5. В рубрике «Кино и НФ» Мацей Паровский в заметке ”Zespól Kasandry/Синдром Кассандры” рецензирует фильм режиссера Терри Гиллиама «12 Monkys” (США, 1995) (стр. 60-61), а далее Кшиштоф Липка в рубрике «Multimedia» в большой статье «NSK – państwo nie istniejące/NSK – не существующее государство» (стр. 62-66) разбирается с таким не слишком понятным явлением, как словенская рок-группа «Laibach» и сложившаяся вокруг нее структура, называемая «Neue Slovenische Kunst».
6. В подрубрике «Рецензии»:
некто Predator высказывает свое удовлетворение тем, что творчество американского писателя Филипа Дика начали предоставлять польскому читателю более или менее систематически. В частности, за это взялось издательство «Rebis». Опубликованный им роман «Мы можем тебя построить» (Philip K. Dick “Możemy cie zbudować” – это ”We Can Built You”, 1972. Tłum. Tomasz Hornowski. “Rebis”, 1996) относится к тому периоду, когда у писателя начались уже проблемы с шизофреническими состояниями, и это, пожалуй, наименее фантастическое из его произведении – единственное в нем фантастическое допущение, это то, что в качестве героев выступают искусственно созданные люди;
некто Negocjator приветствует издание в этом же издательстве и другого романа Филипа Дика – «Галактический лудильщик» (Philip K. Dick “Gałaktyczny druciarz” – это “Galaktic Pot-Healer”, 1969. Tłum. Cezary Ostrowski. “Rebis”, 1996), находя, что он богат образами, чувствами, необычными ситуациями, словом, всем тем, что мы ценим в творчестве писателя;
некто Inkwizytor советует читателям журнала обратить внимание на захватывающий детектив американского писателя Марка Фроста «Список семерых» (Mark Frost “Lista siedmiorga” – это “The List of Seven”, 1993. “Zysk i S-ka”, 1996. Серия “Kameleon”), главным героем которого выступает юный Артур Конан Дойль;
некто Terminator представляет читателям очередной том саги об Элвине американского писателя Орсона Скотта Карда «Подмастерье Элвин» (Orson Scott Card “Uczeń Alvin. Opowieść o Alvinie Stwórcy”. T. III. Это “Pretence Alvin”, 1982. Tłum. Piotr W. Cholewa. “Prószyński I S-ka”, 1995) – не столь динамичный, как предыдущие тома, но хорошо укладывающийся в общее течение одного из самых оригинальных, по его мнению, циклов современной фантастики;
а некто Reanimator с тяжелым вздохом откладывает в сторону роман о приключениях героев «Звездных войн» американской писательницы Вонды Макинтайр «Хрустальная Звезда» (Vonda N. McIntyre “Krzyształowa Gwiazda” – это “Crystal Stars”. Tłum. Magdalena Ostrowska. “Amber”, 1996. Серия “Wielkie Serii SF”) – ну вот не стоит писательнице тратить свой недюжинный талант и время на ремесленнические поделки (стр. 67).
Далее Доминика Матерская/Dominika Materska и Ева Попелек/Ewa Popiolek анализируют роман американской писательницы Марион Циммер Брэдли «Дом миров» (Marion Zimmer Bradley “Dom Światów” – это “The House Between The Worlds”, 1980. Tłum. Bartek Liczbiński, Beata Kołodziejczak. “Alfa”, 1995. Серия “Biblioteka Fantastyki”, № 54), который они считают прекрасным примером воистину научной фэнтези;
Яцек Собота/Jacek Sobota увлеченно следит за язвительной мыслью английского писателя Джеймса Грэма Балларда, развиваемой им в романе о неудавшейся экологической утопии «Скорее в рай» (James Gracham Ballard “W pośpiechu do raju” – это “Ruszing to Paradise”, 1994. Tłum. Bożena Stokłosa. “Amber”, 1996. Серия “Zlota”);
Марек Орамус/Marek Oramus, разбирая по косточкам сборник рассказов американского писателя Гарри Гаррисона «Космические крысы» (Harry Harrison “Kośmiczne szczury” – это “The Best of Harry Harrison”, 1976. Tłum. Radosław Kot, Jarosław Kotarski. “Rebis”, 1996. Серия “Science Fiction”), находит в нем всего лишь три прекрасных, на его взгляд, текста;
а Мацей Паровский/Maciej Parowski гораздо более благосклонно воспринимает авторский сборник американского писателя Уильяма Гибсона «Джонни Мнемоник» (William Gibson “Johnny Mnemonic” – это “Johnny Mnemonic”, 1995. Tłum. Piotr W. Cholewa, Katarzyna Karłowska, Krzysztof Sokołowski. “Zysk i S-ka”, 1996) (стр. 68-69).
