Честь имею, ваше высокопревосходительство!

В своём отзыве на роман «Ева», являющийся прямым и непосредственным продолжением романа «Фалько», я счёл возможным сравнить стиль этого романа с бондианой. Думаю, что я не ошибся в этом своём сравнении, так как и первая книга цикла вызывает такое же ощущение.

Однако между Джеймсом Бондом и Фалько есть существенная разница. Которая заключается в том, что агент 007 Джеймс Бонд является профессиональным сотрудником спецслужб, работающим на эти самые спецслужбы своей страны убеждённо и патриотично. А такой же агент спецслужб франкистской Испании Фалько работает не в силу собственных политических убеждений и предпочтений, а, что называется, за зарплату. Т.е. просто так сложились обстоятельства, что некий адмирал в своё время взял и завербовал Фалько, и утащил его затем за собой к каудильо. На службу. А при других раскладах наш Фалько так же высокопрофессионально и хладнокровно работал бы на другую сторону. Т.е. на советское ЧК, на испанских республиканцев или ещё на кого-нибудь.

Но всё равно непременно на кого-нибудь работал бы. Потому что вот эта его страсть к шпионству, погоня за риском и азарт преследования и хватания буквально выпирают из его сущности и определяют весь ход его действий и мыслей. Так сказать, наёмник-профессионал. Специалист по выслеживанию и устранению, а кого — мало важно. Ну — почти мало важно, потому что порой возникают сомнения и внутреннее сопротивление тому, что требуют от него совершить хозяева-руководители. Однако обычно сомнения эти благополучно рассеиваются.

Но вот при подготовке очередной спецоперации, которая стала центральной действующей событийной темой нашего шпионско-приключенческого романа, Фалько встречается с той самой Евой, которая затем даст название второму роману цикла. И эта встреча много нового в Фалько откроет, прежде всего для него самого, но и для его руководителя адмирала, и для соратников-соперников, и для читателя, конечно же, тоже.

Вообще этот роман, равно как и весь цикл, можно читать как чисто приключенческую литературу. Потому что приключений тут хватает как раз ровно на две книги. Однако это всё же не приключения главного героя в абсолютном толковании слова «приключения», всё же тут между строк и реплик персонажей, а также внутри их внутренних монологов можно попробовать ухватить и вытащить дух времени. Причём с движущейся и меняющейся картинкой действующих сил и с раскладом их структурных составляющих. Что интересно само по себе и добавляет любопытства при чтении.

Средневековый Китай от иероглифа «азъ» до иероглифа «ижица»

Для более глубокого и широкого знакомства с творчеством Роберта ван Гулика выбрал третью книгу цикла — просто для того, чтобы была какая-то логичная последовательность.

Можно ли по художественным историческим книгам изучать историю? Да ещё по книгам детективным! Думаю, что большинство людей уверенно скажут «нет». И «нет» наверное скажу и я. Однако произнесу это «нет» с заминкой.

Понятно, что в каждой отдельной историо-книге будет то или иное количество отходов от исторической действительности и просто авторской выдумки. Однако когда таких исторических книг накапливается уже некоторое количество, то мы можем предположить, что по этим чисто художественным детективным романам и повестям мы можем… нет, не изучать, но получать представление о культуре того или иного народа в ту или иную эпоху существования. И потому это предположение будет, скорее всего, верным в случае чтения повестей и романов о судье Ди, жившим в VII веке от Р.Х. и вполне реально управлявшим теми или иными территориями средневекового Китая и творившим на этих территориях правосудие. Тем более, что автор цикла Роберт ван Гулик был видным синологом и правду матку о средневековом Китае знал от иероглифа «азъ» до иероглифа «ижица».

Вот к примеру возьмём какого-нибудь грамотного средневекового монаха, который ведёт летопись своего народа, княжества и всего прочего. И понятно, что какие-то события этот летописец записывает, а какие-то опускает, считая не заслуживающими упоминания в своём рукотворном труде. Да и то, что записывает, безусловно несёт на себе отпечаток личности самого летописца, несёт след его пристрастий и отношений к событиям и к упоминаемым в летописи людям и действующим силам. Вот и получается, что одно и то же событие летописец русский запишет совсем иными словами, нежели запишет летописец германский или византийский. Точно так же, как поступит и летописец китайский. Потому что наши — всегда разведчики, а ихние — всегда шпионы.

Всё это однозначно имеет место существовать, однако же ведь изучаем мы историю народов в том числе и по летописям… Юристы вон вообще до сих пор изучают законы Хаммурапи и законы двенадцати таблиц. А ведь мало ли как там каменотёс накосячил своим зубилом.

Размышлизмы эти вокруг и около пристрастности человека пишущего, и тем более пишущего то, что будет затем восприниматься как документы эпохи, вызваны были встреченной где-то в просторах (недрах) интернета репликой, что глупо изучать историю по историческим романам. Конечно глупо… по одним только романам. Но вкупе со всем остальным и романы свою лепту внесут, а?

Так что для любителей истории и для любителей детективного жанра чтение повестей о судье Ди может стать замечательной возможностью погрузиться и в то и в другое состояние.

А судьи кто?

Хотя этот роман из серии книг о судье Ди и открывает цикл в хронологическом порядке, однако по порядку написания и издания это уже третья книга цикла. И потому в ней уже отчётливо заметны все основные особенности стиля этих романов. Подробно об этих особенностях вполне можно узнать из статей в Вики об авторе, Роберте ван Гулике и о главном герое цикла, судье Ди. Однако даже при чтении самих произведений эти особенности явно бросаются в глаза. Ну, например то, что по мере расследования какого-то одного, как бы заглавного в романе уголовного дела, судья Ди параллельно расследует ещё парочку преступлений. Или то, что судья Ди является образцом добродетели, а также честности и неподкупности. Заметно, что судья умеет нетрадиционно мыслить, способен делать сложные умозаключения и выстраивать хитрые комбинации для поимки преступников. Ну и, естественно, в конце-концов справедливость и закон непременно торжествуют, а виновные непременно будут подвергнуты заслуженной каре — чаще всего это смерть и посмертное поругание.

Можно ли по двум прочитанным романам цикла судить о всех остальных? Наверное это было бы делом опрометчивым, и потому для полноты картины продолжу знакомство с судьёй Ди, хотя бы для того, чтобы знакомство это нельзя было назвать шапочным.

Надежды юношей питают…

Честно говоря, был какой-то неосознанный и потому трудноформулируемый страх перед чтением этой книги. То ли опасался вязкой томительной скучности, то ли затянутости и нудноватости, то ли проблем с выразительностью языка, то ли ещё чего-то. Однако книга сумела войти в доверие буквально сразу, т. е. уже к концу второй главы. А если кому-то (чему-то) доверяешь, то ведь это уже совсем другое дело, верно?

Стиль, в котором Диккенс сотворил этот роман, я бы охарактеризовал как сентиментально-романтический реализм. Потому что сентиментальности, а порой и просто откровенных сантиментов в романе преизрядно. Сложно найти персонаж, который был бы напрочь лишен этой черты темперамента, и даже те герои, кто почти всё время своего пребывания на страницах книги отличались бездушием и чёрствостью, даже они к финалу стали агентами-перевёртышами и вывернулись наизнанку — мисс Хэвишем, Эстелла, миссис Джо Гарджери...

Ну, а где сентиментальность, там жди и романтику. Конечно, это не романтика «дальних странствий» и «белого безмолвия», это правильнее назвать романтизмом. И наш рассказчик и одновременно главный герой Пип (наконец-то мы добрались до его имени) чрезвычайно романтическая натура, и его благодетель-каторжанин Абель Мэгвич, как бы странно это не выглядело, не лишён романтического духа, и богатенькая затворница мисс Хэвишем, и другие персонажи романа тоже. Правда, вкупе с ними в романе есть и носители практической составляющей жизни — адвокат Джеггерс и его помощник Уэммик, да и друг Пипа Герберт в конце-концов оказался вполне реалистично воспринимающим жизнь человеком (хотя поначалу он тоже долгое время «присматривался» к делу, не делая попыток этим делом заниматься), однако и они то и дело обнаруживают в своих поступках этот самый романтизм.

Но в реалистичности основной темы романа и всего внешнего антуража сомневаться тоже не приходится, потому что как ни крути, но Диккенс описывает нам совсем реальный мир того времени, со всеми его нюансами и особенностями, отличительными чертами и свойствами, с веяниями времени и с системой ценностей разных слоёв английского общества. Правда делает это автор отчасти опосредованно, включая приметы времени в сюжетную линию в виде вкраплений — описаний, упоминаний в диалогах, просто рассказывая читателю о тех или иных нравах, — выводя из всего этого тенденции и генеральные линии. Да и психологически роман весьма достоверен — с учётом поправок на саму эпоху.

Конечно эта книга стопроцентно моралистична и поучительна. При этом мораль каждой описываемой в романе ситуации и поведение практически каждого персонажа настолько откровенно назидательны, что совсем не требуют глубоких осмыслений или догадок-открытий — всё на поверхности, всё в словах самих персонажей или в авторском тексте.

Однако эта назидательность, поучительность и моралистичность вовсе не делают книгу утомительной или зевотно-скучной. Конечно, добрую половину книги события раскручиваются медленно и неспешно, однако постепенно острота сюжета нарастает и роман приобретает черты уже приключенческого — совсем немного, но тем не менее…

А более всего запомнились авторские слова в романе, где Диккенс с явной усмешкой говорит о высокомерии английского общества в отношении всего остального человечества — ну как тут не вытянешь ниточку сопоставления с нынешними временами…

Мазок кисти, и весь сюжет буквально переплавлен

Вот как раз при чтении этого романа и проявились риски случайного, методом тыка, выбора книг из библиотеки. Ведь ни в аннотации, ни в каком-то другом заметном месте не было написано, что этот роман является фактически продолжением истории с главной героиней Кейт Макиннон, и только в тексте романа, уже примерно в середине томика, вдруг наткнулся на информацию, что о героине и её работе в полиции и всё такое прочее рассказывается в предыдущей книге. Конечно, вряд ли это отменило бы чтение романа, но может быть подтолкнуло бы прочитать предварительно предшествующую книгу. Тем более, что это вообще вторая книга цикла из трёх (!) романов...

Ну, да ладно. Итак, мы имеем дело с криминальной драмой и психологическим триллером о маньяке-убийце. Причём физические и психофизиологические особенности этого персонажа, остающегося практически до последних страниц книги без имени и прочей идентификации, обозначены уже в названии романа и в аннотации к нему. И потому весь интерес состоит не в разгадывании криминальной загадки и не в узнавании того, кто убийца, а в самом процессе сближения главной героини книги Кейт Макиннон и его, злодея-потрошителя. «Ты убегаешь, я тебя догоняю» — метко сформулировал суть подобных отношений обаятельный автоинспектор из рязановского фильма «Берегись автомобиля». Вот и здесь всё почти что так. За исключением важного — наш маньяк вовсе не убегает, а скорее наоборот, постепенно сужает круги, превращая их в суживающуюся спираль, центром которой всё более явственно становится Кейт.

Автор романа довольно умело методично вбрасывает на вентилятор расследования порции более новой существенной информации, приглашая к процессу пополнения списка подозреваемых и самих читателей — то там в кустах зашуршит, то в другом месте тени мелькнут, и ты вместе с бригадой убойных сыщиков пытаешься определиться, кто и в чём виноват.

Не исключены в романе и довольно жестокие и откровенные сцены насилия и убийств, так что читателям с открытым воображением и излишне впечатлительным будет над чем содрогнуться и поёжиться.

А вообще тут почти готовый сценарий, кажется даже и обрабатывать текст романа для вероятного кино не особо требуется...

Не читайте советских газет. Смотрите советское кино!

Кинофильм, снятый по первой повести, я точно видел и даже вспомнил не только сам сюжет, но и некоторых актёров, сыгравших главные роли (отчётливо помню Зою Фёдорову). И в самом деле, прикольное смешное забавное лёгкое отдыхательное подростково-взрослое кино. Снятое Роланом Быковым в 1963 году (КиноПоиск даёт информацию, что в 1964). С простой фабулой и с мягкой и потому практически незаметной моралью.

А вот вторую ленту, несмотря на звёздный состав занятых в ней актёров (Вицин, Носик, Смирнов, Державин, Ширвиндт…), почему-то не видел. Хотя, если судить по тексту киноповести, должно быть весело и задорно. Ну, значит есть повод найти в поисковике и погрузиться в недра советской подростковой киноиндустрии образца 1967 года.

Ну, а если говорить только о текстах, то отчётливое юморное ощущение возникает почти сразу и остаётся на всё время чтения. Ну и то, что объёмы двух повестей в сумме составляют всего-навсего полторы сотни страниц, тоже привлекательный побудительный мотив, чтобы отвлечься от чтения серьёзной литературы и буквально на полденёчка переключиться в мир подростковости.

Навыдуманная история

Три повести. Три исторических повести. Сами события стопроцентно выдуманные. И потому закономерен вопрос: а можно ли в таком случае считать эти повести историческими? Думаю, что безусловно можно. Просто потому, что в послесловии к каждой художественной повести автор рассказывает читателям об отправных моментах, послуживших триггерами для включения писательской фантазии.

Всё на самом деле просто. Есть абсолютно научные археологические изыскания, и есть знаменитые археологические находки. Т.е. буквально предметы и рисунки, свитки, клинописи и прочие документы эпохи. Обнаруженные ровно в тех местах, о которых идёт речь в повестях Клары Моисеевны Моисеевой. И события каждой повести основаны на изученных, документированных и строго научно доказанных фактах и реальных предметах того времени.

В первой повести читатель оказывается во дворце фараона Тутанхамона. И вместе с его молодой красавицей женой проживает последние месяцы и недели жизни 18-летнего правителя Египта. И поскольку в истории имеется абсолютно достоверная информация о тех или иных деталях жизни Тутанхамона, то Клара Моисеева уже просто додумывает какие-то детали, просто для того, чтобы оживить события трёхтысячелетней давности и людей, так далеко отстоящих от нас по шкале реального времени…

Вторая повесть рассказывает нам о Бенине примерно XV века. Впрочем, в те времена это государство называлось Эдо. И вновь на примере жизни одной семьи из африканских саванн мы узнаём, чем и как жили африканские племена в те времена, какие царили нравы в этом довольно богатом государстве, что творили талантливые городские и придворные ремесленники, художники и ваятели Эдо…

И, наконец, третья, совсем коротенькая повесть рассказывает нам о временах, когда нынешняя Сахара ещё не была пустыней и на её территории жили разные племена, занимавшиеся охотой и собирательством, отчасти растениеводством и животноводством. И вот о судьбе такого племени мы и читаем на страницах этой колоритной повести.

К каждой повести имеются чёрно-белые графические рисунки и фотографии реальных предметов культуры описываемых времён и народов. И потому то, о чём рассказывает читателю автор, становится ещё более объёмным и буквально осязаемым.

