Осень 1918 года. Старший следователь ПетроЧК Александра Гинзбург назначена комиссаром в неблагонадёжный полк, который уже потерял двух чекистов. Сможет ли Саша завоевать авторитет у солдат и удержать его командира – легенду Восточного фронта Большой войны Фёдора Князева – под контролем? Особенно теперь, когда Белое движение объединено и может победить. И революционеры, и те, кто почему-то до сих пор считают себя приверженцами традиции, готовы убивать и идти на смерть ради счастливого будущего. Но, воплощаясь в реальность, мечты меняются, а мечтатели трезвеют. Почему в гражданской войне даже победа вызывает ощущение поражения?
***
«Комиссар» Яны Каляевой делает ставку на неослабевающий интерес к Белому движению времён Гражданской войны 1917-1922 годов в России. Что было бы, сорви белогвардейцы джекпот? Использован один из наиболее правдоподобных вариантов развития альтернативной истории: А. В. Колчак погиб в случайной (или кажущейся таковой) дуэли в 1918 году, и его место в оппозиции красным подхватил А. Н. Гришин-Алмазов.
Конечно, значимость отдельных личностей в историческом процессе не настолько велика, как представлялось некоторым фантастам. Но в случае сложнейшей внешней и внутренней политики в ежедневно меняющихся условиях военного времени требуются скорость реакции, непредсказуемость, реальная оценка собственных сил и однозначное «да» или «нет» на множество вопросов и ситуаций. В настоящем история показала, что адмирал Колчак чего-то не учёл.
В иной реальности генерал Алмазов предоставил независимость национальным окраинам, признал итоги Декрета о земле 1917 года, выбил долю военной контрибуции из стран Антанты, предпочёл французов англичанам и ассимилировал эсеров. Появились союзники и деньги. Новый земельный налог вернёт власть крупным собственникам, на которых можно будет опереться. Стабильность внутри страны обеспечит обновлённый до уровня католической святой инквизиции институт православной Церкви. О нюансах внешней политики автор пока молчит.
Художественная основа произведения – со слов самого автора – дискутирует с пьесой В. В. Вишневского «Из хаоса», больше известной как «Оптимистическая трагедия». Там женщина-комиссар среди матросов-анархистов, здесь женщина-комиссар в полку, способном перейти на сторону идеологического врага. Подобие сюжетных ходов и персонажей есть, но всё обыграно иначе. Прежде всего потому, что Вишневский знал материал лично и изнутри, а Каляева осмысливает извне и книжно.
К чести автора, «Комиссар» не превратился ни в любовный роман, ни в сказочную перепевку серьёзной литературы, как это, к примеру, произошло с «А зори здесь тихие…» Б. Л. Васильева в исполнении Д. Н. Зарубиной («Отцова забота»). Влюблённые красноармейские демонессы тут в небесах не летают и когтями никого не дерут. Есть увлечение месмеризмом некоторых ключевых персонажей и правдоподобные отношения занятых и до предела вымотанных людей.
Женский взгляд выражен в ракурсе повествования: всегда из-за плеча командира-мужчины. Урицкий, Бокий, Князев, Щербатов и снова Князев. Лишь в самом конце дописанной на сегодня первой части романа героине приходится действительно взять на себя мужской гендер. До того трагигероическая юность, личные разговоры, утешение раненых, почётная охрана обоза, чудеса самообладания в плену… А комиссару Вишневского в день знакомства с личным составом пришлось стрелять, чтобы не стать жертвой группового изнасилования.
Повествование предполагает хотя бы школьную образованность читателя в отечественной истории. Вставных энциклопедийных статей, персонажей-гидов и сносок, изображающих гружёные золотом железнодорожные составы, здесь нет. Альтернативное развитие подаётся мимоходом, как запоздавшая из-за общей неразберихи новость, и в диалогах: политобработка комиссара и долгосрочное планирование ответственных лиц.
Происходящее нарисовано крупными мазками, без мелких деталей и панорамных планов. Вот часы «Танк» от Картье без описания. Кем-то убит Моисей Урицкий. Белые как-то взяли Петроград, а после и Москву. Распутин канонизирован как Григорий Новый. Достаточно для мыслящего читателя и лаконично в соответствие описываемой эпохе. Удобно тем, что не надо зарываться в материал с головой. Но неглубоко, холодно и отстранённо, и это впечатление усилено далёкой от новояза России начала 20 века лексикой.
