| |
| Статья написана 26 ноября 2018 г. 12:25 |
Уже семь лет.
Время не идёт — летит, тает. И чем дальше, тем быстрее.
Всё, что можно было сказать — сказано за эти годы.
И всё равно, перечитывая то огромное, прекрасное, неповторимое, что он оставил читателю, русскому языку, поэзии и истории, понимаешь — мало.
Я завидую тем, кто только открывает для себя этот волшебный мир, эту сказочную страну под названием "вселенная Гелескула".
Читайте, и да пребудет с вами красота слова, магия поэзии, душа Мастера, воплощённая в переводе.
-----------------------------
Ю. Тувим
Грибничок. (дождик)
Как весёлый танец, взвитый мошкарою,
Как из серой торбы ссыпанное просо,
Пыль осенней дали, марево сырое,
Скачет хилый дождик, грибничок белёсый,
Не дорос, не хватит малышу силёнки,
Чтоб отбарабанить заданное на дом.
Сосунку бы впору окроплять пелёнки,
А рядится взрослым, не дождём, а градом.
Он мечтал бы ливнем погрозить предместью,
Хлестануть наотмашь особняк старинный,
Отозваться в лужах водосточной жестью
И размокшей оспой исклевать витрины.
Так заморыш бедный в облаках витает,
Разражаясь плачем из последней силы.
Ну и что? Две капли на тростинке тают.
Воробей стряхнул их. Всё. Отморосило.
Аквариум
Местность затоплена. Свет отдаёт купоросом.
Нехотя в рыб превращаются стебли и ветки.
Ждёшь и пока удивляешься метаморфозам,
Мысли твои нерестятся в зелёной подсветке.
Мглится убогая сцена кубическим метром
Дряхлого моря, ушедшей на пенсию зыби,
И не водой, а зелёным отравленным ветром
Кажутся нити, изломы, изгиб на изгибе.
Вьются дымком то ли бабочки, то ли растенья.
Боязно даже… не станут ли гущей лесною…
Думаешь: это сквозят, уплывая, мгновенья.
Думаешь: как безотрадно быть рыбьей весною.
Мысли тревожны и дОлги. И в замершей зыби
Тонут глаза за стенами стеклянной гробницы,
И отражается взгляд их, провидчески рыбий,
Стылое море вбирая в пустые глазницы.
***
Осыпается время. Вянет день ежечасно.
Тонет в осени ветка, и я цепляюсь напрасно
И миллиметрами грусти по ней скольжу напоследок,
По монотонности суток, по оголённости веток.
Как назову я осень? Это мой вздох в излуке –
Вздох человечий, долгий – с тёмного дна всплывает.
В холод осенней глуби я погружаю руки.
Дождь леденит. Сечёт их. Листья и дни смывает.
Л. Стафф
***
Не жаль мне надежд — и прощания с ними бесслёзны,
Не трогают сердца пустые мои неудачи,
Дружу с облаками, беру в собеседницы сосны —
И всё вспоминаю, что было когда-то иначе...
Отзывчивы рощи, спокойны закатные зори,
И так беспечально в лесу, по которому бродишь,
О будущем думать — пустом, как вечернее море,
Которым уплыл кто-то милый, кого не воротишь.
Осеннее
Осень золотом догорает —
И, поникшее онемело,
С нею меркнет и умирает
Всё, что вовремя не сумело.
Всё, что разум накуролесил,
В лад приходит, как изначально.
И та радость, которой грезил,
Так тиха, что почти печальна.
***
Отыскивать виновного не станем.
Безумие прошло грозою вешней -
и перед наступающим молчаньем
душа всё глубже, нежность — безутешней.
За нами солнце гаснет понемногу.
Всё холодней в вечернем запустенье.
Продрогшие, мы смотрим на дорогу -
и нас перерастают наши тени.
С вершины
Ткёт осень памяти полотна.
