И под занавес рабочей недели — большое интервью с волгоградским писателем Евгением Лукиным с Петербургской фантастической ассамблеи в онлайн-журнале "Питерbook". Переходим по ссылке внизу — много картинок в тексте на сайте, все кликабельны, персонажи фотогеничны.
Евгений Лукин. Баклужино и окрестности
Елена Бойцова: Так сложилось, что большая часть ваших повестей и рассказов, написанных с момента выхода романа «Алая аура протопарторга», принадлежит к условному циклу «Баклужино». Как появился баклужинский цикл, как из одного произведения вырос целый мир?
Евгений Лукин: Начну издалека. Во-первых, Баклужино — это то же самое, что Бакалда. По словарю Даля «баклужина» — яма, наглухо отгороженная от русла и заполняющаяся по весне пойменной водой, а летом тихонечко просыхающая. Бакалда, кстати, это реально существующее место рядом с Волгоградом — там находятся наши дачи. Когда мне понадобилось как-то назвать пристань, до которой доходит гребная регата в повести «Пятеро в лодке, не считая Седьмых», естественно, вместо Бакалды, которая в Волгограде всем известна, возникло Баклужино. Во второй раз этот топоним появился, если не ошибаюсь, в повести «Там, за Ахероном»: именно в районе Баклужино в Волгу впадает приток из Стикса, куда и вынесло ладью со сбежавшим из ада Дон Жуаном.
Если говорить о баклужинском цикле в целом, придется сделать небольшое отступление. Когда фантаст конструирует новый мир, перед ним встает несколько вопросов. Во-первых, как герои в этот мир попали? Если речь идет о другой планете, туда надо лететь, долго и нудно. Человек этого не выдержит — приходится вводить новое фантастическое допущение: анабиоз, мгновенные перелеты, деритринитацию как у Стругацких... Во-вторых, если на этой планете существует своя цивилизация, необходимо как-то изучать чужой язык, вникать в нюансы. Очень много мороки, если хочешь сохранить иллюзию правдоподобия.
Так вот, когда-то, в семидесятых-восьмидесятых, у меня возник изумительный замысел: а что, если в одном мире будет существовать множество русскоязычных государств, в каждом из которых действуют свои законы, в том числе физические, и тебе достаточно перейти границу, чтобы попасть в иную вселенную? С языком все в порядке — язык везде один и тот же; переход — всего один шаг. Но одна мысль, будто Советский Союз может распасться, по тем временам уже была крамолой. И я эту идею решил отложить — с сожалением, конечно, больно хорошая схемка, но замысел так и остался замыслом. А потом я попал в Приднестровье. Это русскоязычное государство — фактически, если не юридически. Население — 700 тысяч человек, меньше чем в Волгограде, и это вся республика, не только Тирасполь. Весь антураж «Алой ауры...» пришел оттуда. Блокпост срисован от и до, только американские самолеты над ним не ходили и домовой не пробирался под мостом.
Ну а «Алую ауру...» я начинал писать как рассказик. Представьте себе, хотел рассказать о том, как арестовывают человека, приковавшего себя на площади, — а кругом колдуны, черная и бела магия, и так далее, и тому подобное. Рассказик вполне получился. И вдруг я понял, что тема-то требует большего! Причем никакая это не политика, ни черта, это все антураж! О чем хотелось написать? О том, как друг становится врагом, а враг становится другом. Тем более что все мои знакомые к тому моменту успели поссориться, помириться и снова поссориться. Конечно, не так, как сегодня: то, что происходит сейчас, я до сих пор не могу переварить. Тогда ссоры шли единично, а сейчас — стенка на стенку, масса на массу.
Ну ладно, бог с ним, с нынешним днем, вернемся к «Алой ауре...». Возникли у меня, стало быть, два замечательных типчика: Африкан и Портнягин. Я отложил уже написанный кусочек и начал заново — почему-то с домового Анчутки. А потом и уж готовый фрагмент пригодился, ближе к середине. Вещь шла очень легко, все десять авторских листов. И все: я, честно сказать, не думал, что баклужинская история получит продолжение. Но вот какая штука: существует принцип экономии средств. Сел я писать «Чушь собачью» и задумался: как подвести историю России к тому, что люди собаками стали работать?.. А что, если взять этот самый Суслов? И получилось уже две вещи о событиях, происходящих в распавшейся Сусловской области.
