Очередной фрагмент интереснейшего обзора Агнешки Хаски/Agnieszka Haska и Ежи Стаховича/Jerzy Stachowicz в серии «Из чулана» (то есть оттуда, где хранится нечто подзабытое, потерявшее актуальность, но тем не менее полезное), носит название:
ЖЕЛТЫЕ из ЧУЛАНА, или У СТРАХА РАСКОСЫЕ ГЛАЗА
(Żółci z lamusa czyli starch ma skośne oczy)
В начале 1920-х годов Польшу охватило совершенное безумие новой игры, которую шутливо называли китайским способом завоевания мира. Корнелий Макушиньский/Kornel Makuszyński писал в заметках “Wycinanki”: «…людская кожа пожелтела, вся жизнь похожа на яичницу, такое все очень китайское. Маджонг в каждом доме, и вскоре не поздоровится тому, кто не умеет в него играть! (…) Отец отречется от сына, мать – от дочери, дети – от родителей, прислуга – от хозяев, любовник – от любовницы, преступник – от полицейского, издатель – от писателя, избиратель – от депутата. (…) Умирающий отец оставит в наследство детям лучшую тактику игру в маджонг, дочери будут получать ее в приданное, как исконный рецепт торуньского пряника – сто сорок четыре маджонговские кости».
Китайская угроза, не обязательно заключавшаяся в победном шествии маджонга по западным странам, воспринималась в начале ХХ века целиком всерьез, а страх перед азиатами, являвшийся одним из основополагающих сюжетных линий популярной культуры того времени, известен ныне под определением «желтая опасность» или даже «желтый ужас».
Раскосые черные глаза вглядываются в даль
Вопреки видимости, началось все это с Соединенных Штатов Америки, где под конец XIX века начало резко возрастать количество китайских иммигрантов, что вызвало неприязненную реакцию общественного мнения, а также страх перед потоком «желтых» и в результате привело к законодательному ограничению иммиграционной квоты для азиатов в 1882 году (с 30 тысяч до 105 человек в год).
Лавинообразное увеличение количества иммигрантов-китайцев привело также к соответствующему расширению погромной деятельности Ку-клус-клана на эту часть общества. Кстати говоря, значительную роль в создании этого психоза играла пресса, в особенности газеты, издававшиеся концерном Херста. Тем временем возрастающая мощь Японии, восстание боксеров и, наконец, сражение под Цусимой породили страх в Европе.
Изобретение термина «желтая опасность» приписывается императору Вильгельму II, который даже заказал картину, на которой Германия и другие страны Европы готовятся к сражению с подлетающим к ним Буддой.
Эта тема была очень быстро подхвачена поп-культурой: наряду с соответствующими рассказами, массово печатавшимися в пальповых журналах, и одним из романов Джека Лондона, довоенным символом страха перед желтыми стал демонический доктор Фу Манчу (и его усы), известный по романам Сакса Ромера.
Самой известной предвоенной польской реализацией этого сюжета является, разумеется, роман “Nienasycenie/Ненасытность”Виткация (Witkacy), опубликованный в 1930 году.
В этом романе китайская армия вторгается в Польшу и захватывает в ней власть. Однако сюжет с вторгающимися в Европу азиатами прочно угнездился в фантастических романах, издававшихся в серии “Biblioteka Groszowa”, где жуткие кровожадные желтые начисто вырезают белых, а на этом фоне разыгрываются еще более жуткие любовные драмы.
Вот твой азиат!
Наиболее эпический образ борьбы Европы с «исполинским Востоком» рисует Стефан Барщевский (Stefan Barszczewski) в знаменитом романе “Czandu/Чанду” (1925).
В этом романе объединенную и цветущую Европу атакуют бесчисленные орды азиатских техноварваров на самолетах и дирижаблях. Однако прежде, чем дело доходит до решающей битвы, азиаты особым способом захватывают весь наш континент. Этот способ можно назвать демографическим: «…все большим потоком через края азиатской чаши начал переливаться избыток этой народности». В конце концов этот поток докатывается до надвислянского края. «Дошло до того, что это великое множество азиатов наложило на Варшаву специфическое пятно, как некогда множество “халатных” евреев». Среди миллионов мирно настроенных переселенцев находятся, разумеется, жестокие люди, которые с умилением вспоминают времена Чингиз-хана. Будучи объединенными в таинственной Организации курильщиков опиума, они не только предаются запретным наркотическим развлечениям, но в добавок к этому похищают людей, гипнотизируют их и терроризируют, используя телепатию. К ужасу миролюбивых «белых дьяволов» жуткие желтые добиваются своей цели, похищая дочь евродепутата Знича и ввергая этим весь мир в острый конфликт. Несмотря на усилия правительств азиатских государств, в этих странах вспыхивает антиевропейская революция, «разгорающаяся под лозунгом “Вперед на Запад, в Европу!”»