Более того, картина упрощает реальное положение вещей. Не прописано многообразие и взаимоотношения российских политических партий и религиозных сект. Почти нет классов и классовой вражды. Не показаны банды уголовников и так называемых «анархистов», а также их представители в коллективах. Будто бы Первая мировая война кончилась разом, как вода из крана, без последствий и угрозы вторжения извне, без возвращения отставших и пленных. Заявлен еврейский вопрос – но сугубо для красного словца, номинально.
Главный герой – человек без имени, рода, племени и пола. Александра Гинзбург, до крещения в православную веру Юдифь. Но так звали погибшую в Белостокском погроме 1906 года сестру, за которую её приняли. Чужое имя, чужие люди, чужая страна. Идеология, заменившая веру. Маузер и отчёты вместо мужа. Сын полка вместо своего ребёнка. Даже рябая разведчица может позволить себе свободные отношения в духе марксистского феминизма Коллонтай, но только не комиссар. Слишком велика ответственность – или тут что-то иное?
В Петрограде, вербуя военного специалиста царской России Андрея Щербатова, Гинзбург решила вылечить его от тифа с помощью месмерических техник объединения магнетических флюидов. Болезнь отступила, но спасённый перешёл к белым. А объединение осталось, и обоих стали посещать странные идеи и общие сны. Откроется ли им предвидение? Сможет ли взаимное чувство, необходимое для подобного слияния, найти хоть что-то общее в конкурирующих идеологиях?
Красные хотят, чтобы каждого человека ценили уже за то, что он человек – ведь это возвышает, позволяет работать для себя и над собой. Белые считают, что каждый должен делом и результатом доказать, что он человек, а не тупой, ленивый и агрессивный скот. И те, и другие дают возможность достижения счастливого будущего, – но красные отбирают нажитое, а белые эксплуатируют неимущих. Что лучше: аванс или получка, подарок или награда? Пока теоретики спорят, практики убивают. Массово и с обеих сторон.
Андрей и Александра – необычная пара. Убитая по документам еврейка и чудом выздоровевший русский дворянин разведены судьбой по разным лагерям. Она живёт чужую жизнь, он живёт взаймы. Ромео и Джульетта или Юдифь и Олоферн? Да, но нет, как любит повторять героиня. Обоих движет идея, оба одержимы служением. Рабочие големы революции. Бездушные исполнители, по выполнении задания обращающиеся в прах.
Александра получит кровавую жертву и чужую душу взамен своей, давно утраченной. Оживит это её или, как после крещения, лишь дело революции? Кого, чтобы выжить, принесёт в жертву Андрей? Бога и веру, с которыми заключил союз Новый порядок, или Веру, сестру свою? Война страшна, она делает из убийства рутину и забирает близких, но гражданская война требует убивать близких самостоятельно. Героям остаётся лишь полный невозможного счастья сон, почему-то до сих пор общий для них двоих. Что будет дальше, покажет второй том романа.
ХХV век. Мощь земной цивилизации безгранична. Её космический флот может уничтожить любую нечеловеческую расу в отдельности и все их вместе взятые. Однако в своём могуществе Земля не замечает нависшей над ней чудовищной угрозы Вторжения Извне, с которой человечеству ещё никогда не приходилось сталкиваться. Надвигающийся вселенский апокалипсис может предотвратить космодесантник-смертник Иван, младенцем найденный в анабиозной капсуле на краю вселенной...
***
«Звёздная месть» Юрия Петухова – это трэшевая смесь западного космохоррора, патриотической криптоисторической фантастики и еретического богословия, существующая вне рамок литературного процесса. Текст будто составлен компьютером, в память которого загрузили все сны и фантазии Клайва Баркера, Василия Головачёва и Сергея Алексеева. Квинтэссенция комиксов и языческого православия. Но почему-то с письмом в защиту Ю. Петухова после обвинения двух его книг в экстремизме выступило пятьдесят российских и советских писателей, в их числе метафизический реалист Юрий Мамлеев и «деревенщик» Валентин Распутин. Какую проблематику, идею, посыл смогли разглядеть все они в его творчестве?
В эпопее пять томов, но во всех единая структура и чётко прослеживающаяся тенденция: фантасмагорический «водевиль» перемежается авторскими рассуждениями о высоком, и от книги к книге объём и градус публицистики повышаются. В послесловии к последней части Ю. Петухов открыто обращается к читателю, объясняя предназначение композиции: он пишет иносказание, и два его пласта не только самостоятельны, но во взаимодействии друг с другом и читателем рождают некие скрытые смыслы. Вспомним уровни восприятия текстов «Прощания с Матёрой» В. Распутина и «Шатунов» Ю. Мамлеева.