Дальше — больше. Мне ничего не стоило, например, написать «Лечиться будем». С новой повестью на карту просто добавился еще один район: до этого существовали Лыцк, Баклужино и Суслов, тут появилось Сызново. Я просто не мог представить себе, что должно случиться в реальной России, чтобы к власти пришел такой вот психотерапевт и наломал дров. Не укладывалось, не умещалось в голове. А в маленьком Сызнове все работает, тут легче.
Поляки, которые у меня когда-то брали интервью по этому поводу, спрашивали про прогнозирование, пророчества, футурологию… Я говорю: ребята, я нисколько не предвещаю распада России на махонькие государства, и тем более ничего такого не пропагандирую. Мне это просто понадобилось в чисто сюжетном плане. Но знаете в чем ужас: каждый раз, когда фантаст отчинит что-нибудь, что ему кажется абсолютно невероятным — ну, как Сирано де Бержерак в своем «Ином свете» — именно так и происходит. Это ж надо, на чем он взлетел на Луну, ну может ли быть нелепее: шесть рядов ракет, каждая из которых отгорает и отпадает, и включается следующая! Это ж в голову не могло прийти! Я представляю, как ржали в семнадцатом веке над этой остроумной штукой.
Самое забавное, что по-настоящему обычно сбывается только то, что сам автор считал предельно нелепым, невозможным. Это вот то самое «человек предполагает, бог располагает». И если что-то подобное с Россией случится — ребята, я не виноват! Мне это нужно было только для удобства изложения...
Давно не выкладывал видео. Поделюсь видеозаписью открытого интервью с всенародным любимцем Кириллом Еськовым, писателем и палеонтологом с прошлогодней Петербургской фантастической ассамблеи. Вопросы задает Елена Бойцова (на "ФантЛабе" ula_allen). Кстати (пятиминутка рекламы), в ее магазине "РаскольниковЪ" питерцы могут купить книги Кирилла Еськова в ассортименте.
В издательстве "Corpus" вышла новая книга британского писателя Салмана Рушди«Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей». Илья Данишевский и переводчик книги Любовь Сумм поговорили с автором о страхе перед историей и о личном отношении к созданным им персонажам.
цитата
— Когда вы разделяете «рассказчика» и «писателя», происходит попытка решить один из главных вопросов — наличие у писателя внешних обязательств. «Рассказчик», воплощая естественную потребность рассказывать свою историю, конечно, нарушает общественные ожидания.
— Да, это верное и тонкое разделение, и, конечно, я не согласен с тем, что писатель кому-то обязан. У него нет долга ни перед чем, кроме собственного труда и потребности рассказать ту или иную историю. Да, можно было бы сказать, что внутри писателя находится рассказчик как его важнейший, но не единственный инструмент.
Я бы сказал так: нарратив — это важный аспект писательской работы, но лишь один из. Перед писателем стоит немало других вопросов — форма, язык, тема, символика, лейтмотив и так далее, и все это нанизывается на «рассказчика», использует его как инструмент.
— В последнем романе ваш язык заметно отличается от языка прежних ваших книг — какие задачи он решает?
— Каждая книга обладает собственным голосом, собственным словарем эмоций и образов. Например, «Флорентийской чародейке» умышленно придан барочный характер в соответствии со стилем тех книг, которые могли читать персонажи — люди конкретного исторического времени. В «Клоуне Шалимаре» звучит иной голос, гораздо более мрачный и резкий, и это опять-таки соответствует материалу. «Два года» сочетают стиль народной сказки и пародийной истории, псевдоистории, что опять-таки рифмуется с сюжетом.
— Персонажи — такой же инструмент, как язык и нарратив? Иногда очень заметно ваше к ним отношение, личные реакции.
— Я думаю, если автор не будет любить созданных им персонажей, причем «плохих» так же искренне, как «хороших», то и читателю они останутся безразличны. Я воспринимаю персонажей как живых существ, к которым я прислушиваюсь, стараясь понять, в чем они нуждаются. Творчество происходит из такого особого вслушивания, а не из тирании автора. Я стараюсь не слишком часто диктовать.
