Чайна Мьевиль «Посольский город»

«Посольский город» – научно-фантастический роман, исследующий границы языка, восприятия и чужеродности. За этот роман я уже брался пару лет назад, после прочтения «Вокзала потерянных снов», но, прочитав пару десятков страниц, сдался – сложно, скучновато, и ничего не понятно. Теперь же решил всё-таки прочитать роман, и, стоит заметить, примерно после 30% читать его стало заметно легче. Начинаешь понимать логику происходящего, хотя местами и странную.

Действие происходит на отдаленной планете Ариека в далёком будущем. Посольский город или Послоград находится в центре местного поселения и обжит выходцами с Земли. Город землян плавно перетекает в город насекомоподобных аборигенов-ариекаев, которых люди называют Хозяевами. У ариекаев есть особый Язык, на котором можно говорить только двумя ртами одновременно. У Хозяев с этим проблем нет – ртов у них как раз два, а вот обычным людям он недоступен. Для общения с местными были созданы генетически модифицированные близнецы-клоны, говорящие в унисон. При помощи специальных обручей их эмпатия по отношению друг к другу достигает высочайшего уровня. Ещё одной особенностью Языка является то, что на нем невозможно лгать. Однако с приходом землян всё меняется. Мьевиль показывает, как люди поневоле меняют Хозяев и меняются сами. Мьевиль с присущей ему дотошностью выстраивает сложную систему Языка, а затем демонстрирует ее развитие. За этим интересно наблюдать, но, к сожалению, автор ограничивается идеями, не сумев построить грамотный сюжет.

К сильным сторонам романа я бы отнес описание ариекаев и Послограда. Мьевиль отлично подаёт интересные идеи вроде города в городе или послов-близнецов. Технологии ариекаев построены на биологической составляющей. Генномодифицированные животные производят все нужные вещи, и даже дома, трубопроводы, оружие и одежда здесь живые. Не подкачали и философские идеи. Роман исследует колониализм, зависимость, эволюцию сознания. Ариекаи, ставшие жертвами “языкового наркотика” от человеческого вмешательства, символизируют столкновение культур и этику эксплуатации.

В начале чтения меня не покидало чувство “ничего не понятно, но очень интересно”, и это длится процентов 30 книги. Мьевиль не упрощает термины, не стремится что-то объяснить своим читателям. Он кидает нас в омут, созданного им мира, предлагая самим во всем разобраться. И это удается, хотя и с трудом. Первая часть книги – затянутая экспозиция, где мы знакомимся с главной героиней, узнаем о ее прошлом и мире романа.

Повествование ведётся от лица Авис Беннер Чо, выросшей в Послограде, улетевшей с него, а затем снова вернувшейся. При этом героиня у Мьевиля совершенно не прописана. Она в основном пересказывает нам свою историю и почти не совершает значимых поступков, при этом раз за разом оказываясь в центре событий. Другие персонажи получились не лучше Авис. Роману попросту не хватает глубины персонажей. Рассказ главной героини сводится к некой хронике событий, напоминающей учебник истории. Вроде бы есть и конфликт, и противоборствующие стороны, но не хватает вовлеченности в него. Судьбой отдельных персонажей автор распоряжается парой абзацев. Ну и как им сопереживать? Мьевиль умеет выстраивать увлекательный сюжет, но в случае с «Посольским городом» что-то явно пошло не так. Он накидывает массу идей и мелких деталей мира, и в конце сам же в них путается. Да и мир за пределами Ариеки выглядит пустым. Впрочем, это можно сказать и о Нью-Кробюзоне из «Вокзала потерянных снов», но там большое количество плюсов перекрывает это допущение.

Итог: «Посольский город», с одной стороны, даёт пищу для размышлений. Мьевиль приглашает погрузиться в мир, где язык творит и разрушает реальность. Роман переосмысливает саму природу коммуникации. С другой стороны, очень жаль, что автор в итоге не смог превратить его в по-настоящему живую и увлекательную историю.

Роман, как город Брюгге, вызывает одновременно «глубокий восторг и ужасную скуку».

Все-таки никто не умеет так, как Мьевиль, изобретать инопланетян и другие миры. У всех остальных авторов они все похожи на людей, если не внешне, то психологически и общественным устройством. И миры похожи на человеческие. У Мьевиля же всегда или почти всегда срабатывает невероятная фантазия, это какая-то суперспособность создавать чужое, кардинально отличное от человеческого. Совсем другое, не просто «гнвоерк», но гнвоерк с другим социальным устройством, другим способом общения, другой базовой логикой и ценностями. Такой мир ариекаев, на котором люди и немногочисленные другие расы — гости, живущие под куполом с разрешения Хозяев, которые милостиво позволили им тут поселиться, наладить контакт и снабжают базово необходимыми вещами.

Мне нравится, как инопланетяне-ариекаи введены в текст: история начинается глазами героини-девочки, которая в этом мире родилась и выросла, и Хозяева для нее — другие, но при этом привычные, нормальная часть повседневности. Они есть, и они вот такие. Этим объясняется то, что мы так ни разу и не встретим полного портрета ариекая — как не придет в голову описывать в романе, как в принципе выглядят собаки, но может много раз упоминаться, что они виляют хвостом. Мне лично так и не удалось вообразить ничего достаточно складного. Зато вот про культуру ариекаев, и особенно их Язык, базовую составляющую их культуры, читатель узнает все больше на протяжении всего романа, потому что героиня сама начала задаваться вопросом о том, как это устроено, только уже вернувшись на родную планету взрослой. До этого для нее и всех остальных было само собой разумеющимся, что несмотря на близкое соседство и регулярные встречи, общаться с Хозяевами могут только специально избранные люди — Послы. Ребенок не задумывается, как они это делают, и не акцентирует внимание на том, что каждый Посол «един в двух лицах». Ариекаи что-то делают с девочкой для своих целей, что-то непонятное и смутно описанное, но не вредное, зато отличающее ее в их глазах от других людей.

