В «Путешествии двадцатом» «Звездных дневников» Станислава ЛЕМА Ийон Тихий стал генеральным директором программы ТЕОГИПГИП (Телехронная Оптимизация Главнейших Исторических Процессов Гиперпьютером). Перед ним поставили задачу улучшить Всемирную историю. Причем не только человеческую, но и в целом исправить Солнечную систему и эволюцию жизни на Земле. Под его руководством занималось этим гигантское количество народу. И многое, понятно, шло не так, как планировалось изначально. И в частности, с появлением человечества. Ийон дал указание исполнителю осуществить культурный подход к вопросам пола:
— Что-нибудь вроде цветов, незабудок, бутончиков. Перед самым отъездом на ученый совет я лично попросил его не изощряться, а поискать какие-нибудь красивые идеи. В мастерской у него царил страшный кавардак, кругом торчали какие-то рейки, бруски, пилы – и это в связи с любовью! Вы что, сказал я ему, с ума сошли – любовь по принципу дисковой пилы? Пришлось взять с него честное слово, что пилы никакой не будет.
Исполнитель оказался себе на уме и рассказывал каждому встречному, что у шефа по возвращении глаза полезут на лоб. Так и случилось: «О силы небесные! ... что до любви и пола, то иначе как саботажем это не назовешь. Один только выбор места…»
Не менее парадоксальный, чем ЛЕМ, философ Славой ЖИЖЕК очень любит эксцентричные цитаты классиков. Некоторые из них даже переходят из книги в книгу. Так, например, в «Кукле и карлике» и в «Событии» он цитирует один и тот же фрагмент из «Феноменологии духа» Гегеля:
— Глубина, которую дух извлекает изнутри наружу, но не далее своего представляющего сознания, оставляя ее в нем — и неведение этим сознанием того, что им высказывается, есть такое же сочетание возвышенного и низменного, какое природа наивно выражает в живущем, сочетая орган его наивысшего осуществления — орган деторождения — с органом мочеиспускания. Бесконечное суждение как бесконечное можно было бы назвать осуществлением жизни, постигающей самое себя, а не выходящее из представления сознание его можно было бы сравнить с мочеиспусканием.
На западе эта цитата широко известна. Ее приводит, например, Дьёрдь ЛУКАЧ в «Молодом Гегеле и проблемах капиталистического общества» в связи с неадекватностью представления понятию. Так ее обычно и расценивают: вульгарные материалисты, мол, принимают этот орган как писающий, а истинные философы – как оплодотворяющий. ЖИЖЕК даже каламбурит о последнем как о концепции, намекая на двузначность английского слова «conception» — концепция и зачатие. Но неизменно указывает, что непосредственный выбор в пользу оплодотворения является безошибочным способом пройти мимо смысла:
— Невозможно сразу выбрать «истинное значение», ПРИХОДИТСЯ начинать с «ложного» выбора (мочеиспускания) — а истинно спекулятивное значение возникает только после повторного прочтения как последействие (или побочный продукт) первого, «ложного», прочтения.
Его любимый пример, что современное социальное западное общество не могло бы стать таковым, если бы не испытало ужасов французской революции с ее жертвами ради ложного прочтения идеи: без этого тупикового ошибочного пути на приличную дорогу не выбраться.
У Гегеля, кстати, с чувством юмора все в порядке. Взять хотя бы блестящее его эссе «Кто мыслит абстрактно?». Или остроумный довод в той же главе «Наблюдающий разум» книги «Феноменология духа» по поводу возражающих тезису: «истинное бытие человека есть его действие». По его мнению, те, кто заявляет обратное: бытие-де — это намерения, личность, лицо, «которое должно выражать то, что человек думает относительно своих действий», рискуют получить ответ, который покажет, что это их лицо не само по себе, а предмет воздействия.
Что же касается вышеупомянутого двуединого органа, то на его принципиальное значение в «conception» (по ЖИЖЕКУ) грехопадения человека и свободы воли указал еще блаженный Августин в книге «О супружестве и похоти»:
— Ну что же это такое, что глаза, губы, язык, руки, ноги, изгибы спины, шеи и груди находятся в нашей власти, когда надо привести их в движение для совершения действий соответственно предназначению каждого из них, когда же дело доходит до совокупления, то созданные для деторождения члены не повинуются воле, а ожидают, пока похоть своей властью их к этому подвигнет? Она же иногда этого не делает, хотя дух того желает, а иногда – делает, хотя дух не желает. Неужели не постыдно для свободы человеческой воли, что из-за пренебрежения к Богу повелевающему она потеряла власть над своими членами?