Седых туманов белокрылость,
Как мысль о вечности, бесплотна.
Была ты, жизнь, или приснилось?
Так одиноко и светло мне.
Смотрю на лес, на луг белёсый.
И мир становится огромней,
Как будто видится сквозь слёзы.
В конце пути
Оставив на последнем крутосклоне
Ненужный груз поклажи путевой,
Я опущусь в усталые ладони
Серебряной, как месяц, головой.
И словно над заснеженной грядою
Прощаясь с угасающим лучом,
Глазами провожу пережитое,
Тоскуя обо всём и ни о чём.
Надежда
Уходишь. Гуще сумрак серый.
Я не окликну. Бог с тобою.
Боишься, мрак разлучит с верой,
Как разлучил уже с любовью?
Слова прощального привета -
А лампа гаснет понемногу.
И я не выйду горечь света
Ронять на тёмную дорогу.
Всё сочтено душой моею,
Тревожно замершей на кромке.
Она пытливей и смутнее
Окна, раскрытого в потёмки.
Дневная кончилась морока
Подобно долгому недугу.
Я с ночью встречусь у порога -
И ночь мне будет за подругу.
Б. Лесьмян
Кукла
Я — кукла. Светятся серьги росой нездешнего мира,
И сном по шёлковой яви на платье вытканы маки.
Люблю фаянсовый взгляд мой и клейкий запах кармина,
Который смертным румянцем горит на матовом лаке.
Люблю в полуденном солнце лежать на стройном диване,
Где скачут зайчики света и где на выгнутой спинке
Безногий ирис витает у ног задумчивой лани,
А в тихой вечности плюша гнездо свивают пылинки.
Признательна я девчурке за то, что с таким терпеньем
Безжизненностью моею играет, не уставая.
Сама за меня лепечет и светится вдохновеньем —
И кажется временами, что я для неё живая.
И мне по руке гадая, пророчит она, что к маю,
Взяв хлеб и зарю в дорогу, предамся я воле божьей
И побреду, босоногая, по Затудальнему краю,
Чтоб на губах у бродяги поцеловать бездорожье.
Однажды судьба невзлюбит — и вот я собьюсь с дороги,
Останусь одна на свете, гонимая отовсюду,
Уйду от земли и неба и там, на чужом пороге,
Забыта жизнью и смертью, сама себя позабуду.
Подобна я человеку — тому, Который Смеётся.
Я книгу эту читала… Премудростям алфавита
Я, словно грехам, училась — и мне иногда сдается,
Что я, как почтовый ящик, словами битком набита.
Хочу написать я повесть, в которой две героини.
И главная — Прадорожка, ведущая в Прадубравье,
Куда схоронилась Кукла, не найденная доныне, —
Сидит и в зеркальце смотрит, а сердце у ней купавье.
Два слова всего и знает, и Смерть называет Мамой,
А Папой могильный холмик. И все для неё потеха…
Голодные сновиденья снуют над пустою ямой,
А кукла себе смеётся и вслушивается в эхо…
Конец такой: Прадорожка теряет жизнь на уступе…
Намёки на это были. Смотри начальные главы…
И гибнет кукла-смеялка с четой родителей вкупе.
И под конец остаются лишь зеркальце да купавы.
Писать ли мне эту повесть? Становятся люди суше,
И сказка уже не в моде — смешней париков и мушек…
Цветного стиха не стало… Сереют сады и души.
А мне пора отправляться в лечебницу для игрушек.
Заштопают дыры в бёдрах, щербины покроют лаком,
Опять наведут улыбку — такую, что станет тошно, —
И латаные красоты снесут напоказ зевакам
И выставят на витрине, чтоб выглядели роскошно.
Цена моя будет падать, а я — всё стоять в окошке,
Пока не воздену горько, налитая мглой до края,
Ладони мои — кривые и вогнутые, как ложки, —
К тому, кто шёл на Голгофу, не за меня умирая.
