Выпуск фэнзина «Phlogiston 44»
Это интервью состоялось при необычных обстоятельствах – перед аудиторией и (как уже упоминалось в отчете о конвенте …) при некотором – всячески приветствовавшемся – участии Джейн Линдсколд, соавтора и супруги Роджера. Я постарался передать атмосферу этой встречи с Роджером, длившейся не меньше часа …
Когда вы впервые поняли, что хотите стать писателем?
О, мне было что-то около шести лет. Я читал сказки и думал, что по-другому поступил бы с героями. Однажды я понял, что и в самом деле могу это делать. Потом попробовал и поныне этим занимаюсь. А вот продавать свои рассказы я стал не сразу.
А какие персонажи натолкнули вас на эту мысль?
Ну, в то время был доктор Дулитл, еще некоторые персонажи доктора Сьюза(1). Со временем я стал знакомиться с разными мифами и легендами. Их я тоже переиначивал.
 Роджер Желязны |
Когда вы впервые продали свой рассказ?
Впервые деньги за рассказ я получил в возрасте пятнадцати или шестнадцати лет. В следующий раз это случилось уже после окончания колледжа. Я тогда выиграл один конкурс.
Расскажите о том, который вы продали после колледжа.
Я решил, что трачу время зря, потому что тинейджер просто не может знать, как лучше описать героя. О технике повествования я прочел все, что было в пределах досягаемости, так что это меня больше не заботило. Меня смущало само содержание. В итоге я сказал себе, что придется подождать и поднакопить опыта. К моменту окончания колледжа я уже четыре года не брал в руки фантастику, хотя читал ее непрерывно – с одиннадцати лет до момента поступления. Я решил: «Пока учусь, не буду всего этого читать. Вместо этого буду изучать поэзию и все остальное в том же духе». В те годы я, и правда, писал много стихов.
Весной 1962 года я продал свой первый рассказ и получил за него двадцать долларов. Сразу после этого прочел с десяток выбранных навскидку фантастических романов. Затем взял по экземпляру всей фантастической периодики, которая тогда продавались, и составил рейтинг журналов, где платили лучше всего. В самом низу списка оказался Amazing(2), плативший по пенни за слово.
Идея заключалась в следующем: я планировал регулярно высылать свои рассказы в самый дорогой журнал. Если бы там их отвергли, они ушли бы в следующий по списку и так далее. Если же совсем никто не захотел бы публиковать какой-то рассказ я бы положил его в стол и спустя какое-то время к нему вернулся, чтобы посмотреть, что можно из него извлечь.
Так продолжалось какое-то время, и довольно часто рассказы, действительно, покупались. В первый год я продал около семнадцати вещей, но состояния на этом сколотить не удалось.
Я решил, что поначалу не стоит замахиваться ни на что грандиозное, ведь мне еще предстояло многому научиться. Я пообещал себе первые пару лет посвятить малой форме, в которой пишется гораздо быстрее и можно узнать больше приемов.
Я так и поступил. Первые два года ушли на рассказы, и в течение второго года я потихоньку начал растягивать их до размера повести и новеллы. Наконец я понял, что в силах написать целую книгу.
 Джейн Линдсколд |
Так появился «Этот бессмертный». Изначально я назвал его «...И зови меня Конрадом»: под этим именем он несколькими выпусками вышел в Fantasy and Science Fiction(3). Это был мой первый роман. В последующие годы я перемежал фэнтези с научной фантастикой, романы с рассказами. Мне не хотелось, чтобы меня относили к одному направлению, запихивали в какую-то категорию и потом покупали только то, что написано в ее рамках. Поэтому я старался вносить побольше разнообразия. Думаю, мне никогда не было скучно; это позволяло писать понемногу всего, что хотелось. В какой-то момент я начал вести «послужной список», чтобы издатели однажды увидели, что книги Роджера Желязны проданы в количестве икс экземпляров.
Все это время у меня была полноценная работа. Я состоял на государственной службе на протяжении семи лет. Я пообещал себе, что останусь на этом месте, пока мои заработки от писанины не сравняются с зарплатой. Когда этот уровень был достигнут, я вроде как перетрухнул и остался на работе еще на год.
