8. В рубрике «Иностранная фантастика» размещены три рассказа.

8.1. Рассказ американского писателя Джеффри Форда/Jeffrey Ford, который в оригинале носит название «The Fantasy Writer’s Assistant» (2000, «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» Feb.; 2002, авт. сб. “The Fantasy Writer’s Assistant and Other Stories”; 2004, ант. “In Lands that Never Where: Tales of Sword’s and Sorcers from the Magazyn of Fantasy and Science Fiction”), перевел под названием “Asystentka pisarza fantasy/Секретарь писателя-фантаста” КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ/Konrad Walewski (стр. 17-26). Иллюстрации ТОМАША НЕВЯДОВСКОГО/Tomasz Niewiadowski.

«История о том, как писатель начинает терять контакт со своим воображаемым миром и приглашает себе помощницу... В очередной раз Джеффри Форд говорит о взаимотношениях автора со своим творчеством, со словами, с читателями. Также затрагивается и оригинально подается в рассказе тема истории всего жанра фэнтези...» (Claviceps P., FANTLAB).

И это первая встреча с писателем на страницах журнала.

Рассказ номинировался на получение премий “Homer”, “Nebula”, “Locus” и переводился на испанский и итальянский языки.

На русский язык его перевел под названием «Секретарь писателя» В. ГРИШЕЧКИН в 2005 году (ж-л “Если” № 8).

В его карточку можно заглянуть ЗДЕСЬ А почитать об авторе на сайте можно ТУТ

8.2. Рассказ американской писательницы Эстер Фриснер/Esther M. Friesner, который в оригинале называется ”Helen Remembers the Stork Club” (2005, ”The Magazine of Fantasy and Science Fiction”, Okt.-Nov.), перевел под названием “Helena pamięta Stork Club/Елена помнит Сторк-клуб” АДАМ ВИХЕР/Adam Wicher (стр. 25-32). Иллюстрации МАРЕКА ТОМАСИКА/Marek Tomasik.

«Что такое магия, если это не дар изменения действительности? Красота Елены – это ее магия и бессмертие – правда, все более блеклые, но все еще существующие…»

На русский язык рассказ не переводился. В его карточку можно заглянуть ЗДЕСЬ А вот биобиблиографии писательницы на сайте ФАНТЛАБ пока что нет.

Но, поскольку это уже третья встреча (первые две см. “Nowa Fantastyka” 7/1999, 9/1999) с писательницей на страницах нашего журнала, кое-что о ней можно узнать, пройдя в этом блоге по тэгу «Фриснер Э.».

8.3. Рассказ американского писателя Юджина Мирабелли/Eugen Mirabelli, который в оригинале носит название “The Woman in Schrödinger’s Wave Euqations” (2005, “The Magazyn of the Fantasy and Science Fiction”, Aug.; 2008, ант. “Nebula Awards Showcase 2008”) перевела на польский язык под названием “Kobieta w równaniach falowych Schrödingera/Женщина в волновых уравнениях Шрëдингера” ПАУЛИНА БРАЙТЕР/Paulina Braiter (стр. 33-40). Иллюстрации НИКОДЕМА ЦАБАЛЫ/Nikodem Cabała.

«Героя этого рассказа зовут Джон Артопулос, ему 28 лет и он пишет диссертацию по теоретической физике. Он знаком с официанткой из ресторанчика “Капри”, своей соседкой по имени Эми. А еще он навещает художницу Хайди, на лопатке у которой есть странная татуировка в виде трезубца» (Ank, FANTLAB).

И это первая встреча с писателем на страницах журнала.

Рассказ номинировался на получение премии “Nebula”. На русский язык рассказ перевела под названием «Женщина в волновых уравнениях» Л. ЩЕКОТОВА в 2006 году («Если», № 1).

В карточку рассказа на сайте можно заглянуть ЗДЕСЬ

А вот биобиблиографии писателя на сайте ФАНТЛАБ нет.

(Продолжение следует)

11. В номере напечатано интервью, которое в незапамятные времена (когда точно – не известно) американские журналисты Милт Байскл (Milt Biskle) и Роберт Бентон (Robert Benton) взяли у американского писателя Филипа Дика (Philip K. Dick) для газеты “Washington Post”. Это интервью «нашел, перевел и обработал» (odnalazl, przetłumaczył I opracował) Михал Хернес (Michał Hernes).

Роберт Бентон: Говорят, что вы в своем творчестве вдохновляетесь неправдоподобными собственными приключениями. Это так?

Филип Дик: Забавно, что вы об этом спрашиваете. Помнится, как-то на отдыхе, сидя в кемпинге, я вдруг увидел, что по небу с необычайной скоростью движется некий ярко светящийся предмет. Этот предмет наверняка не был самолетом или какой-то другой известной мне машиной. Скорее это можно было бы счесть проекцией воображения. Мгновение спустя он исчез за горизонтом, гудя подобно большому шмелю. И если бы не бренчание стекол в кемпинговом прицепе, я бы решил, что пал жертвой миража. Бренчание стекол слышала также моя жена, у которой, так же, как и у меня, тут же разболелась голова.