И он, распятые руки раскрыв над смертью и тленом
И зная, что роль игрушки давно мне играть немило,
Меня на пробу бессмертья возьмёт по сниженным ценам —
Всего за одну слезинку, дошедшую из могилы!
Пчёлы
В закутке под землёй, в той ночлежке последней,
Где над мёртвыми вечность, как ветхая крыша,
В той ночи вековой, а для нас — только летней,
Загудело... И смерть заметалась, заслыша...
Это пчёлы, плутавшие в мире зелёном,
Словно в жуткие ульи, проникли в пустоты.
Рой так чуждо искрится, с таким перезвоном,
Что знобит темноту от живой позолоты!..
И задвигались мертвые жалко и квёло,
Заслонясь веерами скрещённых ладоней,
И шептали всё громче и всё изумленней:
"Это пчёлы!.. Вы помните? Это же пчёлы!.."
Боль, унятая сном, охватила их снова!
Изо всей своей немощи силятся жадно
Дотянуться, вглядеться в те искры живого,
Что несутся вдоль смерти — куда-то обратно...
Ведь была же знакома им та позолота,
А теперь, обеспамятев в одури мрака,
Увидали крылатую тайнопись лёта —
И уже не понять ни единого знака!
И всё реже, всё крохотней искорки эти -
Рассыпается рой золотистой метели,
Вот уж вырвался в мир он — зажёгся в просвете
И погас... А они все глядели... глядели...
***
Вот уже и закат просквозил лесосеки,
Тайный знак темноты подавая полянам.
Вот и сосны зажглись — обернулось багряным
Что-то в дальнем бору и застыло навеки.
И по этому знаку, спеша как на пламя.
Прежде чем потону в исчезающей дали,
Я хочу добежать и своими глазами
Видеть то, что деревья уже увидали.
К.И. Галчинский
***
Если разлюбишь однажды, не говори мне об этом.
Бог поступает иначе — из запредельности синей
мор насылая и голод, с нами прощается светом,
зная прекрасно, что станет оазис пустыней.
Т. Боровский
***
Я знаю, что жизнь однократна,
что время — бездонная бездна,
и всё, что любил, — безвозвратно,
и всё, что свершил, — бесполезно.
Отыскивать вечность напрасно
по зыбкому следу в пустыне,
где губит песок ежечасно
людские труды и святыни.
И всё-таки счастье возможно,
и правда нужна как порука
для жизни простой и надёжной,
как рукопожатие друга.
Испанская поэзия
Х.Р. Хименес
***
Я не вернусь. И на землю
успокоенье ночное
спустится в теплую темень
под одинокой луною.
Ветер в покинутом доме,
где не оставлю и тени,
станет искать мою душу
и окликать в запустенье.
Будет ли кто меня помнить,
я никогда не узнаю,
да и найдется ли кто-то,
кто загрустит, вспоминая.
Но будут цветы и звёзды,
и радости, и страданья,
и где-то в тени деревьев
нечаянные свиданья.
И старое пианино
в ночи зазвучит порою,
но я уже темных окон
задумчиво не открою.
***
Под ветром растаяла туча сырая,
деревья подобны искрящимся кладам,
и первые птицы вернулись из рая -
и вырос закат заколдованным садом.
Зажги, о закат, мою душу и тело,
чтоб сердце, как ты, пламенело и крепло,
и жарче любило, и ярче горело.
...а ветер забвенья избавит от пепла...
Конечный путь
...И я уйду. А птица будет петь
как пела,
и будет сад, и дерево в саду,
и мой колодец белый.
На склоне дня, прозрачен и спокоен,
замрет закат, и вспомнят про меня
колокола окрестных колоколен.
С годами будет улица иной;
кого любил я, тех уже не станет,
и в сад мой за беленою стеной,
тоскуя, только тень моя заглянет...
И я уйду; один — без никого,
без вечеров, без утренней капели
и белого колодца моего...