Первой, к тому же без борьбы, сдается Россия – «всегда пассивное, порабощенное, полумонгольское население России не стала сопротивляться и вступило в переговоры с захватчиками!» Легко угадать, на кого свалилась вся тяжесть обороны и кто обладает лучшим надлежащим опытом борьбы с восточными агрессорами. «Польша в очередной раз выступила наружной крепостной стеной арийской расы». К сожалению, противник не только силен, но и вооружен современным оружием, Польша не в силах с ним справиться. Она уже готовится признать очередное поражение, но тут на выручку приходит извечный и великолепный союзник – Соединенные Штаты. Этот союз непобедим, и зло оказывается побежденным свободолюбивыми народами, являющимися оплотом демократии.
Пойманных белых жарили на открытом огне
Подобную реализацию сюжетов борьбы огромных белых и желтых армий мы находим у Вацлава Незабитовского (Wacław Niezabitowski) в романе “Huragan od Wshodu/Ураган с Востока” (1928), который начинается так же, как и «Протоколы сионских мудрецов».
На тайном съезде множества индийских браминов, а также представителей Японии, Китая, Монголии, Аннама (нынешний Вьетнам), Тибета, Сиама и Кохинхины планируется поход на Запад, «чтобы обрушиться могучим, сносящим все преграды ураганом на ненавистные Европу и Америку, на этот белый, лишенный благородных идеалов мир, единственным девизом которого были, есть и всегда будут деньги, единственной целью – наслаждение жизнью, а единственным путем к этой цели – обман и эксплуатация». Такое столкновение с Востоком угрожает, конечно и Польше, внешней крепостной стене цивилизации и всего прочего – поэтому нет ничего удивительного в том, что британская разведка, живо интересующаяся происходящим, подключает к разведывательным действиям польского военного атташе, знаменитого кавалериста, майора Кароля Претевича. У Претевича есть, правда, слабость – он страстно любит панну Озари Асако (в его оправдание можно, однако, сказать, что девушка, хоть и является представительницей враждебного народа, похожа скорее на англичанку, чем на японку), но, несмотря на это, он энергично выполняет свое задание. Однако предотвратить войну не удается – во второй части книги «миллионные орды желтых полностью вырезали всех белых в Азии». Советский Союз охотно становится на сторону азиатов, и Военсовет европейских государств из последних сил обороняется на линии фронта, протянувшейся от Мурманска до устья Днепра, причем главное командование осуществляет, разумеется, польский верховный Начальник.
Наступает, наконец, день великой битвы, разыгрывающейся где-то между Волгой и Двиной, в которой кавалерийские дивизии, ведомые Претевичем, обрушиваются на желтую орду. Желтые, разумеется, терпят поражение на всех участках фронта. Панна Асака, вынужденная сражаться против возлюбленного, может, наконец, перейти на правильную сторону, а ординарец майора с радостью кричит: «Убирайтесь, желтки, прочь! (…) Наш Дедушка не столь кровожаден… наcтучал вам про шеям, ну и все на этом! Валите домой!»
Будьте спокойны, верьте! Враг сюда не дойдет, нам на помощь спешит уже Америка!
Чуточку измененную версию мы можем найти в приключенческом романе Марека Романьского (Marek Romański) «Miss o szkarlatnym spojrzeniu/Мисс с пурпурным взглядом» (1930), действие которого разворачивается в США.
На этот раз уже самой Америке грозит опасность, которую один из офицеров разведки характеризует следующим образом: «Враг сидит за океаном, это враг Америки и враг белой расы! (…) У него раскосые черные глаза, и он старательно украшает стальные крейсера гирляндами из пушек». И это опять-таки японцы являются средоточием зла.