Очень удачное сочетание исторически достоверных сведений и авторской выдумки!

История создаёт личности, личности творят историю...

Даниил ГАЛИЦКИЙ

Сороковые годы XIII столетия. Прокатилось по Руси и по Европе монголо-татарское нашествие и отхлынуло, оставив следы свои в разрушенных и сожжённых городах и весях, в наглых баскаках и в непомерной дани, в угнанных в полон и обращённых в рабство мужчинах и женщинах, в сердцах и душах людей поруганной Руси.

На галичине правит князь Даниил. Воюет с агрессивными уграми и соседствует с немцами, с Византией вступает в отношения, с Польшей, но при этом постоянно думает о том, как уберечь от уничтожения свои земли от монголо-татар. И потому когда получает угрожающую весточку из Орды, то ничтоже не сумняше решает самому лично отправиться туда, к Батыю — не на поклонение, а для хитрой политической комбинации.

Именно поездка князя Даниила Галицкого в Орду и его взаимоотношения с ханом Батыем и стали центральной частью этого романа. Детали ордынской жизни, картины существования полонённых в монгольской столице, а также нравы, царствующие в среде азиатских захватчиков — всё это написано с такой живостью и чувством, что невозможно остаться равнодушным читателем, но непременно хочется встать под русские стяги, прапоры и хоругви.

Однако помимо всего этого в последних главах романа мы вместе с Даниилом Галицким выходим на знакомство с новгородским князем Александром Невским. И совместный обратный путь двух русских князей становится отправной поворотной точкой для последовавшего затем перехода центра внимания повествования уже к князю Александру. Но это уже во втором романе дилогии.

Александр НЕВСКИЙ

Алексей Югов сумел подать читателю образ Александра Невского совсем с неожиданной стороны. Чего уж там скрывать и притворяться — думаю, что большинство из нас довольно уверенно знает о битве со шведами на реке Неве (за что князь получил прозвание Невский) и затем с немецкими рыцарями (коих мы привыкли называть псами) на Чудском озере (знаменитое Ледовое побоище). И неважно, из старенького советского кинофильма мы почерпнули эти знания, из школьного курса истории России (а кое-кто ещё СССРовского) или из каких-то других источников, однако более всего нам известен князь Александр Ярославович Невский именно по этим двум моментам своей жизни.

И уже более смутно и менее определённо мы можем говорить о годах жизни Александра Ярославовича уже после батыева нашествия — вроде как ездил он не раз в Орду и вроде как его там отравили…

Вот как раз об этом периоде жизни и княжения Александра Ярославовича Невского и рассказывает нам Алексей Югов. Причём начинается повествование как продолжение предыдущего романа этого сборника, т. е. со свадьбы князя Андрея Ярославовича (младшего брата князя Александра) и дочери Даниила Галицкого Устиньи (Анны, в книге — Дубравки).

Весь дальнейший событийный ряд в принципе довольно точно и полно соответствует официальной версии исторических событий (иначе роман не был бы историческим), но вместе с тем Алексей Югов довольно смело и красочно раскрывает образ мыслей и чувств князей Александра и Андрея, княгини Дубравки, других реальных и придуманных персонажей романа. Превращая тем самым просто историческое полотно в историко-художественный труд, выполненный с великим тщанием и прилежанием. Причём так и кажется при чтении, что вот именно эта, предлагаемая читателям версия исторических событий и их побудительных мотивов и является самой верной и истинной. И образы русских князей и воинов, выполненные с любовью и гордостью, соседствуют с образами татарских ханов и военачальников, причём по мастерству исполнения монгольские образы не менее сильны, нежели наши, свои, русские.

Не удержался автор от соблазна включить в повествование романтическую линии вероятной любви между князем Александром и Дубравкой (уж не знаю, насколько эти отношения близки к реальным событиям), однако линия эта выведена Юговым аккуратно и, я бы сказал, благородно и чисто, и потому нисколько не разрушает ни образы главных героев и героинь, ни исторической линии.

Кроме того, мощную волну интереса добавили изложенные в романе трактовки поступков Александра Невского при его посещениях Орды, и вообще и в целом — крайне любопытно было попытаться понять мотивацию поведения прославленного князя и во время новгородских бунтов, и при княжении под крылом ордынцев. И то, что и как написал Алексей Югов, в общем-то выглядит довольно убедительно.

В общем и целом получилась замечательно интересная дилогия, повествующая о таких событиях в истории Руси, о которых мы теперь уже мало задумываемся.

...непременно нужно теперь прочитать роман Скляренко «Владимир», может быть там есть версия происшедшего…

Этой фразой я закончил свой отзыв на прочитанный роман «Святослав» авторства Семёна Скляренко. Версия, конечно же, есть. Однако лучше по порядку.

Роман «Владимир» является прямым продолжением романа «Святослав». Т.е. события начинаются ровно в том месте, в каком закончились они в предыдущей книге. А значит можно говорить о дилогии, тем более, что и все главные герои остались прежними (но это и понятно, историческая действительность такова, что без исторических личностей никуда), и второстепенные персонажи (хотя по значимости и по тому объёму места, которое им отведено в романе, это не персонажи, а равноправные литературные герои, такие же главные, как и лица исторические) тоже те же самые.

Более того, концовка романа «Владимир» такова, что не исключала появления ещё и книги третьей, о князе Ярославе. Впрочем, судите сами: (цитата) «Так оканчивается повесть о князе Владимире. А далее — Ярослав...»

Значит Семён Скляренко действительно был намерен написать трилогию, и только его смерть, последовавшая в год выхода из печати романа «Владимир», оборвала творческие замыслы, оставив задуманную тему не раскрытой до конца…

Особенность исторических книг состоит ещё и в том, что автор довольно сильно ограничен в возможностях фантазировать. Ограничен, прежде всего, самим ходом истории, самими достоверно известными и документально подтверждёнными фактами из судеб исторических личностей, которых он упоминает в своих произведениях и о которых он повествует читателю. Не говоря уже о всём внешнем антураже.

И вместе с тем, писатель-историк волен наполнить исторический роман теми и такими персонажами, которые, повинуясь воле автора, будут жить в воссоздаваемой писателем действительности, не выходя за рамки достоверности. И писатель-историк Семён Скляренко весьма умело и мастерски пользуется этим правом на придумывание и додумывание, заключая всё это в диалоги и внутренние монологи героев и персонажей, в их мысли и чувства. В результате чего историческая книга о делах тысячелетней давности наполняется живыми голосами людей — не персонажей, а именно людей — злых и добрых, хороших и не очень, богатых и бедняков, трусов и отважных воев, женщин и мужчин, стариков и молодух, христиан и язычников, русичей и греков-византийцев — всех тех, кого призвал под свои литературные знамёна Семён Скляренко.

Если же говорить о версии, почему князь Владимир выбрал для Руси именно веру православную, то по мнению Семёна Скляренко это было продиктовано тем, что выбор религии назрел для новенькой страны, стал необходимым просто для того, чтобы Русь была признана всеми европейскими империями того времени в качестве равноправного политического партнёра, чтобы перестала восприниматься европейцами как страна язычников и дикарей. Правда, получается, что крестили Русь болгары, а не греки, но это уже нюансы…

Великолепный роман, замечательная дилогия, интереснейшая тема, яркие и глубокие образы…

Совсем нелишний на Земле лишних

Главный герой романа и всего цикла «Земля лишних» Андрей Ярцев вместе с кучей своих соратников/подельников отправляется в самые недра Ордена для того, чтобы переустроить сложившийся на Новой Земле порядок. Потому что несправедливо, если технологией Ворот, с помощью которых отправляются на Новую Землю люди с нашей обычной Земли, владеет только одна единственная организация — любая монополия чревата разными некрасивостями и злоупотреблениями. А тут ещё и канал перекачки на Землю-зеро наркотиков, а ведь наркотики — это абсолютное зло, и истина эта для Андрея Ярцева и тех, с кем он находится в тесном товарищеском и дружеском сотрудничестве, непреложная и несомненная. К тому же есть возможность внедрить в недра этого самого могущественного Ордена тех лиц, которые пусть и не будут плясать под дудку Андрея, однако будут как минимум нейтральными к нему, но скорее сочувствующими и помогающими его взглядам и деятельности. Да ещё и занимать при этом весомые места в структуре Ордена.

Это побудительные мотивы. А на деле тело романа состоит из описания подготовки и проведения масштабной спецоперации на территории Нью Хэвен (орденский остров). Операции, включающей в себя подготовку и совершение диверсионно-разведывательных действий спецгрупп Андрея и его союзников, а проще говоря — небольшой войнушки, с применением стрелкового и минно-ракетного оружия, а также тех- и спецсредств, авиаподдержки и всего прочего, что необходимо для такой сложной серьёзной кампании.

Как обычно для Андрея Круза, в романе много данных и ТТХ стрелкового вооружения и отдельных видов бронетехники, а также миномётов, пулемётов и всякого прочего стреляющего и изрыгающего огонь и наносящего поражения и увечья противнику. Впрочем, когда привыкнешь к стилю автора, то всё это военно-техническое наполнение не отягощает восприятие, но просто разнообразит чтение, превращая его чисто в мужское занятие.

Предыдущие две книги цикла были прочитаны ранее и просто хотелось закончить этот год чтением последней книги о Земле лишних. Однако это не станет последней книгой Андрея Круза, потому что хотя автор ушёл из жизни в феврале 2018 года, в моих хотелочных списках и планах остались ещё его нечитанные романы. А значит автор ещё некоторое время для меня поживёт...

Китайское судопроизводство и не совсем китайская грамота

Довольно оригинальная стилизация под средневековые китайские романы. Хотя я таковые не читал и потому могу только предполагать их стилистику. Простая разговорная речь, без вычурностей и излишнего логоискательства. На чтение и восприятие довольно лёгкое произведение, и даже китайские имена почему-то не путаются в голове и свободно запоминаются. С сюжетом тоже всё понятно и довольно приятно: в одном деле всплывают и постепенно раскручиваются ещё пара уголовных дел и по мере продвижения по сюжетной линии постепенно распутываются одно за другим.

Что зацепило довольно сильно? Это методы ведения сыска. Ну, понятно, что слежка и опрос окружения преступников, осмотры места происшествия и потерпевших, а также вскрытия (т. е. патологоанатомические и судебно-медицинские исследования) тел погибших — это азбука сыщицкого дела. А вот допросы весьма просты и ужасающи этой своей простотой: непременные устрашения в адрес подозреваемого и обвиняемого из уст судьи, оскорбления и угрозы, затем применение пыток с нанесением увечий допрашиваемому — обычные методы тех лет (хотя, это VII век от РХ, так что чему дивиться). Впрочем, если окажется, что судья ошибался, то он доносит о своём проступке и требует себе наказания.

Весьма впечатляющие описания сцен казней преступников: обезглавливание, удушение и закалывание ножом — вот те три способа умерщвления, которые в ходу в этом романе. А, чуть не забыл — головы казнённых потом у городских ворот выставляли, а при некоторых видах казней тело расчленяли — всё это в присутствии людей. Впрочем, казни стрельцов на Руси в гораздо более поздние времена тоже происходили на Лобном месте в центре города, да и не стрельцов тоже, да и не только на Руси, так что обычный средневековый антураж.

Далее уже о самой книге и её стиле — в книге о раннем периоде средневекового Китая средневековые китайцы вовсю пользуются… английскими мерами измерения расстояний, линейных размеров, а также масс и веса (дюймы и мили, а также фунты и прочие англоязычные метрики), что напрочь разрушает стилизацию и делает восприятие романа легковесным, и уже с недоверием относишься к каким-то деталям средневеково-китайского быта и всего прочего. Хотя автор — весьма образованный синолог.

Тем не менее читать было довольно интересно, и я даже пожалел, что начал чтение цикла повестей и романов о судье Ди не с первой книги (ввела в заблуждение библиография автора, в которой этот роман стоит на первом месте) — всего-то и нужно было влезть в Вики и там увидеть хронологическую таблицу…

«Потому говорю вам: все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, – и будет вам» (Мк. 11,24)

У Дяченок ничего и никогда не бывает просто так. Ну, т. е. когда наполненная приключениями до самой ж… макушки фэнтезийная книга была бы просто книгой для чистого развлечения и удовольствия.

Да, собственно говоря, так оно и есть. Точнее, так оно и было бы… если бы не одно маленькое «но».

Марина и Сергей Дяченко пишут своё приключенчество так, что вроде бы и понаслаждался в полный рост, от души, с оттопыром и оттягом, а потом книга ещё некоторое время живёт в тебе и не оставляет попыток вернуть тебя в свой мир и заставить вместе с главным героем вновь пройти тот путь (который принято называть тернистым) и изведать все испытания и испытать все соблазны, сквозь которые продрался бывший «простой» переписчик, бывший раб, обыкновенный мальчишка-гексёныш. Да даже и не пройти ещё раз торным книжным путём — это было бы проще всего, просто взять и перечитать/переслушать книгу наново, — а ещё раз перепрожить её, передумать и перечувствовать.

Хотя, казалось бы, главная идея романа проста как найденный у крыльца сельпо новенький пятак — суть её состоит в житейской мудрости, гласящей, что невозможно победить зло с помощью зла, что нельзя убить дракона, стерегущего злато, потому что ты сам немедля станешь точно таким же драконом. Казалось бы, давно сформулированные и изложенные, и переповторённые почти что до банальности истины. А Дяченки берут тридцать три буквы русского алфавита и путём простых и не очень простых комбинаторик составляют из них более чем пятисотстраничное книжное полотно.

Помнится, в своё время общался с одной хорошо знакомой мне «бабкой» — бабкой в том смысле, что была эта, на тот момент ещё совсем нестарая, женщина ведуньей из разряда светлых, но занималась она своим искусством крайне редко и в основном по делу — ну, пупки там младенцам заговаривала и всякое такое прочее полезное дело делала. Так вот тётка Нина на полный серьёз учила никогда не просить ничего у верхних и нижних сил, и даже карты не раскидывать, пусть даже и шутейно — с этим не шутят, строго говаривала она, и поднимала указательный палец к небу. И поскольку она для меня была в авторитете, то с тех пор я и не прошу ничего ни у тех, ни у этих. Сами подадут :-)

Отступление это появилось только для того, чтобы обозначить, что наш главный герой мальчишка Развияр нарушил это всегда и без исключений верное доморощенное правило и ввязался в эту скользкую «игру» с Медным королём. Вот и вышло то, что вышло.

С точки зрения композиции Дяченки очень искусно изготовили пару изящных литературных пируэтов. Это постепенно перекрашивание Развияра из светлого сначала в серые оттенки, а затем углубление серого тона до довольно глубоких чёрных тонов. И закольцовка сюжета, причём закольцовка двойная — наш герой к концу романа оказывается ровно в том же месте, где он был в начале книги, да при этом ещё и в том же качестве, в котором был тот, кто поделился с ним простым заклинанием. Очень симпатично получилось!