За пару лет до это я разобрался, что к чему в этом бизнесе. У меня состоялся длинный разговор с Бобом Силвербергом, имевшим на меня в то время очень большое влияние. Мы пересеклись на одном конвенте, и он по доброте душевной сказал мне, что на его взгляд в моем подходе было несколько ошибок. Я сказал: «Не понимаю, о чем ты, но если ты введешь в курс дела, с меня выпивка». Так что мы передислоцировались в бар и просидели там несколько часов. Он предпочитал в те дни «Кровавую Мэри», а я – «Черного русского». Я очень многое узнал у него и следующие несколько лет неизменно пользовался его советами. Боб сказал, что если я собираюсь посвятить себя литературе, перво-наперво стоит найти по-настоящему хорошего агента. Потому что чем дальше, тем больше времени отнимает деловая сторона процесса, в ущерб творчеству. Лучше платить кому-нибудь десять процентов и, в конце концов, зарабатывать куда больше того, что потерял.
 Этот бессмертный / И зови меня Конрадом |
Что абсолютно верно. Мой нынешний агент считает, что обязан в течение года зарабатывать те десять процентов, которые удерживает в качестве комиссии, чтобы работать хотя бы в ноль. А в идеале – приносить своему клиенту прибыль сверх этого.
Так что именно так я и поступил: нашел агента, уволился с работы. Несколько лет безостановочно писал и в какой-то момент понял, что добился определенного успеха. Потом задумался, не поступаю ли я глупо. Все то время я жил в Балтиморе, потому что работал на правительственную организацию, у которой там находилась штаб-квартира. Но теперь-то у меня появлялась возможность жить где угодно. В Нью-Йорке мне был нужен только агент. Так что спустя какое-то время я переехал в Санта Фе, Нью-Мексико, где поныне и живу – уже больше двадцати лет. Такая сухая провинция... Джейн вам расскажет о грязи.
Джейн: Там все бурое – дома, земля, деревья. Буквально все. Зато очень красивые закаты.
Вы упомянули, что продали первый рассказ за двадцать долларов. Кто же в то время отважился рискнуть?
Даму звали Циля Голдсмит(4). Это было странное время в истории фантастики. Циля с перерывом в три-четыре месяца опубликовала мой первый рассказ, первый рассказ Пирса Энтони, первый рассказ Урсулы Ле Гуин, первый рассказ Томаса М. Диша – все это в 1962 году. Мы все выстрелили в одно время и все единодушно считаем, что она была очень тонко чувствующей дамой. Хотя и не Циля открыла миру Харлана Эллисона, он всегда с большой теплотой к ней относился.
Итак, на протяжении долгого времени я живу в Санта Фе. Не знаю, останусь ли там навсегда, но единственное, по чему я на самом деле скучаю – это вода. Мне кажется, что за окном обязательно должны быть либо горы, либо водоем. В Санта Фе есть горы – очень красивые. (Джейн: «Бурые»). Мой дом в восемнадцати милях от лыжного курорта, так что мы довольно высоко, приблизительно в 7 000 футах над уровнем моря.
Вы продали рассказ за двадцать долларов. Для сравнения: что можно было купить на эти деньги тогда?
Ну, в нынешнем эквиваленте это около восьмидесяти-девяноста долларов. Вообще-то я недавно продал рассказ приблизительно той же длины, написанный довольно быстро, за сотню. Я подумал: «У меня есть идея, к которой можно набросать текст за вечер», — и рассказ купили.
Здесь надо быть до конца честным: во многом покупают имя. Издатели не говорят: «О, боже, какой замечательный рассказ». Они говорят: «О, это рассказ Боба Силверберга или Роджера Желязны. Возможно, и не лучшее его творение, но будет здорово, если это имя окажется на обложке журнала». Всегда есть такие соображения, я бы соврал, если бы утверждал обратное.
 |
А все-таки почему фантастика?
Я хотел что-то писать. Сначала мой выбор пал на поэзию, но в те времена кроме Роберта Фроста и Карла Сандбурга(5) никто в Штатах не мог зарабатывать на хлеб стихами. Тогда я подумал о беллетристике. Но какого рода? Я размышлял на эту тему, и поскольку всегда любил фантастику, решил попробовать себя в ней. Если бы не получилось, переключился бы на что-нибудь еще.
