Если бы я раньше наткнулась на комментарий снизу, я бы сохранила 350 рублей, нервы и пару подруг. Но увы.

А ведь я даже и половины книги не прочитала. Но, кажется, в этом уже нет нужды.

Кроме как паразитированием на героизме солдат, я не могу назвать эту книгу больше ничем. Ну что же, оказывается, оно существовало и раньше. Сцены боёв и других солдатских взаимодействий довольно реалистичные, да, но чуть ли не всё остальное не выдерживает критики. Беременность Мирры и приезд в крепость Гитлера и Муссолини глазами Плужникова (достаточно просто загуглить реальные хроники тех лет, согласно которым, в конце лета 1941 года крепость уже НИКТО НЕ ЗАЩИЩАЛ) — просто апофеоз хайпа на крови.

Просто дешёвая драма. Инфантильные, бестолковые, конченые овуляхи и овуляторы всех мастей, ни разу не рояльные сюжетные повороты и СТРАДАНИЯ (штоби жалка) даже там, где, казалось бы, с этих, прости Г-споди, людей уже хватило страниц сто назад. Авторам отечественных сериалов для домохозяек ещё есть куда стремиться и чему поучиться у автора этой книги.

Примерно так же начинался приснопамятный «Маг» Сомерсета Моэма. И примерно так же невнятно и обрывисто кончился.

По заданию редакции литературной газеты американский поляк с фасеточным мировоззрением Роберт Лузак едет в Индию, дабы пролить немного света на тамошние литературные мистификации в лице некогда известного поэта М. Даса. Оный объявился аж спустя 7-8 лет после своего исчезновения с новыми строками, разительно отличающимися от старых. Ну, Роберт взял с собой жену и семи-восьмимесячную так называемую дочь и полетел. А дальше на протяжении трёхсот с лишним страниц мы наблюдаем просто какую-то дистиллированную гипертрофированность хоррорных (!), социальных (!!!), человекоотношенческих и прочих психологических аспектов.

Конечно, автор и его произведение существуют отдельно друг от друга, но, читая пространные описания фантастической грязи и нищеты в Калькутте, невольно ловишь себя на мысли, что американец (кто бы мог подумать…) Симмонс не удержался и выплеснул какие-то свои личные обидки на Индию. Честно говоря, даже на это можно было бы посмотреть сквозь пальцы, захвати Симмонс читателя, как, например, захватили зрителя Квентин Тарантино и Элай Рот. Их словенонегативистский «Хостел» при всех своих минусах заставил меня в своё время на три часа присесть на очко. Но и с хоррором дела обстоят так, словно автор очень и очень поверхностно ознакомился с трудами Николаса и Зины Шрек и просто решил этим выпендриться. Заодно напрятал роялей по кустам (встретивший их в аэропорту Кришна и оказался тем самым студентиком-коммунякой, который хотел продать своего дружка сектантам на органы, и рассказчик ближе к концу вот так просто взял и понял, что это он и есть) и навешал ружей, буквально ни одно из которых не выстрелило (кто убил их дочь и зачем? Как все эти люди были связаны между собой? Кто такая грёбаная Камахья? Для чего Лузак мотался по миру туда-сюда-обратно, как будто его в пятую точку оса укусила? И так далее, и тому подобное) При всём при том Роберт Лузак — тот ещё морализатор. Вся концовка книги — сплошная вода на колесо миролюбия, доброты, надежды и человечности, ибо так и только так можно заглушить в себе песнь Кали. Они с женой даже зачали нового ребёнка, чтобы быстрее забыть старого, хе-хе. Как всё это коррелирует с ядерным экстерминатусом, который Лузак в самом начале призывает на Калькутту, мне никогда не понять, увы. А ещё в возрасте 10 лет он лолю изнасявкал. Его никто не спалил, но с тех пор Лузак обращён слухом к песни Кали, я гарантирую это.

В принципе, у книги есть и положительные стороны. Например, лёгкий слог. Концовка, несмотря на свою халтурность, оставляет некое ощущение неполной победы над зЫлом, которое всё ещё среди нас и ждёт своего часа. Действительно, вы можете петь и другие песни. Можете. А вот Робушка пустил петуха. Так что звучит всё это малоубедительно. Книге «Песнь Кали» хочется пожелать примерно того же, чего и скольким-то там градусам по Фаренгейту: чтобы её концовка была распечатана и развешана по всем капищам времён наступающей Кали-юги. С достижением комического эффекта методом «от противного» оба рулона справляются на ура, а танцы по трупам детишек после идеологической обработки — настоящая нирвана.

Нет друзей и нет приятелей,

нет врагов и нет предателей.

Многим из нас yже жить не хочется,

все мы дрочим или дрочимся.

Никого не жалко, никого:

ни тебя, ни меня, ни его…

(Серёжка Шнуров)

Книга представляет собой поток воспоминалок обыкновенного японского студента Ватанаби Тоору, в которых сей циник-мизантроп и оголтелый потребитель вертится среди себе подобных и планомерно обесценивает человеческую жизнь, человеческую смерть, человеческие отношения и человеческую сексуальность. Ну-у, туда им и дорога, в принципе, хе-хе-хе.

Почему всё это скорее плохо, чем хорошо? Во-первых, видно невооружённым глазом, что Мураками «поёт с чужого голоса». «Норвежский лес» — компиляция худших черт творчества Сэлинджера, Бёрджесса, Фаулза, Мисимы и, возможно, кого-нибудь ещё. Тут тебе и атмосфера протеста, с которой Мураками пролетел лет этак на двадцать, и нитакусьность во все поля, которая подчёркивается не раз и не два, и взросление, из-за которого главный герой УЖЕ ЦЕЛЫХ ПОЛГОДА НИ С КЕМ НЕ СПАЛ, ТОЛЬКО МАСТУРБИРОВАЛ ИНОГДА, ВОТ ЭТО СИЛА ВОЛИ, и попытки усматривать во всём этом противоборство жизни и смерти и прочих иней и яней. Разве что, в отличие от послушника, спалившего нафиг Золотой Храм, и от малолетнего утырка Холдена Колфилда, у Ватанаби кое-что за душой было: обучение искусству, чтение книг, вот это всё. Впрочем, в наши дни начитанность в большинстве случаев объясняет лишь то, откуда у такого маленького человека такое раздутое самомнение.

см. Герман Карлович

см. Миранда Грей

см. Холден Колфилд

см. Ватанаби Тоору

Во-вторых, когда «дорогие тебе» люди мрут пачками, это может обозначать две вещи: 1) происходит война/эпидемия/что-нибудь ещё в том же духе и 2) ты — так называемый анти-Сью и твоя история — дешёвенькая пожалейка. Кажется, во времена рассказа Тоору война на территории Японии уже давно завершилась. Эпидемий и чего-либо подобного тоже на горизонте не наблюдалось (если только лёгкий платочек августовского хиросимского облака не пролетел над этими местами). Хм, хм-м… Хм-м-м-м… Так или иначе, такой ценой казаться, а не быть — это уметь надо. Моё почтение. Ватанаби ведь наверняка страдал, гуляя по грязному пляжу и вспоминая, как драл Наоко.

см. Мор

см. Война

см. Голод

см. Смерть

В-третьих, я, конечно, не ханжа, но не могу не улыбнуться, когда вижу комментарии по типу «Мидори является олицетворением жизни, а Наоко — олицетворение смерти». Парадокс: недозрелая алкоголичка и латентная нимфоманка являет собой олицетворение жизни Ватанабе, а олицетворения его смерти и прочие мимокрокодилы предпочитают уйти от двадцатилетнего дединсайдика на тот свет.

В-четвёртых, эти их американские веяния дошли до Мураками как-то уж очень дозированно, на мой взгляд. Никогда не думала, что я это напишу, но… Любовью, а не войной они, стало быть, занимаются. А вот женщина, дающая советы нитакусеньке, как правильнее ублажать своё либидо (к слову, она в этом бедламе не одна такая советчица)… И всё это, емнип, в то время, когда Айра Левин разродился «Ребёнком Розмари» и немного позднее «Степфордскими жёнами». Думайте.

см. проекция

Что можно сказать хорошего? Ну… тут депреснячок, стократно разжёванные темы Ж и С, текст опять-таки очень лёгкий и не перескакивающий с пятого на десятое. Словом, всё для нетребовательного читателя, который гарантированно преисполнится в своём познании после прочтения этой книги. Со мной этого, к сожалению, не случилось.

Наверное, так и выглядело бы «Возвращение блудного попугая», если бы сценарий к нему написал Александр Введенский. Если бы не сюжетные дыры, возврат Титуса к той же печке, от которой он и начал плясать (Титус его ещё «зрелостью» называл), и явная антипатия автора к техническому прогрессу, это была бы лучшая книга трилогии.

Я вот тоже в искусстве ни аза. Тем не менее, прочла с большим интересом.

Искусство как жизнезамещение. Искусство как оправдание собственной гнусности (кхм, а знаете, кто ещё художником был? Гитлер!). Уже достаточно, чтобы вызвать интерес.

Всё ждала, что со страниц книги вот-вот польётся кальвадос, но этого не случилось.

Концовка, несмотря на логичность, показалась какой-то... недожатой, что ли. И ещё почему-то изрядно напряг тот факт, что Кречмер, оказывается, всюду таскал с собой пистолет. И не просто таскал, а не считал, что, например, выстрел в Магду — это что-то плохое.

PS. Очень хотелось, чтобы Горн издевательски постучал Кречмеру по лбу деревянным фаллосом и чтобы Дорианна Каренина швырнула под поезд свой портрет. Не думаю, что это вышло бы за грань искусства.

С самого начала возникли смутные подозрения, что я держу в руках хоррорно-мистическую версию незабвенного «Чарующего апреля». Примерно до середины книги подозрения потихоньку оправдывались, а потом оказалось, что всё куда хуже.

Начать хотя бы с того, что в книге целая куча событий, воспоминаний и описаний, уникальных настолько, что их касаются лишь один раз за всё время повествования (камнепад, телепатия, шмотки Теодоры, которые ночью кто-то — и, кажется, я догадываюсь кто, — злодейски извызгал менструальными выделениями, видения Эллиот). Никаких последствий в «сюжете» эти события не имеют.

Далее — поведение героинек этого рулона странное шокараул. Самое лучшее оправдание этого — они страдали тяжёлым биполярным расстройством. Судите сами — Эллиот и Теодора то ненавидят друг дружку (из-за чего хоть?), то ластятся, то плачутся друг другу в жилетку... А если разбирать поведение только Эллиот (она тут вроде как главная героиня, и я просто напомню, что одним из критериев доктора Монтегю по выбору участников эксперимента была психическая стабильность), то там вообще чёрт ногу сломит. Инфантильная просто караул, вроде пугливая и тут же начинающая хихикать как дурочка, что как бы намекает на степень проработки произведения в жанре хоррор, жадная до внимания, вплоть до синдрома избранной... В какой-то момент на неё ВНЕЗАПНО накатила невыносимая лёгкость бытия. Она зачем-то перебудила ночью всех домочадцев. Те сделали выводы и на общем голосовании выдали ей чёрную метку. Эльке уже крепко так втемяшилось в головушку, что это ЕЁ дом, что именно к ней взывали его призраки, поэтому она сделала круг почёта по лужайке на угнанном автомобиле и разнатуралила себя об дерево. На этом месте книга, кстати говоря, и закончилась. Последние несколько абзацев про то, как все остальные тихо-мирно разъехались, не в счёт. Да и ехали-то они туда зря — исследование доктора Монтегю не имело никакой ценности и пользы для науки.

Были мысли, что она реально какая-то дальняя родственница Крейнов (исконных владельцев дома), но гадать на кофейной гуще в данном случае — занятие исключительно неблагодарное. А то, что у неё не все дома — так ведь и у этого сюжета то же самое. Иных объяснений всему этому вы всё равно не дождётесь.

Одним словом, отменнейший фарс, об который я разбилась вдребезги. А недюжинный смысл так и остался существовать на его страницах в одиночестве.

Я, кажется, поняла: Фаулз — это тот самый докладчик, который «порой на лектории, в искусстве силен, как стряпуха, раскроет на аудитории свою порнографию духа.» Пересказывать «сюжет» этой книги нет смысла. В двух словах — это такая максимально вульгарная греческо-мифологическая интерпретация «Полного путеводителя по сексуальной магии Пути Левой Руки» за авторством Николаса и Зины Шрек, а именно тех его глав, в которых говорится о божественных истоках тантрического секса. Вроде как вечное непрекращающееся соитие Шивы и Парва, ой, музы и очередного её любимчика, в котором рождаются и отмирают миры, нарочито описанное так, чтобы даже такие тантристы постмодерна, как ты, мой дорогой анон, почувствовали сильнейшую тошноту. Война полов, в которой Анна Ахматова, прочтя стихи мужа, могла бы со столь же равным успехом посоветовать ему учиться танцам. Как тут не вспомнить её бессмертные строки (это дополненное издание, не удивляйтесь):

«Когда я ночью жду ее прихода,

Жизнь, кажется, висит на волоске.

Что почести, что юность, что свобода

Пред милой гостьей с дудочкой в руке.

И вот вошла. Откинув покрывало,

Внимательно взглянула на меня.

Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала

Страницы Ада?» Отвечает:

«Я тебя АТЯТЯТЯТЯ гад срать на нас говна. Я тебя АТЯТЯТЯТЯ гадить нас срать так. Я тега егал могол срать на нас говда. Я тега егад могол сдат над мого. Я тега ега мого така мого. я тага мого така водо мога. я тега пото мога подо роды мого пира тора. я мого тара пото раво года мого мара мира бора пото доро нора това кара его хора пото шоря часа вода пото мира его ура поты жора пото мира его шоры вадо ига пото дора пото боры вадо году щора пото его ура поро ено гора пото ира поты дора тора позо кара ура пого ыра нога мита побо лота дора жого тора пото мога побо рода поло шора кога его нора пото часы жоло гоша кепо роты вады кана гора пото мира пото рада шора дора пото мира аго кара его щора пото кера пото гора перо его жоло рода пото рада его шора пото его неро рода ено гора щора щора перо керо вадо лоша пора мого куне кего зоро голо аво зоро гошы вама каке неро пото рожа родо лое шогу мира подо жоло сапо тюдо бона похы удю пота поры дого его жовэ хора хиры ваго ноша поти мого ука зоре его кора вода пото шора модо гола пото мара пова кора боры васа мага щога пото мано рого ука его рова пото мана пога мито ука выка моро нога лора пото мите паро роту пара нора пото шора побо зоти лота бора има ара перы варо гора пота мира поло кара покара вора горама рота пира порамы ворода тора голо моза канера вина гора морабода гора ека неровада горабода пото морабода гора доравада порена генората торада шорадоре уканеро торадо локу щоложара пора погошора мородоти мапаку нерода поканеро роне шогенара погоку кенорето шенара мирадоша порогу кенореыа рети дологоне порота шорошогене роти пореногуке паранирати мира шупаранида нероди щораникара сами мираниеро поти варанарапи ику аракасами пира щоранореру кено ренорапено керо перенора репоканеро горошенора пора амаракорено верено кероне героне перенорена вара нерогекара порено гешоронеко поро нероневара шоге нерорывара хуро поракевара него».»

Поистине монументальный труд, на подсознательном уровне повествующий о том, что коли уж бывают муки творчества, то и муки восприятия бывают, причём куда как чаще.