Пласт первый, названный самим автором «глупым водевилем». Рептилоиды, протеические амфибии, скорпионоиды, рыбоиды, звероноиды, энергетические существа. Языческие божества, нелюди, нежити и вожди древности в дарковой обработке, заговорщики-сатанисты и демоны преисподней. Стреляющая и летающая футуристическая машинерия всех мастей, телепортаторы, безумные учёные, андроиды и киберы, биомеханические протезы, мутанты и клоны. Живущие голышом дамочки, эротические наваждения и четырёхгрудые (кто больше?) инопланетянки. Всё это взаимодействует с героем-десантником соответственно, но в основном бьёт по голове с присказками «дурак», «повиси» и «дозрей».
Пласт второй – «публицистика». Бог есть, и люди дети Его. Преисподняя реальна и тщится превзойти Его, но лишь извращает творение. «Россы» несут Святой Крест эволюции человечества и гуманистической цивилизации с каменного века и страдают за свой альтруизм. Человеку не место в космосе. Историю пишут выжившие. Выживают не сильные, храбрые и честь имеющие, а слабые, трусливые, лживые и способные убивать в спину. Правят выродки, сознательно и планомерно проводящие политику деградации культуры и вырождения генофонда человечества.
Оба пласта не новы и будто скомпилированы из множества зачастую кардинально разнящихся по всем возможным параметрам источников. Оригинальны возникающие при их взаимодействии смыслы, но кто поручится за то, что они от автора, а не от читателя? Сам Ю. Петухов утверждает, что всё от Бога. За одного пером водят, другой воспринимать душой должен – и от обоих вера нужна. Текст лишь инструмент, читайте-де и перечитывайте. Автор не называет своё пятикнижие, предположим, «Правой Библией» или «Славной Торой», но намёки более чем прозрачны. Пойдём потомно.
В «Системе» Иван познаёт иной мир, его законы и обитателей – Книга Бытия о сотворении мира и человека, о зарождении еврейского народа. «Бунт вурдалаков», где власти Земли не верят десантнику, но посылают на планету Навей – Книга Исхода о бегстве из Египта, синайском даре и устроении походного храма. В «Каторге» герой узнаёт истинных правителей Земли и находит друзей в тюрьме – Книга Левит, излагающая тонкости законодательства и храмовых служб. В «Скитальце» безумец мечется во времени, исправляя свою жизнь – в Книге Чисел евреи скитаются по пустыне. В «Смертельном бое» Иван становится карающим мечом Бога – во Второзаконии Моисей напутствует евреев перед завоеванием Земли обетованной.
Сам автор, судя по всему, считает такой подход не фантастикой, пародией или иным художественным использованием религиозных текстов, а возвращением божественного учения в лоно «росского» традиционализма. Выродки-де за тысячелетия извратили, а он выправляет. В последнем томе Иван объединил в себе максимум сакрально-мифологических значений: от дурака, солдата, каторжника, богатыря, царя, Христа первого и второго до Иоанна Богослова и Моисея. Финальный историко-инквизиторский поход бесподобен: от девяностых и Ленина до генетиков-праегиптян.
В чём смысл учения Ю. Петухова? Обратимся к тексту его пятикнижия. Есть векторно противоположные Бог (развитие) и преисподняя (вырождение), и разделение их – Совесть, она же Черта – проходит в душе каждого отдельно взятого человека. Хочешь остаться с Богом – не преступи. Преисподняя и преступившие выродки творят всё что хотят, ибо дана человеку свобода воли. Бог только верит в человечество, которому остаётся тянуть лямку до последнего праведника, который и станет мечом господним, объединившим всю силу рода. Погибшие с честью в Боге душу сохранят, и «мне отмщение и аз воздам».
Человеку надо бороться с искушениями, исходящими от Первозургов и других воплощений Ога. Автор любит палиндромы и анаграммы, широко применяет народную этимологию, а его интерес к уфологии кончился объявлением всех инопланетян бесами. Посему будет так: «зург» – «груз» наоборот, суть первогрех, гордыня сатанинская. Ог в Библии – царь страны первозданных дубрав Васан, завоёванной Моисеем до Земли обетованной, и последний из некогда живших там рефаимов. Рефаимы, в отличие от нефилимов – гиганты, порождённые от женщин уже падшими ангелами, и мертвецы, которые никогда не воскреснут.
