Когда расследование проводит частный сыщик, возможности использования технико-криминалистических средств ограничены — непрофессионал не имеет доступа к соответствующим экспертным учреждениям и не умеет надлежащим образом фиксировать вещественные доказательства, чтобы они могли быть использованы в суде и не отвергнуты по требованию адвокатов как недостоверные. В расследовании на первое место выходит психологическая составляющая. Мотив, возможность, средства — три фильтра, с помощью которых частный сыщик формирует круг подозреваемых.

В данном случае возможности и средства имелись у многих сотрудников факультета, поскольку практически каждый из них мог достать ключ от лаборатории, подменить препарат, выяснить порядок проведения опытов по специальным журналам. Возможность совершить преступление и средства к его совершению как фильтры для сужения круга подозреваемых не работали. Оставался только мотив — самый сложный для установления элемент, ведь он существует только в голове преступника и сам по себе никаких следов не оставляет.

В детективной литературе разработаны целые классификации мотивов. Кто-то сводит все криминальные побуждения к двум дефинициям: корысть и месть. Кто-то к трем: корысть, страх и наслаждение. Кто-то полагает, что любая преступная мотивация в конечном итоге завязана на жажду власти в широком смысле слова. Какую бы классификацию преступных мотивов не брать за основу, перед сыщиком встает главный вопрос: кому выгодна смерть жертвы? В случае с Ральфом Ньюфелдом ответить на этот вопрос оказалось весьма непросто, поскольку наиболее явный мотив — корысть — отметался сразу. Он не был богат, не ждал наследства, не страховал жизнь, чисто материально его смерть никому никаких выгод не приносила. Оставались мотивы личные и профессиональные. И здесь перед сыщиком встает следующий важный вопрос: что за человек был Ральф Ньюфелд?

Луис Брейд изучает окружение Ральфа, беседует с его невестой и девушкой, которая была раньше, но невестой не стала. Обе они работают на том же химическом факультете, одна аспирантка, вторая — секретарь декана. Обе имели возможность и средства и могли иметь мотив. Профессиональное окружение погибшего также вызывает вопросы: есть сосед по лаборатории, недолюбливавший Ральфа, есть бывший научный руководитель, с которым отношения были довольно неприязненными. Ральф Ньюфелд предстает человеком талантливым, работоспособным, амбициозныи, замкнутым и неуживчивым. Все, с кем он пересекался в рамках работы и вне ее, отзываются о нем скорее негативно, за исключением матери и невесты.

Жизнь Ральфа Ньюфелда практически вся проходила на факультете. Мир университетского научного сообщества разворачивается широкой картиной — очень непростой мир, полный интриг, страхов, зависти — настоящий серпентарий, который Луис Брейд почему-то рассматривал как тихую заводь для себя, где можно укрыться от суеты и спокойно заниматься научной работой. Если бы не дуновение смерти рядом, вряд ли этот человек смог бы оценить подлинный характер окружающей его профессиональной тусовки. Слишком далек он был от интриг и страхов коллег. Настоящая белая ворона, витающая в облаках. Смерть аспиранта заставила приземлиться и объективно оценить научное окружение, вникнуть в расстановки сил и влияний. Описание научного сообщества в романе столь же интересно, как и собственно детективная линия. Тем более, что Автор сам варился в таком же котле и знал то, о чем пишет.

Когда в расследовании не участвует криминалистика, главным инструментом становятся так любимые Эркюлем Пуаро "серые клеточки". У преподавателя университета клеточки эти весьма тренированные, так же, как наблюдательность и память. Люди говорят, сыщик слушает, запоминает, сопоставляет. В конце концов из плотной массы слов проступают те, которые диссонируют с остальными. Один человек сказал то, чего не должен был говорить. Другой человек припомнил случайно услышанный диалог, допускающий неоднозначную интерпретацию. Всё это не имело прямого отношения к убийству, говорили совсем о другом, причем разные люди и о разном, но за шумовой завесой слов проступила тоненькая ниточка лжи. Ухватившись за нее, можно было распутать сложный клубок разнородных мотиваций и найти тот узелок, который и стал поводом к преступлению.