Летние дети, осенние женщины, зимние мужчины и весенние старики — герои рассказов автора

Более пяти десятков рассказов и небольшая повесть. Все рассказы скомпонованы тематически: путешественные (таких набралось всего три), детские и о детях — замечательные по стилю и по сюжету жизненные зарисовки, а также отчасти придуманные, отчасти додуманные ситуации из жизни взрослых и детей. А затем несколько сгруппированных по отдельным темам взрослых рассказов.

И не сформулируешь сразу, что же главное в них, в этих маленьких — от полустраницы до буквально нескольких листочков — историях. Возможно, наблюдения за реальностью, поданные читателю в преломлении через авторское видение. А может быть думы, думы о сути и смысле жизни — извечная русская традиционная тема.

Но даже не тематика важна. А скорее важно то настроение и состояние читательской души, которое непременно возникает при чтении, которым хочется тут же поделиться (что я сделал, прочитав вслух супруге тройку рассказов из детской серии), и которое продолжает оставаться с тобой и спустя несколько дней и спустя несколько книг совсем другого уровня и направления. Наверное вот это послевкусие и послечувствие и есть то, ради чего писались и издавались эти рассказы Александра Яковлева.

Совершенно новое для меня писательское имя, однако послужной список у Яковлева вполне приличный и стаж работы со словом и смыслом тоже вполне увесистый. Сам автор определяет свой стиль как «точечный реализм» — довольно оригинальное определение, которое, однако, вполне соответствует…

Взял в библиотеке книгу просто как книгу и только дома перед чтением разглядел, что это кинороман. Т.е. залитературенный сценарий? Или сначала был кинороман, а из него слепили уже сценарий? Впрочем, мог бы и по обложке догадаться о существовании киноверсии произведения, ведь сразу заметно, что кадры из фильма собраны в коллаж. Наверное сказывается то, что почти не смотрю кино и потому напрочь потерял киношную чуйку…

Уже в аннотации нам, в принципе, рассказано всё, что может или заинтересовать или отвратить (впрочем, возможен ещё вариант — оставить равнодушным) вероятного читателя. Меня — заинтересовало. Тем более, что имя автора Дмитрия Миропольского для меня уже совсем не ново и в домашней библиотеке хранятся его прочитанные романы. И потому были соответствующие ожидания совмещения нескольких сюжетных плоскостей и линий — в данном случае это, конечно же, биографии молодых лицеистов со всемирно известными фамилиями и параллельно с ними детективно-криминальная драма.

В общем-то ожидания оправдались. Насыщенный событийно-приключенческим остросюжетным наполнением текст романа сумел сразу захватить, пусть не в плен, но привлечь внимание, ну и удержать потом этот захват на должном уровне. И непонятно, что было сильнее и интереснее — приключения молодой школярской шпаны или убийственная линия. Мне показалось, что интересно и то и другое.

Но самым прикольным было прочитать авторское послесловие к роману, в котором Дмитрий Миропольский ответственно заявляет, что большинство приведённых в книге случаев являются исторически достоверными фактами, в том числе и убийства, совершённые именно тем, кого в конце-концов и разоблачили (спойлера не будет!). И вот это сочетание выдумки и исторической действительности куда как привлекает и усиливает интерес к прочтению романа.

Осталось только сам фильм посмотреть...

Русь — самое начало!

Великолепный по исполнению исторический роман украинского советского писателя. Именно в такой последовательности — непременно сначала украинского (книга написана на родном для Семёна Скляренко украинском языке и потом переведена на русский), а потом советского — автор романа явно стоит на советских позициях русской государственности. Впрочем, на тот момент иначе и быть не могло.

Знаете, при чтении возникало довольно неожиданное ощущение, что читаю продолжение романов Валентина Иванова: «Повести древних лет», «Русь изначальная» и «Русь Великая». И не потому, что у Иванова и у Скляренко схожие литературные языки, одинаковые приёмы и средства раскрытия темы (тем более, что это совсем не так и каждый автор по-своему аутентичен, оригинален и уникален), а просто настолько эти темы переплетены между собой, что роман Скляренко, в котором речь идёт о середине X века и о годах правления киевского князя Святослава, естественно и органично помещается в строй романов Иванова — ну вот сразу после «Руси изначальной» (с описанием событий VI века) и «Повести древних лет» (век IX) и перед «Русью Великой» с веком уже XI. Как будто последовательно оказываешься на разных этапах развития государственности у славян: распад родового строя в VI веке, освоение новгородичами северных окраин земли русской, противостояние и противоборство Киева и других русских княжеств с Византией, а затем уже сплочение и укрепление русских земель, и выход Киевской Руси на европейскую политическую дорогу.

Времена Святослава, это после походов князя Игоря к воротам Византийского Константинополя и прибивания там к ним его щита (а до Игоря это сделал князь Олег) и перед крещением Руси во времена князя Владимира, который как раз и был сыном Святослава. Однако в романе первую его половину мы в большей степени имеем дело с княгиней Ольгой, матерью Святослава, сидевшей на киевском престоле и проводившей основательные и серьёзные государственные реформы. А будущий князь, но пока что ещё княжич, Святослав, будучи молодым человеком, мудреет и развивается, матереет и наливается, набираясь мужества и решительности, и всех прочих черт будущего князя-воителя и защитника земли русской.

И параллельно, и одновременно в тесной связке с рассказом о княгине Ольге и о Святославе, Скляренко повествует нам о судьбе простой девушки Малки, Малуши, из бедной крестьянствующей семьи, которая волей обстоятельств и игрой случая попадает сначала на Гору, в княжий двор, а затем уже оказывается в княжьем тереме и становится ключницей княгини Ольги. Судьба Малки интересна не только потому, что она станет возлюбленной княжича Святослава и матерью будущего крестителя Руси князя Владимира. Но и просто потому, что сюжетная линия Малуши и её семьи позволяет автору максимально полно раскрыть жизнь простого русского народа, приблизить читателя к простым русским людям, жившим за тысячу лет до нас и творившим историю Руси.

Роман состоит из двух частей: первая как раз в большей степени посвящена княгине Ольге, а вот книга вторая уже напрямую переводит центр читательского внимания на князя Святослава. И очерчивает нам образ этого незаурядного русского князя, который ещё в докрещёные времена, до возникновения Киевской Руси, отчётливо понимал интересы будущего русского государства, расширял границы княжества, присоединяя другие народы к землям Киева и поддерживая тесные дружеские связи с другими русскими княжествами: прежде всего, Великим Новгородом, но и с другими землями конечно же тоже.

И основной темой второй части романа, да и всей книги в целом, стало противостояние между Киевом и Византией. И если в первой книге княгиня Ольга отправляется в Константинополь с дружеским, как теперь бы сказали, визитом, и наталкивается там на тягучие и вязкие, вкрадчиво-обманчивые, обволакивающие и размягчающие волю попытки подавить её своим, отчасти дутым, напыщенным великолепием и склонить киевскую княгиню к вассальной зависимости от василевсов Византии, то в книге второй уже князь Святослав отправляется в поход. Однако выступление князя Святослава уже совсем иное, князь Святослав отправляется на земли Болгарии с военной дружиной, собранной из воев всей Руси, и успешно сражается с войсками Византии, освобождая города и веси болгарские от засилья империи. Правда заканчивается этот поход совсем не так, как было задумано…

И вот знаете, по окончании чтения романа осталось стойкое недоумение, почему это князь Владимир, сын князя-воителя Святослава, крестил землю русскую именно в греческо-византийскую православную веру. После стольких лет военного противоборства и после стольких военных походов, после тысяч погибших в сражениях и стычках русских воев, и вдруг Русь склоняет голову перед этой самой, коварной Византией и признаёт верховенство её церковной власти над собой (которое, кстати, сохранилось до сих пор и последствия которого мы сейчас огребаем)!

В общем, понятно, что непременно нужно теперь прочитать роман Скляренко «Владимир», может быть там есть версия происшедшего…

Обретение веры эмпирическим путём

Если каждый всерьёз и внимательно повспоминает некоторые события своей собственной жизни, то может прийти к предположению, а может быть и к выводу, что мистический опыт имеет практически каждый человек. Состояние некоего мистического экстаза и экстатического катарсиса порой возникает в ответ на некоторые сильные необычные эмоционально-физиологически насыщенные моменты жизни. У каждого такие моменты, естественно, содержательно разные, однако важно то, что в конечном счёте человек испытывает то, что и принято называть мистическим опытом.

В случае с автором и одновременно героем книги Шмиттом это было отреагирование на острую и, в принципе, реально опасную ситуацию (заблудиться в пустыне, оставшись практически без воды, еды и без одежды, — куда как хуже). И, по идее, сам автор в книге пишет о возможном психофизиологическом механизме возникновения этого самого мистического катарсиса — сильные эмоциональные переживания — страх, дефицит воды и пищи, переохлаждение, физическая усталость… Собственно, вот слова самого автора: «Жажда, голод, переутомление изнурили мое тело, и начался бред. А это абсолютное блаженство, так запомнившееся мне, – не была ли то работа моего гипоталамуса, выделившего эндорфины? Эта «вера», которую я прозрел в себе, – быть может, просто духовная оболочка работы нервной системы, химических процессов, позволивших мне справиться с ужасом и усталостью?»

Однако и сам автор, и многие другие, относящиеся к категории верующих, наверняка будут утверждать, что на самом деле этот мистический опыт произошёл от встречи с Богом. И тут сложно спорить друг с другом и что-то и как-то пытаться доказывать, ибо точки зрения атеиста или агностика и точка зрения человека религиозного покоятся на разных китах — человек верующий говорит, что он ВЕРИТ в существование Бога, а арелигиозный оппонент говорит, что ему никто не может ДОКАЗАТЬ его существование. Вера и знание — совсем разные принципы. И автор об этом тоже в своей книге пишет.

В принципе, книга довольно любопытная. Заставляет ещё раз вспомнить свой собственный мистический опыт и ещё раз обдумать и обчувствовать свою собственную концепцию…

Да, отличный заголовок для отзыва на эту книгу подсказала аннотация. Потому что основное содержание романа составляют разные полётные, предполётные, послеполётные и околополётные происшествия, приключения, события и казусные случайности и закономерные неслучайности.

Ещё один фэнтезийный мир от Алексея Пехова. Мир на границе Изнанки. Т.е. где-то между явью и невью (спс Васильеву и Сплинам). Не совсем на границе между Средним и Нижним мирами, не в междумирье, но где-то совсем рядом. И вот это «совсем рядом» и определяет событийно-приключенческую фабулу романа. Потому что раз «совсем рядом», то значит от них к нам и от нас к ним могут быть всякие тропочки и дорожки, разные калиточки и дверки, какие-то барьерчики и стеночки, ходы и норы. Со всеми вытекающими из этих вероятных и возможных коммуникаций последствиями. Приятными и неприятными. Выгодными и сокрушительными. Радостными и опасными.

Помните, как гоголевский кузнец Вакула на чорте в гости к царице летал за царскими черевичками для своей ненаглядной Оксаны? Ну вот. А здесь все стреколёты (и все мы сразу представили себе эти летательные аппараты, ибо типу воздушного судна название даётся не просто так) и корабли летают на бесах=демонах. Сидит себе этакий чорт в коробочке и крутит-вертит всякие воздушные колёса туда-сюда, заставляя подниматься в воздух и совершать там чудеса на виражах всяческие летательные конструкции.

А раз у нас мир фэнтезийный, то проживают в нём вместе с людьми все прочие разумные и полуразумные существа. Ну, эльфы (светлые и тёмные), гномы и тролли, грэмлины и баньши, феи и фейри, ну и все прочие, какие только есть в фэнтезийной литературе и в природе. Чтобы читатель не запутался, в конце этого очень симпатичного романа приводится несколькостраничный список всего этого фэнтезийного великолепия, с пояснениями, что из себя каждое существо представляет и где гнездится в этом мире. А чтобы читатель распутался окончательно, в самом конце романа есть ещё список всех марок стреколётов, и тоже на нескольких страницах и с перечислением всех ТТХ и всего прочего.

В общем, нисколько не сожалею, что прослушал этот роман, и непременно продолжу чтение цикла «Мир на грани Изнанки». Встретимся!

Знаете, вот как на духу — я не очень то расположен к Америке (имея ввиду государство США), да и не особо благоволю к американцам. Наверное, сказывается советское воспитание и многолетнее (несколькодесятилетнее) воздействие мощной советской пропаганды. А может быть это уже и следы восприятия новой, современной реальности. Т.е. когда мне непрерывно тычут в зубы кулаком и поучают, как жить, то я в ответ непременно и кулаком засажу и вежливо скажу «Сам такой, уважаемый».

Но я не об этом. Просто я не особо расположен к США и штатовцам. Так случилось.

И вот тут мы плавно переходим к роману Ирвина Шоу «Хлеб по водам».

Перед нами простая среднего достатка американская семья. Глава семьи Аллен — преподаватель истории в школе. Его супруга Лесли — бывшая музыкантша, ныне увлекшаяся живописью. И трое детей старшего школьного и ещё чуть старше возраста — Элеонора, Каролина и Джимми. Две девочки и мальчик. Две девушки и юноша.

Простая обычная повседневная жизнь простой семьи в крупном городе. Благополучное семейное существование, интересы каждого поддерживаются всеми членами семьи, все интересуются жизнью друг друга и стараются не ссорится. Но дети уже довольно взрослые и постепенно начинают появляться разные вводные от жизни. Одна хочет начать жить самостоятельно, другая считает себя некрасивой, третий увлекается музыкой и т. д. А тут ведь ещё и взрослое тело предъявляет к каждому свои требования и включает свои соблазны. И ещё этот новый знакомый Хейзен, богач Рассел Хейзен. Который плавно и неназойливо вторгся в жизнь семьи Стрэндов и добавил новых ощущений всем её членам от мала до велика, который стал дополнительным раздражителем для Аллена и Лесли, для Каролины с Элеонорой, да и для Джимми тоже.

Идут дни и недели, проходят месяцы, в семье происходят разные события и происшествия — разъезжаются дети, здоровье делает свои поправки на семейные планы, постоянно возникают новые обстоятельства и открываются новые знания о старом, когда-то бывшем, и о новом, теперешнем. А тут ещё постоянно ждёшь подвоха по линии Хейзен — Лесли, да и по линии Хейзен — Каролина не исключаешь тайных событий… Хотя практически всегда всё оказывается вполне пристойным, и даже наоборот, ничего кроме благотворительной помощи от Хейзена семейство Стрэндов не получает, однако по-читательски всё время ожидаешь подвоха.

