9. В рубрике «Кино и фантастика» напечатана большая статья Ежи Шилака/Jerzy Szyłak “Ekspresionizm stary i nowy/Старый и новый экспрессионизм» (стр. 57-61), где автор находит и показывает элементы и мотивы, почерпнутые современными кинорежиссерами (Р. Скотт, Т. Бартон, Д. Камерон, Д. Линч, Д. Кроненберг и др.) у таких немецких мастеров кино 20-30-х годов, как Ф. Ланг, Мурнау, В. Херцог и др.
10. В рубрике «Критики о фантастике» напечатана статья Петра Крывака/Piotr Krywak «Stanisława Lema droga do absolutu/Дорога к абсолюту Станислава Лема» (стр. 65-67), написанная на основе доклада, прочитанного автором на лемологической сессии, состоявшейся в рамках Еврокона в мае 1991 года.
11. В рубрике «Рецензии» Яцек Инглëт/ Jacek Inglot хвалит роман английского писателя Мика Фаррена «Неистовый (безумный) апокалипсис» (Mick Farren “Szalona apokalipsa” – это “The Armageddon Crazy”. 1989. Tłum. Krzysztof Fordoński. “CIA-Books”, Poznań, 1991); “Фаррен издевается над религиозным маньячеством, поп-культурой (культ обожествленного Элвиса), рядовым потребителем ТВ, зависимым от него, как младенец от материнской груди, над лицемерием государственных деятелей и пр. Роман как целое угнетающе пессимистичен – мир, выведенный из нормальности и равновесия, никогда к ним не вернется, наследником тоталитаризма может быть только новый тоталитаризм. <…> Нужно похвалить автора за исполнение. Давно уже не читал столь бравурно написанной книги, с таким динамичным и острым сюжетом – герои полнокровны, правдоподобны и пользуются прекрасным, живым языком…»;
Малгожата Скурская/Malłgorzata Skurska в заметке под названием “Поэтика бицепса” слегка проходится по двухтомной антологии “heroic fantasy” зарубежных авторов «Варвары», тт. 1-2 (“Barbarzyńcy”, tt. 1-2. Wybór R. Adams, M.H.Greenberg, Ch.G. Wangh. “Rebis”, 1991/1992); “Антология дает достаточно широкое представление о “heroic fantasy”, обнаруживая при оказии мелкоту тематики. Ибо сколько ж можно читать о том, как одна группа героев сражается с другой, как южная армия пытается захватить северное королевство, как потомок великого, но разорившегося рода, пылая жаждой мести, гоняется за обидчиком”;
Марек Орамус/Marek Oramus не больно-то восхищается новым романом американского писателя Курта Воннегута «Фокус-покус» (Kurt Vonnegut “Hokus pokus” – это “Hokus pocus”, 1990. Tłum. Lech Czyżewski. “Wydawnictwo Dolnośląskie”, 1992); «роман ни в чем не уступает лучшим произведениям Воннегута. “Завтрака мастеров” он не превосходит, но и не на много от него отстает. Есть в нем хорошие куски, какие были, например, в “Резне номер пять” или в “Колыбели для кошки” -- и все же я не ощущаю того удовольствия, с которым читал когда-то названные романы. Испортилось что-то в исправно работавшем механизме. То ли Воннегут постарел, то ли постарел я, то ли мир глубже погрузился в безумие, то ли чаша с иронией и насмешками переполнилась – так или иначе, это удручающее видение мира утратило свое очарование…»;
Томаш Колодзейчак в общем хвалит роман английского писателя Джона Кристофера «Смерть травы» (John Christopher “Smierć trawy” – это “The Death of Grass”, 1956. Tłum. Danuta Górska. “Iskry”, 1992); “Роман, хочу сказать это сразу, хороший и достойный прочтения. Замысел интересный и открывающий множество возможностей для писателя: таинственный вирус губит траву. <…> И лишь одно меня не устраивает -- принимаясь за чтение, я рассчитывал на то, что встречусь с научной фантастикой, а оказалось, что Кристофер использовал ее лишь в качестве завязки, чтобы соорудить неплохую приключенческую историю».
