Если автор заставил вас ненавидеть главного героя всей душой, значит ли это, что книга мерзкая и вообще мусор, не достойный быть оцененным выше армадовской жвачки? Если из-за стилистической задумки автора читать книгу поначалу очень сложно, означает ли это что читать её не следует вообще? Если всегда под рукой общепризнанная шедевром экранизация, надо ли тратить время на какие-то там буковки на бумаге?
И каковы вообще критерии хорошей книги, заслуживающей прочтения? На мой взгляд, книга должна быть гармоничной, логичной, в ней должен быть соблюден баланс между философским, социальным и психологическим аспектом. Для ввиду его закостенелости довольно сложного жанра антиутопии этот баланс важен вдвойне.
Хотя психологический аспект может отступить на второй план, ведь большинство антиутопий в той или иной форме рассказывают о взаимодействии личности и системы, а в такой типовой ситуации персонаж тоже может быть вполне себе типовым. Однако "Заводной апельсин" — не "Мы" Замятина, общество Бёрджесса не подчинено тотальному контролю, оно более индивидуально, а, значит, и герой должен быть более реалистичным.
Конечно, пусть и отрицательные, но сильные чувства, которые вызывает Алекс — от ненависти до отвращения — несомненный показатель мастерства автора. И то, что Алекс типичный продукт системы, а, значит, делать его не типичным было бы странно, вполне объяснимо. Но мне кажется, Бёрджесс мог бы сделать персонажа более цельным, а его развитие — логичным. Да, конечно, убедительно показать невыплеснутую энергию подростков (Неужели вам никогда не хотелось орать во все горло или начать швырять все подряд о стены?), пусть и в уродливо-гипертрофированной форме, автору удалось. Но вот со степенью гипертрофированности возникают серьезные проблемы.Потому концовка, в которой Алекс кардинально меняет взгляды на мир, списывая это на взросление, вызывает смех. Можно вырасти из детских шалостей, вроде ора на родителей, возвращения в студенческое общежитие под утро, вырезания на коже названия любимой группы или даже легких наркотиков, но из убийств, грабежа и изнасилований, тем более обильно приправленных прожженной тюрягой, не вырастают.
Поэтому финал Бёрджесса кажется скорее не выводом умудренного опытом человека, а наивной надеждой, наспех прикрывающей глубокий страх и неуверенность. Так что упущение в психологическом аспекте произведения напрямую влияет на два других, а фальшивить в социальной и философской сферах претендующему на написание антиутопии никак нельзя.
Впрочем, до финала еще надо добраться, а вот на пути туда роман не может не радовать. Буднично, мимоходом, но, как ни удивительно, ни в коем случае не поверхностно, Бёрджесс ставит очень любопытные вопросы и горько констатирует очевидное.
Алекс — отвратительная личность, любящая классическую музыку. Разве может отвратительное и злое любить красоту или наоборот, любящее классическую музыку быть плохим? Мы как-то привыкли, что если человек увлекается искусством, он — воспитан, интеллигентен, интересен. Как же Алекс? Еще одна недоработка автора? Нет, ни в коем случае, тут Брёджесс предельно ясен. Алексу нравится в музыке внешнее, её эффект, звуки, их громкость и богатство, не столько пробуждающее эмоции, сколько усиливающее уже существующие. Таким образом, слушая музыку (Брёджесс очень явно расставил акценты, показывая, какую именно классику слушает юный подонок), Алекс подсознательно использует её, не понимая того, что слушает. Да, может быть, музыка исподволь меняет его и он чуть лучше, чем его дружки, но не принципиально. Музыка для Алекса — тот же наркотик, он гонится за ощущениями, которые она ему дает, а не за ней самой.
Кто такой Алекс — подросток, определяющий и создающий мир вокруг себя, или сам в свою очередь продукт системы в целом? Тут, по-моему, Бёрджесс тоже вполне конкретен. Алекс применяет насилие, но и к нему применяют еще большее насилие. Его бьют стражи порядка, бьют заключенные в тюрьме, бьют охранники и врачи, старики и интеллигенты, бьют враги и друзья. Общество пропитано насилием, порождающим еще большее насилие. Око за око? Нет, око за око, а потом за то, что наболело, накопилось и требует быть выплеснутым, за то, что ты слабее, моложе, не сопротивляешься, оказался под ногой в конце-то концов. Жертвы Алекса сами создают мир, в котором живут. От этого преступления главного героя не нашего времени не становятся менее бесчеловечными, но хотя бы находят объяснение их причин.