В общем, чтобы не впасть в пересказывание содержания 672-страничного романа и не раскрывать все секреты сюжета и событийные ходы, на этом следует и закончить рассказ о книге. Но однако нужно вернуться к своей нелюбви к Америке и американцам. Потому что именно Ирвин Шоу и его творчество, и именно этот его роман вполне способны размыть это моё предубеждённое предвзятое несправедливое отношение и приблизить американцев, заставить увидеть в них простых обычных ненапыщенных людей. Так же страдающих и так же совершающих ошибки, так же пекущихся о благе семьи и так же стремящихся любить и быть любимыми, так же чему-то радующихся и так же старающихся помогать не только тем, кто является твоим другом, но и просто всем остальным, до кого ты можешь дотянуться… Так же испытывающих дефицит доверия и искренности в отношениях с близкими и родными и так же просто идущих по жизни из пункта начального в пункт конечный.

Пусть политики ссорятся и строят козни, нам-то чего участвовать в этом!..

PS Пока читался роман пришли тревожные вести из Калифорнии, из Парадайз — город уничтожен пожаром, на сегодня (18 ноября) погибли 76 человек и более 1200 пропали без вести. И американская семья моей коллеги тоже оказалась затронута этим бедствием — родственники Доминика (американского мужа нашей русской девушки) жили в Парадайзе и успели оттуда выехать на машине, одетыми буквально в то, в чём были, только потому, что им вовремя позвонил кто-то знакомый — люди буквально прорвались сквозь горящую улицу родного города. А Доминик, узнав о пожаре в Парадайзе, тут же запрыгнул на мотоцикл (на машине не проехать) и умчался туда, узнавать судьбу родных и спасать, если надо и если это возможно…

К сожалению, такие моменты тоже сближают… Людей жалко!

Андрей Круз предлагает читателю довольно необычный, поствоенный, постядерный, постапокалиптический мир. В котором, несмотря на многочисленное, можно даже сказать, массовое применение воюющими сторонами оружия массового поражения, разрушена только властная и экономическая инфраструктура намахавшихся атомными дубинами государств. А жизнь простого человека в общем-то осталась почти такой как была. С поправками на ситуацию.

Многочисленные пятна радиационного заражения местности (которые теперь уже все отмечены на картах и потому их можно попросту объехать). Есть, конечно, целые зоны, куда вообще лучше не соваться (например, практически всё Подмосковье, куда упало несколько бомб, или зоны вокруг крупных промышленных и военных центров страны). А так, в целом, обстановка более-менее. С поправками на ситуацию.

С властными структурами дело швах. Конечно, какая-то центральная власть сохранилась и даже первое время пыталась как-то управлять, но много ли науправляешь, когда в твоих руках ни сил, ни средств. Т.е. реальная власть на местах перешла, так сказать, напрямую в эти самые места.

Ну и понятно, что в этих самых местных местах у власти оказались самые разные люди. От бывших профессиональных управленцев до бывших реальных военных и заканчивая разного рода братками и просто уголовными бандитами.

Прошедшие с момента «Х» 15 лет позволили не только радиационной обстановке смягчиться, но и притереться регионам друг с другом. Где-то люди живут нормально, но где-то просто сосредоточение бандитско-преступных элементов, и стиль жизни людей, соответственно, соответствующий. С поправками на ситуацию.

Вот такая, собственно говоря, вводная. Чтобы было понятно, где живёт главный герой романа Сергей Бережных. И как он живёт — потому что он бывший сотрудник органов, и относится ко всей этой мелкой и крупной уголовно-криминальной шушере соответствующим образом. Тем более понятно, ибо он потерял свою семью, и жажда мести виновникам их смерти и стремление повлиять и изменить ситуацию у него находится на первом месте.

Однако перед нами не очередной Рэмбо советского разлива, и не «крепкий орешек» отечественного производства. Бережных крепкий основательный опер, с развитыми аналитическими способностями и с умением вести полевую розыскную работу, входить в доверие к людям и получать нужную ему информацию. А в случае возникновения острых ситуаций, вплоть до силовых и огневых контактов, способный постоять за себя и за других и с помощью физической силы (однако он вполне реально оценивает свои возможности и излишне не геройствует) и с применением оружия и техники. С поправками на ситуацию.

В результате мы имеем довольно необычную постановку постапокалиптического толка, при этом все события происходят не в каким-то другом мире, а вполне себе в знакомых (по карте Валдай совсем рядом с Калининской областью и некоторые книжные названия просто на слуху просто по жизни) местах и обстоятельствах. Немножко сыска, немножко силовых и огневых контактов, немножко интриги и остроты, немножко везения и пр. и пр. и пр. С поправками на ситуацию.

Поскольку роман слушал в аудиоформате, то в качестве исполнителя был уже знакомый по циклу «Хмель и Клондайк», а также по предыдущей прочитанной/прослушанной книге автора ( Андрей Круз — Вне закона ) чтец. Который был мной высоко оценен по итогам «Хмеля и Клондайка», и который нисколько не утратил свои таланты чтеца-исполнителя. Театр одного актёра — с полным правом можно сказать про Андрея Кравца.

О вполне солидном океанском плавании финикийца (т. е. потомка финикийцев, а теперь уже карфагенца) Ганнона в VI веке до н.э. я впервые узнал из книги Леонида Репина «Сквозь ярость бурь: Книга о мореплавателях и о том, как они открывали Землю». Ну, может и в школе об этом как-то говорилось, но прихотливая не девичья память этого не сохранила. И остались в послечтении довольно сильные впечатления просто от самого факта — в чёрт-те какие доисторические времена на утлых вёсельно-парусных судёнышках в море-океан отправилась вполне приличная экспедиция: в путь вышло несколько десятков судов; в результате экспедиции было основано несколько новых поселений, а конечный достигнутый во время путешествия пункт был расположен в самой глубине Гвинейского залива (лучше по карте-схеме посмотреть, понагляднее будет). Понятное дело, что плавание было каботажным и в просторы Атлантики корабли не заплывали, однако океан есть океан, а неизведанное по-прежнему остаётся и манящим и страшащим одновременно.

Отсюда и повышенный мой интерес к этому роману, в котором как раз в художественной форме и рассказывается о предыстории экспедиции и о самом плавании. Поскольку автор романа — профессиональный историк, специалист по Древнему Риму и культуре этрусков, то можно быть вполне уверенным, что в погоне за художественностью романа автор не пустился во все тяжкие и не стал придумывать новые факты и искажать известные. Да он, собственно, сам в послесловии к роману всё и поясняет, что в этом романе является художественным вымыслом, а что исторической действительностью.

С точки зрения приключенческой составляющей с книгой всё в порядке: тут и любовно-романтические линии, и военно-морские приключения, и путешественные нюансы, и интриги врагов и противников Ганнона, и география с этнографией — в общем, полный набор того, что в целом и составляет хорошую историко-приключенческую книгу.

Действие романа происходит в конце III — середине II века до н.э. Рим. Эллада побеждена римскими когортами и для окончательного посрамления и поругания древней Эллады Рим вытребовал к себе на постоянное проживание заложников. Вот об их судьбах и пойдёт речь в романе. И ещё о судьбах некоторых рабов, захваченных римлянами при покорении Эллады.

Роман написан довольно необычным способом: каждая глава представляет собой как бы один короткий (порой просто коротенький) рассказ о том или ином событии с героями и персонажами романа. При этом персонажи все сквозные и всё логично связано и помещено на нормальную временную шкалу. Просто шага времени от главы к главе мы не знаем, и долгое время мне казалось, что каждая новая глава просто буквально следует за предыдущей. Пока чуть ли не к середине романа сообразил, что прошло уже почти полтора десятка лет, и что на самом деле с каждой новой главой мы перескакиваем порой через несколько лет сразу. И что автор просто никак не упоминает о ходе времени и не предваряет новый событийно-временной слой фразами типа «Прошло пять лет», потому события и кажутся слитными.

Чтобы понагляднее понять, что же это за времена и что за события, которым мы становимся свидетелями: совсем недавно во Второй Пунической войне разгромлен до сих пор непобедимый Ганнибал, и Карфаген находится чуть ли не в вассальной зависимости от Рима. А в Риме вовсю управляется известный политик Катон (Марк Порций Катон Старший), который более всего известен для неспециалистов знаменитой фразой «Карфаген должен быть разрушен» («Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» — «Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен»). И вот эти почти пять следующих десятилетий и находятся в поле нашего зрения и в поле зрения писателя-историка.

Т.е. роман несёт как бы двойную нагрузку: с одной стороны, мы получаем красочную и детально описанную картину жизни Древнего Рима времён Второй и Третьей Пунических войн, а с другой — мы последовательно и пристрастно следим за судьбами нескольких главных героев романа и прочими его персонажами (в числе прочих находятся и известные государственные деятели той поры). Погружение в непридуманный мир полное, возникает явственное ощущение своего переноса в описываемые времена и обстоятельства (писатели-фантасты, творящие в жанре попаданчества, могут завидовать). И романтико-лирические эпизоды книги вполне успешно соревнуются с героико-драматическими страницами и историко-исследовательскими вкраплениями и вставками. По стилю в общем-то можно сравнить с Иваном Ефремовым в его «Таис Афинской» и другими историческими романами.

Все мы дети своего времени. Даже те, кто считает себя родившимся не в свою эпоху и страстно тоскует либо по временам минувшим, либо по предбудущим, — и они всё равно в реальном своём жизненном содержании погружены в эти самые наши времена.

Ну и, естественно, большинство из нас волей-неволей погружены и в соответствующий литературно-книжный поток. Кто по собственному выбору тщательно и систематично отслеживает новинки современной литературы, кто-то случайно натыкается на соблазнительно яркие обложечки с именами наших литераторов-современников, третий старательно избегает современной литературы. Однако всё равно, будучи погружённым в культурно-литературное пространство, этот самый третий тоже улавливает какие-то книжные современности и литературные сюиминутности отзвуками и отголосками.

Ну и порой просто устаёшь от этого напирающего потока постсоциалистического реализма и сюрреалистического постмодернизма; иногда просто начинаешь корёжиться и выгибаться от современной книжной стилистики и от авторских «находок» и «открытий» (часть из которых хочется тут же «потерять» и без промедления «закрыть»). И вот в таком случае на помощь приходят творцы сродни Дмитрию Наркисовичу Мамину-Сибиряку. И романы типа вот этого, всласть и неспешно прочитанного, с романтическим названием «Весенние грозы».

Самое главное его отличие от современной литературы, это то, что книга эта, как и почти все прочие «толстые» книги Мамина-Сибиряка, абсолютно реалистична и обыденна. Т.е. никаких погонь за яркими и остросюжетными происшествиями и никаких поисков новых словесно-фразеологических конструкций и литературных революционизмов. Скорее наоборот — обращение к русской разговорной речи, использование просторечных и ныне уже устаревших выражений и слов (типа «ты почто дянки-то на пакишу надел?»). И сюжетно — вроде бы простая обычная жизнь, без катаклизмов и без нагнетания жути, без сгущения и концентрации «добра» или «зла». Конечно, какие-то события в романе происходят, и конечно же они и ярки и значимы для людей того времени. Однако происходит всё без слов «вдруг» или «внезапно» — одни события плавно и закономерно вытекают из других, предшествующих, и ниточка сюжета вытягивается равномерно и без порывов.

Но главное — никакой искусственности происходящего. Ведь чего греха таить — многие современные авторы пишут свои творения непременно с гипертрофированно раздутым драматизмом и возведённой в степень трагедией. Порой настолько преувеличенными и перенасыщенными, что просто понимаешь, что остросюжетность поставлена во главу угла. А у Мамина-Сибиряка напрочь это ощущение отсутствует.

Однако от этого чтение его романов (в том числе и вот этого) не становится пресно-вялым и дрябло-сонным. А наоборот, есть полное ощущение, что ты как раз и присутствуешь не при каких-то описываемых автором притянутых за уши придуманно-выдуманных событиях, а являешься едва ли не участником всей этой жизни и почти что знакомым всех этих людей — героев романа «Весенние грозы».

Вот правда, иной раз устанешь от чтения всякого накрученно-наверченного современного, и тогда отправляешь себя в гости к Мамину-Сибиряку. И всегда при этом уверен, что тебе здесь рады и всегда тебя здесь примут. Главное — не нужно тащить в эти книги и к этому автору всё наше «актуальное» и «злободневное», стремительное и яростное. А нужно просто неспешно расположиться в любой его книге и брести по ней и по сюжету вместе с героями и персонажами. И вместе с Автором…

Не нужно смотреть на мир через чужие чёрные очки!

Для меня этой книгой обозначился совсем другой Голсуорси. Диаметрально противоположный автору «Саги о Форсайтах». Всё дело, наверное, в том, что Голсуорси, задавшись целью подвергнуть сатире фарисейство своих соотечественников, ничего другого, кроме этого центрального пункта авторского меню, читателю не предлагает. И потому и сам термин «фарисеи», и разные примеры и фарисейские ситуации постоянно акробатируют, эквилибрируют и вольтижируют в тексте романа, перебираемые и переиначиваемые на все лады. И новый «приятель» главного героя,

Выбесил меня этот мусью.

Но вот сама тема фарисейства, несмотря на то, что у Голсуорси она раскрыта чересчур навязчиво и поучительно, всё-таки актуальна во все времена. Начиная с библейских и заканчивая… НЕ заканчивая нашими. Лицемерие и притворство, следование условностям и тому, что называется «так принято в порядочном обществе», ханжество и зашоренность во взглядах на жизнь, фальшь, ложь и так называемые «нормы приличия» — всё это куда как живо. При всём при том, что сами эти нормы приличия и морали, и нравственность — всё это, безусловно, есть и непременно и должно быть. Разница только в том, какими побудительными мотивами мы руководствуемся, совершая или, наоборот, не совершая то или иное действие и говоря те или иные слова, насколько мы искренни при этом…

«Больше быть, чем казаться» — говорят, так требовал от офицеров германского Генерального штаба его начальник Альфред фон Шлиффен. Замечательное правило! И мне кажется, что оно отличным образом может помочь самому себе избавляться от проявлений фарисейства. Если ему следовать, конечно...

Кстати сказать, Голсуорси затем возвращается к Луи Феррану и пишет ещё четыре произведения с его участием. Любопытно было бы узнать, что там дальше натворит этот субъект. Так что, похоже, так просто мне от него не избавиться.

Очередная попадалка-выживалка от Андрея Круза. Общая фабула довольно похожа на все предыдущие попаданческие книги автора: главный герой внезапно и вдруг очучается в новом для себя, непривычном и полном опасностей мире. Задача простая как два пальца об асфальт: разобраться с миром, выйти в безопасное место и занять в этом мире приличествующее своим представлениям о себе место. Сначала квест-бродилка (с массой приключений, связанных как с природой и местностью, так и весьма специфических, происходящих уже от местного не совсем дружелюбного населения), затем притирка к социальной среде и движение вверх по социальной, опять-таки, лестнице (всё это тоже сопряжено с давлением социальной среды в лице не лучших её представителей, тем более, что действуют законы, похожие на законы Дикого американского Запада — т. е. полковник Кольт всех уравнял, и прочее). Если будет возможность, то с использованием социального лифта.