Преступление в чём-то сродни научной проблеме. Наблюдая реакцию среды на воздействия определенного рода, сыщик и ученый делают вывод о действиях людей или препаратов, предшествующих проявленной реакции. Луис Брейд оказался хорошим сыщиком, хотя и вел расследование впервые.

Вот только понять мотив преступника и воссоздать в воображении картину преступления недостаточно для привлечения виновного к ответственности. Суду нужны доказательства. Это вторая проблема, с которой сталкивается частный сыщик. Самый эффективный, а в данном случае и единственно возможный способ ее решения, — провокация. Преступника надо заставить проявить себя: признаться, напасть, сделать попытку уничтожения того, что считает уликой, совершить какое-то иное действие, которое суд однозначно истолкует как признание вины. И Луис Брейд создает такую ситуацию, а полицейский детектив ему подыгрывает, причем экспромтом. Два сыщика — профессионал и вынужденный защищаться дилетант, но с научным складом мышления — независимо друг от друга прошли параллельными путями и, оказавшись в точке рандеву с возможным преступником, которого нечем припереть к стенке, сработали как напарники. Причем у Азимова это получилось столь же достоверно, как и описание околонаучных интриг.

Сильной стороной данного детективного романа является внутренняя логика сюжета. Внимательный читатель придет к тем же выводам, что и оба сыщика, как только поймет смысл одной из двух ключевых фраз причастных лиц. Личность преступника остается скрытой до финальной сцены, поскольку Азимов умело вплел в повествование профессиональный научный сленг и разнес проговорки по времени и персонажам. Мы слышим фразу и понимаем ее, а второе значение долгое время ускользало даже от преподавателя химии. И даже когда второй смысл стал понятен, вопрос "кто убил?" не имел очевидного ответа. Когда же истина открылась, все кусочки сюжета логично выстроились вокруг нее.

Азимов написал хороший детектив. Луис Брейд в качестве сыщика сработал не хуже Эркюля Пуаро, хотя и гораздо медленнее, ведь для него это было личное расследование и в первый раз. Не случайно в издании 1991 года "Дуновение смерти" издано под одной обложкой с "Испанским сундуком" из цикла о расследованиях великого бельгийца.

Завязка погружает в атмосферу нуара: ночные улицы, порочные красавицы, жаждущие развлечений завсегдатаи городской ночи, среди которых надо найти тех, чье развлечение – убийство. Затем сюжет уходит в полицейский триллер, где много страха, крови, жестокости. Границы триллера расширяются вглубь человеческого сознания, ведь метод полицейской работы – НЛП, ориентированное на контрольные слова и образы, заложенные природой в подсознание любого из нас.

Постоянно происходит смена подозреваемых – вот, кажется, преступник установлен точно, но акцент переносится на некую деталь, и уже сложившая картина событий резко изменяется, не теряя при этом цельности. Ничто не появляется извне в дополнение, всё заранее было показано в созданных автором мизансценах, изменился только ракурс наблюдателя, участника, аналитика. Такая подача материала держит в напряжении до самого финала.

При этом автор постоянно отвлекает внимание читателя на литературные отступления. Идейной основой романа является творчество Шекспира: в его пьесах психолог Виктор Женс увидел ключи к проявлениям псинома, позволяющие управлять поведением человека, на этих пьесах обучаются полицейские «наживки», Каждая глава основана на одной из шекспировских пьес. Одна пьеса – одна маска. Затем появляется пьеса-универсум и общий план: итоги всего творчества и жизни Шекспира как подводка к теории псинома.

Шекспироведческий план романа не менее увлекателен, чем детективный. Вместе они успешно выполняют анестезирующую функцию, дают возможность дозировано воспринять по настоящему страшные вещи – препарирование психологии маньяка-убийцы, вскрытие побудительных причин его действий, возможности прогнозирования и управления его поведением, и, самое главное, цену вопроса. Методики подготовки и использования полицейских агентов-«наживок» таковы, что сами граничат с преступлением. Разработав эффективную методику выявления и поимки маньяков-убийц, ученые в очередной раз создали супероружие, против которого ни у одного человека нет защиты, так как разрушающий элемент заложен природой в каждого.