У меня издано два поэтических сборника, и все, кто меня предупреждал, были правы. Оба я продал около пятнадцати лет назад и по сей день продажи не окупили выданный мне аванс (усмехается), который и без того не был большим.
Поэзия в Штатах просто не продается. Жаль, но такова правда жизни.
Как вы теперь пишете? Какими приспособлениями пользуетесь?
У Джейн стоит компьютер. Я обычно пользуюсь переносной печатной машинкой, а еще недавно нанял даму, которая подрабатывает у меня секретарем. Я обычно даю ей рукопись, чтобы она занесла ее в компьютер и вернула мне материал на диске или бумаге – в зависимости от того, как пожелает издатель.
Она побаивается, что я освою компьютер и лишу ее приработка. Боюсь, так однажды и случится. Мы с Джейн делим рабочую комнату, так что я периодически за ней наблюдаю. Мы друг друга неплохо дополняем, а вообще Джейн работает усерднее, чем я. (Хихикает). В этом тоже надо быть честным. Она вкладывает в работу много времени и сил. Может написать книгу довольно быстро, при этом качество вроде бы не страдает. Это в свое время на меня произвело впечатление; я думал, что неплохо бы и мне научиться работать с такой же скоростью. Еще пара-тройка лет, и мы поменяемся местами.
Как вы подходите к рабочему процессу? Есть ли какое-то устоявшееся расписание?
Я пишу каждый день. Раньше старался писать в четыре присеста, минимум по три предложения. Вроде бы немного, но это как с Ахиллесом и черепахой. Если делать несколько подходов, получится больше, чем три предложения. Одно из них наверняка зацепит, тогда вы просто щелкаете пальцами и строчите текст. Заполняется одна страница, вторая… С другой стороны, есть минимум выработки, чтобы в конце дня можно было сказать: «Я написал дюжину предложений. В каждом около двадцати слов, что в сумме дает 240 слов, страница печатного текста. Из чего следует, что сегодня я не просто бил баклуши. Мои усилия принесли мне страницу, а завтра, может быть, будет легче, потому что я уже сдвинулся с мертвой точки».
Вы чувствуете подспудную необходимость писать?
Да, конечно. Здесь имеет место не только корыстный интерес, хотя и не без этого. Есть что-то идущее изнутри. Когда я бросал на время писанину, например, как недавно было, на время болезни, мне было очень некомфортно. Я много читаю, но в какой-то момент сам начинаю делать наброски, и тогда чтение приходится бросать.
Я встретил Джейн лет двенадцать назад. Я никогда не отвечал на письма поклонников, но в этот раз сделал исключение. У нас завязалась переписка. Мы стали друзьями. Она тогда преподавала в колледже Виргинии, и у нее выдалась возможность написать мою биографию для Твен Букс – они делали несколько томов с биографиями американских писателей. Но она не хотела подвергать риску нашу дружбу, ведь если писать только о хорошем, книга может получиться фальшивой, приторной. Я дал свое добро, и Джейн написала книгу, которая мне очень понравилась. Я ей очень доволен.
Был ли у Вас творческий кризис?
Не особо. Были периоды, когда темп падал, но писать совсем я никогда не бросал. Потом всегда работал принцип трех предложений. Даже если совсем невмоготу, три предложения из себя всегда можно вытянуть.
У меня не было совсем дурных периодов, как у некоторых моих знакомых писателей. Но бывают дни, когда ты пишешь и пишешь, а куда вести текст, не знаешь. Я обычно в таких случаях жму на тормоз, обдумываю ситуацию и, как правило, довольно скоро все возвращается на круги своя.
Я слышал столько прекрасных и ужасных историй о творческом кризисе, что меня всегда удивляло, что мне никогда не доводилось испытывать ничего подобного.
Кто-то задал такой же вопрос Бобу Силвербергу. Он ответил: «Да, у меня был творческий кризис. Около десяти лет назад, в четверг, минут на двадцать». И я ему верю!
