Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
В преддверии выхода шестнадцатого сборника серии «Зеркало» хочу немного приоткрыть завесу тайны и рассказать о своих впечатлениях от книги.
Писать о сборнике всегда сложно, поскольку в нём не слышится единого голоса, одной темы. Сборник объединяется общей идеей и замыслом составителя, который читателю предстоит раскрыть.
Шестнадцатый сборник "Зеркала" получился своеобразным как по структуре, так и по жанровому наполнению. В книгу вошли рассказы авторов серии, многие из которых ещё нигде не публиковались. Каждый читатель найдёт "свой рассказ", ибо жанровое разнообразие позволит ему это сделать: в книгу вошли произведения фантастические, мистические, сказочные, фэнтезийные, хоррор, магический реализм и даже сатира. Спектр выбранных авторами тем также широк и разнообразен. Порой автор ставит перед сложным выбором не только своего героя, но и читателя, словно вовлекая его в сюжет, заставляя анализировать, сопереживать и ставить себя на место персонажа. Это очень интересный приём — такие рассказы точно запомнятся и зацепят. В целом книга довольно ровная и целостная, состав подобран гармонично, рассказы не спорят друг с другом, но органично сочетаются, несмотря на жанровый разброс и своеобразие писательских стилей.
Сборник отличается от остальной серии, поскольку рассказы размещены не попарно — в соответствии с общей темой, как это было в предыдущих книгах, да и авторов набралось значительное количество. Каждый голос узнаваем, стиль — индивидуален, а вместе это не порождает какофонию, а выстраивает единую канву, объединяющую истории в одно целое — так грани алмаза преломляют свет. Сюжеты зачастую просты, но эта простота — кажущаяся. За ней стоит глубокий смысл, метафора реальности, искажённое отражение нашего мира. Авторы играют с читателем также, как играют они со смыслами и словами. Кто-то делает ставку на героя, кто-то — на сюжетную канву, на атмосферу и антураж, на главную тему, лейтмотивом идущую через всё произведение. Кто-то рассказывает затейливую сказку, кто-то смотрит в прошлое через призму пережитого опыта, а кто-то берёт на себя роль пророка, описывая будущее.
Сборники серии "Зеркало" — явление интересное, со своей уникальной концепцией и принципами построения. Рассказы пересекаются — авторами, темами, смыслами, мирами, сюжетами, — образуя тем самым прочное единство, цельную структуру, имеющую сотни граней. Яркие описания, колоритные персонажи, злободневные темы, размытие жанровых границ, ломка стереотипов, увлекательные сюжеты и неожиданные ходы — всё это характерно для проекта в целом и для анализируемой книги в частности. Обычно сюжетное разнообразие и разноголосицу авторов я характеризую как "лоскутное одеяло", но в том-то и суть, что этот сборник я таковым назвать не могу, ибо, повторюсь, он целостный, это единый организм, части которого движутся в неоспоримом единстве и в унисон друг другу.
Это конечно не совсем Мольер. Это Мольер и Булгаков. И кого здесь больше? — вопрос... Нет, дело вовсе не в том, что книга, написанная русским писателем и драматургом, страдает излишней субъективностью и не даёт реального портрета французского драматурга. Дело в том, что Булгаков — великий писатель, и он не может оставаться в тени повествования. То есть данная книга — это конечно же беллетризованная биография Мольера. Своего рода романизация. Сам Булгаков называл свою книгу романом, а его жена — повестью.
Заказ на книгу ему сделали еще в 1932 году, когда велись репетиции его пьесы о Мольере "Кабала святош". Книга должна была быть напечатана в 1933 году в возобновлённой Горьким серии "Жизнь замечательных людей". Время для Булгакова было сложное. Нападки в прессе, запреты спектаклей, в общем сплошная безнадёга... Он даже подумывал о самоубийстве. И работа над книгой позволила отвлечься от всего этого — окунуться в мир Франции XVII века. И это отчасти помогло. Но, как оказалось, в далёкие времена во Франции Мольер переживал совершенно такие же перипетии, что и Булгаков в советской России. Те же нападки ненавистников, те же запреты спектаклей... В общем сплошная безнадёга...