«В каждом маленьком ребёнке —

и мальчишке, и девчонке —

есть по двести грамм взрывчатки

или даже полкило.

Должен он бежать и прыгать,

всё хватать, ногами дрыгать,

а иначе он взорвётся —

трах-бабах! — и нет его.»

Фантастический романчик о том, как в аглицкой деревушке Мидвич сначала спустился неопознанный летающий объект, вырубив всю деревню на сутки, а потом произошло массовое непорочное зачатие. Детишки родились золотоглазые, немного тщедушные и не имеющие со своими роженицами абсолютно ничего общего, и таки почти сразу же стала воля их на земле как на небе (зачёркнуто). Выяснилось, что здоровой гордости жителей деревни, и без того взявших на себя слишком многое, это очень мешает. Действительно, что это за навзничь, когда ребёнок ещё в пелёнки завёрнут, а уже может внушить мамке, чтобы она никуда не вздумала уезжать из деревни?.. Дальше — больше, и вот уже после немалых ч е л о в е ч е с к и х жертв деревенские откровенно на панике. Против детишек бессилен даже английский Уголовный Кодекс, тогда как они уже в возрасте девяти лет не скрывают, что им с людьми на этой планетке не ужиться и кто-то должен освободить территорию, чтобы другой жил спокойно (не зря же Кукушата)...

Развязка для меня была довольно непредсказуемая — местечковый философ, преподававший в спецшколе для этих вот деточек, скосплеил Самсона на свой манер и разрешил проблему, привезя в школу Чорный Чемодан с бомбуэ, который детишки с весёлым улюлюканьем внесли в здание... (кстати, это едва ли не единственный описанный случай, когда так называемый колумбайн устроил преподаватель.)

Я человек ну очень простой — ни Ницшев, ни кого-то другого (ещё) не читала, поэтому скажу просто: проблема вагонетки (видимо, любимая проблема Уиндема) раскрыта максимально всесторонне. Даже яжмамка встретилась, которая со слезами пыталась вымолить для онижДетей право на жизнь, аж пот холодный прошиб, а Анджей Сапковский и Жора Эскобар нервно расплакались в уголке, но дальше этого дело не пошло и детишек при первом же удобном случае помножили на ноль...

Что ещё ясно из романа:

- тот, кто не знает своего прошлого, не достоин будущего

- в самом большом по площади государстве мира люди существуют для того, чтобы подчиняться властям. Именно по этой причине там долго не думали, когда приключился аналогичный случай, и просто сровняли с землёй весь населённый пункт, в котором произошла аномалия, вместе с его жителями (как же жалели некоторые жители Мидвича, узнав об этом...) Впрочем, порция ехидства у сэра Джона нашлась и для английских властей. Они-де слишком уж много воли дают всем и каждому. Особенно вот таким Деточкам. («Видимо, Оруэлл и Бёрджесс жили в какой-то другой Англии.»)

- психологии мужчины и женщины крайне разнятся, что ни говори, и это может использовать кто угодно. Хотя, конечно, когда целая деревушка косплеит Розмари — это дикость какая-то.

- «с волками жить — по-волчьи выть» (последние слова из предсмертной записки философа-смертника)

- очень интересны отношения Уиндема с религией, в которых он лавирует от набожности до полного неприятия

- принимать свою судьбу с высоко поднятой головой можно и нужно

- много чего ещё.

Композиционно Джон очень долго запрягал... чтобы потом рвануть с места. Серьёзно, первая часть романа написана сплошным чудовищным канцеляритом — её придётся перетерпеть. А уж во второй будет всё — и неплохая философия, и столкновение взглядов, и решение судеб всего мира, доверенное единственному человеку, которому детишки «доверяли»...

Хоть и не самая хорошая книга у Уиндема («Куколки» для меня пока что вне конкуренции), но прочтения и высокой оценки, определённо, стоит.

Асоциальный и слегка умственно отсталый муниципальный работник, коллекционирующий бабочек, выиграл крупную сумму денег и решил, что пора ему начать коллекционировать девушек. Его избранницей стала Миранда Грей — в известной степени привлекательное молодое дарование. Он её похитил, полтора месяца держал у себя в подвале, а потом она схватила воспаление лёгких и приказала долго жить. Бедолага сначала хотел убить себя вместе с ней, но потом понял, что не так уж и многое он потерял, чтобы умирать... Конец.

Что могу сказать... Ещё никогда продираться через противопоставление героя и антигероя друг другу не было настолько мучительно и уныло. В принципе, поехавший похититель показан очень даже хорошо в своей поехавшести. Настолько хорошо, что первая глава, в которой повествование шло от его имени, была симулятором словосочетания «всякое такое», мелькавшего в тексте чуть менее, чем через каждые четыре строчки. И как-то даже всё равно, что человек, изображённый психически больным, имел неплохую работу и водительские права. Верим.

Во второй главе нас знакомят с дневником похищенной. Там, конечно же, разительный контраст. Ибо малолетняя Миранда — натура начитанная, свободолюбивая, тянущаяся к искусству и вообще, очень тонко чувствующая и настолько охренительно духовно богатая, что просто караул. Все источники её духовности — это книга «Над пропастью во ржи» (он это серьёзно???) и общение в прошлом с низко флексящей хипстеротой. Одним словом, эталонное небыдло в наихудшем смысле этого слова. Никогда такого не было — и вот опять. Возможно, она была и на самом деле как-то одарена, но увы, всё её дарование оказалось растрачено на самолюбование и противопоставление Себя толпе (указывать своему похитителю, что это ОН распоряжается своим материальным богатством не так, — это другое, вы не понимаете). На пять мыслей о побеге у неё сто мыслей об «искусстве», о человечности и добропорядочности, — словом, о том, к чему она, вообще-то говоря, имеет отношение ниже опосредованного — вот уж где сферическая (контр)культура в вакууме; просто читаешь и ждёшь, что в один прекрасный день она напишет в дневнике «Здравствуйте, Мартин Алексеевич, я тебя А-ТЯ-ТЯ-ТЯ-ТЯ-ТЯ-ТЯЯЯЯ, гад». В каком-то роде, именно так и произошло — Миранда обблевалась кровью и сдохла. Ну, сдохла и сдохла, чего бубнить-то. Зато анекдотец бородатый вспомнился.

«Суд.

- Подсудимый, за что Вы убили женщину?

- Еду я в автобусе, подходит кондуктор к женщине, с требованием купить билет. Женщина открыла сумочку, достала кошелочку, закрыла сумочку, открыла кошелочку, достала кошелек, закрыла кошелочку, открыла сумочку, положила туда кошелочку, закрыла сумочку, открыла кошелек, достала деньги, открыла сумочку, достала кошелочку, закрыла сумочку, открыла кошелочку, положила туда кошелек, закрыла кошелочку, открыла сумочку, положила туда кошелочку.

- И что?

- Контролер ей дал билет. Женщина открыла сумочку, достала кошелочку, закрыла сумочку, открыла кошелочку, достала кошелек, закрыла кошелочку, открыла сумочку, положила туда кошелочку, закрыла сумочку, открыла кошелек положила туда билет, закрыла кошелек, открыла сумочку, достала кошелочку, закрыла сумочку, открыла кошелочку, положила туда кошелек, закрыла кошелочку, открыла сумочку, положила туда кошелочку, закрыла сумочку. «Возьмите сдачу», раздался голос контролера. Женщина… открыла сумочку…

- Да убить ее за это мало, — не выдерживает прокурор.

- Так я это и сделал!»

Её похититель, как уже выше говорилось, горевал недолго. Найдя почти столь же красивый, зато точно не столь же «вумный» объект похищения, он начал, скажем так, приготавливать силки. Это могла бы быть невероятного уровня ирония... но только в том случае, если бы на месте Миранды Грей была какая-нибудь Мисти Клейнман. Однако, не срослось. Слишком очевидно, что дневник Миранды — это попытка самовыражения самого Джона Фаулза и лютая социальная демианщина.

И никакой иронии, к сожалению.

Философско-фантастическая повесть, эксплуатирующая одну из излюбленных, например, Лемом тем (контакт с внеземными цивилизациями) и ставшая культовой-прекультовой. На основе повести снимали фильмы, создали целую культовую франшизу компьютерных игр, etc...

Согласно братьям С., инопланетяне высаживались на поверхность Земли в нескольких местах, просто чтобы отдохнуть от долгого пути, а потом летели дальше. А то, что сталось с планетой, их уже не интересовало. Со временем на Земле те места, где они пребывали, стали, кажется, опасными для посещения. То ли радиоактивными, то ли нет, не пойму, честно. Видимо, всё же радиоактивными, раз уж от посещений рождались мутанты (например, дочь главного героя). Вокруг этих мест ставили ограды, туда законодательно запрещали ходить, но разве такие запреты когда-то кого-то останавливали? Ходили, ходят и будут ходить и таскать оттуда всё, что плохо лежит. Вопрос таков — а облагодетельствовали ли нас пришельцы из других миров или не то что бы? От Лема взят образ мыслей и очень плохая реализация, но о ней немного ниже.

Собственно, история как раз и повествует об одном из людей, занимающихся промыслом — короче говоря, о сталкере Рыжем. В течение книги Редрик Шухарт ака Рыжий кем только не предстал — и институтским служащим, и простым жителем города, и скрывающимся от правосудия после очередной вылазки, и отцом семейства... Но чаще всего он лазил в Зону. Вокруг него погибали коллеги, он отсиживал срока, но всё равно лазил и лазил туда. Видимо, другого способа заработка не знал и не хотел знать.

Повествование разбито на четыре главы — о Редрике в институте, о Редрике после института, вообще не о Редрике (только в конце главы там что-то про него) и о последнем залазе Редрика в Зону. И честно говоря, мне даже нравилось до определённого момента. Но последняя глава... Редрик с пацанёнком пошли искать в Зону шар, который исполнял желания. Нашли вроде бы как, при этом пацанёнок умудрился аннигилироваться, а что сделал сам Редрик, я уже не стала вникать. Положа руку на сердце — глава максимально никакая. Будто оборванная, написанная лишь ради афоризма, которым и заканчивается. Тут уже хочется припомнить им и композицию повести, по которой вышло, что в первой главе повествование идёт почему-то от первого лица, а во всех остальных от третьего, и то, что главы-то толком не связаны никак... Так вот. Для меня форма и темп повествования, видимо, предпочтительнее всего того, что можно вычитать между строк. Если они нарушены, то в СПГС пускаться я уже не стану... И ведь почему-то большинство классиков НФ не любит соблюдать форму и выдерживать темп (чистое имхо). Короче, по итогу не приняла меня Зона, увы. Ну или вынесла я оттуда нечто и не смогла продать самой себе.

Знакомство с мирами братьев Стругацких продолжу, потому что даже у Лема попадались такие тайтлы, как «Непобедимый».

Это такая «Госпожа Бовари», только вывернутая наизнанку. Жорж Дюруа — так называемый главный герой книги — манька незнатная, его родители — крестьяне, а сам он, уволившись со службы, едва сводит концы с концами и мечтает о богатстве, славе и женщинах. И вот однажды он встречает бывшего сослуживца Шарля Форестье и решает принять его предложение-от-которого-невозможно-отказаться, после чего жизнь Жоржа, конечно, не сразу, но делает бочку. К концу книги Жорж — человек при деньгах и обладающий огромным влиянием, мелочный, мстительный, меняющий жён и любовниц как перчатки и не соблюдающий никаких принципов и морали, кроме собственного удовольствия, не брезгующий даже рукоприкладством. Этакий французский Остап Бендер, только флексит гораздо ниже великого комбинатора. Ну, хоть родителям помогает и долги возвращает.

Такая вот история о том, что было бы, если бы у Эммы Бовари был fat cock, пышные усики и наглость. А совести у неё и так не было, как говорится. Что касается «моральных аспектов» Жоржа, то тут я могу сказать только одно. Хоть он и обмудок порядочный, в принципе, все его любовницы и мужья очень даже заслужили такое счастье, особенно его первая жена и вторая любовница. История страсти всех этих матронушек зело занимательная. Одна искренне гордилась своей примерной семейной жизнью — Жорж покорил её с концами и как следует потоптался на её чувствах, в конце концов прибрав к рукам её младшую дочь. Другая (его первая жена) позволяла себе за спиной у двух супругов подряд интрижки. Но если Шарль Форестье умер, так и не узнав о том, что жена ему «наставляла рога», то Жорж, сам нечистый на руку, с большим удовольствием вывел и её, и её любовника-министра на чистую воду. Разразился скандал, Жорж с удовольствием набрасывал на вентилятор, и министр лишился кресла... О третьей особо нечего сказать. Она всегда на вторых ролях и всегда оптимистична. Они ссорятся, мирятся, дерутся... Именно дочь этой третьей и дала ему прозвище «Милый друг» — умел Жорж быть ласковым и обходительным, когда хотел. Прозвище, к слову, прижилось.

Понравился образ Норбера де Варена и его воззрения на смерть и то, что останется после неё. В книге это так и осталось лишь эпизодом, но меня проняло.

Книга, в которую можно поверить гораздо больше, чем, наверное, во все романы Остен вместе взятые.

Главный герой книги — Шарль Бовари — конечно, на мистера Дарси совершенно не походил. Куколдик, который готов был пылинки со своей благоверной сдувать, пока она это... терпела. Сама же благоверная, которую звали Эмма, тоже походила на Джейн и Элизабет чуть менее чем никак. Едва ли не с детства смотревшая на мир через розовое стекло любовных романов, но в то же время обладавшая характером. Как выяснилось, довольно скверным. Вся эта гремучая смесь и привела к трагедии. Не в силах принять, что реальная жизнь не такая благородная, возвышенная и счастливая, как на книжных страницах, она затравленно роптала на мужа (благодаря которому пользовалась кое-какими ништяками), порой вымещала злобу на дочке и пыталась найти ускользающее счастье с наименее подходящими для этого людьми. Не нашла, залезла ради своей великой, мать её за ногу, любви в гигантские долги, наглоталась мышьяка и умерла, обблевавшись и обосравшись. Бесхребетный Шарль второго вдовства не перенёс и очень скоро умер сам. Честно говоря, описания её мытарств по ростовщикам и банкирам заставляли мерзко хохотать ровно до тех пор, пока не наступила ожидаемая развязка. Даже Анечка Каренина с её завихрениями не выбешивала настолько. Однако, потом её даже жалко стало. Так жалел, например, Евтушенко ушедшие миры.

Ещё современному читателю наверняка будет интересно наблюдать за противостоянием аптекаря — материалиста до мозга костей и в целом интересной личности — и настоятеля местной церквушки. Кстати говоря, поминая погибшую, доктор и б-гослужитель разговорились и были как никогда близки к тому, чтобы найти общий язык... Становление научных изысканий по Флоберу же — вовсе не такое уж лёгкое дело. Шарль, опробовавший на одном из деревенских новый способ выпрямления стопы, едва не угробил пациента... Хотя, конечно, социальный контекст в «Госпоже Бовари» не так ярко выражен, как в романе Толстого.

Что ещё добавить... Любовнички, благодаря которым Эмма и залезла в долги, живы, здоровы, счастливы и совсем, видимо, не вспоминают об этой интрижке. Аптекарь возымел в городе непререкаемый авторитет. Сирота Берта — дочка семьи Бовари — вынуждена сызмальства обеспечивать себя, поэтому розовые очки ей просто некогда примерять. А романтика и чудеса так и остались только на книжных страницах. Такие дела. Неисповедимы пути Г-сподни... Грустно. Отрезвляюще. Поучительно.