7. В рубрике «Критики о фантастике» Доминика Матерская/Dominika Materska и Ева Попелек/Ewa Popiolek в статье «Lemiana/Лемиана» оценивают последние пополнения “лемианы”, к которым относятся книги: литературоведа Петра Кживака «Фантастика Лема: дорога к “Фиаско” (Piotr Krzywak «Fantastyka Lema: droga do “Fiasko”». Wydawnictwo Naukowe WSP, Kraków, 1994); литературоведа и критика Антония Смушкевича «Станислав Лем» (Antoni Smuszkiewicz “Stanisław Lem”. Seria “Czytani dzisiaj”. “Rebis”, 1995); чешского переводчика Лема Павла Вейгеля «Станислав Лем. Жизнеописание» (Pavel Weigel “Stanisław Lem. Żivotopis”. “Magnet-Press”, Praga, 1995) (стр. 70-71).
Здесь же Мацей Паровский в статье «Jesień entuzjasty/Осень энтузиаста» высказывает свое отношение к сборнику статей Станислава Лема, печатавшихся в краковском еженедельнике «Tygodnik Powszechny» в 1994-1995 годах, «Милые времена» (Stanisław Lem “Lube czasy”, “Znak”, 1995). «… История описала круг. В послевоенное время Лем начинал <публиковаться> в католическом еженедельнике, а затем устремился в космос, в науку, в прогресс и ушел из газеты «Tygodnik powszechny/Всеобщий еженедельник», поскольку власти этот печатный орган не жаловали. Теперь он в него возвращается <…> Лем возвращается измененным – временем, физиологией, удивительным ходом событий в мире, которые сотворили из энтузиаста, преисполненного немного наивных, хоть и возвышенных верований, несколько разочарованного и несколько удивленного мыслителя. В лемовском творчестве, в лемовских пророчествах (литературных, эссеистических) было ведь превеликое множество удачных цивилизационных, технических, даже культурных предвидений. Единственное, чего Лем не предвидел (он признается в этом в книге пару раз), так это того, что человечество далеко не лучшим образом использует великолепные технические возможности…» Замечательная, на мой взгляд, рецензия, которая многое говорит как о рецензируемом писателе, так и о рецензенте (стр. 71).
8. Текст «Czy zbrodniarz jest winien?/Виновен ли преступник?» (стр. 72-74) – это фрагментарное изложение главы «Вольная воля и детерминизм» из книги «Бог и новая физика» американского физика Пола Дэвиса/Paul Davies. В этой книге автор пытается взглянуть на старые философские проблемы с точки зрения исследователя, разбирающегося в теории относительности и квантовой механике. Иллюстрации МАРЕКА АДАМИКА/Marek Adamik. Перевод ПЕТРА АМСТЕРДАМСКОГО/Piotr Amsterdamski. Книга готовится в публикации в издательстве “Cyklady”.
9. «Stylizacja, frustracja, detronizacja/Стилизация, фрустрация, детронизация» -- так называется очередная глава «Пособия для писателей фэнтези» Анджея Сапковского, размещенная в рубрике «Felietony» на стр. 76.
В этой же рубрике напечатана статья Леха Енчмыка«Świat biotechnologii/Мир биотехнологии» -- с противопоставлением действительных достижений биотехнологии их литературным вариантам (стр. 76).
И там же – статья Адама Холлянека«Fantastyka par force», в которой автор жалуется на то, что замечает признаки увядания излюбленного жанра буквально во всем, начиная с замечательного (прежде) журнала “Locus” (стр. 77).
10. И вот тут, кстати, в рубрике «НФ в мире» Петр Холева реферирует январский номер 1996 года журнала ”Locus”, а Анна Дорота Каминьская рассказывает о январском 1996 года номере чешского журнала “Ikarie” (стр. 77).
11. В «Списке бестселлеров» отмечены из книг польских авторов две книги Станислава Лема: “Sex wars” (NOWA) и “Zagadka. Opowiadania”. Tt. 1-2 (Interart) (стр. 78).
12. В рубрике «На книжном рынке» Войтек Седенько в статье «Obraz niędzy/Картина нищеты» наглядно показывает, из чего складывается цена книги на польском рынке и почему сокращается количество польских издателей фантастики (стр. 79).
“Czlowiek z Marsa” (1996); “Pamiętnik znaleziony w wannie” (1997).