В итоге в довершение ко всему книгу в 1933 году так и не напечатали. По словам того же Горького она была слишком автобиографична и допускала слишком много вольностей. А пьесу о Мольере тоже запретили — по той же причине. Станиславский долго ругался с Булгаковым, пытаясь заставить того сместить акценты, что-то сгладить и тем самым спасти пьесу. Но всё без толку. Для Булгакова и пьеса и роман о Мольере могли быть только такими — трагедией творческого человека, встречающего на своём пути бесконечные препоны, как со стороны общества, так и власти.
В 50х книгу предложили напечатать в рамках одного альманаха. Специально для этого сделали сокращённую версию. Уж лучше напечатать хоть что-то, чем ничего. Но опять впустую — книга так и не вышла, а издание вообще прекратило своё существование.
В итоге книга впервые вышла только в 1962 году в той же серии "Жизнь замечательных людей", но разумеется, со значительными сокращениями. Затем она еще неоднократно издавалась в таком виде, пока наконец не была напечатана в своём изначальном варианте в 1987 году в рамках собрания сочинений Булгакова. И только в 1991 году книга наконец вышла в полной авторской редакции во всё той же серии "Жизнь замечательных людей". Она-то как раз перед нами.
И как обычно в этой серии — внутри множество фото и гравюр, а также хороший библиографический справочник. За что я и люблю эту серию.
Седьмой и на данный момент последний (на всякий случай добавим «крайний») опубликованный (есть еще и неопубликованный, но об этом чуть ниже) роман Дэвида Митчелла является еще и самым коротким его романом. Рядом с некоторыми другими его текстами, вообще, выглядит крошечной крошкой. Тем не менее, даже в этом случае мы имеем дело с историей, которая длится без малого сорока пяти лет. Собственно, текст разбит на пять глав: первая разворачивается в 1979 году, вторая – в 1988-ом, третья – в 1997-ом, четвертая – в 2006-ом, а пятая – в 2015-ом (именно в 2015-ом «Голодный дом» и был впервые опубликован на языке оригинала, перевод на русский вышел через год, в 2016-ом). Такие временные разрывы обусловлены незамысловатым сюжетом. И вот в чем там дело.
В запутанном лабиринте лондонской окраины есть неприметный проулок Слейд. Там раз в девять лет в кирпичной стене возникает маленькая железная дверца. Эта дверца ведет в чудесный сад, в котором высится огромный особняк. Всем этим красотам, конечно, было бы не уместится среди домов этого района. И на самом деле ни чудесного сада, ни огромного особняка в нашей реальности и нет. Можно было бы сказать, что это вовсе не поместье, а призрак поместья. Но все тут несколько сложней. Так вот, в Слейд-хаусе живут брат и сестра, они близнецы, родились аж в 1899 году, но смогли придумать способ обмануть смерть. Слейд-хаус – это их место силы, временная капсула, если его не станет, их тела развеет по ветру, и, соответственно, души отлетят туда, куда им и положено отлететь. Для поддержания стабильности Слейд-хауса его хозяева должны раз в девять лет подпитывать его энергией человеческой души, да не всякая душа им для этого подходит, нужна особенная. Носителя такой души они заманивают в Слейд-хаус (и делают они это весьма и весьма изобретательно), а потом душу извлекают, тело выбрасывают, проводят необходимый ритуал, и – вуаля! – следующие девять лет могут жить спокойно.