В общем, приключений полна коробочка, тем более, что наш ГГ не лишён доли авантюризма и не свободен от приключенческой занозы в пятой точке. А тут ещё соблазнительные слухи дошли, и некие артефакты, касающиеся золотишка, в руки попали — в общем, всё почти как в старом фильме «Золото Маккенны», разве что без индейцев.

А затем кино резко меняется, и «Золото Маккенны» превращается в некое подобие «Бегущего человека» в смеси с трилогией о Жестоких Играх. И меняются смыслы и цели Игры. Игры на выживание. А затем уже и вовсе неожиданный финал. То ли с намёком на продолжение, то ли просто в стиле «догадайтесь сами»…

Для любителей приключенческо-попаданческой прозы Андрея Круза вполне приличная, увлекательно-развлекательная книга. И оружие тут уже чуть иное, т. е. интересно читать/узнавать и об оружии (традиции оружейника никуда не делись и автор знакомит нас с образцами стрелкового оружия времён освоения американского Дикого Запада).

Великолепный образчик современного приключенческого шпионского романа-боевика. Отчасти имеющего все признаки и приметы бондианы, но вместе с тем не лишённого достоинств военно-политико-приключенческой прозы Юлиана Семёнова. Этакая своеобразная смесь этих двух ярких стилей — политико-шпионская романтико-лирическая человеческая трагикомедия времён гражданской войны в Испании и установления в ней диктатуры генерала Франко.

Соответственно жанру и главные герои. Точнее, главный герой один — бывалый авантюрист и холодный расчётливый убийца, шпионоразведчик и диверсант Фалько. Немножко супермен, немножко герой-любовник — во всех ипостасях этого понятия: и любимчик дам разного пошиба и сорта, и неотразимый кавалер-соблазнитель, и знатный… пахарь на ниве физиологической любви. Безусловный везунчик, однако же и неплохой аналитик; знаток человеческой психологии (однако не безошибочный и сомневающийся), умелый боец и знатный стрелок (спецкурс в гестапо даёт о себе знать — хотя причём здесь гестапо, являющееся политической полицией Германии, если Фалько занимается внешней разведкой и диверсиями?). Холёный испанский идальго-джентльмен с изысканными манерами и однако легко вступающий в едва ли не дружеские отношения с представителями низших классов — зато как ему эти его знакомства пригождаются!

Однако к этой двойственной характеристике нельзя не прибавить его склонность к размышлизмам и способность сострадать. Правда сострадание его весьма избирательное — к тем, кого он ставит в противоположный угол профессионального ринга и кого по необходимости вынужден по сути приговаривать к допросам, пыткам и смерти, Фалько относится в общем-то без особого сострадания — надо, значит надо. Однако вот к своей любимой врагине Еве он испытывает сложную смесь чувств и потому и ведёт себя соответственно. Т.е. и с долей сострадания, и с проявлениями заботы и даже более того... однако конкретика описания поступков и поведения Фалько тут помешала бы сохранить интригу сюжета, потому ограничимся уже сказанным.

Вообще нужно иметь ввиду, что этот роман является прямым продолжением романа «Фалько», и хотя события нашего романа независимы, тем не менее кое-что в сюжете прямо проистекает из предыдущей книги. К сожалению найти вариант прочтения сначала романа «Фалько» у меня не нашлось, однако ознакомительный фрагмент был проглочен с превеликим удовольствием. Так что коли будет возможность, так сначала познакомьтесь со всем действующими лицами и всей внутренне-внешней ситуацией, прочитав роман «Фалько», а затем переходите уже к «Еве».

Ну и чтобы было понятно — Фалько ведь действует на стороне генерала Франко и потому для отечественного читателя немного странно симпатизировать тому, кто являлся по сути врагом нашей Родины, потому что наши бойцы интербригад как раз таким фалько и противостояли. Однако мастерство писателя Артуро Переса-Реверте таково, что ты сочувствуешь и франкисту Фалько, и большевичке Еве. И вообще вот это их взаимное противостояние является скорее профессиональным, нежели идеологически непримиримым. Хотя нет (вздыхаю), с Евой всё не так однозначно… И такое профессиональное противостояние оттеняется в романе ситуацией с двум кораблями, двумя командами, и двумя капитанами. Впрочем, всё, молчу, молчу, молчу…

Давно испытываю симпатию к Артуро Пересу-Реверте и с интересом читаю его книги. Так что и тут он не подвёл моих ожиданий. И непременно вернусь к роману «Фалько», надо ведь всё же узнать предысторию событий...

Чтение этой небольшой по объёму и нестандартного формата книги напомнило мне чем-то нашего отечественного неформатного рассказчика Сергея Довлатова. То ли, как мне показалось, похожим стилем, то ли литературной формой, когда один рассказик плавно перетекает в другой, составляя затем как бы единую историю, составляющую, тем не менее, пунктир жизни человека. Пунктир, в котором штрихи означают какие-то наполненные событиями/происшествиями дни и часы — именно о них и идёт речь в рассказах, а пробелы … пробелы обозначают просто пробелы, когда бытие остаётся просто бытием, о котором и рассказать-то нечего.

Быль в этих рассказах явно перемешана с небылью, придуманное соединено в извращённых и неевклидовых изворотах с реальными или реально допустимыми случаями. Диапазон происшествий самый широкий — от прозаических скучностей жизни до ослепительного секса (физиологического порносекса в этих рассказах и вправду много) и даже терактов, причём герой-рассказчик не просто их свидетель, но организатор и исполнитель.

Читать всё это дело в общем-то нескучно. Однако никакой такой особой глубины или там смысловой нагруженности я не заметил. Просто очередной опыт чтения ещё одного американско-польского писателя — вообще интерес к польской литературе у меня слегка задран вверх после чтения ряда книг серии «Современное европейское письмо: Польша» (в нашей районке нашлось всего 8 томиков серии, кои я с интересом и прочитал), именно поэтому при очередном визите в библиотеку ноги/руки меня привели к польской полочке.

Обгоревшим ртом спорим мы опять с Христом, что же есть любовь и кровь...

Любовь и смерть, добро и зло…

Что свято, что грешно,

Познать нам суждено.

Наверное, тема любви с равным правом и успехом конкурирует с темой смерти. Что нами движет, когда мы начинаем кого-то любить? Где та отправная точка в этом весьма своеобразном уникальном чувстве, когда вот только секунду назад ты был свободен, а уже в следующий миг ты вдруг охвачен этим всепоглощающим чувством? Что ты чувствуешь и как себя ощущаешь, будучи захвачен в плен любовью? Ощущаешь и ведёшь, потому что человек, страстно кого-то любящий, безусловно начинает вести себя иначе, нежели до того.

Я не знаю, какими мотивами руководствовался Эмиль Золя, когда принимался за написание этого очередного романа из цикла «Ругон-Маккары». Может быть он рассуждал примерно как я в предыдущем абзаце, а может быть думал совсем о другом аспекте этой темы. Но это и неважно. Важно, что и как у него получилось.

А получился него, наверное, самый грустный роман цикла. По крайней мере, самый печальный и грустный из прочитанных одиннадцати романов.

Казалось совсем обычная фабула. Крути себе колесо сюжета — пусть наши влюблённые ищут возможности встречи и затем уединения, пусть преодолевают разные препятствия и в конце-концов сливаются в экстазе — хэппи-энд порадует большинство читателей. Однако Эмиль Золя решает повести тему чуть иначе ожидаемого.

А затем события начинают принимать практически неуправляемый характер. Интрига закручивается с ещё большей плотностью и в результате мы имеем довольно необычный мощный финал.

Название романа первое время кажется довольно странным. Однако по окончании книги и коротком размышлении понимаешь, что смысл названия многослоен.

Как обычно у Эмиля Золя, текст романа наполнен великолепными описаниями внешнего мира — тут и сад семейства Деберль, тут и картины природы, но более всего наше внимание привлекают виды Парижа. Пять описаний картины Парижа, сделанных автором примерно с одной и той же точки, но в разное время года, просто дают ощущение зримой панорамы этого города, так и хочется влезть в интернет и попытаться найти этот ракурс среди сетевых парижских видов. Впрочем, Эмиль Золя в прилагаемом к роману письме объясняет это своё авторское видение.

Часовой есть лицо неприкосновенное..,

Рассказ относит нас ко временам царствования императора Николая I. О котором мы знаем как о государе, насаждавшем буквально палочную дисциплину, причём не только в армии, но и среди гражданских — недаром он имел прозвище Николай Палкин.

Фабула предельно проста:

Тот выход, который нашёлся в рассказе, безусловно стал довольно оригинальным и, в принципе, устраивавшим всех задействованных лиц. Однако вся эта ситуация стала ещё и яркой картинкой, характеризующей описанное в рассказе время.

Впрочем, Устав есть Закон...

PS. Из Устава гарнизонной и караульной службы.

207. Часовой обязан:

... нести службу бодро, ни на что не отвлекаться...

... не оставлять поста, пока не будет сменен или снят, даже если его жизни угрожает опасность; самовольное оставление поста является преступлением против военной службы...

209. Часовому запрещается: ... отвлекаться от исполнения своих обязанностей

Новогодняя рождественская история. Рассказ-быль о староверах и о иконе необыкновенной силы. Но и о силе веры и силе духа истово верующих людей. Наверное написать такую повесть мог только человек, сам искренне и убеждённо верящий в бога и воцерковлённый. Однако интересно то, что при этом в положительном свете Лесков изображает именно староверов, а люди традиционной христианской православной веры творят, скорее, беззакония и самодурства. И только лютеранин-немец вступается за староверов и не просто сочувствует им, но входит с ними в прямой заговор, пытаясь помочь им вернуть отобранную властями чудотворную икону.

Повесть, поскольку является изустным рассказом (едва ли не прямой речью) одного из персонажей, имеет совершенно особенную языковую форму, усыпанную архаизмами и многочисленными местечковыми разговорными словечками. Эта манера придаёт литературному произведению именно вид записанного рассказа, вот как будто не читаешь, а слушаешь запись с магнитофона. Но, возможно, это уже просто особенности моего личного восприятия.

Что касаемо именно религиозных смыслов, то для меня здесь как раз показательно, что в самой принадлежности к церкви, т. е. к тому или иному религиозному институту, нет никакой сопричастности богу и с богом. Потому что практически любая церковь, прикрываясь именем всевышнего и действуя от имени создателя, творит дела вполне земные и зачастую неправедные. И каждая церковь считает именно самоё себя истинно верной, а все прочие — извращениями и отходами от истинной веры. А ведь это сродни спору между чёрными и белыми шахматными фигурами — каждая сторона противостоит другой и каждая сторона то побеждает, то проигрывает в процессе игры. А между партиями и те и другие фигуры мирно полёживают в коробке…

Валуа versus Бурбонов, католики versus гугенотов, народ безмолвствует...

Ну что говорить. Так получилось, что ещё в детстве познакомившись с трилогией о приключениях мушкетёров, а затем прочитав «Две Дианы» и уже совсем недавно «Графа Монте-Кристо», на этом своё знакомство с Александром Дюма-отцом и закончил. Но тут с год назад в руки попал томик «Королевы Марго». И вылёживал терпеливо всё это время на книжной полке. Ну как тут было не соблазниться...

О времена, о нравы! — подобно Цицерону хочется воскликнуть при чтении этого романа. Потому, что то, что казалось совершенно естественным и почти нормальным во времена Карла IX, в наше время вызывает судорожную дрожь — не приведи господь оказаться в этих местах и в описываемые времена! И дело даже не в Варфоломеевской ночи и не в той тотальной резне, которую устроили ярые католики в отношении протестантов-гугенотов. А прежде всего именно в нравах, царивших во дворе и его окружении.

Ну, то, что супруги совершенно естественным считают наличие любовников у своих дражайших половин — это само собой (причём супруги и того и другого пола). Однако порой вообще происходят случаи практически сводничества для достижения тех или иных целей. Зашибись!

О Екатерине Медичи и вообще говорить не хочется. Подлость и ненависть буквально живут в этой венценосной мадам. Мало спровоцированных ею варфоломеевских событий, так потом мы наблюдаем непрерывные козни в отношении своих ближайших кровных или сводных родственников, причём козни с перспективой наступления самый крайних последствий. И жуткое хладнокровие при известии о смертельной болезни сына, которую Екатерина немедля старается обратить в свою пользу. Человек ещё жив, а она уже вовсю интригует для овладения троном Франции. Просто шикарно!

И что самое зацепившее —

Ну, а в остальном… Понятно, что это роман о дворцовых интригах и шашнях, и потому народа французского и парижского в романе практически нет. Все действующие лица — Валуа и Бурбоны, разная придворная камарилья, а также благородные дворяне и дворянки, вот в принципе, и всё, Все остальные в подтанцовке на заднем плане.

Наверное этот роман нужно было читать с полвека тому назад…

Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой... (А. Пушкин)

В оригинале это новелла, по крайней мере это было новеллой во время первой публикации на английском языке (1800 г.). Однако затем источники стали называть это небольшое по объёму произведение романом, кажется даже Вальтер Скотт, который оценил книгу довольно высоко. Кроме этого источники называют этот роман первым в Европе историческим и первым в Великобритании региональным романом — уже одно это пробуждает и возбуждает интерес и к книге и к писательнице.

Сюжет книги довольно прост —

Второй линией повествования,

Не лишён роман и романтической стороны, ибо в нём есть место и любовным линиям и отношениям с прекрасным полом.

Ещё одно достоинство этой книги, помимо просто интересности сюжета и самого повествования, это практически современный русский литературный язык. То ли английский за истекшие две сотни лет мало трансформировался, то ли это заслуга переводчиков романа (Академия Наук СССР, Литературные памятники, издание подготовили: И.М. Бернштейн, Н.М. Демурова, А.А. Елистратова, Издательство «НАУКА», Москва, 1972). Составители электронной версии: Nikolajs Kudirka, Elena S. http://fb2-epub.ru.

Кстати, в этом же издании на русском языке был опубликован другой роман Марии Эджворт, «Вдали отечества». И в принципе, не остаётся ничего другого, кроме чтения и второго переведённого на русский язык романа этой, как оказалось, интересной ирландской писательницы.

Магам здесь не место?..

Буду честным — у меня совсем непростые отношения с магическим реализмом как с жанром художественной литературы. Довольно часто попытки прочитать что-то ещё от магов и волшебников этого жанра превращаются в вымученную улыбку или заканчиваются недоуменным пожиманием плечами. Однако при всём при том есть безусловный отечественный автор, который творит довольно близко к этому жанру и которого я с удовольствием не просто читаю, но книги которого приобретаю в личную домашнюю библиотеку. Я имею ввиду Юрия Буйду. И среди зарубежных литераторов тоже есть несколько творцов, работающих (работавших) в магреализме или в тесном соприкосновении с ним, чьи произведения я читаю не просто с интересом, но с вожделением и упоением. Прежде всего это Рэй Брэдбери (хотя тут многие знатоки могут закричать в голос, что РБ к магреализму отношения не имеет). И вот ещё Грэм Джойс.