Это самое интересное — начало, а дальше идет очень утомительный многостраничный рассказ о юности и взрослой жизни героини: как она выучилась, уехала с родной планеты, вышла замуж и т.д. Героиня скучна сама себе, и муж ее тоже, и читать про них скучно, и ничего на этом отрезке текста не происходит сколь-нибудь стоящего. Включая длинный период, когда героиня уже возвращается в город, но никакое действие, составляющее основной сюжет романа, еще не началось. Скучность этой части усиливается за счет манеры изложения: это не текущие события, которые происходят прямо сейчас, а формат воспоминаний, в сокращенном, сглаженном виде, с рассуждениями и отступлениями — подходящий стиль для исторических мемуаров, но не лучший для фантастического романа. За этим тягомотным ритмом даже не замечаешь сразу, что наконец в последней трети текста начинается какое-то действие.

Тут наконец раскрывается полностью и уникальность Хозяев как инопланетной расы, особенность их Языка как определителя мировоззрения и мировосприятия. То, что поначалу представляется забавным ксенологическим казусом — вроде того, что ариекаи на своим языке не могут лгать, а выучившие его люди могут так же, как на любом другом, — только приоткрывает завесу над огромной разницей между этими видами, на уровне физиологии, которую не решить обычной дипломатией.

Концепт Языка ариекаев, безусловно, лучшая идея и находка в романе и уникальная в фантастической литературе. Мьевилю удалось создать не просто целую инопланетную расу, но и конфликт, достаточный для интересного сюжета, на базе лингвистических различий, причем речь не о том, что герои друг друга не понимают и начинают понимать (в отличие от Чана и тому подобных историй про контакт). Разные расы давно друг друга понимают, сотрудничают, торгуют,

но не понимают, насколько Язык имеет для них разную ценность и значение в жизни вообще. Даже не смотря на то, что ариекаи со своим языком рождаются, а людей, способных на нем говорить, специально *выводят* — для людей он остается просто еще одним языком, а для ариекаев же — ключевым способом познания мира. Все это герои-люди узнают через конфликт, только когда в этом способе что-то ломается, и в мире наступает глобальная катастрофа, захватившая сначала Хозяев, а потом и гостей.

Честно скажу, внезапное, быстрое и успешное открытие «лекарства» вызывает сомнения с точки зрения достоверности, хотя, конечно, сюжет этого требует, и плох был бы роман, если бы все просто убили всех. Хорошо передана атмосфера хаоса, непонимания, неорганизованности, которая сопутствует разным этапам наступления ариекайской катастрофы, хотя на мой вкус, некоторая интенсивность не помешала бы действию и тут. Из того, что я читала, пожалуй, идеальная «скорость» действия только в «Шраме», а в других романах встречается то же топтание на месте, которое несколько сбивает эффект от невероятного мира и существ.

Сначала почти испытал эйфорию: какая «вкусняшка», да это же вообще моё-моё!.. Но чем дальше читал, тем становилось всё скучнее и скучнее. Потом стало просто нудно... Ближе к финалу стало чуть лучше, но всё равно — изначальное впечатление было испорчено. Если честно, еле дочитал, едва не бросил.

Хотя если говорить о романе беспристрастно, это, конечно же, мастерская работа. Сложная, заставляющая восхищаться умом, талантом и фантазией автора. Возможно, для принятия романа не хватило как раз моего ума...

В общем, я поставил 6 — попросту говоря, «трояк». Будем считать, что такова оценка мне, как читателю.

Эта книга — удивительная. Она требуется умного, терпеливого читателя с хорошим запасом воображения — хотя бы для того, чтобы отдаленно правильно внешне представить себе ариека, не говоря уж о влиянии их Языка на их же мозг.

Но те, кто преодолеет вступительную часть (больше описательного плана), а она занимает добрую треть текста, откроется внушительный мир, исполненный новизны не только сюжета, а еще и выводов по окончанию чтения.

Язык, как мерило правды, язык — наркотик, язык как мера платежа.

Язык, настолько требующий истинности, что сравнениями могут служить только действительно существующие объекты и субъекты.

Язык — начало и конец Посольского города.

11 из 10

и да, я прикупила себе экземпляр

Если бы Чайна Мьевиль родился в другом мире и под другими звездами, прошел бы вступительные испытания и поступил в институт Специальных Технологий г. Торпы, то произвел бы, несомненно, фурор. Союзы, частицы, падежи — все это нужно и важно для универсального языка, но есть специализации не то чтобы редкие — немыслимые. Условно-повелительное наклонение как раз из таких. И все-таки находятся те, кто говорит невозможному: «Будь». И смотрят на созданное ими, и видят, что это хорошо.

Мьевиль и сам из области очевидного-невероятного. В его имени слышится голос Востока, от фамилии веет старой Европой. Зарабатывая на жизнь небылицами, он активно воздействует на реальность — как политик и публицист левого крыла. Его книги терзают читателя парадоксальными идеями и замысловатым стилем, но продаются от этого только лучше. У него татуировка на правом бицепсе (череп с щупальцами — тоже своеобразный манифест), полдюжины сережек в левом ухе, внешность благородного бандита и репутация самого сексуального литератора Великобритании. Жанровых премий ему навручали на небольшой стеллаж, но фантастическое гетто возлагает на него особые надежды — устами Урсулы Ле Гуин: «Когда он получит Букера, вся эта дурацкая иерархия рухнет, и литературе от этого станет только лучше». Что ж, для того и существуют революционеры — те, кто мыслит в условно-повелительном наклонении, транслируя свою волю в ноосферу.