Далее некто Sekator использует оказию обсуждения романа ужасов американской писательницы Дейны Рид «В объятиях демона» (Dana Reed “W objęciach demona”. Tłum. Urszula Zielińska. “Rebis”, 1992) для формулирования более или менее общего вывода; «Science fiction чаще всего избегает эротики и любовных страстей. Ее героев больше занимают тайны космоса, чем человеческие чувства. Совершенно иначе обстоят дела с horror-ом: жанр пропитан опасным демоническим сексом»;
некто Kunktator сравнивает два романа о “попаданцах” в древний Рим: роман польского писателя Владислава Замбжицкого “Богоматерь Радостная, или Удивительные приключения полковника бельгийской армии Гастона Бодино” (Władysław Zambrzycki “Nasza Pani Radosna, czyli dziwne przygody pulkownika armii belgijskiej Gastona Bodineau”. “Verba”, 1991) и роман американского писателя Лайонела Спрэг де Кампа «Янки в Риме» (L. Sprague de Camp “Jankes w Rzymie” – это “Last Darkness Fall”, 1949. Tłum. Radosław Januszewski. “Alfa”, 1991); «Роман Замбжицкого написан в 1931 году; “Янки в Риме” – в 1949. Эти две без малого декады отразились на отношении авторов к истории. Если поляк не выдвигает претензий к ней (хотя мог бы), то американец заставляет своего героя заниматься политикой и деятельно влиять на ход событий»;
некто Denuncjator несколько недоумевает, поскольку не может понять причину, вынудившую издателей выпустить роман американского писателя Пола Уилсона “Мир Дидитауна” (F. Paul Wilson “Świat Dydeetown” – это “Dygeetown World”, 1989. Tłum. Cezary Ostrowski. “CIA-Books”, 1992) в серии научной фантастики; «К фантастике этот криминально-бытовой (?) роман можно причислить разве только из-за нескольких гаджетов и размещения событий в некоем неопределенном будущем»;
а Эльжбета Гепферт/Elżbieta Gepfert довольно сурово оценивает роман ужасов американского писателя Гарри Адама Найта “Щупальца” (Harry Adam Knight “Macki”. Tłum. Beata Brynkiewicz. “Phantom Press”, 1991) о некоем жутком чудовище внеземного происхождения, пролежавшем под толстым скальным слоем 65 миллионов лет, а затем вернувшемся к активной жизни (то есть к пожиранию всего, что под щупальца попадается); «никому не советую ее читать: она не для детей – слишком жестокая, и не для взрослых – слишком глупая».
12. В рубрике «Наука и НФ» напечатан первый отрывок (второй – в следующем номере журнала) из книги американского писателя Роберта Монро/Robert A. Monroe “Jorneys Out of the Body/Путешествия вне тела” – о ментальных путешествиях автора. Монро, основываясь на результатах своих исследований, разделил действительность на три уровня. Первый уровень – мир, в котором мы живем, второй уровень – мир, в котором материализуются наши мысли, третий уровень – параллельный нашему мир, черты которого подобны чертам нашего мира. В напечатанном в номере отрывке “Światy równoległe – Obszar III/Параллельные миры – III уровень” (стр. 72-73, переводчик не указан) рассказывается о том, как начались путешествия Монро на третий уровень.
13. В рубрике «НФ в мире» (стр. 74) Лех Енчмык реферирует апрельский 1992 года номер американского журнала «Locus», почему-то ограничиваясь лишь длинной цитатой из напечатанного в журнале высказывания писательницы Элен Кушнер о роли мифа в фантастике; Ласло Абран рассказывает о мартовском и апрельском 1992 года номерах венгерского журнала «Galaktika», а Иоанна Чаплиньская – об апрельском 1992 года номере чешского журнала «Ikarie».
14. В июньском 1992 года «Списке бестселлеров» (стр. 74) без особых изменений, то есть там стоят сплошь англо-американские имена (А. Азимов, Ф. Герберт, А. Нортон, Р. Говард, М. Муркок, Р. Желязны и др.). Ни одной книги польского автора, ни одной книги русского автора, как, впрочем, и ни одной книги и авторов всех прочих стран – в списке нет.
15. Напечатан также пятый отрывок комикса «Naród wybrany/Избранный народ» (сценарий М. Паровского, художник Я. МУСЯЛ/J. Musiał) (стр. 75-78).