Надо сказать, что для меня это уже третья прочитанная книга этого автора. Сначала было ошеломление от «Дома утраченных грёз», затем последовало восхищение романом «Скоро будет буря», а теперь пятёрочное восприятие подтвердил и закрепил «Там, где кончается волшебство».

Упоминание имени Рэя Брэдбери рядом с именем Грэма Джойса при попытке осмысления впечатления от прочитанного романа вполне объяснимо и даже закономерно. Прежде всего потому, что при чтении Джойса от текста неуловимо-отчётливо повеяло чем-то этаким сугубо брэдбериевским. Какая-то сказочность и волшебность отчётливо витала в воздухе и шептала и бормотала в настороженные читательские уши. Какая-то эфемерность мелькала перед глазами и то и дело уводила взгляд в сторону и вверх в попытках увидеть и опознать мелькаемое на краях поля зрения. Какие-то трудно распознаваемые ароматы то и дело волнами накрывали и окружали и смущали и возбуждали и срывали неведомые покровы с чего-то сокрытого в себе самом…

Нужно ли упоминать, что в принципе небольшой по объёму роман (384 с.) был прочитан за одни читательские сутки (с перерывами на разные отвлечения на реал)!

Отдельные рецензенты этой книги упрекают автора за некоторую излишнюю физиологичность. Да я и сам не особо люблю и не приветствую голую физиологию и натурализм. Если они не необходимы, а вставлены в книгу без насущной потребности. Просто для привлечения внимания и для остроты. Но в случае с Грэмом Джойсом, как мне кажется, этот натурализм, эта физиологичность и обнажённость как раз совершенно обоснованы и являются той материально-физиологической подложкой, на фоне которой чётче проявляются и проступают эзотерические смыслы книги.

Помните, у Марка Твена в «Гекльберри Финне» в шуточном стихотворении есть замечательная пара строк «Свалившись на дно колодца, взлетел к небесам его дух». Ведь на самом деле в жизни всегда так и есть — все мы сваливаемся периодически на дно колодцев (т. е. живём в материальном мире с его/своей физиологией и практикой жизни), а между тем наш дух постоянно стремится взлететь к небесам.

Так и наша героиня, начинающая ведьма Осока, ещё только учится летать в небесах и слушать/слышать себя и мир. Слушать и слышать и понимать. И, возможно, если будет дано, управлять. Или подправлять…

Жизнь после жизни

А разве это не так для пилота, отстранённого по состоянию здоровья от полётов, от неба, от самолётов, от всего того привычного и нравившегося ему, что и составляло его жизнь? Ночной портье в гостинице третьего сорта — и это после неба и крыльев…

Дуглас Граймс меняет свою жизнь решительно. Он практически разрывает все свои связи и отношения с теми, с кем был дружен во время лётчицкой жизни. Он уезжает в другой город и становится маленьким незаметным человечком, одним из миллионов маленьких и незаметных.

При этом нельзя сказать, что он как-то уж сильно расстроился, впал в отчаяние или превратил свою послежизнь в сплошное страдание. Он просто живёт, живёт второй раз. Может быть безрадостно, но живёт.

И вдруг случай — смерть постояльца и свалившиеся Дугласу в руки нехилые деньги. Что с ними делать и как поступить с собой и со своей новой (третьей, теперь уже) жизнью?

Жизнь сводит Граймса с другим человеком, лихим авантюристом и рисковым коммерсантом. И в результате жизнь Дугласа наполняется уже совсем другими событиями, острыми переживаниями и новым опытом общения с людьми иного круга. Вернее, других кругов — от порноактрис до более-менее серьёзных бизнесменов.

И неожиданный, хотя, наверное, закономерный, финал.

Вот писатель-детективщик превратил бы фабулу этого романа в чистый детектив — украдены (взяты и присвоены) чужие деньги, поиски невольного вора, преследования от разных лиц, погони и бегства, ну и всякая прочая детективная мишура и блёстки. Писатель-мистик превратил бы роман в книгу-предостережение или в книгу-откровение со стороны высших сил. Ну, и т. д. А Ирвин Шоу ведёт линию повествования совсем другим, своим, особым путём, Где есть место и для ненавязчивого детектива, и для лёгкой мистики (при полном отсутствии оной в тексте), и для любовно-романтических приключений и происшествий, и для семейно-драматических событий и поступков — в небольшой роман вместилась целая жизнь, да ещё и не единственного героя, а нескольких совсем разных людей.

Великое счастье — видеть мир не таким, каким его видят все (В.С. Пикуль)

Три романа. Начатых и не законченных. Не хватило времени, отпущенной романисту на жизнь и на творчество…

ПСЫ ГОСПОДНИ. Времена Ивана IV Грозного — это у нас, на Руси. И времена иезуитства там, в Европе. Пикуль отчётливо протаскивает параллель между формами и методами той и другой организации — орденом иезуитов и опричниной. И в самом деле, всё довольно близко и всё изрядно похоже — вот как будто в воздухе одна общая идея витала.

А ещё Пикуль со всей силой страсти и убеждённости высказывает своё личное отношение к Ивану Грозному. Ибо считает, что нет и не может быть никакого оправдания царю-злодею, царю-маньяку и царю-убийце.

ЖИРНАЯ, ГРЯЗНАЯ И ПРОДАЖНАЯ Задуманная и начатая Пикулём вещь посвящена нефти. Потому что именно нефть стала мощным инструментом и поводом для внутренней и внешней политике не только нескольких стран Европы и Америки, но и всего мира. Именно нефть стала камнем преткновения и отправной точкой для многих финансово-экономических преобразований, для мирового энергетического и торгового рынка, для раздела и передела мира, для технико-технологической революции, для всего того, что и теперь, уже в третьем тысячелетии, играет важнейшую роль в мировых событиях.

ЯНЫЧАРЫ. И сразу понятно, что речь идёт о блистательной Порте, об Османской империи. По времени действия эта книга вплотную примыкает к временам правления Екатерины Великой и затем Павла I, т.е. как бы продолжает роман «Фаворит». Правда уже с другими действующими лицами.

К сожалению, все эти романы автором не дописаны до конца. Не хватило времени, отпущенного романисту на жизнь и на творчество…

И финальным аккордом стали два интервью, и заметки и записанные мысли автора по многим важным и волнующим его вопросам современности. Заметки эти и мысли имеют несколько афористичный вид и характер, и кое-какие высказывания так и хочется записать и запомнить.

Например: «Когда возводятся баррикады, то всегда возникают две правды — по одну и по другую сторону. Не понимать этого могут только идиоты!»…

А замечательный получился авторский дуэт! При всём при том, что каждый автор пишет отдельно друг от друга и вполне самостоятелен и самодостаточен в своём творчестве.

В любой паре рассказов на обозначенную тему каждый мастер выкладывается по полному. И трудно, практически невозможно отдать предпочтения кому бы то ни было — ни уже относительно давно знакомому Майку Гелприну, ни новому для меня авторскому имени — Ине Голдин. Потому что, то один сюжет перевешивает парный ему, то другой приём чуть возвышается над первым, то опять перемена ролей и мест. В результате соревнования не получилось. Равно как и не планировалось. И для меня Ина Голдин занимает теперь довольно высокое место в рейтинге. Во всяком случае имя её теперь точно запомнилось и при утыкивании носом с интересом намерен знакомиться с её творчеством и дальше (может и про полюбившуюся Шивон что-то будет продолжено). Ну а с Гелприным в этом смысле вопросов нет — всё попавшееся в руки рано или чуть позже, но будет открыто и прочитано.

О сабже говорить совсем не хочется, благо многие рецензенты вполне прилично прошлись и рассмотрели и проанализировали, и систематизировали, и разложили по полочкам. Хорошо, что жанровый диапазон достаточно широк — от фэнтези до космической фантастики. И хорошо, что многие рассказы не просто, так сказать, греют душу и радуют, но и оставляют послемыслие и послевкусие. Потому что если произведение, даже неплохое, не оставляет возможности потом подумать, порассуждать самому с собой или пообсуждать в диалоге с кем-то, то это, в принципе, просто жвачка — рот набил, пожевал, вкусно. Вкус закончился — выплюнул и забыл. В ситуации с этим сборником почти каждая пара рассказов как раз возможностей пролонгации действий в отношении себя оставляет предостаточно. Да и темы злободневные и практически трепещущие. Иногда ставящие читателя вместе с героями в ситуацию выбора. Непростого и неоднозначного...

Замечательный получился авторский дуэт. Ина Голдин и Майк Гелприн.

Как это водится за Фаулером, знакомом мне по книге «Верхний мир», нам представлен довольно странный мир и необычный стиль. Хотя мир кажется совсем наш, реал реалович реалов. Просто разворот немного иной, вот как будто взяли географическую карту и поменяли местами стороны света, или, попросту, повернули глобус на 90 градусов. Вроде бы очертания материков знакомые и океаны-моря на месте, а всё-таки трудно переворачивать своё привычное сознание, где север всегда наверху, а восток справа. Так и у Фаулера — вроде всё на месте и всё в реале, а мир перекручен и вывернут.

По стилю это конечно же детектив, о чём нам любезно сообщает аннотация. По крайней мере и детективы на месте и события, требующие их присутствия и активной работы, тоже имеются. Однако по мере расследования одного происшествия сыщики-детективы упираются в какие-то необычности и странности, а тем временем происходят следующие смерти, и весь этот вал странного нарастает. Ей-богу, нужно быть детективом именно Отдела аномальных преступлений, чтобы в этой череде вдруг предполагать именно преступный умысел и причастие к совершаемому тех или иных лиц в той или иной форме. Впрочем, у детективов именно такая работа и есть — предполагать, брать под подозрение и расследовать.

Однако во всей этой чехарде есть какая-то неуловимая несерьёзность, есть что-то от знаменитых мультяшных колобков, ведущих расследование похищения слона, есть что-то от их знаменитой формулы «Или что-то случилось, или одно из двух». В общем, если это детектив, то детектив в сильной степени неклассический и изрядно английский.

Ещё в романе присутствует некий лёгкий мистический оттенок, хотя самой мистики ни на понюшку табаку. Вероятно этот фон придаёт обилие исторической старины и некой своеобразной катакомбности.

В общем, вроде бы теперь нужно прочитать книгу первую из этого цикла, но может быть и не нужно вовсе...

Пожалуй лучший зарубежный военно-антивоенный роман из всего прочитанного в последние годы (т. е. примерно из полутысячи книг). Хотя и временнАя шкала книги, и смысловая её нагруженность гораздо шире чисто военного содержания.

Начало романа относит нас к совсем ещё довоенному 1937 году — Швейцария, лыжный курорт, новогодние дни. И наше знакомство с первым основным героем книги — Кристианом. Культурный и вежливый молодой человек, лыжный инструктор по роду занятий… и фашист по убеждениям. Причём о последнем он сам говорит своей визави — молодой американке, попавшей в затруднительное положение, и которой он вполне ощутимо и реально помогает.

Затем мы переносимся через океан и поочерёдно знакомимся с двумя другими героями романа: совсем ещё молодым человеком еврейского происхождения Ноем (Ной, красивое имя!) и Майклом, мужчиной чуть постарше и Кристиана и, тем более, Ноя. Ной — из совсем небогатой семьи (я бы даже сказал — из бедной) выходцев из Одессы (и тут понятно, что автор привносит в книгу свои автобиографические данные). А Майкл — человек из киноиндустрии, и потому довольно обеспечен и известен.

И так постепенно, переходя от героя к герою и сдвигая планку повествования вдоль временнОй шкалы, мы и продвигаемся по жизни и судьбам и наших новых знакомых, и вообще по жизни как предвоенной Европы, так и Америки; подключаются к действию всё новые персонажи, возникают различные жизненные коллизии, наконец, начинается война и затем случается Пёрл-Харбор. И сюжет неумолимо направляет наших парней в армию — Кристиана в рейхсвер, а Ноя и Майкла — в армию США.

По мере раскручивая сюжетной линии (линий) мы сталкиваемся то с отношением простых американцев к евреям (на примере Ноя и его взаимоотношений с сослуживцами), то с отношением немецких властей к тем, кто запятнал себя левыми взглядами и убеждениями (и тут речь будет идти о Кристиане), то с отношением американских федеральных властей к своим соотечественникам, заподозренным в близости к коммунистическим идеям (хотя Майкл всего лишь помогал собирать средства в поддержку антифашистов в Испании); помимо этого возникают и другие сюжетные ходы и линии, часть из которых потом затухает и сходит на нет, а некоторые становятся важными. И потому чтение книги интересно ещё и в чисто событийно-остросюжетном смысле.

Конечно же наши герои по мере всего происходящего и совершающегося (совершаемого) ими, с ними и вокруг них изменяются и растут, их базовые внутриличностные конструкты совершенствуются и заостряются: интеллигенствовавший фашист Кристиан постепенно становится фашистом уже по факту, превращается в человека, готового, способного совершить любой военное преступление, если сочтёт это выгодным для себя. И совершает. Ной, в свою очередь, оказывается крепким орешком по силе заключённого в него духа, а Майкл просто набирается жизненного опыта.

А к концу книги автор сводит наших троих героев, троих молодых львов, в одном месте и в одно и то же время, в результате чего неизбежно кто-то из них погибает — война заставляет каждого сделать свой окончательный выбор, максимально проявить себя и своё «Я».

Книга не имеет чётко выраженной морали. Вся мораль равномерно распределена по тексту и всякий раз мы невольно что-то такое морализаторское получаем во время чтения каждой очередной главы. При этом вся эта мораль отнюдь не сформулирована в тексте романа определённым образом, но она чётко вылезает из сюжетных ходов, из каких-то событий, происходящих с нашими героями или возле них, а порой просто сам читатель вытаскивает это моральное из самого себя.

Великолепная книга, отличный автор (а ведь это был его первый роман).

«Здорово, Горе!»

Мало, наверное, найдётся в нашей стране людей, не смотревших фильм «Калина красная». В котором главную мужскую роль сыграл Василий Макарович Шукшин. Он же был автором сценария и режиссёром этой работы.

Фильм у Шукшина получился сильный и трогательный, нередко во время некоторых сцен невозможно удержать самопроизвольные слёзы. А сцена встречи с матерью и последовавшая за ней покаянная исповедь бывшего вора-рецидивиста Егора Прокудина просто не может оставить равнодушным, и зритель вместе с героем фильма переживает катарсис.

Особенности кино таковы, что видеоряд способен заполнить пустоты и дополнить внутренние монологи героя крупными планами или просто соответствующими видеообразами. Всё это, безусловно, усиливает воздействие на зрителя и позволяет авторам фильма добиваться желаемого воздействия и конечного результата.