Что же, это было гораздо интереснее, чем я могла рассчитывать, прочитав уже в самом начале планы миссис Беннетт... да и в принципе зная, что от любовного романчика много ждать не придётся (конечно, если это не «Грозовой перевал»).

В главных ролях:

мамаша и папаша Беннет и их пять дочерей. Отец семейства ехидный, желчный и не принимающий толком участия в воспитании дочерей. Дочки две нормальные, третья — нёрд, остальные две — ветер в голове. Мамаша — полная противоположность мужу, тупая как доска и мечтающая выдать своих дочерей уже наконец-то замуж;

мистер Коллинз — родня папаши Беннет, служитель г-спода Б-га и дурачина редкостный. Превозносит свою хозяйку до небес;

мистер Бингли — богатенькая буратина, которому мамаша Беннет пытается навязать свою старшую, а он, в общем-то, очень даже непрочь. Джейн (имя старшей дочери) и Бингли образуют одну сюжетную линию, в которой были встреча, приглядывания друг к другу, горькое расставание навсегда и нескоро последовавшая за ним новая встреча, решившая судьбу влюблённых;

мистер Дарси — большой друг Бингли, имевший на него известное влияние. Богаче самого Бингли раза в два и имеет отвратительный характер (который, однако, объяснялся тем, что ему надоело за эту жизнь, что перед ним расстилается пуховой перинкой каждый встречный). Влюбляется в дерзкую Элизабет (вторую дочь Беннетов). Они образуют вторую сюжетную линию, которая, по первому впечатлению, даже интереснее, ибо Элизабет, с её-то умом и дерзостью, не сразу разглядела в нём большую душу. К тому же, до неё периодически доходили некоторые слухи...

Уикхем — офицер, привыкший жить на широкую ногу. Ещё до повествования получил часть наследства Дарси-старшего по завещанию и благополучно растряс её. Мистер Дарси, хотя ему отец и завещал помогать Уикхему по мере сил, отказался тянуть такую лямку, и Уикхем затаил на него обиду и много позже пускал про него слух — он-де оставил его бедного без копейки денег и вообще жестоко обманул. И люди охотно верили. Смутил сбежать с собой младшую дочь Беннетов, и она сбежала, поставив под угрозу честь и доброе имя собственной семьи. Но в конечном счёте, как вы понимаете, всё просто не могло не закончиться благополучно даже у них.

Что я могу сказать о повествовании... Ну, приятное. Ну, ненапряжное. Ну, мистер Дарси — няшка, каких мало. Ну, неплохую жену оттяпал. Ну, химия прописана как следует, как говорят в таких случаях. Они долго шли в объятья друг другу и пришли, хоть и общественное мнение, и собственная гордость стояли у них на пути... Ну, любовь до гроба (meh~). Ну, откровенно веселили местами цинизм и нигилизм папаши-Беннета, зато от очередной глупой выходки его жены какая-то агрессия чувствовалась и зубы скрипели...

В общем, довольно интересный опыт получился, хоть любовные романы — и не мой вид литературы. Уж чуточку слишком идеализированно вышло.

История двух сестёр и их дяди — остатков когда-то большого и уважаемого рода. Остались они одни по причине того, что однажды вся семья, кроме них троих, была отравлена мышьяком. Совсем насмерть отравлена. Тем не менее, с той поры они живут втроём, скажем так, тихо и счастливо, пока к ним в дом не приезжает надоедливый родственник...

Книга не то чтобы об отравлении. В жанрах, как мне кажется, смело можно выставлять сюрреализм. Всё по причине того, что одна из оставшихся в живых, Мэри-Кэтрин (от её лица и ведётся повествование), психически больна, а её сестра метит ей вдогонку. Вероятно, и большая часть семейного древа тоже страдала чем-то психическим, иначе чем можно объяснить тот факт, что поколение за поколением женщины готовили разносолы и относили их в погреб дома, где эти банки оставались навсегда?.. Всем окружающим Мэрикэт желает смерти (моя школа 😇😇😇), спроваживает какие-то свои тайные ритуалы, которые, по правде говоря, не имеют никакой силы. Когда приезжает Чарльз (тот самый надоедливый родственник, который, в отличие от всех остальных домочадцев таки даже очень неглуп и всюду в этом доме видит неприколоченные сотни нефти), девчонка изощрённо делает ему пакости, лишь бы вытурить нежеланный элемент, угрожающий её внутреннему мирку. Кончается их вражда тем, что Мэрикэт нечаянно спалила второй этаж хаты и только тогда Чарльз осознал весь масштаб творящегося и исчез...

Оставшись вдвоём, сёстры доски достали и решили заколотить двери и окна. Изнутри... Но слишком тесно взаперти им не было, инфа сотка, пока их «друзья» наперебой соревновались в великодушии и пытались спасти погорельцев и забрать их к себе... Вот так вот оно и было.

Если это хоррор, то... какой-то не такой. Мистики тут тоже нет. Есть общество, не имеющее особых ориентиров, кроме того, что пожары надо тушить, а погорельцам (даже таким) надо помогать, ненавидящее и боящееся Блэквудов, потому что они не такие, а есть сами Блэквуды, и неясно, кто из них более «здоров». Из потока болезненного сознания рассказчицы ясно лишь то, что она их тоже ненавидит и чувствует исходящую от них беду. А погибшие родители в их отрезанном от мира уголке — величина иррациональная, существующая лишь в форме запретов заходить туда-то и трогать то-то. Сцецифичная детская сказочка, жестокая и бредовая настолько, что вряд ли это будет приятно читать, если не «срастёшься» одной из героинь.

Именно эту книгу я решила выбрать в качестве юбилейной сотой прочитанной.

Де-факто это Санта-Барбара в сеттинге Российской Империи времён её ухода в закат (хотя, конечно, это нечто большее). Просто интрижки крутят буквально все и буквально со всеми. Они будут мучаться совестью, страдать от этого, но всё равно продолжат наступать на те же грабли (видимо, больше представителям высшего света в те времена страдать было не от чего). И как бы символично, что после всего пережитого граф Вронский — один из самых главных действующих аватаров данного рулона — пересилив себя, едет на фронт. По ходу действия именно это хотелось посоветовать очередному светскому пройдохе. Надеюсь, он вернулся живым.

Пара слов о ж*нщинах. За очень редким исключением, они представлены в романе либо как те самые страдалицы, которые перманентно наступают на грабли (даже Б-г на кр-сте так не страдал, я гарантирую это!), либо как пустоголовые хихикающие бабы, либо как Анечка. Её путь-дорога от полупримерной жены крупного петербургского чиновника до истеричной дёрганой наркоманки с суицидальными наклонностями, в принципе, довольно правдоподобно и во всех нюансах описана. Она легко мирила окружающих, пока могла, два раза окотилась, изменила мужу и стала изгоем в высшем свете, дёрганой, вспыльчивой бабищей, подсела на наркоту и, не выдержав бремени, бросилась под поезд. Потому что поездом всё началось, и им же закончилось, да. Символично. Жалко ли её? Очень трудный вопрос, но скорее нет, чем да. Обещанного вызова общественной морали в её поведении я не увидела. Вот только сама общественная мораль тех времён была в чём-то противоречащая сама себе, ибо много кто был неверен своим вторым половинам, но никаких неудобств не ведал. Видимо, остальное зависело от травлеустойчивости субъекта. Её уход от мужа тоже можно понять. Во всех своих ипостасях он был довольно неприятен. К сожалению, всё остальное было не благодаря, а вопреки. Ну или из-за (учим РУССКИЙ язык с Кирой).

«Когда летишь с моста, внезапно понимаешь, что абсолютно все твои проблемы решаемы. Кроме одной — ты уже летишь с моста...»

Чуть меньшее эфирное время занимают сёстры Щербацкие, питавшие поначалу изрядно вымораживающую неприязнь к нормальным человеческим именам. Долли (Дарья), Кити (Екатерина) и Натали (Василиса) (лол, бро, это же такой кринж и фейспалм, низко флексишь, андестенд?). О Натали известно чуть менее, чем ничего. Долли на протяжении всей книги мучилась жизнью с мужем Степаном Аркадьевичем (братом Анны, кстати), который не пропускал мимо себя ни одной юбки. В конце концов, она всё же приняла его таким, каков он был. А Кити — в общем и целом наиболее приятная героиня романа. Вышла замуж за наиболее приятного героя — Константина Левина, и всё хорошо, и слава Тебе, Господи!

Пара слов о мусинках. За очень редким исключением, они представлены в романе либо как бабники и транжиры (Степан Аркадьич *блонский), либо как карьеристы до мозга костей (Алексей Каренин), остававшиеся такими при любых обстоятельствах, либо люди с истерическим характером, но порой демонстрирующие стальную волю (Вронский), либо люди со многими печалями от многих раздумий, активно искавшие/нашедшие/снова искавшие себя, — короче, заморачивающиеся (Левин и его fellow brothers) (это таки роман не об одной лишь любви; размышлизмы о религии, философии и государственной политике занимают в нём не менее важное место, ибо Лев Николаич знает, о чём говорит).

Пара слов о композиции романа. Вронский и Анна тянут сюжетное одеяло на себя с одной стороны, а Кити и Левин — с другой. И там, и там творятся драмы. Просто одни, в конце концов, приходят к согласию и гармонии друг с другом и с самими собой, и отдыхают на лоне природы, а другие любят друг другу мозги, накручивают самих себя и окружающих и, в конце концов, частично избавляют этот мир от своего присутствия. Повествование, хотя и местами гипертрофированно донельзя, в принципе, тянет на подробно описанный кусок целой жизни со всеми теми мелочами, из которых она и состоит. Люди изображены людьми, скажем так; их эмоции меняются не по желанию левой пятки Льва Николаича, хотя иногда и отказываешься понимать мотивы героев. Может быть, это просто у меня личной жизни нет, вот и пытаюсь я узнать, как она могла бы выглядеть, и мне нечего на это возразить.

Книга — исследование темпераментов и животного начала отдельных индивидов. В центре повествования два совершенно разнохарактерных человека — парижанский повеса Лоран, которого по жизни почти всё устраивало, и воспитанница мелкой торговки Тереза, которую по жизни не устраивало почти ничего, которая хотела рвать и метать, но её мнения никто не спрашивал и ей приходилось всё сносить, опустив голову. Даже замуж её выдали, не спросив, а хочет ли она выходить за болезненного юношу, который чудом дотянул до совершеннолетия.

После того, как Лоран и Тереза случайно встретились, между ними пробежала такая искра, что оба, казалось, уже не могли друг без друга. Именно Тереза навела Лорана на мысль, что можно убрать её муженька — и тогда они смогут пожениться.

Сказано — сделано! Мужа Терезы убрали. Но что-то как-то не сложилось у них. За тот год, который сообщникам пришлось разыгрывать комедию, обоюдные чувства притупились. Зато и тому, и другой всё чаще и чаще стал являться во сне и наяву призрак убитого...

Поэтому они всё же поженились, чтобы изгнать призрак из своей жизни раз и навсегда. Этого не произошло, и семейная жизнь стала похожа на ток-шоу «Сдохни или умри». Что примечательно, автором не раз и не два подчёркивается, что это не были угрызения совести. Их просто мучил призрак убитого ими шкета. Печать Каина, как говорится. Но не та, которую всячески подчёркивали и которой гордились герои Германа Гессе и Юрия Мамлеева, а настоящая, которой Б-женька пометил Каина, чтобы никто его не шлёпнул, но Каин всё равно боялся. Так и умер в страхе, но детей заделал. Это пока у одних авторов убийство помогает заглянуть внутрь себя/внутрь человеческой души/за грань видимого мира. Что происходит на самом деле, проверять не посоветую, наверное. Но написано превосходно. Кстати, у Лорана печать Каина имеет вполне себе вещественное воплощение — защищавшийся из последних сил утопленник кусанул его в шею. Сильно кусанул. Я надеялась, что от этой раны он и умрёт, но...

«Теперь всё стало печатью Каина.»

Так они и жили — причиняли друг дружке невыносимые муки, избивали один другую и в конце концов приняли ядЪ, чтобы больше не мучиться. Недолго и несчастливо, ну зато хоть умерли в один день. Fin.

Скорее всего, для большинства чтение будет крайне малоприятным. Во времена Золя книга вообще была встречена максимально неодобрительно, и писатель был вынужден снабдить второе издание предисловием в духе «это не я торможу — это вы гоните!» Имел полное право, в принципе. Возможно, если бы Золя написал «Красную букву» и «Портрет Дориана Грея», это совершенно точно можно было бы читать.

Что ещё... А, ну да, котика жалко. До какой же ручки надо было дойти, чтобы просто вообразить, что в кота вселился призрак убиенного?.. А так, в общем-то, да. Есть люди, с которыми своего счастья не построишь просто потому что. А Тереза и Лоран ещё и на чужом горе собирались построить его. Не смогли.

Других они успешно обманывали. А себя не удалось.

«Уважаемые посетители, 12 мая магазин закрывается навсегда».

Такая книжка про то, как один итальянский лепила в 15м веке обнаружил у женщины член и за это его едва не сожгли на костре. Открытию предшествовали неразделённая любовь к девке из борделя (зато красивой дюже), обретение ручного ворона, который не позволял кормить его с руки, эксперименты на грани колдовства и вызов на дом к одной расхворавшейся настоятельнице монастыря, на одре болезни которой и было сделано так называемое открытие... К слову, после сеанса манипуляций с её телом монахиня даже веру в Б-га незаметно утратила — так сильно запал ей докторишка в отсутствующую душу.

Тот факт, что душа у женщин отсутствует и найденный орган всецело управляет женщиной, доктор позднее приводил, представ перед судом инквизиции, как довод в свою защиту. Что характерно, костра он избежал — его спас не кто иной, как Папа Римский. Но его «открытие» всё равно сочли вредным и обнародовать так и не дали.

«Обнародовал» доктор его, искренне полагая, что до получения ответа не доживёт, лишь своей пациентке в дни домашнего ареста. Ну, той, которая монахиня. Та, недолго думая, отчекрыжила себе всё лишнее и окончательно отошла от служения Б-гу, организовала бордель, девкам из которого лично проводила усекновение поганого отростка, и по старой доброй традиции, которую заложил Патрик Зюскинд в своём «Парфюмере», взошла на костёр. Потому что кто-то же должен взойти на костёр, даже если этот плоттвист высосан из пальца.

А доктор кончил печально. Ему удалось избежать казни. Удалось бежать из Рима, когда благоволивший ему Папа отмучился и его место занял враг доктора. К тому времени девка из борделя, в которую он был влюблён, успела где-то подхватить бледную спирохету, и теперь гнила в своей постели заживо. Охотно верю, что ей в таком состоянии даже комнату выделили там, куда все ходят. Ну да ладно, художественное преувеличение жи есть.

В общем, своё открытие доктор совершил из любви. Но найти любовь это ему не помогло. Идея о том, что на смертном одре даже самое жестокое сердце будет сокрушаться об отсутствии любви, дала сбой. Наверное, потому, что доктор искал её не в сердце 👉👈И почему-то не нашёл. Нашёл только спирохету бледную. Дальше конец был немного предсказуем. Зато птичка наконец-то с руки дала себя покормить. Вороны умеют ждать. Чувствуют они, к слову, тоже очень хорошо.