Вообще-то, если приглядеться к окружающему нас миру, то непременно обнаружишь в нем ЛЕМа. ЛЕМ – это наше все. Или -- все наше. Широко распростирает ЛЕМ руки свои в дела человеческие. И чем зорче вглядываешься в эти самые дела, тем больше в этом убеждаешься.
Разумеется, ЛЕМом полнится космос. Какой же космос без ЛЕМа?
Без ЛЕМа нельзя ни на шаг продвинуться в строительстве.
Мы уже знаем, что ЛЕМ – корифей в авто- и мотоциклетной технике.
Но вот ведь оказывается -- и в гидравлике тоже.
Да и в прочей технике без ЛЕМа просто труба.
А уж тем более в аудиотехнике и электронике.
ЛЕМ – незаменимый помощник на кухне.
ЛЕМ неутомимо борется с грязью, насекомыми и грызунами.
ЛЕМ заботится о нашей противопожарной безопасности.
13. В рубрике «НФ в мире» напечатана также забавная заметка «Dar stulecia!/Дар века», которую написал Станислав Ремушко/Stanisław Remuszko (стр. 71).
ДАР ВЕКА!
«Почти все радио- и телестанции всего мира отвели в своих материалах главное место информации PAP из Кракова о вручении Станиславу Лему в качестве подарка контрольного пакета акций концерна FIAT. Согласно итальянскому источнику, глава концерна Джованни Агнелли – завзятый читатель и восторженный почитатель Лема – уже несколько лет вынашивал этот замысел, который теперь нашел в Кракове свое воплощение. Таким образом, Станислав Лем, который до сих пор считался одним из наиболее зажиточных польских писателей, стал самым богатым поляком и влился в ряды европейской финансовой элиты.
В Турине при участии сотен бизнесменов и журналистов состоялся эксклюзивный банкет, совмещенный с демонстрацией новых изделий итальянского (итальянско-польского?) концерна, разработанных и изготовленных в глубокой тайне.
Этой осенью на автомобильном рынке появится новый гоночный автомобиль «LEM 99 superturbo», созданный по изумительному проекту Пининфарины. Во всей Европе производит фурор сенсационный стиральный порошок «Nuovo LEM». Американские и английские мужчины буквально без ума от итальянского одеколона «LEMale», запах которого чарующим образом воздействует на прекрасный пол. Среди других изделий, демонстрировавшихся на туринской фиесте, журналисты чаще всего упоминают замечательные вареники «TorLEMmini», бронебойный семнадцатизарядный пистолет “Don CorLEMone” 50-го калибра с глушителем и лазерным прицелом, а также фторированную зубную пасту “DiLEMmato”.
Станислав Лем, ренессансный гений ХХ века, получил мировую известность как автор НФ-книг, переведенных на 50 языков, говоров и диалектов и изданных тиражом более 50 миллионов экземпляров. Он уже давно отказался от написания НФ в пользу философии, придерживается интеллектуально-светского образа жизни и частной политики. Уже многие годы он является несомненно основным польским кандидатом на получение Нобелевской премии. Живет в Кракове в Клинах, куда журналисты и деловые люди всего мира совершают паломничество, а почтальоны грузовиками доставляют мешки с письмами и прочими почтовыми отправлениями (среди телеграмм с поздравлениями можно найти и такую: “FIAT voluntas Tua stop gLEMp”)».
11. «Лемиана» этого номера журнала не исчерпывается вышеизложенными материалами. Далее в рубрике «Парад издателей» напечатано интервью, которое Ян Бида/Jan Bida взял у руководителя нового польского издательства, которое так и называлось – «Nowe Wydawnictwo Polskie», Войцеха Подоского/Wojciech Podoski (стр. 69). Интервью носит довольно-таки лихое название «30 сантиметров Лема/30 centymetrów Lema», почерпнутое из высказывания Подоского, который хотел бы к концу года видеть на книжной полке именно столько изданных его издательством книг Лема, если мерить их по корешкам. К сожалению, этим издательством была издана лишь одна книга Лема – «Рассказы о пилоте Пирксе/Opowiesci o piłocie Pirxie», и на этом дело заглохло.
В очень интересной статье «Pirx filozof/Пиркс – философ» (стр. 66-67) Кшиштоф Курчина/Krzysztof Kurczyna показывает Лема как «блестящего писателя, небанального философа и знатока проблем современной науки», а Ежи Яжембский/Jerzy Jarzębski в не менее интересной статье «Technologia i etyka – obustronne wyzwanie/Технология и этика – двусторонний вызов» (стр. 70-72) рассматривает отражение и связи указанных понятий в творчестве великого Мастера.