Становятся ли навязанное добро настоящим и лучше ли оно, чем свобода воли? На этот вопрос каждый читатель сам найдет ответ, поэтому поставим его чуть по-другому. Заслуживает ли насильно ставший беспомощным подонок того мира, в который его выпихнули? Какую бы ненависть парень не вызывал, мир вокруг него еще гаже, гаже настолько, что даже для негодяя Алекса трудно не найти хоть каплю сочувствия.
Причем больше всего сочувствия он у меня лично вызвал не тогда, когда его в очередной раз избивали (поделом, кстати), а тогда, когда его начали использовать для политических целей. Как бы мерзко не было стихийное насилие, несдерживаемая буря ярости, елейный макиавеллизм расчетливых политиков, что стоящих у власти, что "благородных революционеров", не брезгующих отпетым подонком, хуже, много хуже. Вам жалко писателя, чью жену изнасиловали и убили, писателя, все еще не утратившего человечности, добра и сострадания? А жалко ли вам холодного горе-Ленина, выхаживающего униженного и оскорбленного, сострадающего ему только для того, чтобы потом использовать в собственных целях?
Таким образом, хочешь того или нет, выбор прост — отвратительный Алекс или еще более отвратительный мир.
Как ни удивительно, при таком количестве насилия нельзя сказать, что "Заводной апельсин" тяжело читать. Продираться через язык надцатых (эх, несбыточная мечта — прочесть книгу глазами о русских словах слыхать не слыхавшего!) поначалу трудно, а вот через избиения почему-то не очень.
Помимо языка, оригинальной, но трудной для приспособления смеси английского с русским, роман выделяется продуманной композицией. Бёрджесс, в лучших традициях своего времени, проводит Алекса через его персональные Ад, Чистилище и Рай, затягивая туда же читателя. "Шалости" Алекса и его дружков и, соответственно, отвращение, испытываемое при виде них читателем, играют роль Ада, справедливое, но слишком мягкое наказание и шанс исправиться пародируют идею Чистилища, а вот Рай насильно доброго Алекса показывает, что как бы плох не был недоданте, блаженным ему там не выжить.
Итог:И все же я не смогу оценить роман очень высоко. Не из-за того, что Алекс мерзок, а автор его оправдывает (или так кажется наименее внимательным читателям), не из-за того, что от текста на латинице рябит в глазах и даже не из-за того, что растиражирован он был во многом благодаря известной экранизации. Все это как раз говорит о высоком качестве произведения, вызывающего живой эмоциональный отклик (было бы намного хуже, если бы читатели были равнодушны к Алексу и его зверствам, это показало бы, что Бёрджесс был прав в самом примитивном смысле), блещущего оригинальностью стиля (попробуйте придумать что-то действительно оригинальное и неиспользованное в ремесле, которому тысячи лет!), послужившего основой легендарного фильма (сколько вы сможете перечислить экранизаций, хотя бы не уступающих первоисточнику?). А вот недоработки психологии и совершенно искусственный трусливый финал, показывающий тотальную неспособность дать ответы на неплохо поставленные вопросы — уже намного более серьезное обвинение.
В любом литературном направлении всегда есть определенный набор мотивов, идей и приемов, используемых в данный момент времени, по которому можно безошибочно определить, когда именно была написана та или иная книга. Как мне кажется, наибольшее впечатление на читателей производят вещи, стиль которых является плотью от плоти современной автору реальности и потому естественен, а не намерено втиснут в рамки уже прошедшего этапа.
Сейчас в мейстримном фэнтези правит бал растиражированный Мартином натурализм и макиавеллизм, а вот истории об всемогущих Избранных, время от времени пафосно спасающих мир, кажутся архаизмом толкиеновских эпигонов. Конечно, есть определенные группы читателей, на ура воспринимающих написанное в традиции литературной сказки или мифа, но основная аудитория жанра голосует за современный подход. Поэтому успех донельзя старомодного романа дебютанта Ротфусса на первый взгляд кажется странным.
Итак, завязка проста: Хронист, известный разоблачитель популярных мифов, вроде бы случайно оказывается в захудалой деревушке, держатель трактира в которой — прославленный герой, ушедший на покой. Трактирщик рассказывает горе-биографу истинную и неприкрашенную историю своей жизни, от скитаний с бродячими артистами и нищенствовавшем в огромном городе до учебы в Университете и первых подвигах. Время от времени их отвлекают странные события, начинающие происходить в деревеньке.