Ежи Яжембский подготовил к изданию еще около десятка томов, материалы которых позже вошли в состав четвертого «Собрания сочинений» писателя, осуществленного в краковском издательстве «Wydawnictwo Literackie».
Пропущенный материал – это интервью, которое Марек Орамус взял у Ежи Яжембского/Jerzy Jarzębski -- историка литературы, редактора нового издания (третьего по счету) «Собрания сочинений»Станислава Лема. Интервью так и называется:
БОГ ЛЮБИТ ТРОИЦУ
(Do trzech razy sztuka)
Марек Орамус: Откуда взялся замысел издания нового «Собрания сочинений» Станислава Лема?
Ежи Яжембский: Непосредственным толчком послужило осознание того, что приближается полувековой юбилей литературного творчества Лема – 1996 год, если вести отсчет с момента публикации “Человека с Марса”. Несколько издателей обратились к Лему с соответствующим предложением, и его выбор пал на издательство “Interart”. Это издательство хотело бы напечатать полное «Собрание сочинений», однако автор решил исключить из комплекта ряд текстов, прежде всего второй и третий тома «Неутраченного времени», два рассказа из цикла «Звездные дневники Ийона Тихого», а также романы «Астронавты» и «Магелланово облако». Мы будем еще вести переговоры относительно ранних произведений, то есть наряду с «Человеком с Марса» также относительно юношеских рассказов, которые интересны как документы послевоенной эпохи.
Марек Орамус: Можно было бы, однако, издать и «Астронавтов» с «Магеллановым облаком» -- ведь это важные книги хотя бы с точки зрения той же литературной критики.
Ежи Яжембский: Издательство предлагало Лему издать их. Однако Лема, похоже, раздражает стилистика этих романов, да и содержанием этих книг он не больно-то доволен. С некоторых пор он не соглашается на переиздание этих текстов и пока не собирается менять такого своего решения.
Марек Орамус: Обе книги представляют собой часть пути развития его творчества, а вместе с тем и часть пути развития всей польской научной фантастики. Если принять во внимание те времена, в которые они писались, то следует признать их вполне приличными романами. Главу «Коммунисты» из «Магелланова облака» можно было бы просто-напросто вырезать.
Ежи Яжембский: Здесь возникает вопрос: «Что это такое – литературное произведение?». Это некий конкретный том, из которого можно изъять то или иное, или это некая нематериальная идея, неподатливая на подобные операции? Пожалуй, лучше было бы издать книгу в первоначальном виде, снабдив ее комментарием, в котором объяснялось бы, в какой мере этот роман выходит за рамки идеологических схем своей эпохи. Экспертные советы, практически полное отсутствие партии в общественной жизни – отсюда очень далеко до Ленина, хоть и близко к Марксу.
Марек Орамус: Лем как-то мне сказал, что, вычеркнув главу «Коммунисты», он уподобился бы Янушу Мейсснеру/Janusz Meissner, который в изданном перед войной романе «Szkola orląt/Школа орлят» бранил на все лады Советы, а после войны совершенно беззастенчиво заменил кукурузники мессершмидтами. Лем, похоже, хочет соблюсти некоторые формы <приличия>: не все начинания допустимы – даже в нашей нынешней трудной рыночной ситуации.
Ежи Яжембский: Я думаю, что теперешнее отвращение Лема к «Магелланову облаку» проистекает из того, что этот роман излишне декларативен, причем не только в политическом отношении, он слишком уж приукрашен и преисполнен благих намерений. А вот с «Астронавтами» ситуация другая: роман отчетливо делится на две части, из которых первая, где описывается устройство межпланетного корабля, значительно устарела. Вторая же часть, «Дневник пилота» -- вполне приемлема. И как тут быть?
Марек Орамус: Мой совет: сошлитесь на литературную традицию, которая тогда требовала первым делом представить машину или изобретение, чтобы читатель понимал, как они потом участвуют в действии.
Ежи Яжембский: Действительно, такие описания бывают весьма даже красочными, они многое говорят и об эпохе, и о фантазии автора. У Жюля Верна, предвидевшего широкое применение электричества, силовая установка «Наутилуса» состоит из сложной системы рычагов, движимых электромоторами.
Марек Орамус: А в чем конкретно состоит ваша работа в подготовке издания этого нового «Собрания сочинений» Лема?