Впрочем, изложенный в книге событийный сценарий частично сбылся в недалеком будущем. В книге японцы нападают на Гавайи, а их германские союзники в это же время посылают в Атлантику флот смертоносных суперцепеллинов. Тем же временем в самой Америке разворачивает преступную деятельность V колонна, террористическая организация под названием Заговор Слепого Джона, которая взрывает все, что попадается под руку и убивает членов президентского кабинета. Одним из руководителей этой организации является доктор Хайякава, который собирается уничтожить тысячи американцев новым бактериологическим оружием – атакующими мозг бактериями с привлекательным названием Cerebritus. Разумеется, он декларирует теорию доминирования желтой расы: «Слишком долго правил белый человек, слишком долго белая раса верховодила на всем земном шаре». Однако детектив Макгреди и его польский помощник Отоцкий разрушают планы заговорщиков, а американские летчики под командованием генерала Чарльза Линдберга (да-да, того самого Линдберга) разбивают войска агрессора.
Поднимутся неисчислимые орды ниппонских воителей
Наравне с войной с накатывавшимися с Востока ордами, доминировавшей в популярной литературе, предлагался также евгенический вариант решения желтой проблемы. Кстати говоря, отнюдь не с потолка взятый – один из лидеров американской евгеники, Лотроп Стоддард, писал в своих книгах об угрозе дегенерирования белой расы желтой расой и постулировал наряду с другими евгенические способы противодействия этой угрозе. Этот мотив появляется в романе "Bunt w krainie maszyn/Бунт в стране машин” (1928) Михала Русинека (Michał Rusinek), где «десять миллиардов человек живет, правда, в великолепных современных городах, но не имеет в достатке хоть чего-то съестного, чем можно было бы наполнить изголодавшиеся желудки. Эти десять миллиардов пока кормит с огромным трудом мать-земля, высасываемая со всех сторон – как старая, облепленная поросятами свиноматка, но у нее вот-вот пропадет молоко, и тогда миллиарды отпрысков с яростью набросятся на тело родительницы, безуспешно кусая пустые соски».
Особую опасность для окружающего мира представляет собой перенаселенная сверх всяких пределов, оглупляющая своих граждан опиумом и кокаином Восточная Страна Машин. Правда, Великий Мировой Совет, аналог Лиги Народов, пытается решить проблему, повышая размер пищевого пайка, но некоторые из членов Совета считают, что ситуация требует применения более радикальных мер. Навстречу их чаяниям выходит безумный ученый Митра, открывший в своих лабораториях новый элемент, названный «частицей священного огня», который, будучи источником «смертоносного эфирного излучения», превращает все больные и вырожденные организмы в пепел. Впрочем, первой жертвой сей «частицы» падает ассистент доктора, сифилитик Шавила. Митра, вместе с японским депутатом Мирового Совета, основывает фирму, которая подряжается поставить в городах всего света фонари, испускающие эти убийственные лучи. Падают первые жертвы – тут, однако, выходит на явь, что Митра реализует тайный план, целью которого является истребление только азиатской части человечества (в том числе его покровителей), чтобы Славянские Соединенные Нации со столицей в Свантевидграде перестали «там, на родимых равнинах, трястись от страха перед подступающим уже к их рубежам желтым потопом». Этот план рушит, однако, невеста Митры с приятным именем Луна, действующая в соглашении с негром Довром. В конце концов обитатели Востока избегают гибели, а вся эта история оказывается болезненным бредом Ежи Пастернака, единственного выжившего после взрыва в университетской химической лаборатории.
Чего еще страшнейшего им день грядущий принесет?
Китайцы уже издавна крепко держатся и строят планы покорения мира, хотя ныне борьба ведется не на военном, а на текстильно-обувно-игрушечном фронте.
Культовый страх перед желтыми в западной культуре усилился, понятное дело, в годы Второй мировой войны, а в послевоенном мире поленья в костер подбросили помимо прочих Роберт Хайнлайн своей «Шестой колонной» и зловещие азиаты из фильмов о Джеймсе Бонде. Не забыл о поддержании огня и Самюэль Хантингтон, сочиняя знаменитое «Столкновение цивилизаций». Ближайшее сражение – на этот раз спортивное — уже в августе.