А птицы будут петь и петь, как пели.
***
Я снова у моста любви,
соединяющего скалы,
свиданье вечно, тени алы
забудься, сердце, и плыви.
— Мне за подругу вода речная:
не изменяясь, не изменяя,
она проходит, и век не минет,
и покидает, и не покинет.
Песенка
Душу мне солнце заката
озолотило вчера.
Золото вынул я ночью,
глянул. Одна мишура!
Сердцу луна на рассвете
бросила горсть серебра.
Двери я запер наутро,
глянул. Одна мишура!
***
Я как бедный ребенок,
которого за руку водят
по ярмарке мира.
Глаза разбежались
и столько мне, грустные, дарят...
И горше всего, что уводят ни с чем!
***
Что с музыкой,
когда молчит струна,
с лучом,
когда не светится маяк?
Признайся, смерть, — и ты лишь тишина
и мрак?
Моя бедная тоска
То, что стелется, — туман,
а не река.
И волна его растает,
как тоска.
То, что реет, — это дым,
а не крыло.
Он редеет — и становится
светло.
То, что мучит, — не душа,
а только сон.
И всё тёмное развеется,
как он.
Ф. Пессоа
***
О корабли перед тихим портом
По возвращении счастливом
После невзгод на пути ночном...
Спит мое сердце озером мёртвым,
И над озёрным мёртвым заливом
Рыцарский замок забылся сном.
У госпожи в этом замке смутном
Бескровны руки, и цвет их матов,
И знать не знает она о том,
Что где-то порт оживает утром,
Когда чернеют борта фрегатов
В рассветном мареве золотом...
И знать не знает она, что в мире
Есть этот замок... Душой черница,
Всему на свете она чужда...
И, покидая морские шири,
Пока впотьмах ей забвенье снится,
В средневековье плывут суда...
***
О солнце будней унылых,
Впотьмах забрезжи скорей,
И если душу не в силах,
Хотя бы руки согрей.
Пускай бы в этих ладонях
Душа свой холод могла
Укрыть от рук посторонних,
Вернув подобье тепла.
И если боль — до могилы
И мы должны ее длить,
Даруй нам, господи, силы
Ни с кем ее не делить.
***
Опять я, на исходе сил
Забыв усталость,
Глазами птицу проводил -
И сердце сжалось.
Как удается на лету
По небосклону
Себя нести сквозь пустоту
Так неуклонно?
И почему крылатым быть -
Как символ воли,
Которой нет, но, чтобы жить,
Нужна до боли?
Душа чужда, и быть собой
Еще тоскливей,
И страх растет мой, как прибой,
В одном порыве -
Нет, не летать, о том ли речь,
Но от полета
В бескрылой участи сберечь
Хотя бы что-то.
***
Сочельник... По захолустью -
Рождественские снега.
Дохнуло старинной грустью
У каждого очага.
И сердцу, для всех чужому,
Впервые она близка.
Мне снится тоска по дому,
Непрошеная тоска.
Смотреть так тепло и ново
На белую колею
Из окон гнезда родного,
Которого не совью.
***
Смерть — поворот дороги,
Кто завернул — незрим.
Снова твой шаг далекий
Слился в одно с моим.
Стёрты земные грани.
Смертью не обмануть.
Призрачно расставанье.
Подлинен только путь.
***
Один на один
С той болью, которой мечен,
Её до седин
Стремлюсь оправдать, да нечем.
Всё так же она
Бессменна и беспричинна.
Как небо, видна,
Как воздух, неразличима.
---------------------
Семь лет, как один день.