И последний «лемовский» материал – это рецензия Марека Орамуса на сборник эссе польского литературного критика Анджея Стоффа «Лем и другие. Очерки о польской научной фантастике» (Andrzej Stoff “Lem i inni. Szkice o polskiej science fiction”. Seria “Eseje-Szkice”. “Pomorze”, 1990. Naklad 2000 egz.) (стр. 74). В книге примерно половина объема посвящена обсуждению (по мнению Орамуса – весьма квалифицированному и проницательному) творчества Лема, но кроме того обсуждаются книги Грундковского, Зайделя, Внук-Липиньского, Фиалковского, Висьневского-Снерга – опять же весьма не банально. (Жаль, что мне в свое время эта книга так в руки и не далась… W.)
12. В рубрике «Читатели и “Fantastyka”» секретарь редакции Кшиштоф Шольгиня продолжает публиковать материалы читательского опроса – в этой подборке выдержек из писем речь идет о рассказах польских авторов (стр. 79-80).
13. И, разумеется, в номере печатается следующий фрагмент комикса «Funky Koval III/Фанки Коваль -- III» (сценарий Мацея Паровского и Яцека Родека, художник БОГУСЛАВ ПОЛЬХ) (стр. 75-78).
10. И еще один «лемовский» материал -- интервью, которое в августе 1989 года взял у Станислава Лема его чешский переводчик Павел Вейгель/Pavel Weigel (стр. 72-73). Это интервью было напечатано в журнале «Literarni revue» в мае 1990 года. На польский язык его перевела ИОАННА ЧАПЛИНЬСКАЯ. Название интервью принадлежит редакции журнала «Nowa Fantastyka».
ДРЕЙФ
(Дрейф)
Павел Вейгель: Как вы вообще начали писать научную фантастику?
Станислав Лем: Мне уже много раз приходилось отвечать на этот вопрос. После войны я занялся литературой и стал публиковаться в периодике. Однажды в Доме писателя в Закопане мне повстречался довольно высокий, сильный и очень умный мужчина. Во время прогулки я стал сетовать на то, что у нас не издаются никакие научно-фантастические романы. Он спросил: “А почему бы вам самому такой не написать?” У меня в то время были проблемы с размещением где-нибудь уже написанного романа, поэтому я ответил, что охотно напишу что-нибудь в этом роде, если со мной заключат договор. Этим и закончился наш разговор. А через пару дней из издательства «Czytelnik» пришло письмо с приглашением на беседу с директором издательства Ежи Паньским/Jerzy Pański. Вот так я издал «Астронавтов».
Павел Вейгель: В последние годы в мире много чего изменилось. Вы ведь знаток футурологии, так как по-вашему, эти перемены можно было предвидеть?
Станислав Лем: Я не считаю футурологию наукой. Если события сворачивают с набитой дороги, футурологи не в состоянии этого предвидеть. Возьмем хотя бы перемены последних лет в Советском Союзе и других странах. То же самое было и с топливным кризисом, который оказал решающее влияние на экономическую политику многих государств. В будущем важнейшее значение обретут такие факторы, которые люди сейчас просто не могут себе даже представить. Я старался указывать на это в своих книгах.
Павел Вейгель: А что бы думаете о научно-фантастической литературе?
Станислав Лем: Мне не нравится научная фантастика. Большинство печатной продукции, издающейся на Западе, но не только там, я считаю макулатурой. Многие книги вообще не должны издаваться, потому что они вытесняют хорошую литературу, которую позже трудно разыскать в этом паводке. Возьмем хотя бы наиболее часто встречающиеся темы – летающие тарелки, телепатия, призраки, магия и тому подобное. Когда я натыкаюсь на что-то такое, то попросту дальше не читаю. И вообще я считаю, что чем хуже книга, тем дороже она должна стоить, чтобы снизить количество задетых ею читателей. Государство должно ценой регулировать то, что лежит в его интересах. Однако нельзя отказываться и от определенным образом направленного меценатства. Это, разумеется, относится к литературе вообще, не только к научной фантастике.