Какое-то время Ларри Джанифер(6) делил рабочее помещение с Бобом и у него тогда чуть припадок не случился. Они начинали работать около половины десятого утра и делали в середине дня перерыв. Боб каждое утро заходил в комнату, наливал себе кофе, садился за машинку и начинал щелкать. Щелк-щелк-щелк. А Ларри сидел перед своей, смотрел на нее, и слышал, как на заднем фоне постоянно звучал щелк-щелк-щелк. Иногда Ларри так ничего и не удавалось написать за утро.
Потом около 12:30 раздавался сигнал на перерыв. Ларри вскакивал, озираясь, а Боб говорил: «Пойдем, Ларри, сходим на ланч». Ларри шел с Бобом, ел свой ланч, возвращался на рабочее место и продолжал слушать щелк-щелк за спиной до конца дня.
 |
Идея людей на месте богов, притом зачастую не справляющихся с ответственностью, фигурирует по меньшей мене в трех Ваших романах. Откуда такое увлечение этой темой?
Как я недавно упомянул, я открыл для себя мифологию в довольно юном возрасте. Когда я брался за свой первый роман «И зови меня Конрадом», мне часто говорили: «Пиши о том, что хорошо тебе известно». Я подумал, что если скрестить научную фантастику с фэнтези и отсылками к греческой мифологии, может получиться здорово. Это бы также дало бы мне время заполнить некоторые недопустимые пробелы, которые мешали мне всерьез взяться за научную фантастику.
Я сел и составил список всего того, с чем, по моему разумению, стоило бы ознакомиться: астрофизика, океанография, биология океана, генетика. Я прочел по одной книге в каждой дисциплине, затем пошел по второму кругу и так прочел по десять книг в каждой области. Конечно, супер-экспертом меня это не сделало, но, по крайней мере, у меня теперь хватало материала, чтобы избежать грубых ошибок. И у меня было куда обратиться за подсказками.
Пока я читал эти книги, надо же было и писать что-то, и жить на что-то. Отсюда и романы с использованием мифологических сюжетов. После знакомства с астрофизикой появилась возможность поиграть с новыми идеями в рассказах.
Некоторые обозреватели писали что-то вроде: «Роджер Желязны довольно неплохо пишет, но у него получаются только переложения старых мифов. Было бы здорово посмотреть, на что еще он способен».
Когда я наконец освоился и начал писать вещи с научной подоплекой, посыпались такие рецензии: «Черт, а когда-то Желязны писал такие замечательные вещи на мифологические сюжеты».
Так что я послал всех к черту и решил не обращать на рецензии внимания.
В «Острове мертвых» Вы создали мифологию с нуля.
Да, я очень торопился с текстом и решил, что будет забавно сделать что-нибудь свое. Результат мне, в общем, понравился. Было сильное искушение вернуться к этому типажу героев, но я пока сдержался. Возможно, он все-таки появится в одной из следующих работ.
Вы работаете и в фэнтези, и в фантастике. А что сами предпочитаете?
Нет, предпочтений нет. Я столь сильно люблю оба жанра, что мне доставляет удовольствие постоянно переключаться. А устать можно и от того, и от другого.
Поэтому я стараюсь максимально варьировать. Сейчас я пишу вещь в антураже XXII века. Это история об информационной сети, но без привкуса киберпанка. Очень отличается от того, что я пока видел.
А литературная критика оказывала какое-то влияние на процесс освоения писательского ремесла?
Только в той связи, что я был в магистратуре. Моя последняя курсовая была по психологии, но магистерскую степень я получил благодаря работе по английской литературе и сравнительному языкознанию. Тогда я изучал критическую мысль вместе с остальной литературой.
А что вы скажете о критике своих работ? Были ли какие-то ценные замечания?
Не особо. Я часто читал комментарии критиков, которые мне совсем не нравились. Так что я просто решил разрабатывать те темы, которые вызывали протест, в своих следующих произведениях.
А если мы говорим о критике редакторов и коллег по цеху?
