Читаю замечательную энциклопедию 1786 года "Абевега русских суеверий" Михаила Чулкова, кстати, автора первого русского романа «Пригожая повариха, или похождения развратной женщины»:

статья "Чихать":

"...когда придёт кому какая-нибудь в голову мысль; а случится, что в то время нечаянным образом другой чихнет, то знаменует сие, что задуманное действительно сбудется..."

ну, это мы и сейчас знаем)), но вот ещё

"Чихание значит в воскресенье — быть в гостях или у себя иметь; в понедельник — прибыль; во вторник — долгу просить будут; в среду — хвалить будут; в четверток — осердят или в досаду введут; в пятницу — кого не чаешь, того увидишь или получишь письма; в субботу — о покойнике слышать."

Сегодня вторник. Не лучший день для чихания.

Помните совет дерга из "Опеки" Шекли: «Не политурьте!»

Светская литература возникла на Руси в XVII веке, а как явление мирового значения и как русская литература в современном виде сформировалась в веке XIX. По языку, по манере изложения произведения "первопроходцев" отечественной письменности — писателей XVIII века покажутся современному читателю непривычными, в чём-то даже примитивными. Да что говорить, если "галантный" стиль, все эти ненужные витиеватости, замысловатое построение фраз, ни к месту употребляемые иноземные слова и постоянные "сей" и "оный" высмеивались ещё Козьмой Прутковым. С детства очень любил его "Гисторические материалы". Хотя бы вот это:

цитата

Однажды, когда ночь покрыла небеса невидимою своею епанчою, знаменитый французский философ Декарт, у ступенек домашней лестницы своей сидевший и на мрачный горизонт с превеликим вниманием смотрящий, — некий прохожий подступил к нему с вопросом: "Скажи, мудрец, сколько звезд на сем небе?"

— "Мерзавец! — ответствовал сей, — никто необъятного обнять не может!" Сии, с

превеликим огнем произнесенные, слова возымели на прохожего желаемое

действие.

или

цитата

Генерал Монтекукули, в известную войну от неприятеля с торопливостью

отступая и незапно в реку Ин пистолет свой уронивши, некий австрийский

путник, пять лет спустя с пригожею девкою вдоль сей реки гуляя, так

возразил: "Пожалуйте, сударыня, сей реки весьма поберегитесь; ибо в оной

заряжоный пистолет обретается".

— На что сия нарочито разумная девица не

упустила засмеяться; да и он того же учинить не оставил.

Это, конечно, стёб, Козьма "нарочито" утрирует, но, как ни странно, тогда и вправду писали в похожей манере.

Но есть в ранней русской литературе и немало заслуживающего внимания. Я говорю, конечно, не о Фонвизине, Державине, Ломоносове — роль этих знаменитых людей в развитии русской литературы бесспорна. Но хотелось бы вспомнить забытые имена. Михаил Чулков — один из родоначальников русской фольклористики, впервые опубликовавший в своём журнале подборку русских поговорок (что вызвало интерес к этому направлению устного народного творчества) и выпустивший большой сборник народных песен. Человек разносторонних интересов, поэт, прозаик, драматург, Чулков занимался составлением словарей, энциклопедий, написал фундаментальный труд "Историческое описание российской коммерции", но наиболее интересны три его произведения: "Пересмешник" — многотомный сборник сказочных повестей (благодаря которому Чулков появится на Фантлабе); "Абевега русских суеверий" — своеобразная энциклопедия народных поверий; и первый (!) русский роман "Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины" (1770). "Пригожая повариха" — это авантюрно-плутовской роман о приключениях молодой, красивой вдовушки Мартоны, оставшись без мужа (погиб под Полтавой) и без средств к существованию, она вынуждена стать содержанкой богатых господ. Впрочем, Мартона не испытывает по этому поводу особых угрызений совести и признаётся, что "добродетель мне была и издали незнакома". Она, например, обворовывает доверившегося ей престарелого любовника, что бы в свою очередь оказаться обманутой новым кавалером. Автор обходится без свойственного литературе того времени морализма, повествование ведётся от лица самой Мартоны. Благодаря тому, что Чулков насытил речь героини народными пословицами, поговорками, язык произведения кажется достаточно живым и это значительно смягчает некоторую тяжеловесность старинных словесных конструкций. Роман высмеивает нравы общества — лицемерие, двоедушие, взяточничество ("смотря по величине приноса решил он и дела в приказе"), невежество ("А намедни, не знаю как, занесли к нам оду какого-то Ломоносова, так мы всем приказом разобрать её не умели. Да что больше говорить: сам секретарь сказал, что это бредни и не стоит она последней канцелярской записки"). Вероятно, Чулков вдохновлялся французскими плутовскими романами, но в целом первый русский роман получился вполне самобытным произведением, сохраняющим атмосферу русского "галантного" века. Книга вышла с пометкой "1-я часть", но часть вторая так и не вышла (возможно, не пропустила цензура). В XVIII веке книга стала "бестселлером", но уже в следующем столетии, в эпоху романтизма, казалась устаревшей и была подзабыта. В конце 19 века была предпринята попытка переиздать роман, но цензура Александра III оказалась строже цензуры екатерининской и книгу не разрешили "из-за аморальности", она вновь вышла лишь в 1904 г. В советское и постсоветское время "Повариха" выдержала ещё несколько изданий.