Тут зашла речь о том, что же такое литература, важны ли имена... Нескромно поделюсь мнением. Кратенько, тезисно -- и, разумеется, без претензий на истину в последней инстанции. Извините за сухость и банальность, но не для всех это, как выяснилось, очевидно.
Итак, по моему глубокому убеждению литература -- сложная динамическая система, состоящая из множества больших и малых страт, частично пересекающихся и нелинейно (а зачастую и непредсказуемо) влияющих друг на друга. Из направлений, групп, школ, каждая из которых складывается в свою очередь из отдельных личностей со своими предпочтениями, вкусами, взглядами, убеждениями и т.д, и т.п. Как любая живая система, литература обладает функцией компенсации: если где-то чего-то не хватает, она ищет и находит замену. Литература -- сама себе механизм трансляции культурного опыта. Для того, чтобы использовать риторический прием или драматургический ход, вовсе не обязательно знать, как его называют "по науке". Достаточно внимательно читать книги и мотать на ус. То есть лучше бы, конечно, знать -- но это уже для облегчения общения с другими пишущими. Если завтра всех языкознатцев выведут за плетень и пустят в расход, человечество не онемеет (хотя для фантастического рассказа ход зачотный, никому не дарю, сам когда-нибудь использую). Большинство, подозреваю, даже не заметит этого чудовищного злодеяния. Пытаться втиснуть все разнообразие литературы в рамки теории, даже самой изячной -- все равно что натягивать сову на глобус. Любой теоретик литературы, претендующий на универсальность своей гипотезы -- как один из тех индийских слепцов, ощупывающих слона. И чем больше школ, чем больше гипотез -- тем больше щупающих, и только. Занятие это увлекательное, полезное и даже местами приятное, но самому слону мало что дающее. Разве что один из слепцов ненароком ухватится за... Ну, вы поняли.
Ах да, про имена. Имена -- это единственный критерий, по которому наблюдатель может судить о том, с каким КПД работает система, каков ее выхлоп. Мерило, конечно, так себе, но другого, увы, у меня для вас нет.
— Поправьте, если ошибаюсь: ваши произведения сперва появились на сайте «Самиздат», и уже там вас отыскали издатели. Фантасты, дебютировавшие в восьмидесятых-девяностых, «Самиздат» недолюбливают: говорят, слишком много сырых, непрофессиональных книг он породил. На ваш взгляд: в чем заключается этот самый профессионализм для автора, работающего в фантастическом жанре?
— Мне очень трудно рассуждать о профессионализме в писательстве — учитывая, что я сам дилетант и любитель. Поэтому честно скажу: я не знаю. Хотел было написать про профессиональный подход, выверенность деталей, потом решил, что это ерунда. Вот есть такой автор детективов Ли Чайлд, который профессионален и очень успешен. При этом я бы смело вручил ему приз как самому успешному автору, пишущему о том, в чем он ни хрена не соображает. Практически уникальный автор, в его книгах нет ни единой достоверной детали, автору даже «Википедией» пользоваться лень, все придумано из головы, а в голове информации ноль — но при этом они продаются по всему миру огромными тиражами. Профессионализм? Несомненно. Может быть, профессионализм это умение собрать историю из подручного мусора на коленке, не тратя времени на серьезную работу? За счет профессионально натренированного умения? Как-то оскорбительно для профессионализма звучит. И собственно говоря, с чего я взял, что там нет серьезной работы? А сам текст? А язык? Так что могу только повториться: я не знаю. Думаю, что профессионализм — это некое никем не определенное качество, в отсутствии которого легко упрекнуть того автора, который тебе не нравится.
— Андрей, значительная часть вашего творчества — как минимум циклы «Земля мёртвых» и «Я! Еду! Домой!» — посвящена зомби-апокалипсису. То есть понятно, что это фон для главных событий, но выбран он явно неспроста: все-таки шесть романов... Чем так привлекательны для вас «живые мертвецы»?
— Ну, это не шесть романов, а два, каждый в трех книгах, причем второй является дополнением первого. Так что можно сказать, что даже не два, а полтора. А почему именно зомби? Тут все довольно запутано.
Когда я пишу книгу, я сначала строю модель того мира, в котором происходят события. Зомби задают довольно интересную модель — опасность с неожиданной стороны и одновременно отовсюду, абсолютное зло, практически инфернальное, то есть задевает все аспекты «пугальности», а сама модель катастрофы предполагает выживание за счет личной сообразительности и энергичности каждого человека, его готовности к неприятностям. Недаром американская FEMA создала наставление для жителей страны о том, как выживать при катастрофе, именно на основе невероятного в реальности зомби-нашествия. Вроде и шутка, а при этом подобная модель получается наиболее гибкой. И к тому же людям куда интересней читать подобные брошюрки, чем скучные пособия.
Еще одним толчком послужили фильмы Джона Ромеро и Зака Снайдера. Ты смотришь и думаешь о том, как поступил бы ты сам с учетом твоего опыта, знаний и доступных тебе ресурсов. И понимаешь, что точно не поступал бы так, как персонажи фильма. Совсем не обязательно быть идиотом, никто не заставляет тебя поступать так, как поступают они. А как бы все делал нормальный человек? И кем бы он мог быть? Вот на этом месте начинает появляться история.
Ну и третье: так получилось, что выход моих романов совсем чуть-чуть опередил новый «зомби-бум» в кино, то есть яичко пришлось аккурат ко Христову дню. Повезло. А уж выход известного телесериала вроде как окончательно привлек интерес к моим книгам тоже — отчасти на противопоставлении этому сериалу. Соответственно, люди заинтересовались, а я получил репутацию автора книжек про зомби, хотя сам давно уже про них не пишу. Но это все равно лучше, чем не иметь никакой репутации, так что я на читателя не в обиде.