Каждая глава – это история одной из жертв. Надо заметить, что главы написаны от лица именно жертв. И автора не смущает, что они, вообще-то, не смогли бы сесть и записать свои приключения. Зато таким образом мы можем лучше прочувствовать их переживания. Вот такой вот литературный прием. Который, кстати, делает книжку очень предсказуемой. Собственно, главы строятся по одной и той же схеме: вот перед нами новая жертва, она каким-то образом оказывается в Слейд-хаусе, с ней там что-то происходит, чем дальше, тем жертве страшней, а потом с ней разделываются. Все. Переходим к следующей главе. Больше ничего в этой книжке нет. Да, текст написан хорошо, читается быстро и ладно, имеются удачные шутки (да, в «Голодном доме» найдется над чем посмеяться), есть много отсылок к самым разным произведениям мировой культуры – от всем известной «Алисы в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла до малоизвестного фильма «Общество» Брайана Юзны. Но все эта мишура, писательская техника у Дэвида Митчелла всегда на высоте, ничего удивительного. Подкачал сюжет. Слишком просто, слишком банально. Выглядит как упражнение в поджанре историй про дома с привидениями. Ну, упражнение выполнено на троечку, могло быть и лучше. От Дэвида Митчелла Постоянный Читатель ждет гораздо большего. Возможно, если бы эту книжку написал какой-нибудь автор ужастиков средней руки, можно было бы сказать, что нормально получилось. Но Митчелл – не автор ужастиков средней руки. От автора «Литературного призрака», «Сна №9», «Облачного атласа», «Лужка Черного Лебедя», «Тысячи осеней Якоба де Зута» и «Простых смертных» ждешь чего-нибудь гораздо более выдающегося. Разумеется, не все произведения отдельно взятого автора должны одинаково нравиться Постоянному Читателю. Естественно, что одно приходится по душе, другое – далеко нет. В некотором смысле, это даже признак разносторонности отдельно взятого автора. Но тут дело в другом, тут мы просто видим проходной текст. Это тот случай, когда, вообще, непонятно, зачем автор написал эту книгу. Ну, наверное, ему это для чего-то было нужно. Вот только Постоянному Читателю читать ее точно было не нужно. Но он прочитал. И остался в полнейшей недоумении.
«Голодный дом», конечно, связан с предыдущими книгами Дэвида Митчелла. Этих связей тут не слишком много. Упоминаются известные по другим романам реалии, есть член семьи, про которую можно прочитать в «Тысячи осеней Якоба де Зута» и в «Простых смертных». А вот в последней главе на сцену выходит хорошо известный по предыдущим романам персонаж. И это мгновенно убивает всю интригу (и так не слишком уж захватывающую). То есть если для читателя это первый роман Дэвида Митчелла, то, конечно, интрига для него сохранится. Постоянный же Читатель сразу поймет, к чему тут дело придет. Наверное, это пока первый случай в творчестве Дэвида Митчелла, когда прием всех этих межтекстовых отсылок и сквозных персонажей не просто плохо работает, а действует во вред тексту.
Все это, конечно, объясняется тем, что «Голодный дом» был вроде бы задуман Дэвидом Митчеллом как дополнение к «Простым смертным». Но положа руку на сердце, можно сказать, что дополнение это ничего нового про мир «Простых смертных» (и, соответственно, про мир и всех остальных романов Дэвида Митчелла) нам не сообщило. С другой стороны, можно понадеяться, что история, рассказанная в «Голодном доме» выстрелит в каком-нибудь новом романе автора. И тогда Постоянный Читатель поймет, что это была необходимая часть общей мозаики. Но тут можно заметить только вот что: поживем – почитаем.
И вот последняя страница «Голодного дома» перевернута. И что дальше?..
[Часть 2. Роман Дэвида Митчелла, который мы, наверное, никогда не прочитаем]
«Голодный дом» вышел в 2015 году. Сейчас на дворе 2019-ый. Дэвид Митчелл не спешит нас радовать новой книгой. Но на самом деле он и не сидит, сложа руки. В 2016 году он стал участников общественного арт-проекта шотландской художницы Кэти Патерсон «Библиотека будущего». Суть проекта в том, что, начиная с 2014-ого, раз в год один из современных писателей отдает в его фонд свою специально для этого написанную книгу. Проект продлится сто лет. В 2114 году все книги будут опубликованы. До этого прочитать их нельзя. Дэвид Митчелл передал в «Библиотеку будущего» роман под названием (это, конечно, примерный перевод) «Я источаю то, что вы называете временем». Идея проекта, конечно, поражает воображение. Но… Блин, как же несправедливо, что в принципе никто из ныне живущих эту книгу прочитать не сможет! Можно, конечно, понадеяться на средства для долголетия или там на изобретение бессмертия. Но это так – мечты, мечты, мечты. Если проект не развалится, если его не перестанут финансировать, если не решат закрыть, в общем, если все пойдет по плану, то мы действительно не сможем прочесть еще один роман Дэвида Митчелла. Увы!