Далее он утверждает, что-де на чем же еще можно было бы показать, что человеческая природа испорчена вследствие непослушания Адама и Евы, как не на этих неповинующихся членах, посредством которых, через деторождение, продолжается человеческий род?
Крайним воплощением августиновских мыслей стал роман Альберто МОРАВИА «Я и Он», на протяжении которого главный герой разговаривает со своим фаллосом, пытаясь выяснить, чья воля сильнее. А есть еще блестящий и умный фильм с использованием кукольной мультипликации «Маркиз» 1989 года режиссера Анри КСОННЁ (не путать с полупорнографическим «Маркизом де Садом» 1994 года Франко Ло КАШИО и Джо д’АМАТО), где де Сад за решеткой в Бастилии общается с уже известным нам органом, ведя с ним философские беседы. Фильм заканчивается сценой, где маркиз пишет на листе бумаги гусиным пером: «Мое падение не было вызвано моим образом мыслей, но было вызвано образом мыслей других» и дата – 15 июля 1789 года.
В фильме много ассоциаций. И по поводу Великой Французской революции и по поводу многого другого. Минуты за четыре до финальных титров, например, де Сад практически перефразирует Иосифа Виссарионовича: «Любовь сильнее, чем смерть. Так говорила добродетельная Жюстина».
Но все же вернемся к Гегелю. Как вы думаете, о чем эта цитата из «Феноменологии духа»:
— Точно так же [оставалось бы неясным], увеличивался бы при его развитии орган или уменьшался, становился бы он более грубым и плотным или более тонким… Если это воздействие определяется, скажем более высокопарно, как некоторое возбуждение, то остается неясным, происходит ли это в виде вспучивания, как под воздействием шпанского пластыря, или в идее сморщивания, как под воздействием уксуса.
«Бетагемот» — третий роман цикла, начавшегося «Морскими звездами» и «Водоворотом». Самостоятельного значения не имеет и любопытен только как продолжение. После того как в предыдущей книге Лени Кларк заразила практически всю Америку смертельной болезнью, она очень изменилась, на пять лет скрывшись в глубинах океана вместе с рифтерами и корпами. Теми, кто приспособлен жить глубоко под водой, и теми, кто пять лет назад управлял страной, а то и миром. Лени потеряла цель, которая вела ее в предыдущем повествовании без оглядки на многомиллионные жертвы. Теперь она просто человек, рефлексирующий и раскаивающийся в содеянном. Потеряв цельность (свою ярость, чувство мести), она, как человек колеблющийся, потеряла и лидерство. А недоверие и вражда между рифтерами и корпами начала расти. И подогрела ее болезнь, вызванная новым штаммом Бетагемота. О взаимоотношениях этих двух групп, попытках уничтожить друг друга рассказывается в первой части романа — «Бета-Макс».
Во второй части – «Сеппуку» — Лени вместе с Кеном Лабиным, профессиональным убийцей, возвращаются в полуразрушенную, зараженную, умирающую Америку, дабы попытаться найти возможность излечиться от вируса, имеющего происхождение из самого начала жизни на Земле, но «улучшенного» человеческими технологиями.
Чего-либо концептуально оригинального в романе нет. Есть лишь отдельные любопытные детали: «Ее звали Аврора. Они сошлись на вечеринке. Их аксессуары вынюхали ауры друг друга и подтвердили взаимный интерес, а чипы обменялись справками о состоянии здоровья. Они спустились в подземное чрево «Реактора Пикертинга». Кровь они сдали после симпатичной пары р-отборщиков, которая распалась у них на глазах, когда один анализ выдал положительный результат на какую-то экзотическую трематоду в мочеполовых путях… Через несколько минут на их столик порхнула бабочка. Ее прозрачные крылышки поблескивали данными спектра — зелеными по всей длине волны. «Я же говорила»,- сказала Аврора и чмокнула его в нос. Секс-кабинки в «Реакторе» сдавались поминутно». Впрочем она так и не узнала, что он был чудовищем, хотя и спасителем мира.
«Водоворот», или, как в оригинале, «Maelstrom» – это продолжение дебютного романа Питера УОТТСА «Морские звезды», о котором я уже рассказывал. Заканчивался он, напомню, тем, что мощный взрыв разрушил часть океанского дна, в том числе и глубоководную станцию, где группа рифтеров исследовала глубины. Это был искусственный взрыв, направленный на уничтожение очага древних микроорганизмов, существовавших до появления иных живых существ на Земле и теперь вновь обретших шанс на развитие. А погибшие рифтеры – неизбежные жертвы. Та самая пресловутая «слеза ребенка», необходимая для всеобщего счастья.