Любим и помним.
|
| | |
| Статья написана 23 ноября 2018 г. 12:47 |
Маша и Медведь принимают капитуляцию. Очень смешные вещи происходят нынче в сознании западных людей. Взять хоть историю с раскрытием очередных агентов ГРУ — Маши и Медведя. Профессор Букингемского университета Энтони Глис заявил, что ставший необычайно популярным в мире российский мультфильм «Маша и Медведь» — это вид российской пропаганды и оружие информационной войны. Оказалось, что Медведь — это положительный образ России. А «напористая и даже неприятная, прыгающая выше головы девочка» Маша — это, по словам профессора... Владимир Путин. Таким образом, Россия коварно пробралась к европейским детям в их уютные колыбельки и воспитывает их в нужном ей ключе. Наши сразу же бросились шутить в ответ. И посольство наше пошутило про то, что теперь Британии придется создавать дорогостоящие анти-мультипликационные центры в Прибалтике. И наши граждане хорошо шутят. Красивые рисуют карикатуры. Поэтому я для начала тоже пошучу. Невозможно не отметить, что профессор в каком-то смысле набрел на золотую жилу и даже, можно сказать, заново родил искусство критики. Ведь если взять на вооружение открытый профессором метод «назначения Путина», то это открывает совершенно потрясающие перспективы для переосмысления всего российского культурного вклада. Для начала возьмем соседей «Маши и Медведя» по целевой аудитории — «Смешариков». Там тоже есть персонаж, который, в глазах «респектабельной публики», все ставит с ног на голову, прыгает выше головы, вносит хаос в устоявшееся положение вещей и втягивает сообщество в авантюры, — это Крош. Чем не Путин? А с другой стороны — Ежик. Спокойный, вежливый, но тихой сапой, неярко и исподтишка всегда добивающийся своего. Это Дмитрий Медведев. Карыч — нет, не Путин. Потому что Карыч — Сергей Лавров. Лосяш и Бараш представляют, соответственно, техническую и творческую интеллигенции. Нюша и Совунья — олицетворение угнетенной женщины в патриархальном мире российских духовных скреп. Очень интересное место в этом мире занимает Германия, которую олицетворяет Пин. Почему пингвин олицетворяет Германию? Возможно, это намек, аллюзия на миф о скрытом на Северном полюсе «Арктическом рейхе». Это, стало быть, иллюстрирует ставку России на правых популистов в Европе. Германия-Пин является для остальных персонажей, по всей очевидности русских, источником технологий. Так проиллюстрирован идеальный Pax Rustica — Русский Мир, — в котором правит союз России и Германии, а остальные страны подозрительно отсутствуют... Минута мозгового штурма... Да они просто уничтожены! Россия — продолжаю шутить я — внушает своим и чужим детям, что мир ничего не потеряет от уничтожения большей части человечества. И после этого Россия еще смеет называть НАТО агрессором за то, что альянс продвигает свою защиту на Восток!.. Впрочем, совершенно необязательно ковыряться в современном культурном пласте России. Переиздали «Бесов» Достоевского? Призыв к расправам над оппозицией. «Преступление и наказание» — критика капиталистического порядка и оправдание уничтожения международной финансово-кредитной системы, представленной старухой-процентщицей. «Война и мир» — пропаганда войны, милитаризма, империализма, оборонческая истерия и идеология осажденной крепости, русский национализм. Собрание Пушкина, с «Клеветникам России» и «Рефутацией г-на Беранжера» — русский империализм, агрессия против Польши, приготовление к захвату Прибалтики. Смешно. А вот так смешно? «Бесы» — санкции против российских политиков. «Преступление и наказание» — санкции против банковской системы России. «Война и мир» — больше военных баз на границе с Россией. «Севастопольские рассказы» — еще больше баз в Средиземном море, подталкивание переворота в Турции. Гоголь — поставки оружия Киеву. Пушкин — размещаем ядерное оружие в Польше. А