[Часть 3. Личное, или Почему я люблю книги Дэвида Митчелла]
Когда понимаешь, что вот прочитал крайнюю книгу любимого писателя, что следующая еще не скоро будет, что вот уже два с хвостиком года просто жил с его творчеством, пусть по дороге и прочел кучу всякого разного, хочется сказать еще что-то, хочется рассказать, почему же так случилось, что именно этот писатель оказался в списках самых любимых, разумеется, он там не один, но речь-то сейчас идет именно о нем.
Так вот…
Дэвид Митчелл поразил меня своей повествовательной техникой. Переплетающиеся сюжетные линии, огромный размах и в пространственном и во временном измерениях. В «Литературном призраке» мы облетели весь земной шар. В «Облачном атласе» сделали не только это, но и совершили путешествие из XIX века в далекое будущее. В «Простых смертных» Митчелл повторил тот же фокус, написав семейную сагу, начинающуюся в прошлом, а заканчивающуюся в будущем. И при этом данный подход не кажется громоздким и тяжеловесным. Этот автор умудряется писать просто и доступно, используя далеко не самые простые повествовательные структуры. Этот размах зачаровывает меня. Его умения вызывают во мне почти зависть.
Но самое главное заключается в том, что при всем размахе замысла, тут находится место простому человеку. Дэвид Митчелл любит своих персонажей. Он выписывает их зримо, с теплотой, заставляет им сопереживать. История человека на фоне огромного космоса, – наверное, именно такова главная тема его творчества. Это подтверждается и теми его книгами, в которых действие сосредоточенно на одном герое. Заблудившийся в Токио Эидзи Миякэ из «Сна №9» и взрослеющий в английском захолустье Джейсон Тейлор из «Лужка Черного Лебедя» тому доказательство. Эти герои все же не стоят особняком, вокруг них мельтешат персонажи, знакомые по другим романам Митчелла, они все вписаны в один большой текст. Ну, или в Сценарий, если использовать термин из «Простых смертных». Так можно сказать про каждого из нас, все мы вписаны в некий Сценарий, прочесть который нам не дано, про осознание и речи нет. Создается впечатление, что Дэвид Митчелл всю дорогу пытается это сделать. Но не буду приписывать ему то, что кажется лично мне. Ведь это просто совокупное впечатление от всех его опубликованных на данный момент романов.
Я люблю книги Дэвида Митчелла за те минуты радости, которые они мне принесли. Некоторые сцены меня пугали до чертиков, некоторые смешили, порой было грустно, а порой непонятно, но никогда не было скучно. Я читал его книги дома и по дороге на работу, а еще во время перерывов. Я таскался с ними в другие города. Они так долго оттягивали мне сумку, что перестали чувствоваться как груз. Этот путь был таким длинным, но сегодня (а именно сегодня я дочитал «Голодный дом») он подошел к концу. Впереди еще много новых писателей. Но второго Дэвида Митчелла не найдется. Как не может найтись друга, который был бы точной копией другого друга. С Дэвидом Митчеллом было очень приятно говорить, его истории утешали меня в плохие минуты и добавляли счастья в хорошие. И я не устал от этой беседы. В конце концов, многие мысли, вычитанные в его книгах, совпадали с моими. А это всегда приятно. Это дает ощущение, что где-то далеко от тебя живет человек с совсем другой судьбой, который мыслит чуть-чуть похоже на тебя. А еще это дает ощущение, что все мы связаны. И не только через рукопожатия, но еще и через тексты. Ведь прямо сейчас кто-то читает роман Дэвида Митчелла, который я уже прочитал. И этому человеку, возможно, страшно в том месте, где было страшно мне, смешно там, где смеялся и я, грустно на тех страницах, где стало грустно и мне, и непонятно на тех абзацах, что и мне, но при этом ему абсолютно не скучно. И хорошо тут то, что непонимание рано или поздно сменится пониманием, в этом отношении Дэвид Митчелл никогда не водит читателя за нос просто так.