Лени Кларк — однако одна из тех, кто был биологически и психологически приспособлен для глубоководных работ, выжила во взрыве. Более того, она вплавь добралась до Соединенных Штатов, чтобы отомстить. Не правительству, впрочем, а отцу, который калечил ее в детстве, – а только таких людей набирали в рифтеры. Иные просто не могли бы выдержать жизнь в глубине океана в компании таких же изломанных людей.
Как Мадонна Разрушения проходит она по континенту, заражая всех неизвестным ранее микроорганизмом – Бетагемотом. Ее личная месть изменяет мир, хотя уровня знаменитого бестеровского «Ворга, я убью тебя» УОТТС не достигает. Он берет другим – миром киберпанка.
«Водоворот» — так называется Интернет будущего, сложный и живой, как океан с течениями и водоворотами:
— Теории заговора, городские легенды, куплеты популярных песен и уютная, миленькая ложь религиозных доктрин. Это были мемы: вирусные концепты, инфекции разумной мысли. Некоторые вспыхивали и умирали, как поденки. Другие жили сотни лет, заманивая миллиарды людей в бесконечную круговерть размножения паразитических полуправд.
Автоматическим агрегаторам и поисковикам, каким-то мемам, шедшим по пути наименьшего сопротивления, оказалось технологически удобным существование мифа о Мадонне Разрушения, и этот миф растет до гигантского размаха. Здесь УОТТС, кстати, перебрасывает мостик к своей знаменитой «Ложной слепоте» – о встрече с существами, у которых разум есть, а ума нет, именно они зреют в глубинах Интернета.
В целом роман не производит цельного впечатления: он неровен и клочковат. Некоторые поступки героини оставляют в недоумении. А по эмоциональному воздействия гораздо слабее «Морских звезд».
В прошлом году Келли ЛИНК исполнилось 50 лет. Она странная. Как писал Джейсон ДАЙМОНД, «у нее есть сверхъестественная способность протягивать короткий рассказ далеко за его пределы». Он брал у Келли интервью в 2015 году и наговорил массу комплиментов: «Вы начинаете предлагать направление, в котором может следовать персонаж или история, и позволяете читателю представить после завершающей точки остальную часть истории, или набор возможных действий, или общее эмоциональное состояние». И действительно многие новеллы ЛИНК как бы не закончены или закончены не здесь, в тексте, а там – за его пределами. В своих многочисленных интервью она ни разу не говорит о Хемингуэе, но можно провести параллели с известными «Белыми слонами» или «Кошкой под дождем», переплетенными с «Гансом и Гретель», куда брошена щепотка Лавкрафта. И нельзя не отметить просто идеальную картинку на обложке от российского художника Андрея ФЕРЕЗА: прямо в точку!
Если вы не преодолели первый рассказ сборника — «Летние люди», а он здесь лучший, дальше читать не стоит – это не ваш автор. Остальные новеллы – страньше и страньше.
Вот, казалось бы, типичная «сайнс фикшн» – два космических корабля-близнеца улетают к Проксиме Центавра, по дороге один из них исчез. И рассказ состоит из того, что шестеро астронавтов оставшегося звездолета рассказывают друг другу мистические истории о привидениях. А в конце происходит нечто, о чем читатель может только ломать голову: то ли появился призрак пропавшего корабля, то ли он сам обнаружился, или это — всего лишь желание о нем. А может, сами астронавты – призраки и пропал не тот корабль. Возможно — все это вместе. Сама Келли ЛИНК где-то сказала, что ее творчество вдохновлено тем, что она называет «ночной логикой».
Но на самом деле рассказ под названием «Два дома» — вовсе не о том, что рассказано выше. Все главное передается в подтексте. Астронавты оставили Землю, где все было натуральное – жизнь, еда, море, другие люди, мама. И хотя корабль может воспроизвести все – запахи, вкусы, обстановку усадьбы XVIII века, драматурга Шекспира, чтобы поговорить с ним, они понимают: все это ненастоящее — даже если ты не в силах отличить копию от оригинала. Поэтому у каждого есть что-то взятое из дома: пара старых ковбойских сапог, вязальные спицы, крест на цепочке… Не зря в центре повествования история о перевезенном по кирпичику за океан и восстановленном там доме и стоящей рядом его точной копии из других материалов, где распознать, «ху есть ху» невозможно. Как бы ни была сочна корабельная говядина «Веллингтон», жующие ее знают, что она ненатуральная. Об этой вот нерациональной тоске по навсегда ушедшей Земле, тоске по настоящему и рассказывает здесь Келли ЛИНК. Не зря же рассказ вошел и в сборник "Театр теней", посвященный памяти Рэя БРЭДБЕРИ.