теперь представьте, что с ними будет после просмотра озеровского «Освобождения» или «России Молодой»... Проблема формулируется так: для ныне правящих на Западе элит каждый наш вдох, каждый выдох, каждая улыбка, смех наших детей, красивые ноги наших женщин, наша Спасская башня, наши медведи, книжки, старые фотографии, дедовские и прадедовские медали и орденские книжки, Толстой, Достоевский, Гоголь, Чехов и Прокофьев — все это вызов, угроза и оскорбление. Потому что мы живы, у нас есть будущее, а также любовь и мотивы эту жизнь и будущее продолжать и отстаивать. Потому что это наша тайга, в которой мы занимаемся своими загадочными делами, добывая из земли что-то, чего у нас нельзя отнять. Потому что таково наше твердое знание: господ, которые пытаются смотреть на нас сверху вниз и разговаривать с нами с позиции силы, наши деды и прадеды — те самые, которые катали нас на коленках, за гробом которых мы сами шли, — били. А до того били их прадеды и деды. И так было всегда. И об этом помнит Толстой. А за что их бить и по какому праву, нам рассказал Достоевский. Так что переживания профессора понятны. Русская девочка Маша с русским Медведем собрали на YouTube 40 миллиардов просмотров. Как же теперь рассказывать этим смотревшим, что русские — не люди, а медведи, если смотревшие знают, что в России медведи человечнее их профессоров? Приходится как-то решать вопрос. Скоро уже BellingCat раскроет, в каком именно подразделении ГРУ служат офицеры Мария и Потапыч. Где и на какие шпили они смотрели. А пока Маша и Медведь принимают капитуляцию. Терпеть печальное положение западной пропаганды они больше не в силах. Далее, надо как-то бороться и с деятельностью Маргариты (кстати, чем-то похожую на Машу) Симоньян. А то популярность RT в последнее время растет так, что возникает впечатление: конкуренты так же беспомощны, как обитатели волшебного леса — перед Машей.
А вот еще один переживающий эксперт. «В кинематографе скорее возросло любопытство к «русскости», к истокам бессовестного цинизма и неприкрытой жажды власти, которые сегодня, похоже, являются бичом мировой политики. Даже «Крид II» — в соответствии с новым интроспективным настроем Сталлоне на создание франшизы «Рокки» — похоже, может набрать очки за счет включения в его сюжет об отцах и сыновьях элементов истории и наблюдающегося в последнее время у русских упорного неподчинения», — сетует Фил Хоуд из Guardian. И добавляет: все было куда проще, когда их заклятым врагом был тяжеловес под два метра ростом, обещавший их убить. Облегчим жизнь профессорам, экспертам и консультантам. Господа, все это — наша агентура. И Маша, и Крош с Карычем, и Пушкин с Достоевским. А вместе с Чеховым и Толстым — и вся западная культура, которая на них опирается. Поэтому вы от нее и бежите, как черт от ладана, в псевдопостмодерн и инсталляции из дерьма и палок. Вы окружены в этих слепленных бастионах. И искать вам спасения негде. Помните что Маша сделала с волками? Автор: Роман Носиков https://riafan.ru/1123894-masha-i-medved-...
|
| | |
| | |
| Статья написана 20 ноября 2018 г. 16:26 |
*** Ноябрь помертвеет, и выдохнув свет Опавшего золота, станет тоской, И твёрдое "да" на невнятное "нет" Сменяешь в ломбарде зимы колдовской. А тёмные воды замёрзшей любви Покроет броня безразличия-льда. Холодные губы моей визави Рифмуют чуть слышно "вода" и "беда". И вновь заскользит через вечность зимы, От волока к волоку, лодка мечты. Раздельные "я" или слитное "мы"... Я верю: весна возвратится! А ты? 20.11.2018г.
|
| | |
| Статья написана 14 ноября 2018 г. 12:31 |
Леопольд Стафф
14 ноября 1878 года во Львове родился "Аполлон польской поэзии", Леопольд Стафф.
Поэт, драматург, переводчик.
По окончании гимназии учился во Львовском университете (1897—1901). Был участником поэтического кружка, сотрудничал с газетами и журналами.