«Посольский город» не подводит итогов и не притворяется «книгой всего» — это лишь очередная вклейка в пухлом альбоме тем и образов, интересных автору. С другой стороны, Мьевиль впервые обращается к чистой научной фантастике — на радость читателей и критиков, отчаявшихся классифицировать его прозу. Магический реализм, городское фэнтези, new weird, стимпанк — юркий Чайна уклонялся от ярлычков, как Нео в «Матрице» от пуль, но вот наконец остепенился и как будто притих (разумеется, следующий роман, «Рельсоморе», вернул все на круги своя). Выбор встает разве что между твердой и мягкой НФ и во многом зависит от познаний выбирающего. Очевидно, впрочем, что «Посольский город» — это книга о языке и его связи с мышлением.

В жанровой табели о рангах лингвистическая фантастика всегда стояла высоко, но сколько-нибудь отчетливых традиций в ней так и не наметилось: не существует «Лингвоманта» или «Глоссодюны», от которых протянулись бы через десятилетия ниточки к новейшим шедеврам и провалам. «Языки Пао» Джека Вэнса, «Вавилон-17» Сэмюела Дилэни, «Внедрение» Йена Уотсона, «История твоей жизни» Теда Чана — прекрасные, звонкие голоса, которые так и не сплавились в единый стройный хор. Их роднит скорее не преемственность, а общая теоретическая база, в первую очередь гипотеза Сепира — Уорфа: структура языка либо определяет мировосприятие, либо, самое меньшее, серьезно влияет на него. Для научных фантастов эта идея оказалась королевским подарком: из тех, кто всерьез разрабатывал тему контактов с чуждыми расами, обойти ее пожелали (сумели?) немногие. Там, где сталкиваются языки, неизбежны и конфликты мышления. И Чайна Мьевиль, у которого конфликт в крови, разыгрывает свой вариант этой старой драмы.

Роман переносит нас в далекое будущее, на одинокую планету на самом фронтире освоенной вселенной. Послоград, единственный город на Ариеке, слывет глухой провинцией и нечасто контактирует с метрополией, но своей захолустной жизнью вполне доволен.

Человеческое поселение, защищенное воздушным куполом, расположено посреди более внушительного города аборигенов-ариекаев и мирно сосуществует с ним. Цивилизация Хозяев, как их принято тут называть, держится на беспримерно развитых биотехнологиях — здесь плодится и размножается все, от люстр и оружия до фабрик и домов. Но истинная их уникальность заключена в Языке — неотделимом от мыслительных процессов, предельно конкретном, исключающем абстракции, ложь и, конечно же, все прочие языки. Речь Хозяев состоит из параллельных потоков, производимых двумя ртами. Их слова не обозначают — называют, и за каждым должен стоять живой разум, иначе произнесенное воспринимается как бессмысленный шум. Иногда этот шум исходит от двуногих объектов, совершающих разнообразные действия, но ведь и камень порой издает звуки.

Вот почему контактировать с ариекаями способны лишь специально подготовленные пары клонов с максимально синхронизированными сознаниями — те, кого и называют послами, элита и опора Послограда. В менее просвещенном обществе их держали бы за жрецов. Для уникальной проблемы найдено уникальное решение; заштатной колонии есть чем гордиться.

В городе живет Ависа Беннер Чо (в оригинале инициалы складываются в многозначительное ABC) — женщина, которая бороздила когда-то внешнее подпространство, но вернулась на родину, уступив желаниям мужа-лингвиста. Давным-давно Хозяева назначили ее живым сравнением — и теперь она известна как «девочка, которой сделали больно в темноте и которая съела то, что ей дали», часть Языка. Что это означает для нее? Каково это — стать сравнением? Ответов нет и быть не может, но настанут времена, когда искать их придется — когда метрополия пришлет на Ариеку собственного посла, слепленного из двух совершенно непохожих людей, когда Хозяева услышат его первые слова и все изменится навсегда.

Так разгорается конфликт, в котором никто не виноват и который устранить немыслимо. В спорах с биологией обычно побеждает биология. Чей-то тонкий расчет по случайности выливается в жестокий просчет, и жизнь превращается в ад для обеих общин. Мостики понимания между людьми и ариекаями рушатся один за другим.

И тогда автор вторгается на территорию невозможного. Болезнь, которой вчера не существовало, не вылечить вчерашними лекарствами. Если Магомет не идет к горе, то бедняжке пора отращивать ноги.

У Мьевиля с его социально-политическим мышлением персонажи всегда уступали идеям. В «Посольском городе» это особенно заметно. Несмотря на волевой характер и насыщенную любовную жизнь (сообразно вольным нравам своего времени), Ависе по большей части отводится роль наблюдателя и хроникера — то есть окошка, через которое читатель смотрит на происходящее. Ближе к финалу ее личностные качества окончательно теряют значение, героиня растворяется в тексте и становится катализатором развязки.

На деле функция главного героя достается всему социуму, сложившемуся в Послограде. И вот его-то портрет написан во всех деталях. Каждый персонаж, каждый поступок и мысль — штрих к общему полотну. Ни одно действующее лицо не существует само по себе, его смысл проявляется только в отношениях. На лингвистическом арго такое называется синтагматикой.