Милт Байскл: Как по-вашему, откуда взялось такое недомогание?

Филип Дик: Жена вычитала в каком-то медицинском журнале, что головная боль и звон в ушах могут быть вызваны повышенным давлением в кровеносных сосудах, обусловленным воздействием высокочастотных акустических волн.

Роберт Бентон: То есть вы пытаетесь как-то рационально все это объяснить?

Филип Дик: Будь я попросту сумасшедшим, наверняка нашел бы какой-нибудь уникальный и оригинальный ответ. В то время я проходил терапевтическое лечение и попросил подвергнуть меня тесту Роршаха, чтобы определить, не развилась ли у меня шизофрения. Тест показал лишь легкий невроз.

Милт Байскл: Но вы верите в НЛО?

Филип Дик: Все мы смотрим вверх, в небо. Внимание людей занимает жизнь на других планетах. А ведь в любой момент земля может разверзнуться у нас под ногами, и тогда странные и загадочные существа вылезут оттуда и внезапно окажутся среди нас. Стоит над этим задуматься, и здесь, в Калифорнии, где нередко потрясывает, ситуация особенно напряженная. Каждый раз, когда случается землетрясение, я спрашиваю себя: разверзнется ли трещина, которая откроет нам подземный мир? Может, это вот сейчас и случится?

Роберт Бентон: Вы много об этом думаете?

Филип Дик: Иногда во время часового обеденного перерыва я обсуждал это с коллегами по работе. И обнаружил, что даже если кто-то из них и отдает себе отчет в существовании других разумных существ, помимо людей, их интересуют только НЛО и те существа, которых мы видим в небе, даже не осознавая этого. Это то, что я называю нетерпимостью или даже предрассудками, но даже сегодня требуется много времени, чтобы научные факты стали широко известными.

Милт Байскл: Почему вы так думаете?

Филип Дик: Среди большинства учёных изменения также происходят медленно, поэтому мы, подкованная в науке часть общественности, должны быть авангардом. Однако я заметил, что даже среди нас есть немало тех, кому все равно.

Роберт Бентон: Почему вы столь пессимистичны?

Филип Дик: Cтрадаю от последствий инбридинга, я слишком долго находился в кругу интеллектуалов с берегов Залива. Я думаю, как говорю: напыщенно и сплошными загадками. Я больше не человек, а прямо-таки самоуничижительный голос. Мусор на входе, мусор на выходе, как говорят компьютерщики.

Милт Байскл: Вы и правда думаете, что лучше уже не будет?

Филип Дик: Мой план на сегодня — шесть часов депрессии в сочетании с самообвинениями.

Роберт Бентон: : Паранойя...

Филип Дик: Паранойю всегда считали психическим заболеванием. Но это ведь не так! Никакого нарушения контакта с реальностью нет, наоборот, параноик непосредственно с нею связан. Он законченный эмпирик. С умом, не загроможденным этическими или морально-культурными неточностями. Параноик видит вещи такими, какие они есть на самом деле; он, по сути, единственный человек в здравом уме.

Милт Байскл: Расскажите, пожалуйста, что-нибудь о кризисе в вашем браке.

Филип Дик: Распад моего брака кажется ироничным: профессия моей жены (и она действительно хороша в этом) — консультирование по вопросам брака. Здесь, в Калифорнии, где у нее офис, она пользуется репутацией человека, спасшего бог знает сколько распадавшихся супружеств, и все же, по иронии судьбы, именно ее огромный талант и мастерство привели меня к тому, что я сижу в этой унылой квартире. Достигнув столь многого, она не могла не испытывать ко мне презрения, и это чувство с годами только крепло. Моя карьера – и мне приходится с этим смириться – далеко не так успешна, как ее.

Роберт Бентон: У нас складывается впечатление, что, помимо пессимизма, вы последовательно выступаете, в том числе, против потребительского образа жизни. Например, мы слышали, что вы яростный противник Кока-Колы.

Филип Дик: Кока-Кола — капиталистический монополист. Никто больше не производит колу, только они. То же самое происходит, когда вы кому-то звоните: денежки идут прямиком телекоммуникационной компании. Все они -- капиталистические монополисты. Знаете ли вы, что состав Кока-Колы – это тщательно охраняемая тайна, передаваемая из поколения в поколение на протяжении веков и известная лишь немногим членам одной семьи...

Милт Байскл: Хммм, мы понятия не имели.

Филип Дик: ...и когда умрет последний человек, знающий эту формулу наизусть, Кока-Колы больше не будет?

Роберт Бентон: Это было бы ужасно. Я не думаю, что мы cмогли бы жить без нее.