Так о чём эпопея? О том, что бороться с преисподней надо беспощадно: в силе, без сил и сверх силы всякой, не поступаясь совестью, а мёртвые срама не имут. О том, что открытую Богом дверь не закроет никто, но каждый волен не войти в неё или не идти к ней вовсе. О том, что воспитание человека, возраст, пол, национальность и даже его раса в галактических масштабах для Бога значения не имеют. О том, что бес уныния, сомнения и греха червем вползает в каждого и может разрастись внутри в Змея – но каждый способен победить грозного Змея, выдрать когтистого беса из себя и раздавить червем. О том, что надо не пытаться в гордыне превзойти Бога, а гордиться, что создан по образу и подобию Его, и делами доказывать это, чтобы в конце Пути стать равным Богу. О том, что человек всё делает сам, а Бог в него просто верит.
Рунами нельзя забавляться, с ними нельзя шутить или играть. Им нельзя доверять, потому что никто не сможет предсказать, чем обернётся исполнение желаемого. Рано или поздно, но за дар и его плоды придётся платить. Всё дело в цене. Капкан желаний раскрыт для всех, но вырваться оттуда можно, лишь обратив свои желания, как и самоё себя, в пепел – пепел свободы от власти людей, богов и Судьбы. Так было и так будет всегда. Берегись несбыточных желаний: в них взлёт и падение, награда и кара, радость обретения и слёзы сожаления об утраченном, новая жизнь и смерть надежд…
***
Роман Вячеслава Паутова «Клеймо проклятия» написан в стиле скандинавских саг, но осовременен почти до уровня исторического фэнтези. Если по-простому, то в сравнении со стандартным фэнтези урезаны экшен и фантдоп, много пространных описаний, используются витиеватый синтаксис и почти сценическая речь. Если чуть сложнее, то олдскульная цепь художественной литературы – место и время, события и персонажи, действия и результаты – здесь отработана полностью, но расписана не настолько пространно, как у, предположим, Генрика Сенкевича.
Вячеслав Паутов далеко не единственный представитель «новой саги», но авторы и сам жанр мало кому известны. Если суровые и близкие к историко-приключенческому роману классики, то это однозначно Сигрид Унсет, Кирстен Сивер и Тим Северин. Если побойчее, поромантичнее и пофэнтезийнее, то Виталий Гладкий, Мария Семёнова, Елизавета Дворецкая и Бернхард Хеннен – уже спорно, поскольку совпадение лишь частичное. Тут уж кому что нравится. Однако большую часть обязательных для современной саги пунктов выполняют и они, и об этом надо сказать подробнее.
Жизнь героя представлена от рождения до смерти. Используется огромное количество персонажей, описываются их внешность и характер, разъясняется происхождение, родство и подчинённость. Герои не оцениваются, даются их поступки и высказывания. Время – стихия, а события хроникальны. Любовь без эротики. Волшебство строго в рамках местных верований. Нарратив выстроен на примерах из деяний богов и героев. Мир одушевлён и конкретен, это персонаж и ландшафт одновременно. Наконец, в основной текст вставляются образцы местной поэзии.
Единственный пункт, кажущийся обойдённым вниманием В. Паутова в «Клейме проклятия», это природа как персонаж. Здесь нет ни аналога живой Земли Русской, как в «Слове о полку Игореве», ни персонализаций в виде нечеловеческих рас, как в цикле «Корабль во фьорде» Е. Дворецкой. Есть странный туман во время боя и появления лебедей, которыми, согласно поверью, становятся души достойных. Озеро Веттерн уже полностью можно списать на пейзаж и авторские размышления. Увы, слишком мало пищи для избалованного троллями и прочими духами современного читателя.
Теперь к самому роману. Время – конец 10 века. Место – Скандинавский полуостров, территория современного Вальдемарсвика, что в Эстергётланде, Швеции. События – набег йомсвикингов на селение Гульдсанден, связавший судьбы ярла Кракена Статного, соглядатая йомсвикингов Кьядли и прекрасной Тордис. Мотив мести присутствует, но традиционного любовного треугольника не образуется. Есть то, что В. Паутов называет «капканом желаний», и он распахнут для каждого значимого персонажа. Результат действий зависит не от желаний, а от выбора средств достижения цели.