Что я могу сказать по прочитанному... Ну, есть в книжке всего понемножку и от «Парфюмера», и от «120 дней Содома», и от... ещё много от чего, наверное. По факту, це голимая провокация, опоздавшая появиться на свет (только сёстры наши меньшие с кулаком на аватарке, торчащим из зеркала Венеры, изойдутся на дерьмо, я гарантирую это!), немного лишённая души и отрезавшая себе Amor Veneris, но по остальным параметрам таки да, добротненько скроенная проза. Ну, кроме пары сцен, мерзость которых состоит в том, что они пришиты к повествованию белыми нитками.

Такие вот мы, да. А ещё мы ведьмы. Ну и ещё много кто, возможно.

Прочитана небольшая книжечка-лауреат всевозможных премий в своё время... Возможно, это было ошибкой — брать её в качестве лёгкого чтения; ну да ладно, книга уже прочитана.

Семейка из мужчины, женщины и четырёх несовершеннолетних детей живёт, судя по описанию, где-то на отшибе отшиба отшиба отшиба. Детишки играются, родители следят за ними и воспитывают как могут — так уж положено. Но вот отец и мать по очереди уходят в страну вечной охоты, особенно мать. Закатав её в бетон и наивно полагая, что теперь их ничто не разлучит, детишки продолжили жить как раньше, только ещё больше распустились... Только со временем бетон потрескался, мамкин труп стал пованивать, ухажер старшей сестры всё сразу понял, приехали бульдозеры... а перед этим брат и сестра успели заняться старым добрым sunn-vynn.

А в чём тут дело, спросите вы? Ну... ребят, я не знаю. Люди видят во всём этом какой-то лютый символизЬм, а мне же после финальной сцены приходит в буйну головушку видос, в котором два мальца мужского пола гачимучат друг друга в подворотне, даже не подозревая, что их снимают на видео. Так что усматривать в этом ещё какой-то символизм (кроме очевидного, что без родительского ухода ростки дичают) мне мешает то, что каждый думает в меру своей испорченности. Как-то вот так. Слишком уж немногими мазками и со странной логикой изображается всё то, что способно сойти за символы. Какой-то цветущий (на самом деле, нет) сад, который после смерти бати оказался заброшен; какая-то стена, чтобы в сад никто и ничто не смогло пролезть (напомню, что они жили у чёрта на рогах, да и в тексте прямо упоминается то, что «к нам и так никто не приходит, чтобы дверь им не открывать»...). А ещё я прямо-таки не могла понять, почему к детям, о сиротстве которых в округе, по всей видимости, знала каждая собака, так и не приехал никто из органов опеки. В конце, впрочем, кто-то к ним нагрянул. Но было уже немного поздно.

Повествование... оно здесь лёгкое, даже довольно приятное, но последняя четверть книги описывается как-то уж очень максимально отстранённо, как мне показалось. Даже (особенно) та самая сцена старого доброго sunn-vynn промеж братом и сестрой.

В общем, читать можно. Но если честно, это водичка.

«Купить тальковский «Монолог» не представляло большого труда. И буквально на первой же странице (рукою самого) написано: «Легкая спираль уносила меня все быстрее по сужающемуся туннелю, в конце которого светилась белая точка. По мере приближения к ней я стал слышать сначала хаотичные и едва уловимые, а затем близкие, ласкающие слух, но совершенно непонятные звуки. Сейчас я мог бы назвать их полифоническим шепотом. Мне становилось лучше и лучше, а благозвучие заполняло всего меня. Вдруг в полифонию стали вкрапляться неприятные диссонирующие звуки, похожие на отдаленные удары железа о железо. Благозвучие постепенно переходило в какофонию, а движение замедлилось. Я на мгновение остановился и поплыл назад...»

Прошу прощения за столь длинные цитаты, но зачем говорить мне, если за себя может сказать Игорь Тальков. Итак, стр. 4: «Я изучал астрофизику и психологию, увлекаюсь философией, поэтому для начала поделюсь тем, что меня глубоко заинтересовало и взволновало.

Вот несколько выдержек из расшифровки трансцендентальных голосов, летящих на Землю из Космоса в вольном переводе человека — биопсихоприемника, экстрасенсора четвертой ступени Земного предела: “... Дела земные плачевны. В момент скатывания Земли в предыдущий неузловой микроярус столетней цикличности произошло событие непредвиденное и роковое — были повреждены защитные, установленные высшими силами инфернобарьеры и психополя, в результате чего над территорией России в предохраняющем слое образовалась дыра, связующая Земной Мир с Миром Потусторонним. В Сверхпространственный туннель, пробитый силами зла, хлынула материя инферно...”» Далее этот бред цитировать, думаю, не имеет смысла, ибо ни астрофизика, ни психология, ни философия тут ни при чем.»

Выдержка из брошюрки для ПГМнутых под названием «Игра с огнём: рок на сцене и в жизни» как нельзя лучше характеризует и другой продукт отчаянной шизофазии, а именно — культовую в узких кругах книжечку Юрия Мамлеева «Шатуны». Можно, конечно, было бы выразиться и по-другому: именно так выглядел бы роман «Демиан», если бы его написал Владимир Сорокин; но это сравнение не совсем корректно. Сейчас попробую расписать поподробнее.

В нечто по ту сторону жизни людей и их душ автор ударяется прямо с порога. Некто Фёдор Соннов (описанный как человек, от которого веет смертью), сойдя на дальней станции, немного прошёлся по перрону, углубился в кусты, там прирезал случайного прохожего и заговорил с ним (уже с мёртвым) по душам. Это было его любимой игрой — с помощью убийства Федя пытался буквально объять необъятное и выйти за пределы собственного Я. Что же, по крайней мере, эти короткие описания чем-то цепляют. Всякая инфернальщина в меру притягательна и даже логична. Вряд ли так называемая «здоровая психика» характерна для человека и присуща ему. Реальность нужно заставить расплываться. Кто-то просто спивается до белой горячки (самый слабый и сомнительный способ), а так же действенны ритуальный секс и убийство. (да, кстати, искренне быть в чём-то уверенным — не значит следовать своим убеждениям, и вообще, Я ВАМ НЕ ГОВОРИЛА НИЧЕГО!!!)

Так что вернёмся к Соннову. У него есть родня и знакомые. Все эти люди не от мира сего — Клавдия (родная сестра Фёдора) обожает засовывать головы живых гусей себе в одно место, Паша (сосед) — ненавидящий детей сексуальный маньяк, благодаря которому у его жены Лиды случилось 7-8 выкидышей; Петя обожает блюда из собственных прыщей и прочих образований на теле; Мила, кажется, слепая, но в том, что она поехавшая, сомневаться не приходится; Соннов решает свести близкое знакомство с душой ближнего своего и душит Лиду насмерть во время секса, после чего ненадолго просветляется... Даже барак этой семейки выглядит как склеп.

Позднее к компании присоединяются: столичная оккультистка Анна и её учителя-обожатели, у которых симпозиум не обходится без бутылки, богомолец, на почве своих измышлений сошедший с ума, случайный знакомец Соннова, ритуально отрезавший себе муды... Все эти люди творят и питают ад внутри и вокруг себя в надежде расшириться до его пределов, и все 250 страниц книги ничто другое их просто не интересует.

А теперь перейдём к минусам. «Метафизический реализм» здесь простирается ровно половину первой части. К «грязному» повествованию и прочим радостям жизни отношусь скорее положительно, а описанные концепции... хотя неважно. Важно то, что чтение моралей отпадает, зато право на дальнейшие выводы по написанному определённо ощущаю за собой. Так вот. Три последующие четверти книги писал уже походу какой-то нахальный фикрайтер. Вставки чернухи и ирония над вечно нетрезвыми нарциссами-метафизиками в произвольных местах дальнейшего совершенно неинтересного потока сознания не в состоянии спасти ситуацию. Видимо, как и в случае с Тальковым, к мета-чему-то-там этот опус толком не имеет никакого отношения. Так, русская хтонь, бессмысленная и беспощадная как к себе самой, так и к читателям, по сравнению с которой даже «Демиан» Германа Гессе — интересное чтиво, способное что-то открыть или чему-то научить. Тот случай, когда скатывание в заумь не так губительно, как скатывание в трэш.

Алистер Кроули говорил: «Чтобы понять весь смысл моего учения, нужно заразиться сифилисом». Герои Мамлеева, видимо, поняли.

Юрий Мамлеев писал: «Этот роман спас жизнь двум русским молодым людям, которые решили покончить жизнь самоубийством». Они, видимо, не поняли. Но, возможно, ещё поймут.

А абсолютная величина этих деятелей одна на двоих — безблагодатность.

Вроде как в основу романа лёг реальный случай — в 1950м году молодой послушник японского монастыря Кинкаку-дзи скосплеил Варга Викернеса. Книга описывает — довольно красочно, надо признать — события, которые толкнули монашка на это.

Начать с того, что Мидзогути — тот ещё не_такой_как_все. Никогда даже и не лелеял надежд на то, что сможет стать таким, и очень этим гордился. А ведь этот ценник-мизантроп всего лишь заикался... В лучших традициях восточных религиозных практик он везде видел намёки и полунамёки. Беглый матрос застрелил сдавшую его любовницу; отец ночью закрыл Мидзогути глаза, чтобы он не пялился на то, что вытворяла его собственная мамка с гостем семьи, — намёки виделись парню в мелочах. А самым большим намёком в его жизни был Золотой Храм — самый величественный из монастырского ансамбля, при котором Мидзогути после смерти отца и жил.

В решающие моменты жизни Золотой Храм возникал в сознании нашего героя, и он, как правило, уходил ни с чем и утешал себя тем, что есть какая-то красота, которую он не может предать, какая-то красота, которая переживёт всё, но неминуемо должна сгореть в пламени войны. Гордился этим и одновременно тяготился...

А красота взяла и не сгорела, чем, кажется, очень расстроила Мидзогути, зато определённо обрадовала других. Во время показа монастыря пьяному американскому солдату наш герой по приказу туриста пнул его спутницу в живот (собственно, только этим Мидзогути и отличается от рядового аниме-протагониста — он отчаянно ссыт, когда страшно). Она потеряла ребёнка, но было уже поздно — Мидзогути было решено отправить на учёбу в университет за «прилежание». Уже будучи студентом, он получил известие о смерти своего очень хорошего друга Цурукавы и пустился во все тяжкие, ведь только благодаря Цурукаве он держался. Ну, как понять — держался... Сошёлся с другим ценником-мизантропом Максом Демианом (зачёркнуто) кривоногим Касиваги, проникся его взглядами на жизнь, стал прогуливать лекции в университете. Его отношения со всеми изрядно усложнились, и однажды, во время одного из сеансов эскапизма, Мидзогути пришло в голову, что он должен поджечь Золотой Храм. Цепочка размышлений, приведшая его к этому выводу, мне осталась не совсем понятна. Нет, дело ясное, что Храм стал для него своеобразным маяком, уводящим от обычной жизни, от которой этот манька, оказывается, всё ещё надеялся хлебнуть. Инь-Янь во все поля и прочие «обманчивые туманы философии» по Льюису. (Кхм, единственное знаковое произведение Льюиса тоже про монаха. Есть ли тут какой-нибудь намёк... А хотя ну его куда подальше.)

Храм-то Мидзогути в итоге сжёг. Когда церковь Будды горела, одна из её комнат, «Вершина прекрасного», отказалась пустить нашего героя. Глубоко. Символично. ЧЁ БЛИН... А после он сидел на холмике, поплёвывал в пруд, глядел на ночное небо и улыбался. Конец.

Что сказать о прочитанном, я даже не знаю. Такое впечатление, что какие бы литературные потуги японцы ни совершали, всё равно в результате получается сценарий для средненького аниме-сериала. Тут полный комплект — и дединсайдик, не нашедший взаимопонимания с обществом и уверовавший в свой особый путь (ТМ), и мысли вумные, и всяческие градации духовности... Нет, текст тут очень хороший. Но одним лишь хорошим текстом и интересными мыслями сыт не будешь, особенно если ты не приверженец японских духовных практик. Гораздо важнее то, что с некоторого момента всё начинает попахивать отборной демианщиной (все вот эти высокие женские образы, Касиваги, у которого имелась отповедь буквально на всё на свете), разве что Мидзогути избирает свой собственный путь — путь не поиска, но освобождения от того, что он нашёл такой ценой. Хоть и мог бы найти всей этой муре более практическое применение — например, дрючить красивых тяночек, — если бы не детская впечатлительность. Другого названия для его капризов я подобрать не могу. («Уважаемая, да у вас рот в «Демиане»...»)

Такие вот дела. Пожалуй, на этом знакомство с японскими философскими идеями... а не, там ещё «Ваш покорный слуга кот» не прочитан.

В общем, грязно, мерзко, отвратно, но есть и минусы — поучительность данного опуса лично для меня затерялась где-то между «Чердаком» Кэтрин Данн и «Парфюмером» Патрика Зюскинда. Некоторые логические расхождения мешают выстроить идеальную причинно-следственную связь в сюжете (если воспринимать происходящее буквально):

1) Крипс учил Стивена убивать и всё такое. Но что-то как-то не производит Стивен впечатления того, у кого в руках смерть и жизнь. Впрочем, ситуацию мало спасло бы даже убийство Люси самим Стивеном — разрыв последних связей с обществом, высоко поднятая голова и понимание того, что какое-то там счастье, увиденное им в телеке, ему уже недоступно и лучше коровка, чем журавль в небе...

2) Стивен убивает быка, претендовавшего на роль вожака стада. Убивает одного из них. И их обожание к нему... лишь возрастает? КАК ТАК-ТО БЛДЖАД? Я хз. Книга на этом закончилась, вообще-то. Постненько у Стокоу всё в этом плане, какой-то банальный контркультурный проходняк, изобилующий жестью и на ней и выезжающий. Но всё равно, мне скорее нежалко, что прочитала это.

В общем... Если всё в порядке с нервишками, почитать и пару раз хрюкнуть можно. Задуматься об одиночестве, довлении со стороны общества, о поиске своего места в жизни и о том, что аппетит приходит во время еды, тоже можно.

Ну... так мог бы выглядеть «Мастер Страшного Суда», если бы его написал Паланик. Крайне мрачная мистика с обилием приговоров современному человечеству. Первая ассоциация, которая пришла мне на ум. Но, увы, у Перуца получилось гораздо лучше. На этот раз Паланика понесло куда-то совсем не туда. Желание давить читателей интеллектом и грязью бытия перевесило, и цельного сюжета мы здесь не увидим, к сожалению.

Копии проклятия почему-то не уничтожили полностью.

Никто никого так и не воскресил.

Сквод рассорился, и Элен с Карлом и Устрица с Моной разошлись кто куда. Одни напропалую следуют своим убеждениям, а другие своим. Оригинал проклятий у одних на руках, а у других в голове. Что они делали, разойдясь? Я так и не поняла, ребят.

В общем, вот перед вами книга, написанная таким знатоком человеческих душ. Проблема в том, что у него пароль на компьютере — «пароль» Всё это — ВСЁ! — уже попадалось в куда лучшем исполнении, например, в «Невидимках». Ну, кроме экскурсов в оккультизм, может быть. Во всём остальном — типичный смагджек в своей среде обитания.

Далеко не все поймут, да. Действительно тонко. Но что-то как-то не жаль.