Филип Дик: Вот почему в каком-то сейфе спрятана письменная копия.

Милт Байскл: Удивительно. Что еще интересного вы нам расскажете?

Филип Дик: У меня под причалом — там, где я живу, обитает ручная крыса. Она умная, умеет играть на флейте. Я не обманываю вас, это правда. Я сделал ей маленькую деревянную флейту, и она играет на ней носом... это азиатская носовая флейта, такая же, какие используют в Индиях. Ну и, наверное, стоит сказать, что у меня была такая крыса, потому что несколько дней назад ее переехали. Я видел, как именно это произошло. Я не мог этого предотвратить или что-либо в этом роде.

Роберт Бентон: Мне как-то не хочется во все это верить.

Филип Дик: И кто действительно может сказать, что возможно, а что — нет? Мы не знаем, что возможно, а что невозможно. Не мы определяем границы возможностей, их устанавливает Бог. Во что человек верит и что знает, в конечном счете зависит от Бога. Вы не можете желать собственного согласия или отказа, это дар Божий, пример нашей зависимости от Него. Бог дарует нам мир и принуждает нас согласиться с этим миром, делая его для нас реальным миром – это один из примеров Его могущества.

Милт Байскл: Интересно.

Филип Дик: Кто-то указал Декарту, что злобный демон может заставить нас принять мир, которого не существует, он может дать нам имитацию как ложный образ мира. Если бы таковое случилось, мы бы не смогли этого распознать. Поэтому мы должны доверять Богу. Я верю, что Бог не обманул бы меня. Я верю, что Бог правилен, правдив и не способен лгать. Если бы я сказал, что услышал глас Божий прямо сейчас, что Он заговорил со мной — вы бы мне поверили?

Роберт Бентон, Милт Байскл: Нет.

Филип Дик: Мы называем тех людей, которые говорят нечто Богу, благочестивыми, а тех, которым что-то говорит Бог — сумасшедшими. Мы живем в век маловерия. Это не Бог умер, умерла наша вера.

Роберт Бентон: Нас удивляют такие признания, поскольку ваши взгляды на веру, видимо, все время меняются. Нам интересно, что бы мы услышали, если бы провели это интервью, скажем, год назад.

Филип Дик: Люди и мир токсичны друг для друга. Но Бог, истинный Бог, проникает и в то, и в другое — проникает в человека и проникает в мир, принеся успокоение.

Милт Байскл: Вы чувствовали себя спокойно? Я думаю, что теперь это уже не так.

Филип Дик: Этот Бог — Бог, который извне, встречает ожесточенное сопротивление. Многочисленная ложь, галлюцинации и безумие маскируются, принимая вид своих зеркальных противоположностей, и притворяются здоровыми. Однако со временем маски спадают, и безумие показывает свое истинное лицо. Вид не из приятных.

Роберт Бентон: Опишите, пожалуйста, подробнее.

Филип Дик: Есть два царства: верхнее и нижнее. Верхнее происходит из гипервселенной, это ян. Форма I у Парменида наделена сознанием и волей. Нижнее царство, или инь, форма II у Парменида, инстинктивно, движимо слепой силой, оно детерминировано и лишено разума, поскольку исходит из мертвого источника. В древности это называлось “астральным детерминизмом”. Мы заточены в нижнем царстве, но через таинства, с помощью плазматической силы, мы можем высвободиться из него. Пока астральный детерминизм работает, мы даже не осознаем этого, настолько мы ослеплены.

Милт Байскл: У нас сложилось впечатление, что вы перестали отвечать на наши вопросы, так что, наверное, пора закончить этот разговор.

Филип Дик: Империя вовсе не распалась.

Роберт Бентон: Насколько мы понимаем, речь идет об империи Coca-Cola. Действительно, вы правы. К счастью. Спасибо за то, что поговорили с нами.

Филип Дик: Нашим миром до сих пор тайно управляет скрытая раса потомков Эхнатона, и ее знания — это информация самого Макро-Разума…

Милт Байскл, Роберт Бентон: Спаси...

Филип Дик: Аполлоний Тианский, подписывавшийся как Гермес Трисмегист...

Милт Байскл: Да, мы догадываемся. И он, вероятно, скрывает секретный рецепт. Мы еще раз благодарим вас за это увлекательное интервью, но на этом все.

11. В рубрике «Иностранный рассказ» размещены два текста.

11.1. Рассказ американского писателя Теда Чана/Ted Chang, который называется в оригинале “The Merchant and the Alchemist’s Gate” (2006, ”The Magazine of Fantasy and Science Fiction”, Sept.; 2008, ант. “The Best SF and Fantasy of the Year, vol. 2; 2019, авт. сб. “Exhalation”), перевел на русский язык под названием “Kupiec I wrota alchemika/Купец и врата алхимика” КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ/Konrad Walewski (стр. 17—31). Иллюстрации НИКОДЕМА ЦАБАЛЫ/Nikodem Cabała.