Фантастический элемент – руны, с помощью которых можно создать непобедимого воина из кого угодно. Мститель сотворён – но не героем, а орудием убийства. Он будто не имеет ни собственной воли, ни памяти, ни желаний. Послушный исполнитель полезен всем: рунному мастеру, ярлу, дружине, селению и стране. Коллизии проходят по всем этим уровням, рождая интриги и зримое приключение, но истинный конфликт невидимо зреет в искалеченной магией душе самого рунного воина. Что думает, что чувствует, что предпринимает он сам? До времени это доступно лишь автору и читателю.
В. Паутов ненавязчиво ломает стереотипы поп-культуры в отношении так называемых «викингов». Мимоходом показывает, что к 10-му веку нашей эры жили они не всем племенем в одном длинном доме, а семьями и хуторами в срубленных из круглых брёвен жилищах, близких нашим избам. Как и на Русском Севере, жилые и хозяйственные постройки ставились рядом, желательно под одной крышей, имели клети и подклети. Не были скандинавы и поголовно воинами или разбойниками, имелись и у них свои «селяне», занимавшиеся пашней, скотоводством, ремёслами и промыслами.
Бои представлены как цепочка поединков, но поставлены много лучше, чем в стандартном историческом фэнтези. Воины используют щит для защиты и нападения. Пригибаются и глубоко вшагивают навстречу, обходят за правую руку, подрубают опорную ногу. Перед смертельным ударом финтят и ранят, используют рельеф и солнце. Стрелы при наличии щитов почти бесполезны. Но фэнтези властно вмешивается и сюда. Рунный воин быстрее и сильнее обыкновенных. Есть берсерк и наёмный убийца. Появляется лабрис, но рогатых шлемов, к счастью, замечено не было.
Произведение поликомпонентно и широкоохватно, и потому даже при малом объёме по праву именуется романом, а не повестью. Здесь есть преступления, обман, месть, любовь, магия, земельная тяжба, межличностные дрязги и государственная политика. Ярла, ставшего бы героем и любовником в фэнтези, сбивают с «пути истинного» решение тинга, козни отшельника, мнения советчиков, планы Свена Вилобородого и выпивка. Это действительно сага, сплетающая воедино историю, живых людей и богоданные руны, но сага новая, поскольку герои получили возможность не только бороться с роком, но и побеждать.
Каждый охотник желает знать (Костяной меч, том 1), Discane (Дис Кейн), 2021
В базе Лаборатории Фантастики отсутствует
***
Юный охотник Кенрон исследовал лес вместе со своими друзьями. Обитатели того леса обладали магией и людей не жаловали, и добыть их было непросто даже взрослому охотнику. На берегу озера компания повстречала старика-отшельника со стрекозами вместо глаз. Тогда Кенрон не мог и предположить, что незнакомец после неосторожно оброненного им слова откажется от добровольного изгнания и навсегда изменит его жизнь…
***
«Каждый охотник желает знать» можно назвать литературным экспериментом. Янг эдалт здесь лишён «отношений» – того, что обычно и позволяет повысить градус самой банальной и заезженной истории. Главному герою Кенрону четырнадцать лет, и он асексуален. Все стандартные схемы развития сюжета – любовь, страсть, выбор между умной и красивой, ревность, обиды, истерики, ритуальный мордобой и родительские матримониальные планы – в этом романе не сработают и потому отсутствуют.
Чем берёт автор? Лихо закрученной интригой, достойной детективного или шпионского триллера. Сюжет дополнительно осложняется тем, что ни персонажи, ни читатель до последнего не подозревают, с какой проблемой вскорости придётся разбираться. Проблем, надо сказать, много, возникают они с кажущейся хаотичностью и на ровном месте, а решаются по мере поступления. Совсем не так, как планировалось, и приводя к неожиданным результатам и непредсказуемым последствиям.
На примере Кенрона поневоле задумаешься, что было бы, употреби каждый из нас юношескую энергию не на мало что дающие в этом возрасте ухаживания за столь же юными девушками, а на что-нибудь полезное. Прогулки при луне, экстатические полёты в небесах и падения в бездну на одной чаше весов, целесообразность, тренировки ума и тела на другой… Герою такой выбор не предоставлен, и потому он развит, собран и рассудителен, как тридцатилетний, и сексуально образован на шесть лет.
Отсутствие психо-гормональных обострений настолько непривычно, что поначалу создаётся впечатление полной безэмоциональности Кенрона. Быть может, он аморальный психопат? Позднее сюжет не раз и не два доказывает несостоятельность этого предположения. Мальчик остаётся добрым, наивным, способным сопереживать и совершать ошибки, а его отточенные почти до гениальности таланты и способности проигрывают в столкновении со взрослыми и опытными персонажами.
