Когда-то мир был полон воды, и в воде мира жили русалки. И больше ничего не было, никакого хаоса и никакой пустоты. Мир был большим аквариумом с непрозрачными стенками и многочисленными семьями красивых мужчин и женщин и детей с рыбьими хвостами и длинными волосами. Жили они мирно и счастливо, тихо и беззаботно. А потом пришел Он, большой и страшный, и сдернул покрывало с водяного шара, и шар задрожал, и неумолимо поползли трещины по гладким стенкам, обнимая шар и убивая его в объятиях. И выплеснулась вода, и залила шар снаружи. И там, где прошли трещины, появились реки, моря и океаны, и там, где трещин не было, — легли равнины и выросли горы. И вышли на землю люди, а в воду вернулись рыбы.

И был вечер, и было утро.

Белый Клевер полюбил Бабочку. Красавица, в бархатных одеждах вишневого цвета с кружевной белой каймой, она порхала с цветка на цветок, не замечая тянущегося к ней молодого трилистника. "Приди ко мне, я так тебя люблю!" — молил Клевер. Он проклинал корни, запутавшиеся в земле, и землю, которая держит его корни, и снилось ему, что он мотылек, что он летит с ней рядом к солнцу.

И однажды она пришла. Опустилась на его лист, сложила крылья, и он увидел, что снизу они совсем-совсем черные. "Да, — она наклонила голову, — я ношу вечный траур. Меня зовут Траурница. А еще — Антиопа, царица амазонок, — она засмеялась. — Бойся меня!" "Я не боюсь тебя, амазонка. Я тебя люблю! — с вызовом качнул белыми локонами Клевер, — Будь со мной".

Бабочка раскрыла крылья, впитывая тепло. "Я ношу вечный траур и не могу никого любить. Я ношу вечный траур, но век мой недолог, хотя среди нас, крылатых, я долгожитель, — она усмехнулась. — Ты нравишься мне, и я останусь. Эту ночь, день и еще одну ночь я буду с тобой, а потом я исчезну. Навсегда. Решай, этого ли ты хочешь."

Он решил. Он решил, что лучше быть счастливым несколько дней, часов, мгновений, чем прожить жизнь, только мечтая о счастье.
Второй рассвет он встречал в одиночестве. Она ушла, как обещала. И не вернулась. А он ждал. Ждал, клонил желтеющую голову, и листья его темнели, становились бордовыми, фиолетовыми, меняли форму...

Так из любви белого Клевера к Траурнице родилась рожковая Кислица, цветок, чутко реагирующий на непогоду и приход ночи, на тепло и яркий свет. Кислица складывает листья, как бабочка складывает крылья. И ждет.

Столько времени прошло, и теперь этот цветок с вишневыми листьями-крыльями стоит у меня на окне, и тянется к солнцу, и тоскует об Антиопе, — царице амазонок, красивой бабочке, которая не может любить.

что-то хочется если не возглавить, то вступить в оппозицию официальной стратегии (и создать снова тему "День Рождения"!)

я за появление на Фантлабе и Пушкина, и Лермонтова, и множества сказочников

регламент не перечитывала, но не удивлюсь какому-нибудь бану за вольнодумство

Почти два года назад что-то такое произошло во мне или со мной, что я вдруг стала смотреть на вещи по-иному, смотреть и записывать. Это быстро прошло, к сожалению. Но несколько записей осталось. Я называю их сказками. Обычно они состоят всего из нескольких предложений

Сказка про Медведицу

У меня на животе живет Малая медведица. Наверное, в день моего рождения она обиделась на Большую медведицу и отправилась погулять на землю, заглянула в окно, долго-долго смотрела на меня и — обожгла своими звездами. И там, где Кохаб, Феркад, Йильдун и Полярная звезда, и там, где безымянные звезды созвездия — в небе, на мне — рассыпаны темные пятнышки родинок, зеркала небесной души.

Днем медведица тиха и спокойна, и я забываю о ней. Забываю — до прихода темноты, до минуты, когда я прячу свои мечты и страхи под одеялом и засыпаю. Ей очень одиноко по ночам. Она ворочается и холодит своим звездным носом мое сердце. А сердце — птица, птица боится мою медведицу и потому начинает трепыхаться, дрожать и рваться из (грудной) клетки. Они обе — птица и медведица — не дают мне спать.

Если у тебя есть Большая медведица или Дракон или Лебедь, приходи. Дельфин, Жираф, Рысь или хотя бы Лира. Приходи. Ложись рядом. Я знаю, она затихнет. И перестанет теребить мягкой тяжелой лапой птицу. И заснет. Ложись рядом. Мы будем спать.

Смена авторства видна совершенно отчетливо: изменилась концепция повествования. Во-первых, раньше Дейн Торсон выступал главным действующим лицом, Андрэ Нортон демонстрировала «становление и взросление героя», которое мы выбирали при классификации жанра. Теперь же главного персонажа нет. На «Королеве солнца» появилась женщина с массой способностей, гиперчувствительностью и таинственным прошлым. Раэль Коуфорт — женщина-врач, которая может почти все. Но главным героем я бы ее все же не назвала, масштабы не те.

Во-вторых, в предыдущих повестях рассматривалось одно событие, одна кульминация, — здесь же мы видим несколько совершенно разных событий («дело о крысах» и взрыв нитрата аммония). В обоих из них умница и молодец — наша Раэль. Очевидно, они были задуманы для демонстрации ее способностей, потому что в самом повествовании это совершенно разные, не связанные истории.

Еще очень странно: авторы неоднократно отмечают красоту Раэль Коуфорд, но — удивительно! — никто из членов экипажа (а они все мужчины) даже в глубине души не расматривает ее как женщину, только как коллегу. Да, что-то начало зарождаться у капитана Джелико, но за рамки отеческой заботы в этой повести так и не пошло (приручить хубата еще не означает приручить его хозяина ). Странно, очень странно.

Но в целом мне понравилось. Наверное, я просто люблю этот экипаж