Ежи Яжембский: В мои обязанности входит отбор текстов для очередных томов. В случае романов решение очевидно, но уже, например, «Звездные дневники» я собираюсь разделить на две части. В первой окажутся собственно дневники, во вторую войдут тексты цикла «Из воспоминаний Ийона Тихого» (например, «Футурологический конгресс», «Профессор А. Донда»). Надо это как-то по-иному скомпоновать. Но основные трудности доставит размещение тех рассказов, которые не входят в состав циклов, эссе и публицистических текстов, а также ранних произведений. Кроме того, я хочу оснастить каждый том своим послесловием – чтобы помочь читателям самостоятельно сформулировать те вопросы, которые Лем ставит в своих произведениях. Ибо именно вопросы – самое интересное в книгах Лема.
Марек Орамус: Эссеистике Лема требуется генеральное упорядочивание. В большинстве своем эссе и ныне остаются неизвестными польскому читателю. Писатель, похоже, утратил над ними всякий контроль: не ведет им никакого учета, попросту позволяет этим вещам тонуть по мере их появления в бумажном море.
Ежи Яжембский: Я пока что имею в виду более старые эссе -- те, которые были напечатаны в томе «Rozprawy i szkice/Трактаты и очерки» и в англоязычном сборнике «Microworlds/Микромиры». Но нужно будет собрать и другие тексты, тем более, что это то направление, в котором Лем продолжает работать. Я подумываю о сборнике высказываний Лема на приватные темы, которому можно, пожалуй, дать рабочее название «Лем о себе». Надо будет также подготовить особый том публицистики.
Марек Орамус: А каким будет внешнее оформление «Собрания сочинений»?
Ежи Яжембский: Тома будут издаваться в твердом переплете и будут внешне достаточно броскими, если вести речь о художественном оформлении, но не слишком дорогими. Как раз сегодня Лем утвердил проект суперобложки. Частота издания серии – около восьми томов в год. Такой темп мотивирует покупку очередных томов читателями и в то же время не слишком сильно ударит по их карману. Первым в «Собрании» выйдет том с романом «Возвращение со звезд», очередность издания следующих томов будет корректироваться по мере надобности. Мы хотели бы добиться разнородности и привлекательности серии, избегая в то же время столкновений на рынке с другими изданиями произведений Лема.
Марек Орамус: Предыдущие два издания «Собрания сочинений» Лема остались не завершенными. Почему вы так уверены в том, что на этот раз история не повторится?
Ежи Яжембский: Существует разница между издательской ситуацией тогда и сейчас. Тогда рождались на свет все новые и новые литературные произведения писателя – сейчас же Лем зарекся писать беллетристику. Тем самым установился канон «Собрания сочинений», который может лишь, самое большее, пополняться. Сегодня издание «Собрания сочинений» можно спланировать, видя конец этого предприятия. Автор обрел уже ранг классика, которого невозможно игнорировать при обсуждении мировой научной фантастики. Нет другого польского писателя, который достиг бы в своем жанре таких же вершин.
Марек Орамус: В последнее время книги Лема, например те, что были изданы Гебетнером, пользовались не слишком высоким спросом. Может быть, польский читательский рынок уже перенасытился творчеством Лема?
Ежи Яжембский: Никто не ждет повторения успеха, допустим, того же романа «Wizja lokalna», который вышел в свет тиражом 100 тысяч экземпляров и в таком же объеме был затем допечатан. Однако у создавшегося положения – как это ни парадоксально – есть и светлая сторона: издатель, планируя такое предприятие, сегодня точнее оценивает реальную емкость читательского рынка. У Лема есть группа постоянных читателей, которую, надеюсь, в дальнейшем удастся пополнить. Конечно, многое зависит от конкретной ситуации на книжном рынке. Создает проблемы налоговая система, удручает отсутствие сети книжных магазинов, раздражает примитивизм оптовиков и розничных торговцев – но некоторые книги должны лежать на прилавках, потому что именно они придают книготорговым точкам должный вес и солидную репутацию. Издатель должен уметь продавать свою продукцию, должен хорошо ориентироваться в том, что происходит на рынке и в каком направлении следует ожидать развития ситуации. Я верю в то, что «Interart» -- именно такой издатель.
Марек Орамус: Как по-вашему, не может ли такого случиться, что Лем еще возьмется за перо и напишет новый роман?
Ежи Яжембский: Не думаю, что такое возможно. Большая книга требует систематической работы над нею, долгого сидения за пишущей машинкой, сосредоточенности, гарантирующей целостность произведения. У Лема, похоже, уже нет на все это охоты. Тем более, что он никогда и не считал себя профессиональным писателем научной фантастики. А вот написания новых рассказов я не исключаю.