Как и все классические герои, этот проходит путь от благоденствия к отчаянию, от него к надежде, погружается в отчаяние еще глубже — и восстает из бездны израненным, но помудревшим. По пути Мьевиль отдает должное мотивам и темам, с которыми уже работал: чуждые друг другу культуры, существующие бок о бок («Город и город»), ожидание апокалипсиса и попытки его предотвратить («Кракен»), распределение власти в обществе, борьба с системой и ее последствия («Железный совет»). Получат свои пятнадцать минут и любимые автором подпольщики — на этот раз их усилия приведут к более предсказуемым результатам, чем мы привыкли. Не обошлось без фирменных неологизмов, разгадывать их — отдельное удовольствие, хотя в русском переводе выжили немногие. Начало романа нашпиговано ими до такой степени, что нетерпеливая часть аудитории отсеется сама собой.

И такая политика уместна, ведь стержень сюжета образован приключениями языка, который пытается выйти за собственные пределы — и выходит. Как и в прочих своих книгах, автор не склонен к милосердию: у любых перемен есть цена, а выживание не выиграешь в лотерее. Ставки придется сделать, по какую бы сторону баррикад тебя ни забросило. Порой и самих баррикад не различить, пока не вглядишься как следует. А «ложь во спасение» становится не просто красивой фразой.

Условно-повелительного наклонения не существует, но Чайну Мьевиля с его ресурсами фантазии такие мелочи не останавливают. Как и всякого, кто встретился с невозможным «если бы», но готов сказать ему: «Будь. Так надо».

«В Советской России язык говорит на тебе.»

Чайна Мьевиль, устав от жанра фэнтези, выдал первую в своей карьере книгу в жанре твёрдой научной фантастики. Более того – дальней космической фантастики. Но он не был бы самим собой, если бы написал типовой труд о покорителях дальнего космоса, гипердрайвах, чёрных дырах и кротовых норах. «Посольский город» – книга очень камерная, локальная, и почти всё её действие, как и следует из названия, происходит в эпонимическом городе, на дальнем фронтире известного космоса.

Арикеи – инопланетяне, каждая особь которых говорит двумя ртами одновременно, а их язык допускает озвучивание только тех явлений, которые говорящий наблюдал лично. Поэтому Арикеи физически неспособны лгать. Поэтому Арикеи неспособны понимать людей, произносящих одним ртом абстракции и ложь. Поэтому культура Арикеев оказывается совершенно беззащитной при контакте с иной цивилизацией.

Язык – привилегия и дар, поскольку владеть им способны только специально выращенные пары людей-телепатов, связанные крепче сиамских близнецов. Язык – оружие (и не только для носителей). Язык – наркотик (и не только для тех, кто его слышит). А если нужны аналогии, ранее не существовавшие в Языке, то их можно построить с помощью живых людей – которые затем навек станут его частью. А если терпеть зависимость от наркотика нет больше сил, всегда можно лишить себя слуха.

Так Язык ассимилирует тебя. Или убивает. Или сначала ассимилирует, а убивает потом.

«Посольский город» – фантастика лингвистическая. Возможно, один из самых редких и сложных для написания жанров научной фантастики. И Мьевиль, как истинный мастер слова и Языка, не уронил планку, поднятую Вэнсом и Дилени полвека назад. Но и от читателей требует многого – если вы интуитивно не понимаете разницы между аналогией и метафорой, между тропом и кеннингом, между семиотикой и семантикой, лучше не браться за эту книгу.

И да – как многие уже написали, через первую треть книги нужно буквально заставлять себя прорываться. Чайна Мьевиль тоже говорит особым языком – в данном случае, языком М. Джона Харрисона – и к этому нужно привыкнуть. Не ждите лёгких весёлых небылиц.

Язык этого не допустит.

Книжки в субжанре лингвистической фантастики — большая редкость. Но не стоит огорчаться этому. Чтобы работать с теориями знаковых систем, не говоря про гармоничную интеграцию их в сюжет, требуется немалый уровень интеллекта на входе, который, однако, гарантирует отсутствие мусора на выходе.

Хомский, Борхес и Кэрролл были бы довольны лондонским постмарксистом. Если мнение двух последних выяснить затруднительно, то на Хомского я тут возлагаю определенные надежды. В конце концов, если «Анафем» рецензировали в Nature, то почему бы легендарному анархисту от лингвистики не обронить словечко насчет «Посольского города»?

Ариекийский язык, на котором говорят двумя ртами одновременно, предельно перформативен и не допускает лжи. В самом деле, представьте себе, что дверные замки стали подобны криптографическим системам открытого ключа... примерно так же чувствуют себя Хозяева в обществе людей, способных лгать и мыслить абстракциями. Человеческие лингвисты и переводчики в мире Ариеки генетически изменены так, чтобы естественная эмпатия, внимание к нюансам чужого поведения и мышления, обострилась до степени, позволяющей говорить с Хозяевами в их манере.

Каждый такой лингвист — уже не просто переводчик и языковед, но Посланник. Двуединая личность, пара клонов фактически с общим сознанием, восполняющим физиологическое отсутствие второго рта. Их имена тоже конструируются так, чтобы подчеркнуть это единство.

А если в Языке нет слов для определенной фигуры речи?

Не беда. Ее всегда можно сконструировать.

Что при этом станет с исходным лингвистическим субстратом, никого не интересует.