Однажды Дэвид Митчелл сказал: «Я хочу продолжать писать! Почему по-настоящему хорошие, многообещающие произведения пишут тридцатилетние писатели, которые в свои шестьдесят не всегда могут создать нечто столь же впечатляющие и великолепное? Может быть им мешает осознание собственного выхода на пенсию? Или они когда-либо сотворили безумно популярное произведение, в потом строчили все менее качественные дубликаты своего же успеха? А может, просто нужно быть жадным и всеядным в чтении, в размышлениях и в жизни, пока вы еще на это способны, и тогда ваш новый роман будет лучше предыдущего. Я на это надеюсь». Согласитесь, звучит по-настоящему вдохновляюще. И в свете сказанного хочется пожелать Дэвида Митчеллу просто быть жадным и всеядным в чтении, в размышлениях и в жизни, чтобы его новый роман (а он над ним уже работает), а потом следующие новые романы (пусть их, конечно, не будет столь много, как у Стивена Кинга, но пусть будет достаточное количество) оказались лучше предыдущих. Ну, а пока Митчелл пишет новую книгу, было бы неплохо, чтобы на русском издали и его рассказы (пока ни один не переведен), но это, конечно, мечты, мечты, мечты, возможно, такие же несбыточные, как мечты прочесть отданную Митчеллом в «Библиотеку будущего» рукопись.
А вот мой рейтинг романов Дэвида Митчелла от самого любимого до того, что не понравился (такой пока один, и пусть одним и останется).
Первое место: «Лужок Черного Лебедя».
Второе место: «Литературный призрак», «Сон №9», «Облачный атлас».
Третье место: «Тысяча осеней Якоба де Зута», «Простые смертные».
Четвертое место (с огромным отрывом): «Голодный дом».
1. «Ну, мы же все понимаем, что это не художественное произведение, а трактат?»
(Г.Юзефович, обсуждение рецензии на «Задачу трех тел» Лю Цысиня)
2. «Дело было трагикомическое, типичный пример того, почему туристам не следует шляться без супровода»
(Р. Хайнлайн в переводе А. Щербакова)
Концепция того, что литературное произведение может быть «просто» художественным произведением или, напротив, трактатом – достаточно богатая. Если первый вариант глубоко достопочтенен и исчерпывающе разъяснен Булатом Окуджавой («в банке темного стекла из-под импортного пива…»), то со вторым вечная путаница.
Если произведение условно — чисто художественное, выдохнутое автором вместе с углекислым газом – таково, каково оно есть, и в очень малой степени дискутабельно с точки зрения автора; то условный трактат принципиально обращен к мнениям и возражениям, ищет спора, заранее излагает и прячет в складках каузальности сюжета разнообразные доводы и примеры, и крайне чувствителен к личности читателя. Условно, песне барда достаточно прозвучать, и от зрителей требуется прежде всего не шуметь – а дуэлянт нуждается в достойном противнике. «Не обнажай в корчме», вот это вот всё.
Оговорю, что мы имеем дело не с двумя непересекающимися множествами, а с более или менее градиентом, и в норме вещей автор надеется на дискуссию по одним вопросам и на восторженное молчание — по другим. Но именно в обсуждаемом случае, сдается мне, регулятор выкручен в сторону трактата на максимум.
Что – еще одна оговорка – вовсе не подразумевает эстетической небрежности. Точность попадания, мощность художественного воздействия, запоминаемость и мемогенность – параметры, которые так же нужны трактату, как и крику души. Вопрос, для чего используются эти инструменты.
«Я, Хобо» — текст, преисполненный козней различных, и безжалостно отсевающий недостойного читателя, дабы не тратить на дискуссии с ним смазку оружия. Фильтров много, фильтры разноуровневы – давайте посмотрим, как именно отсевает Сергей Жарковский тех, к кому не обращен его основной вопрос.
Текст начинается с трех безотсылочных эпиграфов (то есть я смиренно сознаю, что их может быть и больше – но мне видны рассуждения однокомандницы Валентины Терешковой и две цитаты из разных книг Стивенсона), за которыми следует навороченная стилевая цитата из Мелвилла.
«Матерьбожия» — говорит неначитанный читатель и тихо закрывает открытое. Удача, первый отсев произошел. Матерые прустни, парящие над хрюкающим в кустах пожилым криппенштрофелем, никогда не дают осечки – остаются только те, кто не возражает изучать непонятное.