Молодые польские авторы часто присылают мне свои книги, иногда с сопроводительными письмами, в которых пишут, что они меня победили. Я полагаю, что литература похожа на спорт. Тут тоже надо тренироваться. Если на олимпиаде никто не может побить рекорд без жесткой тренировки, то и тут, чтобы написать хорошую книгу, нужны определенное усилие и определенный опыт. Сам себя я считаю писателем-реалистом, а не фантастом. Проблемы в моих книгах совершенно реальные.
Павел Вейгель: Вы упомянули телепатию и подобные явления. Сейчас во всем мире переживает расцвет фэнтези.
Станислав Лем: Это, к сожалению, факт, но меня он никоим образом не заботит. Потому что в мире и без этого хватает много чего интересного. Я не верю в паранормальные явления и считаю, что писать о них – значит не только время терять, но и попросту вредить. В «Сумме технологии» у меня есть один пример. Если кто-то овладел телекинезом, пусть он качнет стрелкой гальванометра. Для этого требуется очень мало энергии. Если это ему не удастся, то заниматься телекинезом вообще не стоит.
Павел Вейгель: Хорошо, что вы вспомнили о «Сумме технологии», которую я лично считаю вашим высшим достижением. Спустя 25 лет после написания этой книги ее наконец-то смогут прочитать и чешские читатели.
Станислав Лем: Меня это очень радует. Я, когда ее писал, не предчувствовал, что из этого получится. Тогда футурология еще не была в моде, собственно, ее вообще не было. Первое издание вышло очень малым тиражом. Однако вскоре после этого книгу перевели в Югославии, ГДР, СССР и Венгрии, и сегодня оказывается, что она выдержала испытание временем. Многие вещи, совершенно фантастические в 1962 – 1963 годах, когда я ее писал, сегодня как нельзя более реальны.
Павел Вейгель: Недавно у нас вышел из печати роман «Мир на Земле», готовится к изданию «Фиаско». Что вы можете сказать об этих книгах?
Станислав Лем: Вы знаете, «Фиаско» -- это грустная книга. Возможно потому, что я писал ее после операции, в весьма подавленном настроении. Нечто подобное было и с «Миром на Земле». Это название иронично, потому что в повести речь идет вообще-то о вооружениях. В «Фиаско», впрочем, также, отличается лишь точка зрения. Я, когда писал эти книги, считал, что вооружения – это важнейшее на Земле явление и хотел понять, какие последствия может иметь перенесение вооружений в космос. Тогда это было вполне возможным, и даже теперь мы не можем с полной уверенностью утверждать, что такого не случится. Правда, уже начинают уничтожать ракеты определенных типов, но тут нужно представить себе, какими огромными были средства, затраченные на вооружения, и сколько денег все еще на них тратится.
В «Мире на Земле» я писал о вирусах, которые напали на компьютерные программы и их уничтожили. Мне, когда мной все это писалось, это казалось абсолютно фантастическим, однако прошло совсем немного времени и я прочитал о компьютерных вирусах, которые досаждают программистам. Даже в описанном разделении мозга на две половины не ничего ненаучного. Когда я был в западноберлинском институте, мне открыли доступ к медицинской литературе, где ученые описывали это как реальную возможность.
Павел Вейгель: В «Фиаско» появляется также один из самых популярных ваших героев – пилот Пиркс.
Станислав Лем: То, что происходит в книге с Пирксом, не было запланированным, продуманным заранее. Попросту я писал, а события развивались сами собой.
Павел Вейгель: Этими романами вы, после многих лет занятия эссеистикой, вернулись в беллетристику. Вас подвигли на это читатели или критики?
Станислав Лем: Я всегда писал только то, что мне интересно. Я не руководствуюсь взглядами критиков, и мне все равно, что писать – эссе или художественное произведение. Я стараюсь на письме выразить свой замысел и не придаю литературной форме особого значения. Впрочем, я пишу теперь мало, отказываюсь от написания предисловий или послесловий к своим книгам, хотя издатели часто меня об этом просят. Я уже даже с трудом успеваю авторизовать переводы, которые мне шлют отовсюду, особенно из СССР. Присылают мне, например, просьбы о разрешении на издание одной и той же книги в разных местах, а когда я сообщаю, что уже дал на это разрешение кому-то другому, отвечают, что это не важно. Если требуются пять миллионов экземпляров, ни одно издательство не в состоянии столько напечатать – не хватит бумаги.