“В средневековом Багдаде нищий предстает перед самым могущественным человеком в мире — калифом, чтобы рассказать ему свою историю. Она начинается прогулкой по базару, но очень скоро превращается в совершенно необычный рассказ, который не похож ни на один из рассказанных в империи калифа. Эта история, в которой не только разыскивают зарытые сокровища и спасаются от шайки разбойников, но и история о тех людях, кто охотится за свои прошлом, и других, кто расставляет капканы на свое будущее, это рассказ не только о любимой жене и таинственной соблазнительнице, но и о том, что длинное путешествие с караваном начинается с простого шага. А кроме того эта история о воле Аллаха и принятии ее, вне зависимости от формы, в которой она будет выражена” (перевод suhan ilich, ФАНТЛАБ).

И это первая публикация произведения писателя в нашем журнале.

Рассказ номинировался на получение премий BSFA, “Locus”, им. Старджона и завоевал премии “Nebula”, “Hugo”, «Сэйун» и «Сигма Ф».

Рассказ дважды переводился на русский язык: в 2007 году его перевел под названием «Купец и волшебные врата» В. ГРИШЕЧКИН (ж-л «Если», № 11), и этот перевод затем многократно перепечатывался (см., например, авт. сб. «Выдох» 2019 года), а в 2010 году вышел из печати перевод Е. КОРОТНЯН под названием «Торговец и врата алхимика» (ант. «Лучшее за год XXV/I: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк»).

Заглянуть в карточку рассказа на сайте ФАНТЛАБ можно ТУТ А почитать о писателе можно ЗДЕСЬ

11.2. Рассказ британского писателя Криса Бекетта/Chris Beckett, который называется в оригинале “The Marriage of Sky and Sea” (2000, ”Interzone”, # 153; 2001, ант. “Year’s Best SF 6”; 2008, авт. сб. “The Turing Test”) перевела на польский язык под названием “Zaślubiny morza I nieba/Бракосочетание моря и неба” ИОАННА ЩЕПАНЬСКАЯ/Joanna Szczepańska (стр. 32—40). Иллюстрации МАРЦИНА КУЛАКОВСКОГО/Marcin Kułakowski.

“В некоем неопределенном будущем писатель, гражданин славного города Космополиса, путешествует в одиночку по так называемым «затерянным» мирам, давным-давно утратившим связь с метрополией, знакомясь с повседневной жизнью их обитателей, изучая местные мифы и верования. Новый мир – новая книга. С такой вот мыслью он и осуществил посадку на этой планете…»

И это первая публикация писателя в нашем журнале.

Нп русский язык рассказ не переводился. В его карточку можно заглянуть ТУТ. А почитать о писателе можно ЗДЕСЬ

10. В рубрике “Publicystyka” напечатано интервью, взятое Конрадом Валевским/Konrad Walewski у американского писателя Теда Чана/Ted Chiang. Интервью носит название:

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Однажды вы назвали себя спорадическим писателем, но тем не менее считаете, что писательство – нечто важное для вас. Время от времени вы публикуете отличный и чрезвычайно оригинальный текст. Что послужило первоначальным толчком к вашему решению писать научную фантастику?

ТЕД ЧАН: Первоначальный импульс немного отличался от нынешней мотивации. Впервые я попробовал писать научную фантастику, когда мне было двенадцать лет. В то время я написал главу романа о галактической войне, а также потратил много времени на проектирование космических кораблей и футуристических городов. Со временем мои вкусы изменились, и теперь меня, человека взрослого, больше интересуют те философские проблемы, которые может поднимать научная фантастика.

Я пишу спорадически, время от времени, от случая к случаю, потому что мне нелегко писать, я не наслаждаюсь творческим процессом так сильно, как многие другие писатели, и мне редко приходят в голову идеи, которые достаточно интересны для того, чтобы, найдя время, воплотить их в письменной форме, в виде рассказа. Мне бы хотелось, чтобы все было по-другому; хотелось бы, чтобы писать было приятнее и чтобы у меня чаще возникали интересные идеи. Но пока этого не происходит.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Что, по вашему мнению прежде всего сформировало вашу художественную чувствительность и интеллектуальное любопытство? Научная фантастика? Литература основного течения? Нон-фикшн? Или, может быть, другие СМИ?

ТЕД ЧАН: Что касается интеллектуальной любознательности, я бы сказал, что наибольшее влияние на меня оказали научно-популярные книги. Когда я был молод, "Путеводитель по науке" Айзека Азимова был для меня почти что Библией. Я также с величайшей признательностью вспоминаю книгу Георгия Гамова "Один, два, три... бесконечность". Книги такого рода открыли мне мир науки и математики. Труднее определить, что сформировало мою художественную чувствительность, поэтому я буду рассматривать это как вопрос о писателях, оказавших на меня влияние. Когда я был молод, мне нравились романы Азимова и Кларка, но, как я уже говорил, с возрастом мои вкусы изменились. Когда я повзрослел, теми книгами, которые заставили меня пересмотреть то, чего я мог попытаться достичь как писатель, были сборник рассказов Эдварда Брайанта «Теория частиц» и роман Джона Кроули «Позднее лето».