NB. Мне, кстати, неиронично кажется, что текст, убивающий ребятишек, был примерно следующим:

«Десять лунатиков жили на Луне,

десять лунатиков ворочались во сне

и вот один лунатик упал с Луны во сне

и девять лунатиков осталось на Луне...»

Почему именно это? Да просто прикольно было бы, если б кто-то написал этот текст спермой...

Книга о том, как новенький не такой уж и (зачёркнуто) психический больной пытается игнорировать существующие в отделении «порядки», до самого конца делая это довольно успешно, надо сказать.

Психиатрическая клиника... Довольно... необычная локация для повествования о противостоянии человека и системы (Комбината). За порядком здесь следит старшая медсестра — глубоко неудовлетворённый в своей (в т.ч. половой) жизни человек, чью энергию вполне можно было бы пустить, кхм, в мирное русло... Но вместо этого она предпочитает держать отделение в ежовых рукавицах. Но тут приходит некто МакМёрфи, начинает барагозить и других на это подмывает. То песни поёт, то в карты в неурочное время играет, то организует просмотр бейсбола всей палатой при выключенном телевизоре... Какая разница, что телевизор выключен, главное — общий дух!!!

Но однажды ему сказали — в общем, браток, знаешь почему медсестра тебе почти не мешает? Да потому что она может запечь тебя здесь знаешь насколько?.. И МакМёрфи стравил пар, глубоко задумался... И начал с того, что вышиб окно в будке медсестры.

После чего он барагозил до самого конца, даже несмотря на несколько перенесённых ЭШ-процедур, сумев склонить на свою сторону ни много ни мало главврача. Такой полезный контакт очень пригодился, когда понадобилось организовать выезд психов на рыбалку далеко от отделения. Многие ходячие больные покинули пределы заведения впервые за долгое время. Надо сказать, что многие из больных оказались здесь, можно сказать, по собственной воле, но постепенно осознавали, что здесь им делать особо нечего.

Через некоторое время после этого прямиком в отделение были приглашены две девушки лёгкого поведения. Состоялась грандиозная попойка. МакМёрфи предлагали сбежать, не дожидаясь утра. Он и собрался так поступить, но проспал. Старшая медсестра с самого утра не преминула показать, кто именно здесь власть. Один из психов покончил с собой, вскрыв себе горло, а МакМёрфи (после того, как он чуть не придушил медсестру) увезли на лоботомию, превратив в овоща...

Повествование обо всём этом велось от лица некоего Вождя Бромдена — сына индейца, чьё племя насильно пытались «социализировать». Посёлок коренных жителей материка собирались снести, разумеется, не считаясь с последними. Как потом вспоминал рассказчик, на него самого бледнолицые не обращали внимания, даже если он что-то говорил. И он научился притворяться глухонемым. Попав в отделение, притворялся очень долго... И именно Бромден рассудил по-своему и прекратил страдания МакМёрфи, задушив его подушкой, после чего высадил окно той самой неподъёмной тумбой и сбежал... Конец.

Вот такая классика контркультуры. Всё же интересный момент — больше всего о противостоянии Системе писали там, где, казалось бы, и противостоять-то нечему. Д Е М О К Р А Т И Я !!! Но нет, в ходе повествования даже этот общественный строй подвергся порицанию. Является ли всё это прямой полемикой с Харпер Ли, чей роман к тому времени уже вышел, и её совершенно слюнявыми попытками упоминания демократии всуе, сказать не могу. Но выглядит эффектнее донельзя.

Чётко разграничены тёмное, мрачное отделение с его страшными тайнами и большой внешний мир с его разудалыми развлечениями. И тема преемственности раскрыта как нельзя лучше. Всегда можно стать тем, кто поведёт за собой массы, и быть уверенным — твоё место после твоей смерти обязательно займут другие, и борьба продолжится. Всегда можно попытаться. Это уже немало.

После «Времятрясения» к Воннегуту отношение настороженное. Но пара хороших людей прямо-таки очень советовала прочесть эту книгу. Что же...

Главный герой хочет написать документальную книгу о том, как знатные американцы провели день взрыва атомной бомбы в Японии. Особое внимание при этом уделяется детям и коллегам одного из создателей собственно оружия. Все они оказались довольно словоохотливыми и рассказали много интересного о буднях почившего в бозе учёного — и то, как в день взрыва он игрался с верёвочкой, и то, над какими ЕЩЁ проектами работал...

В скором времени герою — журналисту по профессии — подкинули работёнку, которая даёт ему возможность повидаться с теми, кого он ещё не расспросил. На острове Сан-Лоренцо, пройдя через череду не самых радостных событий (на острове провели стихийные испытания детища того самого создателя атомной бомбы), он становится последователем новой религии, открытой местным лжепророком... Мда, неинтересно я рассказываю в этот раз.

Что можно сказать по прочитанному? Много туго свёрнутого в трубочку символизма и пара чеховских ружей, отменное ехидство Воннегута — всё это даже очень хорошо. Неплохие параллели с продажей и перепродажей оружия, воинственный антимилитаризм автора — тоже хорошо, а вот дальше есть пара подводных камней. Исключительно по моему мнению, конечно же.

Один мой знакомый как-то разродился сочетанием «настоящий синтаксический, орфографический и грамматический хоррор» — как бы намекает на то, что текст, который он разбирал, крайне плох. Так вот. «Колыбель для кошки» Курта Воннегута — настоящая семантическая фантастика!!! То есть фантастика ради... ради фантастики. В конце концов, и сам Боконон утверждает, что всё, что есть в этой книге — ложь, звиздёж и провокация, поэтому отнюдь не стремится складывать из кубиков льда-9 слово «счастье», прекрасно зная по собственному опыту, какая комбинация сложится. Да и концовка вышла недозированно заумная и какая-то оборванная... Вроде и читаешь, и пропитываешься кхм, льдом, но потом резко оттаиваешь и понимаешь, что это всего лишь книга — малополезный развлекательный стафф вокруг пары хороших, годных мыслей, реализацию которых, кхм, поймут далеко не все. Действительно тонко. *smugjack.png*

Однажды что-нибудь случится и ты станешь балластом, вещью, зря занимающей место; никто и не заметит твоей смерти, только будут удивляться, как это они раньше настолько были связаны с тобой. В принципе, имеют полное право.

»- Оставьте меня, я буду только обузой...

- Да Б-г с тобой, никто и не собирается тебя тащить.»

Итак, очередная прочитанная книжечка, которая, если честно, изначально привлекла размером и возможными идеями, которые удастся почерпнуть и использовать в собственной зарисовке. Рассказывается в книжечке о полузакрытой и невероятно престижной американской старшей школе, в которой из мальчиков готовили мужей. Подготовка включала в себя строжайшую дисциплину, соблюдение уставов и прочее в том же духе. Многие и многие выпускники школы за её столетнюю историю достигали головокружительных успехов... Один из таких выпускников — мистер Киттинг — вернулся в стены школы в качестве преподавателя словесности. Сюжетная интрига состоит в его полных оголтелого диссидентства взглядах на преподавание и саму идею местечкового подхода к детям. На его уроках царит радостное оживление, нежелательное для этого вместилища чопорности и правильности. Вокруг Киттинга сколотился небольшой кружок обожателей, которые с подачи профессора назвали себя «Обществом мёртвых поэтов». Вечерами они околачивались по пещерам в соседних лесах, водили туда девушек, читали им стихи... Одним словом, идеи Джека Керуака упали на более чем благодатную почву, но закончилось всё довольно печально. Один из мёртвых поэтов уладил разногласия с отцом, прострелив себе бошчонку, другому разбили морду, а остальных во главе с профессором исключили из школы. Fin.

Читается этот Сэлинджер на минималках не легко, а очень легко. Буквально проглатывается за один присест. Какие-то сцены всё же зацепили, так что нельзя сказать, что время потрачено прям совсем зря. Но вот с оригинальностью и логикой у этого произведения проблемы. У Нила Перри, выигравшего в русскую рулетку, были сотни вариантов и на своём настоять, и родителей не обидеть, но он выбрал самый истинно бунтарский. Девушки в процессе повествования появляются и исчезают без следа либо отходят на фоне всеобщей трагедии не на второй, а вообще фиг знает на какой план, даже будучи предметами устремлений юных дарований... В сухом остатке имеем ещё один бессмысленный и беспощадный подростковый бунт as is, где попытки предостережения бесследно тонут в описаниях улыбающихся лиц, горящих сердец и пузи-дартаньянства по Мёбиусу.

На мёртвую планету Регис Їїї прилетела поисково-спасательная экспедиция с целью узнать о судьбе предыдущего отряда, который около года назад перестал выходить на связь. Корабль, на котором они прибыли на Регис, был передовым творением человеческой мысли, оснащённым по последнему слову техники, и носил гордое название «Непобедимый», кагбэ намекая на то, что ИХ ПРОИГРЫШ НЕВОЗМОЖЕН... Дальнейшая судьба победителей по жизни была плачевна — к концу книги от отряда осталось полторы калеки. Остальные либо лишились разума, либо на веки вечные остались в песках Региса. Впрочем, им, в отличие от предшественников, ещё повезло — их предшественники, чья ракета была очень скоро найдена в плачевном состоянии, погибли все до единого... «Непобедимый» — символ тяжелейшего и позорнейшего поражения людей.

Планета не была мёртвой во всех смыслах — в воде были обнаружены рыбы, а на суше останки древних живых существ. О таком положении дел была выдвинута теория, которую в дальнейшем пришлось принять на веру: за многие миллиарды лет до описываемых событий на Регисе потерпел катастрофу корабль других межпланетных исследователей. Те исследователи (некие лиряне), разумеется, сразу же откинули копыта, а привезённая ими техника оказалась предоставлена сама себе и, в конечном счёте, стала бороться за выживание в суровом пустынном климате планеты. В процессе эволюции и естественного отбора (прикинь, а!!!) выжили не самые сложные, но самые приспосабливающиеся и самовоспроизводящиеся на ходу механизмы, установив на Регисе рободиктатуру и загнав все органические формы в океан, откуда жизнь так никогда и не выбралась. От побеждённых остались только искорёженные металлические конструкции, которые экипаж «Непобедимого» принял за город... Эти роботы были не крупнее зёрнышек или насекомых, зато они могли соединяться вместе («я тучка, тучка, тучка...»). Самый что ни на есть коллективный разум либо что-то успешно его заменяющее — настоящего разума властелины планеты так и не обнаружили, хаотично нанося урон одному непобедимцу за другим, пока те безуспешно пытались раскрыть секрет эволюции роботов или стравить одну роботучу с другой и подмять победившую тучу под себя... Философская подоплёка в духе ответственности за пропавших друзей, «проблемы вагонетки» и того, что люди слишком уж часто суют свои носы туда, куда их никто не звал, присутствует и раскрыта на высоком уровне. Обмануть роботов было очень просто — они не убивали, они просто стремились максимально разобщить и лишить противника средств к борьбе (связь друг с другом, разум, etc.), так что достаточно было внушить им, что противник лишён разума. Метод был действенным, но сил провернуть масштабную авантюру у людей уже не было...

История мрачная, атмосферная настолько, что к определённому моменту начинаешь выплёвывать налетевший в рот песок пустыни. Определённо, лучшая книжка не только из условной трилогии о контакте, но и просто лучшее сай-фай чтиво, которое когда-либо попадало мне в руки.

Обыкновенный банковский служащий Йозеф К. на свой тридцатый день рождения узнаёт, что он арестован. А за что арестован — не узнаёт и не узнает уже никогда. С этого момента начинается череда его приключений — частично абсурдных и забавных, частично заставляющих глубоко призадуматься.

С одной стороны, описывается борьба рационального человека против иррациональной, расплывчатой судебно-бюрократической системы, которую «умом не понять». Не понять, почему в судебных канцеляриях невыносимая жара; почему кухарки, прачки, нищие художники и даже детишки оказываются приближёнными к судебной системе; почему арестованные могут спокойно разгуливать и выполнять свои обязанности и, видимо, в принципе вольны повернуться спиной к обвинению и повернулись бы, если бы не услуги адвокатов. А чем занимаются последние — та ещё загадка Жака Фреско. Ещё священнослужитель (и по совместительству тюремный капеллан) рассказал прекрасную притчу про путника и Закон. А дальше...

А с другой... Честно, при прочтении я «боялась», что герой будет нарушать данные слова — будет давать взятки суду и прочее, но нет. Минус этого романа в слишком резкой развязке. Через год после начала процесса Йозефа вывели в чисто поле и прирезали, «как собаку» (с) Просто взяли и вывели, и прирезали, ни с того и ни с сего. И так и не узнал Йозеф, за что его арестовали, и не увидел судью, и не предстал перед высшим судом... Вроде бы это метафора такая офигенно глубокая, коими этот литературный труд изобилует, но блджад, насколько же она оказалась резкая, как будто понос. И выглядит это... нифига не философски, честно говоря, а просто заумью безо всякой подоплёки. Нет, дело ясное, Кафка не очень-то и хотел, чтобы роман был издан, поэтому и писал главы вразноброс и не нумеровал их, и складывал как попало... Но роман оказался издан, и знаете — после разудалой игры образов, действительно заставлявших задуматься, вот этот вот момент изрядно разочаровал. Даже некоторые главы оставляют ощущение незаконченности, а уж само произведение и подавно грешит недосказанностями. По сравнению с французскими коллегами по цеху Камю и Сартром, которые одинаково бережно лелеяли как экзистенциальную, так и литературную часть, вышло блёкло и неубедительно. Можно, конечно, возразить — мол, Кафка описывает иррациональное общество, и применять к нему ту же логику, что и к рациональному, не стоит... Да нет, ребят. Стоит. Даже в иррациональном повествовании сюжетные дыры и недосказанности — просто сюжетные дыры и недосказанности.

Ну, зато теперь я могу с гордостью хвастаться перед своими воображаемыми друзьями, что читала Кафку и даже почти поняла. Пусть даже повод для гордости, по правде говоря, изрядно сомнительный.

NB. Забавно, что даже здесь нашлись индивиды, которые начитались своих кафок с оруэллами и теперь приплетают Рашку и раздают указания вместо авторов. Дружки-пирожки, вы ошиблись дверью. Канал Максима Каца двумя этажами ниже.

«Таких учёных надо раскулачивать и показывать всем чтоб так вот больше не было! Вы не учёный а говно вот вы кто. Я такой же учёный и не вам учить меня как жить надо. Я почище вашего жизнь знаю Я посрать хотел я срать с вами рядом не сяду а не то что. И я про вас всем раскажу какой вы учёный. Вы не учёный а обдрисный мудак. Вот вы какой учёный.» (рукопись, найденная в хижине, в которой целый год прятался созданный Франкенштейном монстр)

Книга, преподносимая многими как первое в истории литературы произведение в жанре научной фантастики. Штош, посмотрим...

Застрявший во льдах путешественник пишет своей жене письма, в одном из которых рассказывает о подобранной за бортом интересной личности. Личность и впрямь была интересной — узнав о цели их плавания, всячески отговаривала их плыть дальше. Он-де тоже в своё время уже заплыл за буйки дозволенного...

Дальше следует долгий рассказ о чисто английском (зачёркнуто) швейцарском семействе благородных людей, самое начало которого (как и любое другое повествование о благородных людях) донельзя нудное и клишированное. И девушки там красивые, как луна, и мужчины мудрые и рассудительные... Завидую авторине, которую, видимо, окружали по праву рождения именно такие люди.