11. Очередная статья Агнешки Хаски/Agnieszka Haska и Ежи Стаховича/Jerzy Stachowicz о ретрофантастике носит название:
СУМАСШЕДШИЙ из ЧУЛАНА, или ИДЕИ СТАНИСЛАВА ШУКАЛЬСКОГО
(Szaleniec z lamusa czyli pomysły Stanisława Szukalskiego)
В 1926 году польский художественный мир испытал потрясение. Непосредственным виновником этого события был проект памятника Адаму Мицкевичу в Вильно, согласно которому образ нашего великого поэта-пророка представляло его возлегающее на ступенчатой пирамиде (взятой живьем из искусства доколумбовой эпохи), обнаженное тело, кормящее орла сочащейся из сердца кровью. Орел, в свою очередь, восседал на радужной дуге, распростерши крылья над фигурой Мицкевича.
Впрочем, великий поэт был похож на самого себя лишь фасадом (и может быть, страданием за миллионы), а общее впечатление великолепно отражает описание читателя газеты “Ekspres Wileński”: «…на памятнике сидит человек, с которого содраны и одежда, и кожа, в чью спину вцепился когтями вампир, просунувший чудовищную шею этому голышу под мышку и вонзивший клюв ему в сердце, высасывая оттуда кровь. Страдалец, скривившись в жуткой гримасе, взывает ногой о помощи и мести. Бррр…» Автором этого шокирующего произведения был СТАНИСЛАВ ШУКАЛЬСКИЙ, называвший себя СТАХОМ из ВАРТЫ, скульптор, архитектор, националист, антрополог-любитель, а прежде всего эксцентрик, склочник и попросту (не побоимся этого слова) фантаст.
На поприще житейского чудачества он мог бы на равных соперничать с самим Лавкрафтом и, похоже, победил бы его нокаутом, хоть и оставил после себя сравнительно мало сочинений, в том числе «Дзеяву в 10 одмрочах/Dziejawa w 10 Odmroczach»
ну и… 42 тома теоретических размышлений о "мацимове/macimowa" и «зерматизме/zermatyzm».
В самом большом зале …пугает
СТАНИСЛАВ ШУКАЛЬСКИЙ происходил из семьи известных промысловиков-чудаков, поселившихся в Варте. Рассказывают, что уже его дед, Кацпер, имел собственный, неповторимый стиль жизни, от которого у соседей мурашки бежали по коже. Однажды, действуя в рамках народной медицины, он помог своему сыну перенестись в мир иной, собственноручно ампутируя ему ногу. Отец продолжил традицию, странствуя по миру в поисках пропитания и приняв активное участие в Англо-бурской войне. Сам Станислав, родившийся в 1893 году, покинул родные пенаты в возрасте десяти лет, когда отец вернулся из Африки. Вся семья в конце концов осела в Чикаго. Но юный Стах, талантливый самородок, вскоре вернулся в Польшу, чтобы учиться в Краковской академии изящных искусств.
Он быстро дал там о себе знать как нарушитель академических порядков и обжора; один из его тогдашних коллег вспоминал, что ШУКАЛЬСКИЙ, «расплатившись в пансионате за проживание и питание, все оставшиеся деньги спускал на шоколад». Он прославился также тем, что однажды съел за один присест все блюда, предлагавшиеся в меню вегетарианской столовой «Zdrowie/Здоровье». Несмотря на то, что ШУКАЛЬСКИЙ неустанно конфликтовал с преподавателями, он завоевывал награды за лучшие студенческие работы, которые (работы) затем выставлялись на местных выставках.
В 1912 году он вернулся в Соединенные Штаты, где его мастерская стала центром светской жизни для чикагской богемы (а в особенности творческой группы с привлекательным названием «Клуб маринованного огурца»), а сам ШУКАЛЬСКИЙ – виновником очередных скандалов, связанных с избиением критиков. В 1923 году художник, пользуясь финансовой поддержкой новообретенной жены, а точнее ее папаши, отправляется в Европу. Там он покупает дом в Казимеже-Дольном, а также дом во Франции, но пять лет спустя оседает в Кракове. Помимо выставок и создания новых скульптурных и архитектурных проектов, он неуклонно работает над своей репутацией, ввязавшись в 1929 году в очередную авантюру, имевшую далеко идущие последствия. На этот раз целью художника оказался культурный мирок Кракова. При открытии своей выставки во Дворце искусств он произнес речь, в которой обрушился на всех и каждого, в частности на профессоров Академии изящных искусств, в том числе на ее ректора Адольфа Шишко-Богуша, которого обозвал «разбогушившимся вавельским волом». Краков взбурлил, а после переноса выставки в Варшаву и в национальной прессе разразилась буря; сторонники и противники ШУКАЛЬСКОГО перебрасывались статьями и листовками, а сам художник самодовольно наблюдал за происходящим, поскольку на выставку стекались дикие толпы.