Это совсем другое! Тут речь идет о профессионалах. Они не стремятся разрушить твою систему эстетических ценностей, переделать тебя по своим лекалам. У редакторов одна цель – сделать книгу настолько хорошей, насколько можно. От них я слышал, как очень дельные, так и глупые суждения. Вот Джон Дуглас – это первоклассный мастер. Он занимает редакторское кресло в AvoNova(7); я вот уже несколько лет с ним работаю. Вообще-то, он и несколько последних книг Джейн редактировал.
Время от времени у редакторов чему-нибудь учишься. Даже если они не занимаются твоими книгами, есть вероятность наткнуться на кого-нибудь на конвенте, выпить по пиву и порой подцепить интересную идею.
Думаю, что критика со стороны редакторов и коллег полезна, если она высказана с умом. Просто спустя какое-то время начинаешь понимать, у кого из них больше здравого смысла.
Критики и обозреватели зачастую пишут совсем не в кассу, и это доводит до белого каления.
Джейн: Я прочла много критики. Большая часть — ну, совсем не в кассу. Думаю, есть один очень важный фактор в работе Роджера – в начале своей карьеры он пахал и пахал, чтобы избежать «классификаций». Тогда как у критиков, кажется, нет другой забавы, кроме как рассовать Роджера по жанрам. У них едет крыша, потому что они пишут бойкие статьи на основе трех-четырех книг, а потом обнаруживают, что в отведенную ячейку Роджер не вписывается. Он написал, если считать с поэтическими сборниками и вещами в соавторстве, около пятидесяти книг. Так что выстраивать свою теорию на основе трех-четырех книг – все равно что делать выводы о вашей жизни на основе первых прожитых лет. Думаю, что у критиков проблем с Роджером больше, чем с другими писателями, именно потому, что он не попадает в категории.
Вы написали много очень хороших рассказов и несколько отличных романов. Как бы Вы охарактеризовали преимущества одной формы над другой.
Мне больше нравятся рассказы. Приходится сокращать и сокращать, руководствуясь при этом эстетическими соображениями. Сцена, без которой можно обойтись, в рассказе немыслима.
В романе же, например, в моем первом, я мог сделать так, чтобы Конрад побродил по улицам в поздний час, поразмышлял над проблемой, уселся его в кафе и послушал певца, а затем отправился дальше.
Мне не нравится, когда повествование тупо следует намеченным курсом, а такие эпизоды показывают, что истории – отчасти случайный процесс: вот, мужик просто так заглянул в бар, пропустил стакан, послушал песни и почувствовал себя лучше.
Я полагаю, что это придает книге фактурность. Антураж приобретает объем, и можно использовать дополнительные краски, рисуя героя, показать, что он любит.
 |
В романе больше простора, не приходится пихаться локтями. Необязательные сцены прокатывают, пока они крепко связаны с основной канвой повествования. Тогда говоришь себе: «Да, эта сцена не толкает вперед действие, зато позволяет подробнее рассказать о жизни персонажа».
Я предпочитаю все же рассказы – за исполнительское мастерство, сжатость, лаконичность. Как сказать все сразу, имея в распоряжении немного.
(Обращаясь к Джейн: Я никогда тебя не спрашивал. А что предпочитаешь ты, романы или рассказы?)
Джейн: Я в целом согласна с Роджером. Только смотрю на эти вещи немного по-другому. Некоторым историям необходимо пространство, которое дает только роман. Иначе просто не отдашь им должного. А другие истории хороши как раз для рассказа, и если их раздуть до размеров романа, получится уныло.
Вами написано несколько вещей в соавторстве. Что Вас побудило пойти по этой стезе?
Первая моя вещь в соавторстве – просто счастливое совпадение. Она написана вместе с Филипом К. Диком. Я считал, что Дик очень интересный писатель, и откликнулся на предложение издательства. На тот момент у Фила уже несколько лет был творческий кризис. Я написал несколько глав и отправил ему; он переборол кризис, ему понравилось написанное мной и захотелось самому написать пару глав. Что он и сделал. Я, как подошла очередь, написал свои – и мы так и перебрасывались, пока не закончили вещь.
Фред Саберхаген – мой старый друг. Я впервые с ним встретился в 1961 году, а тут несколько лет назад мы бродили вместе по зоопарку. Остановились у клетки с жирафом. Фред на меня посмотрел и спросил: «Хочешь, напишем вместе что-нибудь?» Так появились «Витки».