Мир произведения схематичен и напоминает сеттинг компьютерной игры: маготехнологии, город и лес, люди и монстры. Всё дееспособное население – охотники, совершающие вылазки, добывающие и сбывающие трофеи. Но простым он кажется лишь персонажам-подросткам, и то лишь в самом начале. По мере взросления границы расширяются: городов много, не все в окружении лесов и монстров, да и с условно имперским объединением всё гораздо сложнее, чем представлялось.
Неизвестно, будет ли автор использовать намеченную возможность критики современного общества в цикле, но сатиру можно усмотреть уже здесь. Люди искусственно поставлены в условия, заставляющие заниматься добычей «природных ресурсов». Кроме охоты, работы нет – всё остальное, от чистки сортиров до банковских операций, делают завезённые имперцами кобольды. Выборное наместничество, кредитная система, ценообразование, жильё, медицина, образование – все аналогии прозрачны.
Есть у Кенрона и друг, и подруга. Но, учитывая его сексуальную нейтральность, какие отношения даёт ему и сюжету дружба? Зависть от менее развитого со стороны мальчика, непонимание со стороны девочки. Те же соперничество и обиды, что и при стандартной ориентации. Героя жаль, ведь он получает весь тот же негатив без позитива. Читателю достаётся несколько условно смешных моментов, позволяющих взглянуть на сексуальное манипулирование со стороны личности с иммунитетом к нему.
Композиция усложняется и словно растёт параллельно с развитием сюжета. Фокус действия постоянно сменяется, ветвится, меняет время, переходит от персонажа к персонажу, от детского сознания полуразумного ящера в лесу до циничного наместника и магички-имморалистки. Одно и то же событие может быть представлено с двух сторон. Но здесь, в первой книге цикла, повествование не выходит за рамки янг эдалта. Структура усложняется, но действительно взрослого наполнения не получает.
Подростковая литература прошлого позволяла детям взрослеть, а взрослым вновь окунуться в период эмоциональных бурь и жизнеопределяющего выбора юности. Учила одних и молодила других. Современный янг эдалт паразитирует на нежелании взрослеть и делать выбор. В этом романе герою и читателю отказали в сексуальном начале. Результат эксперимента можно рассматривать как попытку отказа от другой беды – порнографии, но выбор метода духовно-личностной кастрации кажется мне радикальным.
Внимание: в рецензии, как и в самом произведении, присутствуют моменты 18+.
***
Илья Горюнов семь лет отсидел в тюрьме по ложному обвинению. Он выжил и вышел на свободу, движимый только одним желанием — отомстить тому, кто поломал ему жизнь, подбросив наркотики. Встретившись лицом к лицу со своим обидчиком, Илья совершает импульсивный поступок и получает доступ к его айфону, а с ним и к его жизни. На время Илья становится Петром Хазиным — через реальность на экране смартфона.
*** Современный российский натурализм
Мини-сериал Клима Шипенко «Текст. Реальность» вышел спустя восемь с лишним месяцев после полнометражного фильма «Текст» и представляет собой его расширенную и чуть иначе смонтированную версию. В пяти часовых сериях история Ильи Горюнова занимает в два с лишним раза больше экранного времени, но существование каждой добавленной минуты считаю оправданным. Сценаристом здесь также выступил Дмитрий Глуховский, и тут он получил возможность более тонкой и точной настройки экранизации своего романа. Темпоритм происходящего, многочисленные вставки внутренних монологов и подобия закольцованных мыслеобразов главного героя, длиннейшие музыкальные композиции и панорамные планы, значимые символы в окружающем – всё это позволил ему применить лишь формат мини-сериала с непрерывным повествованием. Ну и, конечно же, решение К. Шипенко принять сценарий автора, а не дать что-то своё.
Отдельно хочу выделить клиповую составляющую сериала, представленную музыкально-шумовым рядом, неразрывно связанным с визуальными образами и дополняющим их. Она перемежает сюжетные события и реально давит на психику. В отличие от воды А. А. Тарковского, эти клипы создают понятный большинству эмоционально-образный фон. Безлюдье, зимняя серость промзоны, слепые окна редких жилых домов, бесконечная дорога и тишина. Варево мыслей и кипение чувств внутри героя, толпа, клубняк и метро снаружи. Пустая квартира, сумрак, одиночество и звуки семейной жизни соседей. А вот стройная легко одетая красавица в нездешнем пейзаже будто рождает танцем музыку. Пьяные разговоры и секс под включенное на телевизоре порно. Искажённый мегафоном голос и проблесковые маячки в окно, удары во входную дверь, выстрелы и обречённо-лихое: «Идите на ...!»