«Признаю своё поражение. Я пыталась придать этим событиям некую структуру. Я просто не знаю, как это произошло. Может, причина в том, что я была недостаточно внимательна, или в том, что это случилось на самом деле, но почему-то мой рассказ не хочет становиться таким, каким я хочу его написать». (стр.174)

Хорошая мьевильская самоцитата: её можно применить и к самому себе постфактум чтения, и к созданному автором миру. К себе — потому что, вынужден признать, за долгое время это первая книга, с которой не удалось справиться. Категорически не хотела идти. Первая треть раскачивала лодку очередного мьевильского мира, и если ко второй трети книги лодка вроде бы раскачалась, и даже пошли кое-какие волны, то чуть позже стали очевидны отсутствие движения и тот факт, что водоём, в котором находится лодка — не река, а озеро: плыть толком некуда.

Вдвойне это печально потому, что «Посольский город» подана как лингвистическая/филологическая фантастика (большая редкость) с достаточно, в общем-то, любопытной идеей: люди, становящиеся в другой культуре аспектом чужого языка. Человек-прилагательное, человек-сравнение, человек-предлог. Если отбросить аллюзии и образность, Послоград мне представляется своего рода мировой Культурой, ужатой до одного города, в котором те или иные писатели могли бы являться выражателями взглядов целых пластов населения, те или иные люди — обозначателями качеств, векторов и смыслов, кто-то помельче — одни, но веским словом. «Послы», состоящие из близнецовых разумов, которые в разговоре с Хозяевами одним словом обязательно должны передавать одновременно и суть события, и его эмоциональный окрас — чем не фигура «писателя» или представителя своего языка, если говорить о некотором профессиональном долженствовании?

В конце книги есть некоторые выводы, достаточно напичканные аллюзиями, «городов теперь два — один для зависимых, другой для всех остальных, — и они вежливо взаимодействуют. У абсурдов куда больше общего с новослышащими, чем с оратеями. Слух тут ни при чём — абсурды и новые одинаково мыслят». «Людям — переносчикам инфекции — вход в их город будет закрыт навсегда: город, в котором теперь говорят иначе, тоже будет табу. В будущем послами между городом и их поселениями станут не люди, а новые ариекаи». Здесь можно найти достаточно поводов для дискуссий, если проецировать на нашу реальность. Абсурды. Новослышащие с тачпадами, спокойно переводящими смыслы с одного языка на другой. Оратеи, отстаивающие чистоту старого языка. Новые ариекаи — сложносоставные формы эмпатически-смысловых существ, с других точек зрения трактующие аспекты окружающей культуры.

Мысль затейливая, мысль интересная, творческий вызов — достойный. Только вот то ли у Мьевиля действительно не получилось задумку обыграть, то ли это просто мозг рядового читателя не смог уловить структуру построения текста; результат уже известен. Поговорить после чтения, в общем-то, есть о чём — но это старые песни да на новый лад, всё то, о чём филологи и вообще люди, видящие изменяющийся мир в фокусе «что же останется после нас» и так говорят, в заслугу книге это никак приписать не получится; сюжетное, композиционное, драматическое в книге выглядят бледновато. Хотя как знать — возможно, многие новые ариекае руссияе и найдут в «Посольском городе» что-то своё, и вообще найдут. Достаточно своеобразная фантастика всё-таки получилась.

вот лично не мое...и нет, не потому что долго раскачивается и сначала надо въехать во все, хотелось прям упасть в книгу, но не случилось такого...автора этого читать не буду больше, как тягучая смола, а есть авторы с которыми летииишь...со скоростью света. Сравнивают с витой нострой, не вижу ничего общего, кроме очевидной параллели про речь.

Из плюсов — идея неординарна

Планета Ариэку, о которой пойдет речь, место незаслуженно забытое и не менее незаслуженно непонятое. Конечно, можно сказать, что и запоминать и понимать было нечего, поскольку это та самая далекая провинция, где, кажется, засыпает само пространство-время. О таких, в мягкой интерпретации, обычно говорят «дыра». Есть и более грубое, но достаточно емкое и лаконичное наименование, но вы его и сами знаете, так что не буду его произносить вслух, хотя оно и вобрало в себя все возможные описания подобных мест.

Между тем, позволю себе еще раз заметить: сама планета и все происходящее на ней было незаслуженно забыто и не понято. То ли вечная людская лень заставила жителей замереть в безвременных безопасности и покое, то ли именно в этом месте иссякло наше обезьянье любопытство, закончился завод пружинки, которая толкает нас вперед, то ли просто наступили другие времена, вялые и равнодушные к тайнам, но получилось так, что Послогород стал вовсе не тем, чем должен был бы стать форпост человечества на краю неизвестности.

Как-то не сложилось, может время свершений ушло, и вот перед нами вовсе не передовой отряд тех, кто двигает вперед цивилизацию и мечтает раздвинуть в очередной раз границы Ойкумены, а сонное царство, застывшее в равнодушии к тем чудесам, которые накатывают волнами из окружающего мира. Медленный танец из повторяющихся фигур под повторяющуюся бесконечно музыку неизменности.

В этом танце — два партнера. Застывшие в развитии общества — людей и чужих, внешне разных, но скованных одной цепью из консерватизма и боязни перемен. Так сказать, разговор на два голоса, когда малейшее изменение приводит к непониманию, трагедиям и катастрофам.