Марек Орамус: В тексте “Którędy Lem wschodzi i kędy zapada/Где Лем восходит и где опускается”Славомир Магала/Sławomir Magała формулирует такую тезу: Лем вешает всех собак на цивилизацию потому, что цивилизация его отвергла. А если бы цивилизация приголубила Лема, он бы этого не делал?
Ежи Яжембский: Не думаю, что мнение Станислава Лема относительно тенденций современного мирового развития определяется некими конъюнктурными факторами. Да, конечно, Лем, вероятно, искренний пессимист и, может быть, даже мизантроп; он взял на себя роль скептика и правдолюба, язвительно прошелся по адресу немцев, американцев – этих лидеров цивилизации, определяющих ее очертания, но тем более несущих ответственность за ее глупость или чудовищность. Лем – не биолог, не физик, не литературовед; он все это понемногу и еще философ вдобавок. Тем труднее признать его состоявшимся ученым. Лем успешен в той роли, в которой он выступает. Впрочем, он никогда не поддавался классификации, его специализацией был иной подход к проблемным полям со своим кодом и своей методологией.
Марек Орамус: А какова судьба книги Ежи Яжембского “Przypadek i ład”, посвященной анализу творчества Лема?
Ежи Яжембский: Я написал ее десять лет назад для немецкого издателя, она была напечатана в 1986 году во Франкфурт-на-Майне. Ее третий раздел, в котором обсуждаются некоторые общие проблемы творчества Лема, я собирался переделать, что требовало изрядных усилий и напряженной работы с литературой. У меня просто-напросто не хватило на это времени. Править эту книгу сейчас мне не очень-то и хочется, я предпочел бы подготовить новую книгу, посвященную обсуждению важнейших тем в творчестве Лема. Такую книгу, в которую входят и некоторые опубликованные мои работы, я уже в значительной мере составил и надеюсь ее напечатать, пользуясь оказией издания «Собрания сочинений» Лема.
6. В рубрике «Фильм и фантастика» размещена статья Ежи Шилака/Jerzy Szyłak “Kości po Barkerze/Останки Баркера” – рецензия на фильм режиссера Энтони Хикока “Hellraiser-3 (Hell on Earth)” (США, 1992) (стр. 58-59).
7. В рубрике «Библиофил в кино. Киноман в библиотеке» Рафал Земкевич/Rafał Ziemkiewicz в эссе «Pełny luz» сопоставляет роман американского писателя Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту» (Ray Brudbury “451 Fahrenheita”. Przeł. Adam Kaska. “Alkazar”, 1993, wyd. II. Серия “Science Fiction”) с кинофильмом французского режиссера Франсуа Трюффо “Fahrenheit 451” (Великобритания -- Франция, 1966) (стр. 65-66).
По его словам, пока существовал “железный занавес”, мир романа воспринимался как нечто условное, некоторая теоретическая модель тоталитарного режима, которая к настоящей Америке, в которой как-никак у власти находится демократически избранный президент, не имеет ни малейшего отношения. Сейчас же оказывается, что опасения Брэдбери относительно развития либеральной демократии, высказанные сорок лет назад, отнюдь не беспочвенны. Земкевич развивает эту мысль с присущей ему дотошностью и в весьма резком тоне. Что касается фильма, то в нем, по мнению Земкевича, от социологического наполнения и прекрасно описанного Брэдбери механизма уничтожения культуры путем натиска на нее меньшинства и лоббирования чуждых ей интересов -- считай ничего не осталось.