Эти персонажи развивались, росли и достигли свершения своей судьбы органически, а не теоретически. Я как писатель не очень склонен теоретизировать. Я предпочитаю наткнуться на сюжет и продвигаться дальше, повинуясь не анализу, а инстинкту.
— В других книгах вы активно вовлекаете в сюжет «властителей» — президентов, диктаторов, пророков, реальных и вымышленных. В «Двух годах» политика почти бестелесна.
— Не обязательно все романы писать об известных политических деятелях!
Я никогда не сомневался в могуществе литературы, хотя и стараюсь не приписывать ей чересчур много. Однако, с моей точки зрения, нам сейчас как никогда необходимо искусство вымысла: нужно ясно представить себе, что ты живешь и работаешь в пространстве полной свободы, — только так можно отстоять возможность быть собой.
— Ваша книга «Стыд» сегодня очень актуальна, особенно для России, где государство хорошо проговаривает вещи, за которые следует испытывать стыд. Речь является почти официальным врагом власти.
— Я очень горжусь романом «Стыд», и мне порой кажется, что эта книга, опубликованная в 1983 году, сделалась сейчас более актуальной, чем в ту пору, когда она была написана. Тогда ее, как мне представляется, заслоняли две наделавшие много шума книги: вышедшие перед ней «Дети полуночи» и после нее — «Сатанинские стихи». Но теперь, мне кажется, этой книге начинают воздавать должное, у нее появилось намного больше читателей, чем в прошлом, ее стали изучать.
Чем ближе государство к авторитаризму, тем сильнее оно стремится контролировать нарративы. Вот почему писатели, те, кто хочет освободить нарратив и выявить мириады его возможностей, зачастую оказываются в конфликте с государством, которое пытается сузить спектр возможностей и направить их в подконтрольное русло.
Прямо сейчас в США мы имеем дело с попыткой России контролировать американский нарратив, это нечто совершенно новое и внушающее тревогу.
— «Два года» так далеко смотрят в будущее в том числе и для того, чтобы убедиться, что будущее вообще существует?
— Не знаю. «История, — говорит Стивен Дедалус, — кошмар, от которого я пытаюсь проснуться». Прямо сейчас, сидя в Нью-Йорке, я ощущаю такой же страх, думая о том, что принесут нам ближайшие годы при новом президенте.
Я не хотел, чтобы этот роман уподоблялся современным дистопиям. Сейчас все сочиняют дистопии, даже авторы книг для подростков. Вот я и захотел вообразить для нас более обнадеживающее будущее — но не до нелепости оптимистическое. Прежде всего, заметим, что на построение этого будущего отведено тысячелетие, об этом постоянно упоминается в книге, так что оно от нас очень далеко, а кроме того, даже в том лучшем будущем проблем тоже хватает.
— Очень интересной кажется история Стивена Кинга о том, что когда он закончил «Кладбище домашних животных», то понял, что нет, он отказывается это публиковать. А вы хотели бы что-то изменить, что-то не рассказать или что-то не обнародовать?
— Нет, я никогда не был склонен что-то в себе подавлять или умалчивать.
— Помните ли вы ваше ощущение от «Сатанинских стихов», когда только закончили книгу?
— Нет, это было слишком давно, чтобы теперь вспомнить. Я не так уж часто оглядываюсь на прошлое. Я смотрю вперед, готовлюсь к следующей книге.
— А что для вас как читателя находится за границами толерантности?
ДГ: Брендон Сандерсон − неутомимый автор двух с половиной десятков романов, повестей и рассказов. Его самые известные циклы − «Рожденный туманом», «Элантрис» и «Архив буресвета». Действие в них происходит в общем мире − Космере. Недавно Сандерсон опубликовал Arcanum Unbounded: The Cosmere Collection − фундаментальное собрание, в которое входят произведения малой формы, отрывок из графического романа и ранее не публиковавшаяся повесть. Также сборник снабжен иллюстрациями и очерками, посвященными планетам и магическим системам Космера. Я поговорил с Сандерсоном о том, как он пишет множество циклов в разных жанрах, о его работе над Космером и о ближайших планах.