В этом плане абсолютно точно передана атмосфера сладкого застоя и ощущение надвигающейся катастрофы. Застывший город, где ничего важного, в сущности, не происходит, где традиции давно заменили и закон, и здравый смысл. Медленное течение времени, густая и вязкая атмосфера неизменности, убивающая инициативу и здравомыслие. И его жители — пассивные созерцатели, медленно и плавно плывущие от рождения к смерти, не слишком привязываясь и любя, не слишком страдая или горюя. Отдающий гнильцой декаданс, предвещающий неизменный крах. Глубокая осень, когда еще вроде бы все идет, как обычно, но увядание чувствуется в каждой детали.

Ну, конечно, социальные законы не отменить — конец наступает: ужас, разруха, бессмысленные жертвы, руины, пепел и все остальные прелести любой революции. Как обычно — до основания, а затем... И тут все вполне достоверно: сначала отрицание, потом действия без обдумывания, отчаяние, опять упорное отрицание очевидного, и горькое похмелье. Все это с всплесками жестокости, показного драматизма и театральности.

Но мне хотелось высказаться не об этой, вполне удачной в своем описании судьбы застывших в неизменности обществ или отдельных личностей при встрече с новым, части книги. А о том фантастическом предположении, которое стало основой для всего сюжета. Речь, конечно, о двойном языке, который описывает только существующее, и любое событие, чтобы стать частью языка должно сначала произойти. И вот тут самое интересное, с моей точки зрения, в романе: как вообще могло зародиться такое общество? Каким образом возникли все те биотехнологические чудеса, которыми так успешно снабжали коренные жители планеты поселенцев? Как вообще возникали и реализовывались новые идеи в подобном обществе, где только на создание сравнения, метафоры, отвлеченного понятия, абстракции — всего того, что необходимо для простого описания задачи — требуются гигантские усилия? Как вообще при таком мышлении — не признающем фантазии, отвлеченности и предположений, застывшем в неизменности и ограниченности — возможно возникновение цивилизации, культуры, социальных структур?

К сожалению, ни на один из этих поистине захватывающих вопросов в романе нет ни то что ответов, нет даже намеков на них. В этом двойном танце, где партнерами стали абстрактность и реальность, нет таких четких фигур, как в более простом и ясном танце двух социумов. А ведь именно эта часть должна задавать не просто ритм, а придать смысл, эмоции и трагизм — все то, что превращает обычное движение под музыку в высокое искусство танца.

Побывав во многих мирах, пережив множество приключений, иммерлетчица Ависа Беннер Чо возвращается на родную планету. Ариека — форпост на краю известных путей, населенный расой ариекаев, или Хозяев; люди здесь всего лишь гости, построенный ими Посольский город — единственное место, пригодное для жизни на планете. Послы, которых тут выращивают, считаются привилегированным классом, ибо лишь они способны входить в контакт с ариекаями, общающимися на Языке, невероятном, буквально невыразимом для большинства людей…

Возвращение — всегда испытание. Но, оказавшись в Послограде, Ависа сталкивается не только с переживаниями прошлого, но и с неиллюзорной угрозой настоящему: что-то неладное творится с Хозяевами, а значит, рано или поздно это отразится и на жителях города.

Штучная вещь, роман-шедевр. Некоторые рецензенты именуют «Посольский город» ‘лингвистической фантастикой’. Однако Мьевиль не пишет научного трактата и не погружается в терминологию; нет, вместо этого он, как обычно, в излюбленной своей манере конструирует вселенную, соединяя несоединяемое, создавая невероятных существ и конструируя не менее диковинный уклад их жизни. Деревья из плоти, живое оружие… Черт, да в этой истории есть живые фабрики и дома, в которых у стен имеются уши в буквальном смысле! Язык кажется лишь поводом для сооружения Чайной Мьевилем своего очередного сюрреалистического мира.

В то же время, если задуматься, о чем «Посольский город», то видишь, что он в первую очередь о языке, в широком смысле.

Отправной точкой романа является концепт ариекайского Языка — двухголосого и исключающего любые лживые трактовки. Ариекаи не просто не умеют врать, для них не существует понятия лжи в принципе. Язык их обозначает лишь те предметы, с которыми они сталкиваются лично. Соответственно, мыслят ариекаи то, что проговаривают. В какой-то момент выясняется, что одного этого недостаточно — вероятно, всему виной столкновение с новым, более совершенным языком, на котором говорят пришельцы из Посольского города.

Это при том, что человеческий язык Хозяева не воспринимают. Для них наша речь все равно, что шелест листьев. Тем не менее, косвенно ариекаи сталкиваются с ее абсурдно гибкой логикой — через говорящих с ними Послов. Тут все и начинается. На примере отдельно взятой инопланетной расы Мьевиль прослеживает нюансы формирования языка, его развития, упадка. К примеру, фигуры речи у ариекаев, которые способны говорить только о том, что видят — буквальные, воплощенные в предметах или терранцах-людях. (Главная героиня истории, Ависа — одна из таких фигур.) Искажение языка — в равной степени доступное пониманию и немыслимое — поначалу сводит с ума, затем сменяется приспособленчеством, и наконец — выработкой новых способов общения. Язык видоизменяется, усложняется, дробится вслед за его враждующими носителями на отдельные языки. Это даже запускает обратный процесс: под влиянием ариекаев меняется и человеческий язык, поскольку людям приходится изобретать все новые обозначения для тех, кого некогда было достаточно называть просто Хозяевами…

Языку в романе Чайны Мьевиля поклоняются. Язык на его страницах оживает — подобно живым домам и биомашинам ариекаев. Последняя аналогия приходит на ум сама собой, но не случайно, ибо автор подводит читателя к тому, что именно язык является драйвером развития всякой цивилизации.