8. Далее, в рубрике «Критики о фантастике», Ежи Шея/Jerzy Szeja в статье «Ułomni wobec świata/Убогие мира сего» анализирует подход Станислава Лема к теме пределов человеческого познания в его романах «Солярис» и «Глас Господа» (стр. 66-68)
9. В рубрике рецензий некто Negocjator размышляет над сборником рассказов польского писателя Марека Понкциньского «Тайные полиции» (Marek Pąkciński “Policje tajne”. “Czytelnik”, 1993); «в рассказах Понкциньского все больше появляется Макиавелли и политической истории – то есть пота и крови, секретной интриги и столкновения революционных и утопических мечтаний с упрямой и неподатливой натурой людей и вещей. В холодном лунатическом мире культурных парадоксов и дилемм появляются живые люди...»;
некто Wentylator высоко оценивает два тома рассказов американского писателя Генри Каттнера «Машина эго» и «Невидимый глаз» (Henry Kuttner “Maszyna ego”, “Niewidzialne oko”. Tłum. Danuta Górska, wybór Marek S. Nowowiejski. “PiK”, 1993. Серия “Mistrzowie SF”); «в этих двух томах собраны самые разнородные тексты Каттнера – НФ и фэнтези, серьезные и шутливые. Но как раз этой разнородностью сборники и интересны…»;
некто Predator считает, что роман английского писателя Грэма Мастертона «Голод» (Graham Masterton “Glód” – это “Famine”, 1981. Tłum. Piotr Kuś. “Rebis”, 1993. Серия “Horror”) попал не в тот жанровый ящик – никакой это не “horror”, а «самая настоящая реалистическая фантастика ближнего прицела, видение будущего, которое, дай Бог, никогда не наступит. <…> Недаром ведь “Голод” продается как горячие пирожки – каждому интересно, что станет с миром, когда в нем не хватит жратвы»;
некто Karburator предполагает, что американский писатель Роберт Хайнлайн сотворил роман «Дорога славы» (Robert A. Heinlein “Szlak chwały” – это “Glory Road”, 1963. Tłum. Zbigniew A. Królicki i Andrzej Sawicki. “Phantom Press”, 1993. Серия “Fantasy i SF”) лишь для того, чтобы доказать, что хороший писатель может писать и фэнтези тоже;
а некто Denuncjator делится своими впечатлениями, полученными в результате чтения романа английского писателя Джеймса Хогана «Звездное наследие» (James P. Hogan “Gwiezdne dziedzictwo” – это “Inherit the Stars”, 1977); «в книге много неправдоподобностей и слабо обоснованных теорий, но одно нужно признать – читается она с интересом и наверняка многим понравится» (стр. 68-69).
Далее Яцек Инглëт/Jacek Inglot анализирует содержание романа классика польской литературы Станислава Игнация Виткевича «Ненасытность» (Stanisław Ignacy Witkiewicz “Nienasycenie”. “PIW”, 1992. Dzieła zebrane);
Яцек Пекара/Jacek Piekara знакомит читателей журнала с романом американского писателя Стивена Кинга «Воспламеняющая взглядом» (Stephen King “Firestarter” – это “Firestarter”, 1980. Tłum. Krzysztof Sokołowski. “Phantom Press”, 1992. Серия “Horror”), который, по его мнению, трудно отнести к удачам автора. «Хотя Кинг это Кинг, и роман, конечно же, читается залпом. Общение с творчеством Кинга это как партия покера, сыгранная с шулером. О том, что тебе очистили карманы, осознаешь лишь после того, как игра закончилась». И еще -- это польское издание романа Пекара считает попросту скандальным, потому что: a) издатели почему-то решили не переводить с английского языка название романа, хотя ничто не мешало им это сделать, б) использовали для оформления обложки рисунок Леса Эдвардса, который был сделан специально для книги Клайва Баркера, и в) на задней обложке сообщили читателю, что фильм Карпентера “The Thing” был поставлен по роману Кинга, что, разумеется, неправда;
Марек Орамус/Marek Oramus, рассказывая о романе английской писательницы Анджелы Картер «Ночи в цирке» (Angela Carter “Wieczory cyrkowe”. Tłum. Zofia Uhrynowska-Hanasz. “Czytelnik”, 1993), вспоминает о своем стандартном ответе читателям, спрашивающим, сколько в произведении должно быть фантастики, чтобы оно отвечало критериям жанра. Ответ такой. Вот представьте себе, что вы пишете о механическом заводе, где за токарными станками стоят токари, вытачивая детали. Это, конечно, реализм. А теперь допустите, что у некоторых из токарей сложены за спинами крылья, выросшие у них из ключиц. Ой, да пусть будет лишь один токарь с крыльями – уже один такой скромный фантастический элемент придаст целому совершенно иной характер. У Анджелы Картер вместо токаря с крыльями – акробатка с крыльями. И этого хватает, чтобы написать великолепный роман, заставляющий задуматься над красотой и странностью жизни, над теми ее поворотами, которыми она не устает нас удивлять;
а Яцек Собота/Яцек Собота, рецензируя роман польского писателя Феликса Креса «Король просторов» (Feliks W. Kres “Król Bezmiarów”. “Aurora”, 1992), хвалит автора за то, что он (пожалуй, единственный из польских писателей фэнтези) уверенно и последовательно строит свой мир, компонует в сюжете сложную, многоходовую, логичную интригу, строго обусловленную властвующим над этим миром законами (стр. 70-71).