Самодовольство ШУКАЛЬСКОГО не омрачалось тем фактом, что в результате всего этого он был подвергнут остракизму со стороны общества и брошен своей женой – вскоре после развода он женился на гувернантке своей дочери. Это событие также собрало вокруг него кружок молодых художников, который впоследствии положил начало «Племени шукальщиков герба Рогатого Сердца». Название группы произошло из фразы в письме, которое художник отправил одному из них, исключенному из Академии художеств за поддержку ШУКАЛЬСКОГО; «Мой психический герб: рогатое сердце. Если вам нравится такой герб, сделайте себе значки – серебряные и красные». (Впрочем, рога — вообще важная деталь облика персонажей его произведений. W.)
Вскоре шукальщики, очарованные творчеством Мастера, стали организовывать еженедельные встречи, где представляли свои работы и обсуждали славянство; позже, по примеру ШУКАЛЬСКОГО он же СТАХ из ВАРТЫ, они изменили имена на другие, лучше, по их мнению, звучащие, такие как Мариан из Кшешовиц (Мариан Конарский), Праковит из Рыглиц (Вацлав Боратыньский), Славеслав из Жолыни (Францишек Фрончек) или Курханин из Слоцины (Станислав Глива). Группу возглавлял вождь племени, выдвинутый на эту должность Учителем, вручившим ему серебряный индейский браслет с бирюзой; соплеменники также получили от СТАХА декоративное кольцо, которое должно было быть передано следующему принятому в племя художнику, но оно быстро сломалось. Помимо участия в дискуссиях и выставках, шукальщики издавали журнал «Krak/Крак», в котором нападали на затхлое художественное сообщество, а СТАХ из ВАРТЫ обзывал академических художников и критиков «сборищем организованных невежд и хулиганов Запада».
Критики, впрочем, не остались ему в долгу, написав, что они «сыты по горло собственным хамством и не нуждаются в импорте из Америки».
Я отвергаю все авторитеты
В 1930–1936 годах ШУКАЛЬСКИЙ вновь пребывал в Штатах; сойдя с палубы теплохода «Пилсудский» в Гдыне вместе с «соплеменниками», он вскоре развязал новые скандалы, которые закончились двумя судебными исками о клевете и сожжением всего тиража каталога выставки.
Однако, занимаясь общественной жизнью, он находил время для художественной деятельности; благодаря покровительству силезского воеводы Михала Гражиньского он создает скульптурные проекты (в том числе монументального памятника Болеславу Храброму
и саркофага Юзефа Пилсудского).
Все более радикальный в своих взглядах (и даже названный кандидатом на пост первого «Гитлера польской культуры и искусства»), он изобретает Духтыну (Duchtyna) — культовое место для всего народа, построенное у подножия Логова Дракона (Smocza Jama) (где отдавали бы дань уважения Пилсудскому-освободителю и статуе Святовида в виде огромного коня, в седле которого сидят Маршал, Казимир Великий, Коперник и Мицкевич).
Идея Духтыны была неразрывно связана с новой, славянской и улучшенной Польшей II и Неуропой (Neuropa), мирными общественно-государственными организациями, созданными после исключения из Европы (впрочем, не конкретизированного) таких стран, как Англия, Франция, Италия и Германия, и символизируемой перевернутой свастикой, названной ШУКАЛЬСКИМ «Гамадионом». Он также пытается основать «Дом творца», школу для молодых художников, и Союз молодежи, организацию, которая будет способствовать перестройке польского государства; ее члены должны были носить льняные рубашки синего цвета или, по меньшей мере, «маленькие белые пуговицы». Он также разработал логотипы Toporł и Topokrzyż – последний должен был стать символом организации, которую он назвал «Gospodarczą Organizujemy Jedność/ Организуем Экономическое Единство» (т.е. GOJ), и использоваться для обозначения польских магазинов (потому что закон запрещал маркировать еврейские магазины). Однако даже у националистов из журнала «Prosto z mostu/Без обиняков» были большие проблемы с Шукальским и его творчеством.