Фред – преданный поклонник Эдгара Алла По и празднует его день рождения каждый январь. Так что, немного спустя он предложил написать книгу о По. Я сказал: «Конечно, почему бы и нет?», — и сел читать По, всё то, с чем я еще не был знаком.
Метод написания был, впрочем, немного другим. Фред очень хорош в набросках: я мог взять его «конспект» и довольно быстро настучать главу на печатной машинке. Затем обычно я отправлял результат трудов Фреду, он правил текст, пока я работал над следующим «конспектом». Спустя какое-то время у нас была готова книга.
Теперь Роберт Шекли. Мне всегда было интересно его чувство юмора, странное, ни на что не похожее. Нас свел вместе мой агент, сказавший, что может получить хороший контракт на три книги в соавторстве. Мы обмозговали это и согласились. Роберт заметил, что не силен в набросках и конспектах, но я уже столькому научился у Фреда, что предложил: «Давай, я дам тебе несколько идей на выбор, ты остановишься на наиболее понравившейся. Я сделаю набросок, ты на его основе напишешь черновой вариант, а я подправлю». Так мы и поступили.
Так что неудобств с соавторством не возникает. И я из любого сотрудничества что-то выносил для себя.
Последнее соавторство на сегодняшний день – завершенный мною роман Альфреда Бестера. Он работал над ним прямо перед смертью. Я всегда восхищался Бестером и подумал: «Я конечно могу взяться за что-нибудь коммерческое, но второго шанса закончить книгу Бестера у меня не будет никогда».
 Роберт Силверберг и Дэймон Найт |
Роман называется «Психолавка», он о магазинчике в Риме, где можно разменять те части вашей души, которыми вы недовольны и хотите заменить. И у магазинчика – не могу не поведать – довольно необычный владелец.
Бестер написал девяносто две страницы и всё. Еще, кажется, четыре из этих девяноста двух утеряно. Я отнесся к этим страницам как к эксперименту с «черным ящиком». Что-то произошло, а мне просто нужно было додумать, куда я хочу направить повествование.
Как и в случае с Филом Диком, я подхватил повествование посредине предложения. Хотелось бы надеяться, что сработало.
[Вопрос из зала:] Почему Бестер остановился посреди предложения?
Бестер был в очень плохой форме. Он продолжал работать только ради того, чтобы отвлечься от боли. Он был странным, у него не осталось живых родственников. Каждый вечер он останавливался в одном баре выпить пива. У него была маленькая ферма в округе Бакс, Пенсильвания, и квартира на Манхэттене. Так вот, каждый вечер он заходил в бар и болтал с барменом. После того, как Бестер умер, бармен обнаружил, что назначен его единственным наследником. Кажется, это единственный человек, с кем Бестер регулярно разговаривал.
Писательство – порой одинокое ремесло.
Вы когда-то сказали, что сюжет первого Пятикнижия Амбера сложился у Вас в голове еще до того, как Вы сели за машинку. Вы не были удивлены тем, насколько масштабным получился проект?
Да, я думал, что будет одна книга, возможно с сиквелом. У меня не было ни малейшего представления, чем обрастет история, насколько затянется. Впрочем, я бы еще разок замахнулся на такой объем, может даже побольше.
Вы ловили кайф, работая над «Дверьми в песке»?
Да! Это одна из пяти моих самых любимых вещей. Возможно, потому что это моя первая юмористическая вещь. Мне она очень нравилась. Пока работал, периодически покатывался со смеху.
Джейн: Он смеется над собственными шутками.
А что такого, если они хорошие и, особенно, если я их раньше не слышал?
Джейн сначала не понимала этого. Она слышала бормотание и понятия не имела, что я шепотом репетирую диалоги, пока сижу за машинкой.
Джейн: Это он так оправдывается, что разговаривает сам с собой вслух.
«Дорожные знаки», одна из Ваших выдающихся работ. В ней очень интересная фабула. Вы не задумывались над возможностью написать продолжение?