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Что вы чаще всего читаете сейчас? Художественную литературу или нон-фикшн? И возвращались ли вы когда-нибудь ради вдохновения или чистого удовольствия к книгам, которые вам нравились в прошлом, например, к книгам Джона Кроули или Эдварда Брайанта?

ТЕД ЧАН: Пожалуй, сейчас я читаю художественную и научно-популярную литературу в равных пропорциях. Иногда я возвращаюсь к любимым текстам, чаще к рассказам и фрагментам романов, чем к целым романам. Когда я работаю над рассказом сам, это тоже влияет на мое чтение. Например: сейчас я пишу научно-фантастический рассказ, действие которого происходит в ближайшем будущем, поэтому перечитываю некоторые тексты Брюса Стерлинга и Кена Маклеода. Не то чтобы я пытаюсь подражать их стилю – я уверен, что не смог бы, даже если бы захотел, но это помогает мне настроиться на нужный лад.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Вдохновляют ли вас каким-либо образом другие средства массовой информации? Музыка? Кино? ТВ? Компьютерные игры?

ТЕД ЧАН: Я большой поклонник кино и телевидения, потому что мне нравится рассказывать истории. Мне кажется, что фильмы имеют много общего с рассказами в своей потребности в краткости, тогда как хороший сериал может изложить более длинную историю так же, как это делает роман. Что касается музыки, то я случайный слушатель, а не серьезный любитель. И в отличие от многих писателей, я не могу слушать музыку во время работы, это полностью разрушает мою концентрацию. Что касается компьютерных игр, то в некоторые из них я начал играть совсем недавно, в основном из любопытства. На самом деле, мне больше интересно читать о компьютерных играх, чем играть в них. Например, многопользовательские онлайн-игры — это ближайший эквивалент Метавселенной из романа Нила Стивенсона «Лавина» в нашей реальности.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Ваши рассказы поднимают сложные и серьезные проблемы, и, кроме того, они оставляют читателю множество вопросов для размышления, а не несут четкого послания. Вы считаете это важным элементом творческого процесса?

ТЕД ЧАН: Я начинаю писать, не имея целевого намерения спровоцировать читателя. Обычно, когда я работаю над рассказом, меня терзают сомнения относительно того, будет ли он вообще кому-нибудь интересен. До сих пор мне везло — всегда находились несколько человек, которых интриговало то, о чем я думаю, а это всегда приятный сюрприз. Мне очень нравится рассматривать идею с разных точек зрения, и при этом мне кажется, что наиболее интересные проблемы дают веские аргументы для обсуждения каждой точки зрения. Научная фантастика часто рассматривает странное как обычное, а обычное как странное, что делает ее идеальной для интеллектуальных экспериментов, которые заставляют нас подвергать сомнению наши предположения. И я думаю, что подвергать сомнению наши предположения – это то, что нам всем нужно делать гораздо чаще.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Как писатель и интеллектуал, какие области современной науки вы находите наиболее вдохновляющими?

ТЕД ЧАН: На самом деле я не более чем любитель, когда дело касается науки, но я думаю, что нейронаука является одной из самых интересных областей исследований сейчас, потому что это область, от которой мы можем ожидать значительного прогресса в течение следующих нескольких десятилетий с ощутимыми практическими результатами. Такие области, как космология и теория струн очень интересны, но мы приближаемся к пределу наших возможностей проводить исследования в этих областях; эксперименты требуют все более крупных ускорителей частиц, и их результаты становятся все более далекими от человеческого опыта. Однако мы неустанно узнаем все больше и больше о том, как работает наш мозг, и такие методы, как ядерно-магнитно-резонансная томография (МРТ) и транскраниальная магнитная стимуляция (ТМС), все еще совершенствуются. Я не ожидаю, что в ближайшее время мы поймем все, что касается нашего разума, но нам предстоит многому научиться, и это поможет нам лучше узнать себя.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Ваше литературное творчество очень точное и строгое; вы уделяете много внимания построению сюжета, персонажам и поиску наиболее подходящей повествовательной структуры для выражения ваших идей. Как выглядит ваш творческий процесс? Что появляется в первую очередь? Идея, проблема или, может быть, мир, который хочется описать?