В 1936 году была опубликована статья, в которой всерьез обсуждалась идея о том, что, может быть, следует заказать у ШУКАЛЬСКОГО проект, достойный его таланта, если он пообещает, помимо прочего, что ни одна из фигур не будет больше колонны Сигизмунда, что число глаз, рук и ног будет равно числу 2, что «ни один национальный герой не будет иметь другого ни в спине, ни в животе или вообще где-нибудь, что ни один национальный герой ниоткуда не высунется и не выползет из кого-то другого, что сама Польша не выпрыгнет у него ни из головы, ни из сердца, ни из печени, ни из селезенки, ни вообще откуда-нибудь», и что ни у одной из фигур не будет хвоста.
Тем временем ШУКАЛЬСКИЙ, сочиняя письма своим ученикам, изобретает собственный шрифт и проявляет необычайное чувство словообразования. В конце концов он, вероятно, приходит к выводу, что его видение польскости нуждается не только в художественном, но и в литературном выражении.
В результате в 1938 году он создал и опубликовал псевдоисторическую драму под названием «Krak syn Ludoli», которая на его причудливом языке называлась «дзеявой/dziejawa».
Во введении (предисловии) автор объясняет, что славяне совершили ошибку, позволив навязать себя христианскую культуру – у них больше нет своих мифов и обычаев. Таковые нельзя воспроизвести, но можно воссоздать из сохранившихся крошек для обучения будущих поколений. Именно такую цель ставит перед собой СТАХ из ВАРТЫ, рассказывая свою версию истории Крака «молодым славянам во исполнение их расового предназначения». Язык и стиль работы еще более причудливы, чем в его ранних работах, и в то же время прочно укоренены в традиции «Молодой Польши». Вышеупомянутые «одмрочи» — это нечто вроде актов пьесы: «каждое из одмрочей выходит из темноты и в темноте же скрывается». Мы знакомимся с древней историей славян Малой Польши, где народ порабощен жестокими дряхлыми жрецами нового, чуждого бога Хье Ве (Hjeh Weh): Безрукого Глупца и Безголового Черного Дрозда. Эти жестокие люди пугают людей фальшивым драконом, символом страха. Им противостоит Крак, сын кузнеца, и его соратники – молодые люди. Именно они восстанавливают веру в старого доброго СвятОвида ценой жизни своего лидера. Эта фантастическая сказка также должна аллегорически изобразить ситуацию борьбы Рогатых Сердец под предводительством Крака-СТАХА со старыми слугами Запада за новую славянскую культуру и новое искусство.
Пьеса писалась, когда ШУКАЛЬСКИЙ уже сидел на «чемодане муссового выбленды» (“na walizce musowego wyblędy”). Войну он провел в Калифорнии, где и жил до своей смерти в 1987 году, посетив Польшу лишь однажды, в 1957 году.
В 1940 году он начал заниматься своего рода антропологией слова, когда, слушая сообщение военного времени из шведского города Бохуслана, заметил, что название звучит подозрительно по-польски. В результате он изобрел теорию «зерматизма». Согласно этой теории, первые люди зародились на острове Пасхи, а после наводнения, затопившего его, создали новую цивилизацию в швейцарском Церматте.
В то время они говорили на одном универсальном языке – «мацимове/macimowa» (материнская речь), которая в результате миграций народов становилась все более дифференцированной, пока не привела к тому, что стало трудно распознавать общие корни. Вот самый интересный момент теории: «эта древняя «мацимова» — просто обычный польский диалект, но его форма настолько архаична, что в нем нет даже элементарной грамматики». Большинство названий городов, стран, рек и т.д., являются трансформированными словами «мацимовы». Это приводит к удивительным этимологическим выводам. Вот небольшой пример: “Вавилон (Babylon — Baby Lon – «Малыш Лон») показывает, что первая община была посвящена «Лону Старухи», которая была олицетворением острова Пасхи (в древности его называли Матавери или «Мать Веры»)”. За прожитые в безвестности годы он написал 42 тома сочинений на эту тему с 14 000 иллюстраций, которым дал название, как он сам говорил, «робко-напыщенно»: «Мне принадлежит весь мир».