С тех пор как в 2005 г. вышла ваша первая книга, вы публикуетесь с головокружительной скоростью. Кое-какие из вышедших книг вы написали еще до того, как вас начали издавать, но вы все время держите темп. А еще преподаете и ведете подкаст. Когда вы спите? И что еще важнее, как вы все время сохраняете энергию и подстегиваете воображение? Вы жонглируете множеством проектов во множестве миров одновременно?
БС: Я позволяю себе отвлекаться, чтобы поддерживать интерес к нужным проектам, и это помогает сохранять продуктивность. Если есть возможность восстановить силы, занимаясь другими проектами, я не перегораю на больших эпиках (они − моя истинная любовь, но требуют больших умственных затрат). С годами я в этом поднаторел. Например, пока я работаю над книгой из цикла «Рожденный туманом», параллельно пишу книгу из цикла «Алькатрас». Если вы читали обе, то знаете, что они очень сильно различаются по стилю. Один из способов не смешивать все в кучу заключается в том, что обычно я пишу новый материал только для одного проекта. При этом я могу редактировать один проект и одновременно писать новый материал для другого.
ДГ: Вы работаете так быстро и над столькими различными циклами и мирами. Как у вас получается не запутаться во всех деталях − как внутри циклов, так и в тех моментах, когда циклы пересекаются друг с другом?
БС: У меня есть персональная вики − как Википедия, но на моем личном сервере. Я использую открытое ПО wikidPad. У меня есть помощница, в чьи обязанности входит читать мои книги и делать пометки в вики, чтобы я мог их просматривать, когда пишу новый материал. Работа у нее очень забавная, но довольно нудная.
карта Космера из Arcanum Unbounded
ДГ: События многих ваших циклов происходят в одном мире, Космере. А теперь вы сводите некоторые из них вместе, опубликовав одной книгой сборник произведений малой формы. Для вас это возможность обозначить связующие нити более ясно, чем в отдельных циклах?
БС: Да, именно! Фанаты постоянно спрашивали меня об этом, а я не знаю, когда смогу выпустить полный цикл. (Космер для этого еще не готов.) Однако этот сборник − отличная полумера, которая позволила мне включить в книгу очерки о мирах и прояснить некоторые моменты вроде взаимодействий между ними. (В двух историях встречаются люди с разных планет.) Это скорее обещание того, что в будущем нас ждет кое-что посерьезнее, однако в то же время нам удалось унять зуд ожидания − когда же сойдутся пути героев из разных миров.
ДГ: Почему вы решили выпускать рассказы к вашим циклам романов? Это истории и идеи, которые у вас не получилось вписать в романы, или есть что-то уникальное, чего вы можете добиться только в малой форме?
БС: Я десять лет пытался отточить малую форму повествования. Отчасти это личное испытание − мне хочется стать в этом деле мастером. Но была и практическая сторона.
У меня всегда было больше идей, чем я мог втиснуть в книги. Один из самых больших поводов для расстройства в моей жизни − нехватка времени. Не получается написать все истории, которые кажутся мне важными. Учась писать более короткие произведения, в особенности повести, которые стали украшением сборника, я могу отдать должное некоторым из этих идей, не связываясь с затяжными циклами.
Так я не только развиваю Космер и собственное мастерство, но и выдаю крохотные истории, в которых нет намеков на продолжение (как во многих моих романах).
ДГ: Вы пишете во многих жанрах: фэнтези, научная фантастика, детская и подростковая литература. Насколько для вас разнятся эти жанры? У вас разный подход к различным жанрам или есть общие особенности, которые читатели, возможно, не замечают? (Например, магия против прогрессивных технологий?)
БС: Род Серлинг, создатель «Сумеречной зоны», сказал: «Фэнтези − это невозможное, ставшее вероятным, а научная фантастика − это невероятное, ставшее возможным». Мне нравится создавать фэнтезийные системы магии, поскольку я считаю, что выдумывать гораздо легче, чем что-то изучать ради того, чтобы написать то, что кажется возможным! Хотя мне очень нравится, когда мои магические системы последовательны и подчиняются правилам. Что бы вы ни читали из моих циклов − подростковые, детские или эпические, − вы увидите, что система магии немного напоминает науку.