Текст киноповести является сценарием и в этом смысле проигрывает самому фильму. Ведь сценарий просто прописывает видеоряд — кто как сидит, ходит или стоит, кто что говорит и все прочие событийно-действенные моменты будущего кино. И потому, лишённый мастерства актёров-исполнителей и режиссёрских находок, этот текст воспринимается не в пример легче и менее болезненно, чем фильм. Однако во время чтения неизбежно происходит наложение сильных киношных образов на текст киноповести — практически всё время в голове возникают и сменяют друг друга лица и глаза актёров, во всех монологах и диалогах слышатся актёрские интонации, а в общих планах неизбежно видятся картины и пейзажи из фильма. Такова волшебная сила искусства.

Вот и получается, что прочитал текст киноповести, а как будто хорошо и давно знакомый фильм пересмотрел. С не меньшим удовольствием.

Чтение было приурочено дням памяти Василия Макаровича Шукшина, со дня преждевременной и скоропостижной смерти которого 2 октября пошёл 45 год...

Последний, четвёртый роман из авторского сборника Александра Хьелланна (но остались ещё непрочитанные новеллы). Смешная ситуация — только теперь, при чтении последнего романа, сообразил, что действие всех предыдущий книг происходит ровно здесь же, в этом же городке. И, в принципе, мы имеем дело с одним большим повествованием, посвящённым небольшому норвежскому городку Братвиллу, и события всех четырёх романов происходят здесь же последовательно одно за другим с некоторыми перерывами во времени, так что сюжет первого романа отделяет от сюжета последнего что-то около четверти века. И, наверное, не замечал я эту своеобразную саговость сборника только потому, что читал романы Хьелланна с относительно большими перерывами (начал чтение в мае с.г. и продолжил только в сентябре, и многое из того, что помогло бы узнать знакомое, просто подзабылось). Отсюда следует практический совет — читать эти романы следует именно в той последовательности, в которой они помещены в этом сборнике.

После событий предыдущей книги прошла буквально пара лет. В маленьком городишке и жизнь течёт довольно вяло и скучновато, без всякого громкого и интересного. А почему бы не устроить народный праздник в Иванов день — подумали несколько заскучавших горожан? Подумали и решили. И другие горожане вроде подхватили идею и с энтузиазмом отнеслись, и многие даже предложили свои услуги в помощи и организации праздника. И даже официальные власти подключились. Да вот только забыли они уточнить отношение к этому по задумке народному празднику одного местного попика. Который, имея свои виды на власть и влияние в городке, стал крутить событийную кухню туда, куда счёл нужным.

Такая вот антиклерикальная вещь получилась у Александра Хьелланна.

Этот роман выродился из начатого и неоконченного киносценария. Киновласти по каким-то своим властным соображениям запретили (вернее не одобрили) фильм о жизни Стеньки Разина. А продуманный и наработанный материал и творческая задумка, видимо, распирали Василия Макаровича.

Мы знакомимся со знаменитым волжско-донским разбойным казачьим атаманом Стенькой Разиным во время возвращения его войска из персидского похода. Богатая добыча, многочисленные пленные, холодное и огнестрельное оружие и боеприпасы — только и осталось, чтобы со всем этим добром да оружными вернуться на родной Дон. Однако впереди Астрахань, впереди боярские да стрелецкие дружины…

И пошло раскручиваться колесо сюжета, пошла писать губерния изощрённые придумки астраханского воеводы и хитроумные выдумки Разина. Кто кого перемудрит да переиграет!

Ну, пересказывать жизненные коллизии Степана Разина и историю его восстания — дело неблагодарное. Можно ведь и в Интернете полюбопытствовать, а можно просто в учебнике истории покопаться. Но только правильнее всего будет открыть этот незаурядный роман. Потому что рассказать нам всё известное о Стеньке Разине так, как это сделал Василий Макарович Шукшин, вряд ли возможно лучше и красочнее.

Что греха таить — обычному человеку кроме имени знаменитого волжского разбойника и атамана мало что известно. Ну да, «из-за острова на стрежень» и про княжну, брошенную за борт, мы ещё помним, из песни. А вот что за человек был Степан Разин, какого роду-племени, какой семьи да какого характера, чего хотел и как жил — тут, наверное, только специалисты-историки способны сходу ответить. И мне показалось, что Шукшин постарался не приукрашивать образ атамана ненужными и надуманными восстанческими идеями, а дать то, что двигало Разиным, максимально объективно. Сохраняя при этом своё собственное субъективное отношение.

В романе живут множество ярких и запоминающихся героев и персонажей. Начиная от самых простых казаков из разинской ватаги и заканчивая историческими достоверными личностями высокого уровня и ранга. И событийный ряд выписан Шукшиным не только с соблюдением основных исторических достоверностей, но ещё и вполне в духе самого времени и описываемых событий — бунтарски остро и сюжетно захватывающе. И потому любители приключенческой литературы непременно найдут здесь любимую тему, а ценители исторической прозы насладятся духом второй половины XVII столетия. Но и знатоки психологической драмы сумеют погрузиться во внутренний мир и Степана Разина, и его соратников, и противников — Шукшин поведал читателям самые потаённые мысли и движения души героев романа.

Отличная книга! Чтение её было приурочено дням памяти Василия Макаровича Шукшина, со дня преждевременной и скоропостижной смерти которого 2 октября пошёл 45 год...

И вот ещё, в довесок. Помстилось мне, что книжный образ атамана Степана Разина отбрасывает в реал явственную тень… Чем-то неуловимым похожую на самого автора, на Василия Макаровича Шукшина.

Небольшой уральский городок. С вяло текущей неспешной и малоинтересной пустой обывательской жизнью. Конец шестидесятых XIX столетия. Реформы. И провинциальные люди, которые вяло и неохотно, в силу распоряжений и требований нового закона, или наоборот с желанием и охотой, сформировавшие первое местное земское собрание. И сразу пришли в голову времена горбачёвской перестройки. Потому что аналогия почти что полная. Ведь и в середине 80-х века XX происходило почти то же самое, что и за 120 лет до того. Кто-то старался приспособиться и пристроиться к новым веяниям, другие поверили в ветер перемен и азартно с горящими глазами ринулись строить новую жизнь, а многие попросту затихли, затаились и затихарились, выжидая и потихоньку бурча на кухнях и на лавочках.

Очень похожие дела и в уральском городишке Мохове. На земские собрания стали с интересом ходить разные свободные граждане и даже некоторые (неслыханное дело!) женщины. Тем более, что и было на что и на кого ходить. Ибо простой гласный земского собрания Павел Васильевич Сажин буквально за две недели стал поистине светочем нового и прогрессивного; умело владея ораторским искусством он стал буквально потрясателем, почти что трибуном. И конечно же стал местной знаменитостью и гордостью. На выступления которого валом валила местная публика.

И тут мы встречаемся с другими основными действующими лицами романа. Часть из которых тоже ходит на эти земские собрания и тоже слушает Павла Васильевича. Точнее ходит в земские собрания на Павла Васильевича. И другие горожане и горожанки. И понятно, что неизбежно возникают эмоции и чувства, возникают отношения. Ибо есть опытные и вдовствующие, да ещё и в немалых чинах, а есть и молоденькие, малоопытные и потому эмоционально податливые.

Всё. Интрига задана. Герой налицо, почитатели и почитательницы тоже на сцене. А всё остальное уже только у Мамина-Сибиряка. Потому что нужен его талант, чтобы рассказать эту историю взлёта и падения, историю счастливой и несчастной любви, историю драмы и трагедии, историю жизни.

А наша перестроечная аналогия, кстати говоря, так и дожила до самого конца романа, ибо сколько их было, говорливых и велеречивых, поначалу потрясавших основы, а затем превратившихся в сотрясателей воздуха, да и из тех тоже сдувшихся в конце-концов в нечто вялое и дряблое. Помните, у довольно раннего Кинчева в песне «Новый метод» («Шестой лесничий») — «Перестройка — дело умных мужчин». И там же «Ты — работать, я — руководить». И у Шевчука «Перестроище — сходи-ка на рынок...» и далее «Перестройка – нервная вещь: Кому – галстук, кому – петля».

Вот и у Мамина-Сибиряка всё это довольно точно ухвачено и показано. Пусть не так пронзительно, как у Кинчева с Шевчуком, но вполне точно. Значит ухватил суть явлений.

«Фортуна» — так называется небольшой заводик в маленьком норвежском городке. Последняя четверть века XIX. Соответственный и антураж. И возникшая (не внезапно и не вдруг) интрига на собрании акционеров этого завода. Интрига, приведшая к

А по другой линии сюжета мы имеем всё более нарастающий внутренний конфликт

Вся эта история, к вящей славе Александра Хьелланна, изложена великолепным литературным гладким стилем. Настоящая классическая зарубежная литература. С узнаваемыми скандинавскими оттенками. И с ненавязчивой моралью.

Месть. Жажда мести, наверное, сродни чувству ревности. Месть — штука всепоглощающая и обуревающая. Не дающая спокойно спать по ночам, срывающая дыхание и вызывающая всякую прочую вегетатику и вазомоторику. Месть одуряет душу и травит мозг, заливает чёрным тонером все картины жизни и окружающего мира, месть заставляет совершать необдуманные поступки и выпаливать горячие слова, месть ставит само существование мстителя под большой вопрос, месть… месть… месть…

Билли Эббот

А Гретхен Джордах

Рудольф Джорда

А помимо всего этого и, тем не менее, в тесной связи и с Руди, и с Гретхен, и с Уэсли и с Билли, происходят множество разных других событий и происшествий, таких, которые так или иначе затрагивают то одного, то другого члена семейного клана Джордахов, а также и многих других действующих лиц, здесь не упомянутых, но от этого не ставших менее интересными и значимыми, или менее симпатичными или антипатичными. И всё это переплетено в плотную ткань повествования и скручено в толстый жгут сюжетных линий и событийно-смысловых оттенков.

Этот роман является прямым продолжением книги первой «Богач, бедняк» и его действие начинается буквально на следующий день после событий, которыми заканчивается книга первая. И потому лучше не пытаться читать книги в обратном порядке или просто взять, и прочитать книгу вторую отдельно — вряд ли будет интересно (мы же не читаем как попало романы из «Саги о Форсайтах»). Тем более, что мы точно имеем дело с семейной сагой: первый роман знакомит нас со старшим поколением семейства Джордахов и переносит центр внимания к их детям — Гретхен, Руди и Тому. А во второй книге главными героями становятся уже Билли и Уэсли, хотя и Гретхен и Руди по-прежнему занимают значительное место и в тексте романа и в центре авторского и читательского внимания.

Совершенно точно, что я очарован автором и пленён его творчеством, и что Ирвин Шоу включён мной в список любимых писателей (иду на страничку автора и нажимаю на сердечко, после чего вношу его в список любимых в соответствующей графе своего читательского профиля). И это означает, что чтение его романов, повестей и рассказов совершенно точно будет продолжено. А пойдём как мы к самому началу творчества Шоу, отправимся ка к «Молодым львам»...

Его императрица

Где тут в императрицы записывают?

Удивительно интересное было время — годы правления Екатерины II. И удивительное, и интересное, и значимое, и знаковое. Время, определившее многие грядущие десятилетия российской государственности. Время, заложившее основы в международных отношениях не только века следующего, XIX, но и определившее всю будущую международную политику государства Российского во все последующие столетия. Не исключая уже и новое, третье тысячелетие. То, в котором мы живём.

Принято называть век XVIII женским веком. Семьдесят лет громадной и расширяющейся Российской империей правили женщины. Сразу после Петра Великого и заканчивая Екатериной Великой. Такие вот кавычки поставила История в этом веке, от Великого до Великой.

В этом романе мы немного захватываем период правления внучки Петра Первого Елизаветы. Потому что будущая Екатерина II входит в этот роман как Софи́я Авгу́ста Фредери́ка А́нгальт-Це́рбстская. И мы проходим через её ещё детство, затем молодость и замужество плавно и постепенно. И параллельно с нею, но с разницей в десяток лет, родился и растёт будущий Князь Потёмкин-Таврический, а покамест просто Гриня, Гришаня, сын обыкновенного, довольно заштатного, российского майора.

Вот собственно, перед нами и предстали два основных персонажа этой книги. Екатерина и Григорий. Первую часть книги речь в большей степени идёт как раз о Екатерине. Потому что происходящее с ней имеет не только книжно-романные смыслы и значения, но и вполне реальные исторические. И не только всероссийские, но и всееропейские тоже.

И вот эту часть романа, касающуюся Екатерины II, интересно читать не только потому, что она изложена языком красивым и сюжетно богатым, но ещё и в сравнивании с официальной биографией российской самодержицы, а также вкупе и с другими книгами об этой незаурядной женщине (перво-наперво с книгой «Екатерина Великая» Анри Труайя). И интересно наблюдать, как авторы разных версий истории жизни Императрицы Екатерины делают значимыми одни события и пропускают мимо своего упоминания события и происшествия другие, причём каждый по-своему, отчего всё это взаимно дополняет и обогащает официальную (или официально признанную) информацию.

А на довольно долгое время вторым по значимости героем романа становится Григорий Орлов и его братья. Потому что роль этой семейственной пятёрки куда как значима и в судьбе Екатерины, и в судьбах российских, соответственно. И даже кажется порой, что название романа «Фаворит» в первой книге в большей степени как раз относится именно к Григорию Орлову, нежели к Григорию Потёмкину.

Однако наш молодой человек тоже участвует в монархическом перевороте, в результате которого на престол взошла Екатерина. И уже в дни этих острых и ярких событий Екатерина заметила и приметила удальца-вахмистра. И с тех самых пор их судьбы, то сходясь, то расходясь ненадолго и недалеко, однако следуют параллельными курсами.

Но другим важным наполнением романа является широкая масштабная картина жизни в России времён первой половины царствования Екатерины. Которая с одной стороны вроде бы служит фоном для раскручивающего маховика сюжета, но с другой стороны, является тем самым питательным бульоном, в котором произрастает и российское монаршество, и вся знать, и люд мастеровой и крестьянствующий, из которого и состоит Россия.

Заканчивается роман на самом интересном месте, когда сходит со сцены один фаворит (Григорий Орлов) и восходит фаворитская звезда Григория Потёмкина. Ну, значит идём в Фаворит-2.

Его Таврида

Второй роман по сути является просто прямым и непосредственным продолжением книги первой, что и отражено в общем названии обеих частей дилогии — Фаворит. И отсюда же, из названия второй книги, следует, что речь идёт уже о втором периоде жизни Григория Потёмкина — периоде, когда он стал безусловным фаворитом и любимчиком Екатерины, и в конечном итоге стал князем Потёмкиным-Таврическим.

Вот казалось бы, любовная связь и всё такое. И причём здесь дела государственные. Но так устроен человек, что если любит кого-то, то это особенное, «предвзятое» отношение к любимому человеку курирует, модерирует и меняет все остальные отношения с ним и к нему. Потому что любимый человек кажется не только самым красивым, добрым и ласковым, но ещё и самым мудрым, умным, честным и чистым, порядочным и всё такое. И его мнение кажется любящему сердцу самым важным и значимым, и заслуживающим особого внимания и отношения. Даже если этот человек совсем не разбирается в том, о чём судит.