СТАХ из ВАРТЫ скоропостижно скончался в возрасте 94 лет, возможно, из-за посещения супермаркета несколькими днями ранее, во время которого с ним произошел небольшой (как тогда казалось) несчастный случай. Его прах был развеян друзьями на острове Пасхи. Перед смертью он при деятельной поддержке своего друга Гленна Брея успел выпустить альбомы с репродукциями результатов своего творчества и вновь появиться в американской поп-культуре. Его большим поклонником (и спонсором одной из выставок) является некий Леонардо Ди Каприо (здесь ниже вы можете видеть малыша Леонардо на руках у художника, это снимок 1983 года),
а члены рок-группы “Tool” вдохновляются его скульптурами не только при оформлении обложек своих музыкальных альбомов.
56. “Książe Józef Poniatowski/Князь Юзеф Понятовский” (1933);
57. “Jan III Sobieski/Ян III Собеский” (1933);
58. “Pilsudski/Пилсудский” (1933);
59. “Jadwiga i Jagello/Ядвига и Ягелло” (1934);
60. “Stefan Batory/Стефан Баторий” (1934).
Эдмунд Крюгер был ярким и убежденным пропагандистом скаутского движения в Польше. Некоторые из cоставленных и отредактированных им книг на эту тему изданы в современной Польше в виде репринтов.
1. “Stac murem, nie dac sie ruszyć: Słów kilkoro w kwestji niemieckiej/Стать стеной, не дать себя сдвинуть. Несколько слов по немецкой проблеме” (2010);
2. “Ofiary. Opowiаdania historyczne z roku 1846/Жертвы. Исторические рассказы из 1846 года ” (1910, 1921);
3. “Gwiazdy Polski: Jan Dekart, Stanisław Małachowski/Польские звезды: Ян Декарт, Станислав Малаховский” (1910);
4. “Witoldowi synowie. Opowieść historyczna/Витольдовы сыновья. Исторический роман” (1911);
5. “Ze świata czarów/Из мира волшебства” (1911; переизд. “Świat czarów”);
6. “Kwiat paproci: Komedyjka w 2 aktach/Цветок папоротника: комедия в 2-х актах” (1911);
7. “Potomek hetmański. Opowieść historyczna/Потомок гетмана. Исторический роман” (1912);
8. “W obronie bogów/В защиту богов” (1912);
9. “Aż do zgonu/Аж до смерти” (1913);
10. “Przed wiekami/Предвечное” (1914);
11. “W roku Grunwaldu. Opowiadanie historyczne/В год Грюнвальда. Исторический рассказ” (1914);
В только что выложенном эссе Агнешки Хаски и Ежи Стаховича шла речь о романах Эдмунда Езерского и Януша Крука. А в иллюстративном материале проскочили фотографии, на которых роман «Электрические люди» приписан то Я. Круку, то Эдмунду Езерскому, а то и вовсе некоему Эдмунду Яну Крюгеру. Ошибочка вышла? Ан нет! Alles ist in Ordnung – дело в том, что Эдмунд Езерский, Януш Крук и Эдмунд Ян Крюгер – это один и тот же человек, точнее первые два — это литературные ипостаси третьего. Поговорим о нем подробнее…
ЭДМУНД КРЮГЕР
Эдмунд Крюгер/Edmund Jan Krüger (ноябрь 1881–11 июля 1935) польский журналист и прозаик, автор исторических, фантастических и реалистических повестей и романов, составитель сборников сказок и легенд, переводчик с английского и русского языков.
Родился в ноябре 1881 года в Варшаве в семье варшавского печатника Юзефа Крюгера и Людвики Крюгер (до замужества Езерской). После окончания гимназии работал помощником печатника. В возрасте 17 лет дебютировал в журнале “Bluszcz”, где публиковал новеллы и рассказы. В 1904 --1905 годах сотрудничал с газетами "Kurier Poranny" и "Przyjaciel Dzieci", позже работал конторщиком. С 1922 по 1935 год работал в отделе печати Варшавского правительственного комиссариата. Дружил с моряком и основателем Татранской горноспасательной службы Мариушем Заруским, художником ЮЗЕФОМ МЕХОФФЕРОМ и книжным иллюстратором ЭДМУНДОМ БАРТЛОМЕЙЧИКОМ.
Автор нескольких десятков исторических романов (в т.ч. «Przygody młodego ułana/Приключения молодого улана», 1911;
и современных романов военной тематики («W odmęcie wojny/В гуще войны», 1915; «Dla ciebie, Polska/Для тебя, Польша», 1922).
Писал под псевдонимами Эдмунд Езерский/Edmund Jezierski и Януш Крук/Janusz Kruk. Умер 11 июля 1935 года в Варшаве.