«Долина девчонок» – тоже, по сути, научная фантастика о будущем, где очень богатые люди оснащают своих детей специальными имплантами, из-за которых ни одна видеокамера не может их зафиксировать, а на всех официальных мероприятиях да и везде в Интернете вместо них фигурируют сугубо положительные двойники — «Лица». Никаких «секс-видео, никаких компрометирующих фотографий, на которых мы запечатлены в нацисткой форме или топлес в Ницце». Дабы войти во взрослую миллионерскую жизнь «без единого пятнышка, свидетельствующего о наших опрометчивых поступках».
Другой бы на этом и построил рассказ. ЛИНК же засовывает сюда традицию строить для дочерей пирамиды, куда они потом – после смерти – будут погребены, и сложные переплетения отношений «Лиц» и отвязных отпрысков, завязывая историю в таинственный калейдоскоп, где имя главного героя, в отличие от других, указано как пустой прямоугольник. А потом оказывается, что это был вовсе не он.
Автор полна иронии. Взять хотя бы цикл про супергероев, где есть «Человек-Манн. Супергерой со всеми способностями Томаса Манна». Или вот другая цитата:
— Моя суперспособность – это деньги. Это единственная суперспособность, которая имеет значение. Это лучше, чем быть невидимым. Лучше, чем уметь летать.
Если вернуться к «Летним людям», то за внешней эффектной историей с некими существами из иного мира с необычайными и невообразимыми способностями, стоит история другая – о провинциальной девочке из бедной семьи, ее попытке обрести свободу от цепко держащего ее мира и поменять заданную рождением жизнь. Она принесла жертву и сбежала в Париж. Но жизнь ее не изменилась. Как, наверное, и у многих из нас.
Книга представляет собой научное издание единственного сохранившегося авторского экземпляра романа Евгения ЗАМЯТИНА «Мы», находящегося в университетской библиотеке в Олбани, США. Все предыдущие публикации в России основывались на нью-йоркском русскоязычном издании 1952 года и имеют некоторые разночтения с указанным машинописным текстом.
Несовпадения, прямо скажу, небольшие: «аккумулирующей башни» вместо «аккумуляторной башни», «прочерченной» вместо «прочерненной» и т. д. Более ценен справочный аппарат: подробные комментарии, отклики современников, научные статьи об истории издания, творческой манере автора и зарубежных исследователях романа.
Много действительно уникальной информации. Например, письмо, написанное критику Воронскому сразу после ареста в августе 1922 года: «Пора бы уже вам, коммунистам, как следует научиться отличать белый цвет от другого. Белые – вовсе не те, кто видит... ошибки во всем, что творится кругом, и имеет смелость говорить о них. И красные – вовсе не те, кто орет ура всему, что ни делается: военный коммунизм – ура! (НЭП) красные спекулянты и пролетарская буржуазия – ура!». На что получил от того ответ:«На разных плоскостях мы стоим. Вот вы пишете, нельзя связанного человека убивать, а я этого не понимаю. Как, почему нельзя? Иногда нельзя, иногда можно. Все зависит от форм, степени ожесточения борьбы, от цели, от того, кто и каков противник и что он, какими средствами борется сам. Вы – стоите, должно быть, в стороне от реальной борьбы теперешней, а так нельзя судить, что можно и чего нельзя». По иронии судьбы Александр Воронский в 1927 году был исключён из рядов ВКП(б) и отправлен в ссылку, в 1935-м повторно арестован, а в 1937-м – расстрелян.
Роман «Мы» очень заинтересовал Джорджа Оруэлла, который писал в 1944 году Глебу Струве: «Такого рода книги меня очень интересуют, и я даже делаю наброски для подобной книги, которую раньше или позже напишу», а в январе 1946 Оруэлл откликнулся на роман ЗАМЯТИНА статьей в «Tribune»: «Роман Олдоса Хаксли «Прекрасный новый мир», видимо, отчасти обязан своим появлением этой книге». Сам Хаксли никогда не признавался, что ранее читал «Мы».
облако тэгов