Да, Д. Глуховский по-прежнему не стесняется использовать нецензурную лексику и сгущать краски при создании художественного мира. Скандальность его натурализма местами зашкаливает. Почему не реализма? Потому, что персонажи, общество, семья, мораль, дружба, вера, любовь и сам герой демонстрируются намеренно низко и деструктивно. Те самые модные «тёмность» и «нуарность», но без гламура и компьютерных игр, а на основе современной российской действительности. Животные инстинкты, рациональное приспособленчество и закулисье внешне привлекательных вещей: местами противно, но до боли реально. Тяжело, знакомо и узнаваемо, в отличие от легковесных, театрализованных и в корне чужих картин С. Подгаевского и подобных ему. Отмечу, что сквернословие здесь того толка, что давно перешло в разряд общеупотребительного разговорного, и слов этих не больше трёх.
«Текст» Д. Глуховского не станет современным «Идиотом» или «Преступлением и наказанием» Ф. М. Достоевского, поскольку в нём нет социального, религиозного и личностного анализа, нет тонкого психологизма. Тут другой, внешне примитивный подход, отпугивающий многих и многих. По принципу «гаже пахнет – туже входит». Режиссёр и сценарист предпочитают воздействовать опосредованно, через спинной мозг и железы, отвратительной злободневностью будить инстинкты и бессознательное. При этом композиционно сериал не так прост и выстроен на смене акцентов: пристрастный к пошлости фотографизм, криминально-сенсационные приключения, бытовой символизм. Проще выражаясь, наблюдается движение от грязи и эпатажа к правильному и вечному. Пищу получат и головной мозг, и сердце, и душа. Это кажется странным, но натурализм именно благодаря своей примитивности способен к эстетической мимикрии и симбиозу с другими художественными методами.
*** Фрустрация
Начало истории гадко и натуралистически подробно. Великовозрастный балбес рвётся на встречу с девушкой и в клуб, а строгая мать крестом встала у двери. Не пущу-де, пока предмет не пересдашь, мне твоё поступление в МГУ слишком дорого обошлось. Будь двадцатилетний сыночка лет на десять младше, сцена смотрелась бы не так мерзко, но создатели нашли способ усилить её и в существующем возрасте матери и ребёнка. Далее свобода и клуб, а в нём облава ФСКН. Граждане! Ну нельзя так себя вести с представителями органов власти при исполнении. Тем более, если вы находитесь внутри текста Д. Глуховского. Ну, вы всё понимаете, ведь даже здесь лучше не выражаться.
Если бы автор желал тупо лить чернушку с порнушкой, он сделал бы это легко. Маменькин сынок, студент-филолог на зоне долгие семь лет. Подумайте об этом прежде, чем начать по-интеллигентски ругать сериал, к примеру, за два часто, эмоционально и подряд, к месту и не к месту повторяемых матерных слова и тело, в эпоху развитых компьютерных технологий условно принадлежащее замужней на тот момент Кристине Асмус. Автору-сценаристу и режиссёру важно не шокировать зрителя очередным кукареку зелёного слоника, не познакомить его с выживанием по ту сторону решётки, как это сделал В. Т. Шаламов. Им важно донести до нас что-то другое. Задумайтесь лучше над этим.
Илья отсидел положенное и получил освобождение. Не будет спойлером сказать, что он не стал ни опущенным, ни авторитетным, ни даже инвалидом. Бывший инфантильный и влюблённый паренёк выгорел и нечеловечески устал на зоне. Он шёл домой и думал, что хуже быть уже не может – но автор-оптимист доказал, что ещё как может. Связка из трёх ударов по уже повисшему на канатах телу: мать, девушка, лучший друг. И никакого свистка, никакого рефери, никакого гонга. Удивительно ли, что Илья выпил и при встрече с задержавшим его Петром Хазиным впал в мужскую истерику со всеми вытекающими последствиями? Нет. Удивляет то, что именно здесь унылый натурализм расцветает фантастическим авантюрно-плутовским повествованием.