10. В номере напечатана следующая, третья часть (первую см. № 5/1993 “NF”, вторую – “NF” № 7/1993) откликов известных польских писателей научной фантастики на просьбу редакции журнала рассказать о их основной (профессиональной) работе и ее связи с работой литературной. В номере рассказывают о себе:
школьный учитель, преподаватель польского языка и литературы Яцек Инглëт/Jacek Inglot;
программист Януш Цыран/Janusz Cyran (стр. 72-73).
11. В рубрике «НФ в мире» Лех Енчмык рассказывает о январском 1993 года номере американского журнала “Locus”; а Иржи Пильх/Jiři Pilch реферирует январский, февральский и мартовский номера чешского ежемесячника “Ikarie”. В 1992 году фантастику в Чехии публиковали 66 издательств. Основные – “Ivo Zelezny”, “Laser”, “AG Kult”, “Najada” и “Winston Smit”. Всего в 1992 году было издано 239 наименований книг научной фантастики, фэнтези и ужасов, в том числе 55 наменований книг отечественных авторов. Польских только два наименования: «Малый апокалипсис»Конвицкого и «Ведьмак»Сапковского (стр. 74).
12. В рубрике «Список бестселлеров» за июль 1993 года сплошь англо-американские имена. Книг польских авторов – ноль. Книг авторов других национальных регионов – ноль (стр. 74).
13. Редакция решила ограничиться в отношении комиксов сравнительно короткими историями – на один номер журнала. В этом номере первая из таких историй, сочиненная и нарисованная ПЕТРОМ КОВАЛЬСКИМ (стр. 75-78).
Пропущенный материал – это небольшое интервью, взятое Стефаном Веховским/Stefan Wechowski в Кракове у Станислава Лема. Интервью было опубликовано на немецком языке в газете “Die Presse” 23 мая 1992 года под названием, которое, по утверждению МАРЕКА ОРАМУСА (переводчика интервью), в переводе на польский язык звучит так:
CEKC C РОБОТАМИ
(Seks z robotami)
Нынешней весной в Австрии вышел из печати том статей Станислава Лема“Die Vergangenheit der Zukunft/Прошлое будущего”. Семидесятилетний уже ныне писатель задается в нем вопросом: насколько, в какой степени, исполнилось ныне то, что он прогнозировал в прошлом? То есть будущее в этом смысле – уже и в самом деле прошлое! В беседе, которую мы со Станиславом Лемом вели в Кракове, шла речь о том, откуда писатель брал информацию о направлениях развития в будущем, как он ныне оценивает свои предсказания, чего ждет от будущего и чем оно его пугает.
Стефан Веховский: Вы начертали сценарии, устремленные далеко в будущее. Как вы это сделали?
Станислав Лем: Я начал заниматься этим в 1962 году. Мое главное эссе о том времени носит название «Тридцатью годами позже». Тогда у меня у меня было мало информации. Сейчас моя комната набита ею снизу доверху. Вон там с лета лежит так еще и не прочитанный “New Scientist”, а тут – новейший номер журнала “Spigel”. Я не могу со всем этим справиться, тут слишком много хорошего. Тогда же для меня все было недоступным. Я был обречен на манипулирование своими знаниями высшей математики, биологии и так далее. Кроме этого у меня были университетские учебники. И я пытался экстраполировать, не имея под рукой ни компьютера, ни миллионов долларов – ничего того, чем располагали Rand Corporation, или Hudson Institute, или ныне покойный Герман Кан со своими помощниками. У меня были лишь пишущая машинка и маленькая комната с грибком на стене. Я вынужден был все выдумывать. Например, я подумал: ведь то, на что способна природа, со временем сможем делать и мы, люди, ну вот хотя бы создавать живое, пользуясь достижениями молекулярной биологии. Так ведь и на самом деле биотехнологии сегодня развиваются особенно быстро. А тридцать лет назад говорили: это бредни.
Стефан Веховский: И все же сейчас много тех, кто воплощает то, что вы придумали в действительность.
Станислав Лем: Опираясь на знания, полученные в ходе изучения биологии, я представил себе следующее. Жизнь на Земле существует уже почти четыре миллиарда лет. В ходе последних 850 миллионов лет появились первые многоклеточные, и с тех пор естественная эволюция стала ускоряться. Это ускорение дало мне изрядную пищу для размышлений, и я сказал себе: а ведь это наверняка был автокаталитический процесс. То есть когда накопилось много изобретений, они самой своей массой ускоряли дальнейшее течение этого процесса. Гляньте хотя бы на телевидение: от черно-белых приемников до телевизоров высокого разрешения и тех 40 программ, которые я могу принимать благодаря моей сателлитарной антенне.