— Вы достаточно давно живете в Латинской Америке, однако пишете по-русски и печатаетесь в России. А на западный рынок выйти не пытались? И вообще: существует ли он, испаноязычный рынок фантастики?
— Живу я последние несколько лет в Испании и думаю, что еще год тут проживу, затем поеду дальше. Это уже стало стилем жизни, менять страны. Говорить об испаноязычном рынке мне сложно. Несмотря на жизнь Латинской Америке и Испании, я все равно нахожусь в англоязычном окружении, так что «моя вторая идентичность» формируется именно под американским, британским и ирландским влиянием. Так что и книжный рынок мне понятней и доступней англоязычный.
И этот рынок — штука сложная. Хотя бы за счет другого менталитета читателей. Поэтому на него надо идти или с фэнтези про несуществующие страны, либо писать понятно для среднего американца, например. С другой стороны, тот же англоязычный рынок намного прибыльней российского. Топ-авторы в России зарабатывают меньше американского середнячка из числа самостоятельно издающихся в Киндле, например. Там и рынок больше, и пиратов меньше. На порядки меньше. И люди больше склонны платить, причем платят преимущественно за покупку электронного текста, зачастую наугад, а не «сначала прочитаю и потом, если вдруг понравится, заплачу самому автору».
Раньше я не был готов писать что-то для того же американского рынка, теперь же, помотавшись по миру, чувствую, что дозрел до этого. Я понимаю их читателя и надеюсь, что читатель сможет понять меня. Обиностранился. Общаюсь со многими американскими писателями, слежу за их новостями, многое становится прозрачней и понятней. Так что да, я буду пытаться выйти на американский рынок. Насколько это получится — посмотрим.
Йен Макдональд. Дом дервиша: Роман. / Ian McDonald. The Dervish House, 2010. Пер. с англ. Н.Власовой. — М.: Астрель. Астрель-СПб, 2014. — 640 с. — (Сны разума). 2000 экз. — ISBN 978-5-17-080817-5.
Отечественные писатели-фантасты идут за легкими деньгами в «межавторские проекты». Их англо-американские коллеги предпочитают подростковую литературу. Иногда до слез обидно наблюдать за этой миграцией — особенно если знаешь, на какие чудеса способен автор, когда работает в полную силу, на пределе своих возможностей. Роман «Дом дервиша» — отличный пример того, что писал британский фантаст Йен Макдональд, прежде чем по уши увязнуть в проекте «Эвернесс» «для среднего и старшего школьного возраста». Образец научной фантастики нового тысячелетия: сюжетно изобретательной, психологически достоверной, впитавшей лучшие традиции английской «новой волны» и американского киберпанка, насыщенной новыми идеями и концепциями — социальными, политическими, экономическими, философскими...
Действие романа разворачивается в 2027 году, на границе Европы и Азии, в древней столице османской империи, на вечном перекрестке культур и цивилизаций. «Стамбул — это одно чудо поверх другого, — пишет Йен Макдональд, — чудеса слоями, метафорические слоя чудес». Многослойность — ключевая метафора романа. Как микрография, фрактальная геометрия востока: великое складывается из малого, большие буквы — из маленьких, а те из еще меньших. Узор, в котором сплетается прошлое и будущее, чертят герои, живущие в доме дервишей, памятнике семнадцатого века. Амбициозный биржевой брокер, который вот-вот провернет грандиозную аферу. Его жена, хозяйка галереи антикварных предметов культа, ищущая легендарного Медового кадавра. Девятилетний мальчик с неизлечимой болезнью, заигравшийся в детектива. Старый грек, создатель революционной экономической теории, чья жизнь когда-то разлетелась в щепки. Брат местного кади, безумец, видящий святых и джинов. Юная выпускница университета, специализирующаяся на инвестициях в сфере высоких технологий... Их надежды и мечты, планы, воспоминания и галлюцинации висят в воздухе древнего Стамбула слоями, как табачный дым в тесной комнате. Среди фантастов мало кто способен потягаться с Макдональдом в умении увязывать концы с концами. Он вплетает в свой узор нанооружие и Семь букв тайного имени Бога, теорию когнитивного скачка и нейрохимию веры, падение финансовых империй и вознесение высоких технологий, историю и футурологию, террористов, мистиков и ученых, готовых в очередной раз перевернуть мир.
Есть в этом узоре и геополитический завиток. События, которые описывает Макдональд, происходят накануне юбилея вступления Турции в Европейский экономический союз, через пять лет после этого знаменательного дня. То есть перевод «Дома дервиша» вышел у нас удивительно своевременно. «В какой-то момент каждая страна понимает, что надо съесть собственную историю. Римляне сожрали греков, византийцы — римлян, оттоманы — византийцев, турки — оттоманов. ЕЭС с потрохами съест всех,» — это говорит, напоминаю, не какой-нибудь Михаил Леонтьев в сводке последних новостей, а британский фантаст ирландского происхождения Йен Макдональд.
Блистательный «Дом дервиша» — далеко не самый премированный роман писателя. Книге досталось только две литературные награды: Премия Британской Ассоциации Научной Фантастики и Мемориальная премия Джона Кэмпбелла. У нас Макдональда вообще переводили довольно вяло: роман «Река богов», сборник повестей «Ночь всех мертвецов», пара томов из нового подросткового цикла, несколько отдельных рассказов — вот и вся русскоязычная библиография. Самые известные его вещи не изданы у нас до сих пор. И это, как ни парадоксально, обнадеживает. Даже если автор уйдет в «Эвернесс» с головой, работы переводчикам хватит на несколько лет — а там, глядишь, Макдональд завершит свой коммерческий проект и вернется к оригинальной прозе. С англо-американскими фантастами такое изредка случается.
облако тэгов