При довольно банальном сюжете поневоле ожидаешь подвох: либо все является не тем, чем кажется, либо герои будут настолько живыми, что ваши семья и друзья покажутся замшелыми картонками, либо слог автора будет подобен пению ангелов...Так вот, не дождетесь. С невозмутимость "Титаника" фабула несет читателей сквозь вполне закономерные события в жизни героя. Более того, в большинстве случаев можно с ходу назвать с десяток книг в которых эти же элементы (правда, чаще всего, по отдельности) реализованы намного качественнее, достовернее или увлекательнее. Причем речь не только о пресловутой школе волшебства — и жизнь в таборе, и выживание в трущобах, и хождения по лесу не просто очень часто используются в литературе вообще, они являются иконичными сюжетными элементами жанра фэнтези.
Ротфусс строит свой роман по лекалам прошлого, добавив, впрочем, капельку новомодного реализма — героя будут шпынять, он переживет голод и лишения на улицах, нищету в университете и далее по списку. При этом действительно проникнуться страданиями героя не выходит — стилизация под легенду, пусть и правдивую, делает свое дело, и рассказ получается каким-то отстраненным и поверхностным. Не будет вам ни глубокого портрета трущоб, ни психологической достоверности в описании подростков (ни по Роулинг, ни по Хобб), роман выхолощен настолько, что во внежанровую категорию даже не суется. Беда в том, что и в жанровой у него соперники не промах.
Много говорили про хваленую красоту языка. То ли перевод виноват, то ли я чего в красоте языка не понимаю, но звучит роман вполне банально. На мой взгляд, красив тот стиль, в котором автор правит словами, а не наоборот, в котором каждая буковка стоит на своем месте, в котором слов не больше и не меньше, чем нужно. Тут же точности языка нет. Может быть, есть активное использование прилагательных для создания эффекта старины, но назвать это красотой я, увы, не могу.
С другой стороны, в "Имени ветра" есть какая-то притягательность, вызывающая ассоциации даже не с "Властелином колец", а с "Сильмариллионом". Ротфусс преуспел в создании атмосферы легенды, устами умудренного опытом рассказчика обретающей плоть и кровь. Читая книгу, легко забыть, что вы сидите в своем уютном кресле — как лучшие из рассказчиков, Ротфусс уносит читателя в неведомые края, только вот края эти не трущобы или громадина Университета, а полянка с костром, вокруг которого собрались уставшие путники, дабы послушать историю бродяги-сказителя. Несмотря на предсказуемость истории (вы когда-нибудь замечали, что все великие истории довольно предсказуемы?), она затягивает, заставляя жадно слушать дальше и дальше, не отрывая глаз от испещренного морщинами лица странника ни на минуту. И пусть с самого начале понятно, что Одиссей в конце концов доплывет до своей Пенелопы, а Фродо бросит-таки Кольцо в жерло Роковой горы, мы снова и снова возвращаемся к этим историям.
Итог: А вот вернемся ли к истории Коула — пока не ясно. Скорее всего, само это сомнение значит, что нет. Несмотря на банальность романа, читать его приятно и мысль бросить книжку на полпути не возникает ни на минуту. С другой стороны, желания тут же мчаться за продолжением тоже нет. Объективно в дебюте Ротфусса можно найти множество недостатков (или даже решить, что из одних недостатков он только и состоит), но в романе есть какая-то изюминка, не позволяющая судить его слишком строго. Однако приходится признать, что "Имя ветра" безнадежно отстало от жизни, а потому сейчас, в XXI веке выглядит искусственно, как выглядела бы псевдовикторианская стилизация, не обремененная хулиганской ухмылкой постмодернизма. Фэнтези в лучших традициях — если вы такое любите, вам сюда. Если нет, тоже можно попробовать, хотя бы для общего ознакомления. К тому же есть что-то заманчивое в погоне за мечтой...
Такая история — в отчаянном порыве очистить комнату от всякого хлама я в пылу чувств выкинула подборку журналов Total DVD. Теперь хочу восстановить утраченное. Есть ли у кого-нибудь ненужные Total DVD на обмен? Предлагаю свои книги взамен)
Особо интересуют номера за 2008 год — те, в которых были "Лучшие фильмы десятилетий". (Кроме номера о 70х, он уцелел).