В один прекрасный день мученик науки Виктор Франкенштейн покинул отчий дом и шесть лет учился в университете на чужой планете. Там он оказался одержим навязчивой идеей создания живого существа из говна и палок, в чём раскаивался всю свою оставшуюся жизнь. А вот если бы он внимательнее к отцу прислушивался, этого бы не было, инфа 100%

Созданное им существо было безобразно шокараул. А когда оно ожило, Витя начал очень странно себя вести. В дальнейшем ему всё бОльшего и бОльшего труда стоило сдерживать себя, особенно после того, как пришла весточка из родных мест. Его собственное создание прикончило маленького мальчика и подбросило улики оказавшейся поблизости воспитаннице благородного дома Франкенштейнов. Воспитанницу, к слову, самый гуманный суд в мире приговорил к усекновению головы. А наш учёный только и мог мямлить о её невиновности. А о том, кто на самом деле убил ребёнка, он сказать не мог; в противном случае, не избежать ему (как всякому уважающему себя учёному) карательной психиатрии.

Дальше — больше. Гомункул убил его друга. Виктор не стал рассказывать, кто именно его убил; в противном случае, не избежать ему (как всякому уважающему себя учёному) карательной психиатрии.

Гомункул убил его девушку. Виктор не стал рассказывать, кто именно её убил; в противном случае, не избежать ему (как всякому уважающему себя учёному) карательной психиатрии.

Гомункул убил (зачёркнуто) отец учёного умер сам от нервных потрясений, И ТОЛЬКО ТОГДА, когда от всей семьи остался он один, Витя наконец-то решился кому-то рассказать всю правду. В дурку никто его не упрятал.

(«Франкенштейны умерли

Умерли все

Остался один Виктор»)

(Правда, он уже отлежал перед этим в дурке, ну да не суть.)

Незадолго до того, как семейное древо Франкенштейнов стало редеть, Витя наткнулся на след своего детища и имел с ним (с детищем, а не со следом) долгий разговор при луне. Детище оказалось с понятиями. Если вкратце, оно было готово полюбить весь мир, но его никто не понял и оно научилось ненавидеть. Ему ничего больше не было нужно, кроме хоть кого-нибудь, кто разделит с ним его одиночество и избавит от тяжкой судьбы. Обычное такое человеческое желание. Гораздо более человеческое, чем даже желания самих людей. И лишь в силах того, кто создал его таким, было даровать ему это счастье.

Витя срочно отплыл в Англию, дабы уединиться для ненавистной ему работы. Но где-то на середине задался вопросом — а вдруг подруга монстра будет такой же злой? — и уничтожил монстродевку. Узнав об этом, сотворённое им чудище пришло в ярость. А будь Франкенштейн более вменяемым, кто знает, какая бы любовная линия могла получиться...

В общем, остаток жизни Франкенштейн посвятил мести, но своей цели так и не достиг. Его во время погони по треснувшему северноледовитоокеанскому льду подобрали моряки, на корабле которых он умер от крайнего физического и нервного истощения. Да и пёс с ним, сопсна.

У ложа покойного искренне горевало его создание, оказавшееся куда бОльшим заложником ситуации. Образ этого существа — один из сильнейших образов в мировой литературе по моему скромному мнению. Вопросы добра, зла, человеческой морали, меры ответственности и допустимых пределов научного любопытства были подняты милой девушкой Мэри Шелли на совершенно новый уровень. А я уже хотела после первых пяти десятков страниц убрать книгу куда подальше...

Вывод: это НЕ научная фантастика (как, например, у Герберта Уэллса) и НЕ хоррор (как у Лавкрафта). Но философская составляющая определённо заставляет задуматься.

«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю всё новое. И говорит мне: напиши; ибо слова сии истинны и верны. И сказал мне: совершилось!» (Откр. 21:1 — 21:6)

Само существование этой книги на свете — это прелюдия к библейским событиям. Буквально. А простое держание её в руках и, не приведи Г-сподь, чтение — наказание за ТВОИ, анон, грехи. И если ты держишь её в руках, твоя жизнь, скорее всего, уже никогда не станет прежней.

Добро пожаловать в Америку. Не в ту, которая диктует свою волю всем и каждому, а в другую, где на самом дне человеческого существования копошатся деструктивные элементы — воры, алкоголики, проститутки обоего пола и ориентации, тысячи их. На без малого четырёхстах страницах книги все эти так называемые люди: живут сегодняшним днём, беспробудно пьянствуют и дебоширят, дерутся чуть ли не до смерти, оббирают друг дружку и, конечно же, занимаются различными формами половых сношений. Последние, по слухам, даже у одного французского дворянина описаны гораздо пикантнее, чем здесь... Весь этот описанный буквально на одном выдохе нескончаемый праздник жизни сопровождается отборнейшим матом.

В чём может быть цель этой выставки уродов? Эстетика отвратительного? (своеобразной эстетики произведение отнюдь не лишено) Крик души? Завещание? Тест на дегенерата? Я не знаю, ребят, честно. Похоже на всё сразу. (да ведь получается, что книга действительно хороша!)

И что самое печальное — мне книга понравилась максимально. На серых танках грязи не видать (с)

Советовать нечто подобное кому-то ещё... а почему бы и нет-то? Читать всем без исключения!

P.S. А ведь где-то там, между притонами, под заплетающимися ногами, в спальнях с гудящими кроватями бродит Красота...

P.P.S. «Кто не без греха, пусть первым бросит в Меня камень...»

Добила... Моя вторая прочитанная книга у Лема. Может быть, если бы эту книжечку удалось прочесть залпом, то и картина была бы куда более целостная и понятная. Но увы, в этом месяце я разленилась чёт.

...

Герои книжек детской планетарной фантастики повзрослели. И вот уже пять-шесть так называемых космонавтов (имя есть только у одного, у остальных лишь род деятельности) неправильно рассчитали траекторию движения и врезались в поверхность планеты Эдем, на которой был кислород. Делать было нечего, и в промежутках между ремонтными работами ребятки пытались выявить хотя бы какие-то следы местной цивилизации и наладить с нею контакт и причиняли добро направо и налево. Естественно, в целях самозащиты.

На планете обнаружились локации: пустырь, в который ракета зарылась едва ли не на половину своей длины; заброшенный завод, который производил неведомую ерунду, вроде как связанную с провалившимся духовным и биологическим перерождением населения; чаши, производившие для местных жителей еду; мачты и зеркальные стены, чьё назначение толком не раскрыли, увы; город, до которого искатели приключений так и не добрались; колония-поселение, озеро, статуи... В общем, местная цивилизация была довольно развита (хотя и крайне не похожа на людей). И побочные плоды развития там были точно такие же, как и у нас с вами.

Правительство Эдема было настолько тайное, что даже тень тени его тени находилась в тени, и это очень способствовало образованию внутри населения маленьких и безопасных ячеек, которые сосуществовали друг с другом лишь постольку-поскольку и насилу вырабатывали какие-то общие понятия. «Надсмотрщики» имелись, но их роли (кроме физического уничтожения уродцев) я так и не поняла. К слову, когда о землянах пронюхали, их просто-напросто приняли за уродцев и именно поэтому решили «зацементировать». А вовсе не потому, что земляне убили много народу. Вот.

Что ещё-то интересного можно вспомнить... А, ну земляне очень много и охотно стреляли по местным (в том числе, из ядерки, коей взорвали газовую скважину), угоняли транспортные средства... А в самом конце книги к ним пришёл местный учёный, налаживание контакта с которым шло очень живенько, обратно пропорционально его собственному самочувствию, ибо пройдя через разрушенный изоляционный заборчик, он облучился. От него-то земляне и узнали чуть менее чем всё, что хотели. Узнали — и, посовещавшись, поспешили сделать ноги. Ремонт ракеты к тому времени был закончен...

Моё никому не нужное мнение о книге таково. И моральные, и социальные, и технические аспекты гораздо интереснее, чем в том же «Солярисе», но недожатые и местами недосказанные шокараул. Ну, а прежде чем кому-то помогать, помоги себе сам. Зато на Эдеме никогда бы не собирали деньги по СМС на лечение тех, кого в подавляющем большинстве случаев уже не спасти. Чик — и в ров...

Wikipedia: Я знаю всё!

Google: Я найду всё!

ВКонтакте: Я знаю всех!

Internet: Без меня вы ничто!

Электричество: А НУ ЗАТКНУЛИСЬ, ВСЕ!

Первая книга со времён «Монаха», которая да. Что примечательно, абсолютно лишённая мистики. В центре — суровые челябинские реалии крупного американского штата и так называемых градообразующих предприятий.

Производящая электричество компания «Голден стейт системс» на грани краха. Воровство электроэнергии, недостаток мощностей и бурное «народное» сопротивление против постройки новых подстанций, террористические акты на объектах, бюрократические проволочки, нехватка топлива, etc. На фоне всего этого великолепия разворачивается история Нима Голдмана — представителя ГСС, мужчины до мозга костей (в течение книги перелюбил, кажется, абсолютно всё движущееся, включая собственную жену, и даже кое-что не совсем, хе-хе, движущееся), либерахи и просто хорошего человека. История, надо сказать, печальная. Нима бросают грудью буквально на все амбразуры, заставляя его представлять интересы компании на различных слушаниях и при этом не брякать лишнего. Придерживаться умеренной линии удаётся не всегда — эту правдорубивую маньку очень легко спровоцировать. Взгляды Нима на дальнейшее развитие компании в текущем ключе помогают ему разве что врагов наживать. Ибо тот, у кого правда, не всегда сильнее.

Раскрыта тема различных «пронародных» и «природозащитных» сил, террористических ячеек, тесного взаимодействия последних и исчезновения денег налогоплательщиков. Вот уж где грязь. И если позиция главы экологического клуба Лоры Бо Кармайкл ещё может вызвать уважение, то создатель «Силы и света для народа» и, как позднее выяснилось, спонсор местечкового терроризма Дейви Бердсон едва ли не сразу выдаёт себя с головой. Немного покоробили коммунистические убеждения главного антагониста истории — фанатика, террориста и убийцы Йоргоса Аршамбо. Впрочем, бюрократические и капиталистические веяния тоже до абсурда доведены и, кажется, вовсе не потому, что так надо по сюжету. Так что баланс соблюдён.

Раскрыта тема того, как с развитием технического прогресса от его достижений напрямую зависит человеческая жизнь. Прикованная к инвалидной коляске Карен Слоун может шевелить только головой. Её жизнедеятельность поддерживает аппарат ИВЛ, который питается от электричества. В целях предотвращения последней отчаянной вылазки Аршамбо была обесточена мощная подстанция, что вызвало отключение электричества на огромной территории. Жертв двое — собственно террорист, которого засосало в турбину и измельчило, и к сожалению, Карен Слоун. Жалко девочку. Два раза немного не дожила до спасения: вакцину от полиомиелита изобрели ровно через год после того, как осложнения лишили её подвижности, а свет дали ровно через несколько минут после её смерти. Застрявшая в лифте родня не успела ничего сделать... Самая трагическая страница книги. Много чьей помощи Карен ждала — и напрасно ждала — в минуты агонии...

(От себя добавлю, что с техническим прогрессом и болезни развиваются. И если какую-нибудь, кхм, чуму в наше время возможно вылечить в два счёта, то до сих пор не найдено эффективных лекарств от СПИДа, Лихорадки Эбола и многих других смертельных болячек. И теперь, даже если прогресс повернёт вспять, вся эта микрофлора останется. Но что уж с этим поделать? Да ничего, к сожалению. Более всего мы в ответе за время, в котором живём.)

В общем, раскрыты ВСЕ темы, которые только могли быть раскрыты. Но повторюсь, любовным подвигам Голдмана даже маркиз де Сад бы позавидовал чёрной завистью. Моральные аспекты, пренебрежение ими и (недолгие) угрызения совести прилагаются. Абсолютно белых и пушистых персонажей тут нет. Но в живости тут вряд ли кому-то откажешь.

На самом деле, я просто пересказывать не умею и вряд ли как-то смогу описать, чем именно зацепила эта книга настолько, что я провела за её чтением целый день до поздней ночи. Читать или нет — дело ваше. Мне же эта книга принесла колоссальное удовольствие.

Встретились как-то в покосившемся замызганном сельском туалете на три дырки Вирджиния Вулф, Альбина Сексова и Евдокия 'Радастея' Марченко. Встретились и начали жёстко дристать одна на другую, а после закрепили своё знакомство, изнасиловав друг дружку выдранными из стен досками. Примерно такое впечатление осталось после прочтения вот этой вот небольшой книжечки.

Что ясно из «Чердака»? У Кей Данн было непростое детство благодаря мамке. В итоге, она сорвалась с дома и связалась с продавцами журналов, попыталась обналичить фальшивый чек, спалилась и загремела на нары. Со страниц книги сквозь милые сердцу педозоофильские флэшбэки, уже не такую милую сердцу забористую шизофазию и абсолютно параллельные сердцу картины провинциальной Америки так и сочится дёготь жизни Кей. Ну, вы же понимаете — 70е, Америка, повальный бунт, нигилизм и прочая тьма. И своим дебютным романом КэДэ так хорошо попала в струю, что, например, здесь о книге и информации-то толком нет никакой. В общем, чтиво очень и очень на любителя.

Как выяснилось, я таковой не являюсь. Ну-у, то есть как... Описание тюремного быта Кей можно было бы даже назвать интересным. Фиксация на ссанье-сранье? Пофигу, и не такое видели. «Притча» про дракона, производящего сладости, доставила изрядно. При желании можно даже заморочиться с поиском глубинных смыслов в этих записках сумасшедшей. («Я решила обходиться без очков: не существует никакой ясности изображения — только стойкость искажений») Вот только чем ближе к концу — тем меньше желание. Таковая манера изложения на пользу этому опусу не идёт от слова совсем. Таланта Паланика в обращении с красным словцом у ранней Данн что-то как-то не наблюдается — сугубо лишь (де)натурализмом и нонконформизмом вывезти не вышло. Просто для ясности — причём тут некая фигурировавшая в начале книги собачья шкура по кличке Зрелость, я так и не поняла. Кей что, оборотень? Да знаете, не похожа. Имя нерусское, звонкое — Зрелость... Ай, ну его.

Очередная книжечка из всяческих списков «Ста книг, которые должен прочитать каждый в своей жизни». С одной стороны, как-то заранее насчёт этой книги завышенные ожидания, а с другой, все эти списки — великое зло.

По форме — рассказ от лица девочки о своём раннем детстве и о том, что её окружало. Преимущественно её окружали: отец-адвокат (мама всё, когда ей было ещё два), брат, темнокожая служанка (к которой она так и не попала домой), тётя, соседи всякие и сонный городок с матриархальным укладом. Хочется в него вернуться-ворваться или нет — я так до сих пор и не поняла, но в гости ходили чуть ли не без спроса, такое было. А вот зависть и злость была.

Несмотря на всё это, детство было у Джин-Луизы (это её имя) почти счастливое. Проходило за играми, за множественными попытками выманить узника проклятого старого дома из его жилища и вообще узнать, как устроен этот мир.