*** Сублимация
Натурализм как основной стиль картины никуда не делся, но фантастические допущения после обретения Ильёй смартфона сыплются одно за другим. Все понимают, что в действительности, учитывая родословную и двойную занятость Хазина, герою не удалось бы даже выспаться? Хотя бы потому, что агенты уровня Хазина при всём желании не могут позволить себе самостоятельность, безнадзорность и одиночество. Видимо, излишне натуралистический фокус как раз и призван отвлечь внимание зрителя от подобных расхождений с реальностью. Художественный вымысел, конечно, но без него не было бы ни романа, ни экранизации.
На момент осуждения Илье двадцать лет. Ярко выраженный инфантил к тому же, но по факту МГУ для него неразрывно продолжает «школьные годы чудесные». Жил с мамой, учился, тусовался с друзьями, целовался с девушкой – и вдруг всего этого разом не стало. И «волчий билет» по жизни, как печать Каина. В стандартных криминальных боевиках невинные жертвы матереют в заключении и мстят, едва выйдя на свободу. Жестоко и беспощадно, попутно отрываясь по выпивке и девочкам за все отбытые годы. Юмор автора в том, каким образом он изменил сей устоявшийся шаблон. Илья заполучил в личное пользование айфон врага вместе с паролем, а с ними всю его жизнь, грехи и душу. Сатира и гротеск, однако.
Смартфон в современном мире куда важнее своего носителя из плоти и крови, а социальные сети и мессенджеры значимее реальных встреч. Виртуализация личности прошла успешно, и любой бомжара сможет, не переодеваясь и не трезвея, сойти за модного блогера. И начинаются у перевоплотившегося Ильи необыкновенные приключения. Оперативная работа под прикрытием, агентурное внедрение в торговлю наркотиками, банкеты в среде генеральского состава служб и министерств. Элитные клубы, пентхаусы, командировки на райские острова, доступные девушки, секс втроём… Красота! Точнее, её уродливое в своей ирреальности и натурализме отражение. Онанизм, как подчеркнул в одной из сцен сам Д. Глуховский. Какое время, такие и плуты, и приключения у них соответствующие. Одни живут, другие дрочат.
*** Инициация
Несмотря на местами жёсткий юмор, полновесной социальной сатиры не получилось. Скорее всего, и не было такой цели. У «Текста» другой посыл: даже виртуально воздействуя, можно изменить жизнь к лучшему. Просто не упустите финальный эпизод после титров последней серии. В начале было Слово, оно стало печатным, а после перешло с бумаги на электронные носители. Естественный процесс. Чем книга лучше мессенджера, если суть лишь в пользующемся словом человеке, его уме, совести, воле и выборе? Ничем, если по-прежнему оставаться людьми. Продолжение идей традиционной русской литературы налицо. Не Фёдор Михайлович, далеко не он, но на своём уровне и в своём ряду «Текст» вполне достойное произведение. Правильное.
Парадигма выстраивается интересная: В. Головачёв и М. Семёнова. От первого Д. Глуховский будто бы взял плоть, от второй душу. Зарвавшиеся мажоры, произвол властей, зло и возмутившиеся, оставшиеся чистыми мальчики – чем не головачёвская схема? Выгоревший дотла пацан, все семь лет следящий в инстаграме за кровником, отомстивший, но тянущий в жизнь не себя, а случайных знакомых только потому, что иначе не может – не перезагрузка ли Волкодава? Да, Илья не боец, а дрочер, и это отличает его от героев двух указанных авторов в худшую сторону. Да ведь и «Текст» не боевик и не сказка.
В натурализм, плутовские приключения и гротеск, оказывается, с самого начала были скрыто вшиты элементы символизма. От мелочей вроде клуба «Рай» и вывески «От(р)ада» до приготовленного матерью супа, которого как раз хватило. От пошло обыгранного ММЖ непорочного отцовства до Христа и Голгофы. У героев классического западного натурализма нет возможности выбора и нет ответственности за свою жизнь и поступки. Илья Горюнов изначально поставлен Д. Глуховским в ситуацию двоемирия – текста и реальности, грязи и совести. Среда тянет его в одну сторону, воспитание в другую. Есть иконы дома и безвизовая Колумбия где-то там. Есть пахнущая матерью подушка и заглядывающая в глаза соблазнительница, манящая заморскими чудесами. Есть загранпаспорт и моральный выбор в ситуации, когда никому ничего не должен. Убить по-русски… или теперь это воспринимается только сказочно, по-веннски?
облако тэгов
