доктора Калигари – тот же самый Вернер Краусс, который в 1926-ом сыграет нам Скапинелли.
Фильм пережил три ремейка в диапазоне 1962-1991 г.г., то есть остался вполне современным и востребованным, но можно ли его адекватно воплотить в окончательно съехавшем мире 2020-ых – это большой и трудный вопрос.