Нет. «Дорожные знаки» выросли из идеи футуристической писательской конференции, которую организует фанат маркиза де Сада. Ради этого и был написан роман. Тогда маркиз вынужденно покидает эту конференцию и ворует рукописи из писательского загашника. Что бы Вы почувствовали, если бы прилежно работали над текстом, сдали его и получили отказ в публикации – от маркиза де Сада? Мне очень нравится эта идея. Наверное, в отношении меня это о многом свидетельствует.
Вы говорили, что предпочитаете «Придающего формы» «Хозяину снов». Почему?
Чтобы опубликовать в F&SF «И зови меня Конрадом», приходилось кромсать текст. Я был очень расстроен, когда обнаружил, что издатели сохранили некоторые купюры, публикуя роман в твердой обложке. Я годами не был в курсе, что не хватает нескольких сцен, пока за книгу не проголосовал книжный клуб любителей фантастики. Тогда издатель заметил, что журнальная и книжная версии не совпадают, и попросил меня пройтись еще раз по тексту и составить каноническую версию.
С «Придающим формы» вышла обратная ситуация. Мне очень нравился рассказ. Деймон Найт тогда был уверен, что сможет прогнуть довольно большое издательство на публикацию «Придающего» в виде полноценного романа, в твердом переплете. Что тогда было довольно престижно.
Так что, ради того, чтобы увеличить объем, я добавил несколько сцен. С точки зрения эстетики, это не дело, но речь шла о хороших деньгах, а мне они были нужны. Так что я внес несколько сцен, которые замышлял изначально, и еще несколько – по поводу которых я отнюдь не был в восторге.
Результат я показал Деймону. Он отправился на переговоры с издательством, которому новая версия не понравилась, в отличие от изначальной. Мой агент продал потом этот роман кому-то еще.
Если уж я пишу текст, который мне нравится, деньги становятся крайне желательным фактором. Тут не только корыстный интерес, это еще и вопрос потраченного времени.
Я попал в такую же ситуацию с «Долиной проклятий». Пришлось расширить изначальную версию, которая мне нравилась больше. Мне не было особого дела до фильма, но свой заработок я получил.
[Вопросы из зала]
Назовите пять самых любимых – Ваших – произведений.
«Этот бессмертный», «Князь света», «Двери в песке», «Глаз кота» и последний роман – «Ночь в одиноком октябре».
Часто бывает так, что Вы работаете сразу над несколькими проектами?
Часто. Если не идет работа над рукописью большого-пребольшого романа. Не говоря уж о том, что в любой мне могут предложить написать что-нибудь для антологии с понравившейся мне идеей. Я бы никогда таким не побрезговал.
Спасибо за интервью.
P.S. Спустя несколько месяцев после этого интервью Роджера Желязны не стало. Это стало шоком для посетителей конвента: писатель редко говорил о болезни…
 |
(1) Доктор Сьюз (настоящее имя Теодор Сьюз Гайзел, 1904 – 1991 гг.) – американский писатель, поэт, сказочник. Автор «Зеленых яиц с ветчиной» (1960), «Гринча, который украл Рождество» (1957) и др.
(2) Amazing Stories – американский бульварный журнал, издававший фантастику. Выходил в период с 1926 по 2005 гг. Среди авторов – Айзек Азимов, Урсула Ле Гуин, Томас М. Диш, Роджер Желязны. (см. ниже).
(3) Fantasy and Science Fiction – американский журнал дайджест-формата. Выходит с 1949 г. Печатал Теодора Старджона, Рэя Брэдбери, Ричарда Матесона и др.
(4) Голдсмит, Циля (1933 – 2002 гг.) – редактор журналов Amazing Stories (1959-1965), Fantastic (1958-1965) и др.
(5) Фрост, Роберт (1874 – 1963 гг.), Сандбург, Карл (1868 – 1967 гг.) – американские поэты, оба – лауреаты Пулитцеровской премии.
(6) Джанифер, Лоренс (1933 – 2002 гг.) – американский фантаст. Вместе с Рэндаллом Гарреттом, другим фантастом, был номинирован на Хьюго под совместным псевдонимом «Марк Филипс».
(7) AvoNova – американское издательство. В 1998 году прекратило существование.
Перевод выполнен по http://www.roger-zelazny.com/repository/phlogiston_...
цитировать
свернуть ветку