Можно сказать, что перед нами детектив-антиутопия. Маняков ловить надо, но надо ли ловить их так? — вот в чем вопрос.

Сюжет политического детектива обычно сконцентрирован на практике работы спецслужб. Филип Дик не следует данной традиции, он выстраивает чисто приключенческий сюжет, главный герой и фокальный персонаж которого хотя и является сотрудником ЦРУ (да, да, оно и в мире будущего осталось), но действует как частное лицо, не связанное каким-либо служебным заданием. В центре внимания героя семейные, материальные, личные, карьерные проблемы, но никак не судьбы планет и бывших соотечественников. В межпланетный конфликт он вовлечен по стечению жизненных обстоятельств, случайно. И лишь по немногим косвенным признакам можно предполагать присутствие за кадром облеченных властью кукловодов. Таких кукловодов я насчитала аж четырех. Каждый из них пытался подтолкнуть героя к определенным поступкам, которые в итоге могли бы повлиять на расстановку сил и интересов.

Методы работы спецслужб и сама тактическая операция в романе не раскрываются. Но две методологические проблемы, с которыми сталкиваются земные спецслужбы в мире состоявшегося межпланетного контакта, Филип Дик проиллюстрировал весьма наглядно.

Первая проблема связана с внедрением агента-человека в окружение, где есть негуманоиды с отличными от человеческих органами восприятия окружающего мира. Как установить пределы восприятия негуманоидного существа, которое не имеет органов зрения? Как скрыть намерение от того, кто может считать мысль? Как воспротивиться внушению? В романе нет ответа на эти вопросы. Если ЦРУ пыталось внедрить главного героя в медиаструктуру, с которой контактировал эмиссар финансовых кругов Альфы II (а на мой взгляд, именно это происходило, когда герой якобы по собственной инициативе пытался подработать), то попытка эта оказалась неудачной и другой быть не могла. Внедренный "в тёмную" человек агентом не является и действует соответственно. А любые формы информированности или нейропрограммирования негуманоиды вполне способны распознать.

Вторая проблема связана с адекватностью оценок психологии политического противника. Звездные торговцы Пола Андерсона всегда умели точно оценить менталитет внеземных контактеров и найти нужные аргументы и методы воздействия. У Филипа Дика не так. Его земляне смутно представляют себе психологические особенности альфанцев и не принимают во внимание даже вещи достаточно очевидные. Обычный землянин привычно отделяет психически здорового человека от душевнобольного. А для негуманоидного существа эта разница не очевидна. Если отношения сотрудничества можно установить как с Землей, представляемой условно здоровыми людьми, так и с Луной Альфы II, все жители которой по меркам землян психически больны, то обе эти группы принимаются как годные партнеры по контакту. Только аргументы убеждения и методы воздействия для каждой из этих групп разные.

У Филипа Дика альфанцы поняли некоторые нюансы психологии человека гораздо лучше, чем сами люди. Люди же не слишком преуспели в постижении инопланетной психологии. И это сделало возможным проведение специальной операции, образующей сюжет романа. Суть этой операции раскрывается лишь в финале, который заставляет полностью переоценить все события сюжета.

Филип Дик создал уникальный политический детектив. На протяжении всей книги мы наблюдаем приключение, за сценой которого усматриваются уши спецслужб и межпланетной наркомафии. Финальный же аккорд представляет собой хлопок одной ладонью, которая изначально была единственной.

Герои основной четвёрки по стечению обстоятельств объединяются, и начинается головокружительный квест. Голова по ходу развития сюжета действительно идёт кругом — и у героев, и у читателя. Каждый участник команды преследует свою цель, пытаясь обвести вокруг пальца приятелей-соучастников. Действие происходит в Мексике — стране с древнейшей, мистической культурой. И герои попадают в сферу действия индейской магии. С ними начинают происходить совершенно несусветные вещи, корыстные планы хитрых авантюристов разлетаются в прах — тут уже не до выгоды, тут как бы здравый рассудок сберечь.

Надо сказать, что на внезапные странности бытия герои реагируют на редкость хладнокровно. Психика у них устойчивая, как полагается героям авантюрного боевика, в той или иной мере причастных к миру криминала. Магический элемент уже ворвался в действие, но сюжет довольно долго балансировал на грани-развилке, когда можно было двинуться как в сторону реализма через развитие детективного элемента — героиня ведь циркачка, фокусница, и фармакологические препараты бывают самые разные — так и в сторону фэнтези с магией-мистикой.