Всем спасибо за внимание.
"Заводной апельсин" прочитан с чувством выполненного долга, честная 7, иду за любимым Фаулзом)
Обычно перед прочтением любой книги есть определенные ожидания, которые могут с разной степенью вероятности воплотиться в жизнь. В случае же с практически легендарным "Последним единорогом" Бигля к ожиданиям примешивалась изрядная доля опасений. И не только потому, что завышенные ожидания имеют гнусную привычку не оправдываться. В первую очередь они были связаны с тем, за что роман обычно хвалят и что посвященному читателю знакомо под емким названием мифопоэтичность.
Признаюсь, я боялась что "Единорог" может оказаться чем-то вроде "Томаса Рифмача" или раскрученного "Имени ветра" — переизбыток красивостей, искусственная претензия на изящность и излишнее обилие описаний, обратная сторона дотолкиеновской медали, редко играют тексту на руку.
Не поймите меня неправильно: все вышеперечисленное может быть божественно красивым. Но, скажем, картины Прерафаэлитов тоже божественно красивы, но при этом выхолощены и совершенно безжизненны. Так вот, я очень боялась, что Бигль этаким окажется Россетти от фэнтези, и потому долго не бралась за эту книгу.
Не оказался, разрази меня гром, не оказался! Да, в книге есть и описания, и бессмертная красота, и обильное использование мифологии, но это не делает её застывшей. Автору удалось сделать книгу о единороге, создании существующим вне смерти (а, значит, и жизни) абсолютно живой и доступной любому читателю, вне зависимости от возраста, пола, расы или убеждений.
Дети не смогут оторваться от волшебной истории про единорогов и магов, доблестных принцев и прекрасных принцесс, хмурого короля в его черном замке и великой любви, которая, как известно, сильнее смерти. Подросткам придется по вкусу уморительное подтрунивание над штампами жанра и совершенно хулиганский постмодернизм автора (Я понял наконец. Названье сцены, Как видно, "Похищение Елены"). Взрослые же увидят в небольшой книжке глубокую медитацию на извечную тему жизни и смерти. Причем Бигль очень ответственно отнесся к каждому компоненту своего коктейля — забавные реверансы-отсылки (вроде слов о превращении воды в вино — "избитый фокус, который когда-то был в моде, но сейчас слегка устарел") не вставлены для красного словца, а играют важную сюжетообразующую роль, размышления не идут плотными блоками в пару абзацев, персонажи убедительны и достоверны, а сама основная история, при всей её банальности, подобно лучшим из историй наполнена истиной магией.
О чем же она, эта вечная история? О пресловутом Чуде, которое нельзя посадить в клетку, и до меня много написано. Я же увидела в "Последнем единороге" прежде всего историю о том, что бессмертное может быть бесконечно прекрасным, но лишь смертная красота красива по-настоящему. Потому что лишь смертное может быть живым. То, что смертно, постоянно изменяется, течет, становится другим, новым, а существующее вне смерти (а, значит, и жизни) — бесчувственно, застывшее, безжизненно. Как работы уже упомянутых многострадальных Прерафаэлитов.
Итог:Но сам роман не такой. Бигль создал искрящуюся забавную сказку, в которой возвышенное благоговение перед Чудом органично смешано с всегда уместным приземленным юмором. Красивую сказку для всех возрастов. Умную. Добрую. Такую живую.
Рекомендация:Очень высокая
Вызывает ассоциации с: "Королем былого и грядущего" Уайта — как у Артура может быть гувернантка, так и принц может читать журналы!
Доброго всем времени суток. Что-то сильно подсела на Facebbok. Пожалуйста, кто там есть, добавьте меня в друзья (кто хочет, само собой). В заявке укажите, пожалуйста, ник с фантлаба, чтоб легче было ориентироваться.
облако тэгов
). Взрослые же увидят в небольшой книжке глубокую медитацию на извечную тему жизни и смерти. Причем Бигль очень ответственно отнесся к каждому компоненту своего коктейля — забавные реверансы-отсылки (вроде слов о превращении воды в вино — "избитый фокус, который когда-то был в моде, но сейчас слегка устарел") не вставлены для красного словца, а играют важную сюжетообразующую роль, размышления не идут плотными блоками в пару абзацев, персонажи убедительны и достоверны, а сама основная история, при всей её банальности, подобно лучшим из историй наполнена истиной магией.