Мне кажется, что хорошая книга − это всегда хорошая книга, не важно, в каком жанре, когда или для какой целевой аудитории она написана. Так что есть много всего, что я надеюсь воплотить в жизнь последовательно, независимо от того, пишу ли я фэнтези, фантастику, подростковую или детскую литературу. Впрочем, есть и много того, что я делаю по-другому. В моих детских и подростковых книгах сюжет часто развивается в более быстром темпе, чем в эпическом фэнтези, а главных героев меньше, чем в книгах для взрослых. Тем не менее выяснилось, что многие взрослые читают мои книги для детей и подростков, а многие дети − мое эпическое фэнтези, поэтому я стараюсь, чтобы все мои книги были интересны довольно широкой аудитории.
ДГ: В ваших книгах есть миры, придуманные вами, и миры, созданные другими авторами: вас выбрали, чтобы завершить цикл Роберта Джордана «Колесо времени», и вы написали две повести, действие которых происходит − или отсылает нас к прошлому − мира видеоигры «Клинок бесконечности». Можете рассказать о сложностях (или притягательности) создания собственных историй в чужих мирах, а особенно о том, как преобразовывать механику видеоигры в полноценные истории?
БС: Одна из сложностей при работе с чужими персонажами − выписать их правильно, как это было в «Колесе времени». Проблема была в том, что нужно придерживаться джордановского видения персонажей, а не представлять их по-своему. Это значит, что в день, когда приходила пора писать сцену от лица какого-то персонажа, прежде чем начать, я обычно перечитывал главу от лица этого персонажа, написанную Робертом Джорданом, и пытался держать ее в голове и добиваться резонанса так, чтобы, приступая к работе, четко следовать нужному образу.
ChAIR, разработчики «Клинка бесконечности», предоставили мне полную свободу действий, хотя были и некоторые серьезные ограничения. Сложность состояла в том, чтобы вытащить из игры то, что является ее механикой, и разработать на основе этого магическую систему, мир, персонажей и подходящий сюжет.
Я частенько говаривал, что системы магии в книгах становятся интересными благодаря интересным ограничениям. Как выяснилось, интересные ограничения в писательстве заставляют меня развиваться как писателя и открывать в себе новые грани. Это справедливо и в отношении «Колеса Времени», и «Клинка Бесконечности».
ДГ: Кроме того, что вы пишете кучу книг в год, ведете подкаст, ездите в туры, читаете лекции и раздаете автографы, вы еще и преподаете писательское мастерство. Повлиял ли на вашу преподавательскую деятельность рост вашей карьеры и как преподавание влияет на ваш собственный рост как писателя?
БС: Рост моей карьеры повлиял на мою преподавательскую деятельность прежде всего в том, что у меня теперь больше студентов. Пару раз университету Бригама Янга приходилось выделять нам аудиторию побольше! Когда я был начинающим писателем, мне очень пригодились уроки по писательскому мастерству. Надеюсь, что, в свою очередь став преподавателем, я смогу помочь молодым писателям так же, как когда-то помогли мне. Еще одна причина, по которой я преподаю писательское мастерство, − это возможность продолжать общение с другими писателями, особенно с теми, кого отличают свежие взгляды. Это помогает не застаиваться моей собственной работе.
ДГ: Можете сказать, какое произведение будет следующим, над чем вы сейчас работаете?
БС: Я работаю над третьей книгой «Архива буресвета», и она почти готова! Пока она мне очень нравится. На данный момент она обещает стать самой большой и самой эпической книгой всего цикла.
Что мне особенно нравится, так это то, как цикл продолжает обрастать историями второстепенных персонажей, при этом не уходя в сторону от главных героев − Каладина, Далинара и Шаллан. В фэнтезийном цикле ходить по этой грани непросто.
В книге будет ряд флэшбеков, как и в предыдущих романах «Архива», и они будут посвящены Далинару. Однако для затравки я добавил и несколько флэшбеков другого персонажа, и вы, скорее всего, совсем не ожидаете, что его прошлое сыграет роль в этой книге.
Потихоньку публикуем материалы с Петербургской фантастической ассамблеи. Сегодня дошли руки до интервью с почетным гостем из Британии Кимом Ньюманом, который удостоил нас присутствием в 2016 году. Кроме того, на сайте Крупы вы можете найти небольшой фотоальбом — Ньюман на Ассамблее позировал много и охотно.