В межвоенный период Крюгер был одним из самых читаемых авторов книг для молодежи, особенно на научно-фантастические темы: «Władca przestworzy/Властелин просторов» (Wyd. М. Arct, 1912, приложение к журналу “Nowy Świat”, 1911; изд. 2 – в серии “Biblioteka Książek Błękitnych”, E. Wende, 1930);
«Zwyciężcy bieguna/Покорители полюса» (Wyd.M. Arct i “Nasz Świat”, приложение к журналу “Nasz Świat”, 1912);
«Cuda wyspy tajemniczej/Чудеса таинственного острова» (Wyd. М. Arct, “Nasz Świat” и приложение к журналу “Nasz Świat”, 1912; изд. 2 – M. Arct, 1913);
«Wyspa elektryczna/Электрический остров» (E. Wende, серия “Biblioteka Książek Błękitnych”, 1925);
Романы Эдмунда Крюгера (Езерского) отсылали к научно-популярной прозе Жюля Верна, творчеству Владислава Уминьского и Эразма Маевского. Они рассказывали о необычайных изобретениях и приключениях ученых, создавших эти изобретения – свидетельства владычества человека над миром и необузданной стихией природы. Специфика фантастических произведений Крюгера заключается в их типично польском характере, заметном как в творениях персонажей, так и в исторических реалиях. Гениальные изобретатели следуют идеальному, в чем-то рыцарскому, романтическому кодексу чести, жертвуя жизнями, чтобы защитить свою страну. Воспитательные предпосылки романов Крюгера (Езерского) не ограничиваются универсальными, популяризаторскими описаниями природы, достижений знаний и техники – они показывают эмоции персонажей, действующих в конкретных социально-политических условиях. «Чудодейственное изобретение» — символ могучей силы, результат знаний и изобретательности инженера, борющегося за независимость Польши, поднимающего страну из руин и пепла войны. Фигура инженера выполняет важные дидактические функции: он становится образцом героя будущего, идеалом для молодого поколения.
Эдмунд Крюгер также является автором нескольких антиутопий, где действие разворачивается в будущем, в которых он полемизирует с общественно-политическими программами того времени, представляя театрализованное и тенденциозно преувеличенное видение пролетарской революции. Полемикой против романа Бруно Ясеньского «Я жгу Париж» является роман «Palę Moskwę/Я жгу Москву» (Wyd. S. Cukrowski, 1930), в котором критикуются предпосылки коммунистической системы.
Аналогичная тема исследуется в антиутопиях «A gdy komunizm zapanuje. Powieść przyszłości/И когда коммунизм победит. Роман будущего» (Wyd. S. Cykrowski, 1927)
и «Wyspa Lenina/Остров Ленина» (Wyd. S. Cukrowski, 1931),
в которых описываются политические условия системы, фракционная борьба и психика людей, вовлеченных в нее. В следующих двух книгах: «Andrzej Żarycz. Powieść — niestety fantazja/Анджей Жарич. Роман – к сожалению, фантазия» (Wyd. S. Cukrowski, 1930)
и «Precz z kryzisem. Powieść – niestety utopia/Долой кризис. Роман — к сожалению, утопия» (Wyd. S. Cukrowski, 1934)
Крюгер подвергает сомнению сущность экономических, политических и экономических шагов Санации и предлагает реформу системы Второй Жечи Посполитой, основанную на предпосылках кооперативной системы. Утопии Эдмунда Крюгера – крайне редкая в Польше форма трактата, рекомендующего метод постепенного социального прогресса – и являются выражением несбывшихся мечтаний автора, сознававшего нереальность своих намерений (см. подзаголовки его последних романов).
Согласно подсчетам «Википедии», литературное наследие писателя составлено 80 романами, повестями и рассказами, 11 переводами с английского и русского языков, а также 16 книгами, в подготовке которых Крюгер участвовал в качестве составителя и редактора.
В Польской народной республике (ПНР) из-за антисоветской направленности некоторых произведений писателя его книги не переиздавались (цензурный запрет), в современной Польше некоторые из них (в том числе фантастические) доступны в электронном виде.
Примечание. При подготовке биобиблиографического очерка широко использовалась соответствующая справка, опубликованная Анджеем Невядовским/Andrzej Niewidowski в апрельском номере журнала “Fantastyka” за 1986 год.
облако тэгов