Но и этих автору много, и следующий фильтр – жанрово-сюжетный. Разогнавшись по добросовестному производственному роману, читатель влетает с размаху в суперагентов и политику; не успев отплеваться осколками зубов – в боевую чернуху с зомбями и агрессивными мертвецами высоких порядков, а едва притерпевшихся автор с размаху добивает чем-то, подозрительно смахивающим на фэнтези. Сюжет останавливается (если мерять по Проппу) примерно в тот момент, когда Бильбо, второй раз в жизни надев кольцо, проскакивает мимо стражников в Восточных воротах, а его пуговицы со звоном рассыпаются по всей дежурке.
Что, […]???? — говорит пораженный читатель чего-нибудь нового, интересного, захватывающего и чтобы с хеппи-эндом, — где нормальный каркас, положенный рассказываемой сказке? А где ложечки, уже унесенные Лобелией Лякошель-Торбинс? А что, собственно, дракон-то? Эта, а где рыжая эльфийка и красивый гном? Нас обманули?
И снова часть читателей отваливается со словами «дядя, допиши до конца, тогда поговорим». Признаюсь, на первом прочтении я оказалась в их числе – не то, что мой коллега-социолог, к утру дочитавший до конца, принявший душ и ведро кофе – и севший читать сначала. Нет-нет, автор нас, конечно, снова обманул (как обманул с самого начала, притворяясь то производственным романом, то пафосной стрелялкой), но обманул ЗАЧЕМ-ТО. Наши недоумение и неуверенность, ощущение, что мы чего-то упустили, автором запланированы.
Ну, давайте прогоним сюжет потактово.
В космическом корабле после очень долгого сна приходит себя не в наркобоксе, а примотанным к деревяшке некто, с трудом вспоминающий свое имя. По нарисованным на оборудовании указявкам этот некто садится осваивать (вначале – весьма директивно) надиктованную самим же собой информацию. Выясняется, что он – космонавт, в котором нештатным образом повела себя кратковременно работающая воскрешающая бактерия (может, вирус. Штамм, короче). При распаковке корабля после долгого полета ему это помогло, через ряд неудивительных в космосе нештатных ситуаций космонавт притерпелся к дальнейшим последствиям. Нештатных ситуаций полным-полно, но вроде бы потихонечку разруливается не то, так это. Вдруг очень спешно прилетают очень вооруженные земляне и начинают наводить железной рукой свои порядки, ломая местные порядки об колено даже с известным недоумением (наставили тут понимаешь хлама). Все, что нужно землянам – это ништяки, хранимые на одной из планет (по ходу выясняется, что вообще вся космическая конкиста на сотни лет и сотни тысяч жизней затеена ради этих ништяков). Высаживаться на планету космачи не могут – у них поголовно глубокая аллергия к поверхностям, коммуницировать с людьми, клонированными на грунте, космачи специально разучены, однако грубая высадка марсианских десантников идет не по плану, выживший космонавт (тот самый, уже один раз воскресший не по плану) марсианами пощажен по их внутренним правилам, ему же достаются ништяки. Ништяки показывают себя отлично, суперагенты и генералы, присланные Землей, заканчивают свой век в течение абзаца. Сложные местные персонажи, коллеги бывшего владельца ништяков, либо подчиняются герою, либо убираются с его дороги.
Выглянув из неоконченной ретроспективы, главный герой отмечает, что уже почти прилетел на Землю и сейчас-то всем там покажет. Конец.
Понятно, что без баланса отталкивания и притяжения читательского внимания вся эта махина бы не заработала. Текст остро притягателен в нормальном литературоведческом понимании – в нем очешуительные диалоги, яркие, как фонари «земля-орбита» персонажи и общая динамика закручена так, что ой. По всему тексту с частотой максимум раз в полстраницы разбросаны маячки «я свой» — цитаты, цитаты, цитаты и аллюзии на слои культурного бэкграунда. Автор исхитрился даже впихнуть, вроде бы в литературный текст невпихуемые, массовые музыкальные отсылки. Сплошное «ты, вот ты, да ты, иди ближе, я дело говорю, да, сначала кажется фигня, но ты иди, иди сюда и слушай!!»