ТЕД ЧАН: Отправная точка у каждой истории разная, например в рассказе «Тебе нравится, что ты видишь» отправной точкой был простой вопрос о том, почему моя голова повернулась, когда мимо меня прошла привлекательная женщина. Однако в случае с рассказом «Ад – это отсутствие Бога» я начал задумываться о возможности того, что ангелы могли бы пугать даже в том случае, если бы они не были падшими. Когда такая идея приходит в голову, я обычно рассматриваю ее с разных точек зрения, пытаясь определить тот аспект, который мне кажется наиболее интересным, что обычно влечет за собой построение различных сюжетных линий и персонажей на основе этой идеи.

Когда продумываемый сюжет подводит меня к тому концу, который меня устраивает, я могу начать писать. Раньше, когда я начинал работать над рассказами, не зная, чем они закончатся, я никогда не был доволен конечным результатом, а часто даже бросал рассказ недописанным. Вот почему сейчас первый абзац, который я пишу, обычно является одним из фрагментов, составляющих конец истории. Затем я пытаюсь построить все остальное, что приведет к этому финалу. Многие элементы могут меняться по мере того, как я пишу, что может привести к корректировкам исходного финала, но я всегда должен помнить об этом.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Некоторые из ваших рассказов содержат весьма неожиданные концовки, например «Ад — это отсутствие Бога». Я бы сказал, что это очень экзистенциальный текст. Что вдохновило вас обратиться к христианской иконографии и совместить ее с экзистенциальной философией?

ТЕД ЧАН: В той степени, в которой финал этой истории экзистенциален, я бы сказал, что это результат экзистенциализма, присущего самому христианству. Почему страдают невиновные? Если человека удовлетворяет ответ на этот вопрос, который предлагает ему его религия, даже если он сам страдает, ему повезло. Однако если он чувствует себя неудовлетворенным этим ответом, то его ситуация начинает приобретать черты экзистенциального кризиса. Я сам не религиозный человек, но, насколько мне известно, подобные кризисы являются одной из причин, по которой люди отказываются от своей религии. Некоторые находят другие, более удовлетворяющие их ответы, но в рассказе «Ад – это отсутствие Бога» смена религии — вообще не решение, что еще больше углубляет этот экзистенциальный кризис.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Рассказ «История твоей жизни» задает важные вопросы, касающиеся языка. Считаете ли вы, что язык определяет наше восприятие пространства и времени? Ощущали ли вы, работая над этим текстом, какую-либо связь с романом Сэмюэля Р. Дилэни «Вавилон-17», посвященным схожим проблемам?

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Идея о том, что язык определяет наше восприятие пространства и времени, известна как гипотеза Сэпира-Уорфа и обычно отвергается лингвистами. Я же нашел ее полезной для изучения определенных философских идей в литературной форме, поэтому так или иначе ее использовал. На самом деле я не верю, что изучение языка может изменить чье-то восприятие так радикально, как это происходит с рассказчицей истории, и я надеюсь, что читатели не закончат чтение ее с таким же впечатлением.

Мне нравится «Вавилон-17», но подход к лингвистике в романе проблематичен. Лингвист Уолтер Мейер называет его в своей книге “Aliens and Linguistics/Инопланетяне и лингвисты” «романом, который тестирует прочность принципов критика». Там много интересного, но столько же много и дезинформации о лингвистике. В частности, в романе Дилэни содержатся несколько конкретных утверждений о предполагаемой способности языка ограничивать то, что может думать человек, почти все из которых не соответствуют действительности. Неясно, действительно ли Дилэни верил в них, когда писал роман, но я допускаю, что некоторые читатели могут в итоге, прочитав его, подумать, что они соответствуют истине.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Некоторые из ваших рассказов тяготеют к детерминизму, особенно «Чего от нас ждут», где свободная воля человека открыто подвергается сомнению. Верите ли вы в свободную волю или склонны думать, что наши действия каким-то образом обусловлены и в результате являются автоматическими?

ТЕД ЧАН: Смею полагать, что вы имеете в виду бихевиоризм, который является формой психологического детерминизма; лично мне его аргументы не кажутся очень убедительными. Мне кажется, что наиболее интересный аргумент против свободы воли — это тот, который подразумевается теорией относительности Эйнштейна. Короче говоря: было продемонстрировано, что наблюдатели в разных точках отсчета не соглашаются с тем, что два события произошли одновременно, и ни один из них не ошибается (эта проблема известна как относительность одновременности).

Событие в будущем одного человека могло уже произойти в прошлом другого, и поскольку ни один наблюдатель не допускает ошибок, единственный способ примирить две точки зрения — это признать, что будущее так же фиксировано, как и прошлое. В той мере, в какой концепция свободной воли является разумной концепцией, определенное будущее совместимо со свободой воли. Возможно, это так, пока мы ничего не знаем об этом будущем. Однако если бы можно было знать это фиксированное будущее, то было бы гораздо труднее защищать свободу воли. Для меня эта проблема бесконечно увлекательна. Это одна из тем, которую я пытался раскрыть в «Истории твоей жизни», и подозреваю, что продолжу писать об этом рассказы.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: В тексте «Купец и врата алхимика» вы использовали мир и стиль из «Тысячи и одной ночи». Как вам пришла в голову эта идея?