Отдельные благодарности — Николаю Кудрявцеву и Евгении Руссиян, без которых это интервью не вышло бы.
Ким Ньюман. «Warhammer», киберпанк, дайкайдзю, викторианские ценности и демистификация вампиров
— Как писатель и кинокритик вы специализируетесь на так называемых «темных жанрах», иными словами, кинематографе и литературе ужасов. Чем вызван такой интерес?
— Первыми фильмами, которые я увидел в кино, были как раз «ужастики». Классический хоррор о «монстрах Universal» — Дракуле, Франкенштейне, Мумии и так далее. Вероятно, с этого все и началось. Одной из моих первых книг в конце восьмидесятых стало исследование «Nightmare Movies. A critical history of the horror film, 1968-88», посвященное периоду, которым тогда практически никто не занимался. Сейчас кинокритики склоняются к мнению, что именно семидесятые годы стали эпохой расцвета жанра «ужасов». Но когда я писал эту работу, принято было считать, что золотая эпоха хоррора — тридцатые годы, а то, что происходило позже, не так важно для истории жанра. Собственно, я рискнул детально исследовать это десятилетие одним из первых, и результат мне понравился.
Впрочем, я не зацикливаюсь на хорроре. Я люблю и другие жанры, мне интересно изучать, как разные направления взаимодействуют друг с другом. Да, конечно, я очень люблю хоррор, но не могу сказать, что люблю его весь, все типы без исключения. На мой взгляд, хоррор позволяет писателю или режиссеру зайти гораздо дальше, чем любом другой жанр. У нас появляется возможность проникнуть на территорию, куда люди обычно просто боятся заглядывать, решить задачи, которые другими способами не решаются.
— Под псевдонимом Джек Йовилл вы написали несколько произведений для межавторского цикла «Warhammer». Как вас затянуло в эти жернова — и что дала работа над «Вахой»?
— Справедливости ради, в проекте участвовал не только я, но и Йен Уотсон, Брайан Стэблфорд и многие другие. Все очень просто: Майкл Дэвид Прингл, главный редактор «Interzone», одного из ведущих британских журналов научной фантастики, который опубликовал мой первый рассказ, в какой-то момент стал главным редактором литературного отдела «Вархаммера». И, естественно, он пригласил к сотрудничеству всех авторов, которые в то время печатались в «Interzone», поскольку знал наверняка, что те умеют писать.
Предложение поступило как раз в тот момент, когда вышел мой первый роман, «Ночной мэр». Я не большой любитель героической фэнтези, никогда не читал новеллизации по мотивам настольных игр. Но представители издательства «Games Workshop» уверяли, что хотят выпускать настоящие, хорошие книги, которые отличались бы от того, что уже есть на рынке. Всего по заказу Прингла я написал четыре книги — в промежутке между первым и вторым оригинальными романами. Они неплохо продавались, допечатывались, но при всех своих достоинствах компания «Games Workshop» всегда относилась к беллетристике как к чему-то второстепенному: ведь в первую очередь этот холдинг продает игры. Так что со временем наше сотрудничество сошло на нет. Впрочем, для меня это был полезный опыт: мы работали очень быстро, четко, и я до сих пор доволен построением сюжета в том же «Дракенфелсе».
— И в заключение наш традиционный вопрос: вы бывали на многих европейских конвентах — чем на ваш взгляд отличается от них Петербургская фантастическая ассамблея?
— Честно говоря, чаще я езжу не на конвенты, а на кинофестивали. Естественно, я бывал на «Ворлдконах», но они имеют мало общего с любыми другими конвентами: по сути, это огромный город в городе, отдельная вселенная. Если же говорить о конвентах более скромного масштаба, Ассамблея в целом довольно похожа на ирландские и британские съезды любителей фантастики. Такая же атмосфера, люди, которые ходят примерно в таких же футболках с принтами, и я могу предположить, что они обсуждают те же явления, только на другом языке. В глаза бросается одно отличие: Ассамблея очень сильно сосредоточена на литературных вопросах. Я заметил, что некоторые люди здесь играют в настольные игры, но эти игры даже не входят в основную программу. На тех конвентах, где я периодически бываю, от трети до половины всех мероприятий посвящены играм, телевидению, кино и комиксам.
облако тэгов