Что забавно, мне доводилось видеть тексты, не менее напичканные маркерами субкультурной привлекательности, и даже в чем-то похожие по жанровой реконструкции. Приведу в пример недавнего лауреата «Новых горизонтов» роман «Челтенхэм» — там вот этого вот всего добра ничуть не меньше. Однако, «Я, Хобо» и вроде бы похожий кривосюжетностью «Челтенхэм» производят категорически разное впечатление на выходе. Из «Хобо» выходишь смущенным, огорченным, разозлившимся… и в каком-то неожиданном смысле мобилизованным, а «Челтэнхем» оставляет за собой недоумение, чего ради-то все это было – сложный конструкт со сложными ужимками — без какого-либо месседжа.
Да, кстати, а где у нас вообще месседж? На поверхности лежит какая-то попсовая ерунда, типа, если у тебя глюкнул штамм, ты становишься ужасно крутой и тебе подарят ништяков круче звезд, точка. Ну это явно же отвод зрения и очередное издевательство над публикой, спасибо, Сергей, мы о вас тоже примерно так и думаем, да-да. А что у нас по зонам внимания?
А с зонами внимания интересно. Вот все то, что мы на голубом глазу читали как производственный роман, очень подробно просвечивает все тонкости создания и воспроизводства иерархий в коммьюнити, стоящем постоянно на краю выживания и к этому краю обвыкшемуся. Все вот эти приметные штуки вроде легчайшей, мгновенной, безошибочно распознаваемой всеми участниками смене ведущего по требованию исполняемых задач. Кричаще расформализованные акты движения по иерархическим ступеням. Сельва не шутит, парень — младой Боборс немедленно становится Славочкой, едва его руки из жопы (в технике) признаны золотыми (в софте). Все поправки на личные тараканы признаются и массивно обобществляются – каждый должен знать о каждом его сильные и слабые стороны, поскольку это смещает вероятность успешной работы в случайной связке. То, что пытался описать Фрэнк Херберт в «Досадийском эксперименте» — искусственно выведенный социум, где каждый ведет себя не хуже, чем все в коалиции.
Для этого социума, в принципе, никакой разницы, у кого конкретно глюкнул штамм вируса, кто конкретно оказался иммунным к действию планетарных особенностей, кто конкретно дошел до искомой точки и способен повернуть назад. Ну, Байно. Могла быть Фозина. Некритично.
Проблемы начинаются там и тогда, когда обнаруживается, что это сообщество а) создано искусственно, для достижения конкретной цели, б) цель эта достигнута, сообщество подлежит расформированию, в) все это сделано людьми, существующими в принципиально ином социальном контексте. Контекст и социальный пакет землян нам гораздо более понятен и привычен, чем отработанная оверсработанность (как бы даже не эусоциальность) космачей – это строгая кастовая иерархия, ничем не ограниченный вектор насилия сверху вниз, невероятные, непредставимые блага наверху иерархий и смертельная борьба за каждую ступеньку на лестнице.
Так вот. Эусоциалы маленькие, слабые, технически нищие, ограниченные в культурном багаже, не коварные и легко подчиняются шантажу. Но при попадании в руки любого случайно выбранного эусоциала существенного ресурса этот ресурс немедленно и однозначно начинает использоваться в интересах всего сообщества – и даже не потому, что об этом напомнил воскрешенному Байно невоскрешенный Нюмуцце. Сам бы додумался.
Тут же что важно? То, что посылают за теми или иными сокровищами царей земных эти самые цари незначимых человечков постоянно. Бестолковые посланцы, в свою очередь, вечно приволакивают что-нибудь совершенно не то. Пошлешь за пряностями – привезут индейское золото, картошку и сифилис; пошлешь за мехами — притащут Камчатку и тихоокеанские порты. И прощай, стабильность.
То есть, строго говоря, абсолютно неважно, джойстиками каких именно и чьих именно устройств являются Добрая Ночь и Доброе Утро, а также два не проявивших себя ништяка. Важно то, что критичные ресурсы попадают в лапы эусоциального плебса, управление которым сбоит как при соблазнении, так и при устрашении. Где у него кнопка? Где черт возьми у него кнопка?