Павел Вейгель: Вы имели возможность наблюдать за тем, как ныне в мире относятся к литературе. Не изменяется ли с развитием электроники функция книги?
Станислав Лем: На Западе роль книги снижается, ее вытесняет прежде всего видео. Издатели боятся издавать книги. В ФРГ это еще не так заметно, но, например, во Франции каждый писатель пытается реализовать свой замысел в кино или на телевидении, и лишь затем наступает очередь книжного издания. Литературе приходится вступать в эту конкурентную борьбу. Впрочем, видео также отбирает зрителей у кино. Кроме того, основное внимание уделяется коммерческой стороне, то есть хорошая литература находится в затруднительном положении. Положение автора трудное, нелегко также попасть на рынок. Автору остается разве что умереть, чтобы издатели им заинтересовались. Кроме всего прочего, они будут уверены, что он не станет защищаться и вмешиваться в их дела. Или автору нужно получить Нобелевскую премию, как, например, Чеславу Милошу. О нем тут же начали писать. Кроме того читательский рынок находится под влиянием феномена бестселлера. Бестселлеры – это книги, которые покупают, но никогда не читают. Каждый должен их иметь, чтобы не выделяться из общества.
Павел Вейгель: Я видел несколько фильмов и сценических постановок по вашим произведениям, иногда что-то появляется на радио или в другом месте.
Станислав Лем: Что касается фильмов, то должен сказать, что они, в большинстве своем, меня очень разочаровали. О прочем я вообще не знаю, хотя меня бы это заинтересовало. Если уж организаторы не хотят платить мне гонорар, так могли бы хотя бы прислать афишу, пластинку или что-то в этом роде. Пока что ничего такого не делается. Рецензий, и тех не присылают. Лишь время от времени случается услышать о чем-то таком, например в Италии хотят поставить «Солярис» как оперу. Также руководство BBC обратилось с предложением снять обо мне телевизионный фильм, но это пока только планируется. (Фильм был снят, мы писали об этом в № 1/1991. Прим. “NF”.) Мой австрийский издатель Франц Роттенштайнер создает в Вене музей моих книг. Я пошлю ему для этого музея чешское издание «Соляриса», которое вы мне привезли. Я люблю эту книгу больше всех остальных мною написанных.
Павел Вейгель: Вы помните, как ездили в Чехословакию?
Станислав Лем: Впервые я побывал там много лет назад, году этак в 1956-м, по приглашению Союза писателей. Жил в отеле «Аmbassador» на Вацлавской площади. Мне очень понравились Mala Strana и винный погреб «У Художников». А в Карловых Варах, помню, в отеле «Pupp» официанты так долго обходили нас стороной, что мы ушли, купили что-то из продуктов в магазине и съели их у себя в номере. В последние годы я ездил через Словакию, когда добирался из Вены до Кракова. Это просто жуть, как в некоторых долинах дымили фабричные трубы. Полагаю, что охрана естественной среды обитания – весьма существенная проблема, и не только у вас. Я видел в Берлине сателлитарные снимки, на которых полосы пыли тянулись от Центральной Европы аж до Скандинавии.
С чехами я виделся редко и должен сознаться, что чешского языка не знаю. Как-то на одной из международных конференций участвовавший в ней француз спросил меня, о чем говорят чехи. И я очень удивил его, когда сказал, что не понимаю – как же так, ведь и они, и мы славяне. Из чешских авторов очень люблю Карела Чапека, особенно его «Рассказы из разных карманов». Из современных писателей знаю Милана Кундеру, хотя мне не очень нравится то, как он пишет.
Павел Вейгель: Вы что-то сейчас пишете?
Станислав Лем: Последняя моя книга – «Фиаско». У меня отняли много времени беседы с польским критиком Бересем. Мы начали беседовать еще во время военного положения, а закончили уже после его отмены. Беседы печатались поначалу в ежемесячнике «Odra», а в 1987 году были опубликованы в виде книги. Я пока не начал писать никакой книги, пишу лишь статьи о том, что меня интересует. Например, недавно написал для журнала Академии наук СССР «Природа» статью о СПИДе. Я попытался выразить в ней свой взгляд на это очень важное явление. А что там будет дальше, увидим.
облако тэгов