ТЕД ЧАН: Я начал думать об использовании концепции временно-пространственных туннелей для путешествия во времени. Меня всегда смущало, что в научной фантастике их обычно представляют как нечто, что можно открыть по своему желанию и выбрать направление движения. Между тем, по мнению физиков-теоретиков, червоточина, используемая для путешествий во времени, имела бы следующие свойства: вход и выход всегда остаются открытыми и разделены постоянным интервалом — вы не можете вернуться во время ранее момента создания такой червоточины, и в то же время не можете изменить прошлое. Поэтому, если отказаться от технических подробностей и свести концепцию к лишь базовым предположениям, то, по сути, речь пойдет о путешествии во времени путем перехода через неподвижный вход, что создает довольно-таки сказочную атмосферу (особенно если вы не можете изменить прошлое). И в то же время кажется, что путешествие во времени требует «шкатулочной» структуры, рассказа в рассказе, которая, в свою очередь, напоминает мир, представленный в «Тысяче и одной ночи». Вот я и начал обдумывать историю в этом именно направлении.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Ваши рассказы, такие как «Вавилонская башня» или «Эволюция человеческой науки», предлагают размышления о познании и исследовании мира, в котором мы живем. Полагаете ли вы, что усилия человека по открытию принципов, управляющих Вселенной, приведут к созданию теории всего? Как по-вашему, Вселенная в котором мы живем, познаваема на все сто процентов?

ТЕД ЧАН: Я думаю, что одной из основ научной фантастики является научное мировоззрение: предположение, что Вселенная познаваема и что принципы, управляющие ею, доступны человеческому разуму. Откроют ли люди их все на самом деле — это отдельный вопрос: возможны многие другие сценарии, которые никак не связаны с самой познаваемостью Вселенной — возможно, человечество вымрет, возможно, оно потеряет интерес к дальнейшим исследованиям. Некоторые могут возразить, что понимание Вселенной уменьшает наше ощущение сверхъестественности или удивления, но я с этим не согласен. С научными открытиями связано ощущение странности, выходящей за рамки обыденности, и в прошлом оно считалось полностью соответствующим внушающим трепет чувствам, связанным с религиозными убеждениями. Я бы хотел, чтобы больше людей увидели это сегодня.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: В Польше учеба на курсах по развитию литературных писательских способностей не пользуется особой популярностью. По правде говоря, и курсов таких у нас мало, поэтому те, кто стремятся стать писателями, чаще всего верят в самообразование. Вы остановили свой выбор на Clarion-е — самом известном и, пожалуй, лучшем литературном мастер-классе для тех, кто собирается писать фэнтези и научную фантастику. Какую роль курсы писательского мастерства сыграли в вашей карьере? Насколько они изменили ваше отношение к писательству?

ТЕД ЧАН: До того, как я нашел Clarion, я практически не знаком был ни с кем, кто читал научную фантастику, не говоря уже тех, кто пытался ее писать. Я работал в полной изоляции и не получал ничего, кроме шаблонных писем с отказом от рассказов, посланных для публикации. Я оказался на грани того, чтобы сдаться, отказаться от всей этой затеи. Clarion Writers Workshop не только познакомил меня с научно-фантастическим сообществом, там я впервые услышал, что кому-то нравится то, что я пишу. Без Clarion-а я бы никогда ничего не опубликовал. Что касается самого творческого процесса, то один из самых важных уроков, которые я извлек из Clarion, заключался в том, что умные люди могут иметь разные мнения о рассказывании историй. Когда два твоих учителя высказывают разные идеи о том, как построить рассказ, начинаешь понимать, что «правильного» мнения не существует, и не всегда достаточно прислушиваться к предложениям того, кто считает, что текст нуждается лишь в небольших исправлениях, даже если это самое простое решение. Вы можете решить внести серьезные изменения, прислушавшись к советам кого-то другого, даже если это означает, что рассказ в итоге станет менее интересным для тех, кому он нравился раньше.

КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Когда мы некоторое время назад разговаривали, вы сказали мне, что не планируете писать роман. Изменилось ли что-нибудь с тех пор? Нет ли у вас соблазна написать роман?

ТЕД ЧАН: Пока нет. Я думаю, что замыслы, которые у меня рождаются, лучше работают в коротких формах. Если бы у меня был замысел, который я считал бы достаточно жизнеспособным для построения на нем романа, я бы предпринял попытку, но я любой ценой избегаю расширения замыслов, рассчитанных на написание рассказа, до размера замысла романа. И в то же время я никогда не стремился зарабатывать на жизнь писательством. Полагаю, что обычная мотивация перехода от написания рассказов к написанию романов – чисто экономическая; романы — единственный способ заработать на жизнь писательством. А поскольку таковое не является моей целью, я не чувствую никакого давления, вынуждающего меня пытаться написать роман, хотя у меня нет соответствующего замысла. И если до этого никогда дело не дойдет, я не буду расстраиваться из-за этого.