Где-то на середине, между кризисом и первыми шагами на пути разрешения, сюжет ощутимо тормозится, и тогда мелькает мысль, что «Посольскому городу» не достает какой-нибудь практической метафоры, чтобы встряхнуть повествование. Можно сказать, что эта история — о власти слова, разрушительной, созидательной. Однако Мьевиль не гонится за смыслами. Здесь он похож скорее на исследователя, увлеченного самой сутью смысла. Его «Посольский город» — это метафора всех на свете метафор. Надувающий губы пистолет, стены у которых есть уши… Может, язык Хозяев Ариеки был столь примитивным оттого, что ему не требовалось развитие, поскольку все, что мы называем метафорой, уже присутствовало в жизни обитателей планеты на правах реальных вещей. А Мьевиль преследует цель показать нам, как эти вещи, условно говоря, рождаются.

Кому-то может показаться, что этого недостаточно. Но от масштаба задумки, когда ты ее прозреваешь, захватывает дух сильнее, чем от всех описаний ариекайского быта, вместе взятых. Это нечто большее, чем просто литература.

Городок, колония пришельцев, б.ч. землян, на достижимой лишь через самый опасный иммер планете. Жил себе, поживал в кислородном оазисе, торгуя тем, что слали туда по кишкам трубопроводов двуротые многокрылые аборигены — быть услышанными ими из всего обитаемого космоса могут только здешние, т.н. «дипломаты». Когда же их монополии пришел конец, они синхронно изумились, одновременно оскорбились, однако от двуединого голоса ЭзКела рухнуло не только самомнение КелВина и АрнОльда. Произошло невероятное, дезориентирующее, разоблачающее, смертоносное... Зло? Да нет. Автор не тот.

При сравнении с эксплуатировавшими «грехопадение» до Мьевиля «Птицей малой» Рассел и «Сестрой Земли» П.Андерсона видно: Мьевилю подобные схемы, библейские иллюстрации и патерналистские метафоры, как Послограду шлюз. Рухнувшее на головы людей, ариекаев, роботов, домов и всех прочих — похоже на «Слияние» Макоули, но «Посольский город» чист от бросающего тень на свободу воли предопределения. Выстроившие биомашиную цивилизацию негуманоиды не невинны. И не наивны. Те из разумных, кто не сломался, смог найти в себе волю к жизни, встречают происходящее с самоотверженной решимостью и напряженнейшей работой ума. Вопреки обстоятельствам — и вместе.

Негатив к талантам, желающим возглавить, повернуть все по своему разумению и себе на славу, характерен для автора «Железного совета» и «Шрама». Из прочей специфики — крах порядка и его возрождение из социального хаоса, нанесение увечий в целях выше хулиганских... скептицизм к первооткрывателям и харизме... военные действия как явление природы, как кадры ТВ... и половинчатость в финале: опять ни одна проблема не ликвидирована окончательно, снова все решения частные.

Хороши мелочи, показывающие глубину проработки и незашоренность мышления: «простые» автономы, полностью современная колониальная политика Бремена, уши страдающего ломкой протеза, смысл маяков, сидерические календари, испуганные электростанции.

Полиграфия достойная, перевод бездефектный (почти. «Тюрингские программы», видимо, тьюринговские?), но какой-то безликий, как дворовый гомон через стеклопакет. Скажи кто: «Это Миллер, Виндж, Робинсон, Уильямс, Брин», возражений не возникнет. Из прочих недостатков — мир взывающей к Иисусу Фаротектону флокирующей иммерлетчицы начинающим может оказаться тяжеловат, из-за обилия неразжеванных маркеров и терминов.

Возможны недоразумения: здесь есть Язык (с большой буквы), но «Посольский город» не лингвистическая фантастика. Затронутое имеет отдаленное отношение к типовым для этой редкой разновидности НФ «Языкам Пао» Д.Вэнса и «Лингстеру» Ш. Финч: особенности коммуникации Хозяев и землян больше философского, почти мистического характера. Кому не так, пусть сопоставит зунов-речников ничуть не филологических «Творцов заклинаний» Пратчетта с фестивалем лжи Мьевиля, а преподавание Ависы с аналогичными сценами Пулмана и Ле Гуин. Или вспомнит, как Свифт для примера дурацкой идеи выдумал разговор вещами, от которого лежащая в основе Языка предметность «камня, который разбили, а потом склеили» недалеко ушла.

В целом, обращение творца фэнтезийных городов и морей к космосу и экзотичным планетам состоялось. Рекомендую, как произведение про Контакт через много лет после Контакта и как вполне солидную научную фантастику. Твердые 4/5.

Мощная и хорошая фантастика, примерно такой она и должна быть. Очень часто писатели в свои книги пихают бластеры, космические корабли, ксеносов, которые ничем не отличаются от людей, кроме цвета кожи, и считают, что этого достаточно для причисления их творений к фантастическому жанру. Тогда как «Посольский город» пытается показать действительно нечто необычное и странное — народ с принципиально другим восприятием реальности и отношений в обществе, человеческий социум, который за неизвестные тысячи лет эволюции хоть и изменился, но сохранил свою суть. Для меня это в книге было самым интересным.