Ну, не очень справедливо он был устроен, увы. Их отец с утра до ночи пропадал на работе, дабы спасти своего оклеветанного клиента-негра, из-за чего в отношении к адвокату общество раскололось пополам. Его уважали и презирали, хотели убить и желали долгих лет, а самих детей однажды чуть не прирезали, но всё обошлось... Тема этого их расизма и этого их противостояния расизму проходит красной нитью через всё произведение. Но честно говоря, поздновато дамочка спохватилась, да. Аж спустя два с половиной десятка лет. К слову, Харпер Ли прожила довольно долгую жизнь. Конец её пришёлся как раз на тот период, когда фразу «все люди равны, но некоторые равнее» можно отнести именно к столь обожаемому ею черножо, ой, чернокожему меньшинству, а от слова «демократия» хочется блевать кровью... («Знаешь, почему я люблю белых учек больше, чем чёрных? Они $о$ут хорошо.») А чёрт её знает; может, и не поздновато. В книге же написано чёрным по белому: «попадаются негры-насильники» (но наш-то негр был не такой). По итогу, многие мотивы написания этого произведения лично для меня потеряны во тьме и ещё терзают смутные сомнения в искренности тёти Харпер. Упоминания Гитлера вообще лучше оставить Эриху нашему Марии Ремарку или, на худой конец, кому-нибудь ещё. Хотя на качестве самого повествования всё это, кажется, не отразилось. С этим в книге всё в порядке, даже более того. Литературно уровень Марка Твена и Джона Берендта выдержан; всё хорошо, добренько, детство-детство; правосудие имени Линча восторжествовало... Читать можно, даже очень. Но никто никому ничего не должен.

Да, кстати, подсудимого негра спасти не удалось. Но тут он уже сам виноват.

Конечно, это не «Невидимки» и даже не «Дневник». Но...

Стареющая порнодива решает уйти со сцены достойно, переспав на камеру с шестью сотнями мужчин. Ну и спит-спит-спит-спит- С П И Д («ты мне написал на лбу «П*ДОР», да?»). Ну и конечно же, в самом конце что-то пойдёт не так (или именно так и должно было пойти?)

Что ещё-то... Ну, очередная грязная Санта-Барбара. Ну, рекурсивное саморазрушение. Ну, мельница американской мечты, перемалывающая чужие жизни только так. Ну, много экскурсов в историю и практику медицины, киноиндустрии (благодатная почва для тех, кто заморачивается) и просто в мировую историю, много отсылок на действительность... и конечно же, неповторимый язык Чака и структура книги — факторы, в совокупности мешающие развернуться в отзыве как следует.

Но ведь сказать-то что-то надо... Скажу, пожалуй, так — в каком бы грязном виде не преподносились интересные мысли, они всё равно останутся интересными мыслями. Поэтому и на такую литературу, как книги Паланика, де Сада и прочих деятелей, имеется спрос. Эпатаж — своего рода новая искренность.

Пожалуй, единственное, до чего хочется докопаться, — почему не было упомянуто то, как Джуди Гарланд во время съёмок «Волшебника страны Оз» упарывалась наркотиками, чтобы не уснуть? Это серьёзный косяк, почти что сюжетная дыра!!! Но моё альтернативно развитое чувство прекрасного мешает мне поставить оценку меньше.

Трио (моральных) уродов — Шеннон, девка с отстреленной челюстью; Шейн (ну или Бренди Александр), её брат-трансвестит и Манус, глубоко, хе-хе, профессионально деформированный, хе-хе-хе, бывший коп — путешествуют по америкашке, но не так, как делали это некие Дж. Керуак и его банда: убегают от собственного тёмного прошлого в ещё более тёмное будущее и, по большому счёту, даже не подозревают, кем являются их друзья. Три тонны наркотических рефлексий, скандалов, интриг, расследований и саморазрушения ради него самого. А что поделать-то?

Читать или нет подобную г р я з ь — дело сугубо ваше... Но если у вас, образно выражаясь, отсутствует половина лица, то очень рекомендую, образно выражаясь, примерить на себя образ Шеннон и обмотать этой книгой его оставшуюся часть. Именно в таком порядке идут главы. Прочитал одну из них — обмотал «лицо». Другая глава — другой моток...

«Выглядите так, как будто храните кучу секретов.»

Возможно, в какой-то момент вам захочется убить Чака, этого сукиного сына. Что же, это нормально. Возможно, после прочтения вы почувствуете нежность и облегчение. Это тоже нормально.

Возможно, я притягиваю найденные «параллели» между (собственной) реальностью и книгой за уши. Но таково одно из проявлений действительно хорошей литературы, какой бы «грязной» она ни была. И чем меньше элементарных вещей ты выучишь, прожив жизнь, тем лучше это поймёшь.

Автор так старательно возводил Зелёную Стену между содержимым этого опуса и всяким быдлом вроде меня... Что же, несмотря на многочисленные ружья Бондарчука, не менее многочисленные рояли в кустах, абсолютную некомпетентность Замятина в (анти-)христианстве и множество других нюансов, у него это прекрасно получилось — и это самое главное.

Книга лично для меня очень неоднозначная. Примерно как «Грозовой перевал» среди любовных романов.

Сюжет таков. Мир после череды потрясений стал другим. Людей в прямом смысле этого слова выращивают в пробирках. Абсолютно всех — от сверхразумного главноуправителя до последнего идиота. Каждому в младенчестве внушается его социальное место. В этом мире упразднено или перекроено по-своему всё, что чисто теоретически способно привести к брожению умов — книги, философия, религия, мораль, семейные ценности, etc. Вовсю работает культ потребительства. Малейшее душевное потрясение можно просто заесть таблеткой сомы, и оно пройдёт бесследно. Люди дошли до такого уровня, что теперь им даже смерть не страшна. Детей регулярно водят на экскурсии в местные «умиральни» — привыкать к смерти с младенчества. Человек, умирая в развлечениях, как и жил, приносит обществу пользу — его труп сжигают, а полученным P2O5 можно удобрять посевы. Последний хайповый ход для своей «философской антиутопии» тихо свистнул некий Энтони Бёрждесс. Но это уже совсем другая история.

Время от времени среди жителей этого мира (особенно среди самых привилегированных с рождения) появляются оригиналы, которым кажется, что ТАК БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО. Должно быть как-то по-другому. За это их отлавливают и милостивно ссылают в островную изоляцию. Где, по слухам, таких инакомыслящих уже полно. И они инакомыслят себе и инакомыслят в полной изоляции от остального мира.

Алсо, существуют уголки земного шара, до которых цивилизация не добралась. Там до сих пор верят в богов, вступают в браки и даже — о ужас! — рожают детей. Прям сами.

Один из госслужащих, страдавший от собственного инакомыслия, решил провернуть аферу и забрал из резервации индейского сынка и его мамашу. Дело в том, что мамаша эта раньше работала в инкубатории и залетела от его директора (несмотря на все меры предосторожности). За это муженёк столкнул её в пропасть. Но будущая мамочка выжила. Её подобрали индейцы, забрали в резервацию, и девушка познала все прелести отдаления от цивилизованного мира. Тут и каждый принадлежит кому-то одному, и в богов верят, и после местных аналогов сомы отходняк жесточайший... А её сынок и вовсе витал в облаках, несмотря на то, что все вокруг называли его «сыном шлюхи». Здесь нелишним будет упомянуть, что книга была написана за семь-восемь десятилетий до появления так называемой Defense Of The Ancients 2.

Короче, притащил он мамку с сынком прямо в инкубаторий и во всеуслышание объявил нечто такое, после чего Директор написал заявление об увольнении и больше о нём никто не слышал. Тем самым Бернард — так звали этого карьериста — убил двух зайцев: наконец-то примирился с существующим порядком вещей и избавился от опалы (правда, ненадолго). Мамку сразу же спрятали умирать подальше от чужих глаз. А сынок — его в народе все прозвали Дикарём — стал очень большим оригиналом. Он горячо не принимал подобный порядок вещей. Не хотел иметь интимных отношений с местными девушками, читал книги, в богов верил, избивал сам себя, без страха разговаривал с самих Верховным Главноуправителем. И в этой своей ипостаси, честно говоря, недалеко ушёл от нынешних ПГМнутых. О нём снимали развлекательные фильмы, пытались брать интервью с риском для жизни. И однажды местный звездун погорелого театра не выдержал и повесился. На этом книжечка, кстати, заканчивается.

Много всего хотелось бы сказать. Например, про то, что в этом мире среди основных действующих лиц абсолютно положительных персонажей нет. Разве что Главноуправитель. Тот хотя бы более-менее цельный в своей ипостаси. В нужный момент сделал бочку и, не сумев одолеть зарождавшийся новый миропорядок, возглавил его. Начитан (quod licet Jovi, non licet bovi) и прекрасно осведомлён о плюсах государственности и о минусах предрассудков прошлых времён, на пепелище которых всё сам же и строил. И всё хорошо, и слава тебе, Форде! А «когда колесница направлена ко благу, то возница не отвечает за раздавленных червей» (Елена Рерих). Да и черви-то уже, если честно, давным-давно в прошлом. А прошлого всё равно что нет. А то, что и будущего всё равно что нет, — да кого это волнует?

В Бернарде отразилась вся суть лицемерного инакомыслия. Его абсолютно перестала «угнетать» эта система, как только он обрёл в ней влияние. Правда, как писалось выше, ненадолго. Джон (ака Дикарь) — клоун-моралфаг. Ожидал-то он совсем другого от этого мира, но Шекспир вероломно обманул дитятю и он принялся срывать покровы. И шире, и далее...

Сам дивный новый мирок иному читателю рискует и по душе прийтись, ведь деление на пчёл и мух никто не отменял. Всеобщее благоденствие и достаток, хлеб и зрелища и де-факто никаких поводов для недовольства отдельного индивида или целой группы. Как будто всё то, что можно прочесть между строк книги — это что-то плохое. Счастье — оно и есть счастье. Хоть принудительное, хоть нет. А когда никакой морали нет, её никто и не нарушит, как ни парадоксально. И как ни парадоксально, самые счастливые здесь те, кого отправили в ссылку на остров. Они сами это выбрали, в конце-то концов.

Кай собрал из льдинок слово СЧАСТЬЕ, но осколок из глаза так никуда и не пропал.

«Да будет так, как МЫ хотим. Ибо мы не хотим ничего плохого.»

Книжечка вполне в духе полнометражных японских мультфильмов, в которых глубокий-глубокий и одновременно такой простой-простой смысл зачастую берёт в долг у содержания.

В книжечке идёт повествование от лица некоего почтальона, который внезапно узнал, что у него в голове неоперабельная злокачественная опухоль. А стало быть, жить ему осталось мало. В последнюю неделю жизни к молчелу является Дьявол и предлагает ему сделку — в обмен на один день жизни с лица Земли будет пропадать какой-либо предмет во всех своих экземплярах.

Шоколад Дьяволу понравился настолько, что «отменять» его он не захотел. Вместо этого первой вещью, исчезнувшей в мире, стали телефоны.

В день, когда исчезли телефоны, парниша встретился со своей бывшей девушкой. А ведь маэстро предупреждал: «Не возвращайтесь к былым возлюбленным, былых возлюбленных на свете нет»... Впрочем, ладно. Встретились, поболтали, повспоминали прошлое, решили посмотреть фильм...

Что? «Как именно восприняло исчезновение гаджетов остальное человечество?» Я так и не смогла понять. Объяснение автора — Дьявол взял это на себя. Путь наименьшего сопротивления манит, очень манит, ничего не скажешь... Впрочем, дальше почтальон за очередной день своей жизни пожертвует всеми в мире фильмами и всеми в мире часами, и о том, как это восприняли люди, вообще ни слова не написано!!!

На четвёртый день больной решил отказаться строить свою жизнь на исчезновениях и не решился пожертвовать всеми кошками мира. Он последний раз встретился с бывшей девушкой, получил от неё последнее мамино письмо, услышал ещё тёплое дыханье и понял, что ему нужно сделать. Ну понял — и понял. На этом книга, кстати говоря, заканчивается. Если, конечно, у меня не какой-то не очень хороший экземпляр.

Что можно сказать по прочитанному? Пара трогательных моментов и удобоваримая философия — это плюсы. Всё остальное, увы, я к плюсам отнести не могу. Самый главный и очевидный минус — образ Дьявола, зеркальное отражение главного героя, вечно носящее гавайские рубашки. Вроде как Дьявол — это то, что тебе самому в себе пришлось подавить, а вовсе не рогатое, воняющее серой чудище с вилами. И лишь в смаковании отдельных моментов, которые покажутся безнравственными разве что... самому автору, видна его адская сущность 😈 Всё остальное — и концовка, скорее оборванная, чем открытая, и многочисленные измышления главного героя по поводу исчезновения очередных предметов, в то время как все вокруг почему-то ограничились принятием, миновав остальные стадии, и представить исчезновение, увы, не предоставилось возможным, и целый океан воды к месту и не к месту — и то не так критично. А ещё там в одном месте было слово «с*кс».

Ах да, тему исчезновения кошек так и не раскрыли. Ну, что тут теперь поделаешь... Продукт явно писался для кого-то более сентиментального и более молодого в душе. Я-то в свои двадцать уже бабка старая, блин.

спойлер №1. мне неохота посвящать этому произведению ни единой большой буквы и ни единого восклицательного знака. пусть это будет источник истин с маленькой буквы, хе-хе.

спойлер №2. история болезни.

жил-был пожарник гай монтаг (далее — чмонтаг). книги он любил странной любовью — иногда тырил по углам жилища, но гораздо чаще сжигал. потому что так было положено. но внутри он был, как позже выяснилось, совсем другим.

у него была жена милдред. она очень любила целыми днями сидеть перед телеком. а книги (и вероятно, своего мужа) не любила. но внутри она была совсем другая, ибо совершила несколько попыток суицида.

у чмонтага была подруга, кларисса макклеллан, чокнутая зумерша. подругой она была ему недолго — скоропостижно пропала без вести и лишь периодически понаезжала в голову чмонтага в виде болезненных флэшбеков, не несущих никакой практической пользы для повествования. хотя и сама героиня не то чтобы много оной принесла. так, типо наставила чмонтага на путь истинный.

после того, как подруга по жизни былая не вышла его провожать, горе-пожарник начал сомневаться в правильности всего того, что его окружало. своими сомнениями он мог поделиться лишь с одним странным стариком. не с коллегами же по пожарке делиться, так и инакомыслящим прослыть недолго.

старик этот продолжил наставление чмонтага на правильный путь. он снабдил его примитивным жучком, дабы быть в курсе падения старого, злого миропорядка и построения на его руинах нового, доброго. где все будут читать книги и умнеть. а тупые ток-шоу, которая смотрела жена чмонтага 24/7 плюс-минус, все смотреть перестанут (это точно антиутопия?) они даже план разработали, чтобы все узнали, что пожарник должен не разжигать огонь, а гасить его.

но чмонтаг сделал всё через жопу. для начала он устроил перед своей женой и её подругами поэтическое выступление. дебют выдался далеко не самым удачным, о чём невольнику чести не преминул напомнить его наставник на том конце прослушивающего устройства. затем чмонтаг казнил капитана пожарной охраны и только лишь потом понял, что капитан на это, собственно, и рассчитывал. из послесловия становится ясно, что в детстве капитан был самым книжным из всех книжных червей. но когда жареный петух клюнул его в одно место, ни в одной из книг не нашлось рецепта заживляющей мази и капитан затаил обидку. но постольку, поскольку он зло, этот момент даже не включили в основное повествование. вот ещё, голову ломать над причинами и мотивами зыла. достаточно будет максимально примитивно разложить всё по полочкам и просто... добавить... воды. инваааааааааайт вскл вскл вскл (- так а чё тогда он сдохнуть-то хотел? — ой, васёк, иди уж дальше булькай своей балтикой, это классика классик, так что не лезь.)