Трудно совместить довольно распространенное у нас видение западного писателя, особенно американского писателя – творца, который много и охотно говорит о важных вещах и обязательно участвует во всевозможных съездах и писательских встречах — с обликом Теда Чана. Он называет себя «спорадичным (случайным) писателем»; не зарабатывает на жизнь писательство или чем-то, связанным с литературой. При этом он подкупающе скромен и молчалив, хоть и наделен блестящим умом и неповторимым чувством юмора, и в то же время лишен каких-либо претензий на величие или признание — на все проявления восхищения со стороны читателей он реагирует с обезоруживающей беспомощность.

Тед Чан окончил факультет информатики в Университете Брауна. Он также является выпускником Clarion Writers Workshops West — вероятно, самых престижных литературных мастер-классов в США, которые проводятся каждое лето в Сиэтле и проводятся наиболее выдающимися писателями и редакторами фантастики и привлекают толпы кандидатов в писатели, из которых с помощью чрезвычайно строгих методов отбирается группа избранных людей для участия в занятиях. Здесь стоит добавить, что одним из руководителей автора «Истории твоей жизни» был Джон Кроули, которого писатель считает одним из своих литературных образцов для подражания.

Тед Чан бравурно дебютировал в 1990 году рассказом «Вавилонская башня», принесшим ему получил премию «Небьюла». С тех пор практически каждое его опубликованное произведение быстро приобретало статус литературного события в США, вызывая оживленные реакции и дискуссии, нередко принося писателю многочисленные награды. В этом отношении Чана можно считать рекордсменом в истории американской фантастики, поскольку, опубликовав за двенадцать лет всего лишь восемь произведений — в 2002 году они были собраны в сборник «История твоей жизни»,

который является одним из двух книжных публикаций американского автора (второе — малотиражное издание рассказа «Купец и врата алхимика», вышедшее из печати летом 2007 года)

— он удостоился трех премий «Небьюла», премии «Хьюго», премии Кэмпбелла, мемориальной премии Теодора Старджона, премии «Сайдвейс» и премии «Локус». Подобно многим величайшим творцам жанра, Чан, кажется, видит в научной фантастике художественный, а не научный способ размышления о человеке, его цивилизации и природе вселенной, в которой он обитает, основанный, однако, на инструментах дисциплинированного научного рассуждения, а не, например, идеологического мышления. Вероятно, поэтому американский писатель так бескомпромиссен в поисках новых форм выражения своих мыслей, и совершенно не принимает в расчет ни литературные тенденции, ни давление рынка. Такое разнообразие форм — одна из наиболее характерных черт его творчества. Чан обращается к таким отдаленным от него литературным традициям, как классическая научно-фантастическая формула контакта с инопланетянами, репортаж или история родом из Ветхого Завета или «Тысячи и одной ночи». Другой характерной особенностью его творчества является, несомненно, тяготение к детерминизму — все чаще и отчетливее становится видным, что в его произведениях говорится о неизбежности будущего и в то же время об иллюзии свободы воли человека.

10. В рубрике «Иностранное» размещен единственный текст.

Повесть американского писателя Пола Мелкоу/Paul Melko, которая называется в оригинале “The Walls of the Universe” (2006, ”Asimov’s Science Fiction, Apr.-May; 2008, авт. сб. “Ten Sigmas and Other Unlikelihood’s”) в переводе на польский язык МАЦЕЙКИ МАЗАН/Maciejka Mazan и под названием “Ściany Wszechświata/Стены Вселенной” публикуется на стр. 17 – 40. Иллюстрации МАРЦИНА КУЛАКОВСКОГО/Marcin Kułakowski.

«Главный герой встречает своего двойника, который предлагает ему путешествие по иным мирам. Вот только машина для перемещения работает в одну сторону...» ( Scorpion Dog, ФАНТЛАБ)

Повесть номинировалась на получение премий «Hugo», «Nebula», «Locus», имени Теодора Старджона, отмечена премиями «Asimov’s Readers» и «Сигма-Ф».

На русский язык повесть впервые перевела под названием «Стены Вселенной» З. ВОТЯКОВА в 2007 году (журнал «Если» # 11). Второй перевод сделал Ю. ГОЛЬДБЕРГ в 2010 году (под названием «Стены вселенной», авт. сб. «Десять сигма»).

Переработанный в роман вариант повести также переводился на русский язык – он издан под названием «Стены вселенной» в 2012 году.

Заглянуть в карточку повести на сайте ФАНТЛАБ можно ЗДЕСЬ А почитать об авторе можно ТУТ