Переломным моментом сюжета стала вторая детективная линия, когда в Нью-Йорке появился двойник героини, и вся компания выдвинулась в Америку, дабы расследовать данное обстоятельство и вывести мошенников на чистую воду. Здесь еще можно было остаться в рамках реализма, но Автор не захотел. Он предпочел развить свой вариант стивенсоновского сюжета о физическом разделении протагонистов внутри одной личности. Детективный сюжет был отброшен окончательно, действие пошло по направлению городского фэнтези и мелодрамы.

Фэнтези получилось так себе: волшебство не вписалось в мир криминального Нью-Йорка, и до рамок полного сюрреализма не дотянуло. Да и идея разделения личности на фоне классического исходника сама по себе сыграть не могла. Роман спасла любовная линия. Разделиться-то они разделились, а вот заставить парня сделать выбор между двумя половинками целого не смогли, и отказаться от любви не смогли тоже. Криминальные планы героев в очередной раз рухнули под натиском иррационального. Это было немножко наивно, но трогательно и очень по-человечески.

Герои и бандиты решали свои серьезные дела, строили планы о власти и деньгах, а Мира и Мира метались в порывах любви, ненависти, активного неприятия и полуосознанной неразрывности друг друга, вступив в этом поединке с самими собой на грань жизни и смерти. Любовная линия в романе очень хороша. Благодаря ей хаотичное действие обрело смысл и новую порцию юмора, время от времени вытесняемого трагическими нотками. Нью-Йоркский этап приключений получился не менее увлекательным, чем мексиканский: события смешные и печальные, нелепые и разумные постепенно сложились в единое более-менее стройное целое с изрядной долей сумасшедшинки, как и должно быть, если в жизнь обычных людей внезапно вмешивается древнее волшебство.

А вот финал разочаровал. Какой-то он нелепый и слишком сладкий получился. Когда дело дошло до летающего ребенка, подумалось, что Автор утратил чувство меры. Но нельзя исключить, что такой финал — завершающая шутка Автора, решившего напоследок посмеяться над читателями, героями, жанрами и самим собой, вывернув первоначально заявленный криминальный сюжет в дамскую мелодраму.

В романе этом детектив был нам обещан дважды, и оба раза помахал ручкой. Луна не благоприятствует сыщикам и дедукции, когда в обычный мир вторгается волшебство.

Слова "немецкий детектив" мне не говорят ничего. От имени немецкого автора Милорад Павич представил историю "Человек в белом" — полицейский детектив, в финале обретающий элементы триллера. На малом объеме текста ход расследования показан схематично, но основное обозначено: убийство из ревности, ошибки в мелочах, подмеченные наблюдательным сыщиком и позволившие изобличить настоящего преступника, фатальная недооценка степени опасности убийцы. На мой взгляд, данный сюжет вполне подошел бы французскому автору.

Армянских детективов мне тоже читать не доводилось. Приписанный армянскому автору рассказ "Бумажный театр" не является детективом в чистом виде. Это история о преступлении, которого никто не заметил. Но сама убийца прожила жизнь с памятью о содеянном. На склоне лет она решила раскрыть свою тайну.

"А ты знаешь, как погиб мой брат Хачатур?" — спросила она свою юную правнучку. "Какая мне разница, как погиб тот, кого я никогда в жизни не видела?" — ответила девушка.

Не знаю, насколько такой диалог соответствует армянской культурной традиции, равно как и то, что девочка в процессе игры сознательно убила брата, который так же сознательно хотел убить ее. По книгам Агаси Айвазяна и Наринэ Абгарян складывается несколько иное представление об этом народе.

Детективные сюжеты "Бумажного театра" сами по себе прекрасно читаются. Автор сумел наделить их самобытностью и стилистической индивидуальностью. Но при этом кажется, что он перепутал национальности и страны.Театральная постановка имела успех, но в выданную зрителям программку вкралась опечатка, или суфлер подсказал актерам текст чужой пьесы.