короче, на чмонтага объявили охоту и в лучших традициях карательной журналистики объявили, что преступник взят по горячим следам и убит в назидание всем. а того, что через пять минут на город будут сброшены бомбы (зачем???), не объявили. а мятежный главгерой ушёл берёзами в добровольное скитание с такими же начитанными бродягами в ожидании лучших времён. 100% патетичной говорильни и личный выбор чмонтага — всё остальное. говорят, всю ватагу этих натуралов намедни в химках видели. торговали деревянными кириллами и мефодиями.

послесловие.

ну вроде бы призывает этот почтенный автор читать книги, но как бы исподволь напоминает, что не книгами едиными. и вроде бы это первый литературный экспириенс подобного рода, который просто обязан был стать литературной классикой. и таки стал. но положа руку на сердце, хочется сказать, что поздние произведения о роли книги в жизни человека, о роли книжных палачей, о борьбе с ними и о горьком зерне раздумий, выдались куда интереснее и, чего греха таить, местами даже поучительнее (татьяна толстая «кысь», владимир сорокин «день опричника» (прости г-споди), эрнст юнгер «на мраморных утёсах» и так далее). эволюция налицо. но всё это, конечно же, уже совсем не то, да.

а разгадка одна. благодарные потомки великого человека рэя брэдбери вытеснили его из занимаемого им пространства. писать стало не на чем, и рэй был в шаге от нищеты. так и подмывает спросить — а устроиться на настоящую работу ты не думал, не? тем не менее, первый вариант романа был нащёлкан в подвальчике на арендованной пишущей машинке аж за девять дней. то ли перед нами гений, умеющий в сжатые сроки exegi monumentum; то ли я чего-то не понимаю и эта книга вовсе не такая неотёсанная, сырая и самодовлеющая. хотя на ум приходит, что некоторые инди-виды строчат дифирамбы, например, про «алхимика» коэльо и «50 оттенков серого».

ай, гори оно всё синим пламенем.

«ошибочно принимать метафору за доказательство, поток многословия за источник истин с большой буквы, а себя за оракула — это недомыслие, присущее нам от рожденья» (рэй брэдбери цитирует классика устами капитана пожарной части)

Второе произведение Камю, которое я прочитала. Оно в полтора раза толще «Постороннего» и — вот уж сюрприз! — происходящее рассматривается с нескольких точек зрения и гораздо более наполненное различными интересными рассуждениями, удачно вписавшимися в канву повествования.

В городе Оран в 194* году местный доктор Бернар Риэ с утра наткнулся в подъезде на мёртвую крысу. В скором времени люди стали находить массово умирающих или уже мёртвых грызунов буквально по всему городу. О нашествии крыс даже в газетах написали. Это могло бы стать темой для досужих сплетен ещё на долгое время, но вдруг поток грызунов взял и иссяк. Вместо него в городе началось кое-что пострашнее — эпидемия чумы. Той самой, которая выкашивала народы в былые времена...

Город закрывается. Отныне его нельзя покинуть и в него нельзя попасть. На горожан, которые проводили в дальний путь своих любимых или родственников, это подействовало даже более удручающе, чем угроза болезни. А тем временем доктор Бернар и несколько его помощников на добровольных началах, забыв о сне и покое, пытаются противостоять эпидемии. Под лазареты и кладбища отдаются всё новые и новые территории. Облик Орана и образ жизни его жителей меняются до неузнаваемости. Среднее арифметическое мыслей и рассуждений героев — «как сохранить собственный разум и человечность в условиях, когда это почти невозможно» и подобные дилеммы социального, морального и религиозного характера.

...

Эпидемия кончилась почти так же внезапно, как и началась. Напоследок болезнь забрала жизнь Жана Тарру, одного из самых активных помощников доктора и уж точно самого словоохотливого. Он прожил жизнь, и ему было чем поделиться. Вся его жизнь была борьбой — с людьми, с самим собой, с чумой... Несмотря на то, что он привык бороться, причин желать успокоиться навеки у него было предостаточно... В конечном счёте, люди неидеальны. И рано или поздно затихшие угрозы, про которые никто и думать не думает, напомнят им об этом. Снова.

Книга, возможно, самая неразвлекательная, которую только можно вообразить. Но прочесть её нужно, чтобы яснее осознать ценности отдельно взятой человеческой жизни и всего человечества, аспекты оной, мотивы счастья и горя и прочую причинно-следственную связь.

Когда ваша покорная слуга училась классе в седьмом-восьмом, появилась идея написать сказку про двух ребятишек, которые побывали бы в стране Двух Измерений — грубо говоря, их бы сплющило до рисунков на плоской стене. Как, наверное, и всем авторам данной возрастной категории, эта идея мне казалась страшно оригинальной; до неё ни один человек никогда не додумался, а вот я додумалась!..

Естественно, до этой идеи додумались задолго до меня, расписав страну Двух Измерений в таких подробностях, которых я знать не могла, э-хе-хе.

Ну так вот, «Флатландия». Книжечка внезапно о нравах страны Двух Измерений, эпизоды которой будто бы если и имеют сходство с какими-то социальными практиками, то лишь самое непреднамеренное. Но мы-то с вами знаем... Мы с вами знаем, например, судьбу строителей «Вольфшанце» (их расстреляли). И тут вдруг попадается абзац про то, каким образом обеспечивалась секретность единственной во Флатландии фабрики красок после того, как использование красок было запрещено решением суда. Да, эти события разделял немаленький временной промежуток, но сходство-то, сходство!.. (а ещё поговаривают, что ОН художником был...)

Короче, в мире Флатландии слишком много хорошо узнаваемых даже в наше время черт. Вот уже во второй части таки наступает лёгкий сай-фай о путешествиях двумерного рассказчика в иные миры, один из которых (Лайнландия) простирался только в двух направлениях, другой (Пойнтландия) не простирался вообще никуда, зато третий, посланцы которого раз в тысячелетие наведывались во Флатландию рассказать о себе... Вот этот третий мир и потряс воображение нашего двухмерного героя. Вот только на пути проповеди о существовании третьего измерения лежали некоторые трудности, отличные от тех, которые возникли при попытке объяснить жителям прямой природу плоскости. Короче говоря, наш с вами учёный муж попал под стражу и там остался один на один с тяжкими мыслями, подчас уже и сам особо не веря в существование чего-либо вне своего понимания.

Вывод — будьте пойнтландцами. Их не интересует ВООБЩЕ ничто, а значит, и нравственных потрясений никаких они не изведают.

Литературные приёмы в книжечке бедноватые, но Флатландия и не для красоты писалась. В этом отношений романчик настолько же простой, насколько и многослойный. Попытка геометрической фигуры познать художественную литературу, неплохая настолько, насколько возможно. И подумать определённо есть о чём.

Если с самой Кармиллой/Миркаллой/Милларкой всё почти сразу же становится ясно, то о женщинах, которые её сопровождали, увы, вам придётся забыть, как только они исчезнут из повествования. Ну или, может, об одной и той же женщине. Её (их) образ отнюдь не несколькими штрихами написан. В воспоминаниях генерала вообще именно образ женщины окружала куда бОльшая тайна, нежели «Милларку». И в итоге, этот персонаж там просто для того, «чтоб был», а единственная сюжетная интрига на таковую толком и не тянет. В остальном, рассказ не лишён изящества и даже местами интересен. Но не более.

Максимально аутентичное повествование о том, как некий служака проснулся с бодуна, помолился и поехал решать дела государственной важности, гойда! Поучаствовал в казни опального боярина, особо активно поучаствовал в изнасиловании его вдовы, гойда! Помолился. Наорал на ещё одну опальную, принял взятку от её подруги. Обдолбался какой-то синтетикой, гойда!!! Помолился. Съездил провернуть мошенническую схему в интересах государства (не помню, гойда! или нет) (не помню, помолился или нет). Поучаствовал в казни ещё одного опального боярина и следом в разнузданном fisting ass, ГОЙДА!!! Помолился. И всё хорошо, и слава Тебе Господи! Гойда!!!

Вот такое вот чтиво. Лютая мерзость, SRYV POKROVOV и DARTANYANSTVO, но, как говорится, есть и минусы. Предсказание ясновидящей по поводу того, что машина через неделю сломается, никаких последствий не имело. Непростительно для такого относительно маленького текста, хе-хе. В остальном — максимально аутентичная и зело добротная сатира.

Не знаю, что тут ещё сказать. Голубой вагон бежит-качается, ну зачем же этот день кончается... Скучновато я живу.

Что есть в книге?

Планета — 1 шт

Исследовательская станция — 1 штука

Учёные — число очень плавающее. Всего недавно их было много, а сейчас целых три. Один из них прекрасно пьёт в одну харю, зачем их там так много-то...

Разумный океан — 1 шт. Его-то люди и исследуют. Всем ведь интересно бытие этакой субстанции. Кто-то не выдерживал мучений на Солярисе и убивал себя, кто-то пропадал без вести, кто-то сходил с ума... Но единственный вопрос, который у меня остался после прочтения, — а как все эти люди-то до такой жизни, ой, смерти докатились? Да, с самого начала предпосылки к чему-то страшному были. Но увы, так и остались предпосылками.

На недосказанности эта книжечка вообще богата. Никак не раскрыты темы негритянки, шляпы Сарториуса, явления во снах Гибаряна... Да и само повествование со всеми метаниями главных героев из одной крайности в другую никак не желает становиться целостным хотя бы ненадолго.

Что в книге хорошего? Атмосферно. Моральные аспекты затрагиваются. Сам Океан — то ли боженька в яслях, держащий своими ручонками планету, и совсем не злой, а то ли маленькая девочка, подходящая к тебе в праздник Рождества и с улыбкой протягивающая тебе ручонку, в которой зажата монетка. Иные формы жизни, позволяющие хотя бы твоему воображению выйти из дома; описания, хотя и тяготеющие к научным, но интересные; косплеерши Терминатора — порождения океана, понимающие, что они не люди и что с ними не получится ничего хорошего (очень интересная тема, почти что сродни проблемам вагонетки и прочим морально-этическим загонам)... С другой стороны, почти всего этого (ну, за исключением океана) хватало, например, в историях Герберта Уэллса, куда более целостных.

«ЭЙ, СМОТРИТЕ, Я МИР НА СЕБЕ ВЕРТЕЛ!»

Будьте осторожны — в продажу поступили поддельные воздушные шарики. С виду они совсем как настоящие, но радости от них никакой.

«ПМзП» — поддельная детская книжка. Детское повествование, детский слог... и хтонический мрак на каждой из страниц (я знаю, что возрастное ограничение тут 18+)

Тяжело больной мальчик Саша живёт у бабушки с дедушкой. По словам бабушки, им его сбагрила мамка, чтобы не мешал её новому роману. Психически больная бабка, по всей видимости, неиллюзорно так и думает. Её собственная жизнь была чередой трагедий, предательств и других мелких неприятностей, и пожилая женщина вцепилась в мальчика мёртвой хваткой. Любовь её выражается в бесконечных смертельных проклятиях всем и всему подряд. Ближние сей милейшей женщины, чья жизнь ничуть не менее беспросветна, вынуждены с этим мириться, а сам Саша чаще думает о смерти и связанных с нею символах, чем о том, о чём должны думать дети его возраста. Детство, от которого после его ухода не захочешь ждать ни писем, ни звонков.

Читать вот это было подчас тяжеловато, несмотря на отменный чёрный юморок автора. Хороших героев здесь нет — есть просто довольно хорошо и реалистично прописанные характеры людей, хлебнувших по жизни горюшка по тем или иным причинам. Впрочем, ради that feel депрессивные книги и читаются. И лишь самая концовка, в которой буквально одним коротеньким абзацем сухо описали похороны бабушки, разочаровала. Несправедливая и скомканная она какая-то. Буквально — призрак креста, падающий снег и все плачут — хоронят бабушку, абзац назад закатившую жуткую истерику под дверями своей дочери. Художественные приёмы — такие художественные...

Когда-то давно начинала читать. Бросила на середине из-за непомерной лени, гы. И так и не узнала тогда, что дело вовсе не во Взрыве. Хотя в чём оно состояло, я не то чтобы узнала и сейчас.

Нет, а чего? Живут, значится, на территории бывшей Москвы люди в условиях, приближенных к деревушке в царской России. Кто-то косой, кто-то кривой, и все до единого — дикари безмозглые, суеверные до смертыньки и послушные в той же мере — словом, не располагающие к себе от слова совсем. Управляет этим народцем Фёдор Кузьмич — швец, жнец, на дуде игрец, изводитель тонн словесной руды ради единственного слова («ИДИТЕ В Ж0ПУ, КАБЛУКОВ, ЭТО МАЯКОВСКИЙ!!!») Лилось это повествование, словно песня. Песня рандомной грайндкор-банды — какое-то малопонятное унылое бульканье про секс, кишки, говно, козлиные черепа и социальную несправедливость, зато долбит нормально🤘🤘🤘

И стерегут все эти люди свой кусок. А те, кому кусок стеречь не надо, стерегут духовность. Карательная санитария, к которой примазался выходец с океанского дна Бенедикт, изымает во всём городке всю литературу, контролирует поголовье мышей в собственном гнезде и замышляет революцию, которая — вся такая огромная и прожорливая, аки Феврония — пожрала собственных детей. И вот Бенедикт и парочка Прежних (в мире Кыси это те люди, явно homo soveticus, которые жили ещё до Взрыва) стоят посреди сожжённого городка у памятника нашему всему, не успев написать свои имена на обломках самовластья («помощь с запада таки пришла» — оговорочка по Фрейду, предлагающая поскрести либе, ой, западника и обнаружить ват, ой, славянофила???), и спорят на высокие темы, что важнее — ноги, крылья или хвост?

Ну типа — пресловутый кусок, духовность или ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ, которой нет ни у быдла, ни у аристократов?

На этот вопрос однозначного ответа книга, извёдшая тысячи тонн словесной руды, не дала. Видимо, Никитишна припрятала это слово где-то у себя. Запрягайте Красные Сани, готовьте обоюдоострые крюки — МЫ, растакие-рассякие, оценили вашу метаиронию по достоинству и выезжаем!!!

PS. Проснись, Бенедикт, ты обосрался.

50 оттенков Бременских музыкантов — от разудалых дорожных песнопений всей компании вместе и до тихих одиноких грустных голосов оставшихся товарищей в тиши. Книга абсолютно без башни, голая доведённая до абсурда идея «движение — это жизнь», свёрнутая в рулон.

Во многом автобиографичная история двух неприкаянных бродяг по собственной воле — Сальваторе Парадиза (самого Джека Керуака) и Дина Мориарти (Нила Кэссиди IRL). История дороги длиной в бесконечность и самого жесточайшего оттяга, который на ней ждёт. Яркая жизнь (спойлер к дальнейшей судьбе Керуака за страницами романа: и закономерный исход — но я вам этого не говорила)

Больше всего в романе, конечно же, броуновского движения из одного конца матушки-Америки в другой и за её пределы. Далее идут музыка в стиле джаз, конопли большой мешок, водка-пиво разливное, девушки различной социальной ответственности, трипы, недурственная философия и определённо недурственная драма о том, как кто-то, в конце концов, пытается «осесть», остепениться, и это им удаётся (??), а для кого-то до самого конца «ничего на свете лучше нету». Соответствующим голосом в полном одиночестве в морозной нью-йоркской глуши.

Скучновато я как-то живу...