Затем был редактиром книжной серии «Symposion», а с 1918 в Варшаве – соредактором журнала «Nowy Przegląd Literatury i Sztuki», печатался в газетах «Tygodnik Ilustrowany», «Kurier Warszawski», «Gazeta Polska».
Леопольд Стафф был вице-председателем Общества польских писателей и журналистов (1924), а затем и его председателем (1924—1931).
С 1920 член правления профессионального Союза польских писателей, член Польской академии литературы (с 1933) и её вице-председатель (1934—1939).
Первый сборник стихотворений польского поэта «Sny o potędze» (в переводе с польского – «Сны о могуществе») вышел в 1901 году.
Последующие произведения выходили почти каждые 2-3 года до самой смерти автора.
Л. Стафф прославился и как польский переводчик.
Он делал переводы с античных языков и современных. Известны его переводы с французского, итальянского, немецкого, английского.
С латыни на польский язык поэт перевёл стихотворные тексты Яна Кохановского, с французского — Зыгмунта Красиньского. В его переводах публиковались сочинения Эпикура, Демокрита, Гераклита, «Цветочки» св. Франциска Ассизского, труды Леонардо да Винчи, стихи Микеланджело. Стафф известен как переводчик на польский произведений с французского Дени Дидро, Ромена Роллана, с немецкого И. В. Гёте, Ф. Ницше, Томаса Манна, а также с норвежского Кнута Гамсуна и со шведского Сельмы Лагерлёф и других европейских писателей. Многие переводы польского переводчика выходили с предисловиями и комментариями самого Стаффа.
Леопольд Стафф – лауреат Государственной литературной премии (1927, 1951); получал награды Львова (1929), Лодзи (1931), Варшавы (1938). С 1931 был почётным членом польского Пен-клуба. За свою деятельность переводчика в 1948 г. заслуженно стал лауреатом награды Пен-клуба. Является доктором honoris causa Варшавского университета (1939), Ягеллонского университета (1949).
В России история перевода с польского Л. Стаффа невелика.
В 1971 г. авторская книга Леопольда Стаффа выходила в Москве в переводах с польского А.Эппеля, в издательстве "Молодая гвардия". Творчество Стаффа отражено в ещё одной книге, вышедшей также в Москве, в издательстве "Художественная литература" в 1973 г. Переводчики польского, участвовашие в составлении этой книги "Стихи" – А.Гелескул, Н.Астафьева, В.Британишеский, Д.Самойлов, Л.Цывьян, Е.Благинина и т.д. – но по какой-то причине книга осталась без переводов А.Эппеля.
В более позднее время в больших антологиях польской поэзии появлялись подборки Стаффа. Известны его стихотворения в переводах с польского Льва Гунина.
В 1989 году вышел альманах «Восток – Запад. Исследования. Переводы. Публикации», который завершался переводом с польского языка изящного произведения Леопольда Стаффа — «Китайская флейта». Созданные в начале века во Франции, стилизации польского поэта, воспроизводящие, по выражению переводчика этой антологии Н. Ф. Болдырева, некую «китайскую лирическую мифологему».
Скончался в 1957г. в Скаржиско-Каменне. Похоронен в Варшаве.
К сожалению, полного собрания сочинений польского поэта Леопольда Стаффа в переводах пока не ожидается, да и вообще в России материала по творчеству Стаффа очень мало.
Но и того, что знает русский читатель благодаря работам таких мастеров поэтического перевода, как: Астафьева Н. Г., Благинина Е. А., Гатов А. Б., Гелескул А. М., Дубнова С. С., Живов М. С., Зимина Н. З., Петровых М. С., Рудич В. И., Хелемский Я. А., Хороманский М. К., Эппель А. И. , вполне достаточно для проникновения, погружения и растворения в невероятной поэтической вселенной Мастера.
О хороших стихах не надо говорить — их надо читать.
Впрочем, судите сами.