Но этим вопросом пусть теперь мучается Император Александр Галактика (так ему и надо), а догрызшийся до расклада читатель поставлен перед совсем другими вопросами.
Какой тип социальности даст выжить лично нам? За какой тип социальности имеет смысл не выжить? В каком типе социальности не противно дышать?... И, главное – существуют ли способы отрастить социум сопоставимой степени сработанности БЕЗ дикой нищеты, невероятной смертности и нормы один суицид в месяц?
Одновременные трудность и аттрактивность текста не позволяют считать поставленный вопрос легковесным. Каждый шаг доказан, нам не СКАЗАНО, что космачи эусоциальны, это продемонстрировано. Нам не СКАЗАНО, что имперская структура подчинения основана исключительно на животном ужасе и заложниках – сенатор Романов и его псевдоподчиненные с псевдородственниками все в цветах и красках показали.
Роман заканчивается на том, что открытая война между типами социальности – типами мышления — становится неизбежна. Собственно, это и есть хеппи-энд, продолжение не нужно.
Не, оно возможно. Тезис можно продолжать и развивать. Как преодолеют, и преодолеют ли вообще космачи свое кастовое разделение с бройлерами. Как соотносятся функции Бейлифов и Присяжных, и что думают о происходящем остальные Судьи. Почему обсли активны, что собирается делать на Земле Хитч-Хайк и прочее и прочее. Но по существу заданного вопроса, по ключевому удару трактата это все уже неважно.
Черт побери, это уровень классического Лазарчука ("Все способные держать оружие", "Кесаревна Отрада"). И Нила Геймана в его лучших проявлениях ("Американские боги"). Плюс у Вадима есть это умение тонко подмечать абсурд в жизни и в людях, похожее было у Данихнова ("Девочка и мертвецы", "Колыбельная").
"Стазис" захватывает, структура отлично работает, ритм, все на месте. Тягучая атмосфера вывернутого и сломанного мира, кошмара наяву, но при этом масса по-настоящему смешных эпизодов.
Единственная претензия:
финал хороший, эмоциональный, но как бы сказать... рассказный. Медленнее надо было, мне кажется, сводить все нити, не так резко.
Выматывать жилы читателя до конца, как в эпизоде с детонатором (кто читал, поймет. Один из лучших моментов романа).
И совсем это не постап, конечно. Тут я ошибся. Это именно что-то в духе "Американских богов", только на почве христианства и в российском антураже. А разрушение мира имеет совсем другую природу, не связанную с атомной войной или падением метеорита (не буду спойлерить). Но мир очень любопытный, совершенно живой, хотя и страшный. Эти танцы "кукол" и их "пение"... брр. Интересно, что Вадим умеет дать и локальные эпизоды и ощущение глобальных событий -- как тот же Лазарчук.
Диалоги прекрасные, я наслаждался. Герои класс. В общем, я под сильным впечатлением от романа.
Цитата:
— Мы в Москве, — сказал Ингвар. — Великий скимник, куда нам двигаться дальше?
Дометиан почесал нос и извлек из мантии рисунок. Обрушенный путепровод, небольшая церковь под холмом. Жилой многоквартирный дом. Таких домов в Москве сотни и тысячи, подумал Синклер. Не хватит десятка жизней, чтобы проверить каждый.
— Сирияне однажды пошли отрядами и взяли в плен из земли Израильской маленькую девочку, — напомнил Дометиан. Синклер напрягся.
— Точно, — согласился Ингвар. — Надо остановиться и спросить дорогу у Елизаветы. Ты как, Синклер? Все нормально? Ты побледнел что-то.
— Я в панике, — сказал Синклер.
— Так и должно быть, — ответил Ингвар.
Аннотация:
Никто не знает, откуда в наш мир пришел Стазис. Почти никто не знает, что на той стороне. Но все знают три закона.
Первый — живое не может долго находиться на территории Стазиса, не став его частью.
Второй — когда тебя атакует эмиссар Стазиса, не смотри ему в глаза. Ты не сможешь отказаться от того, что увидишь в них.
Третий — Стазис всегда где-то рядом.
Есть и четвертый закон, который поможет тебе выжить. Но тот, кто его знает, всегда молчит.
облако тэгов