Однако в случае с Григорием Потёмкиным в этом смысле Екатерине повезло. Потому что судьба наградила его и в самом деле незаурядным умом и способностью мыслить масштабно и государственно. И помимо любовных способностей дала ему ещё и способности, а может быть и дар быть по-настоящему советником Императрице. И всё это вкупе с личными мужеством и отвагой (о чём свидетельствуют его военные кампании) и правда выделяют Григория Александровича из общей массы именитых и знатных и делают его и правда Фаворитом. Уже в более широком смысле. Потому что когда любовная линия их отношений обрывается, то контакты на уровне Императрица-Советник остаются на прежнем уровне. И все последовавшие после Григория новые фавориты и любовники так и не смогли полностью отстранить его от Императрицы, не смогли уменьшить мощь его влияния.

А вообще в романе много всяких других сюжетных линий и масса интересных и образных героев и персонажей, как вполне исторических, так и просто лирических и сотворённых автором (впрочем, Вики утверждает, что это всего один персонаж). Тут и вся наша плеяда учёных и творческих людей эпохи (Ломоносов, Сумароков, Державин...), тут и талантливые военные (Суворов, Румянцев, Ушаков…), здесь же многие политические и государственные деятели эпохи (будущий Павел I, Бецкой, Панин, Дашкова, Дидро). И вместе с ними на поле романа действуют и более простые люди — перво-наперво Прохор Курносов, но также просто матросы и солдаты, с именами и безымянные.

В результате перед нами предстаёт богатейшее по краскам и по количеству изображённых фигур полотно общественной и государственной жизни в России времён правления Екатерины II.

Читал цикл и всё ждал, когда хоть в одном из романов будет соло, когда появится вариант одиночной робинзонады. Нечто похожее было в самом начале книги «Экспансия. Спасатель», однако в ней основной центральный персонаж (Федя Потапов, если чо) довольно быстро обзавёлся спутниками (цами) и внедрился в чужую анклавную цивилизацию. Автор меня, видимо, услышал.

Хотя в начале романа всё-таки группа сталкеров числом три единицы движется по амазонской прибрежной полосе, имея перед собой особую цель — пора исследовать своеобразное местное кладбище кораблей, неизвестно как-почему-зачем затащенное сюда Смотрящими. Однако обстоятельства рейда оказались весьма неблагоприятными и сталкер высшей категории Михаил Сомов (р/п Гоблин) внезапно оказался в одиночестве, полностью автономным и без внешней поддержки, в незнакомом месте (почти незнакомом), да ещё и получив помимо основной задачи и другую — освободить своих товарищей по группе и по рейду.

Много грубого и жёсткого махача, пальбы из разных видов оружия и прочих силовых и огневых противостояний, много выдумки и изобретательности от ГГ, ну и попутно дальнейшее погружение в мир Платформы-5 и конечное ощущение настоящего (и будущего) благополучия российского анклава.

Экспансия состоялась.

А книга и цикл закончились.

Прямое продолжение книги предыдущей. Наша парочка сталкеров, Гоблин (Михаил) и Кастет (Константин), возвращаются из командировки (описана в книге шестой). И очучаются в местах незнакомых. Не отсюда их отправляли коварные Смотрящие и вернулись они в этот мир в не полной походно-боевой комплектации. А значит появились новые вводные и отсюда возникли новые задачи, хотя конечная цель та же самая — возвращение в родной российский анклав.

Сюжет книги выполнен как рассказ только одного из славной парочки российских рейнджеров — комсталка Кастета. И, соответственно, знакомая и, что греха таить, привычно-манящая манера изложения, с присущими Косте жаргонизмами и приколами.

Книга слегка суперменская, однако из общего контекста не выбивается, и читатель, имеющий в своём читательском багаже предыдущие томики «Стратегии», в общем-то, не должен ничему происходящему удивляться или относиться с недоверием. Ибо сталкеры высшей категории на то и есть, чтобы уметь выполнять глубокий рейд по незнакомой территории, максимально приспосабливаться к особенностям внешней среды (порой стопроцентно недружественной и жутко активной) и грамотно проходить непростые заслоны любой человеческой недружественной структуры. Да ещё и ништяки при этом собирать, вести глубокую стратегическую разведку и тащить (по возможности) разные призы в родную отчизну.

Опять-таки, довольно много ТТХ оружия и транспортных средств, однако если вы уже читали книги Андрея Круза, так такое наполнение фантастического боевика попаданческой серии выглядит вполне естественным. Хочется написать, что роман (как и вся серия) скорее предназначен для чтения мужской составляющей читательской аудитории, однако знаю как минимум одну читательницу, страстно полюбившую этот цикл.

Читается легко, задорно, бодро и весело, с погружением и нетерпеливым погонянием самого себя. И даже немного жаль, что остаётся только одна непрочитанная книга из этого цикла...

Ночной звонок длинною в жизнь

Всего один ночной звонок. Недоброжелательный с угрожающими нотками голос. Оскорбления и обещания недоброго и сокрушительного. И вся твоя жизнь превращается в мучительные поиски своей истинной (или мнимой) вины. Что ты кому-то сделал плохого? Когда ты кого-то обидел настолько, что этот человек затаил злобу и решил расправиться с тобой? Что это за человек, который угрожает тебе расправой? Воспоминания и переосмысления своей жизни. Которые, по идее, являются всегда отправной точкой для будущих изменений в собственной жизни. Потому что после такого мощного критического переосмысления того, как ты живёшь, невозможно остаться тем же и таким же.

Однако Ирвин Шоу хитёр. Потому что концовку романа вывернул совсем в другую сторону. Конечно, вроде бы он использовал сюжетный ход, очень похожий на тот, который применён автором в «Вечере в Византии». И вроде бы напрашивалось, что главный герой сам меняет свою жизнь в результате своеобразного катарсиса. А вместо этого жизнь додавливает его своим прессом, едва ли не размазывая в лепёшку. Но автор имеет право видеть своё шоу таким, каким ему хочется. Это его шоу, Ирвина Шоу.

Не_наглядное пособие по психологии

Вот насколько всё же хорош Шоу! В совсем небольшом романе умудряется вытащить множество довольно широко распространённых проблем.

Гиперопека матери и пагубность такового отношения для мужчины.

Жизнь на адреналиновой игле и опасность такового поведения для собственной семьи.

Быстрые и лёгкие отношения с дамами, которые не прочь, и связанные с этим риски в отношениях с любимой и любящей женщиной.

Неразборчивость в друзьях и связанные с этим вероятные и реальные неприятности.

Крен в собственной системе ценностей и потеря вектора жизни — как жить? куда жить? с кем жить?

И всё это изложенное красивым литературным языком, в доступной и привлекательной форме.

С жизненными коллизиями, диалогами и внутренними монологами, не без описаний картин природы.

С интригами отношений, с неоднозначностью оценок поступков собственных и поведения тех, кого считал друзьями.

И с необходимостью выбора (тут, кстати, напрашивался открытый финал, в котором Майкл сидел бы у телефона в раздумье — звонить или не звонить жене, но автор решил иначе).

В общем, книга свои десять баллов заслужила.

О существовании этой книги Криса Бонингтона совершенно случайным образом узнал что-то около четверти века тому назад. А вот сама книга в руки не давалась. Впрочем, нельзя сказать, что целенаправленно и напористо искал её. Наверное всё-таки просто имелось ввиду, что уж коли увижу книгу, так непременно возьму её в руки на предмет прочитать. Ну, вот, как говорится, сбылась мечта идиота. Потому что оказывается книга довольно давно уже мирно-спокойно стоит на соответствующей полке районной библиотеке. И нужно было просто в очередной раз пробудиться жаждой чтения чего-нибудь этакого альпинистско-путешественного, чтобы уткнуться в неё носом. И с вожделением схватить и прижать. Пуская слюни. Трепеща сердцем и колокольно стуча пульсом. Потому что книга того стОит.

Крис Бонингтон сам человек довольно широко известный в альпинистских кругах. И в особых рекомендациях не нуждающийся. И затеял он ни много ни мало, как написать нечто сродни путешественного альманаха. Потому что мало ему было одной альпинистской темы. Мало ему показалось возможности подробно и в деталях описать свои собственные походы на вершины мира или таковые же высокогорные путешествия собратьев по цеху. Бонингтон взял шире.

Книга состоит из нескольких тематических разделов.

ОКЕАНЫ. Наверное уже одно это слово всё ставит на свои места. Потому что речь здесь будет идти о разного рода путешествиях по океанским просторам. И открывает этот раздел плавание Тура Хейердала со товарищи на бальсовом плоту Кон-Тики. А затем идут главы об одиночных или групповых плаваниях по океанским просторам на яхтах и просто лодках, о соревнованиях с самим собой и друг с другом, под парусом или на вёслах, а то и просто по воле волн. И имена, которые упоминаются в этих главах, известны, возможно, не менее, чем имя Тура Хейердала, возьмём хотя бы Чичестера.

ПУСТЫНИ. В этом разделе всего одна глава, в которой рассказывается о путешествии по Южной Аравии. В таком славном местечке с романтическим названием Пустынный угол...

РЕКИ. Тема сплава по бурным рекам обширна и разнообразна. И география таких путешествий и приключений тоже весьма широка. Однако Бонингтон ограничился рассказом только о двух путешествиях — обе попытки пройти по верховьям Голубого Нила были с непростыми водными происшествиями, в т.ч. и трагическими, и с нападениями далеко не мирных местных жителей, и со всякими прочими прелестями.

ГОРЫ. Эта тема могла бы быть вообще бесконечной. Потому что и сам Крис Бонингтон альпинист божьей милостью, и тема куда как благодарная и весьма привлекательная для почтенной читающей публики. Однако автор ограничился рассказами только о некоторых наиболее значительных и интересных путешествиях: первовосхождение на Аннапурну, покорение Эвереста, Чо-Ойю, Броуд-пик и контрфорс Бонатти, и отдельная глава посвящена самому, пожалуй, известному и именитому горовосходителю — Рейнхольду Месснеру. Однако в процессе чтения мы узнаём и многие другие детали и подробности и о других вершинах и других альпинистах.

ПОЛЮСА. И тут конечно же вспомнится и покоритель Северного полюса Пири (и в контексте конечно же и его соперник и оппонент Кук), и какие-то другие имена тоже прозвучат. Однако основной рассказ будет о пересечении Антарктиды на вездеходах (экспедиция Фукса-Хиллари). А в других главах этой темы мы прочитаем о попытках пересечения в одиночку Северного Ледовитого океана, о одиночном санном походе в точку Северного полюса. И вновь громкие имена, вновь истории преодоления себя самого и природы.

ВОЗДУХ. Здесь мы знакомимся с проблемами пересечения Атлантического океана на воздушном шаре — сначала история вопроса как таковая, а затем уже в деталях и подробностях два полёта.

ВГЛУБЬ ЗЕМЛИ. Да, осталось и правда только спуститься вглубь земли. Пещеры. Но не просто пещеры, а пещеры, наполненные водой. И потому доступные только для аквалангиста. И человеку с развитым воображением продерёт кожу на спине почище подземного «шкуродёра» при чтении строк о рукопожатии мертвеца. Вполне реальная жуткая история.

Подытоживая книгу, автор в главе «Грани приключения» пытается вместе с читателем рассуждать о вековечном вопросе «Зачем человеку приключения?» — зачем он лезет в горы, зачем спускается в пещерные бездны, пускается в одиночку в просторы бушующих океанов, летит на хрупких летательных аппаратах чёрт те куда и чёрт те зачем, зачем идёт в пустыню или на крошечном каяке влетает на полном ходу в буруны и водовороты? Есть ли окончательный и однозначный ответ на этот сакраментальный вопрос? Может и правда всё дело просто в сложности самой человеческой натуры...

И на десерт автор собрал в хронологическом порядке вообще все известные ему путешественные приключения, рассортировав и систематизировав их по всем обозначенным темам.

Понятно, что в книге собраны только события, происходившие в период 1945-1983 гг. Потому что иначе бы такая книга имела бы совсем другие размеры.

Понятно, что рассказаны вовсе не все истории — обо всём рассказать попросту невозможно.

Однако для читателя, страстно любящего разную путешественную литературу эта книга может стать настоящим кладезем. И в отношении фактологии, и просто для удовольствия.

И конечно же каждая глава сопровождается фотографиями, а также картами и схемами. И потому не просто читаешь, но тут же и видишь своими глазами — пусть не всё происходящее, но всё таки...

Очень не люблю брать в чтение в литературных играх книги из циклов и серий. Уж слишком велик шанс попасться в путы хорошей темы и встать перед выбором — идти дальше в глубь цикла или погодить. И в результате и сейчас висят начатые и так пока и не продолженные циклы (привет, Аберкромби, привет, Шумилов, привет, Золя — я о вас помню). Или начатые, и продвигающиеся и развивающиеся плавно и неспешно (Оксана Панкеева, не беспокойся, продолжим и Хроники читать).

Однако ситуация с этим автором немного другая. Прежде всего потому, что объём произведения невелик. И в случае попадания в яблочко, можно потратить совсем немного времени на то, чтобы пройтись вдоль начатого цикла и не оставить в хотелках ещё одного неплохого автора.

Итак, перед нами причудливый необычный мир. Необычный прежде всего социальной структурой, формой организации человеческого сообщества. Но сначала о внешнем. Представляется, что планета Земля в этом мире подверглась полной геоморфологии, полному преобразованию. Выглажена поверхность, убраны всякие горы и овраги, устранены леса (хотя кислород-то планете откуда то получать надо! Так что леса, возможно и остались в том или ином виде), изменён и во многом упразднён, уничтожен животный мир — всё сделано для того, чтобы было удобно жить только одному «главному виду» — человеку. Всё унифицировано и усреднено.

А что с человеком? А примерно то же самое. Тоже... унифицировано и усреднено. Семьи? Ну, род-то продолжать нужно, так что семьи есть. Только детей рожают не они. Детей производят специальные особи. И распределяют новорожденных по семьям, для выращивания и воспитания. Эмоции, чувства? Только то, что не мешает жить людям, что не вносит дисгармонию в существование рода человеческого. Так что там у нас с любовью?..

Вот и главное, что убрано и устранено. Любовь. Новое человечество неспособно любить, неспособно чувствовать любовь. Ни личную и индивидуальную, ни какую-то другую тоже. А что там у нас в копилке мудростей про любовь говорится? Что у нас приравнивается любви? Вспомнили? Правильно — Бог есть Любовь. Вот и получается, что человечество лишило себя любви и отстранило от себя бога. Потому и идёт всё так, как написано — сплошная имитация, имитация чувств, суррогат заботы, всё всевдо и всё подделка. Не масло, а маргарин. Не Adidas, а Abibas.

И конечно же, находятся те, кто вдруг осознаёт всю неверность и всю неправедность такой социальной организации человечества...