Вот подборка из нескольких стихотворений автора в замечательном переводе А.М. Гелескула:
Леопольд Стафф
ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Вечерних видений русалочьи тени
Просвета искали в пустыне осенней,
И в серую мглу, в нелюдимые дали,
Пошли под лохмотьями черной печали –
Ненастного мира нездешние гостьи –
Искать себе места на тихм погосте.
А лица в дожде все грустней и туманней...
В печаль и кочевье, в сиротство скитаний
Понурою цепью уходят без звука –
Лишь катятся слезы... Так плачет разлука...
То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Кого-то утратил я в ночь эту злую...
Кого?.. Кто-то умер, по ком я тоскую.
Но кто?.. Вспоминаю я снова и снова...
Кого схоронил я?.. Кого-то родного...
Да... Шло ко мне счастье, но сгинуло в поле.
Любил меня кто-то – не вытерпел боли,
Понявши, что искру в меня не заронит...
Угас сирота – и чужие хоронят...
А где-то пожаом спалило лачуги...
И дети сгорели... Как плачут в округе...
То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Шел демон угрюмый к нездешним пределам
И сделал мой сад пустырем погорелым –
Обуглив деревья, побрел по тропинке
И пеплом засыпал живые барвинки
И, бросив на гряды по каменной груде,
Смертельной тревогой засеял безлюдье...
И, сам растревоженный, в гущу бурьяна
Ничком повалился, звеня оловянно,
И замер на камне, чтоб выплакать, мучась,
Запекшихся слез покаянную жгучесть...
То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
ПОЧЕМУ
Когда счастье бывает полным,
Почему оно так печалит?
Почему самым ясным полднем
Холодеешь, лучами залит?
Или розами нас венчали,
Зацветавшими в непогоду?
Или радость нужна печали
Для приюта, как соты – меду?
Или, счастье оберегая,
По-девичьи она пуглива –
И стоит на песке нагая
У запретной черты прилива?
Почему же от счастья больно,
Где граница печали нашей?..
Свей из терна венок застольный –
И спроси у венка и чаши.
"Там, где скрипка – у врат молчанья
И напев уже еле слышен,
Там, где входят июньской ранью
Зерна гибели в завязь вишен,
Там, где слезы свои напрасно
Память ищет, как ветра в поле, –
И вернуть их уже не властна,
Улыбается давней боли,
Там, где в небе, зарей согретом,
Смотрит месяц в лицо рассвету, –
Там лежит между тьмой и светом
Та граница, которой нету".
С ВЕРШИНЫ
Ткет осень памяти полотна.
Седых туманов белокрылость,
Как мысль о вечности, бесплотна.
Была ты, жизнь, или приснилось?
Так одиноко и светло мне.
Смотрю на лес, на луг белесый.
И все становится огромней,
Как будто видится сквозь слезы.
СТАРАЯ ПЛОЩАДЬ
На синие грани зубчатой стеной расколот,
Надтреснутый месяц дробится на замке старом.
Безлюдно и немо. И только часы, как молот,
Гудят, убивая время глухим ударом.
А в доме напротив потемки еще бездонней
И стены крошатся – и, словно во сне печалясь,
Любовь терпеливо ждет на пустом балконе
Влюбленных, которые в жизни не повстречались.
НАДЕЖДА
Уходишь. Гуще сумрак серый.
Я не окликну. Бог с тобою.
Боишься, мрак разлучит с верой,
Как разлучил уже с любовью?
Слова прощального привета –
А лампа гаснет понемногу.
И я не выйду горечь света
Ронять на темную дорогу.
Все сочтено душой моею,
Тревожно замершей на кромке.
Она пытливей и смутнее
Окна, раскрытого в потемки.
Дневная кончилась морока
Подобно долгому недугу.
Я с ночью встречусь у порога –
И ночь мне будет за подругу.
----------------------------------------------------
|
|
|
облако тэгов
)