Стефан Веховский: То есть вы считаете, что прогресс налицо?
Станислав Лем: Нынешняя эпоха – эпоха массовой культуры. Для нее характерно то, что она размножает только самые дрянные, самые банальные и самые примитивные клише – но всегда использует при этом совершеннейшие технические средства. Здесь отчетливо видно несоответствие великолепия этих средств переносимым ими глупостям.
Стефан Веховский: Это противоречие вы тоже предвидели?
Станислав Лем: Разумеется. Эти ножницы растворяются все шире и шире, но ведь понятно, что телевидение дает людям то, чего они требуют. Нынешний мир хочет, чтобы его обманывали.
Стефан Веховский: То есть, нет уже ничего такого, что может вызвать у вас потрясение?
Станислав Лем: Я не знал, что человечество станет таким агрессивным в своем росте и своей алчности, что мы окажемся сегодня на грани различных катастроф – демографической и климатической. У нас ведь сейчас снег идет в Турции. А в Англии вроде бы вскоре сформируются ледники. Страшное дело.
Стефан Веховский: Об этой стороне «прогресса» вы долгое время не хотели ничего знать.
Станислав Лем: Должен сказать, что я, хоть и с сильным отвращением, занимался темной стороной так называемого прогресса. Но немного это подретушировал.
Стефан Веховский: А сейчас что с этой обратной стороной?
Станислав Лем: В Польше издают журнал “Penthouse” (Уже не издают. – Прим. М.О.). Издатели хотели, чтобы я что-то сделал для журнала. Но меня мало интересуют мелькающие там голые задницы. Однако у нас также есть очень агрессивный Костел. И я сказал себе – ведь надо что-то делать с демографическим взрывом. У нас сейчас пять миллиардов людей. В 1939 году, когда я оканчивал школу, было ровным счетом два миллиарда. Говорят, что к середине будущего столетия количество людей достигнет десяти миллиардов. Надо положить этому конец. Я думаю, что, возможно, дело дойдет до каких-нибудь “sex wars”. Что я имею в виду? Ну вот, например, распыляя в воздухе некие химические соединения, будут ограничивать скорость размножения.
Стефан Веховский: Вы и в самом деле считаете такое возможным?
Станислав Лем: Естественно. Возможно все, что исполнимо. Около 42% оплодотворенных яиц покидает женский организм нормальным образом, не вызывая задержки месячных. Но если это количество возрастет с 42% до 49% -- о, это совсем другое дело. А такое, вероятно, случится в начале будущего столетия. Я еще не хочу об этом писать. Но, возможно, писать буду.
Стефан Веховский: А что с ядерной энергией?
Станислав Лем: В своих высказываниях я лишь мимоходом касался связанных с нею опасностей. По воле Божьей она нам нужна. А с другой стороны, я знаю, что термоядерный синтез отнюдь не безвреден. Но чего ради я буду малевать чертей на стенах? Зачем? Что можно сделать с романом, герой которого тяжело болеет уже на первой странице, на второй – умирает, на третьей – его хоронят, а затем подробно и весьма неторопливо описывается процесс разложения трупа? Кто такое будет читать? Я тоже живой человек. Не надо пугать людей, но, так или иначе, нас ждет в будущем еще много жуткого.
Стефан Веховский: В ваших романах на каждом шагу встречаются более умные, чем люди, роботы. Что вы можете нам об этом сказать?
Станислав Лем: Вполне возможно создание совершенных разумных существ небиологического происхождения. Люди будут конструировать такие существа подобно тому, как конструировали ранее машины и станут видеть в них брошенный им самими же ими вызов. Но я не склонен заходить настолько далеко, чтобы видеть в роботах следующую стадию эволюции.
Стефан Веховский: Можно ли сейчас предвидеть будущее столь же хорошо, как это делалось когда-то?
Станислав Лем: Нет – из-за огромного ускорения прогресса. Это так, как если бы отправились на железнодорожный вокзал и увидели там несколько поездов, мчащихся с огромной скоростью в различных направлениях. Возможно, вы никогда ни один из этих поездов не догоните. Впрочем, это и делает положение Польши столь трудным. Цивилизационный поезд мчится мимо нас, быстро удаляясь, а мы стоим и смотрим ему вслед.
Стефан Веховский: Ваш последний роман носит название «Фиаско». А как вы назовете следующий?
Станислав Лем: Никаких книг я писать больше не буду. Я написал их уже 36 или 37, не считая эссе. Этого достаточно. Меня парализовали эти кучи доступной ныне информации.
облако тэгов