Но, рассказывая про далёкое будущее, Мьевиль охотно ссылается на реальную историю. Тут во всей красе представлена колонизационная политика сильных держав, которые если и не держат всех за шкирку, то только потому, что дотянуться не могут. Интриги местного Нью-Кробюзона, который точь в точь такой же жадный, империалистический хищник, тоже могут увлечь не на шутку. Кульминация книги —

А вот конкретные отдельные персонажи такого восторга у меня не вызвали. То ли мне было не слишком приятно читать про их сексуальные девиации, которые есть норма в их обществе, то ли они действительно слишком скучны, но гораздо более захватывают взаимоотношение социумов и народов, чем конкретных людей. Да, очень уж мне понравились манипуляции с языком местных ксеносов и изящное разрешение большого конфликта,

Пожалуй, всё же именно этой книгой Мьевиль закрепил, по-моему мнению, за собой звание одного из лучших фантастов современности. Может, не самого популярного, но зато самого «настоящего».

Книга непростая, далека от фантастического экшена.

Чтение требует внимательности, сопоставления событий и их причин, приводящих сюжет вначале к кризису, а затем к развязке, обусловленной пониманием героев сути кризиса и их действиями.

Если упустить некоторые особенности мироустройства Ариеки и её обитателей, суть и способ развязки окажется непонятым.

Книга для читателя с интеллектом.

Что-то никак не выходит у меня с Чайной. Вот начнешь кому-нибудь пересказывать его книги, и прям кажется шедевр получается: забавный окружающий мир, необычные события с не всегда предсказуемым развитием. Ну что еще нужно?!

А при чтении ну вообще не вставляет. Скучно. Персонажи мертвые. Втянуться не получается. Ну вот, и «Посольский город». Половину книги занимают совершенно отстраненный светский треп, какие-то вычурные вечерники, гулянки, знакомство с неинтересными персонажами, про которых забывают уже на следующей странице. А те, что умудряются остаться, выглядят не как участники, а словно такие же посторонние наблюдатели, как и читатель. Такие же незаинтересованные, эмоционально отстраненные в большинстве случаев.

Ну по моим ощущениям. В книге-то их чувственность порой брызжет из всех дыр, только вот непонятно, с чего бы? Один герой умирает, а другой уходит в запой на пару дней. Почему? Что их связывает? Кто они другу другу? И, главное, потом это никак не влияет на сюжет, ни про мертвеца, ни про эту сцену бесконечного горя никто больше не вспомнит.

И так кругом, если первая половина перегружена скукой, то во второй событий через край, но они подаются как новости по ТВ. Толпа прорвалась, пулемет стрелял, склад взорвался, люди голодали... И даже непонятно, сколько тут времени проходит... Год? Месяц? Час? Автор может кучу всего в абзац затолкать, и вот уже кто-то помирает от жажды, выйдя из бальной залы.

Про главную героиню вообще забывают на десятки страниц, потом возвращают лишь для того, чтобы какую-нибудь не очень интересную сцену показать в никому ненужных подробностях. А-а! Конец света, люди бегают, передел власти, но мы будем уныло сидеть на лавке, наблюдая за другим нытиком, пока все самое интересное проходит где-то там.

Хотя знаете, в начале, когда мне рассказали про иномирье, про загадочные чужие миры, как пилоты стареют в подпространстве, как пираты угоняют корабли, я, было, приготовился, а на первом месте оказались ... переводчики! Пяток бубнил собираются в кабаке и обсуждают особенности тараканьих переговоров. Что тут может заинтересовать?! Особенно когда рядом аннигилируют космические эскадрильи!

Ну да ладно, потом все-таки закрутилось. Но в происходящее все равно не верится! Ну было аналогичное «Прибытие», там понятно — нас посетили инопланетяне, а человечеству надо понять, зачем они тут, и для этого крайне необходимо найти с ними общий язык. Но почему это так важно на какой-то захолустной планете? Даже каких-то несчастных мутантов создают специально, больше половины из которых бракованы и попадают в дурку. К чему такие жертвы, чтобы понять местных насекомых?

Да и вся эта муравьиная цивилизация выглядит крайне убого. Ну представьте, если в крупном городе на Земле обнаружится эпидемия очередного вируса, что будет делать остальная часть? Искать спасение, лекарство, защищаться, изучать, тут же любимая Голливудом атомная бомба пригодится. А в книге ничего не происходит, все тихо помирают, и вот конец уже близок! Все плачут! Да почему???? Где все остальное население? Словно этих чужих — всего десяток-два, и они разом гикнулись. Масштаба планеты, где у человечества лишь небольшой оплот — посольский город, не чувствуется совершенно. Лишь к концу автор что-то пытается такое изобразить, но опять же — неубедительно!

Ну может у них просто не так развита передача информации, и в соседней деревне еще не знают об опасности? Но если они на таком низком уровне развития, тем более зачем тут все так рвут задницы, чтобы с ними договориться??? Мы же знаем, как продвинутая часть человечества «любит» учитывать интересы аборигенов в набедренных повязках.

Получается, что на вот таком шатком фундаменте из отсутствующей мотивации, высосанных эмоциях и надуманных проблем строится потенциально интересная и необычная история контакта с чуждым разумом, которую кроме того портит еще и отстраненная подача неуравновешенными кусками без явного главного героя, за судьбу которого можно было бы попереживать.

И тем не менее, я бы все равно посоветовал ее к прочтению. Ведь если вы не уснете в начале, и вас не отпугнут плоские герои, и вы не боитесь скучного конца, важность которого явно ниже, чем все то, что к нему привело, возможно, тогда вы сможет рассмотреть за всем этим интересную и оригинальную в целом историю установления отношений между совершенно разными существами, аналогичной которой я не могу припомнить.

К тому же, какая радость! «Посольский город» — это всего одна книга, вам не надо читать нудный цикл из десятка томов (где автор путается сам в своих же идеях и путает читателя вымученным нагромождением «невиданных» концепций), чтобы закончить это повествование.